«Актриса»

Кто женщину познает, тот станет Богом. Какие мысли бороздили ее извилины?

Актриса — она и в жизни — актриса.

Казалось, что все отбросы человечества собрались на этот рейс. Был шум и гам. У идиоток-стюардесс было не допроситься сока. Эти голландские «мешки» голосили, орали и ржали, как будто залили в себя декалитры. Поразительно, как их фламандские предшественники создали такое количество шедевров в живописи. Стоило творить…

Болтаться над Атлантикой — вообще гиблое дело. Тем более с моей любовью к самолетам. Я панически боюсь летать. Заранее приезжаю в аэропорт и глазами ощупываю каждую клепку на борту самолета. Ввинчиваю взгляд в моторы, оперенье, хвостовые рули, крылья. И каждый раз, потом, благодарю Бога, когда шасси целуются с землей, что дал мне вторую жизнь. Так как с предыдущей я распрощался, садясь в летающий гроб…

Опять я лечу туда… Сколько раз давал себе слово, что там нечего делать и — незачем; разрушенная некогда Империя, пыль и прах в столице. Везде, кругом царит развал, мрак, конец. И все-таки я лечу туда. Превозмогая страх болтанки в самолете, тряски, как под электрошоком, над Атлантикой, рискуя своей никчемной, но единственной жизнью.

Я лечу одиннадцать часов, совсем рехнулся. Зачем я это делаю? Там у меня нет любимой. Никто не распахнет мне окна поутру, не впустит цвет душистый в комнату. Не сорвет цветов на лугу или в саду. Не заварит ароматный чай в чашку и не подаст ее тонкой рукой, со свежевыпеченными какими-нибудь булочками. И не скажет…

Самолет бухает колесами на дорожку: все здесь жестко, все! Прилетели.

Меня встречает мама, Господи, как она постарела, сколько морщин. Мы не виделись тринадцать лет… Империя жестоко карала покинувших ее. Не прощая никогда. И не будь им нужен наш «твердый металл» вместо их рыхлой бумаги, не пустила бы и сейчас. Но деньги, в конечном счете, определяют сознание.

— Сыночек, как ты перенес полет? — говорит моя дорогая мама. — Я знаю, как ты любишь летать!

— Ужасно, да еще с пересадкой в Амстердаме. Два взлета, два приземления. Бр-р-р.