«Великий страх в горах»

А Староста все говорил и говорил…

Заседание совета началось в семь, а сейчас часы уже показывали десять.

Староста говорил:

— Сказки все это. Никто не знает, что произошло там, наверху; двадцать лет прошло, дело давнее. Я знаю одно: двадцать лет, целых двадцать лет пропадает прекрасная трава, которой все лето можно кормить семьдесят коров, семьдесят! Если вы думаете, что наша коммуна достаточно богата, чтобы позволить себе такую роскошь, скажите прямо; но у меня другое мнение, а именно я отвечаю за…

Морис Пралон, наш Староста, был избран молодежью, и молодежь его поддерживала, а старики, те были против.

— Вот именно, ты слишком молод, — возразил Мюнье. — Двадцать лет… Вы этого помнить не можете… А мы помним.

И снова, уж в который раз, он повторил историю, случившуюся двадцать лет назад на пастбище, называемом Сасснейр, а потом сказал:

— Трава нам дорога не меньше вашего, и о деньгах мы тоже думаем; но что значат деньги по сравнению с жизнью? Ведь речь идет о жизни…

Раздались смешки, но он продолжал:

— Да-да, о жизни, я это говорил, говорю, и всегда буду говорить…

— Ну, хватит уже! — сказал Староста.

Молодые его поддержали, но старики протестующе зашумели, и Мюнье продолжал:

— Я говорю про жизнь, про жизнь животных, жизнь людей…

— Да будет вам, хватит уже, — перебил Староста, — сказки все это… А Криттен, мой свояк, — он человек серьезный, с ним мы могли бы ни о чем не беспокоиться. И мы могли бы пристроить на все лето семьдесят коров, не меньше, а то здесь, внизу, их нечем кормить, потому что наверху вся трава пропадает даром, зеленеет, растет, наливается соками, потом вянет, и никто ею не пользуется… А еще мы сможем получить несколько сот франков арендной платы… Вам надо только сказать «да»…

Мюнье покачал головой:

— Я говорю «нет».

Многие старики тоже сказали «нет».

Мюнье снова встал:

— Если нам будут давать пять, десять, пятнадцать, пятьдесят тысяч франков — я все равно скажу «нет». Потому что разговор о жизни людей, их жизни не только на этом свете, но и на том, а она — та жизнь — дороже золота, дороже целой горы золота…

Но молодежь закричала: «Довольно!»

Они говорили: «Все, хватит, надо голосовать!»

Кто-то достал часы: