«Ах эти темные глаза...»

Теплый августовский вечер медленно опускался на маленький городок, затерянный в самом сердце России. Предзакатное солнце червонным золотом обливало купола церкви. Узкие тротуары пустели, машины все реже и реже проносились по улицам, лишь неугомонные мальчишки мелькали, раскатывая на велосипедах. Пахло нагретой землей, а от некоторых домов тянуло сеном — люди продолжали заготовлять корма для скотины на зиму. Кое–где у домов, на лавочках, сидели и курили мужики, изредка перебрасываясь словами. Да кумушки–соседушки, стоя у ворот, перемывали косточки знакомым.

В доме Смирновых уже поужинали, лишь отец все еще продолжал отскабливать со дна сковородки поджарки. Мать, пристроившись на маленькой скамеечке возле русской печи, резала картошку в большой чугун — собирала варево для поросят на завтра. Некоторые картофелины, покрупнее, чистила и бросала в кастрюлю с водой. Танюшка, их дочь, вертелась у зеркала в большой комнате. Она слегка подкрасилась, подобрала сережки, примерила несколько платьев, пока не остановилась на одном: голубое, как небо, с короткими рукавчиками и пояском. Быстро переоделась, поправила прическу и выскочила на кухню:

— Ну, как? Мам, хорошо?

Мать подняла голову, улыбнулась:

— Лучше и не надо!

Отец оценивающе взглянул на тоненькую фигурку, но промолчал. Таня взглянула еще раз в маленькое зеркало на стене, поправила выбившуюся прядь волос и засмеялась:

— Ой, мам, ладно! Я побегу. Нинка, верно, заждалась уже.

У порога всунула ноги в туфельки:

— Не запирайтесь, мне вас будить не хочется.

Отец слегка улыбнулся:

— Иди, иди. Танцуй. Каблуки не поломай…

Таня, смеясь, выскочила за дверь. Каблучки ее туфелек простучали по крылечку и все стихло. Муж посмотрел на жену. На ее руки, ловко чистившие картошку, сказал:

— А Танюшка–то совсем взрослая. И оглянуться не успеем, замуж выскочит. Эх, мать, одни останемся…

Женщина, не поднимая головы, слабо улыбнулась:

— Не сидеть же ей весь век возле нас…

Тане не было восемнадцати и на танцы она шла всего второй раз. Ее подружки успели сменить не по одному парню, а она даже ни разу не целовалась. Как у всех молодых девушек, в ее душе жила надежда на счастье. Сердце еще не было опалено огнем любви, но слабый огонек уже трепетал в незащищенной душе.