«Навстречу мечте»

Навстречу мечте (fb2) - Навстречу мечте [litres][The Blue] (пер. Марина Игоревна Стрепетова) 1127K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Люси Кларк

Люси Кларк Навстречу мечте

© Lucy Clarke, 2015

© Школа перевода В. Баканова, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Томасу Оуку, который рос внутри меня, пока я писала этот роман. С тобой мой мир стал намного ярче.

Пролог

Тело плывет на поверхности, невидящие глаза смотрят в мрачное небо. Легкие шорты потемнели, карманы наполнились водой. Рубашка вздымается, потом прилипает к неподвижной груди. Струйку крови с правого виска уже смыло, лицо теперь чистое и бледное.

Прямо под телом море кишит рыбой: огромные косяки прорезают воду, а крошечный планктон, их пища, кружится на свету. Ближе ко дну, там, куда не достают солнечные лучи, где видны следы течений и лежат затвердевшие обломки кораллов, обитают хищные существа с белесыми глазами.

Но над водой только тело.

И яхта.

По выгоревшей от солнца палубе снуют босые ноги, среди тех, кто на борту, поселяется страх. Пара минут, и голоса звучат громче, прищуренные глаза сквозь бинокли осматривают горизонт.

Легкий ветерок вскоре уносит остатки спокойствия. Руки на штурвале направляют яхту по ветру, парус развевается, а истину уже унесло течением.

Глава 1. Теперь

Кисточка выскальзывает из рук Ланы и, перевернувшись в воздухе, с шумом падает на пол прямо у мольберта. Синие капли акриловой краски попадают на лодыжку, забрызгав маленькую татуировку в виде крыла.

Лана не обращает внимания на испачканную щиколотку. На подоконнике стоит радиоприемник – на него она и смотрит, по-прежнему сложив пальцы так, будто держит кисть перед холстом. Все ее мысли сосредоточены на этой серебристой коробочке из проводов и металла и на голосе диктора новостей.

– …затонула в сотне морских миль от северного побережья Новой Зеландии. Предположительно, яхта под названием «Лазурная» отправилась от берегов Фиджи восемь дней назад, на борту находилось пять человек, включая двух жителей Новой Зеландии. Морским спасательным центром залива Бей-оф-Айлендс организована поисковая операция. Береговая охрана оценивает погоду на море как умеренную со скоростью ветра до двадцати узлов…

Лана пытается осознать услышанное и сверлит приемник взглядом – сообщите еще какие-нибудь детали! – но диктор уже читает другие новости.

Она отворачивается от холста, проводит рукой по голове. Чувствует прохладу шелкового платка, который повязала, чтобы не мешали волосы. Восемь месяцев назад, загорелая, босая и с рюкзаком за плечами, она сошла с борта этой яхты. И зашагала прочь по берегу. Под глазами у нее залегли темные круги. Она шла не оборачиваясь. Оборачиваться было нельзя.

Повернувшись, Лана видит себя в высоком стоячем зеркале у стены: побледневшее лицо, встревоженный взгляд больших зеленых глаз. Неужели Китти до сих пор на яхте? Даже после ухода Ланы? Конечно, она вполне могла вернуться в Англию. Лана пытается представить: вот Китти едет в метро и читает по дороге сценарий – блестящие темные волосы распущены, на губах красная помада. Но нет, что-то не складывается. Китти не ушла бы с яхты – как бы они обе вернулись домой после случившегося?

Последний раз Лана с Китти виделись восемь месяцев назад; подруги никогда не расставались на такой долгий срок. В электронном ящике скопилась куча непрочитанных писем от Китти. Сначала они сыпались одно за другим, потом стали приходить реже, с разницей в несколько дней. Интересно, по какому маршруту шла яхта, заходила ли к уединенным островкам? Что творилось на борту? С кем все это время была Китти?.. Лана перестала читать письма подруги. Перестала думать о ней.

Ярким воздушным змеем в мысли врывается прекрасное воспоминание из детства. Им с Китти по одиннадцать лет, они сидят, скрестив ноги, на полу в комнате Ланы и плетут браслеты дружбы. Со словами «это тебе» Китти протянула ей тонкий браслет из бирюзовых и желтых ниток – любимые цвета Ланы. Китти крепко затянула подарок на запястье подруги, зубами придерживая узел; на руке у Ланы осталось немного клубничного блеска для губ. В ответ Лана сплела для Китти бело-розовый браслетик. Приложив запястья друг к другу, они в один голос сказали: «Друзья навек».

Лана носила свой браслет полтора года, пока тот не выцвел и не истерся до грязно-серого. Как-то в ванне он порвался; Лана выловила браслет из воды и повесила сушиться на вешалку для полотенец, а потом убрала в коробочку для памятных мелочей вместе с фотографией мамы.

«Друзья навек», – пообещали они.

Чувство вины жаром расползается по всему телу. Лана не сдержала обещание, вычеркнула Китти из своей жизни, будто перерезала причальный канат и дала лодке уплыть в открытый океан.

Лана с нетерпением ждет следующего выпуска новостей. Надо в подробностях узнать, что там происходит. Добрались ли потерпевшие до спасательной шлюпки? Ранен ли кто-нибудь?.. Увы, из приемника несется лишь мелодичная рок-песня. Лана выключает радио.

Сквозь окна пробиваются первые утренние лучи, а бриз приносит в квартиру соленый запах. Привстав на цыпочки, Лана смотрит на море, скрывающееся за верхушками деревьев. Из-за чудесного вида она и согласилась снять эту квартирку, где пол разваливается под ногами, а спать в разгар новозеландской зимы приходится в обнимку с дребезжащими электрообогревателями.

Впрочем, скоро потеплеет, а широким окнам нельзя не радоваться: в комнату попадает много света. Лана ставит мольберт у окна, чтобы порисовать перед уходом. В общем, кое-как устроилась: есть работа, жилье и старая машина. Конечно, жизнь уже не бьет ключом, как прежде, в ней не осталось друзей и смеха. Но, может, так оно и лучше.

Порой Лана вспоминает Англию и отца: он наверняка проводит вечера в своем старом таунхаусе за кроссвордом или перед телевизором. Вот же парадокс: ее всегда раздражал рутинный ритм жизни отца, а теперь Лана и сама живет в спокойствии и уединении. Она пишет отцу раз в пару месяцев – несколько строк, чтобы не волновался, однако свой адрес не указывает. Пока не готова.

Лана прилетела в Новую Зеландию восемь месяцев назад, когда здесь начиналась осень. В легком выцветшем платье она тут же продрогла. Волосы были все еще спутанные после плавания в соленой воде, за плечами рюкзак, с собой пятьсот долларов.

Первую ночь Лана провела в хостеле в Окленде. Устроилась на койке в общей спальне и закрыла глаза, пытаясь уснуть. Если бы в тот момент кто-то зашел в комнату, положил руку ей на плечо и спросил: «Вы как? Что-то случилось?», она сразу бы все рассказала. Про сброшенный с яхты в море холщовый рюкзак, который плыл по поверхности, будто тело человека; про изогнутый горизонт, соприкасающийся с водой; про красный саронг на полу каюты у ног Ланы; про поцелуй в известняковой пещере; про то, как смотришь на лучшую подругу и не узнаешь ее. Но никто не подошел и не спросил. Минуты превращались в часы, часы – в долгую ночь, а Лана все старалась избавиться от этих воспоминаний, выбросить их из головы.

Когда рассвело, она встала под мощную струю душа, чтобы смыть соль с кожи. Поразительно, как бесконечно долго текла вода. Лана надела платье, взяла рюкзак и вышла из хостела. Она так привыкла ходить босиком, что теперь шлепанцы натирали между пальцев. Лана зашла в кафе позавтракать: проглотила солоноватый сэндвич с яйцом и беконом и выпила кофе. У тротуара вдруг остановилась машина с доской для серфинга на крыше и табличкой на заднем стекле: «Продается – 500 долларов». Лана встала из-за столика и подошла к владельцу автомобиля, молодому испанцу, у которого через два дня заканчивалась виза, предложила триста долларов. Парень согласился, только попросил подбросить его в аэропорт.

Потом Лана поехала на север – ни карты, ни плана, ни попутчика. Она давно не водила машину и, привыкнув к штурвалу яхты, слишком резко входила в повороты. Быстрая езда по ровной дороге выбила ее из колеи, и Лана опустила все стекла, чтобы в лицо дул ветер. Это была ее первая поездка через Новую Зеландию; за окном проплывали безмятежные озера, бесконечные виноградники на холмах и поразительной красоты горы. Наконец Лана добралась до побережья. Там и остановилась – на площадке, откуда был виден залив и разбивающиеся о берег волны. Когда солнце скрылось за линией воды, Лана перебралась на заднее сиденье, достала из рюкзака спальный мешок и завернулась в него, уперевшись шеей в дверцу.

Почему Новая Зеландия? Если бы кто-нибудь задал ей этот вопрос, Лана ответила бы, что всегда мечтала там путешествовать, но это лишь отчасти правда. На самом деле Лана верила, что яхта все же вернется в Новую Зеландию – как была уверена в том, что он родом отсюда. Наверное, Лана провела все эти месяцы в ожидании лишь потому, что, как ни старалась, забыть «Лазурную» она не могла.

Глава 2. Тогда

Лана нашла альбом для рисования в дальнем углу торговой палатки, между мешками с орешками и стопкой соломенных шляп. Вытащила его с полки, стерла с обложки слой пыли. Жаль, что страницы очень тонкие, зато бумага ярко-белая. Лана отнесла альбом к прилавку, за которым стоял мальчик-филиппинец. Он улыбнулся ей, показав кривые передние зубы, и начал искать цену.

– Художница? – спросил мальчик.

Лана собиралась покачать головой, но вдруг передумала, улыбнулась в ответ и сказала:

– Да, художница.

Черт, а почему бы и нет? Она ведь туристка, и никто – ну, кроме Китти – ее здесь не знает. Можно быть кем угодно.

Лана вышла из тени палатки и сразу вытерла пот – жара на Филиппинах стояла недвижимой и крепкой завесой, не отступая даже ночью. На улицах полно народу, от нагревшихся дорог шел жар, пыль стояла столбом. Янтарно-рыжую копну волос Лана собирала в свободный пучок. Она протиснулась сквозь толпу, обойдя стороной торговца барбекю, который стоял посреди улицы и размахивал соломенным веером над угольками в гриле. Позади него у палатки загудел дизель-генератор, обдавая ноги Ланы волной жара. Миновав ящики со стеклянными бутылками, выставленные прямо на тротуар, пошла вперед, следуя карте из трещин и выбоин в асфальте. Лана немного расстроилась: хотела найти в торговых рядах какие-нибудь платья с причудливым принтом или оригинальную бижутерию ручной работы, а здесь продавали только самые обычные футболки и саронги.

По другой стороне улицы шел мальчик-филиппинец с петухом на руках, за ним спешила собака, зажав в пасти кокосовую скорлупу. Рядом с мальчиком Лана увидела Китти – подруга стояла в очереди в пекарню. Миниатюрная фигура, насыщенного цвета загар, длинные темные волосы перекинуты через плечо – со спины Китти вполне могла сойти за местную. Она говорила что-то сгорбленному старичку, а тот смеялся в ответ. Китти легко сходилась с людьми, и куда бы они ни пошли, тут же заводила разговоры с незнакомцами и засыпала их своими бесконечными вопросами и историями.

Лана остановилась, чтобы перейти дорогу к Китти. Толпа вокруг гудела. Пришлось ждать, пока проедет целая вереница ярких трициклов; от пекарни теплым воздухом доносило сладкий запах дрожжей. В Нораппи нет машин, по улицам колесят и гоняют, сигналя, только трициклы. Прямо как разноцветные тук-туки в Бангкоке – Лана видела такие на фотографиях.

На той стороне улицы вдруг засуетились и зашумели. Мальчик с петухом удивленно вскрикнул, птица вырвалась и побежала к дороге, прямо под колеса трицикла. Водитель резко затормозил, трицикл занесло, а молодого пассажира, по виду не местного, в яркой футболке и огромных наушниках, выбросило из сиденья. Трицикл врезался в уличный гриль и со страшным скрежетом потащил его за собой по асфальту, прямо на Лану.

Ошеломленная происходящим, Лана едва успела отскочить, но гриль все равно зацепил ее и сбил с ног. Земля вдруг закружилась, сумка и альбом отлетели в сторону. Лана уперлась в гудящий от жары асфальт ладонями, ударилась коленом и лодыжкой. В нос попали песок и пыль.

Кто-то закричал. Мальчик попытался поймать своего петуха, схватил за перья хвоста, с воплем дернул на себя и крепко сжал птицу обеими руками. Лана подняла голову: трицикл лежал у края дороги, а водитель, дав мальчишке подзатыльник, прилюдно отругал его.

Лана сморгнула, снова посмотрела на землю. Хотела встать, но не смогла сдвинуться с места. Сумка валялась в стороне, чистые странички альбома испачкались.

Парень в яркой футболке присел и собрал ее вещи. Сдувая пыль со страниц альбома, он подошел к Лане и спросил:

– Как вы?

– Нормально. – Лана попыталась встать. Голова закружилась, и она подняла руку ко лбу.

– Давайте-ка помогу. – Парень осторожно подхватил ее под локоть и поднял.

Он не отошел сразу, а, стоя спиной к толпе, отгораживал Лану от всех, пока она приходила в чувство. Нога ужасно болела. Лана посмотрела вниз – над лодыжкой виднелась кровь.

– Я ехал в трицикле. Водитель хотел объехать петуха, но… – Парень замолчал, снова взглянул на Лану. Из наушников у него на шее едва слышно доносилась музыка. – Вы нормально себя чувствуете?

– Я в поряд…

– Лана! Господи! – Сквозь толпу пробивалась Китти – очки на голове съехали набок, сумка шлепала по бедру. Добравшись до Ланы, подруга бросилась обнимать ее. – Я услышала шум. И увидела тебя! Ты как? Что-нибудь болит? – Держа Лану за плечи, Китти ее осмотрела. – У тебя кровь идет.

– Ничего страшного, – ответила Лана.

Хотелось поскорее уйти оттуда и где-нибудь присесть. Она слегка одернула платье, стряхивая пыль.

– Кажется, это ваше. – Незнакомец протянул Лане ее вещи.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Будьте осторожнее!

Лана повернулась, и перед глазами поплыло. Автомобильные гудки, крики на тагальском, стук молотка по металлу – все вдруг зазвучало глуше. Струйка горячей крови стекала по лодыжке, и от этого ощущения Лану затошнило. В тесноте толпы чувствовался запах порошка, еды, пота. «Просто иди вперед. Не спеши. Надо уйти отсюда», – сказала себе Лана.

Она вытянула руку, чтобы опереться на что-нибудь, но схватила ладонью только воздух.

– Вот черт! – послышался крик Китти, как будто издалека.

Парень подхватил Лану за плечи с другой стороны.

– Порядок, – успокоил он. – Держу.

Они отвели Лану в тень – втиснулись в переулок через узкий проход между палатками. Вокруг бегали цыплята, сушилось белье; какая-то старуха с пустой тарелкой проводила их затуманенным взглядом карих глаз.

– Уже близко.

Из-за расщелины между камнями вышла группа туристов: хлопают друг друга по плечам, громко разговаривают, смеются. Лана осторожно захромала по прохладному каменистому проходу туда, откуда пришли путешественники.

Тропинка привела к лестнице, которая спускалась вниз сотнями белых валунов, аккуратно закрепленных в бетоне. Отсюда открывался вид на бар, построенный на сваях в море под размытым голубым небом. Казалось, вся мебель там была из бамбука или вынесенных на берег коряг. Парни в футболках и пляжных шортах, девушки в сарафанах и ярких топах сидели на низких креслах или на полу на подушках и играли в карты, курили, болтали. Две загорелые девчонки устроились на самом краю, свесив ноги над водой, и пили пиво. Вокруг все вибрировало от ритма музыки, с которой смешались смех и голоса.

Парень нашел им местечко у воды, где дул свежий бриз. Лана положила альбом на стол, присела в широкое деревянное кресло, вытянула ноги – наконец-то лодыжка может отдохнуть.

– Я принесу льда, – сказала Китти, – и попить. Лана, тебе нужно что-нибудь освежающее. – Обращаясь к парню, Китти спросила: – Будете пиво?

– Не беспокойтесь, – отмахнулся он. – Я сам себе возьму. Скоро встречаюсь тут с друзьями.

– Всего бокал, чтобы отблагодарить вас, – настаивала Китти.

Помедлив, он пожал плечами.

– Ладно, почему бы и нет?

Парень представился – его звали Денни, – и пока Китти ходила к бару, сообщил Лане, что родом из Новой Зеландии. У него был ровный золотистый загар, на фоне которого выделялись бледно-голубые глаза, рыжеватые волосы стояли торчком. Лана представила, как проводит рукой по этим тугим кудряшкам.

Денни снял наушники с шеи и положил на стол рядом с альбомом Ланы.

– Рисуешь?

– Немного, – ответила она.

– Что именно?

– Да все подряд. Все, что меня завораживает.

– И что тебя завораживает? – с интересом спросил он.

Лана задумалась. Они с Китти уже месяц путешествовали по Филиппинам, и за это время Лана заполнила два блокнота. Из недавних набросков – компания мальчишек, сидящих на потрескавшейся стене и болтающих ногами; пасущаяся в тени коза; дверной проем, закрытый выгоревшей на солнце желтой простыней; одинокий ботинок, валяющийся на обочине.

– Мне нравится рисовать простые вещи, в которых точно поймано мгновение.

Денни задумчиво кивнул.

– За которыми стоит история.

– Да, именно так.

Китти принесла на подносе три запотевшие бутылки пива, из горлышка каждой торчал кусочек лайма. Она подала пиво Денни и Лане – подруге вместе с салфетками и стаканом со льдом.

– Все, что нашлось для оказания первой помощи.

Лана обернула кубики льда салфеткой и приложила к лодыжке, вздрогнув от холода. Китти протолкнула лайм внутрь бутылки, и все трое чокнулись пивом.

За их спинами послышался стук дерева, а затем смех. Лана оглянулась: на одном из столиков развалилась огромная башня «Дженга». Игроки начали собирать брусочки, переговариваясь на итальянском.

– Отличное местечко. Даже не знала, что тут есть такой бар.

– Владельцы – супружеская пара, классные ребята, – сказал Денни. – Лучше места не найти. – Он посмотрел в сторону моря, где солнце скрывалось в воде, окрашивая ее в розово-золотистые тона. Затем перевел взгляд на вход. – А, вот и мои.

В бар вошли двое парней лет под тридцать и между ними – босоногая девушка со светлыми волосами, немного моложе. Денни помахал друзьям и представил им Лану и Китти.

Аарон, парень с квадратным подбородком и толстой шеей, тоже оказался новозеландцем. Он стоял, крепко сжав руками спинку кресла.

– Деталь я нашел, – сообщил он Денни, – но пришлось тащиться в мастерскую к знакомому знакомого механика.

Денни закатил глаза.

– Сколько с тебя взяли?

– Шесть тысяч песо.

– Нормально.

Аарон кивнул.

– Ладно, пойду за пивом.

Генрих, немец с ровными белыми зубами и короткой стрижкой, выдвинул кресло для Шелл, их подруги-блондинки, и сам сел рядом.

– Что случилось? – спросила Шелл, увидев, что у Ланы к лодыжке приложен лед.

– Оказалась на пути у сбежавшего петуха.

– Эти чертовы петухи просто самоубийцы, – добавила Китти.

Шелл наклонилась и осторожно потрогала лодыжку Ланы у края припухлости. На запястье звякнули тонкие серебряные браслеты.

– Смахивает на растяжение. Приложи потом еще льда.

Шелл с ее широкой и полной искренности улыбкой сразу понравилась Лане. Интересно, они с Генрихом пара? Непонятно, о чем говорила непринужденность в их общении – о тесной дружбе или близости.

Вернулся Аарон с напитками, легко завязалась беседа. Китти рассказала историю о том, как чуть ранее в тот день наблюдала за свиданием стройной филиппинки и пожилого американца. Лана откинулась в кресле и была рада просто послушать разговор, пытаясь распознать акценты и понять, какие отношения связывают эту группу друзей, вместе путешествующих по Юго-Восточной Азии.

Стоял жаркий вечер, и благодаря гремучей смеси пива и рома разговор быстро перескакивал с одной темы на другую. Забыв о боли в лодыжке, Лана с улыбкой слушала интересные истории из жизни каждого: Денни, например, до девяти лет спал только в костюме Человека-Паука; Генрих так любил соперничать, что просил брата засекать, сколько он писает; у родителей Шелл в Онтарио был магазин комбикормов, и она каталась с горки на огромных пластиковых пакетах из-под корма; а Аарон однажды заблудился в тропическом лесу на острове Реюньон и неудачно присел по-большому прямо над муравейником.

Каждый заказал и выпил еще по нескольку бутылок пива. С наступлением темноты в баре зажгли свечи, замигали гирлянды с белыми фонариками. Когда настала очередь Китти, она взяла всем пива с «прицепом» из других напитков, и беседа за столом стала еще громче.

– Так почему вы решили путешествовать? И почему именно Филиппины? – спросила Шелл у Ланы, и остальные тоже посмотрели на нее.

Лана опустила взгляд на бокал. Во рту пересохло, как только она подумала о том, что толкнуло ее уехать из Англии. Вспомнилось, с каким выражением смотрел на нее отец, застав стоящей на коленях на изношенном ковре у себя в спальне с конвертом в руках. Его лицо вдруг осунулось, будто под тяжестью чувства вины.

Чуть позже тем же вечером Лана, съежившись от пронизывающего ветра, стояла на пороге дома Китти, за воротник пальто капал дождь. В душе разрасталась пустота, словно изнутри все выдрали. Открыв дверь, Китти взглянула на подругу и тут же затащила ее внутрь.

– Черт возьми, что у тебя стряслось?!

Китти тогда жила в Илинге и снимала тесную квартирку-студию над цветочным магазином. В захламленной комнате – двуспальная кровать, заваленная подушками и вязаными покрывалами, вдоль одной стены стояли две вешалки с вещами Китти, обувь она запихнула в сундук у подножия кровати. На туалетном столике было полно косметики, лосьонов для тела и духов, а сама квартира в целом смахивала на костюмерный цех.

Китти сдернула с крючка на двери махровый халат и завернула в него дрожащую Лану.

– Да ты вся продрогла! Что с тобой? Что случилось?

– Можно я останусь? – едва не плача, спросила Лана.

– Конечно! Но в чем дело? Прости, тут дико холодно, чертов домовладелец никак не починит отопление. – Китти показала на электрообогреватель, на котором сушились трусики и кухонное полотенце. – Сейчас принесу нам грелку. И чай.

Через несколько минут они уже сидели в кровати, накрывшись одеялами и положив в ноги грелку. Лана обеими руками прижимала к груди чашку горячего чая, чувствуя бешеный стук сердца. От напряжения разболелась голова. Лана рассказала Китти обо всем – как нашла спрятанный конверт, как узнала правду и как у отца не нашлось слов, чтобы хоть что-то отрицать.

Китти слушала, сжав губы и не отрывая взгляда от подруги. Чай так и не выпили.

Когда Лана закончила, ее лицо было в слезах.

– Я никогда его не прощу.

– Нет, не говори так! – вдруг вскочила Китти. – Он совершил ошибку. Ужасную ошибку, но не надо его ненавидеть!

Китти говорила так взволнованно, что руки у нее затряслись, и на одеяло пролился остывший чай.

Лана постаралась выкинуть из головы эти воспоминания. Просто не могла думать о том дне. Только не здесь. Она подняла взгляд – все смотрели на нее и ждали ответа.

– Ткнули пальцем в глобус, да, Лана? – пришла ей на помощь Китти. Лана кивнула. – Я крутанула его, а Лана закрыла глаза и показала пальцем.

– Правда? – засмеялся Генрих. – Здорово придумали.

Да, отчасти это было правдой. Только это ответ на вопрос, как они выбрали Филиппины, а не почему решили уехать. Лана сидела на кровати у Китти, скрестив ноги и поставив перед собой глобус. Она закрыла глаза, протянула вперед руку, чувствуя легкое дуновение воздуха от крутящегося шара, и прижала палец к прохладной поверхности.

Лана открыла глаза: кончик пальца указывал на скопление островов у экватора.

– Филиппины.

– Еще пива? – спросила официантка, поддерживая поднос бедром.

Бар уже был переполнен, посетители пытались перекричать грохочущую музыку.

Аарон взглянул на часы на своем крепком запястье, отодвинул стул и поднялся.

– Нет, спасибо, думаю, нам пора.

Официантка отошла, и тогда Аарон предложил Лане и Китти:

– У нас полно рома, идем?

Лана и Китти отстали от остальных; Китти придерживала подругу под руку, чтобы Лана как можно меньше опиралась на поврежденную ногу. Она распустила волосы, и теперь они лежали на плечах густыми янтарно-рыжими волнами.

Ребята остановились у берега. Лана чувствовала, что опьянела. Сколько она выпила – пять бутылок пива или даже шесть? В темноте было видно, как Аарон развязывает веревку и снимает ее с деревянного столбика. Веревкой была привязана небольшая лодка с подвесным двигателем. Аарон вытолкал лодку на мелководье.

– Что это? – слегка заплетающимся языком спросила Китти.

– Такси для вас.

Шелл, Генрих и Денни сбросили шлепанцы и зашли в воду.

Они залезли в лодку, и та закачалась, к берегу побежали небольшие волны.

– Куда поплывем? – Китти широко улыбнулась.

– К нам домой, – ответил Аарон.

– Вы что, живете… на воде?

В лунном свете Лана заметила улыбку Аарона.

– Ну же, – позвал Денни из лодки. – Вам понравится, обещаем.

Лана пожала плечами и сбросила сандалии. Ноги скользили по илистому дну – лучше не думать о том, что может скрываться в безмолвных мрачных водах.

В лодке было тесновато; Лана втиснулась между Шелл и Китти и присела на сырую деревянную перекладину, положив на колени сумку и альбом.

Аарон дернул за пусковой трос, и мотор ожил.

Лодка двинулась вперед, бухта наполнилась запахом дизельного топлива и рыбы. Лицо обдувал прохладный ветерок. Под весом пассажиров лодка осела почти до уровня воды – стоило только протянуть руку, и можно было коснуться поверхности.

Ночь стояла тихая и спокойная. Они проплывали мимо ярких лодок «банка» – так здесь называлось традиционное рыболовное судно, похожее на узкое каноэ. Ребята непринужденно болтали, но Лана и Китти сидели молча. Они смотрели вперед, где в темноте постепенно проступали очертания темно-голубой яхты – ее корпус освещала луна. Лана попыталась охватить взглядом всю яхту целиком. Изящное длинное судно с двумя крепкими мачтами. В лунном свете показалось имя яхты, написанное витиеватыми белыми буквами: «Лазурная».

Лана попробовала это слово на язык, и на нее вдруг нахлынула волна смешанных чувств – волнение, предвкушение, страх.

Они устроились ближе к корме яхты – в кубрике, как сказал кто-то из ребят, и Китти очень рассмешило это слово. Пили ром с колой. Лана держала между пальцами косяк – откуда он вообще взялся? – с палубы доносилась музыка. Яхту слегка качало на волнах, будто море пело колыбельную, и Лана почувствовала, как все тело расслабляется.

Шелл устроила им экскурсию: повела под палубу, показала жилые помещения и тесноватую кухню, камбуз, очень чистую, если не считать кучи пустых бутылок из-под пива в углу. В передней части яхты расположились три маленькие каюты с койками, а в задней – две каюты побольше с двуспальными кроватями, там обосновались Аарон и Денни.

Лане понравилось их простое жилище, где пахло нагретым деревом и лаком. Она никогда раньше не бывала на яхте и теперь не спеша разглядывала все детали судна, чтобы потом его нарисовать: полка в салоне, заваленная книгами в мягкой обложке с распухшими от соленого воздуха страницами, стопку которых подперли большой «Энциклопедией мореходства»; два небольших гамака для хранения фруктов под потолком камбуза; развернутые карты, прижатые к столу красивой морской раковиной.

Китти допила ром и отставила в сторону пустой стакан.

– Все еще не могу поверить, что вы живете на яхте. Кстати, чья она?

– Капитан – я, – ответил Аарон.

Лана так и думала – заметила, как он заботливо погладил штурвал, когда они поднялись на борт, как внимательно осмотрел палубу, явно проверяя, все ли в порядке.

– Значит, вы просто плывете и останавливаетесь там, где хочется? – поинтересовалась Китти.

– В общем-то да, – кивнул Аарон.

Из разговоров Лана поняла, что всего на яхте пять человек: Аарон, Денни, Генрих, Шелл и Жозеф, пятый член команды, который курил в стороне от всех, на носу яхты. Денни предложил ему присоединиться к компании, но Жозеф лишь отмахнулся и, сказав, что хочет спать, ушел вниз. Говорил он с мелодичным французским акцентом.

Тянулась ночь, по стаканам разливали ром – еще и еще. Лану окружали разговоры и смех Китти, который становился все более размытым, почти текучим. Стоя на якоре, яхта медленно покачивалась, а вдалеке, за темными водами, мелькали огни города. Лана и представить не могла, что это только начало.

Глава 3. Тогда

Лана проснулась от легкого покачивания. В голове пульсировала боль, и она потерла лоб. Еще с закрытыми глазами почувствовала, что светит солнце, услышала звук работающего мотора и плеск воды поблизости.

Она постепенно разлепила глаза и увидела не стены, не потолок, а небо. Поморгала, привыкая к яркому дневному свету. Лицо обдувал легкий ветерок. Лана попыталась встать, но все вокруг поплыло, закружилось. Попробовала еще раз… Земля будто уходила из-под ног. Наконец стало ясно: они с Китти лежат в гамаке. Повернув голову – ее снова пронзила боль, – Лана увидела море, небо и палубу яхты.

– Кит… – прохрипела Лана.

Китти моментально проснулась и вскочила, словно ее подключили к розетке – волосы всклокочены, взгляд удивленный.

– А? Что?

Лана снова поморгала, пытаясь разглядеть бухту, рыболовные лодки-банки, очертания города, но земля казалась лишь размытым пятном вдалеке.

– Мы плывем.

– Твою ж мать! Что вчера было? – смеясь, вскрикнула Китти.

– Вчера был ром. – С другого конца палубы незаметно подошла Шелл – принесла кофе.

Лана потянулась за кружкой.

– Боже, ты наша спасительница.

– Вы что, похитили нас? – спросила Китти, отпивая кофе.

Шелл улыбнулась.

– Аарон хочет с приливом добраться до одного местечка вверх по течению, так что выдвинулись мы рано. К обеду вернемся в бухту.

Китти протерла глаза и надела солнечные очки, которые каким-то чудесным образом уцелели после ночи в гамаке.

– Как вам спалось наверху? – поинтересовалась Шелл. – Я сама здесь устраиваюсь, когда в каюте слишком жарко, но бывает сыровато.

– Думаю, мы и не заметили. – Лана выбралась из гамака, встала и вздрогнула от жгучей боли в лодыжке.

– Как нога? – спросила Китти.

Лана попробовала перенести вес на больную ногу.

– Терпимо.

– Доброе утро.

К девушкам подошел Жозеф в шортах и мятой рубашке. Худое лицо с заостренными чертами, волосы темные и стильно растрепанные.

– Простите, что вчера ушел и толком не пообщался с вами. Хорошо посидели?

– Вроде да, насколько я помню, – ответила Китти.

– Нам до сих пор не верится, что вы живете здесь, на яхте, – добавила Лана.

– Мне тоже, – улыбнулся Жозеф. – Нам всем повезло оказаться на ней.

Лана кивнула.

– Ты давно здесь?

– Чуть больше месяца. Зато какой месяц!.. Другие ребята тут уже намного дольше…

– Шелл! Жозеф! – раздался крик Аарона.

Все обернулись. Аарон в выгоревшей на солнце кепке стоял у штурвала. В его позе сквозило что-то властное: широко расставленные ноги, одна рука на штурвале, высоко поднятый подбородок.

– Поднимаем паруса!

Жозеф повернулся к Лане и Китти.

– Сейчас увидите нас в деле.

Лану окружили звуки: вот хлопает парус, когда его поднимают, вот скрипит натягиваемое полотнище, резкий поток ветра наполняет и расправляет гордый парус. Яхту качнуло, и Лана схватилась за страховочный трос.

Через пару секунд мотор заглушили, и теперь слышен был лишь шум волн и ветра. Лана вытянула шею, чтобы получше разглядеть парус: его могучий изгиб, уходящий ввысь в ясное голубое небо, завораживал.

Лана никогда прежде не бывала на судне, а уж тем более на такой яхте. Сама мысль о том, что тебя несет по морю силой ветра, казалась невероятной. Было в этом движении нечто стихийное, нечто поразительно мощное. Ветер поддевал край платья, ерошил волосы, а Лана глубоко вдыхала теплый соленый воздух.

Она осмотрела всю яхту целиком: на потертой палубе из тика кольцами сложены тросы, к поручням привязаны две доски для серфинга и еще одна – для серфинга с веслом. «Это совсем другая жизнь, – подумала Лана. – Совсем другой мир».

Из каюты поднялся Денни, – из-под выцветшей серой бейсболки торчали тугие кудряшки. Он увидел Лану и улыбнулся.

– Вы с нами?

– Похоже на то.

Китти и Лана наблюдали за слаженной работой команды – все двигались непринужденно, каждый знал свое место. Загорелые, босоногие, они походили на экзотическое племя путешественников, которых занесло сюда с дальних берегов.

Через час Денни махнул Лане и Китти на нос яхты.

– Становитесь туда. Подойдем близко к берегу.

Подруги осторожно пошли вперед, стараясь сохранить равновесие на ветру. Китти обхватила Лану за талию и положила голову ей на плечо. Вдалеке проступали очертания суши – горные вершины, из трещин в которых под невероятными углами росли деревья и кусты.

– Обалдеть, да? Поверить не могу, что мы ночевали на яхте.

– Ага, – ухмыльнулась Лана. – Куда круче, чем уснуть в автобусе.

Прошлым летом они ездили на концерт в Лондон, а потом Китти как-то уболтала музыкантов подвезти их с Ланой до дома на гастрольном автобусе. Через восемь часов Лана и Китти проснулись в Вулверхэмптоне с ужасным похмельем и двадцатью тремя фунтами в карманах.

Море искрилось на солнце. Лана глянула за борт – они выходили на мелководье, и вода становилась прозрачнее, приобретая зеленовато-голубой оттенок. То тут, то там виднелись кораллы.

– Боже, как же хорошо, что мы не в Англии.

Китти взглянула на подругу.

– Как ты после всего этого?

Под «всем этим» Китти имела в виду отца Ланы.

– Сейчас все нормально.

Скалы были так близко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой. Судно двигалось вперед вдоль утеса.

Обойдя скалистый выступ, они вошли в изумрудно-зеленую лагуну, где из воды торчали огромные рифовые пики. Дальше тянулся безлюдный пляж с белым песком, а за ним возвышался непроходимый лес.

– Мы в раю, – улыбнулась Китти.

Они стали на якорь в лагуне, а потом, втиснувшись вместе в лодку, добрались до берега. Лана зарылась пальцами в песок, в тысячи прекрасных мельчайших раковин и частичек белого коралла.

Шелл расстелила покрывало и устроилась в тени пальмы, Лана и Китти сели рядом с ней. Со вчерашнего дня они так и не переоделись и по-прежнему были в купальниках. Китти стянула с себя шорты, легла на спину, подложив руки под голову и подставив солнцу подтянутый живот. Лана сидела, уперевшись локтями в колени, и слушала Шелл – та плела браслет из кожаной тесьмы и одновременно рассказывала историю яхты.

– Первый раз я услышала о «Лазурной» от одних путешественников во Вьетнаме. Давно ходили слухи, что где-то на воде есть община мореходов, путников и любителей приключений, которые заплывают в безлюдные бухты, становятся на якорь у пустынных берегов, спят под открытым небом, ловят огромные волны на серфе и готовят рыбу на ужин. Такая жизнь казалась мне раем, и вот те туристы сказали, что яхту видели. – По лицу Шелл расплылась улыбка. – В общем, в поисках «Лазурной» я отправилась на запад, в сторону Таиланда, хотя до конца и не верила, что яхта действительно существует. И о чудо, я нашла ее! Увидела в тихой бухточке на западе острова Самуи и сразу поняла, что должна попасть на борт. – Шелл отложила браслет, который плела, и продолжила: – Я поплыла к яхте. В кубрике сидел парень и штопал парус – Аарон. С парусом у него ничего не выходило, так что я представилась и показала, как сделать стежки более крепкими. Папа у меня моряк, и я за свою жизнь починила немало парусов, – объяснила она. – Весь день я провела на яхте, помогая Аарону, а когда мы закончили штопать, я спросила, можно ли мне остаться на «Лазурной».

Все койки на тот момент были заняты; я согласилась на гамак. Первые три недели спала под открытым небом, просыпалась вся в росе и комариных укусах, но наслаждалась каждым мгновением. Потом один парень-датчанин уехал, и я заняла его койку. С тех пор прошло уже больше года.

Денни тут дольше всех, присоединился к Аарону еще в Австралии. Потом были две милые девчонки из Швейцарии, они уехали месяца три назад. Это разбило мне сердце, – призналась Шелл, – ведь я влюбилась в одну из них, Леа. Безответно, конечно, – ее в Швейцарии ждал парень, но она все равно была прекрасна. Тут бывает много народа – кто-то остается на пару недель, а кто-то на несколько месяцев. Генрих, например, с нами уже полгода. Классный парень, и на яхте без него никуда – он способен починить что угодно: мотор, дверцы шкафчика, трюмные насосы. А Жозеф на «Лазурной» недавно. Держится в основном в стороне, но я вижу, что ему нравится. – Шелл развела руками. – Ну вот, про всех вам рассказала.

Лана и Китти переглянулись и в глазах друг друга увидели искру. Они обе поняли: надо стать частью этой команды.

Лана ненадолго уснула в тени и проснулась от того, что Китти толкнула ее в бок и прошептала:

– Куда все делись?

Лана встала и протерла глаза, щурясь на ярком солнце. Шелл рядом не было, да и остальных тоже. Лана осмотрела пустынную бухту: белый коралловый песок, прозрачная голубоватая вода омывает берег. И на берегу никого. Они с Китти остались одни в безлюдной бухте, куда можно добраться только на лодке.

Едва в голове начал зарождаться страх, как Китти вдруг заметила что-то слева от утеса.

– Смотри, – показала она рукой в сторону скалы. – Лодка здесь.

– Господи, ты меня до инфаркта доведешь. – Лана прижала руку к груди. – Я уж подумала, что нас бросили.

Ребята сидели в лодке и разговаривали. Высказывались по очереди, лица у всех были серьезные. Стройный Денни кивал, скрестив руки на груди. Когда заговорил Жозеф, Аарон обернулся и посмотрел в сторону Ланы и Китти. Лана не поняла, смотрит ли он на них, и робко помахала. Аарон не отреагировал и повернулся к остальным.

По рассказам Шелл, на яхте живут странники и любители путешествий. Но привела ли их сюда жажда приключений? Или у каждого была причина сбежать от прошлого?

– Мы ведь правильно поступили, когда уехали? – Лана вдруг посмотрела в глаза Китти.

В ту ночь, когда Лана, потрясенная находкой в спальне отца, появилась на пороге Китти, она решила, что уедет из Англии. Китти приобняла подругу, посмотрела на нее и сказала:

– Тогда я с тобой.

Следующим утром, пока Китти пекла блинчики, они обсудили дальнейшие планы, и Китти призналась, что подумывает бросить актерскую карьеру.

– Меня это убивает, – объясняла она, поворачивая сковороду, чтобы тесто равномерно растеклось по поверхности. – Прослушивания. Отказы. Придирки. На прошлой неделе я пришла на пробы для рекламы пылесоса – рекламы, мать твою! – а тот тип говорит: «Приходи, когда протрезвеешь». – Китти фыркнула. – А я даже не пила!.. Нет, ну ты можешь поверить?

– В то, что не пила?

Китти в шутку стукнула ее по плечу.

– Боюсь, я больше так не выдержу.

– Но ты замечательная актриса.

– Думаешь? – Китти подцепила края блинчика деревянной лопаткой. – В Лондоне полно таких, как я – двадцатилетних девчонок, пытающихся обратить на себя внимание. Это тяжело, Лана. К тому же… В общем, я даже не представляю, чем еще могла бы заниматься. Я больше ничего не умею. – Китти подбросила блинчик, и он аккуратно шлепнулся на сковороду обратной стороной.

– Ты умеешь подбрасывать блинчики.

– Представляю резюме – «Китти Берри, профессиональный подбрасыватель блинчиков»!

Именно в те долгие выходные в захудалой квартирке Китти, пока в окно хлестал дождь, подруги, крутанув глобус, задумали свой отъезд.

Поразительно, как легко можно разобрать по кусочкам прежнюю жизнь. Лана уволилась, отработав положенные дни, съехала со съемной квартиры, продала машину – и все за один месяц. Они с Китти планировали начать путешествие с Филиппин, а оттуда двинуться дальше. Посчитав, надолго ли хватит совместных сбережений, подруги решили, что уже на месте подадут на рабочую визу, как только кончатся деньги. Затем оформили туристическую страховку, запаслись солнцезащитным кремом, шлепанцами и спреем от комаров, сделали прививки от дифтерии и гепатита А. В суматохе Лана закружилась так, что спокойно выдохнула, только когда сошла по металлическому трапу в густую филиппинскую жару.

Теперь Китти смотрела на подругу, и в ее глазах отражалось солнце.

– Правильно ли мы поступили? – переспросила Китти, затем, широко улыбаясь, добавила: – Правильнее некуда!

Китти не хотелось плавать, поэтому Лана пошла одна, поражаясь ощущению невероятной легкости. Нырнула и опустилась почти к самому дну. Когда воздуха стало не хватать, выбралась на поверхность и быстро поплыла вперед, чувствуя, как напрягаются мышцы плеч и ног. Достигнув каменистого островка, вылезла из воды, выжала свои длинные волосы и устроилась у нагретого солнцем камня.

Вдруг у поверхности моря мелькнула загорелая спина, из-под воды высунулась трубка для плавания. Заметив Лану, Денни снял маску, вылез из воды и подошел.

– Увидел что-нибудь интересное? – спросила она.

– Тут потрясающие мозговые кораллы. И еще куча морских ангелов. – Денни залез на камень и плюхнулся рядом с Ланой. Взглянув на ее ногу, спросил: – Как лодыжка?

– Все хорошо, спасибо.

– Давно она у тебя? – Он заметил татуировку на другой ноге в виде крыла с длинными черными перьями.

– С семнадцати лет. Мы с Китти хотели сделать их вместе, по крылу у каждой, но она свалилась в обморок, как только увидела иглу в руках тату-мастера.

Денни рассмеялся.

– А ты все равно себе сделала.

Когда они вышли из салона, Китти подпрыгивала на месте и все повторяла:

– Черт возьми, Лана! Поверить не могу, что ты сделала себе татуировку! Как круто! Твой папаша с ума сойдет, когда увидит!

Однако отец ничего не сказал. Вряд ли он вообще обращал на нее внимание. Лана ходила по дому босиком и сидела, задрав ноги на журнальный столик, но он либо не заметил, либо решил промолчать.

Денни коснулся татуировки мокрой рукой. От его прикосновения по коже пошел жар, и Лана посмотрела на лодыжку так, будто та сейчас загорится.

– Необычная, – сказал он, искоса глядя на Лану. Необычная – в хорошем или в плохом смысле? Непонятно. Лана почувствовала, что щеки у нее краснеют. Надо что-то сказать.

– Вы с Аароном давно знакомы? Вы ведь оба из Новой Зеландии, да?

– Новая Зеландия – не маленькая страна, – с улыбкой ответил Денни. – Меня взяли на яхту в Австралии.

Лана кивнула.

– И как у вас получается? В смысле, плавать по всему свету в компании друзей, жить одним днем. Это так… – Лана искала подходящее слово. – Так нереально.

– Нереально? – улыбнулся Денни. В его золотистых бровях переливалось солнце. – Отлично сказано.

– На что вы живете? – спросила Лана и вдруг поняла, что вопрос мог прозвучать грубо.

– Стараемся особо не тратиться. Скидываемся по сто пятьдесят долларов в неделю на еду, воду, топливо и иногда плату за пристань. Если деньги остаются, откладываем на ремонт. У кого-то есть сбережения, к тому же мы не против подработать. Шелл вот делает украшения и продает туристам, а в портах еще и дает уроки йоги. У Жозефа, насколько я знаю, были отложены деньги. Не знаю, правда, чем займется Генрих – говорит, деньги у него скоро кончатся. Ну а я… я работаю прямо здесь.

– И чем ты занимаешься? – поинтересовалась Лана.

– Переводом. Перевожу книги с французского на английский.

– Никогда раньше не встречала переводчика. Так интересно! – Она взглянула на него по-новому. – И, наверное, очень сложно, да? Даже не представляю, как можно выразить мысли автора на другом языке.

– Это мне и нравится – постараться найти голос автора и передать его. Сложнее всего с юмором: перевести игру слов и вставить шутку в нужное место не так уж просто.

– Откуда ты знаешь французский?

– В детстве ездил с семьей на остров Реюньон. Там говорят на французском, и этот язык мне так понравился, что я решил поступить на французское отделение. Кстати, целый год я проучился на Реюньоне. После универа работал на полную ставку в одной технической компании, переводил документы, но это оказалось не для меня. Все смотрел в окно, мечтал. Вот и переключился на удаленную работу, стал переводить художественную литературу.

Лана понимала, каково это – мечтать оказаться в другом месте. Получив художественное образование, она была вынуждена проводить бесконечные дни в унылой страховой компании – приходилось платить за квартиру, тут уже не до творческих порывов. Каждый день Лана с нетерпением ждала перерыва на обед, чтобы выйти из мрачного офиса и прогуляться по парку.

С берега послышался громкий свист – Аарон звал всех к лодке.

– Похоже, пора возвращаться, – с сожалением произнес Денни.

«Лазурная» вернулась в бухту к полудню. Никто не предложил девушкам присоединиться к команде, а спрашивать Лане и Китти было неудобно. Аарон вез их к берегу на лодке, и подруги молча смотрели, как уменьшаются вдали очертания яхты.

Чем ближе к суше, тем сильнее нарастал шум города, будто собиралась гроза. От прежнего энтузиазма не осталось и следа, как только Лана вспомнила об удушающей жаре в их гостевой комнате и о клейковатых кебабах, которые они наверняка купят на ужин, пробравшись домой сквозь толпу людей и уличных собак по заваленному мусором тротуару.

Аарон пришвартовал лодку и держал ее ровно, пока подруги выбирались на берег. Перекинув сумку через плечо, Лана напоследок еще раз взглянула на «Лазурную». Теперь все казалось нереальным, как будто они с Китти побывали во сне и только сейчас начинают просыпаться.

Засунув руки в широкие карманы платья, Лана повернулась к Аарону.

– Спасибо, мы потрясающе провели время.

– Невероятно! – подтвердила Китти. – Лучший день за всю нашу поездку. А тот пляж просто… фантастика. Мы никогда не…

– Давайте за вещами, жду вас на этом же месте через два часа, – перебил ее Аарон. – Отплываем в восемнадцать ноль-ноль.

Лана изумленно уставилась на Аарона. Он вышел из лодки и с безучастным лицом скрестил руки на груди.

– Что, прости?

– То есть… вы берете нас в команду? – Губы Китти понемногу расплывались в улыбке.

– Мы проголосовали и решили вас взять. Жозеф переберется к Генриху и освободит каюту – если хотите.

– Охренеть! – закричала Китти, зажимая рот руками.

– Ты серьезно? Нам можно с вами? – спросила Лана.

Аарон кивнул.

– Но я еще не сказал, на каких условиях.

– Все что угодно, – сказала Китти.

– У нас четыре правила. Тому, кто нарушит их, на яхте не место.

Подруги энергично закивали.

– Первое: каждый вносит свой вклад: готовит, убирает, стирает, ведет судно, несет ночное дежурство – все, что понадобится. Не ждите, пока вас попросят, беритесь за работу сами. Знаю, у вас нет опыта в мореплавании; вам придется научиться. И побыстрее. Второе: все важные решения принимаем голосованием – куда плыть, что покупать, кого брать в команду. Третье: никаких отношений между членами команды. Лишние сложности нам ни к чему.

– У вас что, яхта безбрачия? – удивилась Китти.

– Я ничего не говорил про безбрачие. Я сказал: «Никаких отношений».

Китти ухмыльнулась.

– И четвертое, – продолжил Аарон. – Я вам не нянька, так что заботы не ждите. Каждый сам отвечает за свою безопасность: на яхте есть спасательные жилеты, страховочные тросы, спасательная лодка, сигнальные ракеты и аварийный радиомаяк. Попросите кого-нибудь из команды показать, как они работают, и надевайте жилеты или пристегивайтесь тросами, когда посчитаете нужным. – Он провел рукой по бритой голове. – Ну, не передумали?

Исполненная восторгом, Лана взглянула через плечо на яхту. Она взяла Китти за руку, и подруги переплели пальцы.

– Не передумали.

Глава 4. Теперь

Лана ходит туда-сюда по комнате, засунув руки глубоко в карманы платья. Картина еще не закончена, сохнет. Обычно в такое время она собирается на работу, но сейчас даже думать не может о том, чтобы идти в галерею и подавать кофе клиентам. В мыслях у нее только «Лазурная».

До Морского спасательного центра, который займется спасением команды, всего тридцать километров – Лана раз в месяц ездит закупать произведения искусства для владелицы галереи и проезжает мимо этого указателя. Лана берет мобильный и ищет в Интернете телефон спасательного центра.

Сидя на краю кровати, она набирает номер. Проходит несколько минут, пока ее не соединяют с кем-то, имеющим отношение к спасательной операции по «Лазурной». Наконец, Лану переводят на Пола Картера, координатора операции. У Пола сильный новозеландский акцент, и он говорит, что не вправе разглашать детали.

– Послушайте, – настаивает Лана, постукивая ладонью по деревянному каркасу кровати, – просто скажите, была ли на борту Китти Берри? Она из Британии, все ее родные там – я могу связаться с ними.

Лана сама удивляется своему властному тону. Нет, она не повесит трубку, пока не добьется ответа.

На другом конце слышится вздох.

– Ладно, подождите немного, – уступает Пол.

В ожидании Лана грызет ноготь на большом пальце – кожа отдает скипидаром – и вспоминает, как познакомилась с Китти. Им было по одиннадцать лет, в школе только что начался летний триместр. Лана радовалась потеплению: на большой перемене в такую погоду можно выходить на спортивную площадку и сидеть одной в каком-нибудь солнечном уголке, а не стоять посреди внутреннего дворика, пытаясь казаться невидимой. Лана доставала тетрадь и рисовала причудливые узоры на последних страницах – завитушки дыма, бурлящие потоки воды, вздымающиеся волны.

Она и раньше замечала Китти – девчонки жили на одной улице и вместе ездили на школьном автобусе, но никогда не общались. Китти собирала свои блестящие темные волосы в хвост высоко на макушке, оставляя свободные локоны у висков. За ней частенько увивалась целая толпа шумных мальчишек, которые носили рюкзачки так низко, что те хлопали по их костлявым задницам.

Лана сидела, скрестив ноги, и зачарованно наблюдала за пушистым семечком одуванчика, которое несло ветром в ее сторону. Белая пушинка кружилась в воздухе, сверкая на солнце. Интересно, каково это – быть невесомой? Лана протянула руку и осторожно поймала пушинку, представляя, как она щекочет кожу. Затем закрыла глаза и загадала желание. Лана не знала, делают ли так с одуванчиками, но загадала все равно.

Открыв глаза, она разжала ладонь – пушинка лежала прямо посередине, будто покорившись ей, но всего через мгновение улетела, подгоняемая потоком воздуха.

– Что это ты делаешь? – Рядом остановилась Китти, портфель у нее висел на одном плече.

– Загадываю желание. – Лана покраснела и разозлилась на саму себя – ну зачем надо было признаваться?

– И что загадала?

– Нельзя рассказывать, а то не сбудется.

Китти пожала плечами. Затем наклонилась и сорвала одуванчик, который рос в высокой траве у изгороди, поднесла его к губам.

– По ним можно определять время. Смотри. – Китти стала дуть на одуванчик короткими выдохами, пушинки закружились в воздухе. После шестого выдоха осталась только одна пушинка. Теперь Китти дула не так сильно, пока не дошла до двенадцати – тогда она дунула изо всех сил, и оставшаяся пушинка улетела в небо. – Вот, всего двенадцать. – Китти выставила вперед запястье с сиреневыми часами. – Двенадцать часов, видишь?

Лана засмеялась.

– Чего? Это правда. – Китти нахмурилась.

– Ладно.

Они обе замолчали, и Лана подумала, что зря рассмеялась, теперь Китти уйдет. Но через пару минут та спросила:

– Ты всегда тут одна сидишь?

Лана наблюдала за божьей коровкой, которая ползла по узкой травинке, подрагивающей под ее весом.

– Не знаю. А ты почему одна?

– Я не одна. Я вот с тобой разговариваю.

Китти качнула головой, махнув завязанными в хвост волосами. У нее такие длинные и темные ресницы, неужели накрашенные? Лане ресницы, короткие и рыжеватые, достались от отца, как и янтарного цвета волосы. А длинный прямой нос и оливковая кожа – от мамы. Люди часто обращали внимание на необычную внешность Ланы, и ей нравилось говорить: «Папа у меня рыжий, а мама гречанка».

– А вообще, я ищу нарциссы, – сообщила ей Китти.

– Зачем?

– У моей мамы сегодня день рождения. – Глянув искоса на Лану, девочка добавила: – Правда, она умерла.

Лана молча уставилась на Китти.

– Моя тоже.

Если Китти и удивилась, то виду не подала.

– Моя умерла, когда мне было семь. От рака. А тебе сколько было?

– Три.

Лана рассказала Китти про аварию. Хотя мама ехала одна, события того дня так четко отпечатались в памяти Ланы, будто это случилось с ней самой. Было утро четверга, мама спешила в супермаркет, а встречный грузовик резко затормозил – перед ним выскочила другая машина. Грузовик занесло, и тонны металла полетели на мамин «Рено». От удара она скончалась на месте.

Узнав о том, что произошло с мамой Ланы, люди обычно смотрели на нее с сожалением и начинали говорить каким-то особым, вкрадчивым голосом. Только не Китти.

Она внимательно слушала Лану, не отводя от нее взгляда.

Немного помолчав, Китти сказала:

– Моя мама умерла в хосписе. Одна. Папа сидел в машине и курил, а я искала, где разменять фунт, чтобы купить газировки в автомате. Когда я вернулась в палату, маму уже накрыли простыней.

Девочки молча смотрели друг на друга. Потом Лана встала и подняла сумку.

– Пойдем. Я покажу, где самые красивые нарциссы…

Из трубки слышится мужской голос.

– Да, Китти Берри числится на борту яхты.

Сердце у Ланы сжимается. Значит, все эти месяцы Китти была на яхте. Неужели после всего, что случилось, она могла по-прежнему с удовольствием смотреть на падающие звезды, лежа в гамаке – как раньше вместе с подругой?

Потирая лоб, Лана спрашивает:

– Что там произошло? Почему яхта затонула?

– Я пока не могу разглашать информацию, – говорит Пол Картер.

Лана раздраженно стискивает зубы.

– Ее нашли? Нашли хоть кого-нибудь из них?

Откашлявшись, Пол отвечает:

– Все члены команды считаются пропавшими без вести. Мне очень жаль.

Лана вешает трубку и остается сидеть на кровати. Почти невозможно представить, что «Лазурная» где-то там, в глубине. Что «Лазурная» затонула.

На яхте был спасательный плот, он хранился в контейнере на корме – Лана знала это, потому что иногда грелась на солнце, оперевшись на него и вытянув ноги. Только давно ли проверяли, в каком состоянии плот и все ли на месте в тревожном чемоданчике?

Лана с легкостью вызывает в памяти образ яхты: теплая тиковая палуба под ногами, вздымающийся на ветру парус, легкий плеск волн о корпус, когда «Лазурная» стоит на якоре. Но представить, как та же самая яхта сражается с океаном и волны заливают палубу, невозможно. Как невозможно вообразить и то, что вода просачивается в салон, где все они вместе ужинали, наполняет ящики и шкафчики с запасами еды, одеялами, фонарями и веревками, затем поднимается все выше, покрывая приколотые к стенам салона фотографии и полки с потрепанными книжками. Как члены команды пробираются сквозь соленую воду, а вокруг них плавают размокшие карты, одежда и туалетные принадлежности.

Такая яхта не может просто взять и затонуть. Она была построена для плавания в открытом океане, в бурных морях. Так что же, черт возьми, случилось?

Лана встает с кровати, подходит к окну.

Долгие месяцы она изо всех сил пыталась забыть яхту и членов ее команды. Лана мысленно закрыла дверцу, ведущую к этим воспоминаниям, потому что за ней скрывалась невероятная, острая боль, и даже сквозь щелку заглядывать в нее было мучительно. Частично Лане это удалось: здесь, в Новой Зеландии, она начала жизнь заново, хотя бывают моменты – стоит ей увидеть паруса на горизонте или услышать плеск волн о берег, – когда в мысли вновь пробирается «Лазурная». Иногда, заслышав мелодичный акцент лавочника, Лана вспоминает Денни, а заметив двух идущих в обнимку подруг, осознает, как сильно скучает по Китти.

Теперь, когда яхту упомянули в новостях, воспоминания возвращаются, звено за звеном, и якорной цепью тащат ее с собой на дно. С каждым забытым моментом Лана опускается все глубже: крепкие пальцы на бледной шее; заплаканное лицо Шелл, когда она вышла на нос корабля поговорить; хлещущие о борт темные волны и протяжный скрип снастей на ветру; болезненный взгляд Китти, тянущей руку вверх; темно-красное пятно крови, растекающееся по палубе.

Знай Лана тогда то, что знает сейчас, вряд ли она вообще ступила бы на борт «Лазурной».

Глава 5. Тогда

Лана стояла у штурвала, держа руки на нагретом солнцем рулевом колесе. Пылающее красное солнце опускалось в море, окрашивая воду в розовый цвет.

Она посмотрела на Китти – в вечерних лучах кожа у подруги казалась темно-бронзовой, в солнечных очках отражалось пламя заката.

– Я все боюсь, что в любой момент кто-нибудь явится и скажет, что нас занесло не туда, – сказала Лана.

– Понимаю, – согласилась Китти. – Мы ведь с тобой на яхте, черт возьми! Что может быть лучше?

Шла их пятая ночь на борту «Лазурной». Подруги безнадежно влюбились в такой стиль жизни: им нравилось долго плавать под водой с трубкой, разглядывая коралловые сады и исследуя безлюдные бухточки, учиться поднимать паруса и вести судно по курсу, готовить в тесном камбузе, где сквозь иллюминатор видно море, болтать всю ночь, сидя на палубе и чувствуя сладкий привкус рома во рту.

Китти поднесла руки к уху Ланы.

– Только послушай, – сказала она и потерла ладони. Раздался скребущий звук: кожа стала сухой и мозолистой от натягивания тросов – Аарон велит называть их шкотами. – Мое тело заявляет, что ручной труд – не для меня. Пойду спрошу Шелл, нет ли у нее крема.

Китти спустилась к каютам, а Лана переключила внимание на экран плоттера, чтобы проверить курс и местоположение судна. Они направлялись к небольшому островку, у которого планировали стать на якоре на ночь. У Аарона был нюх на подобные места, ему нравилось исследовать новые укромные заливы и потаенные бухточки, а не причаливать к берегам, которые известны каждому любителю мореплавания.

За две ночи до этого они подошли к подветренному берегу крошечного острова, население которого составляло всего шестьдесят человек. Не успели они сбросить якорь, как с десяток детей из поселка поплыли к яхте. Аарон пригласил их на борт. Все мокрые, они стояли на корме, скромно улыбаясь и хихикая. Денни принес кулек конфет, и через пару минут ребята уже осмелели и начали исследовать яхту. Их поразили стопки книг в салоне, компьютер и музыка, игравшая из айпода Шелл.

Лана начинала понемногу понимать принцип движения яхты. Судно реагирует на действия не так быстро, как автомобиль: повернешь штурвал, а судно следует за ним лишь через несколько секунд. Управлять яхтой, находясь в задней ее части, тоже было непривычно, и Лана постоянно вставала на цыпочки, чтобы заглянуть вперед – нет ли чего на пути.

Аарон вышел на палубу с яблоком в руке. Из футляра, прикрепленного к приборной панели, он вытащил ножик, который хранился там на случай крайней необходимости, например, чтобы перерезать запутавшийся трос или защититься при абордаже. Аарон протер лезвие о шорты, затем аккуратно отрезал кусочек яблока и поднес его ко рту на кончике ножа.

– Как успехи? – спросил он, прожевывая хрустящее яблоко.

– Вроде неплохо. Идем со скоростью шесть-семь узлов.

Аарон кивнул в ответ. Он молча наблюдал за водой, отчего вид у него становился более умиротворенным, а глубокие линии на лбу разглаживались.

Интересно, сколько Аарону лет? Всем остальным в команде не больше тридцати, самая юная среди них Шелл – ей всего двадцать два, но Аарон выглядел более умудренным опытом, так что ему, наверное, было уже за тридцать. Хотя для капитана яхты таких размеров, как «Лазурная», он считался молодым. Пусть его судно не из современных дорогущих моделей, мимо которых они порой проплывали, длина у нее была внушительная – пятнадцать метров. Аарон купил яхту в Новой Зеландии, раньше она была чартерным судном. На борту царила атмосфера любимого всей семьей дома, где у каждого уголка есть своя история. Лане нравился деревенский шарм кают: густо покрытое лаком дерево со временем приобрело оранжеватый оттенок, а некоторые двери и засовы можно было открыть только под определенным углом. На палубе Аарон установил солнечные батареи и ветротурбину – хотел, чтобы их путешествие наносило как можно меньше вреда окружающей среде.

– Шелл говорит, что первый переход на «Лазурной» ты совершил из Новой Зеландии в Австралию?

Он кивнул.

– Вот это да. Очень смело – проделать такой путь в одиночку.

– Или глупо. – Аарон отрезал еще кусок яблока и, пережевывая его, всмотрелся вдаль: впереди показались каменные склоны островов.

– Как ты решился на такое?

– Наверное, искал новых ощущений.

Его ответ заставил Лану задуматься. Аарон приобрел яхту, потом полгода занимался ее переоснащением и в итоге отплыл один. Должна быть веская причина, чтобы пойти на подобный риск. Или, может, веская причина уехать из Новой Зеландии?

– А чем ты занимался раньше? В смысле, до того, как отправился в плавание?

По-прежнему глядя вперед, Аарон ответил, медленно и четко:

– Я много чем занимался, Лана. А теперь хожу под парусом.

Он отрезал от яблока последний кусочек, положил нож на место и ушел на нос яхты. Стоя там и держась одной рукой за страховочный трос, Аарон смотрел на воду.

Ветер все дул.

Когда они наконец поставили яхту на якорь в том месте, которое Аарон счел подходящим, уже спустились сумерки. Справившись с работой, все втиснулись в салон и расселись за столом – Аарон созвал собрание. Сам он не садился.

– Давайте по-быстрому проголосуем. Эту ночь, а может, и следующую проведем здесь. Надо узнать, куда народ хочет отправиться дальше. У нас есть пара вариантов.

Аарон разложил карту в середине стола и объяснил, что они могут либо двинуться к островам на северо-востоке отсюда – там отличные волны для серфинга, но путь может оказаться нелегким, либо направиться на юго-восток, где воды поспокойнее, а плавание с маской и дайвинг обещает быть незабываемым.

Рассказав о вариантах, он предложил проголосовать и сам высказался первым.

– Лично я за север. Интересно посмотреть, большие ли там волны.

Шелл, сидевшая ближе всех к Аарону, проголосовала следующей:

– Извини, но я выбираю юг. Лучше займусь подводным плаванием, чем буду гоняться за волнами.

Генрих поддержал Шелл, а Денни и Жозеф согласились с Аароном. Остались только Лана и Китти.

– Север или юг? – спросил Аарон.

Лана была рада, что их мнением тоже поинтересовались. То, что Аарон ввел такую честную, демократическую систему, было достойно уважения, ведь как капитан он был вправе принимать решения самостоятельно.

– Оба варианта звучат отлично, но я хотела бы еще поплавать под водой, так что выбираю юг, – ответила Лана.

Китти поддержала ее, и решение было принято.

Когда все стали подниматься из-за стола, Денни сказал Аарону:

– Тебе не кажется, что нам так и не удастся превратить это плавание в заезд по лучшим местам для серфинга?

– Невезуха, – хлопнул Аарон его по плечу.

Проголосовав, Лана и Китти отправились готовить ужин – жарить моллюсков, которых днем набрал Денни. Они разложили еду по пластиковым тарелкам и поднялись с ними на палубу. Из-за легкого ветерка по залитой лунным светом бухте шла рябь. Сидя спиной к страховочному тросу, Лана рассматривала темные очертания изогнутого берега острова Топо. Судя по карте, шириной он всего в полкилометра, зато известен невероятными горными породами и скалами. Скорей бы утро, чтобы можно было исследовать остров.

После ужина Шелл и Генрих занялись мытьем посуды – сначала сполоснули в большом ведре с морской водой, затем отнесли вниз и домыли в чистой. Аарон не позволял тратить лишнюю воду: три минуты в душе считались роскошью, а для мытья тарелок воду наливали в емкость на самое дно. Бак они пополняли при первой же возможности, но в отдаленных уголках найти чистую воду было нелегко. Иногда собирали дождевую, а на крайний случай имелся опреснитель, хотя насос работал шумно и потреблял много энергии, да и вода в итоге получалась безвкусной.

Генрих поднялся на палубу с бутылкой рома и бокалами на подносе. Яхта дремала, стоя на якоре, а члены команды, как это часто бывало поздними вечерами, болтали, пили и смеялись. Лана сидела чуть поодаль от остальных и смотрела на небо, густо-черное и усыпанное звездами. Теплый бриз, соленый, с земляным запахом, рассыпал ее волосы по плечам. Откуда-то с берега доносился стрекот сверчков.

Раздался хохот; все собрались вокруг Китти, а та рассказывала историю, приключившуюся с ней на последнем сыгранном спектакле.

– Тогда-то, – Китти выдержала театральную паузу, – я и поняла, что на нем ничего нет. Он. Совершенно. Голый!

Шелл хлопнула в ладоши, Генрих рассмеялся.

Денни потянулся через стол за бутылкой рома, налил тем, кто сидел рядом. Затем встал и подошел к Лане.

– Будешь еще?

– Спасибо. – Она подала стакан.

Денни наполнил его и присел, оперевшись на поручень.

– Это хоть когда-нибудь надоедает? Прелесть всего этого? – спросила Лана.

Задумавшись, он сделал глоток.

– Ощущение новизны, может, слегка и стирается – ну, бурные эмоции от того, что ты первый раз бросаешь якорь, первый раз идешь купаться ночью, первый раз оказываешься среди океана и не видишь землю. Но прелесть, нет, прелесть никуда не девается.

Довольная его ответом, Лана кивнула. Каково это – оказаться так далеко от берега, что не видно земли?

– Долго вы с Китти думаете здесь пробыть? – спросил Денни.

«Лазурная» направлялась в залив Бей-оф-Айлендс, в свой порт регистрации в Новой Зеландии – из-за сезона ураганов Аарон хотел добраться туда к ноябрю, самое позднее к декабрю. Примерный маршрут пролегал к востоку от Филиппин в сторону Палау, оттуда на юго-восток к Папуа – Новой Гвинее, Фиджи и, наконец, Новой Зеландии. Точно сказать было нельзя, все зависело от погоды. Лана с удовольствием осталась бы на яхте до конца путешествия, которое заняло бы месяцев восемь, однако денег оставалось только месяца на три, и то если экономить.

– Наверное, насколько хватит средств.

Денни кивнул.

На носу яхты что-то мигнуло – Жозеф закурил сигарету. Почти все вечера он сидел поодаль от остальных и писал что-то в кожаной записной книжке, которую носил в кармане рубашки. Хотя Лане очень нравилось на яхте, она понимала его потребность побыть одному: уединиться здесь было негде, каюты приходилось делить с другими, обедали все вместе, работали тоже вместе, совместно проводили вечера. От носа до кормы двадцать шагов – вот и вся яхта.

– А Жозеф, как он сюда попал? – спросила она у Денни.

– Мы подобрали его на одном далеком островке пять или шесть недель назад – накануне Рождества. Туристов там обычно немного, и мы встали на якорь в уединенной бухточке. На пляже между деревьями был натянут брезент, вроде рыбацкого укрытия. Под ним мы и нашли Жозефа. Он спал под открытым небом – такой тощий, как будто нормально не ел уже несколько дней. Я позвал его на яхту, накормил. Потом он спросил, можно ли ему плыть с нами. Мы проголосовали – и вот он здесь.

– Что же он делал там, на острове?

– Мы сначала подумали, что он бездомный, но деньги у него есть – кажется, получил наследство. – Пожав плечами, Денни добавил: – Может, ему просто хотелось побыть одному или найти местечко вдали от толп туристов, кто знает.

Свет от налобного фонарика Жозефа скользил по записной книжке.

– Наверное, у каждого своя история.

– А какая у тебя, Лана? – с улыбкой спросил Денни.

– У меня?

Он кивнул.

– Покрутила глобус, выбрала наобум страну и в итоге очутилась здесь. Отдала свою жизнь на волю случая. Почему?

Вспомнился отец – как он стоит, ссутулившись, в дверном проеме. Лана покачала головой, стараясь выбросить эти мысли.

– А почему нет? – сразу ощетинившись, ответила она.

Денни долго молча смотрел на нее, затем с улыбкой сказал:

– Тогда я, наверное, должен благодарить его величество Случай – ведь если бы не твой глобус и не тот петух-самоубийца в Нораппи, мы никогда бы не встретились.

Лана взглянула на Денни: он улыбался, и у нее раскраснелись щеки. Денни сделал еще глоток и, опуская стакан, положил руку рядом с ее рукой. Лана чувствовала, как соприкасается их кожа, и от этого внутри все запылало.

Послышался всплеск, затем чей-то смех. Лана выглянула за борт: Шелл держалась в воде на одном месте, светлые волосы прилипли ко лбу.

– Кто со мной?

Лана сняла платье, подтянула купальник и нырнула.

Ей безумно нравилось мгновение перед тем, как оказываешься в воде – когда целенаправленно летишь вниз, волосы сдувает за спину, а тело распрямляется.

Она прошла сквозь поверхность воды, и море окутало ее, наполняя уши мелодией пузырьков. Лана не дергала ногами, не двигалась, просто опускалась все глубже и глубже.

В какой-то момент зависла на месте, и тогда море начало поднимать ее назад к поверхности, к воздуху, к ночи.

Послышались голоса – остальные тоже уже были в воде. На палубе оставалась только Китти.

– Лана? – позвала она, расхаживая в купальнике туда-сюда по носу яхты. – Как тебе?

– Замечательно. Я подплыву к корме, прыгнешь оттуда.

Движения Ланы были ровными и легкими, она наслаждалась очарованием ночного моря, чувствуя, как вода скользит по коже. Став частью команды, они плавали каждый день, и мышцы окрепли. Лана доплыла до кормы, где, обхватив себя за талию, стояла Китти.

– Давай на мой счет, – сказала Лана.

– Хорошо.

– Раз, два, три… три с половиной… четыре…

Полетели брызги, и Китти тоже оказалась в воде – смеясь, визжа и откашливаясь. Она всегда побаивалась воды и теперь, бешено шлепая руками, подплыла к Лане и обняла ее за шею, стараясь отдышаться.

– Там под нами водоросли и все такое? – прошептала Китти, моргая, – в глаза попала соленая вода.

– Нет, вода чистая, – ответила Лана. – Отплывем подальше?

– Только не очень.

Поплыли медленно, Китти – брассом, держа подбородок над водой, Лана – стараясь плыть вровень с подругой. Вблизи от яхты они остановились.

Отсюда «Лазурная» выглядела еще красивее, ее мерцающие огни отражались в море. Ветра почти не было, и подруги лежали в воде на спине, глядя на звезды. Из укромных уголков острова доносились крики птиц.

– Просто невероятно. – Китти взяла Лану за руку. Сжав ладони, они покачивались на спине, волосы разметались вокруг лица. Послышались легкий плеск и голоса – остальные плыли в их сторону.

– Кто-нибудь проверил трап? – спросил Генрих.

– Не-а, – ответила Шелл.

– И я нет, – отозвался Денни.

– Нет, – сказал Жозеф.

– Вы что, серьезно? – вступил Аарон. – Никто не спустил трап?

– Что такое? – Китти поднялась со спины. – В чем дело?

– Ты слышала историю про пару, которая отправилась купаться в штиль? – ответил вопросом на вопрос Генрих.

– Какую еще пару? – Китти покачала головой.

– Они были вдвоем на яхте и решили пойти поплавать – стоял такой же штиль, как сейчас. Прыгнули в воду, поплескались, охладились. Когда почувствовали, что устали, поплыли назад к яхте – и тут поняли, что забыли сбросить трап. Вернуться на яхту они не смогли.

– Должен же быть какой-то способ, – сказала Китти.

– Ни трапа, ни опор для ног, зацепиться не за что – лишь гладкий и блестящий корпус яхты.

– Но они ведь сумели забраться обратно?

В ответ на вопрос Китти Аарон покачал головой.

– Через полтора месяца яхту обнаружили пустой, а на корпусе были царапины от ногтей.

– Но… у нас спущен трап? Кто-то должен был его сбросить. – В голосе Китти прозвучала паника.

– Кит, ты прыгала с платформы для купания, – спокойно сказала Лана. – Она низкая, на нее легко забраться. Нас просто подначивают.

Генрих и Аарон рассмеялись.

– Засранцы! – Китти забрызгала их водой.

– Отвлекаем вас от мыслей об акулах и морских змеях, – серьезным тоном отозвался Аарон.

Китти усмехнулась.

– Я плыву назад.

Остальные двинулись вслед за ней, но Лана сказала, что догонит – захотелось ненадолго остаться одной. Она легла на спину, легкая, свободная. Казалось, что все возможно, что они с Китти являются частью чего-то прекрасного и рискованного и прежняя жизнь в Англии с этим не сравнится. Поддерживаемая морем, Лана закрыла глаза. Голоса друзей отдалялись.

Вдруг в неподвижных водах что-то переменилось, почувствовалось какое-то колебание. Будто чья-то рука коснулась ее кожи, провела вниз по спине и бедрам. От удивления Лана дернулась. Сейчас кто-то из ребят выплывет на поверхность и рассмеется. Прошло тридцать секунд… минута… Никого не было.

Лана развернулась, посмотрела вокруг. По шее поползли мурашки. Похоже, остальные уже добрались до кормы и теперь забирались на борт, хотя издалека не разглядишь, все ли они там, у яхты.

Неужели ей почудилось? Реши кто-нибудь из команды подурачиться, то схватил бы ее за ногу, как будто акула, а это было легкое, едва ощутимое касание, словно угорь скользнул у ее спины.

Лана быстро поплыла в сторону яхты и вскарабкалась на корму, в спешке ободрав ногу о край платформы из металла.

Китти принесла полотенце и, увидев Лану, завернулась в него вместе с подругой, прижавшись к ее дрожащему телу.

– Кит, – прошептала Лана, – никто сейчас не подплывал ко мне?

– Нет, а что?

– Почудилось… как будто кто-то коснулся моей спины под водой.

Лана обернулась: Шелл, Генрих, Денни, Аарон и Жозеф – все на борту, обсыхают. Мог ли кто-то из них вернуться на яхту быстрее ее?

Она взглянула на темное море – зловеще безмолвное, гладкое, как стекло.

Глава 6. Тогда

– Не у всех тут такие длиннющие ноги! – крикнула Китти.

Лана замерла, глянула через плечо на подругу – та стояла босая на валуне, скрестив руки на груди. Щеки у нее порозовели, на лбу выступил пот.

– Протянуть тебе ногу помощи?

– Нет уж, не надо!

Лана усмехнулась. Пыхтя и ругаясь себе под нос, Китти полезла вверх по скале.

Последнюю часть пути они преодолели вместе, наконец нагнали остальных и теперь стояли на верхушке горы, где за широким выступом, прямо над водой, виднелся обрыв. Дул теплый бриз, принося с собой меловой запах гор.

– Пожалуй, надо опробовать этот трамплин. – Денни подошел к краю и глянул вниз: двенадцатиметровый обрыв выходил на голубую лагуну, где перед этим он плавал с маской и трубкой, чтобы проверить глубину.

Денни снял футболку и затянул шнурок на шортах. Тело у него было стройное и загорелое. Разглядывая крепкие мышцы, Лана представляла, как бы она нарисовала его, где добавила бы теней, где штрихов. Казалось, энергия в нем так и кипела: каждое утро Денни плавал перед завтраком, а если Лана еще до рассвета заходила в салон за стаканом воды, то заставала его за столом, с ноутбуком и кружкой кофе – Денни работал над переводом.

Он потянул шею, размял ноги.

– Давай уже! – крикнул Аарон.

Денни немного отошел назад и, разбежавшись, прыгнул с обрыва. Лана ожидала невероятного зрелища, но он просто прижал колени к груди, сгруппировался и вошел в воду с оглушительным всплеском. Через пару секунд Денни появился на поверхности под радостные крики друзей.

Щелкнула зажигалка. Лана обернулась и увидела Жозефа – улыбаясь, тот прикуривал самокрутку.

– Сделай и мне, Джо-Джо, – попросила Китти.

– Я думала, ты куришь, только когда пьешь, – удивилась Лана.

– А ты уверена, что я не пила? – подмигнула ей подруга.

Жозеф передал Китти свою, зажженную.

– Спасибо, милый.

Весь день они провели на вершине утеса, где дул прохладный ветерок. Прыжки в воду становились все более смелыми: Денни и Генрих выпендривались друг перед другом, делая кульбиты, неуклюжие сальто и прыгая ласточкой.

Лана заметила, что Генрих любит соперничать – забираясь обратно на обрыв после удачного прыжка, он явно ждал похвалы. Шелл подтрунивала над ним, говорила, что снимает с Генриха очки за согнутые ноги во время погружения. Пока ее лицо не расплывалось в улыбке, он выглядел по-настоящему расстроенным.

Когда Лане стало слишком жарко, она тоже прыгнула с обрыва. Едва ноги оторвались от скалы, как в кровь хлынул адреналин. Вода вспенилась белым, в нос и рот залилась соленая вода, и Лана вынырнула, откашливаясь и смеясь.

Настало время обеда, Шелл сплавала на лодке к яхте и вернулась с огромным пакетом бутербродов, фруктов, привезла холодную воду для питья. В море не было видно ни одного судна, и, если не считать пролетевшего над головами самолета, они были совершенно одни.

Солнце пошло к закату, и все понемногу стали перебираться на яхту, на утесе остались только Жозеф, Аарон и Лана. Жозеф подошел к обрыву, взглянул вниз. Футболку ветром прижало к его телу, и Лана впервые заметила, какой он худой. Лопатки торчали, проступал позвоночник.

– Прыгнешь? – спросил стоявший позади него Аарон.

Не отрывая взгляда от воды, Жозеф пожал плечами.

– Неужели не попробуешь? – Вид у Аарона был хитрый.

Жозеф повернулся к Аарону, встав спиной к обрыву, не спеша затянулся, выпустил дым вверх, бросил окурок и растоптал голой пяткой. Аккуратно положил очки на землю и сделал шаг назад так, что оказался ровно на краю утеса.

– Осторожнее, – сказала Лана.

Жозеф согнулся и резким движением выпрыгнул вверх и назад, прогибаясь всем телом. Он будто скользил сквозь перевернутый мир, расставив руки в стороны. Ветер поднял футболку, обнажив бледный живот. Ближе к воде Жозеф изящно свел руки вместе и пронзил голубую поверхность.

Вода вспенилась белыми пузырьками, а потом он вынырнул на поверхность. Лана от удивления раскрыла рот.

– Да-а-а! – завопил Денни, и его крик эхом отразился от скал. Те, кто был с ним в лагуне, радостно подхватили вопль.

Жозеф какое-то время держался на воде, широко улыбаясь, потом развернулся и спокойно поплыл к яхте.

– Ни хрена себе, – покачал головой Аарон. – Мне это не привиделось?

– Нет, – ухмыльнулась Лана.

Аарон молча подошел к краю и прыгнул, широко расставив руки. На мгновение показалось, что он как будто замер в воздухе, отдавая себя небу. Оказавшись в море, он не вынырнул на поверхность, а сразу поплыл дальше в сторону яхты – очертания темного тела были видны сквозь прозрачную воду.

Лана подняла очки Жозефа и собрала свои вещи. Перед тем как спуститься с утеса, она подошла к краю и посмотрела, как вся команда направляется к яхте – и Жозеф плывет посередине.

Стоя у обрыва, Лана вдруг почувствовала, что эти золотые деньки не могут длиться вечно. Очень захотелось нажать на паузу, остановить жизнь на этом моменте и крепко держаться за него.

Позже команда собралась в кубрике, в помещении мерцали свечи. По заливу расходились небольшие волны, качающие яхту. Выдался редкий, почти идеальный вечер, когда беседа легко переходила от одной темы к другой, а над темными водами разносился смех.

Жозеф снова сидел в одиночестве на носу яхты и писал что-то в записной книжке, подсвечивая себе налобным фонариком. Лана взяла свою бутылку пива и подошла к нему.

– Можно присоединиться?

Он обернулся, и луч от фонарика скользнул по ее лицу. Она сощурилась, прикрыла глаза рукой.

– Конечно. – Жозеф выключил фонарь, закрыл записную книжку и убрал ее в нагрудный карман рубашки.

– Впечатляющий был прыжок. – Лана присела рядом. – Где ты так научился?

– В Париже. Давным-давно занимался прыжками в воду, прыгал с вышки.

– А сейчас занимаешься?

– Нет. Сейчас нет.

Они сидели молча, сюда доносился шум голосов и смех остальных. Лану не беспокоило отсутствие слов, дома она к этому привыкла.

Что-то притягивало Лану к Жозефу – может, она чувствовала его отстраненность от остальной команды, знала, каково это – быть изгоем. Если бы не Китти, ее подростковые годы прошли бы в полном одиночестве.

В тусклом свете луны верхушки волн отсвечивали серебристым. Помолчав еще немного, Лана спросила:

– Можно поинтересоваться, что ты там пишешь?

Задумавшись, Жозеф ответил:

– Стихи.

– Стихи о том, что видишь, или о том, что чувствуешь?

Теперь он внимательно посмотрел на Лану.

– Хороший вопрос.

Жозеф достал из кармана шорт баночку табака и сигаретную бумагу. Проворными движениями длинных пальцев ровно завернул табак.

– Я пишу о том, что чувствую. – Лана кивнула. – А тебя я иногда вижу с блокнотом. Рисуешь?

– Да. В основном делаю наброски. Тут столько всего хочется нарисовать.

Жозеф закурил и медленно затянулся.

– Значит, тебе нравится на яхте?

– Еще как. Нам повезло.

– В путешествии по морю чувствуется свобода, да? – Жозеф затянулся и протянул ей самокрутку. Хотя после университета Лана бросила курить, порой она не отказывалась.

– Спасибо. – Она сделала затяжку, в голову приятно ударил никотин.

– Кого бросила дома? – спросил Жозеф.

Возвращая самокрутку, Лана ответила:

– Только отца.

Лана представила его: сидит в своем кресле с газетой, разгадывает кроссворд, на нем потертые зеленые брюки и мятая рубашка. Удивительно: подумав о том, как одинока и однообразна жизнь отца, она почувствовала жалость. Его хоть кто-нибудь навещает?

– А ты?

Жозеф засмеялся, но в его смехе Лана уловила странные, грустные нотки.

– У меня никого нет.

– А родные?

– Никого.

– Совсем никого?

Он резко покачал головой.

– Мама и папа умерли. Год назад.

– Ох, прости. Могу я спросить, что случилось?

В лунном свете было заметно, как Жозеф помрачнел.

– Они погибли в пожаре.

– Мне жаль, – искренне посочувствовала Лана. Денни ведь рассказывал, что они подобрали Жозефа на безлюдном филиппинском пляже, где он спал под открытым небом. Он, наверное, с ума сходил от горя. – Поэтому ты и уехал из Франции? И приехал сюда?

Жозеф медленно кивнул, не отрывая взгляд от моря.

– У меня были кое-какие сбережения, так что я мог отправиться куда угодно. Иногда лучше уехать, правда?

– Правда, – согласилась Лана.

Она отправилась спать в полночь: разделась до белья, но на верхней койке все равно изнывала от духоты, кожа была липкой от солнцезащитного крема и соли. Вот бы между койкой и потолком было побольше места, чтобы сесть и выпрямиться. Иллюминатор открывался всего на пару сантиметров, свежий воздух почти не проникал внутрь. По ложбинке на груди скатилась капля пота.

Тихий плеск волн о борт яхты никак не мог успокоить мысли, они все возвращались к отцу. С тех пор, как Лана оказалась на «Лазурной», жизнь стала такой насыщенной, что она часами не думала о нем, хотя ночью часто перебирала в голове детские воспоминания, пытаясь найти трещины, сквозь которые виднелась ложь.

Лана просунула руку сквозь узкую щель иллюминатора – не прохладнее ли снаружи? Нет. Она вздохнула.

Китти с нижней койки прошептала:

– Не спишь?

– По-моему, у меня внутри все плавится, – ответила Лана.

– Ты хотя бы не обгорела. – На вершине утеса Китти утверждала, что кожа у нее уже достаточно темная и ей не нужен крем от солнца.

Лана перевернулась на живот и свесила голову вниз. Китти поднялась на локтях. Лана присмотрелась и разглядела в темноте очертания подруги.

– Кит, помнишь, как я ужасно хотела в Грецию?

– Конечно. Целый семестр брала с собой на обед только хлебные лепешки с сыром фета и оливками.

До переезда в Англию мать Ланы жила в Афинах, на окраине города. О ней у Ланы сохранились лишь обрывки воспоминаний, вроде наполнявшего кухню запаха жареных баклажанов и оливкового масла и угловатых черт лица, на фоне которых особо выделялись пухлые губы.

– Папа все говорил, что мы не можем позволить себе поездку или что он не может взять отпуск. – Лана покачала головой. – Очередная ложь. Я вспоминаю все эти мелочи, сотни деталей, которые оказались полной брехней. Все мое чертово детство – сплошной обман!

– Не говори так. – Китти выпрямилась, насколько позволяло расстояние между койками. – Твой отец тебя любит. Да, он облажался, но у него были на то причины. Он пытался тебя защитить.

Лане хотелось, чтобы Китти разделила ее гнев. Раны еще не затянулись, боль была слишком сильна, чтобы позволить Китти смотреть на произошедшее с точки зрения отца Ланы. Вздохнув, она сказала:

– Пойду, что ли, поплаваю.

– Сейчас?

– Да.

Лана слезла с койки; та прогнулась и скрипнула. Сняла купальник с крючка на двери – еще не высох.

– Ты правда пойдешь плавать?

– Буду держаться поближе к яхте.

– Там же темно.

– Ночью так обычно и бывает.

Когда Лана уже направилась к выходу из каюты, Китти спросила:

– Все в порядке?

– Да. Извини, просто слишком жарко.

– Ладно… Только будь осторожнее, хорошо?

– Конечно, – ответила Лана.

Выйдя в коридор, она вспомнила то странное скользкое прикосновение, которое почувствовала тогда, плавая ночью, и на мгновение засомневалась.

Лана пробиралась по проходу к камбузу, где по-прежнему стоял запах мяса, которое они готовили на ужин. Из какой-то каюты доносился храп, гудел холодильник.

На палубе было чуть прохладнее, но куда лучше, чем в тесноте каюты. Лана направилась к корме и вдруг кого-то спугнула.

– Черт! – вскрикнул Денни, стоявший спиной к ней. – Ты всегда так подкрадываешься к людям, когда те писают?

– Извини, – рассмеялась Лана, прикрывая рот рукой.

– Если хочешь воспользоваться ванной под открытым небом, то тут очередь.

– Я лучше воспользуюсь подводной ванной.

– Хочешь поплавать?

– Надо освежиться, – кивнула Лана.

– Составить тебе компанию?

Лана пожала плечами.

– Если догонишь.

Они прыгнули в воду с носа яхты, и прохладное ночное море окутало их тела. Лана плыла впереди, отдаляясь от судна и тени острова в сторону серебристой тропинки луны.

Плыли молча, слышно было только, как руки пронзают воду, как оба отталкиваются ногами, как дышат.

Луна была нарастающей, почти полной. Один бывший парень научил Лану определять, растущая ли луна: правая сторона должна быть круглой и объемной, а левая – более плоской, отчего луна напоминает букву «D». Когда она убывает, то стороны меняются местами.

Через несколько минут Лана замедлила ход, Денни подплыл ближе. Яхта безмятежно покачивалась на волнах вдалеке, луна освещала ее корпус и высокие мачты. Остальные спали, свернувшись на койках, под мерный плеск волн.

– Как Жозеф-то прыгнул! – Лана хотела избавиться от преследующих ее мыслей об отце и поговорить о чем-нибудь приятном.

Денни широко улыбнулся.

– Обалдеть, Жозеф пробыл на яхте два месяца и даже словом не обмолвился, что он французский бог дайвинга. Все слушал, как мы смеемся и прикалываемся, а под конец дня выдал такое. Я радовался, что отлично прыгнул ласточкой, пока не увидел его прыжок.

– Отлично? – Лана приподняла бровь.

– Ладно, неплохо.

Лана протерла глаза.

– Я тут болтала с Жозефом, он рассказал про родителей. Они погибли в пожаре.

– Всего год назад, – кивнул Денни. – И больше у него никого не осталось, вообще никаких родственников. Даже… даже представить не могу, каково это.

– У тебя большая семья?

– Не особо, родители и брат. А у тебя?

– Мы с отцом вдвоем.

– Вы близки?

– Не в данный момент, – с усмешкой ответила Лана.

Денни промолчал, а Лана с ужасом поняла, что на глаза навернулись слезы. Она поспешила их вытереть.

Денни подплыл ближе.

– Эй, в чем дело? – осторожно спросил он.

То ли окружающая их темнота, то ли интимная атмосфера моря, то ли внимательный взгляд Денни – что-то заставило Лану разговориться. Она рассказала о последней встрече с отцом, которая состоялась за несколько недель до ее отъезда на Филиппины.

Стоя на коленях в спальне отца, Лана услышала, как внизу открывается входная дверь.

– Лана, это ты? – позвал он.

Она не ответила. Не пошевелилась. Она прислушивалась к его неспешным шагам: вот отец поднимается по лестнице, рука скользит по перилам. Когда он подошел к двери своей комнаты, скрипнули половицы.

– Лана, что ты тут…

Увидев раскрытый кожаный чемодан и желто-коричневый конверт в руках дочери, он замер. Поднял руку к горлу, ущипнул себя за дряблую кожу у кадыка.

– Лана…

Его растерянный вид ее ужаснул. Голос отца звучал глухо. Как будто перед ней был совсем другой человек, а вовсе не тот, кого Лана знала всю жизнь.

– Ты… ты… – начала она. Слова никак не складывались. Лана подняла конверт, в котором лежало письмо от поверенного из Греции. – Так она не умерла? Не умерла, когда мне было три года?

Отец закрыл глаза, все мышцы лица ослабли – оно будто обвисло.

Лана рассказала Денни правду: она была уверена, что мама погибла в аварии, однако на самом деле все было не так.

Мать ушла от них, вернулась на родину. В Англии она была ужасно несчастна, пока не познакомилась с доктором-греком в больнице, где работала. Когда у него закончился контракт, мама, умолчав о том, что бросает семью, уехала с ним в Афины.

– Я пытался тебе сказать, – едва сдерживая слезы, говорил отец, – но ты была слишком маленькая, не понимала. Иногда я вставал утром, а ты спала на коврике у двери – ждала, когда она вернется.

В итоге отец решил, что им с дочерью нужно начать жизнь сначала, поэтому они переехали в Бристоль, в таунхаус на той же улице, где через несколько лет поселилась Китти.

– Когда в первый учебный день я отвел тебя в школу, учительница попросила немного рассказать о себе. Знаешь, что ты сказала, Лана? Что тебе четыре года[1], что твой день рождения в августе и что у тебя нет мамы, потому что она улетела на небеса. Я был в ужасе, я понятия не имел, откуда ты это взяла, но учительница уже гладила тебя по руке со словами: «Мама наверняка наблюдает за тобой с небес». И тут ты просияла, хотя не улыбалась уже несколько месяцев. Поэтому… я не поправил тебя, – признался папа.

Он просто промолчал, и с того момента лжи становилось все больше, и в итоге она стала похожа на правду. Когда позже Лана спросила, как умерла мама, отец придумал историю про автомобильную аварию.

Мать Ланы ни разу не позвонила и не написала им из Греции. Судя по всему, когда Лане было шестнадцать, она приезжала. В тот момент Ланы не было дома, и отец объяснил бывшей жене, что дочь считает ее погибшей – и что он не готов раскрыть правду, если она не собирается поддерживать с Ланой постоянные отношения. Мама расплакалась и сказала, что ее новый муж до сих пор ничего не знает о Лане. И снова их оставила.

– Я бы никогда не узнала правду, – сказала она Денни, – если бы не нашла то письмо от поверенного, в котором сообщалось, что мама умерла два года назад. – Лана покачала головой. – Я столько лет горевала, а она была жива. И отец знал…

Когда Лана договорила, во рту пересохло, а мышцы в ногах заболели.

Денни внимательно смотрел на нее, не отводя глаз.

– Мне очень жаль, – искренне произнес он.

Прежде Лана делилась своей историей лишь с одним человеком, с Китти, и теперь, рассказав такое Денни, вдруг почувствовала себя беззащитной. Она отвела взгляд, посмотрела наверх. Глядя на океан звезд, чувствуешь незначительность своего бытия – ты всего лишь крупинка, плывущая в океане. Лану успокоила мысль о том, что все эти размышления, занимающие ее голову, на самом деле не имеют никакого значения.

Дыхание постепенно успокоилось, с каждым выдохом вода то покрывала грудь, то отступала. Интересно, здесь глубоко? Метров тридцать, а может, шестьдесят? В темноте под ними покачивались водоросли и мягкие кораллы, кормились и спали рыбы, закрывались на ночь раковины.

Лана вновь взглянула на Денни: тот по-прежнему смотрел на нее. Волосы прилипли к голове, на руках поблескивал лунный свет.

– Что ж, вот моя история, – притворно веселым тоном сказала Лана. – А какая у тебя?

Денни едва заметно напрягся, лег на спину и раскинул руки в стороны, море поддерживало его вес.

– У меня ее нет, – сказал он в небо таким же тоном.

Лана сжала губы. Странное ощущение: она будто потеряла что-то, не успев обрести.

Глава 7. Теперь

Морской спасательный центр расположен в торговом порту, чуть в стороне. Лана заезжает вслед за контейнеровозом и останавливается у заброшенного дома с плоской крышей, но не выходит из машины. Она слишком крепко держала руль, и от этого теперь болят запястья.

Лана сама не знает, зачем приехала. Что делать дальше? Просто она не могла больше сидеть дома и ждать. В галерее оставила начальнику записку с извинениями и поехала сюда, слушая по дороге радио – вдруг будут новости.

Лана сидит в машине. В неподвижном автомобиле чувствуешь себя защищенной: внутри тепло, никакого ветра. На яхте все по-другому, всем телом ощущаешь стихию: каждый порыв ветра, вздымающиеся под тобой волны, обжигающее кожу солнце. Море требует постоянного внимания.

На соседнем сиденье стопка старых блокнотов и три тупых карандаша. Иногда по выходным Лана, ничего заранее не планируя, садится в машину, едет вдоль побережья и останавливается там, где захочется. Затем перебирается на пассажирское сиденье и, положив блокнот на колени, часами рисует.

Лане вспоминается школьный класс рисования, где она засиживалась за заляпанной красками партой. Сквозь высокие створчатые окна просвечивало солнце. В классе рисования можно было скрыться от остальной школьной жизни, скучной и предсказуемой. В отличие от Китти, Лана изо всех сил старалась завести друзей. Другие девчонки дразнили ее из-за странноватых туфель, густых янтарных волос и ярких шерстяных колготок, которые она надевала в «День без школьной формы». Денег у отца было немного, так что гардероб Ланы состоял из вещей, которые она покупала в благотворительном магазине в городе, куда они с папой выбирались раз в месяц.

В классе рисования было уютно. Он был полон цвета, шума и тепла, там всегда фоном играло радио и пахло скипидаром, кофе и известкой от дешевой краски. Лана сидела рядом с Китти на высоком деревянном табурете и слушала бесконечную болтовню подруги, рисовавшей узоры из розовых и фиолетовых завитушек.

Миссис Дано, учительница рисования, как-то попросила Лану после урока задержаться. Лане тогда было четырнадцать. Все занятие она водила по листу бумаги обломком угольного карандаша, не обращая никакого внимания на натюрморт с весами, который надо было нарисовать. Ни один набросок не получился, и Лана бросила все листки в мусорную корзину, а когда прозвенел звонок, перекинула сумку через плечо и тяжелым шагом направилась к выходу.

– Лана? – позвала ее миссис Дано. Учительница стояла у раковины и отмывала заляпанные краской стеклянные баночки. – Задержись на минутку.

Поймав взгляд Китти, Лана закатила глаза и остановилась, прислонившись к стене.

Как только все вышли, миссис Дано отставила в сторону банки, вытерла руки о фартук, а затем пошла в угол класса, достала три смятых комка бумаги и положила их на парту перед Ланой.

– Можешь развернуть?

Стиснув зубы, Лана взяла один комок. Бумага шуршала, как сухие листья. Она развернула рисунок: на нем изображены окна в кабинете рисования, посередине – резкий, сердитый штрих углем, разорвавший страницу.

Миссис Дано показала пальцем в левый угол рисунка, на солнце блеснуло ее кольцо с аметистом.

– Смотри, как свет здесь проходит сквозь стекло, – сказала учительница. – У тебя здорово получилось. И здесь тоже. – Она провела пальцем вниз. – Хотя нет, тут не совсем верно. Сбилась перспектива, но если просто… – Миссис Дано достала из кармана фартука угольный карандаш. – Если сделать вот так, – продолжила она, проведя линию по листку, – и не сильно давить на карандаш, добавляя тень, то будет отлично.

С помощью одного штриха рисунок изменился. Миссис Дано оперлась руками о край парты.

– Больше не выкидывай рисунки, Лана. В несовершенстве есть своя красота. Не забывай об этом.

Лана кивнула. Она встала с табурета, и его деревянные ножки заскребли по полу.

– И еще кое-что. – Лана обернулась. – Если захочешь, приходи сюда порисовать в обеденный перерыв. – Миссис Дано посмотрела ей в глаза. – У тебя талант. Мне хотелось бы, чтобы ты его развивала.

Лана вышла из класса, щеки горели от радости. Подслушивавшая Китти ждала ее за дверью. Она взяла подругу за руку, переплела ее пальцы со своими.

– Я знала! – зашептала Китти. – Знала, что твой талант заметят.

Хватит сидеть в машине, надо идти. Лана делает глубокий вдох и выбирается наружу. На асфальте блестит пятно бензина. Ветер раздувает платье, отчего кажется, будто белые птички на нем машут крыльями и парят по зеленоватой ткани.

Лана подходит к стойке администратора – никого нет. Немного подождав, заглядывает в кабинет, там тоже пусто, компьютеры выключены.

Она идет дальше по длинному коридору, все двери закрыты. Останавливается у кабинета с табличкой «Пункт управления» и стучит.

Дверь резко открывает высокий мужчина с густыми черными усами. Он представляется – Пол Картер, это с ним она говорила по телефону. На Картере туристические ботинки, коричневые носки натянуты до середины икр. Наверное, он из тех парней, что любят проводить вечер пятницы, жаря барбекю на городских пляжах, но сейчас он выглядит напряженным, брови сведены.

В кабинете за компьютером сидит женщина. Слева от нее стоит доска, на которую прикреплены карты, графики и распечатанные сводки погоды. В центре приколот белый лист бумаги с надписью: «Лазурная» – члены команды».

Внутри у Ланы все сжимается. Сжав кулаки, она проглядывает список имен, написанных толстым черным маркером. Ладони потеют.

Каждое из этих пяти имен вызывает море воспоминаний. Сердце бешено стучит. Только когда Пол Картер делает шаг в сторону, чтобы ей не было видно доску, Лана поднимает на него взгляд.

– Чем могу помочь? – холодным тоном спрашивает он.

Лана нервно сглатывает.

– Меня зовут Лана Лоу, я звонила насчет «Лазурной».

– Вам нельзя здесь находиться.

– Просто у стойки администратора никого не было…

– Извините, вам лучше уйти.

– Я знаю эту яхту, – в отчаянии говорит Лана. – Я плавала на ней.

Это заинтересовало Пола.

– Правда? Когда?

– В начале этого года, с января по март.

– Вам известно, какие средства связи и спасательное оборудование имелись на борту? Наш контакт с судном был ограничен.

Задумавшись, Лана мысленно прошлась по яхте.

– Стандартный набор: спасательный плот и жилеты, тревожный чемоданчик, сигнальные ракеты, аварийный радиомаяк. Также был ОВЧ-радиомаяк и, кажется, еще какой-то. – Все названия забылись, все когда-то хорошо знакомые мелочи на яхте ускользают из памяти.

– А спутниковый телефон или персональный приводной радиомаяк?

– Нет, по крайней мере, я не видела.

Пол Картер кивает, обдумывает услышанное.

– Так что там случилось? – спрашивает Лана.

– Простите, мне нужно вернуться к работе.

– Пожалуйста, – говорит она. – На борту мои друзья.

Пол смотрит на Лану, затем на свою коллегу в кабинете.

– Могу сообщить лишь, что у команды возникли трудности, и им пришлось покинуть судно.

– Есть какие-нибудь новости? Они в безопасности?

– Поисково-спасательная служба делает все возможное, но пока у нас никаких новостей. Всем судам в районе передан сигнал бедствия, одна парусная яхта и торговое судно изменили курс, чтобы пройти через зону поиска.

– Пройти? Туда еще никто не добрался?

– На тот момент оба судна находились в сорока милях от яхты. Поисково-спасательный вертолет уже прочесывает местность, и мы ждем новых сообщений.

– Члены команды выбрались на спасательный плот?

– Боюсь, мы не располагаем подобными сведениями.

– Значит… они могут все еще быть в море?

– Такая вероятность не исключена.

Лане очень хочется остаться в пункте управления, ведь если появятся какие-то новости, именно Пол Картер узнает об этом первым, но он говорит:

– Мой коллега обустроил комнату ожидания для родственников пострадавших. Остальные уже направляются сюда.

Кто же, интересно? Родные в Новой Зеландии есть только у Аарона и Денни. Да, родители Денни наверняка приедут, он говорил, что очень скучает по ним – они не виделись уже два года.

– Я вас отведу. – Обернувшись, Пол спрашивает: – Фиона, какой кабинет выделили для родственников?

– По-моему, 12-А, – отвечает она, держа руки над клавиатурой.

Где-то в комнате пищит радиоприемник. Картер подходит к столу с большим монитором, поднимает присоединенную к нему рацию. Раздается голос:

– Спасательный центр, спасательный центр, это группа один, группа один. Вы нас слышите?

– Спасательный центр на связи. Что у вас, группа один?

– Мы отслеживали аварийный радиомаяк «Лазурной» и определили ее местоположение.

Лана замирает, внутри зарождается надежда. Денни как-то объяснял ей, что аварийный радиомаяк – это устройство, которое запускается в любой спасательной операции. Радиомаяк приписан к определенному судну и передает его точные координаты через систему GPS, пока само устройство и, при благоприятном исходе, члены команды не будут найдены.

– Слушаю, группа один. Каковы координаты на данный момент?

– Координаты «Лазурной» – 32*59.098’S, 173*16. 662’E. Повторяю, координаты «Лазурной» – 32*59. 098’S, 173*16.662’E.

Прислонившись к столу, Картер вводит координаты на одном из трех мониторов на главном пульте управления.

– Вас понял. Имеется визуальное опознавание? Радиомаяк находится на борту спасательного плота?

Рация молчит, слышны только помехи.

Лана смотрит на Картера: тот нахмурил брови, губы сжаты в тонкую линию.

– Повторяю, радиомаяк находится на борту спасательного плота?

В кабинете раздается ответ:

– Спасательного плота в пределах видимости нет. Аварийный радиомаяк прикреплен к телу.

Глава 8. Тогда

Стоя на якоре, «Лазурная» медленно покачивалась на волнах. Дул легкий ветерок. На палубе Генрих возился с радиоприемником: разобрал его и разложил детали на кухонном полотенце, а Шелл подписывала открытку родителям.

Положив альбом на колени, Лана низко наклонилась к странице, кончик языка прижался к передним зубам. Быстрыми, резкими штрихами она сделала карандашный набросок свернутого в кольцо троса, лежавшего перед ней на палубе. Взглянув на рисунок, Лана поняла, что не совсем правильно изобразила кончик троса, выбившийся из кольца. Она оторвала кусочек ластика, покрутила между пальцев, чтобы заострить и осторожно стереть лишнее.

Еще несколько минут Лана потратила на то, чтобы исправить набросок, пока не осталась им довольна. Затем подняла альбом и отвела в сторону на вытянутой руке. Внимательно рассмотрела, прикрыв один глаз. Изгиб веревки детально прорисован, отлично. У наброска интересный смысл: ровно свернутый трос обозначает порядок, но кое-где из него выбиваются нити – порядок начинает рушиться.

Лана закрыла блокнот, сверху положила карандаш. Вдруг по палубе к Генриху пронесся Жозеф – взгляд хмурый, губы крепко сжаты.

– Здорово, сосед, – притворно улыбнулся Генрих. Все знали, что эти двое не в восторге от того, что им приходится делить каюту. Чаще всего кто-то из них уходил спать в гамак на палубе.

– Ты копался в моем рюкзаке? – требовательным тоном спросил Жозеф.

– В твоем рюкзаке?

– Кто-то в нем рылся! Вещи лежали совсем по-другому! – Жозеф то сжимал, то разжимал кулаки, цепляя длинные рукава рубашки.

– Да кому это нужно? – с вызовом сказал Генрих.

– Так это ты или нет?

Генрих закатил глаза.

– Думаешь, мне интересно, что ты там вечно пишешь в своей книжечке?

– Генрих! – осадила его Шелл.

– Нет, я не копался в твоих вещах, – более спокойным тоном ответил он.

Жозеф глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.

– Значит, я ошибся, – признал он, но не отвел взгляда от Генриха.

Через некоторое время Жозеф все-таки отвернулся, достал из кармана коробочку с табаком и быстро свернул самокрутку. Стоя спиной к остальным, закурил и вдохнул дым, расслабив напряженные плечи.

Пытаясь разрядить атмосферу, Лана спросила у Шелл:

– Как открытка, уже подписала?

Каждый раз, когда они оказывались в каком-нибудь городе, Шелл прочесывала рынок в поисках открыток.

– Иногда мне кажется, будто я отсылаю родителям туристическую брошюру, а не делюсь своими чувствами о том, каково мне здесь, понимаешь?

Лана кивнула, хотя сама не связывалась с отцом с тех пор, как уехала. Китти отправила домой несколько электронных писем, так что до папы новости наверняка дойдут.

– Им наверняка нравится получать от тебя открытки.

– Не знаю, – пожала плечами Шелл. – Они мне не отвечают. Даже по электронке ничего не прислали. Так что я не в курсе, читают ли они вообще мои письма.

– Почему же? – поразилась Лана.

– Мы не очень-то ладили. Они не одобряют… мой жизненный выбор. – Засмеявшись, Шелл объяснила: – Когда я сказала родителям, что я лесбиянка, они прямо убивались. Серьезно, как будто кто-то умер.

Жозеф выпустил дым вверх, в ясное голубое небо.

– Тогда почему ты продолжаешь им писать?

– Хочу хотя бы попытаться. Они ведь моя семья, – ответила Шелл.

– Родители не боги. Они обычные люди. Люди, которые могут быть… настоящими придурками, разве нет? – От злости у Жозефа сбивается дыхание. – Если им не нравится то, какая ты есть, что тогда? А? – Шелл ошарашенно посмотрела на него. – Все это… зря! – крикнул Жозеф, показывая сигаретой на открытки.

– Жозеф… – В тоне Генриха звучало предупреждение.

– Я говорю тебе правду. Ты очень милая, очень добрая девушка, Шелл. Ты зря тратишь время, думая о них, если они о тебе не думают!

В глазах Шелл заблестели слезы. Она медленно собрала открытки и молча ушла с палубы.

Генрих тоже поднялся, бросил на Жозефа сердитый взгляд.

– Зачем ты?

– Просто говорю, что думаю.

– В следующий раз лучше молчи! Шелл и так нелегко пришлось, ясно?

Снова затянувшись, Жозеф ответил:

– Лучше услышать правду, чем жить мечтами, разве нет?

– А ты бываешь еще тем засранцем. – Генрих пошел вниз следом за Шелл, оставив разобранный серебристый приемник блестеть на солнце.

Лана чувствовала, что за горем Жозефа скрывается злоба и обида. Что же произошло между ним и его родителями?

Жозеф поднес сигарету к губам, но вдруг сказал:

– Я не хочу расстраивать Шелл. Она мне очень нравится. Но я все равно считаю, что, когда родители говорят: «Мы делаем это для тебя, потому что любим», они не всегда правы. Так ведь?

Лана задумалась, вспомнив о своем отце.

– Да, – наконец ответила она. – Они не всегда правы.

Лана вернулась в каюту: Китти лежала, борясь с похмельем. Всю неделю она выбиралась на палубу лишь ближе к полудню.

– Он не хотел расстраивать ее, просто он так выражается. – Лана рассказала Китти про Жозефа. Да, иногда он вел себя странно, однако в нем не было жестокости.

– Генрих всегда спешит на помощь, если дело касается Шелл, – многозначительно приподняла бровь Китти.

– Ты тоже это заметила?

– Как тут не заметить? Бегает за ней с высунутым языком, я чуть не поскользнулась на его слюнях.

– Тише ты! – засмеялась Лана.

– Кому как не Генриху запасть на лесбиянку. Принимаю вызов! – в точности изобразила его акцент Китти. Лана снова засмеялась. – Знаешь, что Генрих рассказал мне вчера? – Китти понизила голос. – Аарон раньше был адвокатом.

– Аарон? Серьезно? А Генрих откуда знает?

– Когда они были в Таиланде, на одной пристани катер, огромный такой, с претензией на роскошь, сдал задним ходом прямо в «Лазурную» и пробил дыру в корпусе. И умчал.

– Аарон, наверное, был в ярости!

– Видимо, нет. Через пару дней он нагнал этот катер. Генрих говорит, Аарон был сама невозмутимость, когда разговаривал с владельцем катера, швейцарцем. Не кричал, не злился. Просто сказал тому парню, что если он не оплатит ремонтные работы, то сообщит в полицию – и как начал сыпать всякими юридическими терминами, что-то про управление судном в состоянии алкогольного опьянения, угрозу человеческой жизни, оставление места преступления… Генрих потом спросил, откуда Аарон все это знает, и тот ответил, что раньше был адвокатом.

Лана с легкостью представила его в зале суда: выпятив грудь, Аарон приводит доводы в защиту подсудимого. Теперь понятно, где он заработал на яхту.

– Интересно, почему он бросил работу.

– Даже не представляю.

Из адвокатов в капитаны – вот уж необычный поворот в карьере. Размышляя об этом, Лана подняла свой альбом и засунула под матрас на койке, чтобы разгладить страницы.

– Что ты там рисовала? – спросила Китти.

– Да так, свернутый трос на палубе.

– Дай-ка посмотреть.

Китти была одной из немногих людей, кому Лана с удовольствием показывала свои наброски. После университета внутри остался какой-то страх: стоя перед однокурсниками и пытаясь объяснить, какой смысл она хотела вложить в рисунок, Лана чувствовала панику. Даже сейчас она начинала волноваться, если предстояло общаться с большим количеством людей.

Лана достала альбом и открыла его на рисунке с веревкой.

– Очень здорово, Лана, – внимательно рассмотрев набросок, сказала Китти.

– Просто веревка.

– Но сколько деталей! Потрясающе. – Китти задумчиво покачала головой. – Когда-нибудь твои работы будут висеть в галерее.

Лана засмеялась.

– Ты очень высокого обо мне мнения.

– Конечно, – серьезным тоном ответила Китти.

Лана вспомнила: даже в подростковом возрасте Китти всегда поощряла увлечение подруги рисованием.

– Помнишь, как летом мы сооружали вигвам у меня в саду и прятались там? – Лана обычно рисовала, сидя в тени, а Китти болтала и красила ногти.

– Да, мы натягивали веревку между сараем и сушилкой, перекидывали через нее простыню и прикрепляли края прищепками. А потом затаскивали внутрь все одеяла и подушки из дома и сидели там часами.

Спрятавшись в складках простыни, подруги считали себя невидимыми для всех остальных.

– Все представляли, какими были бы наши мамы, будь они живы, и что бы мы делали вчетвером.

– Кажется, мы решили, что они стали бы лучшими подругами и мы бы ездили отдыхать все вместе, – с улыбкой добавила Китти.

Лана кивнула, но не улыбнулась.

– Все то время, что я воображала, какой идеальной мамой она была бы, как сильно любила бы меня, она жила в другой стране. И жила другой жизнью.

– Ох, Лана, – нежно сказала Китти.

– У меня просто… до сих пор в голове не укладывается. Разве матери не должны безоговорочно любить своих детей? А она… она взяла и ушла. Свалила нахрен. Годами я оплакивала ее, представляла себе аварию, виновного в ней водителя, прибывшую на место происшествия «скорую»… На самом деле не было никакого другого водителя, никакой аварии и врачей – только женщина, которая недостаточно любила своего мужа и дочь.

– Неправда, – возразила Китти.

– Разве? А он, – с горечью произнесла Лана, – он обо всем мне врал. Если бы я знала правду, то хотя бы попыталась связаться с ней, узнать, почему она нас бросила. Он украл у меня эту возможность. И вряд ли я когда-либо смогу его простить.

– Он пытался защитить тебя. Он делал то, что считал нужным.

Лана закатила глаза.

– Кит, иногда ты говоришь прямо как он.

– Просто… я не хочу, чтобы ты его потеряла. Он твоя семья.

– Нет, ты моя семья, – покачала головой Лана.

Китти обняла подругу, от нее пахло ромом и табаком.

– Что за идиотизм, – сказала Лана, уткнувшись в волосы Китти. – Я затащила тебя на другой конец света, чтобы оказаться подальше от отца, и вот я на яхте посреди Филиппинских островов – и по-прежнему говорю о нем.

– Затащила? Только попробуй от меня отделаться!

Когда чуть позже Лана вышла на палубу, Денни возвращался на борт после купания, с тела капала вода.

– Хочу кое-что тебе показать.

– Что? – спросила Лана.

– Это на острове, сплаваем туда?

Лана посмотрела в сторону острова: плыть минут десять, ветра почти нет, так что сложностей не возникнет. Тем более нужно развеяться.

– Конечно, – согласилась она.

После совместного плавания ночью Лана стала просыпаться раньше всех членов команды и приходить в салон, где сидел за работой Денни. Он закрывал ноутбук, заваривал кофе, и вдвоем они поднимались на палубу встречать рассвет. Раннее утро становилось ее любимой частью дня.

Лана и Денни вместе доплыли до острова. На это ушло больше времени, чем она думала, но Денни не обгонял ее и держался рядом, так что дистанцию они преодолели легко.

Добравшись до берега, Лана протерла глаза от соленой воды, выжала волосы. С завязок купальника капала вода. Она шла за Денни вдоль пляжа ближе к деревьям, где песок был прохладный.

– Куда мы идем?

Денни промолчал и остановился у скал.

– Вот, – показал он на узкий горный проход размером с дверцу шкафа.

– Пещера?

Денни перебрался через валун, осторожно слез в темную прогалину между камнями.

– Видно что-нибудь? – позвала Лана, когда он скрылся в темноте. Никто не ответил. – Денни?

Лана тоже вскарабкалась на валун и скользнула в проход, оцарапав сзади ноги. Подождала, пока глаза привыкнут к темноте.

До земли было всего полметра. Лана спрыгнула и глухо приземлилась.

– Денни?

Имя эхом поплыло среди стен. Лана медленно пробиралась вперед.

– Ты где?

– Здесь, – прошептал он. – Иди сюда, Лана, посмотри.

Она осторожно продвинулась дальше, вдыхая прохладный влажный воздух.

Постепенно глаза привыкли к темноте, стали видны очертания пещеры. Чуть дальше впереди внутрь проникал луч яркого дневного света.

Денни стоял на верхушке широкого валуна, залитый лучами солнца. Он обернулся и, протянув Лане руку, помог ей забраться.

Оказавшись рядом с ним, она открыла рот от удивления.

Над землей на десятки метров возвышались зазубренные стрелы известняка. Они тянулись в небо, будто желая холодным острием коснуться солнца. Свет проникал сквозь щели, и остроконечные пики отбрасывали невероятные мрачно-серые тени. Такое чувство, что они с Денни оказались в каком-то древнем соборе. Слышно было лишь, как капает со скал вода, как бьется сердце в груди.

Теперь в мыслях только тепло, исходящее от стоящего рядом Денни, жар его ладони.

В полумраке сырой известняковой пещеры Лана вздрогнула.

Денни притянул ее к себе, обнял сзади, опустив подбородок на ее обнаженное плечо. Такие прекрасные своей простотой жесты свойственны парам, которые давно вместе, чьи тела будто притерлись друг к другу со временем.

Лана осматривала скрытое великолепие пещеры, созданные природой своды и углубления.

– Это прекрасно, – тихо сказала она.

– Да, – прошептал ей на ухо Денни.

Лана почувствовала, как тело пронзило безграничное желание, и от этого ускорился пульс. Она повернулась, не разрывая объятий, коснулась плечом его плеча. Посмотрела в его бледно-голубые глаза, и взгляд показался еще глубже.

Спиной Лана ощущала прохладу пещеры, а от стоящего перед ней Денни исходило тепло.

– Ты же знаешь, нам не стоит… – начал он, однако слова прозвучали не очень убедительно.

Да, у Аарона было правило – никаких близких отношений между членами команды, но когда Лана коснулась губами губ Денни, эти слова растворились как дым.

Время остановилось. Не прерывая поцелуя, они смотрели друг на друга, не отводя глаз: все равно что стоять на краю обрыва за секунду до прыжка вниз, когда чувствуешь неизбежность, безрассудность происходящего. Лана прижалась губами сильнее, скользнула языком внутрь. С его губ сорвался тихий стон. Денни поцеловал ее еще крепче, и Лана почувствовала, как он проводит пальцами по ее затылку, гладит волосы.

Когда они оторвались друг от друга – будто через целую вечность, – Денни прислонился лбом ко лбу Ланы, по-прежнему не выпуская ее из объятий. Его дыхание сбилось.

– Ничего себе, Лана Лоу, – прошептал он.

Глава 9. Теперь

Лана в Морском спасательном центре, и ее взгляд прикован к радиоприемнику на столе.

«Радиомаяк прикреплен к телу».

Картер откладывает рацию и нерешительным движением касается пальцами своих усов.

– Чье тело? – спрашивает Лана, поражаясь тому, какой слабый и дрожащий у нее голос.

Картер оборачивается и удивленно смотрит на Лану, будто забыл, что она здесь.

– Чье тело нашли вместе с радиомаяком? – повторяет она, не дождавшись ответа.

– Сведений нет, – качает головой Пол. – Вертолет получил только визуальное опознавание, тело по-прежнему в воде.

Лана по очереди думает о всех членах команды, пытаясь представить каждого из них погибшим.

Кто же это?

Она словно играет в русскую рулетку, и единственная пуля – в ее воображении.

Перед глазами появляется ужасающая картина: Китти лежит лицом вниз на поверхности воды, темные волосы разметались вокруг головы, напоминая лужу крови.

Лана закрывает рот рукой. Тело трясет, ее пробирает дрожь.

Только не Китти. Пожалуйста, только не Китти.

Лучше бы… лучше бы кто-то другой из пятерых? От одной мысли об этом становится тошно. Когда-то все они были ее друзьями, как тут можно выбирать?

Коллега Пола Картера что-то тихо спрашивает у него. Лана пытается разобрать слова.

– Не понимаю, как кому-то удалось прикрепить радиомаяк к телу.

– Спасатели думают, он был в тревожном чемоданчике, который привязали к спине ремнями.

Зачем? Ведь аварийный радиомаяк должен быть на спасательном плоте.

– А остальные? – хрипло спрашивает Лана. – Они обнаружили спасательный плот? Обнаружили яхту?

Картер отводит взгляд. Его лоб блестит от пота.

– Пока нет, – тихим голосом отвечает он.

Лана понимает, почему у Картера такой потрясенный вид: даже если остальные члены команды выбрались на спасательный плот, теперь они будут дрейфовать, подгоняемые ветрами и течениями, и без радиомаяка их не засечь. Конечно, вертолет продолжит поиски, но среди бурных вод и высоких волн можно не заметить даже целую яхту, не говоря уже о плоте.

– Лана, может, вам лучше пройти в комнату ожидания? – доброжелательно обратилась к ней коллега Картера. – Давайте я вас отведу.

Лана качает головой. Она хочет остаться здесь и быть рядом с Картером, когда тот получит новые сведения.

– Отличная идея, – растерянно добавляет Картер, возвращаясь за свой рабочий стол.

Лану выводят из кабинета.

В конце длинного коридора перед Ланой открывают дверь в белую комнату. Ничего лишнего, только восемь пластиковых стульев стоят полукругом. На столе кувшин с водой и стопка пластиковых стаканчиков.

Лана так уставилась на них, что коллега Пола предлагает:

– Сделать вам чай или кофе?

– Не надо, – отказывается Лана. Ей хочется побыть одной.

Когда женщина удаляется, Лана подходит к нише с окном – выступ такой низкий и широкий, что можно присесть. Она прижимает колени к груди и смотрит в окно: по площадке ловко маневрирует автопогрузчик. В небе появляются тучи, «сгущаются», как сказал бы ее отец. Пойдет ли дождь?

В первые несколько недель на «Лазурной» небо было безоблачным; целыми днями они плавали среди невероятных кораллов, ели свежевыловленную рыбу и экзотические фрукты, исследовали тайные бухты и пляжи.

Иногда, в безветренные дни, они с Китти выбирались в море на доске для серфинга: Китти сидела спереди, сжав ноги, с волос по спине капало. Лана стояла позади, широко расставив ноги и согнув колени, и гребла веслом по прозрачной воде.

– Давай к мангровым деревьям, – предложила Китти как-то вечером. Солнце катилось за горизонт позади них, длинные тени подруг легли на море. В соленом бризе Лана почувствовала запах растительности: они приближались к мангровому лесу, извилистые стволы вырастали из мелководья.

Китти вглядывалась в воду, наблюдая за шустрым косяком крошечных серебристых рыбок. Вдруг рыбки выпрыгнули на поверхность, перевернулись в воздухе и нырнули обратно.

– Ты видела? – засмеялась Китти, повернувшись к Лане. Ее движение нарушило равновесие, и доска покачнулась. Безумно размахивая руками, подруги упали, Китти завизжала.

До мангрового леса они так и не добрались – лежали, оперевшись о доску и болтая ногами в воде. Вечернее солнце обсушило их плечи, оставив на коже завитки из крупинок соли.

Глядя на залитую золотом лучей «Лазурную», Китти сказала:

– Это самый счастливый момент моей жизни.

Именно такие воспоминания, будто отпечатавшиеся в памяти и вот так внезапно приходящие в голову, заставляют Лану осознать: несмотря на все, что случилось в последние дни на «Лазурной», Китти все равно ее лучшая подруга. Это Китти заплетала бусины в ее косы тем жарким летом, когда им исполнилось двенадцать и большую часть времени они проводили, прыгая через брызгалку в саду Ланы; это Китти тусовалась с ней в скейт-парке, сидела на каменной скамейке и слушала стук колес в хафпайпе; это Китти отговорила ее бросать учебу и сказала то, что Лана так хотела услышать: «Даже не вздумай, у тебя очень хорошо получается».

Некоторые коллекционировали друзей, как значки; Лана же выбрала одну подругу – и та стала ей настолько близка, что теперь, когда она лишилась Китти, что-то будто вырвали из груди.

Покидая «Лазурную», Лана не задумывалась о том, что может больше никогда не увидеть Китти. Вдруг именно ее тело обнаружили вместе с радиомаяком? Вдруг то был их последний разговор, когда слова Ланы, полные обиды и злости, острыми ножами вонзились в сердце подруги? Китти была тем единственным человеком, который говорил на ее тайном языке, Китти ничего не требовалось объяснять. Ей всегда можно было позвонить среди ночи, когда весь мир погружался во тьму. Но теперь Китти где-то там, в море, а Лана здесь, на суше, в тепле и безопасности.

Они должны были быть вместе. Так было предназначено.

Проходит час, новостей нет. Лана достает из кармана мобильный. Известить отца Китти?.. Рассказать ему обо всем?

В детстве Лана с любопытством смотрела на папу Китти. Он спал на кровати с водяным матрасом, громко включал музыку и укладывал волосы гелем, даже когда ему было за пятьдесят. Иногда он ходил по дому, пританцовывая, хватал Китти и начинал плясать с ней по всей гостиной, поднимал дочь так, что она едва касалась пальцами пола. Лана пыталась представить на его месте своего отца, который любил слушать радиопостановки и выпивал раз в неделю, по воскресеньям, две бутылки пива, но не получалось. Однако она не завидовала Китти, потому что чаще ее отец все-таки не танцевал, а с криками носился по дому, хлопая дверьми и матерясь. Китти никогда не произносила вслух слово «алкоголик», но все и так было понятно.

Большую часть времени она проводила у Ланы: там Китти не приходилось волноваться, во сколько папа придет домой и в каком он будет настроении. Жизнь Китти с ее отцом казалась Лане поездкой на американских горках с закрытыми глазами – не знаешь, когда будет следующий крутой спуск. Иногда он брал подруг с собой в паб, покупал им выпить и хвалился перед друзьями своей «красавицей Китти», – а иногда обзывал дочь ленивой коровой и говорил, что ей никогда не стать актрисой. Перемены его настроения оставили глубокие раны в душе Китти, и это Лане пришлось их залечивать.

Лана вертит в руках телефон, кладет обратно в карман. Она позвонит отцу Китти, когда узнает что-то определенное.

В комнату ожидания заходит Пол Картер, за ним – средних лет пара. На женщине новые спортивные туфли, джинсы и свитер с V-образным вырезом, густые светлые волосы собраны в хвост. Мужчина – наверное, ее муж – выдвигает ей пластиковый стул на металлических ножках; когда она садится, тот скрипит.

– Я вернусь, как только получим какую-либо информацию, – говорит Картер и выходит из комнаты, пока его не остановили.

– Привет, – здоровается Лана, не отводя глаз от супругов. Родители Денни? Они ведь живут в Новой Зеландии. Все же Лана представляла их другими. Денни рассказывал, что его мама – учительница начальных классов и ездит на работу на велике двадцатилетней давности с корзинкой, а отец после выхода на пенсию открыл небольшую лодочную мастерскую.

– Привет, я Кристел, а это мой муж Питер.

Кончиком пальца Питер поправляет очки без оправы и кивает Лане.

– У вас тоже на яхте родные? – спрашивает Кристел.

– Китти, моя лучшая подруга.

Она кивает.

– Просто невыносимо… На борту была наша дочь. Мишель Кизер.

Лана понимает не сразу. Она покинула яхту несколько месяцев назад, и за это время к команде мог присоединиться кто-то еще… Но нет, на доске в кабинете был список с именами. Лана снова смотрит на женщину: густые светлые волосы, гладкая загорелая кожа, правильные приятные черты лица. Мишель. Шелл.

– Вы родители Шелл. Из Онтарио.

– Вы знаете Шелл? – оживляется Кристел.

– Мы вместе плавали на «Лазурной».

– Правда? Яхта была хорошая? В смысле, безопасная? Питер учил ее мореходству, правда, Питер? – говорит мама Шелл, поворачиваясь к мужу.

– Мы живем у озера, Шелл познакомилась с плаванием раньше, чем научилась ходить, но в море под парусами она не бывала. По крайней мере, со мной. – Затем Питер добавляет: – Хотя она бы справилась в чрезвычайной ситуации. Шелл мыслит нестандартно. Я уверен, она бы не запаниковала и действовала бы спокойно.

– Так что произошло? – спрашивает мама Шелл. – Нам толком ничего не сказали, кроме того, что яхта попала в беду и затонула.

Лана думает о прикрепленном к телу радиомаяке.

– Я сама почти ничего не знаю, извините.

– Как-то все странно, – резко качнув головой, говорит отец Шелл. – Я проверял прогноз, ничего особо страшного не предвещали: ни слишком низкого давления, ни больших волн. Все члены команды – неплохие мореходы. Капитан, как я понимаю, опытный парень – он ведь должен соблюдать технику безопасности, надеть на всех спасательные жилеты?

Лана вспоминает, как они расслабленно слонялись по палубе – ребята в плавках, девчонки в купальниках, припекало солнце. О спасательных жилетах не думали.

– С ними все будет хорошо, я уверена.

Как и родители Шелл, она пытается представить, что могло случиться. Отчего яхта затонула? Почему радиомаяк прикрепили к телу? К трупу?

– Шелл была счастлива? – спрашивает Кристел.

– Она писала вам, – отвечает Лана, вспоминая, как Шелл отправляла родителям открытки и как ее глаза наполнялись слезами, когда разговор заходил о них. – Каждую неделю.

Мама Шелл напрягается, переводит взгляд на мужа. Наверное, слова Ланы прозвучали слишком резко.

– Да, писала, – кратко отзывается Питер.

Некоторое время все трое молчат. Мама Шелл заламывает руки, комнату наполняет металлический звон браслетов. Наконец муж накрывает ее руки ладонью – то ли хочет успокоить, то ли просто раздражен.

Мама Шелл смотрит в окно.

– Шелл, наверное, рассказывала, что она уехала из дома… в сложный момент.

– Да.

– Мы сожалеем об этом, очень сожалеем. Поэтому и приехали. Хотели приехать в Новую Зеландию, сделать ей сюрприз.

– Шелл не знала?

Кристел качает головой.

– В своей последней открытке она сообщила, что здесь она сойдет на берег. – Кристел бросает взгляд на мужа: он потирает лысеющий затылок. – Мы поговорили об этом… и поняли, что не хотим больше упустить ни одного момента жизни нашей дочери. Вот и прилетели.

Питер закидывает голову, смотрит в потолок.

– Надо было сообщить ей, что мы едем, что ждем ее. Может, тогда бы все было по-другому.

Теперь Кристел берет его за руку.

– Не кори себя.

– Как не корить? Ты хотела связаться с Шелл еще несколько месяцев назад! Ты вообще не хотела отпускать ее! – Питер нервно сглатывает. – Это из-за меня она исчезла из нашей жизни, хотя я должен был сказать, что буду любить ее, несмотря ни на что. – Он замолкает. – А я не сказал.

Голова Питера склоняется, будто на нее давит тяжкий груз. Жена обнимает его, притягивает к себе. Их лица полны сожаления.

Лана отворачивается и смотрит в окно. Иногда сожаление проникает под самую кожу, чтобы обосноваться внутри, и тогда от него не убежать. Лану до сих пор преследуют воспоминания о том, что случилось, когда они плыли из Филиппин на Палау. Она пыталась забыть об этом, выкинуть из головы все эти вопросы, но от них не спрятаться – эти воспоминания по-прежнему отчетливые и яркие, как только что пролившаяся кровь.

Глава 10. Тогда

Февраль на борту «Лазурной» прошел в опьяненном солнцем блаженстве. Лана занималась подводным плаванием, ныряла среди нетронутых рифов, рисовала, сидя в тени с альбомом на коленях, на закате занималась йогой на палубе вместе с Шелл.

Ночи на яхте, мрачные и усыпанные звездами, одурманивали. Чаще всего Лана с Китти отправлялись спать последними: шепотом болтали о том, что случилось за день, мысли разбегались из-за выпитого рома. Вечерами, когда в каюте было слишком душно, подруги оставались на палубе и засыпали на сырых подушках в кубрике или вместе покачивались в гамаке, как в ту первую ночь на борту.

– Неужели это может когда-нибудь надоесть? – спросила Китти, лежа на полотенце на палубе.

Яхта шла по ветру, легкий юго-западный бриз раздувал спинакер. Закрыв лицо рукой, Лана приоткрыла глаза, взглянула на вздымающийся треугольный парус. Ветер нес с собой запах озона и соли, яхту легко покачивало на волнах.

– Не-а.

– У тебя вся спина на солнце, намазать еще кремом? – предложил Генрих Шелл – та нанизывала бусины на кожаную тесемку.

– Давай. – Шелл наклонилась вперед и подала ему солнцезащитный крем.

В благоприятных погодных условиях для управления яхтой требовался лишь один человек, максимум двое, так что остальные могли валяться на солнце, читать, готовить, делать упражнения или играть в карты.

Шелл развязала верх купальника. Генрих положил руки на середину ее спины и начал втирать крем.

Прикрывая глаза рукой, Лана подглядывала, как Генрих медленно чертит круги пальцами по спине Шелл. Он был сосредоточен, рассматривал каждый сантиметр ее кожи.

– Блаженство, – простонала Шелл.

Генрих провел руками по ее бокам, на мгновение закрыв глаза. На лбу у него проступил пот. «Ах ты, бедняга», – подумала Лана.

Видимо, Генрих почувствовал, что Лана наблюдает: он вдруг открыл глаза и поймал ее взгляд. Его руки замерли, щеки слегка покраснели.

Лана смущенно отвернулась.

Через пару секунд Генрих поднялся.

– Готово, – сказал он Шелл.

– Уже? А ты…

– Леска! – закричал Аарон, стоявший у штурвала. – На обеих тролловых лесках что-то есть!

Все повернулись в сторону кормы: катушки спиннингов бешено крутились.

Денни бросил укладывать трос и побежал туда через всю яхту, с широкой улыбкой схватил одну из удочек и позвал на помощь Генриха.

Генрих крепко взялся за второй спиннинг.

Лана, Китти и Шелл пошли смотреть. Жозеф тоже вышел на палубу и, щурясь на солнце, поинтересовался, что там за рыба.

– Возможно, корифена, – ответил Денни. Он схватил спиннинг покрепче, было видно, как напряглись мышцы рук. – В любом случае что-то явно немаленькое.

– Просто монстр. – Сморщив лоб, Генрих сосредоточился на леске. Затем, обернувшись, сказал Денни: – Кто первый вытащит, весь день пьет ледяное пиво за счет другого.

– Идет!

Где Генрих, там всегда было соперничество. Шелл рассказала Лане, что раньше он профессионально играл в теннис. Амбициозные родители с десяти лет превратили его жизнь в строгое расписание тренировок. Лана представила Генриха на теннисном корте: накрахмаленная белая форма, мускулистые икры, не отводит взгляда от соперника… Да, в сосредоточенности и энергичности Генриху не было равных, это точно, но он повредил локоть. За три последующих года ему понадобилось три операции, и его спортивная карьера закончилась, не успев начаться. Он наверняка был страшно расстроен. Может, «Лазурная» привлекла его как раз тем, что здесь отсутствует рутина, а в пределах видимости – ни одного корта?

Понадобился почти час, чтобы вытащить обе рыбины. Генрих достал свою первым и победно потряс кулаком в воздухе. Как и говорил Денни, это оказалась корифена: карикатурно плоская голова и желтовато-голубое туловище, переливающееся на солнце. Рыбины трепыхались и дергались, раздувая красные жабры. Налюбовавшись, ту, что поменьше, отпустили в море. Лана порадовалась, увидев, как мелькнул под водой ее хвост. Другую, побольше – с лихвой хватит на ужин для всех – оглушили, стукнув по голове.

Лана так увлеклась происходящим, что только теперь заметила: они почти добрались до побережья, у которого планировали бросить якорь.

– Что скажешь? – обратился Аарон к Денни. – Зажарим рыбу на костре, поужинаем на пляже?

Став на якорь, ребята спустили лодку и вместе с подготовленной рыбой и пивом в сумке-холодильнике отправились к берегу.

– Поможешь мне собрать дрова для костра? – позвал Денни Лану, когда она поставила поднос с тарелками на расстеленное покрывало.

Лана пошла за ним вдоль полосы деревьев. Опускались сумерки, в воздухе мельтешили комары. Из трещин в камнях выглядывали выносливые растения, пахло землей. Хвороста было полно: сломанные ветки, прибитые приливом к берегу бревна, скорлупа кокоса…

Лана подобрала красивую серую ветку, обесцвеченную морем. Покрутила ее между пальцев, рассматривая восхитительные естественные изгибы, коснулась губами, чтобы ощутить текстуру дерева. Вот бы зарисовать эту веточку, передать в наброске то, как за долгие годы море отшлифовало ее поверхность.

Оторвав взгляд от ветки, Лана увидела, что Денни за ней наблюдает. Лучи вечернего солнца, проходя сквозь ветви деревьев, падали ему на лицо. Денни улыбнулся.

После того первого поцелуя в известняковой пещере они долго стояли у выхода, держась за руки, и между ними пробегали искры. С тех пор они постоянно находили предлог побыть наедине: вместе плавали, вместе отправлялись за провизией на берег, украдкой проводили время вдвоем, пока остальные спали, занимались любовью в безлюдных бухточках. Оба делали вид, будто ничего не изменилось, и старались не привлекать внимания к тому, что, нарушив одно из правил яхты, становятся все ближе друг другу.

Не отводя взгляда, Денни подошел к ней, обнял ее за талию и притянул к себе.

– Ты такая красивая, – сказал он.

Лана всегда считала, что черты лица у нее слишком резкие, да и вся она какая-то чересчур худая, но в объятиях Денни действительно чувствовала себя красивой.

Лана поцеловала его, вдохнув соленый запах кожи Денни, и ощутила, как внутри разгорается желание. Они опустились на землю, Денни лег сверху. Его руки опустились ниже, скользнули под платье Ланы, и она застонала.

Неподалеку послышался хруст, будто кто-то наступил на сухие ветки. Звук застал Лану и Денни врасплох, они начали осматриваться, но в сумерках за густыми деревьями почти ничего не было видно.

Лана замерла.

Вот опять хруст веток.

– Там кто-то есть? – шепотом спросила она у Денни.

Еще с минуту они прислушивались, но вокруг была тишина. «Наверное, какое-нибудь животное», – подумала Лана, и подскочивший пульс начал понемногу замедляться.

Стоило Денни повернуться к ней, как за деревьями мелькнула тень – какой-то человек скрылся в глубине леса.

– Кто там? – встрепенулся Денни.

Шаги затихли, и кроме стрекотания сверчков больше ничего не было слышно. По коже Ланы побежали мурашки.

– Кто это был?

– Не представляю, – ответил Денни, поднимаясь.

Лана села, стряхнула с платья сухие листья.

– Думаешь, кто-то из наших?

– Не знаю, – нахмурился он. Денни протянул Лане руку и помог встать. – Пошли, пора назад.

Еще на яхте Лана подготовила корифену к запеканию: полила толстые куски маслом, обваляла в приправах и завернула в фольгу. Рыбу вместе с рисом готовили в кастрюле на краю костра, а Китти сделала салат из манго и красного лука. Ели, положив тарелки на колени. Волосы пропахли дымом.

Довольная тем, что костер отпугивает комаров, Лана все же отсела чуть подальше от пламени. Из головы никак не выходила мысль о том, что в лесу за ними кто-то наблюдал. Вспомнилась ночь, когда все они плавали и некто словно скользнул рукой по спине Ланы под водой. Она невольно вздрогнула.

Напротив нее сидел Жозеф. Он поставил свою тарелку на землю – почти не притронувшись к еде – и взял в руки тонкую веточку, опустил ее в костер. Кончик ветки зажегся, Жозеф вынул ее и стал размахивать над головой, прямо как восторженный ребенок с бенгальским огнем.

Яхта безмятежно стояла на якоре в темной бухте, огонек на топе мачты мигал. Лане вдруг подумалось: «Что, если яхта сойдет с якоря, пока они тут, на берегу?» Ее унесет течением, а члены команды останутся на берегу – с крошечной лодкой и без еды.

Вдалеке у края залива появился второй огонек, он двигался. Лана внимательно смотрела, как он мерцает.

– Еще одно судно, – сказал Аарон, проследив за ее взглядом.

Яхта приближалась, ее бледная тень прошла мимо пляжа. Палуба была освещена, но казалось, что на борту никого нет.

– На автопилоте, – объяснил Аарон. – Выглядит жутковато.

– Может, это корабль-призрак, – глядя, как скользит судно по безмолвной воде, сказал Жозеф. Он по-прежнему держал в руках дымящуюся ветку. – Слышала про «Марию Селесту»?

Лана покачала головой.

– «Мария Селеста» была торговым судном. Однажды, уже довольно давно, на нее наткнулся другой корабль, но на борту не оказалось ни души. Ни одного члена экипажа, хотя паруса были подняты. Их звали, кричали… Бесполезно. Никто не откликнулся. В конце концов обнаружившая «Селесту» команда сумела подняться на борт. Они обыскали судно – исчез спасательный плот и все семь членов команды. Нет никакого… – Жозеф забыл слово. – …Объяснения. Нет причины бросать корабль. В хорошем состоянии. Полно запасов. Море спокойное, погода хорошая. Значит, это… – Он сделал паузу. – Корабль-призрак.

– Так что произошло? – спросила Китти, сидевшая с другой стороны костра.

У Жозефа загорелись глаза. Он положил ветку обратно в огонь.

– Членов экипажа так и не нашли. Предполагают разное – пираты, мятеж, морские чудовища, – но правда никому не известна.

– Море таит в себе опасность, – добавил Аарон. Он поставил тарелку на песок и потянулся за пивом в сумку-холодильник. – Большинство несчастных случаев происходит по глупости. Рассказывают, как один парень возвращался на моторной лодке к своему судну через залив. Пьяный, он начал забираться на яхту, упал, ударился головой и утонул.

– Охренеть, – выдохнул Генрих.

– А на Таити была одна супружеская пара из Южной Африки, они путешествовали по югу Тихого океана на прекрасной яхте. Муж полетел за борт – сбило балкой паруса. Жена заметила, бросила ему спасательный круг, зафиксировала координаты, все сделала правильно. На море было спокойно, отличная видимость, но пока женщина свернула и убрала паруса и наконец попыталась добраться до мужа, она уже потеряла его из виду.

– Но потом все-таки нашла его? – спросила Лана.

Аарон покачал головой.

– Он утонул. У тех, кто оказывается за бортом во время движения, мало шансов вернуться на судно живым.

Лана промолчала. Глядя на море, она думала о мрачных течениях в его глубине.

После ужина Китти театральным жестом вытащила из сумки две бутылки рома и передала их по кругу. Прикрыв глаза и ссутулив плечи, Генрих наигрывал на гитаре блюзовую мелодию; казалось, музыка сглаживала острые углы его характера.

Лана прилегла, положив голову на прохладный песок, изнутри ее согревал ром. Она попыталась представить, какой была бы сейчас в своей прежней жизни, но не могла даже вспомнить день недели. Здесь дни слились в одно сплошное блаженство, которому не мешают срочные дела или назначенные встречи. Лана услышала громкий смех Китти: подруга прислонилась к Аарону, волосы закрыли лицо, лямка темного топа соскользнула с плеча.

Генрих заиграл более радостный мотив, Китти поднялась и начала танцевать на песке босиком. Судя по взгляду, она пребывала где-то далеко, но при этом качала бедрами в ритм гитары. Ребята зааплодировали, кто-то крикнул: «Давай, Китти!»

Китти откинула голову и засмеялась, ее танец стал еще более энергичным. Ожерелье покачивалось в такт, в серебряном колокольчике, подаренном Ланой, отражалось пламя костра.

От внимания людей Китти светилась, как яркая лампа. Несколько дней подряд она могла тусоваться, поздно ложиться, выпивать, курить, быть центром внимания… но Лана знала, что происходило, когда фитиль внутри нее перегорал.

Первой Китти заставила подняться Шелл – взяла ее за руку и, поддразнивая, потащила к себе. Шелл стряхнула песок и присоединилась к танцу. С длинными распущенными волосами в отблесках костра обе выглядели изумительно.

Следующим стал Жозеф. Танцуя, она подошла к нему и обеими руками потащила вверх, заставляя встать. Китти начала крутить Жозефа на месте, и он, кружась, к удивлению Ланы, засмеялся. Когда Китти отпустила его, Жозеф продолжил танцевать, энергично подергивая руками и ногами.

Несколько минут Жозеф, Шелл и Китти танцевали вместе: зрелище необычное, но очень приятное. Лана не присоединилась к ним, ей нравилось просто смотреть. Доиграв мелодию, Генрих продолжил мотивом помедленнее, и Жозеф плюхнулся на песок, но Китти еще не выдохлась. Она притянула Шелл к себе, поставила колено между ее ногами, затем положила руки ей на талию и задала ритм, и обе начали танцевать, синхронно качая бедрами. Топик Шелл задрался, обнажая плоский, подтянутый живот. Китти провела пальцем по ее коже, и Шелл внимательно посмотрела ей в глаза.

Обняв Шелл за талию, Китти медленно прогнулась назад, изгибаясь всем телом и приоткрыв рот. Темные волосы почти касались песка. За костром раздались аплодисменты, кто-то присвистнул.

Затем Китти медленно и чувственно поднялась, прижалась бедрами к Шелл. Выпрямившись, она сжала ее лицо в руках, притянула к себе и крепко поцеловала. Шелл сразу же отреагировала и зарылась пальцами в волосы Китти.

«Ох, Кит!» – подумала Лана, закатив глаза.

Она взглянула на Генриха: наблюдая за поцелуем девушек, он умудрялся не сбиться с мелодии. В свете костра не получалось понять, что именно выражало его лицо – то ли возбуждение, то ли обиду. Аарон широко улыбался и одобрительно покрикивал, подняв бутылку пива. «Да, здесь правило «никаких отношений» явно не действует», – подумала Лана.

Денни и Жозеф сидели спиной к происходящему и говорили на французском. Громкий смех Денни был слышен даже на другой стороне костра.

Допив ром, Лана встала и пошла по прохладному песку в сторону берега. Воздух вдалеке от огня казался приятно свежим. Она села на берегу, скрестив ноги, и слушала дыхание моря: вот волна накатит и снова отступает.

От костра доносились смех и голоса. Лана прижала колени к груди и обхватила их руками. Через пару минут послышались легкие шаги – к ней шла Китти. Волосы у нее были распущены, бретелька топика соскочила с плеча. Подруга остановилась у кромки воды и посмотрела на Лану.

– Ты куда-то пропала, – спросила она, переместив вес на другую ногу и выставив бедро.

– Что это ты устроила с Шелл? – кивнула Лана в сторону костра.

– Просто немного повеселилась.

– Надеюсь, Шелл тоже так считает.

– Ты на что намекаешь? – удивленно приподняла бровь Китти.

– Не хочу, чтобы ты зашла слишком далеко.

Китти запрокинула голову и резко рассмеялась.

– Слишком далеко? – Китти взглянула Лане в глаза. – Интересно слышать такой совет от тебя.

Иногда, когда Китти напивалась, Лана видела в подруге черты ее отца: она становилась вздорной, искала конфликта, хотела спровоцировать.

– В каком смысле?

– Ты не собиралась мне рассказать про Денни?

Лана закрыла глаза.

– Почему ты молчала? Мы с тобой вместе путешествуем. Живем на одной яхте, в одной, черт возьми, каюте! Почему ты не поговорила со мной? – В глазах Китти блестели слезы.

Лане стало стыдно.

– Не знала, выйдет ли что серьезное…

– Мы же всегда, всегда все друг другу рассказывали!

Да, именно поэтому их дружба была такой крепкой. Только Китти она могла полностью доверять. И все же Лана ни словом не обмолвилась о Денни – и знала почему. На «Лазурной» они с Китти нашли редкую и прекрасную возможность свободно путешествовать с друзьями по самыми невероятным островам мира, но, если сюда вмешаются отношения, все может измениться. Китти понимала это, и Лана тоже. Признать, что они с Денни нарушают правило Аарона, – значит показать, что Лана готова рисковать счастьем, которое нашла здесь вместе с Китти, – и все ради него.

– Прости. – Лана зарылась пальцами во влажный песок. – Серьезно, Кит, прости меня. Надо было все рассказать. Не знаю, о чем я только думала. Прости, что ты вот так узнала.

– Как так?

– Сегодня в лесу.

– Я не была в лесу. – Китти непонимающе посмотрела на подругу. – Я узнала еще несколько дней назад, все ждала, когда ты сама скажешь. – Качая головой, она продолжила: – И нечего удивляться: когда ты рядом с ним, все сразу становится ясно. Скоро догадаются и остальные, и что тогда?

– Не знаю.

– Вы трахались?

– Господи, Кит! – Лана обернулась, прикидывая, не слышат ли их у костра.

– Видимо, это значит «да».

– Ладно, он мне нравится. Денни мне очень нравится.

Лана впервые призналась в этом, в том числе самой себе. Денни, оптимистичный и непосредственный, сильно отличался от ее предыдущих парней. Ему было безразлично, как он одевается, чем владеет и что о нем думают другие, зато его интересовало все остальное. Он жаждал познать жизнь целиком.

– А как же правило Аарона? – спросила Китти.

– Знаю…

– Мне нравится наша жизнь на «Лазурной», Лана. – Голос Китти теперь звучал тише, серьезнее. – Очень нравится. Прошу тебя, не испорть все нахрен.

Глава 11. Теперь

Морской спасательный центр. Лана по-прежнему сидит у окна и с нетерпением ждет новостей. Отец Шелл, сомкнув руки за спиной и подняв подбородок, нервно расхаживает по комнате, то и дело останавливается, перекатывается с пяток на стопы. Кристел копается в сумке, вынимает черный кошелек, упаковку мятных конфет и наконец достает то, что искала, – скомканную салфетку.

Дверь открывается, Пол Картер заводит в комнату ожидания еще одну пару, и, хотя Лана никогда их прежде не видела, она сразу поняла, кто это. Женщина – высокая и стройная, с бледно-голубыми глазами. У ее мужа плотное телосложение, обгоревшая кожа и тугие седые кудряшки.

– Здравствуйте. – Мужчина решительно кивает.

От затылка до самых кончиков пальцев пробегают мурашки: это голос Денни. Это его акцент.

Теперь Лана вспомнила: она видела их фотографию на стене каюты. На снимке они сидят на террасе среди ярких цветов в горшках, оба смеются, а отец грозит пальцем в камеру, другой рукой сжав руку жены.

Лана заметила это фото, когда заходила к Денни в каюту передать ему какое-то поручение и застала его с мокрыми волосами и полотенцем в руке. Увидев Лану, он широко улыбнулся. Затем выглянул в коридор, посмотрел в обе стороны и затащил ее в каюту, ногой захлопнув за собой дверь.

Денни поднес палец к губам. Целуя Лану, он так улыбался, что задел ее зубы своими. Лана, обнимая Денни, провела рукой по его крепкой спине, лопаткам, затем по груди и почувствовала нежность его кожи. Она запустила пальцы в его волосы, все еще мокрые после душа. Когда Лана и Денни легли на кровать, их тела словно сцепились – губы, руки, колени двигались в такт. В любом положении, стоя, лежа, перекатываясь с бока на бок, все было идеально.

Но это было давно. Еще до того перехода. До Жозефа.

Родители Денни представляются: Билл и Мардж.

– Вы родители Денни, – говорит Лана.

– Да, это… – Билл вдруг замирает и оборачивается.

Пол Картер, по-прежнему стоя в дверях, произносит:

– Раз все теперь собрались, я вкратце сообщу вам последние новости.

Родители Шелл переглядываются.

– Боюсь, никакой информации о членах команды еще нет, зато мы знаем, что стало причиной крушения «Лазурной». В восемь ноль-ноль мы приняли лишь часть сигнала бедствия, но его сумело получить другое судно. Когда «Лазурная» шла под парусом, она задела частично погруженный под воду морской контейнер.

– Господи! – восклицает отец Шелл.

Мышцы в шее Ланы напрягаются. Напороться на плавающий контейнер – худший кошмар любого капитана. Аарон говорил, что каждый год грузовые суда теряют около двух тысяч транспортировочных контейнеров. Иногда они соскальзывают с борта в шторм, а еще ходят слухи, что некоторые капитаны могут сбросить один-два контейнера, если надо сэкономить топливо или набрать скорость. Эти огромные металлические контейнеры прямоугольной формы весят, пожалуй, больше, чем средних размеров яхта, и дрейфуют в море годами, чаще всего скрываясь под поверхностью, так что заметить их практически невозможно.

– Судя по тому, что сообщил капитан «Лазурной» другому судну во время сеанса связи, контейнер пробил корпус яхты прямо по центру.

Лана пытается представить, как все было. Может, тот, кто дежурил, в последний момент заметил контейнер и, крикнув остальным, резко повернул штурвал? Или же контейнер был полностью скрыт под водой, и вдруг – ужасное столкновение, удар металла по корпусу, совершенно неожиданный в открытом море?

В это время кто-то, возможно, спал. А кто же дежурил? Как скоро они поняли, что корпус пробит и яхту затопляет? Когда Аарон отправил сигнал бедствия – сразу после столкновения или же сначала попытался справиться своими силами?

– Больше пока никаких новостей, извините. Делаем все, что в наших силах. На поиски команды отправлены наши лучшие люди.

– А спасательный плот? – спрашивает отец Денни.

– Хочется верить, что его спустили. – Картер оглядывается и, кивнув, добавляет: – Надеюсь скоро вернуться с очередными известиями.

– Поверить не могу, – говорит папа Денни. – Пробоина в корпусе, хуже некуда! Столько лет я ходил на этой яхте, и ни разу мне не попадались контейнеры!

– Это была ваша яхта? – спрашивает Питер, отец Шелл.

– Семнадцать лет совершал на ней чартерные рейсы, – кивает Билл.

– Я полагаю, у них имелось все необходимое для обеспечения безопасности? – говорит Питер обвиняющим тоном.

Отец Денни отвечает, что перед плаванием новый капитан переоборудовал яхту, но Лана не слушает, ее внимание привлекает лишь одна деталь: «Лазурная» принадлежала папе Денни.

Она знала, что яхта была чартерным судном, однако понятия не имела, что Аарон купил ее у родителей Денни. Денни ступил на борт, когда Аарон был где-то у северных берегов Австралии. Наверное, именно родители помогли ему связаться с Аароном.

И все-таки странно, что она узнает об этом только сейчас. Лана с тревогой потирает лоб: похоже, она упустила что-то важное.

Время в комнате ожидания тянется медленно. Родители Шелл тихо переговариваются.

– Вы из Британии? Ваш акцент… – Мама Денни пытается вовлечь Лану в беседу.

– Да.

– Что привело вас в Новую Зеландию? Приехали специально на яхту?

Вопрос ставит Лану в тупик. Почему она здесь? Почему решила сбежать именно в Новую Зеландию?

Может, это не просто совпадение, что она решила устроить свою жизнь здесь, где из съемной квартиры можно услышать скрип мачт и шум парусов, раздуваемых восточным ветром. Именно Новая Зеландия была конечным пунктом маршрута «Лазурной», именно здесь команда, и Китти в том числе, должна была сойти на сушу.

– Да, – наконец отвечает Лана, вдруг осознав, почему она сделала такой выбор. – Я ждала прибытия яхты.

Мама Денни с интересом смотрит на Лану – наверное, хочет сказать что-то еще, но тут в комнату снова заходит Пол Картер.

Вид у него серьезный, губы сжаты в тонкую линию.

Мама Шелл привстает, крепко держа в руках салфетку.

Пол смотрит по очереди на каждого из пяти человек в комнате ожидания. Он узнал что-то новое. Внутри у Ланы все сжимается.

Взгляд Пола останавливается на родителях Денни. Мрачным тоном он просит:

– Пройдите, пожалуйста, со мной.

Глава 12. Тогда

Лана вышла из банка и пошла по улице мимо торговцев барбекю и кукурузой на гриле. «Лазурная» бросила якорь в Тороне, оживленном городе у восточной границы Филиппин, – последнем, по плану, пункте остановки на их пути. Они пробыли в городе уже десять дней: погода никак не позволяла отправиться дальше, на Палау. Терпение почти иссякло. Впереди их ожидал переход в 1500 морских миль. При хороших погодных условиях он займет неделю, но затянется, если ветер будет переменчив.

Лана отправилась в город, чтобы снять деньги – была ее очередь платить за следующую неделю жизни на яхте. Проверив счет, Лана расстроилась: если они с Китти не найдут какой-нибудь способ заработать, денег хватит всего на пару месяцев. Китти, в случае чего, намеревалась взять кредит; по ее словам, она «не покинет яхту из-за такой мелочи, как деньги».

После яхты город казался шумным и тесным, в нос били запахи сточных вод и острых приправ. Несмотря на ранний час, уже было жарко, и платье прилипало к спине.

Проходя мимо мороженщика, Лана решила порадовать себя рожком мангового мороженого. Она свернула с главной улицы в тенистую аллею и там, прислонившись к стене, съела его.

Вдруг Лана увидела, как из интернет-кафе выходит Аарон. Под мышкой он держал ноутбук, другой рукой низко натягивал кепку. Он повернулся сказать что-то тому, кто шел следом, – Денни. Заметив его, Лана улыбнулась: шорты Денни были немного ему велики и висели на бедрах, как у мальчишки.

Она хотела подойти к ним и поздороваться, но почему-то не решилась. Аарон быстро шагал вперед, сжав правую руку в кулак, а Денни старался поспеть за ним и что-то говорил на ходу, разводя руки в стороны.

Судя по всему, они ругались. Какой-то мужчина с ящиком пустых стеклянных бутылок загородил Денни, но, когда они подошли ближе, Лана услышала голос Аарона даже среди уличного шума.

– Я так и знал! Так и знал, черт возьми! Я все время твердил…

– Слушай, Аарон, мы ведь точно… – Голос Денни заглушил пронесшийся мимо трицикл, из которого неслась громкая музыка.

Аарон вдруг остановился и резко повернулся к Денни; людям пришлось их обходить. Лана прижалась к стене. Мороженое потекло по руке, но она не шелохнулась. Она видела обоих ребят сбоку: шея Аарона налилась красным, вены раздулись. Слушая его, Денни хмурился.

– Я больше не могу здесь находиться, – сквозь зубы проговорил Аарон.

– И что ты думаешь делать? – спросил Денни.

– Отплывать. Или предлагаешь торчать в этом чертовом порту? К пятнадцатому уже надо быть в море, сам знаешь.

Денни протянул руку и крепко сжал плечо Аарона.

– Знаю, – медленно сказал Денни. – Знаю.

Аарон кивнул, повернулся и пошел дальше.

Вздохнув, Денни засунул руки глубоко в карманы шорт и покачал головой. Когда Аарон скрылся из виду, он пошел в другую сторону и снова растворился в толпе.

Когда примерно через час Лана вернулась на яхту, на судне кипела работа. В салоне Денни снимал с сидений подушки, под которыми хранилось оборудование, Аарон изучал карты по навигационной станции, Генрих стоял на коленях перед разобранным запасным насосом, Шелл и Китти доставали из шкафчиков продукты и переносили на камбуз, в емкости поменьше.

– В чем дело? – спросила Лана у Китти.

– Отправляемся на Палау. Сегодня вечером.

– Как так? Я думала, прогноз не очень хороший.

– Он улучшился, – отозвался Аарон. – Похоже, северо-восточные ветры решили успокоиться, сейчас их скорость десять-пятнадцать узлов. К тому же через два-три дня придет циклон низкого давления и, возможно, установится надолго. Если не выйдем сейчас, то застрянем в порту еще недели на две, а то и больше. Приближается сезон ураганов, и откладывать отплытие становится все более рискованно.

Лана вспомнила о подслушанном разговоре Денни и Аарона: он явно как-то связан с этим решением. «К пятнадцатому уже надо быть в море, сам знаешь».

– Готовьтесь, впереди полно работы. Надо набрать воду в бак, дозаправиться, запастись провизией и заполнить документы на выезд. Шелл и Генрих, на вас бакалея, Лана и Китти, за вами свежие продукты. – Аарон протянул им список покупок, написанный его аккуратным мужским почерком. – Денни, а ты сгоняй за запасными емкостями для воды и батарейками. Встречаемся здесь в шестнадцать ноль-ноль и идем в иммиграционный центр. – Аарон взглянул на членов команды. – Все ясно?

Не дожидаясь ответа, он отвернулся и сосредоточился на своих картах.

Денни вышел из салона, и Лана пошла на палубу за ним. Она наблюдала, как Денни снимает большой навес от солнца, чтобы убрать его на время перехода. Один зажим никак не поддавался, и Денни заметно напрягся.

– Привет, – подошла Лана сзади. Денни вздрогнул, но, увидев Лану, немного расслабился. – Тебе помочь?

– Давай.

Вместе они закончили снимать навес. Полуденное солнце обжигало плечи.

– Утром я видела вас с Аароном в городе, вы выходили из интернет-кафе, – сказала Лана.

– Правда?

– Мне показалось, что-то было не так.

– Все в порядке. – Денни упорно смотрел в сторону.

Лана глянула на люк – вроде никто не идет.

– А ты что думаешь о прогнозе? Сейчас действительно лучшее время для отплытия?

– Аарон знает, что делает, – с легким упреком ответил Денни, забирая у нее сложенный навес.

Лана подошла ближе и коснулась его руки.

– Денни, в чем дело? – тихо спросила она. – В городе Аарон выглядел таким… не знаю… встревоженным. И тут мы вдруг отплываем, как-то неожиданно.

– Ничего неожиданного, Лана. Мы ждали почти две недели. Прогноз изменился в лучшую сторону, и теперь можно отправляться.

Мимо проплыла яркая лодка-банка, оставляя за собой след из черных выхлопов. «Лазурная» слегка покачнулась в ее кильватере.

– Разве мы не должны проголосовать?

– По поводу отправления? На то есть капитан. Никто из нас не разбирается в картах и прогнозах достаточно, чтобы принимать подобное решение.

– Если ты считаешь, что так правильно, то я тоже согласна. – Лана потянулась вперед и поцеловала его в шею.

Денни перевел взгляд на люк.

Лана обернулась и увидела Китти.

– Идем за продуктами? – холодно спросила она.

* * *

На лодке до берега подруги добирались в молчании. В городе Лана едва поспевала за Китти: та обежала сзади трицикл, затем нырнула в проход между двумя зданиями по узкой каменной тропинке, где пахло куриным пометом и специями.

Когда впереди показался овощной рынок, Китти заявила:

– Встретимся там. Мне нужно кое-что найти.

Она так быстро скрылась в толпе, что Лана даже не успела поинтересоваться, куда Китти пошла.

Под пыльным белым тентом вплотную друг к другу стояли палатки с овощами и фруктами. В воздухе пахло сладким. Продукты были красиво разложены на прилавках: ящики с арбузами, белые сетки с небольшими округлыми грушами. Под крышей палаток висели огромные связки насыщенно-желтых бананов.

Лана набрала несколько сумок свежих овощей и вкуснейших спелых фруктов по списку Аарона. Китти нагнала ее, когда она уже уходила.

– Извини, ребята просили купить еще кое-что, – объяснила Китти, показывая на сумку, в которой звенели бутылки.

Лана промолчала.

После той ссоры у костра на пляже между подругами будто выросла стена. Чувствуя, что Китти не одобряет ее связи с Денни, Лана старалась не упоминать его имя. Вчера она помогала Денни с поиском детали для трюмного насоса, и они смогли провести пару часов вместе. Сидя за пыльным столиком в придорожном кафе, Лана и Денни держались за руки, болтали и смеялись. Когда они вернулись на яхту, Лане ужасно хотелось рассказать обо всем Китти, но подруга ледяным тоном спросила: «Ну что, хорошо провела время?», и Лана решила промолчать.

Так же молча они шли к рынку живой продукции, вонь от которого чувствовалась уже издалека. Рынок находился на берегу гавани в здании без боковой стенки. С длинных каменных прилавков капал тающий лед. Ассортимент рыбы и мяса был огромен, глаза разбегались. Вокруг летали мухи.

Лана глядела в стеклянные глаза свежих рыбин, ее шлепанцы хлюпали по забрызганной кровью талой воде. Все вокруг кричали и торговались, нюхали рыбу, а потом укладывали ее в пластиковые пакеты.

Ребята на яхте предпочитали сами ловить рыбу, так что Лана и Китти пошли к мясным прилавкам, на которые указывала окровавленная голова свиньи, подвешенная на крюке. На стойках лежала замороженная печень, рядом с ней – розоватые цыплята, на чьих тушках еще оставалось несколько перьев.

Лана попросила четырех цыплят.

Торговец в заляпанном кровью фартуке швырнул их на весы.

– Резать?

Лана кивнула. Каждую тушку он по очереди бросил на пластиковую разделочную доску и с помощью мясницкого ножа отделил крылья, грудки и ножки. Кусочек кости отскочил и упал на пол между Ланой и Китти.

Пока они ждали, Китти спросила:

– Ну, что там у вас с ним?

– У нас с Денни? – Ее вопрос удивил Лану. – Не знаю… Вроде все хорошо. – Она хотела поймать взгляд подруги, но Китти упорно смотрела на мясо. – Он мне нравится, Кит, – тихо добавила она.

– Вы собираетесь рассказать об этом Аарону?

– Наверное, в итоге придется, если мы не захотим больше скрывать.

– Денни тоже этого хочет? – Китти посмотрела на Лану.

– Что ты имеешь в виду?

Китти промолчала.

Лане не понравился подтекст ее вопроса.

– Да, – натянуто ответила она. – Денни тоже этого хочет.

Мясник закончил рубить цыплят. Лана подала ему деньги, он взял их окровавленными руками и, покопавшись в кармане, отдал сдачу – на монете осталась капля крови.

На яхте они начали распаковывать покупки: мясо – в морозильник, фрукты – в гамаки под потолком камбуза. Китти взяла один из пакетов и ушла в каюту.

Шелл раскладывала бакалею – макароны, рис, чечевицу, консервированную фасоль и овощи – по ящикам под сиденьями в салоне. В предстоящее плавание пришлось запасти больше еды, чем планировалось, – на всякий случай. «Надейся на лучшее, но готовься к худшему» – таков был девиз Аарона.

– Ты в курсе, что Жозеф с нами не плывет? – спросила Шелл.

– Как так? – удивилась Лана.

– Пакует вещи у себя в каюте. Уходит сегодня.

– Почему? – Лана была поражена. – Когда это решили? Вы голосовали?

– Нет. Судя по всему, Жозеф сам так решил. Деньги закончились.

Лана оставила покупки и пошла по коридору к каюте Жозефа. Он аккуратно складывал одежду в холщовый рюкзак.

– В чем дело? Говорят, ты уходишь.

– Верно говорят.

– Почему? – спросила Лана.

– Нет денег, – пожал он плечами.

Лана покачала головой.

– Но… ты ведь говорил, что тебе хватит средств до Новой Зеландии. – Они обсуждали это всего пару недель назад.

– Наверное, у меня плохо с математикой.

На яхте было почти невозможно потратить лишнее: на еду и топливо определялся конкретный бюджет, а дополнительно покупали только алкоголь и какие-то личные вещи.

Лана закрыла за собой дверь.

– Жозеф, серьезно, почему ты уезжаешь?

Он посмотрел ей в глаза.

– Я уже сказал.

– Денни в курсе?

Жозеф кивнул в ответ.

– Чем теперь займешься?

– Что-нибудь придумаю.

Лана внимательно рассмотрела Жозефа: он сильно похудел, небритое лицо вытянулось.

– Все в порядке? У меня есть кое-какие деньги. Тебе помочь?

– Ты очень добрый человек. – Жозеф улыбнулся. – Но нет, я не возьму твои деньги.

– Я думала, тебе нравится на «Лазурной».

– Мне нравится горизонт. Безбрежное море.

– Жаль с тобой расставаться…

Лана любила сидеть с ним на носу яхты и болтать, глядя на звездное небо. Жозеф курил и рассказывал ей о малоизвестных французских поэтах и о том, что между прыжками в воду с платформы и со скалы практически нет разницы. Лане нравились его многозначительные паузы и неожиданные темы для разговоров, в которых она плохо разбиралась.

– Уходим через пять минут! – прокричал Аарон из салона.

– Никому больше не жаль, – сказал Жозеф, приподняв бровь.

– Это из-за Аарона? Вы поругались?

Жозеф не ответил.

– Мне надо собрать оставшиеся вещи.

– Но… Когда ты уходишь?

– Отправляюсь на берег на лодке вместе с вами.

Это было неправильно. Слишком внезапно. Лане хотелось бы приготовить напоследок ужин, чтобы как следует попрощаться с Жозефом. Почему он так спешит? Лана представила, как он покидает яхту и заселяется в небольшую гостиницу, где молодые и модно одетые путешественники насмешливо переглядываются, увидев Жозефа и его перекинутый через плечо холщовый рюкзак.

– Напиши мне свой электронный адрес, чтобы не терять связь.

– У меня нет электронной почты.

– Как же мы узнаем, что с тобой все в порядке? – спросила Лана, вспомнив, что до «Лазурной» Жозеф спал под открытым небом.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Со мной всегда все в порядке.

Команда наспех попрощалась с Жозефом на городской пристани, Аарон и Генрих сразу же пошли в сторону иммиграционного центра.

Шелл и Китти поцеловали Жозефа на прощание и дали ему строгое указание – не забрасывать дайвинг. Денни крепко обнял его, и Жозеф что-то сказал ему на французском, отчего Денни широко улыбнулся.

Лана тоже обняла Жозефа и почувствовала, что он ужасно худой. Не хотелось отпускать его – Лане все казалось, что они как-то подвели Жозефа.

– Мы будем скучать.

Он надел рюкзак – такой тяжелый, что под его весом ссутулились плечи, – и только грустно улыбнулся. Лана долго смотрела вслед Жозефу, обеспокоенная тем, что его отъезд оказался внезапным и никем не замеченным.

Подошел Денни, сжал ее пальцы и спросил:

– Ты как, в порядке?

Лана, помедлив, кивнула, и они пошли за остальными.

В иммиграционном центре было тихо. Аарон уже разобрался с таможенной очисткой яхты; оставалось заполнить бланки и получить штампы в паспорта – процедура минут на двадцать, – но работники центра не напрягались и болтали друг с другом, оформляя документы. Аарон посматривал на часы – надо было успеть выйти с отливом.

Наконец они вернулись на яхту, подняли на борт лодку и убрали ее на время перехода. Еще раз проверили запасы еды и оборудования, прикрепили все свободно лежащие предметы. Когда Аарон убедился, что все в порядке, завели мотор и подняли якорь.

Лана сидела на корме и, глядя через плечо, наблюдала, как исчезают очертания оживленного портового города. Может, Жозеф сейчас сидит где-нибудь в баре, курит и смотрит, как «Лазурная» скрывается в сумерках.

Лана вглядывалась в кильватер яхты: по поверхности катились белые линии, затем выравнивались, и снова поднималась белая пена.

На языке вдруг почувствовался металлический привкус крови – Лана грызла ноготь на большом пальце и задела кожу. Она отдернула руки и зажала их между колен. Из-за внезапного решения Аарона отправиться в путь сегодня и настолько же неожиданного и странного ухода Жозефа в груди зарождалось острое чувство беспокойства. Словно от нее что-то скрывали… Лана снова посмотрела вдаль: город почти скрылся из виду, скоро они выйдут в открытый океан, и от него останется лишь тень.

Глава 13. Теперь

Лана смотрит на дверь, через которую только что вышли родители Денни. Что такого хочет сказать им Пол Картер, о чем нельзя говорить при всех?

Приходится крепко зажмуриться, лишь бы не думать о том, чье тело поисково-спасательная служба обнаружила вместе с радиомаяком.

– В чем дело? – встревоженно спрашивает мама Шелл.

Ее муж отвечает:

– Наверное, хотят узнать у него что-то о яхте.

Догадки и предположения сводят с ума. Лана выходит из комнаты и идет по коридору в сторону пункта управления, заглядывая во все открытые двери и пытаясь отыскать Картера.

Где-то впереди слышится его голос. Точно, вот он, в небольшом кабинете в конце коридора, разговаривает с родителями Денни. Лана прижимается к стене, чтобы ее не заметили.

Хотя ей не слышно, о чем говорят, Лана внимательно наблюдает за ними. Картер переминается с ноги на ногу, дергает усы, смотрит в пол, затем на отца Денни, качая головой, что-то говорит.

Мама Денни, до этого сжимавшая ладони вместе, как для молитвы, так что пальцы касались губ, вдруг сгибается пополам и закрывает лицо руками.

Отец Денни не сдвигается с места, смотрит куда-то вперед, словно застыл.

Только не Денни. Пожалуйста, только не Денни.

Мардж стоит согнувшись, будто слова Пола Картера перерезали ее пополам и теперь она не в состоянии выпрямиться. Затем словно отпускают кнопку паузы, оживляя движения и звук. Мама Денни резко вскидывает руки. Лана с ужасом замечает выражение ее лица – боль невероятно исказила его черты.

– Мой мальчик! – рыдает Мардж.

Муж подходит, обнимает ее. Она дергается и вырывается.

– Я с тобой. Я с тобой. Я с тобой, Мардж, – снова и снова повторяет он.

Наконец она обмякает в его руках. Страшные рыдания разносятся по всему коридору и доходят до Ланы. Внутри все скручивается в тугой комок.

Еще пару минут Картер что-то говорит родителям Денни – Лане не слышно. Потом горестно кивает и уходит.

Вся кожа горит. Дышать невозможно. Надо уйти отсюда, но Лану будто прижало к стене. Картер идет в ее сторону.

Лицо у него бледное, взгляд мутный. Он не сразу вспоминает, кто она такая.

– Лана.

– Он мертв, да? Это с его телом нашли радиомаяк?

Пол смотрит ей прямо в глаза.

– Мне ужасно жаль.

Он собирается сказать что-то еще, но Лана уже отвернулась и бежит прочь от него по коридору к пожарному выходу, толкает ладонями дверь.

Выскочив во внутренний двор, она направляется к краю пристани, падает на четвереньки. Ее тошнит, и желчь смешивается с водой, покрытой пленкой от топлива.

Известие о смерти Денни кажется Лане нереальным, будто информация зависла где-то в воздухе и никак до нее не дойдет.

Невозможно представить Денни лежащим вниз лицом на поверхности воды в потемневшей одежде и с раскинутыми в стороны руками. Лана вспоминает его таким, каким впервые увидела, – он смотрел на нее, широко улыбаясь, и в его глазах отражалось солнце. Как этот человек, который держал ее за руку в пещере, который плавал с ней при свете луны, который целовал ее в шею, мог умереть?

Как-то на Филиппинах они взяли напрокат мопед и отправились исследовать дальнюю часть острова. Остальные остались на яхте, так что Лана и Денни вдвоем разъезжали по узким тропинкам и по полям, где высокая трава хлестала по ногам. От нагретой солнцем земли поднимался запах зелени. Они мчались вперед, и Денни спрашивал: «Как ты там сзади?» Ухабистая тропинка поднималась вверх, и Лана крепче обхватила Денни, чувствуя твердые мышцы его живота. От Денни исходило тепло, а в спину припекало солнце; Лана положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Ее переполняло счастье.

До сегодняшнего дня она долгое время прятала эти воспоминания; теперь они вспыхивают в голове ярко, как падающие звезды – прекрасные, но быстро исчезающие.

Лана все думает о родителях Денни: как они сядут в машину, поедут домой и будут продолжать жить, если их сын не вернулся? Мама наверняка приготовила ему любимую еду и перестелила постель в его комнате. Может, они собирались сходить куда-нибудь поужинать вместе с друзьями и родными, чтобы отпраздновать возвращение Денни.

Бродя по порту, Лана проходит мимо башни из транспортировочных контейнеров. Пугающая и равнодушная, конструкция нависает прямо над ней. Один из таких контейнеров соскользнул с корабля и дрейфовал в океане, едва показываясь своими металлическими углами на поверхности. «Лазурная» шла, разрезая волны, ветер раздувал ее паруса, и вдруг – мощный удар, скрежет и стон металла.

Что повлек за собой этот пугающий толчок – кто-то был ранен или выброшен за борт? В какой момент радиомаяк засунули в тревожный чемоданчик на спине Денни? Он пытался забраться на спасательный плот вместе с ним, но не успел?

Лана проходит мимо контейнеров и останавливается, только заметив край пристани. Она стоит у самой кромки и смотрит вниз.

Вода здесь голубовато-коричневая, покрытая радужной пленкой. Совсем другое дело – прекрасные бухты на Филиппинах, где вода такая прозрачная, что видны кораллы.

Хочется обратно. Хочется вернуться в те сумасшедшие первые недели на борту, когда яхта была для них убежищем от реальной жизни, миром, полным смеха и хороших друзей. Когда они с Китти были как сестры и хохотали у себя в каюте. Когда Денни, проходя мимо нее на камбузе, целовал Лану в шею.

В те прекрасные своей простотой дни смерть казалась членам команды чем-то далеким и абстрактным. Лишь потом она тихо и незаметно прокралась на борт.

Глава 14. Тогда

Лана стояла босиком на палубе и медленно поворачивалась, следя за линией горизонта. Казалось, горизонт, пустой и бескрайний, изгибается вместе с ней, и его линии исчезают лишь в мерцающем полукруге заходящего солнца. Ярко-огненные и багряные тона переходили в приглушенные оттенки розового, за которым виднелся тусклый темно-синий. Цвета завораживали: никакие краски не способны передать эту палитру на бумаге.

Океан. Небо.

Никакой суши.

Лана глубоко вдохнула, наполняя легкие морским воздухом, таким чистым и соленым, таким исполненным жизненной энергии.

Шел второй день перехода, и теперь все было не так, как прежде. Здесь, где в пределах видимости нет земли и яхту встречает открытый океан, Лана остро ощущала их уязвимость. Пятнадцатиметровое судно уже не казалось крупным, тут оно напоминало кружащийся на ветру листок. Лана нутром ощущала, что, не считая пятерых членов команды, она здесь совершенно одна. Ни других судов, ни суши – только «Лазурная» и мощь ее парусов, которые несут их вперед. Мысль об этом и опьяняла, и пугала. Вдалеке от земли само море становилось другим – более плотным и темным, куда более живым.

В каком-то смысле плыть было легче. Аарон установил курс, и так как на море было спокойно, яхта в основном шла на автопилоте, а члены команды могли заниматься, чем хотели: читать, ловить рыбу, готовить.

Лана обернулась: к краю яхты подошел Аарон. Он внимательно всматривался в горизонт. За последние несколько недель Лана повстречала немало других капитанов и членов экипажа – кто на личных судах, кто на чартерах, кто под руководством хозяина яхты, – и большинство из них обращались с командой довольно формально: использовали точные морские термины, проводили ежедневный инструктаж, настаивали на отсутствии алкоголя в переходе и на том, чтобы на борту все носили спасательные жилеты. У Аарона был другой подход. Он редко проводил формальные совещания и мероприятия, и команда слаженно работала вместе без каких-то дополнительных инструкций.

– Вроде погода пока хорошая, – крикнула Лана.

Он удивился, будто не ожидал увидеть ее на палубе. Иногда Аарон, похоже, забывал, что не один в своем морском путешествии.

– Жаловаться не на что, – отозвался он и отвернулся в сторону горизонта.

Интересно, что он там рассматривал? Почему его так сильно тянуло к воде? Лана с легкостью представляла прежнюю жизнь Аарона в Новой Зеландии: его острый ум, сила убеждения и бесстрастное лицо были отличными качествами для адвоката. В Аароне словно уживались два разных человека – один когда-то обитал в городе, ходил в наглаженных брюках и копался в пыльных томах юридической литературы, у другого же были потрескавшиеся на солнце губы, мозоли на руках и яхта, оснащенная для плавания по океану. Как будто он бросил прежнюю жизнь и сразу начал новую.

– Странно, что в команде теперь на одного человека меньше, да? – спросила Лана.

– Члены экипажа меняются, – пожал Аарон плечами. – К этому привыкаешь.

– Жозеф ушел так внезапно.

– Разве?

Лана все вспоминала разговор Денни и Аарона, подслушанный у интернет-кафе, – связан ли он с отъездом Жозефа?

– Просто странно – Жозеф говорил, что ему хватит денег до Новой Зеландии.

Аарон обернулся и посмотрел на Лану.

– Может, он не все тебе рассказал.

«А может, это ты о чем-то умолчал?» – подумала Лана.

В тот вечер Лана сидела одна у штурвала и смотрела на звездное небо. Яхта медленно качалась на волнах, вода плескалась о корпус, и у Ланы понемногу закрывались глаза. Она резко встряхнула головой – надо оставаться начеку. Ее вахта с полуночи до двух часов ночи, и, хотя яхта шла на автопилоте, надо было следить за курсом и проверять, нет ли на пути других судов.

Лана отстегнула ремень безопасности и встала, размяла плечи и потянула шею из стороны в сторону. Ей нравилось быть на палубе одной, но она все равно пристегивала ремень – пугала мысль о том, что, если она поскользнется и упадет за борт, никто об этом не узнает, пока на вахту не заступит следующий.

– Пытаешься не заснуть? – Из люка показалась Шелл с двумя кружками. – Я сделала горячий шоколад. Подзарядись. – Она подала кружку Лане.

Хотя воздух был теплый, из-за ветра и соли Лана немного замерзла, но не рискнула покинуть пост, чтобы сходить за джемпером. Молочный шоколад разлился внутри сладким теплом.

– Ты просто ангел. – Лана подсела к штурвалу, освободив место для Шелл. – Почему не спишь?

– Не могла уснуть. До моего дежурства всего двадцать минут, вот, решила составить тебе компанию.

– Очень вовремя. Я как раз начинала засыпать.

– Сон всегда подкрадывается неожиданно, правда? Как тебе вообще эти дежурства?

Система дежурств была простой: члены команды несли вахту круглосуточно по одному и сменяли друг друга каждые два часа. Днем на палубе обычно находилось несколько человек, так что чувство ответственности притуплялось, зато ночью дежурящий оставался совсем один.

– Мне нравится, – ответила Лана и добавила: – По крайней мере, в такую погоду.

– В ночном море есть что-то волшебное. – Шелл сделала глоток горячего шоколада. – Дома папа держал свой парусник на краю пристани, и иногда я укладывалась там спать и смотрела на звезды.

– Умиротворяющая картина.

– Сколько падающих звезд насчитала?

– Несколько десятков, – ответила Лана. Небо было усыпано звездами – живя в городе, столько не увидишь.

Шелл поставила пустую кружку между колен и начала медленно поворачивать браслеты на запястье, будто четки. Почувствовав, что она хочет о чем-то поговорить, Лана взглянула на нее и спросила:

– Почему не спалось?

– Наверное, не сильно устала.

Лана ждала, ничего не спрашивала.

Наконец Шелл сказала:

– Вы с Китти уже давно дружите.

– С одиннадцати лет.

– Она рассказывала мне про жизнь в Лондоне, как пыталась преуспеть в актерском деле.

– Суровая индустрия. Среди актеров большая конкуренция.

– Наверняка у нее прекрасно получается.

– Получалось. – Лана бывала на многих спектаклях подруги: как только Китти выходила на сцену, она притягивала внимание всей аудитории. Было в ней что-то такое, от чего хотелось замереть и наблюдать. Только зрители не видели, как перед выступлением Китти мерила шагами гримерку с бутылкой водки в руке. Сколько бы спектаклей она ни отыграла, как бы ни осыпали ее комплиментами, Китти все равно не могла справиться со страхом сцены.

– Наверное, сложно было решиться бросить все и отправиться в путешествие.

– Знаешь, вышло на удивление просто. Уехать было разумным решением – для нас обеих.

– У Китти кто-нибудь остался в Англии? Ну там… парень?

– Нет. Никого.

Так вот к чему вела Шелл. Лану раздражало, что Китти так беспечно флиртует с Шелл, когда ей хочется внимания – усаживала ее к себе на колени, просила намазать спину кремом от солнца, предлагала вместе позагорать топлесс, – однако за этим флиртом ничего не стояло.

– Видимо, не стоит опасаться, что мы с Китти нарушим правило Аарона об отношениях на борту? – вроде бы несерьезно спросила Шелл.

Как сказать, что Китти интересуется девушками только на виду у мужчин?.. Лана решила ответить вопросом на вопрос:

– Странное правило, тебе не кажется?

– Наоборот, очень распространенное. Многие капитаны опасаются, что между членами команды появится напряженность или недоверие.

«Это можно понять», – подумала Лана.

– То есть у Аарона на борту ни с кем не завязывались отношения?

– Никогда.

– Он в плавании уже два с половиной года… Ему не бывает одиноко?

– У него точно кто-то был – до «Лазурной».

Заинтригованная, Лана внимательно посмотрела на Шелл.

Понизив голос, Шелл продолжила:

– Как-то вечером – это было в Таиланде – мы все вместе пошли в бар. Я болтала с Аароном – и вдруг он замер на месте и побледнел. Я обернулась: Аарон смотрел на зашедшую в бар женщину. Как будто… не знаю… никого не слышал и уже не осознавал, где мы находимся. Просто уставился на нее, затем внезапно вскочил и двинулся в ее сторону. Женщина обернулась, и Аарон тут же пошел обратно, словно ему дали пощечину. Видимо, обознался.

После этого Аарон вышел из бара и отправился на яхту. Мы вернулись через несколько часов, и я зашла его проведать. Он сидел на полу своей каюты, рядом валялась пустая бутылка из-под рома. Он совсем расклеился… рыдая, все говорил о какой-то Лидии, твердил, как сильно любит и скучает по ней и что очень сожалеет…

– Он что-нибудь сказал на следующий день? – спросила Лана.

– Ничего. До вечера не выходил из каюты, а когда вышел, вел себя как ни в чем не бывало.

– Так как ты думаешь, кто такая эта Лидия?

– Не знаю, хотя практически уверена, что его решение отправиться в плавание на «Лазурной» связано с ней.

Лана задумалась.

– Ты заметила, что Аарон никогда не говорит о своем прошлом?

Шелл покачала головой.

– Может, «Лазурная» – это его способ сбежать от прежней жизни.

– А Жозеф? Думаешь, Аарон его выгнал?

– Нет, – ответила Шелл. – Мы всегда проводим голосование по поводу того, кто остается на борту или уходит. Аарон ни за что не принял бы такое решение без остальных. На «Лазурной» так не делается. Жозеф сам решил уйти.

Шелл искренне верила в систему взглядов, принятую на яхте, – и в Аарона. Может, Лана просто чересчур скептична, но, по ее мнению, жизнь на «Лазурной» была не настолько открытой и честной, как хотел показать капитан.

Глава 15. Тогда

На воду легли слабые отблески оранжевого рассвета. Лана болтала голыми ногами над поверхностью моря в такт покачиванию яхты. Мелкие брызги летели вверх, но пяток касалась лишь пена. Распущенные волосы лезли в лицо.

Лана собрала волосы одной рукой и, держась другой за страховочный трос, подалась вперед, глядя, как нос яхты разрезает воду. Ей здесь нравилось; наверное, поэтому Жозеф и делал свои записи именно на этом месте, где видишь только океан, а все лишнее ветер уносит назад.

Вдруг поверхность разошлась, и в море показалась спина дельфина, темная и блестящая. Лана открыла рот от удивления и позвала Денни, который дежурил у штурвала.

– Дельфины! – крикнула она ему.

Послышались легкие и быстрые шаги – на нос яхты вышел Денни. Широко улыбаясь, они вместе смотрели, как резвится целая стая дельфинов – особей двадцать или даже больше.

– Ты посмотри! – Лану изумляло, как игривые дельфины прорезали волны, ныряли и вновь появлялись на поверхности.

Денни обнял ее сзади за талию и положил голову ей на плечо. Им редко удавалось побыть наедине, и Лана наслаждалась каждым моментом. Они наблюдали за дельфинами, пока те не скрылись из виду.

Лана представила, какой была бы сейчас ее жизнь в Англии: сорок пять минут добираться на работу, глядя через залитое дождем окно поезда, сидеть весь день за столом и, витая в облаках, рисовать на полях официальных бланков. Поразительно, сколько часов, недель и месяцев она отдала пустой жизни, – а на другом конце света нашла это.

– И как возвращаться? Серьезно, разве можно радоваться прежней жизни? – спросила Лана.

– В чем и дело, Лана, – ты не возвращаешься, ты двигаешься вперед.

Ей понравились эти слова: «Ты не возвращаешься, ты двигаешься вперед».

Не разрывая объятий, Лана повернулась к Денни. В лучах утреннего солнца его лицо казалось еще более загорелым, и бледно-голубые глаза выделялись еще сильнее. Кончики ресниц и края бровей выгорели на солнце, Лане хотелось коснуться их губами, почувствовать их соленый вкус.

– Не стоит считать путешествие долгими каникулами вдали от реальной жизни, – сказал Денни. – Надо использовать эту возможность, чтобы взглянуть на вещи с другой стороны и понять, чего хочешь.

– В смысле, путешествие как поиск себя? – Лана оттянула пальцем воротник его футболки. – У тебя там что, подвеска из зуба акулы?

Денни рассмеялся.

– Знаешь, – заговорил он серьезнее, – именно так удается отбросить все лишнее. Стать тем, кем всегда хотел.

Когда Лана только встретила Денни, его запросто можно было принять за обычного путешественника, с легкостью идущего по жизни. Теперь же она поняла, что это впечатление было обманчиво и Денни был совсем другим: построил карьеру на своем увлечении и нашел способ заниматься любимым делом, живя жизнью, полной свободы и приключений. Лана же, напротив, словно прыгала от одного к другому, как мячик в пинболе, который отскакивает от краев и никогда не знает, где окажется.

Денни внимательно посмотрел Лане в глаза.

– Итак, Лана Лоу, чего же ты хочешь?

«Тебя, – подумала она. – И чтобы все это не кончалось».

Послышались шаги, и на палубу вышел Аарон.

Денни тут же убрал руки и торопливо отошел.

– Доброе утро! – крикнул он Аарону.

Аарон выглядел уставшим. Если он и заметил Лану на носу яхты, то не подал виду.

– Что у нас с погодой?

– Ветер по-прежнему с юго-запада, – ответил Денни. – Стабильно четыре балла. Идем со скоростью шесть-восемь узлов.

Аарон засунул руки в карманы и огляделся.

– На востоке немного облачно, – заметил он.

Денни кивнул.

– Думаешь, это как-то связано с циклоном, который бродит над Микронезией?

– В прогнозе не было ничего серьезного. – Аарон уставился на облака и долго молча изучал их. – Надо выпить кофе.

Аарон спустился вниз, и тогда Лана подошла к кубрику, где Денни проверял местоположение яхты по навигационному плоттеру.

– У него все нормально?

– У Аарона? Да, конечно. Наверное, просто устал.

Лана кивнула.

– Знаешь, я тут подумала… Не поговорить ли с Аароном – о нас? Посмотрим, что он скажет.

Денни удивленно посмотрел на нее.

– Не самая хорошая идея.

– Почему?

– Он установил конкретное правило, Лана. И его не изменит.

– Так что нам делать?

– Может, мне нравится прятаться и тайком целовать тебя, – ответил Денни, касаясь губами ее шеи.

– Тебе понравилось бы еще больше, если бы мы могли спать вместе на огромной кровати, которую ты себе заполучил, – улыбнулась Лана.

– Мне бы очень понравилось, – с ухмылкой ответил Денни. – Хорошо, поговорим. – Он потер затылок. – Только не во время перехода.

Лана вспомнила, как тогда на рынке Китти намекнула, что для Денни удобно держать их отношения в тайне.

– А когда?

– Слушай, у Аарона и так хватает забот. – Денни понизил голос. – Не стоит выкладывать ему такое прямо сейчас.

– Почему тебе так важно его мнение?

– Я знаю, как обходиться с Аароном, и хочу все сделать правильно. Давай подождем до Палау. Обдумаем все, когда будем на суше.

Лана была готова нарушить одно из правил «Лазурной», потому что, по ее мнению, Денни стоил такого риска. Но то, как Денни быстро отстранился от нее, когда Аарон вышел на палубу, и его нежелание рассказывать об их отношениях заставили Лану задуматься – может, Денни видит все по-другому?

– Конечно, давай отложим. – Она выскользнула из его объятий и спустилась вниз, в кубрик.

Лана прошла через камбуз в ванную и открыла дверь.

– Черт! Извини! – вскрикнула она, заметив, что внутри кто-то есть.

И вдруг осознала увиденное. С изумленным видом она медленно потянула дверь на себя.

– Какого?..

Внутри спиной к раковине стоял Жозеф. Прижав палец к губам, он затащил ее в ванную и захлопнул дверь.

– Что ты здесь делаешь? Ты же уехал! – громко прошептала Лана. – Кто-нибудь еще знает?

– Никто.

Жозеф и Лана стояли лицом к лицу в тесной ванной. Вблизи она хорошо видела его потрескавшиеся губы и россыпь седых волос, преждевременно появившихся на висках.

– Аарон придет в ярость, когда узнает… Где ты прятался все это время?

– В парусной кладовой.

Лана была поражена. Парусная кладовая расположена на носу яхты, пройти туда можно только через каюту Генриха, и места там мало, как в гробу. Скрываться в течение двух дней…

– Как ты вернулся на борт? Мы ведь попрощались.

– Пока вы были в иммиграционном центре, я добрался до яхты на лодке-банке.

– Но почему ты не уехал?

– У меня больше ничего нет, Лана. – Жозеф опустил взгляд. – Эта яхта… эта команда…

Лана неторопливо кивнула. Она понимала его.

– Чем ты питаешься? У тебя есть вода?

– Есть запас, да.

Невероятно, на что пошел Жозеф ради того, чтобы остаться на яхте. Лана потерла лоб.

– Тебе же не проставили выезд из страны! – вдруг поняла она. – Когда мы доберемся до Палау, тебя не пустят.

– Я объясню.

– Объяснишь? Властям это не понравится, – сказала Лана. – И Аарону тоже.

– Значит, нам придется вернуться.

Аарон не пошел бы на такое, и Жозеф знал это. Если повернуть сейчас, то они отстанут на несколько дней, а потом еще задержатся на Филиппинах в ожидании хорошей погоды.

– Ты…

Стук в дверь напугал их обоих.

– Лана? – позвал Денни. – Ты там?

Лана в отчаянии посмотрела на Жозефа. Тот развел руками.

– Когда-то они должны узнать.

Лана открыла Денни дверь.

– Слушай, я просто хотел… – Денни замолчал. – Жозеф? Какого черта?

Они не успели объясниться: послышались характерные шаги Аарона по коридору – такие мощные и уверенные, что завибрировал пол. Он остановился рядом с Денни, и при виде Жозефа выражение его лица изменилось – челюсти напряглись, губы сжались.

– Какого хрена ты делаешь на моей яхте?!

– Сюрприз! – сказал Жозеф.

Лана закрыла глаза.

– Чертов идиот! Ты хоть представляешь, что наделал? – Аарон повернулся к Лане: – Пожалуйста, объясни мне, что тут происходит.

Лана вдруг поняла, что Денни тоже уставился на нее.

– Я просто вошла… и… ну, наткнулась на Жозефа.

Лана хотела уйти из ванной, но Аарон загородил выход. Она прижалась спиной к лакированной деревянной переборке.

На лице Жозефа появилась улыбка – то ли он так реагировал на стресс, то ли его и правда забавляла эта ситуация.

Аарон подошел к Жозефу почти вплотную.

– Лучше убери эту гребаную ухмылку! – Аарон ткнул в него пальцем. – Ты осознаешь всю серьезность происходящего? Я, как капитан, несу ответственность за каждого на борту. В твоем паспорте не проставлен штамп о выезде из страны, то есть в иммиграционном центре считают, что ты по-прежнему на Филиппинах. Если я высажу тебя на Палау, значит, я ввез тебя нелегально.

– Я объясню, что так вышло по ошибке. И заплачу тебе – заплачу в два раза больше.

– Да не нужны мне твои чертовы деньги!

– Я думал, что не могу остаться на твоей яхте именно из-за денег. – В голосе Жозефа звучал вызов.

Аарон резко схватил Жозефа за горло и прижал к переборке, едва не задев его головой крючок для полотенца.

– Мы оба знаем, почему я хотел, чтобы ты убрался нахрен с яхты. Тебе еще повезло, что я не выбил из тебя все дерьмо!

Денни решительно положил руку на плечо Аарона.

– Мы что-нибудь придумаем, – спокойно сказал он.

Аарон наклонился к Жозефу и прошептал:

– Не забывай, я тебя знаю. Я знаю, кто ты такой.

Глава 16. Теперь

Лана вдруг понимает, что со вчерашнего вечера не ела. Она возвращается в Морской спасательный центр – там стоит торговый автомат, – разглядывает ряды чипсов, шоколадок и орешков и видит в стекле свое отражение с темными кругами под глазами. Невозможно поверить, что Денни больше нет.

Позади раздается стук каблуков. Этот звук напоминает, как девчонками они с Китти красовались – выпрямляли волосы, красили губы и горделиво вышагивали под руку в облачке духов Китти.

Яркой вспышкой появляется еще одно воспоминание: подруги прячутся в артистической после занятия в театральном кружке. Погас свет, закрыли дверь, и они остались одни среди вешалок с пыльными нарядами и старого реквизита. Лана прикусила губу, чтобы сдержать смех, пока шаги учительницы не затихнут.

В темноте она чувствовала, как трясутся плечи у Китти и потрескивают, соприкасаясь, их наэлектризованные школьные свитера. Когда учительница звонила мужу, чтобы попросить его прийти домой пораньше на романтический вечер, она и подумать не могла, что из-за коробки с реквизитом ее подслушивают две пары ушей.

Едва отдышавшись, Лана ощупью нашла выключатель, зажглась лампа дневного света. Поморгав, Лана увидела, что Китти натянула первый попавшийся костюм – голову лошади с огромными желтыми зубами – и села на высокий табурет, скрестив ноги и делая вид, что курит сигару.

– В общем, заходит в бар лошадь, – начала Китти, прекрасно изображая нью-йоркский акцент, – а бармен спрашивает: «Эй, чего закусила удила?»

Лана снова рассмеялась.

После того как они перемерили кучу нарядов и покружились в них, изображая священников, моряков, ангелов и трубочистов, Лана плюхнулась на кровать с голубыми простынями, с помощью которых в постановке шекспировской «Бури» в прошлой четверти они изображали море.

– Нам вообще стоит возвращаться на уроки? – спросила Лана, глядя в потолок. Янтарные волосы веером рассыпались вокруг.

– Да ну! – Китти легла рядом. – Давай останемся здесь и представим, что мы в каком-нибудь прекрасном солнечном месте.

– В Греции?

– Дальше.

– В Австралии?

– Да! В Австралии! Море такое теплое и прозрачное, и мальчики с обнаженными торсами подносят нам освежающие напитки.

– Мне нравится, – улыбнулась Лана.

– Вот закончим школу, – сказала Китти, перекатившись на бок, – и уедем отсюда.

Лана тоже повернулась к подруге. Чувствуя теплое дыхание друг друга, они едва не касались носами.

– Мы не останемся здесь навсегда, Лана. Не хочу, чтобы мы стояли у кассы или работали в каком-нибудь клубе. Я хочу большего. Хочу, чтобы ты стала выдающейся художницей, – сказала Китти и хвастливо добавила: – А я – известной актрисой. Чтобы наша жизнь была полна приключений.

– Так и будет, – пообещала ей Лана, но даже тогда не верила в это. Люди с их улицы не становились знаменитыми художниками и актерами, они устраивались в магазины, пабы и кафе – и то, если повезет.

Отрывистый стук каблуков приближается и замирает прямо позади Ланы.

Она оборачивается. Перед ней элегантная молодая женщина в длинном летнем пальто бежевого цвета, которое на некоторых смотрелось бы тускло, а ей придавало утонченности и стиля. Темные волосы завязаны в пучок, бледная кожа на фоне чуть тронутых помадой губ выглядит еще более гладкой.

Хотя Лана никогда не встречалась с этой женщиной, вид у нее знакомый.

– Простите, вы не подскажете, здесь расположена поисково-спасательная служба?

У Ланы почему-то начинают гореть щеки, когда она слышит этот европейский акцент.

– Да… Морской спасательный центр. – Лана замолкает, разглядывает женщину. – Вы насчет «Лазурной»?

– Да. «Лазурная», которая утонуть. Я жду узнать кое о ком. Мой брат. Кажется, он был на яхте, что попала в неприятности.

Поморгав, Лана вдруг понимает, что это за акцент: французский. По спине пробегают мурашки.

– Ваш брат?

Лана знает, что она сейчас услышит. Пытается сглотнуть, сделать вдох, как-то подготовиться.

Молодая француженка кивает.

– Его зовут Жозеф.

На коже выступает пот. Из-под ног будто уходит земля, голова идет кругом. У Жозефа есть сестра, и она стоит прямо перед Ланой.

Быть того не может. Жозеф сказал, что у него нет родных – Лана прекрасно помнит тот разговор. Она ошеломленно смотрит на сестру Жозефа.

Та, смутившись, быстрым движением поправляет свой пучок.

– У вас тоже на борту кто-то близкий?

Лана изумленно открывает рот. Понимая, как странно она, должно быть, выглядит, наконец отвечает:

– Да, подруга. – Кажется, что эти слова забирают у нее все силы.

Сестра Жозефа наклоняет голову, будто ожидает услышать подробности, но Лана не в силах говорить. Француженка не сводит с нее глаз.

– Что случилось с яхтой? Мне сказали, она затонуть?

Лана едва заметно кивает.

– Врезалась в контейнер. Тот проделал дыру в боку яхты.

– Людей спасли?

– Нет. Пока нет.

Сестра Жозефа кивает и глубже засовывает руки в карманы пальто.

Сердце Ланы судорожно колотится. Не может быть. Этого не может быть. Хочется спросить: «Почему Жозеф сказал, что у него нет семьи? Что ты делаешь в Новой Зеландии? Как узнала о «Лазурной»?»

– Значит… вы в Новой Зеландии, чтобы встретиться с братом?

На губах француженки мелькает грустная улыбка.

– Да, только у нас с ним… не знаю, как сказать… все сложно. – Лана ждет, и сестра Жозефа продолжает: – Несколько месяцев назад брат писать мне про «Лазурную». Он уехал из дома, из Парижа, потому что у него были… трудности. Ему нужно было… как это?.. освободиться от самого себя, наверное. В своем письме он так красиво описывает яхта, понимаете? – Ее взгляд становится немного добрее. – Как она несется по волнам и что на борту есть люди, с которыми он обязательно подружится. Жозеф писать, что доберется на яхте до Новой Зеландии. Хотел, чтобы я встретить его здесь. – Француженка вынимает руки из карманов и сжимает их. – Вот я и приехала из самого Парижа. Звоню утром в порт спросить, когда должно прибыть судно, а вместо этого… мне говорят о крушении. Я надеюсь… надеюсь, он в порядке.

«Надеюсь, он в порядке…»

Где-то в глубине зарождается паника, ползет вверх, к горлу, и сдавливает его. Хочется отвернуться, бежать, оборвать эту беседу, не думать о том, что случилось с Жозефом.

– Надо надеяться, что всех вернут в целости и безопасности, правда?

Лана бледнеет. Она уже знает, что Жозефа спасатели не найдут.

Он далеко не в безопасности.

Глава 17. Тогда

Тайное возвращение Жозефа можно было сравнить с огромным камнем, брошенным в спокойные воды: всех захлестнули внезапные волны.

Аарон сидел у штурвала, сжав челюсти, и пытался выжать из парусов все возможное. На попытки заговорить с ним он не реагировал.

Когда на палубу поднялся Жозеф, Аарон бросил на него такой гневный взгляд, что остальные замолкли, пока он не ушел обратно. К вечеру настрой Аарона, обгоревшего на солнце и обессиленного, только ухудшился. Он даже не прикоснулся к пасте, которую приготовила Лана, – просто покачал головой, когда она предложила ему поесть.

Лана собрала тарелки, соскоблила остатки и выкинула за борт, а затем замочила посуду в небольшом количестве чистой воды. Генрих стоял рядом с ней на камбузе с полотенцем в руке.

– Тут становится ужасно душно, – заметила Лана.

Воздух буквально загустел от зноя. Ветер едва дул, так что они не прошли и половины запланированного Аароном пути.

Лана подала Генриху вымытую тарелку. Тот, нахмурившись, глядел в иллюминатор.

– Все в порядке? – спросила она.

– Даже посреди океана от них не сбежишь. – Его голос звучал сдержанно.

– От чего?

– От денег.

Генрих неспешно протер тарелку полотенцем.

– К концу месяца у меня не останется ни цента.

– И тогда? – поинтересовалась Лана.

– Наверное, придется вернуться в Германию. – Он пожал плечами.

– Чем ты там займешься?

– Я всю жизнь бегал по теннисному корту. Больше ни хрена не умею.

– А если стать тренером?

Генрих зажмурился, как будто одна мысль об этом причиняла ему боль. «Несостоявшийся теннисист становится тренером – как это избито!» Он покачал головой.

– Тренировать детей, у которых впереди блестящая карьера, когда моя уже закончилась… Я этого не выдержу. Я полный придурок, да?

– Может, подработаешь немного в баре, когда мы будем на Палау? Хватит еще на несколько недель на яхте.

– Аарон не намерен задерживаться в одном месте дольше, чем на неделю. Иначе я бы так и поступил. Я готов на что угодно, лишь бы остаться на «Лазурной».

Так впервые проявилось слабое место в броне Генриха: он нуждался в яхте, как и все остальные.

Взглянув сквозь иллюминатор, Лана заметила свет на поверхности воды.

– Ты это видел?

Генрих выглянул из-за ее плеча.

– Тебе не показалось?

Лана ждала, когда свет появится вновь. Вдруг и правда почудилось? Они далеко от суши, так что это может быть только другое судно – яхта или контейнеровоз. Через какое-то время опять мелькнул свет.

– Вот! Белый луч на поверхности!

– Это судно! – воскликнул Генрих. – Как думаешь, до него далеко?

Они наблюдали за перемещающимся лучом света и пытались представить, куда плывет судно и кто на борту. Скорее всего, это иностранный танкер с грузом. Вероятно, корабль удалялся, так как Лана видела только белые кормовые огни, но сама мысль о том, что в море есть другие люди, почему-то успокаивала.

Когда Лана слила воду из раковины и подала Генриху последнюю чистую тарелку, на камбуз зашел Жозеф – бледный, волосы с одной стороны примяты. Он не ел вместе с остальными на палубе, и хотя Лана предложила принести тарелку пасты ему в каюту, Жозеф отказался. Он вытащил банан из гамака с фруктами.

– Бери еще, – сказала Лана. – А то скоро пропадут.

Жозеф аккуратно очистил банан и выбросил шкурку в мусорное ведро. Затем открыл кран и начал обмывать очищенный фрукт.

Лана с изумлением смотрела, как беспечно он расходует воду.

– Слушай, Жозеф… – начал Генрих, но тут на камбуз зашел Аарон со свернутой картой в руках.

Увидев Жозефа у раковины, он замер на месте.

– Какого хрена ты творишь?

Жозеф не обернулся и продолжил мыть банан.

Аарон бросился к раковине, оттолкнул Жозефа и закрыл кран.

– Гребаные бананы не моют! Где мы, по-твоему, возьмем чистую воду?

Жозеф стряхнул банан, повернулся и, глядя Аарону в глаза, аккуратно откусил.

Лана увидела, как Генрих изумленно смотрит на Жозефа – он явно не мог поверить своим глазам.

– Не смей раздражать меня. – Аарон был вне себя от ярости. – Еще раз увижу, как ты зря расходуешь воду – и тебя не будет на этой яхте еще до того, как мы доберемся до суши. Понял?

Жозеф сказал ему что-то на французском. И улыбнулся.

Аарон побагровел. Руки сжались в кулаки, на костяшках проступили вены.

Но Аарон не пустил кулаки в ход. К удивлению Ланы, он ответил по-французски.

Жозеф, кажется, был ошеломлен. Он не отводил взгляда от Аарона, его щеки покраснели.

Аарон отвернулся и прошествовал обратно на палубу.

Жозеф не сдвинулся с места, будто оцепенел. Затем вытащил из шкафчика бутылку рома и потопал в свою каюту.

– Боже, – выдохнула Лана, когда Жозеф ушел. – Я думала, Аарон его прикончит.

– Лучше бы он так и сделал, – с неприязнью ответил Генрих.

Когда темнота сгустилась, Аарон устроился с бутылкой пива на краю кормы, Денни присел рядом. Оба молчали.

Напряженная атмосфера окутала все судно. Казалось, она проникла внутрь Ланы и болью засела между глаз. Лана потерла переносицу, провела пальцами по бровям. После утреннего спора они с Денни еще не разговаривали, и у Ланы было такое чувство, что именно ее он считает виноватой в появлении Жозефа. Лане хотелось подвести черту под этим ужасным днем и пойти спать, но ей предстояло еще час дежурить.

Лана начала понимать, что в переходе жизнь сужается до пятнадцати метров длины яхты. На таком небольшом пространстве эмоции и мнения сталкиваются, как атомы, создающие достаточно энергии для взрыва. Проблемы, которые на суше можно решить довольно просто – пойти прогуляться или побыть одному, – серьезно обостряются в море; они разрастаются и искажаются.

Лана взяла бутылку пива и посмотрела на темную воду. Судно, которое она заметила чуть раньше, уже скрылось. Увидят ли они его снова при дневном свете?

Через несколько минут на палубу вышла Китти с огромным пластиковым кувшином и стаканами. Один из огней яхты осветил ее – взгляд у Китти был остекленевший.

– Пора пить коктейли! – с улыбкой объявила она. Такая у Китти была хитрость: она изображала услужливую хозяйку, когда на самом деле просто не хотела пить в одиночестве. – Сначала капитану. – Китти неторопливо подошла к Аарону. – Вы, сэр, несомненно, заслужили выпить, – сказала она, сделав перед ним небольшой реверанс.

Аарон взял высокий стакан, опустошил его и резко выдохнул.

– Чего мельчить, Кит.

«Кит»? С каких пор он зовет ее Кит? Поразительно, как Китти удалось найти подход к Аарону. Наверное, наловчилась в детстве с отцом.

Китти снова наполнила его стакан, затем налила остальным.

– Что ты сюда добавила? – спросила Лана, чувствуя ром и привкус цитрусовых.

– Фрукты, ром и водка. Я назвала этот коктейль «Переход».

Похоже, алкоголь стал решением проблемы. В течение часа ледяное молчание растаяло, и то тут, то там на палубе слышался смех.

Лана взглянула на Денни: наклонив голову, он по-прежнему что-то говорил Аарону; тот кивал, явно соглашаясь с его словами. Напротив них, у кубрика, сидели Шелл и Генрих. К ним подошла Китти; пока она наполняла стаканы, Шелл положила руку ей на талию. Потом Китти села на колени Генриху, обняв его за плечо.

Шелл посмотрела на голые ноги Китти, прижавшейся к Генриху, и заметно напряглась. Через пару минут Шелл встала и удалилась на нос яхты, но Генрих с Китти даже не обратили внимания.

Когда в полночь вахта Ланы закончилась, палубу уже наполняли голоса и музыка. Китти согнулась пополам от смеха, слушая какую-то историю Генриха и поглаживая его мускулистые руки. Шелл смотрела на них издалека, потягивая очередной коктейль. В лунном свете ее кожа казалась бледной, а светлые волосы – призрачно-белыми. «Бедная Шелл», – подумала Лана. Недальновидность Китти ее раздражала.

Лана пошла сообщить Аарону, что теперь его очередь. Шагая по кубрику, она отметила, как сильно на нее подействовал алкоголь – в ногах чувствовалась легкость, так что пришлось схватиться за штурвал, чтобы не потерять равновесие.

– Аарон? – Он отвернулся от Денни и с трудом сосредоточился. – Твоя очередь.

Она сразу почувствовала себя глупо – не надо говорить капитану, что ему делать.

– Сначала налью себе еще, – буркнул Аарон и пошел к люку.

– Может, не стоит? – спросил Денни.

Аарон промолчал. Когда он приблизился к люку, с другой стороны подошел Жозеф. Оба резко остановились, глядя друг на друга. Никто не желал посторониться и пропустить другого. Наоборот, встали в стойку, готовые к драке. Жозеф был сантиметров на пять выше, зато Аарон был крепким и мускулистым.

Лампа осветила лицо Аарона; его губы искривились, когда он произнес одно только слово:

– Мразь.

Он протолкнулся мимо Жозефа, который не упал только потому, что успел схватиться за крышку люка, и исчез внизу, а Жозеф крикнул ему вслед:

– Ты не знаешь меня! Ты. Не. Знаешь. МЕНЯ!

Аарон не отозвался.

Жозеф поднял взгляд – все остальные в изумлении смотрели на него, – и, ударив себя дважды в грудь, добавил:

– Никто из вас меня не знает! Я для вас ничто, но я не ничтожество. Запомните, я не ничтожество!

Пробираясь между тросами и инструментами, он направился к носу яхты. Вдруг кто-то вскрикнул, – Шелл согнулась, схватившись за лодыжку. Жозеф изумленно застыл.

– Прости! Я не заметил!

Генрих сбросил Китти с колен и бросился к Шелл. Нагнувшись, осмотрел ее щиколотку.

– Ты как?

– Нормально.

Генрих наклонился совсем близко к ее лицу и внимательно посмотрел на Шелл, затем выпрямился и повернулся к Жозефу.

– Смотри, куда прешь, придурок!

– Это вышло случайно, – сказала Шелл.

Генрих подошел ближе к Жозефу, прижав его к страховочным тросам. «Осторожнее, – подумала Лана, – вы у самого края яхты».

Жозеф поднял руку вверх.

– Прости! Прости! Прости меня!

Он покачал головой и в одиночестве ушел на нос яхты, подальше от Генриха и всех остальных.

Лана медленно выдохнула. Только сейчас она поняла, что затаила дыхание.

Денни сидел один и смотрел в море. У Ланы было время подумать над их утренним спором, и она решила, что Денни, пожалуй, прав, им действительно стоит отложить разговор с Аароном до Палау. В переходе, в тесном пространстве яхты, все воспринимается по-другому, значение каждого жеста, каждого слова и проявления чувств многократно возрастает.

Когда Лана подошла ближе, Денни встал.

– О, я как раз шла к тебе, – сказала Лана немного заплетающимся языком.

Денни замер, потер затылок.

– У меня дежурство через пару часов, думал немного поспать. Ты еще не ложишься?

– Нет, – ответила Лана, надеясь, что он захочет побыть с ней.

– Ты полегче, ладно?

Лана удивленно моргнула – о чем это он? Потом увидела, что Денни смотрит на стакан в ее руке.

– Хорошо.

Денни ушел вниз, оставив ее одну на палубе в темноте. Щеки горели от обиды. На носу яхты она заметила свет от налобного фонарика Жозефа и решила посидеть с ним. Пока Лана пробиралась по палубе, густые облака скрыли луну. Море словно окутывало их, волны вздымались мрачными тенями.

Кроме ходовых огней, на яхте специально не включали другое освещение, чтобы члены команды тренировали ночное зрение. Глаза Ланы не сразу привыкли к отсутствию лунного света, но через некоторое время она двинулась вперед, держась рукой за страховочный трос, чтобы не упасть.

Светлая рубашка Жозефа раздувалась на ветру, придавая ему зловещий вид, налобный фонарик освещал страницу записной книжки. Яхта мерно покачивалась на волнах, а Жозеф, ссутулившись, что-то лихорадочно записывал.

Лана встала позади, задумавшись о своем альбоме, спрятанном под матрасом.

Вот бы попробовать запечатлеть на бумаге плавание по ночному океану! Последний раз Лана рисовала еще на суше; на яхте из-за качки линии получались неровными.

Видимо, она вздохнула, потому что Жозеф вдруг обернулся, ослепив ее лучом налобного фонарика. Лана прикрыла глаза рукой.

– Это я, не бойся.

– Извини. – Жозеф закрыл записную книжку и убрал ее в нагрудный карман, затем выключил фонарик.

Лана села рядом. Какое-то время они просто сидели в темноте, молча. Потом Жозеф достал из кармана самокрутку.

– Будешь?

– Давай.

Он закурил и передал самокрутку Лане.

Лана поднесла ее к губам и, закрыв глаза, глубоко затянулась. Легкие окутало теплым дымом, снимающим внутреннее напряжение.

В университете она курила постоянно: косячок после ужина с соседями по общежитию стал традицией, общую гостиную под ритмы электронной музыки заволакивало туманом марихуаны. К третьему курсу ей надоело ощущение расслабленности и оцепенения, от которого на следующее утро плавились мозги, и Лана стала проводить как можно больше времени вне общежития, чтобы не втянуться.

Сейчас, радуясь покалыванию под кожей, от которого притуплялись чувства, Лана запрокинула голову и выдохнула дым – его тут же унес соленый ветер.

– Что ты думаешь о любви?

– О любви? – переспросила она, затягиваясь.

– Думаешь, она походит на ненависть?

Лана помолчала.

– По-моему, чем сильнее любишь, тем больше вероятность того, что тебе причинят боль – и что почувствуешь ненависть, наверное, тоже.

– Значит, ненависть рождается из боли?

– Может быть. Не знаю. – Трудно было сосредоточиться на беседе, мысли растекались и куда-то уплывали.

– Иногда любишь кого-то слишком сильно, – сказал Жозеф.

– Возможно…

– Думаю, – он понизил голос, – Аарон этого не понимает.

– Думаю, – заговорщицки прошептала Лана, – Аарон бывает тем еще засранцем.

Она увидела, как уголки губ Жозефа поползли вверх.

Лана затянулась последний раз и передала самокрутку Жозефу.

– Спасибо.

Белая пена волн походила на затонувшие облака, странные, но прекрасные. Ночью море заигрывало с воображением человека, рисуя странные очертания и видения.

– Тебе когда-нибудь хотелось, – начала Лана, – нырнуть туда… и просто уплыть подальше от яхты? В бесконечность, подальше от всего?

Жозеф взглянул на горизонт.

– Иногда очень хочется.

Его голос был полон грусти. Лана инстинктивно протянула руку и обняла его.

Жозеф обернулся. Лане показалось, что он хочет что-то еще сказать, но вместо этого Жозеф прижался губами к ее губам.

На мгновение в голове все затуманилось, и Лана не сразу осознала, что происходит. Жозеф положил руку ей на спину и провел пальцами вниз по позвоночнику – прямо как то скользкое прикосновение, которое Лана почувствовала под водой. Вдруг она поняла: это Жозеф тогда нырнул и коснулся ее спины.

Она резко вскочила, самокрутка упала Жозефу на колени. Он быстро смахнул ее, и янтарный огонек исчез в океане.

– Какого черта?!

Изумленный, Жозеф развел руками.

– Я… я думал, ты…

– Нет! Нет.

Лана покачала головой. Мысли путались, хотелось уйти.

– Ты мне не интересен, – сказала она, и эти слова прозвучали чересчур резко, будто острые лезвия сорвались с ее языка.

Спотыкаясь – ноги почти не слушались, – Лана ушла назад на корму. Из кубрика доносились голоса и смех, но она не заглянула туда, не хотела знать, заметил ли кто-нибудь случившееся.

Глава 18. Тогда

В каюте стояла духота. Лана перевернулась на бок, сбросила простыню. В горле саднило.

Она слезла со своей верхней койки и едва не упала, наступив на расческу Китти, лежавшую зубчиками вверх.

– Черт! Как все задолбало! – вскрикнула она, подпрыгивая на одной ноге.

Китти, как ни странно, не проснулась – ее койка была пуста. Лана взглянула на часы: почти десять. Широко расставив ноги и прижав руку ко лбу, она немного постояла на месте, пытаясь понять, тошнит ли ее. Где-то внизу вздымались волны, раскачивая яхту. Открытый океан – не лучшее место для величайшего похмелья всех времен. Боже, если бы только можно было нажать на паузу… Лана жаждала покоя, земли и чашки чая, который не расплескивался.

Она сделала глубокий вдох и стала рыться в рюкзаке в поисках одежды. Черт, как гудит голова, когда наклоняешься!.. Лана вытащила ставшие жесткими от соли шорты и майку, оделась. Солнечные очки нашлись под подушкой, Лана взяла их и, пошатываясь, пошла по коридору мимо закрытой двери в каюту Генриха и Жозефа.

В голове вдруг всплыли воспоминания о прошлой ночи: Жозеф кричит всем: «Никто из вас не знает меня!», Лана разговаривает с ним о любви и ненависти, он пытается ее поцеловать…

Зайдя на камбуз, Лана налила себе пол-литра воды и выпила все прямо у раковины. «Господи, вдруг кто-то видел?» – подумала она и, пошатываясь, стала подниматься по ступенькам.

Утреннее небо оказалось на удивление низким и серым. Ночью тучи окутали и проглотили луну. Несколько дней подряд небо было ясным и голубым, так что теперь было странно видеть его таким бесцветным. Ветер вспенивал кончики волн. Китти – в темных очках – сидела рядом с Генрихом, яхта шла на автопилоте. Судя по небритому лицу и взъерошенным волосам Генриха, он не спал всю ночь. Лана прошла мимо них в сторону Денни, Шелл и Аарона. Все трое болтали, но, когда она приблизилась, замолчали.

У Ланы возникло ужасно неприятное чувство, что она была темой их беседы, – это ощущение преследовало ее в школе. В поисках поддержки она перевела взгляд на Денни, но он смотрел вперед, на море.

– Что такое с погодой? – прервала их молчание Лана.

– Изменилось направление ветра. Теперь дует с юго-востока, а этого нам как раз ни хрена бы не надо, – ответил Аарон.

После вчерашнего вид у него был неважный: цвет лица стал землистым и болезненным, от тела шел несвежий запах.

– Может, еще переменится? – спросила Шелл.

Для Шелл вечер тоже не прошел без последствий, теперь она выглядела изможденной, под глазами залегли темные круги, хотя обычно ее кожа сияла.

Аарон пожал плечами.

– Как знать. В той стороне проходит фронт низкого давления, а нам он совсем ни к чему.

Денни едва заметно кивнул; мыслями он, похоже, был где-то в другом месте.

– Во сколько вы вчера разошлись? – спросила Лана.

– Даже не помню, – сказала Шелл.

– Чертовски глупо так напиваться в переходе, – добавил Аарон. – Не знаю, о чем мы думали. – Он покачал головой. – Еще и плечо повредил, упал вчера в душе. Задел край фиксатора на шланге. Нехилый порез получился.

– Ты хорошо промыл рану? – спросила Шелл.

– Да все нормально, заклеил пластырем. На свежем воздухе затянется. Меня просто бесит собственная глупость. Больше никаких пьянок.

– Знаете, что нам всем сейчас не помешает? Бублики с беконом, – предложила Шелл, пытаясь улыбнуться. – Что скажете? Я приготовлю.

– Заманчиво, – отозвалась Лана. Поесть сейчас – самое то.

Аарон согласился и вместе с Шелл пошел на корму, оставив Лану и Денни наедине. Они оба стояли, уцепившись за страховочный трос. Лана разглядывала его загорелые пальцы, светлые волосы на руках, давний розовый шрам у края большого пальца. Лана медленно скользнула рукой вдоль троса и накрыла его пальцы своими.

Денни задумчиво взглянул на руку Ланы.

– Все в порядке? – спросила она.

Денни кивнул.

– Как прошло дежурство?

Он моргнул, посмотрел на воду.

– Хорошо.

– Во сколько ухудшилась погода?

– Часов в пять-шесть, наверное.

Видел ли кто-нибудь ее с Жозефом на носу яхты? Денни к тому времени уже ушел спать, но могли обмолвиться другие ребята.

– Думаю, надо убрать паруса.

Рука Денни выскользнула.

Лана смотрела на море: ветер с силой проходился по воде, поднимая рябь на поверхности.

Сумрачные очертания горизонта казались почти таинственными, будто за густыми облаками что-то скрывалось. В мысли Ланы с резким порывом ветра вошло беспокойство.

Шелл вернулась на палубу с подносом бубликов.

– Спасибо, – поблагодарила Лана.

Подавая бублик Генриху, Шелл зло на него взглянула. Тот отвел глаза.

Китти отказалась от еды. Белая, несмотря на загар, волосы собраны в неаккуратный пучок… Судя по ее внешнему виду, спать она сегодня не ложилась.

– Не смей больше поить меня своими коктейлями, – сказала Лана. – Ты нас всех подкосила. Надеюсь, тебе так же плохо, как и остальным?

Китти даже не улыбнулась в ответ.

– А где Жозеф? – спросила Шелл, глядя на оставшийся на подносе бублик.

– Я его не видела, – ответила Лана.

– Пойду разбужу его.

Шелл взяла бублик и пошла вниз, а Лана вслед за ней – выпить что-нибудь от головной боли. В каюте она вытащила таблетку из пластинки и запила ее глотком теплой бутилированной воды. Затем, доев бублик, прилегла на нижнюю койку и вздохнула – скорее бы подействовало обезболивающее.

Лана задремала всего на минутку, когда в дверь вдруг постучали. В каюту заглянула Шелл.

– Не видела Жозефа? Его нигде нет.

– Нет.

– Я уже смотрела и в душевых, и на камбузе, и в салоне.

Лана поднялась.

– Он не прошел мимо тебя на палубу?

– Только что туда заглядывала.

– Не забывай, что он мастер где-нибудь затаиться.

– Верно, – без улыбки ответила Шелл.

– Давай поищем вместе. – Лана поднялась.

Девушки прошли по камбузу, держась за поручни, чтобы не упасть. Пустые бутылки после вчерашнего вечера засунули в ящик между кладовой и переборкой; при более сильном покачивании яхты стекло дребезжало.

– Давай проверим каюты, – предложила Шелл.

Все члены команды были на палубе, так что каюты пустовали. Начали с каюты Аарона: сначала постучали, потом зашли внутрь. Все вещи были аккуратно сложены, кровать красиво заправлена. Не то что у Ланы и Китти – простыни смяты, вещи вываливаются из рюкзаков, на маленьком прямоугольном зеркале следы туши, пахнет лосьоном для загара, дезодорантом и мокрыми купальниками. Только две детали указывали на то, что Аарон здесь ночует: висящий над кроватью налобный фонарик и карта южного полушария, приколотая на противоположной стороне к переборке.

Шелл и Лана зашли в соседнюю каюту, к Денни, и обнаружили там примерно то же самое. Конечно, кровать была заправлена не очень аккуратно и на ней валялись футболка и шорты, однако в остальном в каюте был порядок. На полке над кроватью книги придерживала тонкая полоска дерева – чтобы не падали при качке. Лане хотелось задержаться, провести пальцами по корешку каждой книги, узнать, что он читает, но Шелл уже пошла к другой каюте.

– Внизу все, – сказала Шелл, когда они проверили и перепроверили все каюты.

– Значит, он должен быть на палубе.

Девушки выбрались наверх через люк, ожидая увидеть Жозефа на носу яхты – может, он проскользнул мимо, пока они обыскивали каюты. Лана осмотрелась: на носу пусто, Жозефа нигде не видно.

Все остальные сидели в кубрике.

– Кто-нибудь видел Жозефа сегодня утром? – спросила Шелл.

Ребята покачали головой. В тот момент внутри Ланы и зародилась паника.

– Когда его видели последний раз? – спросила она.

– Ночью, около полуночи, – ответила Китти. – Сидел на носу яхты.

– Как раз тогда и я его видела, – подтвердила Шелл.

– Он еще спал, когда ты проснулся? – обратилась Лана к Генриху – они с Жозефом спали в одной каюте.

– Не знаю. Я не помню.

– То есть утром его никто не видел? – спросил Аарон.

Все покачали головой.

– Мы с Ланой только что проверили все каюты и ванные, – сказала Шелл. – Внизу никого.

– Здесь его тоже нет, – добавил Аарон, оглядывая пустую палубу. Он даже взглянул наверх на мачты – нет ли Жозефа на первой планке.

– Что все это значит? – изумилась Лана.

Все промолчали.

Шелл переплела пальцы.

– Что за бред. Не мог ведь он просто исчезнуть.

Команду охватила тревога. Они прочесывали яхту, выкрикивая имя Жозефа и заглядывая в потайные углы.

Китти вяло бродила по коридорам, лицо у нее было бледное. Генрих метался по каютам, похлопывал по койкам и спальным мешкам, заглядывал в ящики и кладовые, твердя себе под нос: «Он должен быть где-то здесь». Шелл не отходила от Аарона и расспрашивала его о местах на яхте, где можно укрыться, то и дело выкрикивала имя Жозефа, но с каждым разом голос ее звучал все неувереннее.

В конце концов Лана вернулась на палубу. Денни стоял за штурвалом.

– Есть новости?

Лана покачала головой.

Хотя палуба и казалась пустой, наверняка тут есть места, где можно спрятаться или застрять. Лана проверила гамак, потом лодку, подвешенную на шлюпбалке на корме, – вдруг Жозеф проник туда… Но его нигде не было. Держась за страховочный трос, она прошла по периметру яхты, выглядывая за борт. Рассказывали, что некоторых свалившихся спасали ремни безопасности, и люди висели на них у корпуса яхты. Лана обошла все судно, но было ясно, что за бортом Жозефа нет. Да и с чего бы? Вчера ночью никто не надевал даже спасательные жилеты, не говоря уже о ремнях безопасности.

Аарон вышел на палубу.

– Ничего, – сообщил он.

За ним появился Генрих.

– Внизу его нет.

Генрих прошел мимо Ланы и стал точно так же осматривать палубу, заглянув даже в кладовую, где хранились запасные кранцы и тросы.

Наконец все члены команды собрались в кубрике. Шелл стояла позади Ланы и крутила браслеты на руке.

Аарон побледнел, на лбу выступил пот.

– Как ни печально… раз мы не обнаружили Жозефа на яхте, существует вероятность, что он за бортом.

Лана закрыла глаза, нервно сглотнула. Вдруг Жозеф посреди ночи решил пописать через край яхты и поскользнулся? Вдруг он был так пьян, что вывалился за борт? Могло ли такое случиться с Жозефом? Может, он пришел на палубу, чтобы сделать записи в своей книжке, а в итоге задремал, сидя на носу судна, и его смыло волной? Один посреди океана, он смотрел, как удаляется яхта…

– Когда кто дежурил? – спросила Шелл.

– Я с десяти до полуночи, – ответила Лана. – После меня заступил Аарон.

– Я была после Аарона, – сказала Китти. – С двух до четырех утра, затем пришел Генрих, затем Денни.

Ребята кивнули, подтверждая ее слова.

– Кто видел его последним? – спросил Аарон.

– Около часа ночи он сидел на носу, – сказала Лана. – В это время я пошла спать.

– Когда я передавал вахту Китти, на носу Жозефа не было. После этого его кто-нибудь видел?

Все молчали.

– Значит, если последней его видела Лана, Жозеф оказался за бортом в период между часом ночи и настоящим моментом.

– Я на борту с самого рассвета – его тут не было, – поправила Шелл.

– Хорошо, тогда Жозеф пропал примерно между часом ночи и рассветом, то есть до шести утра, – сказал Аарон.

Лана попыталась посчитать, сколько они за это время проплыли. Вечером ветер был слабоват, но за ночь усилился. За пять часов они могли пройти от тридцати до пятидесяти морских миль.

– Пора начинать поиски, – предложил Генрих. – Надо развернуть яхту.

Аарон промолчал. Капитан отвечал за руководство командой и серьезные решения, однако сейчас он словно оцепенел.

– Вот именно, черт возьми! – воскликнул Денни. – Давайте искать!

– Отправить сигнал тревоги «человек за бортом»? – спросила Шелл.

– Нет, – ответил Аарон. – Пока не надо.

Глава 19. Тогда

Лана опустила бинокль и потерла глаза, затем поморгала, чтобы лучше видеть, но глаза болели от ощущения сухости, а от того, что она щурилась, между бровей зарождалась тупая боль.

Жозефа искали уже пять часов. Аарон объяснил, что согласно обычному протоколу они должны были бы вести поиск по принципу расширяющегося квадрата, начиная от точки, где человек оказался за бортом, и постепенно продвигаясь дальше. Однако точное место и время исчезновения Жозефа было неизвестно, поэтому лучший вариант – определить период, в который Жозеф пропал, свериться с журналом дежурств и пройти обратно по проделанному за это время пути.

Из-за поврежденного плеча Аарон не мог управлять яхтой, так что он ходил туда-сюда по палубе – босой, в темной рубашке поло, которую усиливающимся ветром прижимало к телу. Лана заметила, что его лоб вспотел.

Она провела рукой за воротом – спасательный жилет натирал кожу. Денни раздал жилеты несколько часов назад, и все члены команды безоговорочно их надели. Глупо было ходить без жилета все плавание, но при спокойном море Лана об этом даже не задумывалась. Надень Жозеф жилет, у него было бы больше шансов. Лана всматривалась в море, которое хмурилось глубокой синевой. Она никак не могла поверить в происходящее, настолько жуткой и нереальной была ситуация. Казалось, вот сейчас Жозеф выскочит из какой-нибудь каюты и крикнет: «Сюрприз!»

Как такое могло произойти? Этот вопрос пока не обсуждался, ведь тогда всеобщее внимание сместилось бы от поисков к причине несчастного случая. Последней Жозефа видела Лана. Вспомнив свою реакцию на его поцелуй, она покраснела от стыда. Неужели последнее, что Жозеф вспомнил в жизни перед тем, как скрылся под водой, – ее отказ?

Лана снова поднесла бинокль к глазам, фокусируя зрение на передней части яхты. Генрих осматривал море с левого борта, Шелл – с правого, чтобы все трое могли обыскать как можно большую площадь. Впрочем, в открытом море, безлюдном и бескрайнем, взгляду не за что было зацепиться. Аарон считал, что температура воды держится около 27–29 градусов, значит, в ближайшее время переохлаждение Жозефу не угрожало, но он вполне мог обессилеть. Если Жозеф упал за борт в период с часу ночи до шести утра, то он провел в воде уже почти пятнадцать часов. Смог бы он продержаться так долго или у него уже началась гипотермия?

Лане вспомнились огни другого судна, которые она видела прошлой ночью. Остается только молиться, что кто-то нашел и вытащил Жозефа.

С дальнего края яхты послышался изумленный крик Шелл.

Лана даже не обернулась. Когда долго разглядываешь одно и то же, то быстро устаешь. Воображение обманывает, и в обычных волнах вдруг видишь очертания протянутых рук или головы – или даже плывущего по поверхности тела.

– Показалось, – через пару секунд выдохнула Шелл.

Лана смотрела в бинокль, а чувство безысходности в груди продолжало расти.

Кто-то коснулся ее спины, и Лана подпрыгнула от неожиданности.

– Не пугайся, это я. – Китти была не накрашена, длинные темные волосы были распущены и лезли в лицо. – Отдохни немного, выпей что-нибудь.

Лана пыталась удержать равновесие на покачивающейся на волнах яхте, и теперь колени затекли.

– Нельзя бросать поиски.

– Я подменю, – предложила Китти, перекрикивая ветер. Она аккуратно забрала бинокль у Ланы, повесила его себе на шею и добавила: – В холодильнике есть сэндвичи, Шелл сделала.

Лана не чувствовала голода, но понимала – чтобы быть полезной в поисках, надо подкрепиться. Внимательно посмотрев на Китти, она заметила, что под глазами у подруги залегли темные круги. В уголках рта потрескалась кожа, веки припухли.

Китти вдруг побелела, закрыла глаза и стала делать долгие, глубокие вдохи. Лана коснулась руки Китти, опасаясь, что та сейчас упадет в обморок.

– Кит, ты чего?

Примерно через полминуты Китти открыла глаза.

– Морская болезнь. Чувствую себя не очень хорошо.

– Уверена? Может, после вчерашнего?..

– Я знаю, что такое похмелье, – резко вскинула голову Китти. – Это не оно.

Лана убрала руку с ее плеча.

– Извини… – через пару секунд добавила Китти. – Просто… все так… Не надо было мне… – Она замолчала на полуслове.

– В чем дело?

– Ни в чем, – ответила Китти, будто потеряла мысль.

– Ты приняла что-нибудь от укачивания? – спросила Лана. – В аптечке есть лекарства, принести тебе?

– Уже выпила. – Глубоко вдохнув, Китти потерла затылок.

В тот самый момент, когда она убрала руки со страховочного троса, в яхту ударила волна, и судно накренилось, на палубу полетели брызги. Подруги потеряли равновесие, Лана схватила Китти за руку и притянула к себе. Теперь они, напуганные, стояли лицом друг к другу.

– Я ее не заметила, – пробормотала Китти, побелевшая от страха. – Мы же могли…

Лана кивнула – в горле стоял ком. Под яхтой вздымались волны, и Китти вцепилась пальцами в ладонь Ланы.

Тогда они и осознали всю реальность происходящего.

– Это могло произойти очень быстро, – сказала Лана. Резкая встряска, ослабленное внимание – так и оказываются за бортом. Как Жозеф.

Китти кивнула. В ее глазах блестели слезы.

Лана сошла вниз, налила себе стакан воды и, держась за раковину, выпила. Опресненная вода казалась безвкусной, но она все равно налила еще и залпом выпила второй стакан. В переходе важно было регулярно пить воду, хотя иногда за целый день лишь тупая головная боль напоминала об этой необходимости.

Лана подошла к холодильнику, достала себе сэндвич и села за стол в салоне. Приятно наконец присесть и спрятаться от ветра.

После нескольких часов, проведенных за монотонным осмотром поверхности воды, фольга, в которую Шелл завернула сэндвичи, поразила ее своей гибкостью и блеском. Лане вдруг представилось, как она идет по рядам супермаркета под яркими лампами и касается гладких флаконов с отбеливателем и средствами для мытья посуды, берет рулон бумажных полотенец и наконец подходит к полке с длинными трубками фольги. Неужели она скучает по супермаркетам?

Не спеша жуя сэндвич, Лана отметила, что хлеб черствый, а сыр безвкусный. Она чувствовала вину за то, что сидит здесь и отдыхает, когда Жозеф где-то там, в море. Но, честно говоря, поиски казались безнадежными: им предстояло прочесать огромную площадь, а как далеко могло отнести человека течением, ветром и волнами?..

В салон спустился Денни; его волосы, растрепанные ветром, торчали в разные стороны. Он плюхнулся рядом у края стола.

Лана, не задумываясь, коснулась его щеки, почувствовала щетину. На мгновение он закрыл глаза и прижал голову к ее руке. Глаза будто запали – такие под ними залегли темные круги, верхняя губа потрескалась на солнце. От искрящейся энергии Денни не осталось и следа, взгляд его был полон боли. Как же Лане хотелось все изменить: чтобы Жозеф по-прежнему оставался на борту, чтобы они с Денни могли проскользнуть в его каюту и лежать под прохладными простынями в объятиях друг друга!..

Заманчиво представить параллельный мир, в котором можно бесконечно проживать один и тот же момент, выбирая разные варианты развития событий, с разным исходом, – там Лана снова сидела бы рядом с Жозефом на носу яхты, и когда он наклонился поцеловать ее, она бы улыбнулась, осторожно положила руку ему на грудь и сказала бы: «Я польщена, но у меня есть Денни». Она поддержала бы Жозефа и осталась бы посидеть с ним.

А на самом деле Жозеф пропал, и Лана была последней, кто его видел.

– Денни, мне надо кое-что тебе сказать, – выпалила она. – Вчера ночью… мы с Жозефом сидели на носу яхты и курили.

Денни поднял голову и посмотрел на нее.

– Мы просто болтали, ну, знаешь, обо всем. Все вчера были пьяные, и Жозеф в том числе, и он попытался поцеловать меня.

Почему ей так нужно было признаться Денни? Может, не хотела ничего от него скрывать, а может, жаждала услышать от кого-то, что ни в чем не виновата.

Денни долго не отводил от Ланы глаз. Потом опустил взгляд на сжатые на столе руки.

– Я знаю.

Вот как? Лана думала, что в тот момент Денни уже спал. Возможно, кто-то еще увидел их вместе и сказал ему. Она собиралась расспросить его, но в этот момент на камбуз протопал Генрих – налил себе большой стакан воды, залпом выпил и теперь пытался отдышаться.

Денни выпрямился, сделал глубокий вдох. Встал, подошел к навигационной станции и достал карту.

– Погода только ухудшается, – обратился Генрих к ним обоим.

– Может, все-таки послать сигнал «человек за бортом»? – предложила Лана.

– Не знаю, есть ли сейчас в этом смысл, – ответил Денни. – Даже если мы отправим сигнал, кто на него откликнется? Мы посреди океана. Ни один вертолет не доберется в такую даль, а до суши нам отсюда три дня пути, что на запад, что на восток.

Генрих кивнул, соглашаясь.

Они ничего не могли сделать. Никто не пришел бы на помощь.

Глядя в иллюминатор на безбрежный горизонт, Лана грызла ноготь большого пальца. Лучше бы они остались на Филиппинах. Ведь было у нее нехорошее предчувствие перед отплытием…

С каждым днем, проведенным в порту, нетерпение Аарона росло; по вечерам он сидел один со стаканом рома и изучал карты и прогноз, составлял длинные списки дел. Вспоминая о его беспокойстве, Лана подумала о том разговоре между Аароном и Денни, что она подслушала возле интернет-кафе. В голосе Аарона звучали странные ноты, когда он сказал: «К пятнадцатому уже надо быть в море».

Что такого важного в этой дате? И какой сейчас день? Лана потеряла счет времени с тех пор, как они вышли в плавание.

– Какое сегодня число? – спросила Лана у Генриха и Денни.

– Шестнадцатое, четверг, – ответил Генрих, взглянув на часы.

В груди родилось нехорошее ощущение. Жозеф пропал прошлой ночью – пятнадцатого.

Генрих вернулся на палубу, и на какое-то время Лана и Денни остались одни. Они не разговаривали, просто сидели в тишине – каждый был занят своими мыслями.

Сверху послышался громкий скрип. Лана не сразу вспомнила, где находится и почему пол под ногами не ровный. Ее подбросило на сиденье. Лана выглянула в иллюминатор – горизонт как будто накренился. Теперь ясно, яхта развернулась против ветра, и парус ненадолго ослаб и начал хлопать на ветру. Потом ветер снова наполнил парус на другом галсе, и яхту качнуло.

– Какого черта? – Денни поднялся из салона на палубу, Лана пошла за ним.

Шелл стояла у штурвала, рядом с ней был Аарон, а Генрих закреплял парус.

– Что вы делаете? – требовательным тоном спросил Денни, глядя на Аарона.

– Разворачиваемся, – ответил Аарон.

– Мы же еще не нашли его.

Аарон подошел к Денни и что-то прошептал. Денни заметно напрягся, сжал кулаки.

Никто не расслышал слов Аарона, но, похоже, они успокоили Денни, и его руки расслабились. Кивнув, он скрылся под палубой. Лана все еще была ошеломлена.

– Не понимаю. Мы ведь не все прочесали.

– Посмотри вперед, Лана.

На горизонте угрожающе чернели тучи.

– Идет фронт низкого давления. Надеюсь, он лишь немного заденет нас, но если мы здесь задержимся, то попадем в эпицентр. Это слишком опасно. Да и запасы наши ограниченны. Я не могу рисковать жизнью членов команды.

– А как же Жозеф? – спросила Лана. Аарон промолчал. – Нет, – покачала она головой. – Нет, мы не можем так поступить. Не можем бросить его вот так. – Лана обернулась, пытаясь найти поддержку у Шелл и Генриха, но оба отвели взгляд. – Нельзя просто взять и опустить руки!

– Как ни жаль, Лана, – спокойно ответил Аарон, – шансы найти Жозефа и так были ничтожно малы. Ты только посмотри, – показал он рукой на бескрайний простор океана.

В горле встал ком.

– Значит, он погиб – ты это хочешь сказать? Жозеф погиб?

Ответом была только зловеще скрипящая мачта.

Глава 20. Теперь

Лана стоит напротив сестры Жозефа. В висках пульсирует боль, по спине стекает пот. Только сегодня утром «Лазурная» вновь ворвалась в жизнь Ланы, и всего за несколько часов шрамы в душе натянулись и разошлись.

Скоро Эме Мелина скажут, что ее брата не было на яхте, когда судно направлялось в Новую Зеландию, и она захочет узнать почему.

Проблема в том, что Лана и сама до конца не знает всей правды. Однако одному члену команды она известна.

Лана до сих пор прекрасно помнит лицо Жозефа: острый нос, темные глаза, взъерошенные волосы. Воспоминание бьется внутри вторым пульсом. Удастся ли когда-нибудь забыть о случившемся?

«А если все погибли?» – приходит Лане в голову мрачная мысль. Тогда она потеряет людей, которые когда-то были ей дороги, – и останется единственной, кто был на яхте в ночь исчезновения Жозефа.

Что тогда Лана скажет его сестре?

– С кем мне поговорить? Кто руководит поисками? – спрашивает Эме Мелина.

Нервно сглотнув, Лана отвечает:

– Пол Картер. Пункт управления вон там, вперед по коридору и направо.

– Спасибо.

Эме направляется к коридору, ее походка безупречна.

Лана уже знает: когда Эме зайдет в пункт управления и спросит про Жозефа, все будет кончено. Она запустит процесс, который нельзя будет остановить.

Надо уйти подальше от сестры Жозефа, проветриться. Лана спешит к выходу из здания, выходит сквозь двойные двери. На улице прохладный ветер остужает ее покрасневшие щеки.

На парковке стоит машина Ланы. Можно прямо сейчас забраться внутрь и уехать из Морского спасательного центра. Покинув «Лазурную», Лана думала, что все тяжелые воспоминания, все проблемы уплыли вместе с яхтой. Увы, эти мысли никуда не исчезли, они по-прежнему живут внутри нее – и сейчас от них тоже не убежать. Выбора нет: надо посмотреть правде в глаза.

Лана садится на холодную деревянную скамейку неподалеку от воды. Дыхание никак не успокоится. Можно представить, какой разговор сейчас ведет Эме Мелина с Полом Картером:

– Мой брат был на борту «Лазурной». Жозеф Мелина, – скажет Эме.

– Простите, вы уверены? Сведений о его пребывании на борту нет, – ответит Пол.

– Уверена. Он писал мне с яхты, сказал, что плывет в Новую Зеландию.

– Я посмотрю еще раз. – Картер заглянет в список членов команды, хотя уже знает его наизусть. Вернувшись к Эме, он разведет руками и скажет: – Мне правда очень жаль, но его нет в списке. Наверное, ваш брат сошел раньше в другом порту.

Скоро Лане придется рассказать все, что ей известно о Жозефе. Другого выхода нет. Долгие месяцы она не позволяла себе даже думать о той ночи – и о последовавших за ней ужасных днях; теперь Лана мысленно возвращается к тому периоду.

Тогда у края тиковой палубы она заметила темно-красное пятно – кровь впиталась в волокна дерева, сохранившись в его памяти.

Глава 21. Тогда

Бинокль мертвым грузом повис на шее Ланы. Члены команды по очереди ушли под палубу, чтобы отдохнуть. Первой ушла Китти: морская болезнь окончательно ее замучила. Аарон настоял, чтобы Китти легла и поставила у койки ведро и большую бутылку воды.

Лана осталась у штурвала. Погодные условия ухудшались, волны качали яхту в разные стороны. Внутреннюю часть стопы свело судорогой; Лана резко выдохнула, схватилась за ногу и начала растирать сжавшиеся в комок мышцы. Через минуту напряжение спало, удалось согнуть пальцы ног.

Выпрямляясь, краем глаза она заметила на палубе пятно размером с кулак. Кровь.

Откуда здесь кровь? Они давно не рыбачили, да и в любом случае Аарон всегда следил за чистотой на яхте и не разрешал разделывать рыбу на палубе.

Лана представила на этом месте Жозефа: голова склонилась на одну сторону, глаза открыты, но взгляд невидящий, а изо рта стекает кровь.

Испугавшись собственных мыслей, она сжала пальцами переносицу, пытаясь избавиться от этого образа.

– Эй, в чем дело?

На палубу поднялись Шелл и Аарон – они с удивлением смотрели на сидевшую на корточках Лану.

– Тут кровь. Вот, прямо на палубе.

Шелл и Аарон нагнулись.

– Странно. Откуда она здесь? – спросила Шелл. Взглянув на Лану, она, должно быть, поняла ее беспокойство и добавила: – Думаешь, это как-то связано с…

– Как обычно! – воскликнул Аарон. – Вечно ругаю всех за грязь на палубе, а сам накапал кровью.

– Это твоя?

– Да, из плеча, – ответил он Шелл.

– Я думала, ты поранился в душе, – сказала Лана.

Шелл внимательно посмотрела на Лану – она явно не ожидала услышать в ее голосе возражение.

– Да, в душе, а потом вышел сюда подышать свежим воздухом и проветрить голову. Понял, что сильно поранился, только когда Китти сказала, что футболка пропиталась кровью. Кстати, – Аарон повернулся к Шелл и осторожно задрал рукав, – посмотри. Как думаешь, ничего страшного? Быстро заживет? Я закрепил порез несколькими полосками пластыря, но ты ведь знаешь, как долго затягиваются раны в море.

Порез был небольшой, сантиметра три-четыре, однако довольно глубокий. Кожа вокруг опухла и сильно покраснела, и края раны действительно были стянуты пластырем, как Аарон и сказал. Крови наверняка было немало – могло накапать целое пятно.

Непонятно другое – как можно так пораниться, споткнувшись в душе?

Утром зарядил дождь. Видимость ухудшилась, море бушевало. К обеду палуба покрылась тонким слоем воды; влажность проникла и в помещения – капало с ног, с мокрой одежды и волос, а еще из люков.

Пошатываясь, Лана пошла по коридору к камбузу, чтобы сделать себе кофе. В бурном море чувствуешь себя пьяным – походка нетвердая, постоянно теряешь равновесие, и кажется, будто пол уходит из-под ног.

Многие члены команды жаловались на тошноту, если слишком долго оставались под палубой, где все раскачивалось и кренилось, и нельзя было угадать, когда в яхту ударит очередная волна.

На камбузе о чем-то горячо спорили Шелл и Генрих. До Ланы донеслись слова Генриха:

– Мы оба там были.

Шелл издала короткий безрадостный смешок.

– В любом случае теперь уже ничего не изменишь, – сказал Генрих.

– А то я не знаю, – прошипела Шелл в ответ.

Заметив Лану, они тут же замолчали и расступились. Генрих сел за стол в салоне и вытащил с полки книгу, Шелл, повернувшись к Лане спиной, тоже нашла себе какое-то занятие.

Лана молча сделала кофе, а через пару минут в салон влетел Аарон с листком бумаги в руках.

– Новое расписание дежурств, – объявил он, прикрепляя листок к доске. – Из-за погоды и болезни Китти пришлось все перестроить. Мы сильно устаем, а погодные условия в ближайшие сорок восемь часов будут суровыми, так что ночью дежурим по двое – лучше не рисковать. Три часа дежурства, три часа отдыха. Обязательно пристегивайтесь ремнями безопасности. Днем сможете выспаться – как обычно, дежурим по одному и сменяемся каждые два часа.

– Как считаешь, каковы будут последствия фронта низкого давления? – спросила Шелл.

– Трудно сказать. Все зависит от того, как быстро он движется и в каком направлении. Надеюсь, он скоро рассосется и, если повезет, нас лишь немного заденет.

«Это сейчас нас лишь немного задевает?» – удивилась Лана, чувствуя, как под яхтой вздымаются волны.

Она вернулась в каюту – хотела отдохнуть перед следующим дежурством. Китти спала. Лана залезла на верхнюю койку и выглянула в иллюминатор: в стекло бил дождь, по морю гулял шквалистый ветер.

В голове крутилась одна и та же мысль: что произошло с Жозефом? Из-за вчерашних поисков и ухудшающейся погоды времени или сил поговорить о нем ни у кого не осталось.

Лана все пыталась представить, что могло случиться. А остальные, их так же мучают эти вопросы? Может, Жозеф был пьян и поскользнулся? Может, свалился за борт, когда писал с палубы? Звал ли он на помощь? Почему никто не услышал? Так странно: вот только что он здесь, часть команды, – и вдруг исчез.

Нет, не исчез. Погиб.

Хотя никто не говорил об этом вслух, они столкнулись со смертью.

Лана проигрывала в голове последний разговор с Жозефом, вспоминала, как обиженный взгляд исказил его лицо, когда Лана его отвергла. Какая-то мысль продолжала ее беспокоить. Лана тогда сказала Жозефу: «Тебе когда-нибудь хотелось нырнуть туда… и просто уплыть подальше от яхты? В бесконечность, подальше от всего?» Она была пьяна и во власти смутных эмоций, но Жозеф ответил: «Да, иногда очень хочется».

Все члены команды считали смерть Жозефа несчастным случаем, однако что, если это не так? Что, если Жозеф, пьяный и накурившийся, сам решил выпрыгнуть за борт? Жизнь складывалась не лучшим образом: родители погибли, Аарон выгнал с «Лазурной», все ребята злились на него за незаконное проникновение на яхту, а Лана, самый близкий ему на судне человек, его отвергла.

Вдруг он покончил жизнь самоубийством?

У Ланы перехватило дыхание, будто в каюте не осталось воздуха. Надо выбраться из этой тесноты. На затылке выступил пот, волосы стали влажными. Тяжело дыша, она слезла с койки, открыла дверь в коридор… Там было так же душно. Идти в салон, где собрались все остальные, или на палубу, где хлещет дождь, не хотелось. Отсюда никуда нахрен не денешься!

Не совсем понимая, что она делает, Лана вышла в коридор и направилась к каюте Генриха, которую он делил с Жозефом. В пустой комнате было немного прохладнее, пахло одновременно потом и дезодорантом.

Спальный мешок Жозефа все еще лежал на верхней койке, сверху валялся холщовый рюкзак. Лана поднялась и схватила рюкзак – жесткий, покрывшийся солью. Расстегивая его и засовывая внутрь руку, она чувствовала себя преступницей.

Как ни странно, вещей в рюкзаке было очень мало. Когда во время прощания на Филиппинах Жозеф забросил рюкзак на плечи, Лане показалось, что тот едва не трещит по швам, а сейчас она обнаружила там лишь две синие рубашки, черные шорты и три пары трусов. Да еще походный несессер: бритва, пена для бритья, кусок мыла, средство от насекомых, зубная паста и щетка.

На дне рюкзака Лана нашла книгу: «Вьетнамский шпион». На обтрепавшейся обложке был изображен мускулистый мужчина, сидящий на корточках среди джунглей с винтовкой на плече. Похоже на какой-то мальчишеский роман – наверняка в нем полно сражений, взрывов и жутких сцен войны. Лана думала, что Жозеф читает что-то более серьезное, и вид этой тонкой потрепанной книжки напомнил ей, как он был молод. Как много лет у Жозефа было впереди.

Солнечные очки, три ручки, паспорт… Лана открыла документ. Полное имя: Жозеф Пьер Мелина. Странно, что до сих пор Лана этого не знала.

В боковом кармане лежал кожаный бумажник, внутри – пятьсот долларов. А ведь Аарон утверждал, что Жозеф покинул яхту, потому что у него кончились деньги. Вот оно, доказательство лжи. Сумма пусть и небольшая, но этого хватило бы как минимум еще на три недели на «Лазурной». А если дело не в деньгах, то почему Аарон так настаивал на уходе Жозефа?

В рюкзаке остались только четыре одинаковые записные книжки в черной обложке, перевязанные резинкой. Почему-то Лана удивилась их количеству, хотя логично предположить: если Жозеф любил сочинять стихи, за время путешествия он должен был исписать не один блокнот – сосредоточенно согнувшись над страницами в свете налобного фонарика…

Лана взяла записные книжки в руку. Вряд ли у нее есть право копаться в личных вещах Жозефа. Но вдруг в книжках есть ответы, которые помогут понять, что произошло?

Она вытащила первую книжку…

Лана внимательно всматривалась в наклонный почерк Жозефа, пытаясь разобрать французские слова, и не сразу поняла, что по всей странице повторяется лишь одно слово.

Désolé.

«Сожалею».

Лана перевернула страницу – то же самое. Перелистнула дальше… Вся записная книжка была усыпана тысячами извинений. Лана достала следующий блокнот и открыла наугад.

Désolé. Désolé. Désolé.

Боже, четыре записные книжки Жозефа были усеяны словами сожаления. О чем же ты жалел, Жозеф?

– Лана?

Она резко повернулась: в дверях каюты стоял Генрих. Он сердито посмотрел на нее, затем удивленно взглянул на вещи Жозефа.

– Что ты тут делаешь?

Лана покраснела.

– Просто заглянула в вещи Жозефа.

– Зачем?

– Я… я не знаю… До сих пор в голове не укладывается. – Генрих молчал, не сводя с Ланы взгляда. – Не могу поверить, что его больше нет, что все это реально. Так грустно.

– Да, грустно, – неискренне протянул Генрих.

Лана быстро сложила вещи Жозефа обратно в рюкзак.

– Прости, что вошла сюда без разрешения.

Генрих глянул на свой рюкзак, закрепленный под койкой.

– Нашла что-нибудь интересное?

Можно было бы рассказать ему о записных книжках, старательно исписанных извинениями, но Лана подумала, что это слишком личное, а Генрих так и не поладил с Жозефом.

– Не особо.

Оба напряженно думали, что сказать друг другу; молчание затянулось.

– Как там Шелл? – наконец спросила Лана.

– Нормально, – выпрямился Генрих. – А что?

– Я ее почти не вижу. Она в последние дни сама не своя.

Генрих пожал плечами.

– Всем сейчас нелегко… из-за Жозефа.

– Да, – согласилась Лана.

Генрих отошел от двери, выпуская Лану из каюты.

Весь день Лана держалась в стороне от остальных. Читать или рисовать при такой качке было невозможно, так что она просто наблюдала в иллюминатор за бушующим океаном.

Около восьми вечера Лана надела штормовку и поднялась на палубу – настала их с Шелл очередь дежурить. Смеркалось, а дождь все не заканчивался; его крупные капли били по лицу, попадали в глаза.

Они сменяли Денни: он сообщил им текущие параметры курса и ветра и велел пристегнуться ремнями. Дождался, пока Лана зацепит ремень за штурвал, затем кивнул и молча скрылся под палубой, – волосы у него успели намокнуть и прилипли к лицу.

Шелл взялась за штурвал, Лана стояла рядом, широко расставив ноги. Парус натянулся силой ветра, по корпусу яхты хлестали волны, белая вспененная вода заливала палубу. Они будто оседлали брыкающегося зверя, который поигрывает мускулами и обдает их соленым дыханием. Кожа под штормовкой, липкая от пота и соли, горела. Хотелось снять с себя одежду и спасательный жилет и смыть все это под дождем.

Раньше тихими ночами Жозеф устраивался на краю яхты с записной книжкой и болтал ногами в воде… Как это было давно! Сегодня там никого не увидишь.

Désolé. Каждую ночь он писал одно и то же, снова и снова. Неужели Жозеф и правда хотел со всем покончить? Лана представила, как в темноте он стоит на краю «Лазурной», вглядывается в темные воды – и падает. Если это было самоубийство, то море, пожалуй, действительно лучший вариант: не надо прыгать с высоты, завязывать петлю или покупать пистолет. Только море и аккуратный шаг вперед – и вот ты плывешь, глядя на удаляющиеся огни яхты, где никто не знает о случившемся. Решение принято, тебя не найдут. Лежишь на спине, смотришь на звезды и ждешь.

Но вдруг все было не так? Вдруг это не самоубийство? Что, если Жозеф просто поскользнулся и упал за борт, а потом отчаянно звал на помощь и плыл за яхтой, однако из-за ветра и волн пьяные члены команды его не услышали?

По воде прошелся резкий порыв ветра, и Шелл крепче схватила штурвал. Лана, держась за приборную панель, напрягла ноги. Ванты мачт издали мучительный стон. К яхте подобралась волна, подняла судно, и «Лазурная» скользнула по ее склону, задевая носом еще одну волну впереди. Палубу залило водой.

– Ты как? – крикнула Шелл.

– Нормально! – ответила Лана. Сердце бешено стучало. Хорошо, что они на дежурстве вдвоем. Не хотелось бы в такую ночь оставаться на палубе одной.

После дежурства Лана сошла вниз, радуясь возможности побыть вдали от дождя и ветра. В салоне было влажно и жарко. Бананы пропали, кожура покрылась коричневыми пятнами, и камбуз наполнился их тошнотворно-приторным запахом. Надо бы выбросить их за борт, но тащиться обратно на палубу, придерживая одной рукой бананы, а другой держась за переборку, ступеньки, люк, тросы, за что угодно, лишь бы не упасть, – нет, на это не было сил.

Лана расстегнула спасательный жилет, сбросила штормовку и повесила на дверь в ванную рядом с остальными.

На полу собралась лужица, блестевшая в свете лампы. Лана хотела вытереть ее, чтобы никто не поскользнулся, однако передумала. Схватившись за столешницу, выпила стакан воды и съела пригоршню орехов. Затем пошла в ванную и почистила зубы. Лана посмотрела на свое отражение в зеркале и не удивилась, увидев темные круги под глазами и прилипшие к лицу волосы. Она сплюнула пасту в раковину, вытерла рот рукой и, едва передвигая ноги, пошла в свою каюту.

Внутри стоял кисловатый, влажный запах рвоты и грязного тела. Вот бы открыть дверь и проветрить… но она лишь будет хлопать туда-сюда из-за качки.

Китти спала, подняв тканевый бортик койки – полотно, которое крепится под матрасом и цепляется наверху за крючки, чтобы спящий не свалился на пол, когда яхту качает на волнах.

Лана прикрепила бортик и на свою койку, забралась наверх и легла поверх спального мешка. Лоснящийся материал прилипал к ногам. Пришел ужасный страх закрытого пространства: в густой темноте каюты потолок был всего в нескольких сантиметрах от лица, а бортик загораживал выход. Лана нащупала крючок и убедилась, что полотно легко снять.

Она положила руки на живот и медленно выдохнула, чувствуя, как воздух уходит из тела. Два часа сорок пять минут на сон, а потом очередное дежурство. В голове все кружилось вместе с покачиваниями яхты.

Мысли о смерти Жозефа не отпускали. Надо понять, что с ним произошло, узнать ответы на бесконечные вопросы. Жозеф спланировал самоубийство или это вышло случайно? Вдруг они слишком рано бросили поиски? Почему Аарон уверял, будто у Жозефа нет денег, чтобы оставаться на «Лазурной»? И зачем ему нужно было отправиться в плавание к пятнадцатому марта?

Лана перевернулась на бок, к иллюминатору. Ливень пеленой закрыл и луну, и звезды. Они плыли будто вслепую, пробираясь сквозь бесконечную и безбрежную гладь. Хотелось нажать на паузу. Сойти с яхты. Вспомнить, что такое спокойствие, что такое неподвижность.

– Кит, – прошептала в темноте Лана. Сейчас бы перегнуться через край койки, взять Китти за руку, как они это делали в первые ночи на яхте, но бортики стали преградой. – Кит, ты спишь? Я все думаю о Жозефе…

Ей показалось, что Китти повернулась и сбросила простыню.

– Кит? – снова прошептала Лана.

В ответ донеслось лишь мерное дыхание Китти.

Глава 22. Тогда

Той ночью Лана почти не спала. Проснувшись, резко вскочила и ударилась головой о потолок.

– Черт. – Она потерла макушку; волосы на ощупь были спутанные и все в соли.

Снился кошмар. Детали Лана не помнила, но там точно было море и зловещая, затягивающая бездна.

– Лана? – послышался слабый шепот Китти. – Все хорошо?

– Кошмар приснился.

Лана посмотрела на часы – восемь утра. Когда закончилось ее второе дежурство – два часа назад? Три? Ее биологические часы совершенно сбились, все тело ломило от усталости. Свесившись с койки, Лана спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

Китти лежала на спине с закрытыми глазами, вытянув руки. Словно на столе у патологоанатома. Лицо было белое как мел.

– Все еще плохо?

Китти кивнула.

– Может, поешь что-нибудь?

– Вряд ли в меня полезет…

– Я принесу тебе хлопьев – сухих, без молока. Надо как-то поддерживать силы.

– Ладно.

На камбузе Шелл варила кофе на плитке. Рядом, спиной к Лане, стоял Аарон.

– …до Палау еще дня три-четыре, смотря как поведет себя фронт низкого давления.

– И что делать, когда мы доберемся? Я про Жозефа.

– Хочешь заявить о том, что на судне был нелегальный пассажир и он свалился за борт? Да мы будем в полной заднице. – Качая головой, Аарон достал из шкафчика стакан и налил себе сока.

– Доброе утро, – кивнула Лана.

Шелл обернулась и, посмотрев на Лану, догадалась предложить ей кофе.

– С удовольствием. – Сердцебиение так и не успокаивалось, хотя в голове все плыло.

– Я советовался с остальными – насчет того, что нам делать, когда доберемся до Палау, – и мне кажется, лучше будет умолчать, – сказал Аарон Шелл.

Шелл замерла, перестав помешивать кофе.

– Умолчать?

Лана внимательно посмотрела на Аарона.

– Генрих прав: когда мы отплыли из Филиппин, никто не знал, что Жозеф на борту, даже мы сами. По документам он все еще находится там. Родных у него нет – никто не станет волноваться, если он не выйдет на связь, так зачем нам сообщать о его пропаже?

– Это ненормально, – покачала головой Лана.

– Как думаешь, что нам скажут, если мы заявим о пропавшем члене команды, который, согласно документам, вообще не должен был находиться на борту? – Лана промолчала. – «Лазурную» арестуют на время расследования, а оно может затянуться на несколько месяцев. Всех нас будут допрашивать. Напишут в газетах. О, репортеры будут просто в восторге! Хотите, чтобы ваше имя трепали в прессе?.. Нам нечего сказать – никто ничего не видел, никто ничего не слышал.

– Ты это серьезно? – поразилась Лана.

– Я рассматриваю все варианты.

– Нам следует поговорить сообща, – дипломатично предложила Шелл.

– Согласен, – кивнул Аарон. – Я как раз хотел собрать всех и провести голосование.

– Мы голосованием решим, стоит ли сообщать о том, что один из членов нашей команды погиб? – Лана не могла поверить своим ушам.

– Слушай, я знаю, как это тяжело, – тон Аарона смягчился, – и мы все расстроены, однако тянуть больше нельзя. Пока подумаем, а завтра поговорим. В восемнадцать ноль-ноль.

Через полтора дня им предстоит решить, существовал ли вообще Жозеф.

Трясущимися руками Лана отнесла кружку кофе и миску с сухими хлопьями обратно в каюту. Она все никак не могла поверить, что Аарон действительно предлагает так поступить.

Лана толкнула дверь локтем. Китти сидела на своей койке, с другой стороны устроился Денни.

Оба сразу умолкли и обернулись. Воцарилось неловкое молчание.

Затем Китти вытянула руки.

– Денни наложил мне повязки от морской болезни.

И правда, на ее запястьях были спортивные повязки: к середине каждой прикреплена пробка от бутылки, которая давила на пульсирующие точки.

– Как мило с твоей стороны, – сказала Лана Денни.

– Вдруг поможет, – пожал он плечами.

Лана подала Китти миску с сухими хлопьями, закрыла дверь каюты и оперлась о нее. Запах кофе наполнил помещение.

Лана пересказала им разговор с Аароном на камбузе.

– Он хочет, чтобы мы устроили голосование по этому поводу – завтра в шесть.

– Мы в курсе, – кивнул Денни.

– Вы уже знаете? – Лана переводила взгляд то на Денни, то на Китти.

– Денни только что мне рассказал, – ответила Китти. Она взяла в рот горстку хлопьев и начала медленно жевать.

– Мне пора, – произнес Денни. – Через несколько минут мое дежурство.

Проходя мимо Ланы, он коснулся рукой ее талии. Она поймала взгляд Денни: он попытался улыбнуться, но взгляд его бледно-голубых глаз был тусклым.

– Ты представляешь, что хочет сделать Аарон? – возмутилась Лана, когда Денни ушел. – Это просто безумие!

Китти отставила миску с хлопьями и легла на свою койку.

– Нельзя же делать вид, что ничего не случилось. Нельзя голосовать за вариант «Давайте забудем про Жозефа».

– Нельзя, – тихо откликнулась Китти, прикрывая глаза.

– Черт возьми, мы даже не знаем, что с ним случилось!

– Это был несчастный случай, – сонно проговорила Китти. Ее голос звучал так слабо, что трудно было понять, насколько искренни ее слова.

Когда пришло время дневного дежурства Ланы, она была рада возможности побыть на палубе в одиночестве. Порывы ветра выбили из нее усталость. С капюшона штормовки капало. Лана крепко держала штурвал.

При сильных волнах автопилот бесполезен, яхтой приходилось управлять вручную, чтобы встречать волны в точках наименьшего воздействия. Мышцы рук болели – надо было постоянно крепко держать штурвал.

Лана как-то читала статью о женщине, которая в одиночку совершила кругосветное путешествие по морю. Она рассказывала, что хуже всего, хуже недостатка сна и свежей еды, хуже физической усталости было оставаться среди океана наедине со своими мыслями, от которых никак не отделаешься. Теперь, окруженная безбрежным морем, Лана понимала ее: бесконечное пространство лишь добавляло переживаний.

Лана крепче взялась за штурвал, размышляя о предложении Аарона не сообщать о смерти Жозефа. Конечно же, ей не хотелось, чтобы началось расследование или чтобы яхту арестовали, но как можно предавать случившееся забвению, если они и сами не знают, что произошло с Жозефом? Лана мучительно раздумывала над этим вопросом, пытаясь найти ответ. Пока у нее имелось два варианта: либо он погиб в результате несчастного случая, либо решил покончить жизнь самоубийством.

Но есть и третий, который Лана никак не хотела признавать. Вдруг в смерти Жозефа замешан кто-то еще? Слишком много в случившемся было неувязок. Почему Аарону срочно требовалось выйти в море именно в тот вечер, когда погиб Жозеф? Почему все утверждают, что ничего не видели? Палуба никогда не остается без присмотра! Атмосфера на яхте была странной, будто за каждой дверью о чем-то шептались.

Лана покачала головой, провела рукой по груди. Может, из-за недостатка сна ей и чудится, что за обычным несчастным случаем скрывается нечто страшное?

После дежурства Лана заглянула к Китти – подруга спала, сложив руки под подбородком. Она собиралась залезть на свою койку и тоже подремать пару часов, но ей завладела тревога.

Хотелось увидеться с Денни, проскользнуть в его каюту и побыть пару минут с ним наедине. С момента исчезновения Жозефа их отношения стали натянутыми.

Двигаясь по коридору в сторону кормы, она услышала голос Аарона из его каюты. Лана остановилась и прислушалась.

– Я знаю, что это не так! – воскликнул Аарон.

Раздался еще один мужской голос, приглушенный – наверное, Генриха.

– Ты не согласен? – с насмешкой отозвался Аарон. – Ты что, придурок? Знаешь, что тогда будет?

Яхта покачнулась, и Лане пришлось схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.

Аарон понизил голос, и следующие несколько фраз разобрать не получилось, а потом донеслось:

– Не смеши меня! Какая вообще разница?

Ответ Генриха Лана не услышала, но говорил он долго, потому что Аарон вдруг громко вздохнул.

– Слушай, я тоже не в восторге.

Раздался глухой удар, будто кто-то стукнул кулаком в стену.

Лана задержала дыхание, ожидая следующей реплики. Заговорил Аарон:

– Это к лучшему. Не забывай.

К двери приблизились шаги, и Лана, отпрянув, поспешила вернуться в свою каюту. Зайдя внутрь, она прижалась к двери, сердце бешено стучало. О чем они там, черт возьми, говорили?

Через полчаса Лана пошла на камбуз, чтобы перекусить, и оказалась наедине с Аароном.

– Слушай, – подошла она к нему, – когда мы были на Филиппинах, ты сказал нам, что Жозеф покинул «Лазурную» из-за денег.

– И что?

– Я знаю, что это не так.

– Правда? – сердито глянул на нее Аарон.

– Хватит уже вешать лапшу на уши. Почему ты выгнал Жозефа с яхты?

Стиснув зубы, Аарон ответил:

– Я скажу тебе почему. Я узнал о нем кое-что. И это мне совсем не понравилось. Я не хотел, чтобы такой человек находился на моей яхте.

– Какой такой?

– Надо было довериться интуиции. Я сразу почувствовал, что с ним что-то не так, вот и решил навести справки. И кое-что выяснил.

Да, перед самым отплытием с Филиппин Лана увидела Аарона и Денни возле интернет-кафе. Аарон тогда был вне себя от злости, и уже через несколько часов Жозеф вдруг покинул яхту.

– Что же ты выяснил?

– Ты говоришь, что хорошо знаешь Жозефа… Так, может, он рассказал тебе? – Аарон замолк. – Во Франции он был подозреваемым в деле об убийстве.

– Не может быть!

– Дело закрыли из-за недостатка улик, но Жозеф был единственным, кого подозревали.

У Ланы задрожали руки.

– Я не верю. И кого же он предположительно убил? Кого?

Аарон пристально посмотрел ей в глаза.

– Вот это самое интересное: своих родителей.

– Они погибли в пожаре!

– Да, в пожаре – который устроил Жозеф.

– Нет! Я не верю!

– Не верь, мне-то что, – пожал Аарон плечами.

Шею вдруг сдавило, лицо покраснело – потому что, как бы ужасно это ни звучало, слова Аарона все объясняли. В том числе и записные книжки Жозефа, исписанные одним словом: «Сожалею».

– Тогда почему ты ничего не сказал нам?

– Думал, что, если попросить его уйти, проблема решится… так этот идиот пробрался обратно. – Аарон покачал головой. – Лана, я знаю, что вы с Жозефом дружили, и мне правда очень жаль, что его больше нет, но он выдавал себя за совершенно другого человека. – Когда Лана повернулась к выходу, Аарон добавил: – Кстати. Помнишь, члены команды голосовали по поводу того, остаться ли вам с Китти на «Лазурной»? Представь, не все высказались в твою пользу.

Глава 23. Теперь

Прошли минуты, а может быть, часы. Небо полнится гулом. Лана смотрит на густые серые облака, голова кружится. Сколько она здесь сидит? По телу бегают мурашки, кожа побледнела.

Гул нарастает, воздух вокруг будто вибрирует. Что это – корабль или, может, моторная лодка, или…

Вертолет.

Неужели спасательная команда? Есть ли новости? Вдруг она пропустила что-то важное, пока бродила по порту?.. Хочется разорвать облака и вглядеться в самую сердцевину неба.

Словно под влиянием силы мысли из-за облаков показывается бело-красный вертолет. На боку крупными буквами написано: «Береговая охрана». Лану переполняет надежда: ее друзья наверняка на борту. Китти там.

Лана срывается с места, бежит вслед за вертолетом. Самое просторное ровное место здесь – это автостоянка. Сандалии стучат по асфальту, кардиган соскальзывает с плеча.

Задыхаясь, Лана подбегает к зданию. Открывается дверь, и наружу вместе с Полом Картером выбегают родители Шелл. В центре парковки стоит мужчина в светоотражающем жилете и размахивает над головой двумя яркими флажками.

Картер поднимает руку, показывая, что ближе подходить нельзя. Кристел сжала ладонь мужа. Они уже в курсе, что Шелл на борту? Сколько же Лана бродила по порту – час, два? Что она пропустила?

Придерживая шаль рукой, Лана подбегает к Картеру.

– Кто на борту? – Она пытается перекричать шум вертолета.

Пол не отвечает, как будто не слышит ее. Лана трогает его за плечо и кричит громче:

– Кто на борту? Выжившие?

Картер оборачивается, кончики его усов дергаются на ветру.

– Да!

Лану переполняет радость.

Вертолет идет на посадку, лопасти с оглушительным шумом разрывают туман. Лана держит край платья между колен, чтобы оно не задиралось.

Вертолет замирает, какое-то время ничего не происходит. Разглядеть, кто внутри, никак не выходит. Когда уже эти лопасти перестанут вращаться? Из-за них невозможно ни думать, ни нормально дышать.

Дверца открывается, из вертолета вылезает мужчина в комбинезоне. Он подает руку человеку, съежившемуся под спасательным одеялом.

Лана щурит слезящиеся глаза.

Длинные загорелые ноги, распущенные светлые волосы…

Шелл! Она спускается, крепко держась за мужчину.

Мама Шелл зажимает рот рукой, будто не может поверить, что это и правда ее дочь – вот она, живая, стоит перед ней после стольких месяцев разлуки.

Кристел срывается с места и бежит к Шелл, ее аккуратно собранный хвостик растрепывается.

Увидев маму, девушка открывает рот от удивления. Затем поднимает руки к щекам и качает головой, будто не верит своим глазам. Неуверенным шагом она подходит к матери, и они крепко обнимают друг друга.

Отец Шелл стоит поодаль, прижав руки к бокам. Он побледнел, губы плотно сжаты; похоже, едва не плачет. Подходит к жене и дочери и обнимает их, касается лбом головы Шелл.

Лана вспоминает своего отца – и на глаза наворачиваются слезы; она понимает, что соскучилась по нему. Чтобы отделаться от этой мысли, она с надеждой смотрит, нет ли кого-нибудь позади Шелл. Ну же, Китти!..

Из вертолета выходит второй человек.

Генрих.

Его никто не встречает, но Шелл оборачивается, обнимает его за талию и притягивает в свой кружок.

Так странно видеть их обоих на суше. На «Лазурной» они смотрелись совсем иначе.

Лана снова переводит взгляд на вертолет – кто же выйдет следующим? – когда вдруг громко лязгает металл – дверь вертолета закрыли.

Нет, не может быть. Лана удивленно моргает и делает шаг вперед, будто этим может задержать вертолет. Должны же быть еще люди. А как же Китти? Как же Аарон?

Подождите! Подождите!

Но лопасти уже крутятся все быстрее, вертолет поднимается – сначала хвостовой частью – и карабкается ввысь.

– А остальные? Где остальные? – кричит Лана, глядя, как вертолет исчезает за облаками.

Все постепенно направляются к главному зданию. Хочется закричать: «Стойте! Вы не можете так улететь!», ведь здесь нет Китти. И Аарона. Почему их не было в вертолете?

Лана оглядывается – кто-то должен ей все объяснить, – но родители Шелл крепко зажали в объятиях свою дочь и Генриха, и к ним не подступиться.

Взгляд Ланы останавливается на Картере, который идет к главному зданию.

– Подождите! – бежит Лана за ним. Он оглядывается через плечо. – Подождите! – Лана догоняет его. – Где остальные члены команды? Вертолет отправился за ними?

Пол оборачивается. Родители Шелл ведут ее и Генриха к зданию, с ними двое медиков. Не хочется терять их из виду – Лана до сих пор не в силах поверить, что они и правда здесь.

– Простите, вас не было в комнате ожидания, когда появились новости. – Лана снова смотрит на Картера. – Поисково-спасательная команда обнаружила спасательный плот и на нем двух человек.

– Только двух? – Это Шелл и Генрих. – А где же другие?

– Мы пока не знаем, – качает головой Пол.

Страх волной накрывает Лану. Если Китти не было на плоту, значит, они с Аароном еще в море. Однако с того момента, как «Лазурная» затонула, прошло уже несколько часов. Они вообще могли спастись без плота?

– Но вертолет береговой охраны… он же здесь… – Лана смотрит на только что опустевшее место. – Кто тогда занят поисками?

– В районе поиска работает второй вертолет, и к нему присоединились два судна, получившие сигнал бедствия. Лана, уверяю вас, мы делаем все возможное.

Глава 24. Тогда

В вечер перед голосованием Лана стояла на камбузе и, уперевшись ногой в основание кухонного шкафа, пыталась открыть банку фасоли.

Среди всеобщей тревоги и усталости о еде забыли, и голод нарушал хрупкое душевное равновесие. Лана решила приготовить на ужин рис, чтобы каждый мог перекусить, когда будет время. Казалось, они уже сто лет не ужинали на палубе все вместе, как бывало раньше: тарелка на коленях, бутылка холодного пива в руке и приятный разговор под безоблачным звездным небом.

За залитым дождем иллюминатором зверствовали волны, били по корпусу «Лазурной». Лана начала привыкать к звуковому сопровождению, которое создавали рвущий паруса ветер, дребезжащая посуда, перестук вантов и скрип дерева. Качка и шум стали неотъемлемой частью каждого дня. Наверное, если ветер затихнет, без него даже не уснуть.

Лана отошла от иллюминатора, всыпала в кастрюлю пачку риса, затем налила воды и накрыла крышкой, поправила ограждающие планки на плите. Плотно закрепив кастрюлю, она открыла шкафчик и, держась за дверцу, чтобы не упасть при ударе волны, достала банку консервированных помидоров. Было приятно сосредоточиться на приготовлении еды, ведь через несколько минут все соберутся в салоне, чтобы поговорить о Жозефе.

Лана пошла в другой угол камбуза, чтобы взять последний свежий перец, и, когда яхта накренилась, наступила ногой на что-то мокрое. На мгновение ей показалось, что ноги задрались выше головы, и она с грохотом упала на спину.

Не в силах встать, она лежала, открыв рот и пытаясь вздохнуть.

– Господи! – Денни слетел вниз по ступенькам и присел рядом, капли дождя с его штормовки падали на ее теплую кожу. – Как ты?

Хотелось сказать, что она не в состоянии дышать, что легкие сдавило, словно под водой, но слова так и застряли в горле.

Вдруг в груди будто что-то раскрылось, и Лана сделала вдох. От воздуха, наполнившего легкие, закружилась голова.

– Что-нибудь болит? Можешь пошевелиться? – спросил Денни.

– Только… дышать трудно, – выговорила Лана.

Беспощадное море подбрасывало яхту на волнах. Лана заскользила по полу камбуза и кое-как поднялась на ноги.

Напуганный Денни прижал ее к себе.

– Надо быть осторожнее, – прошептал он ей на ухо. – Помощи посреди океана не дождешься…

Он крепко обнял ее, мокрые волосы коснулись ее горячей щеки.

Лана закрыла глаза. Как давно они не касались друг друга! Застежка давит на щеку, да и одежда намокнет от его штормовки, но это не важно. Она просто обнимала Денни, и из закрытых глаз катились слезы.

– Лана, в чем дело? – взволнованно спросил он.

Лана никак не могла подобрать слова.

– Прошу тебя, не молчи.

– Я… даже не знаю, что сказать. – Гложущая тревога поселилась внутри с того момента, как они отплыли из Филиппин. – Такое чувство, что все неправильно. И погода… и то, что мы далеко от суши… и отношения между всеми на яхте… между нами. – Лана замолчала, надеясь, что Денни что-нибудь ответит, однако он смотрел на нее молча. – Никто не хочет поговорить о Жозефе. Как будто мы не в силах признаться самим себе, что облажались. И теперь мы голосованием решим, что делать дальше. – Денни разомкнул объятия, и Лана отступила назад, держась за столешницу. Посмотрев ему прямо в глаза, она добавила: – Он погиб, Денни. Один из членов нашей команды погиб, и никому нет дела.

– Я… я… – Денни покачал головой.

– Если мы умолчим, то получится, что Жозеф вообще не существовал. Будто мы решили – просто потому, что нам так проще, – вычеркнуть его из истории.

В горле встал комок, ситуация мучительно напомнила о предательстве отца.

Денни внимательно вглядывался в лицо Ланы.

– Я не позволю, чтобы с Жозефом так поступили, – сказала она.

Все собрались в салоне, даже Китти, ссутулившись, сидела за столом, положив на колени пакет на случай тошноты. Вид у нее по-прежнему был ужасный, но глаза блестели – впервые за несколько дней.

Шелл и Генрих сели отдельно. Аарон устроился во главе стола, ближе всех к люку, чтобы контролировать ситуацию на палубе. Паруса убрали, а яхту перевели на автопилот, чтобы появилась возможность на несколько минут собраться вместе.

– Постараюсь покороче, – начал Аарон. – Всем известно, почему я устроил это собрание – надо поговорить о Жозефе. – Он взглянул на собравшихся за столом. – Прошло три дня с момента его исчезновения. Мы изо всех сил старались его найти, и я благодарю вас за усилия, – но, боюсь, шансов обнаружить Жозефа почти не было, и все это понимали.

Яхту подняло волной, и Лана напряглась. Когда судно бросило вниз, Аарон ударился о переборку и схватился за больное плечо.

– Нам сейчас трудно, но не вините себя. Не вы, а я, как капитан, был в ответе за безопасность Жозефа. Знаю, все пытаются понять, что именно случилось. Раньше все мы считали, что произошел несчастный случай – что Жозеф напился или накурился, внимание у него рассеялось… Такое со многими бывало. – Аарон замолчал. – Однако с Жозефом, я думаю, случилось другое. Здесь все куда печальнее.

Лана почувствовала, как тело обдало жаром.

– Думаю, Жозеф хотел покончить жизнь самоубийством.

В салоне повисло молчание. Снаружи ревел ветер, волны били о корпус, но за столом стояла тишина.

– Зачем ему? – изумилась Шелл.

– Мы с Ланой вчера повздорили на эту тему, так ведь, Лана? – сказал Аарон, улыбаясь ей. Лану поразили его слова – и дружеский тон. – Лана отчитала меня, и вполне справедливо, за то, что я скрывал от нее – и от всех вас, – почему я на самом деле попросил Жозефа покинуть «Лазурную». И она была права, потому что дело не только в деньгах.

Аарон рассказал, что он выяснил о роли Жозефа в смерти его родителей.

Лана посмотрела на сидящих за столом: пораженные, все внимательно слушали. Теперь она отчетливо видела в Аароне адвоката. Его тон, язык тела и даже все эти «мы» и «нас» в его речи являлись частью представления, целью которого было набрать союзников, заручиться поддержкой. Аарон говорил вкрадчиво и медленно, глядя каждому по очереди в глаза. Он даже нашел время побриться и переодеться в чистую футболку – образцовый, уверенный в своих действиях капитан.

– Я считаю, – продолжил Аарон, – нет, позвольте исправиться – я знаю, что Жозеф жалел о содеянном. Я заглянул в его вещи – вдруг что-то помогло бы нам понять случившееся, – и вот что я нашел. – Аарон достал четыре записные книжки и положил их в середину стола, будто предъявляя улики суду. – Лана их уже видела, – снова бросил он взгляд в ее сторону, – а остальные, пожалуй, будут удивлены, узнав, что все блокноты, страница за страницей, исписаны словами сожалений.

Видимо, Генрих сказал Аарону, что застал Лану в каюте, когда та копалась в вещах Жозефа.

– Узнав о прошлом Жозефа и этих записных книжках, я задумался: а зачем он пробрался обратно на яхту? – Пока Аарон говорил, члены команды листали исписанные страницы. – Он ведь понимал, что я вышвырну его, как только мы доберемся до Палау. Так зачем прятаться? Зачем сидеть в тесноте, если пробудешь на яхте от силы неделю? Тогда я и подумал – может, Жозеф вовсе не собирался на Палау. Может, он как раз собирался броситься в море. Если бы мы не обнаружили его, никто бы вообще не знал, что он исчез.

Аарон замолчал, давая возможность переварить услышанное, а затем добавил:

– Была ли смерть Жозефа несчастным случаем или спланированным самоубийством, сути не меняет – один из членов нашей команды погиб. И мы должны решить, что нам делать, когда прибудем на Палау. Со многими из вас я уже поговорил об этом, и понятно, что мнения разошлись, поэтому нам надо проголосовать и решить – всем вместе, – Аарон особенно выделил это слово, – стоит ли сообщать о том, что случилось с Жозефом. Я долго думал об этом и боюсь, что, если мы сообщим о его исчезновении, у нас будут серьезные проблемы. Жозеф даже не числился членом команды. Начнутся вопросы: почему он находился на яхте незаконно, почему мы все пили в тот вечер, как он погиб и почему был без спасательного жилета. Расследование может превратиться в охоту на ведьм. «Лазурную» наверняка арестуют, а затянется все на несколько месяцев.

Аарон замолчал и выглянул в люк – убедиться, что на палубе все нормально. Он был спокоен, выглядел уверенно и даже властно.

– Есть более простой вариант – ничего не говорить. Ничего не предпринимать. Не сообщим о Жозефе – не будет никакого расследования. Он погиб, и этого не изменишь, но мы можем повлиять на то, что ждет дальше нас.

Шелл развела руками и спросила:

– Вдруг Жозеф сказал кому-нибудь, что путешествует на «Лазурной»?

– Да, он был с нами на Филиппинах – и там, согласно документам, сошел на берег. Формально он по-прежнему на Филиппинах. Раз уж мы не заметили, как он проник обратно на яхту, значит, никто другой его не видел.

Генрих кивнул.

– Суть такова: смерть Жозефа – это трагедия, которую всем нам придется пережить, но я не хочу усугублять ситуацию, привлекая внимание властей.

В словах Аарона было разумное зерно. Разве что-нибудь изменится от вмешательства полиции? Жозефа это не вернет.

– Вдруг кто-то будет его искать?

– Родных у него нет, он сам нам сказал, – ответил Аарон.

– А друзья? – спросила Шелл.

– Он упоминал хоть одного друга? – парировал Аарон. Все покачали головой.

За иллюминатором виднелся мучительно безбрежный океан, под мрачным небом танцевали волны.

– Умолчать – это как-то неправильно, – сказала Лана.

– Неправильно то, что мы не уследили за ним. Мы подвели Жозефа, – угрюмо ответил Аарон, – но это ничего не меняет. Нам по-прежнему надо принять решение. Да, все искренне огорчены, однако мы, как команда, должны решить, что будет дальше.

Наблюдая за Аароном, Лана отметила, как хорошо у него получается брать на себя ответственность и вину, утверждать, что он разделяет беспокойство остальных членов команды. Слишком хорошо.

– Необходимо провести голосование, – сказал Аарон. – Надеюсь, у каждого было время все обдумать – такого трудного решения мы еще не принимали.

Глава 25. Тогда

– Думаю, мое мнение вы уже знаете, – продолжил Аарон, сидя во главе стола в салоне, – но все равно оглашу его: я за то, чтобы не сообщать властям о смерти Жозефа.

Следующим голосовал Генрих. Он сидел прямо, высоко подняв подбородок, и Лана не удивилась, когда он сказал:

– Поддерживаю Аарона. От вмешательства властей ни нам, ни Жозефу ничего хорошего не светит. Скажем так: что было, то было.

Лана покачала головой. Проще всего сделать вид, что ничего не было. Только оно было. Жозеф погиб, и уж она так этого не оставит.

– Лана, твоя очередь, – сказал Аарон.

– Не могу поверить, что мы сидим здесь и всерьез обсуждаем решение скрыть правду. Просто какое-то безумие. Не нам решать, как правильно или как лучше, – надо поступать честно.

Никаких кивков, никакого одобрительного шепота, которым поддерживали слова Аарона. Требовалось привести хоть какой-то контраргумент, выступить наравне с ним, но под взглядами членов команды Лана покраснела и, запинаясь, выдавила:

– Я просто… я думаю… он был нашим другом, и… – Откашлявшись, она добавила: – Я за то, чтобы рассказать правду.

Рядом сидел Денни. Он сцепил пальцы в замок, вены на руках надулись, на коже выступил пот. Следующим должен был голосовать он, а Лана понятия не имела, что Денни скажет.

Глядя прямо на Аарона, он отчетливо произнес:

– Я тоже голосую за то, чтобы не скрывать правду.

Его слова ошарашили Аарона. Лана не помнила, чтобы хоть раз они с Денни проголосовали по-разному. Хотелось крепко сжать ладонь Денни и сказать ему: «Спасибо».

Аарон быстро взял себя в руки, однако вена на виске продолжала пульсировать.

Теперь было два голоса за то, чтобы сообщить правду, и два голоса против.

– Шелл? – обратился Аарон.

У Шелл над верхней губой выступили крошечные капельки пота. Она схватилась руками за стол.

– Простите. – Ее голос срывался. – Я за то, чтобы ничего не рассказывать.

У Ланы свело живот от досады. Она думала – и надеялась, – что Шелл, всегда такая рассудительная и справедливая, поддержит их с Денни.

– Мне правда очень жаль, – добавила Шелл, по-прежнему не поднимая взгляда, – просто я не хочу… не хочу остаться без «Лазурной».

Аарон кивнул.

Осталась только Китти. Что же делать, если голоса сравняются – три «за» и три «против»? Бросать монетку? Такого при ней раньше не случалось, ведь в команде было семь человек.

– Китти? – спросил Аарон.

Китти побледнела. Нервно сглотнув несколько раз, она посмотрела Аарону в глаза и шепотом ответила:

– Я за то, чтобы ничего не сообщать.

– Что? – не выдержала Лана.

Китти мельком посмотрела на нее и отвела взгляд.

– Итак, у нас четыре голоса за то, чтобы властям ничего не рассказывать, против двух, – подытожил Аарон. – Значит, решение принято.

Лана с силой стукнула по столу, отчего тот пошатнулся.

– Нет! – Все уставились на нее. – Так нельзя! – Лана посмотрела на всех членов команды, потом на Китти. – Поверить не могу, что тебе…

– Лана, – перебил ее Генрих, – это голосование. Демократия. – Он говорил спокойно, но твердо. – Всем нам трудно, однако мы сделали выбор. Решение принято.

– Но это неверное решение! – Лана шумно выдохнула, ладони соскользнули со стола, оставив влажные следы.

Здесь, в сотнях километров от суши, казалось, будто они попали в какой-то параллельный мир, где законы изменчивы и честность – не самое главное.

– Это что такое было, черт возьми? – крикнула Лана, как только они закрыли за собой дверь в каюту.

Китти плюхнулась на койку, легла на спину и закрыла глаза.

– Не верится, ты проголосовала против меня!

– Я не голосовала против тебя, – ответила Китти без какого-либо желания спорить. – Я голосовала за то, что, с моей с точки зрения, правильно.

– Значит, скрывать смерть Жозефа – правильно? – возмутилась Лана. – Как, как ты могла принять такое решение? Ты же видела, Аарон строил из себя гребаного адвоката, чтобы переманить всех на свою сторону!

– Дело не в том, кто на чьей стороне. Каждый решает, как ему будет лучше.

– Лучше? – в ярости повторила Лана. – Для кого? Уж точно не для Жозефа. О нем даже никто не упоминает, словно его вообще не существовало. Такое чувство, что я одна скорблю по Жозефу и никому нет дела до того, что с ним случилось.

– Не одна, поверь мне, ты не одна скорбишь по нему, – твердо сказала Китти. – Но знаешь, чем я утешаюсь? Я думаю о его несчастных родителях, которые спокойно спали, когда Жозеф спалил их дом. Кто на такое способен? Он бы… – Китти замолчала, будто потеряла мысль.

– То есть из-за того, что Жозеф предположительно совершил в прошлом, теперь не важно, что он умер?

– Конечно, нет! – повысила тон Китти. – Я стараюсь мыслить прагматично: Жозеф погиб, и не стоит привлекать еще и полицию.

– Так ты думаешь, я этого хочу? И остальные так считают?

– Нет. Нет, мы так не считаем, просто Аарон говорит…

– К черту Аарона! Хоть он и капитан, он не должен принимать решения за нас.

– Он и не принимает. Мы сами сделали выбор, Лана.

– Вы сделали неправильный выбор.

Китти встала, она заметно напряглась.

– Разве? За столом было шесть человек, и четверо проголосовали одинаково. Так, может, не права ты? Это ты настраиваешь людей друг против друга и сама отдаляешься, а все ради чего? Ты не думала, что надо ценить мнение каждого?

– Аарон что-то скрывает.

– Извини, это ты умолчала о том, что заглядывала в записные книжки Жозефа. Это тебя он пытался поцеловать той ночью, а ты мне даже не сказала. Если кто здесь и скрывает что-то, так это ты, Лана.

Глава 26. Теперь

Лана, кусая ногти, меряет шагами коридор.

– Лана?

Она резко поднимает голову. В дверях комнаты ожидания стоит Шелл, позади нее – Генрих. На Шелл мужской джемпер не по размеру, слегка прикрывающий загорелые ноги. Прошло восемь месяцев. Последний раз Лана видела их, когда со слезами на глазах пересаживалась с «Лазурной» на другое судно.

– С вами обоими все в порядке! – восклицает Лана.

Шелл подходит ближе, и девушки обнимаются. Лана вдыхает знакомые по яхте запахи: вода, топливо, едва заметный аромат абрикосового шампуня.

– Ты в Новой Зеландии… – Шелл будто не верит своим глазам.

– Я тут с тех пор, как ушла с «Лазурной».

Лана отходит назад. Генрих не обнимает ее, но говорит:

– Рад тебя видеть.

– Мы как раз идем к врачам на осмотр. – Кожа на внутренней стороне колена Шелл покраснела, там серьезный порез – будут зашивать. – Меня сбило с ног, когда мы наткнулись на контейнер. Зацепилась коленом за планку, – объясняет она.

Лана понимающе кивает в ответ, но на самом деле она ничего не понимает. В голове все путается под давлением мучающих ее вопросов.

– Что у вас произошло?

Стоя бок о бок, Генрих и Шелл рассказывают о случившемся, перебивая и дополняя друг друга. Шелл говорит, что все они были на палубе, когда яхта наткнулась на контейнер, и от удара их сбило с ног. Через пробоину в корпусе судно начало затапливать.

Бледнея, Генрих продолжает: Аарон послал сигнал бедствия, с помощью трюмных насосов они попытались справиться с потоком воды. По приказу Аарона члены команды избавились от лишнего груза, чтобы замедлить процесс затопления.

– Мы все выкинули за борт, – говорит Генрих. – Рюкзаки, подушки, еду, запасные веревки, доски для серфинга, рыболовные снасти, инструменты, книги, компьютеры – все. Сначала опустошили бак с водой, потом бак с топливом, даже начали сдирать сиденья и матрасы, лишь бы остановить поток, но вода все прибывала…

Генриху явно нужно выговориться, рассказать все в подробностях, чтобы избавиться от страха и ужаса последних часов. Он задает вопросы Шелл и даже Лане – хочет узнать, как развивались события на суше. Постоянно кивает, размахивает руками, иногда переходит на немецкий. Даже загорелый, он кажется каким-то бледным, словно часы, проведенные на спасательном плоту, выпили из него все соки.

Аарон пересадил всех на плот и сам сел последним. Впятером они смотрели, как море треплет «Лазурную», словно тряпичную куклу, и вся ее красота и элегантность уходят под воду.

– А Китти? – спрашивает Лана. – Что с ней?

Дрожащим голосом Шелл рассказывает, как плот подбросило на волне, и Денни, Аарона и Шелл смыло в море.

– Мы видели их совсем рядом, однако спасательный плот относило ветром так быстро…

Лана закрывает глаза и представляет, как из воды вытаскивают тело Денни – его нашли лишь из-за привязанного радиомаяка.

Не стоит задавать такой вопрос, но Лане нужно знать мнение Шелл и Генриха, ведь они, в отличие от нее, были там.

– Думаете, кто-то из них мог продержаться в воде так долго?

– Поиски продолжаются, – говорит Генрих. – Район прочесывают еще два судна.

– Да, их ищут, – подтверждает Шелл. Они знают, как трудно найти человека, оказавшегося за бортом. Все члены команды узнали это после того, что случилось…

Черной тучей между ними нависают мысли о Жозефе. Трое долго смотрят друг на друга. В их молчании: истина и воспоминания, пустые каюты и прижатые к глазам бинокли, поворот стрелы паруса, чтобы уйти от ветра, и голосование в тишине тесного салона.

В их глазах такой тяжелый груз прошлого, что в итоге каждый опускает взгляд в пол.

Хотя Шелл и Генриху и так сегодня пришлось несладко, надо предупредить их о сестре Жозефа. Эме Мелина где-то в этом здании, ищет ответы на свои вопросы.

– Лана, что такое? – спрашивает Шелл, подходя ближе. Похоже, Лану выдало выражение лица.

– Жозеф, – отвечает она, глядя то на Шелл, то на Генриха. – У него есть сестра.

– Сестра? – удивляется Шелл.

– Не может быть, – качает головой Генрих. – Он же сказал, что у него нет родных… Откуда ты знаешь?

– Она здесь. Ищет его.

Шелл резко бледнеет. Открывает рот, но не может издать ни звука.

– Здесь? – изумленно переспрашивает Генрих.

Лана кивает.

– Судя по всему, Жозеф отправил ей письмо, когда был на Филиппинах. Попросил встретить его в Новой Зеландии.

– Господи, – говорит Шелл, – она ведь думает, что он жив.

– Что ты ей сказала? – резко спрашивает Генрих.

– Ничего. Я не знаю, что сказать, – отвечает Лана.

Генрих переводит взгляд на Шелл.

– Черт. И что нам теперь делать?

Слышатся шаги.

– Прошу прощения? – подходит кто-то сзади.

Они оборачиваются.

– Это вы Генрих? – слегка улыбаясь, спрашивает женщина. – Я врач, мне надо сделать осмотр. Можно украсть вас на пару минут и убедиться, что вы целы и невредимы?

Поняв, что это медик, а не сестра Жозефа, Генрих заметно расслабляется. Он смотрит на Шелл и Лану, будто умоляя подсказать ему, что делать дальше.

– Иди, потом найдешь нас, – шепчет ему Шелл. – Мы что-нибудь придумаем.

Когда врач уводит Генриха, Шелл потирает лицо рукой. Коридор освещен лампами дневного света, и сейчас Лана замечает, какой изможденный у Шелл вид.

– Не верится, что у него есть сестра. Все это время она наверняка…

– Да, – говорит Лана. После продолжительного молчания она добавляет: – Нужно сообщить ей, что Жозеф мертв. Ты же понимаешь – она спросит, что произошло.

– Понимаю.

– Так что мы ей скажем? – спрашивает Лана.

– Даже не представляю, – ловит ее взгляд Шелл.

– Тогда никто даже слушать не хотел – да и ты сейчас наверняка не захочешь, – но я уверена, что смерть Жозефа была не просто несчастным случаем.

Лана думала, что Шелл начнет спорить с ней, но та молчит.

– Как ты полагаешь, Шелл, что с ним произошло?

– Сначала я считала, что Жозеф поскользнулся и упал за борт. Была уверена в этом на сто процентов.

– А сейчас?

– А сейчас… я не знаю. – Шелл отводит взгляд.

– Ты что-то обнаружила?

– Просто все, что ты тогда говорила… все твои сомнения так и засели у меня в голове. – Лана чувствует, что это не все. – Одна вещь все не давала мне покоя, – продолжает Шелл. – Может, это не имеет никакого отношения к случившемуся, но…

Глава 27. Тогда

После голосования Лане меньше всего хотелось оставаться в компании Аарона, но выбора не было – именно с ним ей предстояло дежурить ночью.

Она устроилась в кубрике сбоку, Аарон – у штурвала. Ветер хлестал по лицу, глаза жгло от сухости, но Лана продолжала вглядываться в темноту. Пусть ветер уносит наваливающуюся на нее усталость.

Глядя строго перед собой, она все равно ощущала решительное присутствие Аарона. Наверняка сейчас довольно улыбается, радуясь итогу голосования.

У Аарона отлично получилось переманить всех, кроме нее и Денни, на свою сторону, в этом ему не откажешь. Лана проигрывала в голове его краткую речь, вспоминала, как он упоминал игравшие ему на руку факты и опускал те, что могли выставить его в дурном свете, – например, пьянку во время перехода. Теперь, зная, что путешествие на «Лазурной» не закончится из-за смерти Жозефа, Аарон мог спать спокойно.

Лану радовало, что Денни поддержал ее. До голосования не хотелось даже задумываться о том, что он скажет, ведь обычно мнение Денни совпадало с мнением Аарона. Теперь стало ясно – у Денни своя голова на плечах.

За полчаса до конца дежурства Аарон крикнул ей:

– Можешь идти отдыхать.

С одной стороны, Лана хотела добросовестно отсидеть до последней минуты. Но силы были на исходе. Китти болела, остальным членам команды приходилось дежурить по три часа через три.

– Хорошо. – Лана отстегнула ремень безопасности и встала. Когда она подошла к люку, Аарон добавил:

– Надеюсь, ты не в обиде из-за голосования?

Лана остановилась. Неужели он сказал это с улыбкой?

– Знаешь, – обернулась она, – хоть это и общее голосование, я не обязана следовать вашему решению. Законы устанавливаются не на яхте – уж ты, как адвокат, должен бы это знать.

Аарон напрягся.

Лана вспомнила, как он тогда схватил Жозефа за горло и ударил о переборку. Долго ли он будет терпеть ее возражения, прежде чем пустит в ход кулаки? Один удар его крепкой руки, и Лана полетит за борт, никто и заметить не успеет.

Аарон подошел ближе и, понизив голос, сказал:

– Лана, ты свободный человек. Тебе решать, что ты скажешь – или что сделаешь, – когда мы прибудем на Палау. Только не думай, что после этого тебя примут обратно на «Лазурную». У нас здесь демократия, и на яхте место лишь тем людям, которые понимают и уважают такой уклад.

– У вашей демократии корыстные цели.

Лана хотела протиснуться мимо него, но Аарон преградил ей путь и, наклонившись, прошептал:

– Не забывай, что именно ты последняя видела Жозефа. Мы все заметили, что он приставал к тебе, а ты, насколько я понял, была от этого не в восторге. Даже не знаю, что на это скажет полиция, если начнется расследование.

Когда Лана спустилась под палубу, руки у нее тряслись. Денни наливал себе стакан воды и, увидев ее, спросил:

– Что случилось?

– Просто Аарон… – Она обернулась и посмотрела на люк. – По-моему, Аарон сейчас мне угрожал.

– Как так? – встревожился Денни. Он поставил стакан и внимательно выслушал Лану.

Она пересказала ему свой разговор с Аароном. Денни протер глаза – под ними залегли темные круги.

– Наверное, ты неправильно его поняла. Аарон, конечно, бывает резким и грубоватым, но угрожать бы тебе он не стал. Думаю, он хотел откровенно предупредить – того, кто выступает против общего решения, просят покинуть яхту.

– У меня такое чувство… что дело не только в этом. – Лана покачала головой. – Я ему не нравлюсь, Денни.

– Брось! Просто Аарон нелегко сходится с людьми, да и в последнее время много чего произошло.

Лана не поняла, имел ли он в виду Жозефа или нечто совершенно другое.

– Можно спросить у тебя кое-что?

– Конечно.

– В наш с Китти первый день на «Лазурной» – помнишь, в такой потрясающей лагуне между скалистыми вершинами – вы устроили голосование, чтобы решить, оставить ли нас на яхте.

Денни кивнул.

– Аарон сказал, что не все высказались в нашу пользу… Кто был против?

– Ты же знаешь, мы не обсуждаем голосования. Я не могу ответить.

– Прошу тебя, – вкрадчивым голосом сказала Лана. – Это очень важно.

– Почему?

– Это был Жозеф?

– Жозеф? – удивленно переспросил Денни. – Нет, не он.

Что же Аарон имел в виду? Что вообще творится на этой яхте… здесь искажают правду, скрывают прошлое.

– Тогда кто? Аарон?

Денни уставился в потолок. Нервно сглотнув, он ответил:

– Слушай, если честно… возражал я.

У Ланы вспыхнули щеки.

– Почему?

– Ты мне понравилась, Лана. Едва я увидел тебя в Нораппи. И я понимал, что, если ты окажешься на яхте… все будет… – Денни замолчал, провел рукой по волосам. – Трудно объяснить…

– Тогда не утруждайся, – сказала она и отвернулась, желая уйти, однако Денни поймал ее за руку.

– Пожалуйста, дай мне хотя бы попытаться. – Глядя Лане в глаза, он продолжил: – Я понимал: если ты останешься на «Лазурной», я не смогу не влюбиться в тебя. – Денни снова сглотнул. – А я знаю Аарона – и его правила. Давно знаю.

Лана отдернула руку.

– Вот уж не думала, Денни, что ты такой чертовски правильный.

Китти спала. В темноте Лана покопалась в кармане рюкзака и наконец достала налобный фонарик, затем забралась на свою койку. Сердце отстукивало бешеный ритм.

Она никак не могла поверить в то, что Денни голосовал против. Что вообще за отношения у них с Аароном? Денни всегда казался Лане невероятно уверенным в себе – поразительно, что он так легко подчинился правилу Аарона насчет отношений, но при этом твердо высказывал собственное мнение по другим вопросам – например, насчет Жозефа.

В голове все смешалось. Лана так долго находилась посреди океана, что бесконечные волны, казалось, поглотили ее разум и подчинили его своему произвольному ритму. Хотя Лана была уверена, что за смертью Жозефа таится нечто большее, мысли никак не хотели собираться в цельную картину, выталкивали друг друга из головы.

Единой версии событий на яхте не было – у каждого имелась своя история. Члены команды спали и просыпались в разное время, поэтому общая картина складывалась из нескольких рассказов. Выявить упущенные детали или ложные данные было практически невозможно.

Лана включила налобный фонарик, вытащила из-под матраса блокнот, открыла чистую страницу. Надо выстроить логическую цепочку. Карандашом Лана составила список дежурств в ночь, когда пропал Жозеф.

20:00–22:00 Шелл

22:00–00:00 Лана

00:00–02:00 Аарон

02:00–04:00 Китти

04:00–06:00 Генрих

06:00–08:00 Денни

Все сошлись на том, что последний раз Жозефа видели на носу яхты вместе с Ланой около часа ночи – во время дежурства Аарона. Первым спать пошел Денни, затем Лана. Остальные выпивали, сидя на палубе, и ушли вниз в разное время. Предположительно Жозеф пропал между часом ночи и шестью утра.

Лана прошлась по списку имен, начиная с Денни. Он дружил с Жозефом – Лана часто видела, как они болтают по-французски, как Жозеф смеется над остротами Денни или расспрашивает его о переводе, над которым тот работал. Денни лег спать еще до того, как Жозеф исчез, а следующее его дежурство начиналось только утром, значит, Денни можно вычеркнуть.

Господи! Да что же она делает? Лана потерла рот рукой. Лежит тут и как чертова ищейка выписывает имена друзей, размышляет, подозревает, пытается найти ответ. Может, проблема в ней самой. Не нужно знать, что Денни спал и не дежурил ночью, когда пропал Жозеф, – ведь она и так доверяет ему.

Лана бросила карандаш на кровать, зажала лицо руками. Надо завязывать с этим, она уже помешалась на попытках узнать, что именно произошло с Жозефом. Как же справляются родители похищенных детей или родные тех, чьих убийц так и не находят? Как можно жить в неизвестности?.. Сомнения поедали ее изнутри, рождали все новые подозрения и заставляли упорно искать ответы.

Лана выключила фонарик и легла на спину. Несколько минут пыталась замедлить дыхание. И все же из головы не выходили имена, оставшиеся в списке: Аарон, Китти, Генрих и Шелл. Она лишь быстро прикинет, что к чему, и тогда все, больше никаких расследований.

Лана снова включила фонарик. Аарон. Жозеф ему не нравился, и Аарон этого не скрывал. Нелегально пробравшись на яхту, он создал угрозу привычной жизни Аарона на воде. Если бы они прибыли на Палау с Жозефом на борту, Аарона ждали бы серьезные неприятности за незаконный ввоз в страну пассажира, пассажира без соответствующих документов. Но разве из-за такого можно пойти на убийство?

Если Жозеф и правда погиб в результате несчастного случая или покончил с собой, вряд ли это случилось во время дежурства Аарона. Даже отдыхая или читая в салоне, он реагировал на малейшие движения яхты и мигом выбирался на палубу. Аарон обязательно услышал бы всплеск или крики Жозефа. С другой стороны, в тот вечер он много пил и мог ничего не заметить.

Следующее имя в списке: Китти. Лана прекрасно знала сильные и слабые стороны подруги, и убийцей она точно не была, а вот насколько внимательна она была на своем дежурстве в одиночку, сказать трудно. В ту ночь Китти напилась, пожалуй, сильнее остальных. Она с легкостью могла что-то упустить, заснуть у штурвала или оставить пост, чтобы принести себе выпить и поесть.

Оставались Генрих и Шелл. Они часто дежурили по ночам вместе; Шелл говорила, что ей проще отсидеть два дежурства в чьей-то компании, чем одно, но в одиночестве, так что Шелл наверняка присоединилась к Генриху на его вахте с 4 до 6 утра. Если Лана права, то шансов заметить Жозефа у них было в два раза больше. Только вот что странно: с той самой ночи между Генрихом и Шелл возникло какое-то напряжение, будто они повздорили. Когда Лана застала их на камбузе, Генрих сказал Шелл: «Мы оба там были. Теперь уже ничего не изменишь». Что именно там случилось и почему они вдвоем так уверенно голосовали за то, чтобы ничего не сообщать о смерти Жозефа?

Что произошло с Жозефом? Этот вопрос не давал Лане покоя. Искать ответ в списке имен, освещенном налобным фонариком, – все равно что часами выискивать что-то в море: иногда видишь то, чего на самом деле нет, а бывает, упускаешь то, что прямо перед тобой.

Глава 28. Тогда

Часы превращались в дни, дни сливались с ночами, одно дежурство подгоняло другое. Лана уже не знала, сколько времени прошло с момента отплытия из Филиппин – по крайней мере, целая вечность. Ей не хватало самых банальных вещей: стула, который не скользит по полу, неограниченного запаса воды, одежды без запаха сырости, пения птиц, возможности пройти больше пятнадцати шагов в одну сторону, даже шума машин.

Лана взглянула на часы: уже раннее утро. Сколько же она спала в последние дни? Не больше двух-трех часов подряд, это точно. Наверное, то же самое ощущают молодые мамы – когда теряешь связь с реальностью, когда кажется, что где-то в глубинах продолжительного сна и остался тот человек, которым ты был раньше и которого теперь не вернуть.

Лана посмотрела на свой блокнот, где от руки был написан список членов команды, закрыла его и засунула под матрас, спустилась с койки и натянула шорты. Зевая, она вышла из каюты и отправилась пить кофе. На камбузе стоял отвратительный запах: мусорные корзины были переполнены, еда в упаковках отсырела и начала гнить, из холодильника что-то текло белой струйкой. Ни у кого не оставалось ни времени, ни сил на поддержание порядка. Лана вышла из камбуза, решив, что позже там уберется.

На палубе выяснилось, что дождь кончился, а ветер стих. Серое небо по-прежнему было затянуто облаками, однако из-за них понемногу проглядывал солнечный свет.

Китти сидела у края кубрика; не одна – рядом сидел Денни, и судя по тому, как они склонили друг к другу головы, беседа была сугубо личной. Китти сдвинула колени в сторону, засунув пальцы ног под бедро Денни. Она что-то говорила ему, а Денни внимательно слушал.

От острого укола ревности у Ланы сжалось сердце. Нет, они бы не стали…

Изумленная, она слегка покачала головой.

– Доброе утро. – Китти заметила ее и отодвинулась от Денни. – Выспалась?

Лана кивнула.

– Чувствуешь себя лучше. – Она хотела задать Китти вопрос, но получилось, скорее, утверждение.

– Да, намного. Думаю… тьфу-тьфу… – Китти постучала по деревянному штурвалу, – морская болезнь отступила.

– Это хорошо.

Денни не отводил взгляда от Ланы, задумчиво сжав губы. Круги под его глазами стали еще темнее.

– Жутко устал, – вздохнул он, поднявшись. – Пойду немного отдохну.

Проходя мимо Ланы, Денни посмотрел ей прямо в глаза, как будто хотел что-то сказать.

– Все нормально? – прошептала она.

Денни кивнул и отвел взгляд.

Подавшись вперед, Китти уткнулась локтем в колено и закурила.

Лана села с подветренной стороны и смотрела, как Китти подносит сигарету к губам и глубоко затягивается. Лицо ее исхудало, черты теперь казались более резкими.

Обе молча смотрели на воду. После вчерашней размолвки по поводу голосования подруги больше не разговаривали.

Поразительно, как сильно изменился морской пейзаж за несколько часов – словно и не было никакого урагана. Солнце пыталось пробиться сквозь утренние облака, и Лане очень хотелось почувствовать на коже его обнадеживающие поцелуи.

Она покрутила правой стопой, затем левой. Как приятно вытянуть ноги! Мышцы ныли от того, что в непогоду постоянно приходилось держать равновесие.

Зажав сигарету губами, Китти наклонилась к Лане и коснулась ее татуировки, три раза провела пальцами по очертаниям черного крыла. Затем тоже вытянула ногу – сдвинувшись на самый край сиденья, чтобы кончики пальцев оказались на одном уровне.

– Так и не сделала себе, представляешь? А сколько было разговоров! – В смехе Китти звучали грустные нотки. – Папа так ничего и не сказал тебе, да?

Лана покачала головой. Каково ему было, когда дочь сделала тату, покрасила волосы в сиреневый, облепила комнату гневными постерами и стала врубать тяжелый рок? В то время Лана, раздражительный и склонный к экспериментам подросток, очень хотела, чтобы отец хоть раз сказал: «Ты прямо как твоя мать». Она словно примеряла на себя разные личности, чтобы понять, в каком образе больше похожа на маму.

Его молчание по этому поводу Лану бесило. Иногда она жалела, что они с отцом обходятся без криков, – не то что дома у Китти. Хотелось выплеснуть накопившиеся за годы молчания эмоции. Хотелось сорвать с них крышку, завопить, выругаться во весь голос в их полном спокойствия доме, расколотить что-нибудь, зарыдать. Только недавно она поняла, почему отец молчал: каждое упоминание о матери Ланы лишь укрепляло его ложь, и он решил, что лучше вообще о ней не говорить.

– Из нас двоих ты всегда была самой храброй, – сказала Китти.

Удивленная, Лана искоса посмотрела на подругу. Что-то здесь не так… Порыв ветра растрепал волосы Ланы, пришлось заново их завязывать. Снова взглянув на Китти, она поняла: на подруге чужой джемпер. Бледно-голубой с зелеными вставками на груди.

– Это что, джемпер Денни?

Китти посмотрела на джемпер, кивнула.

– Я замерзла.

– Долго он тут сидел? – спросила Лана, нервно сглотнув.

– Сказал, что не мог уснуть.

Значит, этой ночью Денни лежал в своей каюте без сна – как и сама Лана.

Она снова глянула на Китти. Джемпер Денни, повязки от укачивания на запястьях… Когда Лана вышла на палубу, Китти отодвинула от него ноги.

– О чем вы тут с ним болтали?

– Да так, ни о чем, а что? – Голос Китти звучал спокойно.

– Вы как будто обсуждали что-то важное и замолчали, когда увидели меня.

– На что ты намекаешь? – изумилась Китти.

Может, они просто обсуждали Жозефа или говорили о том, как плавание в ураган придает смелости, но Лана продолжила:

– Ну, вы были так… близки.

– О, Господи! – усмехнулась Китти. – Думаешь, я с ним трахаюсь? Ты это хотела спросить? Охренеть! – Китти встала. – Да что с тобой вообще происходит?

А происходит то, поняла Лана, что она больше не доверяет Китти. Когда-то подруги были единым целым, только они вдвоем против всего мира. Теперь все не так: их дружба стала казаться переменчивой, словно ветер.

Китти затянулась и щелчком выбросила окурок за борт.

– Нет, – сказала она, стоя спиной к Лане. – Я с ним не трахаюсь. Я бы никогда так с тобой не поступила.

Лана промолчала. В самом деле?

Китти ссутулила плечи, и сквозь джемпер Денни проступили позвонки. Из ее горла вырвался тихий всхлип.

– Кит, в чем дело?

– Во всем. В том… что ты можешь такое обо мне подумать. Что с нами случилось? Что стало со всеми нами? Все как-то неправильно.

– Жозеф умер, вот что случилось.

– Не тебе одной здесь плохо, Лана! – рявкнула Китти, поворачиваясь к ней лицом. – Нам всем хреново. Мы все чувствуем ответственность. – Китти прикрыла рот рукой. – Боже, – простонала она.

– В чем дело, Кит? – через некоторое время спросила Лана. – Ты что-то знаешь?

Китти закрыла глаза.

По спине Ланы пробежал холодок.

– Китти, прошу тебя. Скажи.

– Я переборщила с коктейлями в ту ночь. – Китти провела рукой по лицу. – Из-за сока не чувствовалось, но я влила охренеть сколько водки. Вот почему все так надрались. Вот почему Жозеф был пьяный в стельку. И почему Аарон… – Китти опять зарыдала.

– Ты же не могла предположить, что такое случится.

– Если бы мы так не напились, может, ничего бы и не было. Может, Жозеф по-прежнему был бы с нами. Мне сейчас так тяжело… – Китти размазала слезы по лицу. – Очень тяжело. Мы нашли вот это, – показала она на яхту, – а теперь… – Она покачала головой, как будто теперь все было потеряно.

Днем команда собралась на носу яхты, встали полукругом. На палубу летели брызги, и Лана держалась за страховочный трос. Скорее бы это закончилось.

Аарон начал:

– Как вы знаете, Шелл предложила почтить память Жозефа. Последние несколько дней выдались трудными для всех. Нам пришлось принимать серьезные решения, и я надеюсь, что это станет первым шагом к новому и позитивному этапу жизни. – Аарон взглянул на небо. – Даже погода сегодня на нашей стороне. И будет только улучшаться – фронт низкого давления, похоже, ушел. – Он провел рукой по груди и добавил: – Хватит мне уже толкать речи, если кто хочет высказаться, прошу.

Через некоторое время вперед вышла Шелл.

– Я не очень хорошо знала Жозефа. Иногда люди лишь ненадолго появляются в твоей жизни, поэтому я не могу сказать, каким он был в детстве или в подростковом возрасте. – Она по очереди посмотрела на всех членов команды, однако отвела взгляд от Генриха. – Мои воспоминания о Жозефе – это небольшие зарисовки из жизни «Лазурной». Например, как в свой первый ужин на яхте он подчистую умял три порции. Помню, как часто он сидел здесь, на носу, и смотрел на море. Какой невероятный прыжок в воду со скал на Филиппинах он совершил. Понимаю, я лишь поверхностно познакомилась с его личностью. И мне жаль, что мы не сможем узнать его лучше. – Шелл сжала губы, опустила голову и шагнула назад.

Хотя слова Шелл прозвучали по-доброму, сама «панихида» казалась какой-то вымученной. Да, они плохо знали Жозефа, но только им шестерым известно, что он погиб. Лана не будет произносить речь. Разве Жозеф хотел бы, чтобы последние слова о нем сказали те, кто решили даже не сообщать о его смерти?

– Кто-нибудь еще? – спросил Аарон. – Лана?

– Нет, – решительно покачала головой она.

– Генрих?

– Нет, благодарю, – ответил тот, опустив взгляд.

«Вот и все, – подумала Лана, – больше никто ничего не скажет». И вдруг вперед вышел Денни.

– Я хочу кое-что сказать.

Аарон был удивлен не меньше Ланы.

– Да, конечно.

Глядя в сторону горизонта, Денни заговорил на французском. Хотя Лана не могла понять слов, она видела, как бегают его глаза, – видимо, мыслями он полностью ушел в воспоминания о Жозефе. Как будто остальные в тот момент для него не существовали, и Денни общался только с ним.

Закончив, он качнул головой и отошел назад.

Настало долгое молчание. Потом Аарон взял вещи Жозефа и передал их стоявшим по обе стороны от него Шелл и Генриху. Генрих поднял стопку черных записных книжек Жозефа над носом яхты, и Лана едва удержалась, чтобы не броситься и не остановить его. Генрих швырнул их за борт, и сотни страниц, усеянных извинениями, пропитались соленой водой и ушли на дно. Никто теперь не узнает, что эти записи значили для Жозефа и почему он так упорно заполнял страницы словом «сожалею».

Следующим за борт скинули спальный мешок Жозефа, и он расползся по поверхности океана темной блестящей змеей. Его утянет на дно, занесет песком и илом.

Последним в море отправился холщовый рюкзак. Шелл что-то прошептала над ним, бросила за борт, и рюкзак упал с громким всплеском.

От Жозефа больше ничего не осталось.

Волна подцепила одну из рубашек Жозефа и вытащила ее из рюкзака за рукав. Вещи одна за другой выплыли наружу и растянулись по воде. Казалось, сам Жозеф качается на поверхности вниз лицом.

Пытаясь сдержать всхлип, Лана закрыла рот рукой.

Все это неправильно, ужасно неправильно.

– Теперь никто даже не узнает, что Жозеф был здесь! – гневно выпалила она.

Все обернулись в ее сторону.

– Ты от всего избавился, – сказала Лана, глядя на Аарона. – Избавился от улик.

– Лана, вещи – не улики, а лишь напоминания о жизни. Мы отпускаем их в море, чтобы почтить его память. Как иначе мы можем это сделать?

– Почтить его память? Выкинув за борт все его вещи? И деньги в том числе? – возмутилась Лана.

Генрих удивленно посмотрел на нее.

– Я имею в виду пятьсот долларов из бумажника Жозефа.

Аарона это не смутило.

– Деньги я не выбросил, это было бы глупо. Я решил отложить их в общий фонд на ремонт яхты.

– Ты решил? – Лана окинула взглядом всех членов команды. – А как же голосование?

– Я ни за что не стал бы выкидывать деньги, – уверенным тоном ответил Аарон. – Пять сотен долларов помогут «Лазурной» как можно дольше оставаться в море. Я считал, что для тебя это не менее важно, чем для всех нас.

Лана промолчала. Она уже ни в чем не была уверена.

Просматривая в каюте свои рисунки, Лана обращала внимание на перспективу, на свет и тень, на детали и глубину изображения. Вот набросок пальмы, сквозь листья которой бьют солнечные лучи. Вот Денни читает, сидя на палубе, Лана изобразила его в профиль. Дальше – рисунок со шлепанцами, которые кто-то кинул в ведро, затем корифены с блестящей чешуей. Казалось, все это было очень давно, в совсем другом путешествии. А вот и Жозеф: сидит на носу яхты, зажав самокрутку меж пальцев.

Что же с тобой случилось? Кто знает правду?

Лана выглянула сквозь заляпанный солью иллюминатор на сердитый, темно-синего цвета океан, мучительно безбрежный. Весь этот простор, вся эта вода и небо – от их бескрайности кружилась голова, и все же через три дня они будут на суше.

– Лана? – В каюту заглянула Шелл. Не дожидаясь приглашения, она зашла внутрь и закрыла за собой дверь. – Как ты? – спросила Шелл, увидев набросок с изображением Жозефа в альбоме Ланы.

– Нормально. – Лана закрыла альбом и убрала его под матрас.

– Просто хотела посмотреть, как тут у тебя дела. Понимаю, ты сильно переживаешь из-за смерти Жозефа, но не надо считать нас всех врагами. Ты же знаешь, что мы тебя любим. – Шелл подошла к верхней койке и коснулась руки Ланы. – Мне больно видеть тебя в таком состоянии.

Внезапная близость Шелл, ее забота растопили что-то внутри Ланы. На глаза выступили слезы, и она быстро заморгала, чтобы смахнуть их.

– Милая, прошу тебя, постарайся больше не переживать.

– Не могу, пока не узнаю, что с ним случилось.

– Мы все жалеем, что ничего не заметили. – Тон Шелл стал слегка раздраженным.

– Что произошло между тобой и Генрихом в ту ночь, когда пропал Жозеф? – спросила Лана.

– Почему ты спрашиваешь? – Шелл шагнула в сторону.

– Потому что каждый что-то скрывает.

– Я не хочу об этом говорить.

Лана слезла с койки и встала прямо перед Шелл – у той горели щеки, заметно участилось дыхание.

– Разве ты не видишь, что мы должны об этом поговорить? Все делают вид, что Жозеф вообще не существовал, что не сообщать о нем в полицию – это нормально. Поэтому я прошу тебя, Шелл, будь со мной откровенна. Из-за чего вы с Генрихом повздорили? Вы же дежурили вместе – что вы тогда увидели? Что произошло?

– Господи, ты правда думаешь, что мы как-то связаны со смертью Жозефа? – изумилась Шелл.

Лана потерла лоб.

– Нет, не думаю. Просто хочу, чтобы люди перестали скрывать правду лишь потому, что им так проще.

– Ты настолько зациклилась на Жозефе, – прищурилась Шелл, – что забываешь – не вся жизнь вертится вокруг него. И если тебе так уж приспичило узнать каждую деталь той ночи, то я скажу тебе, что случилось. Мы с Генрихом переспали, вот что! Последний раз я была с парнем шесть лет назад. – Глаза Шелл наполнились слезами. – Это была ужасная ошибка, мы оба поступили глупо. Генрих зашел в мою каюту, он был расстроен, забрался ко мне на койку, и я его пустила. Мы оба были пьяны – не соображали, что делали, – а теперь… теперь все кончено.

– Боже, Шелл, прости. Я не знала…

– Так что нет, той ночью я не дежурила вместе с Генрихом. Он нес вахту один. И я не видела, как Жозеф оказался за бортом – никто не видел. – Шелл перевела дыхание. – Может, пора уже поверить, что люди говорят тебе правду.

Глава 29. Теперь

Шелл и Лана стоят рядом в коридоре Морского спасательного центра.

– Значит, раньше ты считала смерть Жозефа несчастным случаем. Что-то изменилось?

– Я не уверена… просто…

– Ты упомянула Аарона, – пытается добиться от нее ответа Лана.

– Не хочу плохо говорить о нем, – не решается Шелл.

Лана понимает: нехорошо пятнать его имя, ведь Аарон по-прежнему числится пропавшим, но в то же время ей важно узнать новые факты, которые помогут раскрыть правду.

– Прошу тебя, расскажи.

Шелл убирает светлую прядь волос за ухо.

– Помнишь, как утром, после исчезновения Жозефа, Аарон вышел на палубу с раненым плечом? И сказал, что упал в душе. – Лана кивает. – Тогда это не показалось мне странным, ведь ночью Аарон напился, так что вполне мог поскользнуться и порезаться. Через пару месяцев, когда мы снова были в переходе, Аарон начал наезжать на Генриха за то, что тот тратит воду на купание. И тогда я вспомнила – Аарон не принимает душ во время перехода. Он не стал бы зря тратить воду. – Шелл покачивает головой. – Конечно, может, это просто мелочь, может, Аарон и правда был в душе той ночью. Но его слова все никак не идут у меня из головы.

Лана вспоминает то утро. Когда Аарон вышел на палубу, вид у него был изможденный, на лице густая щетина, а под налитыми кровью глазами залегли темные круги. Смутно помнится, что от Аарона шел затхлый, несвежий запах, и Лана отошла в сторону.

– Пятно крови, которое я нашла на палубе, – вдруг говорит Лана. – Аарон сказал, что это из пореза на его плече. Но если он поранился в душе, то кровь смыло бы водой, а потом он заклеил рану пластырем. Так откуда взялась кровь на палубе?

Судя по взгляду Шелл, она тоже об этом думала.

– Может, вовсе не из плеча Аарона, – говорит она.

– Я много думала о том голосовании, – продолжает Шелл. – Вы с Денни были правы, нам следовало сообщить о смерти Жозефа. Теперь я понимаю, что все боялись потерять «Лазурную»… боялись возвращаться к своей прежней жизни. – Она замолкает. – Я вот боялась.

Это серьезное признание. Для многих членов команды «Лазурная» стала своего рода домом, убежищем, и мысль о том, что они могли потерять дом, ужасала.

– Нас всех мучило чувство вины. Ты в курсе, что мы больше не брали новых людей в команду? – спрашивает Шелл, глядя на Лану.

– Утром я увидела список членов экипажа и была поражена – там по-прежнему все ваши имена. У Китти оставалось денег всего на несколько месяцев, а Генрих говорил, что протянет только до Палау.

Шелл кивнула.

– Китти взяла кредит, а у Генриха умер какой-то родственник, образовалось наследство. Я рада, что они оба остались. То плавание сплотило нас, и после случившегося мы не хотели больше никого брать в команду. – Шелл замолкает, смотрит на Лану. – Правда, мне жаль, что ты покинула «Лазурную». Китти очень тяжело переживала твой уход. Писала тебе электронные письма…

– Я их не читала. – Объяснить бы, что после предательства Китти это было невыносимо, но слов Лана не находит. Сейчас, когда Китти, возможно, сражается за жизнь в открытом море, все это кажется несущественным.

– Помнишь, я отправляла родителям открытки, почти с каждого острова? И ты волновалась из-за того, что они мне не отвечали?

Лана кивает.

– Оно того стоило, ведь я хоть что-то делала. Я пыталась. Вот так и Китти не теряла надежды.

Лана представляет, как подруга сидит в полутемном зале интернет-кафе в отдаленном уголке мира, пытаясь передать в письме свои чувства, и к горлу у нее подкатывает комок.

– Она очень сожалела, Лана. Что бы ни произошло, ты должна это знать.

Комок в горле становится все больше.

В дальней части коридора Генрих выходит из кабинета, где его осматривал врач.

– Все в порядке? – спрашивает Шелл.

– Да, – отвечает Генрих. Подойдя поближе, он шепотом добавляет: – Что вы решили насчет сестры Жозефа?

– Давайте подождем – посмотрим, что скажут остальные, когда их вытащат.

Лана и забыла, насколько оптимистична Шелл. Лане тоже хочется верить, что Китти и Аарон выживут. Она должна в это верить, однако время идет, и ее сомнения только растут.

Шелл сжимает руку Ланы.

– Мне надо возвращаться к родителям. В соседнем здании есть небольшая столовая – если не хочешь оставаться одна, встретимся там.

Шелл и Генрих уходят по коридору. Генрих наклоняется к Шелл и что-то шепчет ей на ухо – так же близки они были когда-то на яхте, так же защищали друг друга.

Зря Лана перестала доверять Шелл. На «Лазурной» Шелл хорошо относилась к ней, она была честна и открыта.

Но может ли Лана быть уверена в Генрихе?

Глава 30. Тогда

– Лана! – прошептала Китти, заглядывая в каюту. – Там земля! Видно землю!

Проснувшись, Лана никак не могла сообразить, почему лежит на своей койке одетая и с книжкой в руке. Видимо, читала и заснула. Она приподнялась, протерла глаза и выглянула в иллюминатор.

Сначала показалось, что это край облака, какое-то скопление тумана на горизонте; когда зрение сфокусировалось, Лана поняла: вдалеке виднеется остров.

– Где мы? Это Палау?

– Нет. Это тот остров на картах. Помнишь, Аарон показывал?

Еще на Филиппинах Аарон упоминал, что в паре дней пути от Палау есть небольшой остров – крошечная точка на карте.

– И далеко мы от него?

– В паре часов. Поднимайся, посмотришь с палубы. Все наверху.

Лана медлила. После голосования она сторонилась других членов команды, но была рада, что Китти ее позвала.

– Иди, я догоню.

Лане понадобилось несколько минут, чтобы выйти из заторможенного состояния после дневного сна. Она ополоснула лицо холодной водой; за время перехода она почти не смотрелась в зеркало и теперь не узнала свое отражение: щеки запали, кожа обветрела и потемнела.

Долгожданные очертания приближающегося острова были видны из иллюминатора в ванной; наконец-то можно ступить на сушу и вспомнить, что жизнь существует и за пределами этой яхты.

Что будет, когда они доберутся до Палау? Сможет ли Лана продолжить свое путешествие на «Лазурной»? Или ей придется уйти? И если она уйдет, то как же Китти? А Денни? Да и все остальные, ведь они ее друзья? От вопросов голова шла кругом.

Когда Лана наконец вышла на палубу, небо прояснилось, на море было спокойно, «Лазурная» ровно шла вперед. Запечатлеть бы в рисунке эту замечательную картину, проработав каждую деталь: вот Китти небрежно держит пустую пивную бутылку, Денни, задумчиво скривив губы, смотрит в сторону острова, Аарон, улыбаясь уголком рта, болтает о чем-то с Генрихом, Шелл сидит на палубе, скрестив ноги и подставив лицо солнцу.

Китти запрокинула голову и рассмеялась, в ее темных волосах сверкнуло солнце. Лане хотелось, чтобы подруга обернулась, увидела ее, взяла за руку и подвела к остальным – как это бывало в детстве.

Однако Китти не обернулась.

Лана подошла ближе, и не Китти – Денни достал из мини-холодильника бутылку пива, открыл крышку и подал ей. Только тогда ее заметили остальные. Никто даже не кивнул, и Лана почувствовала, как по коже пробежал неприятный холодок.

Она посмотрела на мини-холодильник: почти все бутылки были пустыми. И давно они тут отмечают приближение к земле? Одна только Китти догадалась позвать ее, и то не сразу.

Лана взяла бутылку за горлышко и заметила, что ногти на ее пальцах обгрызены до мяса.

Через несколько часов они бросили якорь у коралловых рифов. Песчаный остров порос высокими тонкими пальмами и небольшими кустами. После девяти дней в море крошечная полоска суши казалась настоящим чудом.

Похоже, Генриху и Шелл удалось позабыть свои обиды, и они вместе спустили лодку на воду, куда затем втиснулись остальные.

– Ты идешь? – позвала Китти с лодки.

Лана покачала головой.

– Присмотрю за яхтой. – Лана жаждала ощутить твердую землю под ногами, но еще больше ей хотелось побыть в одиночестве.

Хотя Китти развела руками и сказала что-то еще, Аарон уже завел мотор лодки, и Лана ничего не расслышала.

Лодка отправилась к острову по коралловой отмели. Лана несколько раз глубоко вздохнула, выпрямила плечи, потянула шею. Такое чувство, что впервые за долгое время можно нормально дышать. Открыв еще одну бутылку пива, она села на носу яхты, свесила ноги над водой. Волны слегка плескали о корпус судна. Бывало, Лана сидела вот так, потягивая пиво и подставив лицо солнцу, и думала, что это лучшее место в мире. Теперь ей вспомнилось, как на этом же месте Жозеф исписывал свои записные книжки бесконечными извинениями.

– Что с тобой случилось? – вслух произнесла Лана. Чем ближе они были к Палау, тем больше ее мучил этот вопрос. Похоже, другие члены команды оправились и теперь двигались дальше, но Лана не могла. Тело Жозефа по-прежнему где-то в океане. Опустится ли оно со временем на дно? Или из-за газов при разложении поднимется на поверхность и будет плыть, пока не смоет плоть и от тела останутся одни кости?

За бортом послышался гул мотора – возвращалась лодка. Лана подняла к глазам бинокль.

Очертания членов команды стали более ясными. Лана попыталась составить впечатление о каждом из них так, будто видела ребят в первый раз. Она бы отметила крепкие загорелые руки Аарона на рычаге руля – он смотрел вперед, в море, – и блеск темных волос Китти, когда она с улыбкой повернулась к Денни, который что-то ей рассказывал. Восхитилась бы связкой ярких браслетов на запястьях Шелл и обратила бы внимание на ровный загар Генриха. Сочла бы их группой молодых и беззаботных путешественников.

Но она бы не знала, что несколько дней назад один из членов их команды пропал. Не смогла бы по их расслабленным лицам понять, что все, кроме Денни, решили скрыть информацию о случившемся из боязни стать подозреваемыми. Причем один из них знал о смерти товарища намного больше остальных, однако молчал. Кто же?

Когда лодка приблизилась, до яхты донеслись обрывки слов: «рифы», «спинороги»[2], «пиво». Кто-то громко рассмеялся – Генрих или, может, Аарон. Что же их так развеселило? Неужели и Жозеф чувствовал себя таким же одиноким, сидя на носу яхты и слыша их смех?

– Упустила шанс отлично поплавать с трубкой! – сказала Китти, забираясь на палубу. Вокруг бедер она повязала полотенце, мокрые волосы перекинула через плечо. – Потрясающие кораллы! Совершенно нетронутые. А Генрих увидел морскую змею.

– Почти метровую, – показал он руками в воздухе.

– Останемся здесь на якоре, – сказал Аарон. – Отдохнем от ночных дежурств. А с рассветом пойдем на Палау.

Лана напряглась. Ей хотелось скорее двигаться дальше. Палау стал ее целью, ее сигнальным огнем. Именно там завершится это чудовищное плавание, и Лана наконец попадет в общество других людей, вернется к обыденности. Ей жаль было тратить время, стоя на якоре у какого-то островка.

– А может, поплывем? Хочется поскорее уже добраться…

Все обернулись в ее сторону.

– Нам всем хочется, – ответил Аарон, – но, думаю, мы заслужили небольшой отдых.

Китти выжала волосы за борт.

– По-моему, я перегрелась, – сказала она и нырнула в люк.

– Пива будешь? – предложил Генрих Денни.

– Конечно.

– И давайте заодно глянем на карты, – добавил Аарон.

Парни и Шелл тоже пошли вниз.

Лана осталась на палубе одна. Посмотрела на остров, в километре от которого они встали на якорь. Настроения рисовать или читать не было, мысли разбегались. Лучше, наверное, поплавать и унять тревогу. Глубина здесь метров десять, а согласно эхолоту, чуть дальше уходит уже на тридцать метров. Было в этом нечто пугающее, какой-то первобытный страх заключался в прыжке в неизвестность, где могут скрываться акулы и другие хищники. Не давая себе повода передумать, Лана расстегнула платье, привязала его к страховочному тросу, чтобы не улетело, и прыгнула.

Вода обдала прохладой. Лана открыла глаза – вокруг лился расплывчатый голубоватый свет. Море нежно вытолкнуло ее вверх, и она поплыла, делая плавные и равномерные взмахи руками. Поразительно, что можно вот так свободно двигаться за пределами ограниченного пространства яхты.

Лана плыла к острову. Не было ни сильного течения, ни ветра; она замерла и сосредоточилась на одной точке на берегу, как учил ее Денни, чтобы определить направление течения или прилива. А затем поплыла дальше, чувствуя приятную усталость в руках. Внизу показались рифы, стало мельче. Надо было взять маску и трубку… Лана нырнула и задержалась под неподвижной поверхностью голубой воды. Она не дышала, не думала, не плыла – скользила сквозь пласты соленой воды. Когда легкие стало покалывать, донесся какой-то грохот. Звук был знакомый, но откуда он может идти посреди моря? Под водой скорость звука увеличивается в пять раз – что бы это ни было, оно дальше отсюда, чем ей кажется.

Лана открыла глаза, и их защипало от соленой воды. Она поняла, что это: так звучит заведенный мотор.

Мощно отталкиваясь ногами, Лана с плеском вышла на поверхность и сделала вдох. «Лазурная» стояла на прежнем месте, в пятистах метрах отсюда, но на носу кто-то поднимал якорь. Наверное, он сместился, и ребята решили бросить его заново.

Страшно видеть, как вытаскивают якорь, когда ты далеко от яхты. Лана стала корить себя за то, что отплыла на такое расстояние. Она решила вернуться и поплыла обратно кролем, стараясь сохранять постоянный ритм.

Двигатель загудел еще громче, наполняя вибрацией неподвижный воздух. Глядя на яхту, Лана заметила, что нос судна разворачивается в обратном направлении, в сторону горизонта.

Наверняка они перебрасывают якорь, однако зрелище все равно было пугающим. Лана поплыла быстрее, делая еще более мощные взмахи руками.

«Лазурная» не развернулась. Она шла в море.

– Эй! – крикнула Лана. – Подождите!

На палубе виднелись люди, солнце подсвечивало их сзади… Никто не обернулся. Никто ее не услышал.

Силы были на исходе, и Лана, тяжело дыша, остановилась перевести дух. В океане, где глазу не за что зацепиться, трудно оценить расстояние и скорость, но казалось, что яхта сместилась на двести, а то и на триста метров от своего первоначального положения. Лана все еще верила, что яхта сейчас развернется, однако прошла минута, затем другая – «Лазурная» не разворачивалась.

Тогда Лана поняла: в том месте, где теперь находилась яхта, слишком глубоко, чтобы вставать на якорь. Члены команды не искали новое место для остановки – они уплывали.

– Стойте! Стойте! Подождите! – закричала Лана.

С ужасом она вспомнила, что никому не сказала о своем намерении поплавать. К горлу подкатила тошнота.

Ее платье привязано к страховочному тросу, могли бы догадаться.

Тяжело дыша, Лана держалась на плаву и смотрела, как удаляется яхта.

«Ну же! Посмотрите на платье. Меня нет на борту!»

Пропажу Жозефа заметили только через несколько часов. От этой мысли страх еще сильнее обосновался в голове Ланы. Она впервые почувствовала ужас, который, вероятно, ощутил Жозеф, когда «Лазурная» исчезала из виду, оставляя его одного в бескрайнем море.

Лана развернулась, начала работать руками. Паника разгоралась, и в голове смешались тысячи пугающих мыслей. Что теперь – попытаться доплыть до острова? До него слишком далеко, ничего не выйдет. Только бы не утонуть. Только бы не утонуть прямо здесь!

– Какого хрена вы не проверите, все ли на борту? – закричала она в пустой океан.

В голову вонзилась еще одна ужасающая мысль: а может, они как раз проверили?

Давай, шевели ногами. Вперед. Плыви. Давай же, Лана!

Две пальмы на острове склонились друг к другу так, что получилось сердечко. «Пальмовое сердце, – сказала Лана самой себе. – Не падай духом. Ты доплывешь до острова. Течения нет, можешь не спешить. Ты отлично плаваешь. Просто расслабься».

Лана плыла вперед кролем, стараясь сохранять ритм. Остановилась перевести дыхание и посмотрела через плечо. «Лазурная» была так далеко, что превратилась в точку на горизонте. Лана отвлеклась и не удержалась на поверхности. С трудом она выбралась наверх, выплевывая соленую воду. От ужаса руки и ноги потяжелели, мысли путались. «Сохраняй спокойствие. Дыши и работай ногами». Она вновь сосредоточилась на острове впереди. Только не оборачиваться в сторону бескрайнего голубого простора и не смотреть в неизведанные глубины; только остров и ритм взмахов. Хищными птицами ныряли вокруг тревожные мысли, но Лана старалась отбиваться от них и думать лишь о том, как она двигает руками вперед.

Когда стопы свело судорогой, а икры сильно напряглись, пришлось перевернуться и плыть дальше на спине. Бескрайнее небо над головой еще больше встревожило Лану, и она снова поплыла на груди, стиснув зубы от боли из-за судороги. Время тянулось бесконечно. Постепенно, очень медленно, остров начал приближаться, представать перед ней во всех деталях. Лана уверяла себя, что чувствует запах коры пальм и песка.

Наконец стало мельчать, и пальцы ног коснулись шероховатого дна, поднимая облачка песка. Лана брела по мелководью, колени подкашивались. Дотащившись до пляжа, она рухнула на песок, пытаясь отдышаться. От мокрого песка пахло известняком и солью. Лана закрыла глаза и зарылась пальцами в песок, следы ее друзей на котором уже начинали стираться.

Немного передохнув, она подняла голову и посмотрела на точку «Лазурной» вдалеке. Что теперь?

Глава 31. Теперь

Шелл и Генрих уходят по коридору. Лана, сделав глубокий вдох, достает из кармана телефон и проверяет, ловит ли Интернет. После разговора с Шелл она поняла, что должна прочитать электронные письма от Китти.

Сигнал слабый, и Лана направляется к выходу. Когда она проходит мимо пункта управления, открывается дверь.

– Лана? – окликает Пол Картер, выглянув из кабинета.

Ей не хочется останавливаться – Лана знает, что ее там ждет. Сделав вид, что не слышит, она идет дальше.

– Лана, – зовет он снова и идет вслед за ней. Туфли на резиновой подошве скрипят по линолеуму. Лана ускоряет темп, по спине течет пот.

Картер перехватывает ее у выхода, и Лана вынуждена обернуться.

– О, это вы! – притворяется она удивленной. – Простите, ушла с головой в свои мысли.

– Можно вас на минутку?

– Я… я как раз собиралась…

– Это недолго.

Выбора не остается, и Лана неохотно идет за Полом в пункт управления. Она уже знает, кого увидит в том кабинете.

– Лана, это Эме Мелина, – представляет Пол Картер сестру Жозефа. – Она уверена, что ее брат, Жозеф Мелина, путешествовал на «Лазурной».

– Да, мы уже познакомились.

Бледные щеки Эме слегка порозовели.

– Вот, – показывает она Картеру листок бумаги. – Жозеф написал про судно, про капитана, про людей на борту. Сказал, что будет здесь, когда яхта причалит.

Лана пристально смотрит на письмо: ровный почерк Жозефа, внизу его имя и значок поцелуя.

Пол Картер осторожно кивает, будто тревога в голосе Эме его напугала.

– Но Жозефа не было среди членов команды. У меня самые последние данные – список на момент перехода из Фиджи в Новую Зеландию.

– Жозеф сообщил бы мне, если сошел бы на берег в другом месте, – немного повышает голос Эме Мелина. – Он обещал, что будет здесь.

– Лана раньше путешествовала на «Лазурной», верно, Лана? – говорит Картер.

Он явно перенаправляет гнев этой женщины. Во рту пересохло, и только сглотнув, Лана сдавленно произносит:

– Да.

Эме Мелина внимательно смотрит на Лану – наверное, удивляется, почему она об этом не упомянула.

– Значит, вы знаете Жозефа?

Горло будто сдавило, словам не вырваться.

– Жозеф ведь был на борту? – впивается в нее взглядом Эме.

У Ланы потеют руки. Она прижимает ладони к бедрам, чувствует их жар сквозь легкое платье. Слышит собственное дыхание – вдох, выдох.

Надо ответить.

– Я должна знать, – требовательным тоном говорит Эме. – Мой брат был на борту «Лазурной»?

Позади нее в открытую дверь врывается легкий ветерок. Хочется скорее убежать из этого кабинета, подальше от вопросов Эме.

Эме Мелина пронизывает Лану взглядом своих темных глаз. Лана чувствует, как платье прилипает к потной коже.

Есть выход!.. Она скажет: да, Жозеф был на борту, когда «Лазурная» затонула, и тогда его сестра решит, что он погиб сегодня. Придется соврать, но эта ложь хотя бы близка к правде.

И почти сразу приходит понимание: не выйдет. В документах не зарегистрировано нахождение Жозефа в странах, в которых побывала «Лазурная» после Филиппин.

Пол Картер и Эме Мелина внимательно смотрят на Лану в ожидании ответа.

Можно сказать, что Жозефа вообще не было на борту, но его письмо станет доказательством обратного. Он ведь мог упомянуть имена членов команды и отправить сестре или друзьям фотографии.

– Лана? – снова обращается к ней Картер.

– Простите. – Лана потирает лицо рукой.

Никакого общего голосования, никакой возможности подумать над ответом, сидя за столом в салоне. Остается только быть честной.

– Да. Жозеф путешествовал на «Лазурной».

– Вы не знаете, он был на борту, когда яхта затонула? – спрашивает Картер.

Немного помолчав, Лана отвечает:

– Нет. Не был.

Глава 32. Тогда

Лана стояла на берегу в одном купальнике. Сумерки сгущались, будто принесенный бризом дым.

– Лана! Лана! – закричала Китти с лодки, бешено размахивая руками.

Она спрыгнула, когда лодка приблизилась к мелководью, и, вздымая брызги, поспешила к пляжу. Ее красный саронг намок.

– Слава богу! Слава богу, ты жива! – Китти бросилась обнимать Лану. Кожа у подруги была горячая и потная, в дыхании чувствовался запах пива.

Денни заглушил мотор и вытащил лодку на берег, перепрыгнув через бортик, кинулся к Лане. Китти отошла в сторону, и Денни крепко прижал Лану к себе. Она почувствовала, как колотится сердце в его груди.

– Прости! – шептал он ей на ухо. – Мы не знали, что тебя нет! Прости. Мне так жаль…

Лана закрыла глаза и сосредоточилась на тепле, исходившем от тепла Денни – она ощущала его своей прохладной кожей. Денни провел рукой по ее мокрым волосам, коснулся затылка.

Денни отошел, и Китти сказала:

– Когда мы стали поднимать якорь, я подумала, что ты в каюте. Но потом я увидела твое платье. – Китти покачала головой. – Я бросилась вниз, заглянула на койки… Мы начали искать и… черт, мы охренеть как испугались. Тебя не было на яхте. Тебя нигде не было. Было такое же чувство… такое же, как тогда…

Китти замолкает. Лана и так поняла, что она имела в виду: было такое же чувство, как тогда с Жозефом.

Денни достал из лодки пляжное полотенце и накинул Лане на плечи. Втроем они сидели на берегу в лучах заходящего солнца.

– Что случилось? – спросила Китти, держа Лану за руку.

– Я пошла купаться. Думала, мы останемся здесь на ночь, а когда обернулась, вы уже уплывали.

– Господи. – Китти глянула на море, оценивая расстояние между островом и яхтой. – Так далеко. Вдруг бы ты не добралась? Страшно представить…

– Почему вы решили уплыть? – перебила ее Лана.

– Посмотрели на карты и поняли, что Палау ближе, чем мы думали, – объяснил Денни. – Решили попробовать – вдруг доплывем туда к утру.

Лана прождала на острове не больше получаса, но этого хватило, чтобы тело переполнил страх и ощущение того, что весь твой мир рушится. Лана оцепенела от ужаса и не сдвинулась с места – сидела на берегу, прижав руки к груди.

– Я была уверена… – дрожащим голосом сказала она, – была уверена, вы меня бросили. Специально.

– Что? – изумилась Китти. – Черт, Лана, не смей так говорить. Не смей!

Весь скопившийся внутри страх вырвался наружу.

– Кто предложил поднять якорь и отправиться на Палау? Аарон?

– Лана, на что ты намекаешь? – нахмурился Денни. – И нет, предложил плыть дальше Генрих.

На глаза выступили слезы, и Лана поспешила стереть их рукой.

Китти обняла подругу и прижала к себе.

– Как ты могла подумать, что мы тебя бросим? Поверить не могу.

Немного помолчав, Лана ответила:

– Мы ведь бросили Жозефа.

– Мы его не бросали! – воскликнула Китти. – Мы пытались его найти.

– Долго ли?

Китти и Денни ничего не ответили.

Лана ссутулилась и закрыла лицо руками. Чем больше она говорила, тем сильнее отталкивала людей, однако молчать она не могла.

– Со смертью Жозефа что-то нечисто. Я чувствую.

– О чем ты? – удивилась Китти.

– Аарон что-то наверняка знает. – Лана повернулась к Денни. – Ты видел, как вел себя Аарон, когда обнаружил Жозефа на борту – он припер его к стенке. Не успокой ты его, они бы подрались.

Денни не возразил.

– Почему Аарону так нужно было отправиться в плавание к пятнадцатому марта? Он говорил с тобой об этом еще на Филиппинах, перед самым отплытием. Я подслушала, когда вы выходили из интернет-кафе. Аарон твердил, что не может больше ждать на суше и что к пятнадцатому ему нужно быть в море. – Лана замолчала. – К пятнадцатому – в тот день и умер Жозеф.

Денни потер рот рукой, глядя на «Лазурную» вдалеке.

– Что такого в этой дате?

Сделав глубокий вдох, Денни ответил:

– Это годовщина смерти жены Аарона.

– Жены?

– Да. Лидии.

Лана уже слышала это имя – Шелл рассказывала, как странно вел себя Аарон в одном баре в Таиланде.

– Когда… когда она умерла?

– Три года назад, – помрачнел Денни. – Ее убили.

– Господи, – прошептала Лана.

– Как это произошло? – спросила Китти.

– В их доме в Окленде, в самый разгар дня. Она была на заднем дворе, снимала белье с веревки. Некий парень, Миллс Уиден, наркоман, был под кайфом, сидел на метамфетамине. Не найдя денег на очередную дозу, он ограбил магазин на углу квартала, угрожая владельцу ножом. Владелец погнался было за Уиденом, но быстро выдохся и потерял его из виду. А этот Миллс Уиден, он бежал и думал, что за ним все еще гонятся. В полиции сказали, его организм был так накачан наркотиками, что от паранойи ехала крыша. Поэтому, когда Уиден перепрыгнул через забор дома Аарона и наткнулся на Лидию, он решил, что она бросится на него и попытается остановить. В руке у Уидена был нож, им он и воспользовался: нанес четыре удара в живот и грудь. – Денни нервно сглотнул. – Она была на восьмом месяце.

Лана закрыла глаза.

– Лидия умерла в больнице. Аарон потерял и жену, и ребенка. – Скривив губы, Денни добавил: – Как можно от такого оправиться?

Лана покачала головой. Аарон пережил ужасную утрату.

– Поэтому он уехал из Новой Зеландии и отправился в плавание?

Денни кивнул.

– И только ты знаешь, что случилось?

– Аарон не любит об этом говорить.

Теперь Лана поняла, почему Денни обычно защищал Аарона. Денни на «Лазурной» почти с самого начала, и только ему Аарон доверил свое прошлое.

Шелл рассказывала, как Аарон рыдал в каюте и звал жену по имени. Лана представила, как он держал голову руками, как были налиты кровью от горя его глаза. Она попыталась взглянуть на яхту с его стороны: для Аарона «Лазурная» стала возможностью начать все заново, жить настоящим и не вспоминать об утрате.

– Какого черта ты тут устроила? – рявкнул Аарон, как только Лана поднялась на борт.

Ошеломленная, Лана отступила назад.

– Я пошла купаться и…

– Никогда, слышишь, никогда не уходи с яхты, не сказав ни слова! Я ведь мог завести двигатель, когда ты была прямо у винта! Чем ты думала? Нам нахрен не нужен еще один покойник!

Если Лана и стала мягче по отношению к Аарону, то теперь от этой мягкости не осталось и следа.

– А пересчитать людей на борту не судьба, капитан хренов?

Аарон хотел что-то ответить, но его перебил Денни:

– Лане и так несладко пришлось, не дави на нее, а?

Пораженный резким тоном Денни, Аарон тут же изменил свой настрой и, подняв руки, сказал:

– Конечно. – Он сделал глубокий вдох и повернулся к Лане. – Прости. Я очень разволновался. И правда рад, что с тобой все в порядке.

Шелл и Генрих встретили Лану объятиями и завалили вопросами. Когда они наконец отпустили ее, Лана спустилась вниз, выпила три стакана воды один за другим и ушла к себе в каюту.

Китти уже была там.

– Подменю тебя на дежурстве сегодня. Тебе надо отдохнуть.

– Ну что ты…

– Без возражений, – твердо заявила Китти. – Ты столько раз дежурила в мою смену, пока меня тут выворачивало наизнанку!.. – Она взяла увлажняющий крем и стала смазывать растрескавшиеся пятки.

Лана присела рядом на край койки, обмакнула палец в крем и намазала огрубевшие руки. Каюту наполнил аромат кокоса.

– Ничего не изменилось, идем на Палау?

– Аарон говорит, утром будем там, – кивнула Китти.

Подруги замолчали.

На Палау закончится переход – сможет ли Лана, оказавшись на берегу, ничего не сказать про Жозефа? Им проставят штампы в паспорта, и тогда все. Назад дороги не будет. Жозефа сотрут из истории этого плавания, а его смерть останется тайной.

А если Лана пойдет против решения остальных и сообщит в полицию? Аарона, скорее всего, возьмут под стражу, «Лазурную» на неопределенный срок арестуют… Остальных, наверное, отправят по домам. Лана больше никогда не увидит никого из членов команды – включая Денни.

Она вздохнула – сил думать об этом больше не было. Китти закрыла крем и убрала его в рюкзак. Повернувшись, внимательно посмотрела на Лану.

– Ты собираешься уйти, да? Когда мы доберемся до Палау.

– Я не знаю, – честно ответила Лана.

– Понимаю, этот переход превратился в хрен пойми что, но все наладится. Обещаю, дальше все будет хорошо.

– Нет, Кит. Как оно может наладиться? Жозеф мертв. Как прежде уже не будет.

У Китти не нашлось ответа, и какое-то время они сидели молча.

– Если я уйду, как поступишь ты? – спросила Лана.

Китти закрыла глаза.

– Я не могу бросить все, Лана. Прости, не могу. Не знаю, как объяснить… здесь мне комфортно. Мои мысли не заняты всей этой фигней, вроде провальной актерской карьеры, череды дерьмовых парней и отца-алкоголика. Здесь я могу просто… быть. И мне это нравится. – Китти посмотрела на Лану. – Думаю, и тебе это по душе. Ты ведь стала меньше думать о своем отце, правда?

– Не знаю. Наверное. Может, я особо не говорю о нем только потому, что жизнь здесь кажется какой-то обособленной. Понимаешь, как будто все остальное на суше вообще не существует.

Китти кивнула.

– Я по-прежнему злюсь на него. Ужасно злюсь. Стоит только вспомнить о нем, и меня тут же переполняет… ярость. – Лана запустила пальцы в волосы. – Как мне с этим справиться?

– Придется. Назад ничего не вернешь.

Лана покачала головой.

– Господи, я даже ходила туда, где отец якобы развеял ее прах! На пустоши в лесу. Я отправлялась туда с блокнотом, часами рисовала и разговаривала с ней. С моей погибшей, черт возьми, матерью, которая на самом деле была жива! И он знал. Он отпускал меня в лес оплакивать маму… Как он мог так поступить, Кит? – Глаза защипало от слез.

– Он пытался защитить тебя.

Лана запрокинула голову назад.

– Черт, она даже приезжала в Англию – чтобы повидаться со мной, – а отец ее прогнал.

– Он хотел как лучше, Лана. Это ведь было накануне экзаменов на аттестат – только представь, у тебя голова пошла бы кругом. Момент выдался неподходящий.

Слова Китти чем-то зацепили ее. Пульс участился.

– Что ты сейчас сказала?

– Говорю, он хотел как лучше.

– Нет, после этого.

Китти отвела взгляд.

– Что это помешало бы тебе нормально подготовиться к экзаменам.

– Не-ет. Ты сказала, что моя мама приехала накануне экзаменов на аттестат. Откуда ты знаешь?

Китти быстро заморгала, потерла кончик носа.

– Понятия не имею. Может, перепутала. Или ты мне рассказывала?

– Я не говорила. Папа упомянул только то, что она приезжала один раз, когда мне было шестнадцать. Про экзамены ни слова. – Лана внимательно посмотрела на Китти – подруга покраснела. – Так почему ты про них сказала?

Китти встала и расстегнула рюкзак.

– Наверное, сама сочинила – ты же знаешь, со мной бывает. – Ее голос звучал неестественно звонко.

Лана уставилась ей в спину.

– Зачем тебе сочинять такие конкретные детали?

– Даже не представляю! – Китти не оборачивалась.

Лана подошла к подруге и положила руку ей на плечо. Китти повернулась – щеки порозовели, по шее пошли красные пятнышки.

– Ты мне врешь.

Китти попыталась увернуться, но Лана крепко держала ее.

– Посмотри на меня.

Лана поймала взгляд Китти: глаза широко раскрыты, зрачки расширены.

– Что тебе известно?

Атмосфера в каюте стала тяжелой от напряженного молчания.

– Я… я… – запнулась Китти.

– Ну? Что?

– Твоя мама… – Китти сглотнула. – Она…

Лана вдруг поняла.

– Господи, ты знала! Ты знала, что моя мама жива, да?

Китти опустила взгляд в пол.

– Я с ней встречалась, Лана.

Все тело начало покалывать. Теснота каюты вдруг стала невыносимой, словно стены сдвинулись, и нечем дышать. От кожи под футболкой пошел жар, и Лана представила, как пульсирует внутри горячая кровь.

– Прости, – прошептала Китти.

Хотелось убежать из этой каюты, с этой яхты…

– Как? Где ты с ней встречалась?

– Она узнала, на какой улице вы жили, но не знала, в каком доме. Вот и стучала во все двери подряд. – Китти замолчала, нервно сглотнула. – Постучала и к нам. Она назвала только свое имя, и я сначала не поняла, кто это, а потом она сказала, что приехала из Афин и ищет вас с папой. Я поверить не могла – ну, в то, что твоя мама жива, – однако она была так на тебя похожа…

Лана последний раз видела мать в три года. Она давно забыла, как мама выглядела, и представляла ее только по старым фотографиям.

– Я спросила: «Вы мама Ланы?», и она со слезами на глазах кивнула. «А как же авария?» – удивилась я, но тут подошел отец и прогнал меня.

Я ушла к себе в комнату и, согнувшись, села у окна, чтобы послушать дальнейший разговор. Папа сказал ей, что вы живете через четыре дома от нас. Я знала, что тебя сейчас нет – ты в тот день осталась в школе допоздна, чтобы закончить проект по рисованию. Она поблагодарила отца и пошла к вашему дому.

Китти посмотрела на Лану и продолжила:

– Твоя мама ждала у дома целую вечность. Не стучала, просто стояла перед входом. Я думала, она развернется и уйдет. Наконец она подошла к двери и постучала. Твой отец открыл и, увидев ее, замер. Они немного поговорили у порога, а потом он ее впустил.

Неужели мама была настолько близка? Ведь в любой другой день дверь ей могла открыть Лана.

– Вот и все. Все, что я знаю. Прости, надо было…

– Рассказать мне? – гневно закончила за нее Лана.

Когда Лана узнала все от отца, она была в шоке – правда ее ошеломила. И первой, к кому она пошла, на чьем пороге появилась, промокшая до нитки и сбитая с толку, была Китти. Подруга тогда сказала про отца Ланы: «Он совершил ошибку. Ужасную ошибку, но это не значит, что ты должна его возненавидеть!»

– Ну ты и сволочь, – процедила Лана, глядя Китти в глаза.

– Прости. Прости меня. – Китти тяжело дышала. – Лучше бы я ничего не знала… Я не хотела скрывать от тебя. Я правда была уверена, что на следующий день в школе ты расскажешь, что видела маму, но, когда мы встретились в автобусе, ты вела себя как обычно. Я подумала, что твой папа решил подождать до выходных и сообщить после первых экзаменов, однако наступил понедельник, и опять ничего. А потом мы сдали экзамены, начались каникулы и… ну, я поняла, что он и не собирался ничего говорить тебе.

– Но ты-то могла сказать!

Подруг сплотило то, что обе они остались без матерей. Когда другие девчонки рассказывали, как ходили с мамой по магазинам, или жаловались на ссору, Лана и Китти переглядывались и безмолвно поддерживали друг друга.

Когда Лана пыталась выведать что-то о матери, отец от одного упоминания ее имени впадал в уныние и в доме на несколько дней поселялось напряженное молчание. И она оставила свои попытки. Вместо этого она разговаривала с Китти, шепотом произносила имя мамы и делилась милыми ее сердцу воспоминаниями, которых было не так уж много. Китти в ответ рассказывала о своей матери, и вместе они сочиняли целые истории о том, какую жизнь могли бы прожить обе их мамы.

Сплошное притворство. Мать Ланы была жива – и Китти это знала.

– Убирайся, – сказала Лана.

Китти заплакала, руки у нее задрожали.

– Подожди, ты…

– Выметайся из этой каюты! Сейчас же!

Глава 33. Теперь

Лана стоит у машины. Ей удалось ускользнуть от Эме Мелина и Пола Картера, пока они не начали задавать слишком много вопросов – сказала, что нужно срочно позвонить.

Она смотрит на главное здание – слава богу, за ней не идут. В порту тихо, никто не приезжает, никто не уезжает.

Близится вечер… Сколько же еще будут продолжать поиски? До темноты? До утра? В какой момент поиски прекратят?

С каждой минутой добраться до Китти все труднее. Лана не в силах даже представить, что ее подруга уже могла погибнуть и теперь ее тело носит мрачное море. Только не после того, как они расстались. Так не должно было случиться. Раньше Китти была для нее всем. Не просто лучшей подругой, а настоящей семьей. В сценарии жизни Ланы Китти играла главную роль: они собирались быть друг у друга на свадьбе, чувствовать, как у подруги толкается в животе ребенок, состариться вместе и смеяться над морщинами и лишним весом.

Китти не должна была умереть молодой. Это невыносимо.

Шелл сказала, что за последние несколько месяцев на «Лазурной» Китти отправила ей десятки электронных писем. Первые Лана открыла, когда только приехала в Новую Зеландию, – короткие, отрывистые извинения, в спешке отправленные из интернет-кафе. Набор клише, который Лана бегло просмотрела, качая головой.

Потом она перестала проверять почту. Не желала ничего слышать от Китти, и самой ей сказать было нечего.

Она пыталась собрать свою жизнь по кусочкам, начать все сначала в Новой Зеландии, а письма Китти лишь возвращали ее мыслями к яхте.

Но сейчас туда и нужно вернуться. Нужно вспомнить, что именно произошло, постараться сложить все вместе – она ведь чувствует, что разгадка уже близко.

Лана достает мобильный и пытается вспомнить данные электронной почты. С третьей попытки она вводит правильный пароль и с удивлением видит, что ее профиль еще активен. На экран вырываются пятьсот с лишним непрочитанных писем: рассылки от разных компаний, банков, благотворительных организаций.

Она пролистывает вниз на пять-шесть страниц… Писем от Китти нет. Неужели Шелл ошиблась? Может, прошло несколько недель после ухода Ланы с «Лазурной» и Китти перестала писать?

Лана переключает настройки так, чтобы первыми в списке отобразились самые старые письма – и тогда замечает имя Китти.

Отправлено через две недели после того, как Лана покинула яхту, в теме письма пусто.

Лана открывает письмо и читает.

Дорогая Лана!

Не знаю, прочитаешь ли ты мои сообщения, но я буду писать их, пока ты не откликнешься.

Я сижу в крошечном захолустном интернет-кафе, соединение постоянно рвется, так что постараюсь покороче. Я и так уже о многом писала и не знаю, каким еще способом сказать тебе – ПРОСТИ! Да, я должна была рассказать, что виделась с твоей мамой, однако дай мне хотя бы попробовать объяснить, ПОЧЕМУ я молчала.

Суть вот в чем: это был не мой секрет.

Господи, зачем я вообще открыла дверь в тот день!.. Поверь, Лана, мне не хотелось знать о твоей семье больше тебя. Иногда узнаешь такое, о чем лучше никогда не слышать.

Кстати, я не говорила о том, что знаю, ни твоему отцу, ни кому-либо еще. Ты, наверное, думаешь, что у нас с ним был какой-то великий сговор, но это не так.

Если честно, мне жаль твоего отца. Все это время ты так злилась на него, даже не дала ему возможности объясниться. Я понимаю, что тебе было больно… но ты хоть раз пробовала посмотреть на все с его стороны? Потому что вот как это вижу я: жена разбила ему сердце и бросила с трехлетней дочкой на руках. Ему лишь хотелось уберечь тебя от такой же боли – да, он врал тебе, как и я, но из лучших побуждений: мы оба хотели защитить тебя. Иногда, если любишь, идешь на все.

Целую,

Китти.

Лана прислоняется спиной к холодному металлу машины. Не отводит взгляда от письма. Неужели Китти права? Лана и правда не пыталась представить себя на месте отца. Он врал, потому что любит ее, а Лана и не думала об этом, ведь сосредоточиться на своем гневе было намного проще, чем попробовать понять и простить.

Она смотрит на свои поступки со стороны, и осознание их логики шокирует: как только возникают трудности, Лана замыкается в себе: сбегает в другую страну, обрывает связь. Она поступила так и с отцом, и с Китти, и с Денни.

«Я бросаю тех, кого люблю, – прямо как моя мать», – думает Лана, и от этой мысли становится тошно.

Ноги подкашиваются, и Лана хватается за машину, упирается пальцами в металл. Все эти годы она пыталась создать идеальный образ погибшей матери, чтобы взглянуть на него со стороны и увидеть отражение себя, – и не представляла, что увиденное может ей не понравиться.

Все это время она не замечала, что именно отец стоически двигался вперед, воспитывал дочь, любил ее, одевал, кормил. Старался, как мог.

«Когда все это закончится, – думает Лана, – я, наверное, ему позвоню». Можно будет даже предложить навестить ее здесь – отец давно никуда не ездил. Вполне вероятно, выбравшись из четырех стен, он окажется другим человеком и у них появится шанс начать все заново.

Будет ли у нее такой шанс с Китти? Лана всей душой надеется, что Китти не погибла и изо всех сил борется за жизнь. Она была поразительно упорна, хотя немногие это замечали; остается верить, что Китти хватит упорства, чтобы вернуться на сушу живой и здоровой.

Хотя Лана старается сосредоточиться на позитивных мыслях, она все же задается вопросом: «А смогу ли я ее простить?» Ведь то, что Китти скрывала правду о матери Ланы, было лишь частью предательства.

Глава 34. Тогда

Лана всю ночь не выходила из каюты. В голове разлилась тяжесть, и, лежа на койке, Лана двигала челюстью, чтобы как-то снять напряжение. Сон долго не шел, а когда около трех она наконец задремала, в снах смешались все ее переживания: мама, Китти, Жозеф и скрывающаяся за горизонтом яхта.

Лана проснулась незадолго до рассвета, вся в поту. Приподнявшись на локтях, прижалась к открытому иллюминатору и сделала глубокий вдох.

Она почувствовала его. Запах земли.

Теплый воздух полнился ароматами почвы, деревьев и песка. Присмотревшись получше, Лана увидела на горизонте изогнутые очертания, будто холмы парили над водой. Только-только пробившиеся рассветные лучи освещали волшебный, поросший деревьями остров.

Значит, вот и Палау. Сразу же стало легче: через пару часов она сможет покинуть эту яхту. Сбежать. Лана слезла с койки, натянула мятое платье и пошла по коридору к каюте Денни. Вчера вечером она не стала заходить к нему – голова шла кругом после шокирующего признания Китти, – но сейчас ей нужно было поговорить с ним. В последнее время все очень запуталось, и они с Денни стали пугающе далеки друг от друга, однако вчера, когда он вернулся за ней на остров, Лана почувствовала, что между ними все еще что-то есть.

Было рано; она тихо постучала в его дверь и проскользнула в полутемную каюту. Внутри стоял привычный запах Денни – приятный мускусно-соленый аромат, – и от желания забраться к нему в кровать внизу живота что-то затрепетало. После всего случившегося правило Аарона уже не казалось важным.

Лана шагнула вперед и наступила на что-то мягкое. Она посмотрела вниз, глаза не сразу привыкли к полумраку.

В горле встал ком.

На полу каюты под ее босыми ногами лежал ярко-красный саронг.

Она легко могла представить изгиб бедер, которые прикрывал этот саронг. Она знала, чьи загорелые руки ловко развязали его, перед тем как ткань с шелестом упала на пол.

Лана медленно подняла взгляд: на кровати Денни переплелись два тела.

Китти свернулась на боку, спиной к двери, темные волосы рассыпались по подушке; правая рука лежала на Денни, который спал на животе, прикрывшись по пояс простыней.

Лана засмеялась – странным, полным неверия смехом. Какой же она была дурой! Ведь появились подозрения, когда она увидела, как Китти прижалась ногами к Денни, но подруга гневно все отрицала. «Я бы никогда так не поступила. Тем более с тобой».

Ну и актриса.

Китти глубоко вздохнула и стала дышать реже, как будто почувствовала чье-то присутствие. Затем приподняла голову и глянула через плечо.

– Лана… – Китти, отдернув руку, убрала волосы с лица.

Денни тоже проснулся, привстал, потер лоб и наконец открыл глаза – эти бледно-голубые глаза, которые казались темнее, когда он целовал Лану.

– Лана… – сонно пробормотал Денни.

Она согнулась, словно ее ударили в живот.

Не представляя, что сказать, Лана кое-как выпрямилась и вышла из каюты Денни, прикусив изнутри губу.

Некуда было пойти. Некуда бежать.

Она зашла в ванную, закрылась изнутри и встала в центре крошечной кабинки. Из горла вырвался ужасающий всхлип, плечи ссутулились. Лана прикрыла рот кулаком, впившись зубами в костяшки пальцев.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале: жутко бледное лицо, обезображенное напряжением, взгляд жалкий и отчаянный. Ноги не держали; она осела на пол, прижавшись спиной к двери. От линолеума шел едва заметный запах аммиака. Горячие слезы текли по щекам, грудь сотрясалась от рыданий.

Из коридора послышались шаги, раздался легкий стук в дверь, отдающий вибрацией ей в спину.

– Мы можем поговорить? – прошептала Китти.

Лана подавила очередной всхлип и зажмурилась. Хотелось пробежать по палубе и спрыгнуть с носа в глубину океана, а потом плыть и плыть, пока все не кончится.

– Лана, пожалуйста, впусти меня!

Наверное, повязала свой саронг, вытерла тушь под глазами и с ошеломленным видом посмотрела на Денни. А он, прижав ее к себе, прошептал: «Мы все уладим».

Неудивительно, что Китти собиралась остаться на «Лазурной», даже если Лана уйдет.

– Нам надо поговорить.

Голос Китти будто сдирал с нее кожу. Лана опустила голову на колени, зажала уши руками. Она не выйдет отсюда, пока они не доберутся до Палау. Пока не сбросят якорь.

Слышались приглушенные голоса, шаги, хлопали двери кают. По коридору размашистым шагом прошел Денни и замер у ванной. Жар его тела практически чувствовался через дверь.

– Лана? – Она представила, как близко его губы от двери. – Прошу тебя, выходи. Мне надо поговорить с тобой.

Тишина.

После еще нескольких попыток он наконец ушел.

Загудел двигатель. Начали опускать паруса, зашуршал грот.

В иллюминаторе показалась земля. Деревья, густые и зеленые. Лана отчетливо различала оттенки – значит, они уже близко.

Через полчаса бросили якорь – тяжелый металлический груз с плеском рухнул в воду.

С палубы вдруг донесся гвалт голосов, все заговорили одновременно. Аарон перебил остальных командным тоном:

– Ничего! Ничего не делаем!

Вскоре раздался стук в дверь.

– Лана, на борт поднимается иммиграционная служба, – ледяным тоном сообщила Шелл.

Глава 35. Тогда

Лана повернула кран и умылась прохладной водой, не экономя ее запасы.

Она вытерла лицо сырым полотенцем, затем провела языком по зубам и попыталась улыбнуться своему отражению.

«Ты сможешь».

Лана вышла из ванной, взяла из каюты солнечные очки и медленно поднялась на палубу. Было утро, и уже душно. Денни стоял рядом с Китти. Заметив Лану, подруга хотела подойти к ней, но Лана резко качнула головой, и Китти остановилась.

Аарон помогал двум сотрудникам иммиграционной службы пришвартоваться к «Лазурной» и привязывал фалинь их лодки к крепительной планке. Шелл стояла в тени и, крутя тонкий браслет на запястье, внимательно смотрела на незнакомцев. Генрих сидел, уперевшись локтями в колени и сложив вместе большие пальцы рук.

По словам других мореходов, сотрудники иммиграционной службы Палау обычно не поднимались на борт судов – члены команды сами подавали документы в офисе на берегу. Может, кто-то успел связаться с иммиграционным центром и передать свои подозрения насчет «Лазурной»?

Кожу под топом покрыла тонкая пленка пота. Вот момент, о котором она так долго размышляла, – момент, когда правда о смерти Жозефа будет скрыта или станет явной.

Сотрудники иммиграционной службы в отутюженной темно-синей форме поднялись на борт.

– Кто капитан судна?

– Я. – Аарон прижал крепкие руки к бокам и не двигался с места.

Подняв подбородок, к нему обратился старший сотрудник:

– Добро пожаловать на Палау. Вы прибыли в новую страну, поэтому мы просим вас, капитан, и всех членов команды надлежащим образом заполнить бумаги.

– Конечно, – ответил Аарон.

Палау – одна из самых отдаленных островных цепей мира, и сотрудникам иммиграционной службы, наверное, не каждый день выпадает шанс исполнить свои прямые обязанности. Из черной папки под мышкой старший сотрудник вытащил стопку бумаг и раздал каждому по листку.

– Чтобы заполнить форму, понадобятся ваши паспорта.

Члены команды пошли за паспортами и ручками. Сдвинув солнечные очки на голову, Лана вернулась в каюту, расстегнула рюкзак и, согнувшись на полу, стала копаться внутри в поисках паспорта.

– Лана… – В каюту зашла Китти.

– Нет. – Лана встала и обернулась. Они смотрели друг на друга в упор, стоя в тесной каюте на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. – Даже не думай.

– Нам надо поговорить. – Когда Китти сняла солнечные очки, Лана увидела, что глаза у нее покраснели и опухли. Китти прижалась спиной к двери, не давая Лане выйти. – Между мной и Денни ничего не было.

Лана в отчаянии закатила глаза. Неужели все-таки придется вести этот разговор? Неужели придется слушать, как Китти выдает банальные извинения, которые подглядела в низкопробных сценариях?

– Тогда скажи мне, что ты делала в его кровати? – холодно спросила Лана.

– Мы разговаривали. Потом я, наверное, уснула.

– Голая?

– Я была в одежде.

– Твой саронг валялся на полу, Кит.

– Я его носила вместо шарфа.

– Конечно, на Филиппинах ведь очень холодно, – покачала головой Лана. Вранье Китти только раздражало ее. – Дай пройти.

– Нет. – Китти закрыла собой дверь. – Ты должна поверить мне. Ничего не было, мы просто говорили.

– О чем?

Вопрос привел Китти в замешательство.

– Я… я была расстроена.

– Ты? – засмеялась Лана. – Ты была расстроена?

Мысль о том, что после их ссоры за поддержкой к Денни обратилась Китти – когда на ее месте должна была быть Лана, – причиняла еще больше боли, чем тот факт, что эти двое трахались.

– Прости… – начала Китти.

– И что я, по-твоему, должна сказать? Что все хорошо? Что я тебя прощаю? Не скажу. – Слова вырывались острыми лезвиями. – Хотела доказать, что ты лучше меня? Что можешь добиться Денни?

– Нет.

– Разве? Ты всегда нуждалась в комплиментах. Так что случилось, Кит? Не все на борту сказали тебе, какая ты красивая, и ты решила повысить самооценку?

Лана разошлась и не могла остановиться. Вся злость и обида, кипевшие внутри, теперь вырвались наружу.

– Ты обманула меня насчет матери, а теперь еще и отобрала Денни. Ты знала, какие у меня к нему чувства. Еще и отговаривала меня, все напоминала про правило Аарона – «никаких отношений». В чем дело, в ревности? Он тоже тебе понравился, и ты решила взять его себе?

– Конечно, нет!

Чем лучше знаешь своего близкого друга, тем больнее можешь ему сделать.

– Если бы мы познакомились сейчас, то никогда не стали бы подругами. Знаешь, что я о тебе думаю? Что ты пустой, эгоистичный и вечно нуждающийся во внимании человек.

Китти отошла назад, как будто Лана ее ударила.

С палубы доносились голоса сотрудников иммиграционной службы. Они ждали, когда члены команды принесут свои паспорта.

– Почему ты это сделала? – прошипела Лана. – Просто потому что могла? Решила что-то доказать? Он ведь тебе даже не особо нравится.

– Я… – Китти замолчала.

– Ты хоть немного, хоть на секунду, задумывалась о том, каково будет мне?

– Прости.

Лана сделала глубокий вдох.

– Уходи, прошу тебя.

– Я… я…

Лана повернулась к ней спиной, показывая, что разговор окончен.

Китти не сдвинулась с места.

– Пожалуйста, Лана…

– На этом все. Для нас с тобой, Китти, на этом все.

Лана положила паспорт на койку, схватила все вещи, которые были на виду, – кардиган с двери, блокнот из-под матраса, платок, завязанный на углу койки, – запихнула их в рюкзак и закрыла его. Пусть она что-то и забыла, оставаться на яхте Лана больше не могла ни минуты. Она поднялась на палубу и положила рюкзак у ног.

Денни ошеломленно смотрел на Лану, его глаза были полны грусти.

Лана отвернулась.

Старший сотрудник собрал заполненные формы и внимательно просмотрел их.

– На борту только шесть человек? – спросил он, медленно оглядываясь и пересчитывая членов команды: Аарон, Денни, Шелл, Генрих, Китти и Лана.

Последовала долгая пауза. Все молча переглядывались.

– Верно, – откашлявшись, сказал Аарон.

Старший сотрудник вытащил из папки еще один лист бумаги, что-то прочитал.

– И из Филиппин вы тоже отплыли вшестером?

Внутри все сжалось. Так они знают? И теперь проверяют их? Лана посмотрела на Аарона: на ярком солнце его загорелое лицо побелело, на виске пульсировала вена. Он перехватил ее взгляд.

Казалось, в воздухе заискрило. Вот и настал момент истины.

– Аарон? – обратилась к нему Лана, подталкивая к ответу.

Аарон уставился на Лану, затем посмотрел на сотрудников иммиграционной службы. Он то открывал, то закрывал рот, но так ничего и не сказал.

– Верно, – ответила за него Китти. – Нас было шестеро.

Лана перевела взгляд на Китти: та, наклонив голову и выпятив бедро, улыбалась сотрудникам.

– Очень хорошо, – улыбнулся мужчина в ответ Китти. – Похоже, все в порядке. Желаю отлично провести время на Палау.

– Спасибо, – пробормотали члены команды.

– Подождите!

Лана словно услышала свой крик со стороны. Все обернулись.

Сердце выскакивало из груди, в ушах стучало. Вот пропавший в море Жозеф, вот Денни и Китти в одной постели…

– Подкинете меня до берега?

Старший сотрудник посмотрел на Аарона.

– Капитан, вы не против?

Аарон бросил гневный взгляд на Лану.

– Точно не хочешь подождать и поехать с нами? – Его слова звучали как предупреждение.

– Точно, – сердито ответила Лана.

Стиснув зубы, Аарон произнес:

– Ладно.

Лана закинула рюкзак на плечи, прошла через кубрик, опустив взгляд.

Денни протянул к ней руку и слегка коснулся ее плеча.

– Прошу тебя, Лана. Не уходи.

Лана подняла взгляд. Сердце разрывалось от боли. Как нечто столь прекрасное может разрушиться?.. Но слов не было, и Лана просто прошла мимо и спустилась в покачнувшуюся лодку сотрудников иммиграционной службы.

Она не обернулась и не отозвалась, когда Шелл крикнула вслед: «Лана, что ты делаешь?» Она просто села в лодку спиной к «Лазурной». Солнце палило немилосердно.

Лодка помчала к берегу. Один из сотрудников иммиграционной службы показал на пляж.

– Мы высадим вас вон там, хорошо?

Впереди виднелся чистейший белый песок, окаймленный пальмами и разноцветными домиками. Лана слышала пение птиц, а сочная зелень, яркие тропические цветы и белизна песка ослепляли.

– Да, хорошо.

Когда они приблизились к пляжу, один из мужчин поднял подвесной мотор, и лодка скользнула к мелководью.

– Мисс, вы в порядке? – спросил старший сотрудник.

Из-под солнечных очков текли слезы. Лана вытерла щеки и выдавила улыбку.

– У вас были какие-то проблемы на яхте?

Лана обернулась и посмотрела на «Лазурную». Представила, как Аарон мечется по палубе, переживая, что она все расскажет.

Команда проголосовала, и решение было принято, – только Лану оно не устраивало.

– Хотите что-то рассказать?

У мужчины было доброе лицо. Как изменится его выражение, если прямо сейчас она признается ему, что, когда яхта вышла из филиппинского порта, на борту было семь человек? Вызовет ли он подмогу по рации? Уведут ли ее – и других членов команды – на допрос? Начнется расследование, и придется застрять на несколько дней, а то и недель. Придется смотреть на Китти и Денни.

Лана выдала в ответ самую широкую улыбку.

– Ничего такого, просто рада, что наконец здесь.

Мужчина внимательно посмотрел на Лану. Интересно, он ей поверил?

– Да. На Палау красиво, – улыбнулся он.

Лана закинула рюкзак за плечи и сошла на берег.

Глава 36. Теперь

Лана стоит у Морского спасательного центра, смотрит по сторонам – лишь бы не встречаться с холодным пронизывающим взглядом Эме Мелина, который как бы говорит: «Ты что-то знаешь».

Лана и правда знает.

Она знает, что восемь месяцев назад Жозеф Мелина погиб.

Знает, что команда не сообщила об этом в полицию.

Знает, что одному из членов команды – как минимум, одному – известно, что случилось с Жозефом.

Знает, что, хотя она требовала рассказать о смерти Жозефа, оказавшись на Палау наедине с сотрудниками иммиграционной службы, она промолчала, как и все остальные.

Лана часто думает об этом, пытается простить саму себя – но правда унизительна: она ничего не сообщила только потому, что так было лучше для нее. Ей нужно было оказаться как можно дальше от «Лазурной» – и от Китти с Денни в том числе. Из-за правды Лане пришлось бы задержаться на яхте, поэтому она промолчала и ушла.

И вот теперь прошлое дает о себе знать.

Лана смотрит на телефон и пролистывает электронные письма от Китти. За последние несколько месяцев их набралось больше тридцати, и в каждом – какие-то обрывки эмоций. Она открывает наугад несколько писем, читает про пляжи и острова, у которых вставала на якорь яхта. Китти описывает жизнь на «Лазурной»: как они прыгают в воду с носа яхты, пьют на палубе холодное пиво, смотрят, как развевается на ветру спинакер – треугольный парус, – и Лана сожалеет о том, что она потеряла. Хорошо, что Китти осмотрительно не упоминает Денни. Хотя прошло уже много времени, представлять их вместе по-прежнему невыносимо.

Лана пролистывает письма, и вдруг ее внимание привлекает заголовок. Всего одно слово. Имя.

Жозеф.

Лана смотрит на дату – письмо было отправлено через три месяца после того, как она ушла с «Лазурной». Почему Китти вдруг решила написать о Жозефе? Упоминать его имя в письме – все равно что признать, что он был на борту. Удивительно, что Китти пошла на такой риск, – она твердо верила в то, что о случившемся никому не следует рассказывать.

Лана открывает письмо и читает.

Дорогая Лана!

Ты мне так и не написала. Ты ведь получаешь мои сообщения – прошу тебя, УМОЛЯЮ, ответь! Я просто хочу знать, что с тобой все в порядке.

В моей жизни будто образовалась огромная пустота. Это ТЫ должна бы заполнить ее. Хоть я и совершала ошибки – УЖАСНЫЕ ошибки, – ты всегда была для меня самым важным человеком, поэтому прошу, Лана, дай мне хотя бы попытаться загладить вину. Я НЕ СМОГУ ЭТОГО СДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ТЫ НЕ ПОГОВОРИШЬ СО МНОЙ!

Я не собираюсь больше извиняться. Мои слова не заставляют тебя ответить, но сейчас я расскажу кое-что другое, и, может, это побудит тебя передумать.

Я много думала о нашем переходе на Палау – это были ужасные дни. Настоящий, черт возьми, кошмар, для всех – а для тебя, наверное, особенно. Теперь я понимаю, как тебе было одиноко. Ты знала, что со смертью Жозефа что-то нечисто, но никто и слушать не хотел. Мы думали только о том, как плыть дальше, и старались все забыть. Однако ты не могла. Когда дело касается правды, ты не ищешь компромиссов и смело делишь все на черное и белое – и это одна из черт, которые меня в тебе восхищают.

Но бывает и серое, Лана.

Понимаю, ты расстроилась, что я не поддержала тебя в голосовании. Может, тебе казалось, что я хочу разрушить нашу дружбу, но я решила ничего не сообщать о случившемся потому, что от этого всем стало бы еще больнее. Смерть Жозефа и так принесла нам много страданий. Только теперь, если есть хоть какая-то надежда восстановить наши дружеские отношения, ты должна узнать правду о том, что произошло.

В общем, Лана, если ты хочешь знать, что случилось той ночью, я расскажу тебе. Я все тебе расскажу, ведь я при этом присутствовала.

Целую,

Китти.

Подмышки и поясница потеют. Дыхание учащается, становится поверхностным. Лана перечитывает письмо снова и снова, затем опирается о машину. «Господи, все это время Китти знала, что случилось с Жозефом».

– Лана?

К ней идет Эме Мелина. Лана быстро убирает телефон в сумку, перекидывает сумку через плечо.

У Эме изможденный вид. Темные пряди выбились из пучка, помада на губах стерлась.

– Похоже, я им мешаю, – с мелодичным французским акцентом говорит Эме, уперев руку в бедро. – Они мне не верят, когда я говорю, что Жозеф должен был находиться на яхте.

«Я все тебе расскажу, ведь я при этом присутствовала». Глядя на Эме, Лана думает только об одном – Китти знает, как погиб ее брат.

– Я хотела с вами поговорить. Насчет Жозефа. Вы плыть на яхте с ним? – В тоне Эме звучат нотки обвинения.

Мысли Ланы бьются, как запертая в клетку птица, – она не готова к этому разговору. Сначала она сама должна узнать, что произошло.

Эме Мелина внимательно смотрит на Лану и ждет ее положительного ответа.

– Да, – наконец говорит Лана. – Мы вместе плыли до Филиппин.

– Вы знать, где он сейчас?

– Я…

Как ответить на прямолинейный вопрос Эме?

– Почему Жозеф уехал из Франции? – меняет Лана тему. – «Лазурная» подобрала его с острова, где он спал под открытым небом.

– Под открытым небом? – непонимающе переспрашивает Эме.

– В смысле, ночевал на пляже, а не в отеле или где-то там еще. Члены команды решили, что он бездомный, настолько он был худой. Судя по его виду, на пляже он жил не первый день. Ребята позвали его на борт и накормили.

Эме Мелина медленно покачивает головой.

– Значит, он опять взялся за старое.

– За старое?

– Наркотики.

– Нет, нет, вряд ли. – Лану шокировали слова Эме. – Почему вы так решили?

Эме достает из кармана пальто пачку сигарет, вынимает одну и сжимает накрашенными губами. Предлагает закурить Лане, та отказывается. Эме закуривает и глубоко вдыхает дым – прямо как Жозеф.

– Не знаю, много ли брат рассказал вам о своем прошлом?

– Он сказал, что ваши родители погибли, – отвечает Лана. Немного посомневавшись, она все же добавляет: – И предполагалось… что он с этим как-то связан?

Эме не удивлена.

– У Жозефа были проблемы с наркотиками. Метамфетамин, слышали? Ужасный наркотик, меняет людей до неузнаваемости. Они становятся… другими. Много лет брат бороться с зависимостью.

Наши родители – они были хорошие – не раз пытались помочь ему. Нашли жилье, врачей… все без толку. Жозеф, он стать другой. Думать только о наркотиках, нужно все больше и больше. Еще, еще, еще! Но у него не было ни работы, ни денег, ничего. В общем, он украсть у мамы драгоценности – чтобы платить за наркотики. – Внимательно глядя на Лану, Эме добавляет: – Это делать не он, не мой брат. Это наркотики.

В голове что-то щелкает, хотя Лана никак не может понять, что именно ее зацепило в рассказе Эме.

– Наши родители очень расстраиваться из-за этого. Думать, это они виноваты. Они не знать, что делать дальше, как помочь. Попробовали все, и в итоге осталось только одно – заявить в полицию. Родители обвинять его в краже и надеяться, что он будет в заключении – подальше от наркотиков. Они думать – они искренне верить, – что помогают.

Эме качает головой.

– Но Жозеф, он так не думал. Он думал, родители предать его, да? В тюрьме ничего хорошего. Он не рассказывал, что там случилось, но точно что-то плохое. – Эме стряхивает пепел. – Жозеф очень злиться на них. Винит их, хочет сделать им больно. Он был под кайфом, думать, что родители в отпуске, и… поджигает дом. Только родители не были в отпуске, как он думал. Они были в доме.

Внутри все сжимается: то, о чем так давно рассказывал Аарон, оказалось правдой.

– Мой брат, он их убил. Полиция подозревать это, но улик нет. И его освобождать. – Эме вздыхает. – Очень, очень долго я ненавидела брата. Я думала, он убил их нарочно – из-за денег.

– Каких денег?

– Они завещали Жозефу сто тысяч евро. Я дала ему чек, а он… он плакать. Сказал, не этого он хотеть. И вдруг уехал из Парижа на Филиппины. – Эме бросает недокуренную сигарету и аккуратно растирает ее ногой.

Как ни ужасно, теперь все становится на свои места: Жозеф уехал из Франции, осознавая, что виноват в смерти родителей, и отправился на один из самых далеких филиппинских островов. Может, на том уединенном пляже, где много месяцев назад его нашел Денни, Жозеф пытался побороть свою зависимость? «Лазурная» дала ему прекрасный шанс держаться подальше от наркотиков и начать все сначала.

– Он написал мне одно письмо, – говорит Эме, прижимая руку к карману пальто – слышно, как шуршит бумага. – Что ему жаль. Что он начинает все заново. Рассказывает про яхту. Про новых друзей. Говорит, никаких наркотиков уже несколько месяцев.

Лана кивает.

– В конце он написал, чтобы я приехать сюда, в Морской центр залива Бей-оф-Айлендс, к тому времени, как яхта войдет в док. Спросил, могу ли я со временем простить его.

Виски Ланы сжало от напряжения.

– Понимаете, я начала думать об этом. Могу ли я простить его, да? Я не знаю, до сих пор не знаю, что сказать, но я приехать сюда, потому что я верю – в глубине души он сожалеет. Это уже начало?

Лана кивает в ответ.

– На яхте у него были записные книжки, он писал в них что-то каждый вечер. Оказалось, что на всех страницах только одно слово – «Désolé».

– Правда? – удивленно смотрит на нее Эме.

– Да.

– Наверное, он очень сожалел. – Глаза Эме наполняются слезами. Она переводит взгляд на море. – Жозеф и я, у нас с ним больше никого нет. Никого. Только мы. Важно не забывать об этом, да? Наши родители, они были хорошие люди. Уверена, они бы хотели, чтобы я простила Жозефа, – поэтому я здесь.

«Слишком поздно», – думает Лана, и сердце сжимается от боли.

– Мне говорят, он покинул яхту. Но Жозеф ничего мне не сказать. Молчит уже много месяцев. – Эме с мольбой во взгляде смотрит на Лану. – Я боюсь, он опять взялся за наркотики. Вы знаете, где он сейчас? Как его найти?

Лана нервно сглатывает. Надо сказать Эме Мелина правду – хотя бы то, что знает сама Лана. Она и так слишком долго тянула, пытаясь выяснить, что случилось на самом деле. Но вдруг Китти и Аарон не выберутся живыми? Что, если тайны той ночи пойдут ко дну вместе с яхтой?

– Эме… – начинает Лана. Она невероятно сочувствует этой женщине, ведь сейчас ее мир разрушится.

Но Эме отвернулась и смотрит в небо.

Лана запрокидывает голову. В воздухе какой-то далекий гул.

Она задерживает дыхание, чтобы сосредоточиться на этом низком, почти гортанном звуке.

Его ни с чем не спутаешь. К порту приближается вертолет.

Лана прижимает руку к груди, ощущая, как внутри зарождается надежда.

Вертолет проходит сквозь облака, и Лана тут же забывает об Эме и мчится к вертолетной площадке. Из главного здания выбегает Пол Картер, и Лана меняет траекторию так, чтобы перехватить его. С губ уже срываются вопросы: это Китти? Китти и Аарона нашли?

Из здания выходят родители Денни. Даже отсюда видно, как печальны их взгляды, как ссутулились плечи под тяжестью утраты. Лана думала, они давно уехали домой, чтобы побыть наедине со своим горем. Мать Денни прижимается к его отцу и, нахмурившись, смотрит в небо.

Тогда Лана понимает, почему они до сих пор здесь и почему вышли встречать вертолет: на землю привезут тело их сына.

Вертолет снижается. Лана с ужасом думает о том, что внутри будет тело Денни в черном мешке.

Весь день Лана старалась гнать от себя мысли о смерти Денни. Она не почувствовала удар от этой утраты – и пока не готова к этому.

Вертолет касается земли, поднимая столбы пыли и кружа листья. Лана отворачивается, край платья вздымается на ветру. Она идет в сторону главного здания, опустив голову и ругая себя за слабость. Не то что родители Денни, которые стоят плечом к плечу и ждут, сложив вместе руки. Не успевает Лана дойти до входа, как наружу выходят Шелл и Генрих. Их широкие улыбки сбивают с толку.

– Спасательный вертолет, – пытается перекричать шум Шелл. Как будто Лана не заметила.

Так, может, в вертолете не тело Денни, а другие выжившие?

– Китти? Там Китти? – спрашивает она у Шелл.

– Смотри. – Улыбаясь еще шире, Шелл показывает на вертолет.

Лана оборачивается. Из вертолета выбирается мужчина. Порывы ветра бьют в лицо, и Лана щурится, чтобы разглядеть, кто внутри.

Сердце бешено стучит.

Кто-то выходит, мелькает что-то оранжевое.

И вдруг появляется Китти.

Лана не верит своим глазам. Китти выглядит какой-то маленькой, будто за прошедшие месяцы уменьшилась в размерах. Ветер ерошит ее волосы – стриженные коротко, как у мальчишки. На Китти ярко-оранжевый термокостюм не по размеру, штанины подвернуты до щиколоток.

Она идет в их сторону. Один из спасателей придерживает ее за плечи, осторожно направляя вперед.

Только в нескольких метрах от Ланы Китти поднимает голову.

И резко останавливается, на бледном лице блестят глаза. В этот момент все случившееся забывается, прощаются все обиды. Лану накрывает огромной волной любви к подруге.

Китти снова идет вперед, и Лана спешит ей навстречу. Сколько раз они вот так бежали друг к другу? После школы, когда они встречались на спортивной площадке, и у Ланы на бегу спадала с плеча сумка; за кинотеатром, где они шептались о мальчиках; у забора на улице, когда они шли гулять в город, а руки грели накопленные за неделю карманные деньги.

Они останавливаются в шаге друг от друга. Воздух электризуется.

С короткой стрижкой и без косметики Китти выглядит невероятно юной. Все это время Лана представляла ее в роли соблазнительницы – струящиеся темные волосы, умелое покачивание бедрами, томный взгляд, – но это лишь одна ее сторона. Ведь это Китти проплакала целый день, когда Лану перевели в другую группу по английскому, это Китти приехала из Шотландии в Бристоль, чтобы попасть к Лане на день рождения, это она присылала Лане лимонные конфеты-шипучки, когда та работала над дипломным проектом в университете.

Китти жива и вернулась на землю. Все можно исправить.

Лана делает шаг вперед и разводит руки в стороны. Китти падает в ее объятия. Стоя на ветру, подруги крепко прижимаются друг к другу.

– Что ты здесь делаешь? – пытается перекричать вертолет Китти, когда они наконец выпускают друг друга.

Губы Китти отдают синевой; Лане хочется потуже завернуть ее в теплые одеяла и увести подальше от ветра.

– Я так и не вернулась домой, – отвечает она. – После «Лазурной» я прилетела сюда.

– Значит… ты здесь уже несколько месяцев?

Лана кивает.

– Почему? – спрашивает Китти и вдруг поворачивается к вертолету. Лана тоже смотрит в ту сторону – наверное, на борту еще и Аарон.

– Он выбрался? – кричит Лана на ухо Китти, и та кивает.

Крепко обняв Китти за талию, Лана ждет Аарона.

Сначала на асфальте появляются босые загорелые ноги. На спасенном, как и на Китти, термокостюм. Подняв взгляд, Лана открывает рот от изумления.

Это не Аарон.

Глава 37. Теперь

Лопасти вертолета взрезают воздух. Хочется заткнуть уши, чтобы шум не мешал думать, чтобы можно было во всем разобраться. Платье вздымается у колен, и лишь отдаленная мысль напоминает о том, что надо его поправить. Но Лана не двигается, только смотрит.

Таким она его и помнит: загорелым, босым, с взъерошенными волосами. Он отрастил бороду и теперь выглядит старше, но это точно он. Денни.

Слышатся шаги, и краем глаза Лана замечает, что к нему бежит мать. Она крепко обнимает Денни, и, хотя он намного выше, это мама раскачивает его из стороны в сторону, положив руку на затылок. Денни, наверное, шепчет что-то ей на ухо – его мама кивает и всхлипывает, по лицу струятся слезы.

Отец Денни подходит не спеша, потирая крепкой рукой рот, словно не в силах поверить своим глазам.

Но… как? Как Пол Картер мог ошибиться?

Отец Денни подходит ближе и обнимает жену вместе с сыном, зарывается лицом в волосы Денни. Целую минуту они стоят втроем, своей семьей; одежда бешено хлопает на ветру от вертолета.

Наконец, родители выпускают его из объятий, и Денни замечает всех тех, кто собрался у края вертолетной площадки. Он пораженно смотрит на Лану и словно выпрямляется.

Родители берут Денни за руки, что-то говорят ему. Он не отвечает. Кажется, он вообще их не слышит – его интересует только Лана.

Поговорить им не удается. Денни уводят в главное здание, по обе стороны от него идут родители, как охранники. Лана молча разглядывает его длинные ноги, выгоревшие на кончиках волосы, загорелый затылок. Когда Денни скрывается из виду, она все равно продолжает смотреть ему вслед.

– Я думала… думала, что он… – Лана то открывает, то закрывает рот, и ее слова теряются в шуме вертолета.

Шелл и Генрих подходят ближе, выкрикивая на ходу имя Китти. Они улыбаются и обнимают ее. Со слезами на глазах Шелл говорит, что ужасно переживала. Генрих все пожимает ее плечо, будто проверяя, правда ли она здесь.

– С вами все в порядке! – радостно улыбается им обоим Китти.

Воссоединение команды длится недолго: врач говорит, надо проверить, нет ли у Китти признаков гипотермии.

Китти оборачивается и хватает Лану за руку своими холодными пальцами.

– Пойдем со мной.

Крепко держась за Лану, Китти идет за врачом к главному зданию.

Только сейчас Лана вспоминает про Эме Мелина. Она оборачивается и видит, что Эме стоит у ее машины и курит очередную сигарету. Поймав взгляд Эме, Лана кивает, как бы показывая, что скоро вернется.

Каждые несколько шагов Китти пошатывается, едва не спотыкается. Она спешит рассказать Лане о случившемся.

– Я думала, что утону. Я начала молиться. Представь себе, я молилась. С яхты волны не кажутся слишком уж большими, но когда ты в воде, они просто… огромны. Меня нашел Денни. Он сцепил наши спасательные жилеты, и я поплыла вместе с ним. К доске для серфинга, – добавляет Китти, быстро моргая. – Мы все сбросили за борт, чтобы избавиться от груза. Денни помог мне доплыть, затащил меня на доску – и мы вцепились в нее, стали ждать.

Лана пытается представить себе все это: бескрайнее море, парализующий страх, незатихающий вой ветра. Она крепче сжимает руку Китти.

– Знаешь, о чем я думала? – Китти смотрит на Лану. – Я думала о нас с тобой. – Она слегка улыбается. – Вспоминала, как мы плыли на такой же доске к мангровому лесу. Крошечные рыбки выпрыгивали из воды, а я качнула доску, и мы опрокинулись – стукнулись лбами, но смеялись так сильно, что даже не почувствовали. А потом просто лежали поперек доски и болтали ногами в теплой воде, глядя на «Лазурную», стоявшую на якоре.

– Я помню тот день, – кивает Лана.

– Я вообразила, что нахожусь там, с тобой. Если бы я осознала, что на самом деле происходит, я бы не вынесла. – Китти выпускает руку, чтобы вытереть слезы.

Врач останавливается и говорит:

– Пришли. Постараюсь вас не задерживать – денек и так выдался трудный. – Открывая Китти дверь, она поворачивается к Лане. – Можете подождать в соседнем кабинете. Я верну вам Китти, как только мы закончим.

Когда Китти уже заходит в кабинет, Лана вдруг вспоминает:

– А где Аарон?

Китти оборачивается и удивленно смотрит на подругу.

– Ты разве не в курсе?

Лана качает головой.

– Не в курсе чего?

Китти мрачнеет.

– Аарон не выбрался, Лана. Он утонул.

Лана стоит в коридоре, прижавшись спиной к стене.

Аарон погиб.

Утонул.

Она была уверена, что если у кого и есть все шансы спастись, так это у Аарона. Он был невероятно вынослив, практически непобедим. Как он мог умереть? Больно думать об этом, тем более всех остальных сумели спасти и вернуть на сушу. Невозможно представить, как его крупное тело уносит течением. Как вода могла забрать Аарона, если последние три года она была его домом? По словам Генриха и Шелл, Аарон последним забрался на спасательный плот – сначала убедился, что остальные члены команды в безопасности. А потом Денни, Китти и Аарона смыло волной. Доска для серфинга спасла жизни Денни и Китти…

В висках пульсирует боль. Лана снимает с головы платок и закрывает глаза, впивается пальцами в волосы и трет кожу, стараясь снять напряжение. Лишь краем сознания она отмечает, что где-то открылась дверь и в ее сторону направляются шаги.

Она открывает глаза и вдруг видит перед собой Денни. Рядом с ним стоят его родители.

– Лана. – Она давно не слышала, как Денни произносит ее имя, и теперь внутри что-то кольнуло.

Он стоит так близко, что можно протянуть руку. На нем уже не термокостюм, а бледно-зеленый джемпер с порванным воротником и штаны, которые ему немного малы. Наверное, сухую одежду Денни дали в спасательном центре – вещи не его. Лицо сильно загорелое, борода темнее, чем кудряшки на голове.

Не отводя от нее взгляда, Денни произносит:

– Мам, пап, я вас догоню.

Родители не уходят сразу. Они смотрят на Лану, и она чувствует, что мама Денни не хочет выпускать сына из виду, но его отец говорит:

– Мы будем в приемной.

Их шаги затихают в конце коридора. Лана смотрит на Денни, дыхание учащается. Как будто все вокруг исчезло, и она слышит только стук собственного сердца.

Денни медленно рассматривает ее лицо.

– Лана, ты здесь.

Она кивает, тело обдает жаром.

Денни подходит ближе, и внизу живота чувствуется трепет. Нельзя, не надо стоять так близко к нему. Лана отходит назад.

После «Лазурной» она многие месяцы размышляла о Китти и Денни. Вот они лежат вместе в гамаке, Денни проводит пальцами по бедру Китти, подшучивает над ней, а заканчивается перепалка тем, что Китти садится на него сверху и целует. Лана практически чувствовала запах крема от солнца, который, по ее представлению, Китти втирала в спину Денни, осторожно касаясь россыпи родинок на плече. Горло сжимается, но Лане удается выдавить несколько слов.

– Ты жив.

– Да.

– Я думала… мы думали, что ты умер, – говорит она. – Пол Картер нам сказал.

Денни удивлен.

– Поисково-спасательная служба сообщила, что обнаружила аварийный маяк, прикрепленный к твоему телу. Но это оказался не ты.

– Нет. Это был Аарон.

– Аарон? – изумляется Лана. – Как же они ошиблись? Картер… он сообщил твоим родителям. Я сама видела, это было ужасно. Они рыдали. Господи, – Лана прикрывает рот рукой, – сказать родителям, что их сын погиб, когда…

– Лана, – спокойно перебивает ее Денни. – Их сын и правда погиб.

Лана непонимающе смотрит на Денни.

– Аарон – мой брат.

Ее тело словно вбирает в себя всю духоту коридора. Голоса кажутся далекими, их заглушает грохот сердца в груди.

– Твой брат?

– Да.

– Ничего не понимаю. – Лана качает головой. – Ты никогда не говорил…

– Знаю. Я не мог. Аарон просил не говорить.

Они с Аароном братья?

Не может быть. Она бы догадалась.

Лана пытается посмотреть на Денни свежим взглядом. У него совсем другое телосложение, он высокий и худой… Да, если представить их рядом, можно заметить что-то похожее в линии подбородка и тяжелых надбровных дугах. И все же они такие… разные.

Она мысленно возвращается к «Лазурной» и перебирает воспоминания в свете новой информации. Денни и Аарона явно многое связывало – они оба из Новой Зеландии, и Денни первым присоединился к путешествию Аарона на «Лазурной». Что еще? Да, Денни как-то рассказывал, что решил выучить французский после того, как отдыхал с семьей на острове Реюньон, – и теперь вспоминается, что при первой встрече Аарон рассказывал какую-то смешную историю, которая приключилась с ним на Реюньоне. Наверное, они были там вместе. Денни даже говорил Лане, что у него есть брат…

– Почему ты скрывал это? – спрашивает Лана.

– С таким условием Аарон пустил меня на «Лазурную».

– Почему?

– Трудно объяснить… просто «Лазурная» и сама идея отправиться в плавание, не оглядываясь, стала для него способом оставить прошлое. Я ведь рассказывал тебе про его жену и ребенка?

Лана кивает, вспоминая о трагедии в жизни Аарона.

– Лидию убили при мне. – Едва слышно Денни добавляет: – Это я нашел ее.

– Боже мой…

– У Аарона был жуткий аврал на работе, и я пришел им помочь – Лидия попросила покрасить детскую. Когда это случилось, я был наверху, в комнате громко играло радио… Я не услышал ни звука. Потом вышел в сад и увидел разбросанное белье на газоне. А Лидия… – Денни бледнеет. – Лидия лежала на боку в луже крови. Если бы я вышел раньше, то, может… – Он запрокидывает голову назад, смотрит в потолок. Под лампами дневного света ему не скрыть лица: Лана понимает, что Денни винит себя в смерти Лидии.

Может, и Аарон его винил?

– Поэтому ты и ушел с Аароном на «Лазурной»?

Денни отводит взгляд от потолка, заставляет себя посмотреть Лане в глаза.

– Я переживал за него. Он никому не сказал, что уезжает, даже родителям. Просто взял и отправился в плавание.

– Это яхта вашего отца?

– Последние несколько лет она стояла на якоре без дела, – кивает Денни. – После смерти Лидии и ребенка Аарон ушел с работы, бросил все. Мы ужасно волновались. Родители решили, что ему нужно на чем-то сосредоточиться, и предложили забрать «Лазурную», если он ее отремонтирует.

Денни рассказывает, что Аарон полгода возился с яхтой, не покладая рук. Он научился разбирать двигатель, устанавливать солнечные панели, чинить паруса.

– Он жил этой яхтой, и как только она стала пригодна для плавания, стал ходить на ней ко всем берегам, где мы бывали в детстве. А потом в один прекрасный день не вернулся. Оставил маме с папой записку со словами, что отправляется в Австралию.

– Никому ничего не сказал?

Денни качает головой.

– Честно говоря, сначала я сомневался, что он вообще планирует добраться до суши. Но он добрался. Встал на якорь в безлюдной бухточке на севере страны. Я полетел туда, чтобы попытаться уговорить его вернуться домой, но Аарон отказывался. Сказал, что его место теперь на «Лазурной».

– И ты решил плыть с ним.

Денни кивает.

– Мы обошли северные берега Австралии, потом отправились в Индонезию. Когда добрались туда, у нас не осталось ни цента, и мы решили за плату взять на борт команду.

– Вот с чего все началось, – тихо говорит Лана. Наконец-то она поняла.

– А теперь все кончено. «Лазурная» утонула, а вместе с ней и Аарон.

Его плечи подрагивают, Денни зажмуривается, но слезы все равно стекают по щекам к бороде.

– Мне очень жаль. – Лана подходит ближе и обнимает Денни. Его тело будто обмякает.

Глава 38. Теперь

Лана ведет Денни в комнату ожидания. Он падает на стул и сидит, уронив голову и закрыв лицо руками. Чем бы ни был этот день для остальных, Денни он запомнится как день смерти брата.

Недостающие кусочки пазла, которые удалось найти только на суше много месяцев спустя, становятся на место. Теперь Лана понимает, как преданы были друг другу Денни и Аарон, – они трудились вместе так, будто один заранее точно знал движения другого.

Понятно теперь и то, насколько важной – даже жизненно важной – стала для Аарона «Лазурная». Естественно, Аарон пришел в ярость, когда Жозеф своим незаконным проникновением на борт подверг яхту опасности. Он прижал Жозефа к переборке. На шее Аарона бешено пульсировала вена, он наклонился и сказал Жозефу на ухо: «Не забывай, Жозеф, я тебя знаю. Я знаю, кто ты такой».

И вдруг в голове что-то щелкает.

Метамфетамин. Мет. Всего три буквы, но они помогают открыть дверцу к пониманию того, что никак не складывалось в единую картину.

Наркоман Миллс Уиден, убивший жену и ребенка Аарона, сидел на мете. Когда команда собиралась отправиться в плавание к Палау, Аарон узнал, что Жозефа, которого он приютил на своей яхте, подозревают в убийстве собственных родителей в состоянии наркотического опьянения. Жозеф употреблял мет.

Поэтому Аарон и прогнал Жозефа с «Лазурной». Кто же мог ожидать, что на второй день перехода на Палау – и в годовщину смерти Лидии – выяснится, что Жозеф незаконно пробрался на яхту. Аарона охватила ярость: посреди моря он никак не мог избавиться от Жозефа. В ту ночь Аарон жутко напился и мыслями был где-то очень далеко от яхты и членов команды. Общался он только с Денни, они сидели рядом и вели сосредоточенную беседу.

А Жозеф так и лез к Аарону. Как будто получал удовольствие от их вражды. В какой-то момент того вечера они двое, наверное, остались наедине. Что случилось – Жозеф зашел слишком далеко или Аарон сорвался?

Неужели Аарон его убил?

Видимо, Китти тоже была на палубе и все видела – на это она намекала в своем письме.

– Денни, – с бешено колотящимся сердцем обращается к нему Лана. – Что случилось с Жозефом?

Денни поднимает голову и внимательно смотрит на нее. Его глаза уже не блестят, как прежде, взгляд унылый и пустой. Он молчит и не двигается с места. Только Денни знает всю правду о прошлом Аарона. Только ему Аарон мог довериться.

– Ты все знаешь, да?

«Скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь», – думает Лана.

Денни откидывается на стуле и шумно выдыхает.

Лана пристально смотрит на него. Когда-то ей казалось, она знает Денни так хорошо, что может угадать, о чем он думает. Например, Лана поняла, что, когда Денни стоял на носу яхты с отсутствующим взглядом, он вспоминал о доме. Если Лана что-то рассказывала, а его губы изгибались в улыбке, значит, он уже был готов добавить к ее словам смешной комментарий. На «Лазурной» их связывали крепкие и настоящие отношения – или это ей только казалось? Лана даже не знала, что Денни с Аароном братья. Что еще мог скрывать Денни ради брата?..

– Что случилось? – повторяет Лана, стиснув зубы.

Долгие месяцы она мучилась от подозрения, пытаясь убедить себя, что придает недостающим элементам головоломки слишком много значения: рана на плече Аарона – по его словам, из-за падения в душе; пятно крови на палубе; твердое решение Аарона не сообщать о пропаже Жозефа и уверенные утверждения членов команды о том, что никто ничего не видел в свое дежурство. На висках проступает пот.

– Аарон убил Жозефа?

Если произошло убийство, то остальные, не сообщив в полицию, становятся его соучастниками. Что будет с ними теперь, когда приехала Эме Мелина? Аарон мертв, и никто ничего не докажет.

– Нет, – уверенно отвечает Денни, не отводя от нее взгляда. – Аарон не убивал.

Лана молчит, в горле стучит кровь.

Ужасно побледнев, Денни добавляет:

– Его убил я.

Время застывает. Слышно, как снаружи дует ветер, как не спеша тикают часы где-то поблизости. Денни встает и подходит к окну. Держа руки в карманах, запрокидывает голову назад и смотрит в потолок – видно бледную кожу под бородой.

Лана не решается заговорить. Она внимательно смотрит на Денни, пытаясь понять, что упустила, однако видит лишь печальное лицо и темные круги под глазами. Сегодня с ним столько всего случилось: он дрейфовал в открытом море, уцепившись вместе с Китти за доску для серфинга, боролся за жизнь, а потом узнал, что его брат утонул. Он наверняка изможден – и физически, и эмоционально – и сам не знает, что говорит.

– Ты не убивал Жозефа.

– Нет, его убил я, – повторяет Денни непоколебимым тоном.

Понемногу он начинает рассказывать. Кажется, что шевелятся только губы, а остальное тело неподвижно, как будто воспоминания придавили его к земле.

– Помнишь, какая выдалась ночка, – говорит Денни, глядя на что-то в окно. – Все пили. Отношения между членами команды накалились – даже между нами.

«Нами». От этого слова сейчас, когда все потеряно, становится еще больнее.

– У меня было такое чувство… словно что-то не так. Словно грядет что-то плохое. – Денни в тот вечер был на взводе – он не пил с остальными и все время о чем-то шептался с Аароном, поглядывая на темные воды. Как будто присматривал за кастрюлей с водой, не давая ей закипеть.

– Это была годовщина смерти Лидии, и Аарон ужасно расклеился. Так плохо ему не было даже в первое время после ее смерти. – Денни потирает уголок рта. – Он зациклился на Жозефе. Жозеф стал для него… воплощением Миллса Уидена и всего, что тот натворил. Аарон сказал, что Жозеф отравляет жизнь на «Лазурной».

Все ушли спать, и на палубе остался только Аарон, была его очередь дежурить. Я-то, дурак, думал, что дежурство пойдет ему на пользу. Вода приносила ему… успокоение, и я надеялся, что в одиночестве он приведет мысли в порядок. Только вот Жозеф вернулся на палубу. Может, не мог уснуть, хотел нарваться на драку или просто забыл, что дежурит Аарон.

Немного помолчав, Денни продолжает:

– Из каюты я услышал, как они разговаривают, и что-то в их тоне мне не понравилось. Даже не знаю, с чего началась ссора – до меня доносились лишь обрывки, – но Жозеф стал требовать отдать ему записную книжку. Наверное, Аарон стащил ее у него. Как я понял, Жозеф хотел отобрать эту книжку, а Аарон бросил ее за борт.

Жозеф вышел из себя, начал орать на французском и английском. Аарон не слушал, а только стал кричать в ответ и назвал его «больным ублюдком». Я мысленно уговаривал Аарона замолчать, оставить Жозефа в покое. А он… не знаю… он как будто оказался лицом к лицу с убийцей Лидии. Все повторял: «Я знаю, кто ты такой. Знаю, что ты сделал. Ты убил собственных родителей! Чертов убийца!»

Над верхней губой у Денни выступает пот, лицо мертвенно-бледное.

– Потом я услышал какую-то суету в кубрике – и понял, я сразу понял, что произойдет. Надо было подняться туда раньше… я только выбрался на палубу, как Жозеф выхватил нож из футляра на приборной панели.

В следующую секунду Жозеф кинулся на Аарона, толкнул его к страховочному тросу. Вонзил в него нож, и Аарон вскрикнул. Я набросился на Жозефа, схватил за ворот футболки и оттащил его. – Денни хмурится и замолкает. – Но… я отшвырнул его слишком сильно. Жозеф с глухим звуком ударился головой о край кубрика. Я обернулся… а его тело заскользило к краю яхты и мешком свалилось за борт.

Денни качает головой.

– Я даже не помог ему. Сразу кинулся к Аарону – подумал, что Жозеф ударил его в грудь. Я жутко перепугался и вспомнил, как не успел спасти Лидию… – Денни сглатывает. – Аарон поднял руку, и я увидел, что у него повреждено плечо. Рана была серьезная, но жизни ничего не угрожало. Аарон твердил, что с ним все в порядке, что нужно просто остановить кровотечение. Я схватил какую-то тряпку и перевязал ему плечо.

И тогда, только тогда, я вспомнил про Жозефа. Прошло уже несколько минут, а для человека, оказавшегося за бортом, за это время многое может измениться. – Вид у Денни потрясенный. – Надо было оставить Аарона и тут же бросить Жозефу спасательный круг.

Наконец, я взял себя в руки – зарегистрировал GPS-координаты, убрал передний парус, а Аарон сумел завести двигатель. Внезапно я увидел, что кто-то стоит на передней палубе. Сначала мне показалось, что это Жозеф, – подумал, вдруг мы ошиблись и он не за бортом? Однако там была Китти. Видимо, отрубилась с вечера в гамаке, а от суматохи проснулась.

Через пару секунд на палубу, пошатываясь, поднялся Генрих. Он услышал шум и теперь спрашивал, что тут происходит.

Лана изо всех сил пытается переварить услышанное. Представляет, как Китти выпутывается из гамака, Генрих спешит из-под палубы, и перед ними, не до конца протрезвевшими, предстает такая картина: Аарон с окровавленным плечом, передний парус убран, двигатель работает.

– Я попросил Китти разбудить тебя и Шелл, чтобы вы тоже присоединились к поиску, но Аарон крикнул: «Нет, не надо никого больше! Все и так на взводе. Это чертовски опасно! Мы справимся».

В общем, Китти и Генрих принесли фонари, я проложил маршрут поиска, и мы стали прочесывать квадрат. Перед каждым поворотом Аарон проверял расстояние, я стоял у штурвала, а Генрих и Китти – по правому и левому борту. Вчетвером мы осматривали воду… Ветер усиливался, и мы даже не представляли, как далеко могло унести Жозефа.

– Мы все искали и искали его, Лана, – добавляет Денни, глядя на нее. – Но так и не нашли.

Лана вспоминает, как на следующее утро они с Шелл проснулись и обнаружили, что Жозеф пропал. Они начали искать его – проверяли каюты, ящики, парусные кладовые и люки.

– Почему вы ничего не сказали нам с Шелл?

Денни виновато опускает глаза.

– Аарон хотел, чтобы об этом знало как можно меньше людей. Жозеф не поскользнулся – это я толкнул его, и он упал за борт. Я убил его. Не знаю, что стало бы со мной, сообщи мы об этом в полицию, но «Лазурной» пришел бы конец. И Аарон это понимал.

Лана смотрит на свои руки. Она сжала их перед собой, костяшки побелели. Лана разжимает ладони, опускает руки, к кончикам пальцев снова приливает кровь.

Наконец, после долгих месяцев, Лана узнала правду. Теперь становится ясно, почему Денни отдалился от нее в первые дни после смерти Жозефа, почему Аарон утверждал, что поранил плечо в душевой, почему Аарон, Генрих и Китти твердо стояли на том, чтобы ничего не сообщать в полицию.

Лана вдруг вспоминает о голосовании.

– Но ты поддержал меня! Ты голосовал за то, чтобы рассказать о смерти Жозефа.

Денни кивает.

– Я не мог с этим жить. И еще хуже было от того, что ты ничего не знала и я не мог поговорить с тобой. – Он внимательно смотрит на Лану. – Ложь твоего отца причинила тебе столько боли, и я не хотел поступать так же, как он. Эта тайна… несла только разрушения. Яхте. Мне. Нам.

Денни виновато опускает плечи, его кожа бледнеет, взгляд становится безжизненным – так он выглядел после смерти Жозефа. Он ничего не ел и почти не спал, сосредоточился только на том, чтобы добраться до суши. От привычного энтузиазма и жизнерадостности не осталось и следа – Лана едва его узнавала.

– Денни, это был несчастный случай, – твердо говорит она.

– Разве? – с тревогой спрашивает он. – Я бы на все пошел, чтобы защитить Аарона.

Дверь в комнату ожидания открывается, к ним заходит Китти. Она непонимающе смотрит то на Денни, то на Лану.

Никто ничего не говорит.

Наконец, Лана потирает лоб и отвечает на немой вопрос Китти:

– Денни только что рассказал мне про Жозефа.

Китти замирает. Сжав губы, она покачивает головой.

– Прости меня, Лана. Надо было сразу тебе признаться. Мы хотели, как лучше. Хотели защитить тебя.

– Шелл уже в курсе? – спрашивает Лана.

Китти отрицательно качает головой.

– Надо ей рассказать, – предлагает Денни.

Китти соглашается. Она подходит к Лане и тихо говорит:

– Когда ты застала нас в каюте Денни, мы разговаривали о Жозефе. Вот почему я там оказалась. Ничего не было.

Лана не двигается с места. На ее самые мрачные воспоминания будто падают рассветные лучи.

– Из-за того, что случилось с Жозефом, я был в жутком состоянии, – кивает Денни. – Мысленно снова и снова переживал каждый момент, пытался представить, можно ли было что-то изменить. Думал, что не стоило так сильно толкать Жозефа, что надо было попробовать забрать у него нож, а потом разбудить остальных и подключить к поискам. Все следовало сделать по-другому. – Глядя на Лану, он добавляет: – Я видел, как повлияла на тебя его смерть, Лана – и от этого было только хуже.

С виноватым выражением лица Денни объясняет:

– Китти была единственной, с кем я мог поговорить. Я не мог обратиться к Аарону, а Генрих… он просто закрылся, не хотел даже имени Жозефа слышать. Но каково было мне… ведь это я сделал. Я убил его. У меня просто ехала крыша. За день до того, как мы добрались до Палау, я сказал Аарону, что надо сообщить в полицию. Мы ужасно поругались… – Денни забывается в своих воспоминаниях.

– После этого я пошла проверить, как там Денни, – продолжает Китти, – хотела успокоить его. Мы проговорили всю ночь и в итоге, видимо, вырубились. Вот и все.

Лана столько раз представляла то утро, вспоминала, как Китти положила руку на Денни, и с каким виноватым видом он посмотрел на нее, когда проснулся… теперь ясно, почему в тот момент Китти не могла объяснить свое присутствие в комнате Денни – ведь тогда пришлось бы рассказать все про Жозефа.

– А потом? – не сдерживается Лана.

– В смысле, потом? – переспрашивает Китти.

– В следующие восемь месяцев, что вы провели вместе на яхте.

– Ничего не было – ни в ту ночь, ни в другие.

Лана медленно кивает. Она ей верит.

– Прости, что не был честен с тобой насчет Жозефа, – говорит Денни. – Что ни с кем не был честен. Я не мог ничего рассказать ни тебе, ни полиции, ведь потеряв «Лазурную», Аарон потерял бы все. Но это не значит, что мое решение было верным, нет. Поверь мне, я это понимаю.

Лана не винит Денни – вся команда виновата в том, что произошло на борту. Аарон спровоцировал Жозефа, Денни с силой оттолкнул его, а Китти с Генрихом хранили увиденное в тайне. Однако Лана и Шелл тоже были на борту, и никто из них не сообщил в полицию. Всем шестерым пришлось с этим жить.

– Ты не хотел убивать, – говорит Лана Денни. – Ты защищал брата.

Но сможет ли сестра Жозефа взглянуть на эту ситуацию с его стороны?

Лана смотрит из окна комнаты ожидания на свою машину. Эме Мелина по-прежнему там, вглядывается в здание центра.

Лана делает глубокий вдох и собирается с духом. Надо сообщить, что у Жозефа есть сестра и что она здесь, в Морском спасательном центре, – хочет узнать, что случилось с ее братом.

Глава 39. Теперь

Лана ведет Эме через весь порт. Небо хмурится, солнце уже не пробивается сквозь тучи. Они молча идут в сторону группы людей у края гавани.

Когда Лана сказала Эме, что вместе с членами команды хочет поговорить с ней о Жозефе, та кинула на нее оценивающий взгляд и спросила:

– Хороших новостей не ждать?

– Нет. Боюсь, что нет.

Лана смотрит на собравшихся у берега – в центре будто оставили место для Аарона. Денни молчит и, опустив руки вниз, смотрит только на воду. Шелл – она, как и Лана, только сегодня узнала правду о смерти Жозефа – расположилась чуть поодаль, неприязненно поглядывая на Генриха. Даже после всего случившегося Генрих настаивал на том, чтобы ничего не говорить Эме Мелина.

– Ты это серьезно? – прищурившись, покачал головой Денни. – Она ведь его сестра! Она имеет право знать, что произошло.

Но Генрих был непоколебим.

– Разве этого хотел бы Аарон?

Денни явно был ошеломлен таким вопросом.

– Аарон лишь пытался защитить «Лазурную». Знай он, что у Жозефа есть сестра, он принял бы совершенно другое решение. Как и все мы.

– Меня пугает мысль о том, что будет с нами, если мы ей расскажем, – сказал Генрих.

– Нет. Тебя пугает мысль о том, что будет с тобой, – ответила Шелл.

Ее слова сдержали пыл Генриха, и он больше не произнес ни слова.

Когда Лана и Эме Мелина подходят к остальным, Эме засовывает руку в карман пальто – наверное, нащупывает письмо брата, ощущая вес его слов.

Члены команды слышат их шаги и оборачиваются. Денни выступает вперед и, представившись, говорит:

– Я познакомился с Жозефом на Филиппинах. – Глядя Эме в глаза, он добавляет: – Мы должны вам кое-что рассказать.

Сестра Жозефа ровно держит спину, подбородок поднят, бледные руки в карманах пальто. Она молча слушает Денни, не сводя с него темных глаз, как будто ей нужно не просто услышать, а увидеть каждое произнесенное слово.

Денни описывает жизнь Жозефа на «Лазурной». Простыми словами объясняет, как Жозефа нашли спящим под открытым небом на безлюдном пляже, какой зрелищный прыжок он совершил со скалы, как танцевал с Китти вокруг костра, как долгими вечерами исписывал страницы просьбами о прощении.

Остальные слушают так же внимательно и с тревогой ожидают развязки истории – ведь она им известна.

Лана понимает, что Денни считает себя виновным в смерти Жозефа, но Эме не должна по его вине всю жизнь задаваться вопросом, что случилось с братом. Эме нужно услышать правду, а Денни нужно ее рассказать.

Долгие месяцы он скрывал случившееся. Не ради того, чтобы защитить себя, а ради Аарона: «Лазурная» была для него всем, и Денни не мог позволить, чтобы брат ее потерял. Теперь все иначе: Аарон погиб, а яхта затонула. Денни волен рассказать правду.

Выражение лица Эме почти не меняется, пока она слушает повествование о той ночи, когда Жозеф оказался за бортом. Денни мог бы сказать что угодно: что Жозеф напился, упал за борт, и в этом нет ничьей вины, но он в подробностях пересказывает события того вечера. Как они обнаружили, что Жозеф незаконно пробрался на яхту; как росло напряжение; как на тот день пришлась годовщина смерти Лидии и о чем это напомнило Аарону; как все ужасно напились и как потом, в темноте каюты, Денни услышал ссору между Жозефом и Аароном; как Жозеф вонзил нож в плечо Аарона, а Денни отшвырнул Жозефа и его тело скользнуло за борт; как вместе с Генрихом и Китти они пытались его найти, как налетел ураган, и пришлось признать, что Жозеф погиб.

Наконец, Денни объясняет Эме, почему они решили не сообщать в полицию.

– Жозеф вернулся на яхту незаконно, и его не было в списке членов команды. Никто не знал, что он покинул Филиппины на борту «Лазурной». Жозеф сказал нам, что у него нет родных, вот мы и подумали, что никто не будет его искать. – Голос срывается, Денни зажимает глаза большим и указательным пальцами.

Успокоившись, он снова смотрит на Эме.

– Мне очень жаль. Если бы мы знали о вас, все было бы совсем иначе.

Правда наконец рассказана.

Эме не двигается с места, она ужасно побледнела. Атмосфера между ней и остальными членами команды ощутимо накаляется. Слышно, как плещет вода о край гавани, а вдалеке кричат чайки.

Эме поднимает руки, будто хочет поправить волосы, но вместо этого закрывает лицо, чтобы заглушить разрывающие тишину рыдания.

Денни делает шаг вперед, его лицо мертвенно-бледное. Он хочет положить руку на плечо Эме, однако она вскидывает голову и, задрав подбородок, смотрит на него.

– Не надо.

Денни отходит назад, приподняв руки, будто сдается. Эме не вытирает слез; они текут по ее лицу и оставляют блестящие следы на ровной коже.

– Его правда больше нет? – спрашивает она.

– Нет, мне очень…

Эме качает головой.

– Вы уверены, – пытается она унять дрожь в своем голосе, – вы действительно уверены, что Жозеф убил бы вашего брата?

Денни внимательно смотрит на Эме. Он хмурится, как будто вновь проживает тот момент на яхте.

– Да, – решительно отвечает он. – Да, я думаю, Жозеф убил бы его.

Эме обдумывает его слова.

– Вы защищали своего брата, – медленно говорит она. – Но дело в том… что вы забрали моего.

Денни нервно сглатывает.

– Все это время я не знала, что мой брат умер, – и я еду на другой конец света, чтобы найти его. Сказать, что я хочу попробовать простить его. Но уже поздно. Вы забрали у меня эту возможность, да? Все вы.

На глазах Денни выступают слезы.

– Простите. Мне очень, очень жаль, – дрожащим голосом говорит он.

Эме не отвечает – она достает сигарету и сжимает ее губами. Щелкает зажигалкой, подносит пламя к кончику сигареты, и та ярко загорается. Эме кладет зажигалку обратно в карман, бросает напоследок еще один взгляд на членов команды, а затем оборачивается и уходит. За ней тянется облако дыма.

Глава 40. Теперь

У ребят ничего не осталось: ни рюкзаков, ни сумок, ни одежды – кроме той, что была на них, – ни паспортов, ни бумажников, ни фотоаппаратов – даже ни одного снимка «Лазурной». Все, что у них было с собой, теперь покоится на дне моря.

Никаких шумных прощаний: Шелл уводят мама с папой, Генрих звонит домой в Германию, и родители бронируют ему номер в отеле на ночь, Китти ждет Лану в машине. Они договорились только об одном – что останутся в Новой Зеландии на похороны Аарона.

Похороны. Слово кажется слишком непривычным, слишком окончательным. Лана никак не может поверить, что Аарона больше нет. Она осознает лишь одно: логично, что «Лазурной» теперь тоже нет, как будто они не могли бы существовать друг без друга. Лана представляет, как массивный остов яхты лежит на морском дне и волны обтачивают дерево, омывают койки, заполняют каждый уголок, каждую трещину. Через недели, месяцы, годы якорная цепь зарастет водорослями, в каютах обустроятся рыбы, палуба покроется мощными кораллами… Наверное, Аарон был бы рад, что «Лазурная» не стоит без дела на якоре, а становится домом для морских обитателей.

Лана стоит напротив Денни. Он ужасно выглядит, события этого дня выжали из него все соки.

Где сейчас Эме Мелина? Может, едет в такси и звонит другу во Франции, какому-нибудь адвокату, чтобы спросить совета? Или сидит в баре отеля с нетронутым бокалом вина, чувствуя себя легче от того, что наконец знает правду? Остается только догадывается, о чем думает Эме и что она собирается делать, но кое в чем Лана уверена: о Жозефе будут помнить.

– Денни, – говорит Лана, – что бы ни случилось теперь, я с тобой.

– Спасибо, – искренне отвечает он и подходит ближе, почти вплотную к Лане. – Когда на Палау ты ушла с яхты, я тебя искал. На лодке добрался до берега, осмотрел весь пляж, затем пошел в центральный поселок. Где я только не побывал, и на стоянке такси, и в гостиницах, и в ресторанах, и в барах – везде спрашивал, не видел ли тебя кто-нибудь… но ты как будто испарилась.

– Я поехала прямиком в аэропорт, – объясняет Лана. – И прилетела сюда.

– Почему в Новую Зеландию?

Теперь она знает ответ.

– Не могла забыть. Никак не могла. Членов команды. Все случившееся. – Она замолкает и смотрит Денни в глаза. – Тебя.

Он берет Лану за руку. Все тело пронзает желание: это ощущение никуда не делось. Лана крепко сжимает его пальцы.

– Вот бы снова вернуться в тот момент, – говорит Денни, держа ее за руку, – когда мы с тобой только познакомились. Помнишь, как в первый день мы сидели там на камнях? А ночью плавали на спине, глядя на звезды?

– Помню. – Лана подходит чуть ближе, их тела соприкасаются. Лану обдает жаром, и она закрывает глаза, представляя, что она снова на яхте и чувствует запах солнца и кокосового масла. Хочется уйти в прошлое, окунуться в забытые мгновения – как они плавали в освещенном луной море, как на закате пили холодное пиво, как ездили на мопеде, прижавшись друг к другу. – С тех пор столько всего произошло… назад не вернуться.

Денни шумно сглатывает, его взгляд полон сожаления.

– Помнишь, что ты мне однажды сказал? – спрашивает Лана. – В самом начале перехода в Палау мы стояли вместе на носу яхты. Я смотрела в сторону безлюдного горизонта и с тревогой думала о том, что же будет дальше – после «Лазурной». Ты тогда сказал: «В чем и дело, Лана, ты не возвращаешься. Ты двигаешься вперед».

Денни внимательно смотрит на нее, и постепенно его губы расплываются в улыбке. Он наклоняется и касается лба Ланы своим.

– Тогда вперед, – шепчет Денни.

Когда они приезжают к Лане, уже поздно. Лана вынимает ключ из зажигания, осторожно пожимает плечо Китти, чтобы разбудить ее.

– Приехали, Кит.

Китти зевает и трет глаза рукой. Смотрит на череду светящихся вывесок.

– Твоя квартира над одним из магазинов?

– Вон там, – кивает Лана и показывает на узкий дверной проем зеленовато-голубого цвета.

– Галерея и кафе «Таронга», – читает вслух Китти. Она поворачивается к Лане. – Ты живешь над галереей?

– Не люблю выпускать из виду свои работы, – с улыбкой отвечает Лана.

– Там твои работы? – удивленно смотрит на нее Китти.

– Совсем немного, и то на крошечной стене. В дальнем углу зала.

– Лана, это замечательно!

– Не особо, – качает головой Лана. – Я работаю в галерее уже несколько месяцев; владелица, наверное, просто пожалела меня и выделила уголок для моих работ.

– Что-нибудь купили?

– Да, несколько. – За последний месяц Лана продала семь рисунков и пять картин и на полученные деньги приобрела новые краски и холсты, а еще дорогой набор кистей.

– Можем зайти в галерею? Я хочу посмотреть.

– Конечно.

Они выходят из машины и идут к галерее. Лана открывает дверь, щелкает выключателем, и в небольшом помещении с потертыми деревянными полами и белоснежными стенами становится светло. У единственной стойки подают кофе и домашние пирожные, которые готовит хозяйка галереи, Жаклин. Это неформальное местечко, здесь продают работы местных художников, но у галереи много постоянных клиентов и неплохая выручка.

Китти не спеша бродит по залу и, наконец, подходит к дальней прямоугольной стене, где представлены работы Ланы.

Глядя на картины – на бескрайнее море, на безлюдные бухты, окаймленные густым лесом, на известняковые скалы, нависающие над прозрачными лагунами, – она изумленно прикрывает рот рукой.

Затем ее внимание привлекает серия рисунков, на которых изображены две девушки. Застыв на месте, Китти по очереди рассматривает их: вот девушки сидят на носу яхты, свесив загорелые ноги; вот смеются, сложив головы вместе; вот они лежат в тени у пальмы, к коленкам прилип песок…

– Я ни одного из них не видела. Я даже не знала…

– Я нарисовала их уже здесь, в Новой Зеландии.

Китти смотрит на последнюю картину у самого края стены – к уголку прикреплен стикер с надписью: «Не продается». На картине – небесно-голубого цвета море с очертаниями кораллов под искрящейся поверхностью, по которой скользит темно-синяя яхта. На палубе видны очертания семи человек.

– Как красиво, – качает головой Китти.

От ее похвалы Лана расцветает.

– Спасибо.

Подруги молчат. Через некоторое время Китти спрашивает:

– Ты по ней скучала?

– По «Лазурной»?

Китти кивает.

Задумавшись, Лана отвечает:

– Да, скучала.

Китти сегодня многое потеряла. «Лазурная» спасала их от рутины и обыденной жизни, дала шанс посмотреть мир, стать в скромных пределах яхты тем, кем хочется. На борту «Лазурной» не было однообразия, на них не давили чужие ожидания, они почти не говорили о деньгах или карьере, семья не загоняла их в рамки.

– Знаешь, Кит, «Лазурная» – это не просто яхта. Не совсем. Это образ мышления. Внутренняя установка.

Губы Китти расплываются в улыбке.

– Здорово звучит.

Лана замечает, что что-то прилипло к лодыжке, прямо возле татуировки. Она наклоняется, проводит пальцем… Это засохшая краска. Точно, утром она уронила кисть. Лана сдирает частичку краски и подносит к свету. Синяя, как корпус яхты. В ее палитре всегда синие тона.

Китти ставит правую ногу рядом с левой ногой подруги. Лана опускает взгляд, а затем удивленно смотрит на Китти. На лице Ланы появляется широкая улыбка: на щиколотке Китти замысловатая татуировка в виде черного крыла.

– Тату! Ты наконец сделала!

Китти пожимает плечами.

– Если я собираюсь что-то сделать, то лет через восемь обычно делаю.

Лана смеется.

– Хотя Папуа – Новая Гвинея – не лучшее для этого место. Татуировки там делают в какой-то хижине.

– В обморок не упала?

– Два раза.

Лана снова смеется.

– Поверить не могу, что ты ее сделала! – Их лодыжки соприкасаются, и татуировки сливаются в изящную пару крыльев. – Зачем? – Голос Ланы теперь звучит тише.

Китти не отводит от нее взгляда.

– Чтобы летать, нужно два крыла.

Лана приобнимает Китти за плечо, они соприкасаются головами. В открытую дверь проникает порыв соленого бриза, который несет с собой запахи ночного океана.

Эпилог

Тело плывет на поверхности, невидящие глаза смотрят в мрачное небо. Легкие шорты потемнели, карманы наполнились водой. Рубашка вздымается, потом прилипает к неподвижной груди. Струйку крови с правого виска уже смыло, лицо теперь чистое и бледное.

Прямо под телом море кишит рыбой: огромные косяки прорезают воду, а крошечный планктон, их пища, кружится на свету. Ближе ко дну, там, куда не достают солнечные лучи, где видны следы течений и лежат затвердевшие обломки кораллов, обитают хищные существа с белесыми глазами.

Но над водой только тело.

И яхта.

За восемь часов до этого, во мраке ночи, Жозефа оттащили от Аарона, из его рук выбили нож. Голова стукнулась о пол в кубрике, и он ощутил, что куда-то скользит… прямо в океан. Подводный мир обжег глаза, наполнил рот и ноздри.

Он не боролся. Просто опускался все глубже и глубже. На мгновение замер, будто подвешенный в невесомости… а потом начал подниматься, обратно к воздуху, обратно в ночь.

Жозеф всплыл на поверхность, широко раскрыл глаза и заморгал. Океан взорвался ярким светом. Крошечные точки подсветили поверхность воды и закружились в танце.

Он не думал о резкой боли в голове, о мраке ночи или о ходовых огнях яхты, исчезающих вдали. Здесь, в океане, где его окружали бесконечно малые светящиеся точки, Жозеф достиг высшей точки эйфории. Он едва не рассмеялся, поняв, что вот так все и закончится: в безлунную ночь посреди океана, где у него нет ни малейшего шанса на спасение. «Лазурная» была лишь фантазией, за которую он цеплялся в надежде найти ответ и скрыться от горя и чувства вины.

Ничего у него не вышло.

Все было кончено, когда он зажег ту первую спичку у дома родителей. Может, из-за наркотиков он не сознавал, что делает, может, не понимал, что родители внутри, а потом всем сердцем жалел о содеянном – но их было не вернуть.

Через несколько недель, когда полиция закрыла дело, к Жозефу пришла сестра. Открыв дверь, он увидел ее мрачное заплаканное лицо.

– Надеюсь, ты счастлив. – Она бросила к его ногам конверт. – После всего, что ты натворил, они все равно не вычеркнули тебя из завещания. Сто тысяч евро, Жозеф. Хватит на наркоту до конца жизни.

Со слезами на глазах он ответил ей:

– Я никогда не просил денег.

Когда сестра ушла, у Жозефа никого не осталось. Он схватил рюкзак и паспорт, купил билет на первый попавшийся рейс. По дороге обналичил чек, зная, что никогда не потратит эти деньги. Жозеф хотел, чтобы вес ста тысяч евро в рюкзаке напоминал ему о том, что он сделал.

А потом его нашла «Лазурная». Новое начало, новые друзья, которые не знали о его прошлом, новые места, настолько прекрасные, что он любовался ими в одиночестве, изумляясь тому, как его жизнь могла стать безобразной, когда вокруг такая красота.

Жозеф написал сестре, всего один раз. Он говорил, что обо всем сожалеет, и рассказал о «Лазурной», объяснил ей, что начал новую жизнь. Просил встретить в порту, где яхта войдет в док, и обещал, что к тому времени станет другим человеком.

И в тот вечер нарушил свое обещание.

Надо было сдержаться, но Аарон все повторял – убийца, убийца, убийца; незатянувшиеся раны лопнули по швам, внутри что-то надломилось. Держась на поверхности воды, Жозеф смотрел, как вдалеке исчезает призрачно-белый кильватер от яхты. Океан вокруг полнился наэлектризованными голубыми огоньками. Все было кончено.

И вдруг «Лазурная» изменила ход. Звезды осветили бледное полотно паруса, и ему показалось, что судно развернулось. Он быстро заморгал и не сразу понял, что яхта возвращается.

Ребята сочли его достойным поисков, достойным спасения! В сердце зародилась надежда.

Яхта приблизилась, свечение колыхнулось в волне от носа судна и замерцало. С уровня воды «Лазурная» казалась призрачным существом, величественной галлюцинацией.

Когда яхта подошла ближе, Жозеф различил ее имя, написанное на корпусе витиеватыми буквами, увидел Денни у штурвала и Аарона, зажимавшего плечо; увидел Китти у одного борта и Генриха у другого – оба осматривали поверхность воды, вооружившись фонарями.

Они подплывали все ближе.

Так близко, что протяни руку – и коснешься яхты.

Так близко, что можно спастись.

Так близко, что яркий свет фонаря очертил золотистую дугу совсем рядом с ним.

И вдруг луч упал прямо на него! Свет ослеплял, и лица не было видно, но Жозеф знал, что этот человек смотрит прямо на него.

Тогда он и почувствовал это. Сомнение.

Послышался голос Денни:

– Видишь что-нибудь?

Затем тишина.

В голове всплыли обрывки образов: сто тысяч евро в рюкзаке, общая каюта.

Безмолвие нарушило одно слово Генриха:

– Ничего.

Луч прожектора переместился в сторону. Жозефа поглотил мрак.

Он уставился в темноту.

Можно было бы закричать – его наверняка услышали бы, – но вместо этого он просто смотрел, как яхта удаляется. Свет фонарей скользил по темной поверхности безмолвных волн, за «Лазурной» тянулся призрачно-белый кильватер.

Жозеф сделал глубокий вдох, наполнил легкие таким свежим и чистым воздухом, что в нем чувствовался аромат океана. Он представил, что это финальный прыжок с вышки: тесно прижавшись друг к другу, на него смотрят родители и сестра, а ребята с яхты уже готовы поддержать радостными криками, как тем солнечным днем. Он собрался с духом, закрыл глаза, чтобы не мешало свечение и исчезающий кильватер яхты, – и нырнул. Жозеф опускался все глубже, тело вытянулось стрелой. С губ сорвались идеально ровные серебристые пузырьки, и в груди почувствовался небольшой жар.

Жар в легких превратился в огненное жжение, а он шел все глубже сквозь холодное море в бесконечную темноту – она обвивала, вращала, кружила в танце, парила…

От автора

Все места, которые посещает команда на Филиппинах и Палау, являются вымышленными, как и Морской спасательный центр в заливе Бей-оф-Айлендс в Новой Зеландии.

Выражение признательности

Во время написания романа «Навстречу мечте» мне посчастливилось многое узнать от опытных моряков. Прежде всего, спасибо Сью и Джону Вудсам, с которыми я познакомилась на Филиппинах, где вела исследования для новой книги. Я расспрашивала Сью и Джона об их увлечении – хождении под парусом, и они сказали: чтобы понять, надо попробовать самостоятельно. Вудсы пригласили нас с мужем к себе, и следующие прекрасные пять дней мы провели на их яхте «Солита»: заходили в пустынные бухточки, плавали под водой среди нетронутых рифов, спали на палубе, глядя на звездное небо… Из этого и родился замысел романа.

Большое спасибо за советы и другим любителям парусного спорта, которые болтали со мной на пляже, и тем, кто пригласил меня не спеша пройтись на яхте «Морской хребет»: Алану и Кэролин Крокардам, Стиву Хаммонду, Уиллу Саттерли, Мику Вуду и Биллу Лэку. Если в романе и есть какие-либо неточности, связанные с мореходной тематикой, то только по моей вине!

Благодарю за потрясающую работу всех сотрудников литературного агентства «Грин энд Хитон» и в особенности замечательную Джудит Мюррей, мою опору в литературной среде. Хочу сказать спасибо издателям из «Харпер-Коллинз» во главе с великолепной Ким Янг, которая неустанно помогала мне с редактированием романа «Навстречу мечте», а также невероятной Салли Ким, моему американскому издателю из «Тачстоун/Саймон энд Шустер».

Огромное СПАСИБО моим друзьям и родным, согласившимся прочесть черновики «Навстречу мечте», и особенно маме (она прочла все черновые варианты романа, а их было немало!) – ваши отзывы для меня бесценны. И наконец, хочу поблагодарить моего мужа Джеймса. Спасибо, что исследовал Филиппины вместе со мной, спасибо, что подбадривал меня долгими вечерами в хижине на пляже, спасибо, что откладывал свои дела и помогал найти новые идеи для романа, когда сюжет заходил в тупик. Спасибо за то, что ты – это ты. За то, что ты для меня – всё.

Сноски

1

В Англии учеба в начальной школе начинается с 5 лет. – Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Спинороги – семейство морских рыб, обитающих среди коралловых рифов.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1. Теперь

Глава 2. Тогда

Глава 3. Тогда

Глава 4. Теперь

Глава 5. Тогда

Глава 6. Тогда

Глава 7. Теперь

Глава 8. Тогда

Глава 9. Теперь

Глава 10. Тогда

Глава 11. Теперь

Глава 12. Тогда

Глава 13. Теперь

Глава 14. Тогда

Глава 15. Тогда

Глава 16. Теперь

Глава 17. Тогда

Глава 18. Тогда

Глава 19. Тогда

Глава 20. Теперь

Глава 21. Тогда

Глава 22. Тогда

Глава 23. Теперь

Глава 24. Тогда

Глава 25. Тогда

Глава 26. Теперь

Глава 27. Тогда

Глава 28. Тогда

Глава 29. Теперь

Глава 30. Тогда

Глава 31. Теперь

Глава 32. Тогда

Глава 33. Теперь

Глава 34. Тогда

Глава 35. Тогда

Глава 36. Теперь

Глава 37. Теперь

Глава 38. Теперь

Глава 39. Теперь

Глава 40. Теперь

Эпилог

От автора

Выражение признательности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg