«Вертикальная радуга»

Вертикальная радуга (fb2) - Вертикальная радуга [СИ] 728K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Владимирович Зайцев

Николай Зайцев ВЕРТИКАЛЬНАЯ РАДУГА

Вертикальная радуга — редкое метеорологическое явление. Она возникает, когда солнце стоит низко над горизонтом, влажность воздуха превышает 90 процентов и мельчайшие кристаллики льда выстроены в высоту. Солнечные лучи в этот момент отражаются от ледяных частичек, и на небе появляется большой радужный столб.

Глава 1

Что важно для тебя, когда тебе двадцать лет? Что имеет ценность и приоритет? К чему ты стремишься и есть ли у тебя цели?

Мы сидели в шикарной «восьмерке» Руслана, которая в простонародье называлась лихо и ясно — «лоховка» и смотрели на двери моего подъезда. Как назло никто из соседей не выходил и не видел меня. Я вздохнул и чуточку расслабился, спуская воздух и опуская плечи. Из автомагнитолы доносились унылые завывания Виктора Цоя о трагических отношениях с восьмиклассницей. Руслан барабанил пальцами по рулю, не стараясь попасть в такт.

Никто не выходил.

— И всё-таки, чего ты хочешь от жизни? — вновь спросил он меня.

— Сложно ответить. Будущее так не стабильно.

— Не умничай, Вася. Скажи, вот если мы откроем ларек, что бы ты хотел видеть в конечном результате?

— Это так важно? — Я знал ответ, но боялся, что он прозвучит нелепо и Руслан, посидев ещё со мной, пять минут, выпустит меня из своего мирка опять в этот серую повседневность.

— Важно. Важно иметь цель. Конечный результат. Вася, ты должен быть заинтересован. Ты должен напрячься!

— Это я могу!

— Вот! Ты пойми, если мы открываем своё дело, то у нас должна быть цель, к которой мы будем стремиться. Иначе — мы пролетим. Ты это понимаешь?

— Что значит «пролетим»?

— Не получим прибыли.

— А так ли она важна? Главное, что мы будем вместе. Давай ещё Симу возьмем в долю.

Руслан снова уставился в пылинки перед собой. О чем он думал? Зачем ему нужен такой тюфяк, как я? Он был моим лучшим другом, впрочем, как и Сима, и нас всегда видели втроем, до тех пор, пока дело не касалось интересной книги — сваливал я, или девчонок и дешевого портвейна — сваливали Руслан и Сима. Тогда мы не виделись пару дней, потом опять дружба продолжалась и так до тех пор, пока не пришла на порог дома армия и взрослая жизнь.

Я, кстати, из-за книжек в армию не пошел.

— Симу в долю брать нельзя, — наконец-то сказал Руслан.

— Почему? Ты же работал с ним вместе. У вас был ларек. У него опыта больше моего. Он нам пригодится.

— Да он был со мной в деле! — выпалил Руся, оживая, и целиком погружаясь в воспаленные для мозга воспоминания, — и что с того?! Мы заработали немного денег, и нет, чтобы раскрутиться дальше! Он купил себе кожаную куртку! На все деньги. — Слова жесткой обвинительной речи не произвели на меня должного впечатления, то, что хотел мне передать друг, повисло между нами в воздухе и билось зеркальной птицей. С каждым взмахом крыльев я чувствовал приступ неудержимой тоски. Потому что я тоже мечтал о длинной кожаной куртке. Парень, у которого не было длинной кожаной куртки, не мог называться парнем. У меня не было. А ещё я работал третий год на заводе, где вот уже полгода не платили зарплаты.

— Я тоже хочу куртку, — как можно тише сказал я.

Руслан перестал барабанить по рулю и строго посмотрел на меня. В этом красивом лице не было холодной надменности. Немного тоски и обреченности, но только не флегматичной унылости. В его голове роились какие-то планы и непонятные авантюры. Ларек. Подумать только! Это же катастрофа! Бандиты — постоянные наезды и, алкоголики — постоянные лица.

— Это не цель. Зачем тебе куртка?

— Все ходят!

— Я не хожу!

Я не удержался и хмыкнул. О том, какой Руся был скряга ходили легенды и анекдоты. Причем не только в нашей компании. Сейчас, например, он сидел в своей шикарной восьмерке в резиновых сапогах, хотя дождя не было, и парился от жадности купить себе новые полуботинки на лето.

Лично меня это не тревожило. Руся считался моим лучшим другом и, тем более, у меня самого не было длинной кожаной куртки.

Молчание затянулось.

— Цель — это, когда хочешь квартиру, а не куртку. Понял? Или машину, как у меня.

— Зачем мне квартира?! Я живу один в трехкомнатной квартире! Зачем мне машина? Я такой слепой, что в детстве не умел даже на велосипеде ездить.

— Машина — это круто.

— Куртка — круто. Машина — нет. Я ездил с папой в отпуск. Лучше на поезде!

— Симу брать в дело не будем.

— Зря. Он нам пригодился бы — таскал ящики…

Посмеялись. Разредили обстановку.

— Ладно. Будет у тебя куртка. А что ты ещё хочешь?

— Ещё? — Я ужаснулся, потому что не смог представить себе такой кучи денег. — Да мне бы есть нормально пару раз в день.

— И ты готов рискнуть?

— А что я теряю?

— Ты можешь потерять деньги, которые тебе должны на работе. Ты потеряешь и саму работу.

— Работу, на которой не платят, — продолжил я. — Нет. Я всё равно хотел уйти, а тут ты со своим предложением. Меня смущает только одно — мне не сразу выплатят расчетные деньги. Другой «капусты» у меня нет, чтобы вступить в долю.

— Ерунда. Если ты согласен работать в паре, сейчас плачу я две доли, потом ты мне отдаешь долг. — Руся чуть помедлил. — И никаких процентов. Мы же друзья?

А я думал, он забудет. Было время в детстве, когда я его просто ненавидел — там, где Руся, там и проблемы после него. Обычно разбираться с ними приходилось мне или Семену.

— Зайдешь в гости? Попьём чаю.

— Спасибо. Некогда, Вася. Беременная жена ждет дома.

— Жаль. Дома уютнее. Поговорили бы по душам.

— Да уже поговорили. Всё решено. Рассчитывайся. Дело за тобой. Захочешь: останешься на заводе, а надумаешь, так открою тебе тропинку в мир бизнеса.

— Очень куртку хочется.

— Будет тебе куртка. Как у тебя, кстати, с девушкой?

— Она уезжает в отпуск.

— Жди Симу в гости.

Я внимательно посмотрел на подъезд — надежда ещё теплилась, и перевел свой взгляд на Русю.

— Сегодня обещал зайти.

— Это очевидно, — Руся усмехнулся. — Зайдет — ему о нашем разговоре ничего не говори. Понял?

Иногда он меня удивлял. Мы же считались очень хорошими друзьями, которых время раскидало по своим тупикам. Ларек — это прекрасная возможность снова сойтись вместе, вынырнуть из этого лабиринта, под названием действительность, и окунуться в забытые чувства детства.

— Почему?

— Боюсь сглаза.

Мы замолчали. Стал, слышан ветер. Он и раньше был, только теперь усилился и от его диких порывов, машина мягко покачивалась. Как Сима мог сглазить то, что находилось в проекте? Не знаю. Наверное, мысль я сказал в слух — Руся на меня покосился.

— И ещё Вася. Есть одна сложность для тебя. Если будем работать вместе, тебе надо научиться сдерживать эмоции и не нарываться на неприятности.

— Я никогда не нарываюсь на неприятности.

Руся расхохотался. Вытер слезы, растер их по лобовому стеклу. Его потертый рукав кожаной куртки мелькнул у меня перед глазами, и я увидел волокна грубой ткани.

— В нашей работе нельзя вспылить. Всегда надо быть сдержанным и вежливым.

— Ты думаешь, покупатели заслуживают, чтобы с ними так обращались? Они же хамы.

— Я имею в виду не покупателей. Эти что? В худшем случае убегут с бутылкой водки или кинут её в витрину — ерунда, вставишь стекло, и будешь вставлять до тех пор, пока не научишься быть вежливым. Я говорю о том круге лиц, где мы будем вращаться. Некоторые из них ведут себя, мягко сказано, вызывающе. Так вот, их не надо бить и даже не надо им грубить, когда тебя унижают. Надо терпеть. Это второе правило, с которым ты должен смериться.

— Почему я должен терпеть, если меня унижают? — Желваки уже заходили на моём лице, и сейчас я мог сделать глупость — завтра проснуться и снова пойти на смену на любимый завод.

— Потому что я сирота. И у меня беременная жена. И у меня нет родителей, которые работают в администрации города. А про тебя я вообще молчу: ты живешь один и работаешь работягой на заводе-банкроте.

— Завод хотят норги выкупить. И тогда у него есть шанс. Но это произойдет не скоро. Ладно. Я тебя понял. А что за первый урок?

— Первый? Ах, да. — Руся вздохнул. — Никому никогда не говори, сколько ты получаешь. Иногда людей просто убивают, и никто не может понять почему.

— Не думаю, что я буду получать с тобой столько денег.

Руся хитро улыбнулся мне и подмигнул. На сердце у меня потеплело — стать богатым в наше время — это даже не волшебная мечта — нечто большее, на грани фантастики.

— Партнеры?

— Партнеры. — Я пожал протянутую руку. — Меня рассчитают через две недели.

— Договорились. Я за это время подыщу ларек и сниму его в аренду.

Из подъезда наконец-то вышли какие-то люди.

— Всё. Я пошел. — Сразу заторопился я, но двери с первого раза открыть не смог. Соседи уже скрылись из виду, когда я оказался на улице. Яростный ветер сразу ударил в лицо.

— Будет дождь, — сказал я, придерживая дверь. Руся кивнул.

— Закрывай. Холодно. Позвони мне денька через три.

— Жене привет. — Я захлопнул дверь машины. Отошел на тротуар. Руся лихо развернулся, сдавая назад. Посигналил мне на прощанья и был таков.

Я долго смотрел ему в след. Машина уже скрылась из виду, и я перевел свой взгляд на сгибающуюся от порывов ветра облезлую рябину и продолжал думать ни о чем. Перед глазами роились какие-то смутные образы, шепчущие мне слова любви и лести. Ветер стал морским. И я даже почувствовал вкус соли на губах. Ещё не много и ветер погонит шлейф пляжного песка.

— Ромаха! Дай десятку!!

Смутный образ неожиданно прорисовался и перед глазами возник сосед снизу. Я его иногда заливал.

Он так считал.

— Я не «Ромаха». — Наверное, в эту секунду мои очки запотели от гнева — сосед никогда не помнил, как меня зовут. Представляться в очередной раз не хотелось.

Спитый мужичок громко сморкнулся на тротуар и сказал:

— Да какая разница?! Ты дашь мне десять рублей или нет?

Сосед жил прошлым — уже давно ходили тысячи. Мы смотрели друг на друга в молчаливой паузе, и я увидел, как он оживился, ожидая чуда.

— Дашь? — неуверенно спросил он и вдруг хитро прищурился, нагловато улыбаясь.

Я не дал. Я пошел в подъезд глупо теша себя, что сейчас меня он остановит, рванет за плечо, развернет к себе, и тогда я ему сломаю челюсть. На заводе я не официально работал за двоих грузчиков, хотя по табелю числился учеником кулинара. Не удивительно, что иногда я ложился спать в восемь вечера и уж со всем не удивительно, что в перерывах между устал и очень устал, я чувствовал в себе гигантскую силу.

Сейчас эта сила бурлила и просилась на волю. Подышать.

Никто меня не остановил.

Никого не было и в подъезде.

Я специально пробежался до пятого этажа, сурово всматриваясь в каждый темный уголок так, что глаза не много болели, когда я открывал дверной замок. И сердце бешено колотилось. Но вот дверь закрылась, и я подпер её спиной, вдыхая домашние запахи.

Наверное, я трус, умру молодым, а до этого успею посидеть в тюряге, где познакомлюсь с парашей и местным правилами.

Я вздохнул.

— Бред. — Я снова вздохнул, теперь уже глубоко, успокаиваясь, и весело прокричал. — Дорогая, я дома!

Старые ботинки изящно были положены в любимый угол, и я услышал осторожное царапание за дверью туалетной комнаты.

Нет. У меня не было домового.

Просто в туалете жил кот. Иногда мы с ним дружили. Но в данный период времени он был абсолютно невменяемым и полностью меня игнорировал — делал в моей квартире всё, что хотел.

Поэтому он временно жил в туалете. Ссылка продолжалась вторую неделю.

Кухня. Я стоял на пороге, не решаясь войти в святыню. Когда я жил с родителями, мне нравилось, вот так замирать каждое утро у порога в кухню, вдыхать в себя запахи, и гадать, что мама приготовила на завтрак. Блины, пироги, торт? Запахи детства. Друзья их тоже любили. И кухня всегда была полна ими. И тогда, под дружественное чаепитие, душевную теплоту и добрый юмор, мне казалось, что, вряд ли что-то может изменить мой мир, полный романтики и звездных мечтаний.

Сейчас здесь пахло котом, рыбой и нежилым помещением.

Первый страх прошел, я нервно передернул плечами от набежавшего холода и уверенно прошел к чайнику. Через секунду аппарат зашумел, согревая душу и успокаивая. Старый холодильник задрожал, зачихал мотором — вот уж кто домовой — и неожиданно заработал ровно и звучно — назло врагам. Я сразу вспомнил про рыбу, про кота и совместил две реальности в одной плоскости между полом и потолком — кот поймал рыбу на лету и, злобно урча, побежал куда-то в одну из комнат.

Надо что-то делать со зверем. Отдать в добрые руки или кастрировать? Кастрировать карликовую пантеру, которая, когда была вменяема, радовала меня и родителей? А где сейчас найти добрые руки?

Кощунственные мысли.

Чайник, вскипев, отключился. Я опять проворонил момент закипания.

Только достал припрятанную буханку черного и вкуснейшее масло «Атланта», как в дверь требовательно позвонили.

Я никогда не спрашивал: «Кто там?» Нечего у меня воровать. На пороге стоял Сима. Грустные глаза, мягкая улыбка. Он ещё не знал всех новостей.

Мы обнялись, больно хлопая друг друга по спине — со стороны смешной ритуал. Что-то нечленораздельно проревели друг другу, пугая соседей. И, наконец, поздоровались по — приличному варианту — восемь раз пожали руки — пальцы исполнили настоящий танец.

— Привет, брат.

— Привет. Чай?

— С травой?

— Просто травяной.

— Давай.

Сима снял боты, справившись со сложной шнуровкой, и прошел за мной на кухню. Прежде чем сесть, внимательно осмотрел поверхность табуретки — опять боялся за свои фирменные джинсы. Молодец! Быстро научился. Другие так долго не верили, что мой кот может быть вредным и иметь странные привычки. А уж, если кто-нибудь не понравится животному с первого взгляда — сочувствую и за ранее извиняюсь.

— Один? — спросил он осторожно.

— Как видишь. — Я налил вторую кружку и поставил перед ним. Сима покосился на травяную заварку. Шумно отхлебнул, поморщился и сказал:

— Мята убивает потенцию.

— В двадцать лет? — Я искренне удивился, но это был всего лишь ловко брошенный пробный камень.

— У меня есть предложение! — Сима хитро вскинул правую бровь на высокий лоб. Поиграл ей.

— Я пас.

— А чего так? — удивленно протянул друг и я поспешил добавить:

— Хата твоя.

— Мы подметем, когда будем уходить.

— А что вас много прейдет? — насторожился я.

— Только я, Брагин и несколько женщин.

— Опять всю квартиру прокурите! — Я был в глубоком трансе, и выходить мне из него не хотелось. Исчезнуть бы. Почему я не человек-невидимка?

— Мы подметем! И потом — от запаха сигаретного дыма лучше растут цветы.

— И по утрам у некурящего хозяина кружится голова.

— У тебя кружится голова?! Ты — болен?! Ай-яй-яй! Лучшее лекарство от всех болезней — женщина. Поверь мне! И лучше что б всегда они менялись, как в калейдоскопе. Смотрел в детстве в волшебную трубу? Помнишь ощущения? Вечное волшебство.

— Давай без Брагина и только с одной женщиной, — вяло предложил я, отвечая на его гипнотическую речь.

— Что же это за праздник будет?

— Нет никакого праздника!! — Я занервничал и вспылил. Сима погрустнел. Отхлебнул. Посмотрел куда-то в сторону. Поёрзал на табуретке. Вздохнул. Ещё раз. И ещё.

— Нет никакого праздника, — отрешенно сказал он, делая для себя какой-то вывод. И жалобно, жалобно посмотрел на меня, — совсем никакого? А как же день любви?

— Не надо меня парить. День святого Валентина в феврале.

— Согласен, но — это день черной любви!

— Будут черные женщины? — насторожился я. В мозгу запульсировала красная надпись: «СПИД — не спит!» Коварные черные женщины. Ох, до чего хитры бестии в своих поступках, но как соблазнительны в мечтаниях скромных белых парней.

— Откуда?! — Сима округлил глаза. — Мы же не в Голландии живем.

— Значит, черной любви не будет, — сделал я окончательный вывод.

— Не будет?

— Не надейся. — Я сурово покачал головой. Сима опечалился. Засопел. Глаза заблестели от слёз обиды.

— Брагин расстроится. — А вот и козырь — знал же, что я не люблю, когда кто-нибудь расстраивается из-за меня.

— Парни! Не наглейте! Мне завтра на работу.

— Всем завтра на работу! А сегодня ночью — день черной любви!

— Нет!

— Ладно. — Сима как-то быстро сдался и я насторожился. Ведь опять меня обманет и приведет с собой табун. И они будут топтаться по всей квартире, смеяться всю ночь и, в конце концов, скинут меня с кровати, не найдя лучше места. Ничего нового. Конец душевному спокойствию. В последнее время я даже не смотрел девушкам в лица. Зачем? Всё равно никого потом вспомнить не мог. Их приводили, и они уходили, часто не прощаясь.

Но иногда со мной здоровались на улице незнакомки. Красивые и не очень, печальные и радостные, юные и со всем, как пионерки — все они при этом принимали весьма таинственный вид и ставили меня в полный тупик.

— Кот не сдох? — спросил друг, плавно меняя тему разговора.

— Нет. Где-то бегает. Я дал ему рыбу.

— Понимаю.

Я сделал бутерброд и предложил Семену. Парень покосился на угощение и вдруг сказал:

— А мы могли бы купить, тебе поесть — Брагин получил зарплату. С очень большой премией. Гигантских размеров. — Друг сделал многозначительную паузу и выжидающе посмотрел на меня. Явно этот момент и являлся кульминацией в игре — был последним козырем.

Предложение меня заинтересовало, но я вспомнил совки с песком и хмуро покачал отрицательно головой.

— Ладно. Ты мне испортил праздник. Ладно. Добивай. Какие ещё новости?

— Руся берет меня в долю.

Сима подавился чаем. Прослезился.

— Серьёзно?

Я кивнул.

— Я же еду на море. — Сима принялся что-то считать в уме. — Я же не смогу сразу к вам присоединиться. Но зато потом… Когда я отдохну… Через два месяца…

— Русе это не понравится. Ты будешь отдыхать на море, греться на песке, а мы греться в ларьке. Не увязка. Не находишь?

— Какое его дело?! Отдохну и вольюсь в бизнес. Без меня вы не почувствуете праздника.

— Руся сказал — что всё будет без тебя.

— Как это? — Сима откинулся на стуле. — Мне это не нравится.

— Я его предупреждал, что тебе не понравится. Кстати, всё, что я тебе говорю строго конфиденциально. Тайна.

Сима кивнул, принимая решение, и сказал:

— Завтра с ним поговорю.

— С ума сошел?! — я испугался, чувствуя холодный пот подмышкой. — Как это ты с ним поговоришь, если я тебе ничего не говорил, и ты ничего не знаешь?!

— Я догадался. Точно! Я догадался.

Я отложил в сторону бутерброд и отрешенно уставился в стену. Челюсти продолжали механически пережевывать пищу, но вкус исчез. Я никогда не куплю себе кожаную куртку. Никогда. Я не умею держать язык за зубами. И бизнес вряд ли заметит потерю в моем лице. Миллионы пройдут мимо.

— Ладно. Не дрейфь. Я тебя не сдам. Но ты испортил мне вечер. Ты должен мне, — многозначительно сказал Сима. Ох, как я ненавидел этот мягкий вкрадчивый голос, за которым скрывалась катастрофа и полный хаос.

— Я уже сказал: хата твоя.

— Праздник состоится! — Он был очень уверен в себе, в своих словах, в Брагине, в женщинах, которых надо было ещё вызвонить или где-то найти. А, что если я не открою дверь и не отвечу на настойчивые звонки. Что тогда? А?

— Ты должен мне праздник. — Сима отхлебнул в последний раз из чашки и заторопился. Ему ещё предстояло всё организовать. Главное, что было место.

Через секунду я смотрел, как он одевает ботинки. А он смотрел за меня, и на лице его изумление граничило с крайним удивлением.

— Ты решил снять занавески? Меняешь стиль? Превращаешь хату в дешевый притон?

Страшная догадка меня парализовала, но я нашел в себе силы обернуться. Кот снова отличился: занавески были сбиты в мягкую постилку, и хорошенько испачканы, страшно подумать чем. Так хорошенько, что зверь сейчас прятался под кроватью и гневно, предостерегающе ворчал, сильно напоминая исчадие ада.

Тебе конец, дружок. Пощады не будет.

— Всё в порядке. Просто готовлюсь к стирке.

— Не вовремя. На носу — праздник. — Сима накинул куртку и умничал.

— Я уберусь. Успею.

И я мягко выставил друга за дверь. Он что-то ещё кричал про праздник, пугая и так несчастных соседей, которые мечтали о моем переезде, но я же не мог их бросить? Слово «праздник» стараниями Симы плотно врезалось мне в голову. И, кажется, я начинал бояться всего, что с ним связано.

Впрочем, мысли сейчас у меня были только о коте. Что прячется в углублении занавесок — я знал. Кот тоже. Сима догадывался. Но вот чего не знал, кот Пит — это сколько ему придется сидеть в туалете — карцере.

Мы долго бегали по трем комнатам. Злобно шипели друг на друга и, наконец, человек победил. А может животное устало. Так или иначе, я запер его в кутузке и сел на стул, тупо уставившись, в чашку с холодным чаем. Сердце ритмично билось в груди, а руки мелко подрагивали.

Надо что-то делать с котом.

Отдать его сердобольной бабушке.

Но где её найти? Где её найти? Поиски! Надо организовать поиски.

Белое не может всегда побеждать черное. Наступит дисбаланс, и я просто сойду с ума. Представляя звериное торжество, я поёжился от внезапного холода.

Я отхлебнул травяной настойки и вспомнил про занавески. За уборкой, когда я замачивал мамину любимую реликвию, меня застал новый звонок в дверь. Я в панике замер.

Нетто чтобы я очень не любил гостей.

Иногда они в радость.

Сима снова провел меня. Его друзья поджидали в подъезде подходящей минуты и сейчас толпились за дверью, мало думая о моих страхах.

Снова раздался требовательный звонок и я в очередной раз пожалел, что живу без родителей.

Я бросил в ванную занавески. Мыльная вода мирно поглотила материю и, злясь на чужое нетерпение, пошел открывать.

То, что я увидел, поколебало мои стереотипы. А они у меня были каменные. Устойчивые и выработанные годами нелегкой жизни.

Я думал, что после работы на мертвом заводе, меня трудно чем-то удивить. Я бы и чемодан с деньгами обязательно вернул хозяину, найдя его и в Бразилии — папа всегда говорил — не бери чужого, не будешь лишен своего. А, когда папа говорит на протяжении всей твоей сознательной жизни одно и тоже — это начинает походить на затянувшийся гипнотический сеанс. Что-то типа: не пей, не пей — напьёшься через год и ты начинаешь верить, что ты получишь незабываемые ощущения.

На пороге стоял мой старый приятель. Человек, который был мне, как брат, с которым мы вместе ходили в походы, ели из одного котелка и занимали себя прочими культурными программами. Это был друг для души. Светлый и добрый парень. Застенчивый по натуре до фанатизма. Непьющий и тем более не курящий. Вечно в черных брюках с идеальными стрелками и в однотонной рубашке (в данный момент голубой).

И сейчас он стоял в обнимку с девушкой, которая была из другого мира. Точнее мирка. Закрытого мирка. Где ездят на джипах перекаченные парни, которые ходят с килограммовой цепочкой на шее и, которых сопровождают, как раз такие девицы: разодетые, раззолоченные, симпатичные твари с холодным просчетом в глазах. Я видел таких куколок иногда издалека. И никогда не думал, что одна из них будет стоять на пороге моего дома.

Именно эти глаза меня изучали. Внимательно щупали. Сантиметр за сантиметром. И ничего в них не читалось, потому что это был всего лишь я, вспомнивший о пачке дешевого маргарина на столе, которую я не успел убрать.

— Привет, — сказал Саня и добавил, после выдержанной паузы, не без идиотской гордости, — удивлен? Знакомься — это Аня.

Я мог поклясться, что Аня была настоящей блондинкой метр восемьдесят роста, и на шее у неё болталось цепочек семь. Я тупо рассматривал кулоны — они как раз грудой висели у меня перед глазами.

— Привет. — Девушка приветливо улыбнулась. — Александр мне много рассказывал про вас. Вы — гений?

Пол дрогнул у меня под ногами. Во-первых, Саню никто не звал Александром. А, во-вторых, это что же нужно про меня такого наврать, чтобы я стал вдруг гением?

Я уже чувствовал катастрофу. Я герой фильма про катастрофу. Точно. Потому что слишком частое ощущение за последние два часа. Черно-белый фильм, снятый психопатом из психбольницы. Фильм — ностальгия. Где никто не выживает. Даже коты и тараканы. Всё гибнет в гигантском облаке пыли. И обязательно истинный герой устало посмотрит на крушение мира и радостно улыбнется, чувствуя, что после него останется только добрый хаос.

— П-привет. П-прошу.

Я несколько секунд смотрел, как они раздеваются в обшарпанном временем коридорчике. На эту дорогую куклу, на которой всё стояло дороже, чем моя жизнь и, наконец, вспомнив про маргарин, умчался на кухню. В туалете протяжно и жалостливо мяукнул кот.

— Запах какой-то, — сказала Аня, чуть морща слишком правильный носик и осторожно входя в кухню, — специфический. У тебя есть дома животное?

— Ага. И не одно.

— Это шутка Аня, — сказал Саня, натянуто улыбаясь и вытирая потные ладони о брюки. — У него только кот. Где Пит?

— В тюрьме. Где же ещё?

— У меня тоже есть дома кот. Египетская порода. Без шерсти. Четыреста долларов. Это дешево, — поспешно заметила девушка, скромно улыбаясь. Она удобно умастилась на краешек потрепанного временем и когтями кота стула, скрестила ноги, так что я не мог больше ни о чем думать кроме них, и миролюбиво уставилась на меня. Я с трудом вспомнил, что должен играть роль гения.

— Я своего кота на помойке нашел котенком. Обычный вырос кот. Недорогой.

— Это он скромничает! — воскликнул Саня. — У него первоклассный кот! Похож зверь на маленькую карликовую пантеру! — При этих словах я поморщился и подумал: «Ага. А моя квартира — это непроходимые джунгли!»

— Интересно было бы на него взглянуть! — обрадовалась чему-то Аня и всплеснула ладонями. Я увидел на правой руке груду золотых браслетов. И ещё: какой дивный маникюр — с блестками и бусинками.

— М-м-м. Попозже. Он сейчас в туалете.

Аня улыбнулась ещё шире. Саня захрипел, прочищая горло и зыркнул на меня. А чего я того сказал? Никого не обманул! А вот тебя парень водят за нос. Плохая история. Облезлые коты за четыреста баксов. Я таких денег за два года на заводе не заработал.

— Ничего. Увидим его позже, — успокоила всех девушка. — Чем вы занимаетесь, Василий? Александр говорил мне, что вы пишите книжки. — При этих словах я вздрогнул. «Книжки»? Кто-то пишет романы, статьи, поэмы. А я значит «книжки»? — Я знаю, что ваш труд, не всегда… находит должного понимания и поэтому у вас, наверняка, возникают некоторые проблемы, например, финансовые, которые надо как-то решать.

— Вы не педагог случайно? — неожиданно для себя и всех остальных спросил я.

— А как вы догадались? — воскликнула Аня. — Я студентка педагогического института. Четвертый курс.

Саня, кстати, учился на третьем.

— Чутье. Да. Проблем у меня много. «Книжки» не идут. Издатели говорят, что пишу туповато и, в основном, для круга друзей. Поэтому я работаю на заводе.

— У вас свой завод?! — воскликнула Аня.

Чужая мысль меня парализовала. Так и сердце может когда-нибудь остановиться. Я уставился в точку на стене. Потом перевел взгляд на Саню — он рассматривал ногти и выглядел очень скромно. Интересно, он сказал, что я богатый гений или просто больной озлобленный маниакальный тип.

— Слушай. Давай просто на ты.

— Давай.

— Чаю?

— У него он специфичный. С травой! — с воодушевлением вскричал Саня. Впрочем, какая разница? Всё и так испорчено. Она только меня увидела и сразу всё поняла. Сейчас, я думаю, девушка играла спектакль с одним главным героем. Точнее героиней. Явно про катастрофу там ничего не было написано. Возможно, окружающие её люди просто не существовали или являлись вынужденным интерьером. Санька не был таким глубоким аналитиком, как я, но тоже погрустнел.

И тогда я вытащил из холодильника две банки черной икры.

Имитированной.

Страшно признаться — я берег их на свой день рождение, но данный повод стоил того. Эффект оказался правильным: я рассчитывал, что девушки типа Ани, вряд ли знают, что черная икра может быть ещё и ненастоящей, и оказался прав — такое ей даже в голову не пришло. В мире, где принцесса обитала, ели только натуральные продукты. Беда была в том, что мы с Санькой к нему не относились.

— Сейчас бы холодного шампанского, — блаженно прошептала Аня, жуя черный хлеб с икрой. Замечание девушки ушло в ни куда. Санька неожиданно захотел чаю, я его поддержал. И Анне пришлось довольствоваться травяным настоем. Мята сделала своё дело, и сняло напряжение. Оказалось, что они знакомы четыре дня. Познакомились в студенческой столовой. Как? Смешной вопрос. Аня смущенно хихикала. Саня гасил улыбку в правом уголке рта. Прямо ковбой какой-то. Неделю назад считал стипендию при мне и выглядел совсем не так. Девушка занималась бальными танцами. Так получилось, что она осталась без партнера. Атлетически сложенный Саня, который с детства занимался ушу и туризмом, как нельзя, кстати, подошел на эту роль, вынырнув с подносом в руках в оживленной столовке прямо перед ней. Случайный выбор, простое предложение и страстные четыре дня.

Саня кивал головой, веря каждому слову, загипнотизировано, смотря в рот девушке, ловя её дыхание.

Интересно: хватит ли терпения и увлечения страстной танцовщице на следующие четыре дня? Как скоро она перестанет забавляться моим другом? Ударит его больно, так что непьющий парень сопьется или мягко пустится в объяснения, поясняя причину возникновения нового партнера по танцам?

Бедный Саня.

Но сегодня у него праздник. И я его не испорчу. Жаль, что икра быстро закончилась. Оставался мой интеллект, не съеденный до конца заводом. Гением я, конечно, не являлся, но четыре раза поступал в пединститут на филфак, так что спокойно мог цитировать от Твардовского до Пушкина, и, знал, о чем писали в своих критических статьях Луначарский и Белинский. Из всей этой мешанины сформировалось моё представление о литературе, искусстве и, наверное, жизни. И в чем-то оно было верным. Моего образования, как папа говорил — среднего и четыре коридора — хватило для общения с Аней. Сыграло и то, что круг общения у неё в основном был другой. Там парни говорят мало и предпочитают словам действие. И не одно. И с вариантами. И с обязательным продолжением в середине следующей недели.

Не учла она только одного: почти все мои друзья, знакомые, одноклассники какое-нибудь отношение имели к пединституту. Так, по — моему представлению, мой одноклассник Золушкин должен был учиться с ней в одной группе. Мир тесен, когда живешь в маленьком городке, где есть только один вуз.

— Золушкин? — Аня изобразила удивление, но я то видел, как дрогнули её губы, — никогда о нем не слышала.

После пяти часов беседы, после съеденных двух банок икры и критика Белинского, который вдруг стал нам очень близок, я решил настоять:

— Да как же так?! Золушкин! Красивый блондин! Вьющиеся волосы! Такого сложно не заметить, когда учишься на физмате.

Аня потрогала себя за щеку, изображая глубокое раздумье и, решившись, категорично заявила:

— Нет. Определенно, я никогда о нем не слышала. Такой парень у нас в институте не учится. Правда, Александр?

— Может он из другого корпуса? — предложил друг.

— Да? — Я нерешительно замялся и стушевался. — Возможно, я ошибаюсь.

На этом наша дружеская беседа закончилась. Она иссякла. В этом, конечно, виноват я. Голову мою лихорадило. Мозги взрывались от информации. Я был компьютером. Я взвешивал факты. И я потерял интерес к беседе.

И Аня занервничала.

С чего бы могла возникнуть её паника? Если Золушка был тоже её партнером по бальным танцам, что с того? Сане и так придется нелегко. Я бы не стал загружать его лишней информацией.

Они стали отдаляться от меня. Мирная иллюзия рушилась, и холодок отчуждения медленной крутящейся змеёй пополз между нами.

Аня посмотрела на часы.

Саня тоже.

— Ого, — воскликнула девушка. — Однако.

— Да. У Васьки время быстро проходит.

— Пора домой. Нам ещё добираться в другой конец города.

— Жаль, не успели на последний троллейбус! — вскричал Саня. Аня холодно смерила его взглядом. — Это была шутка, — виновато сказал мой друг. Я прищурился.

И вот они уже стоят в коридоре. И мне кажется, что ещё не всё потеряно и праздник у Саньки продлится ещё хотя бы на четыре дня, но тут раздается звонок в дверь.

— Ты кого-нибудь ждешь в два часа ночи?

Я пожимаю плечами и открываю дверь — Сима должен был прийти, но на пороге стоит… Золушкин.

Какое нелепое стечение обстоятельств. Бывший одноклассник не считался моим другом, и виделись мы с ним раз в два года. Сейчас он стоял на пороге, согнувшись от злого хохота, и тыкал в меня корявым пальцем.

— Ну и вид у тебя, придурок!

— Сам ты придурок! — огрызнулся я, собираясь закрыть дверь. Признаться, что-то я устал от гостей. Хватит на сегодня.

— Подожди. Я же к тебе в гости пришел. И не один. Дело есть. Вот мои друзья. Знакомьтесь. Игорь и Игорь. А это Васек. Впустишь?

Я не хотел впускать, но Золушкин вошел сам, отталкивая меня плечом. Пришлось пробормотать:

— Входите.

И они вошли. Строем. Втроем, плечом к плечу. Тесня меня в глубину коридора.

— О-о-о!! Анька!! Привет, коза. А ты чего здесь?!

Они чуть не расцеловались. Потом Золушкин заметил Санька, быстро разделся и прошел с друзьями в кухню. Я прикрыл за ними дверь, но дикий хохот прорывался сквозь щели. Досадно.

Выдержка у девушки была железной. Про таких представительниц слабого пола говорят: кремень-баба. Ничем не пробьёшь. Сказывалась долгая привычка ходить по трупам.

— Ну, мы пошли, — сказал Саня, печально заглядывая мне в глаза. Рука у него была теплой и мягкой. Никак у трупа.

— Покойной ночи, Аня, — неожиданно пожелал я и, сам того не желая, попал в самую точку — ночь у неё будет не самая приятная, когда останется одна, наедине со своими мыслями.

— Пока, — сказала она и улыбнулась на прощание. Со сто процентной гарантией я мог сказать, что больше её не увижу. Но, что я знал о будущем?

— Пока. — Я кивнул головой и закрыл за ними дверь.

На кухню входил со смешанными чувствами. Во-первых, оставалась мне спать до смены четыре часа. Во-вторых, гости уже дымили втроем и сбрасывали пепел на мой палас. В-третьих, не сильно я и хотел видеть Золушкина.

— Ну, ты, что? Не рад?! — спросил он, чуть обидевшись. — Что поздно?! Два часа ночи — это, что поздно?

— Да, нет. Нормально.

— Ну, ты старик, меня удивил.

— Откуда ты знаешь Аню?

— Так вместе учимся на одном курсе. Правда в разных группах, но это ничего не меняет. Кто не знает Аню?

Игорьки заржали. Оба под два метра. Физмат, так и читался на их банальных лицах.

— Слушай. — Золушкин поднялся, обнял меня и подмигнул. — Мы с Игорьком идем на свадьбу к лучшему другу.

— Поздравляю.

— У меня есть белый шарф, а у Игорька нет.

— И что с того. — Сразу насторожился я.

— У тебя есть! Представляешь, как здорово мы с ним смотрелись на свадьбе лучшего друга в белых шарфах?

— Да? Думаешь — это важно?

— Это очень важно. Мы не можем выглядеть полными лохами. Ты должен дать нам шарф. Должен.

— Почему я?

— Больше ни у кого нет. — Золушкин перестал меня тискать и вздохнул. — На три дня. Три дня! — Он растопырил четыре пальца и тыкал мне в лицо. — Каких-то три дня. Игорь классный парень. Он постирает и отдаст.

Я посмотрел на «классного» парня и понял, что шарфа больше никогда не увижу. Но Золушкин был моим одноклассником и, если бы я не дал требуемой вещи, все бы узнали, какая я сволочь.

— Ладно. — Я прошел в коридор к шкафу прихожей. Золушкин следовал за мной по пятам. Дверь шкафа всплакнула на прощанье, расставаясь с дорогой для меня вещью и, заткнулась. — Вот шарф. Три дня.

— Спасибо, Васек. Я был уверен в тебе. Жаль, что ты не поступил в институт четыре раза. Сейчас бы учились вместе. Такие дела.

— Мне бы надо поспать.

— Да-да. Уходим!

Мы вошли с ним в кухню и остолбенели. Игорьки раскрыли бутылку водку и пили. На нас посмотрели с непониманием — что за люди.

— Без меня пить! — Обиделся Золушка. — Без меня!

— Садись Золушка. Садись и ты, непонятный хозяин хаты. Все мы странники Млечного пути.

О-па. Я сел. Мне уже налили полстакана водки и протягивали заботливые руки краюху черного хлеба.

— Я не пью водку.

— Не пей, — согласился со мной Игорь и залпом выпил мою долю.

— Не гоните! — прокричал Золушкин. — Опять накидаемся до беспамятства. — Мне же он подмигнул мимоходом. — Сейчас допьём бутылку и уйдем. Не волнуйся. На улице холодно. Мы же не бичи. Правильно?

— За это и выпьем, — провозгласил один из Игорьков. И они довольно таки быстро прикончили первую бутылку. Я обрадовался, но не надолго, до тех пор, пока кто-то не вытащил из внутреннего кармана пиджака вторую, не откупорил её и не стал наливать, как ни в чем не бывало дальше.

— Знатная закуска, — сказал один из гостей, кивая на черный хлеб. — Давно не ел.

Золушкин покраснел.

— У тебя гитары нет? Сейчас попоем.

— Гитары — нет.

— Как нет? — вскричал Золушка.

— Ты же нам обещал, — зло пробормотал Игорек, обращаясь к моему однокласснику.

— Сука, — набычился второй и завертел стакан в руке. Стекло жалобно взвизгнуло.

— Давайте так попоем? — вяло предложил Золушка.

Я начинал закипать. Нос чесался. Щека у глаза стала подрагивать. Правый кулак сжался до боли в суставах.

— Нет. Петь вы не будете.

Игорьки хмуро посмотрели на меня. В их стеклянных глазах промелькнула какая-то мысль, но похожая на комету здравый смысл растворился сумрачной тупой безнадежности. Золушка притих, шкрябая щетину на шее.

— Почему? — В голосе слышалась прямая и явная угроза.

— Ответь! — потребовал другой студент.

— Поздно — соседей разбудите.

— Тогда сейчас допьём и пойдем на стройку, — предложил крайний Игорь. Вот она смерть. — Я видел там кран. Залезем на него, и будем смотреть на ночной город, — предложил он.

Золушкин нервно захихикал. Прослезился. Вытер глаза грязными пальцами с обгрызенными ногтями. Поёрзал на стуле.

— А, что? И пойдем. И залезем.

— Вот ведь классная идея! — воскликнул третий из них. — Наверное, там нет перил, и мы обмочимся от страха.

— Какие перила? — Вновь время остановилась, нагнетая тьму ужаса и поножовщины. — Зачем нам перила? Ночной город и мы. Мы, как птицы упадем на него. Мы — крылатые воины. Дети войны! И не будет пощады неграм. — Игорь задумался и закончил. — И белым.

— Давайте не будем сориться, а лучше выпьем. — Золушкин улыбался, протягивая стакан. Его руку оттолкнули.

— Прочь.

— Да, Сид. — «Сид» — это укороченное от английской Золушки — кто-то в школе придумал вскользь, и теперь парень мучался всю жизнь. — Халявы не будет. Доставай свою.

— Что? Думаете Сид жадный? Думаете, я забыл? А как же студенческое братство?

И на столе появилась третья башня.

— Ты должен с нами выпить, — взволновано прошептал Золушка. — Должен. Ты ведь, почти студент. Знаете, что парень неудачник? Он четыре раза поступал в нашу хабзайку. Четыре раза! Он наш! Наш парень, до мозга костей.

— Пей! — закричал Игорь, наливая мне пластиковый стакан до краев.

Второй хотел меня поцеловать, но я предпочел лучше выпить. Дешевая водка обожгла нутро. Через пару минут, мысль посетить кран не казалась мне абсурдной.

И мы всё-таки спели. Правда, без гитары. И только два куплета. Оказалось, что петь хором довольно таки сложно, когда четыре человека поют каждый свою песню.

Через полчаса свалился один Игорь и громко захрапел. Второй продолжал пить с Золушкиным и спорить ни о чем.

— Тебе весело? — спросил одноклассник, когда его собеседник примолк, решив поспать за столом. Золушкин заглядывал мне в глаза и игриво улыбался.

— Да. Очень.

— Мы те, кто дарит праздник. — Золушкин сам верил в то, во что говорил. — Как ты живешь, бродяга? Я думал, завод со всем тебя поглотил — не вынырнешь. А ты ничего. Держишься. Надо бы сбегать за бутылкой. У тебя деньги есть?

— Нет.

— Ты же с нами пил! Мне надо догнаться и упасть. Что же — это за праздник, когда доживаешь до торта и помнишь почти всё?

— Ухожу я с завода, — неожиданно сказал я, перебивая его.

— Опять будешь поступать?! — Мне показалось, что я слышу плохо скрытый ужас в голосе. Хороший парень, хоть и одноклассник — волнуется, сопереживает.

— Хватит. Руся зовет меня в бизнес. Откроем ларек. А там будет видно.

— Возьмет тебя к себе ночником? Ночью сидеть страшно. Много пьяных. Каждый второй — бандит.

— Нет. Сделает напарником.

— Мне тоже предлагали идти ночником. Не рискнул. У меня сессия скоро.

— Говорит, что прибыль пополам.

— Я бы на твоём месте не пошел в ларек ночником. Хиловат ты. Побьют. Отберут товар. Потом квартиру продашь. Не ходи.

— Не пойду.

— Правильно! Я и то не пошел. — Сид подпер голову рукой. Закрыл глаза. Игорек, тот, что спал за столом, встрепенулся и сказал:

— Когда будем взрывать завод? Мне понравился ваш план. — Через секунду он снова храпел.

— Не ходи ночником. — Сид усиленно тер лоб и виски. — Черт. Что за праздник? Даже не потерял сознание.

Я кивнул. Мне тоже хотелось потерять сознание.

Зазвонил будильник. Игорьки стали подниматься, заглядывать в разные углы, что-то ища.

— Что это? — Золушкин слушал противный звук, медленно поднимаясь. Пьяные глаза стекленели. — Что это?!

— Это? Будильник. — Я тоже поднялся.

— Уже утро? — удивился одноклассник. — Утро?

— Утро. И мне пора на работу.

Игорек остановился посередине кухни и хмуро посмотрел на нас.

— Где мои учебники? — спросил он.

Глава 2

Мне всегда снились про работу черно-белые сны. Кто-то скажет: ранимая психика, кто-то понимающе хмыкнет. Не было во снах леденящего кошмара, только просыпался я всегда после них в холодном поту. Ненавижу черно-белый кафель. Сразу вспоминаю крыс, рыбный фарш и старших мастеров (самая смешная должность на производстве).

Никто не заметил моего ухода. Бригадир, простая тетка, на замену отпусков ставшая мастером, взволнованным шепотом докладывала директору по производственной части, что люди почему-то не хотят работать и бегут, бегут при каждом удобном случае. На что он ей ответил, таким же таинственным шепотом, пускай убегают — биржа труда ломится от безработных, желающих поработать в таком престижном месте очень много. Свято место не бывает.

Жалко, что я это слышал, пробегая мимо, играя роль беспроводной рации между рабочими на первом этаже и четвертом.

Жалко, что я не смог ничего ответить члену совета директоров продвинутого акционерного общества.

Жалко тех лет, что я провел в этом черно-белом сне.

Хорошо, что отрицательные эмоции остались в прошлом, от которого не убежать можно было только по детской наивности. Рассчитали меня, как и положено, через две недели, а вот за расчетными деньгами я должен был начинать бегать через пару месяцев — не раньше — в порядке очереди. Я чувствовал в ситуации провокацию, но Руся сказал, чтобы я не забивал себе голову и начинал думать только о сникерсах.

И я думал.

Мы поднимались в крутую горку. Мотор «восьмерки» нещадно хрипел, готовый умереть или взорваться, крутя колеса, но мы медленно и верно обгоняли троллейбусы, спеша к конечной цели — предстояло заключить договор субаренды на торговый павильон. Просили за него среднею цену, Русе место понравилось, и мы взялись за дело. Первое в моей жизни.

Из динамиков автомобильной акустики доносились завывания Вити Цоя. Другой кассеты у Руси не было. Эту я подарил ему на день рождения в прошлом году.

— Слушай и молчи! — неожиданно громко сказал напарник, перекрикивая музыку и шум мотора. Я высунул голову из окна, потому что как раз рассматривал троллейбус, который мы обгоняли. Посмотрел на друга. Серьезный вид, подтянутые губы, холодный блеск глаз — воин перед битвой.

Сражения. Драконы, рыцари, колдуны и гоблины. Белая и черная магия. Красавицы и кровь. Я тоже частичка выдуманного мной мира. Дух сразу захватило. Какая романтика! Не уже ли я наконец-то нашел свой стиль жизни?

— Ладно, — сказал я и задрожал от неизвестности.

Машина преодолела горку. Мы удачно проскочили пару светофоров на желтый и въехали в переулок. Несколько фасадных домов, выходящих на центральную улицу и «восьмерка» припарковалась возле приземистого двухэтажного домика. Такие строили сразу после войны военнопленные немцы и в них до сих пор жили в коммуналках бывшие советские люди, не успевшие вовремя «перестроиться» или по не внимательности своей упустившее из вида происходящие в стране перемены, называемой «перестройкой». Потому что после неё очереди на квартиры исчезли вместе со многими работами.

Я покосился на туалетную будку. Грубые доски плохо покрашенные маслянистой белой краской зияли темными щелями.

— У них здесь офис?

Руся хмыкнул.

— Выходим.

Мне показалось, что на нас смотрят из окон второго этажа. Слеповатые глаза успели заметить рябь занавесок, чьи то лица, руки, блеск линз очков.

— Нас не надуют?

— Это фирмачи, — просто ответил Руся и весомо добавил, когда мы входили в обгаженный подъезд, — я проверил.

На втором этаже нас ждали. Директором фирмы оказалась бесформенная женщина лет пятидесяти. Осветленные соломенные волосы беспорядочно падали на борцовские плечи, делая её похожей на Страшилу из известной сказки о волшебнике из изумрудного города. Красная помада соответствовала моде и являлась образцовым «стоп-сигналом». При виде жирно обведенных черной тушью глаз, вспоминался анекдот: где твои деньги? — в мешках — а где мешки? — под глазами. Возле, постаревшей Марлен Монро, находилась небольшая свита. Всех приближенных можно было сравнить с собачками: болонками, дворнягами, пудельками. Среди своры выделялся молодой кобелек доберман, не то водила — охранник — сторож, не то любовник-курьер. Мы отказались от чая. Руся покрутил в руках договор, потом передал его мне и я принялся за чтения, иногда слушая обрывки монолога директора. Говорила она что-то типа:

— Молодые. Совсем юные. Страх есть? Мамаша вас прикроет. Дорогая аренда? А чего вы хотели! Я же сказала, что буду вас прикрывать. Сюда входит и плата «крыши». Думаете, я всегда здесь сидела? Я, между прочим, хорошо знала Капитана. И всё было со всем по-другому, пока его не убили. Плата вперед. Вопросы?

Я подумал, что это она меня спрашивает и, сильно волнуясь, спросил:

— Мне не понятно про аренду земли. — Я слышал, как сильно стучит сердце и дрожит голос, но ничего не мог поделать с собой.

— Кто это?

— Это со мной, — ответил на грозный окрик Руслан. — Что там про аренду земли? — Он сделал заинтересованное лицо и посмотрел в договор. — Заканчивается через два месяца. — Он посмотрел на женщину. Всё это время она сидела, возглавляя экзаменационную комиссию, а мы жались около двери. Я почувствовал, что меня снова принимают в комсомол. Сейчас выгонят. Нет. Ага. Вот сейчас точно. — А, если мы сработаемся, вы сможете продлить аренду земли?

— Конечно! — занервничала женщина. — Ты во мне сомневаешься?

— Нет.

— А тот, что с тобой?!

— Я тоже «нет».

— Отлично. Деньги и ключи?

Руся кивнул. Он шагнул вперед, вытаскивая на ходу толстую пачку денег, часть из которых были моими несуществующими расчетными и, после короткой церемонии, вернулся ко мне со связкой ключей.

— У меня в ларьке двенадцать ящиков водки. Продадите?

— Продадим, — согласился Руслан. Легко и непринужденно. Душевно улыбаясь.

— Верочка, выдай бумаги на товар.

Верочка играла роль бестолкового пуделя. Странно, но в конце её поисков бумаги нашлись. Даже кобелек доберман проснулся и удивленно щурился на то, как она бабахает печати на разноцветные листочки.

— Через три дня приедем — посмотрим, как устроились, — сказала директор, давая понять, кто тут главный и кто кого станет контролировать. Я вспомнил завод. Старших мастеров. И погрустнел.

Свежий воздух привел чувства в порядок. Перед тем как сесть в машину, я долгим взглядом посмотрел на окна офиса, потом почему-то сплюнул и, наконец, занял место штурмана.

— Они будут нас контролировать?

Руся улыбнулся, сдавая назад.

— Они думают, что будут нас контролировать. — Он закрутил баранку, выворачивая. — Суют нам водку по дикой цене на реализацию. Наивные. Посмотрим, кто из нас диктует условия, а кто их выполняет.

— Куда мы теперь?

— За товаром. Завтра я пробью точки, где можно взять товар на реализацию. Сегодня же купим кое-что за наличные. У меня кругом друзья. Не робей!

Я не робел. С чего он взял? У друзей мы купили пиво, сигареты и конфетки. При чем «друзья» при погрузке товара обсчитались в нашу пользу, и мы загрузили в багажник вместо трех ящиков пива пять. Я рассматривал бутылку с заграничной этикеткой и счастливо икал. Нет. Пиво я не пил. Меня поразило другое: мы ещё не начали работать, а уже появилась прибыль.

Доехали до ларька в сопровождении крана — Руся просто посигналил, проезжающей мимо машине и, переболтал с шофером, и в итоге мы развернули ларек к проходимой улице витринной, а не боком, как это было положено по договору, всего за две бутылки пива из дармового ящика.

Руся показал мне, как работать с кассой и мы открылись, заполняя полки скромным товаром. Выставляя навязанную арендодателем водку, Руся поморщился, рисуя ценник.

— Запомни! Всегда на весь товар делаем двадцать процентов. Больше можно — зависит от спроса. Меньше нельзя — пролетим. Усек?

Я мотал на ус, радуясь жизни. Вот она свобода!

— Вечером привезу паленку. Без паленки мы пропадем. Левая водка, — пояснил он, видя моё замешательство.

— И что? Её будут брать? — Я присел от неожиданности.

— Посмотришь!

Руся хмыкнул и с кем-то заговорил, потом щелкнул по кассе, положил первую денежку и выдал первую пачку «Бонда».

— Не забывай улыбаться и говорить «спасибо». Считай, всегда на калькуляторе. Дважды. Один раз в уме. Сверяйся по ценникам, пока не запомнишь. Всё. Я пошел.

— Куда? — удивленно спросил я.

— Договариваться о реализации и прочей ерунде. Или, может быть, ты этим займешься?

Я только, что расстался с заводом и вряд ли годился на такую важную роль.

— Не дрейф. Через два часа приеду и сменю тебя на обед. Идет?

— Идет, — сказал я, мрачнея. Не так я себе представлял бизнес. Я думал, что мы вместе будем сидеть в ларьке, травить анекдоты и продавать всякую чепуху, ездить за товаром и такое прочие. И ещё. А где драконы и пышные плюмажи шлемов? Какое-то расхождение в ожидание.

Я почесал ухо, отводя глаза. Впрочем, Руслан на меня и не смотрел Зря я боялся выдать своё разочарование.

— Время — деньги, Я побежал.

Я закрыл дверь за Русей на прочный засов и растерянно сел на поломанный стул напротив окна. Первый покупатель купил у меня сникерс.

К вечеру я почти их всех продал. Руся так и не приехал меня подменить на обед. Но когда стало смеркаться, он приехал груженный, полный товара. В сильной задумчивости я таскал ящики со спиртным и прочей ерундой. Я думал о коте, обеде, уютной квартире и о том, что данная работа мало, чем отличается от прежней эксплуатации. Руся внимательно выслушал меня, после расстановке товара на витрине и, заботливо поглаживая кассу, сказал:

— Продал все сникерсы? Чудесно. Видно рядом любители попить чайку и перекуров. Завтра купим две коробки. Обед? Видишь ли, надо сделать упор на шоколаде. А, что с сигаретами? Я тоже не был на обеде. Но это работа отличается от того, чем ты занимался. Я докажу тебе. — Руся посмотрел на часы и принялся картонками закрывать спиртное. — После двадцати торговля спиртным запрещена, знаешь?

— Слышал.

— Люблю это время. — Руся принялся выгребать из ячеек кассы деньги, считая их. Получалось ловко. — Не сбивал деньги в пачки? Надо сбивать, прессовать денежки и складывать их в укромное место. Также учись считать деньги. Возьми пачку мелких купюр и считай в свободное время. Чем быстрее будешь шевелить пальцами, тем лучше. Не плохо для первого дня. Устал?

— Нет. Не привычно. Людей боюсь. Многие лезут в форточку знакомиться.

— Могут пригодиться. А могут, и нет. — Руся пожал плечами. — Никогда не угадаешь. Не давай в долг. Не давай под залог документов. Нам нужны только одни бумажки. — Партнер показал на пачку денег. В форточку требовательно постучали. — Так. Пошел волшебный час торговли. — Друг детства отложил в сторону деньги и приветливо улыбнулся в узкий проем. Из форточки потянуло сквозняком и перегаром.

— Водка есть?

— Не положено. Приходите утром.

— Да вы будете у меня на перекрестке сосать!! Давай, что лучше! И быстрее мальчик. — Ну, Руся и дал, накручивая двойную цену. Излишек заботливо уложил в свободную ячейку, не забывая мне подмигивать и мурлыкать себе под нос старый шлягер. Вслед за первым клиентом, появилась ещё парочка. После них закрылись. Вышли на улицу, одели ставни. Постояли, любуясь свинцовыми тучами. Наступал полярный день — темнота появится не скоро. Через дорогу, напротив, на остановке ларек ещё работал. Руся вздохнул.

— Он должен стать нашим. Тогда мы сможем диктовать цены. Сейчас мы им не конкуренты. Пока.

Он улыбнулся и поманил меня в ларек. Там мы разделили излишек.

— Главное не наглеть. Менты не спят. Когда-нибудь попадемся. Увидишь. Не без этого. В принципе, зарплата нам не нужна. Вечерних денег всегда будет хватать на пропитание. Всё остальное в дело. Идет? И ревизии. Мы свои, поэтому будем делать раз в десять дней. Без ревизии пропадем.

Слово «ревизия» меня напугало и немного напрягло. Руся, видя моё замешательство, отвел глаза в сторону и кашлянул. — Ладно. На сегодня хватит. Пора по домам.

Я что-то так устал, что отказался от предложения подвезти меня домой. Решил прогуляться. На свалившиеся деньги, приобрел две бутылки шампанского (всегда пригодится, когда у тебя есть девушка). Руся сделал мне скидку и отпустил товар почти по закупочной цене. Здорово! Я заработал за день две бутылки шампанского. Раньше о таком даже не мечталось. Меня распирала гордость, когда я шагал по пустынной улице. Редкие прохожие не смотрели на меня и спешили домой. Я нет. Хотя Руся и обещал завтра заехать рано утром. Меня радовало мысль о наступающем лете и денежной работе. Дующий ветер не казался мне холодным, как прежде и запахи рыбной муки, приносимые из порта, не тревожили. Ветер гонял по асфальту мелкую пыль и один из таких порывов, заставил меня остановиться, снять очки и протирать глаза. Острые песчинки выбивали слезы. Со стороны казалось, что я плачу.

Именно об этом меня спросил Сима, высовываясь из окна новой белоснежной пятерки — машина резко притормозила и все, кто в ней был, смешно дернулись.

— Решил поплакать? — Друг беззаботно улыбался. Сегодня он вырядился в белоснежный плащ, (брат подарил, вернувшись из загранрейса) и смешную кепку, которая начинала входить в моду. Этот головной убор мне принципиально не нравился — в детстве я много времени провел на Украине, так вот там, в глухом селе, все ходили в кепках. Только старики называли их «картузами» и свойственно своему возрасту хвастались ими на посиделках у центрального магазина. Наверное, кепки ассоциировались у меня с глубокой старостью. Именно так я представлял себе старость: старая лавочка, жаркое солнце и разного цвета «картузы», которые вертятся перед носом глубоких стариков — друзей детства.

— Папина машина? — поинтересовался я, одевая очки.

— Ага.

— Он тебя убьёт.

— Так он же в отпуске!

— Так у тебя же прав нет!

— Так я и не за рулем! — И Сима развел руки в стороны, делая смешную гримасу. И в этом был весь он. — Поехали кататься?

— Не могу. Кот голодный.

— Выгони животное из дому. Оно тебе создает много проблем. Садись! — Семен вылез наполовину из окна и открыл передо мной заднею дверь. Господи. На меня смотрела дюжина испуганных глаз. На заднем сидении разместилось человек пять. Одна девушка лежала на коленях, другую вмяли в уголок. В шоке никто не мог вымолвить и слова. Сима проследил за моим взглядом и сказал, принимая верное для него решение:

— А ты ложись сверху неё!

Это вызвало бурю возмущения. Только Брагин пьяно хрюкал, пытаясь меня поприветствовать. Потом он уронил голову на грудь и всхрапнул. Наверное, утомился после работы.

— Тогда садись ко мне. Вперед. Уместимся!

Теперь заворчал водитель, твердя что-то про ГАИ, про доверенность, которой нет, про то, что он сейчас уйдет.

— Моя машина! Мой друг! Кататься!!

— Сима. Я пойду.

— Куда ты пойдешь?! Что?! Зазнался? Ларек взяли и зазнались? Тоже мне друзья. Не поедешь со мной — я к тебе на день рождения не прейду. А без меня у тебя праздника не получится!

— Да поехали уже!! — кричали с заднего сиденья, явно обращаясь не ко мне, а к Симе.

— ГАИ! Штрафанут! — шипел водитель.

— Поехали! Я за всех плачу! — очнулся призрак Брагина. Парень полез в карман куртки. — Кому отдавать деньги?

— Мне!

— Мне! — закричали наперебой девушки. — Я передам! Я знаю кому!

Брагин всех расстроил. Он снова погрузился в спасительное для своего кармана забвение, похожее на глубокий обморок. Рука его, так и не дотянулась до заветного денежного отсека и скрюченно замерла лапкой цыпленка, иногда мелко подрагивая. Наверное, ему снился сон, и он куда-то бежал, размахивая руками. Может даже по радуге. Чудесный сон. Я вздохнул, с трудом отводя взгляд от «цыпленка».

Сима смотрел на меня грустными глазами, возвращая в реальность — из салона шибануло смешанным запахом табака, духов и одеколонов.

— Ну? — спросил он меня.

— Поехали!

И мы поехали. Сначала дворами, потом свернули в промышленную зону. Пару раз нам попадались милицейские уазики, но я во время успевал прятаться под приборной доской, девчонки на заднем сидении растворялись, принимая вид теней и обходилось!

— Долго будем кататься? — спросил я у Сима, чувствуя, как затекла нога.

— До старой пристани. Брагин премию получил. У нас есть пару ящиков пива, две бутылки водки и тонна сосисок. Посидим напоследок. Провожаем меня в отпуск. Я же с Клавой еду.

Её, кстати, среди присутствующих я не увидел.

— Поедем за Клавой! — закричал очнувшийся Брагин. Его быстро утихомирили. И он снова всхрапнул.

Мы проехали мимо кладбища кораблей. Миновали закрытую зону охраняемых лодок. За сеткой раскинулся малый разнокалиберный флот от переделанных водолазных катеров и буксиров, которые наверняка охраняли, до шлюпок-поплавков со смешными надстройками и рубками. Каждый по-своему смотрел на такое изобилие плавсредства. В моих глазах не читалась зависть. Я никогда не представлял себя моряком и не собирался связать свою жизнь с морем. Брагин тоже не смотрел на лодки. Он спал.

— Иметь свой катер — это всегда хлеб с маслом, — сказал Сима, щурясь в дыму раскуренной сигареты. Я кашлянул, испуганно косясь на огонек возле своего уха. Сима криво усмехнулся, отгоняя дым от моего лица. — Первым делом купи себе катер.

— Катер, — выдохнул водитель и величественно на меня посмотрел. Деньги и я абсолютно два разных понятия, вот что я видел в этих черных глазах.

— У него будет катер, — угрожающе произнес Сима, встряхивая мне пепел на плечо. — Обязательно будет. И парень станет круче Брагина — это точно.

— Круче Брагина — это вряд ли.

— А я тебе говорю… — стал закипать Сима.

«Пятерка» осторожно объехала кучу мусора, проехала ещё метров двадцать и, въехала в редкую поросль карликовой березки, полностью останавливаясь. Справа от нас виднелся разрушенный временем старый причал. Черные сваи напоминали зубы морского хищника, выброшенного на мелководье с темных глубин зловещего моря.

— Да ты краску поцарапал!! — закричал мне на ухо Сима. В следующую секунду он вытолкнул меня из машины и забегал вокруг неё, тщательно осматривая. — Знаешь, что со мной папа сделает?!!

— Ерунда. Зато её не будет видно с дороги, — сказал водитель, степенно вылезая из-за баранки. — Хватит портить праздник, Сима. Вечно орешь. Надоел.

— Я порчу праздник?! — завопил мой друг негодующе. — Да это я его организовал. Я!!

— А я финансировал! — подал голос Брагин. — Приехали? Выгружаемся!!

Я мялся, переступая с ноги на ногу, стараясь громко не бренчать пакетом. Задние двери машины распахнулись и из неё десантировались незнакомые мне лица. Сима любил окружать себя бесполезными людьми.

— Я главный!! — вопил мой друг, продолжая стоять согнутым. Ветер развивал его белый плащ. И на фоне мертвых свай он смотрелся очень не дурно. Я уже два раза пожалел, что приехал с ними. В багажнике требовательно застучали. Все стали смеяться, перебрасываться шуточками. Говорить про пиво и про какого-то Вялого. Меня заинтересовала ситуация и я увидел из-за плеч других, как из открытого багажника вылезли парень с девушкой.

— Где пиво?? — грозно спрашивал у них Брагин, готовый драться за каждую бутылку.

— Нам было не до пива, — важно сказал Вялый, и его девушка смущенно захихикала. Ящики оказались нетронутыми и, напряжение заметно спало. Я отвернулся от багажника и не увидел Симу на прежнем месте. У переднего бампера стоял невозмутимый водитель. Он курил, засунув глубоко руки в карманы.

— Ещё немного и я бы дал ему по морде, — и это он сказал мне. Ноздри гневно раздулись. Я выбежал на дорогу и увидел удаляющуюся фигуру друга. Странно, шел он не в город, а в глубь свалки, к морю. Я поспешил догнать Симу.

— Это я организовал праздник! Я! — бубнил он. — Это меня провожают в отпуск. Это я уезжаю!

— Сима!! — кричали за спиной.

— Сейчас прейдем! — крикнул я, оборачиваясь назад к машине, мало заботясь о том, что бы меня кто-то услышал. Машина белым пятном выделялась в кустарнике, где почки только набухали, хотя по календарю уже настало лето. Вдалеке виднелись низкие серые скалы, но до них никто не собирался идти — компания раскинет костер среди валунов, выбрав чистое и ровное место. Я прекрасно знал дальнейшее, ибо все «праздники» Симы напоминали предыдущую попойку с обязательным разбиванием носа и наигранного изнасилования.

Остро пахло тиной. Гнильём помоев и свалки, которая находилась повсюду. Прекрасное место для пикников.

Сима отчаянно ругался минут пять. При этом он жестикулировал руками, приседал, ходил крабом кругами, тыкал пальцем и плевался мне в лицо.

Чем ближе к морю, к неласковым порывам свежего ветра, тем спокойнее он становился и вскоре со всем замолчал.

Мы подошли к сваям. Был отлив. Вода ушла, открыв не радужные краски дна. Темные валуны в лужах грязной воды, безобразно украшенные тиной, водорослями и бриллиантами осколков битых бутылок, покрышки машин и куски ржавого металла — вот, что осталось нам — созерцателям.

— Красота! — сказал мрачно Сима, кутаясь в белый плащ и натягивая кепку глубоко на уши.

— Свинарник, — согласился я с ним. Мы медленно пошли вдоль моря, выискивая чистое место. Не нашли. Сели на поваленный столб, лицом к морю. Дуло.

— Продует, — констатировал я факт.

— Плевать.

Я покосился на белоснежный плащ Симы и промолчал. Ещё я хотел сказать про его товарищей-компаньонов по празднику и тоже промолчал. Подобными элементами Сима был окружен всегда. В пятнадцать лет он бегал с панками и прочими неформалами, пока я катал железо в спортзале местной общаге; в период до армии он дружил с гопниками и металлистами, а я опять катал железо всё в том же помещении судоремонтников. Сейчас его друзья мало, чем отличались от тех. Не было только спортзала в общаге — весь инвентарь растащили.

Я открыл пакет и достал бутылку шампанского. Протянул Симе. Достал вторую, зажал между ног, а пустой пакет, попробовал засунуть под плащ друга. Тот машинально привстал, читая этикетку.

— Где взял?

— Первый день работы.

— Отнесем девчонкам?

Я попытался вспомнить «девчонок» и отрицательно замотал головой.

— Сами выпьем.

Сима хмыкнул и лихо открыл бутылку. Хлопок и первые глотки пены попробовало море. Я покосился на черные лужи среди подводных камней и тоже отдал дань природе. Мы чокнулись. Выпили. Посмотрели в синее небо и посвистели чайкам. Птицы ответили нам пронзительным криком, сообщая последние новости: где рыбных отходов побольше, кого сегодня утопили, сколько птенцов вылупилось за день и сколько незваных гостей высыпало на берег, не считая нас.

Сима покосился в сторону «праздника», горестно вздохнул, отворачиваясь. Я похлопал его по плечу, успокаивая.

— Знаешь, Оля в отпуск уехала.

— Знаю. Клава сказала. Горюешь? Могу устроить праздник. Потом можем поехать к тебе. Все вместе.

— Посмотрим, — уклонился я от прямого ответа, поспешно глотая шампанское. Шипучка ударила в нос. Закашлялся и отвернулся, промаргивая слезы.

Сима посмеялся.

— Не понимаю. Почему ты не любишь праздники? Когда приедет?

— Через два месяца. В августе.

— Я приеду раньше. — Сима уже что-то просчитывал в уме. — Август обещает быть веселым. Да, Вася?

— Да, Сима, — ободрил я его, не желая сразу бить больно — в самое сердце. Передо мной сидело потерянное дитя гор, усыновленное простой русско-немецкой семьёй. А может, во всем виноват роддом. Пьяные нянечки. Как сейчас вижу: заболтались в коридоре и спутали мамаш. Так появился человек-праздник с южным темпераментом и еврейским прищуром.

— Приеду, — продолжал философствовать Сима, — ты уже будешь ездить на бумере, а Руся сменит свою коросту на мерседес.

— Это за месяц? — усомнился я.

— Дуракам везет. — Сима снисходительно похлопал меня по плечу. — Об одном прошу: не груби не кому. Сдерживайся.

— Да я… Никогда! Они всегда первыми начинают.

— А ты стерпи, а то звонок в дверь…

— И прейдут два горца, — закончил я за него предложение, — которые будут знать только одну фразу: «Вася?»

— Точно. Ты всё знаешь!

Мы помолчали, каждый, думая о своём. Нет ничего красивее белых ночей. Словом не описать (двумя тоже), надо прочувствовать: похоже на открытие второго дыхания, когда срабатывает запасной автономный аккумулятор и ты заново возрождаешься, вдохновенный на подвиги повседневной рутины. Жизнь кажется вечной, время останавливается, превращаясь в бесконечный день, и ночное зло отступает. Словно ты в раю, где всегда светло и уютно и ничего не должно кошмарного произойти. Ты — среди дружелюбных ангелов. В их армии.

Жаль, что не навсегда.

— Я буду с вами, — сказал Сима и кивнул головой, но я знал правду и думаю — он тоже.

Послышались голоса. Гомон, приближающейся подвыпившей компании. Кто-то кричал имя друга. Его подхватили. И вот теперь все скандировали: «Сима!» Я обернулся, и бутылка с недопитым шампанским скользнула из рук в море, которое забрал отлив. Тревожно и очень противно вскрикнула чайка. Словно я ударил её по голове. Бутылка скользнула между камней и плавно опустилась в лужу не разбившись.

С секунду смотрели на неё, потом Сима сказал:

— Плохая примета, — и швырнул свою бутылку, пытаясь разбить мою. Она сделала замысловатую траекторию и … закачалась рядом. Сима чертыхнулся.

— Совсем плохая примета.

— Нет такой приметы, — упрямо возразил я.

— Кто-то испортит праздник. Посмотришь.

— Сима! — Из компании выбежала девушка, похожая на солистку легендарной группы «Роксет», такая же долговязая и со смешным ежиком белых волос прически (одно из первых моих разочарований — слыша сильный грудной голос, я никак не мог ожидать увиденного; мои юношеские фантазия рисовали мне полногрудую, длинноволосую, сексапильную красотку и вдруг…) Что-то подобное приближалось к нам, смешно выкидывая коленки при беге.

— Сима! — завопил долговязый подросток. Моего друга обожали девушки и делали это всегда красиво. На этот раз они сошлись в долгом поцелуе, при чем в страстном порыве едва не последовав за бутылками. Кто-то из них обязательно бы разбился. Я просто вытянул руки и схватил обоих. У Сима угрожающе треснул плащ, и он отцепился от девушки, свирепо сверля меня глазами.

— Это папин плащ! — Ух ты! Оказывается «папин», а говорил, что брат привез в подарок на день рождение из первого рейса.

— Отпустить?

— Только попробуй!

Девушка заливалась. Ей было смешно. Они нашли равновесие. Вышли на дорогу. Я продолжал сидеть.

— Какой отважный мальчик-одуванчик! — сказала девушка и неожиданно взяла моё лицо в обе руки, расцеловала в щеки и отстранилась, насмешливо щурясь. — Такой серьёзный и в очках. Это, правда, твой друг?

— Отстань от него.

— Пойдем с нами пить, — просто предложила она и, я понял, что моё «просто» — это ничто по сравнению с её «просто». Меня, наконец-то, отпустили. Щеки горели.

— Мальчик-одуванчик. — Погрозила мне девушка пальчиком, не спуская с меня вызывающего прищура, и, отходя к Симе. Подошла веселая компания. Брагина тащил на себе Вялый и хмурый водитель. Он сказал:

— Кончай выпендриваться. Водка выветривается, пиво тухнет, ну, а девушки заждались. Сам видишь.

Сима видел и он торжествовал — какое веселье без него? Никакого. Они объединились, теряя ко мне всякий интерес и, уходя, оставили меня одного, наслаждаться в гордом одиночестве своими мыслями.

С уходом Симы стало грустно. Я поежился, глядя на море. Дождался, пока компания не скроется из виду, и только тогда поднялся. Сколько идти домой? Два-три часа? А может сразу идти к ларьку? И прийти к открытию, как ни в чем не бывало. Чудесная мысль.

Я решил срезать через сопки. Часа через два, когда я уже подходил к городу, и мне пришлось идти в пролеске вдоль автострады, мимо меня пронеслась странная «пятерка». На капоте сидел Сима, держась руками за дворники, он пел. Сначала я не поверил галлюцинации, подумал, что меня посетил мираж — машина промчалась на бешеной скорости, но потом я узнал голос друга. Ноги сами вышли на пустынное шоссе. Я какое-то время смотрел вдаль, в след удаляющейся машине и думал.

Что это за интонация? С секунду соображал. Потом улыбнулся. Интонация человека, у которого праздник удался.

Глава 3

Навязчивая мысль о том, что надо купить оружие в ларек, преследовала меня с первых дней работы. За месяц через мои руки прошел такой арсенал, начиная с тупых кухонных ножей и заканчивая беретами, что можно было бы вооружить не одну дивизию морских котиков или свиней (кому, как нравиться). Люди пытались всучить мне всякий хлам и при этом содрать три шкуры, думая, что я сижу на денежном мешке. Руся моего увлечения не понимал. Он даже высказывал страх и был явно напуган, видя во мне тайную угрозу.

Но, как он меня не отговаривал, что только я не услышал из его лживых уст, оружие, после долгого отбора, наконец-то приятной тяжестью легло на дно пакета. Я несколько раз заглядывал в него, любуясь дивными линиями, и, не веря долгожданному чуду. Признаться, о таком я и не мечтал.

Руся приехал не один. Я видел, как вслед за ними прикатила ржавая «тройка», заботливо перебинтованная в нескольких местах пеньковой веревкой. Я поспешил открыть дверь, догадываясь, что прибыл товар. Под чутким руководством Руси, парни, выпрыгнувшие из мертвой «коросты», стали носить ящики с водкой. Тот, что был старшим, хитро успел мне подмигнуть и сообщил следующее:

— Отличный товар! У нас самые низкие цены в городе. Меня зовут Дима. Но все зовут меня «прапор». Морская авиация, сынок!

«Папаша» мне не понравился. Ловеласы и пустомели всегда меня настораживали — такие на заводе мало работали, но всегда много говорили. Часто и ни о чем. Оплетая словами с нулевым значением. Тем более папа всегда говорил, что в армии хуже ефрейтора, может быть только прапорщик. А папе я верил.

— Знаешь, что такое морская авиация, сынок?! Это тебе не пехота. Это вертолеты, парень! Масса вертолетов. Массированный удар с воздуха и бац!

Я достал одну из бутылок привезенной водки. На дне плавал мутный осадок и пару тараканов. Достал вторую — тоже. Посмотрел на Русю. «Прапор» перехватил мой взгляд.

— Что надо водка! Супер! Ядреная и убойная! Как морская авиация!

Я протянул ему бутылку с тараканами. Он вытаращил глаза.

— Осечка в барабане! Пустой патрон, рядовой! Такие промашки позорят морскую авиацию! Сразу их в сторону! Меняем с извинениями!

— Как такое продавать? — спросил я у Руси. — Это же смерть. Нас просто взорвут бичи.

— Тогда на помощь прейдет морская авиация… — начал, было «прапор» Дима.

— У бичей гранат нет, — важно сказал Руся, — принимай товар.

— Хватай снаряды, сынок! — завопил тут же «прапор», отдавая мне обратно бутылку с тараканами. «Нет гранат,» — вертелось у меня в голове. Как же! Я то знал, что есть.

Руслану нравилось, когда давали товар на реализацию. Мне, признаться, всё меньше и меньше. Возможно оттого, что я проводил дни напролет в ларьке и многих постоянных клиентов знал в лицо. Остальные знали меня. Я, привыкший доверять людям и верить в то, что говорят, потому что сам врал только по необходимости и то, всегда краснея, сейчас имел в ящике у кассы десятка два разных документов в надежде на выкуп. А сколько товара отдано под честное слово за первые недели работы! Сейчас у меня снега зимой не выпросишь. Я стал строже к людям. К себе, кстати, тоже. И водку с тараканами продавать мне претило.

Я смотрел, как Руся разговаривает с директором спиртзавода. «Прапор» извивался, словно его уже жарили черти на сковородке, глупо смеялся и стучал друга по плечу. Где он его нашел? Где он всегда таких славных парней находит? Наконец они расстались. «Тройка» кашляя, как старый дед-инвалид, уползла за пределы видимости окошка. Руся, насвистывая, вошел в ларек и остолбенел.

— Ты продал три ящика водки? — воскликнул он, глядя в заветный угол, где мы обычно хранили «паленку».

Моя злость улетучилась. Я потупился и неопределенно промычал:

— Ну…

— Молодец! С таким оборотом мы завтра откроем вторую точку.

— Я продал её за раз.

— Круто, Вася. Круто! Чувствуется моя школа. Потравим свадьбу? Или кто-то поехал на рыбалку?

Руся сел на драный стул. Машинально взял банку лимонада и, хотя раньше себе такого не позволял, открыл её.

— Да. Что-то типа рыбалки. А ещё у меня есть это, — пробормотал я, перехватывая пакет удобнее и вытаскивая на суд содержимое. Счастье меня переполняло так, что слезились глаза. Руся громко подавился, брызгая лимонадом вокруг.

— Что это?!!

— Немецкий автомат. Шмайсер!

— Купил? Очень похож на настоящий. Очень!

— Он и есть настоящий! — я обиделся. — Сам проверял — стреляли за ларьком.

— Что?!

— Да ты не бойся! Никого не было! Никто ничего не видел.

— Да зачем тебе автомат?!

— Зачем? — Я опешил. — Зачем? Странный вопрос. Затем чтобы был. У всех есть, а у меня нет.

— Надеюсь, ты не взял деньги из кассы? — настороженно спросил Руся, не добро, щуря глаза.

— Нет, конечно. Хватило трех ящиков водки.

— Что?!

— Это дешево! — поспешно заверил я его. — Очень дешево.

— Идиот! Мы же сядем! К нам уже едет милиция! Тебя заложили в первом же отделении.

— Исключено. Парни из черных следопытов на такое не способны: мину в кострище — пожалуйста, а стучать… Никогда. Расслабься, Руся. Мне дали в придачу полведра патронов. Удачная сделка. А водку я выкуплю. С первой зарплаты.

— Я тебя сам сдам, — вдруг сказал Руся, обдавая меня холодом и незнакомыми нотками в голосе.

— Как сдашь? — не поверил я.

— А вот так! Я не хочу из-за тебя сидеть.

— Автомат только мой! Я и стану за него отвечать. Стучи.

— Тогда я не стану носить тебе передачи, — устало сказал Руся. — И никто не станет. И Оля тебя ждать не будет. И выйдешь ты из тюрьмы старым, больным и никому не нужным. А сейчас выбирай или ты пойдешь в милицию и сдашь автомат — скажешь — подкинули или уходи из ларька.

— Как так? Что значит «уходи из ларька»?

— А зачем ты мне нужен? Стопроцентный зек. Ты же меня подведешь! Вот посмотришь!

Я задумался. Короткая жизнь пролетела перед глазами. И в ней ничего не было. Даже длинной куртки из мягкой кожи. Только автомат. И полведра патронов. Я представил недовольное лицо Ольги. Разочарование в её глазах, когда я стану показывать ей автомат, объясняя, почему я ушел от Руслана, из ларька, где всегда было много «сникерсов» и «марсов». Потом я вспомнил завод и старших мастеров и совсем погрустнел. Руся истолковал мою мимику по-своему и решил меня добить:

— Зек.

— Ладно. Сдам. Поедешь со мной?

— С ума сошел?? — ужаснулся друг. Руки его затряслись. — Нет. Иди один. И немедленно.

— Хорошо. — Я поднялся. Тщательно завернул оружие. Придирчиво осмотрел пакет. Ничего не торчало. — Я пошел?

— Иди. Да. И возьми выходной. Побудь один дома. Подумай. Поскучай. Поплачь.

Я промолчал, потом печально вздохнул и вышел на улицу. Постоял возле ларька. Люди точно знали, что у меня в пакете автомат и откровенно глазели. Наверное, я долго простоял, опираясь спиной о раскаленную жесть, пока Руся требовательно не застучал в стекло и замахал на меня рукой. «Пошел вон», — шептали его губы.

Я обиделся и пошел. На светофоре со мной заговорила бабушка. Удивительный народ — эти бабушки.

— Вот купила рыбы. Такая большая! — Она распахнула перед моим носом пакет, показывая мне треску. Я содержимым своего пластика не стал хвастаться. Загорелся зеленый. Мы тронулись. Странно, вокруг столько народу, а она почему-то выбрала именно меня. Мы перешли дорогу. Я по-прежнему на неё не смотрел, а она семенила рядом со мной и рассказывала про церковь и веру. Люди плавно обтекали нас со всех сторон. Я любовался листвой деревьев. Смотрел на пыль на дороге. На грязные машины, проезжающие мимо. На чистое небо. Дивился всему. И тут увидел веревку с красными флажками перед собой. Работники ЖЕУ огородили возможный аварийный участок, и ушли куда-то. Может обедать? Или ждать в теньке и прохладе дальнейших инструкций? Участок перекрывал весь тротуар. Люди просто поднимали веревку над головой и шагали дальше по своим делам. Мы с бабушкой замерли. Обоим не понравился не порядок. Переглянулись. Только сейчас я заметил, что моя собеседница миловидная пожилая женщина с очень интеллигентным лицом и мне стало стыдно.

— Нет слов, — сказала она.

— Бывает хуже. — Я поднял веревку над её головой и галантно склонил голову, пропуская вперед даму. Почему-то я был уверен, что ей шагать прямо, не сворачивая в переулки, до следующего светофора и спутником её буду я. Я усмехнулся и взял из её рук пакет с рыбиной. Она протестовала только для вида.

— После смерти Пети, жизнь стала такой дорогой, — сказала она мне шагов через десять. — Но меня спасает вера в Бога. Бог присматривает за мной. Он добр и щедр. Вот послал мне рыбину и тебя. Думаешь совпадение? Сегодня у меня будет сытный обед. Так давно не ела рыбки. Слишком дорого. Ты, наверное, тоже ничего не ешь? Такой тощий!

Мне хотелось её многое рассказать, но я промолчал, половчее перехватил пакеты в одну руку и достал из кармана шоколадку «фрут энд нат». Мою любимую. Протянул бабушке.

— Нет, нет, — испугалась она. — Думаете, что я нищая?

— Это всего лишь шоколад, — попытался успокоить её я, — сегодня Бог особенно к вам внимателен.

— Вера Степановна, — представилась бабушка, принимая гостинец. Слова о Боге её успокоили. И я видел радость в её глазах. Удивительно. Если бы я немедленно получил злополучную куртку, испытал бы я те же чувства?

— Вася.

— Учишься в педагогическом институте, Вася? — спросила Вера Степановна. А может, скорее утверждала. Не хотелось разочаровать, но я сказал правду.

— Нет. Не вышло. Четыре раза поступал.

— Будешь ещё поступать?

— Сомневаюсь. Надоело.

— Потерял веру. — Вера Степановна покачала головой. Но она меня не осуждала, скорее жалела. — Работаешь где?

— Официально безработный, а так, подрабатываю в ларьке. Скоро стану предпринимателем. Получу бумагу.

— Я помолюсь за тебя, Вася. Расскажу Богу про тебя, и ты станешь настоящим предпринимателем. У тебя всё получится и у тебя будет много денег. Посмотришь. Только будь осторожен — стреляют в вас, как в зайцев. Ты не знаешь, где можно взять черного кота?

Я даже остановился.

— А зачем вам, Вера Степановна?..

— Говорят они лечебные. И очень любознательные. Самые добрые. Если к ним с лаской. Только я бы взрослого взяла. Сил нет приучать котенка к туалету.

— Знаю, где взять. Я вам отдам своего кота. Он — лапочка и сразу вам понравится.

— У тебя есть кот? А как же ты будешь без него? Он же твой друг, наверно?

— Наверно.

— Вот повезло, — тихо сказала Вера Степановна. — Какой прекрасный и удачный день. Как ярко светит солнце.

— Я живу недалеко. В двух кварталах.

— Чудесно.

Мы перескакивали с одной темы на другую и вскользь поговорили обо всем. Через пять минут мне казалось, что я знаю всё о Вере Степановне и, думаю, наши души нашли друг в друге некоторое родство. Удивительный человек. Питу она тоже сразу понравилась. Кот потерся о ноги. И привстал на задние лапы, с любопытством постукивая новую хозяйку по коленки и требовательно заглядывая в глаза. Не иначе хотел, есть, сорванец. Я быстро прошел на кухню. Достал из холодильника старую пачку крабовых палочек (последняя память с завода), открыл и высыпал содержимое под ноги Веры Степановны, не замечая её округлившихся глаз.

— Ешь, Пит. Ешь.

Кот утробно заурчал.

— Пит?

— Его имя. Пит от имени Питер— это по-английски. По-русски значит Петя.

— Петя? — охнула Вера Степановна и облокотилась о стену, подпирая спиной бетонную поверхность. Я посмотрел на её лицо и увидел дрожащие губы. «Петя!» — я мучительно вспоминал, в голове вертелось что-то важное.

Вера Степановна склонилась над котом, который рвал крабовые палочки в лохмотья, нервно прижимая уши, и, тараща глаза; и погладила зверя по голове, приговаривая:

— Ну, вот мы и встретились, милый.

Бьюсь об заклад, если бы я погладил, Пита, когда он насыщается, то он бы порвал меня как эту крабовую палочку, только мои лохмотья бывшей кожи выглядели кошмарнее. Ничего не произошло. Кот замурлыкал. Со мной он даже не мяукал.

Не думал, что расставание будет столь мучительным. Вера Степановна тоже что-то чувствовала, и тоже спешила откланяться. Пит, подмигивал мне из сумки, норовя вслед за головой вытащить тело. Он ещё верил, что мы увидимся.

— Прощай, друг. Возникнут трудности — приносите назад.

— Какие трудности. Петя — лапочка.

И я остался один. Я долго стоял на одном месте, слушая тишину. Мне казалось, что я слышу шаги на улице. Потом я очнулся. Положил пакет с автоматом на сиденья вешалки под куртки и вспомнил, что Петей звали мужа Веры Степановны. Иногда происходят удивительные вещи в мире. Особенно, когда веришь в подобную чепуху. Я решил сдать автомат завтра, в глубине душе зная, что никогда с ним не расстанусь. А пока: не сварить ли мне супа? Овощной рынок находился внизу, в двух домах я быстро спустился и надолго замер возле открытого стола заваленного дарами юга. Не то, чтобы они меня удивили и поразили, просто я не знал, имеет ли смысл покупать продукты килограммами. Продавец мной заинтересовался: обслуживая других покупателей, старался не упустить меня из виду. По раздутым ноздрям я понял, что напрашиваюсь на неприятности, и решился:

— Здравствуйте. Свешайте мне, пожалуйста, одну луковицу… — Молодой парень презрительно хмыкнул, обернулся к соседу, спрашивая у него:

— Сколько взять?

— Возьми рублей сто.

— Пять картошин, — продолжил я и снова был перебит.

— Пускай даст рублей двести.

— Морковку.

— Две?

— Одну. И банку тушенки. Всё. — Я полез в карман за деньгами и вытащил … пачку крупных купюр — случайно забыл дневную выручку в коробочку под кассой положить — отвлекли мысли об возврате автомата. Молодой продавец «зеленого» стола улыбаться перестал и сразу погрустнел и сник.

Из трех картошек и банки тушенки я сварил суп. От предвкушения горячей пищи у меня сводило живот. Но стоило мне поднести первую ложку к губам, как раздался звонок в дверь. «Пит вернулся», — подумал и, улыбаясь, пошел открывать. На пороге стоял мой одноклассник Серега Коростылев. Мы переписывались. У него была странная судьба: он приехал, будучи сыном военного, на Север из Питера, поступал в сельскохозяйственный институт в Орле, проучился год — не понравилось — перевел в лесную академию в Питер — не понравилось — уехал на Камчатку и вот сейчас, стоял на пороге моего дома.

— Привет, — сказал Сергей, невинно улыбаясь. Детское лицо, короткая стрижка, вечная футболка серого цвета, штаны хаки, истертые кроссовки, руки в карманах — ничего в парне не изменилось. За детской невинностью скрывался мастер спорта по боксу и чемпион Ленинграда по легкой атлетике. Как-то в старших классах мы занимались в бассейне(я отчетливо помню два эпизода из занятий по физкультуре на воде) и на нас наехали ребята из секции. Мы немножко припухли, потеряв инициативу и задор. Сергей захотел всё исправить. Он предложил: «Давайте, я как самый маленький подойду к ним. Они на меня ещё раз наедут и тут вы…» Мы с сомнением посмотрели на Сергея. Под рельефным торсом перекатывались жгуты мышц, какие-то узлы канатов. Это в футболке его можно принять за пятнадцатилетнего мальчика, а в бассейне — нет. Задор и веселье вернулись. Парни из секции обиделись и чуть меня не утопили. Я сидел крайним на скамейке, и никому и в голову не могло прийти, что парень, который не умеет плавать, что-то может делать на глубоководных дорожках. Потом спасали все вместе. Первым в воду прыгнул Сергей.

— Привет. Проходи.

Мы поели суп. Мне он показался необыкновенно вкусным. Давно забытый вкус, плюс горячая еда, всколыхнули воспоминания о семье.

— Приехал навестить папу и маму?

— И из-за этого тоже. — Сергей сморщил гримасу. — Папа сказал, что будет платить за моё обучение. Пойду в пед. Снова на второй курс.

Мы посмеялись. Действительно — забавно. Сергей пояснил, раскрывая суть:

— Был на Дне Открытых Дверей. Препод спрашивает: «Кто на второй курс идет повторно?» Трое подняло руку.

— И ты?..

— Нет. Зачем? Я в третий. Чем занимаешься?

— В доле. Ларек. Ты чем будешь заниматься?

— Не знаю. А надо?

— Иди в бандиты. У тебя все данные.

— Да меня уже звали. — Сергей смущенно отвел глаза в стороны чего-то, стесняясь, и неожиданно спросил с большой надеждой в голосе. — Тебя никто не обижает?

— Нет.

— Если что, говори. Мне нужны деньги. А это хорошая тема. Не люблю, когда обижают друзей. Я у тебя поживу пару деньков? — просто спросил меня Серега.

— Живи.

— Не переживай. Два-три дня. Я познакомился с девушкой. Нам нужно, где-нибудь оторваться, а места нет. И денег нет, чтобы снять хату.

— Живи. Правда, у меня нечего есть. Нет смыла покупать продукты: начинают портиться, прежде, чем я до них добираюсь.

— А суп?

— Не думаю, что он понравится девушке.

— Да я шучу. Вечером, когда дома?

— После десяти.

— Подойдет. Если кто станет наезжать — только скажи. Я понимаю, у тебя не легкий бизнес. Но он верный. Я ценю людей, которые сами зарабатывают копейку. Все мои друзья ценят.

— Ты ещё дружишь с вьетнамцами? Спросил я перескакивая на другую тему — такой уж я, нечего поделать с собой не мог, хотя видел — многим не нравится, не успевают сосредоточиться. Сергей успел. Боксер ведь.

— Нет. Здесь нет их диаспоры. А почему ты спросил?

Я замешкался с ответом и неопределенно мотнул головой. Сергей всегда находил необычных друзей и способы добычи денег. Вьетнамские диаспоры он очень полюбил. Я захотел похвастаться автоматом и может отдать его в хорошие руки, но в последний момент передумал. Пускай лежит под вешалкой для курток — кушать не просит. Прейдет время — сдам. Не прейдет… Я пожал плечами — значит так надо. Сергей, видя это, улыбнулся. Каждый думал о своём, но в чем-то наши интересы пересекались: ему нужна была хата, мне мастер спорта по боксу.

Мы договорились о встречи вечером, и друг вьетнамского народа проводил меня до ларька. Расстались быстро. Тень одноклассника мелькала на тротуаре и домах, но я, через минуту, почему-то сравнивал его с фантомом, посетившего меня из прошлого и не мог понять, где правда, а где вымысел. Потом я собрался с мыслями, подготавливая себя к разговору с Русланом. Однако он не стал играть роль отца и выглядел как-то слишком бледно и неуверенно. Когда я вошел в ларек, посмотрел на меня вскользь и снова тупо уставился в коробки с кариесными конфетами. Я вздохнул свободно. Ясно: парню не до меня.

— Что случилось? Предварительные роды?..

— Что? Типун тебе на язык.

— Но ведь что-то случилось.

— Меня нашли, — сказал Руся, и губы его мелко задрожали. Я присел рядом. Машинально продал две пачки камэла и шмыгнул носом, предвкушая войну.

— Кто?

Руся не ответил. Иногда я думал какой артист в нем гибнет — умел, паршивец, тянуть драматические паузы, нагонять тоску и неопределенность. Я заёрзал на ящике. Бутылки литровой водки тревожно зазвенели.

— Меня нашла налоговая полиция. Это конец. Надо сматываться из города. Господи, куда я с беременной женой. На кого я кину товар. Всё пропадет.

Я немножко обиделся, но виду не показал.

— Нашла. И что дальше?

— Мне пришла повестка в налоговую полицию! В ларек пришли люди, которые меня вычислили непонятным образом и всучили мне вот это!

Я смотрел на «это» и не видел опасности, хотя в голове у меня мотался счетчик, где за каждый ящик паленки давали год отсидки.

— Надо идти сдаваться. Говорил тебе: давай не будем брать всё подряд.

— Да при чем здесь?.. Ты думаешь?.. Да нет же!! Это эхо из прошлого. Я работал у хозяина. Помогал, чем мог. Выполнял основную работу. Но потом на хозяйский ларек навесили штраф. Баснословную сумму! Хозяин умотал, а меня через столько времени нашли. Нашли! Кто бы мог подумать. Теперь штраф повесят на меня.

— И всё?

— Этого мало?!! Бежать из города немедленно! Надо было раньше! Знал. Чувствовал, что этим обернется. Отберут квартиру, машину. Посадят. Им всегда нужен крайний.

— Глупости.

— Ты не понимаешь!

— Кому ты нужен? Поехали. Внесем ясность в дело. Удрать из города всегда успеешь.

— Меня посадят!!Ты, что ли станешь заботиться о моем ребенке?! О моей семье?! Да ты о себе не можешь позаботиться! Да кто ты такой?!

— Я твой друг.

Руся примолк. Грудь его тяжело вздымалась. Никогда не видел его таким напуганным. Белое лицо пятном выделялось в полумраке ларька.

— Немедленно бежать…

— Обрубаешь концы. Если считали тебя виновным, то я пришел бы к заколоченному ларьку или бы в окошке увидел лицо в черной маске и форме камуфляже. Это просто повестка.

— Ты думаешь?

— Уверен. Поехали. Поговорим с налоговиками.

— Тебе легко говорить! Для тебя — это кино, а на меня могут повесить долг, за который двумя квартирами не расплатимся.

— Есть только один способ всё узнать.

Я тепло улыбнулся, но внутри у меня предательски поднимался холод к горлу: папа не переживет, когда узнает, куда девалась наша квартира. В принципе, мама тоже.

Мы непривычно рано закрылись. Когда надевали ржавые ставни, подошло несколько вокзальных бичей, и тупо стали смотреть на наши действия.

— Что Толик? Сворачиваетесь?

Почему меня звали «Толиком»?

— Читал про ваш ларек в газете, — не унимался сильно спитый мужик, — так там не рекомендовали пользоваться товаром вашего ларька. В газете целый список прилагался. Я вырезал. Хочешь почитать?

— Спасибо. Не стоит.

— Не обижайся! Думаешь, я им поверил? Вы же о нас заботитесь! Сынки, продайте водки! Не заставляйте идти к конкурентам.

— Закончилась водка, — хмуро сказал Руслан и пошел к машине, кивая мне головой. Мужичок засуетился, подтягивая грязные штаны неопределенного цвета.

— Не обижай начальник — спалим.

— Палите, — отрешенно сказал Руся, обреченно махая рукой.

— Продайте водки, — заплакал постоянный клиент.

Я уже хотел сесть, но остановился. Сжалился. Попробовал уговорить. Навести на мысль.

— Купите через дорогу. У них же открыто.

— У них на сто рублей дороже! Где мы возьмем сто рублей?! — озлобился мужик. Я незаметно прощупал тонкую пачку купюр в кармане и не хотя, принялся снова открывать ларек. Пришлось отоварить мужиков.

— Только к тебе, Толик! Ты нас знаешь. Мы твой ларек поднимем. Мы…

— Да садись, — не терпеливо схватил меня за рукав Руся, втягивая в салон.

Бичи приветливо помахали нам на прощание, когда мы разворачивались и отвернулись, теряя к действительности всякий интерес, целиком и полностью сосредотачиваясь на заветной бутылке. Я чуть не сломал шею, пытаясь понять, о чем они стали оживленно говорить. Или, может, о ком? Обо мне?.. Губы беззвучно открывались. У одного мимика ожесточилась. У другого, напротив, выражение лица стало слезно плаксивое, и губы задрожали.

Молния. Должна ударить молния.

У третьего губы превратились в узкую щель, глаза расширились, резкий взмах рукой — слишком профессионально для бича — явно бывший спортсмен — «плаксивый» на тротуаре.

Дальше мне обзор загородил бок троллейбуса и я некоторое время читал рекламу, мало понимая о чем она и, что собственно рекламируют… Я перевел взгляд на Русю — хотел спросить у него, но передумал и промолчал. Друг нервничал и кусал губы.

Погода не соответствовала моменту. Как назло светило солнце. Прохожие улыбались, радовались редким теплым лучам, подставляли лица, щурясь небу. Их яркие одежды глушили северную серость лета и, при сильном желании, могло показаться, что ты наконец-то выехал на юг или где-то живешь в средней полосе, в типичном городке-призраке без названия и своей истории.

Руся всегда ездил очень медленно и тихо. Это он называл осторожностью. Сегодня мы побили все рекорды осторожности. Нас обгоняли даже троллейбусы и некоторые при этом громко сигналили.

Весь город можно проехать за полчаса, если попасть в зеленый светофор. Мы добрались до полиции спустя час, установив новый рекорд города.

Как и положено такому заведению, новенькое двенадцати этажное здание находилось в конце тихой улочке в старом районе, где в изобилии теснились убогие двухэтажные деревяшки, предназначенные ещё в конце хрущевской «оттепели» под снос. Мы притормозили возле такого исторического чуда. Руся кусал ногти, не глуша мотор. Я разглядывал ватагу детишек, упоенно ковыряющихся в песочнице и бегающих друг за другом, гадая, кем бы из них мог быть я. Здание налоговой полиции нависало над детской песочницей, откидывало тень и крало кусочек лета вместе с «безвыездным» детством. Суровым мечом справедливости оно протыкало голубое небо и напоминало стелу кому-то из погибших.

— Пора, — сказал я Руслану. Он послушно заглушил мотор и посмотрел на меня, прощаясь.

— Пойти с тобой?

Он помахал отрицательно головой, резко отворачиваясь, смаргивая слезу, и, открывая дверь.

Я смотрел в след понурой фигуре, стараясь навсегда запомнить опущенные плечи и кривой позвоночник. Такая фигура у старика, который сорок лет просидел в тюрьме за налоговые преступления. Я пошевелился, устраиваясь поудобнее. Ждать — долго. Это точно. Надо было ему сказать, что б не упорствовал и не молчал, а сразу всех и себя сдавал — говорят, помогает … первые три минуты, а потом всю жизнь мучает совесть и тени бывших друзей. Однако Руся вышел из мрачного здания минут через пятнадцать. В припрыжку и широко улыбаясь. Небрежно крутя ключи от машины на пальце.

Шумно сел. Величаво посмотрел на меня. Театрально похмыкал, выдерживая паузу. Не нужную и томительную для меня.

— Что? Будем продавать только мою квартиру? — Сегодня я шутил как никогда.

— Ой. — Руся состроил гримасу закурившей в первый раз пятиклассницы и рассказывающей об этом грандиозном событии своим подружкам. — Вот вы все надо мной смеетесь. А ведь придурки — это вы, но никак не я. Нет не я! Далеко не я. Я — умный. Знаешь, что он мне сказал?

— Застрелись? — предложил я. Ради хорошего дела я мог пожертвовать своим автоматом, а кто не знает, что немецкая техника самая лучшая во всём мире.

— Остряк. Да меня… могли посадить, если бы у них была подходящая статья. Мы должны на полмиллиона штрафов.

— Это же два месяца работать на заводе. Мы в ларьке делаем эту сумму за полдня. К чему разговоры?

— Сейчас! Буду я платить за кого-то. Мне там поверили. Я отмазался. И всё, благодаря, моей находчивости. Моим резиновым сапогам. «Следак» посмотрел на мои резиновые сапоги и на этом, дело закончилось, не начинаясь. Он сказал: «Что с тебя взять, парень. У тебя даже денег нет на обувь». Вот, что он сказал. Разве я не гений?

— И ты собираешься проходить всё лето в сапогах? — осторожно спросил я, вспоминая, что он мне плел про ремонт обуви, про некачественную резину у бытовиков и старый клей.

— А что? — в голосе Руси, читался вызов. Он завел машину и лихо развернулся, пугая детей в песочнице. — Может и прохожу. Лето у нас дождливое.

У друга было хорошее настроение, и он почти отвез меня домой, выбрасывая на главной дороге рядом с домом. Я радовался — впереди длинный выходной — целый свободный вечер. Руслан тоже радовался — его понять можно. Тепло улыбнулись на прощание.

Я стоял у края дороги и не торопился переходить улицу в неположенном месте, (друг высадил меня по пути удобном ему). Солнце уже не грело, да и раньше, наверное, тоже, но яркий свет окутывал душу в кокон тепла, наполняя её чистым серебром. Кажется, я долго стоял на одном месте. Ко мне нырнул частник с затаенной надеждой в уголках рта, я кивнул ему и махнул рукой, показывая, как я собираюсь пересечь дорогу. Водитель огорчился, уезжая. Я поспешно перешел дорогу и неторопливо направился к дому. Палисадники с редкой рябиной, гнулись от робкого ветерка и перелетов суетящихся птиц. Воробьи дразнились и смеялись меж собой, явно обсуждая наш поход в полицию. Я погрозил им пальцем и тут же смущенно обернулся — никто не видел?

Уже в лифте мне стало неспокойно. Что-то накатило на меня и сжало сердце. Клаустрофобия? Нет. Непристойные надписи на стенах? Привык. Своеобразный запах? После кота меня трудно чем-то удивить. Посторонний шум — вот, что меня насторожило и, чем выше я поднимался, тем отчетливее слышались звонкие возгласы и трели смеха. Двери открылись и, я понял, что не ошибся — на моем этаже. Спиной ко мне стоял Серега, а рядом с ним возвышалась башней высокая девушка. Она ещё продолжала смеяться над его веселой шуткой, а настороженные глаза уже щупали меня, стараясь вспомнить, выхватить из вереницы образов, проносящихся в голове.

Я натянуто улыбнулся.

Сергей резко обернулся — старый боксер.

— А вот и он. Знакомьтесь. Это Вася.

— Вася, — представился я.

— Аня, — представилась Аня, хмуря бровки в томительном напряжении мозгов и мечтательно трогая свои бесконечные золотые цепочки на шеи. — Аня, — снова сказала она и улыбнулась — она честно старалась, но у неё ничего не вышло, и память подвела, как на экзамене по матанализу. Ничего. Может она вспомнит мой травяной чай?

Глава 4

Удивительные настали дни. Никогда не думал, что лето на севере может быть столь жарким. Казалось, солнце палит даже ночью. Город взбунтовался, но без всяких шансов на победу плавился, как пластилин, дымился асфальтом и медленно чах в клубах пыли, тоннами оседавшей на зелени деревьев, кустов и травы. Даже собаки ходили непривычно вяло, с тоской в глазах ища тень. Ожиревшие голуби, карликовыми курицами лежали в пыли и сонно смотрели на редких прохожих. Люди одурели от жары и мели с прилавков всё, что булькало, пенилось и как-то являлось пригодным для питья. Оборот увеличился. Руся психовал, не справляясь один в поездках по оптовым магазинам. Незаметно в ларьке появился продавец (очередной мой бывший одноклассник, ныне студент в отпуске). Поначалу мы делили с ним смены, потом, с получением долгожданного свидетельства о моём частном предпринимательстве, вынуждены были пригласить и второго продавца. Дни завертелись быстрее. Подыскали второй ларек и оформили на меня. Находилась торговая точка в другом конце города, но Руся не унывал, хлопал меня по плечу и грустно смотрел на ларек через дорогу — за его аренду хозяин просил нереальные деньги. Это понимал даже я.

Кажется, у нас появилась лишняя наличка. Факт немного меня волновал, потому что Руся начинал задумываться об оптовой торговле. Благодаря своим старым связям он находил какой-то нелегальный товар по смешным ценам, и мы благополучно его рассовывали по ларькам. Иногда объем покупаемого оптом шоколада или водки меня пугал, но только так (по объяснению Руслана) нас могли заметить и взять на заметку «тени».

Не думал, что их такое количество. Они буквально сплели целую паутину, плотно сваляв город в кокон. За «тенями» стояли люди из маленьких фирм или из фирм, которые существовали только на кустарных печатях или такие же молодые парни, как мы или … непонятно кто, в общем «тени» и всё тут. Этот тесный мирок пах деньгами и мы, затаив дыхание, высунув языки, как молодые щенки, смотрели на него сквозь приоткрытую дверь, готовые войти стадом баранов и разметать его голодными акулами, жадно клацающих пастями, в надежде отхватить кусок пожирнее.

Я тогда ничего не знал о пастухах, которые пасут стада баранов и о рыбаках, которые занимаются ловлей акул. При чем, исключительно ловлей акул.

Сейчас меня больше забавляла моя длинная кожаная куртка, которую я одевал на костюм-тройку и таким парился под знойным солнцем. Даже Руся сменил резиновые сапоги на легкие домашние тапочки, и частенько мы не злобно переругивались, намекая, друг другу о нарядах: я предлагал вместо домашних тапочек надеть сланцы, на что неизменно получал ответ — скоро осень, а это сезон дождей, а значит и сезон резиновых сапог; мне же друг советовал надеть футболку, но я считал, лето завтра закончится, что никакой осени у нас на севере не будет, а к теплой зиме мой наряд как нельзя лучше подходит. Наверное, со стороны мы выглядели забавно и странно.

Помимо куртки я обзавелся кошельком — коробкой из-под печенья в карамели «твикс». Пробовал другие коробки, но они быстро изнашивались и рвались. Беда.

Часто Руслан говорил мне (как самый страстный тихий водитель) про зеленую полосу, в которую мы попали. Иногда после этого он молчал, выдерживая паузу и уходя в себя, теребил четки (черный янтарь — я купил и сделал подарок), с шумом выдыхал из себя воздух и говорил что-то о трагичном конце, с катастрофой в красном. Но разве слушал я его? По моим расчетам мы приближались к первым пяти тысячам долларов. При чем зеленький кусочек должен был получить каждый. Я исходил из операций, которые мы проворачивали с «тенями» расплачиваясь с ними за товар деньгами, которые находились не в дипломатах (как принято в кино), а в коробках из-под телевизоров.

Удивительные дни…

Я летал, и душа моя пела. Я начал улыбаться и радоваться жизни, хотя после завода, думал о ней по-другому. Я стал замечать природу и людей вокруг себя.

Самое главное — скоро должна была приехать Оля. Я уже видел её изумление в глазах, при виде моей куртки. Слезы радости и влажные губы у уха. Долгожданные слова любви. Потом я покажу ей кучу денег и сделаю предложение. Вот оно счастье. Нескончаемая полоса зеленого света.

Как я был рад, когда увидел в почтовом ящике письмо от Оли. Наконец-то!! Под самый конец отпуска, но я всё-таки дождался первой и последней весточки — не сегодня, так завтра телеграмма с номером поезда и вагона. Бесконечно люблю. Господи. А может и к лучшему, что не писала? Больше эмоций при личной встречи. Я прижал письмо к лицу, заряжаясь энергетикой. Закрыл глаза, представляя, что в пламенных строках и очнулся от голоса соседки по подъезду:

— Что? Зуб болит?

Почему они всегда меня видят, когда не надо? Я с непониманием осмотрелся по сторонам и, покинув площадку с красными почтовыми ящиками, побежал, скорее, домой, перепрыгивая через ступеньки.

В квартире пахло котом и чем-то нежилым — прошло время, а ничего не изменилось… Я присел на пуфики под вешалкой, покосился на пакет рядом, с трудом припоминая, что в нем и бережно стал разрывать конверт. Три исписанных листа! Мелкий почерк в каждой клетке! Я возбужденно сглотнул, прикрывая глаза и стараясь, хоть как-то успокоить разбушевавшееся сердце.

Первым лист был полностью отведен погоде. Мне показалось, что я читаю свой дневник по Природоведению за второй класс. Именно столько данных я записывал в нем о меняющейся температуре, осадках и ветре. Полстраницы было отведено состоянию воды в реке Волга.

На втором листе я узнал о том, что рыбу есть нельзя, так как её сжирает изнутри червь. Остальные полтора листа — обзор цен на трех рынках. Одежда от вьетнамских кутюрье, рамочки со стеком и без, сколько стоит чага и поделки из древесины, молоко и сыр — всё промелькнуло у меня перед глазами, выстраиваясь в стройные ряды.

Третий лист начинался со здоровья будущих родственников, которых я пока не знал. Их список занял чуть больше страницы. Я ничего не пропустил, внимательно, вчитываясь в каждую строчку, надеясь узреть великие слова любви.

И узрел. Почти в самом конце. Настроение у меня портилось, я хмурился, ожидая чего-то непонятного и необъяснимого.

И нашел.

Фраза прочиталась легко. А когда я её понял, письмо выпало из рук, разлетаясь по коридору. Я откинулся назад и попытался глотнуть воздуха. Стало жарко. Я снял куртку. Затем пиджак и рубашку, и всё ещё продолжал потеть. Потом покатились слезы. Я не пытался их остановить, ибо так жалко себя, мне никогда не было. Какой там завод, первая зарплата, ругань мастера и отбитые льдом напрочь пальцы! Какой там ларек, опт и пять тысяч долларов — состояние за пару месяцев!

Оля вышла замуж. Она просто вышла замуж. Тупо вышла замуж, пока находилась в отпуске. И нет, уверяла меня, что такие чувства, которые она сейчас испытывает, никак нельзя назвать летним романом. Это настоящая любовь, в которой девичья свежесть сгорела, как сухая головешка. А я… А со мной. Это было почти по-детски и несерьезно. Да и кто я такой, ведь у меня даже нет длинной кожаной куртки. В общем, прощай, парень. Ты был настоящим хорошим другом. Таким и останешься. Она надеялась и верила, что навсегда.

Я добрел до кровати. Посхлипывал пару раз и лег спать. Уснул моментально.

Проснувшись, я понял очевидное — это злая шутка. Точно. Юмор такой. Я ещё раз прочитал с виду серьёзное письмо несколько раз и нашел в нем дополнительную информацию для веселья. Оля никогда больше не вернется. Зачем? Спрашивала она саму себя. Теперь у неё есть новый дом, больше похожий на усадьбу, с видом на Волгу.

Я посмеялся. Складно. Обязательно расскажу Руслану, как меня разыграли. Тоже посмеётся. Уверен. А сейчас я поеду к маме Оли и выясню, осторожно намекая на волнующий меня вопрос, правду. Руки сами потянулись к пакету с автоматом, но я погасил движение и даже решил не брать с собой кошелек — коробку из-под шоколадных батончиков. Две привычные вещи, которые сопровождали меня неразрывно друг от друга, если не в жизни, то в голове точно, остались дома, привыкая к одиночеству.

Примерно через час я звонил в нужную дверь. Будущая теща, увидев меня на пороге, не много растерялась и побелела лицом. И тогда я понял, что никакого розыгрыша нет, и усиленно потер лоб. Наверное, выглядел я намного хуже, чем она, потому что на предложение:

— Воды? — ответил благодарным кивком. — Ну, входи.

Мы сидели на кухне и слушали тишину. Я вертел в руках пустую кружку.

— Ещё?

— Хватит. Третью не осилю. Давно?..

— Да дней десять назад! Я сама не ожидала. Мы только приехали, а молодые остались… Я ей о тебе говорила. Мол, нехорошо так с парнем поступать, но в неё словно бес вселился.

— Это любовь.

— Чего? А. Может и любовь. Только нехорошо это. Фотографии показать?

Я сильно затряс голос. Нет! Не надо! А потом неожиданно сдался и снова согласился. Спустя время я десять раз жалел о своём опрометчивом поступке (особенно ночами), а тогда жадно рассматривал фотографии и удивлялся, почему Оля с папой жениха на всех снимках в обнимку. «Теща» выжидающе молчала, пытливо всматриваясь мне в лицо, ловя дыхание.

— А где жених то? — как можно мягче спросил я, но от моего злого бурчания женщина съежилась.

— Да вот же он. Вот. — И она показала пальцем, куда надо смотреть. Оказывается седой бородатый мужчина с теплой искоркой в добрых лучезарных глазах — это и есть избранник. Муж моей Оли.

Я почесал бровь.

— Очень интересно.

— Ох, и умный мужик! Доцент! О! — Я посмотрел на указательный палец перед носом. — Дом у него от родителей остался. Ест вилкой и ножом. Но не нравится он мне! Нутром чую беду: и пьяница и бабник и денег у него нет. Наплел что — то моей Оленьки, а она уши и развесила. — Женщина неожиданно заплакала. Я встал и налил воды из кувшина. Попила. Немного успокоилась. — Не будет у них житья. Вернется она. Посмотришь.

— Не вернется.

— Это почему же?!

— Упрямая. Будет тянуть свою лямку, всем назло.

— Вернется. Никуда не денется. Я свою дочку знаю.

— Ладно. — Я встал. Я тоже хорошо знал её дочку. И потом, когда сердце немного склеится и снова заработает — в нем она останется навсегда. — Спасибо за воду.

— Уже уходишь?

— А чего сидеть?

— Ну да, ну да. Вижу куртка у тебя новая. Бросил пить, прибарахляешься?

— Не пил я никогда. Да и куртка не моя. У товарища взял поносить. До свидания.

— А что Оли в письме то написать? Что?

— Что? Ничего. А впрочем… Скажите заходил поздравить.

Женщина горестно вздохнула и посмотрела на меня полными сострадания глазами. Потом меня долго преследовал этот взгляд, заставляя что-то бубнить вполголоса и многообещающе сжимать кулаки, чтобы лишний раз погрозить невидимому врагу, скрывающемуся в темноте — совести что ли?

Не помню, как добрался до ларька. Кажется, я ехал в троллейбусе и долго шел пешком по неизвестным улицам и тротуарам. Время остановилось. Реальность становилась зыбкой. Я снова погружался в мир уныния и тупого однообразия. В мир врагов. Да. Кругом были одни враги.

— Не надо так на меня смотреть, — предупредил меня злобный прохожий и растворился в тумане моей боли. Что он знал о боли? Ведома ли была ему огромная жалость к самому себе?

Я скрипел зубами и шел, шел дальше. Мой путь тянулся на бесконечное расстояние, измеримое только мукой.

И когда мне показалось, что смерть милостиво предложила присесть возле пыльного забора, я с трудом осознал, что нахожусь возле нашего основного ларька, с которого началось превращение грез в реальность. В трех метрах от вагончика стояла машина Руслана. Черный цвет «восьмерки» был похоронен под толстым слоем пыли — у хозяина, как всегда не хватало денег на мойку.

Друг увидел меня в окошко и, когда я подходил к двери, уже встречал меня на пороге.

— Ты поздно. Я снял кассу один. Э, да на тебе лица нет. Нарвался на контролера в автобусе? Что случилось?

— Я умер.

Руслан впустил меня и закрыл дверь на засов. Я машинально сел на стул напротив форточки. Зря. Покупатель — симпатичная девчушка, бодро кинула мне деньги в лицо и прокричала:

— Пачку «Мальборо».

Я поднял деньги с полу. Отсчитал сдачу из кассы, взял пачку и вышвырнул в форточку.

Девушка обиженно взвизгнула и залилась трелью детского мата, очень часто наклоняясь к земле. Я, не мигая, смотрел на её согнутую спину. Глаза стекленели, готовые вот-вот лопнуть

— Что ты делаешь?! — вскричал Руслан. — Мы потеряем клиентов!

И глаза лопнули. Только вместо стекла из них покатились слезы. Руся засуетился. Выхватил из ящика банку лимонада, вскрыл, сунул мне.

— Ты что? Ты что?! Она тебя обидела? Сейчас… — Руслан выглянул в форточку. — Эй! А ну живо сюда! Куда побежала?! Вернись! Ну вот. Мы потеряли клиента. Жаль. Васек! Ну, ты что? Ты на покойника похож.

Я попил лимонада. Пламя внутри улеглось. Слезы продолжали литься.

— Я и есть покойник.

— Что ты такое говоришь! Мы ведь только жить начинаем. Скоро вместо кошельков чемоданы таскать будем! Ты, что, браток! Посмотри за окно. Видишь город? А знаешь, чей он? Знаешь?

— Уж вся ко не наш.

— Зато нас все знают. И чем дальше, тем больше будут с нами считаться.

