«Метаморфозы»

Станислав Соловьев МЕТАМОРФОЗЫ

 С. В. Соловьев, 2003 г.

Их было трое — Десс, Асмен и еще какой–то неизвестный. Они пришли вечером — как только колокол на площади пробил Время Сокрытия. Отец пропустил их беспрепятственно — только Пастыри могли ходить во время Сокрытия, и лишь Пастыри имели право посещать в это время любое жилище. Нино не успел раздеться и лечь в свою постель, согретую сестрой, как старый Нино позвал его в гостиную. Он сразу узнал Пастырей — их не спутаешь ни с кем в Поселении. Пастыри намного выше любого человека, и самое главное, вместо человеческой у них волчья голова, а на руках, покрытых мягким шелковистым мехом — длинные когти. Поэтому никто из них не работает — ни на полях, ни в мастерских; попробуй с такими когтями удержать инструмент. Конечно же, Нино понимал, почему Пастыри никогда не трудятся — их задача оберегать Поселение от врагов, защищать людей, поддерживать порядок. А еще — проводить раз в году ритуал Метаморфозы. Именно поэтому они пришли в дом старого Нино — другой причины просто не было. Он склонил голову и прошептал:

— Хвала Дальнему Пастырю, да прибудут с нами его сыны!

Пастыри послушно отозвались: — Воистину так — и сели на лавку. Даже сидя, они были на голову выше Нино — хотя он отличался самым большим ростом среди сверстников.

— Сын человеческий Нино, мы прослышали, тебе исполнилось двадцать пять лет?

— Да, преподобные, на этой неделе, — Нино смущенно уставился в пол.

— Ты знаешь, что каждый, кому исполнилось двадцать пять, подлежит испытанию Метаморфозой?

— Да, преподобные, я знаю это, — колени у Нино задрожали. Он многими ночами напролет думал о Метаморфозе, боялся и желал этого — как каждый его сверстник в Поселении. Даже сестра своими ласками не могла справиться с волнением Нино — брат должен возлежать с сестрой, сестра должна зачинать новых братьев и сестер, так сказано в Завете. Ах, Нинен… Ночные ласки лишь прикрывали наготу ужаса самой Нинен. Он ждал, когда в двери его дома постучат когтистые руки, когда раздастся хриплый взрыкивающий голос. И вот…

— Ты готов пройти испытание?

— Да, преподобные, я готов, — Нино прислушался к биению своего сердца, и понял, что готов. Он будет настоящим мужчиной, и никто больше не осмелиться назвать его мальчишкой. Никто.

Десс довольно кивнул своей мордой, глаза его засветились желтым светом.

— Простись с родными и выходи.

Пастыри дружно встали, и вышли, мягко ступая, как тени — за двери, за забор, ждать. Отец утирал слезы — слезы страха и радости; каждый поселенец мечтает, чтобы у него вырос сын, который пройдет испытание. Тогда сын получит право голоса в совете, право женитьбы и право обзавестись новым сыном, новой дочерью — Поселению нужны свежие силы. А если на сына падет удел Метаморфозы — ну что ж, это почет и уважение в общине, отец такого человека станет новым старейшиной и получит право второй жены. И будут сыновья, новые сыновья…

— Это они, Нино?

— Это они, Нинен.

Нинен плакала, — ведь брат может не вернуться, и она больше никогда не сможет ласкать его тело, не сможет зачать от него. Лишь имя, его имя будет произносится каждый день — на молитве Благодарения. В числе тех, кто стал праведником и дал общине еще один год мирной жизни. Нино прижимал сестру, но мыслями был далеко. Он оделся в простую одежду, и босиком, как подобает соискателю, с непокрытой головой вышел на улицу. Было тихо, стояла полная луна, и кроме трех долговязых фигур никого не было.

— Пошли с нами, сын человеческий, — сказал Асмен, и они пошли.

Луна освещала их путь, и как не старался Нино, ни одно окно не увидел он светившимся. Поселение спало мирным сном после дневных трудов. И только некоторые не спали, отправив сына на испытание… Вот и дом совета — самое большое здание, длинное, с просторным крыльцом. В дневное время здесь заседают старейшины. В ночное — бдят Пастыри. Никто не знает, где проводят Пастыри день — никому это не ведомо. Говорят, они убивают врагов. И это должно быть правдой. Поселению больше двухсот лет, и ни разу врагам не удалось захватить их дома, испортить их женщин, убить их детей… Нино привычно пересчитал ступени: раз, два, три. А когда поднял голову, увидел трех главных старейшин. У стен стояли Пастыри — не меньше двадцати. Все они выжидательно смотрели в круг света — там, посреди зала, встревоженные и неловкие, стояли соискатели, семеро юношей. Нино был восьмым. К столу вышел, конечно же, Десс — самый крупный и самый старый Пастырь. Его морда — почти седая, а острые клыки почти стерлись. Он был самым уважаемым среди Пастырей, и люди знали это. Десс поднял руку, блеснули когти — и все замолчали.

— Мы приветствуем собрание людей, мы знаем цену.

Один из старейшин подхватил:

— Мы приветствуем собрание Пастырей, мы готовы заплатить цену.

— Знаете ли вы условия Завета, заключенного между Пастырями и людьми?

— Мы знаем Завет, преподобные.

— Готовы ли вы к Метаморфозе?

Старейшина, а это был старый Петр из квартала горшечников, требовательно повернулся к соискателям, и повторил вопрос:

— Готовы ли вы, сыны человеческие?

— Да, — сказал каждый из соискателей.

— Да, — сказал Нино, и его желудок непроизвольно сжался. Ладони стали мокрыми.

— А теперь, пусть старейшины людей проведут жребий.

Старый Петр согласно кивнул, его лысина засветилась в комнате матовым пятном. Он пересчитал пальцем соискателей, называя каждого по имени. Когда он произнес — Нино, сын Нино, — у соискателя чуть не подкосились ноги. Нино всей душой жаждал скорейшего завершения ритуала. Он вдруг подумал о Нинен и почему–то испытал отчетливое сожаление. Старейшина выложил на стол восемь костяных фишек, на одной из них, конечно, был нарисован крест — но на которой, никто не знал, фишки были перевернуты. Среди поселенцев ходили слухи, что эти фишки сделаны из человеческих костей. Поговаривали, что они из костей погибших от рук врагов. Глупость, конечно. Но кто знает… Каждую неделю два–три человека пропадали, пропадали овцы, коровы — Пастыри делали все, чтобы этого не происходило, но враги окружали Поселение, врагов было много. Враги населяли Дикие земли испокон веков.

— Теперь, сыны человеческие, подходите и делайте выбор, — голос у старого Петра был совсем тонкий и жалобный, это никак не вязалось с его торжественным видом. Каждый подходил к столу и брал одну костяную фишку — не переворачивая, сжимал в кулак. Вот худой Санто взял свою фишку, и Нино протянул руку — последняя, одна на потемневшем от старости столе. Его рука сжала костяшку — сухую, шершавую, прохладную. Он вернулся в круг света, и, стараясь не смотреть, как худого Санто бьет дрожь, приготовился ждать. Это буду не я, сказал себе Нино, ведь меня ждет Нинен. Пусть это будет Санто, у него нет сестры…

Старый Петр шумно встал и поднял ладонь. Ладонь была темная и мозолистая.

— Сыны человеческие, огласите удел свой.

Нино, как и все, поднес кулак к свету и раскрыл его: на ладони лежала костяшка с маленьким крестиком. Он не узнал свой голос — дрожащий, тонкий, испуганный:

— Мой удел Метаморфозы, и я готов испытать его.

Он продолжал так стоять — с костяшкой на протянутой ладони — пока все соискатели, счастливые и довольные от одной только мысли что вернутся в теплую постель и забудутся спокойным сном в доме своих родителей, — не покинули дом совета. Нино остался один. Его рука задрожала, и костяшка упала на пол. Никто не поднял ее.

— Начальники людей, вы знаете условия Завета, — Десс возвышался над старейшинами. Его руки были опушены, и Нино не видел огромных, острых как бритва, когтей.

— Мы знаем, преподобные.

— Сейчас вы покинете этот дом, и скроетесь в своих жилищах, и только Пастыри будут на страже ваших снов. Сын человеческий Нино пройдет Метаморфозу.

— Да, преподобные, мы уходим. — Старый Петр, старый Изекииль и старый Томас вышли из дома, — двое поддерживали Томаса за локти, ему было за восемьдесят. Шарканье ног, вот все что осталось от них.

Асмен приблизился к Нино — смрад из волчьей пасти окутал его с ног до головы.

— Сын человеческий, до срока ты не знал ритуала Метаморфозы.

— Да, преподобный, — заплетающимся языком ответил Нино. Конечно же, он не знал. Никто не знал испытания Метаморфозы, только прошедшие ее — а их больше нет.

— В давние годы, когда не было ни тебя, ни твоего отца, ни его отца, враги истребляли род людской, и не было защиты от них. И тогда старейшины взмолились и попросили у земли избавления, и пришли Пастыри. И был заключен Завет — люди кормят Пастырей, Пастыри защищают людей от врагов. Раз в году, в ночь первого весеннего полнолуния, один из сынов человеческих должен уйти к Дальнему Пастырю, — говорил Асмен хорошо знакомые для каждого поселенца вещи, и Нино послушно кивал головой, — в эту ночь он проходит Метаморфозу. Он становится Агнцем Искупления. Он берет на себя все грехи человеческие и скрепляет собой Завет. Он уходит к Дальнему Пастырю, и новый год любви и мира даруется людям…

Ему вторили другие Пастыри, их голоса сливались в тихий вой, а глаза загорались красным. Нино никогда не видел, чтобы глаза Пастырей горели красным, и ему сделалось не по себе. Он впервые слышал про Агнца Искупления, и уши его горели.

— Сними одежду сын человеческий Нино.

Он послушно скинул рубаху, и остался нагим. Десс что–то нес в руках, когти мешали ему — это было что–то белое и кучерявое, и тут Нино понял, что это. Маска овцы — со шнурами по бокам и пустыми глазницами. Как ему не узнать — каждый юноша не меньше трех лет пас стада овец за стенами Поселения… Ему надели маску, затянули шнуры. Стало нечем дышать — вонь овчины и шерсть лезли в нос, в рот, все лицо зачесалось, и Нино закашлялся. Кто–то крепко связал его руки, да так, что у него на глазах выступили слезы. Зачем это, хотел он спросить, но на лице была маска.

— Сын человеческий Нино ступай к Дальнему Пастырю, да пребудет с тобой мир, — прорычал голос Десса, и Нино вытолкнули на улицу.

Было холодно, свет луны поблек — ночное небо затянули тучи. Нино стало страшно, и он не знал куда идти, и что скрывалось под последними словами Десса. Как он может узнать, где дорога к Дальнему Пастырю? Никто не знает, где живет Дальний Пастырь. И я не знаю, с недоумением думал Нино. Как же он может найти Его?.. Камни больно ранили ноги, дыхание сбивалось, и когда за спиной раздался протяжный вой, Нино побежал. Маска мешала ему, он то и дело натыкался на какие–то столбы и углы, несколько раз падал, поцарапал до крови колени. Вой нарастал и приближался — Нино всегда думал, что это враги так кричат за стенами Поселения. Так говорили старейшины. Так говорил отец. Наверное, враги приблизились к воротам и только он, Нино, может успеть к Дальнему Пастырю, предупредить его, спасти людей… Он попытался закричать, позвать на помощь, объяснить, но вместо этого издавал какой–то сдавленный клекот — шерсть маски мешала ему. Нино представил сестру, как он лежит на смятой постели и прислушивается к тревожным звукам ночи, сжимает рукой простыню… И тогда он заблеял.

Александрия, 26 августа 2003 г.

Оглавление