«Романтик Китоусов, академик Великий-Салазкин и таинственная Маргарита»

Мы знаем, что рассказом о строительстве научного городка теперь никого не удивишь, тем более, что в памяти свежи заметки, очерки, киносюжеты о Дубне, Обнинске, о новосибирском Академгородище. Мы и не собираемся никого удивлять, но уж так случилось, что наши герои явились в конце пятидесятых годов в сибирский город Пихты, чтобы построить там свою замечательную золотую свою Железку.

Стройка в Пихтах ничем не отличалась от других. Те же трудности, те же восторги, тот же бетон, та же матюкаловка, паводки, водки, штурмовка, шамовка, тарифные сетки и дикий волейбол среди выкорчеванных пней… Прорабы, правда, удивлялись: что-то уж очень споро все идет, все как-то ловко, гладко, быстро — и бетон схватывается быстрее, и арматура вяжется чуть ли не сама собой, и механизмы не ломаются, а, напротив, обнаруживают в себе какие-то дополнительные мощности. Приезжающим очень нравилась Железочка, некоторые просто-таки влюблялись в нее с первого взгляда, как мужчины, так и женщины.

В начале прошлого десятилетия накатилась и на Пихты великая мода, которую в те времена, как всегда, первым углядел поэт и озадачил публику:

Кто-то в драматургии нащупал тип современного интеллектуала: зубы, как у акулы, блестят крупнейшими остротами, плечи — сочленения тяжелейших мускулов, мраморная, в роденовском духе голова (фуга Баха и, конечно, e = mc2), ноги изогнуты в твисте (ничто молодежное нам не чуждо), ладони открыты морю и Аэрофлоту.

Между прочим, тип, подмеченный и вы-ве-ден-ный драматургом, был все-таки похож на оригинал, как похожа, например, скульптура «Девушка с веслом» на настоящую девушку без весла.

Да пусть играют, думал Великий-Салазкин, пройдет и эта кадильня. Старик почуял запах моды еще задолго до начала паломничества униженных Эйнштейном гуманитариев. Первыми птичками моды были, конечно, романтики.

Молодых романтиков, да причем не карикатурных, конечно, не из кафе «Романтика», не тех, у которых «сто дорог и попутный ветерок», а настоящих романтиков с задних скамеек институтских аудиторий, — вот таких ВеликийСалазкин изрядно опасался.