— Так вот какая у тебя мечта…

— Что?! — Руслан замер. Я видел, как он потупил глаза. Потом с вызовом поднял их. Сказал зло:

— Да. Я мечтаю масштабно. Меня кожаной курткой не удивишь. Я хочу, чтобы меня узнавали. Чтобы мы с тобой встретились на улице у светофора, остановили свои крутые тачки, высунулись в окно и спросили друг друга о жизни. А все бы нам сигналили…

— Я ездить на машине не умею.

— Пускай у тебя будет водитель.

— От меня Оля ушла.

— Пускай у тебя… Что? Как ушла? Она что с отпуска уже приехала?

— Нет. Не приехала. И не приедет. Она вышла замуж. Понимаешь?!

Руслан поёжился и нерешительно предложил:

— У настоящего мужчины первая любовь всегда катастрофа.

— Нет. Ты не понял. — Я затряс головой. — Не понял. — Руслан вскинул голову, ожидая продолжения. Я видел, как за его спиной к форточке склонился покупатель. Он спросил:

— Будем работать или не будем?!

— Не будем, — отрезал Руслан и закрыл форточку перед ошарашенным «князьком». Кажется сегодня день потери клиентов.

— Не понимаю, что?

Я замялся.

— На самом деле. Я ведь для неё старался. Мне — это предпринимательство даром не нужно. Меня моя работа на заводе вполне устраивала. Да, там не платили денег, да, там относились, как к рабу, но в глубине души меня устраивал такой порядок жизни. Внешне — нет, а внутри пульсировала огнем мысль, что всё вернется, и завод опять станет функционировать в полную силу.

— Идиот, — устало сказал Руслан.

— Работаете или нет?! — кричал за стеклом покупатель.

— Завтра вытащим деньги и разделим «пенку». Да ты по колено обложишься пачками денег! Да такое количество твой отец даже представить не мог!

— Не трогай папу! Он — святой. Он — коммунист. Его Родина предала.

— Вот видишь! Какой масштаб! А у тебя? Что? Разве твоя катастрофа может сравниться?.. Да у тебя будет сто таких Оль! Да ты только помани её одной из пачек. Да, радуйся! Теперь все Оли твои. И не только Оли. Спроси у Симы, если мне не веришь.

Я слушал его тираду, обхватив голову ладонями. Сквозь пальцы струился пот.

— Слушай? Точно. — Я просиял. — А давай я к ней слетаю?

— Ты что?! У нас дело.

— На день. Что может случиться за день? Я быстро.

Руслан замотал головой. Отвел глаза в сторону.

— Никак нельзя. Ты мне нужен. Мы ведь партнеры. Сначала самолеты, а девушки потом. Так даже в песни поется. Ты теперь взрослый.

— Работаете или нет?! — не унимался покупатель, настойчиво барабаня в стекло.

— Сегодня у тебя выходной. Возьми водки. Напейся. Выпей всё до капли и ложись спать. А завтра… Завтра у тебя начинается новая жизнь.

— Я же умру после бутылки водки.

— Надо.

Я нерешительно взял «литрушку» из первого попавшегося ящика. Посмотрел на черную этикетку. Водка называлась просто — «Черная смерть» — череп в котелке, скалясь, предлагал мне забвение и покой. То, что надо.

Выйдя из ларька, я увидел, как Руслан открывает форточку и покупатель, очень назойливый мужчина неопределенных лет и блеклой внешностью, зло бормочет и суёт красные корочки под нос другу.

— Работаете или нет?! Налоговая инспекция! Открывай…

Я передернул плечом — всё равно, устало посмотрел в растерянное лицо за стеклом ларька и нетвердой походкой направился домой. Как никогда ощущался пыльный воздух. Свежего воздуха не хватало и грудь, тяжело поднимаясь, причиняла сердцу боль. Пропал звук. Мимо проносились беззвучные автомобили. В луже барахтались взъерошенные воробьи, которые часто и безрезультатно открывали клювики. Меня обогнали смеющиеся подростки. В тишине, без какого-то либо звука, они казались скалящимися вампирами.

Только кровь, пульсируя, стучала в висках — тух-тух, контролируя каждый мой шаг и ленивые взмахи. Я шел сквозь мед: медленно и тягучи, давались шаги, долго и сонно, но верно и правильно, с конечной остановкой у родного подъезда. Остановил меня, конечно же, сосед, живущий подо мной. Именно такие соседи всегда считают, что ты что-то им должен: за то, что ходишь не так, шумишь не так, топишь не так, живешь не так…

— Привет, Толик! — радостно сказал сосед и облизнулся. Я посмотрел в мутные глаза, оценил выжидающую позу и вдруг спросил:

— Стакан есть?

— С-стакан? К-конечно!

Наши движения стали едины: один доставал бутылку, второй пластмассовый стакан. Чпок: стакан разложился, крышка с бутылки улетела прочь в траву. Сосед выжидающе поднял брови, и я налил до краев. Он жадно выпил и снова протянул стакан. Со второй порцией не стал торопиться. Блаженно зажмурил глаза и сквозь щелочки сначала посмотрел на небо, потом на меня. Секунд через пять он меня узнал.

— Толян…

Я отхлебнул из горла и тоже стал смотреть в небо. Пик северного лета. Короткого. Знойный день перед началом быстрой осени и затяжной зимы.

— Хорошо то как, Толян.

Я мотнул головой, соглашаясь, и снова отхлебнул. Посмотрел на этикетку — череп пока был с нами и никуда не ушел.

— Рано ты стал пить. — Сосед сокрушенно мотал вихрями седых немытых волос. — Но ничего. Скоро в школу и вся дурь сразу пройдет.

— Не пойду в школу… — начал я, но меня тут же прервали:

— Правильно! Не ходи! Устраивайся сразу на завод. Как я, например. Я тоже не доучился. Завод меня выучил. Из ученика я превратился в первоклассного токаря! Таких умельцев, как я в городе по пальцам можно посчитать. Сорок лет отдал заводу! Сорок! На пенсию знаешь, как провожали? Знаешь?

— И как?

— А никак.

Мы снова выпили, глуша в себе злобу и ненависть. Девиз «Всех убью!» — транспарантом маячил над нашими головами, изредка натягиваясь под слабым ветром.

— Знаешь, что самое страшное?

— Знаю.

— Знаешь?! — вскричал сосед и уставился на меня, готовый признать меня человеком. — Откуда ты можешь знать? Ты молод и зелен. У тебя все знания впереди. Давай Леньку с первого этажа позовем? Мировой мужик. Инженер бывший.

— Зови.

Сосед вышел из-под козырька и звонко закричал в окна на первом этаже.

— Ленька! Ленька!

Залаяла собака. Закричали бабки с соседнего крыльца. Упала стеклянная банка сверху — заботливая рука приветливого жильца родного подъезда.

— Э! Убить мог! Вот люди… — Сосед вернулся ко мне. Подставил стакан, дрыгая ногой и стряхивая осколки стекла. — Спит Ленька. Чудак. Проспит счастье. Знаешь, что такое боль?

— Знаю.

— Да откуда ты знаешь?! — не выдержал собутыльник.

— Познал радости любви…

— Не понял? — Мужик вытаращил мутные глаза. Стало неприятно.

— Забудь. Пей.

— «Пей», — заворчал сосед, — мал, меня учить. Я, между прочим, воспитал целую бригаду стахановцев. Двух орденоносцев. Да-да! Не смотри на меня! Двух! Мне самому могли дать. Не веришь?! Я раньше знаешь, каким был?! Эх. — Он махнул рукой и пролил водку. Я думал у него остановится сердце. Лицо соседа исказилось восемнадцать раз и превратилось в пластилиновую маску. Я поспешил налить и он отмер. Подобрел.

— А самое страшное, что никто из них не пришел ко мне. А раньше бывало, дядя Петро, а как это, а это. А то и Петр Иванович. Вот я стою, умираю с тобой, жду северного сияния, и никто из них не вспоминает обо мне. Страшно — забвение.

— Какое же северное сияние летом? В жару?

— И даже ты мне не веришь. — Прежде чем махать руками стакан опрокинулся в рот. — А я так умереть не могу. Никак не могу. — Сосед отчаянно затряс головой. — Я должен увидеть северное сияние перед кончиной. Иначе, зачем я жил?

— Да вы ещё… поживете. — Мой отец выглядел лет на десять старше и полностью вымученный жизнью. — Зачем грустные мысли?

— Это не мысли. Это смерть. — Сосед протянул стакан. — Умираю я, Вася. Рак легких что ли… Будь он не ладен. Одного не пойму — я же всегда пил и никогда не курил. Почему рак легких? У меня и сейчас кашля нет. Или … почти нет. Почему я? Почему я… Я же бригаду стахановцев… Лето!! И что?!! Думаешь, моя болезнь ждать зимы станет? Увидеть северное сияние и умереть — вот о чем я мечтаю. Что бы знак какой-то был, что меня небо принимает.

— Пускай — это будет гроза, — тихо сказал я. Сосед зыркнул на меня глазом.

— Что «гроза»? За бригаду стахановцев, какая-то гроза? Нет, парень. Я явления природы хочу.

— Гроза тоже явление. Тем более лето.

— Заладил. — Мужик ударил себя по ноге. — Заладил. — Он заплакал. — Гроза. — Первоклассный токарь зарыдал. — Умереть, не увидев никакого чуда…

Я осторожно поставил бутылку возле его ног и незаметно растворился в тени подъезда. Вскоре я открывал дверь квартиры. Устало разделся и кое-как добрался до кровати.

Хуже дня у меня ещё не было. Жизнь, начинаясь, закончилась. Наступила тьма.

И пришел сон.

Глава 5

Последние аккорды лета. Ещё иногда грело солнце, но дыхание осени уже начало отражаться на природе — среди пыльной зелени неожиданно попадалась чисто желтая гроздь листвы. Небо всё чаще темнело, заволакивалось сплошными синими тучами и, тогда на город отвесно падал холодный дождь, застигая людей в неожиданных местах и совершенно неподготовленных.

Впрочем, двое всегда были наготове: один заботливо чистил резиновые сапоги, усмехаясь в пушок небритых усов; другой мрачно кутался в черную кожу куртки.

Дни быстро угасали, незаметно сменяя друг друга. Приехал из отпуска Сима. Загорелый и отдохнувший, он рвался в бой, прыгал наскоками на Руслана, искал встречи и, удивляясь, отступал ни с чем. Постепенно его заполняла агрессивная злоба и Руслан, вдруг, превратился в просто Еврея, не иначе. Лично я не понимал, почему его нельзя взять в бригаду третьим. Работы хватало. Что касается денег, то когда в стране был «черный вторник», мы умудрились купить по самому высокому курсу доллары, (Руслан побоялся оставить наличку на руках, а я поддался импульсу больше из солидарности), потерять колоссальную сумму в рублях, и, посмеявшись над миром, в котором мы живем, пойти в ресторан и обмыть первую «мертвую» заначку. Теперь, когда папа приедет из затянувшегося отпуска, я мог с гордостью показать ему тонкую пачку новеньких зелененьких долларов. Сомневаюсь, что он видел раньше так много. Может купить квартиру? Я не мог осознать действительность, поверить в реальность. Для меня кучка бумажек по-прежнему не имела цены. Возможно, Оля сумела бы разъяснить мне многое, но её рядом не было. И быть не могло. А я не представлял себе дальнейшую жизнь без неё, всегда связывая будущее наших судеб вместе. Рана заживала медленно, оставляя страшный рубец. Больнее всего то, что прошлое не забывалось, не гасли и не блекли воспоминания. Хотя все вокруг только и твердили о времени, которое лечит последствия любви.

Мы удачно перекупили три тонны лимонада по смешной цене. Загрузили упаковки в гараж так, что двери не могли закрыть и, нам приходилось гадать — вывезут товар ночью или нет. И по тихонько раскидывали его по ларькам — знакомым точкам. Деньги зарабатывались почти мгновенно. Сейчас мы загрузили в «восьмерку» тридцать упаковок и, наконец-то, за первые три дня сумели свести перекошенные ворота.

Когда замок защелкнулся на скобах и, Руся придирчиво осмотрел просевшую машину, мне в голову пришла гениальная мысль:

— Нам нужен склад.

Друг хмуро посмотрел на меня. Ему было жалко перекошенный гараж, почти мертвую «лоховку», но сильнее всего, ему было жаль расставаться с деньгами, чтобы снять склад или купить грузовик.

— Где ж его взять?

Я не знал.

Руслан тоже пожал плечом, передразнивая меня. Он, конечно, знал, где. Ага. Куда приятнее осознавать, что кто-то зависит от твоих решений и знаний. Только в этом он серьёзно ошибался. Я начинал уставать от бизнеса: от работы без выходных, а главное: меня покинуло желание стремиться к чему-либо.

— Этот скинем. — Руслан махнул в сторону лимонада в салоне. — Остальной товар реализуем через оптовый магазин.

— Много потеряем?

— Садись. — Руслан от меня отмахнулся. Действительно, откуда я мог считать. Я ведь не учился в школе. И не сидел с ним за одной партой в восьмом классе. — Поедим к Гарику. Давно обещал тебя с ним свести. Крупный оптовик. Удивительный человек. Не суди по его внешности, у него много возможностей: оптовой магазин, ларьки по городу.

Я давно перестал удивляться деньгам. Мы заработали за час развоза лимонада по чужим ларькам больше, чем давал завод в месяц с квартальной премией.

Гарик напоминал меня в тридцать лет — толстый, маленький. Я с ужасом смотрел на него и видя себя и не видя. Рыхлому телу пригодились бы занятия со штангой, а длинным волосам — машинка для стрижки с насадкой под три миллиметра. Смогу ли я сохранить такие привычки хотя бы до тридцати лет? Гарик точно не смог. Он вышел из ларька, как только мы подкатили. Улыбающийся, довольный, сытый. Я тоже был одет в спортивные штаны и короткую кожаную куртку, но качество моей одежды сразу бросалось в глаза, а Гарика — нет. Он вообще был весь какой-то неприметный, серый и больше напоминал тень еврея, чем подпольного миллионера.

Руслан расцвел в приветливой улыбке. Минуту назад я не замечал подъёма в его настроение. Они обнялись, как старые и верные друзья. Похлопали друг друга по спинам. Я мялся возле машины. Обо мне вспомнили минут через десять. Руслан представил меня коротко и ясно. Гарик пожал мягко руку, не переставая улыбаться, сухо отрекомендовался:

— Игорь. — Затем интерес ко мне пропал. Он обратился снова к Руслану. — Это и есть твой мальчик? А кто сейчас вам водку возит? Прапор? Да? А я давно с ним дел не имею. Сведу вас с Романом. Товар много лучше.

Я мялся рядом, переступая с ноги на ногу, кивая иногда в такт, проявляя повышенную заинтересованность. Сложно сказать: понравился мне Гарик или нет. Я не доверял людям, которые часто и мило улыбаются. За такой гримасой всегда равнодушие и обман — возьми любого американца. Впрочем, Руслан не осторожничал, а играл роль общительного, легкого парня. Из ларька вылетел разодетый пьяный парень, ровесник Гарика. В глаза бросился белый пиджак с золочеными пуговицами и, зажатая в руке, бутылка дыневой водки. Что? Босс или «мальчик» Гарика?

— Дятел! Ты куда? — Гарик улыбался. Нарядный парень приостановился. Смерил нас пьяным, мутным взглядом. Икнул. Сплюнул нам под ноги.

— Да ладно тебе, Гарик. Что ты наезжаешь?!

— Я не «наезжаю». Я спрашиваю: кто будет снимать кассу?

— Таня снимет!

— Таня не снимет. — Гарик покачал головой. — Она тупая.

— За то какая красивая фигура!! Я её три раза учил! Сам запутался. Ладно. Не ворчи. Не ворчи — я сказал! Прейду, посчитаю кассу. Ты меня знаешь! У меня всё по высшему разряду!

— Знаю.

— Привет, Дятел, — приветливо сказал Руслан, улыбаясь. Я понял, что «дятел» — это не обидное слово. Парень хмуро посмотрел на моего товарища и сплюнул ему на зеленый резиновый сапог. Руслан стерпел, продолжая глупо улыбаться. Я потупил глаза, глуша в себе порыв ненависти и злобы. Порой обязанность быть дисциплинированным меня очень тяготила. Сейчас я, например, не понимал, почему не снять с пьяного паренька белый пиджачок с золотыми пугавицами и не вытереть им обувку.

— Ладно. Веселитесь. Я тоже пойду веселиться. Вон моя девчушка идет.

Я украдкой посмотрел на «дятла», собираясь ударить его коротко, справа, а в это время Гарик и Руслан оценивали девушку. По их вздохам и шепоту я понял, что пропускаю что-то важное. Посмотрел. Через дорогу под зеленый свет светофора и алчные взгляды мужчин к нам направлялась… Аня. Я кашлянул и отошел к машине, заинтересовавшись боковым зеркалом. Вытер с него пыль. Проверил заднее колесо. Выхлопную трубу. Убрал камешек из-под лысой резины. Дятел со своей девушкой задержались у ларька минуты на три. Я за это время успел взмокнуть несколько раз. Гарик тепло попрощался с Русланом и даже махнул мне рукой на прощанье. Мы сели в машину. Руслан всё ещё продолжал глупо улыбаться.

— А «дятел» — это из сленга? — нарочно спросил я.

— Чего? — Руслан перестал улыбаться и нахмурился, заводя машину. Мотор чихнул. Друг насторожился. Но не сегодня. Обошлось.

— Ну, деревянный, тупой, медлительный.

— Ты хоть при нем не говори! Это у него фамилия такая.

— Соответствующая фамилия. Бинго. Редко видел, что бы человек так оправдывал свою фамилию. Интересно…

— Ой. Не парься. Выкинь из головы. Нормальный парень. У него ещё брат есть.

— Такой же «дятел»? — Машина тронулась с места. По каким критериям Руслан судит о людях? Может, ненормальный являюсь, как раз я.

— Абсолютно не похож. Полная противоположность. Первый помощник у Гарика. Или один из первых…

— Не понимаю. Зачем же он держит возле себя птицеподобных?

— Хорошие работники. Ты же рядом со мной. А?

— Сравнил.

— Да я пошутил. Ладно. Сегодня хорошо поработали. Встретимся вечером. Отвезти домой? Или поедим ко мне? Поиграем в «денди»?

— Поехали к Симе.

— А что у него делать? Нет. Я не поеду.

— Ну, тогда закинь меня.

Они жили почти в одном дворе. Пока я не переехал, мой подъезд был соседним от короля всех вечеринок или шута всех праздников?

Сима встретил меня в трусах с помятым видом. Один глаз его не открывался, искаженный страшный прищуром. Две секунды он играл роль гостеприимного хозяина, потом ушел в комнату, сопровождая каждый шаг громким звуком: шлеп-шлеп. Шнурок, как обычно завязался в узел. Процедура снимания ботинок заняла через чур, долгое время. Я побродил по квартире. Оценил батарею бутылок на кухне. Принюхался к запаху праздника: перегара, сигаретного дыма и немытых тел. Пошарился в гостиной. Постучал по закрытой крышке пианино, воображая из себя Баха. Пописал пальцем на пыли вдоль длинных стеллажей книг — наследстве родителей Симы, выходцев из советской интеллигенции. Почитал газетку, сидя за журнальным столиком и попытался отгадывать разгаданный кроссворд. Устал. Зашел в спальню. Присел на кровать и посмотрел на скрюченную фигуру Симы. Друг храпел. Безмятежно и по-солдатски. Прошло какое-то время, и он открыл глаза.

— О! — удивился король. — Привет. А ты… Тоже был с нами?

Я загадочно закачал головой.

— Слава Богу — не белая горячка. Подожди. А почему мы в одной кровати? И я такой голый… Лежу на кровати. Ты сидишь. Что ты со мной сделал?..

— Что? Болит? — участливо спросил я, хлопая его по волосатому бедру, и, кивая на круглый зад.

— Пошел отсюда! Извращенец! Быстро ставь чайник! Меня спасет горячий кофе!

Пока он пил кофе и громко матерился, стараясь проснуться, я попытался позвонить по телефону. Нелегкая задача! Всегда испытывал стресс. А как билось сердце, когда я поднимал трубку! Палец костенел и не хотел подчиняться — набирать номер. С голосом творилось что-то непонятное, он дрожал, блеял и хрипел. Нет. Ходить в магазины и делать покупки намного проще. Хотя все умные книжки описывают, что покупатель испытывает потрясающий стресс от одного желания поговорить с продавцом о каком-нибудь чайнике. Что я хотел? Ах, да. Позвонить.

Кое-как набрал номер справочной и с третей попытки узнал телефон судоремонтного завода. После бесконечных гудков смог записаться на прием по личным вопросам к самому директору: в пятнадцать, завтра.

— Ты чего такой мокрый? — удивился Сима, глядя, как я сажусь на стул напротив. — Хлебни-ка. — Он протянул мне кружку с крепким кофе. Я сделал несколько глотков и посмотрел на пальцы. Они танцевали и жили вполне самостоятельной жизнью. — Совсем плох. Еврей довел? Куда звонил?

— Так. Ничего значительного. С кем пил?

— Ты не знаешь. — Сима отмахнулся. — Хорошие ребята. Молодые бандюги.

— Опять сброд?

— Но-но. Это мои друзья!

— Я твой друг. Руслан твой друг. Остальные собутыльники. Часто случайные.

— Еврей мне не друг!

— Ошибаешься.

Сима ухмыльнулся. За презрительной бравадой скрывалась боль. Он почесал пятку и сказал:

— Ганс завтра приезжает.

— Кто?! — удивился я.

— Папа. — Превратности судьбы: кто-то сравнивает папу со святым коммунистом, кто-то со свирепым фашистом.

Из ванной комнаты раздался дикий крик. Сима упал со стула. Я резко вскочил и напрягся, готовый неизвестно к чему. А может, просто испугался? Сима матерился. Крик из ванной повторился. Мы осторожно прошли в коридор и включили свет. Я не заметил, как в руке оказался нож и теперь разглядывал застывшее масло на лезвие. Сима открыл дверь. В ванной лежал голый Брагин. Кажется, он умирал или наоборот приходил в себя. Мы перевели дыхание и вздохнули с облегчением, поспешив на помощь: я выдернул пробку из ледяной воды, открывая слив; Сима достал с вешалки большое розовое полотенце и помог Брагину вылезти из ванны.

— Я думал ты ушел.

— Я тоже так думал, — простучал зубами известный меценат всех праздников. — Звери.

— Кто?

— Твои новые друзья. Я же мог утонуть.

Он прошел в кухню и приложился к бокалу с теплым кофе. Выпил до дна. Пробормотал:

— Ещё, — и стал плотно кутаться в полотенце.

Я наступил в холодную лужу оставленную Брагиным, и вмиг кожа стала «гусиной». Он посмотрел на меня.

— А ты когда пришел? Не помню тебя ночью. Пора завязываться с выпивкой. Я потихоньку синею.

— Это от холода, — предложил Сима, усаживаясь напротив.

— От водки!

Мне места не хватило, и я принес из гостиной стул. Чайник засвистел, быстро вскипая на газу.

— Надо ещё прибраться, — устало сообщил Брагин и пояснил мне. — Завтра, к парню, приезжает Ганс.

— Вытереть пыль, проветрить комнаты, выкинуть бутылки. А так — у вас чисто. — Я знал, что говорю. Сказывался богатый опыт.

— Твои, бандюги, прибрались?..

— А то! Классные парни.

— Удивительно. — Брагин покачал головой. — А кровь и порванный лифчик? — с ужасом спросил он, вспоминая эпизоды из ночи.

— Я ничего не заметил, — признался я.

Сима напыжился, довольный новыми друзьями. Хотел закурить, но передумал. Разогнал дым от спички руками — надо проветривать. Да, да. Надо проветривать. Надо не забыть, а то достанется от Ганса по самые гланды.

— Слышал? — Брагин обратился ко мне. — Сима стал хомячками торговать. Хрю, хрю. — Парень покачнулся и зашелся в смехе. Сима нахмурился и закурил.

— Какими хомячками? — осторожно спросил я.

— Самыми настоящими. Хрю, хрю. — Брагина распирало. — Стоит на рынке и торгует хомячками. Длинношерстные. Рыженькие, беленькие. Тебе не надо парочку?

— Что за бред? — спросил я у Симы.

— Вот именно «бред». Какие «хомячки»? Иди, оденься! Да мы тебе жизнь спасли! Ещё бы немного и замерз насмерть! «Хомячки»!

— И где ты их держишь?

Брагин согнулся пополам в новом приступе смеха. Сима спихнул его со стула и пинками отправил в комнату, на поиски одежды.

— Слушай больше. Нет никаких хомячков. Нет. Понял? Я с парнем познакомился. Ему восемнадцать лет и у него своя фирма по продаже аудиокассет. Теперь я у него правая рука. Я не торгую хомячками! Не торгую! Кассеты продают продавцы. Их много. У нас точек в половине города. Я вам покажу, на что способен! Вы ещё пожалеете. Посмотришь.

Я налил себе кофе и продолжал молча слушать друга. Ничего не менялось в его жизни. Люди — да. Они приходили и уходили, оставляя какой-нибудь след. События — нет. В другой раз я бы нахмурился или попытался провести нравоучительную беседу, и был ласково и не принужденно послан куда-либо. Но сейчас, я наслаждался моментом. Мне хотелось, что бы ворчания друга продолжались и тогда бы время моего одиночества, голой тоски и глупого зарабатывания денег задержалось, заблудилось и не дошло до меня, потерявшись в трудной дороге.

Увы. Злая действительность пришла вместе с окриком:

— Хватит мешать! Решил в стакане дыру сделать?!

Ложка громко звякнула, выпадая из руки на стол. Я посмотрел на Симу и наши глаза встретились. Демон в его зрачках какое-то время жил, метая молнии, но вскоре пропал совсем. Обычным голосом, Сима спросил у меня:

— Почему ты никогда не кричишь? Это так здорово.

В соседней комнате запел Брагин. Выходило очень плохо. Так тошно, что Сима снова взорвался в истерическом припадке.

Странные часы провел я в этом доме. Так долго Семена я видел в последний раз.

А вечером ко мне пришел Коростылев с другом, который постоянно боксировал с тенью и с самим собой. Сергей тоже от него не отставал, и проводил невидимому противнику быстрые хуки левой, не забывая прихлебывать из чашки травяного настоя.

— Если на тебя кто-нибудь наедет из бандитов — говори мне. Я забиваю «стрелу» и любую сумму кошу наполовину. — Хук левой рукой. — А, если бандиты думают, что они бандиты, но ты в этом не уверен и у тебя есть хоть долька сомнения, то тогда ты обязательно должен меня поставить в известность. И знаешь почему? За правильную информацию ты можешь получить сто долларов. — Хук правой рукой. — В этой жизни все должны играть свою роль, иначе можно нарушить чьи-то правила. Понял?

— Нет.

— А у тебя есть во дворе бесхозные машины? — спрашивал его друг, улыбаясь щелью сквозь узкие губы.

— В смысле?

— Не лезь! — Коростылев хмуро посмотрел на товарища. — Нас интересуют грузовики в первую очередь. В любом состоянии. Я видел грузовик у тебя возле дома. Знаешь, чей он?

Я замялся. Конечно, знал — соседа с третьего этажа — достался ему по низкой цене, когда распродавали имущество очередного государственного предприятия искусственно сделанного банкротом.

— Нет. Не знаю. Грузовик стоит с другой стороны дома. Наверное, хозяин не с нашего подъезда.

— Точно? — Коростылев по-волчьи ухмыльнулся. Месяц и с ним произошли разительные перемены. Не в лучшую сторону. Я стукнул его по плечу. Улыбнулся.

— Точно.

Сергей дернулся. Нахмурился.

— Не надо меня трогать. У меня удар встречный может пойти автоматически. И тогда произойдет беда.

— У него может, — хохотнул дружок.

— Вот так! — Сергей показал на друге и тот, ударившись головой о стену, сполз со стула и затих.

— Ты же его в нокаут послал. Сотрясение мозга обеспечено!

— Думаешь, у него есть мозги? — тихо спросил Коростылев, пригнув шею. — Мозги у меня. Язык у меня. В моей бригаде мои законы.

— Я не в твоей бригаде!

— А хочешь?

— Нет.

— Зря. У меня все бойцы ездят. Я каждого обеспечил транспортом.

— Где ты взял столько машин?

— У моряков. Они рады избавиться от металлолома, который привезли со свалок. Хочешь, открою тебе цепочку? Дело верняк.

— Не надо…

— Надо. — Коростылев набычился. — Мои друзья не должны ходить пешком. Так вот. Находишь лоха. Убалтываешь его на сделку. Даешь сто долларов аванса, выписываешь расписку на остальную сумму и всё. Садишься за руль и катаешься.

— А отдавать?

— Зачем?

— У них же расписка.

— И что?

Я примолк. Чувствовал я себя и так неуютно. Спорить не хотелось.

— Знаешь, что они могут сделать с этой распиской? Вот, вот.

Я подумал и сказал:

— Странно, что находятся люди, которые идут на такое.

— Моряки — это такой тип людей, которые живут в своём мире и по своим законам. Шизофреники, вот кто они по научному писанию. Я забираю у них рухлядь, а потом из утиля одной марки, собираю машину. Лишнее продаем. Хочешь заняться автозапчастями?

— Нет. Не хочу.

— Зря. Я бы тебя ими завалил.

Друг заохал. Сергей помог ему подняться. Свел в ванную умыться. Через некоторое время они вернулись за стол и Коростылев, мило улыбаясь, спросил:

— А ты не знаешь, чей грузовик стоит у дома?

На следующий день я сходил на завод. Огромное серое здание поражало своей унылостью. Шум, работающей техники, оглушал. Я чувствовал себя косолапым мишкой, заалевшего в муравейник. Естественно меня никто не ждал, и все по-своему пытались отделаться от назойливого гостя — работники-муравьи спешили прочь, пытаясь избежать прямых вопросов; вахта и охрана раз пятьдесят проверила у меня паспорт, куда-то звонила, с чем-то сверялась. Каждый этаж давался мне с боем, и я не предвидел, что моё перемещение может отнять столько душевных и моральных сил. В приёмной четыре секретарши хмуро следили за моими движениями, пока я жался на скамейке и ждал позволения войти. Никто не верил, что меня вызовут. Я тоже. Однако директор завода вышел в приемную, и готов было уже покинуть помещения, как ему о моём присутствии напомнила самая передовая секретарша, явно не боявшаяся гнева и последствий:

— Саныч, к вам мальчик.

Директор рассеяно посмотрел сквозь меня и коротко сказал:

— Идем. Проводишь меня до машины. Хочу сразу сказать — денег нет, и материальной помощи можешь не просить.

Мы спешили. Прыгали через ступеньки. Кивали рабочим. Кто-то даже пожал мне руку. «Саныч» долго не мог понять, что я от него хочу. Потом долго тряс мне руку — секунды две, наверное, и посоветовал мне, обратится в профком.

— Скажешь Сергеевичу, что я велел посодействовать. Подожди. — Мы пробегали мимо очередной вахты. «Саныч» сделал контрольный звонок, коротко пролаяв в телефон. — С моей стороны — почетная грамота и хрустальная ваза. Бывший комсомолец?

— Нет. Не приняли.

— Жаль. Приятно, что в наше трудное время не все ещё «ларечники» и кто-то думает о стариках. Я всегда говорил, что тимуровское движение будет живо. Таких парней, как ты, не купишь за доллары. Я то знаю. Прощай, парень. Ты растрогал меня до слез. Опаздываю на обед, — многозначительно добавил он и постучал пальцем по часам, смотря всё также сквозь меня.

Председатель профкома встретил меня у кабинета с еврейской улыбкой на лице. Думаю, если бы не распоряжение директора, то наигранная заинтересованность сменилась непрошибаемой упрямостью. Человечек, с лакейскими замашками, внимательно меня выслушал, подробно записав нужную для него информацию. На прощанье он тепло со мной простился, обдав холодом внимательных глаз, и проводил меня до дверей проходной. Я не удержался и оглянулся — так и есть, что-то шепчет охранникам. Захотелось крикнуть: «Да не прейду я больше! Не прейду!» Давно не испытывал такого приступа стыда.

Сходил на завод и забыл. Другие заботы наполнили жизнь. И чтобы решить их требовалось время, которого не хватало. Дни предательски утекали. Гарик действительно свел нас с Романом. Его «паленка» поражала: бутылки, как на подбор, к пробкам не придерешься, к «змею» тоже. Рома, как и «прапор» решил не затягивать знакомство, сразу перешел на близкое ты. И время от время своевольничал: привозил свой товар в наши ларьки, когда нас не было, разгружался под изумленные взгляды продавцов, бубнил что-то типа: «Боссы в курсе» и уезжал. Мы первое время сильно обижались, а потом стали посмеиваться над своеобразным поставщиком, быстро просчитав выгоду. Рома тоже посмеивался в усы и не собирался нас терять, грубо отшивая конкурентов. Что ж: обе стороны видели взаимную выгоду и только успевали пересчитывать купюры в толстых пачках. Рома охотно принимал «мелочевку», ссылаясь на личные связи в банках. Тем самым авторитет его стал непоколебим и мы как-то незаметно отказались от другой «паленки», привязавшись к одному поставщику. Рома появлялся всегда под вечер, угадывая до секунды, когда мы приезжаем и снимаем деньги с какого-нибудь ларька. Место не имело значение.

Рассчитываясь в очередной раз, за товар, отданный на реализацию вчера, мы обменивались шутками под звуки мелодий хрипевшего радио. Радиостанции росли, как грибы, но почему-то музыка на всех каналах была одинаковой.

— Попса, — сказал Рома, взвешивая пачку в руке. — То ли дело в дни нашей молодости. А ребята? Помните, как это у Def Lepparda…

Мы переглянулись. Руслан подавил смешок. Роман насторожился.

— И что смешного я сказал?!

— Загнул… — протянул я.

— Точно, — поддакнул Руслан.

— Не понял. Так вы, что молодые? Сколько же вам лет, парни?

Мы сказали. Роман растерянно потряс головой. Почесал висок. Долгие секунды приходил в себя, потом выдохнул:

— Да. Сильно. Ну, и молодежь пошла. А вы знаете, что один ваш ларек потребляет больше моей водки, чем у Гарика пять?

— Догадываюсь, — ответил Руслан.

— Удачное место, — вставился я. — Строгий контроль над продавцами.

— Смотрите, парни. Выскочек не любят. Мне то, что? Мне хорошо. Наша дружба приносит заветные плоды. — Водочник потряс пачкой денег. — А вот другим может стать завидно.

Тогда я не придал значения этим словам. Я вообще мало задумывался над всякими нежелательными грустными предсказаниями. К чему? Мы же не «крутые». Мы просто деловые парни. Так всегда Руслан говорил. Парни при деле. При работе. При такой работе, в которой нет выходных. При черной работе, но, правда, денежной.

Зря не задумывался. Зря.

Пришел «ночник». Он улыбался, не зная как себя вести. Я его понимал, но ничего поделать не мог. Сид, а это был именно он, ожил с первым вечерним покупателем. Начиналось его время. Время премий и работы на себя. Бывший одноклассник сильно нервничал первые смены, но потом втянулся, привыкая спать днем на занятиях в институте. Парень надел на себя синий милицейский бушлат и раздувал ноздри при общении с клиентами, в общем, входил в роль. По вечерам в ларьках становилось прохладнее. Даже пыль замерзала на горлышках бутылок. Осень приближалась не заметно, но верно. И ночь стала первой её жертвой. И не последней.

Руслан высадил меня на дороге, упорно не желая довозить меня до подъезда. Дошел быстро. На крыльце под адским козырьком стояла зловещая тень. Меня сразу охватил ужас. Тень дернулась и оказалась Ленькой с первого этажа. Сейчас он находился в глубокой прострации, но меня сразу узнал. Мы иногда здоровались. Я порылся в кармане, зная, что за этим появлением произойдет.

— Не надо. — Ленька фыркнул. Мужичок сильно шатался. Дышал змеем, но мог говорить. Хоть и не разборчиво. — Ты должен знать… Петро про тебя всегда хорошо отзывался. Нет больше моего дружка. Нет. Пойдем, к Марьи поднимемся. Она нальет.

— Что?..

— А ты как думаешь?! Не плачь, сынок. Не горюй. Петро слез не любил! Он бы этого не одобрил. Уважаемый человек был! Герой труда! На таких людях заводы держатся и всё производство, вся промышленность великой нашей могучей страны держаться будет. Знаешь, как его хоронили? С завода приехали двадцать стахановцев. Все в красных лентах через плечо, а двое при орденах. Шли за гробом и поминали хорошими словами. От администрации вазу подарили! Так то. А тебе кто, что подарит? Не боись. Я тебя не ударю. Тебя жизнь ударит. Попомни моё слово. Я с Петром до последней минуты рядом сидел. Видел его вот так, как тебя! Шептал он всё про северное сияние. Коктейль такой, знаешь? Откуда тебе знать! Это когда спирт с шампанским мешают. Эх! — Леня горестно рубанул рукой воздух у самого моего носа. — Где бы я ему взял шампанского?

Глава 6

Когда уходит лето всегда грустно. Ждешь от трех знойных месяцев чего-то необычного и волнующего и вдруг понимаешь, что ничего толком не произошло. Время упущено, а волшебного лета больше нет. Ты немножко растерян, потому что долгую зиму с коротким эпизодом весны ожидал приключения. Думал о нем. Мечтал. Грел душу. Планировал отпуск. И твои мечты не успевают реализоваться.

И у кого-то оказывается, что лето прошло в накаленном ларьке мимо и открыло жаркие объятия кому-то другому. Пускай и ненадолго, но одарило легкой улыбкой, потерлась боком.

Я же ничего вспомнить не мог. Кроме боли.

Синоптики и просто знакомые кричали: «Сейчас начнется «бабье» лето. Вот сейчас начнется «бабье» лето! Завтра начнется «бабье» лето. У всех предсказателей читалась на лицах такая уверенность в прогнозе, что я невольно замирал каждое утро, прежде чем посмотреть в окно, ожидая приступа тепла и солнца. Ага. Может, где-то и началось «бабье» лето, а у нас дедушки уже то снимали, то снова надевали на валенки галоши. В одно прекрасное утро, когда просыпаться не хотелось из-за непонятного состояния в квартире, я, прилагая огромные усилия, подкрался к окну и замер, приникнув носом к холодному стеклу. Сон ушел. На сколько хватало обзора, кругом лежал первый снег. К обеду он, конечно, растаял, но потрясение не прошло — зима притаилась за порогом, и я мог поклясться, что видел её неуверенную улыбку на синих устах.

Свой первый ларек мы избрали «офисом». У всех деловых парней должен быть офис, если нет мобильного телефона. А «трубки» даже у Гарика не было. Коростылев имел парк разобранных машин, но тоже обходился без «мобилы». А я так вообще, прожил всю сознательную жизнь без домашнего телефона. Что говорить! «Мобилка» — это, как космос. Вроде бы и доступен, но страшно далеко.

Мы сидели на перевернутых ящиках, наблюдая за работой продавца, и тихо совещались, планируя в какой точке города открыть оптовый магазин. Осторожность Руслана меня злила: там отрежут голову; здесь просто застрелят; тут можно, но конкуренция задушит; в центре нельзя; на юге тем боле; остаётся север города, но надо просчитать, сто раз умножить и разделить, выбрать подвал, а может снять ангар? Или купить? Или купить, а потом сдать в аренду? Или купить грузовик и продавать с машины?

— Постой, — у меня стала кружиться голова. — Мы же начинали с оптового магазина.

— Пускай будет на колесах! А вечером будем развозить мебель по области. Дополнительный доход.

— Давай просто откроем магазин.

— А я что говорю? — горячился Руслан.

