«За десять минут»

За десять минут (fb2) - За десять минут (пер. Наталия Ткаченко) 2185K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кьяра Гамберале

Кьяра Гамберале За десять минут

© Chiara Gamberale, 2013

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2016

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2016

© ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”», г. Белгород, 2016

* * *

Посвящается Yab, каждой минуте ее будущего

В каждом человеке есть скрытые возможности, с помощью которых он может постичь весь мир.

Рудольф Штейнер

Всю свою жизнь я провела в доме в предместье Рима. Я родилась в этом доме, здесь я жила со своими родителями, потом их сменила череда всяческих соседей, и наконец появился мужчина, которому суждено было стать Моим Мужем. И вот я замужем уже десять лет, восемь лет веду в одном еженедельнике рубрику «Воскресные обеды». Каждую неделю, с воскресенья по воскресенье, я посещаю новый дом и новую семью со своими традициями, обычными или нелепыми, о чем потом повествую в своей рубрике.

Почти год, с октября 2011 года по сентябрь 2012 года, Мой Муж настойчиво поговаривал о переезде в город, а потом уехал в Дублин на семинар и за день до своего предполагаемого возвращения позвонил… Он сообщил, что не вернется, и просил, чтобы я не беспокоилась, ведь с ним все в порядке и даже лучше, чем в порядке: он понял, как ему хорошо без меня. В общем, он решил, что какое-то время ему нужно отдохнуть от работы, от нашего брака и немного подумать. Наедине с собой. В Ирландии.

Мой директор не был таким сентиментальным, как Мой Муж. Он отправил меня в отставку молча, без трогательных слов. Место моих «Воскресных обедов» заняла рубрика «Любовные письма», которую ведет некая Таня Мелодия, победительница последнего выпуска реалити-шоу «Grande Fratello»[1].

Мои родители, мой брат, мои друзья старались быть рядом – по крайней мере, как могли, создавали эту иллюзию. В первое время они принялись по очереди ночевать у меня дома, выводить меня в кино, в парк на караоке, на стадион. Они старались не оставлять меня одну на выходные, не уклонялись от долгих и мучительных телефонных разговоров, где не было слова «ты» (как у тебя дела? что ты думаешь? что ты делаешь?), а было только «я» (я не могу больше жить, мне плохо, я хочу умереть, что я буду делать теперь?).

Но, повесив трубку, все они возвращались в свой мир, в свою жизнь.

А мне некуда было возвращаться, потому что мой мир рухнул, рассыпался, превратившись в пыль.

Моя жизнь, израненная и растерзанная в клочья, вращалась, как бесформенная масса, вокруг невидимой оси под названием «полное замешательство».

Я ложилась одна в холодную постель с единственной надеждой – не проснуться на следующее утро. Мне казалось, что незачем больше жить, потому что единственная настоящая любовь у меня уже была, и лучшие свои романы я уже написала, и не смогу написать другие, поскольку лучшие годы позади и уже ничто не сможет так глубоко затронуть мою душу, как впечатления детства в моем старом доме в Викарелло. Моим сознанием владела единственная навязчивая мысль: «Зачем я живу? В чем смысл моей жизни? Что я делаю на этом свете?»

По понедельникам эти вопросы облачались в звуковую форму на сеансах у психоаналитика.

После множества безрезультатных сеансов она, раздраженная мной и вдохновленная учением Рудольфа Штейнера, бросила вызов:

– Вы хотите сыграть в одну игру?

– …

– На протяжении месяца, начиная с этого момента, всего лишь десять минут в день делайте то, чего вы никогда в своей жизни не делали.

– Как это?

– Вы должны делать то, чего ни разу не делали за все свои тридцать пять лет.

– Почти тридцать шесть…

– Хорошо, тридцать шесть. Но это должно быть что-то новое.

– На протяжении месяца?

– Да.

– Десять минут?

– Десять минут.

– Но вы уверены, что это подействует?

– Зависит от вас. В такие игры играют только серьезные люди. Если решитесь начать игру, вы не должны пропустить ни одного дня.

– А потом?

– Что потом?

– Какой будет выигрыш? Я смогу вернуть свою прежнюю жизнь?

– Увидим через месяц. А пока начните игру и смотрите – не пропускайте ни единого дня и не обманывайте! До встречи, Кьяра.

– До встречи.

В конце концов, я ничего не теряю – в этом и заключалась моя проблема.

Подходящий случай это доказать.

И я начала игру.

Далее вы прочитаете мой дневник, который я вела в течение этого безумного месяца.

Лак цвета фуксии

3 декабря, понедельник рассвет 7:20 – закат 16:40

Кабинет моего психоаналитика находится в центре Рима, буквально в нескольких шагах от нашего дома, дома, куда мы с Моим Мужем перебрались за пару месяцев до его звонка из Дублина. Между домом и кабинетом психоаналитика располагается салон красоты «Isla»[2], в котором работают Кристина и Тициана – мои новые знакомые, две близкие души в совершенно незнакомом квартале огромного чужого города. С тех пор как меня бросил муж, весь окружающий мир кажется мне подозрительным и враждебным, несущим неотвратимую угрозу моему существованию.

Я провела всю свою жизнь в небольшом городке неподалеку от Рима. Городок веками скучал в полудреме, раскинувшись на берегу тихого озера.

Там у меня было все: грусть, счастье, скука, боль, детство с грязными коленками и корью, ночные страхи десятилетнего ребенка, ужасные секреты пятнадцатилетнего подростка, разочарования двадцатилетней и двадцатипятилетней девушки, стрижка каре, волосы короткие, волосы длинные, а рядом жили мои домашние: мама готовила на кухне, папа приходил и уходил, появился брат, появилась собака, кошка, потом другая собака, поселились соседи, потом их сменили другие соседи. Первая любовь, первые слезы разочарования, новая любовь… Я была желанной, я была покинутой, я была счастливой и печальной, потерянной, кретинкой и женой…

Но что бы ни происходило в моей жизни, я всегда чувствовала себя защищенной. Я сказала бы, защищенной от жестокой реальности.

Будучи уже взрослой, я еще не понимала, как это – быть взрослой на самом деле, и в полной мере не брала на себя ответственность быть взрослой. Мне достаточно было постучаться в дверь соседнего крыльца, появиться в доме родителей и перекинуть на них все свои мелкие житейские проблемы. Наверное, я никогда не осмелилась бы оторваться от них, если бы… в старом доме не испортилась электрическая проводка, а трескающиеся стены не требовали основательного и длительного ремонта, если бы не постоянные сетования Моего Мужа на то, как ему надоело тратить каждый день по два часа на поездку в офис, вместо того чтобы дойти туда пешком, а мне, не умеющей водить машину, не надо было бы жить в поезде. И когда Мой Муж в сотый раз предложил купить дом в Риме, я согласилась. В конце концов, для меня было не важно, где я живу; самое главное, что Он рядом со мной.

И вот спустя два с половиной месяца он меня оставил одну в этом проклятом доме, проклятом квартале, проклятом городе.

Единственное место, куда меня тянуло, был салон «Isla», островок радушия и искренней симпатии. Обычно люди, работающие в большом городе, вынуждены прятаться за любезными, но безликими масками с фальшивыми улыбками доброжелательности. Но Кристина и Тициана к таковым не относились, и я это заметила во время нашей первой встречи. Тициана всегда веселая, даже когда серьезная, с широко открытыми глазами, живым лицом, она похожа на героя смешного комикса, который тебя смешит, но в то же время незаметно для тебя вселяет мысли о том, как парадоксально быть человеком, и заставляет думать о Боге.

Кристина, владелица салона, – полная противоположность Тицианы. Она всегда погружена в молчаливые размышления, взгляд ее глубокий и умный, она обожает читать и купаться в море, причем ее погружения в морские волны так же задумчивы и всепоглощающи, как и ее погружения в раздумья.

Конечно, возвращаясь домой от психоаналитика, я не могла пройти мимо их салона. Дверь мне открыла Кристина.

– У тебя есть немного времени?

– Сколько тебе нужно?

– Десять минут.

Кристина и Тициана всегда меня упрекали в том, что я не могу осмелиться на какую-нибудь выходящую за рамки обыденности процедуру, например экстремальную депиляцию или экспериментальный массаж. Видимо, представители этой профессии испытывают особую потребность вытянуть клиента из «общества сдержанной добропорядочности» и проделать с ним что-то более откровенное.

– Хорошо, входи.

Как только я рассказала об игре «Десять минут», в глазах Тицианы появился дьявольский огонек. Она стала энергично рыться в ящиках, где хранилась коллекция лаков для ногтей. Меня охватила тревога.

Она выбрала яркий цвет фуксии, с блестками.

Мне стало еще страшнее.

– Только не на руки!

– Нет. И на руки, и на ноги. Садись, снимай туфли. Потратим больше десяти минут. Но это ведь не важно? Что там говорят правила игры?

Снимаю туфли, сажусь.

Единственный цвет лака, на который я никогда не согласилась бы, – это, пожалуй, черный.

Это потому, что ты не хочешь, чтобы тебя воспринимали как издерганную конвульсиями женщину, которая пишет только ради того, чтобы разобраться в себе. «Ты хочешь выглядеть озабоченной, иметь бледное лицо, усталый, даже слегка нездоровый вид, чтобы подчеркнуть свой ум», – говорили мне Кристина и Тициана.

А я говорила, что избегаю ярких красок, потому что боюсь реальности. Мне кажется, что яркие краски как бы подталкивают тебя двигаться вперед, не останавливаться.

«Это потому, что твой отец хотел первенца мальчика и ты никогда не хотела его разочаровывать», – говорил Мой Муж.

Тем временем Кристина нанесла на мои ногти слой прозрачного лака.

– А для чего нужна эта игра «Десять минут»?

– Не знаю, врач не объяснила. Может быть, для того чтобы занять чем-нибудь мой мозг, заполнить пустоты, которые в нем образовались, навести порядок в моем сознании, а значит, в моей жизни.

– Все равно пустота и беспорядок в твоей голове и душе – это лучше, чем твой муж. Помнишь, когда ты пришла к нам первый раз и ссорилась с ним по телефону? Не знаю почему, но я сразу поняла, что вы вместе долго не протянете.

Я им еще не рассказала, что после нашего разрыва Мой Муж уже предпринял несколько попыток сблизиться.

Через три недели, проведенные в Дублине, Сиобан, переводчица, с которой он познакомился на семинаре, ему поднадоела, и он отправился в Нью-Йорк в один джаз-клуб колоть лед для мохито. Он уехал, для того чтобы сладостно жить или сладостно умирать – в зависимости от того, с какой стороны на это посмотреть.

Тем временем наступил сентябрь, отпуск закончился, и он вернулся на работу с непогрешимой репутацией лучшего адвоката своей конторы. На одном из заседаний суда он увидел дочь обвиняемого, которого защищал. Девчонка с длинными косичками и тревожным взглядом обнимала плюшевого жирафа, как будто это было единственное существо на свете, которому можно было довериться. Невообразимо, но у Моего Мужа случился приступ паники: сердце бешено заколотилось, все тело обдало жаром, потемнело в глазах. Очнулся он на полу, ногами вверх, в окружении испуганных людей, присутствовавших на суде.

Та девочка напомнила ему одного человека.

Этим человеком была его жена.

Я и Мой Муж познакомились, когда нам было по восемнадцать лет.

Наш лицей участвовал в новой программе министерства образования, которая предполагала работу психолога в учебном заведении.

Классные руководители должны были выбрать в каждом классе по одному ученику, нуждавшемуся, по их мнению, в психологической помощи. И вот в первой группе оказались мы с моим будущем мужем.

– Ты почему здесь? – спросил он.

– Потому что мне кажется, что я ем слишком много, а мои родители и учителя считают, что я ничего не ем. А ты?

– Потому что моя мать влюбилась в свою знакомую, хиромантку, и недавно бросила нас с отцом.

– Печально…

– А мне по барабану.

– Тогда почему ты здесь?

– Потому что мои преподаватели считают, что меня это сильно удручает. Слушай, какие у тебя классные косички, такие длинные…

– А у тебя желтые глаза.

Именно тогда все и началось между нами.

Мы выросли вместе: так думали все, так думали мы. Наши тела и сознание росли вместе, по крайней мере нам и всем окружающим так казалось. На самом деле мы двигались и развивались параллельно – кто-то быстрее, кто-то медленнее. И однажды, вместо того чтобы догнать и сравняться, один из нас выбрал другое направление и отправился в Нью-Йорк.

Наша любовь и раньше переживала разочарования и противоречия, но особо остро это начало ощущаться перед поездкой Моего Мужа в Дублин. Однажды, пакуя вещи в коробки для переезда в Рим, он сказал: «Сейчас, как никогда, я чувствую крепкую, почти болезненную связь с тобой». Тогда его слова показались мне романтическим признанием в любви, но теперь я понимаю, что он говорил о своем недуге, патологическом симптоме.

– Чудесно! – прервала мои мысли Кристина.

Я взглянула на ноготь большого пальца яркого цвета фуксии и чуть не упала в обморок. Когда Кристина взялась за следующий палец, мне захотелось закричать: «Помогите!»

– Ты уже начала писать новый роман? Сосредоточься на работе, творчестве, и хватит страдать.

Второй палец, третий палец, четвертый…

– Ты права, но с романом тоже есть кое-какие сложности. Чего-то не хватает. В двух словах сюжет таков: в супермаркете две женщины наблюдают друг за другом – кто какие покупки делает. Одна – явно одинокая женщина, искусительница мужских сердец, полная энергии, искрометного задора и чувственности, другая – типичная мать, домохозяйка, нашедшая спокойную жизнь в тихом семейном гнездышке. И эта жизнь ее устраивала до тех пор, пока она не почувствовала, что в этом спокойствии и защищенности начинает задыхаться.

– Начало мне нравится.

Мизинец. Такой маленький и тоже ярко-розовый.

Какая мерзость!

– Проблема в том, что не могу найти подходящие слова, чтобы выразить чувства своей героини Эрики, матери семейства. Странно, сердцем я ощущаю ее эмоциональное состояние, а словами выразить не могу. Не хватает одного, ключевого слова.

– А в чем сама драма?

– Да в общем и нет никакой драмы. Тебе приходилось когда-нибудь ощущать, что в твоей жизни нет главного, нет тебя?

– Конечно, приходилось. Тогда кажется, что ты погружаешься в вакуум.

Погрузиться. В вакуум. Погрузиться в вакуум.

Мне кажется, что я подвешена в вакууме – в прозрачном пластиковом пакете, сквозь который вижу мир, а мое тело отчаянно стремится вырваться наружу, задыхаясь и изнемогая.

Может Эрика чувствовать то же самое?

– Давай левую.

Быстро и незаметно прошли первые десять минут моей игры.

Двадцать пальцев, двадцать ярких ногтей цвета фуксии. Как непривычно… Они мне не нравятся. Мне даже кажется, что они не мои.

В любом случае эти десять минут не прошли даром, ведь Кристина подсказала мне ключевые слова, позволяющие глубже проникнуть в образ моей героини.

Иногда в последнее время мне кажется, что, как бы это выразиться, я погружаюсь в вакуум.

Красивое, правильное выражение.

Идеальное выражение для описания сцены в супермаркете.

Конечно, это заслуга Кристины, игра тут вовсе ни при чем.

Хотя если бы я не согласилась начать игру, я бы не зашла в салон.

Хм.

В общем.

Стоит продолжить.

Спортивный зал в центре

4 декабря, вторник рассвет 7:21 – закат 16:39

Конечно, в Викарелло был спортивный зал. И это была одна из самых болезненных для меня тем при переезде в Рим.

В Риме, особенно в его центре, трудно найти место для такого громоздкого сооружения, как спортивный центр.

– Здесь все «левое»! – злилась я на мужа.

– Ты тоже, – заметил он.

– Я поняла, но спортивный зал должен быть «правый». Ты заходил в спортзал под нашим домом? Похож на читальный зал библиотеки. Администратор – бывшая библиотекарь, с умным видом и интеллигентными шутками.

– Я думал, тебе нравятся такие люди.

– Да, но только не в спортивном зале. Спортивный зал для меня – как детский садик с доброй нянькой по имени Физическая Активность, которая может успокоить и убаюкать мои нервы. Не хочу, чтобы рядом со мной на беговой дорожке оказалась какая-нибудь анорексичка, борющаяся с последним налетом мяса на костях.

– У тебя тоже были проблемы с анорекс…

– Вот именно! Я хочу отвлечься, хочу, чтобы меня окружали другие люди, лучше меня. Не хочу никакого сочувствия, хочу раствориться, быть прозрачной и незаметной. Не хочу видеть рядом с собой таких же слабых и ущербных, как я, обмениваться с ними таблетками от бессонницы, предположениями о том, почему покончил с собой Дэвид Фостер Уоллес[3], и жалобами на неэффективность антидепрессантов.

– В нашем квартале должны быть другие спортивные клубы. Делай, как знаешь…

«Делай, как знаешь…»

Фраза, которая часто слетала с уст Моего Мужа, когда он хотел отстраниться. Фраза, которую так же часто произносила я.

«Делай, как знаешь…»

Так становятся глухими, когда страх потерять побеждает желание удержать.

Так я и сделала. Вместо того чтобы посещать культурный центр, замаскированный под спортивный зал, и доверить свои нервы доброй няньке по имени Физическая Активность, я ходила пешком из дома в дом героев Моей кулинарной Рубрики «Воскресные обеды».

Я часами ходила пешком по городу.

Но в июле Мою Рубрику закрыли, и мне некуда стало ходить. А мучавшая по ночам бессонница дала понять, что без няньки не выкрутиться. Утром, очнувшись от своего обычного подобия сна, своими, а точнее «чужими», пальцами с ногтями цвета фуксии я набрала в строке поиска Google: БОЛЬШОЙ СПОРТИВНЫЙ ЗАЛ В ЦЕНТРЕ РИМА. Кликнула на первую в списке ссылку: «Спортивный центр “Royal Club” на улице Барберини».

Сегодня погода не радует, холодно, идет дождь.

Но я встаю и иду.

Конечно, не в двух шагах от дома, как это было в моем тихом добром старом городке, где все было так удобно, надежно и на всю жизнь: Моя Улица, Мой Муж, Моя Рубрика. Но и не так уж далеко. Я шагала по древней брусчатке, проникая в узкие улочки с многовековой историей. Неприметный вход, лестница, ведущая в просторный подземный зал, зеркала, тренажеры. На беговой дорожке энергично вышагивала длинноногая девушка, загоревшая, как будто на улице был август; откровенная футболка с надписью: «БЕЗ НЕЕ Я ЕЩЕ КРАСИВЕЕ» облегала идеальное тело. Она соскочила с тренажера и подошла ко мне. За несколько минут все было готово: заполнена анкета, выдан абонемент. Я даже сыграла в лотерею, которую мне предложила владелица клуба: выудила из велюрового мешочка номерок и выиграла маленькое полотенце с фирменной надписью клуба.

Скрипка

5 декабря, среда рассвет 7:22 – закат 16:39

Обычное серое утро. Необычные ногти цвета фуксии. Готовлю кофе, пишу роман, первый раз иду в спортивный зал.

Полчаса на беговой дорожке, пятнадцать минут на велосипеде, двадцать минут качаю пресс.

Кроме мужчины, который вместе с личным инструктором борется со своей ишиалгией, нет никого. Три из шести телевизоров транслируют кулинарное шоу «La prova del cuoco»[4], два настроены на телемаркет, один – на спортивный канал «Rai Sport». На горизонте не вижу своих ужасных двойников, «Royal Club» пока меня не разочаровывает.

Возвращаюсь домой, пишу роман, глотаю йогурт с кусочком сладкого рулета. С тех пор как меня бросил муж и мне не надо больше изображать из себя нормального человека, который регулярно и полноценно обедает и ужинает, я питаюсь от случая к случаю, довольствуясь тем, что попадется под руку в данный момент моей жизни.

Звонок в домофон. Это Родриго. Красивый внешне и сложный внутри. Автор, композитор и музыкант группы «Afterhours».

Возможно, то, что происходит в моей душе, абсурдно, но это нас сближает – слова из его песни. Эти слова о нас.

Мы познакомились пару лет назад во время создания музыкального трейлера для рекламного ролика моего последнего романа. С тех пор наше знакомство переросло в крепкую дружбу.

Он родился в Сан-Паулу, в Бразилии, живет то здесь, то там. Сейчас обосновался в Милане, но, когда прилетает Рим, приземляется на маленьком аэродроме – на нашем диване в гостиной.

На моем диване.

Никак не могу привыкнуть, что нет больше слова «наш», есть только «мой». Это новое жилище после переезда казалось мне каким-то подобием Ноева ковчега, куда волею судьбы либо Божьим Провидением погрузили нашу пару, подобно парам других земных тварей, чтобы спасти от Всемирного потопа. И мы плыли в этой лодке, одинокие, изолированные от внешнего мира, ради того, чтобы выжить.

В старом доме все было по-другому: наша дверь всегда была открыта для родных, друзей, знакомых. А когда дверь закрывалась, оставались мы вдвоем – я и Мой Муж. Теперь, когда закрывается дверь нового дома, мы тоже остаемся вдвоем – я и Мое Одиночество. Я чувствую себя, как в закупоренной колбе, в вакууме, и отчаянно карабкаюсь вверх по скользким стенкам в надежде выбраться наружу, но все мои усилия оказываются напрасными.

Потерянные, одинокие люди, как я, имеют ярко выраженный инстинкт, подталкивающий их к общению со счастливыми людьми, крепкими парами или парами с сомнительной верностью, но идущими вперед вместе, как минимум устраивая добрые семейные пикники по выходным. Я не исключение: подобно лыжнице на скоростном спуске, вихрем промчалась по семьям моих знакомых. Они отвечали вежливой взаимностью, навещали меня, мы пили кофе, смотрели футбольные матчи, болтали.

Но, закрывая за ними дверь, я понимала, что в мой вакуум не проникла ни одна молекула воздуха, пустота вокруг меня только сгущалась.

Исключение составлял Родриго. Вместо того чтобы приходить и уходить, как все остальные знакомые, он оставался у меня на несколько дней, наполняя мой вакуум живительным воздухом.

– Итак, как дела?

– Все плохо, спасибо: никакой работы, никаких мужчин.

– Как никакой работы? Ты же пишешь роман?

– Роман – это не работа, это увлечение.

– Ты смотри, как тебе повезло: редко у кого совпадают работа и увлечение. Я тоже везунчик. Я всегда об этом помню, особенно когда дотрагиваюсь до струн моей скрипки.

Как всегда, он прав.

– Но Моя Рубрика дисциплинировала меня, я чувствовала ритм жизни, движение вперед. Пока…

– Не начинай, твой муж ушел, хватит. Кьяра, прошел уже целый год.

– Хорошо, молчу. В общем, что я могу тебе сказать? Роман тоже завис в пустоте, и, кажется, сюжет зашел в тупик.

– Попробуй хоть раз взглянуть в глаза своей пустоты по-доброму.

– Пыталась, они ужасные.

– Кто?

– Глаза пустоты…

– Не преувеличивай. Бедненькая дурнушка пустота, она просто слегка косоглазая! Почему мы с тобой так и не влюбились друг в друга?

– Чтобы не испортить нашу дружбу.

– Да…

Мы вышли прогуляться. Несколько дней шел дождь, но сейчас кое-где сквозь серые тучи проглядывает лазурное небо, предвещая солнечную погоду.

Родриго не умолкает, рассказывает все подряд: о туре своей группы в поддержку нового диска «Padania»[5], о загадочном и увлекательном мире хип-хопа, о новой знакомой, совсем не похожей на других, о том, как часто его беспокоит боль в предплечье.

Мне вспомнилось, что в первые дни после звонка Моего Мужа из Дублина, когда кто-то разговаривал со мной, я видела только движение губ, но ничего не слышала и не понимала. А в голове звучали слова: «Твой Муж ушел, Твоего Мужа нет». Прошел месяц, два, три, полгода, пришло лето.

Джанпьетро, мой давний добрый приятель-гей, вытащил меня на море в Форментеру, где живет его друг. И вот там одним августовским утром, сидя на веранде, любуясь морем и выкуривая сигарету под кофе, я, не знаю почему, впервые поняла, что мне удалось выжить. Солнце оставалось солнцем, море оставалось морем, Джанпьетро оставался Джанпьетро… Сначала стало как-то не по себе, стыдно, что ли, мне даже показалось, что я предала Моего Мужа, потому что, оказывается, я могу без него дышать, есть, писать роман, в общем – жить.

Вот и сейчас, понимая, что, слушая Родриго, я слышу Родриго, а не голос моей растерзанной души, я испытала похожее чувство: я выжила, и жизнь продолжается!

Я рассказала Родриго об игре «Десять минут». Он остановился, развел руками, как фокусник в момент кульминации эффектного трюка, и, лукаво сощурив глаза, спросил:

– Невероятно, почему я тебе это ни разу не предложил?

– Что?!

– Сыграть на скрипке!

Я думала, что скрипка намного тяжелее. На самом деле она невероятно легкая, я бы сказала – хрупкая и нежная, как молоденькая девушка: вынимая ее из чехла, я боялась причинить ей боль своими неловкими движениями.

За десять минут Родриго успел научить, как правильно держать скрипку и как правильно держать себя. Он объяснил, что эстетический аспект так же важен, как и технический: музыкальный инструмент и музыкант должны смотреться органично и элегантно, соответствовать друг другу по красоте и внутреннему содержанию.

Итак, левая рука держит скрипку, правая рука держит смычок. Первое прикосновение к струнам породило неуклюжие звуки, но тишина наполнилась звучанием, а пустота – содержанием.

Пытаюсь понять, какие чувства испытывает музыкант во время игры. Похожи ли они на ощущения тех, кто пришел на концерт слушать музыку и умеет только аплодировать в отведенное для этого время?

Приходя в мир, мы получаем в дар от Создателя особую силу, особые способности, свой и только свой Инструмент.

И мы должны соответствовать Божьему дару, учиться пользоваться этим даром со всей мощью, которую вложил в него Создатель.

Кекс (с «Нутеллой»)

6 декабря, четверг рассвет 7:23 – закат 16:39 последняя четверть луны 16:33

– Алло?

– Привет, это я.

– Привет, ты.

– Привет, мистер Магу[6].

Мистер Магу – так меня всегда называл Мой Муж.

– Что делаешь?

– Пишу.

– А у меня перерыв, вышел перекусить. Приезжай, пообедаем вместе.

– Зачем?

– Хочу поговорить с тобой, Магу. Сегодня ночью мне приснился сон…

– И?..

– Мне приснилось, что мы в нашем старом доме в Викарелло. Утром выходим во двор, а на нашем огороде – два коати. Помнишь тех забавных длинноносых енотов, которых мы видели в Коста-Рике?

– Конечно, помню.

– Мы так смеялись во сне, нам было весело и уютно. Но я проснулся и понял, как все дерьмово вокруг.

– Добро пожаловать в мир ужасных сновидений одиноких людей. Чем красивее сны, тем страшнее они кажутся после пробуждения.

– Магу…

– Что?..

– Наш брак не может так закончиться.

– Но он уже закончился.

– Неправда. Если я сделал то, что сделал, это не значит, что я монстр, просто я чувствовал себя таким несчастным. Ужасно несчастным…

– Я тоже себя чувствовала несчастной, но я не исчезала на девять месяцев, я бы тебя никогда не бросила.

– А если именно эта разлука поможет нам снова найти друг друга?

– Все зависит от тебя.

– Нет, все зависит от тебя. С тех пор как мы переселились, ты стала невыносимой. Невыносимой. Постоянно недовольной, нервной.

– Переезд меня мучил, знаешь?

– А ты мучила меня.

– Вместо того чтобы помочь успокоиться, ты причинил мне страшную боль. В любом случае я не думаю, что переезд – причина нашего разрыва, все гораздо глубже.

– Ты права. Ты очень изменилась. С тех пор как ты начала писать, как ты получила эту чертову рубрику, у тебя появилась возможность реализовать себя. И чем успешнее ты это делала, тем быстрее в тебе умирала та робкая девчонка с косичками в кабинете психолога, в которую я был безумно влюблен.

– Мне тогда было восемнадцать лет, а сейчас почти тридцать шесть.

– Возраст тут ни при чем. Куда исчезла твоя нежность?

– Именно эта робость и патологическая неуверенность в себе и уничтожили ту нежную девчонку.

– Это миф, и ты сама его придумала. Хочешь знать, что привлекло меня в Сиобан?

– Нет, спасибо, не хочу.

– Ее спокойствие и умиротворенность. Она работала, переводила документы с итальянского на английский, затем шла в спортивный клуб на занятия йоги, потом в бар поболтать с друзьями, вечером готовила для меня чудесные кексы. Спокойно, понимаешь? Она не сверлила мой мозг постоянными вопросами, на которые не существует ответов, не было этих бесконечных почему – давай предположим – ты страдаешь – я страдаю – зачем – давай об этом поговорим – и прочее, прочее, прочее.

– Тогда возвращайся в Дублин к своей Сиобан.

– Нет, я не хочу Сиобан. Я хочу, чтобы у тебя была умиротворенность, как у Сиобан, ты меня понимаешь? Вот почему я говорю, что наше будущее зависит и от тебя.

– Ладно, хватит. Я должна идти, у меня встреча.

– С кем?

– С игрой.

– Что?

– Не важно, проехали.

– Ты все равно не можешь успокоиться, видишь?

– Пока.

Чувствую себя вконец обессиленной и изнуренной после разговоров с Моим Мужем.

Каждый раз, когда я слышу рингтон телефона и вижу на дисплее его имя, надеюсь, что это именно тот долгожданный звонок, что наконец я услышу: «Магу, я чудовищно ошибся, прости меня, ты самая лучшая, я не могу жить без тебя. Давай вернемся в Викарелло и будем там жить, ты и я. Навсегда».

Телефонный звонок, такой простой и ясный, как тот из Дублина.

Странно, почему он так четко и понятно, буквально в двух словах, объяснил, что бросает меня, и так неопределенно и смутно выражает свое желание вернуть меня.

Кажется, я начинаю его понимать. Все эти паузы, неожиданные приступы кашля, напряжение голоса, сменяющееся шепотом, – это тоже слова, слова любви. Почему же он не может сказать прямо? Может, боится? Боится чего? Мне всегда казалось, что после стольких лет, проведенных вместе, я его слишком хорошо знаю и понимаю. На самом деле это не так. Как все сложно!

Звонок. Я хватаюсь за телефон в надежде, что это он. На дисплее вижу имя Джанпьетро.

– Привет, дорогая. Не могу к тебе пробиться, все время занято. Только не говори, что ты опять тратишь жизнь на эту свою…

С Джанпьетро мы учились в университете. Сейчас он работает в банке в Палермо. Строгий костюм, галстук, представительская машина. Но, возвращаясь домой, он сбрасывает офисную мантию, подкрашивает ресницы и окутывает шею пушистым ярко-голубым боа. Ему хочется быть таким же красивым и блистательным, как Мадонна или хотя бы как Бейонсе.

Он уверен, что в каждом из нас живет мегазвезда, которую мы скрываем и беспощадно подавляем. В этом и есть, по его мнению, проблема современного общества. Поэтому Джанпьетро обращается ко всем (за исключением, конечно, своего отца), используя женский род: Франческо становится Франческой, Николя становится Николеттой, Мой Муж становится Моя Муж. Конечно, не все воспринимают это с пониманием, но близкие друзья давно привыкли.

– Да, я разговаривала именно с ним, с ней, если хочешь. Он сказал, что мне не хватает умиротворенности, именно это толкнуло его в объятия ирландской любовницы: она занималась йогой, ходила в бар с друзьями, пекла изумительные кексы, и мне бы надо поучиться этому у нее.

– Да, из-за такой можно потерять голову.

– В общем, из всего я поняла, что он хочет вернуться ко мне, при условии что я стану умиротворенной, как Сиобан.

– Послала бы ты его подальше… Хватит, ты опять превращаешься в покинутую Деми Мур. Мой тебе совет: найди себе какого-нибудь Эштона Катчера, живи дальше, играй в свою безумную игру.

– Я как раз думала, что сделать сегодня необычного.

– Дорогая, испеки кекс.

– Но я не умею даже кипятить воду для макарон!

– Вот именно. Разве ты не должна делать то, чего ни разу в жизни не делала? Давай, не трусь. В Интернете полно сайтов с рецептами для таких безруких, как ты. Начни с giallozafferano или buttalapasta.it. Потом позвони и скажи Своей Мужу, что ему не надо было ехать в Дублин за кексом.

– Я тебя люблю, Джанпик! И скучаю.

– Я тоже. На Рождество приеду в Рим, обязательно проведаю тебя.

– Точно?

– Точно, если только вдруг отец не надумает позвонить и позвать к себе. Но этого не произойдет. Все-таки после нашего разговора прошло восемнадцать лет. Он ни разу так и не позвонил.

– Мне жаль.

– А мне его жаль. Почему бы ему не наслаждаться такой милой дочерью, как я? Знаешь, с тех пор как я начал пользоваться кремом «All Day All Year» от «Sisley», мне дают на восемь лет меньше. Восемь лет, представляешь?! Он мог бы гордиться тем, что я такая красивая и так молодо выгляжу.

– Да уж, конечно.

КЕКС С «НУТЕЛЛОЙ»

Степень сложности: легкая

Время приготовления: 10–15 минут

Количество порций: 12

Ингредиенты:

125 г муки

200 мл молока

25 г сливочного масла

2 яйца

15 г сахара

6 г сухих дрожжей

2 ложки «Нутеллы»

щепотка соли

Приготовление

Отделите белки от желтков. В глубокой миске соедините молоко, растопленное масло, желтки и «Нутеллу», тщательно перемешайте до однородной массы. Просейте муку вместе с дрожжами и добавьте в яично-молочную смесь. Отдельно взбейте сахар и белки до крепкой пены, добавьте в тесто, аккуратно перемешивая. Готовое тесто не должно быть густым.

Подготовьте формы диаметром 10–12 см, слегка их нагрейте и смажьте маслом. Вылейте тесто в формочки, дайте ему равномерно растечься по дну. Выпекайте до появления золотистой корочки.

Дайте кексам немного остыть, смажьте «Нутеллой», присыпьте дроблеными орешками или измельченными сухофруктами.

Коротко и ясно, за исключением одного: я никогда этого не делала, не просеивала муку, не взбивала яйца, не знаю, как выглядит золотистая корочка… Но ведь в правилах игры «Десять минут» не сказано, что новые дела должны всегда идеально получаться, главное – их сделать.

Даже сходить в супермаркет и купить продукты для определенного блюда – для меня в новинку. Подхожу к холодильной камере с яйцами – выбор невероятный. Мое внимание привлекла упаковка с мультяшной курицей на картинке. Вот то, что мне нужно! Улыбка милой наседки в платочке вселила веру в успех. В выборе остальных продуктов решающее значение также имела упаковка. Как бывшая анорексичка, я изучила содержание калорий в «Нутелле», и в какой-то момент мне даже хотелось послать все к черту и отказаться от идеи суперкалорийного десерта. Но я взяла себя в руки и положила последний ингредиент своего будущего кекса в тележку.

Родриго вернулся ночью, около четырех, потому что его группа давала концерт.

– Что ты делаешь? – спросил он, увидев меня неподвижно сидящей на кухне.

– Смотрю на кексы.

– На них надо не смотреть, их надо есть. Ты не знала?

– Мне кажется, они созданы именно для того, чтобы ими любоваться. Они очаровательны.

– Кексы как кексы… Что в них особенного?

– Их сделала Я.

– Поклянись.

– Честно, Я.

«В холодильнике у Кьяры ничего нет, кроме света», – посмеивался надо мной Родриго. Это правда. Но сегодня за дверью холодильника оказались четыре яйца, почти целая пачка масла и неполная бутылка молока. Лицо Родриго засияло довольной улыбкой. Он достал молоко, взял две чашки, вилки и салфетки. Поставил разогревать мои кексы.

– В жизни нужно попробовать все. Смелее.

Наверное, нужно было положить меньше сахара. Трудно понять, где я ошиблась. На сайте советовали взбивать белки до «крепкой пены снежного цвета», знать бы, что это значит.

Мы с удовольствием жевали кексы, посмеиваясь над их видом, потому что одни были похожи на лапоть, другие – на сардельку, некоторые – на кучку шоколадной грязи. Но все же это были настоящие кексы, пусть уродливой формы и с комочками плохо перемешанной муки внутри, но удивительно вкусные.

Джанпьетро был прав. Надо было сказать тогда мужу: «Дорогой, ты меня бросаешь ради той, которая умеет готовить кексы? Посмотри, я тоже могу научиться. Дай мне только десять минут».

Урок хип-хопа

7 декабря, пятница рассвет 7:24 – закат 16:39

Как всегда, в пятницу явился Ато.

– Вы расстались, потому что ты хотела детей, а он нет?

В последние месяцы этот вопрос мне задавали чаще всего.

– Нет, совершенно не поэтому.

Это верно, но отчасти.

Верно потому, что мой биологический будильник пока молчит. Но в то же время я чувствовала, что мне и Моему Мужу чего-то не хватает. Наша связь была непрочной и могла разорваться в любое мгновение, что, собственно, и произошло.

– Ты стала невыносимой, – постоянно твердил он.

– Ты тоже, – упреком на упрек отвечала я.

– Ты больше.

– Нет, ты.

– Любимая, а может, пошлем их к черту?

– Кого?

– Этих «я» и «ты». Где же наше «мы»?

– Что ты имеешь в виду?

Трудно объяснить, но это «мы» может обозначать все что угодно, только не лето в Нью-Йорке, проведенное с Сиобан за бокалом мохито.

Когда мы были подростками, эгоцентричными, как и все остальные наши сверстники, даже тогда мы понимали, что слово «я» вредит нашим близким отношениям. Поэтому мы заставляли друг друга чаще говорить «ты», что сдерживало и уравновешивало наш подростковый эгоцентризм. Но со временем слово «ты» превратилось в оружие для упреков: Ты не понимаешь, Ты не представляешь, Ты – это не я, Ты невыносим, Ты невыносима.

Но пора вернуться к Ато.

Это очень интересная история, и мне нужно ее рассказать. Город Молодых Людей – об этой необычной программе воспитания сирот и трудных подростков я узнала, работая над Моей Рубрикой «Воскресные обеды». «Семья – это место, где создают семью», – утверждал Джон Патрик Карролл-Аббинг, основатель необычного братства. В 1953 году он создал общину из подростков, которые по той или иной причине потеряли семью. «Наше братство дает возможность молодым людям, циничным, а иногда и жестоким из-за пережитого негативного опыта, научиться трудному искусству жить вместе в мире, во взаимоуважении и свободе. Наше братство – место, где каждый сможет понять причину своей асоциальности, и найти в себе силы ее победить, и изо дня в день подниматься, расти, идти вперед, – говорил Джон Патрик Карролл-Аббинг. – Общепринятые методы воспитания молодежи чаще всего сводятся к созерцанию и подражанию нам, взрослым, наше социальное поведение становится для них примером и моделью для подражания. Но мы забываем, что молодым людям надо дать возможность принимать самостоятельные решения, рисковать и учиться на собственных ошибках, почувствовать ответственность за свои действия».

Свою теорию воспитания Джон Патрик Карролл-Аббинг смело и настойчиво воплощал в жизнь. В стенах своего братства он собрал ребят от двенадцати до восемнадцати лет с тяжелым прошлым за плечами – сирот, лишившихся родителей во время военных конфликтов, политических беженцев, бездомных, трудных подростков. Он дал им крышу над головой, позаботился об их образовании, но самое главное – он внедрил особую форму самоорганизации. Ребята жили по принципу государственного устройства: на ежемесячных собраниях граждан маленького государства избирались мэр и его помощники со своими полномочиями и определенной сферой деятельности, за которую каждый нес личную ответственность. Маленькое государство на окраине Рима, на улице Пизана, просыпалось на рассвете, и каждый его гражданин приступал к своим делам, излечившись от черной чумы прошлого и устремив взгляд вперед с надеждой на светлое будущее.

Я провела там незабываемую неделю, переполненную добрыми эмоциями, насыщенную душевными разговорами и многозначительным молчанием.

Я услышала множество историй о победах, провалах, успехах и разочарованиях.

Особенно меня поразила история Ато.

В то время он был избран мэром третий раз подряд. Его родина – Эритрея, маленькое государство в Восточной Африке на побережье Красного моря. Он резко выделялся среди остальных граждан Города Молодых Людей: гордый, торжественно мрачный, невозможно загадочный.

– Как ты оказался в Италии? – спросила однажды я, оказавшись рядом с ним за обедом в столовой.

– Произошло много всякой х…, по-другому и не скажешь.

Ему трудно было подобрать слова, чтобы рассказать, почему, имея все, он оказался ни с чем на борту самолета, летящего в Италию.

Кроме высококлассных воспитателей, в Городе Молодых Людей работала профессиональная команда психологов, от них я и узнала, что именно пришлось пережить Ато и что значит это «много всякой х…».

«Произошло много всякой х…» – лучшего объяснения и не придумаешь.

Но…

– Любимый, я познакомилась в Городе Молодых Людей с удивительным человеком. Он особенный, поверь мне. Несмотря на весь пережитый ужас и грязь, через которые ему пришлось пройти, душа его осталась светлой и доброй.

– Магу, ты становишься сентиментальной. Не удивлюсь, если твой репортаж о Городе Молодых Людей закончится такими словами: в россыпях бриллиантов ничего не растет, но через кучу дерьма обязательно пробьются дивные цветы.

Не знаю почему, может быть для разнообразия, но в то утро мы поссорились, и он хотел мне отплатить за это.

– Я говорю серьезно, дорогой. Его зовут Ато. Давай пригласим его к нам на выходные.

– Магу, перестань. Мы с тобой не умеем заботиться даже о себе, представь, что будет, если у нас в семье появится еще один человек.

– Ты прав, но я не предлагаю его усыновить. Это взрослый парень, совершеннолетний, он ростом выше тебя. Мы можем помочь ему в учебе: он поступил на третий курс лицея, на факультет инженерии, но у него проблемы с итальянским языком. Его лицей в двух остановках от нашего дома. Тем более что по выходным в Городе Молодых Людей нет ассамблей, спортивных и общественных мероприятий. Я не говорю, что мы станем ему родителями, просто старшими братом и сестрой. Если у нас получится с Ато, мы можем брать к себе и других подростков, можем стать своеобразным филиалом Города Молодых Людей.

Тогда мне казалось, что идея с Ато была одним из вариантов найти наше «мы», но Мой Муж был категорически против:

– Проблемы внутри нашей пары невозможно уладить за счет решения проблем другого человека, мы только добавим его проблемы к нашим.

– Но по правилам математики два минуса дают плюс.

Наверное, мы оба были правы.

Факт остается фактом: спустя пару недель Мой Муж сбежал в Дублин.

Моя Рубрика была закрыта.

В темноте, которая в одночасье навалилась на меня, растворились все мои Где, Почему, Как, Я, Ты. А тем более Мы…

И вдруг теплым августовским вечером в тишине моего осиротевшего дома раздался телефонный звонок.

– Привет, Кьяра, это Ато из Города Молодых Людей. Как поживаешь?

– Да так себе… – выдохнула я.

– Что-то случилось?

– Говоря твоими словами, у меня произошло много всякой х… А у тебя как дела?

– У меня – хорошо. Хотел тебе сказать, что я недавно прочитал твою книгу.

– Спасибо.

– Это первая книга на итальянском языке, которую я одолел. Даже «Гарри Поттера» я забросил где-то на середине.

– Да ну.

– Да.

– …

– …

– Послушай, а почему бы тебе не приехать ко мне в гости на выходные? У меня есть свободная комната. Поговорим, поделимся новостями, сходим в кино, в пиццерию…

Мне тридцать шесть лет, полный провал в семейных отношениях, неудачи в работе… Может ли такой человек, как я, в душе которого царят растерянность и хаос, помочь другому человеку найти свою дорогу в жизни, обрести смысл своего существования? Этим вопросом я терзала себя каждую пятницу в ожидании прихода Ато. В понедельник, когда Ато возвращался в Город Молодых Людей, ответа на этот вопрос тоже не было, но в наших беседах, прогулках, просмотрах фильмов и домашних заданиях растворялся и сам вопрос, мучивший меня в пятницу.

Иногда меня посещает мысль, что не Ато нуждается во мне, а наоборот. Я ему ничего не даю, я у него беру – беру силы, оптимизм, надежду на будущее, жизненную энергию, которой мне сейчас так не хватает. Энергию, чтобы жить, ходить, мыться, есть. Гамбургеры в «McDonald’s», очередная серия «Семейства Симпсонов», задание из учебника по алгебре – все это наполняет мою пустоту содержанием, смыслом. Когда я смотрю на Ато, меня озаряют вспышки светлой надежды, понимание того, что все мы созданы для счастья.

– Привет, Ато.

– Привет, Кьяра.

– У тебя много домашних заданий?

– Как всегда: итальянский, право и история.

– Хорошо, но сначала нужно кое-что сделать.

– Что?

– Сейчас подумаем. Главное – выдержать десять минут.

Объясняю Ато правила игры.

На улице льет дождь, о прогулке нет и речи.

– Есть идеи?

– Пока нет. Давай поищем подсказку в Интернете.

«Правильно», – думаю я.

«Правильно», – думает он.

– Ты знаешь моего друга Родриго, скрипача? – спрашиваю я.

– Конечно.

За время пятничных посещений Ато познакомился почти со всеми Божьими созданиями, затерявшимися в моем Ноевом ковчеге.

– Как у него дела? – спрашивает Ато.

– Хорошо. Покоряет мир хип-хопа.

– В Городе Молодых Людей мы с ребятами часто смотрим видео с хип-хопом. Классно танцуют, нам нравится.

– Как ты думаешь, трудно научиться танцевать хип-хоп?

– Трудно.

– А такому человеку, как я, не танцевавшему ни разу в жизни даже медленный танец?

– Очень трудно.

Ставим ноутбук в гостиной, где побольше места для танца.

Набираю в YouTube: УРОК ХИП-ХОПА ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ.

Нажимаю на первую ссылку, и появляется она – девчонка около двенадцати лет, курносенькая, шкодные косички; яркий топик, усеянный звездами, бриджи и полосатые гетры завершают инопланетный образ. На фоне обычной домашней обстановки она кажется такой близкой и одновременно далекой, как неизведанная галактика в бескрайнем космосе Интернета.

У моей инопланетной посланницы важная миссия: научить меня, не самого выдающегося представителя земной цивилизации, магическому искусству телодвижений.

– Привет, ребята! Меня зовут Флакави. Любите хип-хоп? Присоединяйтесь! Сегодня я вам покажу базовый набор движений. Начинаем с разогрева мышц. Вращаем головой, руками, наклоны вперед, вправо, влево, приседаем.

Мы с Ато пыхтим перед компьютером, стараясь поспевать за нешуточным темпом, заданным нашим экранным инструктором.

– А сейчас переходим к более серьезным вещам. Посмотрите, как делаются waves, что значит «волны». Движение начинается с подъема плеча, затем колена, потом…

Флакави превращается в настоящую волну, энергичную, импульсивную, но с мягкими, гибкими очертаниями.

Почти двухметровая волна по имени Ато – угловато-неуклюжая, набирая силу, на полпути она разбивается о прибрежные валуны. Моя полутораметровая волна, вялая и робкая, до этих валунов даже не докатилась.

– Хотите узнать другие движения? Смотрите и повторяйте! – продолжает Флакави, не дав ни секунды на передышку.

Через пятнадцать минут, заполненных безумными «Тone Wop», «Kriss Kross», «Skate», «Flave», «Groove», Флакави послала землянам воздушный поцелуй и попрощалась до следующего выхода в межгалактический эфир.

Я завалилась на диван, с трудом переводя дух.

– Давай посмотрим урок сначала, – не унимался Ато.

– Давай. Правила игры не запрещают превышать десять минут.

Мы пересмотрели первый урок, немного причесав наши растрепанные волны, перешли на второй урок, третий… Остановились на пятом.

– Умираю от голода! – заявил Ато.

– Я тоже.

– Пойдем в «McDonald’s»?

– Нет, я тебе приготовлю кекс.

– Кекс?!

– Кекс.

– Ты?!

– Я.

Прогулка задом наперед

8 декабря, суббота Праздник Непорочного зачатия рассвет 7:25 – закат 16:39

«Что я сделаю сегодня, чтобы отработать мои десять минут?» – первая мысль, посетившая меня утром после пробуждения.

Да, именно первая! Я подумала о своей игре раньше, чем открыла в телефоне папку «Полученные сообщения» в надежде, что ночью Мой Муж, мучаясь терзаниями совести и бессонницей, прислал сообщение с мольбами о прощении. Раньше, чем начала терзать себя мыслями о том, что мой роман застопорился и нет никаких стоящих идей для его продолжения. Раньше, чем позвонила родителям и засыпала их бесконечными вопросами о том, как протекает жизнь в Викарелло, что сказала продавщица ближайшего газетного киоска, как поживает бармен из нашего любимого бара и как развиваются его отношения с новой подружкой.

Думаю.

Мне немного смешно.

И немного страшно.

Викарелло, Мой Муж, Моя Рубрика… Они похожи на старые мягкие игрушки: крепко прижав их к себе, я засыпаю с ними вечером и просыпаюсь утром. Невзрачные, затертые до дыр, с несвежим запахом, но почему-то такие дорогие. Почему я не могу избавиться от них, выбросить и забыть?

Иду в кухню, готовлю кофе. Смотрю на свои ногти цвета фуксии. Пора смывать: выглядят неаккуратно. Может, теперь попробовать накрасить зеленым?

Думаю.

Мне немного смешно.

И немного страшно.

Ато тоже проснулся, завтракаем.

Сегодня праздник Непорочного зачатия. Вчера пообещала Ато сходить на площадь Навона – там открывается рождественская ярмарка со всеми присущими ей атрибутами: сахарной ватой, марципановыми ангелочками, цветными леденцами, бесконечным разнообразием статуэток и ароматических свечей. В общем, всем тем, что гарантирует неотвратимость прихода праздника.

Рождество наступит, несмотря на то что у меня нет Моего Мужа, Моей Рубрики, нет старого дома в Викарелло. И это неплохая новость!

– У меня на родине мы всегда украшали елку, – задумчиво произнес Ато, дожевывая остатки вчерашнего кекса (немного подгоревшего, но на этот раз без комочков муки внутри).

– А мы с мужем всегда старались уехать куда-нибудь на праздники, чтобы не участвовать в семейных рождественских обедах. Почти двадцать лет вместе, и всегда новые страны: Камбоджа, Индия, Чили… Все сразу и не вспомнишь.

– Но Рождество с семьей, елка, подарки – что может быть прекраснее?

Я промолчала.

– Кьяра, – продолжил Ато, – даже если тебе не очень нравится Рождество, давай купим елку!

От вчерашнего дождя не осталось и следа. Солнечно и прохладно. Идеальный день.

Пешком до площади Навона примерно двадцать минут. Идея пришла сама собой, как всегда, не спросив разрешения.

– Ато?

– Да.

– Я хочу пойти на ярмарку спиной вперед.

– Что?

– Я буду идти задом наперед десять минут.

– Ты сошла с ума. Это опасно, ты можешь упасть.

– Ты меня будешь поддерживать за руку.

Мы вышли из квартиры, я уцепилась за руку Ато.

Первый шаг задом наперед по ступенькам – нелегкая задача, на миг я почувствовала себя слепой. Еще один шаг. Ато улыбается, я улыбаюсь в ответ.

Странное ощущение – видеть мир наоборот: вместо лиц людей – их затылки, вместо домов, надвигающихся на тебя, – строения, убегающие вдаль, вместо дороги предстоящей – дорога преодоленная. Мне стало смешно и немного страшно.

– Я думал, что люди будут смотреть на нас, как на идиотов. А они не обращают никакого внимания, – с детской обидой на лице произнес Ато.

– В детстве я любила сказку о марсианине, который очутился на Земле, в центре Рима. Он ходил по городу, и никто не обращал на него внимания. Сначала он был рад, но потом это стало его огорчать, и он начал приставать к прохожим, чтобы его заметили.

– Ты считаешь, это нормально, что в большом городе всем безразлично, кто и как ходит рядом?

– Нет, это не нормально, это ужасно, потому что так одинокие люди чувствуют себя еще более одинокими. У нас в Викарелло, если ты не похож на всех, если ты марсианин, тебя рассматривают со всех сторон, изучают и обсуждают.

– Нет, я не хотел бы, чтобы меня изучали и рассматривали, потому что я черный и не похож на других.

– Это другое дело.

– Может быть.

Прозвучал таймер на телефоне Ато – значит, десять минут прошли и можно заканчивать нашу марсианскую прогулку. После ходьбы задом наперед дорога до площади Навона показалась необычно легкой и короткой.

Мы влились в пеструю толпу людей, струившуюся между прилавками.

– Кьяра! – услышала я чей-то голос.

Низенькая женщина с лицом, как апельсин, и прической, как сдобная булка, смотрела на меня и махала рукой. Женщина казалась до боли знакомой.

– Ты меня не узнаешь? Я Морена, Морена Торпедони!

Конечно, Торпедони.

За время работы в Моей Рубрике я познакомилась с множеством семей. Сначала я их искала: хваталась за каждую статью в местных газетах, повествующую о необычных людях и событиях, приставала к друзьям с просьбами познакомить меня с их эксцентричными знакомыми. Постепенно мои сюжеты стали популярными, и новые герои находились сами. Чаще всего они писали мне на сайт и оставляли заявку. Удивительно, как много людей, желающих поведать миру о своей неординарности, непохожести на других, о своих уникальных, нетрадиционных отношениях в семье. Однополые пары, многоженцы, разведенные, продолжающие жить под одной крышей, пары, предпочитающие жить отдельно, чтобы сохранить крепкие семейные узы. Бесконечная череда людей и их отношений за пределами нормы. Каждый раз, когда я бывала в их семьях, беседовала с ними за обедом и излагала материал в Моей Рубрике, у меня складывалось впечатление, что эти на первый взгляд странные люди знают сокровенный секрет, неведомый нам, мне и Моему Мужу: как любить друг друга и не причинять боли любимому человеку.

Кевин и Морена Торпедони были одними из первых героев «Воскресных обедов». Они познакомились в передвижном цирке. Она была гимнасткой, а он – уборщиком. Она восхищала публику гибкостью и изяществом, он молчаливо подметал арену и чистил клетки, а по ночам писал стихи. Стихи для своей возлюбленной Морены. Каждое утро она находила перед зеркалом своей гардеробной сложенный вчетверо лист бумаги с трогательными словами любви. Родители, узнав о поклоннике дочери, встревожились: они мечтали о другом спутнике для нее. Но Морена была бесконечно влюблена в Кевина, и однажды, при переезде цирка из Парижа в Лион, влюбленные решили соединить свои сердца. Они покинули цирк и с тех пор живут в желтом вагончике в местном луна-парке, где содержат маленький аттракцион – тир для детей и взрослых.

– Как дела? – спросила Морена.

– В общем, нормально, – не вдаваясь в подробности, ответила я.

– Ты не представляешь, как мы расстроились, когда вместо твоей рубрики в журнале увидели эти глупые и пустые «Любовные письма» с этой, как ее, Таней Мелодией.

– Так решил наш главный редактор.

– Странная идея.

– Он объяснил, что настало время перемен, нужно идти вперед, журналу требуются новые сюжеты, новые взгляды, новые люди. Именно поэтому он пригласил Таню Мелодию – победительницу последнего выпуска реалити-шоу «Grande Fratello».

– Это передача, где няни учат родителей, как ухаживать за своими детьми?

– Нет, ты путаешь с программой «SOS Няня». Таню Мелодию знают все, она провела девяносто два дня в прямом эфире, зрители стали свидетелями ее успешных любовных историй – в общем, личность, популярная во всех отношениях.

– Лично я о ней ничего не слышала.

«Неудивительно, ведь у вас в вагончике нет телевизора», – подумала я.

– Жаль, нам очень не хватает твоей рубрики и тебя.

– Я тоже скучаю по моей рубрике.

– Когда выйдет твой новый роман?

– Пока работаю, пишу.

– Знаешь, а я тебя видела, когда ты шла задом наперед. Я тебя узнала и показала Кевину. На него сразу нашло вдохновение, и он придумал стишок: «Пока кто-то ходит задом наперед, видит мир наоборот, жизнь продолжается, хомячки влюбляются!»

Ато, как всегда, стоял незаметной тенью позади меня и внимательно слушал наш разговор.

Вечером, когда мы украшали елку блестящими разноцветными шарами, Ато задумчиво произнес:

– Может, наш город и не такой безразличный, как кажется на первый взгляд. Может, люди только притворяются, что не замечают марсианина. На самом деле они не хотят его беспокоить, а, вернувшись домой, возьмут лист бумаги и напишут в его честь стихи.

«В Риме никому до тебя нет дела, ты один среди безразличной толпы. В Викарелло все по-другому», – вспомнились слова, которые я постоянно твердила Моему Мужу после переезда. Но сейчас во мне поселилось сомнение.

Я улыбнулась, Ато улыбнулся в ответ.

– Наверное, ты прав.

«Маленькая улочка» Вермеера

9 декабря, воскресенье Второе пришествие Иисуса Христа рассвет 7:26 – закат 16:39

– Привет, Ато.

– Привет, Кьяра.

– Ты почему проснулся так рано?

– Завтра у нас опрос по истории. Мне нужно хорошо подготовиться.

– Какая тема?

– Семнадцатый век.

– А конкретнее?

– Основные политические и экономические события, научные открытия, важнейшие произведения искусства.

– Во всем мире?!

– Нет. Италия, Германия и Англия.

– А Голландия?

Выставка Яна Вермеера[7] открылась вчера в Квиринальском дворце.

В двух шагах от нашего дома, точнее, моего дома.

Когда речь заходит о выставках, музеях, галереях, мне особенно трудно воспринимать все в единственном числе: Мой Муж был невероятно увлечен картинами, художниками, изобразительным искусством. Мы путешествовали по разным странам, не только чтобы убежать от рождественских праздников, другой причиной было познание мира. Но делали мы это по-разному. Меня манили любые проявления природы – странные животные, жаркие пустыни, влажные леса, болота и солончаки, и я брала его за руку и увлекала в этот удивительный мир. А Моего Мужа привлекали соборы, музеи, выставки, и он брал меня за руку и водил по длинным коридорам галерей, увешанных картинами.

Перед входом в музей покупаю путеводитель и беру напрокат два аудиогида. Казалось бы, обычное дело для любого туриста, почитателя искусств, но только не для меня: моим путеводителем, моим гидом всегда был Мой Муж. А теперь – это красочное глянцевое издание.

«В семнадцатом веке Голландия была одной из самых развитых стран Европы», – послышался в наушниках монотонный голос. Как я его ненавижу! Ненавижу этот стальной голос, преследующий меня в залах музея, ненавижу поролоновые наушники, прикасающиеся к моей голове. В отличие от меня Ато – в полном восторге: он внимательно слушает аудиогид и пристально всматривается в каждое полотно. Иногда с его уст срываются какие-то неразборчивые слова и звуки восхищения. Моя идея написать реферат о величайшем голландском художнике пришлась ему по душе.

– Думаю, пятерка по реферату у меня в кармане! – уверенно сказал Ато, когда мы остановились у одной из картин.

«“Маленькая улочка” – одна из основных работ голландского живописца», – комментирует металлический голос в наушниках. Милая уютная улочка Дельфта, житейские заботы горожан и непримечательные строения. На меня нахлынула волна ностальгии по прошлому, по Моему Мужу. Все наши путешествия, приключения, вместе пережитые впечатления – как мне всего этого не хватает… Как я хочу еще раз послушать его интерпретацию японских граффити и вместе погладить забавных лемуров… К горлу подступил комок.

«На картине художник изобразил поэтическую красоту Дельфта, тихие улочки, живописные дома…»

Хватит! Срываю наушники. Зову Ато.

– Окликни меня ровно через десять минут.

Я встала перед картиной.

Без аудиогида, без наушников.

Без Моего Мужа.

Смотрю. Что я вижу? «Открой глаза, думай, чувствуй!» – мысленно приказываю я себе.

Что я вижу?

Улочки Дельфта, вдоль дороги – неприглядные кирпичные дома со старыми деревянными дверьми. В доме сидит женщина, занятая вышиванием, другая показалась из переулочка, двое ребятишек играют у порога.

Это видят мои глаза, но что чувствует моя душа?

Проходит минута.

Проходят две минуты.

Три.

Не могу уловить главного, что-то глубинное ускользает.

Проходит еще несколько минут, и вот оно.

Да, да, оно.

Жизнь! Простая жизнь, которая идет своим чередом, ход которой в данный миг настоящего незаметен, оценить его мы сможем, только складывая вместе год за годом. Все дни жизни нам кажутся одинаковыми, но именно каждый обычный день существования и является нашей жизнью. Каждый день – одинаковая жизнь.

Неумолимая, беспощадная правда.

Для всех.

Неумолимая.

Всегда одинаковая.

Я поняла. Так ясно и прозрачно: путешествия, экзотические страны, бескрайние пустыни, соборы, панды, каньоны – не этого мне не хватает, я скучаю по обычным дням в моей жизни, в Моем Доме, с Моим Мужем.

Я встрепенулась от прикосновения к своей руке. Это был Ато. Десять минут истекли.

Защита дипломного проекта одной незнакомки

10 декабря, понедельник рассвет 7:27 – закат 16:39

И снова понедельник.

В понедельник выражение лица Ато иное, чем в пятницу.

– Пока, Кьяра.

– Пока, Ато.

– До пятницы.

– До пятницы.

– Слушай, Ато…

– Слушаю, Кьяра…

Короткая, но бесконечно долгая пауза.

– Послушай, Ато, может, позвони своему куратору, попроси остаться у меня еще на один день? Сегодня мне обязательно нужно сходить на защиту дипломного проекта Элизы, а мы еще не закончили украшать елку. Может, ты займешься гирляндами, проверишь лампочки, подключишь?

Лицо Ато озаряет улыбка.

– Правда?!

– Правда.

Конечно, неправда. Видеть елку в моем доме с каждым днем становится все неприятнее и мучительнее, потому что она напоминает о приближении Рождества. А если представить ее с сияющими огнями!

Ато пошел в школу, я осталась дома, поработала над романом, сходила в спортзал.

В два часа – еженедельный поход к психологу.

– Как дела, Кьяра?

– Не знаю, наверное, нормально.

– Что значит «не знаю»? Ты начала игру?

– Да, пытаюсь.

– И?

– Я чувствую, что в последнюю неделю у меня остается меньше времени на себя. Мои мысли больше заняты поиском новых идей для игры, а не осознанием и анализом моего душевного состояния. Признаю: каждый день придумывать новое, необычное дело – нелегкая задача. Я напрягаю мозг, включаю фантазию, перебираю варианты – безрезультатно. И вдруг идея приходит сама, сваливается из ниоткуда, неожиданно и независимо от меня.

– Как ты думаешь, это хорошо?

– Не знаю… Иногда я чувствую себя на грани обморока от бессилия перед тем, что со мной произошло. Я даже хочу утонуть в своем бессилии, чтобы увидеть самую сокровенную часть себя.

– Чтобы узнать себя, не нужно падать в обморок. И даже после обморока приходят в себя.

– Хм.

– Подумай об этом.

– …

– …

– У меня хорошая новость!

– Какая?

– Мой роман начал приобретать форму. Наконец пошло, сдвинулось с мертвой точки, я начала чувствовать его очертания и звуки.

– Любопытно, нет? Сначала ты говоришь, что из-за игры у тебя нет времени побыть наедине с собой, а теперь выясняется, что именно благодаря игре находится время для написания романа?

– Да, любопытно. Я об этом не думала.

– Произошло еще что-то новое за эту неделю?

– Я накрасила ногти лаком цвета фуксии, записалась в спортивный клуб, испекла кекс, училась танцевать хип-хоп, прошлась по улице у всех на глазах задом наперед, осмыслила картину Вермеера… Стоп! Знаю, что со мной произошло новое. Это случилось два или три раза. Я смеялась! Смеялась глупо и без особой причины. Когда шла задом наперед под руку с Ато, когда неуклюже повторяла танцевальные движения за хип-хоповской богиней, когда переворачивала кекс, а он свалился мне на ногу.

– А раньше ты не смеялась вот так – неожиданно, без причины?

– Последние одиннадцать месяцев – точно нет.

– Мой тебе совет, Кьяра: продолжай игру, не останавливайся.

– Постараюсь. Но я еще не поняла суть этой игры. Как вы думаете, она должна изменить алгоритмы моего мышления?

– Возможно. А ты говорила мужу об игре?

– Мимолетом, но в деталях не рассказывала. Не знаю почему.

– Может, потому что впервые в жизни ты делаешь что-то без него?

На самом деле я много чего делала сама, без Моего Мужа, живя с ним и без него: оплачивала коммунальные услуги, ездила на выходные к Джанпьетро, гуляла с Ато… Но при этом всегда ощущала его незримое присутствие, ведь он был знаком и с Джанпьетро, и с Ато, а квитанции мы делили на двоих. И самое главное – он был знаком с той Кьярой. Нынешняя Кьяра – с ногтями цвета фуксии, умеющая печь шоколадные кексы и танцевать хип-хоп – ему совершенно не знакома.

Я поделилась этой мыслью с психологом.

– Как ты думаешь, ему понравилась бы нынешняя Кьяра?

– Не знаю, но, прежде чем представить ее Моему Мужу, я должна сама лучше ее узнать.

– Правильно.

– Но…

– Да?

– Доктор…

– Да, Кьяра.

– Вам знакомо что-то такое, я бы сказала, фатальное, что…

– Что?

– Что случается навсегда. Потому что есть что-то необъяснимое, что-то общее, как единая душа.

– Думаю, что да.

– Если судьба свела двух людей вместе, если они узнали друг друга, проникли в души друг друга, они же не могут стать вот так вдруг совершенно чужими? Вы верите в существование одной общей души на двоих? Как вы ее называете?

– Что?

– Вы ее называете «душа»?

– Да, иногда мы ее называем «душа», иногда – «внутреннее я», иногда – «первородное начало».

– Мне нравится определение «первородное начало», наверное, именно это нас связывает с мужем, возможно, у нас на двоих одно первородное начало.

От психолога я отправилась в La Sapienza[8].

Семь лет назад меня, как молодого и подающего надежды писателя, пригласили на семинар для абитуриентов, посвященный выбору профессии. Темой моего выступления было «Как увлечение сделать своей профессией?». После семинара ко мне подошла девчушка: открытое лицо, белокурые локоны, сияющий взгляд.

Ее звали Элиза. Она говорила без остановки, эмоционально жестикулировала, улыбалась. Она как будто бы вся светилась.

Она осыпала меня благодарностями за выступление, которое помогло ей убедиться в правильности своего выбора – филологический факультет, литература. «Скажите, а когда вы поступали в университет, вы чувствовали, что у вас есть писательский талант? А как к вам приходят идеи? Как не упустить вдохновение?» Она держала меня за руку и, не переводя дыхания, засыпала вопросами. Я сразу ее полюбила. Полюбила, как милого щеночка, который доверчиво смотрит тебе в глаза и ты сразу понимаешь, что он твой, твой навсегда. Как младшую сестричку, которую ты впервые видишь в окно родильной комнаты. В Элизе я узнала себя, ту семнадцатилетнюю девушку, которая задавалась теми же самыми вопросами, испытывала те же самые чувства, предвкушая будущее.

Я заверила, что обязательно приду на ее защиту. Мы обменялись телефонами и расстались. Нет, мы не расстались навсегда. Она была первым читателем набросков к моим романам, первым критиком и советчиком статей для Моей Рубрики, моим преданным читателем и поклонником.

Я записала ее под именем Элиза 18.

А сегодня? А сегодня Элизе двадцать пять лет, и сегодня день защиты ее дипломного проекта. Я вспоминаю то незабываемое время на выпускном курсе в университете, когда ты стоишь на пороге новой жизни, перед тобой открыты все дороги, любые планы и свершения кажутся тебе посильными, а трудности – преодолимыми.

Захожу на филологический факультет. Не я одна пришла поддержать Элизу: в аудитории уже собрались многочисленные слушатели. Важная синьора в очках, по-видимому куратор дипломного проекта, дает своей подопечной последние наставления. По всему видно, что она тоже питает слабость к этому белокурому созданию.

Тема диплома: «Характеристика женских персонажей романа Эмиля Золя “Радость жизни”».

Элиза подошла к кафедре и начала выступление. С каждым словом ее лицо оживлялось, глаза зажигались и искрились, выдавая максимальное напряжение, от нее исходила позитивная энергия, пронизывавшая аудиторию незримым потоком атомов.

Блестящие ответы на сложные вопросы оппонентов и высшая оценка – сто десять с плюсом!

Элиза пробралась сквозь толпу поздравляющих и схватила меня за руку, как семь лет назад.

– Я заказала небольшой фуршет в баре. Пойдем с нами, отпразднуем.

Конечно, я не могла отказать.

– Дай мне десять минут, и я вас догоню.

День неумолимо близился к концу, а я еще не выполнила свою маленькую миссию. Я оглянулась вокруг в поисках идей.

Возле аудитории стояла невысокая студентка в босоножках на каблуках. Она прижимала свою дипломную работу к груди, как любящая мать обнимает дорогое дитя. Рядом стояли ее родители и пара друзей. Ее мама мне улыбнулась, приняв за знакомую. Я послала улыбку в ответ.

Студентка волновалась, дрожала. Мне это показалось немного смешным. Как странно… Во время выступления Элизы, близкого и хорошо знакомого человека, меня обуревали эмоции, на глаза накатывались слезы, тело охватывала дрожь. Но переживания чужого, незнакомого человека казались мне нелепыми и смешными. Какой абсурдной кажется жизнь, когда она не касается вас. Я продолжала наблюдать – отстраненно и безучастно.

Незнакомая студентка огласила тему своей дипломной работы и приступила к изложению своих соображений. Она говорила по-французски, и я понимала лишь отдельные выражения. Какой-то анализ каких-то произведений, связанных каким-то образом с «Госпожой Бовари» Флобера. Монотонный голос выступающей вызывал у меня сонливость, я с трудом удерживала глаза открытыми, ежесекундно поглядывала на часы. Но стрелка, казалось, застыла на месте. Абсурдной и скучной кажется жизнь, если она не касается вас.

Меня вывел из сонливой амнезии голос оппонента:

– Что вы можете сказать о Берте, дочери Эммы Бовари?

Студентка перешла на итальянский:

– Эмма и ее дочь Берта – диаметрально противоположные героини романа. Мадам Бовари, жаждущая и ненасытная, не может оценить ценность того, что имеет. В отличие от нее Берте для счастья нужно немного. Ее стремления и желания умеренны и взвешенны, поэтому органично вписываются в ее жизнь.

Эти слова меня затронули. Я задержалась до конца выступления незнакомой студентки и даже немного расстроилась, когда ей поставили только сто три балла.

Я все же попала на вечеринку к Элизе, но мои мысли витали в другом месте. «Ее стремления и желания умеренны и взвешенны, поэтому органично вписываются в ее жизнь». Как это правильно! Я раньше этого не понимала. Я должна была спокойно принять и понять усталость и отстраненность Моего Мужа, которая меня так раздражала в последнее время. Я хотела от него слишком много соучастия, на которое он не был способен. И он попросту сбежал. Мне нужно было меньше изводить себя ностальгией по старому дому, а привыкнуть и принять новый, меньше оплакивать потерю Моей Рубрики, а взяться за новую работу. Все это необходимо было сделать, чтобы органично соответствовать своей жизни, а значит, быть счастливой.

Каждый из нас вправе выбирать, хочет он быть счастливым, как Берта или как Эмма.

Или несчастным, как Берта или как Эмма.

11 декабря, вторник рассвет 7:28 – закат 16:39

Сегодня утром Ато пошел в школу. Я осталась дома одна, наедине со своим романом, моим новым любовником. С недавних пор я стала его лучше чувствовать, проникла в его душу.

Написание романа стало походить на своего рода интимные отношения с человеком, которого я хорошо знаю и понимаю и который мне отвечает взаимностью.

Мой Муж был первым мужчиной, которого я поцеловала, с кем я была в первый раз.

В восемнадцать лет мы убежали, спрятались, познали друг друга и поженились.

У меня были и другие истории в моменты нашей отчужденности, но никто и никогда не мог заменить Его.

Во время каждой нашей близости мы чувствовали еще большую влюбленность, еще больше открывались друг другу, все происходило натурально и органично, как будто природа создала нас друг для друга.

Мы скучали друг без друга во время редких и непродолжительных расставаний, наши тела как будто размагничивались. При встрече мы набрасывались друг на друга, охваченные желанием и страстью, готовые вновь и вновь открывать неизвестные, самые интимные нотки нашей любовной симфонии.

В нашем старом доме в Викарелло под опекой моих родителей мы чувствовали себя, как беззаботные студенты в общежитии.

Но все изменилось, когда мы переехали в Рим.

Наверное, произошло нечто такое, как с Эммой Бовари. Что-то наподобие: «Дотронешься до этого человека, испытаешь удовлетворение и счастье, но одновременно что-то в тебе умрет».

Новый дом как будто нас заколдовал, навел порчу.

Я возвращалась с работы пешком, падала на диван и жаловалась: как ненавижу этот ужасный город, как скучаю по Викарелло, как устаю на работе. Мой Муж возвращался с работы, до смерти уставший после очередных слушаний в суде, погружался в кресло, включал телевизор и отрешенно слушал мои причитания.

В лучшем случае он мог молча помассировать мне ступни: это помогало снять усталость и напряжение, но никакого продолжения не происходило. В худшем случае мы ссорились. Повод для ссоры находился всегда: почему Он не вынес мусор, почему Я не вынесла мусор, почему Он забыл заплатить за Интернет, почему Я забыла поздравить его отца с днем рождения, почему Я не была той восемнадцатилетней девушкой с косичками, почему Он не был тем восемнадцатилетним парнем с сияющими глазами. Мы проводили вечера вместе, лежа в кровати: я посылала сообщения друзьям с жалобами на то, какая сволочь Мой Муж, он, уткнувшись в экран ноутбука, перелистывал youporn.

«Именно так все и начинается, когда все заканчивается, – сказал однажды четырежды разведенный герой Моей Рубрики. – Она идет спать в десять вечера, жалуясь на усталость и плохое самочувствие, а я кормлю котов, говорю всему миру спокойной ночи и погружаюсь в youporn».

Так, значит, он чувствовал, что между нами все кончено, еще до побега в Дублин и Нью-Йорк? Значит, он искал на порносайтах вдохновение и яркость ощущений, которые больше не получал от меня?

Закрываю файл очередной главы своего романа и набираю .

Не могу понять, почему раньше мне не приходило в голову разведать, что там, в тех местах, происходит, почему туда так тянет верных мужей? Хорошая возможность убить двух зайцев: сыграть в игру «Десять минут» и удовлетворить свое любопытство. Да… Пожалуй, десяти минут не хватит, чтобы изучить все предложения сайта: любительские, лесбиянки, геи, черные, белые, малолетки, зрелые, Belen, Adult Phone Chat, Adult Amateur, Adult Avatar Chat Rooms… Какую из опций выбрать?

Выбираю любительское видео.

И опять миллион предложений. Наугад кликаю на одно десятиминутное видео.

Она – дама с непонятным цветом волос, с большой, но бесформенной грудью, со слегка рыхлыми ягодицами в белых кружевных стрингах.

Он – неплохо сложенный парень, худощавый, с татуировкой в виде орла на спине.

Она – в маске Человека-паука, он – в маске Робота.

Комната похожа на номер в дешевом отеле.

Сначала он сверху.

Проходят четыре минуты.

Потом она сверху.

Проходят две минуты.

Мне становится скучно.

Беру сотовый. Нахожу номер четырежды разведенного героя Моей Рубрики, пишу сообщение: «Привет, это Кьяра Г. Смотрю видео на порносайте, скукотища, понимаю, что научно-популярный журнал “Quarq” возбуждает меня куда больше, все остальное понять не в силах».

Ответ не заставляет себя долго ждать: «Привет, Кьяра! Ты стала пользователем порносайтов, отсюда делаю вывод, что у тебя проблемы в личной жизни. Что именно ты не можешь понять: почему в наш гедонистический век незаконный порнорынок пользуется такой высокой популярностью? почему сексуально неудовлетворенных людей тянет на подобные сайты? или тебя больше не удовлетворяет твой собственный секс?»

Спасите! Я сама не знаю!

«Наверное, третье, – отвечаю. – Секс меня больше не удовлетворяет, особенно если это секс не у меня, а у других людей».

«Поздравляю, значит, ты здоровый человек».

Но шлет вдогонку следующее сообщение: «Ты здоровый самовлюбленный человек».

Герой порноролика сбрасывает маску Робота, чтобы зрители видели его лицо во время оргазма.

Какой абсурдной, скучной и неестественной кажется чужая жизнь!

Красивая.

Или ужасная.

Но это их жизнь.

Вышивание крестиком

12 декабря, среда рассвет 7:29 – закат 16:39

Крестик по горизонтальным рядам.

– Ряд следующих друг за другом стежков должен ориентироваться на переплетение нитей полотна.

– Проденьте иглу сквозь ткань с изнаночной стороны. Сделайте стежок из верхнего левого угла в нижний правый.

– Сделайте с изнаночной стороны полотна стежок вверх и выведите иглу в следующем верхнем левом углу квадратика.

– Продолжайте делать наклонные стежки по всему горизонтальному ряду.

– Дойдя до края ряда, проделайте наклонные стежки в обратном направлении, закончив выполнение крестика.

Важно – менять цвет нити (СЕРЫЙ – для ежика, КРАСНЫЙ – для СЕРДЦА, ЗЕЛЕНЫЙ – для КУСТИКОВ).

Когда нить заканчивается, иглу нужно вывести наизнанку и закрепить несколькими незаметными стежками.

Это записи, которые я сделала под диктовку милой старушки в очках с массивной роговой оправой, с которой познакомилась в «Доме вышивки». Кто бы мог подумать, что такое место может существовать в современном городе, да еще и в трех шагах от моего дома!

Мистер Магу. Так всегда меня называл Мой Муж, и я всегда оправдывала прозвище этого неуклюжего героя диснеевского фильма: я постоянно спотыкалась и падала; у меня всегда все валилось из рук; я не умела водить машину; я не имела ни малейшего понятия, как готовить еду. Может, вся проблема в моих руках? Они как две подушки, набитые ватой. Они меня всегда подводили: я никогда не могла поймать падающую вещь, содержимое бокала всегда проливалось на мою блузку, я не могла выкрутить лампочку или вставить батарейки в пульт от телевизора. Руки живут отдельно от меня, я не могу ими управлять. Так было всегда, и я не могла ничего с этим поделать. А Мой Муж не мог этого понять. Он злился, когда в лифте у меня выскользнула из рук бутылка вина и разбилась, когда чемодан свалился со шкафа мне на голову, когда я вставила кабель телевизора в разъем DVD-плеера.

Мои руки и «древнее утонченное искусство вышивки» (надпись, которую я прочитала на обложке журнала на входе в «Дом вышивки») были несовместимы априори. Наверное, именно поэтому, сто раз проходя мимо, я не замечала эту симпатичную витрину с множеством удивительных предметов, оживленных красотой вышивки.

Утром, как обычно, я сходила в спортивный зал, а по пути домой размышляла, какими будут мои сегодняшние «Десять минут». Сама не понимая как, я очутилась в этой мастерской, словно сошедшей со страничек детских сказок, с множеством коробочек с разноцветными нитками, образцами тканей и эскизов для будущих вышивок.

Среди этой красочной и пестрой палитры из ниоткуда появилась седая старушка в смешных очках, которая напомнила мне бабушку. Такой же добрый и шаловливый взгляд, прическа в виде седого облака, худощавые морщинистые руки и суетливые движения.

Перед глазами возникла картина из детства: бабуля в соломенной шляпе и резиновых сапогах ходит на огороде в Викарелло между грядок, заботясь о каждом кустике ароматных помидоров, наливающихся спелостью. Она умерла майским утром, во сне, не попрощавшись.

Мне тогда было восемь, и через десять лет я встретила Моего Мужа. От тоски сердце сжалось в комок.

Я подошла к старушке и попыталась объяснить, почему здесь оказалась.

– Я ничего, абсолютно ничего не понимаю в вышивке и никогда этим не занималась. Но каждый день я должна делать что-то новое и необычное для себя, и вот я здесь.

– Боже, как чудесно! Какая замечательная идея!

Глаза старушки стали еще шаловливее, она походила на маленького домовенка. Бросилась доставать с полок разноцветные коробки и шкатулки с нитками, иглами, наперстками и прочими инструментами, необходимыми для вышивки.

– Вот что вам подойдет!

Старушка развернула перед моими глазами сложенный вчетверо лоскут белой ткани. На нем эскиз вышивки: ежик с яблоком на иголках на фоне кустика.

– Не переживайте, это очень простая вышивка: крупные крестики, небольшое количество цветов, простые контуры рисунка – даже ребенок с этим справится.

Она говорила, говорила… Показывала, как и где прокалывать полотно, как прокладывать стежки, к какой силой натягивать нить. И тут я поняла, что мне нужно все это конспектировать.

Перед тем как попрощаться, старушка с седым облаком на голове сказала:

– Вот увидите, скоро вы вернетесь сюда. Стоит только начать вышивать, и это обворожительное, волшебное творчество вас не отпустит.

И вот я сижу дома, на диване, передо мной – мои записи.

Вертикальные, горизонтальные линии, отверстие вверху, внизу, игла вправо, игла влево. Боюсь, мне не одолеть эту задачу. Нет, я справлюсь! Начну с ежика. А может, правильнее начать с кустика? Он ведь на заднем плане? Как понять, где прокалывать полотно, чтобы игла вышла в нужном уголке? Серая нитка от ежика попадает на территорию яблока, крестики кривые и хромоногие, нитки путаются, создавая петли и узелки в самых неподходящих местах.

«Даже ребенок с этим справится», – вспомнились слова старушки. А я не справилась.

Прошли десять минут. Глядя на свою вышивку, я усомнилась: сегодня можно засчитать «десять минут» или программа не выполнена и нужно придумывать что-то другое?

С одной стороны, грустно за мой полный провал в «древнем утонченном искусстве вышивки», но с другой – приятно, что старушка из «Дома вышивки» напомнила о моей бабушке и на мгновение мне даже показалось, что я не одинока в этом чужом городе, что рядом со мной, в соседнем дворе, живет бабушка, как это было много лет назад. Рядом с моим домом.

Как дела, мама?

13 декабря, четверг рассвет 7:29 – закат 16:39 молодая луна

Старушка из «Дома вышивки», похожая на бабушку, вызвала волну душевных переживаний и ностальгических воспоминаний. Первая мысль, посетившая меня после пробуждения, была позвонить маме в Викарелло.

– Привет, мама, ты дома?

– Да, конечно.

– Я приеду сегодня.

Но перед поездкой домой я должна кое-что сделать.

Вокзал. Перрон. Мой пригородный поезд. Поезд, в котором я проехала сотни, тысячи раз туда и обратно: домой к родителям, домой к героям Моей Рубрики, к Моему Мужу в офис, в кино, на встречи с моим редактором, на презентацию моего романа, к гинекологу, к зубному врачу. Куда бы я ни ехала, этот поезд всегда вез меня обратно – ко мне домой в Викарелло.

И вот теперь я еду не домой, а в гости к родителям. Мама ждет на перроне. Мы обнимаемся.

– Как ты, доченька? Почему такая худая?

Мама есть мама.

– Держи, это тебе.

– Что это?

– Держи пакет ровно, здесь тирамису[9]. Я сама его приготовила.

Мама недоверчиво улыбается:

– Ты?!

– Да, я. Сама. Я нашла в Интернете кулинарный сайт с хорошими простыми рецептами и решила сделать тебе сюрприз. Ты ведь так любишь этот десерт.

– Да, да, конечно, – неуверенно сказала мама, с любопытством заглядывая в пакет.

Видимо, она никак не могла поверить, что ее безрукая дочь научилась готовить тирамису. Ее дочь. Неуклюжая растяпа. Тирамису. Представьте себе.

Когда я повзрослела, родители решили отдать дом мне, а сами переехали в дом покойной бабушки. Он был поменьше, но после ремонта стал очень уютным и симпатичным. Он находился через дорогу от теперь уже моего дома, и я продолжала жить одной семьей с родителями: они опекали меня, как и прежде, делали все по хозяйству. После нашего переезда в Рим родители сдали свой дом в аренду паре пенсионеров из Германии, а сами вернулись в наш дом, сделав ремонт, которого я так боялась и который был одной из причин нашего бегства в Рим.

– Договор аренды с немецкой парой заканчивается в то же самое время, что и твой договор на римскую квартиру, – успокаивала меня мама. – Если ты захочешь, можешь вернуться в свой дом, а мы опять переедем в бабушкин.

На улице декабрь, а небо прозрачно-голубое, солнце ясное, воздух теплый и влажный, вечнозеленый плющ обвивает веранды и ограды домов, некоторые кустарники надумали цвести. Кажется, и не зима вовсе.

На крыльце бабушкиного дома, сидя в плетеных креслах, греются на солнце немецкие старички. Они играют в карты, пьют пиво, смеются. На нашей террасе лежат собаки, они тоже наслаждаются по-весеннему теплым солнышком.

Все на своих местах, все, как и прежде. Только меня здесь нет. Как бы я хотела вернуть все назад – Мой Дом, Моего Мужа, Мою Рубрику, мои радости, мои переживания и даже мои страхи. Те былые страхи сейчас мне даже кажутся сладкими и приятными, потому что я к ним привыкла. Теперь у меня новые страхи, они чужие и непонятные, они мучают меня и не дают покоя.

Я прошлась по своей комнате, всматриваясь в каждый предмет. Все такое родное и дорогое. Вот моя кровать. Сколько себя помню, она всегда здесь стояла. Мне пришло на память, как в детстве, когда все ложились в постель, я по нескольку раз звала папу и маму к себе, чтобы они поцеловали меня на ночь. И, несмотря на усталость, они вставали и шли в мою комнату, нежно целовали, поправляли мое одеяло, гладили по волосам, желали доброй ночи. Я для них всегда была самым важным в жизни.

Вот на полке стоят мои школьные и университетские учебники. Надо же, среди них затесались книги «Уголовное право» и «Процессуальный кодекс», оставшиеся после Моего Мужа. А на стенах так и продолжают висеть наши фотографии из Камбоджи, Китая, Мексики, Чили, Коста-Рики, Амстердама.

Вхожу в соседнюю комнату, здесь жил мой брат Маттео. После школы он поехал учиться в Милан, а потом нашел работу в Берлине. После его переезда эта комната повидала множество постояльцев. Я сдавала ее Джанпьетро, который набил этот старенький шкафчик своими яркими экстравагантными рубашками и вычурными мокасинами; потом в ней жил Карло, и наш бедный шкафчик наполнился журналами «Play Boy»; потом здесь появился Винченцо, который работал поваром в ресторане, и в шкафу образовалось нагромождение какой-то кухонной утвари непонятного для меня предназначения; потом Игорь, который хотел стать актером; потом Александра, менеджер, любившая после офисной монотонной рутины вскочить на соседского коня и промчаться галопом по окрестностям Викарелло.

С сентиментальным и немного неуравновешенным Джанпьетро я смеялась, плакала, грустила и даже била его блоком сигарет. Он доставал меня по всякому поводу, а я доставала его, каждый вечер мы посылали друг друга к черту, утром мирились и вместе пили кофе.

С Карло, сами того не замечая, мы стали жить как семейная пара: мы заботились друг о друге и делили обязанности по дому. Сейчас он живет в Брюсселе, работает в Европейском парламенте. Винченцо и Игорь прошли незаметно. Больше всех мне была по душе Александра: с ней было интересно, и она меня не напрягала.

Но потом появился Мой Муж. Конечно, он был и при Джанпьетро, и при Карло, Игоре и Александре, но еще не занимал так много пространства в моей жизни. Он входил в мою жизнь постепенно, отвоевывая территорию в моем доме и в моем сердце.

После занятий в университете он приезжал ко мне, и мы обедали втроем – я, он и Джанпьетро. Он начал оставаться у меня на ночь по выходным, и утром Карло готовил завтрак на троих. С Александрой, втроем, мы начали совершать конные прогулки. С Игорем мы устраивали чудесные ужины у камина и подолгу болтали под бокал вина. Мама сразу поняла, что появился человек, к которому у меня особые чувства, поэтому она всячески пыталась завоевать доверие моего будущего мужа. Заприметив его в гостях, она сразу же появлялась у нас на пороге с огромным подносом с сырами, колбасками, домашним хлебом и всяческой ароматной зеленью с огорода.

Потом Мой Муж окончил университет, сдал государственный экзамен, а я окончила свой университет, опубликовала первый роман, затем написала второй роман. И когда Александра переехала жить в Турин и я осталась в доме одна, мы с Моим Мужем решили попробовать жить вместе. Мы сразу поняли, что нам удобно, хорошо и просто быть вдвоем. Мы ели помидоры с маминого огорода и моцареллу, которую делал сосед. Родители помогали по хозяйству. Мы не задумывались над тем, что старый дом требует ремонта. Мы жили беззаботно и в свое удовольствие.

– Если ты теперь умеешь готовить тирамису, может, займешься и огородом? – спросила мама, когда мы присели на веранде с видом на огород.

– Нет, я никогда не лишу тебя этого удовольствия, – пошутила я в ответ.

Думаю, с огородом у меня никогда не сложатся дружеские отношения. Один раз я попробовала посадить перец. Но уже через неделю я о нем забыла, даже не знаю, вырос он или нет. Наверное, нет: кто-то ведь должен был его поливать.

В любом случае есть вещи, которые должны делать только родители. И это необходимо в первую очередь им, а не тебе. Они не могут быть счастливы, если у них нет чего-то такого, что дает им возможность проявить заботу и выразить любовь к своим детям.

– Так все же как твои дела, доченька?

– В общем, неплохо. Работаю над романом, и это единственная хорошая новость.

– Не переживай, все пройдет. Время лечит.

– А здесь что происходит? Что там у Маттео? Он не звонил мне больше месяца…

– Ты же знаешь, какой Маттео, позвони ему сама. Он работает с утра до вечера, говорит, что иногда ему некогда поесть. Кожа да кости, хуже тебя. Стал такой нервный. Я за него переживаю, а папа говорит, что это нормально, что так и должно быть. Мужчина должен работать, а работа утомляет и высасывает все соки. Да он и сам не может угомониться: в его-то годы так работать, без отдыха… Всегда напряженный, раздражительный, в плохом настроении. Слава Богу, в прошлое воскресенье взял выходной, улегся в гамак на веранде, укрылся пледом, отлежался. Ты бы его видела, спал весь день, как ребенок. Все знают, что он…

– Но ТЫ-то как живешь?! – прервала я маму на полуслове.

На меня нашло какое-то озарение: я никогда не интересовалась, как живет моя мама, что она думает, о чем мечтает, из-за чего переживает.

Я смотрю на часы, засекаю: десять минут пошли.

– Ты как живешь, мама? – настаиваю я.

– Хм…

– Хм…

Она встает, начинает убирать со стола посуду.

– Ты же знаешь, Кьяра, я всегда переживаю за вас – за Маттео, за папу, за тебя. Когда ты в последний раз созванивалась с мужем?

– Мама, умоляю, брось посуду и сядь возле меня, расскажи, как ты живешь. Я потом сама помою посуду.

Мама смотрит на меня широко открытыми глазами, в них удивление и беспокойство.

– Ты же никогда не притрагивалась к грязной посуде, по крайней мере в нашем доме.

– Хорошо, потом ты сама помоешь посуду, но сейчас посиди со мной хотя бы десять минут, расскажи о себе.

Она продолжает на меня смотреть растерянно и с подозрением, выражение лица говорит о ее страхе за мое здоровье.

– Ну и…

– Что?

– Ну, рассказывай.

– Что рассказать? Что ты хочешь узнать?

– Например, как у тебя дела на работе.

Моя мама работала воспитательницей в местном детском садике, но после выхода на пенсию пошла работать волонтером в больницу «Сан Джованни» в Риме. Она уже двенадцать лет там работает, а я впервые спрашиваю, что именно она там делает. Мне становится стыдно.

– В больнице все как обычно, все идет своим чередом.

Мама не может усидеть на стуле, все время порывается встать, ей некомфортно сидеть, особенно когда нужно убрать со стола, помыть посуду, заложить белье в машинку, погладить, приготовить…

– Мама…

– Да…

– Почему ты стала волонтером в больнице?

– Кьяра, я тебя умоляю, хватит. Это что, шутка?

Она вновь приподнимается, но я удерживаю ее за руку.

– Нет, мама, я не шучу. Когда муж меня бросил, мир как будто перевернулся, я не могла понять, жива я или уже мертва. Я начала ходить к психоаналитику. Знаешь, она мне предложила необычное лечение – сыграть в игру «Десять минут».

– Что это значит?

– Каждый день на протяжении месяца я должна делать что-то новое, то, чего я никогда не делала. Выделить на это всего лишь десять минут моей жизни. Ведь это не много, верно?

Мама слегка успокоилась. Конечно, она толком не поняла, что это за метод такой, но готова безоговорочно принять все, что может благотворно повлиять на здоровье и душевное состояние ее детей.

– Что я могу сделать для тебя, доченька?

– Ты можешь рассказать мне о себе, о своей работе в больнице. Ты никогда об этом не говорила.

– Потому что меня никто об этом не спрашивал… – сказала она, опустив глаза. – У вас и так много проблем, у тебя, у Маттео, у папы. Зачем вам еще и мои?

– Расскажи, мама, мне хочется узнать.

Наконец мама сдалась и начала рассказывать, что существует волонтерское общество под названием «Arvas» и что она прошла подготовительный курс, чтобы стать его членом. Сейчас она работает в отделении гематологии, помогает больным. Работа – самая разнообразная: от помощи в оформлении документов до подсобных работ на кухне.

– Я чувствую, что нужна людям, – и это для меня самое главное. Мы стараемся поддержать больных, читаем им книги, болтаем, делимся рецептами, приносим небольшие подарки. На прошлой неделе, например, мы напекли пирожков и всяких сладостей и устроили маленькую ярмарку во дворе больницы. А еще написали о некоторых забавных случаях, происшедших в нашем отделении, – такие маленькие анекдоты из жизни. Они так рассмешили больных, подняли им настроение.

Я смотрю на нее, она смотрит на меня, опускает глаза, краснеет. Краснеет?

Она вздохнула и продолжила:

– Знаешь, в больнице каждого больного и его родственников просят заполнить анкету. В ней множество вопросов о том, чем они довольны, чем недовольны, что они считают нужным или ненужным. Так вот, все, абсолютно все пишут, что волонтеры крайне необходимы в нашей больнице.

Она поднимает глаза, улыбается. В глазах – гордость.

Но когда, когда она училась на курсах «Arvas»? Какими мыслями, какими делами была в это время поглощена я, чтобы не замечать, чем живут мои близкие? Пока я лежала на диване, уставившись в потолок и оплакивая Мою Рубрику, мама бросала домашние дела и отправлялась в больницу, чтобы помогать людям. А что делала я? А я после встречи с недовольным редактором, злая из-за творческого истощения и отсутствия вдохновения, заходила на кухню, где суетилась мама, и жаловалась, жаловалась, жаловалась. Я после очередной глупой ссоры с Моим Мужем, о которой забывала на следующий день, звонила маме, рыдала в трубку и жаловалась, жаловалась, жаловалась.

А что она? Что ее привело в волонтерскую организацию? Она боялась? Сомневалась? Что ее подтолкнуло быть рядом со смертельно больными людьми? Где она берет силы, чтобы устоять, вытерпеть эту ежедневную близость смерти, которая смотрит на тебя с каждой больничной койки, которая изо дня в день напоминает о своем существовании и неотвратимости?

– Тебе случается испытывать привязанность к человеку, который потом умирает?

– Постоянно.

Вздыхает, опускает взгляд.

– Три года назад одна совсем молоденькая девушка умерла от лейкемии. Какая она была красивая! Ее звали Летиция. Она мечтала стать стилистом и, лежа на больничной койке, продолжала рисовать модели одежды. Она рисовала и рисовала. После смерти Летиции я отнесла ее рисунки Ирен. Помнишь, я говорила тебе о ней? Это владелица магазина одежды в Риме, дочка моей давней подруги. Ей очень понравились модели Летиции. Она обратилась к своему знакомому портному, и он сшил все модели, все до единой. Они даже организовали показ мод, самый настоящий показ мод, с подиумом. Моделями были подруги Летиции. Вот, – гордо произнесла мама.

– Но где?

– Что где?

– Где вы устроили показ мод?

– На вилле у Марии Грации.

– Кто такая Мария Грация?

– Как, ты не помнишь? Это моя давняя приятельница из детского сада. Та, которая вышла замуж за богатого вдовца и переехала к нему на виллу.

– Когда?

– Что когда? Когда она вышла замуж?

– Нет, когда все это происходило? Показ мод?

– Три года назад.

– А что я в это время делала? Почему я ничего не знала?

– Милая моя, да разве я упомню, чем ты была занята? Своей обычной жизнью, мужем, работой… А тебе хотелось бы сходить туда?

Мы смотрели друг на друга. Десять минут уже давно прошли, но мое желание поговорить с мамой только усиливалось.

– Знаешь, Кьяра, в наше отделение попала новая пациентка. Это Мариетта, стюардесса из Кальяри, примерно твоего возраста. Она облетела весь мир, где только не побывала! Вчера мы сидели вместе в очереди на химиотерапию, болтали о том о сем. Она сказала, что, когда выйдет из больницы, отправится в какое-нибудь маленькое путешествие. Она и меня зовет с собой. А может, и ты захочешь с нами? Почему бы и нет?

– Почему бы и нет…

Какое-то время мы сидели молча, погрузившись в раздумья. Я только сейчас поняла, как много у меня вопросов к маме, на которые я хочу получить ответы, об одежде Летиции, о путешествиях Мариетты…

– Слышишь, мама, а что насчет Рождества?

– Милая, я знаю, как тебе не нравится этот праздник. Я тебе сто раз повторяла: ты можешь пригласить Ато, Джанпьетро, да кого угодно. Я приготовлю ужин, и мы вместе посидим, как будто это обычный вечер и нет никакого праздника. Тем более что это первое Рождество без… Я знаю, как тебе трудно.

– Я хочу пригласить вас с папой к себе, в Рим. Вас, Джанпьетро и Ато. Вечером двадцать четвертого, – неожиданно для самой себя решила я.

– Праздновать у тебя?

– Да.

– А кто приготовит ужин?

– …?

– …?

– Джанпьетро хорошо готовит. И я тоже кое-что могу, например кексы и тирамису. А где мой тирамису? Давай попробуем.

Мама подскочила со стула в радостном волнении: суетиться по дому ей намного привычнее, чем разговаривать с дочерью по душам.

В поезде торт немного помялся и осел, но все же был весьма привлекательным и аппетитным.

– Вкусно, невероятно вкусно! – приговаривала мама, поглощая очередной кусочек.

– Ты права, – соглашалась я, уминая ложку за ложкой.

– Молодец!

– Крем должен быть немного воздушнее, как ты думаешь?

– Если хочешь, чтобы крем был воздушнее, добавь в маскарпоне немного сыра «Филадельфия».

– Прости меня, мама…

– За что?!

– За то, что никогда не интересовалась твоей жизнью.

– Ну что ты. Ты хорошая девочка. Немного сумасшедшая, немного эксцентричная, но ты моя дочь. Иди ко мне, милая, – сказала мама и распахнула объятия мне навстречу.

Кража

14 декабря, пятница рассвет 7:30 – закат 16:40

«Я нехорошая девочка, я дрянная девчонка, я хулиганка», – мысленно повторяю себе, наматывая очередной круг по залам нашего супермаркета.

Я хватаю с полки йогурт «Миллер», ананас с персиком, и незаметно засовываю его в карман.

Еще один круг для отвода глаз.

Все, десять минут прошли, можно уходить.

У выхода из супермаркета я делаю пару шагов в стиле хип-хоп, которому меня научила телевизионная тренер, и удаляюсь. По дороге я достаю из кармана йогурт, открываю и, держа его, как бокал шампанского, мысленно произношу тост: «За мою первую в жизни кражу!» – и залпом выпиваю содержимое пластиковой бутылочки.

Тормоз, сцепление и твои доводы

15 декабря, суббота рассвет 7:31 – закат 16:40

Вчера явился Ато, и я повторила свое теперь уже фирменное блюдо – тирамису. На этот раз я добавила немного сыра «Филадельфия», как посоветовала мне мама.

Рецепт был рассчитан на шесть персон, но мы с Ато его проглотили на первых кадрах второй серии «Дневник вампира». Был уже пятый час ночи, а мы с Ато не могли оторваться от телевизора, вынимали диск из DVD-плеера и вставляли следующий с очередной серией фильма, благо завтра не нужно вставать рано!

Тем не менее у меня не получается спать допоздна: срабатывает какой-то сумасшедший, неугомонный будильник внутри меня, которому жалко терять драгоценные часы дневного бодрствования.

Я поднимаюсь, распахиваю шторы, улыбаюсь солнцу и начинаю новый день.

Когда просыпается Ато, я рассказываю о моей идее вместе отпраздновать Рождество.

– Я уже договорилась с твоим куратором, он не против отпустить тебя на все праздники. Вечером двадцать четвертого пригласим сюда моих родителей и брата Маттео, он должен приехать из Берлина. Будет еще наша «тетя Пьера». Как тебе моя идея?

Тетя Пьера – это имя придумал Ато для Джанпьетро после их знакомства. Это был разговор по телефону. Точнее, разговаривал только Джанпьетро, а Ато слушал и молча кивал в ответ. Этот разговор длился около часа, и я уже примерно понимала, о чем мог говорить Джанпьетро в течение всего этого времени, не умолкая.

– Он попросил называть себя «тетя Пьера», – невозмутимо огласил Ато, закончив одностороннюю телефонную связь.

Я окончательно убедилась, что мои подозрения были правильными. Но Ато не был ни удивленным, ни озадаченным, как многие другие после знакомства с моим эксцентричным товарищем. Они стали писать друг другу на Facebook, обмениваться новыми музыкальными роликами, иногда созваниваться. Последствия этого общения я угадывала во многих словах Ато. То вдруг он начал мне советовать пользоваться электрической зубной щеткой и использовать раз в месяц отбеливающее средство для зубов, то критиковал мое равнодушие к смягчающим кремам для рук. Понятно было, откуда дул ветер. Ато и не скрывал, что ему импонировала неординарная личность Джанпьетро и что ему очень хотелось с ним познакомиться лично.

Когда Ато услышал о моих планах на Рождество, его глаза заискрились от счастья.

– Готовить будет Джанпьетро, но мы тоже должны что-то придумать к столу. Мой тирамису – чудесный десерт, но хотелось бы приготовить к празднику что-то новое, более необычное…

Меня прервал рингтон телефона.

Это был ОН.

Давно не созванивались.

Два с половиной дня, если быть точной.

И давно не виделись.

Тринадцать дней, если быть точной.

Целых тринадцать дней – это невероятно долгий срок для тех, кто когда-то решил провести всю жизнь вместе.

– Привет.

– Привет, мистер Магу.

– Привет.

– Что делаешь?

– Ничего. А ты?

– Ничего.

– Хм.

– Да…

– Да…

– Мм…

– …?

– Ты свободна сегодня вечером?

– Сегодня после обеда я иду с Ато в кино.

– Я подъеду к кинотеатру, заберу тебя после фильма?

– Хорошо. Приедешь на машине?

– Вообще-то хотел на мотоцикле, могли бы прокатиться…

– Нет, приезжай на машине.

– Ну хорошо.

Я увидела ЕГО у выхода из кинотеатра: ОН стоял, прислонившись плечом к колонне, курил сигарету. Кажется, ОН немного поправился, бороду отпустил длиннее обычного, другая прическа. Но, тем не менее, для меня ОН остался таким же красивым, как и был. А может, еще красивее. Наши взгляды встретились, и я опять утонула в этих глазах, сводивших меня с ума, когда я была девчонкой с косичками.

Увидев меня, он бросил сигарету и поторопился мне навстречу.

Мы поздоровались, обменялись легким прикосновением-поцелуем в щеку, молча уставились друг на друга. На помощь пришел Ато: он извинился и удалился под предлогом, что хочет посмотреть очередную серию «Дневника вампира». Конечно, он просто хотел оставить нас наедине. Но зачем? Зачем нам оставаться наедине?

Мы направились к машине. И я, и он испытывали неловкое напряжение.

– Хочешь чего-нибудь поесть?

– Да, но сначала хочу, чтобы ты мне дал урок вождения.

– Что ты говоришь, Магу?!

– Ну, пожалуйста, коротенький урок, всего десять минут!

– Но их хватит всего лишь на то, чтобы понять, где тормоз, а где сцепление.

– Ну и что?

Молча заезжаем на площадку перед стадионом. Сегодня пусто.

– О’кей, садись за руль.

Мы вышли из машины, он направился в обход спереди автомобиля, а я – в обход сзади, чтобы не пересекаться.

– Так. Поставь правую ногу сюда, левую – сюда. Запомни: правая нога у тебя на педали газа, левая – на педали сцепления. Третья педаль – торм… Что ты делаешь?!

Пока он говорил, моя нога как-то совершенно непроизвольно нажала педаль сцепления, а может, тормоза, кто их разберет. Машина резко дернулась, и мотор заглох.

– Извини.

– Ничего страшного, запускай двигатель. Поверни ключ в замке зажигания – вот так, молодец… В это же время нажимай… Ну что ты, черт побери, делаешь?

Из всех моих учителей, с которыми я столкнулась с начала игры «Десять минут» (учитель музыки Родриго, учитель хип-хопа Флакави, учитель-старушка из «Дома вышивки», а тем более учитель по кулинарному искусству ), мой сегодняшний учитель вождения оказался самым нетерпеливым и неуравновешенным.

Нетерпение начало переходить все границы, когда мы добрались до переключения скоростей.

– Как ты не можешь понять, что сначала нужно выжать педаль сцепления, потом включать первую скорость?

– Да, именно в такой последовательности?

– Конечно да!

Десять минут давно прошли, а я пока только на первой передаче. Ускоряюсь: тридцать километров в час. Ура! Вторая передача, и второй круг вокруг стадиона!

– О’кей, нормально. Сейчас попробуй притормозить, плавно. Ты ненормальная, я же сказал – плавно!

Ясное дело, я не переключилась со второй передачи на первую и машина снова заглохла.

Я невероятно довольна собой! Это, наверное, самая успешная партия моей игры «Десять минут».

– Почему ты не водишь машину? Тебе нужно сдать на права. Как сейчас, в наше время, можно не уметь водить машину? Это же необходимо!

Сколько раз он мне об этом говорил! Я всегда пропускала это мимо ушей. Но почему именно сегодня утром, когда он позвонил, мне захотелось попробовать сесть за руль? Когда мы познакомились, сидя перед кабинетом психолога, болтая обо всем на свете, Мой Муж сказал, что ходит в школу вождения и скоро будет сдавать экзамен. Может быть, уже тогда я внушила себе мысль, что мне не нужно водить машину, потому что этот красавец будет возить меня везде и всегда – и на машине, и на мотоцикле. Всегда. И только меня.

– Попробуем заднюю передачу?

– Нет, тебе еще рано. Попробуем на следующем уроке.

Пауза.

– Ты все-таки продолжаешь ту глупую игру, которую тебе предложила сумасшедшая психологичка?

Почему он такой грубый? Такой агрессивный? Особенно после приезда из Дублина, как будто ему мало того, что он сделал? Не проще ли просто попросить прощения?

«Это потому, что он очень высокомерный для того, чтобы просить прощения», – говорит Джанпьетро. «Это потому, что он очень ранимый для того, чтобы просить прощения», – говорю я.

– Да. И наш урок вождения был сегодня моими десятью минутами.

– Нет…

– Да!

– Лучше бы в течение своих десяти минут ты выслушала меня.

– Я тебя слушала всю нашу совместную жизнь, все восемнадцать лет.

– Но ты меня всегда прерывала, особенно в последнее время. Никогда не дослушивала до конца, никогда не пыталась понять.

– А ты послушай, кто сейчас говорит.

– Хорошо. Ты не нарушишь правила своей игры, если сделаешь в один день две новые вещи?

– Нет.

– Тогда выслушай меня до конца, мне хватит десяти минут.

– Хорошо, начинай.

– Только не прерывай меня.

– Хорошо, не буду.

Он начал говорить.

В машине.

Я сижу на его месте – за рулем, он сидит на моем месте – на пассажирском сиденье.

Он говорит.

Я слушаю.

Он не останавливается.

Я не перебиваю. Не перебиваю, когда проходят десять минут, не перебиваю, когда проходит час.

Он рассказывает о том, что сам не может понять, что с ним случилось в Дублине. После переезда в Рим он не мог меня узнать: я постоянно была злая и недовольная. Он говорит, что уехал в Дублин именно потому, что хотел дать мне отдохнуть от себя. Получается, как бы ради меня. Ох, как мне хотелось в этот момент его прервать, но я сдержалась. Он говорит, что я была действительно права: не надо было переезжать из старого дома в Викарелло. Вспоминает, как было легко в первые годы нашей совместной жизни, какими мы были счастливыми. Он говорит, что раньше я на него смотрела, как на бога, и он себя чувствовал, как бог. А потом, когда я излечилась от анорексии, начала нормально питаться, окончила университет, написала свой первый роман, начала работать в журнале, мой взгляд изменился. В моих глазах он видел отражение всего лишь мужчины, которого я просто любила, а не идола, которого обожествляла.

Здесь мне тоже еле удалось удержаться и не возразить. Неужели для двух людей не достаточно просто любить и быть любимыми, зачем становиться богами друг для друга?

Он говорит, что Сиобан смотрела на него, как на бога. Так, как я смотрела на него раньше.

Я беру его за руку.

Он говорит, что я не должна брать его за руку, если я не в силах понять его.

Я отпускаю его руку.

Он говорит, нет смысла бросать руку, если я до нее уже дотронулась.

И я снова беру его за руку.

Он говорит, что не может понять, что ему сейчас нужно.

– Я скучаю по тебе, по нашей жизни, знаешь? Но я не хочу вернуться в болото, из которого вырвался, не хочу видеть тебя вечно в отвратительном настроении. Мне не хватает нашей былой интимности, наших горячих чувств…

Я молчу.

– Я не могу жить без тебя. Ведь ты тоже не можешь жить без меня? Если мы не можем жить друг без друга, почему мы не можем принять друг друга такими, какие мы есть?

Я молчу.

– Может, нам попробовать встречаться чаще, ходить в кино, учиться водить машину, даже поехать вместе куда-нибудь? Ты со мной согласна, Магу?

Я молчу.

– Десять минут давно прошли, скажи мне что-нибудь.

Я молчу.

Что произошло с нами? Мы оба сбились с пути. Как найти дорогу друг к другу? Где тот сказочный герой, Мальчик-с-пальчик, который выложит дорожку из камешков, один за другим, чтобы не заблудиться и найти единственный верный путь?

Блошиный рынок

16 декабря, воскресенье рассвет 7:31 – закат 16:40

– Дорогая, я тебя обожаю! – не может сдержать восторг Джанпьетро. – Поверь, уже давно надоело подыгрывать тебе и делать вид, что нет никакого праздника.

– Представь, как мне будет больно подыгрывать вам и делать вид, что праздник существует. Восемнадцать лет, из года в год, мы вместе с Моим Мужем убегали от него на край света. А в этом году…

– Перестань. Восемнадцать лет мой отец не хочет меня видеть, ровно восемнадцать лет прошло с тех пор, как не стало моей мамы и я праздную Рождество без семьи, в одиночестве. Представь, в прошлом году я снял для себя сауну и проторчал там один. Я уж не говорю об Ато. А как ему в эти праздники, ты подумала? Где его семья? Увидит ли он ее когда-нибудь? Вернется ли он когда-нибудь в Эфиопию?

– В Эритрею.

– Какая разница, в Эритрею. Мы хотим жить и радоваться жизни или постоянно жаловаться друг другу на то, какие мы несчастные? Это так здорово, что ты пригласила родителей, брата! Я вам приготовлю такой праздничный ужин, что вы никогда не забудете великого мастера Джанпьетро. Дай мне немного времени подумать над меню, завтра позвоню, скажу, какие продукты понадобятся, но главное – рыба.

– Джанпьетро, какое завтра? Еще целая неделя до Рождества!

– Ты с ума сошла, дорогая?! Ты не понимаешь, что такое рождественский ужин? Ты знаешь, какой сейчас ажиотаж в рыбных магазинах? Все нужно заказать заранее, чтобы не остаться двадцать четвертого декабря с мороженой килькой в холодильнике. Кому я это говорю, боже мой! Человеку, который всю жизнь питался из фасованных коробочек и пластиковых пакетов и ни разу не приготовил человеческую еду?

– Приготовила, два раза, кексы и тирамису.

– Браво! Неужели ты собралась готовить кексы на десерт к праздничному столу? Не отвечай, иначе меня хватит удар. Я должен все обдумать и составить список блюд. Как ты думаешь, может, начнем с паэльи? Помнишь, когда мы были в Форментере, на море, тебе же она очень нравилась?

– Очень.

– Я тебя умоляю, только не таким тоном! Хватит страдать!

Светлый праздник Рождества! Нет счастливей торжества! В ночь рождения Христова Над землей зажглась Звезда.

– Что это?

– Это детский стишок о Рождестве, который я учила в третьем классе. Видела бы ты, какая я была красивая.

– Представляю.

– А как продвигается твоя игра «Десять минут»? Ты еще в нее играешь?

– Да, вот сегодня пойду на блошиный рынок.

– И что ты там будешь делать?

– Потом расскажу. Пока.

– Пока, дорогая. Передай трубку Ато, мне нужно с ним поговорить. Он будет помощником шеф-повара!

Зову Ато:

– С тобой хочет поговорить тетя Пьера.

Ато с радостью хватает трубку телефона.

Ждать окончания разговора нет смысла.

Я выхожу из дому.

Где же этот знаменитый рынок одежды, о котором с таким восторгом отзываются все мои знакомые, как только узнают, в каком районе Рима я поселилась?

Странно, все без исключения говорят, что мне повезло именно потому, что я живу в двух шагах от этого знаменитого рынка, который я прозвала блошиным. И что люди находят в этих разноцветных кучах тряпья, в этих бесконечных шеренгах вывешенных на плечиках предметов одежды? Конечно, мы с Моим Мужем ни разу там не были. Мы никогда не шли по хоженым тропинкам, истоптанным толпой, мы старались быть уникальными и исключительными, иметь собственное мнение, неподвластное большинству. Мы были настоящими антиконформистами и гордились этим!

Значит, посещение этого места пойдет в зачет моей сегодняшней игры. К тому же нужно купить рождественские подарки моей семье и друзьям. Кто знает, может быть, подвернется какая-нибудь рубашка экстра-шик из старой коллекции «Liberace» для Джанпьетро или ночная рубашка в стиле new romantic для моей мамы.

Иду, не знаю куда. «В двух шагах от моего дома…» Где же этот известный всем, кроме меня, рынок? Спрашиваю прохожего. Он смотрит на меня с нескрываемым удивлением, как будто я не знаю, где находится не вещевой рынок, а сам Колизей. Иду согласно его объяснениям. Вот подземный переход, прохожу, поворачиваю направо, выхожу на площадь. Должно быть, здесь? Но где? Ничего нет!

Оказывается, не только я ищу загадочный рынок. Немолодая пара, явно не из Рима, задает тот же вопрос «Где рынок?» уличному продавцу подержанных книг, похожему на Хоббита из вчерашнего фильма в кинотеатре.

– Синьоры, по воскресеньям нет вещевого рынка, разве вы не знали? Сегодня книжный рынок. Посмотрите на мою коллекцию комиксов. Вы здесь найдете все, что душа пожелает!

Я взглянула на прилавок и улыбнулась: с красочной обложки книги на меня смотрело лицо Хоббита. Странное совпадение – Хоббит продает Хоббита. Я с любопытством оглянулась вокруг: взрослые и дети, молодые и старые, как пчелы, роились у прилавков, листали фолианты, рылись в коробках, перебирая потрепанные книги, радовались, когда находили что-то интересное, и огорчались, услышав от продавца, что какой-то книги нет в продаже.

«Может, быть антиконформистом не так уж и обязательно?» – подумала я, покупая комикс «Сирано де Бержерак» 1958 года издания.

– Кьяра! – услышала я.

Перевожу взгляд с прилавка на окликнувшую меня девушку. Это Джойя, лучшая подруга одной моей знакомой. Мы с ней встречались однажды, и она мне сразу понравилась: она принадлежала к редкому типу людей – всегда жизнерадостных, чей искрометный взгляд излучает животворную энергию, смех заражает всех находящихся рядом, даже самых резистентных индивидуумов. Это сильные и свободные люди. Но сегодня ее глаза меня ошеломили: в них пустота и безысходность.

– Мама, мама! – дергает ее за руку и хнычет малышка лет четырех. – Хочу альбом с Дашей-путешественницей[10]. Купи, пожалуйста.

– Зайка, сейчас мы его найдем, подожди секундочку, – прижимает к себе белокурое дитя Джойя, но девочка не перестает тянуться к прилавку с красочными детскими книгами. – Кьяра, как дела?

– Нормально. А у тебя?

– Представляешь, я нашла ЕГО. Да, ЕГО. Того, о ком мечтала, единственного, настоящего. Я даже познакомила его со своей семьей. Мы встречались десять месяцев. Десять! И знаешь, что случилось вчера? Мы занимались любовью, все было так чудесно. Потом мы лежали, обнявшись, и я спросила его о планах на Рождество. Я подразумевала: какие у НАС планы на Рождество. Знаешь, что он мне ответил? Он ответил, что проведет Рождество со своей невестой из Лондона. Они давно не виделись, потому что она работает в Лондоне, а послезавтра приезжает в Рим на праздники.

Они купили дом и делают ремонт, чтобы жить там вместе. Он давно хотел мне об этом сказать, но решился только вчера.

– Мама, я нашла Дашу-путешественницу. Здесь есть фигурки, давай купим и их!

– Хорошо, милая.

Джойя берет меня за руку:

– Я верила ему, понимаешь?

На ее глазах выступают слезы отчаяния.

– Мама, мамочка, вот он! – не унимается счастливый ребенок, держа в руках сокровенный альбом и подпрыгивая от радости.

И Джойя должна улыбнуться своему ребенку, и она улыбается сквозь слезы.

Что я могла ей сказать? Как поддержать? Открыть правду о том, что сейчас она катится на дно ямы, где утонет в боли и сгниет? А потом, однажды, очнется и поймет, что она выжила? А вокруг пустота и вакуум. Двадцать четыре часа в сутки пустоты! Чем и как их заполнить? Идиотской игрой в «Десять минут»? Может, посоветовать начать с этого?

Возвращаюсь домой со своими мыслями и со своим «Сирано». Листаю комикс, в голову приходит глупая мечта о том, чтобы материализовался Бэтмен или Джокер и забрал всех нас, таких как я и Джойя, с красными заплаканными глазами, в свой мир Готэм-сити[11].

В реальность меня вернул сигнал телефона – новое сообщение. Открываю, читаю: «ЗАДНЯЯ ПЕРЕДАЧА. В ШЕСТЬ НА ТОМ ЖЕ МЕСТЕ?»

Небесные фонарики

17 декабря, понедельник рассвет 7:32 – закат 16:40

– Это похоже на поток энергии, как будто кто-то запускает генератор и…

– Объясни понятнее, Кьяра.

– Доктор, я еще до конца не поняла механизм воздействия игры. Эти десять минут – как порция энергии, которая запускает механизм движения, и вектор этого движения непредсказуем. «Десять минут» дают мне некую возможность. Как она реализуется дальше и реализуется ли вообще, неизвестно. И что делать с…

– Что делать с чем?

– Что делать с фантазией и извращением, которые мы для удобства называем жизнью? И как принять то, что наша фантазия не так богата и не так извращена, как фантазия жизни? Что-то вроде этого.

– …

– …

– И достаточно ли одного мгновения?

– Для чего?

– Для того чтобы понять, где проходит грань между контролируемым самосознанием и бесконтрольным неосознанным?

– Над этим нужно подумать.

Доктор выдерживает паузу.

– Знаете, доктор, раньше я даже не предполагала, что рядом с моим домом существует магазин-мастерская «Дом вышивки». Ежедневно я проходила мимо и не замечала. Оказывается, есть множество журналов о вышивке, сайты, форумы, где обсуждаются правила вышивания крестиком!

– Почему это тебя удивляет? В то же самое время другой человек, далекий от литературы, вполне может удивиться, узнав, что существуют рейтинги самых продаваемых книг, конкурентная борьба между издательствами, о которых ты мне рассказывала…

– То, что для меня обычно и повседневно, то, что является частью моего мира.

– Как ты думаешь, пока ты погружаешься в свой мир, где в это время находятся все остальные? Они погружаются в свой.

– Пару лет назад я написала один рассказ, но так его и не опубликовала…

– И?..

– Я его назвала «Эголенд». Это вымышленный город, каждый его житель обитал в своем дворце – красном, желтом, синем. Каждому человеку хотелось иметь только свой цвет, единственный и неповторимый. Но на всех не хватало цветов и оттенков, и жителям постоянно приходилось смотреть на соседский дом и перекрашивать свой, чтобы отличаться. И это происходило бесконечно. Даже чтобы отличаться, нам приходится оглядываться на соседа, подстраиваться под его действия, учитывать его вкус. Странно, нет?

– Что?

– Я задумала этот рассказ, чтобы показать опасность конформизма и массовых идеологий. Я всегда была против конформизма, всегда хотела быть свободной и независимой от мнения большинства, но…

– Что «но»?

– Но, кажется, я тоже живу в стране под названием Эголенд.

– Мы все в ней живем. Невозможно сбежать от наследственности, от установок и схем поведения, заложенных в детстве, от душевных привязанностей и взаимозависимости.

– До тех пор пока Эголенд не взлетит в воздух, как это случилось со мной год назад.

– Но если бы твой Эголенд не разрушился, ты даже не узнала бы, что кто-то играет на скрипке, кто-то вышивает крестиком и печет шоколадные кексы, кто-то работает волонтером в больнице. Не узнала бы, что за пределами Эголенда бьет ключом иная жизнь.

– Но это не значит, что жизнь за пределами Эголенда мне подходит.

– Конечно, не значит.

– Я попробовала вышивать – чуть с ума не сошла от скуки, попробовала научиться хип-хопу – не получилось, но…

– Но?

– Мне приятно осознавать, что существуют люди, которым это по плечу, у них красиво получается, и это прекрасно.

– Ты не задумывалась, что другие люди, не умеющие писать романы, считают прекрасным твое существование?

– Да, это верно. Но это не избавляет меня от страхов. Я часто просыпаюсь ночью из-за того, что мне нечем дышать. Тоска душит меня. Сердце кровоточит. Я надеюсь, игра «Десять минут» сможет излечить мое истерзанное сердце. По крайней мере, отвлечет на время от боли. Но если раны на сердце не затянутся?

– Лучший способ борьбы со своими страхами – отвлекаться от них и пренебрегать ими. Прошел год с нашей первой встречи, и я могу сказать, что мы вступили в новую фазу осознания нашей проблемы.

– Что это значит?

– Я бы ей дала такое название – «За пределами Эголенда». Но сейчас расскажи лучше о своем романе. Продвигается?

– Да.

– Что еще?

– Да, чуть было не забыла: я учусь водить машину!

– Водить машину?

– Да, в прошлую субботу я попробовала водить машину, это были мои «Десять минут».

– Кто тебя учит?

– Мой Муж.

– …?

– Вчера у нас был второй урок.

– Тебе понравилось?

– Не знаю. Но во время наших уроков, между переключениями скоростей, нам удалось высказать то, чего мы раньше не могли сказать, глядя друг другу в глаза.

– Например?

– Например, Мой Муж утверждает, что он не может быть собственностью одной женщины, особенно такой, какой я стала в последнее время.

– …?

– Когда он это говорил, я заметила, что он не был до конца уверен.

– В каком смысле, Кьяра?

– На самом деле это говорил не он, за него говорили его страхи. Он боится не почувствовать границы счастья, за которыми можно стать несчастным.

– Не поняла, объясни.

– Именно он, сознательно или неосознанно, помог мне поверить в себя, побороть мою неуверенность, заставил отправить в издательство первый роман. А теперь он ненавидит мою личность, ту повзрослевшую личность, которую сам же и создал. Парадокс.

– А с тобой, Кьяра, не произошло ли то же самое?

– Я его люблю.

– Все же спроси себя, не способствовала ли ты созданию личности твоего мужа, которую потом сама же стала отвергать? Я говорю о повзрослевшей личности твоего мужа. Любимого, обожаемого, но повзрослевшего. Повзрослевшего настолько, что у тебя не хватило сил его удержать, он ускользнул из твоих рук, покинул ваш Эголенд.

– Верно. Но как же «первородное единое начало», неразъединимая сущность, существующая от момента знакомства двух душ и проходящая через взросление к старению вместе?

– Чтобы быть вместе, оба должны хотеть быть вместе. Это главное. На этом я хотела бы закончить. Это наша последняя встреча перед Рождеством. Я вернусь в Рим второго января. Назначим сеанс на третье?

– Отлично. Счастливого Рождества, доктор.

– Взаимно, Кьяра. Не отступай, придумывай новые «Десять минут».

Сегодня Ато останется ночевать у меня.

Идея пришла вчера, после второго урока вождения с Моим Мужем. Вернувшись домой, я чувствовала невероятную усталость – нет, не физическую, а усталость от отвращения ко всему. В первую очередь – удивительное отвращение к собственному существованию. Хотелось поесть вредной, отвратительной еды, например чипсов, и посмотреть фильм на диване. Все.

Ато обожает фильмы Роберта Ли Земекиса и Тима Бертона, я предпочитаю Кубрика, Бергмана, Феллини и Тарантино. В чем мы сходимся с Ато, так это в нашей общей любви к мультфильмам. Запасшись банкой «Нутеллы», тостами и орешками, мы можем смотреть один и тот же мультфильм по нескольку раз.

Сегодня смотрим «Рапунцель», Ато – третий раз, я – четвертый. Удивительный, красочный мультфильм в лучших традициях Диснея. Трепетная история о принцессе с волшебными волосами, которую заточила в башне злая и завистливая мачеха. Раз в год, ночью, Рапунцель наблюдает удивительное сияние на горизонте – это блеск летающих фонариков, которые на праздник запускают жители далекого города.

– Знаешь, когда мы праздновали в Эритрее восемнадцатилетие моей сестры, отец запустил в небо сто светящихся фонариков. Давай и мы попробуем! На углу улиц Боскетто и Урбина есть китайская лавка, там продаются воздушные фонарики, я видел.

Еще один магазин в моем квартале, о существовании которого я и не подозревала.

Мы вышли из дому. Проходя мимо салона красоты, увидели Кристину. Заглянули, чтобы поздороваться.

– Куда вы идете? – поинтересовалась она.

– Покупать небесные фонарики, – поспешил с ответом Ато.

– А, в китайскую лавку на углу улиц Урбина и Боскетто?

Об этом магазине знают все, кроме меня.

– Хороший магазин, маленький, но там есть абсолютно все. Хочешь костюм Деда Мороза – пожалуйста, утюг – пожалуйста, адаптер – пожалуйста.

В расхваленном магазине мы действительно нашли воздушные фонарики. Купили два. На упаковке было написано: «Небесные фонарики просты в использовании, безопасны и безвредны для окружающей среды. Они подарят вам незабываемые минуты наслаждения во время праздника, свадьбы, корпоративной вечеринки. Небесные фонарики способны за несколько минут подняться на высоту около тысячи метров и будут видны в небе около получаса».

Покупаем два. Возвращаемся домой. Ждем темноты. Располагаемся в кухне. Распахиваем окно. Внутри упаковки находим инструкцию.

1. Аккуратно достаньте фонарик из упаковки.

Достаем: Ато – свой фонарик, я – свой. Очень аккуратно.

2. Закрепите горелку на крестообразной подставке, расположенной в нижней части фонарика.

Подглядываю за Ато. Танцор хип-хопа из него не самый лучший, но запускатель фонариков – отличный: движения его рук быстры и проворны, не то что у меня. Через секунду его горелка стоит на месте.

3. Расправьте фонарик. Для этого держите его за основание и совершайте волнообразные движения. Фонарик должен наполниться воздухом.

Повторяю за Ато волнообразные движения, медленно.

4. Зажгите горелку. Переверните фонарик куполом вверх, удерживая за подставку горелки.

Здесь мне понадобилась помощь Ато: сначала он зажигает мою горелку, потом свою.

5. Убедитесь, что горелка не соприкасается с куполом из рисовой бумаги.

– Ты убедилась?

– Да. Ты тоже будь осторожен.

– Хорошо.

6. После зажжения горелки подождите 40–60 секунд, пока она разгорится и купол фонарика наполнится горячим воздухом. Не спешите отпускать фонарик из рук и не ставьте на пол, чтобы не пролился расплавленный воск из горелки.

Ждем, пока фонарик наполнится воздухом. На пол не ставим. Воздушные фонарики должны лететь, а не стоять на полу.

7. Если вы повредите бумажный купол, фонарик не взлетит.

Этого еще не хватало!

8. Отпустите фонарик, когда почувствуете, что он вырывается из рук. Не следует подталкивать его вверх: он должен взлететь самостоятельно.

Мы отпускаем фонарики из окна кухни.

Не подталкиваем.

Они должны полететь самостоятельно.

9. А теперь наслаждайтесь магическим зрелищем.

– Один, два, три, отпускаем!

Небесный фонарик Ато, быстрый и смелый, устремился ввысь, к звездам. Мой, вялый и медленный, поплыл по горизонтали в сторону соседского дома. Еще немного – он врежется в стену и разобьется. Мой воздушный фонарик напомнил мне мою жизнь. Ну и?..

Вдруг порыв ветра подхватил мой фонарик и унес ввысь.

Лицо Ато озарила улыбка, он по-детски счастлив.

– Посмотри, как они прекрасны! – Глаза Ато заблестели: то ли в них отразились огни ночного города, то ли накатили слезы.

Мы молча сидели у окна, провожая мечтательными взглядами наши небесные фонарики, и каждый думал о своем.

Ато вспоминал семью, потерянную навсегда, а я представляла себя героиней мультфильма Рапунцель, заточенной в башне под названием Эголенд.

На кассе в книжном магазине

18 декабря, вторник рассвет 7:33 – закат 16:41

Писать – это мое единственное спасение, мое единственное средство существования, особенно сейчас.

С самого детства я мечтала стать писательницей. Когда меня спрашивали, чего я хочу в будущем, я всегда отвечала – писать романы и встретить настоящую любовь. И в какое-то мгновение мне даже показалось, что две мои главные мечты сбылись.

Но только показалось. Туман заблуждения рассеялся, когда Мой Муж ушел.

Казалось, он увел с собой и другую часть моей жизни – творческую: я больше не могла писать. Возможно, я зря его в этом обвиняю. Вдохновение исчезло также из-за потери Моей Рубрики. Сколько идей, интересных персонажей, чувств, эмоций, конфликтов, характеров дарил мне каждый сюжет «Воскресных обедов»… Все это потом находило отражение в моих романах.

«Я больше никогда не смогу писать», – сквозь слезы твердила я Джанпьетро во время поездки в Форментеру.

Но потом наступило ОДНО утро, когда постоянная боль в сердце стала обычным состоянием и я поняла, что могу жить с этим, что начинаю к этому привыкать.

На следующий день я открыла ноутбук. Слабая, робкая идея зародилась у меня в голове: две женщины с диаметрально противоположными характерами и разной судьбой наблюдают друг за другом в супермаркете. Начала писать. Моя душа умирала, но зарождался роман. Я ощутила первый настоящий прилив вдохновения после похода в салон красоты, когда Кристина подсказала мне блестящую идею о том, что могла чувствовать одна из героинь моего нового романа. Удивительно, первые «Десять минут» с их нелепыми ногтями цвета фуксии подарили мне ощутимую порцию творческой энергии. С каждым днем роман набирал обороты. Я его чувствовала, я им жила, он мне нравился. Мне этого было достаточно.

Вчера я отправила несколько глав моему издателю Джулии. Сегодня она позвонила, чтобы обсудить мою новую работу.

– Ты уверена, что этому роману подходит название «Четыреста граммов любви, пожалуйста»?

– Да, я долго думала над названием, и именно это мне кажется наиболее подходящим. Две героини, обделенные любовью, каждая просит у судьбы хотя бы немного, не килограмм, даже не полкилограмма, а всего лишь четыреста граммов любви.

– Да, я согласна, это название – удачная метафора, тем более что знакомство с героинями и завязка сюжета происходят в супермаркете. Но в этом названии есть намек на тривиальный любовный роман. А твоя книга глубже по содержанию. Не введет ли это в заблуждение потенциального читателя? И потом, нельзя забывать о критиках, они так и выискивают, за что бы уцепиться, чтобы поморщить нос.

– Ты думаешь, стоит поменять название?

– Я только пытаюсь спрогнозировать возможную реакцию, но, слава Богу, есть читатели…

– Полагаешь, что моих читателей может оттолкнуть это название?

– Возможно…

– …?

– Кьяра, почему молчишь?

– Думаю… Может, назвать «В вакууме»?

– «В вакууме»?

– Как тебе такое название?

– Неплохо, но… Честно говоря, как название книги звучит не очень выразительно. Нужно подумать, Кьяра. На самом деле тебе это решать. Определись, что важнее – представить читателю книгу с названием рискованным, но бросающимся в глаза или с нейтральным и безликим, которое убережет тебя от неоднозначности. Самое главное – ты не должна разочаровать своих читателей. Думай о них, когда будешь выбирать название.

– Хорошо. Пока.

– Пока.

Я отложила телефон и легла на диван.

Но существуют ли на самом деле «читатели»?

Кто они?

Какие они? Вопрос, который я задаю себе постоянно.

Что они ищут в книгах?

Что мы хотим найти в книгах? Я говорю МЫ, потому что тоже отношусь к этому таинственному братству «читателей». Как устанавливается та невидимая связь, например, между мной и моим любимым писателем Филипом Ротом[12]? Что общего между мной, самой преданной и увлеченной читательницей, и Айзеком Азимовым? И на кого из них я похожа больше? И похожа ли вообще?

Встаю, надеваю пальто прямо на пижаму и иду. Иду в книжный магазин «Ibs» на улице Национале, самый большой книжный магазин в нашем районе.

На кассе сидит мужчина лет пятидесяти, на бейджике вижу его имя: Джузеппе.

– Извините, Джузеппе…

– Да, я слушаю вас.

– Вы бы позволили мне посидеть тихонечко рядышком с вами на кассе, всего десять минут?

– Что? Извините, не понял?

Я в двух словах объяснила ему, что я писательница и мне хотелось бы немного понаблюдать за читателями, узнать их лучше.

У Джузеппе не было времени особо вникать в мои размышления по поводу того, существуют ли «читатели» и какие они, потому что у кассы уже начала собираться маленькая группка этих самых «читателей». Кивком головы он показал, где мне можно расположиться, а сам принялся за свою обычную работу.

За десять минут, проведенных на кассе книжного магазина «Ibs», в четыре часа дня, за неделю до Рождества, я узнаю, что люди покупают такие книги:

Карло Вердоне «Дом над портиком»

Даниэль Пеннак «Дневник одного тела»

Джон Питер Бёрджер «Способы видеть»

Массимо Граммелини «Мечтай о хорошем»

Мариза Беннетт «50 оттенков экстаза. Учебник»

Кейт Фоллетт «Зима мира»

Фритьоф Капра «Дао физики»

Алессандро Барикко «Девятнадцатый век»

Фрэнсис Элиза Ходжсон Бёрнетт «Английская свадьба»

Дон Делилло «Космополис»

Новый итальянский словарь Zingarelli

Макс Хейстингс «Вторая мировая война: Ад на земле»

Луис Сепульведа «История котенка и мышонка, которые становятся друзьями».

Так все же, кто они, эти «читатели»?

Несомненно, это совершенно разные люди, не похожие друг на друга. Даже два читателя, купившие две одинаковые книги, не имели ни малейшего сходства между собой: девушка лет двадцати в джинсах с низкой талией, с пирсингом на оголенном пупке и женщина преклонного возраста в строгом костюме цвета беж.

Мы все очень разные.

Причины нашего увлечения чтением тоже разные. Кто-то берет книгу в руки из любопытства, кто-то – чтобы убить время, кто-то – чтобы сбежать от реальности, погрузившись в вымышленный мир, кто-то – ради знаний.

Мы все не похожи друг на друга, несмотря на то, что испытываем одинаковые чувства – любовь, ненависть, боль, зависть, разочарование, и несмотря на то, что дарим на Рождество любимым людям одинаковые книги.

Мы абсолютно не похожи друг на друга.

Мы фатально не похожи друг на друга. И, без сомнения, именно поэтому мы, читатели, существуем.

Существуем.

Мы разные, и каждый из нас похож только сам на себя.

Мы разные, но всех нас объединяет желание найти себя в одной из историй тех книг, которые мы держим в руках, стоя в очереди перед кассой книжного магазина.

Наверное, в этом и заключается смысл последних слов моего издателя.

Семена салата и горького перца

19 декабря, среда рассвет 7:33 – закат 16:41

Просыпаюсь. Потягиваюсь на кровати. Кажется, моя кровать с каждым днем увеличивается в размере.

Понимаю, что дело не в кровати, просто с каждым днем я становлюсь более одинокой. Включаю автоответчик телефона, слышу слова Джанпьетро: «Дорогая, сходи в рыбный магазин, закажи морепродукты на шесть человек и морского окуня весом полтора килограмма».

Набираю номер Джанпьетро, спрашиваю сонным голосом:

– Который час?

– Семь. Я думал, ты уже на ногах.

– Нет, я еще в постели. О какой рыбе ты говоришь, если я еще не выпила чашечку кофе?

– Дорогая, если ты хочешь порадовать всех нормальным, человеческим ужином в канун Рождества, вставай и иди в рыбный магазин.

В Викарелло забота о наших ужинах лежала на плечах мамы. Около семи часов вечера она пересекала огород, разделявший наши дома, с большим подносом в руках. На подносе – всяческая еда: лазанья, овощи и зелень с огорода, мясо или рыба на гриле, сыры.

Когда мы переехали в Рим, заботы по части покупок и приготовления еды перевалились на плечи Моего Мужа. Кстати, выяснилось, что он неплохо готовит.

Несмотря на то что в последнее время я научилась готовить шоколадные кексы и тирамису, я понятия не имела, где находится ближайший рыбный магазин и существует ли он вообще в природе.

Как обычно, спрашиваю у Кристины из салона красоты – она знает все.

– В нашем районе есть два магазина. Мне больше нравится тот, который находится в конце твоей улицы. Иди прямо, и ты обязательно на него наткнешься.

Да, действительно, этот магазин существует и, по-видимому, существовал и раньше, потому что часть моего сознания, а точнее подсознание, подсказывает, что я его уже видела. Места, как и люди: их начинаешь замечать только тогда, когда они тебе вдруг становятся необходимыми, а значит, приобретают смысл своего существования.

Естественно, это семейный магазинчик. За кассой – немолодая женщина, за прилавком – похожий на нее мужчина лет тридцати.

– Синьора, – обращается он к покупательнице, которая только что приобрела увесистого лосося, – если вы хотите приготовить карпаччо, возьмите еще немного лаврака. Тонко порежьте два вида рыбы, выложите их розочками, чередуя попеременно, украсьте рукколой, ягодами винограда и дольками апельсина, полейте оливковым маслом и бальзамическим уксусом – пальчики оближете! Не забудьте приправить рыбу горьким перцем. Хозяюшки, никогда не забывайте о горьком перце, он всегда должен быть у вас под рукой!

Другие три клиента внимательно вслушиваются в кулинарные секреты, как будто перед ними не просто продавец рыбного магазина, а гуру. Еще одна клиентка, женщина примерно моего возраста, вошедшая позже и не слышавшая весь рецепт, попросила повторить с самого начала. Продавец вежливо начал повторять, а женщина – записывать в блокнот.

– Не забудьте приправить горьким перцем, – завершил продавец.

Джанпьетро был прав: все готовятся к рождественским праздникам, все, кроме меня.

Я подошла к кассе, чтобы сделать заказ на двадцать четвертое декабря.

– Вам повезло, вы успели, – сказала мама-кассир, – мы заканчиваем прием заказов сегодня до обеда.

– Как, уже?

– А вы думаете, что Рождество подождет? – вмешался сын-продавец.

После рыбного магазина я направилась домой. По дороге вспоминаю маму с ее подносами, полными снеди, вспоминаю Моего Мужа с полными пакетами продуктов из супермаркета. Кто-то что-то делает за нас и для нас. Мы должны быть им за это благодарны? Конечно. Даже если эти люди, делая что-то за нас и избавляя от неприятных хлопот, лишают нас возможности научиться чему-либо? Иду, размышляю, размышляю, иду.

Вижу цветочный магазин. Частью сознания понимаю, что он, как и рыбный магазин, был здесь всегда и я его видела множество раз. А может, его построили на рассвете именно потому, что он понадобился мне сегодня?

Захожу.

Мне навстречу выдвигается крупная женщина, похожая на викинга. Тяжеловесность конструкции дополняют массивные очки с толстыми линзами.

– Я хотела бы что-то посадить, – объясняю я.

– Что именно вы хотите посадить? – спрашивает цветочница.

– Ну, например, горький перец.

– Горький перец высаживают в марте.

Почему мы должны беспрекословно верить в устоявшееся мнение большинства? Кто решил, что именно оно является единственно правильным? Я, человек, работающий со словом, знаю, как оно может изменить, преобразить и исказить одну и ту же истину. Мы слышим отовсюду неоспоримые истины, верим в них и не смеем возражать. На нашем бракосочетании мэр Викарелло пообещал, что мы с Моим Мужем будем вместе, пока смерть не разлучит нас. Истина всегда относительна: в действительности нас разлучила не смерть, нас разлучила жизнь.

– Ничего страшного, – настаиваю я, – дайте мне семена горького перца.

– Попробуйте лучше посадить салат-латук: сейчас самая пора, – настаивает она.

Я смотрю на нее и думаю: «Послушайте, у меня есть десять минут, в течение которых я должна сделать что-то новое для себя. И я, человек, проживший бо́льшую часть на земле, практически в огороде, и ни разу ничего не вырастивший, поскольку этим всегда занималась только мама, хочу попробовать раз в жизни посеять и вырастить хоть что-нибудь». Вот что мне хочется ей ответить, но я сдерживаюсь и говорю:

– Хорошо, дайте мне один пакетик семян горького перца и один пакетик семян салата-латука.

– Отлично.

– И упаковку посадочного грунта.

– Вот, пожалуйста.

– И два цветочных горшка.

– Пожалуйста.

Цветочница протягивает мне пакет:

– Когда посадите семена, полейте водой и накройте пленкой, чтобы создать парниковый эффект. Как только семена прорастут, уберите пленку.

– Хорошо.

– Но с посадкой горького перца все-таки повремените, хотя бы до конца декабря.

– Посмотрим.

Как это волнительно, оказывается, – погрузить руки в прохладную мягкую землю и пошевелить там пальцами! Не сравнимое ни с чем удовольствие! Youporn и рядом не стоит. По спине побежали мурашки. Уже больше года я не чувствовала, что у меня есть тело. Оказывается, оно еще есть и даже способно что-то чувствовать.

Интересно, мои родители, работая на огороде, тоже испытывают это странное, даже немного первобытное чувство наслаждения от прикосновения к земле? Почему они никогда не подтолкнули, не попросили, не заставили помогать в огороде? Почему оградили меня, лишили возможности испытать это чувство? Они это делали для меня? Чтобы мне жилось легче и беззаботнее? Правильно ли они поступали? Или все же нет?

Я продолжаю месить землю в пакете, испытывая невероятное удовольствие. Появляется детское желание погрузить туда ноги, нырнуть туда всем телом, с головой. Какими порой глупыми и смешными бывают желания, когда ты сталкиваешься с чем-то новым в жизни…

Насыпаю землю в цветочные горшки. В один сею перец, в другой – салат. Присыпаю тонким слоем земли, поливаю, накрываю пленкой – делаю все, как советовала продавщица из цветочного магазина. Ставлю на подоконник в кухне, где нет прямых солнечных лучей: все, как советовала продавщица из цветочного магазина. Все, кроме сроков посадки.

– Ты сможешь, – шепчу я над цветочным горшком, где под землей спят семена горького перца. – Я верю в тебя, ты обязательно выживешь, – повторяю я снова и снова.

Детский подгузник

20 декабря, четверг рассвет 7:34 – закат 16:42 первая четверть луны 6:20

Энрико Буонанно подарил миру много ценного и оригинального: книги «Ночная серенада», «Синдром Нерона» и двоих чудесных детей.

Первого зовут Пеппино, ему год и месяц, и я его крестная мама.

Второй, Карлетто, родился три недели назад. Энрико и Клаудия, как и мы с Моим Мужем, вместе со школы. Но, в отличие от нас, они устояли и продолжают быть семьей, и их семья разрастается. А мы встречаемся только на уроках вождения.

Я еще не видела новорожденного Карлетто. И вот это невинное, слегка напуганное дитя передо мной, на руках своей мамы.

Клаудия, как всегда, в джинсах, легких кроссовках, с молодежной короткой стрижкой, и ни грамма косметики на лице, похожа на старшеклассницу. На самом деле она известный врач-окулист, делает серьезные операции, у нее в подчинении много сотрудников клиники, она ездит на международные семинары (последний раз была в Майами), недавно посещала Уганду в составе миссии «Врачи без границ».

Тридцатитрехлетняя женщина, успевшая не только сделать блистательную карьеру, но и родить двоих замечательных малышей. И вот она передо мной, готовая отдать в мое распоряжение любое свое дитя для игры «Десять минут».

– Хочешь поменять подгузник у Пеппино или Карлетто? – спрашивает она.

– А есть какая-то разница?

Энрико и Клаудия переглядываются, улыбаются. Видимо, я чего-то не понимаю.

– Разница нереально большая, – проясняет ситуацию Энрико. – У Карлетто еще не зажил пупок, и нужно быть очень осторожным, во-первых, чтобы не задеть его, меняя подгузник, а во-вторых, нужно его аккуратно помыть. И потом, его какашки – жидкие и зеленые и пахнут не так, как у Пеппино.

– У Пеппино уже все, как у нас. Под моим руководством за десять минут ты успеешь поменять подгузники у обоих.

Начинаем с Пеппино.

Оставим в стороне тот факт, что это мой первый крестник, тот факт, что я обожаю его родителей, но это действительно уникальный ребенок. Он смотрит на меня с любопытством, лукаво, как будто это он, а не я совершает эксперимент под названием «Десять минут».

– Сними штанишки, – инструктирует меня Клаудия, – расстегни боди. Подгузник на липучке, раскрывай.

Пеппино улыбается, покорно ожидая завершения манипуляций.

И правда, какашки годовалого ребенка ничем не отличаются от наших.

– Теперь бери Пеппино одной рукой за две ноги, второй – аккуратно вынимай грязный подгузник из-под попки.

– А куда обычно выбрасывают грязные подгузники? – возникает у меня вопрос, один из тех необычных вопросов, которые обычно возникают во время необычных дел. Попутно отмечаю про себя, что во время игры «Десять минут» постоянно возникают новые вопросы, которые я никогда не задавала и на которые никогда не искала ответ.

– В некоторых кварталах есть специальный контейнер. Но вблизи нашего дома таких нет, и мы кладем грязные подгузники в обычный мусорный пакет и выбрасываем вместе с другим мусором. Пакет с подгузниками держим на балконе: как ни упаковывай, все равно запах неприятный.

Продолжаю.

Вытираю Пеппино влажной салфеткой, смазываю увлажняющим кремом. Поднимаю ноги малыша вверх и подкладываю чистый подгузник, застегиваю липучку. Все готово!

Энрико засек время: я управилась за шесть минут.

Переходим к Карлетто. Последовательность действий та же, но есть еще незаживший пупок, который нужно промыть.

– Ну как тебе?

– Прекрасно, ничего сложного.

Клаудия готовит чай. Я устраиваюсь на диване, уложив маленького Карлетто к себе на живот. Энрико и Пеппино играют с резиновыми коровкой и свинкой, которых я принесла в качестве рождественских подарков.

– Интересно, кто мне скажет, почему за все годы работы в рубрике я ни разу не брала интервью у вас?

– Потому что мы нормальная семья.

Вот именно. Кто только не был в моих «Воскресных обедах»: мормонские фундаменталисты, гарем шейха, сиротский приют в Тибете… Я хотела показать все возможные модели семьи, но упустила из виду одну – традиционную, обычную, не удивляющую никакими странностями семью, обычную семью, с обычными детьми, с обычными грязными подгузниками на балконе. Описывая необычные семьи, я всегда делала акцент на том, что их объединяет терпимость друг к другу, спокойное принятие друг друга такими, какие они есть, со всеми достоинствами и недостатками. Но то же самое происходит и в обычных семьях – безоговорочное принятие друг друга и терпимость. Чего же не хватило нам с Моим Мужем?

«Я ушел, потому что ты стала невыносимой, мистер Магу» – эту фразу я слышу от Моего Мужа по нескольку раз на наших уроках вождения.

Каждый из нас невыносим по-своему. И у каждого есть право сказать ближнему, как он невыносим. У каждого из нас случается что-то зеленоватое с жутким запахом, как у Карлетто в подгузнике. Все мы можем быть иногда противными, иногда надоедливыми, многословными и молчаливыми, невыносимыми и отвратительно пахнущими. Но, тем не менее, Энрико встает с дивана, не допив чай, и идет к Пеппино играть резиновыми игрушками. Клаудия встает с дивана, не допив чай, и идет менять подгузник маленькому Карлетто.

– Может, именно этого нам и не хватало? – подумала я вслух.

– Чего? – спросила Клаудия.

– Терпимости друг к другу.

– А ты готова проявить терпимость к своему мужу? – спросил Энрико, придерживая Пеппино, который устал от резиновой коровки и переключился на журналы, сложенные в стопку у дивана.

– Нет, я не готова. Рана еще не зажила.

– Но кто-то из вас должен начать, – сказала Клаудия мягким, но убедительным голосом. – Если не можешь ты, постарайся понять, сможет ли он сделать это. Хотя бы попытайся поставить его в такие условия, чтобы он решился пойти навстречу.

Я молча обдумывала слова подруги.

– Знаешь, когда в первые месяцы мы укладывали Пеппино в детской, а сами уходили в гостиную, он безумно кричал и плакал.

– А вы?

– У нас разрывалось сердце на части, но мы не шли к нему: он должен был научиться засыпать без нас.

– Научился?

– Да.

Куда испарилась нежная, любящая мать? Передо мной врач, произнесший безжалостный диагноз.

– Постоянно создавать благоприятные и легкие условия жизни для своих любимых, приносить себя в жертву ради них – не всегда правильно ни для тех, ни для других.

Выхожу из дома Клаудии и Энрико, направляюсь к метро. Через полчаса у меня очередной урок вождения с Моим Мужем. Останавливаюсь в подземном переходе: направо – линия А, ведущая к площадке напротив стадиона, месту наших занятий, налево – линия Б, ведущая домой. Поворачиваю налево.

Звонок мужа не заставил себя ждать: никогда раньше я не опаздывала на встречи, особенно на встречи с ним. Но это было раньше.

Я не отвечаю. Приезжаю домой, поливаю свой перец, свой салат. Крашу ногти лаком ярко-красного цвета, который купила у Кристины.

Не нравится. Стираю. Крашу ярко-голубым. Нравится.

Муж продолжает звонить.

Ставлю сотовый телефон на беззвучный режим, отключаю домашний телефон.

Готовлю бутерброд с ветчиной, ем и пытаюсь заснуть.

Не знаю, кто ты, но я тебя люблю

21 декабря, пятница зимнее солнцестояние рассвет 7:34 – закат 16:42

А если бы предсказание древних индейцев майя о конце света 21 декабря 2012 года сбылось?

Что бы я сделала в последний день существования человечества?

Бегу по беговой дорожке в спортивном зале и размышляю.

Среди бесконечного шума слов между мной и Моим Мужем хочу сказать и услышать только три слова – таких простых, но важных для меня, для нас, для всех.

Хочу их сказать кому-то, если не могу сказать ему. Хочу их услышать от кого-то, если не могу услышать от него.

Спрыгиваю с беговой дорожки, иду в раздевалку, беру сотовый телефон. Набираю сообщение: «Я тебя люблю». Возвращаюсь в зал. Вижу мужчину, пыхтящего на велосипеде.

– Извините, – обращаюсь к нему.

Он оборачивается. Узнаю знакомое лицо – это китаец, владелец магазинчика, в котором мы с Ато купили небесные фонарики.

Он был любезно-сладким, когда обслуживал нас в магазине, но сейчас его лицо выражает кислое раздражение из-за того, что пришлось прервать тренировку. Я ему улыбнулась, он мне – нет.

– Вы не могли бы выбрать наугад любой номер из моей записной книжки и отправить на него набранное мной сообщение?

Он продолжает смотреть на меня с легкой враждебностью и непониманием.

– Это что-то наподобие русской рулетки. Долго объяснять, но попытаюсь: я провожу небольшой эксперимент, каждый день в течение десяти минут делаю что-то необычное для себя, то, чего ни разу до этого не делала. А сегодня, в последний день перед концом света по прогнозам индейцев майя, я хочу послать сообщение со словами «Я тебя люблю» кому-нибудь из своих знакомых и посмотреть, какая будет на это реакция.

Китаец листает список имен, выбирает одно и отправляет сообщение. Возвращает телефон, отворачивается и продолжает молча крутить педали.

Интересно, кто же этот избранный, получивший мое объяснение в любви? Мой издатель? Ато? Мой Муж? Мой бывший директор Моей бывшей Рубрики? Я волнуюсь.

Проходят бесконечные шесть минут. И вот он – сигнал ответного сообщения.

Это Маттия, один мой приятель из Лечче, человек с утонченной и деликатной душой. Я с ним познакомилась во время презентации своего первого романа.

Он подошел ко мне за автографом. Я с удовольствием начертала посвящение на экземпляре моего романа, после чего мы разговорились.

Мы говорили о семье, о родителях, о детях, о том, что трогало нашу душу.

«У ТЕБЯ ВСЕ НОРМАЛЬНО?» – был его ответ на мое «Я тебя люблю». Как будто это не нормально – сказать знакомому человеку: «Я тебя люблю».

Нужно подождать несколько минут, потом перезвонить и объяснить.

Один.

Два.

Три.

Вдруг мне стало больно и обидно, так больно, что слезы хлынули ручьем. Рыдая, всхлипывая, задыхаясь, я набрала новое сообщение и начала отправлять его всем подряд: Карлу, который живет в Брюсселе, Александре, которая живет в Турине, повару Винченцо, актеру Игорю. Родриго, Мануэлю, Роберто, Микеле, с которым познакомилась на похоронах моего друга Рокко, двоюродным брату и сестре Рокко, Ивану и Татьяне. Моим двоюродным сестрам, Мишель и Каролине. Элизе, ее сестре, ее родителям, ее жениху Франческо, который открыл ресторан во Флоренции. Джойе, которую встретила на рынке. Энрико и Клаудии. Людям, которые для меня не имеют особой важности: Джаде, Франческе, Аннализе, Нолан, Анналене, Лауре, Луису, Александро, Вальтеру, Франческо и Анне, Роберте и Клавдии, Фабиану и Марии Кьяре. Эрике и Марку. Евгении и Клаудио. Рашель и Сирене. И еще Альберте, которая живет в Африке, – кто знает, она такая сумасшедшая, что может сесть на самолет и явиться сюда. Анастасии, Антонелле, Антонио, Карлу К., Кьяре, Кларе. Элеоноре, Элетре, Энрике. Федерике, Фульвио, Ирене. Лоренцо, Луоле, Лучано, Луизе. Луке и Гуидо, которые болеют за команду «Рома» вместе со мной. Николетте, Николь, Николя. Паоло, Патриции. Роберто и Роберте. Моим бывшим одноклассникам Эмильяно, Валерии, Давиду и Филиппо. Гайе, соседке по парте, которая объяснила мне, как правильно целоваться. Моему брату, бывшей подруге моего брата, его приятелям по университету. Даниэле, хозяйке дома в Форментере, где мы с Джанпьетро отдыхали летом. Семье Торпедони, которые живут в цирковом вагончике. Многоразведенцу, который живет в youporn. Всем героям моих «Воскресных обедов». Моим соседям в Викарелло, продавцу в газетном киоске, бармену, его невесте. Сапожнику, его жене, его дочери Клаудии, которая гуляла с собакой лайкой возле моего дома. Сильвестру, Сильвии, Сузанне. Джорджине, Джулии, Джульяно. Мадлене, Марко, Марио. В издательство, редактору, корректорам. Всем воспитателям из Города Молодых Людей. Кристине и Тициане из салона красоты. Валентине, Ванелле, Ванде. Джорджо.

«25 ДЕКАБРЯ ПРИХОДИ КО МНЕ В ГОСТИ ПРАЗДНОВАТЬ РОЖДЕСТВО. НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ОДНУ!»

Я отправила это сообщение всему миру, кроме бывшего директора, который меня уволил, и… кроме Моего Мужа, который меня бросил.

Приходи ко мне, отпразднуем Рождество вместе.

Не оставляй меня одну.

Умоляю.

Стрижка

22 декабря, суббота рассвет 7:35 – закат 16:43

Сегодня у Ато начинаются рождественские каникулы.

Я договорилась с воспитателями Города Молодых Людей, и его отпустили ко мне на праздники.

Сегодняшний день мне кажется идеальным для того, чтобы наконец избавиться от пышной шевелюры Ато, которая похожа на заросли дикого кустарника.

– Только не сильно коротко, – умоляет Ато.

– Не переживай, доверься мне, – успокаиваю я.

Усаживаю его на табурет в кухне, набрасываю на плечи полотенце. Кудрявые волосы Ато переплелись, запутались, образовав на голове вязаную шапку с невероятным, безумным узором плетения. Я выдергиваю одну кудряшку, вторую… Да, здесь будет много работы.

Через час на полу кухни вокруг Ато появился черный коврик из обрезанных кудрей.

– Я закончила, – объявляю.

Не успела я разглядеть со всех сторон свое произведение, как Ато подскочил с табурета и вихрем помчался в ванную смотреть на себя в зеркало.

Он вернулся в кухню крайне расстроенный.

– Что такое? – спросила я.

– С этой прической у меня идиотский вид, как у Дадли, двоюродного брата Гарри Поттера.

Голос надломился, как будто Ато сдерживался, чтобы не заплакать.

– Теперь я похож на Дадли. Дадли, да еще и негр, что может быть уродливее?

– Я не знаю, как выглядит этот твой Дадли, но прическа тебе очень идет, теперь ты выглядишь клево.

Честно говоря, сама вижу, что немного переборщила, особенно на висках. Но, в общем, он действительно выглядит клево, более взрослым что ли, более серьезным и абсолютно исключительным!

– Мне не нравится. И вообще, мне не нравятся изменения – никакие. Понимаешь, Кьяра, что я этим хочу сказать?

Подслушивание чужих разговоров

23 декабря, воскресенье рассвет 7:36 – закат 16:44

Просыпаюсь и вижу на кухне Родриго. Он сидит в наушниках, перед ним – странный прибор. Родриго приехал ночью после концерта в Витербо: для него я всегда держу запасной ключ под половиком.

– Привет! Ты уже проснулся или еще не ложился спать?

– Еще не ложился. Никак не могу оторваться от этой нереальной вещи!

– Что это?

– Профессиональный микрофон направленного действия. Он способен уловить разговор на расстоянии двухсот метров! Просто круто!

– Где ты его взял?

– Одолжил до завтра у одного приятеля, он профессиональный клипмейкер, но я уверен, что этот микрофон ему нужен не столько для работы, сколько для прослушки. Представляешь: ты сидишь в ресторане и подслушиваешь людей за соседним столиком. Ты можешь все слышать, даже если они разговаривают шепотом.

– Родриго, тебе все равно надо поспать, можно я возьму микрофон? Только на десять минут.

Родриго идет спать, а я выхожу на улицу: микрофон в сумочке, наушники – в ушах.

Иду по своей улице, сворачиваю на соседнюю улицу, перехожу на следующую улицу моего ненавистного квартала. Ненавистного, но уже узнаваемого. Вот рыбный магазин, перед входом сын хозяйки выгружает ящики из припаркованного грузовичка. Вот цветочная лавка с викингом у празднично украшенной витрины.

Вот китайский магазин с кучей рождественской мишуры и с китайцем у стеклянной двери. Вот «Дом вышивки» со старушкой, похожей на мою бабулю. Я их узнаю, они узнают меня. Я начала замечать и узнавать места и людей, я узнаю свой квартал.

«Желание и влечение к кому-либо или чему-либо возникает лишь в том случае, если ты имеешь возможность наблюдать за этим каждый день, видеть много раз», – шептал Ганнибал Лектер следователю Кларисе Старлинг в известном фильме «Молчание ягнят». Так он пытался ей объяснить, что убийцу не нужно искать далеко от жертв: они всегда рядом с ними.

Может, это действительно так? И я, наблюдая за моим кварталом с его магазинами, рынками, китайцами, викингами, продавцами рыбы и разноцветных ниток для вышивания, смогу привыкнуть, увлечься, полюбить новое место своего проживания? Или хотя бы смириться… И если это когда-нибудь произойдет, это будет моей победой или моим поражением? «Несомненно, победой», – сказала бы мой психолог. «Перемены всегда болезненны, даже если это перемены к лучшему». Кто это сказал? Ганнибал Лектер? Нет. Кажется, Пьер Паоло Пазолини[13]. То же самое, но другими словами сказал вчера Ато, когда я ему состригла волосы.

Пора начинать игру. Я включаю микрофон. Это как удар в мозг, эффект повсеместного присутствия! Обострение слуха, как бывает у героев научно-фантастических фильмов в результате секретных экспериментов. Я слышу все: песню Патти Право[14], которую насвистывает викинг из цветочного магазина, украшая витрину рождественскими коронами; болтовню клиентов в очереди в рыбном магазине; разговоры ни о чем завсегдатаев бара неподалеку от китайского магазина. Решаю зайти в этот бар.

Располагаюсь за столиком на улице. Заказываю капучино. Направляю микрофон в сторону соседнего столика. Закрываю глаза. Слушаю.

– Где остановка автобуса до Нового рынка?

– Думаю, на улице Национале.

– Нет, на улице Кавур.

– Что ты подаришь Паоло на Рождество?

– Свитер «Timberland».

– Ты смотрела переписку в Твиттере? Все обсуждают выступление Берлускони в ток-шоу Барбары Д’Урсо[15] на первом канале.

– Да, я написала, что в Средние века бушевала бубонная чума, теперь бушует Барбара Д’Урсо.

– А я написала «Позор», и все.

– Ты думаешь, за него еще кто-то будет голосовать?

– Надеюсь, нет.

– Хорошая стиральная машина, и недорогая.

– Апельсины, морковь и имбирь.

– Я перешел на новый тариф Tim: десять евро, четыреста минут разговоров, тысяча СМС, два гигабайта трафика Интернет.

– Я обожаю Белен Родригес[16] – красивая, шикарно танцует. Представляешь, она ходит без трусов – так сказала Эмма.

– Настоящая стерва.

– А мне она кажется симпатичной.

– Ты читал газету «Республика»? Служащие «Apple» говорят, что Стив Джобс – фашист.

– Так оно и есть. Раньше, путешествуя в поезде, мы разговаривали с попутчиками, заводили знакомства и дружбу. А теперь все ездят, уткнувшись в iPad, не замечая, что происходит рядом.

– Какого черта ты меня достаешь? – слышу крик среди монотонной предпраздничной болтовни горожан. – Чего ты еще хочешь? Обезьяны на твоей пальме все те же, черт побери!

Этот резкий возглас с такой силой ударил мне по барабанным перепонкам, что пришлось снять наушники. Оглядываюсь, вижу Сумасшедшую: так с легкой руки Кристины из салона красоты назвали эту эксцентричную личность, известную абсолютно всем жителям нашего квартала. Кристина мне рассказала историю Сумасшедшей. Она родом из очень богатой и знатной семьи. Но однажды она послала к черту все на свете: родовой герб, виллы и дорогие машины, мужа и даже дочь – и начала бродяжничать. С недавних пор она поселилась в нашем квартале. Она бродит по улицам в голубом поношенном кардигане и разговаривает сама с собой.

Я ее и раньше встречала и каждый раз, когда она мне попадалась по дороге, испытывала неловкое состояние на грани душевного смятения: ее глубокий, пронизывающий взгляд как будто выворачивал меня наизнанку, извлекая наружу все мои самые сокровенные и самые срамные мысли. «Как давно вы не занимаетесь любовью со своим мужем? – казалось, спрашивала она. – Как давно вы не выходите вместе поужинать в ресторан? Как давно он не спрашивает у тебя, как дела? Как давно ты не спрашиваешь у него, как дела?» Ее взгляд, сверлящий и всевидящий, как будто спрашивал: «Дождалась? Сбежал муж? Я же тебя предупреждала? Я все предвидела!»

Вот и сейчас она сидит на каменных ступеньках, ведущих в неприметную церковь, что притаилась между стен двух зданий, и разговаривает сама с собой:

– Если ты не Франческо Де Грегори[17], значит, ты не Франческо Де Грегори! А если бы ты стал Франческо Де Грегори, ты бы не был Франческо Де Грегори! Все! Капут! Франческо Де Грегори forever! Ты доволен? Бедный бегемотик! Будешь ли ты стоять перед входом в зоопарк или позади него, ты все равно перегородишь мне путь. Уберись с дороги! Зайди или выйди!

Она продолжает повторять эти, на первый взгляд, бессмысленные слова, но именно они за семь минут прослушивания чужих разговоров тронули мою душу.

Люди! Человечество! О чем вы говорите? Ваши комментарии к шоу Барбары Д’Урсо и знаменитому гостю ее программы Берлускони взлетают и лопаются в воздухе, как мыльные пузыри. Ваши абсурдные замечания о том, как одевается Белен и что делал Стив Джобс, взлетают и исчезают за горизонтом, как небесные фонарики. Реальность остается реальностью, и она вращается вокруг тарифов Tim. Я бы все отдала, чтобы реальность не просочилась в наш мир, в нашу жизнь, мою и Моего Мужа.

Ты пойдешь на почту? Нет, иди ты.

Если бы ты мне помогал, к нам приходила бы домработница один раз в неделю вместо двух, ведь так?

Ты выбросила мои любимые туфли, проклятие! Да, они были старыми, но я их так любил.

Твоя мать не учила тебя вынимать белье из стиральной машины?

А твоя мать не научила тебя не капать на мозги?

Козел!

Дура!

Пошла в задницу!

Пошел на х…!

Я бы сделала все, чтобы не впустить реальность в нашу жизнь, но где-то я отвлеклась и прозевала. Она оказалась сильнее нас. Она все-таки просочилась в нашу жизнь и отравила ее.

«Почему ты мне не отвечаешь?» – написал Мой Муж сегодня ночью после сотни безответных звонков за последние два дня.

«Потому что ты не Франческо Де Грегори! А если бы ты стал Франческо Де Грегори, ты бы не был Франческо Де Грегори! Все! Капут!» – пишу ему в ответ.

«То есть?!» – приходит вдогонку вопрос.

«То есть выбирай – заходи или выходи, только не загораживай мне проход».

– Но iPad очень удобен.

– Сколько у тебя фолловеров?

– Свежевыжатый сок из моркови и апельсин, без имбиря.

– У меня почти две тысячи.

Со всех сторон доносятся безликие голоса.

«Ты не знаешь, Де Грегори из Финляндии? А может, из Сибири? Как думаешь?»

Как Дед Мороз

24 декабря, понедельник рассвет 7:36 – закат 16:44

Я и Ато отправились на вокзал, чтобы проводить уезжающего Родриго и встретить приезжающего Джанпьетро.

Потому что.

Завтра.

Рождество.

Даже несмотря на то, что последние восемнадцать лет из всех моих тридцати пяти двадцать четвертого декабря я была с Моим Мужем на другом конце света.

А сегодня я у себя дома без Моего Мужа. Странно. Непривычно.

Даже несмотря на то, что последние тридцать четыре года из всех моих тридцати пяти моим местом проживания в паспорте значился Викарелло, а теперь Рим.

Даже несмотря на то, что последние восемь лет из всех моих тридцати пяти я искала вдохновение для Моей Рубрики где-то в дальних странах, а теперь нет ни рубрики, ни тем вдохновения для нее.

В любом случае сегодня двадцать четвертое декабря.

Завтра.

Рождество.

Вот Джанпьетро. Желто-лиловый шарф на шее. Идет по перрону с широко распахнутыми руками, предвещающими крепкие объятия.

– Ты потрясающе выглядишь, дорогой!

– Ты потрясающе выглядишь, дорогая!

С тех пор как я познакомилась с Ато, я еще не видела его таким счастливым: он смотрит в лицо Джанпьетро и улыбается, слушает Джанпьетро и улыбается.

Джанпьетро – настоящее биполярное создание, мечущееся из крайности в крайность: его настроение может взлететь на самый пик энтузиазма и через секунду с грохотом свалиться в бездну меланхолии. Когда я возвращалась домой во времена нашего совместного проживания, трудно было представить, в каком настроении я застану Джанпьетро: он мог имитировать балетные па перед экраном телевизора, а мог лежать на диване с потупленным взором. Но в любом случае Джанпьетро предпочитал ввязаться в какую-то мерзость, чем сидеть и умирать от скуки.

Во многом я была похожа на него, поэтому наше сожительство было вдохновляющим, но немного тяжеловесным и изнуряющим для нас обоих. Если наши пики энтузиазма и позитива совпадали по времени, царил праздник – везде и во всем. Но если мы одновременно находились на самом дне эмоциональной ямы, мы могли часами лежать на диване, соревнуясь в поиске доказательств никчемности нашего существования.

Когда Джанпьетро переехал в Палермо, наша дружба окрепла, потому что нам было лучше на безопасном друг от друга расстоянии, особенно в периоды душевного упадка.

К счастью, в последнее время я его слышала живым, бодрым, великолепным.

Сегодня из поезда вышла его лучшая версия.

– И как поживает твоя муж? – спросил он по дороге домой.

– Я не отвечаю на его телефонные звонки уже четыре дня.

– Почему?

– Потому что он должен решить: или он останется снаружи, или войдет внутрь. Стоя в дверях, он будет загораживать мне проход.

– Классно сказано.

– Это не мои слова. Это Сумасшедшая бездомная из нашего квартала.

– Будет все хорошо.

– Знаешь, Джанпик, я так скучаю по нему. Я скучаю по нас. Постоянно. Но его сомнения и страхи после всего происшедшего ввергают меня в еще большую тоску.

– Верю, дорогая. Я тоже перестал звонить своему отцу много лет назад примерно по той же причине. – Его голос дрогнул. – А сейчас пойдем в рыбный магазин! – совершенно иным голосом, полным восторга и радости, произнес Джанпьетро. – Заберем морепродукты, морского окуня! И купим три костюма Бабы Мороза.

– Деда Мороза?

– Три костюма: для меня, тебя и нашей Ато. Извини, а что ты собираешься сделать сегодня для игры «Десять минут»?

– Я думала, что рождественский ужин с родителями может засчитаться.

– Нет, сегодня мы наденем костюмы Бабы Мороза и будем ходить по улицам! Потом вернемся домой, переоденемся в обычную одежду, станем серьезными людьми и займемся приготовлением ужина. Согласна?

«Тебе нужен костюм Деда Мороза, адаптер или утюг. Там есть все», – вспомнились слова Кристины о китайском магазине в нашем квартале. Пока Джанпьетро забирал наш заказ из рыбного магазина, я заскочила в уже знакомую мне лавку, где есть все.

– У вас есть три костюма Деда Мороза? – спросила я у китайца, надеясь, что он меня не узнает после случая в спортивном зале.

– Вы точно хотите три костюма Деда Мороза или вам нужно отправить сообщение?

– Нет, спасибо… – ответила я, опустив взгляд. – Извините меня за ту глупую просьбу. Это был эксперимент, и я не хотела никого беспок…

– Вы меня не беспокоить, просто в тот день я иметь множество проблем: жена сломала ногу, я должен был ее отвозить в больницу, потом вернуться на работу, в магазине быть много дел, а без жены одному трудно справиться. Мы с женой быть грустными из-за ее ноги, а еще больше грустными, потому что наш сын поехать на Рождество в Кальяри к своей невесте. Первое Рождество без сына, очень, очень грустно…

– А завтра вы работаете?

– Нет, завтра единственный день в году, когда мы закрыты.

– Тогда приходите с женой ко мне в гости. Я пригласила много друзей, но не уверена, что они все смогут прийти. Приходите! В любое время! Когда хотите!

– Спасибо, синьора, но, как это правильно сказать по-итальянски, я не помешать? Это бесцеремонно?

– Что вы, какая бесцеремонность! Завтра у меня трудный день, и чем больше будет людей – тем лучше.

– Почему у вас трудный день? Вы сломать ногу? Ваш сын уехать? Вы праздновать Рождество сама? Вы грустить?

– В каком-то смысле да, я сломала ногу и я грущу. Я…

В этот момент подошли Джанпьетро и Ато, и я не успела объяснить китайцу, почему я «грустить». Да и нужно ли было?

Мы надели поверх своей одежды красные шаровары и красные рубахи с опушками, на голову нахлобучили красные колпаки с бубонами.

– Я не буду надевать бороду, – ворчал себе под нос Ато. – Вдруг меня таким увидит кто-нибудь из Города Молодых Людей, засмеют.

– Вот ты глупый! Надень бороду, и, если тебя увидит кто-то из знакомых, наверняка не узнает. Это всего лишь на десять минут. Думаешь, ты один переживаешь за свою репутацию? И я, и тем более Кьяра тоже можем встретить знакомых.

Выходим.

Как будто настоящие Деды Морозы.

Три Деда Мороза.

Как будто.

Только наши сердца не переполнены счастьем и добрыми надеждами, как это должно быть у настоящего Деда Мороза. Наши сердца больны, поцарапаны, поражены язвами из-за потери близких людей: отца, родителей в Эритрее, мужа.

Ато, не отрываясь, смотрит на часы, нетерпеливо дожидаясь, когда же закончатся эти невыносимые «десять минут». Мы с Джанпьетро даже немного вошли во вкус, нам начало нравиться. Не могу сказать, что нам нравилось быть Дедами Морозами, скорее всего, нам нравилось не быть собой.

Я сразу замечаю странный факт: если в обычный день ты можешь пройтись по улицам задом наперед и на тебя никто не обратит внимания, то в канун Рождества все по-другому.

– Мама, посмотри! Дед Мороз! Три Деда Мороза! – восторженно кричит маленькая девочка, указывая на нас рукой.

Она дергает маму за рукав и просит:

– Мама, я хочу с ними сфотографироваться.

Конечно, мы с Джанпьетро были в полном распоряжении ребенка. Ато предпочел выступить в роли Деда Мороза – фотографа.

Продолжаем путь. Джанпьетро зажигает сигарету. Звонит мой телефон. Я достаю его из сумочки, хочу ответить.

– Деды Морозы так не поступают, – с упреком замечает Ато.

– Ты прав, – говорю я.

– Ты прав, – говорит Джанпьетро.

Я выключаю телефон. Джанпьетро тушит сигарету.

Мы вышли на площадь, уселись на ступенях, ведущих в церковь.

Вдруг Джанпьетро запел:

– Jingle Bells, Jingle Bells…

– Только не это! – взмолился Ато.

Джанпьетро запел еще громче:

– Jingle Bells, Jingle Bells!

Чем больше Ато смущался, тем громче пел Джанпьетро:

– Jingle Bells, Jingle Bells, Jingle all the way…

От стыда Ато спрятал лицо между колен.

Нас подзадорило смущение Ато. Мы с Джанпьетро встали, взялись за руки и продолжали напевать рождественскую песенку, приплясывая на месте.

– Jingle Bells, Jingle Bells, Jingle all the way… Оh what fun it is to ride In a one-horse open sleigh…

Одна женщина, проходя мимо, приостановилась и бросила нам под ноги монету в один евро.

Подошел какой-то парень, с любопытством понаблюдал за нами пару минут и, пошарив в карманах, извлек пару монет, которые также зазвенели у наших ног.

За десять минут мы умудрились собрать тринадцать евро.

Не думаю, что прохожие бросали деньги, потому что им нравилось наше пение. Скорее всего, они испытывали к нам своего рода сострадание: человек переодевается в Деда Мороза в канун Рождества только в том случае, если хочет примириться с этим праздником, смириться с его существованием.

– Чудесный ужин, – нахваливали родители.

Действительно, Джанпьетро превзошел самого себя: паэлья и запеченный морской окунь с картофелем под соусом из анчоусов и бальзамического уксуса были невероятно вкусными.

За несколько часов до приезда родителей я начала пить просекко[18]. Обычно мне хватает бокала, чтобы немного расслабиться, но к ужину я поглотила уже целую бутылку, поэтому к моменту подачи тирамису не совсем отчетливо понимала, кто именно поднялся и крикнул: «С Рождеством!» Может быть, это была даже я.

Все поднялись с бокалами в руках.

– С Рождеством! – сказала моя мама.

– С Рождеством! – сказал мой папа.

– С Рождеством! – сказал Джанпьетро.

– С Рождеством! – сказал Ато.

– С Рождеством! – повторила я.

Празднуй Рождество, с кем захочется

25 декабря, вторник Рождество рассвет 7:36 – закат 16:44

Я, Ато и Джанпьетро пообедали остатками вчерашнего роскошного ужина. С двух часов начали приходить люди. Последний звонок в домофон прозвучал в четыре часа ночи. Целых шестнадцать часов длилось это Рождество.

К вечеру, устав от бесконечного потока друзей и знакомых, я уединилась, если это можно назвать уединением, в углу гостиной. Усевшись в кресло, я наблюдала за муравейником в своей квартире.

И все-таки мне удалось! «25 декабря приходи ко мне в гости праздновать Рождество. Не оставляй меня одну!» – это безумное сообщение взбудоражило многих. Кому-то для этого пришлось сесть на поезд и приехать из Милана, как, например, Родриго. Кому-то – сесть на самолет и прилететь из Брюсселя, как Карло, которому я сдавала комнату в Викарелло. Кому-то достаточно было сесть на метро и проехать пару остановок, как, например, моему издателю. Мои бывшие одноклассники из школы, приятели из лицея, одногруппники из университета, Александра, офисный менеджер, жившая со мной в старом доме в Викарелло, герои из Моей Рубрики – случайные, мимолетные люди и люди неслучайные, люди на всю жизнь. Пришел даже китаец и привел свою жену на костылях.

Дом был завален рождественскими куличами, сладостями, шампанским, колбасой. Ато получил несметное количество подарков от тех, кто знал о его существовании.

Я наблюдала за ними в течение десяти минут. Я смотрела, как они едят, поднимают бокалы с вином и пьют, как они разговаривают, спорят, шутят, жалуются. Моя маленькая гостиная сумела вместить всех, пусть даже гостям пришлось сидеть по двое на одном стуле, в два яруса на диване, а кое-кому – расположиться на полу. Кто-то курил, кто-то дремал, прильнув к подлокотнику дивана, кто-то со свежей порцией закусок на подносе пытался протиснуться к столу. Их было много – и мало, потому что среди них не было Моего Мужа.

Все здесь.

Со мной.

Двадцать пятого декабря.

Все, кроме Моего Мужа.

И?..

Восемьдесят девять человек! Много или мало, если не было всего лишь одного?

Звонок другу

26 декабря, среда рассвет 7:37 – закат 16:45

Наступил новый день, но Рождество не заканчивалось. Одни приглашенные уходили, на их место приходили новые гости.

Около двух часов ночи мы с Аннализой уединились в ванной комнате.

Чтобы поговорить о Моем Муже.

Потом мы закрылись с Джадой в комнате Ато.

Чтобы поговорить о Моем Муже.

К нам присоединились Анналена и Нолан.

Чтобы поговорить о Моем Муже.

К пяти часам утра все начали расходиться, дом опустел. Остались мы втроем: я, Джанпьетро и Ато, который уже спал. Мы с Джанпьетро пытались навести порядок. И опять мы говорили о Моем Муже.

Я поймала себя на мысли, что уже целый год только и говорю о Моем Муже.

Со всеми.

Постоянно.

Потому что я потеряла человека, которого люблю.

Когда любимый человек рядом и ваши отношения в полном порядке, у вас нет потребности говорить об этом с другими людьми. Но как только ваши отношения вступают в кризис, а еще хуже – когда вы теряете любимого человека, у вас сразу же появляется непреодолимое желание поговорить об этом с кем-нибудь.

Прибираюсь на кухне, расставляю посуду по местам, вытираю мокрую столешницу, в голове роятся мысли.

Аннализа и Джада – наверное, самые близкие мои подруги. Анналена пишет для журнала, для того же самого журнала, где раньше печатали и Мою Рубрику. Восемь лет мы проработали вместе, как будто восемь лет просидели за одной партой в школе, обмениваясь конспектами и шпаргалками, когда отворачивался преподаватель. Последние полтора года без мужа в моих конспектах значилась единственная тема – Мой Муж. А строгим преподавателем была Реальность.

Нолан была свидетельницей на нашей свадьбе. Словом, за последние полтора года для всех них Мой Муж стал своего рода голограммой: близким и далеким, ощутимым и неосязаемым.

Все эти месяцы одиночества я говорю о Моем Муже с самыми близкими людьми, с теми, кто меня хорошо знает. Взять хотя бы моего психолога: несмотря на сравнительно недолгий срок нашего знакомства, кто, как не она, знает мои переживания, мои сомнения, страхи, связанные с Моим Мужем. Пожалуй, знает лучше всех, потому что умеет понимать меня и на уровне сознания, и на уровне подсознания.

Может, мне необходимо услышать мнение со стороны? От людей, которые совершенно не знакомы ни со мной, ни с Моим Мужем, ни с историей наших отношений? Понять, что они видят со стороны?

Вот сами собой и определились мои сегодняшние «десять минут».

Бросаю тряпку в раковину, включаю компьютер, навожу курсор на строку поиска Google, размышляю. Существует ли какой-нибудь форум, кроме обычных Facebook, meetic, разнообразных чатов общения online, для тех, кто хочет сказать миру: «Привет, у меня есть проблема!» – и сразу же услышать отклик: «Какая проблема?»

Набираю первое, что приходит в голову: «Звонок другу».

Невероятно, но поисковик выдает несколько ссылок на разные сайты.

Кликаю по первой.

Слышу классическую мелодию, которая, по-видимому, должна навевать спокойствие и просветление на человека, ожидающего ответ. Но на меня она навевает тревогу. Мелодия прерывается, слышу женский голос:

– «Звонок другу», здравствуйте.

– Здравствуйте. Меня зовут Кьяра.

– Здравствуйте, Кьяра, меня зовут Барбара, я вас слушаю.

– Я познакомилась с моим мужем, когда нам было по восемнадцать. Сейчас нам тридцать шесть.

– Да, продолжайте.

– Мы очень любили друг друга и сейчас очень любим друг друга.

– Это большое счастье.

– Раньше я тоже так думала, Барбара, но сейчас в этом не уверена.

– Почему? Ты хочешь мне об этом рассказать?

– Да, конечно, поэтому и позвонила. Десять месяцев назад мой муж уехал в командировку в Дублин, нашел другую женщину и бросил меня, по телефону.

– Наверное, это было ужасно?

– Первые шесть месяцев я была разорвана в клочья, ничего не понимала – где я, где мое сердце, где мои глаза, волосы, зубы. Я похудела на девять килограммов.

– Но сейчас ты пришла в себя?

– В плане того, где мои зубы, руки и ноги, – да, я даже поправилась на четыре килограмма. Но в плане душевных переживаний стало еще хуже.

– Почему, Кьяра?

– Потому что только теперь я начинаю понимать, что произошло раньше и что происходит сейчас.

– То есть? Объясни.

– Мой муж вернулся.

– Разве ты не хотела, чтобы он вернулся?

– Нет, то есть да. С тех пор как он исчез, я только этого и хотела.

– И?

– Я хотела, чтобы он вернулся, чтобы был со мной.

– А он?

– Он вернулся, но не для того, чтобы быть со мной.

– Как это возможно?

– Все так запутано…

– Ты уверена, что хочешь быть с ним после того, что он сделал?

– Почему ты об этом спрашиваешь? Может быть, намекаешь на то, что мы возобновили общение, чтобы бросить друг друга по-другому, в более вежливой форме?

– Я только хотела сказать, что…

– Но ведь невозможно бросить любимого человека в лучшей или худшей форме, суть остается та же, и она ужасна.

– Да, конечно, Кьяра, я тебя понимаю, это ужасно, особенно после стольких лет, проведенных вместе.

– Дело даже не в количестве лет, проведенных вместе. Даже если бы мы встретились только вчера, мой муж был бы для меня так же необходим, как если бы мы прожили вместе целую вечность. Потому что наши Первородные Сущности – это неделимое целое.

– Ты необычный человек, Кьяра.

– Ничего подобного, я самый обычный человек. Только во время прикосновений моего мужа я чувствовала себя фантастически необычной, исключительной. Понимаешь меня?

– Понимаю.

– И вот теперь, когда нет этого особого, фантастического, удивительного соприкосновения, я чувствую, что потеряла не только человека, с которым мне было хорошо, но и саму себя.

– Нет, это не так. Ты есть ты, твой муж есть твой муж. У тебя есть работа?

– Да, я писательница. Раньше я работала на еженедельный журнал, где у меня была собственная рубрика. Потом меня уволили, отдали мою колонку под любовную переписку, которую теперь ведет сама Таня Мелодия.

– Победительница реалити-шоу «Grande Fratello»? Да, та еще штучка: ей удалось закрутить три любовные истории за время участия в «Grande Fratello».

– Я знаю. Причем две из них – одновременно.

– То, что обычно делают мужчины. Но она им всем отомстила за нас, за женщин.

– Да…

– …

– …

– Ты как, Кьяра? Тебе стало немного лучше?

– Конечно, Барбара, спасибо.

– Я рада. Звони нам, когда хочешь, мы работаем двадцать четыре часа в сутки.

– Спасибо.

– С наступающим Новым годом.

– Тебя тоже с наступающим Новым годом.

– Кьяра, не забывай главное: ты есть ты, независимо от того, есть твой муж рядом или его нет в твоей жизни.

Телефонный разговор длился двенадцать минут.

Как странно.

Я думала, что от постороннего человека я услышу новые слова, новое мнение о моей истории, моей и Моего Мужа. Но я услышала уже знакомые слова, те, которые сама неоднократно употребляла, комментируя истории других людей, чужих для нас.

Но кто такие «мы»?

Двое людей, которые очень любили друг друга.

Даже слишком любили друг друга.

Которые продолжают любить друг друга.

Которые ищут любую возможность вернуть друг друга.

А может, просто пытаются расстаться по-другому, красивее, что ли?

Но это невозможно.

Красивого расставания не бывает.

Старшие Арканы

27 декабря, четверг рассвет 7:37 – закат 16:46

Мое отношение к магии и эзотерике всегда было противоречивым.

Я никогда не сомневалась в существовании сил, неподвластных нашему пониманию, способных предвосхитить будущее и вернуть прошлое.

Я не только не сомневалась, я даже была уверена в том, что они существуют.

Именно поэтому я считала, что лучше не будоражить эти силы, не входить с ними в контакт, чтобы и они оставались милостивы и уважительны к нам.

У Моего Мужа было иное мнение: он иронично язвил, поднимал на смех все, что было связано с темой сверхъестественных сил. Сказывалась душевная рана, нанесенная его мамой, которая много лет назад бросила семью и сбежала со своей любовницей-хироманткой.

Все это прекрасно знал Джанпьетро и не случайно подарил мне на Рождество карты Таро.

Это были особенные карты, авторские, ручной работы, их нарисовал один австрийский художник в 1986 году. Ecletic Tarot. К упаковке прилагалась поздравительная открытка с пожеланиями: «Брось и ты его и сбеги с какой-нибудь хироманткой, или с каким-нибудь хиромантом, или с кем угодно (я бы сбежал с Хавьером Бардемом)».

У меня еще не было возможности хорошенько рассмотреть карты, но сегодня утром, когда дом почивал в тишине и спокойствии (потому что Ато и Джанпьетро еще спали), я взяла в руки колоду и начала ее изучать. Ни разу до сих пор я не держала в руках карты Таро, а тем более ни разу на них не гадала. Значит, это будет моими «десятью минутами» на сегодня.

В коробке нахожу инструкцию. Узнаю, что в колоде семьдесят восемь карт. Они поделены на Старшие Арканы и Младшие Арканы.

Двадцать две карты Старших Арканов раскрывают все этапы жизненного пути человека и черты его характера.

Младших Арканов пятьдесят шесть, они поделены на четыре масти, как и обычные игральные карты.

Нужно выбрать, с каких карт начать, и тут нет никаких сомнений: красочные карты Старших Арканов более привлекательны. Маг, Жрица, Император, Императрица. Звезда, Луна и Солнце. Колесо Фортуны, Повешенный, Смерть, Дьявол и Башня. Мир символов, обещаний и предостережений, как цветная скатерть, – на моем кухонном столе и в моей голове.

Беру по одной карте, читаю толкование в инструкции и записываю своими словами в тетрадке. Я уже почти закончила, когда в дверях кухни появился сонный Ато.

– Ты стала гадалкой, Кьяра?

– Кто знает. Посмотрим. Задавай вопрос и вытягивай одну карту, – сказала я таинственным тоном и протянула колоду карт.

Ато стоит в задумчивой нерешительности.

– Я боюсь.

– Не бойся, это всего лишь игра. Тем более что я еще плохо изучила инструкцию по гаданию.

– Гарри Поттер говорит, что магия очень опасна. Чем больше ты ею овладеваешь, тем больше она овладевает тобой.

Именно так и я всегда считала. Но ведь на то и нужна игра «Десять минут» – чтобы сделать что-то, не думая о последствиях, спонтанно, без страха.

– Хорошо, тогда я вытяну карту, – решила я.

Я перемешала Старшие Арканы и спросила вслух:

– Что я должна сделать, чтобы выбраться из зыбучих песков, в которые превратилась моя жизнь?

Вытаскиваю наугад карту.

Это Дурак.

Нахожу в инструкции пояснение: «Карта Дурак советует не сопротивляться переменам, а принять их в полной мере».

По моей спине пробежал холодок. В это самое мгновение зазвонил телефон, заставив меня вздрогнуть.

Это был доктор Кармин Пизакане, куратор Ато. Харизматичный, добродушный и умудренный человек, которого в Городе Молодых Людей уважают все без исключения.

– Добрый день, доктор Пизакане.

– Добрый день, Кьяра.

– Поздравляю с Рождеством.

– Взаимно. Как дела у Ато?

– Прекрасно. Вы хотите с ним поговорить?

– Нет, Кьяра, я хочу поговорить с тобой.

Я еще никогда не слышала, чтобы доктор Пизакане разговаривал таким тоном. Каким тоном? Не знаю, в любом случае такого тона я от него никогда не слышала.

– Все хорошо, доктор Пизакане?

– Все хорошо, не переживай, Кьяра.

Поздно, тревога уже вселилась в мое сердце.

– Что случилось?

– Ничего страшного, Кьяра. Ничего страшного…

Пауза.

– Кьяра, могли бы мы встретиться с тобой второго января около одиннадцати утра? Ты свободна?

– Да, я свободна, наверное… Но что произошло?

– Ничего страшного, уверяю тебя. Просто нам необходимо поговорить о будущем Ато.

Ато вопросительно смотрит на меня. Я пытаюсь овладеть собой, чтобы не выдать тревогу.

– Хорошо, договорились, – с деланым спокойствием отвечаю я. – С Новым годом, доктор Пизакане.

– С Новым годом, Кьяра.

Выключаю телефон, перевожу дыхание. Ато меня сверлит вопросительным взглядом.

– Что случилось? Доктор Пизакане сердится, что я так надолго задержался у тебя? Мне нужно возвращаться в Город Молодых Людей?

– Нет, что ты. Он спросил, как ты, и пожелал нам Нового года.

– Ну да… – с недоверием промычал Ато.

– Если не веришь мне, тяни карту и спроси у нее, что сказал доктор Пизакане. Давай!

– Нет, – улыбнулся Ато.

– Да, – улыбнулась я.

В конце концов Ато решился вытянуть карту.

Колесо Фортуны.

В этот момент показался Джанпьетро. Он был невероятно счастлив, что его подарок уже используется. Его щебет, смех и шутки быстро отвлекли Ато от тревожного телефонного звонка куратора. Но в моей голове продолжали крутиться слова: «Просто нам необходимо поговорить о будущем Ато».

Не сопротивляйся переменам.

Прими их в полной мере.

Я бы хотела, я бы хотела

28 декабря, пятница рассвет 7:37 – закат 16:47

Джанпьетро собрался праздновать Новый год со своей новой любовью, потому что история с предыдущим другом (с которым он был в Форментере в августе) уже закончилась, не успев начаться. Как это символично – Новый год с новым другом.

«Его зовут Михаил, он русский, работает инженером», – ограничился краткой информацией Джанпьетро. Я почувствовала, что наконец у моего лучшего друга завязались серьезные отношения. Сам факт, что он не назвал Михаила русской подругой и инженершей, говорит о многом. Даже карты Солнце и Мир, которые Джанпьетро вытянул вчера из колоды Таро, подтвердили мои предположения.

Сегодня Джанпьетро отправляется во Флоренцию, чтобы встретиться с Михаилом у его единственных близких – бабушки и дедушки. Там они проведут последние дни перед праздником. В семье Михаила.

Мы проводили Джанпьетро на вокзал. Когда он нырнул в вагон, на лице Ато появились грусть и тоска, знакомое мне выражение, которое я называю «лицо понедельника».

Я тоже проснулась сегодня в плохом настроении. И не только потому, что уезжал Джанпьетро, но и потому, что меня беспокоила беседа с куратором Ато. Однако главная причина подавленного состояния была все та же: уже целую неделю я не видела любимых глаз Моего Мужа, не слышала его голоса и не вдыхала его запах, такой родной и сладкий.

Прошла одна неделя и один день.

Время проходит, но моя любовь к нему – нет.

Я жду. Я жду его звонка. Жду, что он скажет: «Знаешь, я подумал и понял, что нам нужно начать все сначала. По-настоящему и навсегда. Я хочу вернуться. Давай вернемся вместе».

Но он не звонит. Я тоже не в силах ему позвонить.

– Посмотри, Кьяра! – отвлек меня от мыслей Ато, указывая на пинию[19] напротив вокзала Термини. – Посмотри, какое огромное, старое дерево! Как у нас, в Городе Молодых Людей. Когда мы встречали Джанпьетро, я его почему-то не заметил.

Мы подошли поближе. Роскошная зеленая крона, мощный стройный ствол. Как будто отгородившись от всего мира, это величественное создание гордо стояло за кованой оградой. На железных прутьях находим множество разноцветных записок. На них – поздравления с Новым годом, пожелания, просьбы к Деду Морозу, сокровенные мечты и желания, послания близким и любимым.

– Ато, засекай время, – сказала я и начала читать вслух:

Хочу, чтобы Франческо Тотти забил пять голов и команда «Рома» выиграла в чемпионате.

Хочу, чтобы богатые поняли, что неприлично быть богатым в мире, где много бедных, умирающих от голода.

Х… в задницу преподавателю математики за то, что он меня завалил на экзамене.

Хочу, чтобы Лука остался навсегда со мной.

Хочу, чтобы моя жизнь изменилась.

Пошли мне кучу денег, хочу путешествовать, хочу посмотреть весь мир.

Чтобы сдохли все политики.

Пусть в новом году у меня будет много классных телок.

Хочу летать, дай мне крылья.

Я все испортил всего лишь за одну ночь. Дай мне шанс все исправить.

Хочу познакомиться с девушкой для серьезных отношений, звони по телефону 3663135794.

Чтобы дядя Антонелло выздоровел.

That my family in Vietnam is always happy.[20]

Хочу симпатичного парня, музыканта (только не рэпера).

Хочу найти равновесие.

Пусть Мануэль перестанет доставать Сабрину.

Уже десять лет не могу найти нормальную работу и нормальное жилье, не дай мне очутиться однажды на тротуаре под ногами прохожих.

Yamete yamete.[21]

Пусть Майкл Джексон вернется.

– Все, десять минут прошли, – прервал мое чтение Ато.

– А ты, что бы ты хотел в новом году?

– Обрести семью, – не раздумывая ни секунды, уверенно ответил Ато. – А ты чего бы хотела?

– Того же самого, – ответила я.

– Но у тебя же есть семья, у тебя есть мама, папа, брат! Ты не представляешь, как тебе повезло, какая ты счастливая! Подумай, Кьяра, какое это счастье – иметь семью!

Глаза Ато заблестели от слез. Он отвернулся, чтобы скрыть волнение. Я не смогла сдержаться, обняла его, прижала к себе.

– У тебя тоже есть семья. У тебя есть Пизакане, есть Город Молодых Людей, есть Джанпьетро, есть я, – прошептала я, едва сдерживая слезы.

А наши мысли кричали в унисон: «Это не одно и то же!»

Но никто из нас не решился произнести это вслух.

В магазине IKEA[22]

29 декабря, суббота рассвет 7:37 – закат 16:47

Джада родилась и выросла в Викарелло. Ее семья жила через дом от меня. Мы вместе ходили в детский сад, затем в начальную школу, потом в среднюю школу, вместе учились в выпускном классе.

Теперь она работает учительницей в нашей школе. Это мой самый близкий друг родом из детства, которому я могу довериться без оглядки. Это самое верное и щедрое Божье творение, взошедшее на мой Ноев ковчег, плывущий в безбрежных водах жизни.

Аннализа – артистка, работает в театре. Мы познакомились год назад на презентации моего романа, через два дня после судьбоносного звонка Моего Мужа из Дублина. Мы быстро подружились, потому что у нас было много общего, в первую очередь – любовь к драмам: я любила о них писать в книгах, а Аннализа любила их исполнять на сцене театра. Знакомство произошло тривиально, в туалете книжного магазина. Спрятавшись от гостей, читателей и друзей, я безуспешно пыталась скрыть с помощью косметики следы двух бессонных ночей. Но красные заплаканные глаза невозможно припудрить или спрятать под толстым слоем грима. Они предательски выдают горькую правду.

– У тебя все нормально? – спросила незнакомая женщина.

Это была Аннализа. Уже два дня весь мир казался мне гигантским страшным врагом, но только не она. Не знаю почему, но моя душа, замкнувшаяся на все замки и запоры от внешнего мира, вдруг отворилась и впустила ее внутрь. Я сразу поняла, что это – мой друг, которому можно довериться.

Если бы не Джада и Аннализа, не знаю, удалось бы мне или нет пережить этот страшный год. Пережить или выжить? И поверьте, я не преувеличиваю. Первые недели после расставания с Моим Мужем я не могла ни спать, ни есть, ни дышать. Казалось, мой организм вдруг утратил инстинкт самосохранения. И они, мои верные подруги, не бросали меня ни на минуту. Они наперебой звонили мне, навещали, надоедали настойчивыми советами, требованиями, утешениями:

– Тебе нужно поесть.

– Тебе нужно поспать.

– Тебе нужно отвлечься.

– Тебе нужно быть сильной.

– Он тебя еще любит.

– Он к тебе вернется.

– Давай я приготовлю обед.

– Давай я останусь у тебя на ночь.

Постепенно я приходила в себя, во многом благодаря поддержке близких подруг, их заботе, пониманию и сочувствию.

Они знали о моей игре «Десять минут» и всегда меня поддерживали. Вот и сегодня, когда я послала обеим сообщение: «Хочу пойти первый раз в IKEA, но нуждаюсь в сопровождении в этом неведомом для меня мире. Пойдешь со мной?», обе не замедлили с ответом: «Конечно, пойду!»

Пару часов спустя обе у меня под домом. Мы садимся в машину Джады и едем в торговый центр, расположенный за пределами города.

– Ты и вправду ни разу не была в IKEA? – спрашивает Аннализа.

– Ни разу, – отвечаю я.

– Наверное, твой муж говорил тебе то же самое, что и все остальные мужья своим женам…

– Что?

– Ну, например, мой бывший муж ненавидел IKEA, всегда ворчал, сопровождая меня по торговым залам, его бесили уютные спальни с симпатичным постельным бельем и милыми торшерами, раздражали функциональные кухни с посудой из женских грез, а прелестные детские комнаты, усыпанные плюшевыми игрушками, вгоняли в тоску. Он говорил, что жены водят сюда своих мужей, чтобы унизить их как мужчин. Унизить и уничтожить.

– Правда? Никогда бы не подумала. В нашем случае именно я не хотела сюда ехать.

Помню, когда мы жили в Викарелло, он несколько раз предлагал мне съездить в IKEA.

– Нам что, не хватает полотенец или стаканов? – отвечала я.

– Хватает. Но мне нужна подставка под диски.

– Складывай их в коробки, как это делаю я со своими книгами.

Он так и сделал. И теперь коробки с его дисками живут вместе с ним в съемной квартире.

– Недавно слышала песенку об IKEA, – сказала Аннализа.

– Неужели об IKEA слагают песни? – удивилась я.

– Не совсем об IKEA, скорее о человеческой страсти к обустройству своего жилища.

Аннализа напевает: «IKEA – это мантра, это нимфа, увлекающая нас в глубины удовольствия, это панацея от жизненной неустроенности».

Джада подхватывает: «Что такое любовь эпохи IKEA? Это чувства, спрятанные в красивых коробочках, разложенные аккуратными стопками на полочках. Иногда коробочки, шкатулки и ящички знают вас лучше, чем вы друг друга».

Я никогда не слышала эту песню.

Как верно. После переезда в Рим почти все коробки так и продолжали стоять нераспакованными в ванной для гостей, пока Ато не поинтересовался:

– Что это за коробки в ванной? Их можно перенести в кладовку?

Ато вошел в мою жизнь, занял часть моей души, и ему потребовалось пространство в моем доме.

В коробках были мои книги, моя коллекция чашек, вещи Моего Мужа, в которых он не нуждался, иначе бы он их забрал, и не знаю еще что. Коробки лучше знают, что мы, люди, им доверяем на хранение. Я разрешила Ато открыть коробки и разобраться с их содержимым. Через день часть моих книг и коллекция чашек были аккуратно расставлены им в шкафу в гостиной, невостребованная одежда Моего Мужа аккуратно висела в шкафу в комнате Ато, часть ненужных для жизни предметов нашла пристанище в отдельном пакете на верхней полке в кладовке.

– Знаете, девчонки, на днях мне звонил доктор Пизакане, куратор Ато. Он хочет поговорить со мной о будущем Ато.

– Наверное, он хочет сообщить, что общение с тобой благотворно влияет на Ато, – успокоила меня Джада. – Поверь мне, я тоже учитель и разбираюсь в воспитании детей и подростков.

– «Иногда коробочки, шкатулки и ящички знают вас лучше, чем вы друг друга», – продолжает напевать Аннализа.

Все, что нужно было сказать, уже давно сказано, в IKEA.

Все уже давно написано.

И даже спето.

Как только мы зашли в IKEA, я с нетерпением начала отсчитывать минуты, желая быстрее вырваться из этого ада изобилия вещей. Точнее – нагромождения вещей. Супермаркет, торговые центры, рынки… Многолюдные и одновременно бесчеловечные места, несмотря на то что они построены человеком для человека. У меня всегда были проблемы с местами, где скапливалось множество людей. Даже поход в кино на дневной сеанс был для меня невыносимым наказанием. Пять одиноких зрителей, отстраненно сидящих в разных концах зала, уже казались мне толпой.

Однако десять минут прошли, а наша экскурсия по залам магазина продолжалась. Может, благодаря умиротворенности и спокойствию моих подруг, может, благодаря их забавной песенке, но я начала привыкать к толпе, к пестрой перенасыщенности предметами, даже начала входить во вкус и всматриваться в детали окружающего мира.

Я купила простенькую лампу голубого цвета – поставлю ее у себя в спальне на тумбочке. До Дублина у нас с Моим Мужем были две лампы, но после Дублина они окончили свое существование в мусорном ведре.

Еще я купила четыре силиконовые формы для моих будущих кексов.

Еще маленькую желтую лейку для моего горького перца и салата.

Четыре полки из светлого дерева для моих книг.

Две стеклянные полки для моей коллекции чашек.

Аннализа купила пуфик ярко-зеленого цвета.

На кассе смотрю на часы: я выдержала целых сорок минут!

Я повернулась к подругам, чтобы выразить удивление, но в этот момент кто-то меня схватил за плечо.

Это была молодая женщина с миндалевидными зелеными глазами, фарфоровым лицом, обрамленным светлыми волосами, и худым гибким телом, завернутым в коротенький полушубок из белой норки. Я ее сразу узнала по фотографиям в журнале и кадрам из телевизионных программ. Это была Таня Мелодия. Та, которая забрала мое место в моем журнале.

– Кьяра! Это ты? Не могу поверить своим глазам! – кричит она и обнимает меня.

Не обращая внимания на любопытство людей в очереди, Таня кричит и машет руками, подзывая молодого мужчину, задержавшегося в отделе открыток.

– Боб, иди сюда! Посмотри, здесь Кьяра!

На этом шоу не окончилось. Таня Мелодия стала звать другого парня по имени Федерико.

– Это большая честь – унаследовать от тебя место в журнале. Я читала все твои книги, знаешь? У нас много общего, у тебя и у меня. Я об этом говорила главному редактору, когда он мне предложил твое место. Ах, вот они наконец-то. Кьяра, я хочу тебе представить Боба и Федерико. Ребята, это Кьяра!

Таня Мелодия была вне себя от счастья.

Боб был похож на тренера по фитнесу, или по танцам, или чему-то в этом роде: красивая спортивная фигура, широкие плечи, стройные ноги, рельефные бицепсы, отчетливо выделяющиеся под облегающей футболкой. Второй, Федерико, был похож на Иисуса Христа в современном понимании, учитывая пирсинг в его губе и носу: длинные волосы, небольшая борода, светлые глаза. Молодые люди вежливо пожали мне руку, молча, ни сказав ни слова. За них говорила Таня:

– Мы должны были смотаться из отдела мебели для спален, потому что на нас насели папарацци. Господи, когда же они оставят нас в покое? Извини Боб, извини, Федерико, вы можете отойти на минутку, нам нужно посекретничать по-женски.

Боб и Федерико, как две дрессированные собачки, отошли в сторону.

Таня держит меня за руку и доверительно шепчет мне на ухо:

– Никак не могу отказать ни одному, ни другому. Что мне делать? После окончания сезона «Grande Fratello» я попробовала – не получилось. Они оба мне нужны. Теперь мы решили купить дом на троих. Будем жить вместе. Вот пришли в магазин, чтобы выбрать кровать… Как мы и предполагали, сложно выбрать кровать, потому что трехместных кроватей промышленность не выпускает. Не смотри на меня, как на монстра, Кьяра, я тебя прошу… Они тоже согласны. Что в этом плохого, если всем нам хорошо? Нужно брать от жизни все хорошее, что она тебе дает. Что я могу поделать, если полюбила двоих мужчин? Ведь это же нормально, когда в жизни случается не одна, а две, три любви. Только у меня они случились не одна за другой, а одновременно. Почему я должна это отвергать? Мне застрелиться, что ли? Ты же сама писала, что главное в жизни – семья в любом ее виде, взаимопонимание, терпимость и любовь. Кьяра, Кьяра, Кьяра, я надеюсь, ты не возненавидела меня за то, что мне отдали колонку твоей рубрики, что тебя заменили мной?

Она снова меня обнимает.

– У тебя есть романы, у тебя есть ум и образование, есть чувственность. А такая жалкая неудачница, как я, на что может надеяться в профессии? На бесконечные реалити-шоу, на этот кукольный театр под прицелом видеокамер?

Она смеется и снова меня обнимает.

– Давай обменяемся телефонами, Кьяра, ты не против? Я бы хотела, чтобы мы стали подругами. Ты можешь звонить мне всегда, в любое время, по любому поводу.

Опять смеется, опять меня обнимает.

– Все, что разрушается, вновь построится. Такова любовь эпохи IKEA, – напевает Джада, жадно пожирая глазами Федерико, свой идеал мужчины. Но, к сожалению, он для нее недосягаем, его глаза влюбленно смотрят на Таню Мелодию.

На мою подругу Таню Мелодию.

Что-то, похожее на поцелуй, без противопоказаний

30 декабря, воскресенье рассвет 7:37 – закат 16:48

Сегодня после завтрака мы с Ато занялись установкой полок, купленных в IKEA. Расставляем на них книги, коллекцию чашек. Пока возимся, рассказываю Ато о встрече с Таней Мелодией.

– Если честно, я всегда не понимал, почему ты ее ненавидишь. Мы в Городе Молодых Людей каждый понедельник смотрим шоу «Grande Fratello», Таня Мелодия всегда была моим любимым участником. Боб и Федерико тоже мне нравились. Боб был самым красивым из участников, Федерико – самым умным. Ясно, почему Таня влюбилась в обоих.

«Нужно брать от жизни все хорошее, что она тебе дает. Что я могу поделать, если полюбила двоих мужчин?» – всплывают в памяти слова Тани Мелодии. Любить двух мужчин одновременно… Даже представить себе этого не могу. Как это?

Восемнадцать лет вместе… Каждый раз, когда мы с Моим Мужем отдалялись друг от друга, я искала в других мужчинах его, пыталась найти черты характера, особенности внешности, голос, запах, как у него.

Кроме Стефано Лауро, конечно.

Но это отдельная история.

Совершенно иная история.

Это было время учебы в университете. Я училась на первом курсе филологического факультета, Мой Муж – на первом курсе юридического.

Покинув стены лицея, где познакомились и пережили первые моменты близости, мы неожиданно почувствовали себя потерянными в новом мире. Ощущение, похожее на то, которое мы еще раз испытали позже, после переезда в Рим, в новый дом. Правда, в тот раз мы нашли силы воссоединиться. На это у нас ушло пять месяцев, но все же мы смогли сохранить нашу любовь.

Я познакомилась со Стефано именно в эти пять месяцев. Он был моим однокурсником.

Галантный и молчаливый интроверт – полная противоположность Моего Мужа, который всегда страдал острой формой неизлечимой самовлюбленности, неуемной болтливости на фоне хронической невоспитанности.

Я и Стефано степенно прогуливались по двору перед университетом, каждый вечер созванивались и вели долгие бесполезные беседы. Говорила в основном я. О кризисе в отношениях с Моим Мужем, о кризисе в Италии и в целом мире, о новых тенденциях в современной литературе, обо всем и ни о чем. Он молчал и слушал, слушал и молчал – часами. Мне он казался очень внимательным собеседником и очень умным. Действительно, когда молчишь, нет никакого риска изречь банальность или глупость. Кто знает, почему мы ни разу не поцеловались на протяжении пяти месяцев? Я себя спрашивала об этом тогда. Я себя спрашиваю об этом сейчас. Видимо, мы, живые существа, участвуем в лотерее, которую нам устраивает природа. В этой лотерее должны совпасть цифры, генетические коды, которые притягивают два тела, две души. Подобно информации, заложенной в глубинах подсознания, на материнской плате. Но в какой-то момент может произойти сбой, какой-то вирус извне, как, например, звонок из Дублина, может уничтожить все, что было создано ранее, в течение долгого времени.

Наверное, у таких, как Таня Мелодия, есть иммунитет к вирусам. Эту силу ей дает неуемное желание быть счастливой, невзирая на мнение окружающих и на собственные сомнения. «Нужно брать от жизни все хорошее, что она тебе дает». И она берет. Как, например, чужую рубрику в популярном журнале. Берет не просто хорошее, берет лучшее. Берет себе самого умного и самого красивого из участников шоу «Grande Fratello». Она не подавляет неуемное желание к наслаждению, не боится быть счастливой и бросается в омут с головой. Для нее не существуют ни противопоказания, ни запреты.

Стефано был ярко выраженным романтиком, ему нравилось читать вслух Толстого, ходить в гордом одиночестве в кино на дневные сеансы, бегать на закате по набережной Тибра.

Ему нравились камелии сортов Jeff Buckley и Atalanta.

И ему нравилась я.

Но он меня ни разу не поцеловал.

Мы продолжаем поддерживать зыбкую связь через Facebook: иногда пишем короткие письма и поздравления с праздниками и днями рождения. Не более того.

Но сегодня, вдохновленная словами Тани Мелодии о необходимости брать от жизни все хорошее, что она дает, я открыла компьютер, вошла на страничку Facebook и написала: «Привет, давай встретимся сегодня, после обеда».

Незамедлительно поступил ответ: «С большим удовольствием».

Мы встретились у выхода из метро, там, где располагается тот знаменитый вещевой рынок, который я прозвала блошиным.

Стефано ничуть не изменился за эти годы: все такой же утонченный, с благородной осанкой, степенной походкой, лаконичной речью, робким взглядом.

В общем, никаких противопоказаний.

Я ему рассказываю о своей жизни за последний год – со всей тошнотворной эмоциональностью, на которую способна.

Он мне рассказывает о своей жизни – кратко и сдержанно.

– После получения диплома пошел работать в классический лицей, преподаю латынь и греческий. Несколько месяцев встречаюсь с коллегой по кафедре, она преподаватель французского языка.

Зашли в бар (тот, где я прослушивала чужие разговоры с помощью направленного микрофона Родриго). Присели за столиком, заказали горячий шоколад.

Я все говорила и говорила.

Он молчал и слушал.

Потом прошлись по улице, по моей улице. Остановились перед китайским магазинчиком, я помахала рукой моему китайскому другу. Проходя мимо цветочного магазина, поприветствовала викинга в массивных очках, потом старушку из «Дома вышивки».

– Живешь здесь недавно, а успела со всеми познакомиться, – был приятно удивлен Стефано. – У тебя всегда был исключительный талант привлекать людей.

Мне хотелось закричать, что мой исключительный талант, который я когда-то имела, год назад испарился, исчез, умер. И если бы не терапевтический эксперимент моего психоаналитика под названием «Десять минут», я никогда в жизни не познакомилась бы с этими людьми.

Но я сдержалась, промолчала. Вместо этого я закрыла глаза и сказала:

– Стефано…

– Да?

– Поцелуй меня…

Он молчит.

Я молчу.

Проходят секунды. Я открываю глаза, вижу выражение лица Стефано. Если бы я его не знала, оно выглядело бы как озадаченное, может, слегка испуганное. На самом деле это было разочарование. Глубокое разочарование.

– Кьяра… – надломленным голосом произнес он, уставившись на мои кроссовки.

– Стефано… – надломленным голосом произнесла я, уставившись на его мокасины.

– Если бы ты знала, как я этого хотел пятнадцать лет назад.

Он попытался посмотреть мне в глаза, но не смог.

– Но ты была для меня «нецелуемая», так я написал в моем дневнике. «Кьяра нецелуемая»…

– Почему? Ведь я тебе нравилась, и ты мне нравился, очень…

– Неправда, – отрезал он, глядя мне прямо в глаза.

И я увидела его глаза – карие, откровенные, умные. Добрые.

– Возможно, я тебе и нравился. Но ты всегда была безумно влюблена в своего мужа. Он занял все твое сердце, не оставив ни дюйма пространства для других. Это чувствовалось, и это было невыносимо для меня.

– Я не могла себе и представить, что… – неуверенно пробормотала я.

– Да, я сходил с ума, я ревновал, я любил. Хочешь, я дам тебе почитать свой дневник? Я даже помню, что написал в день нашего знакомства: «Сегодня я познакомился с девушкой моей мечты, с той, чью улыбку хочу видеть всю жизнь». Так я написал о тебе.

Я подхожу к Стефано, дотрагиваюсь до его лица, но он отстраняется.

– Мне жаль, Кьяра, но сейчас у меня есть Софи, я к ней очень привязан. Я очень ее люблю, очень.

– Софи?

– Моя коллега из лицея.

– Да, конечно… Твоя коллега из лицея, учитель французского. Прости меня…

Мне хочется раствориться, исчезнуть, испариться. Но я есть, я существую. Предательская слеза вырывается наружу и течет по моей щеке.

Стефано нежно вытирает мою щеку, робко дотрагивается до моих губ, смотрит мне в глаза.

– Ты захотела меня увидеть, чтобы отомстить мужу?

– Нет, это не так!

Слезы хлынули градом, как будто, не выдержав наводнения, рухнула дамба.

– Ты уверена?

– Нет! Нет! Нет!

– Успокойся.

– Стефано, ну хотя бы обними меня…

– Что?

– Всего лишь одно объятие…

Он прижал меня к груди. Так ребенок со сбитыми коленками обнимает бабушку. Так обнимают человека, которого любят чистой, светлой, невинной любовью, без противопоказаний.

– Спасибо, – шепчу я. – Не отпускай меня, Стефано. Хотя бы десять минут.

Гарри Поттер

31 декабря, понедельник Сан Сильвестро рассвет 7:38 – закат 16:49

Вот и закончилось путешествие длиною в год. Поезд номер 2012 прибыл на конечную станцию.

Это было самое утомительное путешествие за всю мою жизнь.

Сегодня дарят подарки. Поэтому я попросила Ато в качестве подарка придумать мне занятие для игры «Десять минут». Отдать себя во власть другого человека – это возможность чувствовать себя менее одинокой, своего рода самообман. Ложное ощущение. Но как хочется обмануться…

Но себя не обманешь.

Я одна.

Я одинока.

Я – одиночество.

Я не знаю, что сегодня делать. У меня нет ни малейшей идеи, никаких планов, никаких приготовлений. Что обычно делают одинокие люди в ночь под Новый год? Сегодня я это узнаю.

Я остаюсь одна, потому что Ато идет на молебен вместе с ребятами из Города Молодых Людей. Джанпьетро встречает Новый год со своим русским другом во Флоренции. Элиза поехала с женихом в горы кататься на лыжах. Родриго уехал в Каповерде с подругой. Джада работает аниматором на частной новогодней вечеринке. Аннализа отправилась к родителям в Пулию.

Нет никого, кто пришел бы ко мне в гости в последний день 2012 года или к кому могла бы сходить я.

Ато заглянул ко мне в комнату. Я лежу на диване, отдавшись во власть горьких мыслей.

– Я придумал, что ты должна сделать.

Он протягивает мне книгу. На красочной обложке читаю: «Гарри Поттер и философский камень».

– Это первая книга. Начни читать. Вот увидишь, даже когда пройдут десять минут, ты не сможешь оторваться. Уверен, что ты не остановишься на этой книге и попросишь у меня следующие.

– Отлично, – ответила я.

Никогда не имела ничего против Гарри Поттера. Даже наоборот, меня всегда восхищала Джоан Роулинг, сумевшая стать одним из самых успешных писателей современности и богатейшим человеком на планете благодаря своему таланту и писательской фантазии. Кому, как не ей, удалось приподнять пелену всеобщего безразличия, найти подход к коллективному воображению.

Иногда это случается.

Но большинство писателей, даже самых талантливых, не может нащупать эту тонкую ниточку к успеху. Потому что оказываются в нужное время, но в неподходящем месте или в нужном месте, но в неподходящее время.

Случается.

– Ты еще не читала мою последнюю книгу? – спросил великий Альберто Арбазино[23], когда мне посчастливилось познакомиться с ним лично.

– Нет, но ведь она еще не вышла из печати, – смущенно заметила я.

– Тебе повезло, – вздохнул он.

Только теперь я поняла смысл его слов. Книга может быть интересна по-настоящему до того, как ты ее начнешь читать. Когда перевернута последняя страница хорошей книги, становится тоскливо и неинтересно, все уже прочитано, все уже известно, все уже завершилось, все тайны раскрыты, все эмоциональные переживания испытаны. Конец. Полное безразличие и тоска.

Открываю увесистый томик.

Глава 1

Мальчик, который выжил

Начинаю читать.

Как и предсказывал Ато, через две минуты и три страницы чтение книги поглощает меня настолько, что я даже не слышу сигнал таймера, который должен был возвестить об истечении десяти минут.

Вмиг проносится передо мной трудное детство Гарри Поттера в приемной семье, со злыми дядей и тетей и двоюродным братом Дадли, на которого боялся быть похожим Ато со своей новой стрижкой.

Далее отправляюсь вместе с Гарри Поттером в школу Хогвартс.

Знакомлюсь с Гермионой.

Знакомлюсь с Роном.

В дверь моей спальни опять стучит Ато:

– Пора обедать!

– Пожалуйста, разогрей себе пиццу. Найдешь в морозилке, – прошу его, не отрываясь от чтения.

Сегодня я не могу есть. Я читаю.

И именно тогда, когда я почувствовала, что не так уж и плохо провести Новый год в компании с Гарри Поттером, великим волшебником Альбусом, злодеем Волан-де-Мортом и великаном Хагридом, неожиданно зазвонил телефон.

Не прекращая читать, нащупываю на тумбочке телефон, нажимаю кнопку, говорю в трубку:

– Алло.

– Привет, мистер Магу.

Как будто все волшебники, маги и чародеи из книги, сговорившись, одновременно наслали на меня чары. Ничего не чувствую. Пустота. Закрываю книгу.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спрашивает он, будто ничего не произошло, будто не было двух недель молчания, будто он не понял моих слов во время последнего разговора, будто он не знает, чего я хочу.

– Не знаю.

– Я хочу тебя видеть.

– Зачем?

– Думаю, что пришло время поговорить в последний раз, Магу.

– …?

– А может, в первый раз.

– …?

– Магу?

– А знаешь, что нужно мне?

– Что?

– Мне нужно помолчать с тобой. Помолчать о многом. Вместе. Ты и я. Первые десять минут нового года, нового 2013 года. Мы никогда этого не делали, ни разу за восемнадцать лет. Потом ты можешь мне говорить что угодно. Но первые десять минут нового года – помолчим, ты и я. Я тебя умоляю!

– Хорошо.

– Я этого очень хочу.

– Хочешь приехать ко мне домой? Я один, мой приятель уехал на праздники к родителям.

Даже если бы меня обожгли стрелы злого волшебника Волан-де-Морта, мне было бы не так больно, как услышать эти слова: ко мне домой! То есть та чужая квартира, которую он делит со своим приятелем-коллегой, теперь для Моего Мужа «мой дом»!

Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, научи нас хоть чему-нибудь. Молодых и старых, лысых и косматых…

Я вспомнила гимн Хогвартса, который торжественно напевали ученики школы магии под руководством мудрого Альбуса.

«Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, научи нас хоть чему-нибудь. Молодых и старых, лысых и косматых…» – продолжала твердить про себя слова гимна.

– Нет, – отвечаю, – увидимся в Викарелло, перед нашим старым домом. Встретимся за три минуты до полуночи. Трех минут нам хватит, чтобы поздороваться, а потом десять минут помолчим.

– Хорошо, если ты так хочешь… – в полном замешательстве ответил он. – Давай я заеду за тобой и вместе поедем в Викарелло.

– Нет, я очень боюсь тех слов, которые мы можем сказать по дороге.

– Магу, у тебя все нормально?

– Да, конечно, спасибо, – отчеканила я и отключила телефон.

Иду в ванную, смотрю на себя в зеркало.

Категорически требуется помыть голову. Хотя бы для приличия. Этому бледному лохматому привидению в пижаме нужно вернуть облик женщины.

Несколько минут назад я была уверена, что проведу Новый год с Гарри Поттером в Хогвартсе. Но планы неожиданно изменились: я проведу Новый год с Моим Мужем в Викарелло.

– Магу, я по тебе скучаю. Магу, я тебя люблю. Прости, что я покинул тебя. Прости мою нерешительность, я хочу вернуться к тебе! – говорю я вслух, глядя на свое отражение в зеркале.

Он ЭТО хочет мне сказать? ПОЭТОМУ он хочет видеть меня?

Может ли существовать иная причина?

«Бойся зеркала желаний!» – всплывают в памяти строки из книги.

– Бойся зеркала желаний! – повторяю вслух заклинание.

«Зеркало желаний отражает самые глубокие, самые сильные, самые сокровенные желания, спрятанные в твоем сердце. Например, ты, никогда не знавший своих родителей, можешь увидеть себя в этом зеркале в окружении семьи, вымышленной твоим подсознанием, твоими страстными желаниями, – объясняет Гарри Поттеру мудрец Альбус. – Знай, это зеркало не покажет тебе правду. Многие люди, поверив в то, что они увидели в зеркале страстных желаний, исчезали, растворялись в нем, не понимая, где начинается реальность и заканчивается воображение».

Бойся зеркала желаний!

Повторяю эти слова как заклятие, как мантру. В метро. В поезде по пути в Викарелло.

Бойся зеркала сокровенных желаний!

Тсссссс

1 января, вторник рассвет 7:38 – закат 16:49 первая четверть луны 7:16

00:01

00:02

00:03

00:04

00:05

00:06

00:07

00:08

00:09

00:10

– С Новым годом.

– С Новым годом, мистер Магу.

Сидим на огороде напротив нашего старого дома в Викарелло, между полусухих кустов помидоров и налитых головок капусты.

Вдали над озером взрываются первые праздничные фейерверки.

Я тянусь к нему. Он тянется ко мне.

Долгий-долгий поцелуй.

Одна, две, десять, сто минут.

Разноцветные огни озаряют горизонт. Шум праздника будоражит наших собак, которые отзываются на всеобщее веселье беспокойным лаем.

Мы не обращаем внимания на происходящее вокруг. Нас не пронизывает холод спустившейся ночи. Нас не пугают взрывы фейерверков. Нас не раздражает лай собак.

Приходит рассвет и застает нас на мокрой земле, с обвитыми телами, с перекрещенными ногами, сцепившимися руками и слившимися губами.

– Что ты хотел мне сказать? – наконец спрашиваю я.

Нежным движением он убирает локоны с моего лица, чтобы взглянуть мне в глаза.

– Я в растерянности, Магу. Одна часть меня хотела бы вернуться к тебе навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Но другая часть понимает, что между нами всегда будет возникать непонимание. Непонимание, которое может вылиться во что угодно. В другие Сиобан, в другие звонки из Дублина. Некоторые правила брака я не в силах соблюдать, многие мне не по душе. Но ясно лишь одно: я не могу оторваться от тебя, я не могу жить без тебя… Если и ты меня любишь, должна принимать меня таким, какой я есть. Да, я чувствителен к таким женщинам, как Сиобан, я это понимаю. Но я такой, я не могу себя изменить. И если бы я смог себя изменить, это был бы не я, не тот мужчина, которого ты любишь сейчас и любила раньше. Почему ты продолжаешь настаивать на том, чтобы я изменился? И ты тоже никогда не изменишься. Другим людям ты можешь показаться сильной, зрелой, состоявшейся женщиной. Но я-то тебя хорошо знаю. Ты всегда останешься робкой, испуганной, не уверенной в себе девчонкой с длинными косичками, которая не умеет водить машину, которая не умеет заботиться о себе, которая не умеет готовить, которая постоянно спотыкается о свои страхи и которая нуждается в мужчине, заботящемся о ней, оберегающем ее от окружающего мира.

Ей нужен мужчина, который интуитивно знает о ней больше, чем она о себе.

Тебе нужен я, Магу.

Если не так, то почему ты упала и не можешь подняться с тех пор, как я уехал в Дублин, а потом в Нью-Йорк?

Примирись с этой правдой. Давай перестанем напрягаться, лезть из кожи вон, страдать, пытаясь сделать наш брак идеально счастливым. Пусть жизнь идет своим чередом. Давай не мешать ей. Не существует идеально счастливых браков. У всех случаются измены и разочарования, но все стараются с этим примириться, преодолевают, как могут, и пары сохраняются. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на ее улучшение. Пусть она будет такой, какая она есть… Да?

Как сын

2 января, среда рассвет 7:38 – закат 16:50

Кармин Пизакане был человеком, излучающим миролюбие, спокойствие и просветленность. Беседа с ним доставляла мне необъяснимое удовольствие, какую бы тему мы ни затронули, будь то победы и поражения «Интера» или последний концерт Брюса Спрингстина[24]. Но только не сегодня.

Предстоящий разговор меня тревожит, я крайне напряжена.

Кармин Пизакане внимательно смотрит на меня, смотрит мне прямо в глаза, восседая в кресле за письменным столом. Молча. Переводит взгляд в сторону открытого окна, откуда доносятся веселые возгласы ребят, играющих в футбол. Среди них выделяется Ато.

– Он кажется таким счастливым после рождественских праздников. Он сказал, что уже и не помнит такого счастливого Рождества, как в этом году. Так и сказал – счастливого Рождества.

Я рада, что доктор Пизакане произнес имя Ато, первой не решалась затронуть эту тему, а терпеть напряжение больше не могла.

– Что произошло, доктор Пизакане?

– Ничего, Кьяра, ничего серьезного, успокойтесь, – следует ответ, который я уже слышала несколько дней назад по телефону.

– После вашего телефонного звонка я очень беспокоюсь.

– У меня тоже есть беспокойство насчет судьбы Ато. Я хотел бы с вами об этом поговорить. Вы прекрасно знаете, что Город Молодых Людей принимает подростков от двенадцати лет и заботится о них до совершеннолетия. Дальше каждый из наших воспитанников прокладывает себе дорогу сам, то ли он отправляется в центры беженцев и иммигрантов под опеку определенных государственных служб, то ли ищет работу, жилье и пытается самостоятельно адаптироваться в обществе, то ли… По-разному складываются судьбы ребят. Иногда мы их теряем из виду, продолжая молить Бога о том, чтобы он не дал им свернуть с правильного пути.

– Да…

– Ато скоро исполнится девятнадцать лет. Он до сих пор находится в стенах нашего дома, потому что мы хотим дать ему возможность окончить лицей.

– Да…

– Но существуют определенные правила для жителей Города Молодых Людей. Например, участвовать в еженедельных сборах-ассамблеях и решать многие вопросы самоуправления, заниматься общественными делами и прочее. В первую очередь это касается лидера братства.

– Да…

– Ато был избран мэром Города Молодых Людей третий раз подряд, и своими личными качествами он соответствует этой должности.

– Да…

– Но в последнее время он часто отсутствует, не приходит на собрания, не участвует в мероприятиях. Во время рождественских праздников он ни разу не появился у себя дома.

– Извините, это я виновата.

– Нет, в этом никто не виноват. Но правила есть правила. Настало время, когда Ато должен сделать выбор: то ли он остается гражданином Города Молодых Людей, то ли покидает стены нашего дома.

– То есть он должен либо зайти, либо выйти, но не должен стоять в дверях и заслонять проход… – подумала я вслух, повторяя слова Сумасшедшей.

– Что? – удивился Пизакане.

– Да так, ничего, мысли вслух.

– Кьяра, – вдруг заговорил Пизакане твердым голосом, – решайтесь. Вы готовы забрать Ато к себе, хотя бы до окончания его учебы в лицее?

– Ато? К себе?

– С тех пор как он начал бывать у вас, я вижу большой прогресс в его психоэмоциональном состоянии. Он стал более открытым, спокойным, постепенно уходит его боль… Именно благодаря вам… Видимо, и вы уже привязались к нему?

– Вы правы. Между нами действительно установилась дружба, а главное – доверие. Вы знаете, что произошло со мной в последний год… Ато тоже знает. Мы делились нашей печалью, поддерживали друг друга, может, именно благодаря этому возникло доверие между нами.

– Ваша связь станет еще крепче, если Ато переедет к вам жить. Я понимаю, что это связано с дополнительными материальными расходами…

– Нет, это меня не пугает, – возразила я. – Он взрослый парень, самостоятельный. Заботиться о нем не так трудно, как, скажем, о малолетнем ребенке. Но все равно это большая ответственность.

– Это огромная ответственность. Ответственность, как за собственного сына. Вы меня понимаете, Кьяра?

Прыгай!

3 января, среда рассвет 7:38 – закат 16:51

– И я ответила «да», доктор.

– Это действительно большая ответственность.

– Вам это покажется странным, но в какой-то момент беседы с Пизакане я засекла время, и его окончательный и решающий вопрос о судьбе Ато пришелся именно на конец десятой минуты. И я успела сказать «да». Невероятно. Это были мои самые важные «десять минут» на протяжении всей игры.

– Я повторяю: это большая ответственность.

– Вы только это хотите сказать?

Мой вопрос возник не случайно, по взгляду психолога я поняла, что вместо слов «это большая ответственность» она хотела сказать «это чудесно, это правильно».

– Знаете, доктор, на самом деле решение взять к себе Ато возникло не во время разговора с Пизакане. Оно пришло гораздо раньше, спокойно, незаметно, без мучительных сомнений. Еще когда я впервые пришла в Город Молодых Людей и познакомилась с Ато.

– Правильно.

– Иногда не нужно прикладывать чрезмерные усилия, чтобы впустить в свою жизнь человека. Он уже вошел в твою жизнь, только ты этого не замечал.

– Правильно.

– И не нужно прилагать нечеловеческие усилия, чтобы отпустить человека, потому что он уже ушел из твоей жизни, ушел незаметно для тебя.

– Вы говорите о вашем муже?

– Да. Когда на Новый год в Викарелло он предложил оставить все как есть, не прилагать никаких усилий, чтобы изменить жизнь, чтобы измениться самим, я наконец поняла, что все кончено. Я вдруг почувствовала, что не могу дышать, как будто кто-то сильными руками зажал мне горло и перекрыл дыхание.

– …?

– Потом я заплакала. Это был необычный плач, он был похож на приступ астмы. Я еще ни разу в жизни так не плакала – и не могла остановиться. Я плакала не из-за его абсурдного предложения. Я плакала из-за того, что женщина, о которой он говорил, подразумевая меня, уже не была на меня похожа. Я плакала из-за того, что мужчина, о котором говорила я, уже не был похож на того мужчину, в которого я была так влюблена. В которого я была всегда влюблена. С которым я всегда буду составлять Первородное Единство.

– Да?

– Перемены – это смерть.

– Нет, Кьяра, ты не права. Перемены – это жизнь.

– …

– …

Повисла пауза. Я нарушила ее первой:

– Знаете, доктор, я сейчас подумала о Эголенде.

– Да, я помню, так называется твой неопубликованный рассказ.

– Да, это страна, в которой каждый дом имеет свой неповторимый цвет. Страна Эголенд, с заглавной буквы Э.

– Естественно, названия стран всегда пишутся с заглавной буквы.

– Я поняла, в чем проблема. Все, о чем я думаю, в моей голове начинается с заглавной буквы: Мой Муж, Мой Дом в Викарелло, Моя Рубрика. Все с заглавной буквы, особенно слова Мой и Моя.

– И что?

– И вот сейчас я решила, что страну Эголенд нужно писать с маленькой буквы – эголенд.

– Интересно.

– Я должна переписать историю моей жизни и поменять все заглавные буквы на строчные.

– ….

– Сегодня последний день эксперимента под названием «Десять минут».

– Я знаю.

– Больше всего меня поразило то, что…

– Что?

– То, что на протяжении каждых из десяти минут я открывала для себя что-то новое, что на самом деле всегда существовало вокруг меня, вне зависимости от меня, вопреки мне, только я этого не замечала. Например, Город Молодых Людей. Моя мама. Джада. Элиза. Аннализа. Джанпьетро. Восемьдесят девять гостей на моем Рождестве. Магазины в двух шагах от моего дома. Мой роман, который существовал и ранее, лежал в оцепенении и ждал пробуждения от летаргического сна, а теперь я так им увлечена, не могу оторваться, пишу каждый день. В общем, доктор…

– Что?

– У меня больше нет любви. У меня больше нет дома, у меня больше нет работы, которая мне нравилась… У меня нет стержня, вокруг которого раньше вращалась моя жизнь.

– Кьяра, жизнь самодостаточна, ей не нужны ни ось, ни колеса. Может, она и не должна вращаться на одном месте, вокруг своей оси. Может, она должна двигаться вперед, всегда только вперед.

– Доктор…

– Да?

– Я подумаю над этим. Мне трудно осмыслить это именно сейчас, когда я рассталась с мужем и взяла на попечение сына.

– Вы правы.

– …

– Итак, Кьяра, что вы собираетесь сделать для финального рывка?

– Мой друг Родриго приезжает в Рим. Он пригласил меня на спектакль Антонио Рецца[25], с которым его связывает давняя дружба. Вы знакомы с его творчеством?

– Конечно.

– Он представляет свою новую пьесу «Дробное число Х», должно быть, что-то исключительно интересное, как, впрочем, и все его работы. Так вот, сегодня вечером мы с Ато участвуем в его спектакле.

– Невероятно!

– Это Родриго посодействовал. В пьесе есть сцена, где во время монолога, который исполняет Антонио Рецца, на сцене должны неожиданно появиться два персонажа. Как сказал Родриго, они ничего не должны делать, ничего не должны говорить, только неожиданно выпрыгнуть из-за кулис, а потом удалиться. Я думаю, у нас получится исполнить эту «сложную» роль.

Антонио Рецца обладает редкой харизмой, невероятной энергией, способной привести в движение все, что находится в поле его видимости. Из его сверкающих, искрящихся, слегка выпуклых глаз струится поток положительно заряженных частиц, а кудрявая шевелюра, непокорно торчащая во все стороны, как будто излучает радиоволны.

Флавия Мастрелла, помощница по сценографии, встречает нас у входа в театр, проводит за кулисы. У нас есть немного времени, и мы, как два шпиона, подглядываем за работой актеров.

Удивительный мир лицедейства! Талантливейшие люди, Антонио Рецца и его верный оруженосец Флавия Мастрелла. Антонио увидел Роберто и поспешил к нам. Они крепко, по-приятельски обнялись.

– В каждом из нас присутствует это ужасное «дробное число Х», которое нас дробит на мелкие части, уменьшает, делит и упрощает наше целое, – объясняет Антонио основную идею своего произведения. – У каждого человека свое дробное число Х и свой конечный результат: кто-то становится просто мужем, кто-то – просто женой, кто-то становится Марио, а кто-то – Антонио или Кьярой.

«А кто-то продолжает верить, что существуют бесконечно напуганные девчонки с длинными косичками», – думаю я.

– Так это вы мои сегодняшние прыгуны на сцену? – обратился к нам Антонио.

– Да, меня зовут Кьяра.

– А меня Ато, – радостно поспешил сообщить Ато, умирая от счастья, что находится в непосредственной близости от звезды.

– Отлично! Раздевайтесь, идите за мной, я покажу, откуда вы должны выпрыгнуть, когда я подам знак.

– Раздеваться? – спросила я.

– Раздеваться? – эхом повторил Ато.

– Да, давайте быстренько, уже мало времени. Чтобы вы понимали: речь идет о Рите и Рокко, паре, которая переживает кризис семейных отношений. В монологе я излагаю размышления о предательстве, и голые фигуры мужчины и женщины должны символизировать голую правду, ничем не прикрытую действительность.

– …?!

– Разве Родриго не сказал, что вы должны будете раздеться догола?

Нет, Родриго о голой правде ничего нам не сказал.

Это, пожалуй, были самые экстремальные «десять минут», каким, собственно, и должен быть финишный рывок.

Я молча раздеваюсь. Иду вслед за Ато, который следует за Антонио.

Становимся в темноте за кулисами. Ждем, когда начнется монолог о предательстве и Антонио подаст нам знак, громко произнеся имя «Рокко».

Скоро наш выход на сцену.

Голыми.

Миллион спонтанных мыслей роится в голове. Вижу свое настоящее, свое прошлое, свое будущее. Думаю о моем муже, о моем доме в Викарелло, о моей рубрике, думаю обо всех моих дробных числах Х, которые меня дробят, уменьшают, упрощают и сводят к ошибочному результату. Этот процесс сложно остановить, это похоже на знак бесконечности. И это нас держит в вечном страхе. В бесконечном ужасе. Мы растворяемся в наших дробных числах, ошибочно полагая, что спасаемся. Но это самообман. Мы можем обмануть себя, но только не Время.

Время не вернешь назад.

Его так мало, когда мы счастливы.

Его так много, когда мы в отчаянии и горе.

Быстро или медленно, но время уходит безвозвратно.

Череда долгих и быстрых, изнуряющих и счастливых, прекрасных и ужасных десяти минут, которые тебе дает жизнь. Зависит только от тебя самого, как ты распорядишься своими «десятью минутами».

Иногда мы их переживаем во лжи.

Иногда – в любви.

Иногда – в отчаянии.

Иногда – в пустоте.

Иногда – в надежде.

К счастью, есть и такие десять минут, как сейчас.

Когда ты стоишь голым за кулисами в ожидании выхода на сцену, залитую светом прожекторов, после слова «Рокко», произнесенного устами Антонио Рецца.

И мы не должны упустить этот миг.

Мы должны выпрыгнуть на сцену.

Голыми.

И все.

Прошел год с тех пор, как я закончила вести этот дневник.

В июне Ато сдал экзамены. Успешно. Его перевели на следующий год.

Мы неплохо ладим. Даже если иногда он вовремя не выносит мусор или забывает пакет с мусором в лифте. Даже если, увлекшись телесериалом, ни разу не поест за весь день, пока меня нет дома.

Чтобы Ато не менял лицей, который находится в четырех остановках метро от нашего дома, я продлила аренду квартиры еще на два года.

В конце января пророс салат.

Горький перец, бедняга, так и не пробился на свет Божий.

Джанпьетро теперь живет с Михаилом, своим русским другом.

Мой бывший муж сначала жил с бывшей женой приятеля-коллеги, у которого снимал комнату. Потом они расстались, и он начал жить с бывшей подругой бывшей жены приятеля-коллеги, у которого снимал комнату.

И снова не сложилось.

В августе мой бывший муж опять отправился в Нью-Йорк, в джаз-клуб, – готовить мохито.

Больше никаких новостей о нем я не слышала.

Что касается меня…

Я сдала экзамен по вождению и получила водительское удостоверение. Опубликовала роман. Меня пригласили работать в популярный еженедельный журнал, и по иронии судьбы я веду там рубрику любовных историй.

Иногда я чувствую просветленность, иногда меня окутывает кромешная тьма.

Мне еще не посчастливилось встретить новую любовь, но я не теряю надежды.

Я часто вспоминаю свой прошлогодний эксперимент «Десять минут». И тогда я говорю себе, что в мире семь миллиардов людей, которые играют на скрипке, меняют подгузники, читают «Гарри Поттера», учатся танцевать хип-хоп, проращивают семена и даже снимают любительские порнофильмы, и среди них обязательно найдется один человек, которого я повстречаю неожиданно, случайно, в течение множества коротких промежутков времени длиною в десять минут.

Примечания

1

«Grande Fratello» – итальянский вариант известного международного реалити-шоу «Большой брат» («Big Brother»), участники которого, незнакомые друг другу мужчины и женщины, живут вместе под одной крышей. Их отношения демонстрируются в прямом эфире двадцать четыре часа в сутки.

(обратно)

2

Остров (исп.).

(обратно)

3

Дэвид Фостер Уоллес (1962–2008) – американский писатель, мыслитель-эссеист, покончил жизнь самоубийством после безуспешного лечения продолжительной депрессии.

(обратно)

4

«La prova del cuoco» («Испытание повара») – популярное кулинарное шоу, транслируемое на канале RAI 1 с 2000 года.

(обратно)

5

Padania (Падания) – Пьемонт, Ломбардия и другие северные области Италии.

(обратно)

6

Мистер Магу – герой американской комедии «Mr. Magoo», эксцентричный миллионер с очень плохим зрением, который отказывается носить очки и вследствие этого все время попадает в неприятности.

(обратно)

7

Ян Вермеер (1632–1675) – нидерландский художник-живописец, мастер бытовой живописи и жанрового портрета.

(обратно)

8

La Sapienza (римский университет Сапиенца) – один из старейших университетов в мире (основан в 1303 году), самый крупный университет в Европе.

(обратно)

9

Тирамису – традиционный итальянский десерт из печенья савоярди и крема из сыра маскарпоне. В адаптированном варианте печенье савоярди может быть заменено бисквитом.

(обратно)

10

«Даша-путешественница» (другой вариант – «Даша-следопыт», оригинальное название – «Dora the Explorer») – популярный американский обучающий детский сериал, переведенный на многие языки мира.

(обратно)

11

Готэм-сити – вымышленный город, в котором происходит действие историй о Бэтмене.

(обратно)

12

Филип Милтон Рот (англ. Philip Milton Roth; род. 1933) – американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.

(обратно)

13

Пьер Паоло Пазолини (1922–1975) – итальянский кинорежиссер, поэт и прозаик.

(обратно)

14

Патти Право (настоящее имя Николетта Страмбелли; род. 1948) – итальянская певица.

(обратно)

15

Барбара Д’Урсо – скандально известная итальянская телеведущая.

(обратно)

16

Белен Родригес – аргентинская телеведущая, актриса и модель, живущая и работающая в Италии.

(обратно)

17

Франческо Де Грегори – автор-исполнитель, один из самых значимых артистов на итальянской сцене.

(обратно)

18

Просекко – сухое игристое вино.

(обратно)

19

Пиния – средиземноморская сосна.

(обратно)

20

Чтобы моя семья во Вьетнаме всегда была счастлива (англ).

(обратно)

21

Остановитесь! (яп.)

(обратно)

22

IKEA – нидерландская производственно-торговая компания, владелец одной из крупнейших в мире торговых сетей по продаже мебели и товаров для дома.

(обратно)

23

Альберто Арбазино (род. 1930) – итальянский писатель, публицист, общественный деятель. Один из основателей неоавангардистской «Группы 63». Его романы строятся на причудливой игре слов и понятий, что нередко приводит к полному распаду традиционной структуры текста.

(обратно)

24

Брюс Спрингстин (род. 1949) – американский рок– и фолк-музыкант.

(обратно)

25

Антонио Рецца (род. 1965) – итальянский писатель и режиссер, популярный театральный актер.

(обратно)

Оглавление

Лак цвета фуксии

Спортивный зал в центре

Скрипка

Кекс (с «Нутеллой»)

Урок хип-хопа

Прогулка задом наперед

«Маленькая улочка» Вермеера

Защита дипломного проекта одной незнакомки

Вышивание крестиком

Как дела, мама?

Кража

Тормоз, сцепление и твои доводы

Блошиный рынок

Небесные фонарики

На кассе в книжном магазине

Семена салата и горького перца

Детский подгузник

Не знаю, кто ты, но я тебя люблю

Стрижка

Подслушивание чужих разговоров

Как Дед Мороз

Празднуй Рождество, с кем захочется

Звонок другу

Старшие Арканы

Я бы хотела, я бы хотела

В магазине IKEA[22]

Что-то, похожее на поцелуй, без противопоказаний

Гарри Поттер

Тсссссс

Как сын

Прыгай! Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg