«Скидамаринк»

Скидамаринк (fb2) - Скидамаринк 610K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Гийом Мюссо

Гийом Мюссо Скидамаринк

Благодаря ей

World Network Television

Срочный выпуск новостей

Четверг, 2 сентября, 12.00

Дамы и господа. Невероятное волнение охватило сегодня утром музей Лувра, откуда исчезла «Джоконда» – самая знаменитая картина в мире, находившаяся там с 1804 года.

За более подробной информацией прямо сейчас обратимся к нашему корреспонденту в Париже Кэролайн Вестон.

– Привет, Джордж, привет всем! Дирекция Лувра совсем недавно узнала об исчезновении знаменитой картины. Вероятно, полотно было украдено в ночь со среды на четверг при крайне загадочных и необъяснимых обстоятельствах, учитывая, что оно было защищено самыми совершенными системами безопасности, способными предотвратить любой акт вандализма и попытку кражи. Тем не менее, ни малейшего сигнала тревоги, кажется, не поступило, а защитное стекло осталось нетронутым. Это значит, что расследование, которым занялись полицейские из Главного управления по борьбе с кражей произведений искусства, немедленно вызванные персоналом музея, обещает быть трудным.

Кстати, «Джоконду» уже однажды похищали в 1911 году. Однако два года спустя шедевр кисти Леонардо да Винчи был у флорентийского торговца антиквариатом.

Эта бесценная картина – портрет знатной молодой женщины эпохи Ренессанса – не может быть продана сегодня никому, кроме нечистых на руку коллекционеров.

Но при всей скандальности и неопределенности ситуации, картина имеет гораздо большее символическое значение, нежели его непосредственная художественная ценность. В самом деле, это маленькое полотно, размером 53 на 70 сантиметров, конечно же, является наиболее известным живописным произведением в мире и олицетворяет всю западную культуру, поэтому ее исчезновение выглядит как жестокий удар, нанесенный всей западной цивилизации.

Здесь, в Париже, и без сомнения, во всем мире всех переполняют сильнейшие эмоции и у всех на устах два вопроса: «Где Мона Лиза сейчас?» и «Вернут ли ее когда-нибудь в Лувр?»

Париж, Кэролайн Вестон, специально для World Network Television

Часть I.

Под солнцем Тосканы

Женский портрет

Когда в ту субботу утром профессор Магнус Джемерек вошел в свой кабинет в здании Массачусетского Технологического Института, он испытывал радость, несмотря на то, что не спал уже больше тридцати часов, посвятив всю ночь научным исследованиям.

Он вытащил из небольшого стенного шкафа кофе-машину и попытался приготовить себя бодрящий напиток, одновременно слушая по радио последние мировые новости. Сегодня, 4 сентября, «Джоконду» пока так и не нашли, но случилось и другое, не менее громкое событие: предположительно, был похищен американский миллиардер Уильям Стейнер, компьютерный король с противоречивой репутацией, чья компания «Майкро Глобал» являлась самой влиятельной в мире интернет-индустрии и мультимедиа.

Магнус дождался окончания выпуска новостей, сменил волну и остановился на классической музыке струнном квартете Бетховена. Налив себе большую кружку дымящегося кофе, он несколькими глотками выпил ее, положил ноги на стол и закрыл глаза, наслаждаясь музыкой.

Как же хорошо! Он представил себя в теплой, мягкой детской кроватке, придвинутой к стене на втором этаже их семейной дачи возле Санкт-Петербурга, который в то время назывался Ленинградом.

На просторном рабочем столе, посреди десятков книг по генетике и свежих научных публикаций, присланных ему уважаемыми коллегами, лежала утренняя почта, которую его секретарша только что сложила в большой картонный конверт. Магнус вытащил оттуда сверток, покрутил его так и сяк и, но не обнаружил на нем имени отправителя. Он без промедления открыл его, надеясь, – правда, не слишком, – что внутри находится коробка с шоколадом или лучше того с сигарами, в глубине души опасаясь увидеть очередной опус своего собрата, в котором тот хвастается своими грядущими успехами в области клонирования человека.

В пакете, действительно, была коробка, однако внутри ее не оказалось ничего из того, о чем подумал Магнус. Лишь маленький прямоугольник ткани размером 40 на 25 сантиметров.

Перед ним появились руки Джоконды.

Позднее Магнус признавался, что самым сильным в тот момент было ощущение уязвимости, которое производил этот фрагмент ткани. Он выглядел очень плачевно казалось, был исцарапан ножницами, прежде чем его выкромсали из рамы.

В это мгновение он испытал то же чувство, которое возникало, когда в начале 90-х годов рухнула Советская Империя: ощущение, что присутствуешь при событии, которое раньше даже не рискнул бы себе представить.

Из всех нас он, без сомнения, был единственным, кто с самого начала отнесся ко всему случившемуся крайне серьезно. Думаю, он сразу же понял, что нечто мощное только что потрясло не только всю его жизнь, но и жизнь многих ему подобных.

Магнус попытался успокоиться. Он осторожно взял в руки кусок ткани и заметил, что к обороту пришпилена небольшая визитная карточка без малейших признаков имени или фамилии владельца, но со следующей надписью:

«Знание, если не иметь совести, способно лишь погубить душу». Рабле, «Пантагрюэль», VIII, 1532.

Перевернув кусочек картона, он прочел еще несколько строк некто назначал ему встречу:

Суббота, 11 сентября, 16 часов

Церковь Санта Мария Монте Джованни

Провинция Сиена

Тоскана

Увидев слово «Тоскана», он вновь закрыл глаза и на краткий миг представил себя в полном одиночестве, в погребе итальянской винодельни: вот, он не спеша дегустирует несколько бутылок знаменитого красного «кьянти».

Барбара никогда не уточняла, какой была ее первая реакция, когда она получила пакет. Полагаю, в то время она была более озадачена исчезновением Стейнера: миллиардер с раздутым до запредельных размеров эго некоторым образом был ее бывшим боссом, так как несколько лет назад она работала в филиале «Майкро Глобал».

В ту субботу, как и во все остальные дни, она одной из первых вошла в свой кабинет в Сиэтле. Должно быть, машинально ввела свой персональный код, чтобы попасть внутрь большого стеклянного здания, прочитала в лифте смс-ку, а затем поправила юбку костюма и кинула уже третий взгляд на свои часы, говоря себе, что, решительно, время бежит чересчур быстро.

Готов поспорить, что войдя в кабинет, она попросила свою секретаршу принести соевый йогурт или маффин с морскими водорослями, поскольку не успела позавтракать дома. Наконец, весьма вероятно, что включив компьютер и намереваясь открыть электронную почту, она приготовилась пройти обычный тест на идентификацию зрачка, то и дело заглядывая в свою электронную записную книжку.

Даже сегодня я не могу сказать точно, какой была ее реакция на адресованную ей деревянную коробку, но почти уверен: вид куска ткани не вызвал у нее никаких сильных эмоций. Такова Барбара: ни одно произведение искусства никогда не сможет заставить ее вздрогнуть.

Магнус получил самую большую часть Моны Лизы руки; Барбаре достался фрагмент, симметричный моему: половина улыбки. С маленькой цитатой в качестве бонуса:

1. «Рай богатых создан из ада бедных». Виктор Гюго, «Человек, который смеется», 1868.

И приглашением на кусочке картона:

Суббота, 11 сентября, 16 часов

Церковь Санта Мария Монте Джованни

Провинция Сиена

Тоскана

Как бы то ни было, она не любила Европу.

Отец Витторио Кароса был человеком, которого не могло обескуражить то, что в маленькой церкви Санта Мария, в которой он служил вот уже несколько месяцев, собралось всего несколько верных прихожан. В самом деле, наиболее частыми «клиентами» теперь были толпы туристов, которые во время своих путешествий по Тоскане часто останавливались в деревушке Монте Джованни, провинция Сиена, чтобы посетить религиозное сооружение, датируемое XI веком.

В ту субботу почтальон появился утром, после 9-часовой мессы, на которой присутствовали только две деревенские «мамушки», пришедшие просить Господа о том, чтобы на дочь хозяина кафе, чье вредоносное декольте постоянно становилось причиной раздора среди деревенских супружеских пар, обрушились все проклятья.

Отец Кароса не часто получал почту. Увидев пакет, он сначала решил, что ему прислали заказанные им у своего римского поставщика небольшие свечи.

Открыв коробку и прикоснувшись к картине, он ощутил сильное волнение.

Прикоснувшись и вдохнув ее запах.

Позднее он коротко признавался мне, что холст пах как-то необычно. Это не был запах краски как и я, он сразу же, ни капли не сомневаясь, решил, что отправленный ему фрагмент подлинный, – но какой-то особый запах, который он назвал «запахом времени».

Однако отец Кароса был совсем не наивен. Хотя на упаковке не было сказано ни единого слова об отправителе посылки, он сразу же отмел предположение, что в этом деле как-то замешана рука Бога. Бог не оставляет визитные карточки, пусть даже та, которую он нашел на дне этой маленькой коробки, содержала слова, несомненно, никак не противоречившие Всевышнему:

«Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством. А потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе » Джон Донн, «Обращения к Господу в час нужды и бедствий», 1623

Перевернув карточку, он с удивлением прочел свой собственный адрес и догадался, что в субботу, на дневной мессе, у него точно будет как минимум один посетитель.

Как и каждое утро два года подряд, я выбрал для завтрака наиболее укромный уголок кафе. При моем появлении владелец заведения приветствовал меня радостным «Привет, мэтр», а затем принес мне двойной кофе и корзиночку со свежими круассанами. Почтальон, прежде, чем отправиться в свое турне, заглянул в бар и оставил для меня корреспонденцию и экземпляр «Геральд Трибьюн», которую я постоянно выписывал.

Я помню, что быстро пробежал глазами газетные заголовки, дегустируя первый круассан: материалы об исчезновении Стейнера и расследовании кражи «Джоконды» занимали множество страниц, но я не стал читать ни одну из этих статей. Мир волновался, но это более меня не волновало: только страницы, посвященные литературе и спорту, еще будили во мне подобие интереса.

С момента, когда почтовый служащий принес мне посылку, меня не покидало дурное предчувствие: «No news is good news», – иногда говорил мой отец, капитан французского грузового судна, когда, желая порадовать свою американку-жену, произносил несколько слов на универсальном языке.

Я незамедлительно вскрыл пакет, вытащил оттуда деревянную коробку и открыл ее, как только убедился, что никто на меня не смотрит.

Снаружи шел почти незаметный дождик вечный символ Бретани, который, как я полагал тогда, я очень люблю. В моей жизни наступило то время, когда ничто не могло меня удивить. Я спокойно наблюдал за течением дней, ограничив свою активность триадой «есть спать – гулять», и малейшее нарушение этого графика вызывало во мне беспокойство и депрессию.

Передо мной появился верхний правый фрагмент картины: половина самой знаменитой в истории искусства улыбки. Как и все люди в этом мире, я сотни раз видел репродукции этой картины на обложках книг, футболках и открытках. Однако в то утро вид части тела на куске холсте заставил меня ощутить почти ужас. Затем я осмелился взглянуть на нее и нашел ее по-прежнему прекрасной. Что меня поразило в первую очередь, так это изящество и цвет фона крутой горный пейзаж, казавшийся, тем не менее, невероятно легким. И еще мягкие черты лица, угадывавшиеся, несмотря на то, что половина его отсутствовала в нем преобладало ощущение скромности, смешанной с непристойностью.

Вместо всякого объяснения, на визитной карточке была написана одна-единственная фраза:

4. «Моральное и политическое убожество лишает власть правителя легитимности». Алексис де Токвиль. «Демократия в Америке», 1835.

И на обороте визитки – странное место встречи:

Суббота, 11 сентября, 16 часов

Церковь Санта Мария Монте Джованни

Провинция Сиена

Тоскана

Я долго смотрел на цитату, которую я, как бывший адвокат, знал хорошо, но что она могла означать в данном контексте? Почему у меня возникло чувство, что этот фрагмент картины несомненно, четвертая часть настоящей Моны Лизы, а не вульгарная копия? Почему я ощутил страх еще до того, как вскрыл пакет, и у меня не возникло ни тени подозрения, что это может быть чья-то шутка или розыгрыш?

Следующей ночью мне, который никогда не видел снов, вдруг пригрезилась необычная сцена: как будто прячась позади толстой колонны итальянского монастыря, я наблюдаю за напряженной партией в покер между четырьмя столпами Возрождения: поэтом Данте, живописцем Джотто, писателем Боккаччо и гуманистом Петраркой. Ставкой в их сражении был удивительный женский портрет.

2. Квартет

Я боялся опоздать, но еще не было и четырех часов, когда флорентийский разговорчивый шофер высадил меня перед часовней Санта-Мария. Внутри не было никого за исключением большого парня в летнем льняном костюме и с камерой вокруг шеи. Стоя возле алтаря, он восхищался деревянной статуей Богородицы. Издалека он чем-то напоминал Шона Коннери. Так я впервые увидел Магнуса: стильный шестидесятилетний Джеймс Бонд с аккуратно подстриженной серебряной бородкой.

Мы оценивали друг друга издалека. Так как больше нечего было делать, я взял пыльный молитвенник в небольшом шкафчике и стал его перелистывать. Магнус подошел ко мне, положил 10 евро в коробку для пожертвований и зажег свечу. В этот момент задняя дверь бесшумно открылась, чтобы впустить священника, улыбающегося тридцатилетнего человека, который взошел на алтарь и начал службу.

Уважая традиции, я присел на дубовую скамью посередине нефа. Магнус сделал то же самое, но выбрал другой ряд.

Мы были единственными посетителями в этой церкви, и я спрашивал себя насколько может быть полезной месса в жаркий день, в 4 часа для двух туристов, ни слова не понимающих по-итальянски. Я не имел никакого отношения к религии уже 10 лет. Тем не менее свежесть камней и тонкий запах ладаны были словно бальзам для ран, еще свежих от войны.

Внимательно слушая священника, мне показалось, что я узнал отрывок из Экклезиаста, Vanitas vanitatum et omnia vanitas (лат. Суета сует, все суета), и то как он смотрел на нас, Магнуса и меня, создавало впечатление, что именно он организовал эту странную встречу.

Месса шла уже двадцать минут, когда у дверей церкви яростно затормозил желтый кабриолет. Из автомобиля вышла молодая женщина в шикарном костюме и, ни сколько не смущаясь, прошла к центральному ряду.

Я еще долго буду помнить стук ее каблуков по полу часовни и то странное чувство, когда видишь такое тело в доме Божьем.

Она издалека окинула всех троих критическим взглядом, и мне показалось, что сейчас служба прервется. Но священник невозмутимо продолжал мессу, и молодая женщина решила дождаться ее окончания, стоя рядом с чашей со святой водой недалеко от входа. Поскольку входная дверь оставалась открытой, проникающий поток света нежно ласкал ее бархатистую кожу. Ее телефон дважды зазвонил. Каждый раз она громко отвечала, не потрудившись выйти, и ее акцент янки разлетался по всей церкви. Это была Барбара, к которой я сразу же ощутил неприязнь.

Так как никто не встал, чтобы причаститься, священник прочитал еще несколько слов, для завершения службы и уже готовился удалиться через заднюю дверь. В этот момент в воздухе повисло странное напряжение, как будто каждый ждал от другого каких-либо действий.

Кто из нас волновался сильнее остальных? Возможно, я – учитывая те усилия, которые я приложил, чтобы оставить свою затворническую жизнь и приехать на эту встречу. Но, честно говоря, никто из нас не производил впечатление человека, понимающего что он тут делает.

– Кто-нибудь желает получить какую-либо информацию? спросил молодой священник по-английски, чтобы все его поняли.

– Да, святой отец, – ответил Магнус, – Мне сказали, что где-то здесь можно полюбоваться живописью Леонардо, это так?

Также как и я, Барбара внимательно посмотрела на Джемерека.

– Вы тоже интересуетесь живописью Да Винчи? – спросил нас с Барбарой священник, не ответив Магнусу.

– Да, отец, – согласились мы, находя странным называть «отцом» кого-то столь молодого

Священник дотронулся до своей щетины и пригласил нас пройти с ним в ризницу. Там он снял свою рясу, поправил джинсы Calvin Klein и футболку Ralph Lauren, надетые под рясой, и произнес:

– Отец Витторио Кароса, – очаровательно представился он, протягивая руку.

До сих пор не могу понять, что тогда произошло. Оглядываясь назад, я все еще поражаюсь, что не все сразу рассмотрели его истинное лицо.

– Профессор Магнус Джемерек исследователь в области биологии в Массачусетском Технологическом Институте.

– Барбара Вебер, директор по продажам Мэтью amp; Вессон, Сиэтл.

– Тео МакКойл, бывший юрист, представился я в свою очередь, чтобы завершить знакомство.

По приглашению священника, мы расположились за круглым столом, от которого пахло оливковым деревом. Первым взял слово Магнус:

– Отец мой, это вы организовали эту встречу?

– Я ничего подобного не делал, – стал защищаться священник.

Барбара решила выяснить все до конца:

– Слушайте, я провела 9 часов в самолете не для того, чтобы ходить вокруг да около. Позавчера я получила кусок холста Леонардо, сопровождаемый смутными объяснениями. Я просто хочу знать, кто послал его ко мне и что все это значит.

Повисла долгая пауза. Я видел, что священник и Магнус колеблются и не спешат выкладывать карты на стол. Так же как и они, я продолжал молчать, предчувствуя какую-то ловушку во всем этом. Наконец-то священник спокойно произнес:

– Должен признаться, я нахожусь в такой же ситуации, что и вы.

– И я, – последовал ответ Джемерека.

Ситуация начинала проясняться.

Три пары глаз обратились ко мне. Я достал пачку Marlboro light из кармана рубашки, медленно прикурил сигарету и предложил своим спутникам.

Магнус и Барбара приехали из Соединенных Штатов, я из Франции. Никто из нас не был настолько глуп, чтобы попытаться пройти таможню с куском холста и визитками. Тем не менее, все должны были привезти его с собой. Магнус спрятал его в одном из ботинок, Барбара в серебряной пудренице, а я в пачке сигарет. Оставался понять, где находится кусок холста, присланный священнику.

– Помогите мне, пожалуйста, – попросил он.

После того как он закрыл двери церкви, мы совместными усилиями отодвинули кропильницу. Внизу находилась большая бетонная плита, которую поднимали мы с Магнусом. Священник достал из своего укрытия такой же деревянный ящик с куском холста и визиткой, какой получили все мы.

Мы вернули все на свои места и разложили наши куски на столе в ризнице.

Двумя днями ранее мы все узнали, что Скотланд-Ярд СКОТЛАНД-ЯРД! получил посылку, содержащую половину гвоздей из рамы картины, а также лист бумаги, исписанный литературными, политическими и экономическими цитатами. Каждый из нас уже мог констатировать, что являлся одним из таких получателей. Полиция Лондона не хотела предавать это огласке, но такой же лист с цитатами был разослал во многие журналы и новость очень быстро распространилась.

Размах этого события окончательно убедил меня поехать в Италию, хотя я долго сомневался, принять ли это решение и не оповестить власти.

Париж не понимал, почему эти гвозди были отправлены в Лондон, к тому же без требования выкупа. Предполагало ли это, что картина уже покинула территорию Франции? Для французской полиции это крайне осложняло дело. И по моему мнению, английская полиция предпочла бы остаться в стороне от этого расследования.

Тем не менее, обе страны уже привлекли своих лучших экспертов для расшифровки посланий и поиска общего смысла в них.

В свою очередь мы разложили четыре послания одно за другим и воззрились на них.

1. «Рай богатых создан из ада бедных». Виктор Гюго, «Человек, который смеется», 1868.

2. «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством. А потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе » Джон Донн, «Обращения к Господу в час нужды и бедствий», 1623

3. «Знание, если не иметь совести, способно лишь погубить душу». Рабле, «Пантагрюэль», VIII, 1532.

4. «Моральное и политическое убожество лишает власть правителя легитимности». Алексис де Токвиль. «Демократия в Америке», 1835.

Снаружи, цикады продолжали петь под ярким летним солнцем.

Отец Кароса жил в прекрасной квартире с видом на небольшую часовню.

Когда мы поднимались по винтовой лестнице, Магнус, который шел впереди, несколько раз оборачивался, глядя на меня с забавной улыбкой.

– МакКойл, МакКойл, – повторял он, – это же не французская фамилия?

– Мы жили во Франции до смерти моего отца. Тогда моя мать, которая является американкой, решила вернуться жить в свою страну. Я взял ее имя, когда стал адвокатом.

– Я знал, что ваше имя мне знакомо! Это вы четыре года назад обвинили мэра Спрингфилда в связях с мафией?

Тот факт, что четыре года спустя, такой человек, как Магнус, связывает мое имя с процессом в Спрингфилде мог означать две вещи: что тогда это дело имело большую огласку, либо что Джемерек навел справки обо мне, прежде чем пригласить на эту встречу очевидно, он знал о том процессе больше, но не хотел это показать.

Склоняясь ко второму варианту, я все же предпочел не вызывать подозрений у моих спутников и отвечал как можно естественнее:

– Да, это был я, но мэр был плохим политиком, одним из тех, кто стремится как можно туже набить карманы.

Магнус усмехнулся.

– Тем не менее, если я правильно помню, вы не выиграли процесс, не так ли?

– Нет, но я всегда был уверен на счет этого мерзавца. Трудно атаковать цитадель без союзников.

– В таком случае, почему Вы решили вступить в схватку? раздался голос Барбары сверху, – Зачем начинать бой, если не уверен в победе?

Этот вопрос я задаю себе каждый день вот уже четыре года и не могу найти ответ, который бы меня удовлетворил, по крайней мере такой ответ, который я мог бы сложить в предложение.

– Наверное, остаток идеализма.

Отец Кароса открыл дверь своего жилища и пригласил нас войти. Это была маленькая, но чистая и хорошо освещенная комната, с несколькими картинами на стенах, некоторые из них были подписаны именем священника. Как ни странно, обстановка комнаты не выдавала рода деятельности ее обитателя.

– Итак, приступим к работе, – сказал Магнус.

Для начала он хотел знать. Слышали ли мы ранее те цитаты, которые были нас посланы.

Он рассказал, что знал свою, так как она была предназначена в качестве эпиграфа его книги.

– Свою я тоже знал, – признался священник, – иногда мне приходилось цитировать слова Джона Донна во время мессы.

Магнус насмешливо повернулся ко мне. Я честно ответил, что все адвокаты когда-либо цитировали Токвиля в своих речах. Что касается Барбары, она слышала о Викторе Гюго на уроках литературы в колледже, но никогда не читала ни строчки из него.

На мгновение все решили, что происходящее – чей-то злой розыгрыш, а холст – лишь копия, ибо тут не было ничего рационального: даже если вам удалось украсть Джоконду, зачем ее уничтожать?

Магнус ответил почти сразу, словно прочел немой вопрос на моем лице:

– Как символ, Тео!

– Какой еще символ?

– Символ Западной культуры.

– И что дальше? спросила Барбара.

– Я думаю, что когда учитель говорит о культуре, он подразумевает не только художественную культуру, – пояснил священник и предложил нам апельсиновый сок.

– Вы все правильно поняли, мой отец, – воскликнул в восторге Магнус.

Священник продолжал:

– Думаю, что под понятие «культура» – это совокупность ценностей общества и цивилизации. И те фразы, которые мы получили, ссылаются на четыре столпа западной цивилизации.

– Да, но какие именно столпы? спросил бизнесмен.

– Возьмите ваши карточки, и увидите сами, – посоветовал профессор.

Авторитетный голос Магнуса звучал резко:

– Экономический либерализм, индивидуализм, наука и …Демократия.

Мы опять все посмотрели на карточки, пытаясь применить к ним классификацию Магнуса.

1. Экономический либерализм.

«Рай богатых создан из ада бедных». Виктор Гюго, «Человек, который смеется», 1868.

2. Индивидуализм.

«Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством. А потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе » Джон Донн, «Обращения к Господу в час нужды и бедствий», 1623

3. Наука

«Знание, если не иметь совести, способно лишь погубить душу». Рабле, «Пантагрюэль», VIII, 1532

4. Демократия.

«Моральное и политическое убожество лишает власть правителя легитимности». Алексис де Токвиль. «Демократия в Америке», 1835.

Он начал развивать свою мысль. По его мнению, эти авторы критиковали в свое время не либеральную экономику, индивидуализм, науку или демократию, а скорее порочные последствия, которые могут возникать в тех случаях, когда эти четыре понятия извращенно толковались и меняли свои изначальные смыслы. Однако эти формулировки , даже если они были сделаны в XVII, XVIII и XIX веках оставались как никогда актуальными в новом тысячелетии.

Экономический либерализм – необузданный, если это приводит к увеличению богатства, что множит неравенство и эксплуатацию бедных. Следствием этого является современный индивидуализм, пропагандирующий эгоизм и цинизм, что приводит к незаинтересованности в человечестве в целом и подрывает старые понятия о солидарности в пользу эгоизма без ограничений. Что касается науки, то с ее развитием уменьшить трудоемкость работы и увеличилась продолжительность жизни, но ее включенность в экономическую сферу с единственной целью рентабельности может привести к новой евгеники.

И наконец, самое худшее демократия. Она пронизана коррупцией и цинизмом, которые уничтожили все то положительное, что было в ней изначально.

Соединенные Штаты, современная страна, которая наравне с Францией изобрели демократию менее трети электората пришли на последние выборы. Среди воздержавшихся были менее образованные, самые бедные, представители этнических общин, в то время как голоса распределились среди более образованных, с более высокими доходами и белыми.

– «Мона Лиза» является одним из символов западной культуры, – продолжил Магнус, – Скотланд-Ярд для большинства людей это мифическая демократия, трое из нас американские граждане

После минутного молчания Барбара коротко резюмировала:

– Поздравляю, Ваша речь настолько же красноречива, сколь речи Ленина. В отличие от молодой женщины, мысли Магнуса заинтересовали меня. И я спросил:

– Но кто же Вы, профессор?

– Очевидно, каждый из нас является представителем одного из четырех названных столпов.

– Поясните, пожалуйста, – потребовала Барбара.

– Вы, МакКойл, бывший адвокат, боролись с политической коррупцией, Вы представляете оборону демократии. Вы, Отец мой, судя по этим снимкам, участвовали в многочисленных миссиях по всему миру, – сказал он, указывая на небольшие рамки с фотографиями, стоявшие на серванте. На этой фотографии Вы изображены где-то в африканской деревне, на другой Вы учите детей в школе для бедняков. Вам не безразлична судьба Ваших ближних, Вы боролись против зла современного индивидуализма. А я Магнус Джемерек, – единственный член Федерального совета по биотехнологии, который всегда выступала против рискованных генетических манипуляций. Таким образом, каждый из нас боролся против прогрессирующей деградации Западной культуры.

– Вы забыли меня, Магнус!

– Вы – золотая девочка с ноутбуком, и, признаюсь, я не понимаю Вы представляете экономику, но я не вижу, что хорошего Вы сделали

– Не ищите, Вы все равно ничего не найдете, я никогда не выступала в качестве спасителя человечества, – категорически заявила Барбара.

Магнус посмотрел на часы и предложил священнику включить радио, чтобы послушать последний обзор событий.

– Кто знает, Магнус, может «Мону Лизу» уже нашли и тогда Ваша красивая теория может быть выкинута за борт, – сказала насмешливо Барбара, – Надеюсь, Вы не очень расстроитесь.

Священник быстро поймал новостную волну, итальянскую речь мог понимать только он один. Барбара стояла чуть позади и делала вид, что совсем не обеспокоена происходящим. Она открыла ноутбук и попыталась выйти в интернет, чтобы проверить почту.

– Есть новости, – сказал священник, – Скотланд-Ярд получил вторую посылку с остальными гвоздями от рамы и прядью волос Уильяма Стейнера.

– Что это значит? спросила Барбара.

– Это значит, что эдва похищения связаны между собой, и похитители – одни и те же люди.

– Еще какие-нибудь новости есть?

– Да, еще сообщили, что Стейнера уже два дня держат в звуконепроницаемой комнате без еды и питья

– Черт возьми! возмутился Джемерек, – И никакого требования выкупа?

– Нет.

С минуту все стояли молча, переваривая информацию. Тишину нарушил Кароса:

– Профессор, как долго может прожить человек без еды и воды?

– Немногим более трех дней.

Я обратился к Магнусу:

– Что вы думаете об этом похищении?

– Я уже сказал, Тео думаю, это только начало, первый акт, первая жертва злоупотребления экономическим либерализмом.

3. Спагетти по-неаполитански

Барбара приняла решение. Она выключила свой компьютер и встала, намереваясь уйти.

– Господа, ваша компания мне не неприятна, но следующий рейс в Нью-Йорк – через два часа. Я арендовала машину, так что если кто-нибудь хочет, могу подбросить Магнус?

– Спасибо, я хочу остаться еще ненадолго.

– Тео?

– Ок, я еду в аэропорт с Вами. Очевидно, это дело полиции, и чем дольше мы будем молчать, тем под большим подозрением окажемся.

Магнус уныло вздохнул.

– Слушайте, если следовать вашей логике, то мы уже под подозрением и уже почти виновны. Зачем тогда вы сюда приехали? Почему сразу не уведомили полицию?

Джемерек задал очень важный вопрос, на который никто, казалось, не мог ответить.

У всех без сомнения были причины не оповещать полицию, но когда дело приняло такой оборот, казалось самоубийством ничего не говорить.

– И как вы оправдаете ваше поведение? спросил Магнус.

– Я буду говорить только правду, – возразил я меня не в чем упрекнуть.

– Подумайте, Магнус, Вы профессор в Массачусетском Технологическом Институте, Вы известны и признаны в Вашей профессии, Вы отлично устроились в жизни, тогда зачем Вы копаетесь в этом деле? У нас есть все для того, чтобы постараться скрыть то, что мы знаем.

– В этом – все вы, американцы, новое поколение! Вы думаете только о своей социальной позиции и своих пенсионных накоплениях. Но, раскройте же глаза, мисс! Иувидите, что связались с чем-то большим, чем Ваша скромная персона; Вы втянуты в это не меньше, чем я!

Услышав от Магнуса эти слова, я проникся к нему симпатией, и мне даже захотелось следовать за ним. Тем не менее, я промолчал.

Барбара управляла японским кабриолетом, летевшим стрелой через поля Тосканы. Чуть ранее мы оставили наших собеседников, и теперь я рассуждал вслух по поводу теории, высказанной Джемереком.

Даже если все, что он сказал, было правдой, оставались некоторые неясные моменты: чего ожидать от похитителя картины и его заказчика? По какому сценарию будет разыгрываться эта пьеса? Должны ли мы помочь, или наоборот, остановить его?

Барбара прервала мои размышления.

– Как думаете, полиция будет реагировать? Нас будут подозревать? она еще прибавила скорость.

– Возможно, – ответил я, учитывая ажиотаж вокруг этих двух дел, полиция будет оказывать на нас давление, стараясь, чтобы мы заговорили.

– Они будут копаться в наших биографиях?

– Без всяких сомнений. Они будут искать связь между нами и Стейнером, обшаривать наши дома, жарить нас на гриле, как кур. Они должны найти виновных, и быстро.

– И Вас это не пугает?

Я передернул плечами, чтобы показать свое отвращение.

– Я не очень-то буду стараться скрыть свою деятельность, А что касается моей профессионально репутации, но я три года как отошел от дел, поэтому

Она ехала все быстрее и быстрее, а потом повернула ко мне лицо, как будто забыла, что мчится со скоростью 100 км/час по проселочной дороге.

– Сколько Вам лет? спросила она, как будто этот вопрос мучил ее уже несколько часов.

– Я думал, вопросы такого рода задавать не принято

– У мужчин может. Ну, и?

– Тридцать восемь.

– Рановато для ухода на пенсию, да?

– Это мое личное дело.

– И чем Вы живете?

– Небольшое наследство, к тому же у меня скромные запросы.

Улыбнувшись, она на полной скорости вписалась в поворот.

Барбара проживала свою жизнь так же, как вела автомобиль. Она была опасной женщиной.

– Ну, а как насчет Вас?

– Вы про возраст? Угадайте, – она ожидала этот вопрос.

– Вы знакомы с Уильямом Стейнером?

– Лично нет.

Она ответила слишком быстро, и я сразу же почувствовал, что кое-что нащупал.

– Нет, но Вы знаете больше, чем остальные, – сказал я, стараясь дать ей понять, что ее ответ не ввел меня в заблуждение.

– Я работала в одной из его компаний несколько лет назад, но лично с ним не встречалась, – ответила она, явно что-то скрывая.

Барбара свернула еще раз и через несколько минут мы выехали на шоссе.

– Откровенно, Тео: как Вы думаете, если мы предупредим полицию, не совершим ли тем самым большую ошибку?

– Начали сомневаться?

– Нет, просто думаю, как сделать все с наименьшим ущербом. Вы не возражаете, если я остановлюсь на следующей заправке?

– Конечно нет! Нам не хватит бензина?

– Хватит, просто у меня небольшой мочевой пузырь, а священник совсем недавно угостил меня литром апельсинового сока

Я допивал бутылочку Сан-Пелегрино, стоя рядом с автоматом по продаже воды, когда из женского туалета вышла Барбара с компьютером в руках.

– В этой стране омерзительные сортиры, – произнесла она с отвращением.

– «Сортиры» – это грубо. Надо говорить «туалеты», WC, «кабинки», но только не «сортиры».

– Почему?

– Потому что это сленг, а сленг это вульгарно.

Она посмотрела мне в глаза и спокойно сказала:

– Я говорю «сортир», потому что этот туалет именно «сортир», и пошел ты

Каждый раз, когда я смотрел на эту женщину, я находил ее очень красивой. Высокомерной и глупой, но очень красивой. Женские и мужские взгляды, которые встречные бросали на нее кидали ежедневно, исчислялись сотнями. Я не стал исключением и несколько раз украдкой взглянул в машине на ее ноги, пока она не смотрела на меня.

– Кто может за этим стоять, Тео? Секта? Группа антиглобалистов? Фанатичные мусульмане, мечтающие о закате западной культуры?

– Ты слишком торопишься с выводами, – сказал я.

– Во всяком случае, я думаю о различных вариантах, которые позволили бы нам не обращаться в полицию.

– Продолжай

– Все просто, нам ничего не остается, как уничтожить улики.

– Четыре куска холста?! Ты с ума сошла! Я не буду участвовать в уничтожении произведения искусства, которому четыре века.

– Учитывая наше положение – ответила она резко.

Но видя мое неодобрительное выражение лица, тут же добавила:

– Это просто средневековая картина, разодранная в клочья.

– Во-первых, это Ренессанс, а не Средневековье, – объяснил я серьезно. Кроме того, эта картина, как правильно заметил Магнус, не просто произведение искусства, это целая культура, цивилизация, часть наследия Западного общества.

– Ерунда!

– Кроме того, не сдав улики в полицию, мы помешаем расследованию.

– Нет, – ответила она, – мы просто защитим свою жизнь, а это намного важнее, чем твое чертово наследие

Два разных представления о мире. Цитата Джона Донна об индивидуализме. Какой выбор сделать? В пользу личного или общественного? Вспоминая свой последний проигранный процесс, я подумал, что мой вклад в копилку общественных интересов оказался не столь уж серьезным.

Поразмышляв, я решив, что тоже не хочу иметь дело с полицией и СМИ, расспрашивающих о том, к чему я ни имею никакого отношения. Все, чего я хотел, – оказаться во Франции, сесть на каменную плиту в тени дома и наблюдать, как сменяют друг друга времена года.

Я предложил Барбаре компромисс:

– Мы не пойдем в полицию, но вернемся в церковь и уговорим остальных вернуть все четыре части холста в музей. В конце концов, наверняка существуют специалисты, способные отреставрировать полотно.

Барбара согласилась, и мы покинули заправку.

Мы были всего в двадцати метрах от кабриолета, когда он взорвался прямо посередине стоянки. Нас снесло ударной волной. Всюду разлетелись осколки стекла. Мы хотели закричать, но не могли произнести ни звука, словно взрыв блокировал наши голосовые связки. Наконец, через несколько секунд, которые, казалось, тянулись бесконечно, раздался шум сработавшей сигнализации, и из магазина выскочили два сотрудника с огнетушителями, торопясь потушить огонь прежде, чем он доберется до бензоколонок.

Когда опасность миновала, мы осмелились поднять головы и были ошеломлены, увидев, во что превратилась наша машина. В воздухе стоял сильный запах гари.

Барбара опомнилась первой.

– Для людей, которые хотели всячески избежать контакта с полицией, это явная неудача.

Через три часа за нами приехало такси и отвезло нас на квартиру к священнику. Перед этом мы были допрошены итальянской полицией, однако ни Барбара, ни я ни словом не обмолвились о кусочках холста. Мы громко доказывали, что мы – мирные американцы, которые ничего плохого не сделали, лишь арендовали автомобиль, и непонятным образом оказались в эпицентре террористического акта.

Сначала дело шло туго. Барбара называла полицейских свиньями и грозилась позвонить в американское посольство, но в конечном счете необычная способность Барбары «наезжать» и мое знание международных законов принесли свои плоды, и нас, наконец-то, отпустили, попросив оставаться на связи с полицией.

Барбара немедленно позвонила Каросе, чтобы рассказать ему и Магнусу про взрыв. Они очень тепло встретили нас по возвращении.

Магнус приготовил нам выпить, и мы решили, что времени для проволочек больше нет. Нас хотели убить, значит, план действий состоял в том, чтобы узнать, кто за этим стоит. Если верить биологу, мы могли это сделать. Но для этого необходимо было объединить усилия, только тогда у нас появился бы шанс разгадать загадку. Правда, никто не хотел взять на себя роль лидера команды.

Еще не отойдя от шока после взрыва кабриолета, Барбара решила по крайней мере временно довериться нам. Священник попросил нас называть его по имени «Витторио». Никто не заставил просить себя дважды.

– Итак, Витторио, с чего начнем? спросил Магнус, сжимая ручку сковороды.

– Сначала обжарьте лук и чеснок в трех столовых ложках оливкового масла.

Я не мог в это поверить! Не прошло и 10 часов после покушения, а он не мог придумать ничего лучше, чем приготовить пасту!

– Профессор, Вы действительно думаете, что сейчас подходящее время для трапезы? спросил я неодобрительно.

– Расслабьтесь, Тео, и позвольте нам продолжить: на пустой желудок думается плохо. Сегодня вечером будет спагетти по-неаполитански для всех.

– Не кладите много чеснока, – заметила Барбара, – это вредно для дыхания.

– Но отлично подходит для всего остального, чеснок регулирует кровяное давление и увеличивает выработку спермы, – закончил Магнус свою мысль.

Так или иначе, я попытался вернуться к теме, из-за который мы все оказались здесь.

– Знаем ли мы, откуда были отправлены пакеты, полученные Скотланд-Ярдом?

– Нет, по радио об этом не упомянули, – ответил Кароса.

Мне стало приятно смотреть, как Магнус готовит, и я почти пожалел, что не знал особенностей рецепта.

– Лук уже прожарился, Витторио, я могу добавить помидоры?

– Да и же зелень с маслинами.

– Ммм, целая гора зелени. Почувствуйте запах, МакКойл, вместо того, чтобы дуться. Видите ли, одно из лучших блюд, которое я ел, – обычные спагетти с базиликом. Это было в ресторане на Сардинии

Я прервал его воспоминания:

– Барбара сказала мне, что раньше работала на Стейнера.

– Правда? Расскажите нам об этом мисс Вебер, пока кипит соус. Может быть, мы также узнаем, что вы сделали для общих интересов.

Мы пошли в небольшую столовую. Барбара села на диван, положив ногу на ногу. Я старался смотреть в другую сторону, чтобы сосредоточиться на ее словах.

– Несколько лет назад я работала в филиале «Майкро-Глобал», находящегося в свободной зоне в Гондурасе.

– В свободной зоне? спросил, нахмурившись Витторио.

– Это часть закрытой территории, где никто не живет постоянно; компания, работающая там, имеет право не платить налоги, – объяснила она.

– Почему?

– Это обычная для Центральной Америки система. Правительства этих стран готовы на все, чтобы привлечь американский бизнес и снизить уровень безработицы. Плюс хороший толчок для инвесторов: они находят людей, желающих работать, предлагают им конкурентоспособную зарплату; правительства заставляют молчать профсоюзы, поскольку права трудящихся в этих местах массово нарушаются. Кроме того, Штаты в двух часах полета оттуда.

– И чем занимаются на этих фабриках? поинтересовался Магнус.

– Обычно, работа там не требует особой квалификации. В случае «Майкро-Глобал» речь идет о сборке комплектующих для компьютеров.

– Продолжайте, – сказал заинтересованный Джемерек.

– Эти заводы окружены колючей проволокой и охраняются коммандос. В основном там работают женщины, которые трудятся по семьдесят часов в неделю в отвратительных условиях. Были бесчисленные случаи злоупотреблений, угроз и даже изнасилования. Кроме того, если какая-нибудь девушка беременела, руководство заставляло ее увольняться.

– Почему? поинтересовался Витторио.

Вздохнув, Барбара пожала плечами.

– Потому что компании не хотят оплачивать время, пока женщина находится в декрете. Но некоторые девушки усиленно цепляются за свои места, и это приводит к выкидышам.

– Это нелегально, – заметил священник.

– Какова конкретно была Ваша работа? спросил Магнус.

– Координатор дочерней компании «Майкро-Глобал» в Центральной Америке, в Гондурасе и Никарагуа, но я приезжала на фабрики один или два раза в неделю. Два дня в Сан-Педро, два других – в Манагуа, оставшееся время – в Калифорнии.

Она надолго замолчала, размышляя, продолжать ей или нет. Барбара ушла на кухню за стаканом воды, потом, вернувшись, вновь села на диван, скрестив ноги, и продолжила:

– Сначала я предупреждала директоров о ситуации, но они сказали, что все в порядке, что, мол, это нормальные условия работы.

– И что Вы тогда сделали?

– Ничего, Магнус, я была подавлена, молода и амбициозна, это была моя первая серьезная работа. Тем не менее, однажды молодая женщина, которая в тот момент тоже была беременна, пожаловалась на острые боли в желудке и попросила отпустить ее к врачу на осмотр. Бригадир отказал ей и отправил работать без перчаток на несправную центрифугу, где были проблемы с проводкой. Через три часа она умерла, получив удар тока мощностью в 300 киловатт. На сей раз с меня было достаточно. Я записала все свидетельства, жалобы и отправила Стейнеру, но ответа так и не дождалась. Я пригрозила рассказать все прессе и Ассоциации защиты прав потребителей.

– И что за этим последовало?

– Конечно же, меня выгнали! Так что я внесла свой вклад в борьбу за человеческие права, отправив отчет в эту Ассоциацию. Удалось получить показания некоторых сотрудников, и Международная Организация Труда вместе с Министерством Труда США открыли дело. Они прислали своих инспекторов с проверкой на фабрики, но там уже все были в курсе. Привели все в порядок, и инспекторы ничего не нашли. Дело было закрыто.

– А Вы? спросил Кароса.

– Я теперь в черном списке у «Майкро-Глобал».

– Что за список?

– Это один из неофициальных списков, существующих в крупных компаниях. Туда вносят сотрудников, допустивших серьезные ошибки или не проявивших лояльности по отношению к компании.

– Потом трудно найти работы? спросил священник.

– Конечно.

Барбара взяла стакан обеими руками и, молча, склонив голову, стала смотреть на него. В тот момент она казалась очень одинокой, и было сложно не проникнуться к ней симпатией.

– Вы жалеете, что поступили подобным образом? спросил я.

– Разумеется, ведь я поступила как полная идиотка!

– Но что побудило вас поступить именно так?

– Не знаю. Может быть, юношеское бунтарство вкупе с феминистскими идеями и здоровой дозой наивности.

– Сегодня Вы бы так не поступили?

Она покачала головой.

– Нет. В моей нынешней должности я не хочу, чтобы мне задавали вопросы. Это закон конкуренции, нормального функционирования экономики. Я получаю деньги и все. У меня есть возможность много зарабатывать, делая то, что меня просят, и если я этого не сделаю, это сделает кто-то другой.

Магнус не мог сдержать улыбки, потому что не был введен в заблуждение такого рода аргументами. Витторио поднялся с дивана, давая всем понять, что настало время снять напряжение.

– Пора попробовать настоящую итальянскую пасту.

Все молча отправились на кухню.

Магнус еще раз тщательно помешал соус, Барбара стряхнула макароны и положила их в тарелку, Витторио натер сыр, я предложил накрыть на стол.

Недалеко от часовни росли три красивых дерева. У Магнуса возникла отличная идея перенести туда стол из кухни. Иногда, когда он был общительным и в хорошем настроении, в своей нелепой соломенной шляпе, он производил впечатление простого парня в отпуске, и было трудно представить, что он является одним из величайших генетиков в мире.

Витторио открыл бутылку Кьянти урожая 1988, его «персональное» церковное вино, как он любил говорить. Джемерек поразил нас тем, что разбирался в винах: немного пригубив нектар, он сообщил нам о его фруктовом аромате и послевкусии цветов и ванили. Барбара сначала отказывалась пробовать спагетти, она достала из своей сумки пачку пшеничных хлебцев и небольшую упаковку хлопьев.

Без лишних разговоров Магнус выбросил все это в мусорное ведро. Немного повозмущавшись для вида, Барбара, все-таки, попробовала спагетти. Тем не менее, она твердо отказалась от вина и пила только воду. Она не понимала, что потеряла, Кьянти оказалось превосходным.

Уже давно стемнело. Витторио зажег старую лампу, в то время как Барбара упорно жаловалась на комаров. Джемерек рассказывал нам о Советском Союзе. Я же смотрел и слушал молча. Уже три года, как принимаю пищу в полном одиночестве. Нет, я не жалуюсь, это мой осознанный выбор. Однако мне было хорошо в компании этих людей, которые еще несколько часов назад были для меня просто незнакомцами.

В церкви я и Магнус сидели на разных скамьях. Мы заняли свои места во второй половине дня. Витторио устроился на маленьком стуле возле исповедальни. На коленях у него была пепельница, он закурил сигару. Барбара ходила вокруг и прикасалась ко всему, что попадалось под руку.

– Чем ты ежедневно тут занимаешься, Витторио? спросил Магнус, – Это конечно милое здание, но хватает ли здесь овечек, которых нужно наставлять на путь истинный?

– Я сам попросил направить меня сюда, – ответил священник, – Это один из способов поразмышлять и обновиться духовно.

По его тону, которые впервые за день потерял свою спокойную уверенность, я догадался, что сейчас он переживает период сомнения в своем призвании. Мое впечатление подтвердилось, когда мы все задались вопросом, верил ли мы в Бога.

По данному вопросу я был очень категоричен. Каждый раз, когда мне задавали этот вопрос, я отвечал красивой фразой Симоны де Бовуар: «Легче вообразить мир без Творца, чем Творца, соединяющего в себе мир».

Казалось, Магнус почти извиняется за свое неверие. В качестве оправдания он апеллировал к культурно-социальным переменам:

– Как ученый из бывшего советского Союза, я не могу позволить себе верить в Творца.

Все с интересом ждали ответа Барбары.

– Я верю и в Бога, и в Будду.

Витторио улыбнулся. Я не мог критиковать ее за такой ответ.

Мадемуазель из того вида людей, которые берут из каждой религии, то что их устраивает, и затем создают свою собственную из этих частей.

– И не вижу в этом ничего плохого, – начала защищаться она.

– Вы хотите пользоваться преимуществами разных религия, не принимая их ограничений. Сегодня вы верите в буддизм, потому что это можно, а завтра вы вступите в секту египетских богов, и начнете делать подношения богу Ра.

– Я не представляла, что вы так консервативны.

– Я не консерватор, парировал я, – просто я представлял вас не как бизнес-леди, а скорее как манекен, девушку по вызову.

– Я выпускница Беркли!

– Возможно, но тем не менее, вы не знаете в какую эпоху жил Леонардо да Винчи, и я уверен, что вы не отличите Моне от Мане. В Беркли вам, видимо, забыли рассказать, как нужно одеваться, когда едешь в церковь.

– Я выгляжу достойно!

– Ладно, все, проехали.

Барбара двинулась к выходу, крича на ходу:

– Вы чертов мудак!

Магнус бросил на меня суровый взгляд, как будто я был провинившимся ребенком.

– Полегче, МакКоул, она все еще в шоке после взрыва машины, а вы были очень грубы.

Я только развел руками. Барбара была прекрасным манипулятором, и мои два друга попались на ее удочку.

– В то время, как вы сводите счета с друг другом, Стейнер медленно умирает, – заметил Витторио с упреком.

– Ну и что! вспылил я, – мы не ответственны за жизнь этого человека, которого каждый из нас считает настоящим ублюдком!

– Это говорите вы, вывший адвокат и человек, который любит справедливость? Я думал, что в условиях демократии у всех есть право на защиту, – сказал с упреком Магнус.

– Хотел бы заметить, что больше не практикую, – оправдывался я.

– Но это вас вовсе не извиняет, – сказал Витторио и протянул мне сигару.

Джемерек встал со своего места и заговорил тоном, которым он обычно говорил со своими студентами:

– Господа, если хотите, можно поразмышлять. Напоминаю, что нам нужно как-то связать между собой четыре события: кража Моны Лизы, похищение одного из богатейших предпринимателей мира, работу мисс Вебер на Стейнера в Южной Америке и цитату великого французского писателя: «Это ад для бедных, их которого состоит рай для богатых».

– Я думаю, что сообщение предельно ясно: капиталистическое общество представляет собой прогнившую систему, при которой обогащается привилегированное меньшинство за счет остального населения.

– Это похоже на речи коммуниста, – заметил Кароса.

– Нет Витторио, – парировал Магнус, – тут коммунизм не при чем, тут скорее речь о запрете детского труда и различных злоупотреблениях.

– Вы хотите сказать, что Стейнер был похищен, чтобы ответить за свои действия перед обществом?

– Именно это я и имею в виду, – подтвердил Магнус.

Тяжелая дверь церкви бесшумно открылась и появилась Барбара. Она была закутана в одеяло, которое скрывала ее ноги, бросив угрюмый взгляд в мою сторону, она пошла к скамье, где лежал ее портфель с компьютером и телефоном.

– Я должна предупредить коллегу о своем отсутствии. Который сейчас час?

– Почти час дня, – ответил Витторио, сверившись с часами. Это почти 17 часов в Сиэтле.

Она ушла. Вернувшись через три минуты, Барбара сказала, что все улажено.

– Барбара, кого вы обвинили в создании трудных условий работы на фабриках MicroGlobal? вежливо спросил Магнус.

– Вы потом узнаете.

Она включила свой компьютер, провела ряд манипуляций и менее чем через три минуты повернула экран в нашу сторону. Мы увидели сайт Национальной ассоциации труда, ассоциации защиты права трудящихся, которые регулярно осуждали эксплуатацию детского труда, мизерные зарплаты, репрессии всех видов. Сайт объяснил, что НОА неоднократно призывала к бойкоту продукции некоторых компаний – в том числе MicroGlobal, обвиняя их в поощрении эксплуатации рабочей силы.

Нажав на ссылку, Барбара показала нам целую галерею фотографий, сделанных на различных мероприятиях, направленных против MicroGlobal. На одной из них были запечатлены протестующие с огромным плакатом: «Потребуется 25 лет работы на подрядчика в Никарагуа, чтобы заработать 18000 долларов, которые Стейнер имеет в час».