— При чем здесь мебель?!

— Да совершенно ни при чем! Можно развозить по городу сахар и окорочка, — Руслан примолк. Я посмотрел на него и проследил взгляд. К его черной «лоховке» лихо подкатила красная «копейка». Тонированные стекла. Блеск никеля. Громкая музыка. Боковое стекло водителя медленно открылось. Сантиметр за сантиметром. Руслан успел посидеть. Пауза затянулась и вдруг раз! Мы увидели залихватски сдвинутую кепку, черные очки и знакомую челюсть, ритмично поднимающуюся, терзая жвачку.

Руслан первым вскочил, закричал и бросился из ларька. Я степенно вышел следом, но улыбку скрыть не мог. Сима уже выскочил из «копейки». Плясал вокруг машины, незаметно для себя вытирая пыль с «лобовухи».

— Да не уже ли! — кричал Руслан.

— А то! — гордо ответил Сима, прислоняясь белым плащом к красной машине.

— Эффектно, эффектно, — сказал я.

— На хомячках заработал?! — не унимался Руслан, заглядывая в салон. Я сделал тоже. Кругом велюр, кожа, прибамбасики.

— Нет. От работы кони дохнут. Подарок родителей.

— Как новенькая!

— Ещё бы! От финнов. Экспортное железо. Простоит вечность.

На переднем сидение, полулежа, развалилась Клава. Нас она не заметила, мешал нос — упирался в потолок. Я улыбнулся. Хотел спросить про Олю. С трудом удержался.

— Ты посмотри, в каком состоянии движок! — Сима открыл перед Русланом капот. Они склонились над крылом. Я украдкой рассматривал салон. На заднем сидение лежал с откинутой головой красивый парень — хозяин аудиофирмы — начинающий наркоман, который где-то уже успел потерять спортивную машину. Он очнулся. Высокомерно посмотрел на меня и крикнул:

— Поехали! Поехали уже!

— Сейчас поедем, — успокоил его Сима. Закрыв капот, он разрешил Руслану погладить обшивку салона и, наконец, успокоившись своим триумфом, соизволил обратить на меня внимание.

— Классная тачка, чувак, — подбодрил я парня, остервенело, хлопая его по плечу. Сима поправил очки. Поднял их на лоб. Грустно посмотрел на меня. Что-то с ним происходило. Я видел. Я сразу почувствовал. И он хотел со мной поговорить, но не мог,

— Всё в порядке?.. — осторожно спросил я. Сима отвел глаза.

— Может быть.

— Хорошие диски, — воскликнул Руслан, разглядывая колеса.

— Надо поговорить.

— Хорошо. Вечером приезжай ко мне. — Я улыбнулся.

— Вечером? В самый раз…

— Да поехали!! — верещал с заднего сидения молодой хозяин. Чудесные длинные волосы делали его похожим на смазливую девушку. Руслан ухмыльнулся. Я посуровел. Сима засуетился, быстро сел за руль.

— До вечера, — сказал он мне и кивнул Руслану на прощанье.

Я потом долго гадал к кому он приезжал: ко мне или для самоутверждения перед Русланом.

Машина резко рванула с места, мешая в жидкой грязи разноцветные осенние листья. Мы немного постояли, провожая взглядом «пожарную» машину и каждый думал о своём. Я начинал накручивать что-то в голове, и лицо самопроизвольно серело и каменело. Руслан долго молчать не смог.

— Видишь, что получается?

— Что?

— Этим мы всегда отличались от Симы.

— Чем же?

— Ты знаешь «чем»! Ему всегда всё доставалось даром. Часто от папы и мамы. А я до восьмого класса проходил в пальто, в котором вырос в одиннадцать лет. И машину купил, экономя на всем. Я…

— Каждому своё, — пробормотал я и пошел к ларьку.

Вечером лил дождь. Свинцовые тучи заволокли небо, не оставляя просвета. Приехал Гарик и привез сотню ящиков бренди. Его парни таскали товар, а мы складывали бумажные коробки до потолка, забивая вагон ларька до последнего сантиметра. Девушка продавец с ненавистью смотрела на нас, ожидая пересмены. Здесь суетился и братец Дятел. Он таскал коробки наравне с остальными грузчиками, иногда запинался и громко со злобой матерился. Он не любил всех и старался всячески подчеркнуть своё отношение к окружающим. Сейчас ему особенно не понравился я. Пьяным тщедушный паренек пытался пыжиться и заодно показать кто здесь хозяин. Одного я не понимал, продолжая сдерживать эмоции, мы находились в моем ларьке, в котором даже кассовый аппарат был зарегистрирован на моё имя.

Дятел в очередной раз запнулся, и бутылки в ящике подозрительно зазвенели. Я принял коробку, но не закинул её наверх, а наоборот положил на пол и принялся скрывать края.

— Что? — опешил Дятел и сразу ощетинился. — Ты, что делаешь? Ты кому показываешь недоверие? Руслан! Угомони своего мальчика!

Я выпрямился. Руся и Гарик стояли в сторонке и считали коробки. Тон Дятла их позабавил. Меня нет.

— А что случилось? — улыбаясь, спросил Руслан У Гарика, но я подумал, что у меня и ответил:

— Звенят бутылки. Непонятно.

— Он мне не верит! Да кто он такой! Да ты знаешь кто я такой?! — Дятел тыкал себе пальцем в грудь, таращил глаза и ужасно гримасничал. Я мог убить его с одного удара. Не больно ударить, а именно убить. Ярость захлестнуло сознание.

— Проверь, — сказал Руслан. Он знал меня больше и дольше, поэтому решил занять хоть чем-то.

— Да вы оборзели! Козлы! — Дятел развернулся и вышел из ларька. Он залез в грузовик, громко хлопая дверью. У меня тряслись губы, когда раскрывал коробку. От злобы, обиды — не знаю. Чутьё не обмануло. Сказывалась привычка. В ящике не хватало двух бутылок.

— Минус две! — крикнул Руслан Гарику. Добродушный толстячок по глубже засунул руки в карманы, спасаясь от холода, и улыбнулся.

Полночи мы развозили бренди по своим ларькам. Конечно, я не успел повидаться с Симой.

А на следующий день снова неприятная суета — ночью избили «ночника». Разбили витрину и голову парню. Ларек висел на Руслане. Его вызвал наряд милиции, и ему пришлось провести ночь практически на свежем воздухе, охраняя киоск. Утором, в условленном месте я не дождался машины, с опозданием добрел до «офиса» и немного растерялся, увидев перемены. Да, осень начиналась многообещающе. Ларек смотрел на улицу одним целым стеклом, а в другой половине, за пустыми полками сидел хмурый Руслан. Он в вкратце посветил меня в курс дела и уехал за стекольщиком.

Неудачливым «ночником» оказался Сид. Он пришел в ларек ближе к обеду, когда со вставкой стекла было покончено, и мы занимались расстановкой товара — торговля шла бойко и девчонка одна не могла справиться с хаосом. Сид выглядел, мягко сказано, не важно: перебинтованная голова, с желтыми пятнами на белой марле; круги под глазами, в которых притаился упрек; вялость в движениях.

— Ушел с пары, — тихо сказал он, вместо приветствия.

— О, боец! — радостно воскликнул Руслан, пожимая протянутую руку.

— Как ты? — спросил я.

— А? Голова кружится. — Сид печально улыбнулся. — Они пять бутылок водки разбили…

— Они тебе голову разбили!

— Да что там. — Парень отмахнулся. — Сам виноват. Надо было не выходить к ним. Их же трое. Один с тростью. У других две бутылки водки. Пока отбирал, тот меня тростью и ударил. — Сид задумался. — Пять швов. Водку нашли?

— Какую? — оживился Руслан.

Мы вышли из ларька и в палисаднике в высокой сырой траве нашли две бутылки водки. Руслан засиял. Первая хорошая новость за день. Мы вернулись в ларек. Присели на ящики. Сид, не спрашивая, закурил.

— Ну, вот и всё. Ухожу я. Наигрался в продавца на всю оставшуюся жизнь.

Руслан отсчитал ночные. Прибавил «больничные». Я посмотрел на сумму, покачал головой и отдал спасенную водку.

Сид засиял.

— Лучшее лекарство. Опер должен подойти к ларьку в три часа. Звонили домой из милиции. Что мне делать?

— Конечно, заводи дело! — бодро воскликнул Руслан. — Сможешь поиметь денег с хулиганов. Приятно.

— Мне кажется, хулиганы были ментами. Вот в чем дело.

Мы переглянулись.

— И что? — осторожно спросил Руслан.

— Да так. Ничего. — Сид замялся. — Я ведь трость сумел отобрать. И пару раз ударил. Не попал, правда. Сильно кровь из головы текла. Глаза заливала. При виде её хулиганы убежали. А потом быстро приехала милиция.

Пришел опер. Юнец сильно походил на Дятла, но только отличался высоким ростом и удостоверением лейтенанта. Он сразу потребовал уединения с потерпевшим, места, стол и стул.

Мы опять переглянулись. Согнали с табуретки девушку, поиграли в пирамидки — соорудили из ящиков стол и прижались ушами к тонкой фанерной перегородки, подслушивая чужие секреты.

Опер обрабатывал парня планомерно, верно, со знанием своей работы.

— Дело? Какое дело? Если и будет дело, то я из него сделаю «глушняк». Понял?

Сид неразборчиво что-то промямлил. Лейтенант зашептал со свистом в ответ быстро и уверенно. Пауза. Свистящий шепот и неожиданно громкая речь:

— Да я тебе прямым текстом говорю. Понял? Хочешь, они к тебе сейчас прейдут и купят самую дорогую водку? Хочешь?

— Что? Пять швов на голове стоят бутылки водки?

— А что ты хотел? — опешил лейтенант.

— Денег… — неуверенно сказал Сид.

— Денег? — В голосе было столько удивления, что мы вздрогнули. — Ах, денег. А ты хочешь сесть? Хочешь дела? Пожалуйста! Я ведь могу и всё по-другому организовать. Не ясно, чтобы ты наделал тросточкой. Ой, как не ясно. Так, что давай, купим тебе водочки и успокоимся. Или ты хочешь коньяка? А? Давай коньяка? А?

— Давай будем писать бумажку.

— Ладно. Давай будем. Пиши. Всё пиши! Как было.

Они замолчали минут на пять.

— Здесь даты не ставь! — распорядился лейтенант, — ну, пока, студент.

Опер вышел из ларька, не прощаясь, через пару минут вернулся к ларьку.

— Эй! Вы там. Дайте что ли хоть банку пива. В горле пересохло.

— Пожалуйста! — Руслан был быстр. — Пожалуйста. — Сам обтер баночку пива.

— А что это ты суетишься? А покажи мне лицензию на торговлю. Ага. — Мент пил пиво, изучая бумаги. Потом швырнул их в окно и ушел навсегда. Гордый и железный. Больше его никто никогда не видел. Мы заглянули в закуток. Сид продолжал сидеть и грустнел на глазах.

Мы молчали. Потом парень поднялся. Взял две бутылки водки и, улыбаясь на прощанье, сказал:

— Да. Времена.

После его ухода долго пахло лекарством и ложью.

А я так и не мог встретиться с Симой!

Одно накладывалось на другое. Злополучный лимонад, который мы отдали на реализацию в оптовый магазин, завис и, когда нам удалось выдернуть деньги, оказалось, что доллар опять скакнул, и мы не поимели «пенки». Жирной и ощутимой. Прибыль не отвечала нашим интересам, тем более запросам. Нас грабил порядок, существующий в стране. Биржа и инфляция, будь она не ладна.

— Государство, — говорил Руслан. Глаза его делались узкими, и лицо приобретало отстраненный вид. — Налоги. Ждите.

Я согласно кивал головой. «Ждите!» Мы вели ларьки четко и грамотно, каждые десять дней обнуляя кассы и печатая нужные нам суммы на чеках. Какие налоги? По документам выходило, что мы работаем в минус. Гарик нас хвалил и присылал к нам учиться старшего брата из дятлов. В этом парне я видел полную противоположность и целый ряд положительных качеств. Его портила только фамилия.

На магазин не хватало денег. Мы решили работать, как Гарик — гонять машины из Питера, раскидывать основной груз по ларькам, остальной товар по друзьям и знакомым. Не так выгодно и быстро, но верно и без ошибочно. Кто мог нам помочь? Конечно, Гарик! Он внимательно выслушал наше предложение, нарисовал нам финансовую схему и вынес встречное предложение: мы даём деньги ему, он их прокручивает и, предположим с пятерки, если она у нас есть, отстегивает нам двести пятьдесят баксов каждый месяц. Мы подумали и дали ему десять. Каждый по пять. Мне немного было грустно расставаться с деньгами, но я видел блеск в глазах Руслана — это было сияние счетчиков, которые с неимоверной скоростью вращались.

— Не переживай! Это же Гарик! — говорил Руслан. — Что для него десять тысяч долларов? Неделя работы. Мы всегда сможем выдернуть из него нашу сумму. Деньги должны приносить прибыль, а не лежать в чулке дома.

Я кисло улыбался. Но я понимал, чтобы открыть настоящее дело, нужны и настоящие деньги, а не наш жалкий капитал.

— Я не беспокоюсь, — отвечал я. — На заводе получал сорок долларов, а тут каждый месяц гарантированные двести пятьдесят. Плюс ларьки и наше вечернее катание. — Так я называл попытки продавать товар оптом.

Сима сам появился. Он поймал нас у «офиса» и я как-то поддался его чарам и сел в машину.

— Увидимся вечером, — крикнул Руслан и махнул рукой, когда мы отъезжали.

— Покатаю тебя! — Сима многообещающе улыбнулся. Меня вдавило в кресло. Мы выехали на нижнею дорогу, где машин практически не было и полетели, набирая опасную скорость. Мимо со свистом проносились встречные гонщики. Представив удивленного гаишника в кустах с радаром в руке, я рассмеялся. Сима посмотрел на меня и тоже рассмеялся. Мы пронеслись мимо кладбища кораблей и остановились возле старого причала. Морской ветер сразу закачал машину, и мы не стали выходить. Сима закурил. Я смотрел на море.

— Помнишь это место? — спросил он.

— Да.

— Вот там мы сидели и пили.

— Ты видишь ещё ту девушку, которая назвала меня колокольчиком-одуванчиком?

Сима напряг мозг. Появились морщины на лбу. Он что-то вспоминал и, если у одного друга всегда перед глазами были крутились деньги, то у другого шла нескончаемая череда девушек. Сима почесал бровь. Искоса посмотрел на меня.

— А… — начал он.

— Понятно, — сказал я. — Не имеет значение.

Сима облегченно вздохнул, выпуская дым. Подпер голову, думая о чем-то своём. Потом резко повернулся ко мне, шелестя белым плащом, и спросил:

— А у тебя нет пятьсот долларов?

Так и знал! Проклятые деньги! Никому покоя не дают.

— Ты вряд ли мне поверишь…

— Что?! Только не говори мне, что у тебя нет денег! Ты же постоянно работаешь!

— Да! И сейчас я их все вложил под процент.

— Идиот! Тебя же разведут! Лучше бы ты их мне отдал. Я бы честно пропил!

Я отвернулся. Сима покричал ещё пару минут. Потом закурил вторую сигарету и успокоился.

— Зачем тебе деньги?

— Надо.

— Срочно?

— Уже просрочил.

Я вздохнул.

— Пятьсот долларов — ерунда. Тебе может дать мама или Руслан — у него должно остаться из старых запасов.

— Ага. Только мама уже пятьсот дала, а к Еврею я не пойду. Дай денег!

— Хорошо. Я поговорю с Русланом. Мы без ущерба для бизнеса за неделю сможем снять с ларьков нужную сумму.

— Поздно. Меня к тому времени убьют.

— Не говори глупостей. Кто убивает за пятьсот долларов?

— Поверь мне! — сказал Сима.

Мы смотрели на море. В голове моей проносились мысли. Я дробил и отсеивал.

— Возьмем под проценты?

Сима фыркнул.

— Как отдавать?

— Коростылева помнишь? Он может в случае неприятностей уменьшить долг в половину.

— Коростылев? Интересно. Только мне уже уменьшили. Спасибо. Осталось пятьсот американских рублей, и от меня отстанут.

— Да кто? Куда ты влез?

— «Куда влез», «куда влез». Ладно. История такова, что я решил поиграть в бандита.

— Ты?..

— Не перебивай! Я тебе про своих новых друзей говорил?

— У тебя каждый праздник новые друзья.

— Бандюги! Вспомнил? Видел, как они работают. Не то чтобы красиво, но эффектно и с прибылью почти всегда. Денег тянут со всех и каждого. Один паренек, я его знаю, ты нет, изнасиловал знакомую мне девушку. Ну, как изнасиловал… Во общем она захотели поиметь с него денег. Тем более девчонка так старалась, пригласила своих подружек для бандюгов, и праздник удался на славу. Всем понравилось. Бандюги в тот же вечер сняли с парня триста долларов. Полтинник девушке, как полагается. Дело сделано. Черт меня дернул. Точно! Через два дня, я подумал, а почему нет? Я видел, как легко стригутся денежки. Видел этот испуг в глазах жертвы. — Сима перевел дыхание. — И поехал к нему домой. И запросил с него очередные три сотни.

— Идиот!

— Ага, — согласился со мной друг. — Он замочил штаны и клялся, что завтра достанет деньги. Но уже с утра ко мне приехали мои новые дружки и вежливо, но четко разъяснили мне, что к чему. Оказывается, я живу не по понятиям. Я молодой и неопытный, к тому же хороший парень и тысяча зелененьких с меня они возьмут чисто по-братски, иначе…

— Ерунда. Они же твои друзья!

— Я тоже так думал. Я жив только потому, что отдал половину. Теперь мне нужны недостающие деньги.

— Не парься. Давай, попросим у Руслана и делу конец.

— Нет. Я найду выход. Поехали.

— Куда?

— Увидишь.

Машина сдала назад, резко разворачиваясь и, останавливаясь на месте. Сима пыхнул сигаретой, подмигнул и мы резко стартанули. Как жил, так и водил. Праздник сопровождал друга по жизни, не отпуская от себя никуда. Сейчас, судя по скорости, мы находились на шоу Формулы-1.

— Хорошо, что у тебя не гоночная машина, — сказал я.

— У меня не «гоночная машина»? — удивился Сима и прибавил газу, топя педаль к полу.

Мы не вошли ни в один поворот. И не убились. И не попались гаишникам. И не сбили ни одной бабушки. Стрелой влетели в черту города, плавно вошли с первой полосы на вторую и затормозили у светофора, рядом с черным джипом. Сима пыхнул сигареткой. На пассажирском сиденье джипа вертелся лысый здоровяк. Он показывал пальцем на красную «копейку» и что-то весело пояснял друзьям. Сима раздул ноздри и потрогал несколько раз пальцами упругие крылья, гоняя воздух. Светофор мигнул. И на моих глазах стало происходить чудо. Рука друга замелькала на рукояти коробки передач и целых две секунды, а то и три, джип плелся где-то в хвосте, а потом стрелой обогнал нас. На переднем сиденье уже никто не улыбался. Сима огорчился, но я нет. Я видел чудо. Раньше, когда ездил с Русланом, нас умудрялись обгонять даже троллейбусы. Непонятное чувство гордости переполняло меня.

— Дело в турбинах, — сказал Сима. Я ничего не понял, но согласно кивнул головой.

Мы быстро доехали в другой конец города и притормозили у жилого дома. Сима медленно его проехал, развернулся и стал напротив, не глуша двигателя машины.

— Смотри внимательно, — сказал он. Дом, как дом. Пятиэтажные «хрущевки». На первом этаже новенькая вывеска «Китайский чай». В палисаднике срублены жалкие рябины (единственные летние украшение скального города) и построена парковка для автомобилей. Кажется места сделано на три. В данный момент занято одно. Синяя «Нива».

— Там работают китайцы? — спросил я.

Сима кашлянул.

— Где ты видел в городе китайцев?

— Один раз видел, как в центре гуляли. Одинаково одеты, смешливые такие.

— То были филиппинцы. Это просто вывеска. Она ничего не значит. И в тоже время значит всё. Машину видишь?

— Да.

— Это их. А это их кафе. Постоянно держатся впятером. Двое полностью отморозки и всегда вооружены. — Сима замолчал. Он жадно курил. — Всегда. Если меня завалят…

— Тебя не могут убить из-за жалких пяти сотен!

— Если со мной что-то случится, — сказал Сима и устало помахал перед собой сигаретой. — Неважно что, но повлекшее за собой смертельный исход, то значит, меня просто завалили. Не перебивай! И завалили меня эти парни на синей «Ниве» из кафе «Китайский чай». Ты должен это запомнить и уяснить. Я от тебя ничего не прошу. Я знаю, что ты сделаешь. Потому что я с тобой вырос и для меня ты предсказуем, как бы банально не звучали слова. — Сима передохнул и печально закончил. — Больше мне некого сюда привозить.

— Спасибо за доверие. Я думаю — обойдется.

— Я думаю так же. Ларек и Руслан тебя не изменили? — спросил он. Я задумался. Конечно, изменили. Я стал каким-то пластилиновым и бесхребетным. Страх нагрубить кому-то не тому, перейти дорогу, глушил истинные чувства, заставляя прятаться в хрупком панцире. Однако, в глубине душе я знал, что если в драке у меня в руке окажется нож или молоток, то применение я ему найду сразу. Восемь раз. И все точные удары случайно.

— Нет.

— У меня есть фотография одного…

— К чему? Считать до пяти умею. Вычислю.

Сима улыбнулся. И расслабился впервые за долгое время.

Глава 7

Я встретил Коростылева на остановке — оба вышли из одного автобуса. Он окликнул меня первым. Те, у кого плохое зрение, узнают людей по одежде, по характерным жестам, походке. Я с удивлением смотрел на его кепку с длинными ушами, лихорадочно вспоминая, у кого такая может быть. И расслабился, увидев руки в карманах — Сергей никогда перчаток не признавал, впрочем, авторитетов тоже — директор школы очень злился и нервничал, когда видел, что перед ним что-то катают в карманах брюк и часто один и тот же ученик.

— Привет.

— Привет. Не на колесах?

— Нет. Перебираю. Захотелось чего-нибудь новенького. Ты куда? — спросил Коростылев. Я замялся с ответом. Сказать ему, что я в очередной раз собрался к маме Ольге, чтобы узнать последние новости, и вылез на половину пути из автобуса — не поймет. Объяснять не хотелось. Я и сам не понимал своих действий. Глаза выцепили вывеску на одном из домов.

— В кулинарию. Там самые лучшие торты делают.

Сергей посмотрел в указанном направлении. Удивился.

— Не знал. Надо будет как-нибудь зайти. Как бизнес?

— Цветет. А твой?

Коростылев повеселел. Заулыбался. Он так походил на того парня, которого я помнил и знал! Те же глаза, те же руки в карманах, тоже добродушие на лице. Жаль, что не он. Сходство есть, а тип человека совершенно другой. Дикое превращение за короткое время. Невольно поверишь в сатану и прочую магию. Злую и черную. Такую, что оставляет отметину на лбу выбранной жертвы.

— Как тебе сказать? Приходится много работать. Искать. Деньги они ведь повсюду на земле. Надо только их видеть и во время наклоняться, чтобы первым поднять.

— Философствуешь?

— Зачем? Глаголю истину. Вот смотри. — Сергей достал из кармана сто американских рублей. — Заработал за пять минут. Можно сказать нашел. Как? Снимал квартиру. Собрался съезжать, а тут звонок по телефону. Китайцам нужно жильё. Представляешь?

— Китайцам? — переспросил я.

— Да. Я им и сдал. Обидно. Хотели на три месяца, а у меня сдачи не оказалось. Пришлось сдать на два. Потерял полтинник.

— По пятьдесят за месяц?

— Ага.

— Сдал бы на четыре.

— Что? — Сергей удивленно заморгал. Он считал. Трудно и долго. Улыбка сошла с лица. Озлобился. — Действительно. Где ты раньше был? Слушай. А иди ко мне аналитиком. Сейчас модно иметь в бригаде аналитика. Мне нравится, как ты глобально мыслишь. Вместе быстро миллион заработаем.

— Нет. Не могу. У меня же бизнес.

— А у меня? Подумаешь, чаще стреляют. Зато быстрые деньги!

— И быстрая смерть.

* * *

Гарик пригласил нас в свой настоящий офис: с сейфами, мебелью и секретаршами. Он смеялся до слез, когда я ему рассказал историю про китайцев. Потом важно рассчитался с нами, вручив обещанные проценты. Руся довольно прятал баксы в карман. Я думал о Симе. Что-то давно не видел. Нужны ли ему ещё деньги? Гарик в своем постоянном наряде; в короткой коричневой куртке и в синих спортивных штанах, абсолютно не вписывался в интерьер. Руслан видимо думал, похоже.

— Зачем тебе кабинет? — спросил он. — У тебя же есть магазин. В нем столько помещений!

— Магазин! Я выхожу на другой уровень, ребята. Я буду работать с такими людьми, которых в овощной магазин не пригласишь.

— У тебя же оптовый! — сказал я.

— Какая разница? — Гарик о чем-то раздумывал. Улыбнулся. Я понял — решился. Действительно Гарик подошел к черному тяжелому сейфу, открыл хитрый замок, косясь глазом в нашу сторону и, старательно прикрываясь спиной. Руслан хлопнул меня по коленке. Глаза его горели. Он чувствовал новую тему. Друг радовался тому, что нам доверяют. А разве мы нет? Разве доверие не обоюдное? Дали какому-то знакомому Руслана десятку, получили сегодня пятьсот. Может и проценты, а может и жалкая сумма. Где гарантия? Никаких бумаг. Ничего. Чутье друга. Верное и правильное. Только… Один раз интуиция Руслана подвела и мы купили баксы по самому высокому курсу, когда в стране был «черный вторник». Не хочется попасть впросак в очередной раз. Слишком крупные деньги для меня. Впрочем, и для папы моего тоже.

— Вот. — Гарик повернулся к нам. — Смотрите. — В руках он держал тонкую папочку. В прозрачном пластике несколько бумажек. В глаза бросились большие буквы: «Векселя». — Купил по дешевке.

— Бумажки, — сказал я и отвернулся посмотреть в окно. Руслан напрягся.

— Что это? — спросил он.

— Большая игра. Ставки огромные. На кону два судна. Скоро я стану судовладельцем. Так что, Вася, не печалься. Твои деньги для меня пфык. Скоро, со всем скоро, эти бумажки станут морскими суднами.

Я покраснел. Откуда он узнал? Телепат?

— О! Возьмешь нас к себе? — спросил Руслан.

— А у тебя морское образование? — Гарик удивился. Друг замялся.

— А оно обязательно? Тебе же нужны ловкие парни, которые не дадут прекрасной идеи развалиться, а судам просто заржаветь.

— Ловкие парни? Да у меня, их полно!

— Это Дятлы что ли? — Я рассмеялся. Громко, до хрюканья. Меня никто не поддержал. Руслан смотрел на меня огорченно и … равнодушно. Я его понял. Парень уже думал, как примазаться к несуществующей фирме и высасывать деньги в свой карман. Деньги, деньги. Проклятые деньги!

— Я подумаю над твоим предложением. А пока, могу лишь дать один совет.

— Какой?

— Откройте хлебопекарню. На сегодняшний день самый верный бизнес, у которого будет будущее. Я вам авторитетно говорю.

— Что? — спросил Руслан. Я видел, как морщится его лицо. — Продавать хлеб? Лучше водку.

— Ходят слухи, что с Нового года всем ларькам запретят торговать водкой. Останутся магазины.

— Ерунда, — сказал Руслан. — Откроем магазин!

— Моё дело предложить. Дать тему. Я ведь вам, как старший брат — ничего плохого не посоветую. Деньги у вас есть — хлебопекарня обеспечена. Надо быть готовым к любым изменениям в стране. На пиве много не сделаешь.

— А что? Дельно. Люблю хлеб, — сказал я. — Забудем про чувство голода.

— Подумаем. Спасибо, — сказал Руслан. Я видел по нему, что предложение «старшего брата» ему не понравилось. Другое дело — рыбная фирма, суда, квоты, уровень жизни на несколько порядков выше.

Я задумался.

Я очень сильно задумался.

* * *

Симы дома не оказалось. Никто не знал, где он. Я на всякий случай позвонил Клаве, спросил как у неё дела, и очень осторожно поинтересовался о друге. По её глубокому убеждению Сима зависал в чужом гараже и помогал чинить совсем незнакомому для неё приятелю машину. И так уже вторые сутки. «Ты же его знаешь!» — сказала она напоследок. Я ждал тяжелого вздоха. Многозначительную паузу. Но прозвучал нелепый смешок. Я повесил трубку телефонного автомата и пошел домой, думая о детской наивности замешанной на бессердечности и беспечности. Почему же я так волновался? Почему дыхание перехватывает?

В тот день я долго гладил автомат. Сидел на мягких подушках под вешалкой для курток и не мог оторваться от дурного занятия. Кот, так не успокаивал меня, как процесс поглаживания вороной стали, перебирания в руках тупорылых патронов. Надо бы назвать автомат. Дать имя. Он же живой. Всё понимает, со всем соглашается и до поры до времени молчит. Однако я почему-то знал, что скоро он заговорит. Затявкает коротко и яростно, как настоящий немец. И мне ужасно не хотелось услышать автоматной речи. Тем более ставить крест на своей не начавшейся жизни.

Правда, ведь ничего не случится?

Что может произойти?

Сима найдется. Он и раньше терялся на пару дней. Подумаешь! Взрослый парень! Чинит машину! Точно.

Холодная сталь приятно холодила и успокаивала. Я обязательно придумаю тебе имя, малыш. Даже постоянно пьяные викинги и уважающие себя рыцари-извращенцы всегда называли своё любимое оружие какими-нибудь витиеватыми именами. О, эти парни так же сидели, как мы с тобой и ожидали тревожного завтрашнего дня. А потом сливались в одно целое и погибали в урагане битве. Бесследно и часто бесславно. Словно и не существовали никогда.

Тевтон.

Мысль пронеслась трассирующей пулей в темноте. А что? Мне нравится. Хорошее имя для немецкого автомата.

Весь следующий день я часто возвращался в мыслях к Семену и Тевтону, но что греха таить — вскользь. На то нашлась причина — наш бизнес лихорадило. Руслан нашел новых оптовиков, и те очень дешево скидывали спирт. Как мы искали деньги! Крупная сделка сулила колоссальную прибыль. Мы вытянули из ларьков, что смогли. Гарик обязательно бы помог, но куда-то пропал. Требовалась наличка. И Руслан пошел на крайние меры, занял зеленые деньги под маленький процент у хороших знакомых. Я уверен, что он вскрыл дома кубышку и достал нужную сумму, но вида не показал. К чему? С недавних пор меня стало многое забавлять. Скажи Руслан правду и потребуй увеличения доли, и маленькая ложь не понадобилась. Мы обменяли деньги на деньги в банке, купили спирт, заказали грузовик, погрузились, приехали к своему самому большому ларьку и обомлели. Как ни странно, я первый заметил перемены. Стал напротив витрины и раскрыл рот. Руслан что-то кричал. Подошел ко мне. Снова кричал. Пытался тормошить. Потом так же уставился в витрину и замолчал.

Изобилие товара наших ларьков всегда радовали покупателей. Одной водки сорок видов. Коньяк, бренди, вина, коробки конфет и бесконечные ряды сигарет и пива. Чего только нет! У нас люди впервые пробовали темное пиво, плевались и грозились избить, так как думали, что мы продаём испорченный товар. А сколько я продал сникерсов! Мы любили свой головной ларек. Мы заботились об ассортименте. И старались «не потерять лицо».

Сейчас в витрине стояло три бутылки водки, одинокая башенка бренди и несколько плиток шоколада.

— Ничего себе, — сказал я. У Руслана задрожали губы. Они плясали и не хотели соединяться в четкие линии. Из грузовика посигналили. Долго и настойчиво. Проклятый водила. Мы обернулись на звук, и он резко пропал. Оборвался, жалобно давясь. В стекле метнулась тень — нас заметила женщина-продавец. Признаться, это я настоял на том, чтобы её приняли на работу. Пенсионерка, бывший инженер-технолог — я читал её трудовую книжку и упивался. Руслан решил сделать мне приятное, дал почувствовать себя «боссом» и перешагнул через свои устои и вот результат. Я опять ошибся в людях. Кажется, я вздохнул. Руслан посмотрел на меня и пошел к ларьку. Продавец открыла дверь, прошла на своё место и величественно села на облезлый стул. Она курила, сплевывала на пол и как-то вызывающе смотрела на наши застывшие фигуры в проёме, то ли оценивая, то ли прицениваясь кого бы трахнуть первым.

— Пить будете? — спросила она, и я понял — мертвецки пьяна.

— Нет. Спасибо, — ответил Руслан.

— Что-нибудь случилось? — спросил я, желая предугадать ситуацию или подсказать женщине выход из конфликта.

— У кого? — Она опешила. Мы помолчали. В какую-то секунду она стала приходить в себя. Слова посыпались из неё, сливаясь в монолитный поток:

— Да ничего не случилось. Да, вы не беспокойтесь. Я немножко устала от работы. Решила отдохнуть. Много товара. Убрала часть. Да, Руслан. Ты же меня знаешь. Я вас никогда не подводила. Ну, что вы остолбенели? Проходите. Садитесь. Сейчас будем пить. — Я почему-то вспомнил, как старательно она обставляла своё рабочее место: вытирала пыль с кассы, сплавляла мелочь, приветливо улыбалась — я не мог нарадоваться её трудолюбию и считал лучшим продавцом в наших ларьках.

— Вот что. — Руслан пришел в себя. — Забирай коньяк. — Кивок на недопитую бутылку. — И иди домой.

— А зачем?

— Просто идите домой. — Я попытался улыбнуться.

— А что мне дома делать? Тут люди. Тут вы. Садитесь парни.

Я никогда не видел раньше, как Руслан кричит. Его флегматичный характер наводил тоску и зевоту. Друг покраснел. Затопал ногами. Закричал не в свойственной манере поведения для его типа личности. И по-детски матерясь, наводя страх на меня, но не на опытного инженера-технолога, попросил удалиться далеко и надолго, так как трудовой контракт между заинтересованными сторонами с этой минуты аннулирован.

Я чувствовал себя виновным в случившемся происшествии. Мы закрылись и принялись разгружать грузовик. Руслан на меня не смотрел и отошел только через час.

— Больше пенсионеров не берем на работу, — сказал он.

— Ладно, — сказал я.

— И, пока не раскидаем спирт по точкам, будем спать в ларьке и охранять ящики.

Я с тоской посмотрел на ряды картона, упирающегося в потолок и снова сказал:

— Ладно.

— И проведем ревизию! Высчитаем с бабки каждую копейку.

— Ладно.

— Жить будем в ларьке!

— Ладно. Какие проблемы? Я дома только спал. Могу спать и на работе. Никаких проблем!

Руслан почувствовал себя боссом и улыбнулся. Я облегченно перевел дыхание. Мы старались не смотреть друг другу в глаза. Вечернее время за восстановлением витрины прошло быстро. Пришел и ушел «ночник». Парень на пару дней стал безработным — ларек превратился в склад. Я чувствовал себя заложником. Настроение испортилось, сходя на коварную отметку ноль. Руслан, напротив: с проведением ревизии вошел в постоянный флегматический цикл, и на лице его проблесками замелькала улыбка дауна — не досчитались копейки.

— Тебе не кажется, что вернулось то время, когда мы начинали? — спросил Руслан.

— Мне такое кажется каждое утро. Особенно после того, как мы отдали все деньги Гарику.

— Не ной. Надо быть оптимистом.

— Кто бы говорил!

— Посмотри! Это всё наше! — Руся обвел рукой коробки. Ничего не шевельнулось в моей груди, когда я рассматривал серый от пыли картон. Абсолютно. Он уехал ужинать и обещал привезти одеяла. Я соорудил себе из коробок трон, сел раскинув руки в широкие подлокотники, и прикрыл глаза. Тишина длилась не долго. За металлической обшивкой звуками наполнялась улица: далёкие голоса то приближались, то удалялись; отчаянно надрывалась в конце улицы сигнализация невидимого автомобиля; ветер ворошил мусор и опавшие листья; случайные капли барабанили по крыши, заставляя замирать; где-то, рядом или под полом скреблись мыши. Мыши! Теперь я слушал звуки с широко раскрытыми глазами. С каждой бесконечной секундой я ощущал, как мне тяжело без Тевтона. Мыши. Как же мы будем спать?

Руслан привез термос чая и домашних котлет — ужин мне. Пока я насыщался, он раскладывал на верху одеяла и говорил:

— Вокруг ларька ходят странные люди.

Я перестал жевать. Осторожно предложил:

— Вот сейчас бы нам пригодился мой автомат.

— Автомат? Зачем он нам? Одно дело кого-то ограбить, другое убить двух сторожей. Хорошо, что ты от него избавился. Не думал, что ты так просто расстанешься с подобной игрушкой.

Я ничего не ответил. Отвел глаза. Старательно зажевал.

— Ты знаешь. Сима пропал.

— В самом деле? — спросил Руся. Его лицо слащаво расплылось в улыбке.

— У него серьёзные проблемы.

— У него всегда «серьёзные проблемы!» Сколько Симу знаю, он каждый раз рассказывает о своих проблемах, делает страшные глаза и переходит на зловещий шепот. Проходит день — остаётся в памяти мертвое шевеление губ.

— Не надо о мертвых.

— Призраки! А проблемы… Они же им выдуманы. Разве не так? Не сегодня-завтра объявится.

Мы легли. Спать в не отапливаемом ларьке при включенном свете мог только мертвец. Руслан к чему-то прислушался.

— Ба! Да у нас мыши.

— Летом ни одной не видел.

— Развелись. Обычное дело. Скучаешь по Ольге?

В груди что-то кольнуло. Промолчал.

— Надо в баню сходить. Снимем девчонок на пару часов, отдохнем.

— У тебя жена родит на днях.

— И что? Ну, может, не снимем. Зачем тратить деньги? Попросим Симу. Он уладит вопрос с девушками. Мы возьмемся за организацию и подготовку праздника. Хотя… Дороже выйдет. Может без Симы?

— Какой праздник без Симы? — спросил я и улыбнулся. Руслан тоже коротко хохотнул.

— Давно не собирались вместе.

— Давно.

— Чувствую веселье…

Я улыбался с закрытыми глазами, но неожиданно улыбка сползла сама собой, и на душе стало тревожно. Сердце заколотилось набатом. На лбу выступила холодная испарина. Я поморщился. Руслан ничего не видел и продолжал мечтать в слух.

Я вроде спал и в тоже время не спал. С облегчением воспринял раннее утро. Я просто понял, что оно наступило, поднялся, вышел на улицу. Иней покрывал землю. Я медленно выдохнул из себя — пар. Зима. Остатки сна забрал холод. Я немного попрыгал, пытаясь согреться. Открыл одну ставню — победила жажда обогащения — решил что-нибудь продать. Сигареты пошли на ура. На верху заворочался Руслан.

— Сколько время? — спросил он.

— Начало седьмого.

— Ужас. Чай остался?

— Да. Ледяной.

— Ужас. Я ещё посплю? Ты бы тоже лег. Предстоит трудный день.

— Что-то не спится.

— А. — Руслан вырубился. Я отхлебнул холодного чая, почесал бровь. На мгновенье прикрыл глаза, а когда открыл их, за окном стояла Вера — жена Руслана. В груди ухнуло сердце. Я открыл форточку.

— Привет. Пришла навестить? Сейчас открою.

Вера как-то странно улыбалась, неся перед собой большой живот. Её маленькие, детские ручки придерживали этот немыслимый шар, и я уже был готов расплакаться от умиления.

— А где Руслан?

Она стояла в узеньком проходе, боясь сделать шаг. Руслан среагировал на голос и моментально проснулся, приподнимаясь на локте.

— Ты зачем пришла? Тебе, что делать нечего? Я же с Васей! Или ты мне не веришь?

— Он ко мне не приставал! — Я отмахнулся руками и постелил на коробки стопку пакетов, жестом приглашая Веру сесть.

— Мальчишки. Вы только не волнуйтесь. Потому что вы начнете волноваться, а мне уже волноваться нельзя.

— Ты рожаешь? — спросил я. — Руслан! Она рожает!

— Как не вовремя! — сказал Руслан, спускаясь с коробок.

— Да нет. Нет же. Нет.

Руслан заулыбался. Обнял жену.

— Не пугай так больше. Зачем пришла? Соскучилась?

— Мальчишки. Сима разбился.

— Что?

— Его мама звонила.

У меня затряслись руки. Я уже знал окончание, а Руслан сыпал вопросами:

— Когда? Где? С кем? В какой больнице он лежит? Сильно разбился? С переломами? Да говори ты!

— Да ты не даёшь мне сказать!

— Руслан!

— Что? — Друг посмотрел на меня. Вера продолжила:

— Мама сказала, что он разбился и сгорел. Останки машины и тела случайно нашли вчера эти … дальнобойщики. Сгорел. Немного кожи на ногах осталось. Мама просит, чтобы вы приехали в морг на опознание тела.

Я машинально попил чая. Протянул кружку Руслану.

— А машина? — спросил он. — А как поняли, что это он? Да это не Сима! Не может быть. Исключено.

Вера заплакала и схватилась за живот.

На девятый день она родила. Кроме нас, родители пригласили Брагина и ещё двух парней, которых толком никто не знал. Вели они себя скромно и больше пили, чем говорили. Папа, которого Семен ласково звал Ганс за своенравный наполеоновский характер, смотрел телевизор — показывали футбол. Мы ему мешали, и он не стремился скрыть свои истинные чувства. Мама Семена сидела с нами за стол, но с таким безучастным видом, что на неё никто не решался даже посмотреть, не то чтобы заговорить. В основном беседа шла между старшим братом Семена и Русланом. Изредка одинокие реплики вставлял Брагин. Парень открыто переживал, часто вздыхал, плакал и много пил. Я смотрел на него чаще, чем на других. Оценивал. Да, на свежий холм должен был вылить литр водки я, а не он. Рыдать и размазывать по лицу сопли. Но после морга и обезображенного трупа, мои эмоции исчезли. Спрятались в глубине души так глубоко, словно никогда и не существовали.

— Догонялся Сима, — сказал Руслан. — Я ему говорил. Я его предупреждал.

— Машина отличная была, — сказал старший брат Семена. — Я её сам выбирал. Такая подвести не могла. Я думаю, что убили брата. Следователь приходил.

Я насторожился.

— Сказал, что закроют дело. Для них всё ясно — ДТП со смертельным исходом, водитель был пьян. Хорошо, что авария не произошла в черте города. Но как так можно сгореть?

— Не понимаю, — сказал Руслан. — Кому он нужен? Чем он занимался? Продавал аудиокассеты? За такое не убивают. Это…

— Хомячки, — подсказал Брагин.

— Убили брата. Найти бы.

— Да! — сказал Руслан. — Мы бы им… Правда, Вася?!

— Да, — сказал я, но пусто, с полным отсутствием каких-либо эмоций. Меня интересовало другое. Это и спросил:

— Как сына назовешь?

За столом примолкли. Руслан зло зыркнул на меня глазами.

— Артемом.

Я расслабился. Усмехнулся. Откинулся на стуле.

— Хорошо.

— А как же я? — спросил нас Брагин. — Он подумал обо мне? Что я теперь буду делать? Что?!

— А я? — спросила мама Семена и заплакала.

И снова я сидел на пуфиках в прихожей. Руки гладили Тевтона. Ласкали патроны. Я чувствовал острый приступ одиночества. Оля, Сима. Мне не хватало даже кота. Зачем мне деньги, когда рядом никого нет. С кем делить радость? Ни одной близкой души. Надо сходить в гости, навестить, что ли Санька. Организовать какой-нибудь поход с ночевкой. Горланить песни у костра. Он знает много охотничьих избушек. Одна из них мне может скоро пригодится.

Повод подойти к кафе «Китайский чай» представился на следующий день. У Руслана сломалась машина. Каждый занялся своими проблемами, договорившись встретиться вечером у «офисного» ларька. Странно, но за последние месяцы мы так охладели друг другу, что я сам себе противоречил — не напросился в помощь. А ведь так всегда любил подержать в руках ключи и гайки!

Я стоял через дорогу и смотрел на синею «Ниву». Грязная машина припарковалась в большой луже под голым серым деревом. Ветер гнул вершину и мимолетно дышал мне в лицо, как бы ненароком заглядывая в глаза, исподтишка наблюдая и выжидая, на что же я решусь. Зловещий фильм ужаса. Мрачная сцена. И главный герой своим хмурым видом, как нельзя лучше подходит эпизоду — интеллектуал в очках, у которого даже автомат имеет имя. Не люблю очевидные плохие концы. Только начинаешь сопереживать главному герою, понимать его и тут раз. Печальный конец. Особенно, когда главный герой — это я.

Во всем виноват сердобольный водитель. Он решил, что я стою на краю дороги и не решаюсь перейти черту. Он правильно решил. Но когда машина остановилась и посигналила, я его возненавидел, и, пошел.

Внутри кафе выглядело ещё хуже фасада. Как-то раз мама уехала в отпуск, и папа решил сводить меня в столовую. Мы ели сметану из граненых стаканов. Смотрели на борщ. Пробовали второе. Пили холодное кофе и разглядывали меловые стены лилового цвета с красной нелепой каёмкой. Больше в столовые я не ходил, хватило одного раза. Папа, облизывая ложку, изрек очередную истину: «Лучше домашней пищи ничего нет». Я его понял. Наверное, эта демонстрация «здорового образа жизни» являлась очередным жизненным уроком.

Стены в «Китайском чае» имели светло-желтый оттенок и ту же рельефную красную полоску. Пыльные, тяжелые красные шторы надежно укрывали окна, не пуская дневной свет. В помещении курили и клубы дыма, поднимаясь к серому потолку, вились в причудливые облака.

Я сел за свободный столик. Поставил между ног пакет и осмотрелся. В зале почти пусто. Так как стол, рассчитанный на четыре персоны, лишь в одном месте умешал за собой пятерых, я сразу же нашел тех, кого искал. Официантка кашлянула над ухом. Мы с секунду рассматривали друг друга. Потом она перестала жевать, попыталась на безразличном лице изобразить улыбку и, не хотя, подала мне меню, словно зная, что я сюда не есть пришел. Назло ей заказал югославский салат (не представлял, что это такое) и пиво.

Я ждал заказ и смотрел на пятерых парней. В голове не сходилось, как с такими прыщавыми лицами можно кого-то терроризировать, насиловать, убивать. Вчерашние школьники. Двое с оружием, но кто? В кого надо стрелять первым и в кого последним? И надо ли убивать официантку? А бармена? А влюбленную парочку у двери? Я погрустнел. Оказывается, есть сложности.

А когда принесли югославский салат с тонкими дольками яблок и грецкими орехами под сметаной, я окончательно пал духам и по плотнее захлопнул пакет, стискивая его между ног.

Я цедил пиво и прислушивался к разговору. Мешало громкая музыка, и я слышал обрывки фраз. Из мозаики слов пятерых человек, я в течение часа слепил картину: кроме московских гастролеров, к нам активно стали приезжать питерские бандиты — всех интересует одно — рыба и флот. Денег у столичных молодцев больше, поэтому местные ребятки беспокоятся и по понятным причинам озлобляются. С Москвой не потягаешься, но с Питером сладить можно и нужно. Особенно, когда на одного «бизнесмена» с тремя телохранителями, приедет посмотреть несколько местных бригад.

— Это будет жаркая бойня! — прокричал паренек в синем спортивном костюме от китайского «Адидас».

— Зачем столько народу?!

— Не знаю. Может «смотрящий» хочет показать мощь города. Я такие вопросы буду задавать? Одного надо взять живым.

— Где? В центре будем мочить?

— Молчи!

— А что?!

— Туз хочет купить «недострой». Значит: на месте сделки.

Я расплатился с официанткой, оставив ей в чаевых двойную оплату. Девушка растерялась и стояла столбом, рассматривая деньги. Я быстро вышел. Но кто такой шанс упустит? На крыльце меня догнал паренек в синем костюме.

— Постой! Слышишь? Стоять!

Он грубо схватил меня за плечо и развернул. Мы рассматривали друг друга. Он отшатнулся.

— Я тебя знаю?

— Нет.

— А где же я тебя видел?

Я знал где: у Симы на серванте стояла фотография — я тот, что с права, а левый — Руслан.

— На. Ты забыл пакет, — сказал парень и покачал головой, — так и голову можно потерять.

— Спасибо, — сказал я и пошел к остановке медленным шагом.

Редко кто совершает сделки ночью, особенно глобальные, требующие визуальной оценке. У меня свободное время до утра. Надо проанализировать все недостроенные и заброшенные стройки, так удобные для месторасположения рыбокомбината, что другой вариант исключается. Я должен думать, как монополист, решающий выгодно вложить свои кровные деньги с перспективой на будущее. Сначала надо успокоиться. Найти себе занятие и забыться на пару часов. Я поехал к доброму другу Саньку.

Паренек встретил меня загадочной улыбкой. Дома он всегда из себя изображал китайского монаха — ходил в старой коричневой рубашке без пуговиц, с одного края обгоревшей (не удачно поставил чайник для гостей на газовую плиту) и в линялых трико.

— О. — сказал он. — Давно не виделись.

— Времени нет. Слышал про Семена?

— Да. Раздевайся. У меня есть, что тебе показать. — Вечно так. Старая привычка показывать друг другу случайно найденные диковинки: в детстве разноцветные камешки, бутылочные осколки, пестики; в юности — удачные фотографии или, например, Ань.

Мы прошли в его комнату через гостиную. Я вежливо поздоровался с мамой, помешал ей не много смотреть по телевизору вечный сериал, расспрашивая о здоровье кошки, цветах, прогнозе погоды.

— Смотри! — сказал Сани, как фокусник, открывая передо мною дверь. Колесами вверх на полу возвышался спортивный велосипед.

— О.

Санек довольно засмеялся. Присел возле шедевра спортивного инвентаря, заботливо смазывая какие-то шестеренки. Что-что, а смазывать и заботиться о технике он любил.

— Украл?

— Зачем? Купил.

Я присел на стопку библиотечных книг. Верхний учебник по высшей математике прогнулся. Я повеселел. Санек всегда найдет, чем меня порадовать — лучшее применение таким книгам я не знал.

— Круто.

— Да. Послушай, как шелестит цепь. А как бегут колеса! — Санек закрутил педали. Мы молча сидели и слушали то нарастающий, то стихающий свист спиц. Балдели.

— Жаль, что ты не умеешь ездить на велике.

— Почему не умею? У меня же был «школьник».

Санек сделал вид, что меня не расслышал и продолжил:

— Такие прогулки мы пропускаем! Какие соревнования!

— Ты выиграл бы. Как всегда. Хотел спросить у тебя. Ты ещё лазишь по стройкам, изображая из себя нинзю?

— А что? Тоже хочешь? Это трудно. Надо не шуметь, быть аккуратным и незаметным. Чтобы овладеть такими навыками, тебе надо заново родиться. Может, попробуем версию про велосипед? Или лыжи? Точно! Знаешь. В магазинах продаются такие широкие деревянные лыжи. Для пьяных охотников. С них упасть очень трудно. Для тебя в самый раз!

— Спасибо, Санек! Ты всегда напомнишь, что жизнь дерьмо и я — неудачник. Вернемся к стройкам. Припомни заброшенный монолит, как нельзя лучший подходящий для завода по обработки рыбы.

Санек задумался.

— И в области? — спросил он.

— Нет. В городе.

— А за его чертой? В приделах городской территории? Подойдет?

— То, что надо.

— А причалы нужны? Какие-нибудь особенности? Сколько судов в день станут обрабатывать? Какую рыбу? И будут ли эти суда приходить из Филиппины?

— Извини. Давай лучше покрутим педали велосипеда.

— Знаю одно место. Его лет семь, как прекратили строить. У старого причала. Завод белковых концентратов хотели делать. Научный прогресс! Добавляешь в рыбные отходы химикатов, выкидываешь получаемую продукцию на рынок, запускаешь рекламу, и все думают, что едят крабовое мясо. Надувательство. Честный обман. Грандиозная прибыль. Хочешь купить стройку? Дорого.

Я замер. Сердце остановилось. Медленно заработало. Старый причал! Неразбитая бутылка шампанского.

— Одолжишь велосипед?

Санек испугался.

— Ты что! Я сам на нем не катался!

— Успеешь, — сказал я.

— Я же на него четыре стипендии копил. Это много дольше, чем на часы. Хочешь, я отдам тебе часы? Подарю!

— Нет. Мне нужен велосипед.

Санек мял лицо, тер челюсти. На меня не смотрел.

— На один день, — сказал я.

— Да? А ведь сейчас скользко. Ты можешь упасть. Нет! Ты точно упадешь! Ты сделаешь мне «восьмерку» на колесе, а может, поцарапаешь раму.

— Я куплю тебе новую раму.

— А колесо?

— Какое колесо? — спросил я.

Глава 8

Холодно. Ветер лизнул лицо мокрым снегом, и я закрутил педали с особым рвением, желая спастись от назойливого спутника. Отстань от меня! Нашел жертву. Мучай другого.

Жарко. Я сбавил скорость. С головы за шиворот потекла струйка растаявшего снега. Не везёт.

Представляю, что скажет папа, когда узнает про меня, но как ему объяснишь мелочи, из которых складывается жизнь, представление о человеке и, в конце концов, твоё мышление? Сима. Какой он друг? Этот образ ассоциируется у меня с самим собой. Это я. Такая прочная связь.

Я крутил педали и думал.

Кто хотел научить меня плавать? Сима. Я пропускал занятия физкультуры, потому что они проходили в глубоководном бассейне. Физрук на меня обиделся, доложил директору школы, и меня решили исключить — прекрасный повод избавиться от дегенерата, который портит картину выпускного класса. Сима решил научить меня плавать. Я должен был сдать норматив! Теперь, после четырех провалов в пединститут, я смотрю в прошлое с легкой улыбкой. Тогда мы не учли один факт. Точнее два: моё упрямство и девушек в купальниках. Я решил учиться плавать без доски. Зачем? У меня сильная мускулатура плеч. Я же прогуливаю занятия и занимаюсь в спортзале. Тренированные мышцы меня спасут. Сима возражать не стал — знал — пустая трата времени. Посоветовал от чистого сердца: в случае усталости — подержись за буйки, они не тонут. Мы мирно плавали две минуты. Я профессионально держался на воде. Потом к Симе подплыли девушки, окружили полового гиганта стайкой и они стали весело общаться. Я терпеливо ждал некоторое время, но, вспомнив про предстоящий норматив, решил поплавать сам. У меня получилось их оплыть. Я обрадовался! Я научился плавать. До бортика далеко, а силы почему-то иссякли, доплыть до буйков соблазнительно близко. Рывок. Силы на исходе. Я протягиваю руку. Вторую. У меня крепкая хватка! Жаль, что буйки стали тонуть. Однако я не испугался. Я спокойно ушел под воду, хладнокровно разжал кулаки, выпуская канат с буйками, и стал падать в низ, то есть тонуть, как могло показаться со стороны. На самом деле, меня подвели книги. Я где-то читал: когда тонешь, надо успокоиться, достичь дна и сильно оттолкнуться ногами и ты снова на поверхности. Я не учел одно — восьмиметровую глубину. Стенка ползла перед глазами вверх, отмеряя метры синими цифрами, и я, вдруг, засомневался, а какой должен быть толчок, чтобы всплыть из-под такой толщи воды? Хватит ли у меня сил? Я посмотрел под ноги и увидел на дне большое количество пластиковых очков. Странно, что за ними никто не ныряет. Если бы я утопил очки, папа обязательно высказался, поэтому поводу. И вот только тогда, мне стало страшно. И меня спасли накаченные плечи. А может жажда к жизни. И, однозначно, Сима, который увидел извержение брызг в полутора метрах от себя. Потом мы сидели на бордюре. Я громко дышал. К нам подошли наш физрук и местный тренер.

— Вы больше в воду не спускайтесь, — сказал последний.

— Почему? — заупрямился я.

— Потому что норматив сдан, — сказал физрук, и я благополучно закончил школу.

Мой папа всегда говорил, что по Симе плачет тюрьма. Думаю, в ней оказался бы непременно я, не придерживай меня за руку папин «любимчик». Сима подсказал мне, что провокацию к драке, можно избежать, применяя зачатки дипломатии, то есть глупой болтовни. Иногда помогало, а если нет, то Сима всегда оставался до последнего, и даже уже когда лежал, всё равно пытался кого-то пнуть. Я такой же. Руслан — нет, зато умеет петь на гитаре, смотрит с прищуром, будто знает твою тайну, и девушки на него западают, желая трагической любви.

Кстати о девушках. Из торта у меня на день рождения никто не вылезал, а просто две русалки заплыли на скромную вечеринку, и, праздник удался, а Сима потом долго гасил улыбку в уголках рта, не признаваясь и отнекиваясь.

Вот и цель. Я остановил велосипед и, опуская ногу на землю, ударился пахом о раму. Задохнулся от боли, справился с оранжевыми кругами в глазах, и посмотрел вниз. Скала покато стелилась, образуя естественную ровную площадку, на которой умер инвалидом недостроенный завод. Балки растопыренными пальцами царапали свинцовое небо. Первая нервная дрожь. Сквозь темные проемы окон меня изучало неизвестное зло. Я снова самопроизвольно поежился. Кому могла понадобиться такая жуть?

Я изучал подступы. С центральной автомагистрали на завод сворачивало две дороги. Одна центральная судя по укатке грунта. Другая дорога боковая, почти невидимая и скрытая под мокрым снегом. Удобная позиция будет на территории, в одном из окон. Но тогда можно оказаться в центре событий, а я лишь собирался немного пострелять из-под тишка, и, сделав дело, уползти к велосипеду. Вот этот валун, в метрах тридцати, подойдет в самый раз: у него и воронка имеется и обзор не плохой — видно и завод, и две дороги, и основную магистраль. А вот велик, стоит подальше оттащить — красный, слишком приметный. Я быстро управился. Не получилось лишь красиво отодрать скотч, который держал пакет, краска на раме отошла, и на красном перламутре стали видны темные пятна. Санек мне такого не простит. Тевтон осторожно высунулся из пакета и огляделся. Я спрятал его глубже, приговаривая:

— Успеешь насмотреться.

— Сегодня я поговорю? — спросил Тевтон.

— Наговоришься, как никогда. Спи.

— Сплю.

— А я посторожу.

Я занял место под валуном. Сел. «Хорошее» место оказалось помойкой. Неглубокая воронка пестрела этикетками бутылок и банок. Через какое-то время я почувствовал запах.

Не везет.

Я поднял воротник кожаной куртки. Холодно. Проклятый ветер и снег — умру раньше времени. Почему я всегда хожу без шапки? Ведь и папа советовал обзавестись хотя бы «петушком». Заболею. Если выживу, то всегда в холод буду одевать шапку.

— Правда, Тевтон?

Автомат не ответил. Точно. Он ведь спал. Мне стало одиноко. От жалости к себе навернулись слезы на глазах. Ветер сразу напомнил о своем присутствии. Как истинный друг-злодей, выждал театральную секунду, интригуя меня неизвестностью, а потом резко обдал холодным порывом, прогоняя остатки тепла из потаенных щелей. Интересно, долго ждать? А ночь скоро закончится? Я подтянул согнутые ноги и уперся головой в колени. Никогда не любил ждать. Удивительное чувство, напоминает любовь. Так же замирает и бьётся сердце. Те же муки, боль и неожиданный результат — пространственное спокойствие. Я посмотрел на недостроенное здание и поспешил спрятать лицо, вернуться в исходное положение. Быстро доехал. Сам не ожидал. Наверное, после разговора с другом появились силы, а может, решил доказать себе, что умею ездить на велосипеде. В результате: лишние полночи в помойной яме.

— А что, Тевтон, не уехать ли мне домой? Попить травяного чайку, почитать Белинского. Как тебе такая мысль?

Тевтон промолчал. Я усмехнулся. Не хватало сойти с ума. Не вовремя. Слишком много планов на утро. Я посмотрел на небо. Луна тускло светила сквозь пелену снежных облаков, нагоняя страх. Затряслись колени. И первый раз в жизни застучали челюсти. Что со мной? Остаток ночи я боролся с собой, отгонял сон и пытался больше не разговаривать с автоматом. Последнее желание, получалось не всегда.

Очнулся я оттого, что ползаю. С удивлением посмотрел сквозь прицел на дорогу и окончательно пришел в себя. Интересно, сколько времени назад я стал искать новую позицию? И самое главное: меня никто не видел? Я поспешил спрятать автомат. Не нашел пакет, растягнул куртку, спрятал оружие на груди. А где велосипед? Мысль обожгла. Где велосипед?.. Ах, как некстати потерялся велосипед. Как расстроится Санек! И действительно; не успел я привстать на коленки и оглядеться, как первое, что бросилось в глаза — вереница джипов на дороге. Машины быстро приближались к заводу. Вот оно! Я упал и пополз. Остановился. С открытой площадки вернулся под валун. А где синяя «Нива»? Среди серебристых и черных иномарок нашего «вездехода» не было. Как же так? Я что-то опять напутал и сам себя наказал ночным дежурством? Мысль ошеломила. Потерял велосипед, напутал со «стрелкой», упустил «Ниву», не отомстил за Симу — такого провала у меня давно не случалось. Что я здесь делаю? Дыхание участилось. Изо рта повалил пар. Наклонил голову к земле, стараясь, срастись с поверхностью. Наблюдал. Людей из машин вышло много. Питерские бизнесмены жались друг к другу, изредка переговаривались и нервно смеялись. На вид дюжие парни. Одеты из одного магазина: в длинные кожаные плащи, черные брюки или джинсы, под такой же тон обувь. Наши парни смотрелись на их фоне деревенскими олухами, впрочем, что так и было, и вели себя наиграно величаво. Поразил меня выделяющийся из общей массы бандитов крепыш в голубой куртке и в кепке с ушами спаниеля. Странно не то, что фигура показалась мне знакомой, меня удивила длинная толстая палка, которую он с легкостью закинул на плечо. Что это такое? Зачем ему палка? Я так увлекся разглядыванием постороннего объекта, что пропустил начало. А может, его просто не было. Раздалась серия хлопков, и один питерцев вдруг остался лежать на земле, а оставшиеся «купцы» резво побежали к развалинам завода, отстреливаясь на ходу из коротких одинаковых автоматов. Что тут началось! Тишина лопнула, прорываясь шумом голосов и частыми выстрелами. Крепыш в голубой куртки проворно снял с плеча палку и открыл ураганный огонь, стреляя почему-то не в питерцев, а по окнам здания. Пули свистнули рядом, выбивая фонтанчики каменной крошки из валуна. У меня самопроизвольно расширились глаза и, в штанах неожиданно стало теплее, чем обычно, но не надолго. Когда я осмелился снова поднять голову и посмотреть на разборку, то увидел затяжную перестрелку. При чем «наши» парни, проворно ползали по земле, ища убежище. А многие черными кулями лежали неподвижно в лужах собственной крови.

«Меня ранили!» — пронеслась мысль, когда я вспомнил про странное тепло в паху. — «Ранили!»

Пулеметчик стрелял короткими очередями, найдя себе прикрытие среди бетонных колец канализационной трубы. Ему дружно вторили пистолетные выстрелы. Куда кто стрелял — не разобрать. Не видел я питерцев. Кто-то отчаянно матерился, пытаясь, навести порядок. Он так и кричал иногда:

— Порядок! Порядок! — перекрикивая звуки войны.

Ухнула граната. И пулемет замолчал.

— Штурм!

— Вперед!

— Ой, мама.

— Снайпер!!

Стрельба на миг затихла. Я высунулся и увидел, что кулей прибавилось, а по шоссе мчатся ещё машины. Среди них синяя «Нива». Она свернула на второстепенную дорогу и понеслась к заводу.

А вот и моя война.

Чудо, но я встал. Наверное, рана в пах пустяковая, раз я сумел бежать перебежками, сливаясь с землей. План возник сразу. Я остановился перед пригорком. Быстро растягнул куртку. Прислушался. Шум выстрелов медленно затихал. Сейчас для меня существовал только один звук — рев приближающейся машины. Пора! Я вбежал на пригорок и остановился. Тевтон в опущенной руке колебался мелкой дрожью, наливаясь тяжестью. Взвизгнули тормоза «Нивы» и я, прежде чем открыл огонь, увидел растерянное лицо водителя и испуганный наивный взгляд пассажира на переднем сиденье. После первых же выстрелов лобовое стекло разлетелось в дребезги. Машина странно вильнула и юзом пошла мимо меня, подставляя бок, а потом и зад. Я отрешенно дострелял первую обойму, с трудом справился с заменой второй, а проклятая «Нива» не хотела взрываться и продолжала дразниться неясными тенями, мечущимися в салоне. Я машинально упер автомат в бок и быстро дострелял вторую обойму, пока машина не зачадила, и тени в ней не успокоились. Безумство закончилось.

Звук медленно стал возвращаться, нарастая и рвя перепонки. Рядом дыхнуло огнем. Я огляделся. В меня стреляли, ко мне бежали и, одна из машин с подкреплением свернула в мою сторону. Удивительно. Такое в мои планы не входило. Я побежал. Ничего. Скоро на шум выстрелов приедет милиция. Они меня не тронут. Меня же нет в картотеке бандитов. Я сдам парням в касках и в масках автомат и честно расскажу правду о том, как погиб мой друг Сима. Может, стану национальным героем. Общественность возмутится и мне вместо пожизненного срока, дадут полгода условно.

Странно, но почему-то меня решили убить и даже те, кто просто услышал выстрелы и решил вовремя обернуться. Ну, и что же вам не понравилось в моей фигуре? Я всего лишь пострелял у вас в тылу. Подумаешь! И нечего сосредотачивать на мне огонь. Лучше занимайтесь, как и прежде снайпером.

Далеко уйти не удалось. Я упал и пополз к ближнему камню.

Как я хотел? Незаметно пострелять и быстро скрыться? Неудачник! Надо было предвидеть очевидное. Я внезапно осознал, что вою и неподвижно лежу, не в силах пошевелиться. Снег вокруг лица мгновенно таял, не в силах справиться с моим жаром. «Герой!» — подумал я о себе и заплакал от обиды. Руки одеревенели. Я кое-как вскинул над камнем автомат и быстро дострелял очередную обойму.

Чего я хотел? «Моя война!» Так мне и надо. Я перевернулся на спину, положил Тевтона рядом с телом и принялся ватными пальцами набивать обоймы. Парни, жаждущие моей крови, радостно закричали поблизости. Ненадолго. Они же не знали, что вместе с автоматом я купил полведра патронов. А когда узнали, то их возмущению не было предела. Секунд десять я чувствовал себя хозяином положения. Детская наивность придала мне сил, и я снова пополз. До следующего камня.

Звуки стрельбы колебались. Они то раздавались рядом, то откатывались в разные стороны, накрывая кого-то другого. В такие моменты я ликовал и старательно полз, мало заботясь о направлении. В какой-то миг Тевтон перестал быть другом и превратился в простую палку. Я отщелкивал обойму, с непониманием разглядывал патроны. Дергал затвор. Дышал на рукоятку. Молился на дуло. Тщетно. Тевтон ушел в себя, не желая разговаривать и петь мрачные немецкие песни. Всё — наш договор закончился.

— А как же наша дружба? — хотелось кричать мне, но получалось только одно, — сволочь. Сволочь! Сволочь!!

В меня долго никто не стрелял, и мне показалось, что я уполз. Я прислушался. Точно, нет той интенсивности боя, того накала, что присутствовал в первые минуты. Даже пулемет стрелял как-то вяло, постепенно пропадая и сходя на нет.

— Уползли, — сказал я Тевтону очевидную версию и приподнял голову, чтобы лучше осмотреться. Глаза сами собой расширились. Оказывается, я максимально близко подполз к развалинам комбината. Никогда не был следопытом, но всегда до этого полагался на «шишку-компас» в голове и точно выходил из леса на дорогу. Не в этот раз. Может леса не хватало, может меня, сбили камни или другие факторы — не успел разобраться, потому что в двух метрах от лежбища стоял лысый крепыш со злобным лицом и неестественно вывернутой рукой с пистолетом. Сквозь прицел он разглядывал меня. Я кивнул, как старому знакомому и попытался спрятаться обратно за камень. Может, обойдется? Парень отрицательно качнул головой и сделал вперед полшага.

— Не уползли, — сказал он и насупился, переваривая в пустой голове важную информацию. Рука с пистолетом дрогнула. — А где же второй? — Парень испугался. — Слышишь?! — Крикнул он, заглушая ветер, в сопки. — Я сейчас пристрелю твоего дружка! — закричал он, неизвестно к кому обращаясь. Я машинально посмотрел в сторону, потом в другую и резко обернулся, привлеченный тихим спокойным голосом:

— Не успеешь.

«Адидас» успел я прочитать на черной куртке лысого парня и посмотрел в чужое испуганное лицо. Оно оставалось таким секунду. Затем разорвалось мелкой кровяной кашей. Тело неизвестного бойца грузно упало. Я зажмурился, чувствуя, как горячее суфле чужих мозгов стекает по лицу.

— Не успел, — сказал спокойный мужской голос и снова прогремел выстрел. Я дернулся всем телом. Мочевой пузырь болезненно сжался. Так вот откуда «ранение»! Глаза машинально открылись и я сел на камень, пытаясь унять сильный озноб, бьющий тело. Значит я не рыцарь? И ничего во мне от сильной личности нет? А как же мечты? Я же верил…

Снайпер, а с этим сутулым мужчиной неопределенных лет, в смешной овчинной безрукавке и синей вязаной шапочке (наверное, подарок от бабушки) я иной образ увязать не мог, смотрел сквозь огромный прицел в противоположную сторону от меня.

— Уйдет. Точно уйдет. Не догонит. — Последние слова мужчина сказал, обращаясь ко мне, чуть повернув голову, и, кося глазом. — Ну, чего ты? Орбит будешь? — Пачка ловко кинута, но я никогда не умел ловко ловить. Я вообще не герой. Мужчина, которому было далеко за сорок лет, обиделся, видя валяющуюся в грязи голубую пачку жвачки.

— Это же «Орбит»! Настоящая мята. Пожуй. Станет легче. — И он опять склонился к снайперскому прицелу, теряя ко мне интерес. Я прислонил автомат к камню (кругом лежали одни трупы и, воевать можно было только с самим собой) и кое-как поднял злополучную пачку. Третья подушечка чудом не упала из ладони. Задержалась на краешке. Я попробовал поймать её губами и вздохнул, видя замедленное падение. Не мучаясь более, засунул пачку в рот и выдавил капсулы на сухой язык. Мята помогла.

— Всё. Ушел. — Старик опустил винтовку. Повернулся ко мне. Колючий взгляд не предвещал ничего хорошего. — Странная у тебя тактика, — сказал он. Я вскинул голову. Может, я удивился, по крайне мере так он истолковал мою мимику.

— Не скрою: твоё ползанье ночью меня забавило и не давало уснуть до самого утра.

— Так значит, там кто-то был, — хрипло сказал я. Снайпер не понял. Нахмурился.

— Где «там»?

— В развалинах. Я чувствовал.

Старик вспыхнул.

— Неправда. Ты не мог меня чувствовать. Я маскировался. Меня никто никогда не чувствует! Понял?!

— Понял.

— Я мог убить тебя в любую секунду. Тебе повезло, что «мобильник» здесь не ловит — слишком далеко от города. Я не знал кто ты! И не мог позвонить хозяину.

— Зачем?

— А вдруг тебя прислали в последнею очередь? Ты ведь на самом деле, потом пригодился. Никто не знал, что они притащат пулемет.

Увидев, спускающегося с пригорка, злобного парня с помповым ружьём на изготовку, мне сделалось страшно и захотелось уйти. Снайпер проследил мой взгляд. Резко обернулся и расслабился.

— Свои, — сказал он.

Для кого-то и «свои». Я усиленно заживал «Орбит». Черный плащ развивался при каждом быстром шаге. Боец стремительно надвигался, подобный вековому торнадо, знающему своё мертвое дело.

— Что за малец? Кого поймал? Давай, в расход его и идем к хозяину.

— Это он.

— Правда? — мужчина остановился и почесал помповиком голову. Смотрел он на меня с удивлением и, слов у него больше не находилось.

— Ладно. Кончай его. И пойдем к хозяину.

Снайпер не торопился. Спросил:

— Ты их поймал?

— Ушли. Пулеметчика не смог достать — прикрывался своим боссом, как щитом. Нечестно! Зато я достал «смотрящего»! И до погони тоже один раз попал.

— И я достал, — сказал снайпер. «Весельчак» пожал плечом, принимая очевидное:

— Дело сделано.

— Почти. — В голосе прозвучала сомнительная ирония. Я бы тоже взорвался эмоциями под таким скептическим взглядом.

— Я всегда заканчиваю то, что начинаю! Днем раньше, днем позже! Какая разница? Хочешь, я опущу мальца? — Затвор помпового дробовика лязгнул. — Хочешь?!

— Успеем. Идем к хозяину.

Я решил остаться. Нет ничего прекраснее отдыха. Какое чудесное сырое утро.

— Ты с нами, — сказал снайпер, а его друг, проявив сноровку, быстро подобрал Тевтона и, как бы невзначай, стукнул меня рукояткой по плечу. Стало обидно: немецкий друг снова подвел и предал, принимая чужую сторону. А как я его ласкал! Сколько с ним разговаривал!

— Классная пукалка! Стреляет?!

— Нет, — сказал я. Тевтон в чужих руках коротко пролаял, выпуская из себя пули в хмурое небо без облаков.

— Обманываешь, — укоризненно сказал боец. — Нехорошо. Мы же к тебе с открытой душой… — И снова удар автоматом. — Вставай.

Не в силах ничего сказать, я отрицательно закачал головой.

— Не хочешь? — удивился друг снайпера. — Так я заставлю!

— Не заставляй, — сказал старик и, предвидя возможный вопрос, добавил, — никуда он не денется.

Откуда он знал? Лично мне хотелось обратного от его вывода. Найти бы велосипед! «Кожаный плащ» растянул губы в волчьей улыбке и, сплюнув, зашагал к недостроенному заводу, не оборачиваясь

— Не беги, — сказал снайпер, проходя мимо меня.

Я заплакал. Проклятые слезы лились без остановки, и мне очень хотелось сейчас оказаться дома. Хорошо бы вернуть время назад: оказаться на заводе, просыпаться в половине пятого, считать дни до зарплаты. Если тогда было плохо, то сейчас что? Я даже не смог найти подходящего слова и просто продолжал растирать слезы по лицу до тех пор, пока не увидел в метре от себя пистолет, зажатый в руке трупа с неузнаваемым теперь лицом. Через секунду я уже искал место на себе, желая, чтобы оружие и легко вынималось и в то же время находилось под рукой. Я успокоился. А когда укромное место нашлось, перестал и плакать, чувствуя прилив сил — не автомат, но уж точно не предатель — звездочка на рукоятки, наш пистолетик, я такие в кино про войну видел.

Скрестил руки на груди. Улыбнулся. Посмотрел на небо, желая увидеть облака — тщетно. Перевел свой взгляд на завод и вовремя: снайпер вышел из темной дыры входа и коротко свистнул. «Не мне, конечно», — решил я, но на всякий случай пристально посмотрел на сутулую фигуру. Старик властно махнул рукой, приглашая.

И я пошел.

* * *

Фигура в черной одежде неумолимо надвигалась. Я чувствовал свою кончину. Смерть пахла дешевым банным мылом. Я уже отчетливо видел зловещую надпись «Адидас» на засаленном спортивном костюме и многообещающею улыбку. Прежде, чем лицо разлетелось миллионом осколков, рот исказился и требовательно, протяжно зазвонил.

Я проснулся. Покосил глазами, рассматривая потолок, скомканное полотенце на полу, аккуратно сложенные вещи на стуле и окончательно пришел в себя.

Звонить в дверь не переставали. Ясное дело — это была милиция. Я её ждал, но не так скоро. В книжках всегда пишут, что сложное дело раскрывается в течение трех дней. Я рассчитывал, что на меня выйдут через двое суток. Посмотрел на часы. Хмыкнул. Оказывается кому-то достаточно и шести часов. Что ж. Дело и в правду не сложное.

Я поднялся с кровати уже одетый и готовый.

Звонок разрывался противной трелью. Замер в прихожей, раздираемый вопросом: «Одеться или нет?» Решил, что не стоит. Открыл дверь… На пороге стоял Коростылев. Кажется, он уснул, привалившись к косяку, но это не мешало ему продолжать звонить. Я помог ему ввалиться в прихожую квартиры и кое-как дотащил до кухни. Бывший одноклассник сел на стул и посмотрел на меня мутным взглядом. Зрачок фокусировался. Шли долгие секунды, наконец, Сергей сказал:

— Мне некуда идти. Твоя хата непаленая. Здесь меня никто искать не станет.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — начал говорить я, но был перебит чужими, скорыми репликами. Я почти ничего не понимал. Какие-то обрывки скороговорок.

— Надо умыться… я его дотащил до больницы…патроны быстро закончились… мясорубка… нас просто истребили и всё. У тебя есть горячая вода?

— Есть.

— Я умоюсь. Представляешь, он умер у меня на руках. Я его притащил мертвым. Его не смогли откачать! Почему у нас такая плохая медицина?! Кто мне ответит?! Кто-то мне ответит!!

Я посмотрел на Коростылева, и страшная догадка парализовала мою речь. Несколько секунд глотал воздух и, наверное, выглядел очень глупо, потому что Сергей посмотрел на меня и сокрушенно замотал головой. Может, и выглядел я, как пойманная зверюшка в стоп-кадре, но в голове моей творился настоящий компьютерный хаос мыслей, которые отметались, скрещивались с какими-то образами и выходили в выводы. Голубая куртка. Знакомая фигура. Пулеметчик. Закончились патроны. Мясорубка. Адидас. Нет, не то — последнее из другого раздела. Сергей проследил мой взгляд и согласно кивнул, говоря:

— Ты прав. Надо сжечь куртку. На ней моей крови не много, не бойся. Давай разведем костер?

— В квартире?

— А что? Ванная комната как раз подойдет.

— Нет. Слишком опасно.

— Чего бояться?! Я знал к кому идти!! Ты всего лишь ларечник, таким и оставайся. Зачем ментам убивать курицу, которая несет золотые яйца? Тебя никогда не загребут. — Сергей говорил. Больше с самим собой. И раздевался. Голым прошел в ванную (я едва успел посторониться и дать проход). Вода зашумела. Сергей запел. Невнятное бормотанье вывело меня из оцепенения, и я принялся собирать разбросанную одежду. Засохшая от крови она напоминала половые тряпки.

Боже мой. А ведь мы стреляли друг в друга. Я так точно старался попасть в пулеметчика. Отчетливо вспоминаю такие навязчивые мысли.

Сгреб одежду в пакеты. Нашел в шкафах свою чистую одежду и присел на стул в ожидании. Когда я успел включить чайник? Когда?

Усиленно стал тереть виски. За этим занятием меня и застал Коростылев. Он вытирал голову грязным полотенцем и старался улыбаться. Получался недобрый оскал. Такие улыбки я за последнее время навидался до сыта.

— Одежда.

— Да? Спасибо. Будем жечь старую?

— Просто выкинем.

— Ладно. Поесть есть?

— Не знаю, — нерешительно ответил я. В старом холодильнике нашлась банка китайской тушенки. Никогда ничего вкуснее не ел. Коростылев кажется тоже. Хотя из мяса в тушенке было только желе.

— Рассказывай. — Я разливал травяной чай. Сергей замялся, отвел в сторону взгляд.

— А нечего, — сказал он.

— Весь в крови и нечего?

— Так. Ерунда. Попросили закурить.

— А при чем здесь «мясорубка» и «кончились патроны»?

— Слушай меня больше! У меня такая работа — ездить по ушам! Взболтнул лишнего.

— Ладно.

Коростылев обиделся. Явно не ожидал, что я так быстро сдамся.

— Как это «ладно»? Город остался без смотрящего, а тебе «ладно»?!

— Ты же сам ничего не хочешь рассказывать.

— А что рассказывать?! Была стрела. Питерцы нас заманили и всех перестреляли. Скоро услышишь! Думаю, даже по центральному вещанию что-нибудь скажут. Посмотришь.

— Вряд ли. Может только вскользь. Кого удивишь сейчас стрельбой? Время такое. Время разборок и ларьков.

— Хорошо сказал. В самую точку. — Сергей покрутил головой. Сделал перед носом пару взмахов. Успокоился. — Если бы не снайпер и не чертов автоматчик в тылу, то мы бы им показали! Коварно поступили. Видимо у них есть тактик. Или аналитик. Я всегда говорил, что должен быть штаб, где мыслят аналитики. Ради их работы никаких денег не жалко. А так махать автоматом любой дурак сможет.

— Что?

— Так. Мысли в слух. — Коростылев улыбнулся. — Тебя бы в такую жизнь. Знаешь сколько адреналина? Это не в ларьке торговать.

— Догадываюсь.

— Ещё раз предлагаю место аналитика.

Я промолчал. Сергей вздохнул. Сделал маленький глоток травяной настойки.

— Ты не представляешь, какие тебя ожидают перспективы.

— Я подумаю.

— Дай знать, когда примешь решение. Спасибо за одежду. И вообще… Я в тебе не ошибся. Классный ты парень, Вася. Проси чего хочешь. Хоть луну с неба. Всё достану.

— Зачем луну? Я же не девушка. Достань мне спортивный велосипед. К вечеру.

Коростылев подавился травяным чаем. Старательно вытер капли со стола ладошкой.

— Зачем тебе велосипед? Ты же ездить не умеешь. Хочешь машину?

— На ней я тоже ездить не умею.

— Ну и что. Будет стоять под окном. Это же, как дополнительный бонус в игре — прибавка статуса. А?

— Велосипед.

— Ладно. — Сергей потерял ко мне интерес. Он устал. Попробовал проделать замысловатые хуки правой — вышло, как в замедленной съёмке.

— Я посплю у тебя? Слишком много впечатлений за сутки.

— Ладно. Я уйду на работу. Если меня не дождешься, прикрой за собой дверь до щелчка замка. В прошлый раз у тебя ничего не получилось.

— А что у тебя воровать? Да и потом, пускай кто-нибудь попробует — это же новая тема для меня. Мне нравится идея!

— Мне — нет. Я заберу пакеты.

— А вот пакеты оставь. — Коростылев недобро улыбнулся. — Зачем тебе их забирать? И лучше бы тебе никуда не уходить: на улице холодно, дождь со снегом.

— Руслану не понравится моё отсутствие.

— Ничего. Сегодня справится и один.

— Хорошо, — сказал я. Коростылев удивился. — Я тоже устал и пойду спать.

Мы разбрелись по комнатам. Я заснул сразу же, стоило голове уткнуться в подушку. Проснулся от настойчивого звонка в дверь. Сел в кровати. Посмотрел на часы — ночь. Голова ужасно болела от пересыпанья. Так трезвонить в такое время суток могли только одни люди. Что ж. Задержались. Могли прийти и пораньше.

Проходя мимо спальни родителей, мельком успел заметить, что Коростылева и в помине нет: кровать аккуратно застелена, возле серванта поблескивает новый синий велосипед. Черт. Надо было сказать про цвет.

— Иду! — крикнул я в дверь и открыл замок. Звонок оборвался на полноте. На пороге стоял хмурый Саня.

— Где мой велик? — спросил он вместо приветствия.

— Там. — Я неопределенно махнул за плечо. Санек немного успокоился. И руки его перестали дрожать, когда он снимал ботинки.

— Будешь чай?

— Конечно, — обрадовано сказал студент.

— Из еды один сахар.

— Хорошая новость за весь день!

Я жестом пригласил пройти на кухню. Включил чайник, машинально трогая пластмассовый корпус — теплый. Кажется, от моего хмурого вида Санёк впал в оцепенение. Он долго шаркал ногами, прочищал горло, рассматривал интерьер кухни, прежде чем задал вопрос, который его беспокоил:

— Ничего не сломал?

— Нет.

— Это хорошо. — Санек расслабился. В травяной чай он положил семь ложек сахара. Я продолжал стоять возле плиты, напротив друга. Разговор не клеился.

— Отличный чай! Когда будешь заваривать новый?

— Самое время. — Я повернулся к полкам. Посмотрел на жестяные банки.

— Как бизнес?

— Что ему будет?

— Слышал по радио, что скоро в ларьках запретят спиртным торговать.

— Бред. — Такого я себе представить не мог — это же выручка упадет раз в двести. Обязательно кого-нибудь убьют, и глобальный проект не осуществиться.

— А ещё слышал, что когда-нибудь ларьки со всем уберут. Кругом будут одни магазины. Представляешь, выйдешь из дома, и не будешь знать куда идти, чтобы купить кефира или яблок.

— Или дешевой водки. Полный бред. Сам подумай.

— Вот-вот. Полностью разделяю твоё мнение. Возьмешь меня к себе ночником? Летом жениться буду. Надо денег подзаработать.

— На ком? На Анне что ли?

— Зачем на ней? Совсем не обязательно. У меня девушка есть. Правда она живет в другом городе и разделяет нас три тысячи километров, но мы регулярно созваниваемся и пишем друг другу письма. Всё решено.

— Не знал.

— Да я говорил тебе. Рассказывал про лето. Ни раз.

— Не помню.

— Ну, что? Возьмешь?

— Надо подумать.

— Думай скорее. У меня из-за тебя жизнь рушится. Как я стану жениться на студенческую стипендию?

— А родители?

— Они ничего не знают. Это будет сюрприз. Возьмешь?

— Мне нужно время.

— Чего тут думать! Я же не в партнеры прошусь. Ты не представляешь, как мне надоела нищета. Мне нужны деньги. Много денег!

— Всем нужны деньги. А много денег ты «ночником» не заработаешь.

— Так бы и сказал сразу, что нет вакансий, что тебе нужно кого-то увольнять.

— Оставим этот разговор на потом. Может в скором будущем у меня будет другой «бизнес».

Санек не расслышал моего сарказма и взволновано спросил:

— Какой?

— Обещаю: ты узнаешь первым.

— Здорово! Я заинтригован. Ладно. Я собственно за великом пришел. Знаешь, никак не мог уснуть — ворочался, ворочался. Думаю, ты всё равно не спишь, вот и зашел.

— Молодец.

Мне не хотелось идти к велосипеду, но желание выпроводить Санька до приезда опергруппы, настолько сильно меня переполняло, что я победил в себе страх и мы зашли в спальню родителей.

— Не понял! — закричал друг и забегал вокруг велосипеда, когда я включил свет. Я зажмурился, ожидая поток брани.

— Что это? — Санек таращил глаза и тыкал пальцем.

— Велосипед.

— Это не мой!

— Твой. Цвет не много изменился. — Я осекся. Конструкция велосипеда претерпела существенные изменения — это видел даже я. — Не нравится?

— «Не нравится?» Издеваешься? Это же горный велосипед! Новый. Стоит сумасшедшие деньги. Это мне подарок?

Я молча кивнул. Санек обнял меня и похлопал по спине.

— Никому не говори, что я это сделал, — сказал он, отстранившись, — порыв радости и никакой любви! — Санек поднял указательный палец. — Ты действительно разбогател. — Он потряс головой. — Не думал, что ты задумал провернуть операцию с велосипедами, чтобы меня разыграть. Порадовал. Не ожидал. Спасибо.

— Пожалуйста, — сказал я, когда закрывал за другом дверь. Интересно, у кого Коростылев украл велосипед?

Я заварил новую заварку и присел на стул, ожидая, когда вскипит вода. Старый чайник «Мулинекс» надрывно шумел, успешно справляясь со своими обязанностями. Вот вода закипела, заклокотала большими пузырьками, и я не смог сдержать улыбку радости, предвкушая прелести позднего чая. Со щелчком отключения кнопки снова раздался звонок в дверь. Я насупился и решил не открывать. Милиция, как всегда не вовремя — приходит, когда её не ждешь. В дверь позвонили настойчивее, затем застучали, излишне громко, применяя силу ног. Зря. Не хотелось бы портить мнение соседей. Оно ведь складывалось не один день, и даже визиты Симы не смогли сокрушить целомудренные устои людей по площадке.

Всё ли я приготовил? Главное не забыть взять туалетную бумагу, заварку и книжку внушительных размеров.

— Иду, иду я.

Щелкнул замок. Дверь открылась, и я увидел свирепое лицо Руслана. Как я мог забыть о нем?

— Молодец, что пришел.

— «Молодец»? — Кажется, парень рассвирепел, входя в прихожую и, сняв ботинки, направился сразу на кухню. Конечно, к чайнику. «Мулинекс» тревожно щелкнул, когда его включили повторно для кипячения. Такого обращения он не любил.

— Хочешь чаю?

— Представь себе — хочу. — На стол упал рулет в цветной упаковки. Чудеса продолжались: Руслан купил рулет — нонсенс, что-то из ряда вон выходящее. — Я весь день работал, не покладая рук. А где был ты?

— Спал.

— Весь день?!

— Да, — сказал я.

— Заболел?

— Нет. То есть да. Но мне уже лучше. Я пошел на поправку.

— Хорошо. — Руслан раскрыл рулет, накромсал полено толстыми ломтями. — Я решил увеличить нам зарплату.

— К чему?

— Снова всю прибыль в дело. Работаем на завтрашний день. Тебе не кажется, что мы потеряли темп? Вспомни, как мы начинали. Да, жаркие были деньки.

— И ночи. У тебя же родился сын — можно и сбавить темп.

— Да ты что?? Как можно!! Совершенно ни к чему. Думаешь, что-то изменилось? Нет. По-прежнему: главное деньги. Я через чур требователен к тебе?

— Нет.

— Тогда не пойму, почему ты не вышел на работу?!

— Всё изменилось.

— Что именно?!

— Всё. Скоро узнаешь. Не сегодня, так завтра.

— Брось свои философские рассуждения — они ни кому не нужны. Мне — подавно. Нам сейчас главное с волны везенья не сойти. Изменения будут потом.

— Хорошо бы.

— Увидишь! Ладно. Побегу домой. Завтра начнем с восьми. Выходи на дорогу, как раньше и жди меня, чтобы не случилось. Ну, сегодня я опоздал. Что с того? Ты мне отомстил — не вышел на работу вообще. С завтрашнего дня возвращаемся к старому циклу. Лады?

— Да.

— Давай, брат. Не скучай. Нас же теперь двое осталось. Пока. Завтра не опаздывай. — Руслан откинул от себя ломоть рулета и пошел к входной двери.

— Нас и раньше было двое.

— Не начинай! — Руслан поднял палец вверх, предостерегая меня от ошибки. — Молчи. До завтра. — И он, быстро обувшись, вышел.

— До завтра, — сказал я в закрытую дверь. В неё тут же позвонили. Я открыл замок. Руслан наклонился, упираясь в косяк, и с хитринкой спросил:

— Видел Санька. Он пробежал в метре от меня и не заметил, так любовался своим велосипедом. При чем улыбался как-то странно, загадочно, что ли. Ты не знаешь, откуда у него горный велосипед? Кучу денег стоит! А?

— Не знаю, — сказал я.

Глава 9

Прошло время, и я свыкся с ожиданием неизбежной кары справедливого закона. Порой мне казалось, что на самом деле я видел дурной сон или плохой фильм о каком-то парне неудачнике, что ничего не произошло в действительности. И, если бы не фигура в черном «Адидасе», приходящая ко мне каждую ночь, и массивная золотая печатка с блестящими камушками, которую я обнаружил в глубоком кармане куртки, то я бы легко смог уйти от реальности, внушив себе спасительный обман. Где ложь, где, правда? Кто поймет. Кто поможет разобраться? Никто. Впрочем, хороший следователь, знаток скорых дел, быстро бы поставил точки в предложении. А пока, я каждое утро, перед тем как уйти на работу, смотрел на печатку, любовался игрой камней и задавал себе неизменно один и тот же вопрос: «Ну, почему она?» Я бы понял себя, если бы притащил домой предателя Тевтона или, на худой конец, «ТТ». Отлично помню, что крутил пистолет в руках. Или наваждение? Где сон, где явь. Ничего непонятно. Золото. Зачем оно мне? Никогда не носил украшений. Я пытался восстановить детали, но ничего кроме головной боли не достигал. Что-то же со мной произошло — я чувствовал в себе сильные перемены. И потом, ночные кошмары и золотая печатка никуда не исчезали, являясь в точно отведенное для них время.

— Значит так надо, — говорил я себе и клал печатку на полку для головных уборов до следующего утра, чтобы помучить себя заново и задать молчаливой совести неизменный вопрос.

Если раньше мы с Гариком виделись пару раз в десять дней, то сейчас наши встречи стали регулярными. Мне иногда казалось, что жизнь для моего напарника Руслана — это шахматы, где каждая фигура имеет свою миссию. Гарик напоминал «офицера», который ходит всегда по диагонали и никогда прямо. То, что он являлся не простой фигурой, было очевидным: во-первых, он крутил нашими деньгами; во-вторых, имея акции и векселя крупного флота, собирался открывать рыбную фирму; в-третьих, Руслан, неожиданно для всех, стал членом будущего правления фирмы (мне была обещана должность инженера по труду, никто не знал, что это такое, но всем было весело только от одной мысли, кем я стану). Конечно, Гарик не догадывался, что он фигура на чьём-то шахматном поле. И тем более он не мог представить, что Руслан в этой игре даже не ферзь и не король, а является просто Богом.

Меня же волновало другое, если Гарик — «офицер», то кто же тогда я? Тень Бога, инженер по труду или, быть может, пешка, которую жертвуют ради мата или выгодного хода? Кто я?

Мы ехали в машине и после продолжительного молчания, Руслан неожиданно громко сказал:

— Надо бы у Гарика деньги забрать. Тебе не приходила такая мысль в голову?

Я промолчал, не отвечая на вопрос. Отвернулся в другую сторону, любуясь грязными машинами и унылым пейзажем.

— Что молчишь?

— А что говорить? Твоя идея дать деньги.

— Моя. Не спорю. Деньги не должны лежать мертвым грузом. Они должны приносить прибыль. Закон экономики. Такому в институтах не научат. Спросишь у Гарика, когда он нам отдаст деньги. И знаешь, что? Спроси, как умеешь, не скромничая.

— То есть с наездом?

— Это крайности, но дипломатом быть не обязательно — не тот случай. Да и потом, мы только интересуемся. Ничего конкретного. Справишься?

Я задумался. Ответил не сразу

— Не знаю. Ты столько раз придерживал меня за руку, отводил за спину, затыкал рот, предостерегающе наступал на ногу, что я теперь сомневаюсь — остался ли у меня характер, индивидуум?

— Это ты про себя? Это ты индивидуум? Что-то не замечал за тобой ничего такого. Не знаю, что и сказать.

— А ты ничего не говори, — предложил я, чувствуя в себе прилив злобы и ненависти. Мимо промчалась машина, обдавая нас грязью. Руся включил «дворники» и сокрушенно покачал головой. — Ничего не говори, — снова сказал я.

Мы вошли в офис Гарика. На столе секретарши сидел Дятел. Он целовал девушку в шею, и что-то нашептывал на ухо. Трогательная сцена прервалась благодаря нашему появлению.

— Что надо? — сказал вместо приветствия Дятел. — Что вы ходите каждый день? Что вынюхиваете?

— Мясо, — сказал я.

— Что?!

— Ты спросил, что мы вынюхиваем, я сказал — мясо.

Дятел посерел лицом, вскочил.

— Руся заткни своего мальчика! Или я его заткну! Что ты пялишься на меня?!

— Попробуешь? — предложил я и, видя, что Дятел опять не успел поймать мысль, пояснил, — заткнуть меня.

Руслан придержал меня за рукав куртки. Я обернулся. Друг улыбался, глядя в какую-то точку на косяке кабинета начальника. Спросил:

— У себя?

— К нему нельзя, — сказала секретарша, поправляя кофточку, — он завтракает.

— Люблю завтракать, — сказал Руся, и мы вошли в следующий кабинет. На пороге я обернулся, подчиняясь внезапному порыву. Дятел тыкал нам в след указательным пальцем не в силах что-либо сказать. Я представил, что в руке у меня «ТТ» и выстрелил ему в голову несколько раз, а потом закрыл дверь, удовлетворенно прислушиваясь к воплям из приёмной. Дятел порывался войти следом, его удерживала секретарша, а я давился от приступа смеха. Оказывается, так просто решаются наболевшие проблемы — надо только во время нажать на курок.

— Привет, ребята! — громко сказал Гарик. Он сидел в центре стола, пил кофе и поедал бутерброды с красной рыбой. — Решили навестить? А я вот ем. Вам не предлагаю — самому мало. — Я посмотрел на большое блюдо, в котором египетской пирамидой возвышались бутерброды. Гарик перехватил мой взгляд и ловко перевел тему. — А ты, инженер, решил поиграть в войну? Правильно. Самое подходящее место — это мой кабинет. — Слово «война» мне понравилось и при этом что-то шевельнулось в груди, а вот «инженер» мне не понравилось во все. Я насупился.

— Привет. Хорошо живешь, — сказал Руся, — рыбку ешь.

— А то!

— А я завтракаю кашей геркулесовой. Без молока.

Гарик пожал плечом и откусил половину бутерброда.

— Садитесь.

— Сесть мы всегда успеем, — сказал я и зачем-то пнул ногой стул так, что он косо вошел под стол. — Ты лучше скажи нам, когда деньги отдашь?

Гарик перестал есть. Удивленно посмотрел на Русю, всем видом спрашивая: «Инженер умеет говорить?!» Руслан посмотрел в потолок, почесал щеку, ноздрю, висок. Чесотка у него что ли?

— Не ломай мебель, щенок.

— Думай, что говоришь, Гарик, — сказал я. — Ты же давно в бизнесе — знаешь правила. Так, как с моим вопросом?

— Что-то я ничего не понимаю, Руся. Объясни мне. — Гарик откинулся на спинку стула. Выглядел он неважно. Может быть для жены — эта поза и выражала авторитет, злость и предвестие беды, но для меня он выглядел именно «неважно». Я представил запуганного хорька, вытащенного зимой из глубокой теплой норы и усаженного на место председателя, и, не смог скрыть улыбку.

— Что? — ожил Руся и с непониманием посмотрел на меня, — а это. Ну, не знаю, Гарик. Честно, для меня происходящее является такой же неожиданностью, как и для тебя.

— Короче.

— Наверное, Вася хочет назад свои деньги. Так? Вася, мы же дали деньги Гарику под проценты, ты забыл? Что ты хочешь?

— Я хочу деньги.

— Сейчас? — спросил Руся.

— Сейчас.

— Ты в своём уме? — спросил Гарик. — Получишь их в срок, вместе с процентами. Так дела не делаются. Объясни ему, Руся. Чтобы вытащить пять кусков мне нужно время.

— Почему пять? Мне нужно десять.

— Десять?!

— Нет, нет, — поспешно сказал Руслан. — Я здесь ни при чем, Гарик. Моя половина по-прежнему остаётся у тебя. Люблю выгоду, а тут такие проценты! Вася! Зачем тебе деньги? Или хочешь купить квартиру?

— Нет. У меня уже есть. — Я покрылся испариной. Стало нехорошо. Идиотское положение. Для чего меня так Руслан подставил? Я думал, что моя спина надежно прикрыта, а она вдруг почувствовала пропасть, бездну.

— Тогда в чем дело? — спросил Руся.

— Парни? — неуверенно спросил Гарик.

— В чем? До меня дошли слухи, Гарик, что ты неплатежно способен. Тебя обворовывают даже продавцы. Ты почти банкрот.

— Он, что с другой планеты? — спросил Гарик у Руслана. — А на что я, по-твоему, содержу всё это? Да я за час зарабатываю больше, чем ты за неделю. А теперь смотрю сюда, щенок. — Гарик наклонился к сейфу. — Вот эти ценные бумаги называются векселя, а вот эти акциями. Прейдет день, и мои судна будут бороздить территориальные воды. Только до этого муниципальное предприятие станет акционерным, затем его обанкротят и, наконец, разделят. Тогда-то и появлюсь я. Понял? По твоим меркам, я сказочно богат. А теперь пошел вон! Не желаю тебя видеть.

— Хорошо. Я уйду, но вернусь через три дня. Помнишь срок выплаты процентов? Тогда же мне понадобятся и мои деньги.

— Отлично! Увидимся через три дня. Пошел вон!!

— Я тебя на улице подожду.

— Я скоро, — сказал Руслан.

В приёмной никого не было. Жаль. Я остановился, в надежде, что сейчас откуда-нибудь появится Дятел. Вон сколько дверей в подсобные помещения! Прислушался. Из-за двери с мужской и женской фигурой раздавался непонятный хриплый шепот. Я сделали шаг в этом направлении и, в коленке что-то подозрительно хрустнуло. Хрип прекратился. Я замер.

— Что-то хрустнуло, — сказал женский голос.

— Что? — удивился голос Дятла.

Я поспешно вышел на улицу.

Руслан появился через полчаса. Я немного притомился от ожидания и хмуро посмотрел в его сторону.

— Здорово ты его. Пускай знает, с кем имеет дело. Ели тебя отмазал.

— Мне кто-то угрожал?

— Конечно! Не напрямую. Садись в машину. — В салоне Руся продолжил. — Поехали ко мне. Пообедаем. Ты, наверное, давно не ел первого? Почему такой хмурый?

— Да так. Поехали по ларькам, выдернем дневную выручку, а потом наведаемся в оптовый магазин «У Киры» — они обещали новое поступление по смешным ценам.

— Да хватит тебе думать о работе. Так и свихнуться можно.

— Это ты говоришь? — удивился я.

Руслан спохватился.

— Принципы, как закон — выдуманы, для того чтобы их не соблюдать. Едем обедать. — И мы тронулись с места. Я чувствовал, что за стеклом осталось не просто недосказанность и неопределенность, а прошлая жизнь что ли?

* * *

Вера встретила нас с Артемом на руках. Пацан плакал, вертелся и не мог найти мамин сосок — ловил беззубым ртом воздух.

— Уложи его спать и накрой нам на стол. Мы хотим есть.

— А он не хочет? — обиделась Вера.

— Я что сказал? — Руся замер.

— Я сейчас. — Вера убежала в комнату. Мы прошли на кухню.

— Не слишком сурово? Она ведь может обидеться и уйти. — Я бы непременно так сделал.

— Кто? Вера? — удивился Руслан. — Да она любит, когда с ней я так разговариваю. Честно. Не веришь? Спроси как-нибудь у неё сам.

Я задумался.

— Нет. Я бы так не смог. Я в своей девушке вижу своё отражение. Она — моё второе я, только противоположного пола. Поэтому наши отношения должны строиться на взаимоуважении и на компромиссе.

Руслан слушал меня и кивал. Когда я закончил, сказал:

— Именно поэтому ты сейчас и без девушки. То, что ты сказал — баловство. Вы, небось, и бананы с шампанским каждый раз ели. Так? Знаю я тебя! У самого две рубашки, а пыль в глаза не хуже Симы кидаешь. Но тот хоть жил на мамины деньги. А твоя девушка привыкла к той жизни, которую ты на самом деле мог продлить всего пару дней, и теперь живет с тем, кто обеспечивает её такую жизнь каждый день.

— Домыслы. А вы разве не едите фрукты?

— А зачем? Главное есть на завтрак каши!

В кухню вбежала Вера. Засуетилась. Загремела кастрюлями. Руслан снисходительно улыбался, глядя на жену.

— Сейчас, мальчики, сейчас.

— Вера, твоя жизнь невыносима? — спросил он.

— Почему? — насторожилась маленькая девушка, которая недавно стала матерью. У неё была такая трогательная горбинка на носу — дедушкина армянская кровь, что я бы с кухни давно убрал все острые предметы.

— Вася считает, что тебе чего-то не хватает.

Я закашлялся. Вера недоуменно посмотрела на меня.

— Я вообще ничего не считаю!

— Главное, Вася, жить с любимым человеком, — назидательно сказала она и отвернулась к кастрюлям, — что касается фруктов, — пробурчала она, — мы живем на Севере и их надо есть каждый день, а не раз в два месяца. Или в три?

— Клевета, — поспешно сказал Руся, — мы вчера ели соленые помидоры. Не верь, Вася, женщинам. У них своя, правда, у нас, мужиков, своя.

* * *

Вечером снова появился Саня. Теперь он не расставался с горным велосипедом и, прежде чем закатить его в коридор, заботливо обтер от грязи и влаги. Процедура заняла минут десять. Я успел почитать телепрограмму, поставить чайник, подумать о смысле жизни, погрызть ногти.

— И что ты решил? — спросил Саня, усаживаясь напротив. Руки сцеплены. Фигура напряжена.

— Ты о чем?

— О работе! О чем же ещё? Всем нужны проклятые деньги. Бедным студентам особенно. А тем, кто хочет жениться в двойне. Или остановимся на версии «ночника» в любой твой ларек?

Я не ответил сразу. Не то, чтобы план не существовал, причина в другом — как его раскрыть. Да так, чтобы стало понятно, без лишних вопросов и сомнений.

— То есть ты меня хочешь разочаровать? Решил отделаться от меня велосипедом? Ладно. И на том спасибо. Хоть экономлю на общественном транспорте и развиваю мускулатуру ног. Чаем напоишь?

— Наливай.

Саня поискал чистую кружку, повозился с заварником и сев, с новым рвением принялся меня изучать.

— Ну? — нетерпеливо спросил он. — Что у тебя на уме?

— Думаю, тебе — это не понравится.

— Хорошее начало. Главное: полное и самая суть. Попробуй начать. Я когда сдаю экзамены, которых не знаю, всегда с чего-нибудь начинаю. Слово за слова, глядишь — госоценка в дипломе. И так?..

— Я вот думаю, где-то ты прав. — Саня многозначительно поднял брови, явно ничего не понимая из моих слов. — Сейчас мы живем в эпоху ларьков. Да, я считаю, что данный отрезок времени для всей страны целиком, можно охарактеризовать и как «эпохой ларьков». Это очевидно. Люди, которые раньше были никем и никогда не думали, что станут кем-то, неожиданно для себя и окружающих, вдруг пересаживаются с «москвичей» в джипы, летают в Египет, выкупают квартиры по площадке, открывают новый бизнес, используя накопления сделанные в ларечном круговороте. И это нормально. Это правильно. Потому что пройдет пятнадцать-двадцать лет и не станет ларьков. И я думаю, что никто даже не заметит, что их нет. Кроме … некоторых людей, кто действительно смог подняться, благодаря, этой эпохи.

— Я тоже поднимусь? — обрадовался Санек. — Очень кстати. Свадьба …

— Не думаю.

— Почему?

— Потому что сейчас происходит спад. Пик ларьков уже прошел. И его даже я не успел поймать Нужен новый бизнес. Желательно космически прибыльный.

— И где такой найти? — спросил Саня, сникая и тупя глаза, рассматривая порезанную скатерть.

— Найти можно.

— Не уже ли? — съязвил Саня.

— Можно, — упрямо сказал я, зная правду. — Надо только через себя переступить. Через принципы и закон. История такова, что мне должны денег. Мне должны столько денег, что меня проще убить, чем их отдать.

— Не понимаю.

— Заказать кого-то стоит пятьсот-восемьсот долларов. Меня могут заказать.

— Ерунда!!

— Нет. Не «ерунда». Я недавно понял очевидный факт, и вывела меня к нему строгая логическая цепочка. Так вот, в этой истории я хочу умереть последним и желательно старым и богатым, имея маленький рыболовецкий флот. А для этого надо лишь забрать то, что по праву принадлежит тебе — раз денег не отдают, то пускай отдадут ценные бумаги. А они есть — я знаю. И где лежат — тоже знаю. И кого надо убрать, как нежелательное препятствие — знаю.

— Я понял! Ты вспомнил, что я моторист-матрос! Когда у тебя будет флот, я стану плавать на одном из суден. Здорово! Летом можно? Остальное время я учусь.

— Мне не нужен матрос-моторист. Мне нужен напарник. Я, конечно, могу справиться и один, но я привык работать в команде, в бригаде что ли. С друзьями.

Саня усиленно тер переносицу, обдумывая что-то важное для себя. К чаю, он так и не притронулся. Я ничего не терял, доверившись ему. Оба прекрасно понимали происходящее.

— Не представляю себя в роли бандита, — сказал Саня. Чуть помедлив, добавил, — тебя, кстати, тоже.

— Ты прав — это роль не по нам. Поэтому даже не станем пытаться. Просто ситуация такая, что у меня на самом деле нет выбора, а у тебя есть. Хотел бы иметь совой корабль? В мир, куда мы сунемся, люди стреляют друг в друга за старые снасти. Нам придется выживать.

— А, что говорит по этому поводу Руслан?

— Ничего. Такое дело ему не по зубам. Он вырос рыбкой прилипалой, а не акулой. Таким и умрет.

— Выходит, мы будем вдвоём заправлять большой рыбной компанией? — Саня впервые посмотрел на меня. Я поморщился.

— «Большой» — нет. Часть акций и прочих ценных документов может уйти на сторону. Но даже то, что останется, будет настолько колоссальным, что изменит твою жизнь навсегда.

— Хорошо. Я буду твоим напарником.

— Ты понимаешь, что твои слова не пустой звук — если придется стрелять, то надо будет спустить курок без малейшего колебания. — Вот она фраза, к которой я шел. Затаив дыхание, посмотрел на друга. Саня помрачнел. Он думал. Велосипед с грохотом упал в коридоре. Мы вскочили с мест. Медленно сели. И Саня сказал:

— Я знаю, где купить снайперскую винтовку.

Я закашлялся.

— Зачем она нам? Достаточно будет пару стволов. — И стараясь исчерпать тему, поспешно добавил, — и никаких автоматов! — Саня вскинул брови. — Автоматы хороши в кино. Когда из них стреляет главный герой. На практике же — это абсолютно ненужная вещь, к тому же не надежная.

— Про стволы я узнаю. А снайперская винтовка нам пригодится, тем более я хочу научиться стрелять. А тот, кто продаёт, обещает десять уроков бесплатно.

— Тебя хотят подставить. Это менты.

— Ошибаешься. Бывший контрактник. Таджикистан. Мы с ним вместе ушу занимались до армии

— Не понял. Нам никто не нужен в команду. Не смей даже думать о том, чтобы кому-то ляпнуть про нас.

— Он инвалид. Деньги нужны на лекарство. Пятьсот долларов. Это очень дешево за винтовку. Только где взять зеленые рубли? Огромная сумма.

— Действительно не дорого. Ладно. — Я полез в карман, достал портмоне. Из заветного кармана извлек пять бумажек. — Она, конечно, нам не пригодится, но я вижу, что тебе очень хочется иметь такую игрушку. Возьми деньги. И помни о стволах — Я свернул деньги пополам и протянул другу. — Помни так же, что мы не банда и не организованное преступное сообщество, поэтому автоматы нам точно не нужны. И не вздумай меня упрашивать купить по дешевке парочку — денег не дам. Я бы и от стволов отказался, если бы всё не было так плохо. А всё плохо, понимаешь?!

Саня, казалось, меня не слушал. Он взял деньги и сказал:

— Хорошо, плохо. Какая разница? Главное у кого винтовка.

* * *

Мы не подъехали к ларьку каких-то пару метров и остановились у палисадника под темными ветвями набухших от влаги деревьев. Руслан, не выключая мотор, коротко посмотрел на меня. Я не обернулся, хотя почувствовал взгляд — не смог отвести глаз от дверей ларька, пытаясь понять, в чем дело. Настораживало странное поведение нашей девчонки. Она что-то кричала двум женщинам и решительному на вид мужчине, затем, завидев заветную машину, стала тыкать в нашу сторону. Руся заглушил мотор.

— Полиция, — сказал он. — Накрыли. Всё чисто? Лицензии? Сертификаты?

— Придраться не к чему.

— Сам знаю. — Руся поднял козырек кепки к верху. — Поехали.

— Не дури. Нас видели. Пошли разбираться.

Я вышел из машины первым.

— Вот он! — крикнула продавец Вика и проворно закрыла дверь, отгораживаясь от проблем стальной обшивкой.

— Заждались, — недобро сказал мужчина.

— Это, что, получается? — громко заговорила одна из женщин. — Торгуете паленой водкой?!

Машина сзади меня завелась, и Руся проехал мимо меня, ловко свернул за ларек и исчез из глаз. «Ловко», — подумал я, а в слух сказал:

— С чего вы взяли?

— Очень нехорошо продавать недоброкачественный продукт, молодой человек, — сказал мужчина и поморщился.

— Мы про вас в газете напишем! — закричала третья женщина и, я понял, что она пьяная.

— Тише, Клара!

— Не затыкайте мне рот! Верните наши деньги!!

— Да, молодой человек, если не хотите шумихи, то лучше верните нам деньги. Иначе примем самые суровые меры! У меня брат в таможни работает!

— Причем здесь таможня? — спросил я.

Мужчина пожал плечом — он и сам не знал «при чем».

— Не давай им, Вася, денег, — закричала Вика, высунувшись в форточку, — купили на троих бутылку водки, выпили, а теперь требуют назад денег, так как, видите ли, трезвые.

— Паленка — потому и трезвые!!

— Звони в таможню! Что ты стоишь?!

— В рельсу, что ли звонить?! Придем домой, и позвоню.

— Денег я вам не отдам, а вот бутылку водки могу ещё одну дать

Тройка напряглась. Женщины переглянулись.

— Давай, — сказала самая нетрезвая покупательница, — и мы навсегда уйдем из твоей жизни.

Я отдал бутылку водки и почувствовал, как отлегло от сердца, когда зловещие фигуры вымогателей скрылись во мраке позднего вечера.

А где Руся?

Так поспешно уехал, ничего не сказав. Наверное, что-то дома забыл. Не иначе.

* * *

Саня приходил через день и всегда поздними вечерами. Я научился покупать баранки и сухари, и мой травяной чай приобрел совершенно иной вкус — появилась некоторая насыщенность.

Саня делал заметные успехи и, как в стрельбе и, так в понимании происходящего. Появились трезвые мысли. Будущее уже не страшила его. С обретением мастерства стрельбы, исчезла закомплексованность. Появилась заметная самоуверенность. И … недобрый оскал. Особенно что-то звериное чувствовалось, когда парень замирал, опускал голову и смотрел вдаль, сквозь меня.

Куда деваются мои друзья. Что с ними происходит?

— А почему «Две березы»? — спросил Саня.

— Должна быть в коде какая-то сложность, правда? Я звоню, говорю маме условленную фразу: «Две березы» — и ты берешь две бейсбольных биты, следуешь по указанному адресу и ожидаешь меня, «три березы» — и ты берешь стволы.

— «Четыре березы» — это винтовка и кранты всем?

Я задумался. Саня делал явные успехи и учился на ходу. Совершенствовался.

— Думаю, до этого дела не дойдет.

— Надо быть готовым ко всему. Поэтому надо купить зимние шины к моему велику. Соображаешь?

— Нет. Я же полный идиот. Денег на шины не дам. Что со стволами?

— Будут. Механизм уже заведен. Правда, «паленые».

— Ты что?!!

— Да, пошутил я. Пошутил, — сказал Саня и непривычно оскалился.

Тоска. Куда уходит детство?

* * *

Я начал приглядываться к Вике. Славная девушка. Чудесная фигура. Ворует деньги, правда, из кассы, но так мило улыбается и ловко при этом выкручивается! Когда уже поймет, что такое ревизия. Не знаю, как и объяснить.

Официально за ней приходил друг, которого она стеснялась и, который её ждал возле помойки в метрах пятнадцати от ларька. Мы странного типа сразу приметили. Проследили и выяснили. Руся что-то намекал Вике, но девушка упрямо отнекивалась и приятно краснела.

Неофициально, даже я для неё был выходцем из другого измерения, плоскости, несоприкасающимся с её миром. Смешно. Купить что ли пару бутылок шампанского?

В ларек я пришел раньше условленного времени — Руся, наверное, только приступил к ужину и неторопливо начал есть геркулесовую кашу. Хлопья снега кружились вокруг ламп на столбах, создавая иллюзию сказки и прекрасного позднего вечера. Пока шел всю дорогу чему-то улыбался. Давно так себя не ощущал.

Вика словно меня поджидала. Сразу метнулась к двери, открывая замок. Потом мышкой вернулась на своё место и притихла.

— Привет. Вика, а ты шампанское пьёшь?

— Чего? Нет. От него газы нос щекочут. И изжога на утро. Нет.

— А что ты пьешь? Пиво?

— Можно и пиво. Только баловство это. Лучше сразу водки. Люблю со вкусом дыни. А что? На Новый год хочешь подарок сделать?

— Так до Нового года ещё два месяца! Зачем ждать?

— Я, Вася, замуж выхожу. И вообще надоел мне ваш ларек. Уйду я. — Девушка отвернулась, и я не сразу понял, что она плачет: сначала меня отвлек беззубый покупатель, который покупал пачку «Примы» и радостно улыбался мне, явно принимая за знакомого; потом я обратил внимание на беспорядок в внутри ларька — Вика блюла чистоту и никогда себе такого не позволяла, даже веник с совком из дому принесла. Я машинально наклонился и, подобрав с полу обрывки бумаги, выкинул в урну.

— Вика? А что случилось? — спросил я. Она заплакала в полный голос и, я понял, что настала пора закрываться. Интересно, сколько человеческих эмоций впитали в себя стены ларька? Я хотел спросить у Вики, подошел поближе, но она не дала себя обнять и отстранилась в дальний угол. Оставив глупую затею, я оперся об кассу и спокойно спросил:

— Так, что же случилось, Вика?

— Ненавижу вас всех!

— Зачем тогда замуж собираешься?

— Что?! Не трогай Андрюшечку! Не смей его трогать, понял?! — Она обернулась ко мне и попыталась стукнуть меня в живот. Ого! Я сделал полшага назад и нахмурился — это возымело действие и, девушка остановилась, принимая решение, дальше не рисковать. — Только я одна во всём виновата! Я! А ты бы разве не так поступил, если бы тебя и пистолетом припугнули, а потом взяли за волосы и головой о прилавок стукнули?! — На заплаканном лице, сквозь подтеки тонального крема, я разглядел большую ссадину на лбу. Признаться известие меня порадовало. Я ожидал худшего от драматической ситуации. Какие только мультики не пронеслись перед глазами! Жуть. Срывающимся голосом я спросил:

— Так — это не налоговая полиция?

— А ты думаешь — это налоговая полиция? — Вика от такой мысли перестала плакать. Ровно на две секунды. — Идиот! Я бы сразу их впустила в ларек.

— А ты впустила их в ларек? А как же инструктаж? Первое правило: никого не впускать в ларек!

— Пошел ты со своими правилами!

— Вика, успокойся. Какие потери?

Девушка заплакала пуще прежнего и, я понял, что «потери» существенные.

— Ну?

— Сначала я им отдала мелкую выручку. — У нас всегда деньги подразделялись на две половины и хранились раздельно друг от друга, в разных пачках из-под блоков сигарет. — Но они знали! Он схватил меня за волосы, ударил и сказал, что обязательно выстрелит, если я не открою дверь.

— И ты поверила?

— А ты бы не поверил?!! Они вошли в ларек и быстро нашли вторую пачку. Забрали деньги и ушли, оставив записку. Я ни в чем не виновата! Вот у меня и расписка имеется!

— Интересно, — сказал я, рассматривая клочок бумаги. Корявыми буквами было написано: «Мы, ребята Помидора, забрали полтора муля с копейками».

— Один хотел меня изнасиловать, но главный их не дал.

— Сколько их было?

— Трое.

— Как выглядели?

— Обычно. В масках. Это не первый их ларек, Вася, — заговорила быстро девушка. — Я уверена, по городу прошла волна! Это ежегодный сбор у бандитов на подарки к елочке. Как они быстро нашли деньги!

— Действительно странно. И, конечно, никаких имен? Никаких зацепок? Ничего?

— Ничего, — тихо сказала девушка. — Вот только …

— Что?

— Главный у них какой-то странный тип. Всё дергался. Главные они не такие. Они авторитеты! От них спокойствием веет, а не перегаром. А я даже из-под маски чувствовала. И когда он решения принимал, ну, по поводу меня, цыкнули на него и назвали как-то нехорошо.

Я замер. Проклятые мультики. Дурно стало. Жарко. И сердце дернулось, как будто на работу устраиваюсь в первый раз, а губы чуть не спросили: «Дятел?» Ели удержался. Вика отшатнулась от меня, и я почувствовал, как улыбаюсь. Что? Вот именно «как»! Как волк что ли? Надо научиться скрывать свои эмоции. Пропаду.

За стеклом взвизгнула тормозами машина. Хлопнули дверцы. Раздался смех. Руся приехал не один. Интересно с кем?

Я открыл дверь. В ларек вошел Руся и Гарик. Конечно, кто же ещё. «Новый» компаньон, «старший брат».

— Хорошие новости!

— Что большая выручка? — оживился Руся.

— Ага! Была.

— Не понял, — сказал Руся, и глупая улыбка слетела с его лица. С лица спутника нет. Я заметил и отметил.

Вика всё рассказала. Она больше не плакала. Гарик сладко улыбался при каждом слове. Что за натура? Перехватив мой взгляд, он нахмурился и, кашлянув, сказал:

— Ну, попала ты девочка.

— Как это «попала», — пролепетала Вика и захлопала ресницами, нагоняя влагу.

— Думаешь, парни тебе деньги простят?

— А я тут при чем?

— Действительно, — сказал я, — она при чем? Да, тем более ерунда — какая-то дневная выручка. Главное, что не налоговая полиция. Правда, Руся?

— Что?

— Ты же всегда сам так говорил! Иди Вика. Завтра посчитаемся.

Каждый из нас по-своему наблюдал, как собирается девушка: я с грустью, Гарик с ухмылкой, Руся с непониманием. Стоило закрыться двери за Викой, как друг взорвался о крика:

— Не могу поверить — ты её отпустил!

— Да. На пару месяцев из неё можно было сделать рабу любви, — сказал Гарик.

— Чего горячиться? Подумаешь: дневная выручка, — сказал я. Гарик подавился в идиотском смешке.

— Руслан, твой парень зажрался.

Друг поднял указательный палец и коротко махнул, призывая «старшего брата» к тишине. Руся смотрел на меня и не мог найти нужные слова. Я видел, что его просто разрывало от эмоций. Бедная жена — вот кому достанется на десерт.

— Ты хочешь что-то сказать? — спросил я.

— Зачем ты её отпустил?!

— У неё выдался тяжелый день. Пусть идет домой. Мы вернем деньги.

— Интересно как? — спросил Гарик и коротко хохотнул. Я видел, что и Руслану интересно, как «мы» собираемся сделать невозможное.

— Война, — коротко сказал я, решив, не впускаться в подробности. Гарик перестал улыбаться. Толстое лицо посуровело. Он заговорил грубо и четко, как и положено старшему брату:

— С ума сошли? Что ты говоришь, Вася? Какая «война»? Денег вы всё равно обратно не вернете, а потерять ещё больше сможете очень просто.

— Тебя не касается, — напомнил я ему.

— Думаешь? Нет, парни. Ваша судьба мне не безразлична. Я вам, как старший брат — всегда помните! Я вас от беды хочу предостеречь!

— Да никакой войны не будет, — сказал Руся и поморщился. — Кого ты слушаешь?

— Точно, — поддакнул я, — пойду, выкину мусор — накопилось за день.

Я шагнул в морозную ночь, сжимая коробки. Щеки горели. Ветер прояснил голову. Я выкинул коробки в мусорный бак, поджег их и долго смотрел на огонь, пока он совсем не потух. Потом пошел к городскому телефону, выбрал не сломанную кабинку, набрал номер и сказал:

— Две березы, Санек, две. Ты не ошибся. Встретимся через час у магазина «Космос».

* * *

Поздний посетитель вел себя настойчиво. Атлетическое сложение и здоровый цвет кожи насторожил «ночника» и он долго отнекивался, делая честное лицо и, набивая на товар цену отказом. Может рейд милиции? А может и богатенький Буратино? Подошел человек хозяина. Снимая кассу, он молча наблюдал за словесными дебатами, потом, почувствовав быструю прибыль, оттеснил продавца в сторону, занимая его место.

— Так сколько ты хочешь? — спросил Дятел.

— Два ящика водки! — бодро ответил паренек. — Может, вы мне пойдете на встречу? Мы приехали в ваш городок командой, выиграли соревнования и хотим отметить.

— По какому виду спорта?

— Волейбол!

— Интеллигентные пьяницы, — сказал Дятел, усмехаясь, и добавил, — это будет дорого стоить.

Паренек хмыкнул. Полез в карман, вытащил пачку денег. «Ночник» тяжело вздохнул — уплыла возможность заработать. Дятел хищно раздул ноздри — сегодня рублики так и плыли в руки.

— Деньги не проблема.

— Водка тоже.

Парень выложил требуемую сумму, не торгуясь, и не меняясь в лице, хотя пухлая пачка в его руке заметно поредела. «Ночник» чуть не плакал. У Дятла приятно холодило грудь от возбуждения. Парень, принимая водку через форточку, после пятой бутылки, взмолился:

— Ребята! Имейте совесть. Давайте я через дверь два ящика возьму — замерз пока вас убалтывал — сил нет.

«Ночник» ринулся открывать дверь, но Дятел его придержал за руку. Он жевал губы, принимая решения. Тонкое еврейское лицо имело самый сосредоточенный вид. Синяя жилка на томном лице быстро пульсировала, смешно поднимая черные волосы на виске. Кивнул, давая разрешение. И отошел в сторону, освобождая дополнительное место для маневров. Из открытой двери пахнуло свежим морозным воздухом. Внезапно порыв ветра усилился, и Дятел поёжился и обернулся, собираясь прикрикнуть на «ночника», чтобы прикрыл дверь — не хватало простудиться на сквозняке. Знакомая фигура исчезла. В проём, сквозь который мигала звездами ночь, влетели две темные фигуры.

— Вы знаете… — успел выкрикнуть Дятел и попытался нырнуть под удар бейсбольной биты. Почти получилось. Жаль, что удар шел не в голову, а в ключицу. Дятел дико вскрикнул, чувствуя, как немеет правое плечо. «А вот и в голову!» — подумал Дятел, принимая второй удар и проваливаясь в приветливую темноту. Над головой говорили ангелы:

— Спокойнее.

— Он меня видел!

— Так ты его убьешь. Успокойся. Ночью все кошки черные. — Звон колоколов. — Вы танцуете под такую музыку?

— Нет. Под такую музыку я пляшу. — Набат и тонкий звон битого стекла.

— Вау. Да ты прямо, как Джон Траволта.

— Точно. Это я и есть.

— Мяу, — сказал ангел на ухо, и колокольный перезвон оглушил барабанную перепонку. Выключатель щелкнул и звук пропал.

* * *

Мы сидели в машине Руслана и молчали. Друг барабанил пальцами по рулю. Из магнитолы хрипел Виктор Цой. Я поморщился — со всем забыл — хотел же купить новую кассету. Сторона закончилась. Руслан молча переставил кассету.

— Меня бесит твоё спокойствие! — сказал он. Я удивился и подвинулся к нему поближе. Интересно, что скажет ещё.

— Я думал, нам не повезло — ошибался. Кому не повезло, так это Гарику. Разгромили ларек под ноль. Дятел в реанимации. «Ночник» со спицами в челюсти, знай, твердит про какой-то волейбол. На Гарика смотреть тошно.

— Будет воевать? — оживился я. Руслан посмотрел на меня, презрительно искривил губы. — У тебя одно детство в голове.

— А у тебя деньги.

— В них сила!

— Нет. Сила в нас. Кстати, сегодня Гарик со мной будет рассчитываться. А, как ты? Заберешь свою долю.

Руслан не сразу ответил. Полез во внутренний карман куртки. Достал мятый конверт. Протянул мне.

— На. Я с ним уже виделся.

Глупо улыбаясь, я открыл конверт, и веселость сразу исчезла.

— Что это?

— Твоя четверть.

— Как понимать?

— Гарик отдаст остальные деньги в следующем месяце. Ему сейчас не до тебя. Я вот что думаю. — Руслан с новой силой забарабанил по рулю. — Надо помочь ему деньгами. Пускай он увязнет в нашей дружбе, тогда точно не куда не денется и места в фирме нам обеспечены. Давай, дадим ему ещё десять? У него сейчас выгодный контракт с белорусами.

— У нас получится вытащить десятку?

— Думаю, да. Ларьки давно работают на прибыль. Пора снимать сливки.

— Отлично, — сказал я. — Что у белорусов?

— Пиво. Мы будем иметь свободный доступ к фурам, а значит свою накрутку на оптовый товар. Хочешь машину? Я могу тебе свою ласточку продать по выгодной цене.

— Я у цыган коней не покупаю.

Руслан рассмеялся. Я поёжился. Почему-то стало неприятно. Чувство брезгливости захлестнуло и поволокло в море отчаяния.

* * *

Глупо. Я поймал себя на том, что еду в автобусе к дому своей любви. Вдвойне глупо, потому что она умерла. Нет, не девушка. Чувства. Жаль, что привычка осталась.

Я вылез на остановке. Перешел дорогу, дождался транспорта и поехал по направлению к дому. В автобусе сел в свободное кресло и задумался. Гарик не обманул. Мы получили свободный доступ к пиву. Заработали хорошие деньги и сейчас готовились к Новому году — запасались шампанским.

Кстати, Дятла выписали из больницы, но работать к Гарику он не вернулся. И голова болит и рука не поднимается и страшно по ночам — ангелы видятся, да не простые, а мяукающие.

Теперь у «старшего брата» новая правая рука — Руслан.

А я как-то откатился на задний план. И непонятно, сам ли желал случившегося факта или кто другой постарался.

Теперь Гарик мне должен десятку. Сумма от процентов так же возросла, но она меня не радовала — я пока так же получал, как прежде частями свои деньги. Руслан намекал, что скоро я могу остаться с проблемой один на один. Его не станет, и тогда я пропаду. Обидно, что он так тянулся к Гарику, к большим деньгам и легко поддавался на пустые слова. Руся и не догадывался, что благодаря его мечтам, которые я не хотел тревожить, живет такой человек, как Гарик. Смешно.

— Привет, — сказал голос. Я поднял голову и увидел Золушкина.

— Привет. С учебы? — спросил я и тут же сообразил, что институт в другой стороне.

— Нет. Я сейчас на «стакане».

— Так ты трезвый!

— Спасибо. — Одноклассник принял мои слова за комплимент. — Ты не слышал, где-то тут на районе китаец живет. Две иглы в плечо и ты больше никогда не пьёшь, представляешь?

— С трудом.

— Вот и я не верю. — Золушкин сел рядом. — Видел кого-нибудь из наших?

Я попытался вспомнить. Отрицательно замотал головой, не в силах перекричать рев мотора автобуса.

— А про Коростылева знаешь?

У меня похолодело в груди.

— Что? Посадили?

— Нет. Повесился. Сильный был парень. Четырнадцать дней в коме пролежал. Не спасли. У тебя на бутылку не найдется?

Я не ответил, потому что последнего вопроса не расслышал.

Глава 10

6.00

Я проснулся с чувством, что выспался. Открыл глаза и с удивлением посмотрел в потолок. Впервые меня не мучил кошмар. Оказывается, такое блаженство не видеть под утро, разлетающееся в дребезги чужое лицо. Не чувствовать запаха крови и разложения. Мертвец не пытался схватить меня за плечо и утянуть с собой. Может всё? Проклятые сновидения закончились? Был бы психологом: Фрейдом или Кашпировским, то знал бы точно, что со мной происходит, а так я всего лишь ларечник Вася. Пока.

6.20

Я долго стоял под струёй воды, наслаждаясь свежестью влаги. Контрастный душ наполнил мышцы силой, и я не смог удержаться от утренней зарядки с гантелями, пытаясь утомить себя и войти в привычный образ жизни. Напрасно потратил время. Удивительная легкость в каждом движении тела. Бодрость духа. Какая-то непонятная жажда. Призыв к активной деятельности. Что со мной? Нет и следа апатии.

Захотелось есть. Я открыл холодильник и задумался, потом стал складывать на стол продукты, словно готовился в длительную поездку и имел настойчивое желание ничего не оставить.

7.00

Зазвонил будильник, призывая меня к подъёму. Я улыбнулся; как раз готовил глазунью из семи яиц. Рядом на чугунной конфорке поспевал кофе. Я дал вызвониться будильнику до конца. Пускай потрезонит, может быть в первый раз за пять последних лет.

Сегодня замечательный день: Гарик решил со мной частично рассчитаться — выплатит половину. Остальной долг отдаст ценными бумагами. Он, правда, пока об этом не знает, но куда денется, когда будет поставлен перед фактом. Представляю его изумление и противное хрюканье вместо первых слов оправдания. Смешной человек.

7.30

Время остановилось. Я уже сделал многое, но до девяти тридцати — срока, когда я должен был выйти из дому, оставалось ещё два часа. Я налил себе вторую кружку кофе, взял с книжной полки любимый роман «Звездная пехота» Р. Хайнлайна и целиком отдался чтению, благо, давно не делал ничего подобного.

Иногда я ловил себя на том, что не читаю, а сижу, смотрю в окно и, думаю. Часто мои мысли возвращались к Коростылеву. Я не мог понять, почему он решил покончить с собой, ведь карьера, которую он избрал медленно, но верно стала расти. Или в нем победил тот мальчик из десятого «А», которого я помнил? Мальчиш-кибальчиш остановил ростки отрицательного негатива и не дал развиться злу в своём тренированном организме. Или, проще, его убили?

Ответа не было.

Интересно, если есть рай и ад, то где сейчас Сима? На раскрытую книгу упала слеза, хотя я не хотел плакать. Или хотел? Мне так тебя не хватает, друг. С тобой исчезло и ощущение праздника. Скоро Новый год, но я ничего не чувствую. Даже запаха мандарин. Где ты, друг?

Ответа не было.

Меня настораживало поведение Санька. Как-то легко он поддался и принял сторону зла. Или оно в нем всегда скрывалось? Как в каждом? А кто повинен? Кто дал возможность ему развиться в худшую сторону, которую он и не считал таковой?

Ответ был, но я его боялся.

Руслан. Так и хочется сказать: «Проклятые деньги!» Сколько можно думать о прибыли и скирдовать пачки банкнот? Какие ценности могут тебя вернуть назад? Ведь раньше ты не был таким.

Надо с ним поговорить.

Я посмотрел на часы и стал одеваться.

9.50

Чудесное морозное утро. Светит солнце. Никого нет. Тишина и спокойствие. Я пришел раньше условленного времени. Поднялся по шаткой лестнице на второй этаж. Перевел дыхание, успокаиваясь. И дернул дверь на себя уверенный, что она закрыта на замок: слишком часто меня Гарик обманывал. А, может, и не пытался — выходило само. Что-то случилось. Дверь легко поддалась, открываясь. В секретарской оживленно говорили два человека: Гарик и Дятел. Я поздоровался, привлекая к себе внимание, осторожным кашлем. Гарик виновато улыбнулся, успокаивающе кивнул головой и, покосив глазами на собеседника, попросил у меня пару минут на конфиденциальный разговор с бывшим сотрудником. Они решали важные дела прошлого. Я постоял в подъезде у окна, наблюдая за пустынной улицей, принюхался к тошнотворному запаху старого деревянного дома, где почему-то и непременно обязательно присутствовало два постоянных шлейфа — мертвых мышей и немытых бомжей и вышел на улицу.

«Пару минут» разговора с глазу на глаз затянулись. Я терпеливо ждал, стоя под рябиной. Оказывается не мне одному выпала подобная участь — девушка в коротком норковом полушубке, настойчиво накручивала круги вокруг двухэтажного дома. То-то я её сразу не заметил. А сейчас не мог отвести взгляда. Девушка замерзла и злилась, но даже такие мелочи не могли испортить лицо «тургеневской барышни» — истинно русской девичьей красоты. Белокурый локон выбился из-под белого пухового платка и, когда девушка на секунду замирала, отдаваясь целиком слуху, она неизменно покусывала кончики волос. В одну из таких пауз наши глаза встретились. Девушка нахмурилась, рассматривая меня, и возобновила движение. Скоро она скрылась из глаз. Интересно, кого она ждет? И почему я ей показался знакомым? Захрустел под чужими ногами снег. Я посмотрел в новом направлении и удивил, как напротив меня остановился «лоточник» — туркмен или узбек, разложил между ног сумку, доставая несколько пачек изюма и кураги. Тоже мне — нашел оживленное место для торговли. Здесь, конечно, милицейский патруль вряд ли пройдет, но и покупатели станут проходить не так часто. Мужчина выдохнул пар в морозный воздух так, что и до меня донесся запах чеснока и посмотрел на меня.

— Бери, — сказал он неуверенно, кивая на свой товар. Наверняка, одно единственное слово, которое он знал по-русски. Я бы обязательно купил изюм, хотя бы из солидарности продавцов, но представил, как я войду в кабинет Гарик со злосчастным пакетом, и отрицательно покачал головой. «Туркмен» тяжело вздохнул и отвел глаза. Интерес ко мне пропал. Странный у него был взгляд: тяжелый и волевой. Я невольно поёжился. Такие крайности у продавцов редко бывают. Если так смотреть, вряд ли у тебя кто-нибудь что-нибудь купит. Я невольно сделал пару шагов в сторону. Медленно и не привлекая внимания. Из-за дальнего угла дома показалась девушка. Она быстро шла и улыбалась мне. Я неуверенно искривил губы, смутно представляя, кто она такая. В окне дома мелькнула тень. Я посмотрел. Может, мне машут? За оконным переплетом стоял хмурый Дятел. Не мигая, он смотрел на меня. Дятел? Так вот, кто девушка. Аня! Удивительно, как долго ты с этим человеком. Чем он тебя удержал? Я снова посмотрел на окно, но Дятла в нем не было. Что за мистика? Я перевел взгляд на Аню и удивился: девушка остановилась, она больше не улыбалась, лицо её стало бледнее пухового платка. Смотрела вечная студентка куда-то за меня. Я обернулся, но не так резко, как должен супер герой, вроде меня и принял сокрушительный удар в голову.

Прежде, чем наступила темнота, я подумал, что, вряд ли когда-нибудь стану рыцарем или миллионером. И ещё.

Проклятый Гарик.

* * *

А, что оставалось делать? Пошел, как миленький, смешно переставляя негнущуюся от страха ноги. С каждым шагом фигура снайпера увеличивалась в размере, и я уже мог разглядеть каменные черты лица убийцы. Да, такой бы не промазал. Интересно, всадил бы мне пулю в затылок или между лопаток. Впрочем, я мог и пожалеть, что не побежал

Из темной дыры завода вышли два бойца. Они тщательно осмотрелись по сторонам и снова скрылись в развалинах. Появились быстро, таща на себе своего босса. Вот он взмахнул рукой, и процессия остановилась. Хозяина со всеми предосторожностями опустили на землю, выбрав место по суше.

— Подгоню машину, — сказал один из бойцов, ни к кому не обращаясь. Снайпер и «весельчак» приняли позы надзора и замерли в стойке, как хорошо выдрессированные псы.

Босс закашлялся и коротко мне махнул рукой в черной перчатке. В холодных глазах ничего не читалось.

— Подойди.

Я неуверенно сделал два шага вперед и остановился.

— Кто такой?

— Вася.

— Чем дышишь?

— Ларьками.

— Значит: Вася-ларечник. А как здесь оказался?

Я вздохнул. Посмотрел в свинцовое небо, надеясь на чудо, но солнышко не выглянуло и не согрело меня лучиком света.

— Личный мотив.

— Понятно. Значит: «личный мотив»? А может — это план такой? И на самом деле ты — киллер, который должен в конце меня убить?!

— Да, сдались вы мне!

Хозяин хохотнул. «Весельчак» поддержал. Снайпер остался в прежней позе и не один мускул не дрогнул, как на его лицо, так и на теле. Босс перестал смеяться. «Весельчак» немного опоздал и коротко заткнулся, подавившись воздухом. Повисла пауза.

— Знаешь, что ты сделал? — спросил хозяин. У меня перехватило дыхание — вот он — момент истины. Отрицательно замотал головой, давясь слезами, стараясь не заплакать.

— Ты жизнь мне спас. Дай обниму. Молодец, Вася-ларечник. Вовремя стрелять начал. Немного затянул бы, и не стало бы Туза. И так одного демона потерял. Ларьки — это не серьёзно, Вася. Знаешь?

— Ага.

— Я у вас, Вася, в городке, хочу бизнес открыть: куплю пару заводов, флот небольшой — стану страну поднимать, а то вся рыба на запад уходит — нехорошо как-то. Хочешь у меня работать? Мне толковые парни нужны. А то, давай, поехали со мной в Питер. Там у меня тоже бизнес. Ну?

— Да, я, дома останусь. Дела у меня. Друзья.

— Надо с ним что-то делать, — сказал снайпер, — не мы, так менты решат его судьбу — мы тут сильно постреляли, почти, как в вестерне.

Босс покивал, соглашаясь.

— Ну?

— Останусь я. Дел много.

— Ехать пора, — сказал «весельчак», глядя, как подъезжает джип. — Время против нас.

— Ладно, — сказал Туз. — Живи. Не о чем не думай. Печалиться тебе не придется — обещаю. А пока, возьми — это колечко. — Я, конечно же, не поймал кинутый перстень, но быстро его нашел, не глядя, сунул в карман. — Надумаешь, приходи через полгода к этому заводу, покажешь кому-нибудь из службы безопасности — это и станет твоим пропуском в иной мир. Не забудешь?

— Нет, — уверенно сказал я и забыл.

— Тебя подвезти куда-нибудь?

— Спасибо. У меня «велик».

— Тот, что ли? — спросил снайпер, указывая за мою спину. Я оглянулся. Увидел вместо прекрасного нового велосипеда, кусок красного мятого металла. Не уберег. Как же я его прятал?

— Дойду пешком. Автомат отдадите?

— Забудь. «Велик» мы тоже утопим.

— А пистолет отдай мне — лично выкину, — сказал снайпер и впервые улыбнулся. Я отдал оружие.

— Ладно, — сказал я, неуверенно кивнул, прощаясь, и пошел домой.

* * *

Холод. Я ощутил его каждой клеткой организма и задрожал, не силах унять дрожь. В ухе неясно шумело и ритмично постукивало. Тело содрогалось с одинаковым интервалом. Открыл глаза и захрипел. Один глаз видел ржавый метал, второй — кусок неба и чаек. Меня рывком перевернули, и синее полотно раскинулось передо мной необъятным простором. Сквозь шум море прорывался захлебывающийся рев старого мотора. Спасательная лодка, переделанная под ручную ловлю — «дергалку» трески, уныло прыгала по волнам, несясь в открытое море. Берег был близок — я понял по скопищу чаек. Рядом раздался гортанный говор. Я попытался теснее вжаться в металлический каркас лодки и потерпел полную неудачу. Резко приподняв голову, увидел, как ко мне подошли двое мужчин — один, тот, что торговал изюмом, другой, его сын или племянник — со всем молодой, с трясущимися губами. Выглядели они неважно. Каждую секунду за что-нибудь хватались и раскачивались в разные стороны, когда лодка слишком норовисто прыгала по волнам. В вонючих телогрейках они наводили на меня животный страх. Я дернулся всем телом и не смог высоко оторвать от днища ноги, так как к ним были привязаны несколько старых аккумуляторов. Старый кавказец, коротко пролаяв, ткнул мне в лицо кирзовым сапогом, прижимая к днищу. Я захрипел. Но это был не страх и не ужас, по сравнению с тем чувством, когда я почувствовал, как на горло легло холодное лезвие. Моментально потекла теплая кровь. Смерть не наступала. Странно, но я ещё был жив. Я прислушался к шуму ветра и различил короткие обрывки чужой речи. Старый и опытный мужчина объяснял молодому парнишке, как правильно обращаться с кинжалом. Что ж. Хорошее место и манекен прекрасный и ситуация подходящая. Внезапно раздалась стрельба. Сапог моментально слетел с моего лица. Я обрадовался. Дернулся, поднимая голову, и расстроился. Продавец изюма отчаянно ругался, выкрикивая бранные слова по-русски, обращаясь к третьему спутнику, который решил пострелять по чайкам из моего «ТТ». Классный пистолет. Мне он тоже успел понравиться. Жаль, что пострелять пришлось только в импровизированном тире — в лесу по банкам. По чайкам же стрелять нельзя — это все знают, кто живет в портовом городе — плохая примета. Беду можно накликать. Пока на меня не смотрели. Я напряг руки, связанные за спиной проволокой, расширяя петлю, и дернул левую вверх, сдирая кожу и, кажется, мясо. Но разве — это боль? По сравнению с тем, что может испытать отец, теряя сына, или дядя, у которого на глазах убивают племянника? Однако рассудок прояснился, и я вскрикнул, не в силах скрыть эмоции. Парнишка обернулся раньше других, привлеченный шумом. Глаза под вязанной черной шапочкой расширялись: конечно, он ведь не знал, что такое рыбокомбинат и какая сила появляется в человеке, после трех лет тяжелой работы. Да, и выглядел я, думаю, не хуже персонажей из живых мертвецов. Я извиняющее улыбнулся за свой вид (не стоило этого делать — парня просто парализовало), резко качнулся, вытягивая руку вперед и, когда пальцы сомкнулись на чужой телогрейке, перевалил тело за короткий борт. Море раскрылось мне навстречу серым бездонным полотном. В уши ударил чужой визг. Меня поразила реакция мужчины, стоявшего ко мне спиной. Он резко обернулся и коротко взмахнул кинжалом, вонзая мне в бок широкое лезвие. От удивления у меня расширились глаза — чудак — лучше бы схватил за ноги, глядишь, и ничего и не вышло бы у меня.

Я почувствовал холод, когда очнулся? Так что же тогда было, когда я упал в море? «Поплавок» пытался избавиться от меня и сильно бил по голове, по руке, пока какая-то мысль не посетила его, и он отчаянно не заработал руками, увлекая нас вверх. На секунду мы всплыли. Но только на секунду. Но за это короткое время я увидел чудо — синее небо прояснилось, мелькнуло солнце и, вдруг от воды потянулся вверх большой радужный столб. Он искрился и переливался мельчайшими кристалликами. Смотреть на него было больно и приятно.

— Красота, — сказал или подумал я, и мы вошли в воду, увлекаемые тяжелыми аккумуляторами. Темень сразу навалилась на нас. Хватка слабела — силы уходили. Сжатые пальцы заскользили по набухшей телогрейке. Я его терял. Всё зря.

— А ведь выживет, — сказал я и удивился.

— Нет, — сказал Сима и привычно стукнул локтем в темную голову азиата. Один раз и на всякий случай ещё два раза. Потом повернулся ко мне и радостно подмигнул, как прежде, когда мы выигрывали ненадолго раунд. Был он в белом плаще. Синяя кепка лихо сдвинута на затылок. В глазах привычный огонек.

— Пошли, — сказал он и взял меня за руку. — Всё.

— А как же?.. — Я посмотрел в темную телогрейку перед собой.

— Ерунда. Я подержу, — сказал Коростылев и похлопал меня по плечу, занимая моё место. Сима потащил меня вперед, и от плаща его стало со всем светло.

— Ты знаешь, а ведь я тебя не предал… — начал рассказ я.

— Знаю, — сказал он и улыбнулся.

Эпилог

За день.

Земля в иллюминаторе самолета стремительно приближалась, пугая своей ослепительной белизной. Я вглядывалась в безграничные владения зимы и чувствовала забытый холод. Пальцы рук онемели, и я потерла их друг об дружку, прогоняя окоченение. Не помогло. Льдинки застыли в самых кончиках. Колеса самолета плавно коснулись дорожки, и, он побежал, постепенно снижая скорость. В иллюминаторе понеслись сугробы, привычно оставаясь позади и сливаясь в одну белоснежную линию для пассажиров, которые любят северные пейзажи и целую дорогу, сначала смотрят на облака, а потом с умилением разглядывают редкие карликовые березки. Тяжелый вздох вырвался самопроизвольно. Кажется, капитан самолета что-то говорил. Услышала лишь конец: про погоду — и то не поняла, сколько минус двадцать? А, впрочем, какая разница? Коленки задрожали.

— Хорошо тебе, милая? — участливо спросила, молчавшая целую дорогу соседка и добавила, — смотри, не обделай мне шубу.

Я покосилась на голубую норку и попыталась изобразить на своём лице презрительную холодность — раньше всегда получалась. Стало обидно. Токсикоза и раньше не наблюдалось. Впрочем, зачем обижаться? Что такой тип женщин знает о беременности? Ничего. Я обернулась. Женщина изумилась, несколько отпрянула от меня.

— Завидуешь? — Я прищурила глаза. — Что? Этой ночью причиной для слёз стану я? — Попала в самую точку. Мой удар оказался смертельным — я уходила, а она ещё полулежала в кресле, смотря в одну точку перед собой. Куда там этим мужикам, которые прыгают на ринге! В аэропорту мы случайно натолкнулись друг на друга и сразу же разошлись, сделав вид, что ничего не произошло. Но, как я торжествовала!

Последние деньги потратила такси, добираясь до дома. Водитель попался разговорчивый и без умолка рассказывал, про то, как наш городок изменился, что в нем иногда стреляют, а люди, как прежде, бесследно исчезают — уезжают, наверное, в Питер. Вывод напросился сам собой. Когда-нибудь и я так поступлю.

Мама сделала вид, что случайно оказалась дома. На самом деле отпросилась с работы и поджидала меня — не иначе. После долгих слез и традиционных фраз, типа: «Что о нас подумают родственники!»; она не много успокоилась, и пошла на кухню, допекать блины. Мама есть мама. Уверена, на самом деле она счастлива и очень рада моему возвращению.

Я долго ходила мимо телефона кругами. Наконец, не удержалась и позвонила Клавке. Она мне иногда писала. Так, ерунду всякую: Симу — жаль; а Вася, молодец, порадовал. То-то он удивится, когда узнает основную новость. А может и не узнает. К чему? Тогда зачем я приехала? Вернулась домой?

Как назло, Клавки дома не оказалась. Придется встречу с Васей отложить. Мама, что-то кричит про блины и крестины в Знаменске — троюродная сестра там живет — придется ехать. Всё одно к одному. Что ж, чем плох завтрашний день?

В этот день.

Я чистил пистолет, когда мама постаралась перекричать славный голос Кинчева и позвала меня к телефону. Я сделал музыку громче, чтобы слышать в коридоре и тенью скользнул к аппарату. Мама испугалась, чертыхнулась и освободила место у телефона. Я не мог скрыть радостную улыбку, так всегда, когда мне удавались подобные трюки. Улыбка самопроизвольно сползла с лица, стоило мне услышать знакомый голос. Вот не ожидал ничего подобного! Наваждение какое-то. Голос говорил страшные вещи, а я от сладких воспоминаний, знакомого придыхания у уха, чувствовал наливающуюся свинцовую тяжесть внизу живота.

— Ещё раз! — попросил я. Аня запнулась на половине слова и быстро повторила самую суть. Теперь я понял и положил трубку на рычаг, когда она ещё не успела закончить предложение:

— Может быть, встретимся….

— Встретимся, — сказал я красному телефонному аппарату, — обязательно встретимся. — И докончил мысль. — В аду.

Недолгие сборы, сопровождались комментариями мамы:

— А я сразу узнала, кому принадлежит голос. Такая милая девочка! Почему вы больше не дружите?

— Учусь, — сказал я, пакуя винтовку в пенал для чертежей прикрепленного под рамой велосипеда. Магнитофон коротко щелкнул, обрывая песню, Я досадливо поморщился — опять зажевал пленку.

— Славные детки — одна учеба на уме. А ты куда?

— Покатаюсь, мама. Да ты не переживай. Я недолго.

— Не запусти учебу, сынок. Ты у нас в семье один с высшим образованием будешь. На тебя вся надежда.

Вот-вот. В самую точку. На меня вся надежда. Я кивнул головой и выбежал на улицу.

Скользко. Говорил: надо купить зимние шины. В офис вошел раздраженным комком — время дорого. А тут такая нелепая промашка! В первой комнатушке никого, во второй толстый мужик копошится у открытого сейфа. На меня посмотрел удивленно.

— Ты кто? — спросил он.

— Саня. Ты Гарик? — спросил я, и стоило ему утвердительно кивнуть головой, сразу выстрелил мужику в ногу. Тяжесть в руке от пистолета походила на тяжесть внизу живота — такие же чувства. Я присел, водя стволом за извивающейся фигурой. Вот это чудо имело авторитет? Удивительно.

— Не ори, — сказал я. — Отвечай на вопросы быстро и четко и тогда я, может быть, сохраню тебе жизнь.

— Чего ты хочешь?! Денег?!! А-а. Я истекаю кровью! Вызови скорую! Деньги в сейфе! Возьми и убирайся!

— Я тебе сказал, чтобы ты не кричал? Сказал?

— И что?!!

Я выстрелил в другую ногу.

— Так вот не кричи.

Мужик захлебнулся в крике. Я дал ему отойти и перевести дух. Подошел. Присел рядом.

— Куда повезли Петрова?

— Кого?!!

— Мне ещё раз выстрелить?

— Нет, нет! Не надо! Я не знаю кто такой Петров!

— Это же Вася. Мой друг и брат. — Как он не знал такой истины. Я думал: у меня на лбу написано, зачем я пришел. А может — это розыгрыш и Анька пошутила? Нехорошо получится. Слишком сложно. — Ну?

— На старый причал!

Я задумался. Опять потерял время. Куда, как не на старый причал? Там выход в море есть, и он не замерзает — течение. Идеальное место. Только не для Васи. Не для моего брата! Не для человека, который подарил мне велосипед и надежду!

Я резко поднялся. Мужик взвизгнул, когда дуло уперлось ему в голову:

— Что?!

— Сколько их?

— Трое!!

— Прощай.

— Подожди!! Ты же сказал, что меня не убьешь, если я отвечу на твои вопросы!!

— Я сказал: может быть, — невнятно пробормотал я и спустил курок. Потом я заторопился и захотел быстро уйти, но мой взгляд, когда я стоял на пороге двери, остановился на открытом сейфе.

И я задержался ещё на минуту.

Я не успел. Я давился слезами, которых не было, и быстро бежал на сопку, неся велосипед на плече. Иногда я останавливался, поворачивался к морю и пристально смотрел в бинокль на воду. Серая гладь неспокойно играла и обманывала зрение. Не успел.

Я поймал катерок в прицел, когда он возвращался, и сердце стало успокаиваться. Мне повезло: я практически угадал место, и ещё не полностью стемнело. Я знаю, как выглядят рыбаки — экстремалы — любители, кормильцы-добытчики семей, и, какие контуры фигуры имеет Вася. Эти двое, ни с каким сравнением не имели сходство. Не подходили они к выбранным категориям ещё и потому что громко и неприятно выли. Любой уважающий себя рыбак не станет печалиться о трагической и неудачной рыбалке, ему важен сам факт.

Значит всё.

Я на секунду прижался к рукаву куртки, справляясь с эмоциями, и снова посмотрел в прицел, чтобы затем плавно спустить курок два раза.

Потом перезарядил винтовку бронебойными пулями.

Три месяца спустя

За мной никто не гнался, но я чувствовал опасность даже во время сна. Сколько прошло времени? Месяц, два? Даты в календаре потеряли для меня всякий смысл. Время остановилось. Стрелки часов словно замерли на том времени, когда я узнал, что кто-то убил Гарика и Васю. Я пытался осмыслить происходящее и не мог. И тогда я побежал. И сейчас, даже, когда сижу на деревянном топчане, я всё равно бегу и остервенело, давлю на воображаемый газ.

Я ушел от погони. Я замёл следы и спрятался в глухой деревни под Воронежем, где время остановилось и умерло задолго до моего появления. В старом бабушкином доме я не нашел истины. Мы просто смели паутину и стали жить. Вера топила печь, ходила в магазин за продуктами, заботилась о сыне, иногда что-то говорила, а я смотрел маленький черно-белый телевизор и слушал шорохи дня и ночи, дома и печи, людей, которые жили рядом со мной и назывались моей семьёй.

Я ждал. И моё терпение не осталось не замеченным. Бог есть. И он меня охраняет. Кто же ещё? Правда, в новостях ничего не говорили о гибели Васи или Гарика. О себе я тоже ничего не услышал. Но наш город показывали по первому каналу, и я весь репортаж не дышал. Гарик — умная голова! — немного не дождался: дробление флота всё-таки произошло, и появилось много мелких собственников-судовладельцев, которые объединились в союзы капитанов, выбивали рыбные квоты, и что-то бурно обсуждали на своих собраниях. Я видел, как у них там бурлит жизнь! Какой азарт в лицах! Одно мне показалось знакомым. Где я мог видеть эти черты? В коротком репортаже не о чем, это лицо мелькнуло несколько раз и глубоко запало мне в душу. Похож паренек на Саньку друга Васи. Если кому-то везет, то по-крупному. Наверное, папа устроил в теплое местечко. Ладно. Хватит.

Я тяжело вздохнул и распрямился. Вера от неожиданности уронила крышку от кастрюли и изумленно посмотрела на меня.

— Чего ты? — спросил я.

— Я думала ты никогда не отойдешь.

— Глупости. Скоро весна? Снег почернел. Давно мы здесь?

— Давно…

— Ладно. Готовь суп. Покушаем, и будем собираться в дорогу.

— Куда? Домой? — спросила Вера и присела на табуретку.

— Почему домой? В Краснодар.

— К-куда?? А почему в Краснодар?

— Почему? Там тепло. Наверное, снега никогда не бывает. — Я сделал паузу и сказал самое главное. — И полно винных заводов.

Спустя годы.

Исчезли и ларьки.

20.11.05.

Сконвертировано и опубликовано на /

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg