«Музыкальная комната»

Стивен Кинг Музыкальная комната

Этот рассказ Стивен Кинг написал для антологии In Sunlight Or In Shadow, которая посвящена творчеству американского художника Эдварда Хоппера (1882–1967) — певца повседневности, непревзойденного мастера визуального нарратива, мрачного соцреалиста. Его картины — это полные зловещей недосказанности истории о том, что осталось за кадром, вне нашего поля зрения. Он будто сознательно вырывает объект картины из реальности и рассказывает обо всем, что с ним связано… обо всем, но только не о нем самом. Поэтому, кстати, ему особенно удавались портреты домов. Специально для сборника In Sunlight Or In Shadow рассказы написали, среди прочих, Джойс Кэрол Оутс, Ли Чайлд, Майкл Коннолли, Джо Лэнсдэйл и другие известные авторы. Каждый рассказ — вариация на тему одного из произведений художника. Для своего Стивен Кинг выбрал «Комнату в Нью-Йорке» (1932).

The Music Room by Stephen King

Published Playboy 16.11.2016

Перевод С. Думаков

Супруги Эндерби сидели в Музыкальной комнате — так они ее называли, хотя на самом деле это была лишь пустующая спальня. Со временем она должна была стать детской для Джеймса или Джилл Эндерби, но спустя десять лет бесплодных попыток вероятность появления малютки уже казалась ничтожной. С бездетностью они смирились. У них, по крайней мере, была работа — чем не чудо, когда народ за окном стоит в очередях за бесплатной едой. Случались непростые дни, это правда, но когда была работа, они могли позволить себе не думать ни о чем другом, и их это устраивало.

Мистер Эндерби читал Нью-Йорк Джорнэл-Америкен, новую ежедневную газету — еще и полугода не прошло, как ее начали издавать[1]. Что-то среднее между желтой газетенкой и обычной. Чаще всего он начинал с комиксов, но когда работа была в самом разгаре, то сперва смотрел городские новости, бегло просматривая статьи и уделяя особое внимание полицейским сводкам.

Миссис Эндерби сидела за пианино — свадебным подарком ее родителей. Время от времени она поглаживала какую-нибудь клавишу, но не более того. Сегодня единственной музыкой в комнате была доносящаяся из открытого окна симфония ночного движения на Третьей Авеню. Третья Авеню, третий этаж. Отличная квартира в доме из крепкого песчаника. Они редко слышали соседей сверху и снизу, а те редко слышали их. Что было только к лучшему.

Из шкафа за их спинами донесся звук удара. Потом еще один. Миссис Эндерби подняла руки, будто собралась что-то сыграть, но шум прекратился, и она опустила ладони на колени.

— О нашем друге Джордже Тиммонсе все еще ни слова, — сказал мистер Эндерби, листая газету.

— Может, тебе стоит проверить Олбани Геральд, — ответила миссис Эндерби. — Она вроде есть у газетчика на углу Лексингтон и Шестидесятой.

— Нет необходимости, — ответил он, переходя, наконец, к веселым картинкам. — Джорнэл-Америкен мне вполне достаточно. Если мистера Тиммонса сочтут пропавшим в Олбани, пусть те, кому он нужен, там его и ищут.

— Хорошо, дорогой, — произнесла миссис Эндерби. — Я тебе доверяю.

И не было причины, по которой ей не стоило этого делать. До сегодняшнего дня работа шла без запинки. Мистер Тиммонс стал шестым гостем их особым образом переоборудованного шкафа.

Мистер Эндерби хихикнул.

— Снова эти детки Катценджаммер[2]! Застукали Капитана за браконьерством. Стрелял сетью из пушки, представь себе. Довольно забавно. Хочешь, прочитаю?

Прежде чем миссис Эндерби успела ответить, в шкафу снова раздался удар — и следом приглушенные звуки, которые вполне могли быть криками. Сложно было сказать наверняка — если только не приложить ухо к деревянной двери, чего она делать не собиралась. Скамья пианино располагалась ровно на том расстоянии от мистера Тиммонса, какое ее устраивало — пока не придет время от него избавиться.

— Я хочу, чтобы он перестал.

— Он перестанет, дорогая. Уже скоро.

Словно в опровержение этого раздался еще один удар.

— Ты говорил то же самое вчера.

— Похоже, я несколько поторопился, — ответил мистер Эндерби и добавил: — Ничего себе! Дик Трейси снова гоняется за этим Черносливом[3]!

— От Чернослива у меня мурашки, — сказала она, не поворачиваясь. — Вот бы детектив Трейси разобрался с ним окончательно!

— Этого никогда не случится, дорогая. Люди утверждают, будто обожают героев, но на самом деле запоминают злодеев.

Миссис Эндерби не ответила. Она ждала очередного удара. Когда это произойдет — если это произойдет — она будет ждать следующего. Ожидание было хуже всего. Конечно, бедняга голоден и страдает от жажды; они перестали поить и кормить его три дня назад, когда он подписал последний чек, опустошив тем самым свой банковский счет. Кошелек они опустошили еще раньше: двести долларов, в такую депрессию настоящий джекпот. Его часы могут добавить к этому еще двадцатку (хотя, признавалась она себе, такая оценка слегка оптимистична).

Счет мистера Тиммонса в Национальном банке Олбани оказался настоящим кладом: восемьсот долларов. В конце концов мистер Тиммонс достаточно проголодался, чтобы с радостью подписать несколько чеков со словами «деловые расходы» в нужных местах. Наверное, где-то его женушка и детишки рассчитывают на эту сумму — с тех самых пор, как отец семейства не вернулся из командировки в Нью-Йорк. Впрочем, миссис Эндерби не позволяла себе таких мыслей. Она предпочитала воображать, будто папочка и мамочка мистера Тиммонса — состоятельная и щедрая пара, живущая в богатом районе Олбани и словно сошедшая со страниц романов Диккенса. Они позаботятся и о женушке, и о детишках — милых сорванцах вроде Ганса и Фрица, деток Катценджаммер.

— Слагго разбил соседское окно и обвинил в этом Нэнси[4], — со смешком сообщил мистер Эндерби. — Клянусь, в сравнении с ним эти Катценджаммеры — сущие ангелы.

— А эта его жуткая кепка!

Еще один удар из шкафа. Слишком сильный для человека, находящегося на грани истощения. Но мистер Тиммонс был крупным мужчиной: даже после щедрой дозы хлоральгидрата[5], которую они добавили в его стакан с вином, он едва не одолел мистера Эндерби. Миссис Эндерби была вынуждена ему помочь: села на грудь мистера Тиммонса и сидела так, пока тот не затих. Не очень-то по-женски, но так было надо. Той ночью окно на Третью Авеню было закрыто — как бывало всегда, когда мистер Эндерби приводил гостя на ужин. Он знакомился с ними в барах. Он был очень общительный, мистер Эндерби, и редко ошибался в выборе одиноких заезжих бизнесменов, столь же общительных и радующихся возможности завести нового знакомого. Особенно такого, который может стать новым клиентом. Мистер Эндерби выбирал их по костюмам и всегда зорко подмечал золотые цепочки часов.

— Плохие новости, — произнес мистер Эндерби, наморщив лоб.

Она напряглась и повернулась к нему.

— Что такое?

— Минг Безжалостный заточил Флэша Гордона и Дейл Арден[6] в радиевых шахтах Монго. А там водятся эти создания, похожие на аллигаторов…

Из шкафа донесся приглушенный рыдающий вопль. Внутри его звукоизолированного пространства громкости этого крика, наверное, было достаточно, чтобы голосовые связки несчастного разорвались. Откуда у мистера Тиммонса остались на это силы? Он уже протянул на день дольше, чем предыдущие пятеро, и его живучесть начинала действовать ей на нервы. Она надеялась, что сегодня вечером все закончится.

Ковер, в который они его завернут, уже лежал в их спальне, а небольшой фургон с надписью ЭНДЕРБИ ЭНТЕРПРАЙЗЕС на боку уже стоял за углом, полностью заправленный и готовый к очередному путешествию в Пайн-Барренс[7]. Когда они только поженились, «Эндерби Энтерпрайзес» и в самом деле существовала. Депрессия — то, что Джорнэл-Америкен называет теперь Великой Депрессией — уничтожила компанию два года назад. Теперь у них была вот эта новая работа.

— Дейл страшно, — продолжил мистер Эндерби. — а Флэш пытается ее поддержать. Он говорит, что доктор Зарков…

Шкаф сотрясла целая канонада ударов: десяток или даже дюжина. Все они сопровождались воплями — приглушенными, но от этого не менее пугающими. Она представила себе кровь, бисером усыпавшую губы мистера Тиммонса и капающую с его разбитых костяшек. Она представила себе, как его организм уничтожает жир и мышцы, представила, как иссыхает его шея и постепенно вытягивается прежде пухлое лицо.

Но это все ерунда. Тело не может пожирать себя, чтобы выжить, верно? Сама мысль об этом псевдонаучна — что-то вроде френологии[8]. А как ему, наверное, сейчас хочется пить!

— Как же это раздражает! — вспыхнула она. — Меня просто бесит, что он никак не может успокоиться! Почему ты привел к нам такого крепкого человека, дорогой?

— Потому что он оказался к тому же довольно зажиточным человеком, — мягко произнес мистер Эндерби. — Я понял это, когда он открыл кошелек, чтобы заплатить за второй круг выпивки. Его денег нам хватит на три месяца. На пять, если будем экономить.

Бах, бах, бах. Миссис Эндерби опустила пальцы на нежные впадины висков и принялась их тереть.

Мистер Эндерби с сочувствием взглянул на нее.

— Если хочешь, я могу это прекратить. Вряд ли он будет сильно сопротивляться в его текущем состоянии — особенно после того, как потратил столько энергии. Один быстрый удар твоим самым острым ножом для мяса. Разумеется, если я это сделаю, тебе придется все убрать. Так будет честно.

Миссис Эндерби в изумлении уставилась на него.

— Может, мы и воры, но уж точно не убийцы.

— Если нас поймают, люди станут говорить другое. — Он произнес это извиняющимся тоном, но все так же твердо.

Она сцепила ладони — так, что пальцы рук, лежащих на подоле красного платья, побелели — и взглянула ему прямо в глаза.

— Если нас усадят на скамью подсудимых, я с гордо поднятой головой скажу судье и присяжным, что мы стали жертвами обстоятельств.

— И я уверен, дорогая, что ты будешь весьма убедительна.

Еще один удар из-за двери, еще один крик. Ужасный. Вот оно, самое подходящее слово для этой его живучести: ужасная.

— Но мы не убийцы. Наши гости просто испытывают недостаток в хлебе насущном, так же, как и столь многие в эти ужасные времена. Мы не убиваем их; они просто исчезают.

Человек, которого мистер Эндерби привел домой из бара «Максорли» больше недели назад, издал еще один крик. Возможно, он пытался что-то сказать. Возможно, это было «ради всего святого».

— Осталось недолго, — сказал мистер Эндерби. — Не сегодня, так завтра. И какое-то время нам не нужно будет возвращаться к работе. А пока…

Она смотрела на него тем же пристальным взглядом, сцепив ладони.

— А пока что?

— Думаю, в чем-то тебе это нравится. Не то, что происходит сейчас — а тот самый момент, когда мы ловим их, как охотник ловит добычу в лесах.

Она обдумала сказанное.

— Может быть. И уж мне точно нравится то, что лежит в их кошельках. Это напоминает мне охоту за сокровищами, которую папа устраивал для нас с братом, когда мы были детьми. Но то, что происходит потом… — Она вздохнула. — Мне всегда не хватало терпения.

Бах. Бах. Мистер Эндерби добрался до делового раздела.

— Он из Олбани. Те, кто приезжают оттуда, получают то, что заслуживают. Сыграй что-нибудь, дорогая. Это тебя приободрит.

Она взяла со скамьи ноты и сыграла «Я никогда не буду прежним». Потом она сыграла «Мне хочется танцевать» и «Как ты выглядишь сегодня». Мистер Эндерби поаплодировал ей и попросил сыграть последнюю мелодию еще раз, и когда стихли последние аккорды, шум и крики из звукоизолированного, специальным образом сконструированного шкафа тоже прекратились.

— О музыка! — провозгласил мистер Эндерби. — Тебе по силам унять мятущегося зверя![9]

Это рассмешило их обоих — и они засмеялись, как смеются люди, женатые много лет и понимающие друг друга без слов.

Примечания

1

New York Journal American — вечерняя газета, публиковавшаяся в период с 1937 по 1966 гг. Появилась в результате слияния двух нью-йоркских изданий влиятельного газетчика Уильяма Рэндольфа Херста: утренней Нью-Йорк Америкен (до 1901 года — Нью-Йорк Джорнел) и Нью-Йорк Ивнинг Джорнэл. Обе публиковались Херстом в 1895–1937 годах. Газета была одним из участников т. н. «бульдожьих войн» за читателя, использовала при этом экспрессивные заголовки статей, которые, по словам того же Херста, «кусали читателей, словно бульдоги».

2

«Детки Катценджаммер» — серия газетных комиксов («стрипов»), выходивших с 1897 по 2006 годы.

3

Дик Трейси, Чернослив — персонажи еще одного комикса, детектив и его заклятый враг.

4

Слагго, Нэнси — персонажи стрипов «Фрици Риц», впервые появившиеся на страницах газет в 1933 г.

5

Хлоральгидрат — одно из первых синтетических снотворных средств.

6

Флэш Гордон, Дейл Арден, Минг Безжалостный — персонажи комиксов «Флэш Гордон» (1934–2003 гг.)

7

Пайн-Барренс — пустынная, малонаселенная местность на юге штата Нью-Джерси. По легенде, именно там обитает знаменитый Джерсийский дьявол.

8

Френология — одна из первых псевдонаук в современном понимании, основным положением которой является связь психики человека и строения поверхности его черепа.

9

«О музыка, тебе по силам унять мятущегося зверя» — видоизмененная цитата из пьесы «Невеста в трауре» английского драматурга Уильяма Конгрива (1670–1729). Там она звучит как «О музыка! Тебе по силам унять мятущуюся грудь» (Music hath powers to soothe the savage breast). Известный каламбур.