4. Curriculum vitae

Прошла ночь спокойная, почти безмятежная. Барбара спала в гостевой, которую Витторио, как он сам заявил, убирал раз в неделю «на всякий случай». Несмотря на мои возражения, он довольствовался канапе в гостиной, предоставив в мое распоряжение свою небольшую, скромную комнату, где я отлично выспался. Магнус предпочел провести ночь в старом гамаке, натянутом меж двух оливковых деревьев в сердце обители. Когда я открыл глаза, над деревьями лениво поднималось солнце. Повсюду еще царила тишина. В своем гамаке Магнус, храпя как дьявол, сражался с фантомами, населявшими его сны. Барбара, бледная и задумчивая, пила кофе, опершись локтями на стол. Очевидно, вся враждебность дня минувшего оказалась забыта, однако глядя на нее, я подумал, что ее ночь была не столь приятна, как моя. Придвинув стул, я сел рядом с ней.

– Плохо спалось?

– Я не спала, – ответила она. Постоянно думала про взрыв машины. Впервые за всю жизнь мне угрожает опасность. А Вам?

– Ну, эта история кажется столь невероятной, что я мне почти плохо от того, что она коснулась и меня. Обычно меня редко что-то касается.

– Наверное, Вы очень несчастны, раз приехали сюда, – произнесла она четко, – но сегодня я Вам почти завидую.

Издалека мы увидели, что к нам направляется Витторио, одетый в шорты и футболку Armani. Тогда я подумал, что каким бы ни было продолжение, эта история по крайней мене, позволила мне увидеть человека Церкви в шикарном нижнем белье. Однако очень может быть, что учитывая мою более чем скромную можно сказать, никакую, – общественную жизнь, – я вряд ли смогу повеселить свое окружение этим анекдотом.

Он предложил нам отправиться вместе с ним в деревенскую пекарню – купить свежий хлеб и выпечку. Барбара пожаловалась на сильную головную боль и отказалась от приглашения. Она покопалась на дне сумки и проглотила маленькую оранжевую пилюлю, запив ее глотком кофе. Я быстро поднялся наверх, принял прохладный душ, оделся и присоединился к Витторио, ожидавшему меня на улице. Но почти сразу же мной овладело какое-то дурное предчувствие, заставившее бегом вернуться во дворик. Барбара раскинулась в кресле в каком-то странном бреду. Я изо всех сил бросился звать Магнуса. Он проснулся через минуту и, не сбросив с себя до конца остатки сна, склонился над Барбарой. Первое, что пришло мне в голову, – попытка самоубийства, однако Джемерек ни на секунду не поверил в отравление. Подобный тошнотворный бред был обычным явлением у людей, принимающих наркотики. В траве мы без труда подобрали оранжевые пилюли. Магнус поднес одну из них к глазам это оказался один из новых препаратов, в настоящее время наводнивших рынок: антидепрессанты, действующие с удесятеренной силой, снимающие как предполагалось стресс и придающие силы. Мы попытались поговорить с Барбарой, но она, казалось, была полностью отрезана от мира. Близкая к сосотянию нездорового экстаза, она бредила, временами разражаясь приступами смеха. Магнус заявил, что с этим ничего не поделаешь. Надо подождать, пока таблетки перестанут действовать это произойдет через час или два.

– Странно, не так ли? Вид у нее, скорее, счастливый, – произнес я, по-настоящему удивленный тем, что вижу молодую женщину в подобном состоянии.

Магнус пожал плечами, покачал головой и с высоты своего опыта бросил одну из тех фраз, которые в его устах звучали как вызов:

– Множество людей кажутся нам счастливыми только потому, что мы с ними не пересекаемся

Мы уложили Барбару в шезлонге, и Витторио накрыл ее клетчатым пледом. Я остался рядом с ней. Священник должен был идти служить первую в тот день мессу, а Магнус, казалось, не особенно беспокоился по поводу здоровья бизнесвумен. Он направился к выходу, пробормотав, что ему нужно уединиться и поразмышлять.

Я немного придвинул стул и посмотрел на Барбару. Время от времени ее тело сотрясали спазмы. Глаза иногда открывались, но, казалось, она меня не видит. Внезапно я почувствовал, что кроме меня в мире есть и другие несчастные, и почувствовал почти что стыд: как состояние страха, который испытывала девушка, могло меня утешить? Я остался один в доме: Витторио служил мессу, Барбара бредила своим наркотическим сном в саду, а Магнус вышел подышать. Возможно, это был мой последний шанс покопаться в квартире. Я должен был действовать осторожно: история была какой-то безумной и могла завести нас очень далеко. Я поспешно поднялся в комнату Витторио, где провел ночь, но которую не успел обыскать из уважения к хозяину, подчиняясь закону гостеприимства. Я быстро отмел все сомнения и тщательно прошерстил комнату. Шкафы были не заперты: в них хранилась груда одежды итальянских и французских брендов. Совершенно очевидно, Кароса был необычным кюре: красивая внешность и трехдневная бородка великолепно дополнялись гардеробом, которого хватило бы, чтобы организовать невероятное модное дефиле. Странно для человека, в обязанности которому вменяется испытывать лишения по крайней мере, избегать роскоши и материальных благ. Где он берет деньги, чтобы покупать эти шмотки и носить серебряный «Брайтлинг»? В одном из ящиков я нашел несколько фотографий, сделанных на улицах Рима и Генуи: они были похоже на те, что делают во время отпуска влюбленные кое-что я об этом знал. Похоже, наш священник недавно покорил двух женщин. На мгновение я действительно задумался, а священник ли он, этот тип, но потом вспомнил те слова, которые он произнес накануне.

Я посмотрел в сад через окно: Барбара все еще лежала в шезлонге, Магнус не возвращался. Значит, у меня еще было время.

В саквояже Магнуса не оказалось ничего интересного за исключением бутылки водки доказательства того, что русские традиции в нем все еще живы даже при том, что он провел вдали от матери-родины много лет. В гостиной я включил ноутбук Барбары, но тут же прекратил свои попытки: надо было ввести пароль. Я даже не пытался пробовать: она слишком недоверчива, чтобы выбрать в качестве пароля дату своего рождения или номер телефона. В портфеле у нее я нашел еще один пакетик с пилюлями. Значит, она не в первый раз экспериментировала с препаратом. Я выбросил эту отраву в унитаз и спустил воду, представляя себе гневные вопли, которыми она наградила бы меня, узнай, что я заглядывал в ее вещи.

Действие препарата довольно быстро закончилось, и лицо Барбары стало выглядеть чуть лучше. Она откинула одеяло и принялась разминать тело, стараясь восстановить гибкость членов и вернуть упругость своей великолепной фигуре.

– Что Вы принимаете? с любопытством спросил я ее.

– «Сюрексит», но обычно он не вызывает такого эффекта.

– А какой эффект предполагается?

– Физическое и психологическое равновесие: вы не ощущаете усталость и контролируете свое настроение.

– Да, Вы промахнулись. Вам нужен, скорее, «Летаргикс», чем «Сюрексит».

Впервые за все время она улыбнулась мне.

– Вы часто его принимаете?

– Периодически. Чтобы добиться успеха в меой работе, прогнать страх, не задавать себе лишних вопросов. Знаете, это почти обычная практика среди руководителей, позволяющая держать темп. Я знаю много адвокатов, которые его принимают. Вы знакомы с этим лекарством?

– Нет, я никогда не принимал допинг. Что, без сомнения, характеризует меня, как «консерватора» – как Вы сказали.

Почти в одно и то же время вернулись Магнус и Витторио узнать, каково состояние нашей больной. Никто из нас не рискнул даже малейшим образом упрекнуть Барбару или прочесть ей проповедь. Витторио купил сегодняшние газеты, и мы посмотрели 10-часовые новости. К сожалению, ни там, ни там не было ничего нового по крайней мере, никаких новых фактов. Что до интерпретации событий, полиция и газеты, казалось, разделяли точку зрения Магнуса и опасались дальнейших похищений сомнительных бизнесменов и политиков. Некоторые финансисты усилили свою охрану, а ряд биотехнологических лабораторий установил системы наблюдения. Случившееся вызвало столько разговоров потому, что власти не верили, что причиной всему – инициатива отдельного человека, учитывая неизбежные серьезные приготовления, которые потребовались, чтобы похитить Стейнера и уж тем более «Джоконду». Газеты изобиловали бесконечными статьями с заголовками вроде «Позорные тайны «Майкро-Глобал» или «Падение дома Стейнера». CNN разразилась несколькими репортажами, в которых осуждались методы управления персоналом, de facto существующие в «Майкро-Глобал» и его филиалах, расположенных в развивающихся странах. Также в этих репортажах сквозил намек на кое-какие слухи относительно того, что в биологических лабораториях компании проводились некие генетические исследования. Отсутствие новостей немного обеспокоило Магнуса, поскольку это означало, что в нашем распоряжении больше нет никаких улик. Он несколько раз повторил, что если мы хотим спасти Стейнера, то теряем время, и почти упрекнул нас в том, что мы еще не объединились вместе. Казалось, он допускал, что один из нас извлечет из смерти миллиардера некую выгоду, больше других подозревая Барбару. Если до этого момента он, скорее, щадил молодую женщину, то теперь он решил устроить ей жесткий допрос:

– Мисс Вебер, а Вы никогда не думали об устранении Стейнера?

– Вы совсем выжили из ума!

– Но если его найдут мертвым, Вам будет больно?

– Нет.

– Он Вам безразличен?

– Нет. Что дальше?

– Я вполне доволен. Барбара отвечала, не колеблясь. Обмен фразами был стремительным, однако Магнус все не успокаивался.

– А если точнее, какой вариант понравился бы Вам более всего?

– Чтобы его смерть утолила тех, кого он заставил страдать, – не моргнув, ответила она.

– Объяснитесь

– Чтобы он умер медленно, успев увидеть, как смерть постепенно приближается к нему, и обмочиться, размышляя о границах безнаказанности.

– Почему?

– Потому что подобные люди считают, что находятся над законом.

– Но может быть, это правда?

– Да, ведь им никогда не грозит судебная власть. Такие люди, как Стейнер, кладут на закон. В крайнем случае, они лишь изредка начинают суетиться и тогда нанимают армии адвокатов, которые всегда находят лазейку в законе – способ избавить их от ответственности. Но закон никогда не сможет уничтожить подобных людей.

Меня удивила жестокость, агрессивность, с которой Барбара произнесла эти слова. Решительно, я не знал, что теперь и думать об этой девушке. Мне показалось, что она решила скрыть свое отчаяние за цинизмом, в то время как я в свое время предпочел заменить собственное разочарование уходом.

Страхи Барбары, вызванные неограниченной властью Стейнера и его компании, были обоснованными. В самом деле, никто не мог спорить с тем, что «Майкро-Глобал» – монополист в одной из важнейших технологических отраслей сфере информации и коммуникаций. Столь мощный, что, по мнению некоторых, он мог бы представлять угрозу демократии. Однако, история «Майкро-Глобал» была прекрасна. Согласно легенде заботливо поддерживаемой компанией все началось в гараже в Пало Альто в середине 70-х, когда Стейнер и два его сокурсника создали один из первых микропроцессоров, пригодный на продажу. Наступила золотая эра компьютерных первопроходцев. Тогда поточная сборка первых микропроцессоров позволила нескольким фанатам наладить выпуск комплектующих для создания того, что стало называться первыми «персональными компьютерами». Именно в этом и состояла заслуга Стейнера. Воспользовавшись поддержкой семьи вопреки тому, что иногда говорили, Стейнер происходил из буржуазной калифорнийской семьи, а вовсе не из трущоб Лос-Анджелеса, – он собрал достаточно средств, чтобы запустить первую технологическую линию в самом сердце Силиконовой долины. Так родилась «Майкро-Глобал». Очень скоро к компании пришел успех, и менее чем за три года фирма принесла своему создателю более миллиона долларов. Необходимо добавить, что гений программиста, коим, несомненно, был Стейнер, сочетался в нем с талантами успешного и хищного дельца, обладавшего даром провидения. Будучи убежденным в том, что компьютеры вскоре окажутся в каждом доме, он вложил часть прибыли в создание программного обеспечения, быстро ставшее типовым. По мере демократизации информатики доходы «Майкро-Глобал» выросли до колоссальных размеров, – настолько, что компания смогла инвестировать сотни миллионов в другие виды деятельности типа Интернета или кабельного телевидения. Этот успех породил у Стейнера своеобразную манию величия, особенно усилившуюся в последние годы. Его, в общем-то, очевидная цель заключалась теперь в том, чтобы взять под контроль ключевые звенья в области передачи информации и коммуникаций чтобы обеспечить себе безраздельную гегемонию над СМИ. Оказавшись во главе огромной медиагруппы, он намеревался использовать свои возможности для достижения мирового господства. В ряде случаев ассоциации потребителей клеймили драконовские методы, применяемые «Майкро-Глобал», чтобы контролировать своих сограждан. Действительно, эти ассоциации обнаружили, что компания Стейнера шпионила за некоторыми из своих клиентов, вставляя в CD-ромы устройства прослушки, оживавшие, когда пользователи выходили в Интернет. IT-подразделение компании имело доступ к личным данным, которые оно собирало в исчерпывающие досье на потенциальных киберпользователей.

Конечно, этого требовало само время. Как свидетельствовали откровения по поводу Эшелона (Прим. авт. – наследие «холодной» войны, сеть Эшелон представляла собой систему военного шпионажа, позволяющую отслеживать телефонные звонки и письма по определенным ключевым словам, представляющим интерес для американских спецслужб), развитие новых технологий плохо сочеталось с защитой частной жизни и личных свобод. И «Майкро-Глобал» была не единственной: в условиях новой экономики любые компании, занимавшиеся коммерцией в Интернете, пытались собрать максимум информации о посетителях своих сайтов. Но ни одна из этих компаний не достигла могущества «Майкро-Глобал». И ничто не мешало этому гиганту однажды использовать имеющиеся сведения не только в коммерческих целях

В тот Божественный день Витторио приготовил великолепный салат из крабов и креветок. Поев, Магнус оттаял, и во время аперитива предложил нам объявить перемирие. Барбара взяла свой бокал с мартини и устроилась перед экраном своего ноутбука. Ради забавы она принялась вводить наши имена в строку запросов поисковиков Интернета. О Витторио и о ней самой там ничего не было; напротив, наши с Магнусаом имена фигурировали на нескольких сайтах.

Магнус С. Джемерек:

Американский биолог, родился в Санкт-Петербурге в 1939 г. После учебы в московском университете стал научным сотрудником в Советском центре научных исследований. Уехав на Запад в 1976 г., год спустя получил амеркианское гражданство и звание профессора в Массачусетском Технологическом Институте. С этого момента все его работы посвящены генной инженерии. Последняя по времени выхода, «Опасности человека трансгенного», получила широкое признание. В этой книге проф. Джемерек озвучивает риски для человечества, вызванные применением различных технических методов, позволяющих осуществлять генетические манипуляции с половыми клетками. Его позиция прежде всего этическая, основанная на убеждении, что без принятия специальных и четко выполняемых законов генная инженерия может подогревать стремление наиболее богатых людей на планете улучшить свой вид. Он опасается создания несколькими богатеями системы, которая позволит им вывести «особо ценное» потомство, защитив его от ряда болезней и усилив его наиболее востребованные физические и психологические свойства. Член Научно-консультативного совета по генному законодательству, Магнус Джемерек – единственный ученый в составе Федерального совета по биотехнологиям, кто предостерегает общественность от смешивания понятий «генная инженерия» и «генное улучшение».

Часто повторяемые им сравнения текущей ситуации в США с попытками занятий евгеникой в середине века особенно популярными у нацистов вызвали большое возмущение его коллег. Согласно г-ну Джемереку, политики и ученые однажды будут должны ответить за свои действия и свою позицию по данному вопросу. Американское правительство также должно в самое ближайшее время согласиться на полный пересмотр законодательства в этой области. Как бы то ни было, давление лобби (вложивщего огромные суммы в исследования и ныне ожидающего получения выгоды от продажи патентов и либерализации рынка) и научного сообщества (для которого любая регламентация автоматически означает прекращение прогрессивных исследований и невозможность полного применения генной инженерии) кажется настолько сильным, что пока не следует ожидать никаких серьезных изменений в законодательстве. Разведен. Есть дочь (Селия).

Далее следовал бесконечный список больших трудов и отдельных публикаций Магнуса и перечисление его многочисленных научных наград.

Теодор МакКойл:

Американский адвокат, родился во Франции.

После блестящего завершения учебы на юридическом факультете Северо-Восточного Университета Бостона в конце 80-х гг. стал работать в конторе «Марббл и Стюарт». Молодой одаренный адвокат прославился благодаря СМИ во время «Дела Хэмилтона», в результате которого он против всякого ожидания добился для своего клиента Джо Хэмилтона, простого строительного рабочего, страдающего от рака легких, – выплаты в размере более десяти миллионов долларов в качестве компенсации за вдыхаемую на протяжении двадцати лет асбестовую пыль. Гонорар, полученный за ведение этого дела, позволил МакКойлу открыть собственную адвокатскую контору, которая неожиданно стала специализироваться на разрешении финансовых споров между финансистами крупных фирм. Одновременно МакКойл участвует в нескольких громких судебных процессах с участием кинозвезд и звезд шоу-бизнеса.

Четыре года назад контора МакКойла согласилась защищать небольшую фирму-подрядчика, обвинившую мэра Спрингфилда во взяточничестве. МакКойл пообещал разоблачения и провозгласил «неизбежное падение прогнившей системы, недостойной звания демократической». Однако в ходе процесса свидетели исчезли, и мэр даже получил компенсацию за клевету.

Контора МакКойла прекратила свою деятельность три года назад. Холост. Детей нет. Публикации: «Пересмотр дела Каласа: история судебной ошибки эпохи Просвещения», «В защиту чести».

Первая была моей диссертацией, которую мне удалось опубликовать, что позволило пополнить мой банковский счет; вторая книга бесед с Джо Хэмилтоном, написанная незадолго до его смерти и рассказывавшая о нашем судебном противостоянии корпорацией «Тауэр». Недавно продюсеры даже приобрели права на съемку телефильма по ней.

Барбара нажала на клавишу, и на экране появились три моих фотографии. На первой я был запечатлен в момент вручения дипломов в университете. Я вспомнил, что в тот день чувствовал себя королем мира. На второй мы были сняты вместе с Хэмилтоном через несколько минут после вынесения вердикта, а на последней меня обнимала дородная актриса, игравшая в ситкомах, чье имя я забыл, хотя некоторое время мы появлялись вместе – в те годы, когда я еще был молодым, блестящим и «раскрученным» адвокатом.

Биография и фото сильно позабавили Витторио и Барбару, решивших, что они обязаны «дожать» меня несколькими фразами. Священник пожелал знать имена всех звезд шоу-бизнеса, которых я защищал, а девушка с кем из них у меня были романы. Магнус оказался единственным, кто не проявил ни малейшего интереса к этим ребячьим забавам.

В этот миг я вспомнил слезы Хэмилтона, появившиеся у него на глазах, когда тот узнал, что сможет завещать десять миллионов долларов своим детям, он, который, стремясь дать им необходимое образование, вынужден был всю свою жизнь глотать смертоносную пыль, отравлявшую его кровь. Я спросил себя, что стало с его ребятами, очень надеясь, что деньги их не испортили.

После обеда Витторио настоял на проведении маленького собрания. Как уже вошло у нас в привычку, мы удобно расположились в церкви каждый на своем тщательно выбранном месте. Барбара приготовила кофе, а мы принесли чашечки. Магнус зажег трубку, а Витторио закурил сигариллу. Чтобы лучше понять происходящее, нам необходимо было ответить на несколько вопросов: Что мы знаем? На кого мы можем положиться? В чем мы можем быть уверены? Прежде всего, надо было определиться с терминами: чтобы как-то обозначить угрозу, мы решили между собой называть «Моной Лизой» личность или организацию, стоявшую за всем этим. Затем мы перешли к сути дела.

Первая гипотеза встретила меньше всего возражений: мы все согласились с тем, что «Мона Лиза» организовала кражу картины из Лувра и похищение Стейнера: гвоздики и прядь волос, отправленные в Скотланд-Ярд, служили тому доказательством.

Вторая гипотеза выглядела более спорной: Барбара ни хотела даже слышать что-либо подобное, однако Магнус и Витторио настаивали, чтобы мы приняли и эту версию в качестве рабочей: первое из четырех посланий (полученное как раз Барбарой) наводило на мысль, что похищение Стейнера как-то связано с тем, что Магнус называл «упразднением первого из четырех столпов западной цивилизации» – экономического ультралиберализма. Эта гипотеза которую, без сомнения, разделяли СМИ и полиция, – не сильно нас обрадовала, поскольку означала, что другие послания предполагают скорое упразднение трех оставшихся столпов индивидуализма, науки и демократии.

Третья гипотеза могла быть сформулирована следующим образом: Мона Лиза собрала нас вместе, чтобы мы смогли отыскать место, где прячут Стейнера, опираясь только на логику и индивидуальный опыт.

Даже если это и не так, Стейнер, конечно, уже мог давно быть убит, иначе его похитители потребовали бы выкуп. Магнус и Витторио никоим образом не были связаны с деятельностью Стейнера. Я тоже. Потому-то Магнус и решил, что зацепка в этом деле Барбара, однако те немногие элементы паззла, которые у нас были, не могли дать представление об общей картине: похищение миллиардера, мрачная история с эксплуатацией рабочей силы на заводах в Гондурасе и Никарагуа, приведшая – что было вполне прогнозируемо к смерти беременной женщины и цитата из Виктора Гюго.

Витторио настоял, чтобы мы учли еще одно преположение: «Мона Лиза» a priori не была настроена враждебно по отношению к нам. Но тогда кто же взорвал автомобиль? Барбара и я, едва не погибшие во время этого приключения, сочли, что священник немного преувеличивает. Моментально подвергли сомнению это соображение.

Наконец, оставался еще вопрос о том, что делать дальше. Барбара подтвердила, что не может оставаться в Италии ad vitam aeternam без риска потерять работу, тем более, что она не очень понимала, что еще мы можем сделать. На это Магнус ответил, что он тоже связан профессиональной деятельностью, однако ситуация кажется ему слишком серьезной, и что ради нее следует пренебречь материальными благами. В продолжение дискуссии я был вынужден сослаться и на то, что мои партнеры не связаны узами брака или семьи: Барбара звонила в Сиэттл только по делам. Магнус ни разу не упомянул при нас жену или дочь. Что до Витторио, то род его деятельности объяснял отсутствие у него семьи, пусть даже фотографии, обнаруженные мной, и внушили мне уверенность, что в этом плане он как это ни удивительно – самый «нормальный» из всех нас, и что его сан должен некоторым образом быть ему в тягость.

Оборот, который принимала наша беседа, еще раз напомнил Барбаре о необходимости позвонить кому-то из коллег. Она на мгновение покинула нас, и священник-плейбой, казалось, не оставшийся бесчувственным, к ее шарму, предложил составить девушке компанию, не объяснив, зачем именно он это делает.

Мы остались в церкви вдвоем с Магнусом, и он налил мне кофе.

– Вы тоже полагаете, что мы больше ничего не можем сделать?

– Послушайте, Магнус, я ничего не полагаю, ничего не допускаю. Я хочу только, чтобы меня оставили в покое, чтобы как можно скорее вернуться домой.

– Знаете, отчаяние никуда не приводит, – произнес он, выдыхая дым. В Ваши годы нельзя жить так, как живете Вы.

– Прошу Вас, не учите меня жить.

– Но кто довел Вас до подобного состояния, Бог мой?! Надеюсь, не тот проклятый процесс?

Магнус понял, что в этот момент я разрываюсь между желанием сказать правду и более уклончивым ответом. В конце концов, я выбрал аут.

– Конечно же, нет. Упрощая: я не верю в то, что человечество эволюционирует.

– Человечество, может быть, и нет, – согласился он, подняв руку к небу, но как насчет Вашей собственной эволюции?

– О! Моя собственная эволюция У меня были деньги, завидное положение в обществе и достаточно сексуальных приключений; я мог бы продолжать в таком же темпе: заработать еще больше денег, начать политическую карьеру, создать семью В какой-то мере я сознательно разрушил все эти перспективы.

– И Вы гордитесь этим!

– Не судите меня, пожалуйста, не ничего об этом не знаете. То, что Вы принимаете за слабость, на самом деле кое-что совсем другое. Вы не знаете, что такое отказаться от всего. Вы не можете даже представить ту силу духа, которая требуется, чтобы рискнуть сделать то, что сделал я.

– Нет, Тео, истинная сила духа, истинное мужество это продолжать.

– Не утомляйтесь понапрасну, эти афоризмы «на троих» не для меня.

Он сделал паузу, повернул чашечку с кофе и сделал маленький глоток, а потом снова зажег трубку.

В это мгновение мне очень хотелось, чтобы он понял: несмотря на мои нехотя данные ответы, я признателен ему за то, что он вызвал меня на этот разговор.

– Здесь была замешана женщина, правильно? спросил он после долгого молчания.

– Где это «здесь»? – уточнил я, обернувшись, словно он сказал о ком-то, кто только что вошел в церковь.

– В Вашем отречении, Вашем поступке. Причина в женщине, которая Вас отвергла? Которая теперь далеко от Вас, которая, возможно, больше Вас не любит или умерла?

– Почему Вы так считаете? Неужели Вы видите меня насквозь, Магнус?

– Нет, не вижу, – уверенно ответил он, – напротив, Вы окружены аурой таинственности, но нет никаких тридцати шести тысяч причин, которые могут ввергнуть человека в такое отчаяние и заставить уйти от мира после того, как он вел вполне светскую жизнь. Да и потом, Вы странно ведете себя с малышкой Барбарой, так словно Вы немного упрекаете ее за то, что она красива.

– Я? Странно веду себя с Барбарой? Послушайте, Вы, конечно, очень крупный генетик, но в области психологии еще очень большой вопрос! Я не упрекаю ее за красоту. В конце концов, она действительно очень красива, но вот за что я упрекаю ее, так это ее бескультурие, ее эгоизм, ее презрительность

В то время, как я пытался оправдаться, он разразился смехом. Впервые за долгое время я почти испытал доверие к себе подобному и в свою очередь захотел задать ему несколько вопросов:

– А Вы, этот соблазн идти наперекор, никогда не захватывал Вас?

– Конечно, – кивнул он, – и чем старше я становился, тем сильнее испытывал его. Я часто думаю о том, чтобы удалиться в свое маленькое ирландское поместье, предаться отдыху и спокойно дегустировать внушительные запасы вин из Бордо

– И что же Вам мешает?

– Мои изыскания. Научный поиск это как наркотик, Вам это понятно, – вроде того, что принимает наша подруга. И потом, в то время, как большинство моих коллег свихнулись на идее клонирования, я пытаюсь использовать свою некоторую известность ради одной цели: сделать так, чтобы знание без совести не погубило душу.

Что ж, чем дальше развивалась эта история, тем сильнее я понимал, что эхо посланий, отправленных «Моной Лизой», разносится внутри каждого из нас.

«Мона Лиза» в самом деле что-то затронула в нас четверых. Слишком явно. А что, если она один из нас?

5. Она

Магнус был прав: женщина действительно существовала.

Прошло уже четыре года как мы расстались, но не проходит ни единого дня, не единой минуты, чтобы я не думал о ней.

Я встретил ее пять лет назад на торжественном открытии компьютерного класса в Junior High School в Нью-Джерси. Одна крупная фармацевтическая исследовательская компания пожертвовала сотню компьютеров этой школе, пытаясь добиться юридической помощи, которую могла оказать моя компания в решении их правовых проблем. Чтобы отметить совершенное доброе дело, компания устроила в честь этого небольшой прием в школьном дворе. Вице-президент компании произнес речь о пользе инвестиций в образование, а мэр поблагодарил щедрых дарителей, с чьей помощью дети смогут наслаждаться преимуществами современных технологий.

Хотя у моей фирмы не было никаких текущих дел с фармацевтической компанией, я решил наладить хорошие отношения с моим клиентом.

Она, находясь под защитой телохранителя, выполняла действия, которые входили в ее круг обязанностей, и с улыбкой отвечала на многочисленные вопросы. Сидя перед мониторами компьютеров, десятки детей показывали свои школьные работы, которые они смогли сделать благодаря этим машинам.

Она проходила вдоль всем экранов и каждый раз останавливалась, чтобы сказать пару слов детям. Я находился рядом с маленькой девочкой, которая с гордостью показывала свой рисунок машины-птицы, который был создан благодаря программному обеспечению, разработанному специально для малышей.

– Твой рисунок очень красивый, – сказала она, наклонившись к ребенку, – с твоей летающей машиной мы могли бы достать до звезд.

Когда она уже собралась отойти, девочка задала свой вопрос:

– Скажите, мэм, звезды это далеко?

Она вернулась к девочке и с улыбкой спросила как ее зовут.

– Виктория, – с гордостью заявила девочка.

– Да, Виктория, звезды очень далеки от нас, ближайшая к нам звезда Солнце, находится на расстоянии 150 миллионов километров.

– А сколько нужно времени, чтобы добраться туда на машине?

– Ээ

Так как я был совсем рядом, то было вполне естественно, что я вступил в беседу:

– Около ста лет, – подсказал я, – если вы будете соблюдать ограничения скорости.

Я улыбнулся им обеим и наклонился, чтобы быть на одном уровне с ребенком.

– И тем не менее, – сказала она, – свет перемещается очень быстро, за 10 минут и не соблюдает никаких ограничений скорости.

– А помимо Солнца? спросил я в свой черед.

– Помимо Солнца ближайшая к нам звезда называется Проксима Центавра, – поведала она профессорским тоном.

– Имя красивое, но она, наверное, далеко, – задумался ребенок.

– Да, очень далеко, – подтвердила она почти печально.

– Сколько километров?

– Знаешь, когда мы говорим о больших расстояниях, мы их исчисляем не в километрах, а в световых годах, то есть это такое количество расстояния, которое свет проходит за год. Понадобится более четырех лет, чтобы свет добрался с Проксимы Центавра до Земли.

– Это красивая звезда, – сказала Виктория скорее для себя.

Она встала, погладила ребенка по волосам и сказала:

– Да, это красиво, но бесполезно

– Да, но она служит для освещения небо ночью, – сказал ребенок, удивляясь, что такое очевидное назначение звезды осталось незамеченным взрослым человеком, который так хорошо разбирается в расстояниях.

– Ты знаешь историю Маленького Принца? спросил я Викторию.

– Нет.

– Маленький Принц был мальчиком твоего возраста. Он был вынужден покинуть звезду, на которой жил и оставил там свою розу. На Земле он очень любил смотреть на небо, и был счастлив, зная, что там наверху, среди миллиона звезд есть его цветок, единственный во всем мире. И если ты любишь розу, которая живет на звезде, то это очень приятно смотреть на небо.

– Да, – сказала Виктория, успокоенная моим рассказом, – очень приятно смотреть ночью на небо.

И она повернулась к монитору, видимо, для того, чтобы реализовать проект ночного неба.

– Спасибо, – сказала она, взяв меня за руку, – вы помогли мне выпутаться из сложной ситуации.

– Тео МакКойл, адвокат и знаток Сент-Экзюпери.

– Приятно познакомиться.

Мы поболтали пару минут, прежде чем она исчезла. Мероприятие подходило к концу, нужно было пожать еще несколько рук и раздать еще несколько улыбок.

Она присоединилась ко мне на школьной парковке, когда я уже собирался уезжать.

– Вы так и собирались уехать, не попрощавшись? изобразив недовольство, спросила она, чтобы затем, робко предложить мне продолжить вечер в каком-нибудь спокойном месте. Она попросила телохранителя оставить нас и забрать корпоративную машину.

Она сделала еще пару звонков по мобильному, чтобы убедиться, что ее уже никто не побеспокоит.

В этом районе я знал только одно спокойное место, где ее не узнают: фаст-фуд, расположенный напротив входа в госпиталь St. Mathews. Это место посещали в основном врачи и те пациенты, которые старались примириться с мыслью о доме напротив, ожидая регистрации, по заверениям работающей круглые сутки. Когда мы приехали, в кафе было очень оживленно. В это время как раз происходила смена дежурств, и там разместился целый полк медсестер. Мы еле нашли свободной место у окна, которое выглядело очень милым.

Мы заказали гамбургеры, яйца, картофель фри и апельсиновый сок. Она медленным движением распустила свои светлые волосы. Мы продолжали разговаривать обо всем и ни о чем. Так как я рассказывал про Сент-Экзюпери, мы продолжили разговор о литературе. Она советовала прочитать «Алую Букву» Натаниеля Готорна и «Волны» Вирджинии Вульф, книги, которые я безуспешно начинал читать, замысел автора был мне абсолютно чужд. Я рассказал о своей страсти к «Моби Дику» Германа Мелвилла, роман, который она не читала, но обещала взяться, когда появится время.

– Через несколько десятков лет, – пошутила она.

У нее было множество браслетов, которые мелодично зазвенели, когда она положила руку на руку.

Когда мне раньше рассказывали о ней, у меня сложился образ сильной женщины, расчетливой и амбициозной, которая смогла достичь вершин с помощью лжи, обольщения и обмана. Сейчас же я видел перед собой женщину сорока лет, которая ничего не искала, а просто стремилась провести вечер с кем-то, кого знала всего несколько часов.

Мы еще несколько раз заказывали кофе и в 4 часа утра, она позвонила своему водителю. Я вышел проводить ее до машины в эту холодную ночь.

В ту ночь я, который ни во что не верил, разговаривал со звездами.

Мы снова встретились на следующей неделе в ресторане на Лонг Айленде, и потом регулярно виделись пару раз в неделю в последующие полгода. Мы арендовали небольшую квартиру к западу от Вашингтон-сквер, недалеко от Нью-Йоркского университета. Я жил в Бостоне, а она в Нью Джерси, поэтому Гринвич-Виллидж являлся в своем роде компромиссом.

Обычно первым приезжал я. Я ходил за едой и ждал ее, готовя нам поесть. Иногда мы просто останавливались в квартире на пару часов, и я не припомню, чтобы мы часто там ночевали. Утром мы быстро пили в кофе в кофейне на MacDougal Alley, единственном месте, работавшим так рано. Затем она возвращалась в Ньюарк, в том время как я мчался в Массачусетс по 95-ой автостраде.

Эти моменты служили нам отдушиной, после всего давления и цинизма, с которым мы сталкивались на работе.

Я откровенно рассказывал ей о своей работе, о своих сомнениях, своих идеалах, которые практически исчезли, но из-за которых я поступил в университет и выбрал эту профессию.

Когда-то давно я менял подружек каждый месяц и занимался исключительно делами крупных предприятий, которые платили мне астрономические суммы за решение их судебных проблем. Я был богат и узнаваем. У меня были две спортивные машины и квартира. Я работал по шестнадцать часов в день. Внезапно весь этот цирк перестал казать столь важным, как раньше. Часто я стал замечать, что на встречах с клиентом у меня появлялось чувство, словно я участвую в фарсе, у которого не было никакого смысла. Все что имело значение, это вечер, когда я почувствую запах и мягкость ее кожи. Я был восхищен той смесью реализма и утопии, которая была чужда людям моего поколения, выращенным среди цинизма 80-х. Она не отказалась от желания сделать мир и людей лучше, и меня это восхищало.

Мы провели Новый Год на красивой вилле Кейп-Код. В апреле мы ездили на неделю в Париж .

Этот период, когда мы оба жили очень насыщенно. Никогда не изгладится из моей памяти. Вот она в Париже, бегает за голубями перед собором. Вот я помню ее странный термос с горячей водой, который она всегда и везде носила, чтобы заваривать овощной суп быстрого приготовления на работе. Вот она танцует фламенко в парижском ночном клубе. Вот она готовит фуа-гра с сотерном в час ночи в отеле. Вот она смеется на терассе ресторана, в то время как я учу ее есть креветки при помощи ножа и вилки.

У меня нет ни желания, ни сил, чтобы описать наш разрыв, последние сказанные слова, последний раз, когда она посмотрела мне в глаза и отпустила.

Как может быть так, что что-то хорошее есть в вашей жизни, а в следующее момент этого уже нет? Я не думаю, что наивен. Ни в моей профессиональной жизни, ни в личной. На протяжении всей моей жизни я был уверен, что смогу справится с неприятностями. Я уже давно утратил все иллюзии и идеалы, и мало что может на меня сейчас повлиять. К тому же, так как я всегда ожидал худшего, никакая новая неприятность уже не повергала меня в отчаяние.

Я вовсе не ожидал, что разрыв доведет меня до такого состояния. И еще я думал, можно ли говорить о «любовном» разрыве, если мы никогда не спали вместе.

Об этом спросила меня она. По непонятным причинам, она хотела, чтобы наша история была просто сексуальной связью. Я искал возможные причины ее ухода. Сначала я думал, что она хочет проверить глубину моих чувств, потом я думал, что она не была уверена в своих или считала себя старой для меня.

Однажды, в качестве провокации, я назвал наши отношении дружбой. Как я и ожидал, она взбесилась:

– Я тебе не друг. Я тебя люблю.

Я тоже ее любил, и поэтому я принимал все ее условия, надеясь добиться ее доверия. Я был уверен, что эта ситуация не продержится долго. Но в глубине души я осознавал, что я должен уйти, что что-то не так.

На самом деле трудно объяснить, как мы могли не дойти до конца. Я мог сказать, что секс был не главным. Не то, чтобы я не хотел ее, но нас связывало нечто большее, чем просто этот физический процесс.

Когда я понял, что все кончено, я не покидал квартиры три недели. Постоянно звонили с работы, у фирмы было несколько важных текущих дел, и мое присутствие было необходимым. Я отказывался. Мне было необходимо побыть одному.

В одном из ящиков своего стола я нашел небольшой пистолет, который достался мне от дедушки, антиквариат с последней войны. Я зарядил его несколькими пулями и приставил холодное дуло ко рту. Просто чтобы посмотреть, какое впечатление это на меня произведет. Хорошо, что пистолет не использовался столько лет, через дыхание я мог почувствовать горький привкус порошка во рту. Больше я так никогда не делал.

На самом деле я был в двух шагах от выстрела и искал причину, чтобы этого не делать. Вдруг я увидел себя ребенком, с пальцем во рту и голубым бегемотом в руках. Странно, конечно, но одного этого воспоминания хватило, чтобы я отказался от своего замысла. Даже не знаю почему. Возможно, чтобы не разочаровать маму, которая любила своего тридцатичетырехлетнего сына, собирающегося пустить себе пулю в лоб из-за женщины.

Даже сегодня я смутно понимаю причины, которые заставили меня отказаться и не хочу в этом дальше разбираться.

6. Моми

Мы не слышали, как они появились. Несмотря на взрыв кабриолета, все мы недооценивали опасность. Подобное отсутствие здравомыслия объяснялось одним: никто из нас так уж выстраивались наши жизни – не был готов к тому, что произошло. Как и накануне вечером, мы вновь собрались на совет в прохладе церкви, что позволило нам одновременно укрыться от изнурительной жары и защититься от укусов насекомых. Все расслабились: помню, Витторио пошутил, что насекомые сегодня восхитительно похожи на людей, которые тоже покинули намоленные места!

Прежде, вскоре после полудня, мы заперли церковь на ключ, а теперь опять собрались в ней. Почему мы выбрали для этого именно вечернее время? Без сомнения, из-за того, что, несмотря на взорвавшийся автомобиль, ошибочно полагали: здесь, в святилище, мы в безопасности.

Трое мужчин безо всякого колебания вошли внутрь и уверенным шагом направились к нам. Двое из них держали револьверы; лицо третьего было скрыто капюшоном, однако в руках у него не было оружия.

Все произошло очень быстро: менее чем за три минуты, мы, не сумев оказать им ни малейшего сопротивления, были привязаны к деревянным стульям. Они знали заранее, что мы находимся внутри, и что у нас нет ничего, чем можно было бы защищаться. То есть знали, сколько нас и кто мы.

Один из мужчин, не желая тратить время попусту, обратился к нам. Он был примерно моих лет и имел схожее с моим телосложение, однако его чересчур длинные волосы были собраны в хвост. Он приставил холодное дуло револьвера к голове Магнуса и торопливо поинтересовался:

– Скажите мне, профессор Джемерек, где сейчас Уильям Стейнер?

– Мне ничего об этом не известно, – ответил Магнус, не поднимая глаз.

Мужчина нервно засмеялся. Он сделал быстрое движенье в направлении моего стула, легко прихрамывая.

– Где Стейнер, мистер МакКойл, – произнес он, направляя револьвер на меня.

– Кто это? спросил я с наивным видом, и тут же рукоять револьвера рассекла мою бровь. Тоненькая струйка крови медленно потекла у меня по правому виску и намочила глаз.

– Отец Кароса, в Ваших же интересах быть более сговорчивым и рассказать нам, что вы сделали со Стейнером! Продемонстрировав непокорность, Витторио попытался плюнуть в лицо своему собеседнику, но тот наказал его также, как меня. Было видно, что мужчина начинает по-настоящему нервничать. Он схватил за волосы Барбару и резко произнес:

– Советую Вам быть более рассудительной, мисс Вебер.

– Пошел ты!

– Отлично, отлично, – с сожалением прошептал мужчина. Тем хуже для вас. Кивнув головой «капюшону», он дал понять, что тот может перейти к действию. «Капюшон» медленно прошелся пред каждым из нас. Очевидно, Магнус не интересовал его; он надолго остановился перед Барбарой и решил развлечься тем, что засунул ей в рот свой указательный палец, а затем и остальные. Он запихнул руку так глубоко, что девушка почти задохнулась и в порыве отчаяния укусила обидчика, который тут же выдернул пальцы, не издав ни малейшего звука.

Пока Барбару рвало на пол, и она переводила дыхание, «капюшон» принялся с невероятной жестокостью лупить ее по лицу. К счастью, после второго удара стул опрокинулся, и мужчина, потеряв к ней интерес, повернулся к Витторио. Он медленно обнюхал его лицо, как делают некоторые животные, намереваясь съесть свою жертву. Священник сопротивлялся изо всех сил, пытаясь наносить противнику яростные удары головой, однако тот обладал невероятной силой и легко сковал его движения, а затем принялся еще раз тщательно обнюхивать Витторио. Методично, с невыносимой неторопливостью продолжал он свой «нюхательный» эксперимент, а потом, как мне показалось, почти смутился и снял капюшон.

Вот тогда-то мы увидели его лицо и поняли, что умрем. Все, потому что никому еще не удавалось ускользнуть из когтей Джозефа Моми, калифорнийской машины-убийцы, мясника-некрофага, периодически пожиравшего мозги своих жертв. Несколько лет подряд международная пресса регулярно награждала этого убийцу очередным титулом. Его слава достигла такого размаха, что даже ученый, погруженный в свои изыскания, молодой священник, переживающий кризис веры, или отшельник-адвокат, не читавший более газет, смогли бы узнать его, встреть они его на улице. Волосы Моми были короче, а лицо мясистее, чем на фотографиях, однако ни взгляд, ни массивное тело гиганта нельзя было ни с чем спутать.

Увидев страх в наших глазах, он разразился демоническим смехом, отчего у нас похолодело внутри. Затем снова наклонился к Витторио и стиснул в зубах кусочек его уха. Помню, в тот момент я смотрел на двух его вооруженных спутников, и мне показалось, что тот, который нас допрашивал, был главарем. Мне почудилось, что он сам боится Моми. Казалось, этот психопат вошел в состояние, напоминающее транс. Вероятно, вид крови возбуждал его, поскольку он укусил священника вновь теперь уже за нос. Лицо Витторио залила кровь, и, закричав от боли, он попытался вырвать свое лицо из челюстей монстра.

В то же самое мгновение правое плечо Моми прошил заряд свинца, заставив того резко оборвать свой каннибальский бред. Спрятавшись за алтарем, старый охотник в замшевой шляпе и с наперевес выстрелил в самого опасного убийцу Соединенных Штатов. Должно быть, он услышал крики священника и, никем не замеченный, бесшумно проник в церковь через дверь в глубине. Спрятавшись, он перезарядил ружье и на сей раз прострелил ногу человеку с хвостом.

– Сматываемся! закричал тот своим спутникам, хватаясь за ляжку и скривившись от боли.

Прикрывая отход, его товарищ несколько раз выстрелил в направлении алтаря, но охотник надежно спрятался за мощным дубовым столом для приношений.

Моми и его сообщники выскочили наружу так же быстро, как и проникли сюда.

Несколько секунд спустя ночную тишину разорвал скрежет шин. Все это время мы, не веря своим глазам, смотрели на деда с седыми волосами и большими усами, который одного за другим освободил нас; без сомнения, мы были обязаны ему жизнью.

– Господин кюре, я принес Вам двух превосходных куропаток; их можно пожарить в воскресенье, – только и сказал он.

Убегая, Моми выплюнул кусочек уха священника. Барбара сразу же подняла этот фрагмент человеческого тела и положила в ледяную воду, намереваясь отвезти его в больницу.

Но тут мы столкнулись с долбаной проблемой! Как мы там объясним, откуда взялись двое раненых, из которых один, очевидно, избит? Барбара заявила, что не нуждается в чьей-либо помощи и способна вылечить себя сама. Не дожидаясь ответа, она поднялась наверх: достать из чемодана аптечку и карманное зеркальце, которое поставила на стол в гостиной. И не смогла удержаться от крика, увидев собственное отражение: удары Моми оставили на ее прекрасном лице множество синяков, схожих с теми, что появляются на лицах у боксеров после нескольких раундов жестокого боя. Ее глаза затуманились, но это длилось лишь мгновение. Удивление прошло, и она хладнокровно и ловко занялась своим распухшим лицом. Заодно она смазала антисептической мазью и мою бровь. Решительно, эта девушка была полна противоречий, но энергии ей было не занимать!

Не теряя времени, мы отправились в больницу. Магнус и Барбара остались в вестибюле, а я сопровождал Витторио в отделение неотложной помощи. Врачи заверили нас, что смогут пришить кусочек уха, эта операция не является сложной. Мы сказали, что священник был укушен собакой; полагаю, у медиков появились подозрения, однако Витторио, со своей рассудительностью и маленьким крестиком на спине черной куртки, внушал доверие. Он последовал за двумя интернами в операционную, а я вышел к остальным в вестибюль.

Джозеф Моми был самым разыскиваемым в Америке серийным убийцей. ФБР инкриминировало ему около тридцати преступлений, совершенных за последние десять лет; профайлеры сбились с толку, пытаясь нарисовать его психологический портрет. В его случае не срабатывали никакие аналитические методы, он не подходил ни под одну из классификаций, разработанных специалистами по расследованию убийств: казалось, в нем соединились «просчитывающий свой шаги преступник-психопат» и «психотик, хаотично действующий убийца». Его преступления нельзя было сопоставить с определенным «способом действия», хотя его почерк имел многочисленные общие признаки: изуродованные, обезглавленные жертвы, каннибализм, некрофагия

Но особую загадку для экспертов составляло прошлое Моми, не имеющее ничего общего с обычными биографиями серийных убийц. Вероятно, спокойный период взросления, два брака – при том, что женщины, шедшие с ним по жизни, не замечали в нем никаких патологический пристрастий. Еще более любопытно следующее: на протяжении более чем пятнадцати лет Моми был блестящим преподавателем американской литературы в Гарварде, где его очень ценили студенты и коллеги. А потом, десять лет назад, в жаркий летний день, почтенный профессор Джозеф Х. Моми, специалист по творчеству Эмили Дикинсон и Вирджинии Вульф, задушил одного из собственных коллег, непрестанно жаловавшегося на жару, и запер его тело в университетском холодильнике, чтобы, наконец, тот обрел прохладу, которой так жаждал. С этого дня адская спираль больше не останавливалась. А потом случился эпизод с Пэтси Даймонд-Келли

Самоубийство Даймонд-Келли было еще свежо у всех в памяти. Менее чем за десять лет молодой психолог из специального подразделения ФБР в Квантико Секции Поведенческих Наук стала самым известным профайлером в Америке. В тот период почти одновременно арестовали Бобби Чарльстона, «кровопийцу из Теннеси», и Филлиса Аттенборо, «богомольца из Канзас-Сити»; в это же время вокруг Пэтси и ее знаменитого дара проникать в мозг страдающих отклонениями убийц стало складываться что-то вроде легенды. Но несмотря на свою популярность в СМИ, доктор Даймонд-Келли оставалась женщиной-загадкой: никто ничего не знал ни о ее семье, ни о ее серьезных отношениях с кем-либо. Отдаваясь телом и душой своей профессии, она проводила выходные в калифорнийских тюрьмах строгого режима, где общалась с заключенными, арестованными при ее содействии; она создавала что-то вроде монографии, описывающей преступления, значительно обогатившие файлы VICAP и коллекцию психологических портретов, хранившуюся в Квантико.

Думаю, эта молодая женщина сопротивлялась все более сильному погружению в психические расстройства. Но копание в примерах искривленного сознания на протяжении десяти лет не прошло даром: Пэтси закончила тем, что тронулась рассудком и душой вследствие постоянных угроз, а также кропотливых исследований, которые неуклонно подтачивали ее изнутри. В последние годы она постоянно возвращалась к прошлому Моми. Несколько раз встречалась с его родителями тихой парой учителей, укрывшихся в своем уединенном доме в штате Монтана, придя к выводу, что в детстве Моми не страдал ни от дурного обращения, ни от сексуального насилия. Встречи с бывшими женами убийцы так же ничего не дали: заключив контракт с очень крупными издательствами, каждая из них написала свой маленький бестселлер что-то вроде «Моя жизни с Моми» и теперь размещала информацию на персональном сайте, посещаемость которых была рекордной. Они служили клонами друг друга за исключением одного возраста: в сорок лет Моми развелся, чтобы сменить зрелую женщину на более молодую. Что также доказывало: Моми почти не отличался от других людей. Не сумев ничего обнаружить «по линии семьи», Пэтси заинтересовалась интеллектуальным развитием преступника. По завершении исследований ей удалось набросать портрет высококультурного человека, полиглота, профессора университетов Гарварда и Женевы, проводившего жизнь за изучением литературы, музыки и живописи. Он написал страстную «Историю американской литературы», хорошо разбирался в творчества Баха и Густава Климта, которому посвятил несколько своих трудов и иногда выступал с докладами в самых престижных высших учебных заведениях.

Однажды декабрьским вечером Пэтси вновь посетила бывшую квартиру Моми. Снаружи густыми, плотными хлопьями шел снег. Электричество уже месяцы как было отключено, и в комнате было темно и холодно. Несмотря на это, Пэтси провела в квартире длительное время. Она одну за другой разглядывала обложки CD-дисков с классической музыкой и джазовыми композициями, коснулась руками клавиш фортепиано из красного дерева и обнаружила во внушительной библиотеке несколько книг, которые любила с детства. Даже это он сумел испортить. В тот момент она поняла, что никогда не догадается, как этот человек мог долгие годы слушать Шуберта и читать Камю, а затем перейти к пожиранию мертвой плоти и пыткам. Ярость большинства убийц, за которыми она охотилась, по отношению к жертве проистекала от жестокого обращения или унижения их самих на протяжении многих предшествующих лет. Однако до сего момента никто ничего так и не смог понять о причинах ярости, управлявшей Моми. В глубине души Пэтси уже догадалась: здесь бессильно все психоанализ, криминалистика, социология. Как будто этот человек черпал свою жестокость в культуре; словно все годы, проведенные им в изысканиях, привели его ни к мудрости, целостности и просветлению, а стали для Джозефа Моми оправданием того хоровода жестоких убийств, который он устроил. Пэтси лихорадочно перелистывала страницы его работы, посвященной Климту, и обнаружила, что он писал о «бесстыдных телах художника, одновременно неподатливых и исполненных благодати, заключенных в золотые футляры, при взгляде на которые возникает впечатление, будто они расчленены своей собственной непристойной смелостью».

Все оказалось здесь, в этой библиотеке. Внезапно у нее возникло чувство, что каждый из писателей-классиков добавил несколько своих капель в океан убийств. Начиная с «Ада» Данте до некрофилии, описанной де Садом, через каннибализм примитивных обществ, о котором рассуждает Леви-Стросс, и кровавую эпопею, связанную с именем Жиля де Ре, перетекающую по страницам исторических книг.

Выйдя из квартиры тем злополучным зимним вечером, д-р Пэтси Даймонд-Келли на глазах у своего напарника-полицейского пустила себе пулю в голову. Прошло время, и ФБР стало очень надеяться, что Моми возомнит себя неуловимым и начнет совершать ошибки, которых он прежде избегал. Но напротив, чем больше он убивал, тем меньше оставлял следов.

То, что Моми лишен какого-либо бэкграунда типичных серийных убийц, действительно, вызывало опасения. Всегда удобно подогнать убийцу под какую-либо классификацию: иногда этого бывает достаточно, чтобы предупредить некоторые его дальнейшие поступки. Однако этот человек, раздвинувший зримые границы ужаса, разрушал любые типологии. Его действия порождали невыносимый страх непредсказуемости преступления. А что, если каждый из нас в потенциале серийный убийца?

Идея универсального импульса, побуждающего к преступлению, коварным образом существующего в бессознательном каждого из нас, очаровывает психиатров и невропатологов и заставляет их спорить вот уже более века. В случае с Моми споры вспыхнули с новой силой, и знак времени в это вмешались кинематограф и телевидение. Необходимо сказать, что после десятилетия чрезмерного внимания к «классическим» серийным убийцам со стороны СМИ, они почти утратили свою оригинальность. Будучи обвиненным в сочувствии к образам самых невероятных убийц, взращиваемых им, Голливуд взял реванш, начав эксплуатировать тему спонтанности преступления в фильмах, где симпатичный сосед, образцовая жена или безупречно ведущий себя сын в одно прекрасное утро превращались в любителей крови.

– До сего дня я постоянно слышала, что Моми работает в одиночку, – произнесла Барбара, пока мы ждали Витторио.

– Вы правы, – подтвердил я. Зачем ему эти типы?

– Очевидно, это люди из «Майкро-Глобал», ищущие Стейнера, – откликнулся Магнус.

– Но почему они думают, что нам известно место, где его прячут? – спросил я, разглядывая серебристых рыбок, плававших в большом аквариуме посреди вестибюля.

– Все время этот вопрос! крикнула Барбара. Но почему мы? Почему именно нам отправили эти послания? Почему наша машина взорвалась? Почему мы получили эти куски картины?

– По поводу Джоконды, – ответил я, – не уверен, что мы улавливаем истинную связь между этим полотном и президентом «Майкро-Глобал».

– Что Вы хотите сказать?

– Подумайте, Магнус, поразмышляйте о логистике и технической оснащенности, которая требуется, чтобы украсть столь совершенно защищенную картину, как Джоконда.

– Допустим, и что из того?

– Кто, кроме Мафии и спецслужб способен организовать подобную операцию, не оставив следов и устроив короткое замыкание в системе защиты, казавшейся безупречной?

– «Майкро-Глобал», – воскликнула Барбара.

– Точно.

– Вы считаете, что похищение картины устроил Стейнер? Скептически поинтересовался Джемерек.

– Выглядит вполне вероятно.

– Но этот парень один из самых богатых людей в мире, он мог бы купить себе любую картину.

– Кроме тех, что находятся в национальных музеях, – уточнила Барбара. Представьте ощущение власти, которое дало бы человеку вроде Стейнера обладание уникальным творением, недоступным даже для самых богатых коллекционеров.

– Нет, тут что-то не клеится, – произнес Магнус. Стейнер не обладает репутацией фаната живописи. Он интересуется только одним: чувством господства, которое дают ему его состояние.

Прождав три четверти часа, мы увидели, как дверь лифта открылась, и оттуда появился Витторио, наградив нас широкой улыбкой, плохо вязавшейся с его помятым лицом.

– Видите, чудеса иногда случаются, – сказал он, показывая на широкую повязку, скрывавшую его ухо.

– Не шутите, – отозвалась Барбара. В этот раз не стоит.

– Mors ultima ratio, – ответил Витторио, тем самым подчеркнув, что смерть является главным итогом любого существования.

– Sed minima de malis,- ответил я, призвав на помощь остатки своих знаний из области латыни, стараясь напомнить священнику: из всех зол необходимо выбирать меньшее.

– Вы вдруг стали оптимистом, – заметил Магнус, явно забавляясь.

Мы покинули больницу на рассвете. В такси, которое везло нас обратно в церковь, Барбара положила мне голову на плечо, собираясь отдохнуть. Через некоторое время Магнус спросил Витторио, знает ли тот хороший рецепт приготовления куропаток.

Все улыбнулись, но я отчетливо видел, что несмотря на весь юмор и браваду, панический страх отныне поселился в каждом из нас.

7. Сделка

Труп Уильяма Стейнера был обнаружен в подвале одного из заводов в свободной зоне Манагуа, Никарагуа. Было 2.30 по местному времени, то есть 9.30 в Италии. Мы узнали новость по телевизору, после попытки поспать несколько часов после ночных событий. По данным CNN полиция Никарагуа получила анонимный звонок получасом ранее. Когда полиции удалось открыть металлическую звуконепроницаемую дверь, они обнаружили там мертвого миллиардера, с кляпом во рту, пристегнутого наручниками к стулу, приваренного к полу. Я думаю, что находясь в таком положении, он понимал, что не сможет никого предупредить. Также я думаю, что, находясь все те дни в плену, у него было время прочувствовать приближение смерти, как и надеялась Барбара и, возможно, он рассуждал о границах безнаказанности даже если ты носил престижное имя Стейнера и был самым большим везунчиком в мире. Местная полиция сразу приступила к расследованию, но Вашингтон направил туда своих людей, чтобы взять дело в свои руки. Как догадывался Магнус, мы могли бы спасти бизнесмена, у нас были для этого все составляющие. Был кто-то в этом мире, для кого Стейнер был живым порочным воплощением первого столпа общества: ультралиберализма. Поразмыслив над тем, что мы имели, Барбара продолжила:

– У всех кто умел читать был ключ к местонахождению миллиардера. В самом деле, он координировал деятельность двух заводов: один из них в Никарагуа.

– Где до этого произошла трагическая смерть беременной женщины, в подвале того завода и был найден труп Стейнера, а второй – в Гондурасе. Накануне, открывая словарь, чтобы найти информацию о нашей стране, мы увидели, что название произошло от Испанского «Hondura» (в глубину), имя, данное Христофором Колумбом в 1502, когда, высадясь на северном побережье, он посчитал, что это "глубоко". Вот и уравнение, которое мы могли бы решить: цитата Виктора Гюго, ситуация со смертью беременной женщины на заводе в Никарагуа и информация о Гондурасе, все это укладывается в схему, по которой Стейнер должен был заплатить за свои злоупотребления, оказавшись запертым в «глубине» этого никарагуанского завода.

Мы могли бы спасти Стейнера.

В телевизионной пресс-конференции президент США Билл Монтана сообщил, что сейчас задействованы все силы, чтобы «найти и наказать виновных в этом чудовищном преступлении, которое является настоящим оскорблением для Америки и всех цивилизованных народов».

Витторио выключил телевизор и сказал с отвращением:

– Я никогда не пойму, почему президент уделяет столько внимание типам вроде Стейнера, – сказал он возмущенно.

– Как! воскликнул Магнус, – Вы не знаете, что MicroGlobal был одним из самых главных источников финансирования обеих предвыборных кампаний Монтаны?

Джемерек был прав. В течение десяти лет Стейнер вкладывал колоссальные суммы в 2 направления: финансирование политических партий и генетические исследования. В начале 90-х он создал Cell Research Therapeutics. Эта биофармацевтическая компания в настоящее время она котируется на бирже, где она била рекорд за рекордом владеет несколькими лабораториями, где проводятся различные исследования на клетках свиней, обезьян и людей. В 1998 году Стейнер вместе со своей женой организовал грандиозную медиакампанию вокруг клонирования своей собаки, Зефира, отвратительного пуделя с желтой шерстью, который был уже в зрелом возрасте. Мировые СМИ, обычно так тяжело вдохновляемые, так массово освещали это событие, что ни один человек на земле не смог бы проигнорировать появление Зефира Младшего.

– Тем не менее, – заметил Витторио, – я не совсем улавливаю связь между политикой и генетикой.

– Все очень просто, – объяснил профессор Массачусетского технологического института.

– Суть в следующем: Стейнер и Монтана заключили негласное соглашение, по которому бизнесмен финансирует предвыборные кампании Монтаны в обмен на обещание, что правительство примет очень гибкие нормативные акты в отношении будущего рынка «трансгенных детей», где MicroGlobal владел уже подавляющим количеством патентов.

– Что вы подразумеваете под «трансгенными детьми», – поинтересовалась Барбара, чистя старое ружье, которое мы теперь держим под рукой, после вчерашнего нападения.

– Знаете, я полагаю, что уже четыре года как человеческий геном был полностью расшифрован.

– Да, – ответила она сухо, и это означало, что она не одобряет покровительственный тон, с которым Магнус каждый раз объяснял нам что-то.

– С тех пор целью было определить функции каждого гена, и сейчас добились успеха в определении тех генов, которые отвечают за цвет глаз, волос и кожи, но также и тех, которые отвечают за формирование интеллекта.

– Из-за этого человек сейчас становится объектом для патентов.

– Это правда, – кивнул Магнус, – а благодаря клонированию, генной терапии, можно будет создавать младенцев на заказ, изменив генетические человеческие эмбрионы.

Витторио нахмурился.

– Я полагал, что клонирование заключалось в том, чтобы воспроизводить идентичные клетки из одной ячейки.

– Вы не ошиблись, – подтвердил Джемерек, – но экономический интерес клонирования состоит не в том, чтобы создавать копии определенного индивидуума, а в том, чтобы определить направление перемещения генов.

– То есть? спросила Барбара, все более и более заинтересовываясь.

– Представьте себе, мисс Вебер, что для увеличения уровня интеллекта вашего будущего ребенка, вы решите заменить в его эмбрионе один их генов, например ген интеллекта, на равнозначный Нобелевскому или высшего разума.

– Или вашему уму? сказал я в шутку.

– К примеру, – улыбнулся он, – проблема заключается в том, что в государстве нынешние методы замены позволят провести операцию один раз на миллион.

– Это так происходит клонирование? спросил Кароса.

– Да, нужно будет умножить на несколько миллионов клетки эмбриона, прежде чем пытаться замещать ген. В конечном счете, будут взяты несколько последних клеток и, таким образом, получится человек с новыми генами в нужных местах. Увлекательно, правда?

– Ужасающе, – возмутился священник, – но скажите, Магнус, кто-нибудь уже проводил подобный эксперимент в действительности? Я хочу сказать на людях?

Джемерек не стал отвечать сразу.

– Без сомнений, – он не знал какими деталями можно с нами поделиться, – на самом деле да. Несколько частных лабораторий занимаются этим для очень богатых людей.

– Но это незаконно, – сказал я, чтобы перевести разговор на юридическую тему.

– Как раз эту нелегальность и хотела бы видеть MicroGlobal устраненной, чтобы получать доход от своих инвестиций в эту область.

Барбара на минуту задумалась, прежде чем прийти к следующему заключению:

– Если эта процедура незаконна, то это означает, что после своих двух сроков президент Монтана не сдержал своих обязательств перед Стейнером.

– На самом деле у него не было возможности, – уточнил Магнус, – в Конгрессе у республиканцев большинство, поэтому был принят закон, запрещающий различные манипуляции с эмбрионами в целях улучшения породы. С другой стороны, значительная часть населения настроена крайне враждебно к клонированию, в соответствии с принципом человеческого достоинства.

Позднее Мелани Андерсен, вице-президент и кандидат от демократов на следующих президентских выборах, дала интервью телеканалу Network TV, которое удивило очень многих людей. Вопреки заявлению старого Монтана, она не будет драматизировать по поводу исчезновения миллиардера. На вопрос, который журналист задал ей, об этой «особенно недопустимой смерти», мадемуазель Андерсен осмелилась ответить политически некорректно:

– Вы знаете, ежегодно в нашей стране совершается двадцать пять тысяч кровавых преступлений. Каждая из этих смертей недопустима.

Журналист был поставлен в затруднительное положение этим ответом, заметил, что «интеллект и инициатива мистера Стейнера помогли активизировать экономику США и развить знания человечества во многих областях».

Услышав это, все те, кто знали, что большая часть Network TV принадлежит MicroGlobal, должно быть откровенно повеселились.

– Я не отрицаю талант и опыт Уильяма Стейнера, – ответила Мел Андерсен, – и, конечно, его смерть это большая потеря для нашей страны. Однако повторяю, что, на мой взгляд

это не разумно допускать иерархию в ценности умерших людей. Я думаю, что никто не станет утверждать, что смерть ребенка, погибшего под колесами автомобиля является менее недопустимой, чем смерть Уильяма Стейнера.

Интервьюер не останавливался. Он чувствовал, что в воздухе запахло сенсацией. К своему удовлетворению, забыв, что должен быть сдержан, он чувствовал, что Мел Андерсен готова пойти дальше в своих заявлениях.

– Можно узнать, мадам, ваше мнение о клеветнической кампании, которая сейчас направлена против мистера Стейнера и его бизнеса?

Она сделала паузу, прежде чем ответить. Без сомнения она не хотела попасть в ловушку, расставленную этим амбициозным журналистом. Она тщательно взвешивала каждое слово:

– Я думаю, что было сделано все возможное для СМИ, граждан и полиции, чтобы задуматься над причинами этого похищения и преступления. Кроме того, я думаю, что совсем не плохо, что в данных обстоятельствах, нация делает паузу, чтобы поразмышлять.

– Поразмышлять о чем, мадам?

– О своих ценностях и моральных ориентирах. Подумать о своем будущем.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего сложного. Смысл моих слов достаточно понятен для наших слушателей, я думаю, – ответила Андерсен, вставая со стула.

Это был не в первый раз, когда слова президента и вице-президента расходились. И в последние месяцы это происходило все чаще и чаще. С момента своего назначения в июле месяце кандидат в президенты от демократической партии Андерсен находилась на пике своей популярности. Она была более любима американцами, чем Монтана, и у нее были все шансы на успех в сравнении с республиканцами.

Политическая карьера Андерсен была стремительной. Она стала известна общественности в начале 80-х. В то время пресса много писала о первых американских женщинах-космонавтах. Среди них была и Мелани. Между 1984 и 1986 НАСА отправляло три экспедиции в космос для коротких миссий на борту шатла Колумбия. Вернувшись на землю, она вышла замуж за сенатора Гарри Марча, и, пользуясь своей популярностью, решила заняться политикой. Спустя несколько лет после замужества она в свою очередь была избрана сенатором в северном штате. Мелани Андерсен всегда была привлекательна для СМИ, и это было большим козырем.

Четыре года назад демократическая партия обратилась к Мелани, чтобы обеспечить переизбрание своего кандидата, омолодив образ стареющего Монтаны. Его первый срок был почти что скучным, она даже не запятнал себя никакими скандалами, которыми были известны его предшественники.

Связка Монтана/Андерсен, эффективно управляемая плеядой консультантов по связям с общественностью, тонко играла на союзе мудрости и обольщения, компромиссе между традициями и инновациями. На протяжении второго срока Монтаны их гармоничный союз заполнял все политическое и медиа пространство, практически не оставляя возможности для атак, за исключением нескольких нелепых высказываний президента, за которые его критиковали. На самом деле, несмотря на то, что Мел лидировала по опросам общественного мнения, она все еще была далека от президентства. Ее поддерживали большинство женщин, цветное население, профсоюз учителей и рабочих, Голливуд, но ее ненавидели ряд влиятельных лоббистов, крупные нефтяные компании, которые видели в ней инициатора ряда изменений, явно не шедших им на пользу. Что касается ее сторонников, они задавались вопросом, останется ли она такой же независимой в своих суждениях, когда попадет в Белый Дом. Ведь именно это сделало ее такой популярной.

Интервью Андерсен не оставило никого из нашей группы равнодушным. Барбару особенно восхищало, как она расправилась с журналистом. Разглядывая нас, она заметила, что, возможно, в стране было бы меньше зла, если бы ей управляла женщина.

Магнус заметил, что Андерсен выглядела более усталой, чем обычно.

Священник поинтересовался у Джемерека, если Андерсен победит на предстоящих выборах, в какой степени она будет обязана выполнить обязательства по договоренностям между Монтаной и Стейнером.

– В этом вся проблема, – ответил Магнус, поглаживая бороду. Андерсен уже заявила, что наложит вето на закон, позволяющий какие-либо манипуляции с человеческими эмбрионами. Кроме того, она хотела бы начать свое правление свободной, и не чувствовать себя в плену старых предвыборных обещаний Монтаны, тем более, что согласно опросам, Конгресс вполне может перейти на сторону демократов.

– Я на самом деле не вижу в этом проблему, – произнесла Барбара.

– Auri sacra fames (с лат. Злата проклятая жажда), – продекламировал Витторио, чтобы напомнить, что независимо от темы, вопрос денег никуда не исчезал.

– Пока что MicroGlobal финансирует демократов, но если ими будет принято решение перейти в другой лагерь, то же самое сделают и остальные крупные компании, а это полностью лишает Андерсен каких-либо шансов на президентство.

– Но это недопустимо, чтобы в условиях демократии исход выборов решали ряд крупных компаний, возмутилась Барбара.

– В Америке уже давно нет демократии, – заметил я цинично, – одна плутократия

– Я думал, что финансовая поддержка кандидатов фирмами строго лимитирована, – сказал Витторио.

– В теории да, – объяснил я, – но по факту основные суммы поступают из комитетов экономических действий, это официально регистрируемые общественные организации, занимающиеся сбором средств для пропаганды тех или иных идей, но не прямого продвижения кандидатов.

– Довольно таки лицемерная система, – расценил Магнус, – потому что эти деньги идут как правило на акции, имеющие большое влияние, такие как рекламные ролики или телемаркетинг. Это как раз те схемы, от которых хочет избавиться Андерсен в случае победы.

– Что обо всем этом думает демократическая партия? – поинтересовалась молодая женщина.

Магнус, разбирающийся по всех политических тонкостях, имел ответ и на этот вопрос.

– На самом деле демократы были бы рады иметь более послушного кандидата, но Андерсен сегодня очень популярна, ее известность приобрела такой размах, что многие избиратели не поняли бы, если бы она не участвовала в борьбе за Белый Дом.

Витторио некоторое время обдумывал свои слова, потом робко произнес, словно боясь того, что собирался спросить:

– Можно ли сказать, что смерть Стейнера была выгодна правительству?

– Хм, нужно быть осторожнее с такого рода вещами, – произнес Магнус, – даже если смерть миллиардера и выпады против MicroGlobal дестабилизируют обстановку в компании на несколько дней, то новый директор появится быстро и интересы людей, которые инвестировали в компанию останутся неизменными. По правде говоря, как и во всех крупных компаниях MicroGlobal руководит не один человек, а группа менеджеров.

Даже если у Стейнера не была сына или законного наследника, то совет директоров компании быстро найдет ему замену. Таким образом, стратегическое направление развития компании и интересы акционеров останутся неизменными, не зависимо от того, кто стоит во главе компании. Те, кто вложил крупные суммы в это дело, теперь будут ждать дивидендов.

– От этой дискуссии у меня разыгрался аппетит, – сказал Магнус, поглаживая живот, – кто-нибудь хочет пойти со мной в кафе поесть мороженого?

Такое предложение никого не удивило, потому что мы все уже заметили, что Джемерек не мог не отвлекаться на свой желудок каждые пару часов.

– Я угощаю.

Стоит ли говорить, что после такого приглашения все последовали за ним.

Когда мы устроились на террасе одного из местных кафе, то решили просто расслабиться, так как были очень взволнованы и расстроены событиями прошлого дня.

Магнус долго изучал меню, которое ему принес официант. И в конке концов сделал выбор в пользу шоколадного мороженного с жареным миндалем.

– Это важно, чтобы миндаль был жареным.

Священник взял шербет, а я капучино. Барбара попросила принести небольшую чашу, в которой она могла бы смешать себе любимый напиток: проросшую пшеницу и сок сахарного тростника. Эти ингредиенты она всегда носила с собой в сумке, чтобы иметь возможность питаться этим в любое время.

Магнус встревоженно посмотрел на молодую женщину и попытался забрать у нее смесь, но она не поддалась, забрала свой компьютер и отсела от нашего столика, предварительно пнув Магнуса по голени.

Он вскрикнул от боли и сказал:

– Вы с ума сошли! Так мучить человека моего возраста, который хочет позаботиться о вашем здоровье. Проявите уважение к старшим, черт побери!

Барбара ничего не ответила. Она была слишком занята своей электронной почтой.

Ярость профессора мгновенно сменилась на широкую улыбку, как только официант принес ему его мороженное.

В это время дня небольшая деревенская площадь казалась особенно тихой со своим фонтаном из розового песчаника и скамейками из белого камня, которые были обрамлены густой листвой, щедро укрывающей тенью.

– Идите скорее сюда, – закричала Барбара, – идите, посмотрите!

Мы выстроились в один ряд перед экраном компьютера, чтобы прочитать последнее письмо, которое она получила.

Тема: Разочарование.

Дата: 13 Сент.

От: Неизвестный отправитель.

Вы меня разочаровали. Я считал вас более проницательными. Настало время снова браться за дело.

Я сразу заметил вложение в нижней части сообщения. Барбара уже кликала по нему. На экране появился таймер:

99 ч. 59 мин. 59 сек.

– О нет, – вздохнула молодая женщина.

Мы повернулись к Магнусу, который сразу заговорил покровительственным тоном:

– Дети, первый столб рухнул, чтобы уступить место следующему. Нас ожидают новые преступления, все худшее еще впереди 99 ч. 59 мин. 42 сек.

Была вторая половина дня. Мы полностью осознавали всю неоднозначность нашей ситуации. Чего нам следовало ожидать? Почему кто-то дал нам эту ужасающую власть, в которую мы сначала не верили, и которая теперь нас пугала. Имели ли мы право и дальше молчать?

Витторио и Магнус обладали интуицией и логикой, что позволяло им распутать это дело. Они сплотились с самого начала и сказали нам, что мы обладаем всеми необходимым навыками и знаниями, которые помогут нам добиться прогресса в разгадке этой тайны.

Барбара одела свои солнечные очки от Gucci. Которые частично скрывали ее синяки и посмотрела на ясное тосканское небо. Это была деловая женщина, которая ничего не делала просто так, и которая могла превратить в деньги все, к чему прикасалась.

Магнус и священник ожидали ответа. Сидя на каменных скамейках, интересно, что в этот момент происходило в голове этой женщины. После эпизода с кабриолетом я знал, что не могу пойти в полицию, но она все еще могла отказаться сотрудничать с нами и вернуться в Америку. Но Магнус был уверен, что нам следует держаться вместе как можно дольше.

– Господа, предлагаю вам сделку, – сказала она с улыбкой.

– Говорите, – поднимая глаза к нему, Магнус покачал головой.

– Обмениваю свое сотрудничество на ваши три части картины.

– Как! воскликнул Джемерек, вскакивая со скамейки словно с горячих углей.

Размышляя о том, что я говорил ей накануне, она пришла к выводу, что имея все части картины можно получить кучу денег, при условии, что ее качественно восстановят.

Она адресовала Магнусу и Витторио свою самую красивую улыбку:

– Не стоит удостаивать меня столь негодующими взглядами, господа. В любом случае у вас нет выбора.

– Хорошо, договорились, согласился священник.

– Согласен, – проворчал Магнус.

Барбара почти что добилась картины.

– А вы, Тео, – спросила она отрешенно.

– Я не совсем согласен, – ответил я, опуская руки в фонтан, окруженный тремя ангелами и замысловатой резьбой.

– Пожалуйста, Тео, не усложняйте.

– Придержите свои проповеди для мессы, Витторио!

– Послушайте меня, МакКойл начал Магнус, – я знаю, что вы человек чести, будете ли вы сражаться с нами за те ценности, в которые верите?

– Какие ценности, профессор? В нашем мире уже не осталось никаких ценностей, самое время создавать новые.

– Но что вы хотите чтобы я сказал вам, чтобы вы решились? – вспыхнул Магнус. Какие новые ценности вы хотите, МакКойл? Добро лучше зла, демократия лучше диктатуры, мир предпочтительнее войны. Возьмите Авраама, Иисуса или Конфуция. Прочитайте Монтеня, Руссо или Спинозу, разумный человек никогда не утверждал обратного с начала времен.

– Этого недостаточно, – ответил я.

Солнце начинало садиться. Озаряя красным светом крышу церкви, и трудно было представить, что всего несколько часов назад мы избежали смерти.

Барбара подошла ко мне и посмотрела взглядом, который никак иначе, чем яростно враждебным и не назовешь.

– Что вы хотите. Тео, тихо спросила она.

– Половину того, что вы получите. Продав картину, – ответил я, не раздумывая.

– Но я всегда считала, что деньги вас не интересуют, удивилась она.

– Отнюдь.

– Какие еще у вас мотивы?

Я посмотрел ей прямо в глаза:

– Если вы примите мое предложение, какие гарантии, что я получу свою долю после продажи картины?

– Никаких, ответила она.

– Вот что мне интересно: составить окончательное мнение о вас. Если вы не дадите мне денег, я буду уверен, что предвидел это.

– А именно?

– Что вы не человек чести.

Ее сердитое лицо вдруг засияло.

– Договорились, господин адвокат, – ответила Барбара. Довольный Магнус потер руки.

– Может мы уже приступим к нашему расследованию?

8. Генная инженерия

Я вернулся во Францию рейсом 12:45 «Флоренция-Париж». Едва приземлившись, я сел в машину свой темно-синий БМВ, оставленный на длительную стоянку в аэропорту Орли, – и поехал по автостраде в сторону Бретани. В течение всей поездки сверху, волнами обрушивались потоки дождя, и разглядеть что-либо дальше десяти метров было очень сложно, так что я дважды едва не «поцеловал» ехавший впереди автомобиль мне было непросто сосредоточиться на дороге: перед моими глазами все еще стояло бесформенное лицо Моми.

В итоге, лишь к 18.00 я, живой и здоровый, оказался перед кованной железной решеткой ворот своего дома. Несколько раз пошарив в «бардачке», я тем не менее не нашел там пульт дистанционного управления и, испытывая отчаяние, открыл ворота вручную. Когда я поднялся по посыпанной гравием дорожке с цветочными клумбами, уже стемнело; я вымок практически с ног до головы.

Войдя внутрь, я дважды повернул ключ в замке и пошел наверх: убедиться, что все окна надежно заперты. Потом я спустился в подвал, нашарил несколько поленьев и жарко растопил камин в гостиной. Стал раздеваться, собираясь принять душ, но вспомнил, что, войдя, забыл забрать почту. Мне потребовалось пять минут на то, чтобы отыскать зонт, и всего лишь несколько секунд, чтобы вытащить из старой шкатулки орехового дерева пистолет, купленный на распродаже еще в годы моей жизни в Бостоне. Взявшись за рукоять пистолета, я почувствовал уверенность, что оружие вновь пригодиться и на сей раз его придется использовать не против себя, а против кого-то другого.

Прежде чем выйти под дождь, я попробовал зажечь небольшие светильники, расставленные вдоль дорожки, но система наружного освещения не работала. Покрепче сжав в руке оружие, я побежал к почтовому ящику. Возле меня витала легкая тень Даймонд-Келли.

Поскольку я жил уединенно, я получал мало писем. Вытащив несколько конвертов, я сунул их под пальто, чтобы защитить от воды. И стал подниматься по дорожке, прислушиваясь к шуму вечера и урагана с дождем, обрушивавшегося на Финистер. Быть может, я испытывал страх, но готов был защищать свою шкуру.

Быстро приняв душ, я сварил кофе и наконец-то устроился с почтой перед огнем. Среди счетов оказался пухлый конверт, в котором находились электронные часы с жидкокристаллическим циферблатом, отсчитывающие время вспять к небытию. 74 часа 50 минут 37 секунд.

Я не смог сдержать проклятие: на сей раз, вопреки тому, на что я рассчитывал, не было никаких следов, способных направить меня по правильному пути.

Справившись с эмоциями, я вытащил кусок холста, спрятанный в металлическую коробочку красивую музыкальную шкатулку. Сидя в тепле у огня, я много минут подряд посвятил созерцанию узоров на ткани, а затем убрал холст в картонный кармашек, пришитый к подкладке моего кашемирового пальто.

Накануне вечером мы решили покинуть Италию по общему согласию. Мы не могли оставаться в Монте-Джованни: люди Стейнера знали адрес, и нам не хотелось стать слишком легкой добычей для них. Если даже они охотятся за Моной Лизой и не собираются отнимать у нас жизни, то не таковы Моми и два его сообщника, явно настроенные на убийство. Значит, необходимо было спрятаться получше, и первое, на что мы решились – немедленно покинуть Тоскану. Мы быстро остановили выбор на убежище: Магнус рассказал нам, что у него есть коттедж на берегу Дублинского залива, о котором не знает никто, кроме его дочери. Идеальное укрытие – уверил нас он, – и никто не стал возражать. Профессор хотел, чтобы мы отправились в Ирландию немедленно, однако Барбара не согласилась: она настояла на том, что сначала ей нужно попасть в Сиэттл – уладить свои дела, и потребовала, чтобы я поехал во Францию забрать обещанный кусок холста.

Впрочем, для нашей безопасности, возможно, лучше было не путешествовать вчетвером. И мы двинулись в трех разных направлениях: Витторио сопровождал Магнуса в Дублин.

Этим утром, в аэропорту мы, все четверо, обнялись. Впервые.

Мой самолет улетал раньше остальных. Прежде, чем я прошел на посадку, Витторио бросил мне игриво: «Noi non potemo aver perfectta vita senza amici», чтобы, вслед за Данте, напомнить мне: без друзей мы не способны жить гармонично.

– Берегите себя, – произнесла Барбара чуть развязно, однако в ее голосе проскользнула несвойственная ей искренность.

Что до Джемерека, то он заявил, что с нетерпением будет ждать меня следующим утром, рассчитывая на мои «серые клеточки».

Немного раньше между нами состоялась оживленная беседа. Проведя большую часть ночи в попытке сложить в уме элементы паззла, я пришел к выводу: Магнус что-то от нас скрывает.

В моей безусловной и полнейшей решимости взяться за расследование этого дела было только одно препятствие. И это препятствие, Джемерек, могло быть устранено. Поэтому я, не дожидаясь, когда рассветет, спустился в сад. После того, как я бесцеремонно потряс его гамак, он согласился открыть глаз само собой, раздражаясь, – и выслушать меня. Я сразу перешел к делу.

– Послушайте, профессор, если Вы рассчитываете на меня, то должны выложить мне все, что знаете об этом деле. Я требую только правды.

– Но я ведь уже все Вам рассказал, – грубо запротестовал он.

Я сделал короткий вдох и продолжил чуть более дружелюбно.

– Знаете, старик, у Вас есть все шансы стать лауреатом Нобелевской премии, и не надо мне

– Успокойтесь, МакКойл, повторяю Вам: больше я ничего не знаю.

– Не забывайте, что я адвокат.

– Да, и?

– Знаете, скольких невинных я защитил после первого клиента?

– Расскажете?

– Ни одного, Магнус, ни одного. Они все что-то скрывали или чего-то стыдились. Я видел до фига самозванцев и умею их распознавать. И Вы, Магнус, не обманете меня, рассказывая, что больше ничего не знаете об этой истории.

– Это просто слова, мой юный друг, Ваши адвокатские домыслы, не более. Таков мой ответ на Ваши инсинуации. Вы не можете доказать то, что утверждаете.

Я был убежден: этот человек, несмотря на свой приветливый вид и покровительственную манеру общения, знает что-то важное, но он решил сохранить эти сведения в себе. Он был старше, чем я, имел средства и волю, позволившие ему сопротивляться советской системе и занять место под солнцем в американском научном мире. Тем не менее, я должен был найти брешь в его броне, и как можно скорее.

Мой мозг лихорадочно работал.

– Ну, МакКойл, я жду.

Выбора у меня не было, приходилось блефовать, но и ошибаться было нельзя.

– Не надо ждать, профессор, просто поведайте мне о Ваших связях с ЦРУ.

– Ха-ха-ха Это все, что Вам нужно?

– Ладно Вам, Магнус. Тридцать лет назад они вытащили Вас из России, и не надо мне говорить, что Вы не поддерживаете с ними контакт. Это было бы неприлично.

Он снова засмеялся, и я, чувствуя, что он вот-вот расколется, пошел ва-банк:

– А Ваша университетская кафедра биологии, не хотите мне рассказать, кто ее финансирует?

Задавая этот вопрос, я постарался вспомнить тон, которым допрашивал свидетеля в зале суда я бы хотел, чтобы он чувствовал себя обвиняемым.

Магнус ответил через несколько секунд:

– Знаете, МакКойл, нам совершенно необходимо действовать заодно, а не быть соперниками – Я попал в цель.

– Полностью согласен; тем более, это повод припереть Вас к стенке.

– Хорошо, – неохотно согласился он. Прежде всего, Вы правы: именно Стейнер через подставные компании финансирует мои исследования в области прикладных биотехнологий. Взамен он имеет доступ ко всем результатам моих изысканий, даже самых секретных.

– Продолжайте.

– Параллельно с должностью профессора я занимаюсь исследованиями для Cell Research Therapeutics.

– Но зачем? Я думал, Вы враждебно относитесь к идее евгенического клонирования, которую продвигал Стейнер.

– Все так, но я еще и ученый, посвятивший всю свою жизнь биологическим изысканиям, а мы в настоящее время живем в эпоху, чрезвычайно богатую на открытия.

– Не уверен, что понял Вас.

– Я только хочу сказать, что не могу наступать на горло своим интеллектуальным способностям, это было бы не достойно моего статуса ученого. Я хочу полностью отдаться исследованиям, но, чтобы работать с приемлемых условиях, нужны деньги, выдающаяся команда и техника. Cell Research Therapeutics может мне все это предоставить. Это общество занимается частными изысканиями, не зависящими от федеральных фондов, никому не подотчетными, что дает большую свободу.

– Свободу проводить запрещенные эксперименты! перебил его я. Свободу применить на практике все существующие возможности клонирования человеческого тела. Вы великий лицемер, Магнус, и не сможете долго сдерживать огонь, который решились зажечь, чтобы осветить ночь.

– Успокойтесь и умерьте свой пыл, мальчик мой! откликнулся Джемерек, не любивший, когда с ним разговаривали подобным тоном. Как бы то ни было, эти эксперименты будут продолжаться с моим участием или без оного, и, значит, лучше, чтобы за ними следило шпионское око.

– Шпионское око?

– Если позволите мне закончить, дав еще тридцать секунд, Вы все узнаете.

– Валяйте.

– Вы должны понять, что таков лучший способ наблюдать и быть в курсе последних технических достижений, а также знать намерения тех, кто их внедряет.

Я был потрясен откровениями Магнуса, пусть даже я не впервые испытал болезненное разочарование, которое иногда сопровождает поиски правды.

– А еще у Вас есть для меня какие-нибудь новости из этой сферы?

– Боюсь, что да, Тео. Вы когда-нибудь слышали о «генах преступности»?

– Боюсь, их не существует.

– На деле, эта тема вновь стала исследоваться несколько лет назад: речь шла о попытках объяснить агрессивное поведение нескольких преступников без учета тех социальных условий, в которых они росли, и их окружения; важны были именно доставшиеся им по наследству гены.

– Если я Вас правильно понял, преступниками не становятся, а рождаются?

– Хм Все немного сложнее. Скажем так: нам уже удалось выявить некоторые гены, наличие которых вызывает предрасположенность к насилию, алкоголизму, неврозам или извращениям, но необходимо продолжать поиски, чтобы получить безусловные результаты и обнаружить и другие гены.

– Вы отдаете себе отчет, какие драматические последствия могут иметь подобные утверждения? возразил я, подумав о некоторых заявлениях политиков, для коих генетика являлась лучшим способом упразднить любую социальную помощь (бесполезно помогать беднякам и безработным ведь это их собственные «дурные» гены ответственны за то, что они оказались в столь бедственном положении или вылетели с работы).

– Конечно, понимаю, – ответил Джемерек, начинавший горячиться, слушая мой урок морали. Поэтому-то, проводя подобные исследования, нужно крайне осторожно делать выводы.

– ОК, профессор, но как это связано с нашими теперешними проблемами?

– Я подхожу к этому. Чтобы придать больше веса и значения этим работам, Cell Research Therapeutics несколько месяцев назад приступил к очень необычному исследованию. Как бы это получше сказать некто из преступного мира, чьи действия выходили за обычные рамки, заинтересовал компанию, решившую изучить его гены.

– Заключенный? наугад спросил я, подумав, что тюрьмы переполнены преступниками, чьи гены легко можно изучать подобному тому, как сегодня исследуют психологию некоторых невменяемых.

– Я говорю о ком-то действительно исключительном, почти не-человеке. С его последним словом лицо Джозефа Моми жестоко и болезненно ворвалось в мой мозг.

Несколько мгновений я молчал. Джемерек, понимая, какой шок вызвали его слова, принялся рассказывать дальше.

– Стейнер стремился заполучить Моми в свои руки прежде ФБР, иначе любые генетические исследования оказались бы запрещены. Для достижения своей цели он создал что-то вроде частной полиции, которая шла по следам этого психопата несколько месяцев и добилась успеха раньше, чем ФБР.

– Это невозможно частная полиция не сможет конкурировать с секретными службами в таком государстве, как США.

– Вполне возможно, если речь идет о частном случае, – отозвался Джемерек. Стейнер отправил всех своих людей по следу Моми, они преследовали его двадцать четыре часа в сутки.

Постепенно рассветало.

– И они действительно в конце концов взяли его?

– Да, схватили, и мы получили для исследования образцы клеток его кожи.

– А потом? Что с ним сделали?

– Мне не говорили. Передать копам они его не могли: это бы слишком сильно их скомпрометировало.

– Но отпустить его они тем более не могли?

– Да. Должно быть, они колебались между желанием убрать его и включить в свою команду «чистильщиков». То, что мы видели недавно, говорит в пользу второго решения.

– Они заключили с ним контракт? Это слишком рискованно, если учесть, насколько он неуправляем.

– Не знаю. Разумеется, он останется объектом их научных экспериментов. Вероятно, Моми утратил возможность быть таким же независимым, как прежде.

– Просто не верится! Но хотя бы не говорите мне, что все сотрудники Cell Research Therapeutics в курсе

– Никто ничего не знает, Тео, никто. Даже я узнал эту информацию благодаря стечению обстоятельств: однажды ночью, оставшись в лаборатории в одиночестве, чтобы закончить работу, я увидел двух человек, толкавших каталку. Один из них попросил меня взять образец клеток у человека, лежавшего на ней, и подвергнуть генетическому анализу.

– И Вы послушались?

– Того коротышку, который отдал мне приказ, звали Уильям Стейнер. Тогда я впервые говорил с ним и вообще видел его во плоти.

В последние дни у меня появилось ощущение, что я быстро выхожу из состояния летаргии, в котором до этого пребывал три года подряд, как будто новая кровь вдруг побежала у меня по венам. Нападение Моми только усилило это ощущение: уже прощаясь с жизнью, я вдруг с удивлением обнаружил, насколько благостным является сам шанс остаться в живых. Я снова испытывал наслаждение от того, что могу дышать утренним воздухом, однако признание Магнуса привело меня к следующему выводу: если мы хотим выйти из этой истории невредимыми, каждому из нас необходимо приложить максимум своих интеллектуальных, физических и, главное, моральных усилий. Ввиду возможных драматических последствий этого дела, следует принять определенные меры. Придя к такому выводу я, следуя закону, устроился в кабинете и набросал что-то вроде завещания, в котором пожелал передать в дар государству свой дом в случае, если мне придется умереть с тем, чтобы его превратили в дом отдыха или досуговый центр для «трудных» подростков.

Вскоре после полуночи зазвонил телефон, и в трубке зазвучал глубокий и сильный голос Барбары. В Америке только-только наступил полдень. Она садилась в самолет до Дублина и просто желала убедиться, что я думаю о ней (иными словами, везу ей кусок Джоконды).

Я заверил ее, что помню о ней, и рассказал часть истории, которую мне поведал Магнус. Она не стала изображать крайнее удивление сказала лишь, что ее больше не удивляет то, что способен породить больной мужской мозг; в этом я был с ней согласен, несмотря на все мое негодование; хотя после долгой спячки, которую, как мне казалось, ничто не может нарушить, я действительно чувствовал себя так, словно переживаю второе рождение.

– А кроме этого, Тео, все в порядке? Вы вернулись в свой маленький домик?

Я без труда представил себе, как она улыбнулась.

– Да, именно так.

На какой-то миг у нас обоих возникло чувство, будто мы соучастники, эта забавная девчонка и я; но оно сразу же пропало, когда после ее вопроса, чем я занимался, я ответил, что читал статью в «Геральд» про астрономическое число американских женщин, вставивших себе в грудь имплантанты.

– Может, Вы тоже из их числа? подначивая Барбару, спросил я, вспомнив ее прекрасную грудь.

– Знаете, я бы получила истинное удовольствие, если Вы хотя бы на пять минут перестали считать меня малолетней пустышкой. Нет, грудь у меня не искусственная, но даже если бы все было иначе, это еще не повод говорить со мной таким презрительным тоном.

– Это вовсе не презрение, – ответил я, защищаясь, – а всего лишь способ сказать Вам, что я считаю Вас красивой.

– Нет, это всего лишь жалкая попытка сказать мне, что моя грудь Вас возбуждает. Знаете, господин старый соблазнитель, Вы растеряли свое умение делать комплименты.

– Правда, сейчас мне не хватает опыта, – ответил я игриво, стараясь скрыть досаду и показать ей, что умею смеяться над собой.

– За кого Вы вообще принимаете женщин? спросила она. Что Вы о них думаете? Что им нужен атлетически сложенный жеребец, уверенный в себе и загорелый для того, чтобы лежать с ним рядом на горячем песке, или бизнесмен на «Порше», который станет возить ее во французский ресторан, демонстрируя какие-нибудь не знаю, какие еще – внешние атрибуты богатства? Почему Вы так уверены, что мы презираем сомнение, робость, нежность, мягкость? Вы – мужлан и разочаровали меня, – заявила она, вешая трубку и не дав мне возразить.

Я открыл окно комнаты, сделал большой глоток воздуха и лег в кровать, представляя себе ирландское побережье и говоря себе, что, если мы продолжим пугающее расследование истории с Моной Лизой, то у Дублинского залива сможем сделать это в более спокойной обстановке. По крайней мере, когда я засыпал той ночью, так мне казалось.

Часть II

У Дублинского залива

Глава 9. Абракадарба

Сойдя с поезда, я застегнул куртку до самого подбородка, спасаясь от холодного ветра, обдувавшего небольшой порт Хоут, который находился к северу от бухты Дублина. Мне сразу понравилось это место, наверное, потому что оно напомнило мне Бретань, где я когда-то жил. Следуя инструкциям, которые мне оставил Магнус, я покинул этот городок по грунтовой дороге, которая тянулась вдоль побережья. Несмотря на начинающийся дождь, я в полной мере оценил красоту пейзажа, обрывистых скал и маленьких островков, которые, казалось, охраняли подступ к берегу. Вскоре я дошел до подножия небольшого холма и свернул на дорогу, которая носила красивое название «Прогулки контрабандистов». На некоторое время море исчезло из виду, но затем снова появилось после поворота, и я оказался перед внушительным порталом из кованого железа, обрамленным белыми колоннами.

Загородный дом Джемерека оказался очаровательным небольшим особняком из серого камня с крышей, покрытой голубоватым шифером. Зеленая лужайка, окружавшая дом, была украшена изысканной японской плиткой, и эта утонченная дорожка вела к массивной входной двери. Позади небольшой тропинки из гравия играли два огромных пса без сомнения аргентинские доги там же стоял сияющий Мерседес, взятый на прокат, выбор Барбары, которая, несмотря на споры, ведущиеся накануне, передвигалась исключительно в роскошных автомобилях.

– Ну, МакКоул, чего вы там застряли? Входите же! Собаки вас не съедят, усмехнулся Магнус, пока я шел к двери.

Я вошел в этот красивый дом, где меня встретила полная улыбающаяся женщина, вся в веснушках, и забрала мою сумку.

– Добро пожаловать, господин МакКоул поприветствовала она меня слегка помпезно.

– Хочу представить вам Роуз Кьеран, мою экономку, а это Мирослав, – Магнус взял на руки огромного персидского кота, который недружелюбно дернул лапой, когда я попытался его погладить.

Я поприветствовал мисс Кьеран, которая пригласила меня следовать за ней.

– После того, как Роуз покажет вам вашу комнату, спускайтесь к нам в гостиную. Мы ждали только вас, у нас есть кое-что новое.

Заинтригованный его загадочным тоном, я быстро поднялся по лестнице в свою светлую комнату с белыми занавесками и наспех разложил вещи в шкаф. После того, как я убедил Роуз, что все просто великолепно и мне ничего не нужно, ни подушек, ни одеял, она провела меня в комнату, без всяких сомнений, самую странную в доме.

То, что Магнус называл гостиной, на самом деле оказалась большой комнатой 8 на 10 метров, которая одновременно была и личным кабинетом и столовой. Три стены были полностью завешены книжными полками, а в последней были вырублены два окна. Напротив нее стоял стол, заваленный бумагами профессора. Сидя за столом, Магнус мог в свободное время наблюдать за дождем или за тем, как расцветает его сад. Вокруг стола валялось множество газет и брошюр, не говоря уже о стопках книг впечатляющей высоты. Справа от стола располагался элегантный кожаный диван, такой можно встретить в кабинете любого психоаналитика. В противоположном углу стояли два кресла, а между ними были расставлены шахматы, перламутровые фигурки, изображавшие библейских персонажей. Недалеко от кресел располагался массивный стол, накрытый замысловато вышитой скатертью, а рядом висела доска, напоминающая доски из школьных времен моих родителей. Когда я зашел в комнату, Джемерек играл сонату Моцарта на пианино, которое занимало большую часть комнаты. Со стаканом в руке Барбара и Витторио молча слушали музыку. Я пожал руку священнику и поцеловал девушку в щеку, напомнив ей, что во Франции этот жест означал просто приветствие, а не симпатию или влюбленность. Тем не менее, она предложила мне выпить и указала взглядом на доску, на которой было что-то написано мелом.

Элена (1824-89)

24-03 12-04 03-01 29-02 15-06 12-05 18-03 09-07 Скидамаринк

– Это еще что за тарабарщина, – пробормотал я глядя на код, который явно усложнит наше дело.

– Вне всяких сомнений это новое сообщение от Моны Лизы, мы нашли его вчера вечером на столе, – пояснил Витторио.

– Есть следы взлома?

– Ни одна из дверей не повреждена и Роуз не заметила ничего необычного, – ответил Магнус, не переставая играть. – Она не находится здесь постоянно, она живет со своей пожилой и больной матерью в соседнем городке и проводит большую часть ночей у себя.

Я еще раз посмотрел на послание и задал вопрос, догадываясь, что мне на это могут ответить:

– Вы это уже расшифровали?

– Как вы думаете? – веселилась Барбара. – Мы надеялись на ваш светлый ум.

– Ну хорошо, если посмотреть на вторую строку

Магнус поспешил меня перебить:

– Мы обсудим это позже, МакКоул. А сейчас, не заставляйте Роуз ждать, она приготовила нам завтрак, за ним вы и расскажите нам свои новости.

Оказалось, что все было сервировано как шведский стол: запеченная фасоль, сосиски, колбаса, картофель, омлет, жареный бекон, тосты и много темного пива. Во время этой приятной паузы никто не говорил о делах, все просто были счастливы, что находились вместе, об этом свидетельствовали шутки и смех, слышимые отовсюду. Мы наслаждались этими вкусными блюдами, включая Барбару, которая под тяжелым взглядом Роуз не осмелилась достать свой фирменный напиток. Когда все уже были сыты, Магнус решил, что пора приступать к работе. Мисс Кьеран в одно мгновение убрала все со стола, мы расселись по своим местам, Магнус прикрыл дверь за уходящей экономкой и подошел к доске:

– Дети мои, это наше первое кризисное собрание.

Я обратил внимание на то, что он произнес эти слова с явным удовольствием.

– Следуя установленному порядку, начал он, взяв в руки мел, – мы имеем дело со вторым столпом общества: индивидуализмом. И согласно логике того, кто бросает нам вызов, мы должны предотвратить дальнейшие преступления, совершаемые во имя извращенного индивидуализма. Я также хочу вас попросить, ради эффективности решения загадки не рассматривать действия Моны Лизы с моральной стороны. Мы должны сделать все, чтобы избежать новых преступлений, даже если у нас есть ощущение, что они не являются непростительными. Мы должны отталкиваться от закона, и закон обязывается нас действовать согласно правилам, а не согласно тому, что кажется нам справедливым.

– Закругляйтесь, пожалуйста, Магнус, – попросила Барбара, пережевывая жвачку.

Джемерек взглянул на нее, но продолжал, как будто ничего не слышал.

– К разгадке этой тайны у нас есть три ключа. Первый: красивая фраза Джона Донна, которую получил Витторио и которую я потрудился запомнить.

Во время своей речи он развернул доску на 180 градусов и аккуратно написал цитату, над которой уже размышляли множество читателей Хемингуэя до нас:

«Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством. А потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе »

– Второй элемент, это фраза которую нам любезно отправила вчера вечером Мона Лиза. Она, конечно, менее поэтична, но все таки интересна, по крайней мере, это то, что нам нужно расшифровать.

Он опять развернул доску, чтобы мы увидели то сообщение, которое получили накануне.

– И наконец, чтобы усугубить еще более эту ситуацию, нас ограничили во времени, видимо, это сделано для того, чтобы мы не ленились.

Чтобы проиллюстрировать свои слова, он направился к небольшим часам, стоящим на камине, и отрегулировал стрелки.

– Мадемуазель, господа, у нас остается совсем мало времени, чтобы разгадать эту тайну. Если мы потерпим неудачу, то на нашей совести будет больше смертей, закончил он, усаживаясь рядом с нами.

После этой торжественной и решительной речи, в которой были четко сформулированы все проблемы, последовала оживленная дискуссия о сути индивидуализма.

Я предложил отталкиваться от самого простого понятия, индивидуализм как философия, рассматривающая человека как единственную реальность, а не как коллектив с общими проблемами.

– Согласен с вами, – сказал Джемерек, – но настаиваю на том, что этим понятием не стоит пренебрегать, по крайней мере сначала, так как оно включает в себя идею защиты индивидуальных свобод: свобода собственности, свобода мысли и нравственная свобода.

– Точно, – согласился Витторио, и именно поэтому оно и является одним из столпов нашей культуры.

– Но эта не тот вид индивидуализма, который осуждает Мона Лиза, – добавила Барбара, – это скорее та его форма, которая сейчас вымирает.

– Так и есть, – сказал я, – своего рода исчезающий индивидуализм

– который перерождается в безграничный эгоизм, – закончил Витторио.

– Да, – подтвердил Магнус, – широко распространенное поведение, выраженное в нежелании нести обязательства перед обществом.

Он поднялся, чтобы открыть окно, достал трубку и табак, прежде чем спросить разрешения покурить.

Никто не возражал, даже Барбара, что было обусловлено ее заинтересованностью в разговоре.

– Но кто хочет избежать обязательств, о которых вы говорите?

– Многие. Те, кто видят в отсутствии ограничений конец всех проблем, те, кто считают, что платят много налогов

– Республиканцы? спросил Витторио.

– В том числе, – ответил Магнус смеясь.

Барбара не шутила, когда спросила:

– Они правы. Я тоже неохотно плачу за услуги, которых я не получаю.

– Вот как? удивился я, – вы не пользуетесь дорогами, уличным освещением, общественным транспортом?

– Да, но все эти услуги могут быть распределены между частными компаниями.

– Не совсем, никто еще не отменял полицию и армию.

– Почему бы и нет? – сказала она, улыбаясь, чтобы разозлить меня, – я вполне могу представить организации, которые будут защищать своих членов в обмен на взносы.

– А кто будет защищать бедных? – спросил священник.

Молодая женщина пожала плечами и покачала головой. Я продолжил развивать тему, начатую священником:

– И как бы вы хотели избавиться от налогов?

– Отменив социальное пособие, – ответила она, как будто это было и так очевидно.

Когда я был ребенком, мама зарабатывала деньги, убираясь у богатых людей, и я вырос во многом благодаря социальному пособию. Без этой помощи такие люди как я никогда бы не стали адвокатами и, услышав слова Барбары, я почувствовал, как во мне закипает ярость.

– Вы совсем свихнулись? Ваши наркотики совсем испортили ваши мозги.

– Успокойтесь, дети мои, успокойтесь! – потребовал Магнус, стукнув кулаком по столу, – мы договаривались не увлекаться эмоциями.

Ни Барбара, ни я не обратили на него никакого внимания.

– Вы вполне заслуживаете того, чтобы попасть в тюрьму за хранение наркотиков, – сказал я ей, пригрозив пальцем.

В ответ она швырнула книгу мне в лицо.

Во время этой перепалки Магнус и Джемерек принялись за шахматы, а Мирослав ходил от одного к другому, чтобы поучить свою порцию ласки. А я еще не закончил с Барбарой:

– Так или иначе, вопрос о социальных пособиях решается правительством, демократически избранным гражданами.

– Вы прекрасно знаете, что итоги выборов не реальны.

– И почему же, скажите, пожалуйста?

– Потому что никто не спрашивает граждан, какое правительство они хотят и хотят ли вообще!

– Анархистка!

– Грязный социалист! выпалила она, размахивая руками.

– Дура!

– Мудак!

Я собирался придумать еще более оскорбительный слова, когда понял всю нелепость ситуации. Мы теряли время, хотя у нас были срочные дела. Я глубоко вдохнул и вернулся на свое место, пообещав Барбаре, что мы вернемся к этому разговору, когда решим все текущие проблемы. Было забавно смотреть, как все молча собираются вокруг стола для дальнейших обсуждений.

Мы решили исследовать все варианты, которые могут содержаться в этом сообщении:

Элена (1824-89)

24-03 12-04 03-01 29-02 15-06 12-05 18-03 09-07 Скидамаринк

Мы могли бы разбить ее на 4 части, так же как картину Моны Лизы и цитаты, которые нам прислали. По логике этого человека нам следовало так поступить, чтобы каждый расшифровывал свой кусочек, используя свои знания.

К сожалению, казалось, что этот пазл состоит из трех частей:

Элена (1824-89)

24-03 12-04 03-01 29-02 15-06 12-05 18-03 09-07 3. Скидамаринк

После быстрого обхода стола, все сошлись во мнении, что первая часть относилась к женщине по имени Элена, которая родилась в 1824 году и умерла 65 лет спустя. Обсуждая цифры, мы уже не смогли прийти к какому-то выводу также единодушно. Витторио увидел в нем код от сейфа; я склонялся к последовательности дат: 24 марта, 12 апреля, 3 января, 29 февраля, 15 июня, 12 мая, 18 марта, 9 июля.

Магнус был ни в чем не уверен и считал, что эти варианты слишком простые, его беспокоили две вещи: почему не указаны все последующие за июлем месяца и почему присутствует дата 29 февраля, ведь этот день бывает раз в 4 года.

Я объяснил все следующим образом: за каждой цифрой скрывается слово, а вся цепочка цифр подразумевает целую фразу.

– Но что может означать 24-03?

– Это могут быть какие-то координаты слова из книги, которое может быть ключом, например третье слово на двадцать четвертой странице.

– Архаичный подход, – сказала тихо Барбара, которая критиковала все предложение, исходившие не от нее.

Магнус старался не взорваться. Он несколько раз вдохнул, прежде чем заговорить спокойным голосом:

– С компьютерными возможностями, которые имеются на сегодняшний день, можно тысячью различными способами зашифровать сообщение. Но давайте не забывать, Мона Лиза выбрал нас для расшифровки этого кода. Я не думаю, что для его разгадки нам потребуется компьютер. Решение придет после размышлений, нужно использовать наши знания и наш опыт.

– Вы думаете, мы сильнее компьютера?

– В этом случае, определенно. Подумайте: если вы хотите, чтобы ваше кодирование было эффективным, вы не будете использовать математические формулы, которые компьютер распознает за несколько секунд. Нет, лучший способ стар: нужно убедиться, что получатель и отправитель имеют одну и ту же книгу.

– Эта книга и есть ключ к сообщению?

– Да, в том смысле, что она позволяет отыскать те слова, которые скрываются за шифром. И если у вас нет этой книги, то ни к чему использовать искусственные мозги, они вам не помогут.

– Значит, мы должны найти эту книгу, – сказал я, чтобы охладить немного пыл Магнуса.

– Да, и это будет нелегкой задачей.

Что касается третьей части сообщения, загадочного «Скидамаринка», то это слово мало говорило для троих из нас, а именно для меня, Магнуса и Витторио, так как мы провели свое детство за пределами англо-саксонского мира. Наше незнание вызвало ликование у Барбары, смешанное с удивлением:

– Как! Вы не знаете «Скидамаринк»?! Это же популярная детская считалочка!

– Детская считалочка? спросил Магнус, – как Маленький продавец в Москве?

– Или как Братец Жак?

– Ну да, – поморщилась Барбара, которая не знала эти считалочки.

– Продолжим, – сказал Магнус, – Итак, о чем говорится в этой считалочке, мисс Вебер?

Она начала говорить нараспев:

I love you in the morning.

And in the afternoon,

I love you in the evening

And underneath the moon;

Oh, Skidamarink a dink a dink,

Skidamarink a doo, I love you!

В этот момент зашла Роуз, с чашками и большим чайником с дымящимся кофе на подносе. С нескрываемым удовольствием мы набросились на этот бодрящий напиток. Готовя себе чай с кусочками лимона и половинкой сахарного кубика, Барбара продолжала с удовольствием напевать эту песенку. Выходя из комнаты, Роуз также напевала эти незамысловатые слова.

Люблю тебя утром, ла-ла-ла-ла

Магнус остановил ее, потянув за рукав.

– Вы знаете эту песенку, Роуз?

– Скидамаринк? Да все ее знают. Моя мама пела мне ее, когда я была маленькой, и я пела ее своим детям и вашей дочери тоже.

– Видите, я была права! радовалась Барбара.

– Конечно, конечно, – я начал раздражаться, – эта детская песенка никак не приближает нас к разгадке тайны.

Молодая женщина бросила на меня взгляд, который никак не мог быть дружественным, и уже было потянулась за книгой, когда Магнус взмахнул руками в знак примирения.

– Мир! Мир! Вернемся к нашему сообщению.

Приступая ко второму этапу наших поисков, мы решили начать с менее трудного: найти загадочную Элену (1984 89).

Каждый из нас должен был высказывать идеи, которые приходили на ум. Каждый раз, когда мы называли имя, Магнус и Барбара пытались найти связанные с ним даты в энциклопедии и интернете (после того, как с дивана убрали все бумаги, Барбара села на него, скрестив ноги, включила свой компьютер и подключилась к интернету через модем).

Таким образом, ко второй половине дня мы проверили уже всех известных Элен, начиная от Святой Елены, матери императора Константина, до Элены Рубинштейн, не забыв также Елену Троянскую и Элен Пейн-Габошкину (американского астрофизика, изучавшую переменные звезды). К сожалению, после изучения их биографий мы не находили никакой связи с датами, и комната наполнилась вздохами разочарования.

– Не могла это быть Элена, предсказательница, которая жила в прошлом веке? спросил Витторио, вдыхая воздух у открытого окна.

Каждое предложение приводило к состязанию между Магнусом и Барбарой, которые хотели первыми дать ответ. Профессор, обложившись томами американской энциклопедии, утверждал, что информация там более полная, Барбара же в свою очередь отстаивала интернет.

На этот раз Джемерек был первым:

Есть! воскликнул он, – Елена Петровна Блаватская (1831-91), основательница теософского общества, изучавшего оккультизм и эзотерику.

– 1831-91 это не 1824-89, – заметил я, – а в каких годах она основала свое общество?

– В 1875 году, – ответила Барбара, которая тоже уже нашла соответствующую статью, – опять мимо.

Каждый раз, когда нам казалось, что идей больше нет, кто-то называл очередное имя, всплывшее из глубин памяти.

– Я вспомнил один роман, который назывался «Элена» и хранился в библиотеке моего отца, – сказал священник, – что-то скандинавское начала века

– Точно, – ответил Джемерек 10 секунд спустя, – Элена (1902), роман финского писателя Арвида Ярнелельта.

Витторио и я перерыли все атласы, в поисках городов, гор и холмов, название которых хоть как-то напоминало бы Элен или Элена. Но это ни к чему нас не привело, единственное, что мы нашли в этом атласе, хоть как-то схожее с нашими критериями, это город Элена, ставший столицей Монтаны в 1889 году. Но мы на этом останавливаться не стали, так как это название и дата были всего лишь совпадениями и к нашему расследованию никак не относились. Так как мы ничего не нашли, то решили изменить подход к поиску и сосредоточиться на нас самих, ведь сообщение было отправлено лично нам. Начали с пра-пра-бабушек, процесс пошел довольно быстро, так мало кто из нас помнил так много, особенно мы с Барбарой, которые вообще ничего не знали о таких далеких родственницах. Мы пытались вспомнить всех Элен, которые были в наших жизнях. Магнус вспомнил свою учительницу, у которой росли волосы над верхней губой, и которая терроризировала его все детство. Все в школе называли ее «женщина с бородой». Витторио поведал нам о своих сексуальных фантазиях, которые были у него в возрасте 16 лет, после просмотра оперетты Жака Оффенбаха «Елена Прекрасная» с Сабриной Опулини в главной роли. У этой знаменитой итальянской певицы были такие формы, что могли заставить его позабыть про обед целомудрия. Было приятно слушать все эти забавные истории, но к тому моменту, когда опустилась ночь, мы все еще оставались на том же этапе, что и в самом начале.

Отсчет времени все продолжался.

Глава 10. Пьяная ночь.

Около десяти часов Барбара, зевая, выключила свой компьютер.

– На сегодня хватит, мы все равно уже ничего не добьёмся.

– Согласен с вами, – пробормотал Витторио, который уже почти спал в своем кресле.

– Думаю, мы заслужили алкогольную паузу, – сказал Магнус.

Барбара удивленно вскинула брови.

– Можете не рассчитывать на мое участие в общей пьянке, – предупредила молодая женщина, пока Джемерек зажигал три свечи в серебряном подсвечнике.

– Несколько бокалов вина все равно лучше, чем все те таблетки, которые вы употребляете, – ответил он. К тому же я не предлагаю напиться. Я вас приглашаю на урок истории, на путешествия в прошлое.

Уже второй раз за день мы упоминали про наркотическую зависимость Барбары, и тот взгляд, которым она нас окинула, говорил о том, что лучше бы нам закрыть эту тему, если мы хотим остаться целыми и невредимыми.

Витторио, заинтересованный «алкогольной паузой», поднялся со своего места и попросил разъяснений.

– У меня есть несколько бутылок вина большой ценности, – поведал Магнус. Я их берег для особого случая, но после визита Моми я сказал себе, что было бы неплохо открыть их в виду хрупкости земной жизни.

– «Когда солнце зайдет, увидят величие», – сказал Витторио, облачив в слова то, что мы все чувствовали.

– Евангелие от Святого Марка? спросил я.

– Нет, Сенека, – уточнил он, поправляя повязку на ухе.

– Хватит слов! воскликнул Магнус. Кто меня любит, тот пусть идет за мной.

Выйдя через маленькую дверь в холле, мы спустились по каменной лестнице в подвал. Пол был усыпан песком и гравием.

– Не жарко, – сказал я, жалея об оставленной в доме куртке.

– Это сделано специально, Тео, температура поддерживается на уровне одиннадцати градусов.

– А что произойдет в противном случае?

– Если будет слишком холодно, старение вина замедляется, и теряются некоторые его ароматы, а если будет слишком тепло, то вино будет развиваться слишком быстро под действием дрожжей и бактерий.

Перед нами были разложены сотни бутылок на металлических стеллажах.

– Здесь полно пыли, – поморщилась Барбара, беря одну бутылку.

– Эй! Ничего не трогайте! Магнус бросился к ней. Вино нельзя взбалтывать.

Он с бесконечной осторожностью вернул бутылку на место.

– Я поднимусь наверх, – сказала Барбара. Представьте, что Моми решит нанести нам визит, а мы заперты тут.

Джемерек нас обнадежил:

– Собаки охраняют.

– Не так уж хорошо они охраняли, когда нам оставляли сообщение на столе. Да и вообще, Моми способен съесть ваших собак, – сказала она, поднимаясь по лестнице. Жду вас в библиотеке.

Уход Барбары не смутил Магнуса, он медленно ходил между полок, останавливаясь на несколько минут перед каждой бутылки для изучения этикеток.

– Поторапливайтесь, профессор, вы нас заморозите, при всем к вам уважении, – сорвался Витторио, пользуясь тем, что единственная женщина в нашей команде уже ушла, и можно было использовать не столь изящный язык.

После долгих колебаний, Джемерек все таки остановился на одной бутылке, и мы вернулись к Барбаре.

Когда он поставил бутылку на маленький стол, мы, наконец-то, смогли разглядеть название этого сокровища – Chateau Margaux 1961 года.

– А, бордо! воскликнул я. – Мы, французы – но Магнус поспешил прервать меня.

– Не так быстро. Не забывайте, что Аквитания была английской колонией более трехсот лет.

– Как, девятьсот лет назад

– Это уже история? уточнил священник заинтересованно.

Магнус прочистил горло, чтобы заговорить своим любимым профессорским тоном:

– Все началось, когда красавица Элеонора, герцогиня Аквитании вышла замуж за Луи VII, короля Франции в 1100 году. К сожалению, этот царь более жаждал общения с Богом, чем с женой, при всем уважении к вам, Витторио.

Священник все таки выдавил из себя улыбку. Джемерек продолжал свой рассказ:

– Разочарованная отсутствием энтузиазма у своего мужа, королева по достоинству оценила рыцарей и поэтов двора. Это, конечно, очень не понравилось мужу, и он расторгнул брак.

– А при чем тут вино?

– Я подхожу к этому. Разведясь, Элеонора вернула свои владения, а потом отдала их в качестве приданного своему второму мужу – Генриху Плантагенету. Таким образом, город Бордо стал британской территорией на триста лет, и именно в это время под англо-саксонским влиянием налог на вино был отменен, что позволило увеличить его экспорт.

– Странная и грубая эпоха, – дополнил я. Так как вино разливали в бочки, не существовало определенной процедуры его хранения, и вино из лучших сортов винограда продавали молодым, а когда вино состаривалось, его продавали бедным.

– Так вы будете открывать бутылку, меня усыпят ваши исторические тирады, – сказала Барбара, размахивая штопором.

– С удовольствием, – сказал Магнус, беря инструмент в руки. Будем следовать всем этапам. Первый этап презентация напитка. Chateau Margaux 1961 года. Благодаря идеальным климатическим условиям того года, был получен фантастический урожай, который считается одним их лучших в XX веке.

В то время как Магнус рассказывал все это, Витторио откупоривал бутылку с величайшими предосторожностями, чтобы не раскрошилась пробка, ставшая хрупкой с годами. Как только у него это получилось, он вытер шею платком, достав его из кармана брюк. Когда он уже собрался наполнить первый бокал, Магнус, остановив его жестом, открыл ящик стола и достал оттуда хитроумное маленькое приспособление, которое вставлялось в горлышко бутылки и позволяло наполнять бокалы, не проливая ни капли. Когда бокалы были наполнены, и мы собирались попробовать напиток, нас снова попросили проявить немного терпения.

– Второй этап: созерцание. Оцените игру света и цветовую гамму.

– Темно-красный, – сказала Барбара.

– Скорее гранатовый, – уточнил священник.

– Ни то ни другое, – ответил Магнус, – это красивый рубиновый цвет.

Я уже схватил бокал и начал подносить его ко рту, когда Джемерек остановил меня.

– Третий и последний этап перед дегустацией: обоняние и исследование ароматов. Барбара охотно поддержала игру, вдыхая аромат из своего бокала:

– Это вино хорошо пахнет.

– Что вы чувствуете?

– Специи?

– Хм скорее всего трюфель.

Воспользовавшись невнимательностью Магнуса, мы с Витторио начали дегустацию, вскоре за нами последовали и наши друзья.

– Будьте готовы испить мечту, – предупредил Магнус, поднося стакан к губам.

Одно было очевидно: вино «очень хорошее», но эта характеристика не удовлетворила ученого, он убеждал нас уточнить свои впечатления.

– Это странно, – сказал я. создается впечатление, что его можно есть.

– Да, – подтвердил профессор, – у него довольно устойчивое послевкусие, которое длится несколько минут. Ощущаются оттенки табака и кожи.

– Еще чернослив и лакрица, – завершил Витторио, допивая свой бокал.

– Я также ощущаю привкус какао и пряников.

– Дайте-ка мне проверить, – сказала Барбара. А вы не чувствуете цветочный привкус?

– Точно, розы

– Да, и фиалки.

Магнус чуть ли не плакал от совершенства своего вина.

– Ах, это превосходно! Пре-вос-ход-но. Это запомнится мне, как один из наилучших вкусов в моей жизни. Это напиток для души: сбалансированный, мягкий, бархатистый

– Это божественно, Магнус.

– Это стоит всех наркотиков, – подтвердила Барбара, снимая пиджак и устраиваясь на диване.

После нескольких часов напряженной работы, вино принесло нам ощущение восторга и подлинной дружбы. В течение следующего часа мы выпили еще две бутылки вина, после которых окончательно опьянели, что привело к оживленным разговорам, не всегда вполне внятным. Магнус и Витторио расположились в кожаных креслах, в то время как Барбара оставила мне место рядом с собой на диване.

– Спрячьте, пожалуйста, свои ноги и грудь, вы нас смущаете, – сказал я шутливым тоном, – если вы останетесь в таком наряде, я ни за что не отвечаю.

– Посмотрим, Тео, – ответила она с улыбкой. – Умерьте свой пыл, если хотите сохранить мое уважение.

– In Vino Veritas – промычал Витторио, пытаясь объяснить нам, что трезвым человек не скажет того, что можно услышать от него после алкоголя.

Я обратился к священнику:

– Поскольку мы заговорили о правде, должен признаться, что видел исключительно красивое создание на фотографиях в вашей спальне. Одно из ваших завоеваний? спросил я, подмигивая.

– Э-э она на самом деле очень мила, – ответил он смущенно. Это Венуся Петрова, итальянская супермодель болгарского происхождения.

– Венуся? воскликнул я. Это ее настоящее имя?

– О, нет, это псевдоним. Настоящее имя

Он остановился на полуслове, как будто только осознав то, что собирался сказать. Барбара и я уже это поняли и закончили фразу за него:

– Элена! Элена!

– Да, ее зовут Элена Петрова, – подтвердил он.

Через три секунды все четверо уже были на ногах.

Магнус бросился на кухню заваривать крепкий кофе, чтобы он помог нам протрезветь, в то время как Витторио и Барбара уже заняли свои места за столом. Перед тем как присоединиться к ним, я открыл стеклянную дверь, чтобы проветрить комнату. Я посмотрел на небо: тяжелые тучи нависли над равниной, скрывая свет звезд и посылая на деревню размеренный дождь.

– Очень хорошо, – сказал Магнус, расставляя чашки на столе. Вы вышли на след, но не стоит торопиться. Нужно придерживаться системы. Витторио, вам слово.

Священник закурил одну из своих маленьких сигар, прежде чем заговорить.

– Элена Петрова это болгарская модель. Она приехала в Италию с родителями в возрасте трех лет. Она занимается показами, рекламой, фотосессиями. Она также лучшая подруга моей сестры, которая занимается тем же самым, и именно благодаря ей я и познакомился с Эленой в один из визитов к своей семье в Милан. Не смотря на сан священника, я все-таки поддался ее чарам, и у нас был короткий роман, длившийся несколько месяцев.

Он провел рукой по волосам и задумался на минуту, прежде чем продолжить свой рассказ.

– Чтобы быть до конца честным. Признаюсь, что эти отношения в основном носили сексуальный характер. Я говорю об этом, не испытывая чувства вины. Конечно, я знаю, что священники дают обет целомудрия, основываясь на том, что желания плоти могут отвлечь их от духовного долга, но также я думаю, что отсутствие отношений, которые

– Вы не должны нам это объяснять, Витторио, – отрезала Барбара. Ваша личная жизнь интересует нас лишь потому, что это связано с общим делом.

Мы все безоговорочно согласились с ней.

– Мои отношения с этой женщиной закончились, когда я переехал в США.

– Кто знал об этом?

– Никто, – заверил Витторио, – кроме моей сестры, но я не понимаю, как Элена может быть замешана во все это.

– Тем не менее, нам необходимо с ней связаться. У вас есть ее контакты?

– Да, но моя телефонная книжка осталась в Италии.

– Мы можем найти ее номер через интернет, – сказал я, смотря на Барбару. Услышав волшебное слово, она включила компьютер.

– Ее, вероятно, можно найти через агентство.

– Агентство Калипсо, – подсказал Витторио.

Барбара постучала немного по клавиатуре и продиктовала номер, который Витторио сразу кинулся набирать.

К счастью, в агентстве еще кто-то был в это время, кто подсказал нам, что Венуся (Элена) сейчас снималась в клипе в Полинезии. Тем не менее, он оставил нам мобильный телефон.

– Вы правильно сделали, что позвонили сюда, потому что ее домашний автоответчик, кажется, поломался.

Положив трубку, Витторио позвонил своей подруге на Таити. Там было 35 градусов жары, небо было синим, море теплым и в жизни Венуси все было прекрасно, и она ни слова не понимала из нашего рассказа. Этот звонок оказался для нас холодным душем, мы сразу приуныли, по-видимому, мы были на ложном пути.

Коллективные размышления зашли в тупик, когда у меня промелькнула одна мысль. Я позвонил в агентство и попросил дать мне домашний номер телефона мисс Петровой в Милане. После четвертого гудка снова четыре! я услышал щелчок магнитофона, который выдал одно слово: Калифорния, затем монотонный голос начал обратный отсчет, который мы и так прекрасно все знали:

45 ч 17 мин 12 сек, 45 ч 17 мин 11 сек

Мы громко воскликнули. Наконец-то у нас была первая часть головоломки. Магнус подошел в доске, взял тряпку и стер надпись Элена, а вместо нее написал Калифорния. В итоге у нас получилось:

Калифорния (1824-89)

24-03 12-04 03-01 29-02 15-06 12-05 18-03 09-07 Скидамаринк

– Теперь все гораздо яснее, – заметила Барбара иронично.

– Не будьте постоянно так негативно настроены, мисс Вебер, тем более что вы правы: сообщение состоит из четырех частей, по одной для каждого.

– Вы уверены?

– Определенно. Посмотрите: « Элена» не означает, что какая-то Элена умерла. Крест означает, что это послание для нашего друга-священника.

Чтобы лучше понимать, Джемерек стер все с доски и разделил сообщение таким образом, чтобы указать, кому оно предназначалось. НАЧАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ и РАЗГАДАННОЕ СООБЩЕНИЕ:

« Элена» – Витторио Калифорния.

(1824-89) – ??

24-03 12-04 03-01 29-02 15-06 12-05 18-03 09-07 – ??

Скидамаринк – ??

– Если я вас правильно понял, мы должны понять, что скрывается за знаками вопросов?

– Точно.

Наш небольшой успех привел нас в неописуемое волнение, но в два часа ночи все уже чувствовали себя уставшими. И мы с облегчением услышали, что Джемерек объявил о завершении нашего заседания.

– Мы хорошо поработали, но это еще не конец наших бед, нас ждут новые загадки. Для их решения мы должны восстановить наши физические и умственные резервы. Поспите хорошо. Следующее собрание завтра в восемь утра.

Для любителей красивых пейзажей прогулка по скалам Хоут-Хэд открывает потрясающий вид на остров Ламбей и залив Дублина. Ветер прогнал дождевые облака, и утреннее солнце ласкало землю, испещренную множеством тропинок.

В нескольких метрах впереди меня Барбара наслаждалась морским воздухом, в то время как большой ястреб кружил над кустами в поисках мелких млекопитающих себе на завтрак. Мы вышли проветрить легкие и прогуляться перед едой по дороге, пролегающей вдоль скал.

– Передохнем? предложила Барбара. Положив руки на бедра, она восстанавливала дыхание.

– Ок. Магнус убьет нас, если мы вернемся поздно, но, в конце концов, мы не обязаны подчиняться каждому его слову, – сказал я в порыве возмущения против его чрезмерного желания всем руководить.

Она застегнула до самого подбородка свою куртку, и мы уселись на плоский камень, любуясь морем и солнцем, сияющим перед нами.

– Он вернется? – спросила она какое-то время спустя, не поднимая головы.

– Кто?

– Моми. Он вернется, чтобы убить нас. Как делал всякий раз, когда кто-то ускользал от него. Я просматривала газетные архивы вчера и прочла историю двух студентов. Это это ужасно.

Барбара имела в виду один из самых мрачных эпизодов в карьере психопата, когда два года назад он напал на пятерых молодых студентов, которые отдыхали в кемпинге в Колорадо. Троих он застрелил в шею, но двоим, брату и сестре, оба учились в Университете Денвера, удалось сбежать из его когтей. Они смогли добраться до своего внедорожника и уехать в город.

Благодаря их показаниям, а также свидетельствам других выживших людей, полиция пришла к выводу, что Моми не прибегал к пластической хирургии, чтобы изменить свою внешность. Конечно, он был очень искусен в приемах маскировки, раз он до сих пор ни разу не попался, но он хотел показать свое настоящее лицо будущим жертвам. На этот раз, несмотря на то, что полиция мобилизовала свои лучшие силы, и на дорогах были выставлены блокпосты, поймать Моми не удалось. Хуже того, через месяц ему удалось отыскать двух студентов и отомстить. Газеты описывали ужасные сцены пыток, которые происходили до убийства: расчленение еще живых людей, вырезание мозга и половых органов.

Я повернулся к Барбаре и увидел, что у нее наворачиваются слезы на глазах. Она открыла рюкзак и вытащила оттуда небольшую бутылочку для таблеток, содержащую хорошо узнаваемый белый порошок. Как я и подозревал, ее наркомания распространялась не только на стимуляторы эйфории, но и на кокаин и другие алкалоиды.

Я попытался забрать у нее бутылочку из рук, но она воспротивилась.

– Я не могу лишить себя этого сейчас! Я не справлюсь, – сказала она дрожащим голосом, вытирая слезы, катящиеся по щекам.

Я позволил ей понюхать немного порошка, зная о последствиях, которые неизбежно последуют, если отказать ей в этом. Я вытер ее лицо платком и взял с нее обещание, что она попробует завязать с наркотиками.

Я хорошо понимал расстройство Барбары, потому что сам ужасно боялся Моми. Растроганный ее несчастным видом, я попытался немного приободрить ее, но Барбара имела удивительную способность быстро собираться, и она поразила меня еще больше:

– А теперь, если у Моми появится плохая идея вернуться за нами, мне будет чем ему ответить, – сказала она, доставая из сумки небольшой IPP 788 последней модели.

– Как вам удалось провезти эту пушку через таможню? – спросил я, застигнутый врасплох.

– Благодаря чипу, который блокирует работу металлоискателя. Это новая система, я купила ее у друга.

– У вас забавные друзья.

– Он бывший полицейский, теперь работает частным детективом. Мы ходим в один тир.

– Только этого еще не хватало!

– Я даже состою в НСА.

– Это меня в вас не удивляет.

– Вы знаете, что говорится в Конституции: «Право людей хранить и носить оружие не должно »

– « не должно быть ограничено», я знаю, я же адвокат, я знаю вторую поправку.

– Вы против?

– Оружие создает больше проблем, чем приносит решений.

Она покачала головой в знак несогласия.

– Оружие может быть полезным при самообороне, особенно женщинам. Я часто ношу его собой, и редко когда его не оказывается в моей сумке. Если честно, у меня есть даже штурмовая винтовка.

– Это незаконно: закон о борьбе с преступностью 1994 года.

– Заявите на меня в полицию, – усмехнулась она.

Я помог ей подняться на ноги. Успокоенная кокаином, она благодарно улыбнулась мне и попросила не рассказывать никому об этом «инциденте», как она это назвала. Я обещал, я даже был доволен разделить тайну с этой загадочной женщиной, которая вдохновляла меня своим обаянием настолько же, насколько и чувством жалости к ней.

По дороге домой мы много шутили о той жизни, которая могла бы быть после продажи отреставрированной Моны Лизы.

Войдя в комнату, мы заметили укоризненные взгляды, которые бросили на нас наши помощники.

– Не хотелось бы быть пессимистом, но у нас есть всего несколько часов до истечения срока. Время работает не на нас.

Перед нами стоял поднос с завтраком, который приготовил Магнус.

– Только что звонила Роза, – сказал он сварливым тоном. Ее не будет два-три дня. Ее матери стало хуже сегодня ночью.

Мы молча кивнули, глотая уже остывший кофе. Затем все взоры устремились на доску, где были написаны три части сообщения, требующие разгадки.

– Как вы предлагаете их распределить? спросил я.

Джемерек, который очень любил цифры, был уверен, что криптограмма предназначалась ему. Что касается «Скидамаринк», то это слово что-то напоминало только Барбаре. Значит, мне оставалась дата (1824-1889), Витторио со своей частью сообщение уже разобрался.

Мы начали вместе размышлять над криптограммой. Накануне Магнус сказал, что эта часть сообщения является чем-то более сложным, чем простым рядом дат. Если раньше он думал, что эти пары чисел (день/месяц) были координатами слова в каком-то издании или литературном сочинении, то после ночных раздумий он изменил свою точку зрения в связи с наличием особого дня: 29 февраля.

– Как вы знаете, 29 февраля присутствует только в високосном году. Так что наличие этой даты является для нас ориентиром к какому-то особенному году.

– Это может быть просто совпадением, – заметил священник.

– Возможно, но маловероятно, – ответил я. Существует шанс 1 к 366 написания этой даты в случайном порядке. Так что, думаю, эта дата тут не случайно.

Барбара вытащила из сумки ежедневник и начала судорожно его листать.

– Я уже проверил, мисс Вебер, этот год как раз високосный, – сказал Джемерек.

– Однако в указанные даты не происходило ничего существенного, по крайней мере у меня 24 марта, 12 апреля, 3 января

– Верно, – подтвердил ученый. Поэтому я считаю это подтверждением своей первоначальной догадки: эти даты относятся не к особым событиям, а являются координатами слова.

– И при чем здесь тогда високосный год?

– Я немного продвинулся, мисс Вебер. Я думаю, что эти координаты имеют не два измерения, а три: таким образом, 24-03 обозначает не страницу 24 и третье слово, а нечто другое.

– Что?

– В этом году 24 марта выпадает на четверг, пятый день недели. Четверг, 24 марта: 05-24-03.

– И что это дает?

– Ну, например: пятая глава, двадцать четвертая страница, третье слово.

Мы взяли паузу, чтобы переварить эти рассуждения. Казалось, что все сходилось, кроме одной детали, которая все портила. На самом деле, если рассмотреть все эти даты, то можно заметить, что они не идут дальше июля или седьмого слова на странице. Однако в любом произведении количество слов на странице около десяти. Поэтому мне казалось странным, что автор ограничился числом семь.

– Это неспроста, – согласился Магнус. У кого какие предположения?

– Два, профессор. У меня есть по крайней мере два объяснения. Либо это ссылка на текст, который печатается в колонках, как в газетах или Библии.

– Либо?

– Либо три координаты указывают последовательно не на главу, страницу и порядковый номер слова, а на страницу, слово и номер буквы.

Все посмотрели на доску.

– Мы должны отыскать не фразу, а слово, – резюмировала Барбара.

– Ваш вариант привлекателен. Тео.

– В любом случае остается самое основное, найти тот источник, который является ключом к расшифровке.

– Приступим к работе!

Первое, что пришло на ум были наши собственные публикации. Книги, написанные Магнусом занимали видное место в его библиотеке, и начать поиск мы решили именно с них. К сожалению, эта попытка так ни к чему и не привела. У Витторио всегда была с собой Библия, но и в этом случае наши три метода расшифровки не дали результатов. Следующими на очереди были мои книги, но, по-видимому, они не были признаны достаточно примечательными для включения в библиотеку ученного.

– Заметьте, что я не виню вас, профессор, потому что у меня самого нет этих изданий.

– Это хорошо, что вы так спокойно к этому относитесь, но делу это не помогает.

– Вы можете позвонить своей матери, – обратился ко мне Витторио. Матери обычно гордятся творениями своих сыновей.

– Плохая идея, простонал я. Мы не виделись несколько лет. Поэтому не могу даже представить, как она отнесется к истории о разрезанном шедевре и столпам западной культуры.

– У вас есть другие идеи, как получить эти две книги за полчаса?

Барбара вручила мне свой сотовый, и я вышел в сад.

После смерти второго мужа, мама жила одна в небольшом доме в пригороде Бостона. Я ненавидел этот город и в частности это место. С тех пор, как я получил первую зарплату, я отправлял ей немного денег, чтобы ей больше не приходилось заниматься уборкой. Первые несколько лет работы адвокатом я проводил Новый Год с ней. Я приносил елку, и мы вместе ее украшали. Мы ели фуа-гра, копченого лосося и пили шампанское. В один из праздников я не смог приехать, мой клиент пригласил меня отпраздновать канун Рождества в своем загородном доме в Палм-Бич. С профессиональной точки зрения это была интересная возможность. Это давало возможность сблизиться с тем типом людей, у которых моя мама убиралась. Тем вечером я пожелал ей «веселого Рождества» по телефону. И после этого я уже никогда не возвращался в Бостон. Я просто звонил ей иногда. У меня не было от нее никаких новостей в течение нескольких месяцев. Поэтому с большим чувством стыда я набрал номер в Бостоне.

Не думаю, что в этом рассказе есть место для пересказа нашего с ней разговора в деталях. Просто скажу, что она взяла мои книги и проверила те буквы, координаты которых я ей называл. Но это нам ничего не дало, что я и сообщил моим друзьям, вернувшись в комнату. А дальше началась колоссальная работа по штудированию огромного количества книг, которая, к сожалению, тоже ни к чему не привела. Часы работы, тем не менее, не прошли совсем зря. Это было в первый раз, когда мы все вместе не ругались и не спорили дольше десяти минут и, несмотря на безрезультатность нашей работы, я был рад тому, что мы стали членами одной команды.

В середине дня в холе зазвонил телефон. Розы не было, Магнус, выйдя на лестницу из библиотеки, попросил меня ответить. Это была его дочь, Селия, которая звонила из США, чтобы узнать новости. У нее был мягкий голос с очаровательными интонациями, который показался мне знакомым. Джемерек попросил меня сказать ей, что не может сейчас ответить, потому что мы работаем. Я немного смутился, но Селия, казалось, привыкла к постоянной занятости отца.

– У папы все более или менее хорошо? – спросила она, не особо сомневаясь в ответе. Он звонил мне, чтобы сказать о том, что он в Ирландии, но как обычно разговор был коротким.

– Хорошо, – честно ответил я. Мы работаем уже четыре дня, и он в хорошей физической и интеллектуальной форме.

– Вы ученый?

– Нет, я адвокат.

– Я тоже, в каком-то смысле! Я юридический консультант в крупной фирме во Флориде.

– Удачи вам в вашей работе, Селия.

– Спасибо. И скажите папе, что я перезвоню завтра.

Положив трубку, я отметил, что этот голос и в правду не был мне незнаком.

Глава 11. Скидамаринк

Когда на часах в библиотеке пробило 18 часов, мы все еще не продвинулись ни на дюйм. Согласно обратному отсчету у нас оставалось 27 часов 39 минут и 41 секунда; у нас были не разгаданы еще 3 части сообщения, и начало ощущаться разочарование. Мы боялись, что могли пройти мимо решения и сожалеть об этом потом.

Барбара предложила сделать паузу, чтобы «проветрить голову». Так как я опасался, что она опять примет кокаин, то решил не оставлять ее одну и взять с собой в бар в Дун-Лэаре. Витторио, которого совсем не пугала перспектива пропустить пару кружек пива, присоединился к нам; только Магнус отказался, решив провести время в изучении книг.

Для него это был личный вопрос, он был уверен, что эта часть сообщения адресована именно ему, человеку науки и цифр, который провел свою жизнь среди книг, пробирок и компьютеров.

– Не волнуйтесь, мы продолжим думать над оставшимися двумя частями загадки, – пообещали мы, выходя из комнаты.

Несмотря на протесты Барбары, за руль мерседеса сел я.

– Вы увидите, что значит настоящее вождение, – сказал я, заводя машину.

– В этом случае мы недалеко уедем, – ответила Барбара, радуясь, что нашла тему для спора.

В памяти всплыли две другие части головоломки: «1824-89» и «Скидамаринк», но ни одной стоящей идеи не возникало, даже когда Барбара несколько раз подряд спела песенку.

Я люблю тебя утром

Никто уже не пытался размышлять, мы просто любовались проносящимся мимо пейзажем.

Чуть позднее Витторио включил радио, чтобы послушать новости BBC. По-настоящему новых фактов не было, но мы, по крайней мере, узнали, что СМИ снимали сливки с этого события: все еженедельные издания пестрили заголовками типа «четыре шатких основания мира» или «Месть Джоконды», а один модный философ даже собирался выпустить книгу под названием «четыре всадника Апокалипсиса». В интернете также имелась масса сайтов, освещающих данное событие, и каждый день полиция получала десятки нелепых заявлений от различных группировок или просто шутников, что это они украли Мону Лизу или убили Стейнера, а также предупреждали, что через несколько недель исчезнет Эйфелева башня, взорвется Белый Дом или Биг Бен.

Когда мы приехали в порт был еще день, и множество людей прогуливались по причалу, наблюдая за возвращением паромов из Шотландии. Витторио купил три ванильных рожка мороженого, и мы долго прогуливались вдоль дамбы. Наслаждаясь своим мороженым, я рассматривал людей вокруг себя: вот человек, который бегает со своей собакой, вот музыканты, играющие традиционные баллады, вот деты, играющие в футбол и лакомящиеся конфетами. В этот момент я подумал о том, что когда эта история придет к своему эпилогу, может быть, для меня будет еще не поздно зажить нормальной жизнью: вернуться на работу, завести детей, бегать с собакой в лесу по воскресным утрам. Тем не менее, эта мысль быстро исчезла, когда я увидел двух немецких туристов, которые гуляли с ребенком, спящим в коляске. Светлые волосы женщины заставили меня подумать о Ней, о ее запахе, о ее лице, о ее прическе, когда она еще была со мной, о ребенке, который мог бы быть у нас.

Я повернулся к Барбаре и Витторио и увидел их печальный взгляд, устремленный к горизонту. И я подумал, что и у них, наверняка, есть болезненные воспоминания, которые могут разбередить старые раны, и я задался вопросом, как эта красивая, умная и успешная женщина пристрастилась к наркотикам. Случай с Витторио казался мне еще более загадочным. Как такой благородный и предприимчивый человек оказался в том мире, где церковь все еще опутывает своими обрядами, запрещающими священнослужителям жениться и использовать контрацептивы. Все эти мысли кружились у меня в голове, наравне с цифрами 1824-89, которые мы должны разгадать.

– Итак, мы будем что-нибудь пить? спросила Барбара, когда мы проходили мимо шикарного паба «Дикая Гусыня», располагающегося на берегу.

Устроившись за столиком и заказав три порции виски, мы наслаждались изысканной обстановкой. Витторио закурил сигариллу. Почувствовав запах табака, я безумно захотел покурить. Я достал пачку сигарет из кармана своего пальто (предварительно убрав оттуда свою часть холста и отдав ее Магнусу на хранение, который спрятал ее в винном погребе) и предложил Барбаре. Несколько минут я выступал с обвинительной речью против лицемерия американского общества, объявившего «охоту на ведьм» против курения. Но тут улыбающаяся сексуальная девушка принесла нам наши бокалы и вазочку арахиса.

– Сегодня табак, секс и алкоголь, – сказал я, поднимая бокал.

– Табак и алкоголь, – поправила меня Барбара.

Выпив первый бокал, вслед за которым последовало несколько литров пива, мы вспомнили о Магнусе, который остался один в окружении своих книг.

– Есть одна деталь, которая меня беспокоит, – сказала Барбара, которая была сосредоточена даже после алкоголя.

– Какая?

– В библиотеке Магнуса мало фотографий: стандартные фото России, родители, коллеги и даже фото кошки, но нет фотографий его дочери или жены. Вам не кажется это странным?

– Еще более странно, что он убрал эти фотографии перед вашим приездом.

– Как так?

– Когда мы приехали позавчера, он вышел из библиотеки с 5 или 6 рамками в руках и унес их в свою комнату.

– Вы их видели? спросила Барбара.

– Это его личная жизнь, – ответит священник. – Но все таки для общей информации сообщу, что у него нет жены. Я спрашивал у Розы, и она сказала, что Джемерек никогда не был женат.

– А кто мать его дочери?

– Это запретная тема. Возможно кто-то, с кем он жил в России, до его переезда на Запад.

Весь следующий час мы продолжали пить и курить, пребывая в хорошем настроении, словно солдаты в последний день отпуска, перед возвращением на фронт. Но, что бы мы не говорили, было очевидно, что встреча с Моми нас глубоко потрясла. Мы все жутко боялись.

– Это я вас пригласила, – сказал Барбара, когда мы подошли к стойке, чтобы расплатиться.

Мне всегда казалось, что существует два типа людей: те, кто принимают решения, основываясь на расчет и те, кто принимают решения, руководствуясь интуицией. В отличие от Барбары маньяка рациональности я отношусь ко второй категории, что позволило мне выиграть множество процессов, но и проиграть несколько, это правда. В ту ночь мне катастрофически не хватало моей интуиции, и именно Барбаре удалось разгадать загадку.

Она достала пачку купюр из бумажника и нашла купюру в 20 евро. Ей захотелось покурить, и она попросила у меня сигарету. Я машинально протянул ей пачку, на которой до этого я написал 1824-89. Когда бармен все таки решил вернуться к нам, Барбара держала в одной руке купюру, в другой пачку. Она еще минуту простояла неподвижно, затем попросила стакан воды и, наконец, воскликнула:

– О, Боже! 1824-89 это 182 489 долларов, и это сообщение адресовано мне!

Когда Витторио распахнул дверь библиотеки, мы увидели, что Магнус уснул на диване.

Мирослав расположился на животе у своего хозяина и, казалось, охранял его сон. Он взглянул на нас, ясно давая понять, что он думает по поводу вторжения в его спокойный мир.

– Я утомился, – признался Джемерек, – я просмотрел все книги, но ничего не нашел. А как у вас?

– Мы решили вторую часть загадки, – сообщил я хладнокровно.

Я быстро ввел его в курс дела: передал то, что Барбара рассказала нам на обратной дороге: четыре года назад, когда «Майкро-Глобал» расставался с Барбарой после случая в Никарагуа, они обсуждали компенсацию. Благодаря интернету, мы смогли проверить ее банковский счет, точная сумма, полученная в то время 182 489 долларов. К нашему огромному удивлению, она рассказала, что перевела всю сумму семье девушки, погибшей от удара тока, будучи беременной. Таким образом, Барбара представляла собой один из столпов западной культуры с положительной стороны, но, казалось, ей было стыдно признаться в своем поступке, как будто это было слабостью с ее стороны.

Разгадка этой части сообщения вызвала в нас противоречивые чувства. Мы не понимали, каким образом Мона Лиза узнавал такие подробности наших жизней. Начиная с личной жизни священника, заканчивая банковским счетом Барбары, люди, которые стояли за этими манипуляциями знали все, несмотря на то, что мы этим ни с кем не делились. В этой ситуации мы чувствовали себя слишком незащищёнными и уязвимыми. Но мы не могли и дальше предаваться унынию. Нужно было переиграть Мону Лизу на его собственном поле. Отсчет времени продолжался, но мы уже прошли половину пути, разгадав вторую часть. Магнус записал это в таблицу на доске, вписав на место цифр 1824-89 название «Майкро-Глобал».

Калифорния, «Майкро-Глобал»

24-03 12-04 03-01 29-02 15-06 12-05 18-03 09-07 Скидамаринк

– Подождите, почему именно слово «Майкро-Глобал»? – спросил Витторио, – ничего не указывает, что именно это слово скрывается под цифрами 1824-89.

– А что еще это может быть? Чек на эту сумму подписан «Майкро-Глобал».

– Разумно, – согласилась Барбара.

– Ну ладно, – сказал Витторио неуверенно.

У меня тоже оставались сомнения на этот счет.

Для успокоения совести. Барбара решила проверить в электронном справочнике, какие предприятия были у «Майкро-Глобал» в Калифорнии. Как она и предполагала, список оказался слишком длинным и трудночитаемым.

– Итак, Тео, – обратился ко мне Джемерек, – мы остались вдвоем, кто не знает, какая часть сообщения ему предназначена.

– Хотите совет? Начните размышлять о песенке.

Было уже 23 часа, но никто не хотел подниматься к себе в комнату. Мы боялись оставаться наедине со своими страхами, и должны были дальше разбираться в этом деле. Оставшуюся часть вечера мы провели на кухне за бутылкой Сан-Пелегрино (мы выпили слишком много алкоголя за последние два дня). Поджарив несколько кусочков хлеба, Магнус спустился в подвал, пообещав вернуться с безалкогольным сюрпризом. Он вернулся пять минут спустя, держа в руках цилиндр двадцати пяти сантиметров в высоту и пятнадцати сантиметров в диаметре, обернутый в бело-голубое полотенце. Он аккуратно поставил свое сокровище на стол и убрал полотенце. Я ожидал чего угодно: ядерную боеголовку, банку с эмбрионом пришельца.

– Сыр, – сказал я, выдохнув.

– Да, – сказал он с гордостью, поглаживая сухую серую корку. – Стилтон, лучший английский сыр, я получаю его из лучших погребов Лестершира.

– И что вы собираетесь с ним делать? спросила Барбара с отвращением.

– Тупица! возмутился Магнус. – Пробовать, конечно! Производство этого вида сыра началось в 1730 году, – объяснял он, отрезав 4 больших куска и положив их на красивые фарфоровые тарелки. – В XVIII веке его подавали со старым портвейном в гостиных или курительных комнатах среди мужчин, естественно. Но вы можете остаться, моя дорогая, мы ни в коем случае не хотим лишиться вашей компании.

Он протянул каждому свою тарелку, а также несколько зажаренных тостов.

– Насладитесь текстурой: мягкий, гибкий, с сине-зелеными прожилками, сыр, который созревал в течение 6 месяцев в сыром подвале.

– Я чувствую отвратительный запах земли, – сказала Барбара, заткнув нос.

– Будучи приверженцем органических продуктов, вы должны были оценить, – сказал я, – коровье молоко, в нем полно питательных веществ: кальций, фосфор, белки

– Но вы забываете, сколько там липидов. Вы знаете о том количестве жира, который вы собираетесь проглотить? И помимо этого, жиры нарушают пищеварение и способствуют повышению уровня холестерина. И я даже не говорю о тех рисках, связанных с возможными болезнями животных.

Витторио и Магнус уже наслаждались сыром и не стали спорить с молодой женщиной. Я попробовал, в свою очередь, вкус оказался сладковатым и немного острым, но более мягким, чем французский рокфор.

– Это великолепно! воскликнул священник. Но просто грех пить минеральную воду после него.

– Вы правы, – ответил Магнус, доставая бутылку шерри. Барбара и я отказались от алкоголя.

– Боже! воскликнул Магнус, чокаясь со священником, – поможет нам, если существует.

– Наука! ответил уже изрядно выпивший Витторио. Джемерек откинулся в своем кресле, улыбаясь.

– Бог и наука! Между ними всегда неприязнь.

– Почти война, – поправил Витторио.

– И все же, все могло бы быть гораздо проще, – улыбнулся ученый.

– В какой степени? спросила Барбара, кипятя воду для своего напитка.

– В той, что наука никогда не опровергала существование Бога, просто она не использует его как объяснение всех явлений.

– То есть вы хотите сказать, что наука изучает законы устройства мира, отрицающие его божественное происхождение, но при этом не отрицает самого Бога?

– Именно, – кивнул головой Магнус.

– Эта позиция кажется противоречивой, – сказала Барбара.

– Вовсе нет. Редко можно найти ученых-атеистов.

– Среди них мало набожных католиков, – я попытался вспомнить знакомых ученых, с которыми когда-либо встречался.

– Да, скорее что-то среднее.

– Это и ваша позиция?

– Да, также как и Эйнштейна, – с гордостью ответил Магнус.

– И что он говорил по этому поводу? – поинтересовался Витторио.

– Для него не существовало четких границ между наукой и религией. Чтобы объяснить законы, которые управляют миром, нужно предположить, что существует определенный порядок во всей вселенной, и что существует некая высшая сила, которая является одним из создателей это вселенной.

После такого аргумента, Витторио проникся еще большим доверием. Для него в этот период сомнений в своей вере, слова Магнуса стали в своем роде приободрением.

– В любом случае, продолжал он, – несмотря на то, что наука очень сильна, религии не стоит беспокоиться: когда наука исключит Бога из своих гипотез, она уже никогда не сможет опровергнуть божественного существования.

– Наука никогда не сможет дать ответы на вопросы о смысле жизни и морали, – сказал я.

– Да, и хорошо, что так, – ответил ученый.

После этих слов все пошли спать, ночь не будет долгой, если мы хотели распутать все нити этой истории.

Небо было ясным и голубым, как море, когда я открыл окно рано утром на следующий день. Легкий западный ветер, который бывает вблизи береговой линии, освежил воздух. Я быстро принял душ и постучался к Барбаре.

– Кто там? спросила она.

– Моми, – ответил я глухим голосом.

Она потянула замок и слегка приоткрыла дверь.

– Что это? спросил я, увидев ее лицо, покрытое какой-то зеленной массой.

– Маска из глины, чтобы кожа оставалась подтянутой, ответила она.

– Понятно, вы позволите мне войти?

– Я не могу, я не в подобающем виде, – ответила она с улыбкой.

– Я хочу посмотреть!

– Вернитесь через десять минут с завтраком, – сказала она, томно хлопая ресницами.

Затем она закрыла дверь.

Я спустился на кухню, приготовил кофе, выжал сок из апельсина и насыпал две миски хлопьев. В холодильнике я нашел отложенные Барбарой продукты для ее напитка. Я достал бутылку соевого молока (на самом деле отвратительную смесь из соевых бобов и воды, лишь цветом напоминающую молоко) и налил немного в стакан. Я также отрезал несколько кусочков хлеба и поджарил яйца с беконом, чтобы послушать, как Барбара возмущается по поводу животного жира.

Спустя несколько минут я уже стоял перед ее дверью с красиво сервированным подносом и со стаканом, в который я поставил срезанную в саду розу. Она уже смыла свою маску и забавной мимикой своего милого лица предложила войти.

– Спасибо за цветок, но вот ваш взгляд все испортил, не смотрите на меня как на сексуальный объект! предупредила она, когда заметила, что я не могу оторвать взгляд от ее невероятно длинных ног и шикарной груди.

Я поставил поднос на маленький столик около окна. Это была восточная комната, и утреннее солнце согревало еще не заправленную постель.

– Могу я узнать, чем заслужила все это внимание? поинтересовалась Барбара.

– Простой дружеский жест.

– Это из-за истории, которую я вчера рассказала? Я выросла в ваших глазах, потому что вы узнали, что когда-то я отдала огромную сумму денег нуждающейся семье?

– Отчасти.

– И также вы, вероятно, удовлетворены, увидев меня уязвленной и зависимой от наркотиков?

– Совсем нет, почему вы так говорите?

– Послушайте меня, господин адвокат, я не разделяю ваши гребанные идеалы равенства и братства и к тому же я не пристрастилась к наркотикам.

С этими слова она достала из ящика маленькую коробочку с кокаином, открыла окно и развеяла белый порошок по ветру.

– Не стоит меня недооценивать, Тео. Не совершайте эту ошибку, это в ваших же интересах.

Она испортила наш маленьких завтрак.

– Я почти забыл, насколько неприятной вы можете быть, – сказал я, покидая комнату.

Перед отъездом мне все-таки удалось стянуть у нее револьвер, который она прятала в ящике тумбочки (никогда не знаешь, что можно ожидать, когда в твоем распоряжении имеется оружие). Накануне, молодая женщина наверняка увидела сострадание в моем взгляде, а для таких натур, как она, это было равносильно унижению.

Через полчаса мы все сидели вокруг стола, в центре которого стояли небольшие часы, как ориентир в нашей гонке.

– У нас остается 13 часов и 30 минут, чтобы разгадать 2 оставшиеся загадки. Я жду ваших предложений?

– А мы ждем ваших, – сказал я, чтобы напомнить ему, что он не особо помог в разгадке двух первых.

На несколько минут в комнате повисло молчание, а потом все признались, что идей нет.

– Черт! выругался Витторио. Мы не можем потерпеть неудачу, находясь так близко к цели.

Барбара, которая вернулась к своей высокомерной манере поведения, вышла из-за стола.

– Я устала от ваших загадок. Пойду лучше побегаю около скал.

Она исчезла до того, как Магнус успел запротестовать. В это время в холе раздался телефонный звонок.

– Это, должно быть, ваша дочь, Магнус. Она предупреждала, что позвонит.

Магнус быстро вышел из комнаты, и мы остались вдвоем с Витторио. Мы были нервными и усталыми. Он сел в кресло и закурил, я подошел к окну, чтобы подышать свежим воздухом. Через несколько минут в комнату вернулся Магнус и бросил на меня неодобрительный взгляд.

– Она настаивает на разговоре с вами, он протянул мне беспроводную трубку.

Я пожал плечами, давая понять, что это не моя вина и вышел в сад, чтобы нас не подслушивали.

– Здравствуйте, Селия.

– Здравствуйте, мистер МакКоул. Что происходит с отцом? Я беспокоюсь.

– Не волнуйтесь, Селия. С ним все в порядке, просто у нас сейчас очень много работы, а мы топчемся на месте

– А над чем вы сейчас работаете? Когда мой отец трудится над своими исследованиями, он занимается этим в лаборатории, а не в нашем загородном доме.

– Это сложно объяснить, Селия.

– Над чем вы застряли на данный момент?

– Гм ряд дат и песенка.

– Какая песенка?

– Скидамаринк.

Когда я произнес это слово, она запела так же, как Барбара:

Люблю тебя утром,

Люблю тебя в обед,

Люблю тебя вечером,

И под луной

Скидамаринк э динк

Скидамаринк э ду

Я тебя люблю.

– Вижу вы ее знаете, – сказал я взволновано.

– Конечно! Мне пела ее Роза, когда я была ребенком. К тому же это имя одной из моих игрушек.

– Вот как? сказал я, заинтересовавшись.

– Да, у меня был большой плюшевый Папай, матрос.

– Селия, а вы знаете, где эта плюшевая игрушка сейчас?

– Наверное, среди груды моих старых игрушек, если Роза их сохранила.

– Здесь, в Ирландии?

– Да, на чердаке, я думаю.

– Селия, вы гений! Возможно, мы сможем продвинуться благодаря вам. Сейчас я должен повесить трубку, мы перезвоним вам позже.

– Хорошо. До скорого!

Я вернулся в библиотеку через стеклянную дверь.

– У вас замечательная дочь, которая, возможно, поможет нам продвинуться в наших поисках, Магнус.

– О, мой Бог! Что вы ей рассказали, МакКоул?

– Позже, профессор, позже. Не могли бы вы проводить нас на чердак?

Он увидел, что я взволнован, и пригласил следовать за ним. То, что Селия называла «чердаком», на самом деле оказалось красивой мансардой, где обитали разные вещи, которым не нашлось места в остальном доме. Там были три деревянных сундука с игрушками.

– С них мы и начнем, – сказал я. Мы ищем плюшевого Папая.

– Плюшевого?

– Вы меня хорошо услышали. За работу!

Мы искали совсем недолго, буквально через пару минут Витторио поднял победно руку.

– А вот и моряк Папай!

– Точно, – сказал я, показывая его Джемереку. Игрушка, которой ваша дочь дала имя Скидамаринк.

С волнением я принялся разбирать игрушку. Внутри оказалось несколько кусков ткани, свернутых в клубок и, разложив их на полу, мы смогли прочитать буквы, написанные красными чернилами:

Яд в воде.

Сияя от радости, я повернулся в Джемереку, который на удивление не разделял нашу радость.

– Мы никогда еще не были столь близки к цели, мои друзья, сказал он мрачно.

Глава 12. Бойцовский дух

Оставался всего один неразгаданный фрагмент.

– Позовите немедленно мисс Вебер, – прогремел Магнус, – нужно поискать информацию в интернете.

Двери открылись, и в библиотеку вошла молодая женщина, одетая в спортивные штаны и розовую кофточку. Она была очень бледна. За ней следовали двое мужчин, который напали на нас в Италии. Резким движением мужчина с хвостом толкнул ее на середину комнаты. Он опять руководил операцией, как и в прошлый раз. Его спутник сжимал в руках пистолет, готовый убить при любом сомнительном движении. Мне было достаточно тех взглядов, которые они бросали в нашу сторону, чтобы убедиться, что у них остались не очень приятные воспоминания о коротком пребывании в церкви Монте-Джованни. Мы были застигнуты врасплох, поэтому у нас не было никакой возможности защищаться. И на этот раз мы уже не могли рассчитывать на постороннюю помощь. Человек с хвостом сделал знак своему сообщнику, чтобы тот надел на нас наручники. Несмотря на ситуацию, я все же пытался успокоить себя, что на этот раз мы не встретимся лицом к лицу с Моми.

– Один вопрос, дамы-господа, где же полотно?

Сказав это, он достал из-за пояса сверкающий нож. Мы обменялись взволнованными взглядами, но никто из нас не ответил на его вопрос. Наш собеседник, ожидая такую реакцию, не позволил остаться в тишине надолго. Он схватил за шиворот персидского кота, который мирно мурлыкал на диване и был равнодушен к происходящему в комнате.

Не став повторять свой вопрос, мужчина, к нашему ужасу, вспорол животное по всей длине. Мирослав мучительно вскрикнул, и его внутренние органы вывалились на ковер, образуя кровавое месиво. Магнус не успел произнести ни слова. Убийца швырнул об стену то, что осталось от кота, вытер запачканный кровью пиджак и повтори свой вопрос:

– Где Джоконда?

– Я скажу вам где, после того, как вы дадите нам кое-какие объяснения, – уверенно сказал Магнус.

– Какие объяснения? спросил он, немного оторопев от тона Магнуса.

– Как вы нас нашли?

– У каждого человека есть своя «ахиллесова пята», – ответил человек с ножом. Вам не следовало звонить вашей дочери. Вы знаете, сейчас не составляет проблемы прослушивать телефоны, и нам даже не пришлось воздействовать на нее физически, он ухмыльнулся.

При упоминании дочери Магнус сжал кулаки.

– Мы даже не знаем, кто вы такие, – кипятился он.

– Вам это знать совсем не к чему.

– По крайней мере, мы можем узнать, на кого вы работаете?

Мужчины колебались несколько секунд, потом главный ответил:

– На Стейнера. Я думал, вы поняли.

– Но Стейнер мертв, – заметил я.

– Именно поэтому мы и хотим получить картину.

Магнус попытался им возразить, и, что не удивительно, получил удар прикладом в челюсть.

– Все, хватит обсуждений, профессор, эта картина принадлежит нам, потому что мы ее украли. Где это чертово полотно?

– В подвале, – ответил устало наш друг, смотря на останки Мирослава.

Таким образом, слова этого человека подтвердили участие Стейнера в похищении Моны Лизы. Оставалось лишь узнать, каким образом картина попала к нам.

Спускаясь вниз по лестнице, у нас не было никакой возможности обмануть наших врагов или выудить у них еще какую-нибудь информацию. Уже находясь внизу, Магнус показал грабителям, где спрятана картина, но они пришли в неописуемую ярость, когда увидели, что не достает одного фрагмента.

– Вы заплатите за это! орал человек с хвостом, размахивая перед нами ножом.

Каждый из нас запротестовал, пытаясь объяснить, что мы получили ее уже в таком виде, но наши слова лишь сильнее сердили нашего захватчика.

После раздумий сделать с нами то же самое, что и с Мирославом, либо просто пустить нам пулю в лоб, он тщательно осмотрел место, и его глаза заблестели, когда он увидел два тяжелых металлических кольца, ввинченных в потолок.

После успешных манипуляций, двое мужчин пристегнули наручниками Магнуса и Витторио к первому кольцу, меня и Барбару ко второму. К счастью, потолок был не очень высок, что позволило нашим ногам оставаться на полу. Недолго думая, он отправился к двум баллонам с бутаном и, открыв клапаны, начал выпускать газ. Раздался тихий свист и знакомый запах начал заполнять комнату.

– Вы настоящие трусы! сказала Барбара человеку с ножом, который приговорил нас к смерти от удушья.

Как и следовало ожидать, он яростно ударил молодую женщину. Чтобы хоть как-то защитить ее, я толкнул его ногой, и он отлетел на пол. Взбешенный, он бросился ко мне и нанес мне несколько сильных ударов в печень, заставивших меня закричать от боли.

– Хорошо, Сет, он свое получил. Бери три части картины и уходим отсюда быстро.

Я успел восстановить дыхание, когда Сет уходил из подвала, неся под мышкой три куска холста (один недостающий кусок Барбары остался в Америке). За ним последовал его приятель, громко смеясь и, видимо, представляя нашу смерть.

– Дышите полной грудью, – ухмыльнулся он и в качестве издевки и оставил ключи от наручников в углу комнаты.

Газ продолжал распространяться по комнате, и, несмотря на низкую температуру, мы обливались потом.

– Как вы, Тео? Вы пришли в себя? спросил взволнованно Витторио.

– Держусь, – ответил я сквозь зубы, так как сильная боль все еще разливалась по моему животу.

– А вы, Барбара?

– В порядке. Но я не могу поверить, что мы умрем в таких условиях.

– Действительно жаль, особенно при условии, что мы собирались решить нашу маленькую проблему.

Барбара взглянула на профессора.

– Вы нашли третью часть головоломки?

– Да, мисс Вебер, во время вашего отсутствия. МакКоул блестяще разобрался и теперь у нас есть третье послание: «Яд в воде».

– Яд в воде?

– Да. Речь, возможно, идет о резервуаре, водохранилище или бассейне, которые загрязнил Мона Лиза. Мы, видимо, не единственные, кто умрет сегодня днем.

– Совершенно очевидно, что мы не сможем с этим разобраться, пока будем висеть как сосиски в ожидании смерти.

Вместо того чтобы среагировать на слова Барбары, Магнус глубоко вдохнул воздух.

– Что говорил Монтень о смерти? Подождите ах да, вспомнил: «Смерть является единственным избавлением от мучений этой жизни». Мило, не так ли?

Я был измучен.

– Вы действительно считаете, что сейчас подходящий момент, чтобы цитировать

Он прервал меня:

– Я и забыл, что люди вашего поколения не вкусили в полной мере классику.

– Вопрос не в этом, – защищался я. Я люблю литературу, я даже выиграл конкурс поэзии в университете. Мои стихи о любви были настолько хороши, что их даже опубликовали небольшим тиражом.

Магнус строго взглянул на меня, и его лицо исказилось от гнева:

– И вы так долго ждали, что рассказать нам об этом!

– Я не понимаю в чем проблема.

– Сборник, Тео! Возможно, именно он помог бы нам расшифровать четвертую часть сообщения. Вы должны были предупредить нас перед

Это действительно была возможность, которую не стоило исключать. Между тем, газ продолжать распространяться по комнате. В ту минуту гамма наших чувств была весьма разнообразна: от благочестивого спокойствия Витторио и яростного гнева Барбары до моего обычного состояния ожидания. Только Джемерек, казалось, не особенно переживал по поводу ситуации и даже немного ухмылялся себе в бороду. Его уверенность и спокойствие слегка раздражали меня, пока в памяти кое-что не всплыло. Сегодня утром, готовя завтрак, я заметил, что печь была не газовая, а электрическая.

– Не волнуйтесь, дети, сказал он. В бутылке газа едва ли хватит, чтобы поджарить пару ломтиков хлеба.

Так как нас очень удивило это заявление, то он рассказал, что из-за постоянной забывчивости Розы выключать газ, он заменил его на электричество.

– Благослови ее, Боже, – выдохнул Витторио, который не упускал возможности упомянуть бога. Человеческая слабость иногда спасает.

Несмотря на заверения Магнуса газ продолжал поступать и ядовитый запах все больше заполнял комнату.

– Там два газовых баллона, – сказала с беспокойством Барбара.

– Не волнуйтесь, они почти пусты.

Почти сразу же шипение остановилось, и мы выдохнули с облегчением. У нас была передышка.

Тем не менее, мы были пристегнуты к потолку. Я попытался вытереть плечом пот с моего лица и в этот момент почувствовал у себя в кармане оружие, конфискованное утром у Барбары.

– Черт, у меня же пистолет в кармане.

– Вы раньше не могли им воспользоваться? спросила она с упреком.

– В любом случае я не смог бы его достать, эти гориллы не спускали с меня глаз.

– Я попытаюсь его достать.

– Позвольте вам напомнить, что у вас связаны руки.

– Цепочка наручников длинная и у меня еще есть ноги и ступни.

– Вы считаете, что достаточно гибки, чтобы достать оружие ногами?

– К вашему сведению, я была лидером парада мажореток в лицее и к тому же регулярно тренирую свое тело.

За две секунды Барбара сняла свои белые носочки в розовую полоску.

– Помогите мне снять штаны. Тео.

– Ээ я не против, но как?

В ответ она начала раскачивать ногами и смогла закинуть их мне на плечи.

– Держите ткань зубами сказала она безапелляционным тоном.

Я вцепился в ее спортивные штаны, и Барбара легко высвободилась из них. Она осталась в одной футболке и белых сексуальных кружевных трусиках.

Операция с раздеванием была успешно завершена. Барбара с завидной ловкостью закинула ноги к потолку. Чтобы придать себе устойчивости, одной ногой она оперлась о мое плечо, а другой полезла в мой карман за револьвером. Я почти перестал дышать и старался вообще не шевелиться, чтобы облегчить ей задачу.

– Я почти достала.

Ее футболка намокла от пота, что позволило ее больше оценить ее совершенную пластику. Глубоко в душе, я признался себе, что любому человеку было бы приятно закончить свои дни, привязанным к такой женщине как Барбара.

– Мне кажется, у вас есть животик, сказала она, чтобы разрядить атмосферу.

– Я бы попросил!

И, наконец, она воскликнула:

– Есть!

Она достала ногу из моего кармана, зажав пистолет между пальцами. Беспокоясь, что ствол направлен в мою сторону, я воскликнул:

– Осторожнее, не спустите курок.

Последним движением она подняла ногу до уровня рук под радостные увещевания Витторио и Магнуса. Пытаясь захватить руками пистолет, она терлась ногой о мою щеку, чем доставила мне истинное удовольствие. В этот благодатный момент, она указала на наручники:

– Тео, отойдите от меня как можно дальше, я попробую прострелить цепь.

– Это безумие. Вы прострелите мне запястье!

– Нет, цепочка достаточно свободная.

Она глубоко вздохнула и сосредоточилась. Она уже собиралась стрелять, когда раздался встревоженный голос священника:

– Не делайте этого. Комната заполнена бутаном, мы можем взорваться!

– Нет, мисс Вебер, можете не опасаться, воздух не достаточно для этого насыщен, – успокоил Магнус.

Очевидно, что слова ученного подействовали сильнее, чем предупреждения священника. Она нажала на курок, и взрыва, которого так боялся Витторио, не произошло, а вот цепочка от наручников была расцеплена.

Отдача от выстрела отбросила ее назад, но она поднялась без повреждений. Барбара не врала, когда говорила, что умеет обращаться с оружием.

Теперь освобожденная, она быстро поднялась по ступеням и открыла дверь, чтобы пустить свежий воздух.

– Черт, – сказала она.

– Что еще?

– Я слышу визг шин. Думаю, они вернулись.

– Быстрее освободите нас! воскликнул Магнус.

Закрыв дверь, Барбара быстро спустилась обратно, взяла ключи от наручников, когда мы услышали шум на первом этаже. Не паникуя, она спряталась за баллонами. Мы затаили дыхание.

Через секунду мужчина с хвостом зашел в комнату, прикрывая нос платком. Он мгновенно рухнул, так и не поняв, что произошло. Барбара выстрелила молниеносно. Пуля вошла в голову мужчины на уровне левого глаза. На стене позади его образовалось кровавое пятно. Тогда Барбара выстрелила еще раз. Казалось, что его череп взорвался множеством фрагментов. Его тело упало на нижние ступеньки лестницы, заливая их кровью.

Я посмотрел на Барбару. Она была в шоке. Даже на расстоянии я мог почувствовать, как она дрожит всем телом. Но, несмотря на это, на ее лице читалась холодная решимость. Все еще в одних трусиках, она стояла, вытянув руки вперед, словно в тире для ФБР. Судя по всему, человек с хвостом вышел из машины один, но звук выстрела взволновал Сета. К несчастью для него, он не мог предположить, что стрелявшим был один из нас.

Именно поэтому он без опасений вбежал в комнату, крича на своего товарища, который уже не мог его слышать:

– Какого черта ты делаешь?

Едва он появился в дверях, как тоже сразу рухнул, сраженный пулей в сердце.

Барбара стояла в той же позе, готовая встретить и третьего человека, который к счастью не появился.

Только тогда она смогла расслабиться.

В этот момент я не испытывал ни умиротворения, ни избавления, а только страх от того, что мы должны были сделать. Я говорю «мы», потому что, несмотря на то, что курок нажала Барбара, ответственными за смерть этих людей были все четверо. Тем не менее не думаю, что должны задаваться слишком большим количеством вопросов, потому что эти люди покушались на нашу жизнь, и мы оборонялись. Проблема была в том, что мы остались с двумя трупами на руках, разбираясь в истории, которую мы никому не смогли бы объяснить, особенно полиции.

Освободившись, Магнус решил внимательно осмотреть тела, когда оказалось, что трупов на самом деле меньше.

– Это удивительно. Это человек не умер, я слышу его дыхание.

Магнус был прав. Несмотря на то, что они терял кровь, Сет был еще жив.

– Я вызову скорую, может мы еще сможем его спасти! воскликнул Витторио с религиозным неистовством, совершенно иррациональном в данный момент.

Он быстро поднялся по лестнице, и мы услышали, как он снял трубку телефона.

– Это безумие, – сказала Барбара. Это человек умрет быстрее, чем приедет скорая.

Магнус кивнул головой. Подтверждая то, о чем я уже думал. Только освободившись, я не хотел снова оказаться в наручниках в окружении полицейских, все из-за попытки спасти жизнь человеку, который неоднократно пытался нас убить.

То, что произошло дальше, войдет в историю как одно из самых травмирующих событий в моей жизни. Я юрист-идеалист, сторонник ненасильственных действий, взял пистолет из рук Барбары и подошел к раненому. Его грудь была в крови. Я направил на него пистолет. Я должен был сделать это, на карту были поставлены наши жизни. Я отвернулся в последний момент, чтобы не видеть того, что собирался сделать. Мой указательный палец надавил на курок, но все напрасно, я не мог этого сделать. Ничто в моей жизни не сможет приготовить меня к тому, чтобы забрать жизнь у человека. Смирившись, я опустил пистолет.

– Осторожно!

Магнус и Барбара закричали одновременно, чтобы предупредить меня.

Я повернулся к Сету. Он открыл глаза, и ствол его пистолета медленно поднимался в мою сторону. Мой мозг отключился. Я нажал на курок.

– Можете повесить трубку, Витторио, он больше не дышит.

Глава 13. Похороны при лунном свете.

Калифорния, «Майкро-Глобал»

24-03 12-04 03-01 29-02 15-06 12-05 18-03 09-07 Яд в воде

О том, чтобы терять время не было речи. Когда мы поднялись в гостиную, уже наступил вечер, и часы отсчитывали 02 ч 29 мин 40 сек. У нас еще была возможность расшифровать последнюю часть.

Магнус устроился у себя в кабинете, позвонил в библиотеку Северо-Восточного университета и спросил, был ли у них сборник стихов Теодора МакКоула. После непродолжительного ожидания ему ответили, что сборника нет в прямом доступе, но его можно найти в архиве.

– Не могли бы вы выслать мне факсом все страницы этого сборника?

– Это запрещено правилами, сэр.

– Это очень срочно! взмолился Магнус.

– Все так говорят.

Джемерек устало протянул мне трубку.

– Разбирайтесь сами, воспользуйтесь своим шармом.

– Мисс Вебер говорит, что я потерял сноровку.

– Вот и хорошая возможность потренироваться.

Магнус включил таймер на своих часах, когда я взял трубку.

– Добрый день, мадемуазель, я

– Мадам, – поправила она меня.

– Хорошо, мадам. Меня зовут Теодор МакКоул, я выпускник вашего университета. Это я написал эти стихи почти 18 лет назад, когда встретил в кампусе девушку, которая стала моей женой.

– И?

– У нас годовщина свадьбы в конце следующей недели, и я хотел преподнести ей в подарок альбом, который бы напоминал о нашей истории, состоящий из фотографий, любовных писем, стихов, билетов на различные мероприятия, куда мы ходили.

– Хорошая идея, уверена, что ей понравится.

Видимо, мне попалась романтичная особа.

– Вся загвоздка в том, что мне не хватает стихов, которые я писал в то время. Поэтому я был бы вам очень признателен, если бы вы мне их выслали.

Я пытался говорить задорным тоном, но в голове были картинки смерти Сета.

– 18 лет брака, это достижение в наши дни, – похвалила меня женщина.

– Вы так считаете?

– И не было измен?

– Конечно! воскликнул я с притворным возмущением. Честность это основа отношений любящих друг друга людей.

– Это то, что я не уставала повторять моему первому мужу. К сожалению, не все мужчины похожи на вас.

«Пошевеливайся там» – написал Магнус на доске, привлекая мое внимание. Легко сказать, посмотрел бы я на тебя.

– Ну, у меня тоже есть кое-какие недостатки, признался я виноватым тоном.

– Действительно? Будет слишком нескромно, если я спрошу какие?

Я только что убил человека.

– Ну иногда я смотрю с друзьями баскетбольные матчи по телевизору и пью пиво.

– Это вы называете недостатками?

– Да, ведь я мог бы посвятить это время своей жене и детям.

– Вы можете кое-что передать вашей жене?

– С удовольствием!

– Скажите ей, что ей очень повезло с мужем.

– Благодарю вас. Относительно стихов, это значит да?

– А, точно, стихи. Подождите немного, я поищу сборник.

Быстрее, быстрее.

Через несколько минут я услышал шум перелистывания страниц, и она зачитала четверостишие, особенно безвкусное, надеюсь, мой юный возраст служит тому оправданием.

Ты появился посреди войны,

Чтобы изгнать из моей жизни страхи и мучения

Ты накрыл своим сердцем мои открытые раны,

Задержал солнце в моем небе.

Она помолчала несколько секунд, потом спросила:

– На какой номер отправить факс?

Магнус остановил таймер.

– Четыре минуты пятнадцать секунд, совсем не плохо, МакКоул. Что вы думаете, мисс Вебер, он в форме?

– Кстати, вы будете читать нам свои стихи, Тео?

– Даже не надейтесь.

Через несколько минут мы получили факс. Мы сразу принялись расшифровывать его, согласно нашей системе, и, о чудо, появилась слово: цитата.

– Цитата. Но какая цитата? недоумевал Витторио.

– Без сомнения, это фраза Донна, – ответил Магнус, переворачивая доску.

«Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством. А потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе »

– Мы опять вернулись к самому началу, – расстроилась Барбара.

– Совсем нет, – возразил профессор, – мы точно знаем, что нам искать.

– Как это?

– Принесите список всех видов деятельности MicroGlobal и посмотрите, если там есть что-то со словами «человек», «остров», «континент», «человеческий род».

– Здесь много всего со словом «человек». Human beeing Research, Human health Care, Human food…

– Слишком расплывчато.

– Подождите, здесь еще что-то со словом «остров», Real Island.

– Real Island? спросил я заинтересовано.

– Это самый большой закрытый город страны. Построен и поддерживается MicroGlobal.

– Закрытый город! воскликнул я. Хм это очень хорошо вписывается в наше исследование индивидуализма.

– В интернете есть его сайт, – сообщила Барбара. Посмотрите, это невероятно!

Я начал читать что-то вроде маркетинговой компании.

Real Island

Больше, чем идеальная Вселенная.

Юго-восточный округ Орандж.

Жизнь вдали от насилия и нищеты,

Вдали от городов Калифорнии раскинулся земной рай.

Присоединяйтесь к двадцати тысячам счастливчиков, которые уже любуются потрясающими видами лесов и полей для гольфа.

Станьте владельцем дома с бассейном и гаражом на три машины.

Насладитесь удовольствием от прогулки по живописным улицам. Не опасаясь нападения.

На сайте подробно описывались имеющиеся услуги: крытый бассейн, сауна, джакузи, спортивный зал, беговая дорожка

Тем не менее, больше всего жители ценили высокий барьер, окружавший город, охранников в униформе и камеры наблюдения, которые работали все 24 часа. Там жили люди, которые не верили в способность государства защитить их, это был их оазис, освобожденный от насилия.

Далее следовало описание совершенной системы безопасности. Охрана неустанно патрулировала улицы города, не оставляя ни малейшего шансы для всяких случайностей. «Счастливые владельцы» снабжались специальными картами, которые открывали ворота. Благодаря специальной запрограммированной коробке, которая прикреплялась к машине, они могли спокойно парковаться, не боясь, что служба безопасности эвакуирует их автомобиль. И когда к кому-то приходили посетители, то их имена и номера автомобиля сразу вписывались в списки.

В этом городе все было частным: улицы, больницы, школы, полиция, резервуары воды. Было сделано все, чтобы ограничить индивидуальную свободу. Но самым интересным были обязательства (косить газон, каждые два года красить дом в белый цвет, выращивать розы в своем саду) и ограничения (нельзя протягивать веревки для белья, принимать посетителей после 23 часов), регулирующие жизнь города.

Конечно, требовались годы, чтобы количество таких мест в Соединенных Штатах увеличивалось, но частные города привлекали десятки миллионов американцев, бегущих от преступности и близости бедных.

Такие структуры наиболее часто регулируются ассоциацией владельцев, которые функционируют как муниципалитет и собирают налоги для покрытия расходов на обеспечение безопасности, техническое обслуживание и строительство. Поэтому среди жителей нередко можно было услышать протесты по поводу того, что они подлежат налогообложению со стороны государства, которое мало волнует их экономические и социальные проблемы. Чтобы решить эту проблему Real Island намеривались полностью порвать связи с местными властями и объявить о своей независимости. В связи с этим условия приема в сообщество оказались довольно радикальными. Чтобы присоединиться к «двадцати тысячам счастливчикам», вы должны были иметь ежегодный доход не менее 200 000 долларов, быть гражданином США более 25 лет и не иметь судимостей.

На сайте также имелось множество отзывов «двадцати тысяч счастливчиков», которые писали о том, какое это счастье жить со своей семьей в месте, где люди еще верят в Бога и в истинные ценности Америки. Они хотели отправлять детей в школу или на спортивную площадку, не беспокоясь о вопросах нравственности или наркотиках. Другие, провозглашавшие себя потомками первых европейских переселенцев, радовались тому, что живут среди «цивилизованных» людей и рассказывали во что эмигранты превратили их кварталы за последние 15 лет. Многие рассказывали, что не покидали город уже несколько лет. «Я работаю дистанционно, поэтому мне не нужно покидать Real Island. Да и для чего мне это нужно? Здесь есть все что нужно: кино, театр, торговые центры, спортивные площадки, рестораны »

– Можешь больше не искать, мы нашли то, что надо, – сказал Джемерек. Мона Лиза отравил резервуар с водой в Real Island.

– Вероятнее всего. Это место обладает всеми признаками извращенного индивидуализма, – согласился я.

Барбара была другого мнения, что, конечно, нас не удивило.

– Но в чем же здесь извращение? Я не вижу ничего плохого, чтобы жить вдали от насилия и нищеты.

– Развивайте ваши мысли дальше, Барбара, – начал я раздраженно, – пусть богатые живут рядом с богатыми, а бедные рядом с бедными. Все эти милые люди смогут наслаждаться жизнью вдали от нищеты. А между тем, бедные будут ежедневно окружены насилием, и целые кварталы будут заброшены, потому что богатые будут жить защищенно в своих частных городах и не платить налоги в муниципалитет. Это называется сегрегация.

– Я не согласна. Конституция запрещает дискриминацию на религиозной или расовой почве.

– Не будьте наивной, – усмехнулся Магнус, – такой вид закрытых городов только способствует появлению этнических и социальных сообществ, что ведет к городскому апартеиду.

– Так что вы предлагаете? спросил я, повернувшись к нему.

– Нужно немедленно обратиться в СМИ.

– Почему бы не обратиться напрямую к руководству Real Island? спросил я.

– Потому что они замнут это дело, и мы никогда не узнаем, были ли правы. Поэтому, чтобы быть уверенными, нужно предупредить местные каналы.

– У нас совсем немного времени, – сказала Барбара, глядя на обратный отсчет на часах.

– Этого будет вполне достаточно.

Сказано-сделано, Магнус позвонил в газету Лос-Анжелеса и предупредил о наличии яда в водном резервуаре Real Island. Магнус не стал называть своего имени, но на этом никто особо и не настаивал, потому что угроза такого рода не могла оставить калифорнийские СМИ равнодушными, особенно в контексте той паранои, которую вызвало дело «Моны Лизы».

Мы закончили с нашим ребусом. Все что могло дальше случиться, уже не зависело от нас. Нам оставалось лишь подождать несколько часов, чтобы убедиться в своей правоте.

Но ждать пришлось намного меньше, чем мы думали, уже в 11.30 Network TV открыл свой выпуск сообщением о том, что крайне опасный синтетический яд был обнаружен в водном резервуаре «маленького тихого городка Real Island». По словам журналиста, который рассказывал о событии перед воротами города «яд был настолько силен, что мог молниеносно убить любого, кто выпил бы всего несколько капель жидкости». К счастью, два резервуара оказались не загрязнены, и подача воды автоматически была переключена на них, заблокировав зараженный. Данные поступили из анонимного источника. «Таким образом, худшего удалось избежать на этот раз, продолжал журналист. Однако, если ни одна из жертв не вызывает сожаления, то, очевидно, развернутся дебаты о существовании частных анклавов, которые »

Барбара выключила телевизор, в то время как Магнус ставил символическую точку в этом деле.

Калифорния, «Майкро-Глобал»

Real Island Яд в воде

Была почти полночь, и нам нужно было похоронить тела.

На решение этой головоломки были направлены наша энергия и умы в последние часы после смерти мужчин. За вспышкой эмоций, которая сопровождала информационный выпуск, последовала в своем роде какая-то истома: Барбара потеряла свою свежесть и сияние, Витторио был особенно неразговорчив, и даже Джемерек казался выдохнувшимся, несмотря на успех. На него сильно подействовала смерть Мирослава и двух догов, которым убийцы пустили две пули в головы. Я понял, что мы слишком часто загружали его, считая его возможности безграничными. Тем не менее, решать вопрос с трупами пришлось опять ему. Конечно, нужно было как можно скорее предать тела земле, не только потому, что «они все же были людьми», как наивно отметил Витторио, сколько потому, что следовало скрыть следы нашего злоключения. Учитывая всю сложность перемещения тел, казалось легче всего похоронить их в саду, и я нашел наиболее подходящее место с рыхлой почвой, чтобы было легче копать. Нам всем казалось естественным освободить Барбару от участия в том процессе, которое мы даже между собой не называли «похоронами». «Малышка травмирована», констатировал Магнус, воспользовавшись моментом, когда Барбара была в ванной, но она решила не оставлять всю «грязную работу» нам, которую начала она, убив двух типов.

В ту ночь, впервые за все время, мы почувствовали неразрывную связь. Убийство, конечно, сделало нас взаимозависимыми, и нравится нам это или нет, но каждый участвовал в этом деле. Интересы нашей компании превышали индивидуальные интересы, и каждый должен был скрывать это преступление. Мы чувствовали в своем роде семейную связь, несмотря на то, что наша близость была скреплена кровью. Принимая во внимание ту доброжелательность, которую проявил Магнус несколько минут назад по отношению в Барбаре, мы с Витторио считали недопустимым, чтобы он занимался копанием в его возрасте. Задетый за живое нашим решением обойтись без его помощи, Магнус возмутился:

– Я не прикован к постели, и это не меня сегодня хоронят!

Мы, естественно, начали защищаться, но это только укрепило его упрямство. Когда все собрались в подвале, Магнус как обычно руководил нашими действиями. Обидевшись на меня, он предпочитал обращаться к Каросе и игнорировать мое присутствие.

– Идите сюда, святой отец. Берите его за ноги.

Сам же он схватил труп под мышки и двое мужчин начали подниматься по лестнице, направляясь в сад.

Чтобы ускорить завершение этой ужасной погребальной церемонии, я потащил второе тело. Мы все встретились в саду.

С отдышкой Магнус попросил нас найти собак, пока он занимался Мирославом.

Выкопать достаточно глубокую яму, чтобы там поместились два тела, оказалось намного труднее, чем мы полагали. Вооружившись лопатами в свете факелов, все четверо приступили к работе.

Страшная церемония прошла этой ночью в одном из садов ирландского дома. Ярко светила луна в чистом небе. Вокруг нас холодный ветер шелестел в листьях деревьев. Когда тела мужчин и животных были похоронены, Витторио отслужил короткую панихиду, закончившуюся торжественными словами Resquiescant in pace.

Барбара, все еще в шоковом состоянии, заговорила первой:

– Эти ублюдки заслуживали смерти.

Магнус, который не одобрял ни прагматичную мстительность Барбары, ни ее взгляд на то, кто достоин смерти, а кто нет, тем не менее, сказал, чтобы облегчить моральное бремя женщины:

– Если кто-то пролил человеческую кровь, другим человеком его же кровь и прольется.

Витторио согласно закивал головой, узнав цитату из Бытия.

Когда мы снова оказались в уютной гостиной, напряжение от похорон начало постепенно спадать. Магнус, всегда старавшийся окружить нас комфортом, принес всем по бокалу коньяка и мрачно произнес:

– Если когда-нибудь кто-нибудь обнаружит эти тела, то я буду единственным ответственным за это.

Барбара несогласно замотала головой:

– Вы же не думаете, что я позволю вам взять всю ответственность за мои действия?

Джемерек попытался ее урезонить:

– То, что вы сделали, мог вы сделать любой из нас на вашем месте. Как на зло, именно вы нажали на курок, но убийства произошли на территории моей собственности и закопаны в моем саду. Сейчас здесь никого бы из нас уже не было. Это понятно?

– В любом случае, мало вероятно, что кто-то будет разыскивать этих двух молодчиков, – сказал я, пытаясь всех успокоить.

Мы все были измождены, но нам еще предстояло избавиться от машины этих парней, которую они припарковали недалеко от аллеи. Я первым забрался внутрь. После того, как я нашел и передал Магнусу три части картины и убедился, что в салоне не осталось ничего, что могло бы указывать на нас, я попытался завести автомобиль, но не смог найти ключи! Черт, Сет, наверняка, забрал их с собой, а мы не догадались обыскать тела.

В какой-то момент я представил, как мы выкапываем тела, но лучше было воспользоваться некоторыми специфическими навыками, которые остались у меня от прошлой плохой жизни в бедных кварталах. Я вышел из автомобиля, наклонился над двигателем, собирая все свои воспоминания, и соединил несколько проводов. Через пару минут мотор замурлыкал. Никогда бы не подумал, что эти технические знания когда-нибудь мне помогут, но факт остается фактом, наши обычные способности пока не помогали нам выпутываться из неприятностей.

Не теряя временя, я сел за руль и съехал вниз по аллее (мы договорились, что Магнус и Витторио останутся в поместье). Барбара последовала за мной на мерседесе. Мы долго кружили по побережью и в итоге поехали на север. Мы хотели отъехать подальше от Хоута. Через полчаса езды я заметил опасный поворот без ограждения. То, что надо! Ночь была темной и тихой. Освещаемый только фарами мерседеса, я подогнал автомобиль к краю, снял с ручного тормоза и столкнул в холодные воды океана, надеясь, что ни одна машина не проезжает мимо в этот момент.

Я чувствовал себя словно во сне, словно шизофреник с раздвоением сознания, когда одна часть тебя наблюдает за другой частью. Я оставался еще несколько минут на краю, слушая как волны разбиваются о скалы. Ветер морозил мне кожу. Как мы оказались в таком положении?

Никто из нас не произнес ни слова на обратной дороге. Умственно и физически вымотанные мы сразу пошли спать. Было уже 5 утра, когда я оказался на шелковых простынях в своей постели. Несмотря на множество мыслей и сомнений в голове. Я провалился в тяжелый сон. Моим последним видением были деревья за моим окном, которые наблюдали как четыре силуэта пришли, чтобы уже не расставаться.

Часть III

АМЕРИКА, АМЕРИКА

Глава 14. Романтика на Манхэттене

Я не был в Нью-Йорке 4 года и совсем не скучал по нему. Я никогда не был частью Большого Яблока, чьи жители клянутся пятой авеню, желтыми такси и Трамп-Тауэр. Спустя все эти годы я не сожалел о том темпе жизни, о вое сирен, что разрывают ночь и создают ощущение пребывания в осаде.

Единственное, чего мне не хватало, так это яркости Атлантического океана, переливающегося огнями в некоторые из дней. Этот светло-синий цвет стали придает особенный лоск Манхэттену. Честно говоря, я тоже сохранил хорошие воспоминания о его огнях и запахе Рождества, но без всей этой истории я бы не поехал туда. Моя жизнь была слишком привязана к Нью-Йорку, и я захотел уйти, как изгнанник, навсегда покидающий свою родину.

Тем не менее, покидая Ирландию на следующий день после резни, мы сосредоточились на нем, потому что нити нашего расследования вели на северо-восток США. Магнус был убежден, что следующий шаг Мона Лизы будет связан с биотехнологиями. Двумя месяцами ранее он слышал в Cell Research Therapeutics о готовящемся эксперименте по генной инженерии. Он подозревал, что Стейнер в глубокой тайне готовится к генной модификации эмбрионов перед помещением их в матку. Какова точная природа этих манипуляций? Джемерек не мог не хотел? подробнее рассказать нам, но по его словам это было не удивительно, что Мона Лиза пронюхал о проекте и собирается саботировать его.

Мы купили билеты в Нью-Йорк на следующее утро. Предыдущие дни были очень напряженными, и нам нужно было выдохнуть. Кроме того, в отсутствие информации, я предложил своим друзьям пару дней для того, чтобы заняться своими делами. Но прежде чем мы расстанемся, я пригласил всех на поздний завтрак в аэропорту Джона Кеннеди. Когда мы перекусили, Витторио уехал в Вашингтон, чтобы навестить своих друзей-семинаристов, а Магнус поехал повидать дочь, которая жила недалеко от Орландо. Все мы договорились встретиться вечером следующего дня в баре отеля The Waldorf Astoria.

На выходе из аэропорта мы с Барбарой взяли такси до верхнего Ист-Сайда, где у ее дяди была квартира. Не было никаких вопросов, чтобы оставить ее одну, после того, что мы пережили. К тому же, она настолько же нуждалась во мне, как и я в ней.

Две башни почтенного Сан Ремо одного из самых рейтинговых зданий довоенного Манхэттена высились на углу центрального парка и 74-ой улицы.

У входа нас поприветствовал охранник и вызвал нам лифт. Барбара знала его по имени и общалась с ним в привычном тоне, видимо, она часто сюда приезжала. Квартира располагалась на десятом этаже, и из нее открывался потрясающий вид на парк. Она пожаловалась на духоту и пошла на кухню, в то время как я открывал окна.

– Вы в праве смотреть скептически, – сказала она, присоединяясь ко мне на балконе с бокалом узо, – эта квартира даже меня ввела бы в заблуждение.

Ее трудно было винить: двухэтажная квартира, общей площадью более двухсот квадратных метров с фонтаном посередине комнаты, обрамленным бонсай и двумя картинами Роберта Раймана на стенах. На полках два серебряных Будды поддерживали книги, а в углу, ближе к террасе, располагалась удивительная коллекция дизайнерских игрушек ручной работы, главной из которых был конь, Гермес, из полированного дерева. Чуть далее, около лестницы, в элегантной застекленной витрине был собран большой ассортимент Colt и Smith amp; Wesson разных эпох. Оружие определенно было семейной коллекцией Веберов.

Жить в таком месте было привилегией. Многие звезды шоу-бизнеса и крупные предприниматели имели квартиры в Сан Ремо. Когда-то, в недавнем прошлом, я тоже лелеял надежду жить в таком месте, чтобы иметь возможность принимать коллег у себя дома и видеть их зависть.

Когда я зашел на кухню в элегантном стиле, который Барбара называла «новый американский шик», я попытался в уме подсчитать, скольких пациентов стоило прооперировать ее дяде, чтобы жить здесь.

– Он бывает здесь менее 30 дней в году, – сказала она, открывая холодильник, чтобы взять бутылочку Perrier.

– Да? А кто присматривает за квартирой?

– Горничная приезжает дважды в неделю, и садовник поливает бонсай каждые два дня, – ответила она самым естественным тоном.

– Ну конечно, – вздохнул я.

– Вы действительно не любите роскошь? спросила она улыбаясь.

– Я не люблю такую роскошь, ответил я прежде чем глотнуть минеральной воды.

– Почему?

– Я уже рассказывал, что провел свою юность в Бостоне, моя семья была бедной, и мы часто питались только тем, что нам предоставляли социальные службы. Я слишком хорошо знаю цену деньгам, чтобы транжирить их на показную и ненужную роскошь.

Я знал, что мои аргументы ее не убедят.

– В прошлом году я заплатила 20 000 долларов за вечернее платье от итальянского дизайнера, – похвасталась она. Я не чувствую ни вины, ни сожаления, ничего, это как компенсация от жизни, потому что если я никогда не была бедной, то и богатой я не родилась.

– Я считаю это довольно неприличной покупкой. Посчитайте, скольким людям вы могли бы помочь.

– Помочь людям, помочь людям, звучит как идеалистические взгляды студента-первокурсника юридического факультета, – усмехнулась она.

– Я не стыжусь, – защищался я. Когда я выбирал этот путь, у меня были свои идеалы, я хотел жить согласно своему призванию. Я хотел использовать свои навыки, чтобы помогать нуждающимся. Хотел бороться с несправедливостью нашего общества. Я восхищался Ральфом Надером

– Ну конечно! И как и все остальные, вы в итоге стали защищать бизнесменов, зарабатывая 400 долларов в час.

– Да, это так, – признался я. Люди, которые владели частными самолетами за 40 миллионов долларов, в то время как сотрудники, убиравшие этот самолет, зарабатывали 5,05 долларов в час.

– Вы прекрасно знаете, что куда бы вы ни пошли, вас будут судить по вашим доходам и активам. Деньги решают все: от вашего места жительства и одежды до ваших любовных похождений, состоятся они или нет

– Вы правы, – признал я с сожалением. Время проходит и нам приходится платить по своим кредитам. Мы хотим купить спортивный автомобиль, чтобы впечатлять девушек, носить Rolex, проводить отпуск на Юге Франции и играть в гольф.

– И в один прекрасный день, вы Тео МакКоул, блестящий юрист из Бостона решили все бросить, – сказала она ироничным тоном.

– Именно. Я отказался от мирской суеты и в прекрасной форме с тех пор.

Самое плохое, что я не думал так на самом деле.

Во второй половине дня мы пошли за покупками в Сhelsea market, в торговый центр на 9-й Авеню, где элегантные бутики чередовались с продовольственными магазинами. Так как мы проголодались, она повела меня поесть «petits suisses» в Perigord Attitude, французскую кофейню, где мы также попробовали «французский поцелуй» – чернослив, маринованный в Арманьяке и выложенный в форме сердца, с добавлением фуа-гра и все это мы запили чудесным кофе. Потом она привела меня в магазин женского белья на 5-й Авеню, чтобы выслушать мое мнение по поводу ночной рубашки: белая кружевная или цвета сливы? И я должен признать, что получил удовольствие от этих походов по магазинам, где нас принимали за влюбленных.

Мы вернулись в Верхний Ист-Сайд в конце дня. По нашей просьбе таксист высадил нас за несколько сот метров от Сан Ремо. В начале осени было уже холодно, но небо было особенно красивым, как и золотистые деревья в Центральном Парке. Барбара сменила свой деловой костюм на джинсы, мокасины, шерстяной свитый, вышитый стеклярусом и длинный шарф с бахромой, который струился по ее телу.

В то время как я нес два пакета с покупками, она убежала чуть вперед, кружась и разбрасывая листья вокруг себя. Ее улыбка была сногсшибательна. Как я уже отметил, она могла быть достаточно милой.

Этим вечером мне казалось, что все хорошо и легко, так как может быть у двух стрекоз, держащих волосы моей подруги. Я не отрицаю, жизнь может быть привлекательной и в Манхэттене, на мгновение я почувствовал себя словно на страницах Cosmopolitan или в фильме Вуди Аллена.

Вернувшись в квартиру, мы пошли на кухню, чтобы приготовить поесть. Пока я выкладывал купленные нами продукты в холодильник (тыкву, пармезан, миндаль, корицу, мускатный орех, укроп, имбирь, лосось), я не мог не вспомнить о Магнусе, который любил хорошую еду и вино. Я обещал угостить Барбару своим фирменным блюдом: тыквой в панировке с добавлением трав, в то время как она занималась приготовлением карпаччо из лосося с укропом и пирог с орехами по рецепту ее бабушки.

Закутавшись в пледы, мы ужинали на балконе, слушали джаз, пили белое вино, а солнце уже садилось. Было очень хорошо: те трудности, через которые мы прошли в последнее время сняли вражду между нами.

Никто из нас ни разу не заговорил о событиях, которые произошли в Ирландии и не упомянул Жозефа Моми или Мона Лизу. Я знал, что мне потребуется много времени, чтобы перестать чувствовать себя виновным в смерти двух людей.

Расслабившись после вина, мы искали тему для разговора, и Барбара рассказала мне, что хотела бы перевоплотиться в перелетную птицу:

– Представьте себе радость, с которой можно смотреть на землю с высоты, вдали от всего

– Очень заманчиво.

– А у вас какие планы на следующую жизнь?

– Я бы стал гигантской черепахой и жил на Галапагосских островах. Некоторые большие черепахи живут до двухсот лет. Большую часть времени они спят. Они так долго остаются бездвижными, что почти смешиваются с минералами.

Она много смеялась.

Было что-то такое между нами.

Когда наступила ночь, мы вернулись в теплую гостиную.

Пока она допивала кофе, сидя на жемчужно-сером диване, я пошел на кухню, где заметил великолепную Elektra, старейшую итальянскую кофеварку. Я приготовил два эспрессо и принес их на подносе в гостиную.

Она поблагодарила меня за внимание и попросила прочитать несколько стихотворений на французском языке. Барбара немного знала мой родной язык и попросила разъяснить разницу между «ты» и «вы» и спросила, какое именно местоимение стоит употреблять, если бы мы с ней общались на французском.

– Думаю, что те, кто чуть не умер бок о бок, могут обращаться к друг другу на ты, – ответил я.

– И тем не менее я вас не знаю. Вы часто говорите о том, что вам не нравится, но так мало рассказываете о том, что цените в жизни.

Я встал и обошел диван, улыбаясь.

– Давайте посмотрим Я люблю Шуберта, Поля Сезанна, запах апельсина, шум дождя, альпинизм и походы Ваша очередь.

Она решила продолжить игру после минутного колебания:

– Я люблю шелковые платья, камеи, кружева, распятия, абсент, чертополох

Я остановился перед ней и продолжал, помогая себе всеми возможными жестами рук:

– Я люблю тишину, небольшие церкви, птиц, ветер, антиквариат, старые запахи, которые вызывают ностальгию.

Она встала с дивана, чтобы быть со мной вровень и продолжала:

– Я люблю излишества, излияния чувств, белье, секс и слезы.

Я подхватил ее на руки и начал кружить.

Она обняла меня за шею и засмеялась, наши губы были в опасной близости, когда зазвонил телефон. Как будто пойманный с поличным, я быстро поставил ее на пол. После четвертого звонка автоматически включилась видеосвязь, и мы увидели улыбающееся лицо Магнуса.

– Извините, что прерываю ваше воркование, но у нас есть срочные дела.

Джемерек вкратце рассказал о своих намерениях. Он хотел предугадать дальнейшие действия Мона Лизы (и найти больше информации о секретном проекте Стейнера), поэтому у него возникла идея поехать в Cell Research Therapeutics. Он утверждал, что все обдумал, и лучше всего было поехать туда в ночь с субботы на воскресенье, потому что в это время там намного спокойнее.

– Это неосмотрительно! воскликнул я. Это место, вероятно, охраняется лучше, чем мыс Канаверал.

– Это, конечно, опасно, – согласился профессор, – поэтому совсем необязательно ехать туда всем.

– В любом случае, не может быть и речи, чтобы я добровольно пошел в эту ловушку, где мне продырявят шкуру, – неистовствовал я. Вы поняли меня, Джемерек, я ни за что не пойду с вами. Никогда.

Глава 15. Лаборатория

Исследовательский центр Cell Research Therapeutics находился в Нью Гемпшире, недалеко от Монпелье. Ночью, когда мы приехали туда, дождь лил как из ведра. С заднего сидения минивэна Магнуса я все же рассмотрел огни большого здания, которое сияло в эту холодную ночь. Окруженное стеной, как минимум в три метра, оно больше походило на военный лагерь, чем на научно-исследовательский центр.

В то время как мы проезжали последние сто метров, отделяющие нас от поста охраны, Магнус сказал мне, смеясь, что сотрудники, работающие в центре, называют его «Концлагерь», что явно не прибавило мне уверенности в себе.

Как только мы подъехали к входу, сработал электронный пропуск, прикрепленный к лобовому стеклу автомобиля. Пока ворота медленно открывались, два охранника внимательно осматривали нашу машину, пока Джемерек не опустил окно:

– Привет Диего, привет Джонни, отвратительная погодка, не так ли?

– Да, профессор, – подтвердил латиноамериканец, увидел знакомое лицо, – если так будет и дальше продолжаться, то нас смоет еще до Дня Независимости.

Во время движения стеклоочистителей я едва мог рассмотреть буквы, установленные на газоне справа от пункта охраны и освещенные прожектором.

CELL RESEARCH THERAPEUTICS. В борьбе за лучший мир.

К счастью дождь вынудил охранников удалиться в свое укрытие, и они не заметили в машине меня. Махнув им рукой, Джемерек закрыл окно и поехал вдоль забора, который вел к открытой парковке.

Пока тяжелые ворота закрывались за нами, я мысленно обратился с молитвой к Богу, чтобы в своем великодушии он не оставил нас, и это враждебное и влажное место не стало нашим последним приютом.

– Это не покажется странным, приезжать сюда ночью? спросил я, выбираясь из своего укрытия.

– Нет, – уверил меня Магнус. Несколько человек работают здесь по ночам. Некоторые любят работать в тишине и спокойствие, не говоря уже о тех, кто ночует в своих офисах или о тех, кто избегает возвращаться домой, чтобы не разговаривать с женой.

Действительно, когда мы въехали на парковку, она не была пустой. Джемерек припарковался рядом с входом, чтобы иметь возможность быстро ретироваться, в случае, если дела пойдут плохо. Он осмотрелся и сделал мне знак выходить. Из багажника машины он вынул белый халат с логотипом CRT.

– Наденьте его, – сказал Магнус, открывая зонт, чтобы защититься от дождя, который еще больше усилился, – теперь вы мой ассистент: профессор Генри Дженкилс.

Я натянул халат и взял с заднего сидения дипломат с оружием и некоторыми полезными вещами, которые собрала нам Барбара. Подготовленный таким образом, я догнал профессора, который поделился со мной зонтом. Мы быстро пошли к стеклянному зданию, которое возвышалось в центре и своей формой напоминало молекулу ДНК. Подойдя к большой стеклянной двери, Магнус набрал код, который открыл нам доступ к следующим дверям. Когда я собирался последовать за ним, он попросил меня остаться снаружи:

– Вторые двери открываются после процедуры идентификации сетчатки глаза, – объяснил он. После исчезновения Стейнера и разногласий, которые у меня возникли с его подручными, я могу быть персоной нон грата в этом месте.

– Думаете люди из Cell Research могут вас в чем-то подозревать?

– Честно говоря, они и так в последнее время не особо мне доверяли, а в свете последних событий, думаю, что они начали контролировать меня еще до похищения Стейнера или кражи Мона Лизы. Я не знаю, какой информацией они обладали до этого, но боюсь, что в связи с последними событиями их подозрения переросли в уверенность.

– Что произойдет в этом случае?

– Компьютер не распознает мой зрачок, и сигнал тревоги сработает автоматически через 3 минуты.

– Почему нужно три минуты до запуска сигнализации?

Магнус улыбнулся.

– Чтобы успеть снять контактные линзы и попробовать еще раз. Многие ученые забывают снимать контактные линзы.

Я отступил на 3 шага назад и взглянул на верхнюю часть здания, атакуемую ветром и дождем, и я спрашивал себя, что мы будем делать в этой галерее.

– Почему я должен оставаться снаружи? спросил я дрожа.

– Когда я подойду к идентификатору зрачка, механизм автоматически закроет первую дверь. Если через несколько секунд вторая дверь откроется, то значит все в порядке.

– Хм а что случится в ином случае?

– Итак, я останусь заблокированным между двумя дверями, а у вас будет ровно три минуты, чтобы взять ноги в руки, вернуться в машину и вытащить себя отсюда, – сказал мой друг без каких-либо эмоций.

– Я полагаю, что других вариантов нет? спросил я, глядя ему в глаза.

– Нет, насколько мне известно.

Мы приехали сюда не за сантиментами, но, тем не менее, я пожелал ему удачи.

Он встал перед устройством, и первые стеклянные двери закрылись за ним, как он и объяснял. Менее секунды спустя, я смог прочесть сквозь двери надпись, мигающую на экране: «идентификация отклонена».

Магнус тут же повернулся ко мне.

– Все пропало! завопил он, барабаня пальцем по стеклу. Убирайтесь отсюда как можно скорее!

Прищурив глаза, я смог увидеть начавшийся обратный отсчет времени, отражающийся на экране:

2 мин 59 сек, 2 мин 58 сек

Я кинул взгляд на свои часы и, даже не взглянув на Джемерека, бросился прочь от здания.

Ночь была темная, но все здание купалось в свете от прожекторов, установленных через каждые 10 метров. Я ни секунды не думал о возвращении на парковку, а побежал вокруг здания, как спринтер. Я видел вход в кафетерий в центре, который оказался открытым, несмотря на позднее время. Промокший с ног до головы, я чувствовал, что мой сердечный пульс зашкаливает, а кровь носится по венам с невероятной скоростью.

2 мин 15 сек

Быстрый взгляд на аудиторию заставил меня направиться к одному из четырёх мужчин, находящихся в помещении: усталому седому человеку с чашкой кофе, чье имя легко читалось на бейдже: Профессор Ф.В.Абраам.

– Я искал вас, профессор Абраам, – начал я энергичным тоном, чтобы вывести его из вялого состояния. Меня зовут Генри Дженкилс, я ассистент профессора Джемерека.

– Что я могу для вас сделать? пробормотал он, приподняв свои густые брови.

– Профессор ждет вас в лаборатории, ему очень нужен ваш совет по одному важному делу.

1 мин 52 сек

Абраам обиженно вздохнул.

– Видимо, дело на самом деле важное, раз профессор Джемерек вспомнил о моем существовании.

Я продолжал улыбаться, как будто не замечал той враждебности, с которой он говорил о Магнусе.

– В чем конкретно вопрос, молодой человек?

– Это будет сюрпризом для вас, – я хотел показаться таинственным.

– Я допью свой кофе и присоединюсь к вам.

1 мин 30 сек.

– Я позволю себе настаивать, то, что мы хотим показать, не может ждать.

Абраам еще раз вздохнул и с бесконечной медлительностью начал застегивать свой плащ, прежде чем пойти расплатиться за кофе.

– Я вас угощу, профессор, – сказал я, кладя 10 долларов около кассы, чтобы выиграть время.

– Мне ничего не надо, молодой человек, – рявкнул он. Я сам плачу за те вещи, которыми пользуюсь.

Он вытащил 100 долларов из портмоне, но в кассе не было денег, чтобы дать сдачу.

Оставалось чуть больше минуты, все почти что пропало.

– Я запишу это на ваш счет, – сказала мягко продавщица.

– Хорошо, – ответил Абраам одними губами и направился к выходу.

Едва он вышел за дверь, как я всадил ему шприц в яремную вену.

– А теперь слушай меня внимательно, у нас меньше пятидесяти секунд, чтобы добраться до входа в лабораторию. Малейшее сопротивление или малейший жест неповиновения и я сожгу тебе вены, понял?

Абраам слегка вскрикнул, но кивнул головой.

В эту дождливую ночь я бежал к входу в здание. На полпути мы увидела охранника, который патрулировал территорию с собакой. Я остановился и прислонился к стене.

– Одно слово и ты труп, – прошептал я ему и немного надавил на иглу.

Охранник устремился прямиком в кафетерий, даже не взглянув в нашу сторону.

У нас оставалось 15 секунд, когда мы добрались до входа в лабораторию. Магнус, не верящий своим глазам, встретил меня недоверчиво.

– Вводи быстрее первый код, – заорал я, пытаясь контролировать своего пленника.

– 43-3-06 кричал мне Джемерек изнутри.

8 секунд

Я набрал пять цифр на клавиатуре. Все мое тело дрожало.

Когда двери открылись, я втолкнул Абраама внутрь и подвел его к идентификатору зрачка. 0 мин 02 сек отображалось на экране. Ровно столько оставалось у нас времени, чтобы открыть вторые двери.

– Итак, ассистент, вам потребовалось время, – сказал Магнус с облегчением.

– Давайте без фанфаронства, – попросил я, вытирая капли дождя с лица. Что мы теперь будем с ним делать?

– Привет, Фридрих, – подразнил его Магнус, потрепав за ухо. Что у вас в шприце, Тео?

– Смесь рогипнола и сильнодействующего анестетика, по крайней мере, так сказала Барбара, но я не знаю, если

– Рискованно, – сказал Магнус. Спокойной ночи, Фридрих.

Быстрым движением я впрыснул жидкость в вену Абраама, и он тут же рухнул мне на руки. Барбара не предупредила, что скорость всасывания вещества в организм будет молниеносной. Я просто надеялся, что у нее достаточно медицинских знаний, и растров не окажется токсичным. В ее аптечке было полно различный лекарств, покупаемых в интернете, но никто не гарантировал их качества.

Магнус открыл дверь черного входа, недалеко от входной двери и помог мне спрятать тело за мусорными баками.

– Вы знаете, вы определенно человек действия, Тео. До сих пор я немного сомневался, но вы меня убедили.

Тускло освещенный холл сменился большим ярким залом, выложенным плиткой из белого холодного мрамора, который мы быстро пересекли по направлению к лифту. Стеклянная кабина с шумом, разносившимся по всему зданию, доставила нас на четвертый этаж, и я, вдруг, почувствовал себя словно посреди стеклянного океана.

Дверь открылась, и мы оказались в широком коридоре, который вел к стальной хромированной двери с табличкой «Лаборатория Крик и Уотсон. Вход ограничен».

Перед входом был охранник, но Магнус поздоровался с ним без видимого волнения и рассказал какую-то остроумную шутку собственного сочинения, пока вводил код. К счастью, код не меняли, и дверь открылась без труда. Сразу же внутри зажегся яркий свет. Комната состояла из ряда больших кабинетов, которые Магнус назвал секциями. Тишину нарушал только звук работающих компьютеров и капель дождя, падающих на крышу.

– Вы в самом центре лаборатории, – сказал Магнус, устраиваясь перед компьютером.

– Почему они не запирают эту комнату? – спросил я с удивлением.

Магнус достал небольшое портативное устройство и подключил его к компьютеру.

– Они запаролили компьютер, – объяснил он. Кроме Стейнера и ряда особо приближенных к нему людей, практически ни у кого нет доступа к операционной системе.

– И на что вы рассчитываете?

– На это случай я записал на устройство все данные зрачка Стейнера. Думал, что настанет тот день, когда я буду уже не в почете в MicroGlobal.

Я не был уверен, что понимаю, что он имеет в виду.

– Как вы это сделали?

– В прошлом месяце я установил у себя на компьютере мощную цифровую камеру, которая фотографировала всех, кто находился в радиусе двух метров от него, а Стейнер делал это несколько раз в ту самую ночь, когда я брал образцы клеток Моми.

– Очень находчиво, но вы уверены, что это работает?

– Кто в этом мире хоть в чем-то уверен, Тео?

– В любом случае, вы знаете, как прикрыть свой тыл.

– Sic transit gloria mundi, – сказал Магнус, подражая Витторио.

Он быстро выполнил ряд операций, и система выдала сообщение, что зрачок Стейнера распознан.

– Сработало, – Магнус удовлетворенно улыбнулся.

– Бесподобно, но почему было не использовать эту систему для входа в здание?

– Потому что там используется другая система.

– Хорошо, хорошо избавьте меня от технических подробностей. Так что же на этом компьютере?

– Здесь содержатся все данные по проекту ВС.

– Проект ВС?

– ВС значит воссоздание. Грандиозная экспериментальная программа, целью которой является создание генетически улучшенных детей.

– Дети на заказ? эту фразу я несколько раз встречал научных статьях.

– Все верно, – подтвердил он, рассматривая в мониторе ряд графиков и измерений, которые мне ни о чем не говорили.

– Что вы ищите в этих базах данных?

– Сводные данные всех генетических модификаций эмбрионов перед их имплантацией в матку подождите пяти разных женщин.

– Пяти женщин? А кто они?

Он постучал по клавиатуре и начал перечислять:

– Давайте посмотрим: Нэнси Стейнер, жена Стейнера, Шерри Бойл

– Бойл?

– Эд Бойл является государственным секретарем по вопросам внешней торговли. Дальше Синди Донован либо жена, либо дочь президента федеральной резервной системы, Уата Фаяд

– Родственница саудовского нефтяного магната?

– Ага.. и, наконец, Джеки Макгилис, жена голливудского продюсера. В общей сложности пять женщин, чьи эмбрионы подвергались модификации.

– Что вы подразумеваете под модификацией? спросил я растеряно.

– Добавление, удаление или трансформация генов, отвечающих за физическое или умственное развитие будущего человека. А вы знаете МакКоул, что 99% человеческих генов схожи с генами шимпанзе, а 30% с генами салата-латука? Вы понимаете, что производить манипуляции можно с очень небольшим количеством генов, но они имеют стратегическое значение!

Магнус прокручивал информацию на экране. По мере этого, он держал меня в курсе того, что считал нужным объяснить.

– Первыми изменялись гены, отвечающие за внешний вид за цвет кожи, глаз и волос.

– Что выбрали ниши пять пар?

– Светлые волосы и светлая кожа для американцев. Для саудовцев ничего не указано.

Я подошел ближе к экрану, не забывая поглядывать на дверь. Я переживал, что охранник может ворваться в кабинет. Вдруг Магнус вскрикнул.

– Вы еще что-то нашли?

– Эмбрионы были обработаны таким образом, что у них никогда не будет сахарного диабета, миопии, дальтонизма, дислексии, ожирения, алкоголизма, сердечно-сосудистых заболеваний и болезни Альцгеймера. Некоторые даже попросили, чтобы их ребенок был правшой.

– Неужели на самом деле возможно все это сделать? спросил я недоверчиво.

– Без особых сложностей. Мы знаем, как это делать уже несколько лет. Но вот следующий этап трансформаций сопряжен с проблемами.

– Тот, который связан с эмоциональными и интеллектуальными характеристиками?

– Да, это то, что мы называем «гены интеллекта», но на самом деле они отвечают за память, скорость мышления, способность адаптироваться к изменениям.

– А по поводу эмоциональных вопросов?

– Есть целый ряд генов, которые отвечают за характер, настроение, эмоциональную стабильность и даже супружескую верность.

– Впечатляет, но как их можно трансформировать?

– Проводятся генетические операции на клетках эмбриона, до того как вернуть его в матку.

Джемерек отчаянно жал на клавиши клавиатуры, пытаясь идентифицировать источник трансформированных генов.

– Вы нашли что-то неправильное?

– Это сложно объяснить, – пробормотал он себе под нос.

На экране можно было увидеть подробное отчеты медосмотра баскетболистов, футболистов, известных спортсменов и манекенщиков, которые сдали или, вероятнее всего, продали образцы своего генетического наследства. Далее следовали описания тех, чьи гены использовались для изменения интеллектуальных способностей: профессоров, исследователей, людей, блестяще закончивших престижные вузы.

– Странно, – Магнус удивленно приподнял брови, – не указано происхождение некоторых генов, отвечающих за характер.

– Откуда они взялись тогда?

– Не имею ни малейшего понятия. Хотя

Он поразмышлял с минуту, потом кинулся к другой программе.

– Есть гигантская база данных. Она больше, чем у ФБР. Она объединяет генетические характеристики десятков тысяч преступников.

После нескольких манипуляций он запустил поиск неизвестных генов. С молниеносной скоростью программа начала проверять генетические профиля различных преступников. Через несколько секунд на экране появилась фотография Жозефа Моми, и как раз в этот момент страшная вспышка молнии разорвала небо.

– Черт, что это значит? спросил я, вытирая капли пота, выступившие у меня на лбу.

– Все просто. Это означает, что Мона Лиза сорвал исследование, – ответил холодно мой друг, снимая очки. Я не знаю как, но во время генетической операции кто-то смог заменить часть генов, приготовленных для эмбрионов на гены Моми.

Если я правильно все понял, то пять матерей, которые ожидают рождение маленьких гениев, по факту вынашивают детей с генами, принадлежащими одному из самых ужасных серийных убийц в мире.

– Что мы можем сделать? спросил я растеряно.

Магнус не раздумывал долго, он зашел на сайты самых крупных СМИ и отправил им файлы, к которым у нас был доступ, со своими разъяснениями. Это было правильное решение. Придавая это дело гласности, мы убивали сразу двух зайцев. Во-первых, это позволяло матерям, вынашивающим маленьких монстров прервать беременность. Во-вторых, это привлечет внимание общественности к вопросу об опасности генетических манипуляций, и вызовет скандал вокруг тех представителей элиты, которые благодаря своим привилегиям, пытаются создать генетические касты. По поводу последнего пункта я не был уверен, что целью Моны Лизы было вовлечь нас в это дело и раскрыть все целому миру. Короче говоря, возможно, мы оказали ему услугу.

Одно было ясно в любом случае: все, чем занимался Cell Research было незаконно, и последствия окажутся значительными. Лаборатория будет привлечена к ответственности, образ Стейнера будет еще более дискредитирован, а госсекретарю придется уйти в отставку.

Пока Джемерек занимался СМИ, я устроился за компьютером, чтобы просмотреть содержимое. Так как машина была подключена к сети, мне не нужен был пароль, чтобы иметь доступ к жесткому диску. Спустя несколько минут поиска, я наткнулся на файл, где расписывалась маркетинговая стратегия MicroGlobal, которой они рассчитывали воспользоваться в случае принятия закона о либерализации генетики.

Этот проект рекламной компании опирался на ежемесячные опросы. Последний опрос показывал, что «89% американцев одобряют использование генетической терапии для улучшения физических и умственных характеристик новорожденных».

– Рынок огромен, – сказал я. Теперь понятно, почему Стейнер так хотел изменений в законе.

– Да. Американцы уже тратят целые состояния на косметические операции и синтетические успокоительные лекарства. Не удивительно, что они одобряют генную терапию, в надежде на рождение идеальных детей. Они ненормальные, они не понимают, что это будет означать.

– Я понимаю, но эм неужели можно осудить желание иметь здорового и умного ребенка, если наука это позволяет.

– Генная инженерия открывает путь для радикального изменения человечества, – ответил он строго. Мы движемся к евгенической цивилизации, где самые богатые будут покупать себе идеальных детей и господствовать над миром. Не будет никакого социального развития, и в конечном итоге человечество поделится на два вида: биологически совершенные люди и остальная масса эксплуатируемых людей.

Было очевидно, что генетические манипуляции могли подвергнуться злоупотреблениям, но насколько серьезна была возможность раскола человечества на генетические касты? На мгновение я подумал, что нашел слабое место в этих рассуждениях:

– Подождите, Магнус, люди живут не в замкнутом мире. Всегда будет смешение генов. С начала человечества короли имели детей от пастушек и слуг. И это тоже не станет исключением из правила: в один прекрасные день они соединятся в «нормальных» людей.

Но так как Магнус печально мотал головой, я понял, что угроза была куда более серьезной, чем я предполагал.

– Некоторые ученые уже работают над молекулами, которые способны изменить состав спермы и предотвратят появление людей-гибридов.

Глава 16. Tambour battant

– Сматываемся отсюда скорее, Тео, здесь становится опасно.

Джемерек встал со стула, но пошел не в том направлении, откуда мы пришли.

– Лучше выйти через заднюю дверь, – объяснил он, – чтобы добраться до пожарного выхода, который через три комнаты отсюда.

– Что?! Мы пройдем через три другие лаборатории? сказал я, пятясь назад.

– Уверяю вас, это безопасно.

Я вскинул руки вверх. Но помимо страха я еще испытывал и любопытство, все таки было интересно посмотреть на те секреты, которая могла скрывать эта крепость.

В центре второй комнаты стояло устройство средней величины и необычной формы.

– Что это за штука, Магнус?

– Распределитель генетических карт.

Он подошел к аппарату и начал объяснять вполголоса:

– Это очень мощное устройство. Используя лишь одну клетку вашей кожи, оно может диагностировать все ваши потенциальные генетические заболевания.

– В какой-то степени это позволяет видеть ваше биологическое будущее?

– Точно. Если вам диагностировать какую-либо болезнь за 5 лет, то у вас будет время, чтобы принять меры и распланировать свою жизнь.

– Это действительно работает? спросил я очень впечатлившись, намного больше, чем хотел показать.

– Надежно почти на 100%.

Я не мог не быть очарован тем, что было у меня перед глазами.

– Вы его уже испробовали на себе?

– Нет, – ответил профессор, – знание своего будущего, это последнее, что меня интересует.

– Диагноз занимает много времени?

– Менее двух минут, а что? спросил он подозрительно.

– Ну я знаю, что мой отец умер совсем молодым от рака простаты и мне было бы интересно, если

– Даже не думайте об этом! ответил он очень сурово, подавляя мое желание знать, есть ли у меня ген этой болезни.

Третья секция лаборатории была посвящена химерам, то есть созданию гибридов человека и животного. Джемерек объяснил, что эти исследования имеют большой спрос среди людей из шоу-бизнеса и спорта. В недалеком будущем организаторы спортивных поединков предлагают вести бои между, предположим, человеком-быком и человеком-кошкой. Кроме того, почему бы не позволить футбольным или баскетбольным командам включить эти существа в свои чемпионаты. Возможно, что однажды на Олимпийских Играх человек-гепард пробежит стометровку менее чем за 8 секунд. Публика любит представления и развлечения.

Наихудшее, что может случится, это вымирание естественных видов и замещение их клонами химер. Магнус заверил меня, что уже внедряются генетические манипуляции в армии: улучшаются некоторые чувства солдат, они чувствуют запахи не хуже некоторых животных и видят в темноте, словно в приборах ночного видения!

Он собирался рассказать об эксперименте, который сам проводил на мышах, когда мы услышали брюзжащий звук, который доносился откуда-то из глубины комнаты. Мы увидели клетку, внутри которой крутилась очаровательная панда. Возбужденный как ребенок в зоопарке, я направился к клетке.

– Она, она настоящая?

– Конечно, – ответил Магнус, поглаживая медвежонка через брусья клетки.

– Вы не боитесь, что они его генетически модифицируют в опасное животное?

– Нет, у них иная цель. На самом деле это любимый зверь детей. Все хотели бы получить панду на рождество вместо традиционной куклы. К сожалению, панды под угрозой исчезновения

– Значит, суть заключается в создании клонов?

– Да, а также чтобы изменить систему питания. Взрослую панду не так-то просто прокормить. Им необходимо до 15 фунтов бамбука каждый день!

Несмотря на мой совет, Магнус все таки открыл клетку.

– Осторожно, она может быть агрессивной после всех этих экспериментов.

– Не смешите меня, МакКойл, это всего лишь пушистый комок.

Действительно, небольшое животное, символ дружбы и мира в китайской традиции, не казался опасным и с удовольствием принимал наши ласки. Мы решили отпустить ее и продолжить наш визит.

В последней комнате скрывалось самое страшное. Она была посвящена тому, что Магнус называл «дети-бонсай». Бизнес-стратегия «Майкро-Глобал» была вне границ понимания.

– Суть проблемы проста, – начал объяснять Магнус, – многие родители любят спокойно нянчить своих малышей до 5-6 лет, после 7 лет они начинают сталкиваться с проблемами взросления. В подростковом возрасте все становится еще хуже: они начинают быть неуправляемыми, асоциальными, жестокими, появляются проблемы с наркотиками, кражами, возникают сексуальные проблемы и т.д. У «Майкро-Глобал» появилась идея создать детей, которые никогда не растут и всегда остаются под контролем родителей. Долой проблемы подростков, да здравствует радость детства!

– Это чудовищно! Все перевернулось. Это уже биологически возможно?

– Насколько мне известно, сейчас проходит стадия испытаний. Ученые сейчас тестируют молекулу, которая предотвращает старение.

Комната была погружена в темноту. Включив свет, я оказался лицом к лицу с армией летучих мышей и неподвижных детей. Я вскрикнул и Магнус схватил меня за руку.

– Возьмите себя в руки, это синтезированные дети. У них нет мозга.

– Я не понимаю, что вы говорите, – заявил я категорически. Что

– Это синтезированные человеческие существа. Они не испытывают боли. Ученые используют их для тестирования новых лекарств или для запасных органов.

– Вы имеете в виду, что можете делать людей?! воскликнул я.

– Да пока это экспериментальный стадия, но не так уж и трудно вырастить орган, такой как рука, нос, легкие или сердце.

– Именно такие органы вы используете для тестирования?

– Абсолютно верно, – подтвердил он, кладя руку на это существо без мозгов.

Я подошел к этому племени тел. Некоторые из них были увеличенные, вздувшиеся, как будто готовые взорваться. Некоторые наоборот, худые и истощенные. Видимо, эксперимент еще не набрал полный ход, но однажды может появиться семидесятилетний младенец, навсегда остановившийся в своем развитии. А хуже всего, что найдется сумасшедший, который купит его.

– Мы должны уходить, – сказал Магнус, сжимая мое плечо.

Я уже совсем не испытывал страха. Во мне осталось место только для восстания.

– Подождите, давайте посмотрим, что есть на эту тему в компьютере

– Но у нас нет

– Это займет не более 5 минут. Давайте сюда диск с данными Стейнера.

Сказано сделано. Мы опять получили доступ к информации на жестком диске. После нескольких минут изучения мы несколько раз натыкались на файлы, в которых упоминался Институт Цветов. Мы довольно быстро сообразили, что речь шла о румынском приюте на окраине Бухареста, которому «Майкро-Глобал» предоставлял компьютеры и программное обеспечение. Некоторые данные давали возможность предположить, что ученые из Cell Research Therapeutics под видом неправительственной организации почти три года изучали медицинские показатели воспитанников приюта. Там были сотни математических формул, таблиц, графиков и других данных о здоровье детей, которые были систематизированы и изучены.

– Бог мой! воскликнул я. Только не говорите мне, пожалуйста, что это то, что я думаю

– К сожалению, это это ужасно. Они протестировали молекулу на живых детях.

Мой ужас все увеличивался. Наименьшее, что мы могли сделать, это предупредить общественность на международном уровне. Я начал рассылать эти данные на все возможные сайты средств массовой информации, после того, как Магнус написал короткие комментарии. Мы уже почти закончили, когда в здании раздался сигнал тревоги.

– Господи! воскликнул Магнус, вскакивая со стула. Он нашли Абраама.

И как раз в тот момент в комнату вошел охранник, угрожая нам оружием.

– Я их задержу, все ко мне, – кричал он в микрофон, прикрепленный к воротнику униформы.

Он смотрел на нас с ликованием, которое, к несчастью для не него, не продлилось долго. В этот момент панда, которую мы выпустили из клетки, что все таки было хорошей идеей, свалилась ему на голову со шкафа. Это вмешательство божественное? помогло мне обезоружить охранника и несколькими ударами, решимость которых меня поразила, отбросить его в сторону. Он корчился от боли на полу, когда коллеги пришли ему на помощь. Но мы уже бежали к лестнице. Между двух этажей, Магнус, который хорошо знал это место, нашел предохранительный блок и отключит свет в лаборатории, которая теперь освещалась лишь вспышками молнии. Я бежал по лестнице, перепрыгивая через 4 ступеньки, с пандой вокруг шеи. После того, что она для нас сделала, я просто не мог ее там оставить. Мы добрались до первого этажа без особых помех, но сильно запыхавшимися.

– Как нам теперь выйти? спросил я Магнуса, стоя перед дверью, через которую мы вошли. Теперь с нами не было никого, чьим зрачком мы могли воспользоваться.

– Вот как! ответил он, доставая из портфеля пистолет Барбары.

В общем, я не сторонник использования оружия, как средства решения проблем, но в свете последних событий я пересмотрю свою точку зрения. Я с готовность признаю эффективность 9мм пистолета, с помощью которого Магнус разнес вдребезги стеклянную дверь. Мы оказались снаружи через 3 секунды. Я бежал к машине как угорелый, не отпуская панду. На полпути я почувствовал острую боль в боку, мне очень захотелось остановиться и восстановить дыхание, но позади раздавалась стрельба. Я взглянул вверх, мощные световые прожекторы сделали нас легкой мишенью. Я первым добрался до автомобиля, Магнус был еще позади. К счастью, из осторожности мы не закрыли двери. Я сел за руль и посадил медвежонка на заднее сиденье. Магнус забрался на соседнее сиденье, и мы рванули с места. Сдавая назад, я увидел, что у него нога в крови.

– Черт! Вас задели!

– Это не страшно, – прокричал он. Если они нас поймают, они нас убьют.

Я вдавил педаль газа, спрашивая себя, как мы сможем преодолеть пропускной пункт. И тут я почувствовал, как заднее стекло разлетелось на множество осколков, и одна пуля разорвала колесо.

– Не останавливайтесь! кричал Магнус, видя, что смерть подбирается к нам.

Я делал все возможное, но автомобиль стал просто неуправляем. Мы хотели добраться до склона, который вел к выходу, когда очередная пуля прострелила второе колесо, и в результате, мы врезались в стену. Удар был жестким, сработали подушки безопасности, мы остались целыми, но надолго ли? Я помог Джемереку выбраться со своего места. Толпа охранников была всего в нескольких метра позади нас. Я посмотрел в сторону склона, но не было ни малейшей возможности добраться до него, охранники, которых мы видели в самом начале уже неслись на огромной скорости с той стороны. Мы были окружены со всех сторон. На этот раз это был конец. Автомобиль охранников, доехав до склона, развернулся, и, несмотря на проливной дождь, мне показалось, что один из них махал нам руками, показывая, чтобы мы забирались внутрь. Я подбежал ближе и тогда понял, что моя молитва была услышана, и мы не погибнем под градом пуль охранников. Я помог Магнусу и панде забраться внутрь. Машина рванула с места. Тогда охранник снял кепку и повернулся к нам. Мы увидели насмешливое лицо Барбары.

– Я же говорила, что они будут нуждаться в нас! воскликнула она с триумфом.

– Ну как ребята, вы счастливы нас видеть? раздался голос Витторио, пока автомобиль увозил нас в ночь.

Глава 17. Бассейн

Бассейн в Сан-Ремо располагался на последнем этаже здания. Большие стеклянные окна позволяли любоваться огнями города, и создавалось ощущение господства, объясняющее, почему президенты крупных предприятий предпочитали устраивать свои офисы на последних этажах.

После полуночи это место было не особенно популярно у жильцов. Наше шумное появление побеспокоило какого-то азиатского предпринимателя, и после его ухода мы стали единственными посетителями этого роскошного места.

Сидя на краю бассейна, Магнус весело бултыхал ногами по воде и наслаждался бокалом Сент-Эстеф. Рядом с ним был небольшой радиоприемник, настроенный на волну, передающую новости со всего мира.

Сутки спустя после нашей ночной вылазки, мы были уверены, что оставили порядочный беспорядок в политико-экономическом мире США. Наше сообщение, отправленное по электронной почте, было включено во все полуденные выпуски. Если MicroGlobal и правительство опровергали эту информацию, то СМИ были склонны считать ее правдивой, поэтому были отправлены целые армии камер к воротам Cell Research Therapeutics. Хотя они и сделали небольшой ремонт на скорую руку, но все таки там оставались следы ночного столкновения.

Журналисты сразу же связали это событие с кражей Моны Лизы, убийством Стейнера и отравлением воды в Real Island. Магнус в свою очередь сделал все, чтобы укрепить их в этом убеждении, подписав свое сообщение «Мона Лиза. Акт 3».

Проспав почти 15 часов и проглотив огромный ужин, мы потихоньку пришли в себя. Чтобы забыть о пережитых эмоциях Барбара предложила нам поплавать в бассейне, чем привела в восторг моих товарищей. Я же в свою очередь был немного смущен тем, что мне не во что было переодеться для плаванья.

Кароса в качестве шутки посоветовал мне купаться нагишом, а Магнус заявил, что готов одолжить мне грязные оранжево-зеленые штаны, наверняка времен холодной войны. К счастью, на помощь мне пришла Барбара, найдя трико на дне ящика в своем шкафу.

Сидя рядом с Джемереком, я собирался спросить его об уместности использования наших сообщений для связи с Моной Лизой. Поступая таким образом, мы как будто служили ему, вместо того, чтобы бороться с ним. Кроме того я был очень зол на Магнуса за то, что он подписал сообщение, даже не спросив моего мнения, несмотря на все пережитые вместе события. Я как раз собирался высказать всю эту критику, когда услышал:

– Вы не купаетесь, Тео?

Приглашая меня поплавать, Барбара надела голубую шапочку, которая придала ей вид озорного подростка.

– Я сначала хотела сбросить несколько килограммов, а потом уже наслаждаться плаванием, но уже поздно, – сказала она, погружаясь в воду.

Я последовал за ней. Вода была теплой и приятной. На мгновение я представил себя большой черепахой, невозмутимой и свободной, плавающей по просторам Тихого океана. Я захотел лечь на песок и проспать 40 дней.

Витторио забрался на трамплин. Он играл мускулами как настоящий спортсмен, собирающийся выполнить сложный элемент. Барбара подплыла к бортику бассейна, и Магнус, одетый в гавайскую рубашку, предложил ей бокал вина. Я же плавал под водой, рассматривая красивую золотистую мозаику на дне. Барбара выключила радио и поставила компакт диск с музыкой New Age, которая начала разливаться по всему помещению.

Я запомнил этот приятный момент.

Дверь лифта открылась, и мы увидели человека в униформе охранника дома. Я поспешно вылез из воды и надел халат. Человек с фуражкой на голове неспешно подошел к нам. В этот момент каждый из нас почувствовал ужасающее присутствие Моми. Когда он подошел совсем близко к нам, он снял свою кепку, на его лице была улыбка, которая появлялась каждый раз, когда он упивался предвкушением предстоящих пыток. Прежде чем Магнус, Витторио или я успели среагировать, он достал пистолет, который носил за поясом.

В это момент даже вода в бассейне перестала шевелиться. Моми твердым шагом направился ко мне. Учитывая уверенность и настойчивость в его взгляде, я понял, что буду его первой игрушкой.

Медленно опустив рюкзак на пол, он вытащил оттуда длинный нож и протянул его мне, не переставая угрожать всем четверым револьвером. Впервые мы услышали его голос:

– Пришло время удалить те лишние килограммы, на которые жаловалась мадемуазель недавно.

В течение нескольких секунд мой мозг предпочитал не понимать того, что требовалось от меня. Но в глубине я, все же, понимал, что для этого демона нет ничего невозможного.

Отойдя от меня, он направился к Барбаре, чтобы побродить вокруг нее немного. Он поднял на меня глаза и сказал, смеясь:

– Если бы я был на твоем месте, Тео, я бы начал с бедер, там можно взять больше всего.

Я быстро взглянул на Барбару, и, несмотря на опасность, она оставалась спокойной.

Я все еще держал нож, но был не в состоянии сделать ни малейшего движения, страх и ужас сковали меня. Повернувшись к нему, я сказал:

– Вы с ума сошли! Вы верите в то, что я стану мясником, чтобы удовлетворить ваши больные фантазии? Я предпочитаю быть сразу убитым.

Мое бунтарство не дало желаемого результата. Я ожидал от него в тот момент всего что угодно, кроме того, что он сказал:

– Убить тебя как я убил твою мать? спросил он с садисткой улыбкой на лице.

Этот вопрос прозвучал для меня как выстрел. Даже на смертном одре я не забуду эти слова.

– Это не правда вы вы блефуете.

– Я блефую? Хотите, расскажу, как я расчленял вашу милую мамочку?

– Вы блефуете, – повторил я, крича от боли.

– Могу описать ваш маленький дом в Бостоне по Бентон Стрит 223, вашу старую комнату студента, в которой все осталось в том же виде, постер Ред Сокс на стене над кроватью, вашего маленького пса Коди, который бегал в саду, пока я не пустил ему пулю в голову.

– Заткнись! умолял я его, пока слезы боли текли по моим щекам.

– Могу также упомянуть про сковороду, на которой я поджарил печень и сердце вашей мамы. Ах, ах, ах Хочешь расскажу о запахе грибного соуса, с которым я съел все это?

Сотрясаясь от спазмов, я прилагал нечеловеческие усилия, чтобы крепко держать нож в руке. Было очевидно, что мои страдания невероятно возбуждают его. Я подошел к нему, но он продолжал рассказывать свои ужасы.

– Вы знаете, она назвала ваше имя, Тео, когда я вонзил в нее нож. Она не забыла своего сына, в то время как вы никогда не навещали ее. Хотите знать, что я сказал ей тогда

Его револьвер все еще был направлен на меня, но я уже ничего не видел. Боль была настолько невыносимой, что уже не могла заставлять меня молчать. Я бросился на него с ножом. От звука выстрела мои барабанные перепонки взорвались. Пуля была выпущена с близкого расстояния, она попала мне в плечо и отбросила на пол. Что касается ножа, я проткнул ему руку, но он не издал ни звука. Когда он понял, что все еще в доминирующем положении, его лицо, как ни странно, выражало легкую скуку.

Поднимаясь, я подумал, что он захочет закончить все это и убьет всех нас через минуту. Именно тогда он сделал жест, который изумил всех четверых: он медленно положил пистолет на пол, глядя на нас с вызовом.

На этот раз Витторио и Магнус не стали долго раздумывать. Они набросились на него и повалили на пол. Пока двое мужчин держали его, Барбара без дрожи связала его нейлоновыми веревками, который разделяли бассейн на полосы. Моми не оказывал никакого сопротивления. Это было ненормально.

Плечо было в крови, но я бросился к пляжной сумке Барбары, достал оттуда телефон и позвонил домой в Бостон.

Первый гудок второй третий четвертый

– Не отвечает! закричал я, встряхивая телефон.

Магнус подошел ко мне и попытался успокоить.

– Звоните еще, сейчас час ночи, она, наверное, спит.

Барбара поехала со мной на такси в больницу. Мы не рискнули обратиться за помощью в Сан Ремо. В больнице я притворился, будто на меня напал какой-то наркоман, который пытался украсть у меня бумажник. Мне пришлось написать заявление офицеру, но эта ложь не вызывала никаких подозрений в таком городе как Нью-Йорк.

Я думал, что пуля попала в плечо, но на самом деле она задела верхнюю часть руки, не задев кость, и после наложения бандажа меня не стали удерживать в больнице. Перед отъездом я сказал доктору, что это нападение глубоко травмировало меня и может иметь страшные психологические последствия. Он согласился выписать мне антидепрессанты.

Я нервно проглотил капсулу в такси, подъезжая к Центральному парку, и размышлял о минутах, последовавших после выстрела.

Моя мать наконец-то ответила после десятого гудка. Она была сильно обеспокоена, увидев, что я звонил посередине ночи просто чтобы узнать как ее дела. Конечно, я не мог рассказать ей о только что произошедшей сцене, но, слава Богу, Моми не добрался до нее. Она сказала, что накануне ей звонил какой-то человек, который представился сотрудником из моего университета, сказал, что он занимается обновлением информации на сайте о выпускниках. Он задал ей множество вопросов о нашей жизни в Бостоне, о наших занятиях, развлечениях, наших отношениях и моих делах времен студенчества. Он даже спросил имя моей собаки.

Когда я оказался в квартире, страх все еще сковывал меня. Друзья поинтересовались моим состоянием и затем перетащили связанного Моми в другую комнату. Там, несмотря на раны, которые ему перевязали, его пристегнули наручниками к спинке кровати. Как хорошо, что Барбара захватила их с собой из Ирландии. Витторио засунул ему кляп в рот, но так как его глаза продолжали злобно за всем наблюдать, Магнус дал ему снотворное.

Умывшись, я пошел к остальным в комнату, где они собрались за чашкой чая. Маленькая панда, которую мы назвали Даржилинг, прижималась к Барбаре. Она не становилась слабее, несмотря на то, что мы не могли обеспечить ее ежедневным бамбуком, Магнус предположил, что она уже была генетически трансформирована.

Я заварил себе ромашку, перед тем как подышать свежим воздухом на терассе. В том состоянии я более нуждался в большом стакане бурбона.

Начинался новый день. Несколько раз большие белые птица задевали стены здания, не хватало еще, чтобы они разбились у наших окон.

– Почему он это сделал? спросил я Магнуса, который присоединился ко мне на терассе.

– Хм? буркнул он, закуривая трубку.

– Почему он остановился, ведь он мог легко нас убить?

– Это не было внезапным решением, – сказал он твердо.

– Что вы имеете в виду?

– Моми уже принял решение, прежде чем идти сюда.

– Ну конечно! сказал я, показывая на мое плечо, – он чуть не убил меня!

Джемерек медленно покачал головой. Прохладный ветер дул из парка.

– Он просто забавлялся с вами, Тео. Если бы он на самом деле хотел вас убить, что бы он делал, подумайте хорошо, – сказал он, выдыхая дым.

– Как вы можете быть так уверены?

– Вы так ничего и не поняли? Он пригласил нас в первый рад на свое последнее преступление.

– Какое преступление? спросил Витторио, когда мы уселись в кресла, вернувшись в комнату. Кого еще Моми хотел устранить?

– Самого себя, – ответила Барбара, не колеблясь.

– Именно, мисс Вебер, – Магнус удовлетворенно кивнул молодой женщине.

– Самоубийство?

– Нет, Тео, убийство.

– Подождите, вы имеете в виду, что

– Да, – сказал Магнус, не дав мне закончить. Моми ожидал, что мы убьем его. Он хотел, чтобы его смерть была апофеозом.

Последовала долгая пауза, в течение которой мы почувствовали, что этот кошмар никогда не кончится. Первым заговорил Витторио:

– Мы не будем его убивать, а просто доставим в полицию.

– Хм, хм вы безусловно наивны, – упрекнул его Магнус, покачивая головой, – вы забываете, что он знает наши имена, наши адреса, знает то, что у нас Джоконда, и он непременно расскажет все это в полиции.

– Он ничего не скажет, – ответил Витторио, пытаясь быть убедительным.

Но Барбара придерживалась другого мнения:

– Он наверняка заговорит. Серийные убийцы любят рассказывать о своих преступлениях, это помогает удовлетворить их фантазии. У нас нет выбора, мы должны от него избавиться.

– Возможно, – сказал задумчиво Джемерек, – но у нас нет права его убивать, и Моми это знает. Его последняя победа заставить нас совершить убийство.

– Он убил более тридцати человек зверским способом, что вполне дает нам право.

Барбара кивнула мне:

– Подумайте обо всех, кого он убил. Подумайте о пытках и унижениях через которые им приходилось пройти перед смертью. В нем нет ничего человеческого. Это зверь, демон, его исчезновение обезопасит людей.

– Возможно, – признал Витторио, – но не нам это решать.

– А кому? яростно воскликнула Барбара. Богу?

– Нет, не Богу, а человеческому суду. Это закон.

– Закон не всегда означает, что это правильно, – не унималась она.

– Это было бы слишком просто! воскликнул священник. Этот тип психически болен, но он имеет право на судебное разбирательство. Нравится вам это или нет, но он человек, хотя такие нюансы вас вряд ли интересуют.

– Мне кажется, вы выступали меньше, когда он разорвал ваше ухо!

Эта колкость была словно пощечина для священника, он был оскорблен.

– Спокойно, спокойно, – вступился Джемерек, поднимая руки вверх, чтобы разрядить обстановку. Вы рассуждаете об удалении Моми, хорошо, но кто будет этим заниматься? Кто нажмет на курок? Кто вытрет кровь с пола? Кто закопает тело?

– Мы уже убили двоих в Ирландии, – заметил я отчасти иронично, отчасти разочарованно.

– Это совсем другое! запротестовал Магнус. Это была самооборона, и вы это прекрасно знаете!

Конечно, я это знал. Джемерек задал важнейший вопрос касательно удаления Моми. Я же был уверен, что каждую ночь мне будет сниться лицо Сета, и я ни на секунду не мог себе представить, что снова смогу хладнокровно убить человека, будь он даже самым кровожадным американским серийным убийцей. Я бы убил без колебаний, если бы Моми пытал мою мать. Вопрос о праве на убийство тогда не был бы тяжелым бременем перед лицом ненависти. Но сейчас бы не тот случай. Казалось, что Моми выиграл. Если мы убьем его, он сделает нас убийцами, если нет, то он потянет нас вниз за собой.

Решение нашел Витторио.

Организации священников и семинаристов «Миссионеры Христа» было около двухсот лет. Община была основана в Швейцарии во времена Второй Мировой Войны отцом Артеусом Бланше. В течение тридцати годов их было не более двадцати человек. Занимались они производством овечьего сыра. Но сообщество изменило свое лицо в 80-х годах, когда в общину пришел Лени Гудман. В конце 60-х он был известным исполнителем народных песен и даже сам сочинил несколько известных произведений, в числе которых знаменитая «Маргарет в зеленом автобусе», которую и сегодня регулярно транслируют по радио и изучают все начинающие гитаристы, безустанно повторяя три незамысловатых аккорда в припеве:

Это был солнечный день

Маргарет была в зеленом автобусе

Она была довольно красива

И совсем скоро мы занялись любовью в зеленом автобусе.

В конце 70-х годов Гудман увлекся мистикой, что и привело его к Миссионерам Христа. Ему потребовалось всего несколько лет, чтобы стать главой группы и сделать из всего этого достаточно мощное движение. Никто так и не смог определить, чем является эта община: церковью, сектой, благотворительной организацией или лобби. Одно было бесспорным: община имела довольно внушительные экономические ресурсы. Им принадлежали несколько зданий в основных европейских столицах и пакет акций на миллионы долларов.

Хотя Витторио рассказывал об общине довольно витиевато и невнятно, я понял, что, не будучи полноправным членом организации, он все таки принадлежал к некоторым сообществам, имеющим с ними связь.

Он позвонил Гудману и сказал, что им нужно поговорить по одному очень важному делу. По тону разговора мне показалось, что мужчины хорошо знали друг друга. Глава Миссионеров перезвонил через несколько минут по защищенной линии. Кароса тем не менее был очень осторожен и рассказал о «чрезвычайно важном объекте, который нужно забрать». Как и ожидалось, Лени не хотел покидать свой швейцарский штаб и предложил прислать нескольких мужчин, но Кароса настоял на его личном присутствии.

– Это действительно важно, – повторял Витторио.

Гудман пообещал приехать к вечеру. В это время мы могли немного поспать. Я занял пост около Моми. Около полудня опиум перестал действовать. Я увидел, как убийца медленно открыл глаза и покачал головой. К счастью, у меня уже был готов шприц. Я подошел к нему осторожно, но перед тем, как воткнуть иглу, я вытащил кляп из его рта. Я боялся, что он начнет смеяться, но к счастью, действие предыдущей инъекции еще не полностью прошло, и его лицо ничего не выражало. Мой вопрос вырвался прежде, чем я успел хорошо подумать. Бес сомнения, я должен был поговорить с ним:

– Почему Почему ты совершил все эти убийства?

Хотя знал, что никогда не узнаю ответ на этот вопрос.

– Из-за этого – он мотнул головой в сторону окна, за которым простирался город.

– Из-за общества?

– Из-за того, каким оно стало, – ответил он медленно.

Его голос изменился, как будто он сразу постарел. Мне стало очень грустно.

– Но все те люди, которых вы замучили и убили, они же были невиновны.

Я никогда не узнаю, услышал ли он меня. Он попытался встать, но наручники вернули его в обратное положение. Я вколол ему новую дозу и вышел из комнаты. Для меня было невыносимым продолжать смотреть на него.

Я убивал время в одиночестве, гуляя по библиотеке и рассматривая корешки книг, пока не наткнулся на сборник стихов Эмили Дикинсон, по которым профессор Моми был одним из лучших специалистов, пока не погрузился в буйство убийств. Я читал стихи медленно, словно молитву. Я посмотрел в окно: тяжелые тучи заволокли небо. В эту минуту я пожалел, что не верю в Бога.

Лени Гудман и его люди приехали вечером. Чисто выбриты, в черных костюмах без какие-либо отличий, пять человек вошли в комнату. Витторио представил нас Лени и тот, все еще не произнося ни слова, пожал нам руки. Затем он прошел в комнату. Его лицо не выразило никаких эмоций при виде спящего Моми.

– Вы узнаете его? спросил Кароса.

Все еще экономя слова, бывший солист незаметно кивнул. За все то время, что он был с нами, он моргнул лишь раз.

– Что точно вы ждете от меня?

Его голос был спокойным, а его уверенность успокаивала.

– Что вы предоставите ему убежище, – ответил Витторио.

– Тюрьму, – уточнила Барбара.

– Никто не должен о нем знать, – добавил Магнус. И он никогда не должен сбежать.

Гудман, казалось, задумался. Ничего не отвечая, он подошел к Магнусу.

– Я знаю ваши труды, профессор, и разделяю вашу позицию.

– Рад это слышать, – ответил он, немного удивленный словам Миссионера.

– Я думаю, что мы на одной стороне, вы и я.

– Хм вы на стороне Бога, я а на стороне человека.

Казалось, Лени удовлетворил такой ответ.

– Вы же знаете, что Бог на стороне человека.

По жесту Гудмана четыре мужчины схватили Моми и вынесли его из квартиры.

– Что конкретно вы будете делать? спросил я, переживая, что мы могли ошибиться, передавая его в руки секты.

– Внизу нас ждем автомобиль, который отвезет нас в аэропорт и там, на частном самолете, мы вернемся в Швейцарию в отделение нашей общины.

– Как вы избежите проверки в аэропорту?

– Скажем так, что у нас есть несколько верных людей в Центральном аэропорту Цюриха.

Магнус еще раз предупредил:

– Будьте крайне осторожны, вы же знаете, какую бойню может устроить этот человек.

– Не волнуйтесь, он не первый наш «квартирант», – загадочно улыбнулся Лени. Знаете, иногда церкви приходится предоставлять укрытие некоторым персонажам. Об этом никто никогда не узнает. Никогда.

– Спасибо большое, Лени, – тепло сказал Витторио. Мы ваши должники.

Гудман ушел следом за своими людьми, не оглядываясь. Когда дверь за ним закрылась, я все еще не мог избежать сомнений, относительно нашего выбора.

Глава 18. Откровение

Не могу точно сказать, в какой именно момент это стало очевидным. Думаю, что это был долгий и неизбежный процесс. Мне кажется, что подсознательно мы знали это с тех пор, как приехали сюда. Да, по-другому и быть не могло.

Конечно, поначалу мы искали какое-то связующее нас звено, что-то общее, что могло нас свести вместе. Мы ничего не нашли и быстро решили оставить это, потому что нас все устраивало. Но если кто-то находит в своем почтовом ящике недавно украденный предмет, имеющий огромную ценность, он обычно заявляет в полицию (если ему, конечно, не в чем себя упрекнуть). Все мы лгали или, что практически одно и то же, скрывали правду.

Все было идеально, и ничто нас не выдавало. Даже то, что Барбара была чересчур красива, а Витторио слишком понимающим. Даже то, что Магнус убрал с полок все фотографии своей дочери перед нашим приездом.

Тем не менее, постепенно мы все поняли.

В последнее время мне даже стало казаться, что за нами кто-то наблюдает и, как вскоре заметил Витторио, в нумерологии 4 это символ потенциала и ожидания, которое знаменуется с появлением 5.

Поэтому мы ждали нашего пятого элемента, пятого смысла. На самом деле, 5 -это настоящее число земли, потому что если пересечение меридиан и параллелей делит землю на четыре части, то все эти области ничего не значат без своего центра.

Я заговорил первым.

Сколько себя помню, мне всегда было тяжело лгать. Безусловно, это отчасти и объясняло мое решение выбрать а затем оставить профессию адвоката.

В тот момент, когда я собрался заговорить, я еще не знал, что то, что мне предстоит узнать этим вечером, станет одним из самых тяжелых переживаний в моей жизни.

Мы собрались все вместе в гостиной вокруг мольберта, на который поставили рамку с четырьмя наконец-то собранными частями Джоконды. Я думаю, что каждый из нас испытывал сильное волнение. Невзирая на причиненные ей повреждения, я был убежден, что однажды специалисты смогут восстановить картину.

Неразлучный с нами малыш панда спал на пуфике.

Приближалась ночь, был тот момент перехода между вечером и ночью, который во Франции называют временем «между собаками и волками», и от Центрального парка шел мягкий и странный свет.

– Я не сразу понял, – сказал я тихо.

– Что понял? спросил Витторио, не отрывая взгляда от картины.

– Понял, что объединяет нас четверых. Нашел связующую нить.

Все повернулись ко мне. Я мог видеть обуревавшее их любопытство и, как мне показалось, безмолвный стах. И я неспеша продолжил:

– Заметьте, что как минимум одна вещь должна была еще раньше навести меня на мысль: то, с каким вниманием вы смотрите на нее по телевизору, маленькая искорка, которая загорается в ваших глазах в этот момент.

– Когда мы смотрим на кого? – Спросил Магнус, явно чувствуя себя не в своей тарелке. На Джоконду?

– Нет, ответил я, не повышая голоса. Когда бы смотрите на Нее. Мелани Андерсон.

Они никак не отреагировали на мою последнюю фразу. Барбара хотела было что-то сказать, но внезапно передумала. Затем Магнус спросил, не глядя мне в глаза:

– Вы были знакомы?

Я кивнул и уточнил:

– Я думал, что знал ее.

– И при каких обстоятельствах? спросил он практически благоговейно.

Я сделал вид, что задумался, но в глубине души я уже хорошо знал, что сейчас расскажу.

_ Представьте апрельский вечер в маленькой деревушке в Бретани, четыре года назад. Я гуляю по пляжу с Мелани. Три дня назад мы приехали во Францию. Начинается дождь, и мы бежим в домик, который мы арендовали на выходные. Мэл немного дрожит, я сушу ей волосы полотенцем. Она готовит чай и печенье, а я разжигаю огонь в камине. Она улыбается, я думаю, что она счастлива. В те времена она была простым сенатором в Нью-Джерси. Назавтра мы идем в маленький рыбацкий порт купить устриц, деревенского хлеба, лимон и соленое масло. Потом мы возвращаемся на наш пляж, чтобы усесться на большом плоском камне. Снова светит солнце. Я кладу бутылку сидра в море, чтобы ее остудить. Мэл намазывает маслом хлеб, а я открываю устрицу швейцарским ножом. Помню, что в тот момент я подумал, что если мы когда-нибудь расстанемся, этот день станет высшей отметкой на моей шкале счастья: пикник с устрицами, на пляже, вместе с ней, наши улыбки, обдуваемые соленым ветром. Вот такое воспоминание, Магнус одно из лучших.

Я встал и сделал несколько шагов по комнате, глубоко дыша, чтобы развеять чувство, поднимавшееся в груди и холодившее кровь. Нужно было продолжать.

– Сейчас – самое несчастное воспоминание. Две недели позже, в США. Мы увиделись на пять минут у нее в офисе. Президентская предвыборная кампания уже стартовала. Она сказала мне, что демократическая партия предложила ей объединиться с Монтаной в предвыборной борьбе и что она согласилась. Она поставила меня перед фактом, до этого мы никогда об этом не говорили. Я почувствовал, что больше никогда не смогу доверять ей. Я знаю, что однажды она станет первой леди в Белом Доме. Понимаю, что в этом и заключается ее главная цель, и что по сравнению с этим, наша история любви не так-то много значит для нее. И, чтобы до конца сыграть свою роль, я говорю ей традиционное « good luck » или « take care ». Поднимаюсь и выхожу из офиса, бросив на нее последний взгляд. И с тех пор я ее не видел и не говорил с ней. Наша любовная история длилась полгода и была чисто платонической.

Магнус и Барбара, сбитые с толку, смотрели на меня. Один только священник, кажется, не был удивлен.

– Чья очередь? просто спросил я.

Магнус не заставил себя долго уговаривать. Время лжи прошло.

– В 1962 году я начал работать молодым сотрудником в Центре советского научного исследования. Начиная с этого времени, я регулярно передавал информацию американцам, через дипломата, работающего в Москве, в обмен на будущий переезд на Запад. Параллельно я преподавал биологию в научном университете в Москве. Именно там, в 1974 году я встретился с Мелани Андерсон. Она принимала участие в экспериментальной программе обмена студентами между нашими двумя странами, – практика, которая, кстати, прекратится в последующие годы, – и приехала изучать физику в течение одного года в Москве. Ей был всего двадцать один год, но ее эрудированность в области науки была уже очень высока. Она посещала некоторые из моих курсов, затем мы познакомились поближе. Она была очень талантливой, умной, духовно развитой молодой женщиной и мечтала быть абсолютно свободной, хозяйкой своей судьбы.

Мелани никогда не говорила о Жемереке, но она упоминала о своей поездке на учебу в Москву.

Продолжение откровений Магнуса было ошеломляющим:

– У нас был короткий роман. В те времена, вопреки расхожему мнению, нравы в Москве были достаточно свободными, если вам удавалось избегать лишних разговоров. В самом начале наших отношений она забеременела и не захотела делать аборт, но в эпоху холодной войны не могло получиться ничего хорошего у семейной пары между советским мужчиной и американкой. Ей удалось скрывать свою беременность от всех, и она родила дома у моего друга-врача, которому я всецело доверял. Благодаря моим связям, я смог признать своего ребенка, не привлекая Мелани. В конце учебного года, она должна была вернуться в Нью-Йорк, а я оставил ребенка себе.

– Вы хотите сказать, что Мелани мать Селии! – воскликнул я.

– Да, и только два года спустя, на научной конференции в Италии, я получил возможность поехать на Запад, взяв с собой мою дочь.

– Постойте, Магнус. Вы были не только блестящим ученым, но и потенциальным диссидентом. Русские никогда не позволили бы вам выехать заграницу вместе с дочерью.

– Это было частью плана, Тео.

– Плана?

– В течение двух лет я пытался убедить Советский Союз отправить меня работать двойным агентом в Соединенные Штаты. Им тогда нужна была информация о том, как продвигаются исследования США в области биологических вирусов. Сами они в то время работали над военным применением оспы и чумы.

– Вы хотите сказать, что это они организовали ваш выезд, а не ЦРУ?

– Это был единственный способ, чтобы уехать вместе с дочерью.

– И вы их предали…

– Я отплатил им, предоставляя ложную информацию под контролем ЦРУ. Вся эта история продолжалась еще какое-то время, а потом они догадались, что я переметнулся на другую сторону.

– И они ничего не могли сделать против вас?

– Мои родители уже давно скончались, и у меня не было никаких близких родственников в Советском союзе.

– Вы виделись с Мелани снова?

– Всего однажды, в 1977 году, как раз после моего разоблачения. Она отказалась продолжать наши отношения и попросила меня воспитывать нашего ребенка в одиночку, потому что она была занята своей учебой.

Он помолчал. Затем добавил:

– Моя дочь никогда не видела свою мать и даже не знает, что она существует.

– Вы ошибаетесь, профессор Жемерек.

Мы повернулись к Витторио, который произнес эти слова. Удобно устроившись в глубине кресла, он держал в руках одну из своих сигар и поглаживал бороду.

– Простите, но что дает вам право так говорить? – спросил Магнус суровым тоном.

– Я лишь повторяю слова миссис Андерсон, – ответил Витторио без смущения. Она не только знакома со своей дочерью, но и регулярно видится с ней.

Я увидел, что Магнус с трудом совладал с собой, чтобы не наброситься на священника с кулаками.

– Объяснитесь, Витторио, – спокойно попросила Барбара. – Мы должны узнать об этом больше.

Настал черед Карозы сделать одно из главных признаний в этой истории.

– Первый раз я увидел Миссис Андерсон два года назад, внутри небольшой Христовой Церкви, в районе Нолита, к северу от Маленькой Италии. Я приехал в США, чтобы закончить мою диссертацию по теологии и работал на полставки священником в Церкви Христовой. Я не сразу ее узнал: только тогда, когда в церкви появились телохранители, я понял, кто она. Сначала она попросила ее исповедовать, но мне показалось, что больше всего она хотела выговориться. Она выглядела очень подавленной, словно измученная своими обязанностями. Не знаю почему, но она сразу прониклась ко мне доверием. Я предложил ей кофе, и мы начали разговаривать. Часа через два она немного воодушевилась. Потом она приезжала повидаться со мной примерно каждые два месяца. Мало-помалу, она рассказала мне историю своей жизни, но она никогда не называла ваших настоящих имен. Таким образом, всех вас я уже немного знал еще до нашей встречи.

Я отдал бы что угодно, чтобы узнать, что могла Мелани говорить обо мне, но решил пока не задавать вопросов.

Из всех рассказов, что я услышал в этот вечер, бесспорно, история Барбары больше всех удивила и причинила мне боли. Тем не менее, она предупредила нас заранее:

– То, что я расскажу, вам не понравится.

Все время, пока она говорила, Барбара смотрела мне в глаза, но ее взгляд не был ни враждебным, ни насмешливым. Думаю, что она просто сопереживала моей боли.

– Я познакомилась с Мэл год спустя после тебя, Тео. Уже шесть месяцев, как она была вице-президентом. Это было на конференции, посвященной планам по строительству нового аэропорта в Сиэтле, спонсируемом предприятием, на котором я работала. Ей представили нескольких работников, они поболтали пару минут. На следующий день она позвонила мне и пригласила увидеться, не объясняя точно, зачем. Я была очень удивлена

– И что же случилось потом? спросил я поспешно, кажется, уже начиная понимать.

– Она пригласила меня к себе в офис. Как обычно, она была приветлива и блестяща. Мы проболтали буквально ни о чем пару минут, а затем она спросила нравится ли она мне.

– Oh, my God! – Вскричал Магнус, не ожидавший такого.

– Я была очень удивлена, – продолжала Барбара со смущением. И так как я молчала, она подошла ко мне и поцеловала.

– И ты ей позволила! воскликнул я с горячностью.

– Ты знаешь Мелани: ей сложно сопротивляться, тем более, что она второе лицо государства.

– Не понимаю, что это меняет, – заметил Магнус жестким тоном.

– Вы виделись еще?

– У нас были отношения несколько месяцев, до тех пор, пока какие-то журналисты не начали интересоваться подробностями личной жизни Мэл. Испугавшись, она полностью порвала со мной.

Нам понадобилось время, чтобы переварить потрясение. Каждый выпил по двойному виски, не глядя на остальных. В воздухе витало сильное напряжение. Я вновь задумался о женщине, которая перевернула мою жизнь и которую я, в какой-то степени, до сих пор любил, даже после нашего расставания. Я представлял ее, двадцатилетнюю, гуляющую по Красной площади с Магнусом, а затем, много позже, соблазняющей Барбару.

Мелани я рассказал всю свою жизнь. Я доверял ей и, с самых первых мгновений нашего знакомства всерьез надеялся, что эта любовь будет длиться всю жизнь и избежит серых будней.

Витторио, будто прочитав мои мысли, захотел меня поддержать:

– Вы должны понять одну вещь, Тео: в понимании Мелани любовь абсолютно не зависит от сексуальных связей. Я вас уверяю, что вы были одним из редких людей, которых Мелани действительно любила.

– Ну да, конечно! возразил я, опрокидывая еще один глоток виски.

– Но это правда, – сказал священник. – Будьте объективны: вы единственный, кому Мэл рассказала о своем детстве. Единственный, кому она говорила о своих страхах, боязни не быть на высоте, о чувстве отвращения и очарования, которые она испытывала к власти. И вы единственный, кто видел ее плачущей

– Я вам не верю. Она меня не любила. Она ничего не дала мне, – ответил я, повернувшись к Жемереку. Посмотрите, Магнус, вам она оставила хоть что-то: ребенка, которого вы могли растить и любить. Мне она ничего не оставила, только горечь утраты и сожаления.

– Уверяю вас, она вас любила, Тео, даже когда была далеко.

– Глупости! Что вы подразумеваете, любить кого-то и быть от него далеко? Может быть, я покажусь консерватором, но любить кого-то это быть ему верным, хотеть от него детей, заниматься с ним любовью и как минимум не спать с кем-то другим.

– Я не согласна, – вмешалась Барбара. Она может предпочитать женщин в сексуальном плане, но испытывать чувства к тебе, как к человеку.

– Окей, давайте не будем про секс. Пусть Мелани и не хотела иметь со мной физической связи, потому что ее привлекают женщины, но почему она отказала мне в том, что дала Магнусу в ребенке?

Мне ответил Витторио:

– Вы прекрасно знаете, что обстоятельства изменились. Она сильно страдала от того, что не смогла воспитывать свою дочь, но это был осознанный выбор. Она не рискнула повторить этот опыт сорок лет спустя с мужчиной, который даже не был ее мужем, в то время как она стремилась занять пост вице-президента Соединенных Штатов.

– Все, что вы говорите, облегчает мою судьбу: эта женщина прежде всего эгоистичная карьеристка, которая

– А может быть, это вы эгоист? Возразил Жемерек. Андерсон полезнее обществу, занимаясь политикой, чем укачивая кучу ребятишек.

– Я хотел на ней жениться, – попытался защититься я.

– Вы хорошо знали, что она уже давно замужем

– За сенатором Маршем! Старая развалина, практически импотент, который

– который идеально подходит образу жизни своей жены, – закончил мою фразу Жемерек.

– А развод?

– Не будьте наивным: если бы она разошлась с мужем, это лишило бы ее всяких шансов претендовать на пост президента.

Витторио не отступал:

– Поверьте мне, Тео, Мелани к вам привязана, но у нее свое собственное понимание любви. Посмотрите хотя бы ее «языческую молитву», чтобы убедиться в этом.

– Языческую молитву?

С нашего расставания я никогда не смотрел фотографий, выпусков передач и не читал журналов, если там упоминалась Мэл Андерсон. Это объясняло, почему я не знал этого выражения. Оно было впервые использовано двумя журналистами Washington Post, которые заметили, что иногда во время публичных выступлений Мэл поднимала быстрый взгляд к небесам и подносила палец к мочке уха. Решив, что это какой-то ритуал, приносящий счастье, они окрестили этот жест «языческой молитвой», и это выражение разошлось дальше.

– Она объяснила мне, что это ваш жест признательности, и что каждый раз, когда она делала так, то хотела сказать, что любит вас и что эта любовь помогает ей жить.

– Сделайте мне одолжение, святой отец: занимайтесь лучше своими делами.

Если вы кого-то любите, вам не понравится, что этот человек станет рассказывать интимные вещи кому-то другому.

– Хорошо, ответил он, – последний факт к вашему сведению: вы ведь в курсе по поводу свитера?

– Какого свитера? – спросил я раздраженно.

– Свитера, который она носит каждый раз, когда играет в гольф. Когда она выходит на поле, на ней всегда синий свитер с орнаментом, который вы подарили ей в отпуске на островах Кап Код.

Все-таки, я понял одно: она меня не забыла. Эта простая мысль немного меня успокоила.

Барбара подключила свой компьютер к официальному сайту Белого Дома, содержащего архивные фильмы с различных церемоний, инаугураций и других событий из жизни президента и вице-президента.

Витторио допил виски и поднялся, чтобы пойти спать. Но Магнус, который уже давно пребывал в нетерпении, не захотел его отпускать:

– Минуточку, святой отец! А почему вы не сказали нам всего этого раньше?

– Это называется таинство исповеди, – смиренно ответил Кароза.

– Тем не менее, вы сказали, что признания Мелани нельзя было в полной мере назвать исповедью.

– Пусть так, если вам так хочется, это было обещание, данное другу. А я обычно держу свое слово.

На этом он попрощался и поднялся в свою комнату.

Прежде чем лечь спать, мне нужно было поговорить с Жемереком. Я налил еще один стакан алкоголя, в то время как Барбара заварила себе мятный чай.

– Магнус, скажите мне без смущения, сколько раз у вас были физические контакты с Мелани?

Жемерек бросил на меня тяжелый взгляд.

– Ну и вопросы у вас! Думаете, я считал? Она очень быстро забеременела и с тех пор мы прекратили наши физические отношения.

Я был практически уверен. По всей видимости, Мелани просто искала донора генов для своего ребенка, и в этом поиске не было ни любви, ни наслаждения.

То, что я сказал после, было, признаю, весьма жалким, и в принципе не соответствовало моему характеру. Мысленно возвращаясь к этому позднее, я думал, что мои слова можно объяснить умственным шоком, который я только что испытал. Это, безусловно, также было следствием определенной настойчивости, «мачизма», заложенного в мужском бессознательном, толкающем нас иногда затевать стычки на пустом месте.

– И еще один вопрос, если позволите, не знаете ли вы, что ммм казалось ли вам, что

– Казалось ли мне что? спросил он с раздражением.

– Что она была удовлетворена?

– Что вы имеете в виду, Тео?

– Я не знаю, но, может быть, это из-за вас она, в конце концов, стала испытывать отвращение к мужчинам.

– Не знаю, я ли заставил испытывать ее отвращение к мужчинам, но вас я сейчас отучу говорить такие глупости!

Не дав мне времени ответить, он неожиданно ударил меня, опрокинув на пол и осыпая ударами. С окровавленным ртом, я все-таки быстро поднялся и ответил ему серией прямых апперкотов.

– Я тебе морду набью, старая развалина!

Барбара, услышав крик, выбежала из кухни и разняла нас, резко отчитывая.

– Перестаньте! Вы ведете себя как мальчишки, вы меня разочаровываете.

Не одарив меня и взглядом, Магнус поднялся в свою комнату, чтобы позвонить дочери.

Я остался наедине с Барбарой.

– Что на тебя нашло? Ты с ума сошел?

Она отвела меня в ванную, чтобы наложить повязку и бактерицидную мазь.

– Ну как ты?

– Как человек, который только что узнал, что женщина, которую он любил, – лесбиянка, ответил я разочарованно.

Пока она занималась моей раной, я посмотрел на нее новым взглядом. Ее лицо, ее ноги, руки, глаза: все ее тело теперь приняло иной вид, когда я узнал, что все это связано с Мэл. Мне просто необходимо было узнать больше.

– А Мелани тебе рассказывала когда-нибудь о своих прошлых отношениях?

– Ты имеешь в виду сексуальных отношениях?

– Да.

– Ну не совсем. Она мне особо ничего не рассказывала, ты знаешь, мы с ней никогда не были близкими подругами.

– Но может быть, ты знаешь, что она была бисексуальна?

Она задумалась, прежде чем ответить:

– Не думаю, что она могла получить сексуальное удовольствие с мужчинами.

– Почему?

– Тео!.. Ты прекрасно знаешь, что на такие вопросы нет ответа.

Конечно, она была права, но боль и разочарование толкали меня на поиски рациональных причин для чувств и желания.

– Ты должна заметить, что я довольно-таки ограниченный.

– Иногда ты очень упрямый, но я бы хотела встретить на своем пути такого мужчину, как ты, чуть раньше…

Я знал, что она редко говорит комплименты, и по достоинству оценил ее слова.

– А чем это было для тебя, Барбара?

– Ты о чем?

– О твоих отношениях с Мэл.

Она грустно улыбнулась.

– Я не лесбиянка, если ты это имел в виду. Просто авантюристка, которая не захотела упускать шанс приблизиться к одной из самых влиятельных личностей государства. Должна признаться тебе, что в жизни мне пришлось частенько расценивать секс как чисто практическую вещь

– Средство для достижения твоих целей?

– В какой-то степени.

– Но что ты выиграла, переспав с Андерсон?

– У нее был прямой доступ к экономической власти. После эпизода в Никарагуа мне пришлось потратить целый год, прежде чем мне удалось найти жалкое место на предприятии общественных работ. Она помогла мне найти более достойное меня место, и исчезнуть из черного списка.

В свою очередь она начала подниматься по лестнице, чтобы лечь спать.

– А ты когда-нибудь любила, Барбара? мой вопрос догнал ее на последних ступенях.

Она повернулась, но предпочла уклониться от ответа.

– Сегодня уже очень поздно говорить об этом, Тео. Спокойной ночи.

Обуреваемая эмоциями, девушка оставила свой компьютер, подключенный к официальному сайту Белого Дома.

Я решил посмотреть все фильмы, отражающие карьеру Мэл Андерсон, от ее путешествий в космос, на борту Колумбии, и до недавнего назначения кандидатом от партии демократов на ближайших президентских выборах.

Через четверть часа Жемерек спустился в гостиную, чтобы подключить свой мобильный видеофон к маленькому зарядному устройству. Он постарался сделать вид, что не видит меня, пока я не задал ему вопрос:

– Ну что, Магнус, что вам рассказала Селия?

Было заметно, что отвечать мне он не хотел, но совладав с собой, сказал:

– Это невероятно! Она только что рассказала мне, что виделась с матерью, начиная с десяти лет. Однажды, когда она выходила из школы, Мелани пришла с ней поговорить. Мелани призналась, что она ее мать, и объяснила, при каких обстоятельствах была вынуждена расстаться с ней. Мэл предложила ей встречаться регулярно. Селия согласилась и поклялась никому не говорить об этом.

– Должно быть, это был немалый шок для десятилетнего ребенка.

– На самом деле, Селия всегда была очень независимой. Она сказала, что ей было радостно узнать свою мать. Она счастлива и очень гордится ей.

– Я до сих пор не понимаю, как с такими частыми встречами с дочерью, никто так и не узнал о ее существовании.

– Вы знаете, пока Мэл не стала вице-президентом, ее не так преследовали журналисты.

– Но Селии всего десять лет! Как она могла скрывать то, что втайне виделась с матерью?

– Я не знаю, – ответил Магнус с виноватой ноткой в голосе. Это правда, что я всегда был очень занят работой, но я всегда занимался дочерью. Просто я не следил за ней постоянно: она одновременно талантливая и очень ответственная. Мы живем в спокойном квартале, и она ходила в школу одна.

Я налил нам еще виски и позвал друга подойти к столу.

– Я хочу вам показать кое-что важное, – сказал я, указывая на экран компьютера.

Я запустил первый фильм. Показывали четырех космонавтов миссии 12, которые, как это часто бывает в космосе, один за другим отдыхали на борту космического корабля. Один пытался поиграть в бильбоке, другой пел песню Би Джис, слушая плеер, а Мелани использовала минутки отдыха для того, чтобы выделывать разного рода пируэты.

– Посмотрите на задний план, – попросил я Магнуса, останавливая изображение. – Вы узнаете вещь, которая парит в глубине корабля?

Жемерек надел очки и приблизился к экрану.

– Мягкая игрушка! воскликнул он, – игрушечный моряк.

– Да, известный как Скидамаринк, не что иное, как секретный код между матерью и дочерью. Ее способ сказать: ты видишь, Селия, твоя мама в космосе, но она думает о тебе.

Магнус был потрясен. Он опрокинул рюмку алкоголя и рухнул в кресло. Он поразмышлял пару минут, прикончил свой напиток и грустно заметил:

– Будем реалистами, Тео. Думаю, теперь мы знаем, кто скрывается за личностью Моны Лизы.

– Боюсь, что так, Магнус, боюсь, что так.

Он с трудом поднялся и, ничего не говоря больше, поднялся в свою комнату.

Я снова остался один. Я поднялся, чтобы взять бутылочку Эвиана в красивом хромированном холодильнике и вышел на террасу посмотреть на звезды. Я погасил весь свет и, окруженный темнотой комнаты, долго сидел перед экраном компьютера, смотря на улыбку Мелани, в то время как слезы беззвучно катились по моему лицу.

Глава 19. Откровения (2)

На следующее утро все сели за стол в угрюмом настроении. Хотя многие вещи все еще оставались неясными, но мы сделали решительный шаг к разгадке тайны, которая завораживала нас все последние дни.

За неимением доски Магнус прикрепил к стене лист картона, чтобы помочь нам поразмышлять. Он тяжело вздохнул прежде чем начать объяснения:

– Вы правы, Тео, теперь мы знаем то звено, которое всех нас связывает. Для упрощения скажем, что все мы четверо в разное время были связаны с той, кто в настоящий момент является Вице-президентом США: Мелани Андерсон.

Он сделал паузу, как будто подыскивал слова.

– Узы, связывающие нас с этой женщиной, были определенно разными.

Он снял колпачок с маркера и подошел к листу.

– Когда я встретил Мелани в 1974 году, ей было немногим больше 20 лет, но уже тогда ее можно было назвать идеологом: у нее было определенное видение мира, в котором идеи, концепции и ценности занимали много места. Обратите внимание, что я не говорю о том, что она была оторвана от реальности, просто ее поступки и ее решения были продиктованы сильными убеждениями, которые разделяли множество молодых людей того времени: приверженность правам человека, справедливое разделение богатства, сексуальная свобода, феминизм

Он взял чашку кофе со стола, не отрывая взгляд от чистого листа. Им овладело ностальгическое настроение.

– Если бы сегодня меня спросили, каким словом я могу охарактеризовать свои отношения с Мелани, то первое, что пришло бы мне на ум, было это.

Он написал на листе слово репродукция.

– Чтобы быть справедливым, – продолжал он, – думаю, что Мелани меня никогда не любила. Скажем так, она выбрала меня вполне рационально, как отца своего ребенка. Без ложной скромности отмечу, что мои интеллектуальные способности выше среднего и я физически здоров. Она, видимо, считала, что моя генетика смесь с ее даст что-то приемлемое.

Он опять взял свою чашку, добавил еще кусочек сахара и сделал новый глоток, чтобы как-то придать себе смелости.

На мой взгляд, не все было ясно.

– Я не совсем понимаю, почему Мелани, захотев родить ребенка, отказалась ее воспитывать. Это не очень логично.

– Знаете, Тео, она была очень молода, и ей еще оставалось несколько лет проучиться в Йельском университете. Она, должно быть, жалела об этом, но все таки не была готова стать матерью. И она знала, что я был способен правильно выбрать учебные дисциплины и привить нашему ребенку основные ценности. Она была убеждена на этот счет. Но давайте посмотрим правде в глаза. Она никогда не испытывала страстных чувств и не хотела пылких ночей любви. Сейчас я могу это признать, годы смягчили мои сожаления и позволили принять это.

На мгновение его взгляд оставался пустым, возможно блуждая в воспоминаниях о Москве тридцатилетней давности, затем протянул маркер Барбаре. Она сразу поняла, что он хотел от нее, поэтому поднялась и подошла к листу.

– Суть моих отношений с Мелани можно выразить четырьмя буквами: с-е-к-с.

Она вписала это слово под «репродукцией» Магнуса и продолжала:

– Наши встречи в основном носили сексуальный характер. Они были основаны на физическом удовольствии, которое она испытывала. Не было ни нежности, ни интеллектуальных бесед, ничего.

Она хотела на этом и закончить, но Витторио заметил:

– Но вы все таки рассказывали ей некоторое личные вещи из вашей жизни. Она была в курсе ваших неудач в Южной Америке, поскольку она упоминала об этом при мне.

– Да, все верно, – признала она, – но ее заинтересовал этот эпизод не столько потому, что он касался меня, а потому что это был еще один повод ненавидеть Стейнера. Она действительно ненавидела этого типа.

Священник подошел к нашему листу и добавил к списку слово дружба.

– Думаю именно это слово нужно использовать, чтобы описать ту привязанность и симпатию, которую я испытывал к Мел, когда нам удавалось пообщаться. Я очень быстро понял, что она не была верующей и что ее признания были вызваны психологическими причинами, а не религиозными. Очевидно, это была внутренняя потребность рассказать кому-нибудь частично о своей жизни, чтобы как-то оправдать свою позиция и некоторые действия. Она знала, что в ее окружении не было друзей. Она не делилась мыслями со своим мужем уже несколько лет, осторожно относилась к некоторым политикам, окружавших ее, и сожалела, что единственный человек, которого она любила, порвал с ней.

Произнося эту фразу, Витторио не сводил с меня глаз, заставляя чувствовать свою вину. Так как я никак не отреагировал, он продолжал:

– Мелани была рада найти во мне внимательного слушателя и думаю, что эта дружба была взаимной. Не будучи эгоцентричным человеком, она интересовалась жизнью людей, к которым была привязана.

Он немного поколебался, прежде чем признаться:

– Беседы с ней оказали большое влияние на мое решение попросить пост в Монте-Джованни.

Я в свою очередь поднялся и без каких-либо замечаний написал последнее слово, которым можно было охарактеризовать наши с Мелани отношения. Я вернулся на свое место и посмотрел на лист.

Репродукция секс дружба любовь.

– Это основные виды социальных отношений, которые могут существовать между двумя людьми! воскликнул Кароса с таким удивленным видом, как будто только что увидел реинкарнацию Бернадетты Субиру.

– Да, – кивнул Магнус, почесывая бороду, – для Мел это четыре позитивных связующих, которые объединяют людей.

– Как вы думаете, Мелани формировала свою жизнь в этом направлении? спросил священник немного напуганным.

– Очевидно, нет. Скажем так, что мы являемся четырьмя людьми, которые наиболее повлияли на ее жизнь и выполнили определенные функции.

Пока Магнус отвечал Витторио, я поднялся, чтобы закончить список.

Социальные отношения

Ценности

Репродукция, секс, дружба, любовь

Либеральная наука

Демократия

– Перед нами четыре вида ценности и четыре вида социальных отношений, вокруг которых вращается современный мир, – сказал я. Засуньте все это в одну бутылку, встряхните хорошенько и получите действующую смесь на современном Западе с ее противоречиями.

Мы мысленно подытожили все сказанное. Все были взволнованы тем, что распутали нить Ариадны и боялись упустить момент объяснений.

– Значит ли это, что за всем этим скрывалась она? спросила Барбара через несколько минут. Это она все организовала?

Магнус грустно качал головой в знак согласия.

Следующие два часа мы обсуждали наши отношения с Мел. На этот раз пришлось вдаваться в подробности, пересказывать некоторые разговоры, рассказывать о чем-то совсем личном. И опять во главе всего был Магнус. Главной целью было нарисовать психологический портрет Мелани, чтобы попытаться интерпретировать ее действия. Этот момент был болезненным для всех нас. Барбара плакала дважды и категорически отказывалась рассказывать о некоторых ситуациях. Что касается меня, я несколько раз противился любопытным расспросам Джемерека и горько упрекал Витторио единственного, кто с самого начала знал о наших отношениях с Мел из-за его молчания в течение всего времени нашего расследования, когда несколько раз мы даже были близки к гибели.

К полудню нам удалось примерно восстановить ход ужасных событий, которые произошли за последние дни.

За несколько месяцев до президентских выборов в США у Мелани Андерсон была огромная популярность, и по всем опросам она могла стать первой женщиной, которая смогла бы управлять страной. Тем не менее, до последнего момента она колеблется стать кандидатом. У нее. Кажется, происходит глубокий экзистанционный кризис. За годы в должности Вице-президента она. Кажется, утратила все иллюзии по поводу возможности политиков изменить жизнь людей или ввести действительно значимые реформы. В ее личной жизни тоже все не сложилось это одинокая женщина, у которой никогда не было нежной связи с мужем, брак с которым был своего рода сделкой. Ее гомосексуальность тоже обернулась психологической проблемой она влюбилась в человека, с которым у нее не было физической близости. И в состоянии эмоциональной нестабильности она выдвигается своей партией на выборы. И теперь, годы цинизма и компромиссов для достижения такого высокого политического положения, должны быть оплачены. Теперь она не имеет права отступать. Тем не менее, будущее мира и страны пугают ее. До прихода к власти она хотела символически встряхнуть западный мир, чтобы он мог прийти в себя. Она хотела, чтобы Запад испугался, чтобы он мог найти в себе задатки позитивных перемен и преодолеть противоречия, которые запутали четыре идеологических принципа, лежащих в основе ее программы:

– ультра либерализм, который затрагивает все сферы общественной жизни, увеличивает неравенство, разрушает старые ценности и делает деньги новой религией;

– индивидуализм, пропагандирующий эгоизм, разрушающий все формы солидарности и сочувствия;

– наука, развитие биотехнологий, которые предоставляют возможность изменить генетическую структуру человека и переориентировать биологическую эволюцию на Земле;

– и наконец, демократия, которая оказалась под угрозой из-за политического цинизма и безразличия суждений;

Чтобы вызвать этот всплеск, она разработала «план общественного оздоровления», который предусматривает четыре символических события, которые бы вызвали общественный резонанс. В эти события входили похищение и убийство Стейнера, отравление воды в Real Island, саботирование работы исследовательских лабораторий.

Мы также полагали, что разрабатывая планы этих атак, Мелани хотела вовлечь нас в это безумие, как бы бросая нам отчаянные крики о помощи.

Рассуждая таки образом, мы все же понимали, что наши догадки имеют ряд недостатков. В частности, не было понятно, как была украдена Мона Лиза, как такой человек как Стайнер мог оказаться в руках Мел. Также было непонятно, кто был ее пособником во всех этих делах. Вице-президент США является одной из самых медийных персон, за которой постоянно следят, что делает практически невозможным подобные действия с ее стороны. Если наши предположения верны, то это дает повод поднять вопрос о возможной причастности государственного аппарата.

Но сейчас перед нами стояла другая, более важная проблема: какое действие предпримет Мелани, чтобы показать вымирание демократии.

Я уже говорил, что моя прежняя адвокатская практика сталкивала меня с лжецами всех видов. Различные виды деятельности адвоката позволили изучить ложь во всех ее проявлениях. Мы условно делили клиентов на несколько видов. Первый «хорошие клиенты», хватало пяти минут, чтобы они начинали путаться в своих показаниях. Судьи и адвокаты Бостона еще называли их «дар небес», потому что они позволяли блистать на шоу в зале заседания. Другой вид «махинатор-самоубийца», это те, кто сначала врут с апломбом, держат дистанцию, но потом все равно их показания распадаются. Также есть «высший уровень» – это те, кто нагло врут и никогда не попадают в ловушки, расставленные следователями. Таким часто все сходит с рук. Мы, юристы, их ненавидим.

Спустя несколько минут, проведенных в тишине, мои друзья демонстративно вернулись к листу, приколотому к стене. Казалось, что в воздухе витало опасение, что я могу сделать какое-нибудь гневное замечание.

Социальные отношения

Ценности

Репродукция, секс, дружба, любовь

Либеральная наука

Демократия

– Можно подумать, что Мелани скорее негативно относилась к тем, отношениям, которые нас связывали.

– В какой степени? спросила Барбара, не давая установиться тишине.

– В той степени, что у нее могли быть основания полагать, что кто-то из нас ее предал.

– В самом деле? сказал Джемерек тоном, который казался наигранным. И кто это может быть?

– Ну, например, вы, Магнус. Вы сотрудничали со Стейнером под предлогом того, что он финансировал ваши исследования, хотя очень хорошо знали, как он намеревался использовать генную инженерию и клонирование.

Каждый раз, когда я затрагивал эту тему, Магнус заводился очень быстро.

– Вы ничего не понимаете, Тео! Эта работа является кульминацией моей жизни как ученого! Даже если бы я не занимался этим, то на моем месте был кто-нибудь другой. И это было в своем роде стратегическим поведением: как «отец» генетических усовершенствований я мог рассчитывать на большую легитимность для борьбы с негативными последствиями. Знайте, что я никогда не хотел избавиться от ответственности, которая возлагается на ученого в отношении методов, которые он разрабатывает. Все мои открытия говорят в мою пользу.

– Не хочу ничего знать, профессор. Только представьте себе изумление Мелани, когда она узнала, что вы работаете на «Майкро-Глобал».

Никто ничего не говорил. Я воспользовался моментом и продолжал:

– Хотите еще один пример предательства?

Никакого ответа.

– Я вам говорю! крикнул я Витторио и Барбаре.

– Успокойтесь, Тео. Послушайте, возможно, мы

Я не позволил священнику продолжить.

– А вот другая история, – сказал я, указывая на молодую женщину. Это Барбара Кэтрин Вебер, руководитель предприятия, живет в Сиэтле. Три года назад на банковский счет Барбары как по волшебству зачисляются два миллиона долларов. Эта сумма немедленно инвестируется в покупку роскошной квартиры на Сентрал Парк Вест, квартиру, где мы сейчас находимся.

– Что ты несешь, я уже тебе объясняла, что квартира

– Эта квартира принадлежит не вашему дяде, Барбара. Вы приобрели ее три года назад на 2 миллиона долларов. Не отрицайте: я видел копию договора купли-продажи, который вы храните на жесткой диске вашего компьютера.

– Это невозможно, вы не смогли вы зайти на мой жесткий диск, он запаролен.

– Да, но вы совершили ошибку, включив его вчера вечером.

– Тебе бы потребовался мой банковский код.

– Я его и так знаю, я несколько раз видел, как ты его набирала в Ирландии.

– Сволочь! крикнула она, швыряя мне в лицо банку с джемом, от которой я успел увернуться, и она разбилась о стену кухни.

Барбара как будто помешалась: она размахивала руками во все стороны и кричала, что я не имел права делать это, что она не обязана оправдывать происхождение этих денег.

– А я тебе скажу, откуда пришли эти деньги. Как правило (за исключением кражи или наследства) есть только один способ собрать такую сумму: продать кому-нибудь что-нибудь. И я вижу только одно, что ты могла продать в тот период своей жизни: фото и видео ваших любовных утех с Мелани. И ты знала человека, которого это могло бы заинтересовать, кто мог бы шантажировать Мел, если бы в один из дней она стала президентом США. Это человека звали Уильям Стейнер.

По ее щекам текли слезы.

– Это он со мной связался! Он предложил вычеркнуть меня из черного списка и немедленно найти мне работу. А несколько месяцев спустя он предложил мне два миллиона долларов за то, что я познакомлюсь с Мелани, стану ее любовницей и обеспечу четкую видеозапись. У меня не было выбора.

Ее голос дрогнул, она замолчала и снова начала плакать. Я вздохнул. Выбор есть всегда.

– Пожалуйста, Тео, не суди меня, – сказала она сквозь рыдания. В то время я была я сбилась с пути. Это было необходимо, чтобы снова работать и это было не просто для меня.

Магнус протянул ей платок, в то время как Витторио все больше отдалялся от меня вглубь комнаты, нервно размахивая руками. Увидев это, я разозлился.

– И то же самое вы! Вы тоже предали ее!

Он неуверенно повернулся ко мне.

– Послушайте, все это давно в прошлом.

– Не говорите мне этого! заорал я, хватая его за куртку и прижимая к окну. Вы разглагольствовали здесь с невинным видом о «прекрасной дружбе», которая связывала вас с Мелани, но забыли о кое-каких темных сторонах.

– Это Стейнер, Тео! Я попал в его ловушку также как и Барбара.

– Объяснитесь же, Бога ради, – сказал я, встряхивая его.

– После третьей встречи с Мелани ко мне в Нью-Йорке пришли двое мужчин. Они предложили мне деньги за то, что я буду записывать все наши разговоры с Мелани на диктофон.

– Ну вот!

– Сначала я, конечно, отказался, но они возвращались несколько раз и у них нашлось все-таки средство, заставляющее меня запеть по-другому.

– Как это?

– У них были доказательства моих любовных связей и они пригрозили передать их церковным властям. Меня бы выгнали из Церкви. Я я испугался.

– Вы были трусом, вот кем вы были! Никто на самом деле не заставлял вас! воскликнул я.

Священник защищался как мог:

– Церковь это вся моя жизнь, Тео. Я ни о чем не жалею. Я не раскрыл государственную тайну, просто откровения женщины, которая

– которая вам доверяла и считала своим другом.

– Я может быть не очень хорошо

– Закройте рот! сказал я. Не говорите больше ничего, никогда не открывайте рта в моем присутствии. Ты предал ее доверия, ты рассказал все секреты Мелани Стейнеру. Вы сделали ее еще более уязвимой. Вы мне противны, вы мне противны все! Каждый из вас несет ответственность за то, что случилось.

С этими словами я вышел из квартиры, хлопнув дверью. Оказавшись на улице, я спустился к Центральному парку и намеревался по Земляничным Полям, парку, посвященному памяти Джона Леннона. Погруженный в свои мысли, я бродил среди ста шестидесяти видов растений, посвященных разным странам, пока не добрался до террасы Bethesda. Выйдя из парка, я зашел в Музей Метрополитен и сразу направился в главный зал, украшенный впечатляющими цветочными гирляндами. Я походил немного по залу, посвященному японскому искусству, пытаясь унять ярость и привести мысли в порядок.

Что нужно сейчас делать? Должен ли я был связаться с Мелани, – но каким образом? или, наоборот, предостеречь власти от второго лица в государстве? В последнем случае, если бы я решил предъявить обвинения, я должен бы был раскрыть свою личность и личности остальных и привести доказательства. К сожалению, у меня не было никаких подсказок, и я не чувствовал больше доверия к тем, кого ошибочно считал своими друзьями.

Тем не менее, стоя перед великолепной ширмой «Дощатый мост в Яцухаси» Огато Корина, полностью покрытой сусальным золотом, я мысленно возвращался к женщине, которую я любил, о гомосексуальности которой я узнал лишь пару часов назад, а также узнал, что она была вовлечена в убийство трех человек, пусть даже они были подонками.

На стойке в кафе я заказал черный чай с лимоном и кренделем, который сразу же съел, и краем глаза следил за экраном телевизора, по которому транслировали дебаты по World TV: кризис демократии: миф или реальность? Один из журналистов, который, по-видимому, защищал тезис о разрыве связи между правительством и населением, напомнил, что на последние выборы пришло менее 40 % электората. Статистика утверждала, что практически все голосовавшие были людьми с высоким достатком, тогда как бедное население на выборы не пошло. Они не верили, что политики смогут реально повлиять на уровень их жизни. Другой журналист хотел взять слово, но его прервал экстренный выпуск новостей. Невероятные сведения приходили со всевозможных источников информации: Вице-президент США исчезла.

Глава 20. Исландия

Аэробус А320Ю, летевший из Нью-Йорка, начал снижение над Рейкьявиком. Полет до Исландии занял четыре с половиной часа. Поздним утром я покинул Соединенные Штаты. Барбара, Витторио и Магнус составили мне компанию до аэропорта «Джон Кеннеди». Перед посадкой мы несколько раз обнялись. В этот момент ни наши обманы, ни предательства не имели никакого значения. Осталась только близость людей, которые уважают друг друга и которые чуть было не погибли, сражаясь плечом к плечу.

Я долго разговаривал с Барбарой. Та, которая в самом начале показалась мне самой далекой от моего мира, оказалась, в конце концов, больше всего похожей на меня. Конечно, мы придерживались различных мнений по многим вопросам, но это можно было объяснить нашей общей потребностью противопоставлять свои взгляды, чтобы существовать в глазах друг друга. Я был убежден теперь, что в глубине души мы не были такими уж разными, по крайней мере, в том, что прожили зря первую половину своего земного существования. Чем больше я узнавал ее, тем больше мне становилась очевидна глубокая рана, которую она старательно прятала внутри себя. Очевидно, ее жесткость, цинизм и страсть к деньгам были лишь звеньями, цепляющимися друг за друга, чтобы сформировать прочную кольчугу, предназначенную защитить ее от ран и ударов, определяемых судьбой для слишком нежных и романтичных существ. Я знал, что, несмотря на все слова, в ее груди билось живое сердце и, как и все, она нуждалась в нежности, букетах цветов, любовных записках и завтраках в постели.

Когда мы прощались, она почти торжественно взяла мою руку и попросила прощения.

– Позаботься о себе, – сказал я ей по-французски.

Я откинул светлую прядь волос, закрывавшую ее глаза, чтобы посмотреть на ее лицо.

– So do you, – мягко ответила она.

Мы уже десятки раз обдумывали проблему, но так и не пришли ни к какому решению. Единственное, в чем мы были уверены, это то, что Мелани исчезла, когда находилась дома. По мнению телепередач, основной версией следователей было похищение, совершенное одной крупной террористической организацией, которая в последнее время совершила ряд жестоких правонарушений на американской территории, чтобы установить неспокойную атмосферу и дестабилизировать правительство. В прессе часто упоминали китайские или иракские следы, но для нас это исчезновение не имело ничего общего с внешней политикой. Если заключение, к которому мы пришли накануне, было верным, то для своей четвертой террористической атаки Мелани организовала собственное похищение.

Поэтому мы сомневались, не завершится ли это исчезновение, в конце концов, суицидом, и надеялись, что она попробует связаться с нами, прежде чем совершить непоправимое. До последней минуты Барбара проверяла свою электронную почту, почтовый ящик и автоответчик, но мы не получили ни сообщения, ни письма, ни звонка. Оставалось самим определить место, где Мэл могла найти себе убежище. Все ее действия, с самого начала нашего приключения, казались следствием тяжелой нервной депрессии. Витторио нисколько нас не успокоил, признавшись, что начиная с их первой встречи, она не могла уже обходиться без антидепрессантов.

Если Мелани действительно хотела умереть, то действовать нужно было быстро. Учитывая ее склонность к символам, которую она всячески демонстрировала до сих пор, мы должны были определить места, которые имели для нее особенное значение.

Очевидно, что каждый из нас, по различным причинам, отдал бы все, что угодно, чтобы спасти Мелани.

Будучи оптимистом, Магнус никогда не задавался мыслью о самоубийстве. Когда я спросил его, в каком месте он предпочел бы покончить с собой, он долго раздумывал, перебирая варианты (в своей лаборатории, в винном погребе, на старой даче родителей), пока, наконец, не отказался от выбора, поскольку его разум не мог смириться с этой идеей. То же самое с Витторио, который, по своему призванию, считал самоубийство огромным грехом (хотя я припоминаю, что читал где-то, что уровень суицидов среди священников и верующих довольно высок). Наоборот, думаю, что не будет преувеличением сказать, что люди того поколения и социального круга, к которому принадлежала Барбара, часто создавали себе жизненные проблемы по поводу и без. Прибавьте к этому тот факт, что она начала посещать психолога в возрасте четырнадцати лет, и вы поймете, что в ее воображении очень рано зародилась идея о самоубийстве, и она придумала тысячу мест, где можно было покончить с собой.

Опыт показывает, что те, кто совершают самоубийство, иногда выбирают место, где они были счастливы или где чувствовали себя спокойно. Магнус выдвинул гипотезу, что Мэл будет искать место, где она была счастлива со мной: Бретань, Париж или Кап Код. Это не показалось мне вразумительным, хотя и не знаю, почему. Знаю только, что когда я сам забавлялся с идеей покончить с моим бренным существованием, место не имело никакого значения. Возвращаясь к этому мучительному моменту, я впервые и удивительно ясно осознал, что я никогда не хотел умереть. Я мог бы совершить этот жест отчаяния лишь с тайной надеждой, что та, ради кого я это делал, в последний момент войдет в комнату, опустит дуло пистолета и сожмет меня в своих объятиях.

Даже сегодня я помню все часы, все секунды, которые я провел вместе с Мэл. Бархатную кожу, длинные волосы, блюда, которые она заказывала в ресторане, ее улыбки и все интонации голоса Я уверен, что никогда не говорил с ней о смерти, за исключением, пожалуй, одного раза, к тому же очень опосредованно. Ее точная фраза была: «Даже смерть была бы спокойной в таком месте, как это». Место, о котором шла речь, было озером Орстром, на юге Исландии. На одной из стен нашей съемной квартиры она повесила большую репродукцию фотографа Акселя Воки, изображавшую маленький домик на берегу озера, на восходе солнца. От фотографии веяло спокойствием и абсолютной безмятежностью. В левом углу мелкими буквами было написано: Озеро Орстром, Исландия.

Когда мы сидели на кровати, мы смотрели на этот пейзаж напротив нас, и часто обсуждали его красоту, и высказывали различные нереальные предположения, к которым склонны влюбленные и которые никогда не исполняются (из серии: когда-нибудь мы купим этот домик и там воспитаем наших детей, вдали от шумного мира и городов).

Тем не менее, я часто спрашивал себя, существует ли в реальности этот домик с открытки, и если да, то кто может жить в таком месте.

Этот след, возможно, не имел шанса нас куда-либо привести, но он был единственным, что нам оставался. Чтобы проверить его, не было необходимости нам всем ехать в Исландию. Было решено, что я один поеду на Рейкьявик, а остальные вернутся домой или на работу.

Самолет остановился на посадочной полосе. Я вышел одним из первых. Была середина сентября, и на этой земле ледников и вулканов уже потихоньку наступала осень. На выходе из аэропорта, я взял в аренду мощный Лэнд Ровер с шипованными шинами и выехал на объездную дорогу на юг. Я быстро пересек город Селфонс и направлялся к Дирхолею, самой южной точке страны. В три часа пополудни я остановился на заправочной станции Вик, чтобы перекусить сэндвичем с лососем. Когда я вернулся на дорогу, то путь мой продолжился по антрацитовым песочным пляжам, подернутым зыбью. Порывы ветра врывались в стекла и раскачивали машину, и мне пришлось значительно сбросить скорость. Я воспользовался этим, чтобы посмотреть на пляж и белую пену, без конца кусающую черный песок. Через несколько километров пейзаж полностью переменился. Атлантический берег уступил место пустыне вулканической пыли, которая простиралась, насколько хватало взгляда, без единого дерева или деревни. Казалось, что я прибыл на край земли. Через час я, наконец, добрался до моря, и одновременно до первых ледников. Постепенно продвигаясь на восток, я чувствовал суровость, иногда даже враждебность этих необитаемых территорий. Наконец я добрался до озера Йокульсарлон, как раз начало садиться солнце. Многочисленные айсберги с голубыми отблесками плыли по спокойным водам озера. Я съехал с дороги 1 и продолжил путь по тропинке, огибающей Йокульсарлон. Мне оставалось всего несколько километров, чтобы достичь убежища.

Маленький домик был точь в точь как на фото. Рядом стоял припаркованный внедорожник. Я оставил Лэнд Ровер рядом и направился к убежищу. Воздух был чистый и морозный, а мое сердце билось так сильно, как будто я пробежал марафон. Я собрался было преодолеть четыре деревянные ступеньки, отделявшие меня от двери, когда мне преградил путь какой-то мужчина, загорелый, южно-американского типа. Он был выше меня на голову и обладал плечами игрока регби.

– Hello, – осторожно сказал я.

Странно, но он, казалось, совсем мной не заинтересовался, успокоившись, после того, как проверил, что в моей машине больше никого нет. По-прежнему не говоря ни слова, он направился к маленькому озеру Орстрому и устремил неподвижный взгляд на его воды. Я решил зайти в дом.

Там была всего одна комната, почти без мебели: диван, круглый стол, каменный камин и красивый паркет из больших досок. Подняв глаза к мансарде, я заметил большую кровать и письменный стол с компьютером. Все вместе походило на маленький американский лофт, если бы не особенный свет, лившийся из окна в глубине комнаты с видом на озеро.

Там, в свете лучей, стояла женщина. Она сделала шаг ко мне, попробовала заговорить, но голос изменил ей. Она замолчала, расплакалась и упала в мои объятия. И мы долго еще стояли вот так, обнявшись, и меня охватило, казалось, забытое ощущение запаха ее кожи и близости ритмичных ударов сердца.

– Мне так тебя не хватало, Тео, – призналась она, и ее глаза все еще были полны слез.

– И мне тебя, Мелани, и мне тебя.

Час спустя, мы сидели вместе за столом и ели жареное рыбное филе, которое приготовил для нас великан-южноамериканец.

Между тем, я узнал, что его звали Алехандро, и что родом он был не из Мексики, а из Никарагуа. Этот человек, всецело преданный Мелани, так и не проронил в течение всего вечера ни слова. Он был женат на Веронике Монзон, молодой беременной женщине, получившей смертельный электрический разряд на заводе в Малаге. После смерти супруги, Алехандро поклялся отомстить виновным в ее убийстве.

Мэл связалась с ним с помощью SWAG, американского комитета поддержки рабочих из южно-американских макиладорас. Как я узнаю позднее, этот мужчина сыграл главную роль в событиях последних недель, поскольку следовал за нами безостановочно от Тосканы до Нью-Йорка.

Как только эмоции первой встречи развеялись, я поделился с Мелани заключениями, к которым мы пришли вместе с Магнусом, Витторио и Барбарой.

Она внимательно меня выслушала. Я искал взглядом ее согласных кивков или отрицательных движений головы, но ее лицо не тронула ни одна эмоция, пока я рассказывал. Она знала, что мы знали.

– Самое главное вы поняли, – признала она, когда я закончил.

– Тогда расскажи все остальное.

Задумавшись, она налила себе стакан молока, пригубила его и облизнула верхнюю губу.

– Прежде всего, я хочу сказать тебе кое-что, Тео. Кое-что очень важное для меня.

– Да?

– Что бы я ни делала, мое личное желание никогда не было сильнее моего призвания – действовать во имя общего блага.

– Я в этом никогда не сомневался, Мэл, ни я, никто другой из нас четверых.

– Два последних года, пока я была вице-президентом, были тяжелыми, – начала она. Я чувствовала себя одновременно одинокой и бесстрастной. Я все больше задавалась вопросом, правильный ли выбор я сделала в жизни, и оставалось ли место свободе политической власти в стране, где две трети людей не голосуют, где лобби финансируют политические кампании и диктуют служащие их интересам законы.

– Ты спрашивала себя, зачем ты нужна этой системе?

– Верно, – подтвердила она. Интересы больших предприятий и групп давления управляют жителями, а республиканцы противятся любому проекту реформы, потому что являются основными получателями их денежных средств.

– Ты хотела бы это изменить?

– Конечно! Я хочу стать президентом, чтобы не просто снижать налоги для богатых или сокращать социальную помощь. Мы видим, как повсюду царит неравенство, упадок общественных школ, разрушение планеты, но мы никогда не предпринимаем должных мер

Она говорила тем воинственным тоном, который творил чудеса на предвыборных митингах.

– А при чем тут Штейнер?

– У него была экономическая и научная власть, а у меня, возможно, была бы власть политическая, и я была ему нужна. Он хотел, чтобы я пообещала, что если стану президентом, то не стану устанавливать законодательные препятствия для полной легализации клонирования человека и генетических изменений.

– В противном случае он угрожал финансово поддержать твоих противников

– Да. И с этого-то все и началось. Как тебе объяснить? Этот человек становился все более и более опасным для человеческого рода, но в то же время мне нужны были его деньги, чтобы противопоставить их золоту войны республиканцев. Я не знала, как за это взяться. И вот однажды мне пришла в голову безумная идея, как от него избавиться. В ходе одной из наших встреч, я предложила ему обменять мое будущее согласие о легализации клонирования на организацию, с помощью его людей, похищения Джоконды

– И он согласился?

– Без каких-либо сложностей, подтвердила она. Они считали, что я эксцентричная лесбиянка, прикрывающаяся внешними приличиями, и не видели никакой опасности. Что до практической стороны похищения, то он был уверен, что риски минимальны и в этом он не ошибся: его люди с легкостью отключили сигнализацию музея, чтобы вынести картину.

– Я думал, что такую ценную картину должны хорошо охранять.

– Так и есть. Но попробуй предположить, как называлась обслуживающая охранную систему музея организация? «Локерс и Локерс». Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Я мало об этом знаю, – заметил я, пытаясь вспомнить все биржевые новости, которые читал в газетах. Это филиал какой-то крупной страховой компании, нет? Может быть, «Сейф Лайф» или «Джентл Старс»

– Это «Джентл Старс», молодец! И кто является держателем более 25% активов группы?

– «Майкро-Глобал»?

Мелани кивнула.

– Хорошо, а потом?

– Я попросила Штейнера прийти ко мне, одного, чтобы отдать мне картину.

– И он ничего не заподозрил? спросил я нетерпеливо, ожидая услышать окончание рассказа. Я представлял его тем еще параноиком.

– Вот именно потому, что он был очень подозрительным, он настоял на том, чтобы встретиться в узком кругу.

– Но он же знал, что ты его ненавидишь!

– Возможно, но мы подписали что-то вроде пакта о ненападении: мы нуждались друг в друге, и он считал себя слишком могущественным, чтобы я осмелилась предпринять что-то против него. Он ожидал чего угодно, только не физического нападения в жилище вице-президента США. Итак, он приехал в мой дом на Кэнтербери Авеню, в сопровождении всего лишь одного телохранителя, который выполнял также функции водителя. Все произошло очень быстро: с помощью своего брата Паоло Алехандро уложил их обоих, затем мы накачали Штейнера наркотиками. Оставалось только переправить тело в Гондурас на вертолете. Этим занялись Паоло и Алехандро, при участии троих независимых профсоюзников, чья деятельность когда-то закончилась увольнением. Штейнер не оставил хороших воспоминаний своим работникам в Гондурасе. Было несложно получить от них что-то типа доброжелательного нейтралитета для реализации наших планов.

– А телохранитель?

– Что, ты думаешь, мы сделали, Тео? Это тебе не церковный мальчик

– Возможно, но ты убила двоих человек, Мелани, – сказал я, представляя, что я тоже прикончил двоих убийц в подвале в Ирландии и что у меня не было права давать ей уроки.

Не поморщившись, она принялась защищать свою позицию:

– Людям, обличенным властью, иногда приходится принимать такого рода решения, Тео. Это был лучший выбор для общества. Проекты Штейнера повергли бы нашу страну в евгеническое безумие, которое уже проявлялось в начале века, когда богатые консервативные семьи начали распространять идею, что наследственность определяет поведенческие патологии индивидуумов.

Она привела пример реакции элиты WASP, которая, после мощных волн иммиграции боялась потерять свою политическую и экономическую власть. В контексте стремительного развития городских гетто и увеличения социальных проблем, национальные элиты начали продвигать евгеническую политику на почве Соединенных Штатов, что в 30-х годах привело к насильственной стерилизации субъектов, определенных как генетически ущербных.

– К тому же, этот сумасшедший сам хотел быть клонированным! вскричала Мелани, воздевая руки к небу.

– Штейнер хотел сделать своего клона? повторил я, не веря.

– Да, но генетически измененного клона, более сильного физически, более устойчивого к болезням и наделенным еще большим умом. Именно с этой целью он затеял операцию по генетической хирургии: чтобы его жена «родила его самого», и чтобы новый маленький Штейнер стал наследником старого и увековечил его дело господства над миром

Чтобы взбодрить меня после этих откровений, Алехандро протянул мне стакан со смесью текилы, имбиря и соком зеленого лимона. Я проглотил этот «напиток настоящего мужчины» одним глотком. Алкоголь обжег живот, в то время как лимон попытался просверлить язву в моем желудке. Затем никарагуанец предложил нам сигариллы, и ни я, ни Мелани не стали отказываться покоптить еще немного наши легкие.

– Как ты узнала, что мы поедем в Ирландию? просил я, выпуская кольцо дыма в окно.

– Скажем так, Магнус натолкнул меня на мысль. Я предполагала так или иначе направить вас туда, но мне даже не пришлось уточнять это в моих посланиях, поскольку я узнала от Алехандро, что вы направляетесь туда по собственной инициативе.

Great minds think alike, – подумал я, бросая взгляд на великана, который наступал нам на пятки в течение всей этой истории, а мы даже его не замечали.

– А эпизод с Реал Айленд?

– Ничего сложного, – объяснила она. Наши дорогие граждане, запершись в своей башне, желают, чтобы из кранов у них текла минеральная вода! Так пусть эта вода доставляется в грузовых цистернах. Паоло воспользовался остановкой одного из грузовиков на автостраде, чтобы влить маленький флакон яда в резервуар.

– Но за этими грузовиками постоянно наблюдают, даже на автостоянках.

Она улыбнулась с тем хитрым и странным выражением, которое мне так в ней нравилось.

– Скажем так, с парой-тройкой тысяч долларов в конверте, переданных охране, внимание их становится уже не таким пристальным

– Десятки людей были бы мертвы, если бы МЫ не разгадали загадку, – заметил я горько.

– Я не сумасшедшая, Тео, – ответила она, задетая моим последним предположением. Я сама анонимно позвонила бы в полицию, если бы вы этого не сделали.

Странная тишина воцарилась в комнате.

– Ты мне не веришь? спросила она через минуту.

– Конечно, верю, ответил я, не солгав. Но есть ведь еще риск относительно манипуляций с эмбрионами.

– Не совсем: ты же прекрасно знаешь, что не существует генов преступления. Не из-за своего генетического состава Моми совершал убийства. И к тому же, у меня была возможность раскрыть манипуляции в последний момент.

– Как ты смогла пробраться в лабораторию Cell Research Therapeutics?

– Это Магнус, – проронила она, широко улыбнувшись.

– Что Магнус?

Я будто свалился с небес. Жемерек был в сговоре с самого начала и ничего не сказал! Мелани закончила свои объяснения:

– Когда его приняли на работу управляющим лабораторий CRT, Магнус начал составлять секретные отчеты, которые помогли мне стать вице-президентом. Благодаря ему, я точно знала, в чем были махинации и проекты Штейнера. Все эти сведения были бесценны, чтобы понять, когда и как следует действовать.

– Но о чем конкретно он был осведомлен? в гневе вскричал я. Знал ли он твои планы и действия?

– Ничего этого он не знал, – уверила меня она. В течение тридцати лет я говорила с ним лишь однажды: два месяца назад, когда он поделился со мной тем, что саботировал опыты Cell Research Therapeutics, подменив гены.

– Он спросил твоего мнения?

– Моего официального мнения.

– И что ты ему ответила?

– Я его поддержала.

Я не был уверен, что правильно понял ситуацию.

– Почему он нам ничего не говорил?

– Наверное, чувствовал себя виновным и не хотел втягивать вас. И без сомнения, он старался защитить меня. Что бы я ни делала я все-таки остаюсь матерью его дочери.

– Когда он узнал, что за всем этим стоишь ты?

Она на минуту задумалась.

– Он должен был догадаться в конце второй загадки. Думаю, в этот момент он понял, что я воспользуюсь его собственным саботажем для своего третьего акта.

– В каком-то смысле, он оказал тебе услугу, предупредив СМИ и подписав наши послания Мона Лиза.

– Это правда: может быть, он думал, что лучший способ защитить меня, – это войти в мою игру, чтобы как можно быстрее ее закончить.

– Но нас же чуть было не убили! воскликнул я, вспомнив вооруженную банду, которая преследовала нас на территории Cell Research.

– Это действительно было опасно, – признала Мелани. Люди Штейнера следили за Магнусом уже несколько месяцев, но он, тем не менее, думал, что сможет проникнуть внутрь лаборатории без проблем. Он бы не взял тебя с собой, если бы знал, что это будет так опасно.

– Ну да, – сказал я, пожимая плечами.

Я налил себе стаканчик текилы. Я был разъярен манипуляциями Жемерека, но, мысленно возвращаясь к этому эпизоду, я понимал, что визит в лабораторию останется одним из самых сильных воспоминаний в моей жизни. Я признался себе, что если бы мне пришлось пережить все это вновь, я бы вернулся туда вместе с Магнусом, чтобы помочь Мелани и вновь всем сердцем почувствовать воодушевление.

Глава 21. Staccato

Мы натянули шапки, перчатки и тяжелые куртки, прежде чем выйти в ночь, ясную и холодную. Мы не могли больше противостоять влечению озера. Я думал о том, что чтобы не случилось в последующем, но сейчас нахождение в этом месте было своего рода победой и для меня и для нее.

– Почему ты сбежала, Мелани? – спросил я, когда она, казалось, была поглощена созерцанием поверхности воды.

– Потому что это должно было быть сильным действием, что символизировало бы четвертую ступень, и потому что устала. Я не чувствую себя способной продолжать дальше. Я подошла к концу своего пути.

– Не говори глупостей: твоя смерть ничего не решит.

– Она решит мои проблемы.

– Прекрати, тебе это не идет. Ты не такая.

– У тебя есть другое решение?

– Множество, – ответил я, пытаясь сказать это как можно убедительнее.

– Давай будем реалистами: пути назад нет. Я второе лицо в государстве, кандидат на пост президента, и я исчезаю без всяких объяснений в разгар предвыборной кампании. Даже если я вновь появлюсь с правдоподобными объяснениями, это все равно сведет к нулю мои шансы выиграть выборы.

– Необязательно. Каждый человек имеет право на сомнения и на время, чтобы поразмышлять, даже политические лидеры.

– Может быть но я наделала много ошибок. Сам подумай, чтобы добраться сюда я использовала фальшивый паспорт.

– Неважно, никто же не в курсе. Послушай, ты можешь вернуться и сказать, что была похищена. В конце концов, большинство именно так и думают.

– Это слишком рискованно. В этом случае будет проведено тщательное расследование, и мой обман раскроется.

– Необязательно. Если мы все продумаем, то это может сработать.

Она посмотрела на меня с благодарностью и слеза стекла по ее щеке. Я обнял ее, чтобы согреть.

– В любом случае, это не самый важный вопрос, – сказал я.

– А что тогда?

– Ты хочешь вернуться, Мел? Ты хочешь быть президентом этой страны, и ты сможешь выдержать все, когда приедешь?

– Я

– Не отвечай сразу, ты еще не отошла от шока, подумай несколько часов.

Она вытерла глаза, прежде чем признаться:

– Я испугалась, испугалась ответственности за возвращение, я не знаю, как тебе объяснить

Ей и не нужно было: я и так понимал, что может чувствовать женщина, которая приблизилась к достижению цели своей жизни и готовилась стать самым влиятельным человеком на планете.

– И еще, думаю, я подсознательно хотела, чтобы вы четверо увидели, что я осталась верна своим идеалам и ценностям и не предала их. Ты можешь мне верить, я всегда проникалась альтруизмом. Я делала все, чтобы становиться лучше.

Слушая такие речи тем вечером, я ловил себя на мысли, что, наверное, нужно быть немного сумасшедшим, чтобы захотеть стать президентом США.

Холод стоял сильный, и при каждом слове из наших ртов вылетали облачка пара.

– Я знаю. Что ты мне никогда не поверишь, но все же хочу сказать, что на свой лад, всегда тебя любила.

– Мне потребовалось много времени, чтобы понять это, Мелани.

– Прости меня, – прошептала она искренне, – я никогда не хотела причинить тебе боль.

– Все будет хорошо.

– Это невероятно, целый мир крутиться вокруг меня, но только ты единственный смог меня найти, единственный кого я интересую как личность.

Я обнял ее за плечи.

– Ты всегда можешь положиться на меня, я тебе это обещаю.

Она уткнулась лицом мне в шею.

Если бы я рассказал своему психоаналитику о сути моих отношений с Мелани, то он бы обнаружил, что я путал потребности с желаниями и, наверное, был бы прав. Как известно, самая большая ошибка это обожествлять любимого человека, потому что тогда человек начинает путать свои потребности и желания, а это не принесет ничего кроме боли. Желание и чувственность, как правило, это уже считается избытком, тогда как удовлетворение потребностей необходимостью, поскольку его отсутствие ставит под угрозу выживание.

Мелани погладила меня по щеке, чтобы почувствовать появляющуюся щетину, как она обычно любила делать, когда мы были влюблены. Она улыбнулась мне и положила голову на мое плечо. Мы немного посидели молча, и чувство близости было очень сильным, и я почувствовал одухотворенность, сидя перед мерцающими айсбергами, плавающих по воде.

Когда холод уже почти превратил нас в сосульки, мы вернулись в дом, о котором когда-то мечтали. Но прежде чем вернуться, я настоял на том, чтобы забрать кое-что из машины.

– Я подумал, что ночи здесь могут быть прохладными.

Она смотрела на меня вопросительно.

– Ну вот! сказал я, доставая из багажника одеяло из лебединых перьев. Точно такое же было у нас в период наших отношений. Я купил его этим утром в магазине аэропорта перед вылетом.

Она взяла из моих рук одеяло и сделала из него величественную накидку, прежде чем броситься в мои объятия. В порыве ее губы искали мои, но в последний момент я отвернул лицо, поцеловал ее в щеку. Может быть лучше, если некоторые вещи не произойдут вообще, чем произойдут слишком поздно.

Поднимаясь по лестнице следом за Мелани, я подумал о старой песне, которую пела Джоан Баез:

Радости любви длятся мгновенья

Боль любви остается на всю жизнь

Я не был уверен в правильности второго утверждения. И это было для меня своеобразным облегчением.

В тот день мы не приняли никакого решения.

Утро началось с пробежки вокруг озера, продолжилось рыбалкой. После обеда я развел огонь в камине, и мы устроили себе небольшой отдых.

Радости любви длятся мгновенья

Боль любви остается на всю жизнь

В течение всего я дня я делал все возможное, чтобы развеселить ее, я рассказывал о забавных эпизодах, которые случались с нами, пока мы разыскивали ее. Вечер был полностью посвящен воспоминаниям, которым мы предавались, распивая текилу. Я занимался тем, что любил больше всего: быть с Мелани, смотреть на нее, смеяться.

На следующее утро я проснулся рано, но Мелани уже ушла на пробежку. Я спустился вниз и приготовил кофе и яйца. День только зарождался, мелкий дождь моросил по стеклу. Тем не менее, он не помешал мне высмотреть Мелани вдалеке. Я уже понимал, что она мне скажет, что это был наш последний день вместе.

Все те, кто знал ее хорошо, могли распознать ее личность даже в беге: ожесточенная решимость, желание превзойти саму себя, что выражалось в спринтерском завершении пробежки, и ощущение, что она участвует в каком-то конкурсе, даже если она занималась самыми обычными вещами.

Когда она вошла, я заметил ее ясный и твердый взгляд, и я почти физически ощутил, что какая бы сильная не была любовь, она никогда не сможет преодолеть те силы, которые постоянно гнали ее вперед.

Я протянул ей стакан апельсинового сока, пока она восстанавливала дыхание. Как я и предполагал, она сказала, что хочет вернуться назад и хочет воспользоваться моей помощью. Все следы улыбки окончательно исчезли с ее лица.

Мы сели в машину и еще до 9 часов утра выехали в сторону Рейкьявика. Рейс в Хитроу был во второй половине дня. Мы по отдельности купили билеты. Она надела парик и наклеила силиконовый нос, чтобы походить на фотографию в паспорте. Согласно нашему плану мы не должны были обменяться ни единым взглядом за все время поездки. Мы также подумали о камерах наблюдения в аэропорту, на них мы не должны были находиться рядом. Весьма вероятно, что уже на следующий день полицейские будут изучать видеозаписи со всех аэропортов Великобритании.

Может один из них окажется более внимательным и наблюдательным, чем остальные, и узнает в одном из пассажиров рейса 404 из Исландии кандидата в президенты США. Но после увеличения и распечатки фотографии поймет, что ошибался. У этой женщины будут карие глаза, более длинные волосы и большой нос, совсем не похожий на красивый носик Мелани Андерсон.

Я арендовал на свое имя небольшой Volkswagen на стойке Europcar в аэропорту. Мы оговорили маршрут, по которому въезжали в город. Я нашел место в пятистах метрах от американского посольства на углу Брук-стрит и Дэвис-Стрит. Проглотив три таблетки снотворного, Мелани сняла парик и накладной нос. Я обнял ее в последний раз, прежде чем захлопнулась дверь машины. Она медленно прошла вдоль Grosvenor Square, посмотрела на мемориал Рузвельта, как будто он придавал ей смелости. Я угадывал, как она была напряжена, теряясь среди толпы лондонцев, выходящих из своих офисов поле рабочего дня. Я хотел проследить за ней еще немного, но, это было неосторожно, и я перестал. Я завел автомобиль и свернул в сторону Парк-Лейн, но успел увидеть в зеркало заднего вида, как она упала на ступени посольства.

Как я и надеялся, расследование не принесло никаких результатов, и никто никогда так и не узнал, почему вице-президент США была найдена на ступенях посольства в Лондоне. Следователям не хватало данных. Нужно сказать, что Мелани не облегчила им задачу. Она рассказывала о том, что трое мужчин напали на нее дома, накачали ее наркотиками, и в таком состоянии она провела четыре дня, поэтому ничего не помнит. Так как закон это разрешает, она отказалась делать анализ крови и какие-либо другие медицинские тесты. Она аргументировала это тем, что хотела как можно быстрее забыть об этом драматичном моменте и сконцентрироваться на последних днях избирательной кампании.

Но власти не были готовы просто так опустить руки. В конце концом первое лицо мировой державы не было в безопасности. ЦРУ пыталось проверить, нет ли в этом деле следов Аль-Каиды или других иракских повстанцев. Но самый серьезный след был найден в Китае: создание системы ПРО внесло напряжение в отношения с Пекином, и еще больше укрепило мысль о том, что США и Пекин станут политическими оппонентами. Месяцем ранее американцы вновь отказались продавать спутник Китаю, ссылаясь на вопросы государственной безопасности, хотя он предназначался для гражданского использования. Правительство Пекина выразило свое острое недовольство, и пообещало принять ответные меры.

В ходе расследования, в пригороде Лос Анжелеса были задержаны трое выходцев из Китая. У них было обнаружено оружие и кое-какие листовки, но установить их связь с похищением вице-президента так и не удалось. После непродолжительного задержания их пришлось отпустить, на этом все следы и закончились.

Республиканские противники Мелани попытались использовать это дело в своих интересах. Это не входило в планы Билла Монтаны, который проводил последние дни в качестве президента и не хотел бы, чтобы окончанием его срока было омрачено. В служебной записке директор ЦРУ жаловался на отсутствие сотрудничества со стороны госпожи Мелани Андерсон, но так как к ней не было применено насилие, и никто не требовал выкуп, а сама вице-президент появилась за несколько недель до выборов, то поиски истины стали просто формальностью.

По итогам расследования были сделаны выводы, что требуется усилить меры безопасности для первых лиц государства.

Сейчас все мысли были сфокусированы на выборах, особенно после того, как за четыре дня Мелани Андерсон выиграла почти 10 очков по опросам.

Глава 22. Человек чести

В ноябре Мелани К. Андерсон стала первой женщиной президентом Соединенных Штатов. Через месяц после вступления в должность, она выдвинула на голосование в Конгрессе внедрение всеобщей страховки в области здравоохранения, подтвердила права женщин на аборты и провела серию ограничительных законов относительно продажи огнестрельного оружия. В научной отрасли новый госсекретарь здравоохранения профессор Магнус Жемерек получил одобрение на строгую регламентацию, запрещающую определенные генетические манипуляции. Скандал Cell Research Therapeutics долго еще волновал общественность и, немного позже, подобные распоряжения были приняты в Европе и в Японии.

На международном саммите в Милане американское правительство выдвинуло предложение в течение десяти лет сократить на 15% объем выброса промышленного углекислого газа. Против всех ожиданий, это решение было одобрено Конгрессом.

Воспользовавшись благоприятным периодом, многие сенаторы-демократы, при поддержке мощных ассоциаций и групп влияния, смогли организовать многочисленные референдумы по повсеместной отмене смертной казни. В конце осени многие страны Союза (те, где это было распространено), проголосовали за отмену высшей меры наказания.

Возможно, Мелани была немного безумна, но она была святым президентом!

Именно в этот период Соединенные Штаты урегулировали раз и навсегда расхождение в долгах между странами Объединенных Наций. С точки зрения большинства обозревателей, эта победа усилила доверие к новому генеральному вице-президенту организации, некоему Витторио Карозе, молодому священнику, который за несколько месяцев сумел объединить тех, кто вначале сомневались в законности его назначения.

После всех потрясших нас событий, я продал свой дом в Бретани и вернулся жить и работать в Бостон.

В начале года я начал работать в центре юридической поддержки, избравшей своей целью предоставление бесплатной помощи тем, кто не в состоянии оплатить услуги адвоката. На полную рабочую ставку мы работали там вдвоем. Зарплата, которую мы получали, не шла ни в какое сравнение с тем, что мы могли бы зарабатывать в большой конторе, но это нас мало волновало: мы делали это не ради денег, а чтобы помочь обездоленным.

В моей жизни снова появился смысл, и работы было предостаточно: то, что все люди равны в своих правах это правило, которое до сих пор имеет множество исключений

В феврале принц Аль Фейюад получил из рук Президента Французской Республики титул рыцаря искусства и литературы за возвращение Джоконды во Францию.

На церемонии принц объяснил прессе, что в ходе стандартного патруля полиция его страны смогла обнаружить известную картину. К сожалению, виновникам удалось скрыться, но принц благородно предложил взять на свой счет все затраты на восстановление полотна, так как был истинным ценителем искусства и культуры Возрождения.

Конечно, это было неправдой, и несколько месяцев позже Барбаре пришлось мне объяснить, каким образом она перепродала картину Аль Фейюаду за 100 миллионов долларов.

С какой целью наследник нефтяного короля купил у какой-то авантюристки украденную картину, чтобы затем сделать дар французскому государству?

На самом деле, это был искусный маневр. Общественный прогресс последних десятилетий в области нефтедобывающих технологий позволил начать разработку месторождений в Аляске и в Северном море причем за очень умеренную стоимость. Нефть, обнаруженная в этом регионе, оказалась отличного качества по сравнению с той, что поставляют страны зоны ОПЕК. Эта ситуация напугала многие среднеазиатские страны, среди которых большие монархии Залива, не перестающие оказывать давление на западные страны, чтобы поддерживать стоимость барреля на искусственно завышенном уровне.

Принц Аль Фейюад приехал во Францию, чтобы обсудить фиксации цены брутто с представителями крупной нефтяной многонациональной организации, большая часть активов которой находилась в собственности французских акционеров. В свете этих переговоров, полотно Леонардо представляло собой определенный аргумент, жест символического ненападения, призванный оценить общие экономические интересы с Западом.

На следующей неделе я обнаружил на моем счету в швейцарском банке перечисленные на мое имя 50 миллионов долларов. Сомнений не было: Барбара была человеком чести.

Примерно в то же время в прессе появились несколько заметок об открытии в штате Нью-Йорк Института Мона Лиза образовательном учреждении, с очень высоким уровнем преподавания, для детей от шести до восемнадцати лет. Институт разместился в замке рядом с Албани и приглашал на работу лучших преподавателей и набирал многочисленный и квалифицированный штат разнообразных сотрудников. Основное отличие этого заведения заключалось в социальном составе учеников. Половина детей были из малообеспеченных семей и учились бесплатно, а остальные состоятельные наследники, дорого оплачивающие свое образование.

– Мне кажется, это очевидно, – отвечает Мисс Вебер. Предназначение нашего центра стереть различия между бедными кварталами и яппи.

– Не утопично ли это?

– Сделать так, чтобы поступить в лучшие образовательные учреждения могли не только представители элиты, – это не кажется мне утопией. Это один из приоритетов нашей страны на ближайшие годы. Кстати, об этом же говорила посетившая на прошлой неделе наше учебное заведение президент Мелани Андерсон.

Рискну показаться банальным, но сумма в 50 миллионов долларов, без уплаты налогов, представляет собой колоссальный капитал, который открывает двери для великих свершений.

Я быстро нанял финансового консультанта, который занялся тем, что направил большую часть суммы на биржевые рынки. Благодаря своему новому состоянию, мне не составило труда стать основным владельцем активов моей юридической фирмы, а значит, ее хозяином. Я нанял целый коллектив адвокатов, причем самых лучших, предложив им зарплаты как в больших частных конторах, и вскоре открыл в Чикаго такой же офис, как и в Бостоне.

За несколько месяцев количество людей, которым мы помогли, быстро выросло. Наши два центра практически сразу завоевали известность и финансовое положение, которые заслужили признание большинства муниципальных и федеральных властей. Впервые за свою карьеру адвоката я гордился выбранной профессией.

Во Флоренции, между 1503 и 1506 годами человек провел около десяти тысяч часов перед квадратиком холста, стараясь запечатлеть загадочную улыбку молодой женщины.

По мнению историков, речь шла о некоей Мадонне Лизе, жене богатого маркиза, носящем красивое имя Франческо ди Бартоломео ди Заноби дель Джокондо.

Часто говорят, что в модели Леонардо да Винчи есть что-то нереальное, как будто оторванное от земных реалий. Для меня, наоборот, Лиза никогда не была та близка к современности, как сейчас, потому что именно благодаря ей я плачу аренду и зарплату моим сотрудникам. И тоже самое – с учебным центром Барбары.

Я часто задаю себе вопрос, что бы подумал Леонардо, если бы знал, что пять веков спустя, похищение, а затем незаконная продажа одного из его творений сможет обеспечить качественным образованием и юридической помощью сотни нуждающихся. И кто после этого посмеет сказать, что искусство не приносит пользы?..

Тео,

Эти несколько слов я пишу тебе, чтобы сказать, что дни, проведенные рядом с тобой несколько месяцев тому назад, кардинальным образом изменили все мое существование.

Я бы хотела рассказать тебе о моих прошлых ошибках, объяснить тебе, как можно прийти к такому саморазрушению, совершенно не понимая, что делаешь. Но это потребует слишком много времени и только лишь ухудшит твое впечатление обо мне. Я без сожаления признаюсь, что была девушкой, которая знает стоимость всего, но не ценит ничего. Удивительное приключение, которое мы пережили, заставило меня осознать, что я все еще могу изменить и придало мне силы для основания Института. Я как будто возродилась. Со временем я перестала употреблять наркотики и лекарства. Впервые в жизни мне кажется, что я делаю что-то хорошее. Я чувствую себя спокойно и пребываю в согласии с собой и окружающими.

Помнишь, однажды вечером ты спросил меня, испытывала ли я когда-нибудь любовь? Могу ответить лишь отрицательно: к родителям я относилась безразлично, а любовников привлекало только мое тело. Поэтому мои отношения с мужчинами были короткими авантюрами. Я жила в каком-то забытьи, мельтешении и тумане. За замком есть маленькое озеро. Это мое любимое место. Место, где не чувствуешь времени. Я прихожу туда каждое утро перед работой. Сегодня утром там большими хлопьями падал снег и ложился белой пеной на ветки деревьев. Я вспомнила твой вопрос. Я протянула руку в пустоту и представила, что ты рядом, и мы вместе идем вокруг озера, смотрим на уток и лебедей. Представила, как хрустит снег под нашими шагами.

Потом я представила, что ты обнимаешь меня посреди этой белой пыли, кружащей вокруг нас. Это глупо звучит, но мне непривычно, что тебя нет рядом. Надеюсь, что твои меланхоличные, но такие трогающие взгляды реже устремляются в никуда.

Голубочек, который часто о тебе думает.

PS : Когда ты перевоплотишься в гигантскую черепаху на Галапагосских островах, надеюсь, ты тоже будешь иногда думать обо мне.

Я сложил письмо и убрал его в портфель. Больше никогда с ним не расстанусь.

Бостон, 15 ноября

Старые бостонцы говорят: чтобы понять, как течет время, достаточно провести три часа на берегу Бэк Бей, смотря на старую башню Джон Хэнкок Тауэр.

Отсюда только и остается, что внимательно смотреть на отражения света на башне и вспоминать слова бостонского стихотворения:

Steady blue, clear view, Flashing blue, clouds due.

Steady red, rain ahead. Flashing red, snow instead.

Мне несказанно повезло, потому что из окон юридического центра как раз видно башню Хэнкок, и мне не нужно смотреть какие-нибудь дурацкие передачи типа как приручить лягушку или прогнозы погоды на 6 канале.

Сегодня небо такого ярко-голубого цвета: в полдень будет яркое солнце. Если мои клиенты оставят мне немного свободного времени, пойду перекусить сэндвичем на жестянках Олд Айронсайд, и как обычно, я снова буду думать о тебе. Попытаюсь объяснить тебе, почему я такой. Расскажу о смерти моего отца, бегстве, суровых первых месяцах в Америке, событиях моей жизни, когда мне было десять: про улыбку моего брата, когда он играл, нашу хижину, как у Робинзона, в глубине сада, наши партии в баскетбол до изнеможения и тайник с травкой в холодильнике.

Один из редких счастливых периодов в жизни.

Я опишу тебе в деталях своих школьных приятелей: Билли Харбора, Кенни Джексона и Чарли Крикса, сейчас они в тюрьме или сдохли от крэка. Расскажу тебе все, даже о тяжелых вздохах моей матери, когда она была вынуждена гнуть спину у богатеев, не забыв, конечно, упомянуть о жестокости, царившей повсюду, унесшей жизнь моего брата, он погиб в разборках районных банд. Если мне хватит смелости, я расскажу тебе о его теле в одном из холодных ящиков морга, следах ножевых ранений, которые я гладил и обливал слезами. Я бы хотел сводить тебя прогуляться около моей бывшей школы, показать тебе книги, которые я читал, школьные табели и стену во дворе, на которой я любил сидеть и смотреть, как падают листья, в то время как другие ребята устраивая шуточные потасовки.

А потом эти ночи, что я провел, корпя в своем кабинете. Жить только для того, чтобы иметь право покинуть этот квартал. Жгучее желание уехать подальше от этих людей, которые никогда и книгу-то не открывали, только пили пиво и хохотали над пошлыми шуточками. Расскажу, как я был доволен, когда поступил в университет, о первом поцелуе с девушкой, родившейся вдали от трущоб, и победе получению диплома, оставившей, правда, ощущение какой-то незавершенности.

Сразу же после этого – первая работа, первая зарплата и двоякое чувство от хруста первой сотни долларов в руках.

Затем «дело Гамильтона». Клиент, от которого все отказываются, и за которого я получаю, к всеобщему удивлению, 10 миллионов долларов выставленного ущерба и компенсации. Меня выбирают адвокатом года; мне 26 лет и я король мира. Король ничего.

И вот появляется она, со своим притягательным телом, взрывным смехом и непокорными глазами. Это недоступное существо, которое я никогда не пойму, женщина, которая идет по жизни, свободная, как комета в космосе. А я думал, что выше всего этого: испытывать чувства, увлекаться, привязываться. Я думал, что я жесткий. Но я не такой.

Искренне твой, Тео.

P.S. Однажды, в следующей жизни, когда мне надоест быть гигантской черепахой, я перевоплощусь в перелетную птицу, улечу с Галапагосских островов и найду тебя в небе

Weekly Oenological Report

Продажа с аукциона ценных бутылок вина в Нью-Йорке

Пятьдесят старинных бутылок многолетней давности были проданы в минувшую пятницу вечером на аукционе Кристис, на общую сумму более 200 000 долларов. Бесспорно, это одно из престижнейших подобных мероприятий последних десятилетий. Оно было особенно отмечено продажей некоторых старинных бутылок, принадлежащих к самым известным запасам человечества. Среди них мутон-ротшильд 1900 года, оцененный в 10 000 долларов, две шато-марго 1900 года стоимостью 31 550 долларов, и ящик шампанского дома Хидсик Монополь за 40 700.

Покупатель всех этих бутылок пожелал остаться неизвестным.

Напомним, что три бутылки бордо это именно те, что были найдены в 1930 году в доме сэра Артура Конан Дойля в Кроуборге. Преданный адепт спиритизма, отец Шерлока Холмса действительно собирал своюколлекцию вин, которыми любил насладиться между двумя спиритическими сеансами. Что касается бутылок шампанского, своим обретением они обязаны шведским ныряльщикам, которые несколько лет назад извлекли их из трюма Джонкопинга, пролежавшего на глубине 65 метров на дне Балтийского моря с 1916 года. Потопленный немецкой подлодкой, корабль перевозил бутылки шампанского, предназначавшиеся русскому царю и его приближенным. Благодаря температуре воды, напиток сохранил свою игристость, а особые условия хранения придали ему вкус шампанского десятилетней давности.

Мы были убеждены, что осталось несколько месяцев до нашей встречи.

В последнее время мы много раз подвергались опасностям и чудом выбрались живыми из этого дела. Бесполезно искушать судьбу, попавшись на глаза какому-нибудь особо любознательному журналисту или слишком рьяному полицейскому.

Прошло несколько месяцев, и, если не считать письма Барбары, я не получал никаких личных известий ни от Витторио, ни от Магнуса, ни от Мелани, как, впрочем, и они обо мне.

Тем не менее, не было и дня, чтобы я не думал о них, и несколько раз я поднимал трубку, чтобы позвонить им. Но действительно ли они хотели этого?

Может быть, мы уже все сказали друг другу, не считая того, что жизнь каждого из нас нашла свое применение: Магнусу досталось здравоохранение, для Витторио дипломатия, а нуждающиеся Барбаре и мне. И мир для Мелани.

Несколько дней после того, как я получил письмо Барбары, я провел в мечтах о воссоединении нашей непобедимой четверки. Мелани собирает нас всех в своем овальном кабинете, чтобы поручить одну деликатную миссию.

Как в старые добрые времена, – думаю я. Так здорово встретиться со всеми и начать новое расследование. Вчетвером мы станем маленькой сетью секретных агентов, которым она сможет полностью доверять. Мы будем людьми с Пельсинвальской улицы, командой президента, the best and the brightes. Но это была просто мечта.

С момента ее избрания прошел год. Я уже начал всерьез думать, что никогда не увижу снова ни Мелани, ни своих друзей, когда внезапно получил приглашение на официальном бланке Белого Дома.

В золоченом углу, окаймленном звездами, можно было прочесть:

Президент Соединенных Штатов Америки будет иметь честь принять Вас на ужине в сочельник.

Сначала я подумал, что речь идет об официальной церемонии в Вашингтоне, и начал было сочинять вежливый отказ, когда перевернул листок и прочитал адрес намного более обычный:

Замок Селии, Хауф, Республика Ирландия.

– ------

«Лучшие и блистательные»: выражение Ж.Ф. Кеннеди, означающее ближайших советчиков.

Глава 23. Рождественский пудинг

Из Дублина я сел на поезд до Хоута. В город я приехал рано, местные рыбаки только начали складывать свое оборудование в лодки. Как и пятнадцать месяцев назад я пошел по дороге вдоль побережья. День был удивительно хорош для 24-го декабря: идеально ясное небо позволяло солнцу освещать поверхность воды. Любуясь крутыми скалами и скалистыми островами, я вспомнил тот день, когда появился здесь впервые.

Пройдя по тропе «прогулки контрабандистов», я оказался на главной дороге, которая вела к усадьбе. Подойдя к дорожке из гравия, я с волнением смотрел на то место, где покоились тела, похороненные в морозный сентябрьский вечер.

Я позвонил несколько раз, но ответа не было. Я был, видимо, единственным, кто приехал так рано. По крайней мере, я так думал, пока звук клаксона не вывел меня из раздумий.

Обернувшись, я увидел Барбару за рулем Мерседес Родстер 70-х годов. Несмотря на новую для себя роль в качестве директора Института Мона Лизы, она не отказалась от своей привязанности к экстравагантным автомобилям. Выйдя из своего авто цвета мандарина, она стояла передо мной, размахивая брелком.

– Я знаю волшебное слово, – сказала она, принимая тот насмешливый вид, который так подходил к ее личности. Я встретила Розу, когда она заканчивала свои рождественские покупки в деревне.

Она отпустила волосы и теперь носила очки в стальной оправе.

Я обнял ее, вдыхая аромат лаванды, исходивший от ее волос.

Она подняла голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Рада видеть тебя, Тео.

Мне помешал ответить визг шин. Два парня в небольшом грузовике делали нам знаки открыть ворота, у них было поручение от Розы доставить рождественскую елку. Такую елку каждый ребенок мечтает видеть у себя. Роза приехала немного позднее. Обнявшись, я помог ей разгрузить ее Остин Мини, заваленный едой.

Оказавшись на кухне, я предложил помочь ей в приготовлении еды, но она дала мне понять, что я только буду мешаться.

– Если тебе нечем заняться, – сказала Барбара, – то помоги мне украсить елку.

– Тебе не понять, ты ничего не смыслишь в кулинарии.

– Тогда как ты просто экстраординарный повар.

– Именно. Помнишь мою запеканку из тыквы в Нью-Йорке?

– Ах ах ах!

– Что?

– Ничего, это было восхитительно, – сказала она, целуя меня в щеку.

Но я понял, что она сказала это, чтобы доставить мне удовольствие.

Мы провели большую часть дня в странной тишине, украшая елку, мы, которые раньше не могли не спорить и десяти минут.

После того, как я прицепил ветки падуба к зеркалу, я забрался на комод, чтобы повесить большой шар омелы. Таким образом, я оказался на одном уровне с Барбарой, которая, стоя на стремянке, закрепляла звезду на верхней ветке.

Тогда я ей просто сказал:

– Мне очень нравилось твое письмо.

Она попробовала улыбнуться, не глядя на меня. Я увидел, что ее глаза заблестели, и осмелился признаться себе в том, что и так знал уже два месяца: я снова был влюблен. К концу дня дом был полностью украшен, и нам удалось отвоевать у Розы право самим приготовить аперитив. Барбара приготовила особый, чисто американский напиток эгг-ног, состоящий из яиц, рома и сливок. Я взялся взбивать белки до пены, в то время как она смешивала желтки с сахаром, молоком и ромом. Мы уже собирались смешать все ингредиенты в стеклянной чаше, когда сотрудник курьерской доставки передал нам деревянный ящик, адресованный мне. Я был рад получить пакет, который так ждал, я дал ему щедрые чаевые и положил пакет под елку. Барбара воскликнула:

– Так это ты!

Президент, государственный секретарь по вопросам здравоохранения и помощник секретаря ООН прибыли на вертолете в 7:18 вечера. После нескольких неудачных попыток, вертолет все таки приземлился посреди лужайки. Первым вышел Магнус, за ним Витторио и Мелани, которая пыталась убедить охранников вернуться в аэропорт и дать ей отпраздновать рождество в кругу своих друзей.

Едва ступив ногой на газон, Магнус кинулся обниматься.

– Счастливого Рождества!

– Счастливого Рождества, господин государственный секретарь!

Я тепло поздоровался с Витторио. Мелани и Барбара обнялись от всего сердца и без всяких задних мыслей. Мы были счастливы снова объединиться. Ложкой дегтя в бочке меда были пять телохранителей, которые отказались оставить нас в покое. Двое встали перед дверьми, третий пошел к вертолету. Остальные двое пошли за нами в дом.

Войдя в гостиную, все зааплодировали Розе. Рядом с зажжённой елкой стоял стол с кружевной скатертью, полностью уставленный яствами. В центре стояла большая кастрюля с супом из устриц, окруженная пятнадцатью небольшими пирогами и огромной индейкой.

Витторио откупорил первую бутылку шампанского.

– Что это? прошептал мне на ухо Магнус, указывая на деревянную коробку од елкой.

– Подарок от Деда Мороза, – ответил я с серьезным видом.

– Для для меня?

– Без сомнения, мы же находимся у вас, не так ли?

Он схватил нож и отправился открывать крышку.

– Невероятно, – пробормотал он, вынимая с волнением бутылку шато-марго.

– Три бутылки Конан Дойла, – добавил я.

– Я вижу, – сказал он совсем тихо, – я вижу. 1900-ый год был годом потрясающих вин.

– Говорят, что это абсолютное совершенство, – гордо сказал я.

– Это так, – ответил знаток, продолжая гладить наклейки. Год ослепительного богатства, которого осталось очень мало.

– Это коллекционные экземпляры, – предупредил я. Их нужно не пить, а хранить.

– А, да? Ну, да конечно, конечно, – сказал он разочарованно.

Чтобы перекусить, он подошел к столу, и, не забывая о своих корнях, в первую очередь потянулся к икре, блинам и водке.

– Несомненно, это лучшее, что делает Россия сейчас! сказал он, проглотив целую ложку икры.

– Правда, что яйца осетра обладают свойствами афродизиака, Магнус? – спросила Барбара, чтобы поддразнить его.

– Бесспорно, мисс Вебер! ответил он, глотая рюмку ледяной водки.

В свою очередь Мелани намазала блины тонким слоем икры. Но прежде чем начать есть, она почувствовала, как на плечо легла рука охранника, который сказал, что должен первым пробовать все то, что она собирается есть. Он не хотел ничего знать: ему заплатили, чтобы он охранял президента, и ничто не могло заставить его уклониться от своих обязанностей.

Магнус посмотрел на него с раздражением, и на минуту мне показалось, что он вышвырнет его на задний двор. Потом он вздохнул, вспомнив, что является государственным деятелем, и что такой акт может привести к политическому скандалу, и он будет вынужден подать в отставку.

– Не волнуйся, – ответила Мелани философски. Только с такими условиями я смогла оказаться сегодня здесь, но я все предусмотрела.

Она шепнула пару слов на ухо охраннику, и он сразу ушел что-то искать в вертолете. Меньше чем через минуту он положил на стол небольшой белый чемодан из стали со знаками Белого Дома. Мелани открыла его аккуратно.

– Плутоний? спросил Магнус, аккуратно приближаясь.

– Сливовый пудинг, – ответила она смеясь. Проверено и одобрено официальными дегустаторами Вашингтона. Повара Белого дома начали готовить по этому рецепту десять месяцев назад, но я кое-что туда добавила.

– Теплый фронт! прокричал Магнус, приближаясь с маленькой кастрюлькой со сливочно-коньячным соусом высокой температуры.

Мне выпала честь зажечь свечи на торте, и каждому достался кусочек с небольшим танцующим пламенем, и мы должны были успеть загадать желание, пока оно не погасло. Я поклялся, что это не последний ужин, который мы разделяем вместе.

Традиция была соблюдена до конца, пять разных предметов находилось в каждом кусочке: кнопка от брюк предназначалась Витторио, фигурка девочки Мелани, а маленький поросенок, который указывает, как правило, на обжору без сомнения Магнусу. Что касается двух колец, которые символизируют любовь, то они каким-то магическим образом оказались у нас с Барбарой.

То, что произошло потом, было неожиданным.

– Возьмите индейку и отнесите ее своим коллегам, – сказала Мелани одному из телохранителей, который пожирал голодными глазами фаршированную птицу.

– И еще возьмите пудинг, – сказал я другому.

Нагруженные едой, двое охранников пошли к своим коллегам.

Магнус повернулся к Мелани.

– Ты же знаешь, о чем я думаю, – спросил он, прищурив глаза.

– Думаешь, что возможность слишком хороша.

Они оба бросились к двери, чтобы закрыть дверь на ключ.

Магнус подошел к окну и задернул шторы, в то время как охранники молотили в дверь.

Затем он подошел к елке и сказал именно то, что я от него и ждал:

– А теперь, дети, почему бы нам не выпить бутылочку отца Конан Дойла?

Празднование теперь могло начинаться.

Это был памятный вечер.

Мы провели ночь, наслаждаясь винами прошлого века, в то время как проигрыватель воспроизводил записи, которые были популярны еще до моего рождения. Я добавил дров в камин, и красивое пламя радовало нас большую часть ночи.

Как и в наше героическое время, мы слушали философские рассуждения Магнуса. После нескольких бокалов вина, Витторио станцевал рок-н-рол с президентом США. Барбара прилегла на кушетку, согреваясь теплом очага. В то время как пламя плясало в камине, я смотрел, как перемешивались на стене наши дрожащие тени.

В 5 часов утра Мелани позвала охранников и велела им отнести сумки в вертолет. Она предложила всем насладиться полетом до Нью-Йорка.

Я отказался, сославшись на незаконченное дело, с которым нужно было разобраться до Бостона. Это была ложь: я надеялся провести время с Барбарой. К сожалению, остальные трое согласились. В пять утра мы вышли в холодную декабрьскую ночь. Мелани помахала мне рукой и первой забралась в вертолет. Магнус, Барбара и Витторио, казалось, не спешили следовать за ней. Мы обнимались очень крепко, не зная, увидимся ли еще. Каждый обещал не прекращать своей деятельности, даже вдалеке друг от друга, зная, что это будет трудно.

Я никогда не забуду этот момент.

Лопасти вертолета начали вращаться быстрее, и мои друзья наконец-то забрались в кабину. Я меланхолично наблюдал за удаляющимся вертолетом и вспоминал слова, сказанные Витторио год назад: «У нас не может быть идеальной жизни без друзей». Он был прав, трудно жить в гармонии, не имея друзей.

Вновь оставшись один, я смотрел на море, которое блестело, освещенное ясным небом, и я находил эту ночь превосходной, хотя мне не с кем было поделиться этой красотой.

В этот момент я увидел силуэт Барбары, выделяющийся на фоне гор. Она догнала меня на пляже, я осторожно погладил ее лицо. Она улыбалась. Еще никогда я не был так уверен в себе и спокоен.

– Ты ты не уехала? спросил я, пытая скрыть удовлетворение.

– Нет, как видишь. Я чувствую, что мы еще не все сказали.

На этот раз я не позволил тишине установиться между нами.

– Ты знаешь, это может показаться тебе странным, но

– Но?

– Я думаю, что я тот, кто тебе нужен.

Она взяла меня за руку и просто ответила:

– Я уже давно об этом догадалась.

Это был наш первый поцелуй.

Эпилог

Телевидение Нью-Йорка, специальный информационный выпуск, 2 сентября.

Дамы и господа, добрый вечер.

Спустя два года после кражи, день-в-день, Мона Лиза, наконец-то, полностью отреставрирована и снова обрела свое место в одном из самых известных музеев мира.

Чтобы отпраздновать это событие, французское правительство организовало официальную вечеринку, на которой присутствовала президент США Мелани Андерсон, которая находилась с визитом в Европе. Помимо президентов США и Франции на вечере присутствовали еще около тридцати гостей, кому удалось полюбоваться этим шедевром. Для остальной публики открытие состоится завтра.

(Фотографии присутствующих прокручивались на экране).

Здесь также были замечены посол США в Париже Джеймс Тэйлор, помощник секретаря ООН по вопросам взаимодействия со СМИ Витторио Кароса. Присутствовали так называемые «добрые самаритяне» Америки Барбара и Тео МакКоулы, которые ожидают счастливое пополнение в следующем месяце.

Что касается президента Мелани Андерсон, она была в сопровождении своего министра здравоохранения Магнуса Джемерека, который также является одним из ее самых близких советников.

После двух лет волнений и сомнений по поводу судьбы произведения искусства, все теперь рады такому счастливому концу.

Париж, Каролина Вестон для World Network Television

Когда все гости покинули зал, где Джоконда заняла свое место среди шедевров Верозене, Рафаэля и Тициана, четыре человека задержались подольше около картины.

Все почувствовали небольшой укол в сердце, вспоминая как ровно два года назад, осенним вечером на Манхеттене, она сами держали в руках этот шедевр и находили его очень красивым.

Люблю тебя утром,

Люблю тебя в обед,

Люблю тебя вечером,

И под луной

Скидамаринк э динк

Скидамаринк э ду

Я тебя люблю.

Истина в вине (от лат.)

Полуостров недалеко от Дублина.

Национальная стрелковая ассоциация в США.

Исследования человечества, Забота о здоровье человека, Человеческая еда

Настоящий остров

Да упокоится с миром.

Пригород Дублина.

Американский адвокат и политический активист. Выступал в поддержку прав потребителей, феминизма, гуманитаризма, охраны окружающей среды и демократического правительства

Закрытый городской продуктовый и вещевой молл в Нью-Йорке

Нормандский сыр

От лат. – Так проходит мирская слава.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg