Я помню все, будто это было вчера.
Она кричала мне в лицо слова,
Только я не понимал ее языка...
Когда я покинул ее кожу -
Весна цвела в Париже.
(Rammstein «Frühling in Paris»)
Искусства не бывает без боли.
(Тилль Линдеманн)
Искусства не бывает без любви,
а любви не бывает без боли.
(неизвестный автор)
Сергей вышел из здания Commerzbank и по-русски потянулся, достал сигарету и провел ею под носом: запах, смикшированный английскими умельцами, добавился к запаху свежей зелени на Кurfürstendamm. Du riechst so gut[1]. Он только что отклонил любезное предложение Вальтера довезти его до отеля и решил пройтись пешком по весеннему Шарлоттенбургу: работа была закончена, а самолет домой только завтра. Он зажег сигарету, повернул направо и неторопливо двинулся вперед.
Из кармана Тилль Линдеманн[2] возвестил: «Amerika ist wunderbar»[3]. Шеф. Быстро.
- Привет. Вальтер прислал скан договора, уже с франкфуртскими визами. И извинялся, что пришлось отчикать десять процентов, но он надеется в будущем… бла бла бла.
- Хорошо работают эти немцы. Приятно иметь с ними дело.
- Ты меня удивил.
- Что – подпись неразборчивая?
- Как тебе это удалось?
- Ну, я подписывал на колене.
- Да поди ты, Серж. Как тебе удалось так трахнуть этого тевтонца или кто он там.
- Ну, мы сели пить кофе… он оказался на удивление хорошим…
- И ты незаметно опустил ему колесо в чашку?
- Примерно так.
- И потом вы сбросили пиджаки, крутанули ручку громкости до упора и стали на пару изображать обдолбаных рок-гитаристов?
- Как ты догадался.
- А у тебя какая была гитара?
- Белый «Fender», какая же еще.
- Stratocaster? А у Вальтера?
- Gibson EDS-1275.
- Так он был Джимми? А ты – Ричи?
- Если было бы наоборот – ты бы не читал сейчас такой вариант договора, а заматывал бы голову черной кашемировой шалью.
- Так вы лабанули «Smoke On the Water»?
- Нет. Это была «Ich Will» Rammstein: «Ich will dass ihr mir vertraut».[4] Ты помнишь клип?
- Да. Теперь ясно. Я не знаю немецкого. Но я знал, кого послать в Берлин. Ты вышиб из него лишнюю двушку, сукин кот. И по какой ставке! За эти два лимона получишь вдвойне. И я не буду ждать до конца года. И можешь гульнуть с корпоративной картой. В пределах благопристойности. Только на самолет завтра не опоздай. Ты мне нужен. Да, пока говорили… денежка засветилась – внутренняя проводка. Поцелуй там Вальтера.
- Непременно.
Сергей до конца досмотрел анимацию отбоя и сунул телефон в карман. Его задача сегодня была непроста: добыть дешевый кредит в десять миллионов евро. Семь из них были нужны им позарез и уже сегодня будут отданы по ставке в два и два выше, дельта около десяти процентов. Решили просить десять, с возможным уменьшением до семи. Он выдавил из Вальтера девять – на лишние два у них уже тоже были заказы, еще более интересные. Так, два лимона, полпроцента… нет, один… это будет… это будет очень неплохо… а, Сержик, как ты думаешь? Schenk mir was. Schenk mir deine Tränen[5], Вальтер. Старина Вальтер.
Блямбнула смска. Смс-банкинг, зачисление на карту…, двадцать тысяч… Хороший весенний день. Как же тебе это удалось, ты-то сам понимаешь? Нет.
Внезапно он вспомнил сегодняшний сон: в его номер в отеле входит женщина-менеджер, которую он видел вчера в холле, темные волосы забраны в тугой узел, очки в золоченой оправе, строгий жакет, черные чулки и туфли, больше ничего. В руках она держит черную кожаную папку и ручку и говорит, что они должны обсудить изменение условий его проживания.
- Мы можем… при определенных условиях… предоставить Вам дополнительно… если Вы… хотите…
- Ich will[6].
Проснулся он со смешанным чувством удовольствия и неудовлетворения, и с приятным предчувствием чего-то хорошего. Это ощущение не покинуло его и сейчас, только доля удовлетворения возросла. Но предчувствие не исчезло.
Сергей шел по Кurfürstendamm. Майский воздух не располагал к спешке, зелень на деревьях была юной, чего-то смутно хотелось. Увидев вывеску «Dior», он зашел, был обласкан вниманием, нашел «Fahrenheit», щедро опрыскал себя, выбрал большой флакон, получил в довесок жменю пробников («Вам женских или мужских?» «Женских») и вышел на улицу.
Галстук купить, что ли. Нет. Он развязал галстук, свернул и положил в сумку, свернул на Leibnizstraße и двинулся к Kantstraße. Он остановился в «Sir F.K. Savigny». Можно было заказать и пять звезд, но он любил тихий уют Savignyplatz, сквер, маленькие ресторанчики и картинные галереи, да и «Сэр Кей» («Ф» почему-то пропадало) приятно ассоциировался с королем Артуром, Круглым столом и прочими Граалями. В зеленом внутреннем дворике сервировали столы, персонал был отлично вышколен, многие даже помнили его чаевые и встречали как старого знакомого: почтительно, но дружелюбно. Он жил там всегда, когда возвращался в Берлин - последние пять лет.
Сергей шел, разглядывая витрины, полные красивых ненужных вещей, волновавших воображение безрассудной возможностью их приобретения. Остановился он, увидев в витрине блестящий мотоцикл с длиннющей передней вилкой: на нем сидел парень в темных очках, а сзади примостилась девушка в шортах, она крепко обнимала его за талию. «Манекены на заказ делали», - подумал Сергей, поднимая глаза. Вывеска обещала Rock-Paradise, он зашел. Мотоциклов внутри не было, продавалась одежда, обувь и всякие аксессуары. Dan McCafferty откуда-то негромко призывал Dream on. Сергей прошелся по магазину. Из-за прилавка вышел немолодой продавец с хвостом на затылке. Он был в потертых джинсах и черной футболке с надписью Rammstein.
- Вы что-то ищете?
- Нет. Хотя… покажите мне что-нибудь, что мне совсем не нужно, но от чего я не смогу отказаться, и я это куплю.
Продавец отошел чуть назад и оценивающе посмотрел на Сергея снизу вверх: итальянские туфли, серый костюм, бледно-голубая рубашка, коричневая кожаная сумка на ремне через плечо. Секунд тридцать смотрел ему в глаза, потом развернулся и ушел в подсобку. Не было его минут пять, Сергей подошел к прилавку и стал рассматривать футболки, вывешенные на стене. Купить Олегу с Алексом? Футболки заслонила фигура продавца, тот поднял руку и поставил на прилавок ковбойские сапоги, серо-песочные, крокодиловой кожи. Сергей взял правый, провел ладонью по бугоркам, помял его туда-сюда и поднес к носу.
- Это крокодил? Настоящий?
- Здесь все настоящее, - слегка обиженно сказал продавец.
Сергей вертел в руках сапоги, щупал, нюхал, представил, как бы он зашел в них на заседание Правления банка, это его развеселило, какая-то беспричинная радость теплом разливалась в душе: он знал, что купит их, может, ни разу не наденет, но купит, потому что они были точь-в-точь как у Майкла Дагласа в «Романе с камнем»; они жили в нем давно, как платоновская идея, и вдруг стали перед ним во всей своей красе.
- Я бы хотел их примерить, но…
- Да, нужны джинсы. Какого цвета?
- Черные. Наверно, Levi's.
- Тридцать два – тридцать три?
- Тридцать два.
Из-за занавески Сергей вышел как старый морской волк, привыкая к новым каблукам, прошелся по магазину – ногам было комфортно, их назначили боссом, провели в новый кабинет и усадили в кожаное кресло модели «сенатор».
- Нет, так нельзя, нужна футболка.
- Черная?
- Черная, но не очень… эпатажная. Без драконов и черепов.
Выбрали без драконов, со скромной надписью готическим шрифтом Highway to Hell[7] и красными буквами AC/DC на спине. В футболке Сергей почувствовал себя уверенней, походка стала тверже, а сам он расслабился и подошел к стойке с очками.
- А есть у Вас…
- Есть, - продавец крутанул стойку как рулетку, она замедлила движение, и на Сергея глянули золоченые с зелеными стеклами Ray-Ban Shooter. Он надел очки, опустил низко на нос, чтобы уж совсем не чувствовать себя Гудвином и подошел к зеркалу. На дужке болталась бирка, он снял очки и увидел надпись: «Вкус свободы». Лучше сказать было нельзя.
- Тогда… мне нужна куртка.
- Черная?
- Думаю, это будет слишком… И без заклепок. Что-нибудь в тон, - он покрутил носком сапога.
Продавец кивнул и принес серовато-коричневую кожаную куртку, которая выглядела так, будто побывала на ком-то в песчаной буре в Аризоне. И не один раз.
- Это такое… сейчас носят?
- Джинсы тоже продают потертыми. И даже дырявыми. Это топ-вариант сезона. Полистайте «Плейбой».
- Ладно. Все? Или по «Плейбою» еще что-нибудь нужно?
- Можно добавить пояс.
- И какой?
- Вот, змеиная кожа.
- Светлый?
- Сапоги – пояс – куртка. И Ваш Patek Philippe. Вы же его не снимете?
Сергей машинально посмотрел на часы – ремешок гармонировал с поясом, пояс – с сапогами. Он подошел к зеркалу – на него смотрел Perfect Stranger, имеющий какое-то отдаленное отношение к нему.
- Ну как?
Продавец коротко кивнул и поднял большой палец.
- Тогда считайте. Да, и мне надо еще две футболки для друзей… такие, как у Вас, L и XL, - Сергей вынул из бумажника пластиковую карту и положил на прилавок. Из терминала выполз чек и улегся перед ним вместе с ручкой. Он глянул на цифру – вдох остановился на полпути. Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.
- Спасибо. Я бы хотел… так и пойти.
- Без проблем, - продавец достал ножницы, вышел из-за прилавка, ловко отрезал болтающиеся бирки, достал большой пакет, аккуратно упаковал туда туфли, костюм и рубашку Сергея, уложил в отдельный пакет футболки. С вертушки он снял брелок и положил на прилавок.
- Это презент.
Сергей взял брелок: это был позолоченный мотоцикл, на обороте была вытеснена эмблема «Harley-Davidson Motor Company». «Вот и у тебя появился свой символ – Золотой Харлей, - мелькнула у него мысль, - теперь можно и на дачу к Алексу. Осталось придумать историю. Или Берлин придумает ее за тебя».
Сергей шел по Kantstraße, помахивая пакетом, слушая скрип кожи, прислушиваясь к собственным мыслям. Что же тебе доставило такое удовольствие – реализация пелевинского анального вау-импульса, платоновской идеи или просто сами сапоги? А почему Пелевину нужно верить больше, чем Платону? И почему, собственно, это нужно разделять. Нужно ли искать корень у древа радости, может оно от этого засохнет. Или ты хочешь выделить квинтэссенцию удовольствия, выпарить в перегонном кубе до белого порошка, ссыпать его в пакетик, чтобы потом, когда какая-нибудь… сука… тебе… тебя…, можно было развести водой, втянуть в шприц и вколоть в задницу. Опять задница, все заканчивается… Теперь еще вспомни Фрейда, анальный тип характера и соотнесенность дерьма и золота. Серж, ты конченый придурок, прекрати. Просто скрипи, пока скрипится.
Сергей поравнялся со своим отелем, но майский воздух не хотел его отпускать, и он пошел дальше. На углу сквера Savignyplatz он подошел к киоску под конической крышей, запах горчицы и Bratwurst проник в его ноздри, был он тот же, что и в первый раз, много лет назад. Сергей не стал препарировать источник удовольствия, просто заказал пару жареных колбасок, булку, большую банку Warsteiner и уселся на скамейке, укрытой куполом зелени.
Вкусовые рецепторы сочетание братвурста, горчицы и холодного пива восприняли с восторгом и послали служебку в канцелярию мозга, там быстро поставили визу и переправили гипофизу, тот не стал волынить, нажал кнопку, и эндорфины взорвались в мозгу, морфиническое состояние разлилось с кровью по всему телу. Сергей снял куртку, вытянул ноги, закурил. Жизнь прекрасна. Если ее тебе не испортят. Или ты не сделаешь это сам. Но ты уж постарайся…
По дорожке в его сторону шел длинноволосый бородатый бомж в старом брезентовом плаще. Он остановился возле Сергея:
- Классный прикид, приятель.
- Да и ты хиппово выглядишь.
- У меня тоже были такие сапоги.
- Та не пи…ди! – выдал Сергей по-русски, рассмеявшись от души. Бродяга понял смысл по интонации.
- Не веришь? Были. И мотоцикл был, и очки, и телки.
- Так тебе везло больше, чем мне – я вот один.
- Они еще придут. Они всегда приходят – на запах. Как кошки.
- Ладно, я тут посижу, подожду, а ты пойди купи себе пива, - Сергей достал десять евро из бумажника и дал Нострадамусу. Обычно он ограничивался мелочью, но сегодня был такой день, когда надо плеснуть в огонь вина из своего кубка, чтобы завистливые боги Олимпа не отняли у тебя удачу.
Бомж побрел к киоску, а Сергей подумал, что запах всегда волновал его больше, чем боевая раскраска или блеск украшений. И на какой запах они приходят. Фаренгейт, кожа, деньги, известность. Или это суть одно и то же – Запах Силы, говорящий самке: я могу убить тигра, накормить тебя, защитить, построить дом, одеть тебя в мягкие шкуры. Но это ведь только рамка для картины. На картине должны быть еще и дети. Род должен быть продолжен, иначе зачем поддерживать огонь. А если ты не очень сильный, но умный и хитрый, построил ловушку для тигра, одел в шкуры, накормил, посадил в мерс, а с детьми… ну не складывается, потерялся какой-то гормон или преобразовался в гормон смекалки. Тогда все, дорогой, прощай, с милым рай и в шалаше, а ты – не милый, ты – дорогой. А кто ж у тебя милый, дорогая. Да это автомеханик, я заезжала на сервис, проверить поршни в мерсе. И чем же он пахнет, дорогая. Он пахнет восхитительно – потом, машинным маслом и безумной ночью. А как же шкуры, дорогая. Да оставь ты себе свою гребаную норку, для этого не нужна одежда, чтобы делай детей – не нужно никакой одежды, а мы их будем делать по три раза в день, а не раз в три месяца. А что же ты будешь есть, дорогая, когда же он будет охотиться, твой милый, если вы… по три раза в день… будете трахаться как кролики. А ты будешь платить мне алименты, дорогой. Ведь я же отдала тебе свою ююуность, ты помнишь, какая я была в фате, а ты, какой ты был – маленький, пузатый, лысый, ты даже в первую ночь не смог… Какая же ты сука, дорогая. Конечно, я сука, дорогой, зато ты – не кобель; найди себе черепаху Тортиллу, и сливайтесь с ней в страстных объятьях каждый раз двадцать девятого февраля, только аккуратно, чтобы панцирь не поцарапать – он дорого стоит. Стееерва, где мой пистолет. Да какой у тебя пистолет – банан скукоженый. Сергей развлекался такими диалогами часто, они рождались в нем внезапно, неизвестно откуда и своим развитием часто удивляли его самого. Особое удовольствие ему доставляло перевоплощение, он думал и чувствовал за обе стороны, не имевшие с ним ничего общего. Иногда диалоги превращались в комикс или фильм. А иногда он думал, что может бросить бизнес и пойти писать сценарии, или еще что-нибудь. Вот оно что – банан, без запаха банана букет будет неполным. Помнишь, как Зюскинд в «Парфюмере» пытается найти формулу запаха девственницы. А ты пытаешься найти формулу запаха мужчины. Так ты заделался парфюмером? Нет, это у нас он «Парфюмер», а по-немецки это «Das Parfum», Аромат. Правда, полный вариант звучит по-другому – «Das Parfum - Die Geschichte eines Mörders», История одного убийцы. Но убийце нужен пистолет. А у него банан. Опять банан, никуда без него. Банан – стержень, на который нанизан мир. Новая картина мира – бананоцентризм. Так ты Коперник, Серж. Да, я разрушил систему Аристотеля, ученика Платона. А была ли у Платона идея банана. Нет. А почему. Так он же учился у Сократа: “Я знаю только то, что ничего не знаю”. Погоди, но у Платона была идея Эроса. «Любовь к идее (Эрос) - побудительная причина духовного восхождения». Да, красиво, но бесполезно для парфюмерии. «Тайна всякой любви — тоска по вечности». Но где формула, ингредиенты Аромата любви. Нет, он их не знал. А Вы что можете предложить, Сергей Коперникович. Аромат любви состоит из двух частей: Аромата женщины и Аромата мужчины. Так, с этого места папрашу пападробней. Но мы же с этого начали. И к чему пришли. На колу мочало – начинай сначала. …Аль Пачино, Майкл Даглас, Том Круз – нельзя их загрузить в перегонный куб и превратить в белый порошок или в прозрачную жидкость в хрустальном флаконе. Слушай, Серж, а что этот бомж говорил, что они еще придут – на запах. О каком запахе он говорил.
Сергей вскочил и стал искать глазами брезентовый плащ, но тот словно испарился. Легкая досада не испортила ему настроение, и он стал собираться в отель. «Die Liebe ist ein wildes Tier, Sie atmet dich, sie sucht nach dir»[8], - откуда-то взялось в его голове. Тилль тебя сегодня, похоже, не оставит. Ну и хорошо – не самая плохая компания. Вальтеру он тебе помог вставить, поможет и еще.
Сергей вошел в отель и остановился у стойки, за ней стояла незнакомая девушка, чем-то похожая на Настасью Кински в молодости: темно-русые волосы, густые брови, неуловимая грация дикого животного.
- Hallo! Wie geht’s?[9]
Еще не научили прыгать в кольцо.
- Привет. Вы новенькая?
- Да, я тут полдня работаю.
- Учитесь?
- В Гумбольдте.
- А что изучаете?
- Современное искусство.
- Скажите еще, что Вам нравится Энди Уорхол.
- Нравится.
- Мы с ним земляки.
- Вы американец?
- We're all living in Amerika.[10] Его звали Андрей Варгола. Я живу в Киеве. Знаете, где это?
- Конечно, сейчас это все знают. Но я не знала, что Уорхол – украинец. А Вам он нравится?
- Да, особенно его бананы.
- Вам нравятся бананы?
- Совсем не нравятся. Но что-то в них есть… символическое.
- Так Вы – фрейдист? – спросила девушка с улыбкой.
- Да, и юнгианец, кантианец и ницшеанец. А еще я люблю Патрика Зюскинда и Тилля Линдеманна.
- Хороший коктейль. А зонтик сверху?
- Небо над Берлином.
- Мой любимый фильм! Представляете, он вышел на экраны 17 мая 87 года, как раз когда я родилась. И с тех пор я все думаю вместе с Вимом Вендерсом: «Может наша жизнь под солнцем - это всего лишь сон?» Так Вы тоже… немножко поэт?
- Да… Но работаю в банке.
- Вы здесь в командировке?
- Да, сегодня я хорошо поработал и сейчас страшно хочу в душ. Вы мне не поможете?
- В дуууше?!
- Чтобы до него добраться, мне нужен ключ. От номера. 416. Дадите?
- Вы меня поймали!
- Уже? А я еще даже не доставал сеть.
Сергей поставил локти на стойку. Почему с некоторыми людьми так легко говорить… Почему у тебя так легко на душе.
Девушка нашла ключи и положила перед Сергеем.
- Какой-то у Вас парфюм знакомый. Не могу вспомнить название.
Сергей наклонил нос к воротнику куртки.
- Может это пахнет моя куртка? Запах Аризонской пустыни ночью, моторного масла и...
- Нееет! А куртка у Вас классная! Знаете, сколько такая стоит!
- Понятия не имею.
Они одновременно рассмеялись.
- Послушайте…, - Сергей наклонился вперед, чтобы прочитать имя девушки на бейдже, приколотом над ее левой грудью, - …Николь. Так Вас зовут Николь?
- Да. А Вас?
- Извините, я не представился. Дик. Дайвер.
- Да нууу!!! Я читала «Ночь нежна»!
- Вот, не поймал. Меня зовут Сергей. Я хотел Вас попросить мне помочь…
- Опять? – спросила девушка с лукавой улыбкой.
- Да нет, я серьезно. Вы не могли бы узнать, можно ли где-нибудь взять на прокат мотоцикл, но чтобы его доставили сюда, а потом здесь же забрали.
- Вам нужен мотоцикл? Вы куда-то едете?
- Собственно, мне нужен не просто любой мотоцикл. Мне нужен «Harley-Davidson» на пару часов, покататься по вечернему Берлину.
- Хорошо, я узнаю. Если это возможно – на который час заказывать?
Сергей посмотрел на часы.
- Часов на шесть. Так я пошел в душ?
- Я Вам позвоню.
«Я бы многое отдал, чтобы мне так говорили каждый день», - думал Сергей, поднимаясь в лифте. В номере он сел на кровать, стянул сапоги, разделся и пошел, наконец, в душ - смыть с себя запах денег. Под упругими струями воды в голове у него звучали дикие ритмы гитары Пауля Ландерса и всплывали фразы из разных песен, адреналин бурлил в крови – он был готов.
«Du riechst so gut»[11], - пел он вместе с Тиллем прицепившийся припевчик, пшикая на себя eau de Cologne из нового флакона, когда зазвенел телефон.
- Алло.
- Я нашла Вам мотоцикл, его могут доставить и забрать, только…
- Только что, Николь?
- У них нет почасовой аренды – нужно заплатить за целый день.
- Я-то думал… Да бог с ним. Один день – одна ночь – что это может изменить. Мерси боку, мадмуазель.
- Вы опять шутите?
- Вовсе нет. У Вас французское имя. И фройляйн Николь мне как-то… не звучит.
- Если Вы спуститесь после шести – бумаги и ключи будут у моего сменщика. Я включу арендную плату в Ваш общий счет.
- Ок, спасибо, я Ваш должник.
- Рада была Вам помочь.
- Это Вы по инструкции так должны говорить?
- Нет… я действительно хотела Вам помочь. Ведь… в душе Вам пришлось управляться самому.
Сергей набрал воздуха для ответа, еще не придумал его, а в трубке уже был отбой. Он прямо видел, как она хихикает у себя на рецепции – мяч в сетке, счет изменился, – но не чувствовал себя проигравшим: сама игра, этот словесный теннис, доставляла ему удовольствие, легкое, как лопающиеся пузырьки шампанского, щекочущие нос, когда поднимаешь бокал к лицу.
Сергей походил по номеру, помял в руках сапоги, оделся и без десяти шесть спустился на рецепцию. Николь подала бумаги на мотоцикл, ему показалось, что в уголках ее глаз затаилось озорное любопытство: ну что, продолжим, или дыхалка села.
- Так Вы заканчиваете работу. И что потом?
- Поеду домой.
- А где Вы живете, если не секрет.
- В Панкове.
- Так Вы Ossi [12].
- Ну да.
- А Оззи Осборн – не Ваш родственник?
- Нееет, это для глупых девчонок с проколотыми бровями.
- А давайте я Вас подброшу домой, - выдал он вдруг.
- На «Харлее»?!
- Ковра-самолета у меня нет. Покажете мне, как проехать к Рейхстагу – никогда не видел его вечером.
У Николь сделалось лицо маленькой девочки, которой на улице незнакомец предложил конфету: так хочется, хоть умри, но мама не велела.
- Ich weiß, tief in dir drin, bist Du eigentlich auch'n Rocker[13].
- Вы знаете Удо Линденберга!!! – с восторженным удивлением воскликнула Николь.
- Все мы вышли из… одного лагеря. И Вы тоже. «Девушка из Восточного Берлина». Поедем?
- Хорошо, - быстро сказала девушка, - я выйду через пять минут.
- Я покурю на улице.
Сергей забрал бумаги и ключ от мотоцикла, вышел и закурил. Неизвестно когда успел пройти легкий дождик, и воздух был наполнен запахами мокрой пыли, свежей зелени, огней, безграничных возможностей; был вечер пятницы в центре Европы. Послать, что ли, Вальтеру смску, что я его люблю.
Открылась дверь отеля и выпустила Николь – она была уже в джинсах и черной лайковой куртке, на ногах было что-то на высоченных каблуках.
- Это Вы так на работу ездите? Ноги не устают?
- Нет, - она замялась, - они у меня стоят в отеле, знаете… вдруг пригодятся.
Ее лицо было обращено к нему, совершенно открыто, на нем читалось почти детское доверие с легкой примесью смущения и ожидаемого удовольствия.
Они дошли до стоянки, Сергей показал документы и прошел за шлагбаум. Он увидел «Харлей» сразу – Буцефал ждал его, нетерпеливо роя землю копытом. Он был прекрасен: бока лоснились, мощь угадывалась в нем с первого взгляда, он обещал своему хозяину служить ему верой и правдой и довезти его хоть до Индии. Сергей легко оседлал его, вставил ключ, рыкнул газом и выехал со стоянки. Возле девушки он затормозил:
- Sonderzug nach Pankow[14] подан. Только сегодня. Только для Вас.
Николь тихонько взвизгнула, села сзади и обхватила Сергея за талию, они поехали. Мотоцикл свернул на Bismarckstraße и по улице 17 Июля въехал в зеленый массив Tiergarten. Они доехали до площади Большой Звезды, посреди которой высилась Siegessäule - Колонна Победы.
- Помните ангелов Вима Вендерса? Они живут здесь! – прокричала Николь в ухо Сергея.
Дыхание девушки запуталось в изгибах его ушной раковины, и ему захотелось повернуть голову и так же прокричать ей в ухо «да», но он вовремя передумал: «Харлей», конечно, умное животное, но смотреть лучше вперед. Он повернул руль влево, на Ebertstraße, и перед ним летающей тарелкой стал подниматься светящийся стеклянный купол Рейхстага. По этой дороге ездил Гитлер, твой дед пропал без вести в сорок пятом, а ты на блестящем американском звере везешь немецкую девчонку с французским именем, она похожа на Настасью Кински, но это не кино; и вот уже Бранденбургские ворота, Восточный Берлин, Парижская площадь, Unter den Linden… как изменился мир. А люди. Люди не меняются. Они все так же хотят есть, любить и не хотят умирать. Хотят солнца, весны и немного тепла… просто немного тепла… которое чувствуешь сквозь грубую кожу куртки, ощущаешь шеей и ухом, от которого по тебе разливается огонь, а ты не ангел Вима Вендерса, ты просто живой, но не железный, как твой конь, и ты… слышишь запах… цветущих лип… или какой-то другой. И этот Das Parfum волнует тебя больше, чем запах ладана – старого грешника, стоящего на коленях перед алтарем, вымаливающего прощение за свои грехи. Прости меня, Господи, я грешен. Покаявшийся будет прощен, сын мой. И сможет начать опять? Gott weiß ich will kein Engel sein.[15]
- Вот тут направо! – прокричала ему Николь, - мы приехали.
Сергей выключил мотор, какое-то время они стояли молча, глядя друг другу в глаза.
- Я бы хотел Вам что-нибудь купить… на память.
По выражению лица девушки он понял, что это не те слова. Не надо было этого говорить. Сколько раз ты уже рушил одной фразой Вавилонскую башню.
- Хотите мороженого? – судорожно выпалил он.
- Я обожаю мороженое!
Он с облегчением вздохнул. Справа от них светилась стекляшка маленького магазинчика, они зашли, и Николь направилась к боксу с мороженым. Сергей подошел к кассе, за которой стояла немолодая женщина.
- Что Вы хотите?
- …эээ… шоколадку.
- Какую желаете?
Он рассеянно смотрел на витрину и слышал шорох последних песчинок, падающих в песочных часах.
- Все.
Продавщица уставилась на Сергея, он молча достал из бумажника платиновую «Визу» и положил на прилавок; женщина так же молча стала чикать по сканеру марсы, сникерсы и прочие милки-вэи и складывать их в пакет. Подошла Николь.
- Я нашла банановое, со взбитыми сливками!
- А я еще купил Вам шоколадку, - сказал Сергей, с опаской протягивая ей пакет.
- Вы… вы…, - выдохнула она и звонко рассмеялась.
Башня не рухнула.
Они стояли возле «Харлея» и что-то мямлили, дежурные «спасибо за приятный вечер», пока слова не кончились.
- Послушайте, Николь… можно я Вас спрошу…
- Конечно.
- У вас в отеле наверняка есть инструкции… как себя вести… что говорить клиентам…
- Есть.
- Почему Вы сказали мне «привет»?
- Я просто посмотрела на Вас… и так сказалось. Я не знаю, почему. Вы не такой, как все клиенты.
- А какой?
- Другой. Ну… мне пора.
Сергей потянулся к карману, в котором лежал бумажник. Стой. Но рука сделала вид «моя твоя не понимайт», достала бумажник, вытянула визитку и протянула девушке. Николь взяла ее, посмотрела, спрятала в карман куртки и начала движение вперед. Он тоже двинулся, собираясь чмокнуть ее в щеку. Когда его губы уже приближались по касательной к ее щеке, Николь сделала неуловимое движение головой, и Сергей попал в уголок ее губ и ощутил легкое ответное движение; она отодвинулась, развернулась и пошла прочь, потом повернулась, помахала мороженым и ушла.
Чччерт, ну как же у них это получается, кто их всех учит так делать. Другой. Никакой ты не другой. Ты все тот же.
«Харлей» стоял рядом, понурив голову и помахивая хвостом, от него слегка пахло машинным маслом. Сергей завел мотор и поехал назад.
***
***
Сергей работал в банке уже шестой год. Его хорошее знание немецкого и английского помогли ему продвинуться, занимался он внешними инвестициями, да и многим другим. Отношения его с шефом сложились постепенно – тот увидел качество, редкое в людях: умение убедить, вызвать к себе доверие, - и перестал ездить с ним на встречи, наоборот, стал поручать ему самому решать щекотливые вопросы. Позже они обнаружили общее пристрастие к музыке, что укрепило их взаимную симпатию. Вальтера Циммера из Commerzbank он знал еще по старой работе, они стали партнерами и в банке.
Сергей часто бывал в Берлине, и после девяти месяцев работы разродился идеей присоединить к очередной поездке небольшой отпуск и поехал в Париж. Он бывал там несколько раз и раньше, но эту поездку решил построить по-другому. Заказал номер в Hotel Le Cardinal, находящийся в пяти минутах ходьбы от «Мулен Руж» и в километре от Монмартра, купил билеты в спальный вагон и отправился на поиски своего Парижа: города мушкетеров, художников, писателей и музыкантов.
Начал он с Д’Артаньяна – Шарль – был его другом с детства, - походил по двору Лувра, посидел на скамейке на площади Вогезов, подмигнул статуе Людовика XIII – вот, все правда, Дюма ничего не выдумал; только одно ему не удалось выяснить: была ли красивее Миледи в жизни или Милен Демонжо в кино.
День обязательно нужно было пожить на Монмартре, площадь Тертр настойчиво предлагала нарисовать его портрет, но он отказался; отказать же Святому Сердцу было невозможно, и Сергей долго смотрел на крыши Парижа с террасы Сакре-Кёр – пока не подкрался вечер, майский вечер со своим пряным и терпким ароматом. Прервал его медитацию звонок от пляс Пигаль, которая с мягкой укоризной напомнила ему, что Сальвадор Дали ждет его в Musee de l'Erotisme, - если уж Тулуз-Лотрек и «Мулен Руж» его не привлекают. Сергей извинился – они привлекали его все - все, кто тут жил, творил, пил красное вино и смотрел на вскинутые ноги танцовщиц кабаре в черных сетчатых чулках. Он принял приглашение и спустился с холма. Свидание затянулось, Пигаль не хотела его отпускать, и он вернулся в отель только под утро, заснул и проспал до обеда.
Проснулся он с ощущением, что что-то потерял, принял душ и отправился в сторону Мадлен, полчаса пил кофе в кафе, дошел до площади Согласия, и, только увидев в сквере Шанз-Элизе табличку с именем Пруста, понял, что время в этом городе стоит очень дорого, и нужно выбирать, что ты больше хочешь – Париж ночью или Париж днем. Тогда он решил Триумфальную арку отдать солдатам Наполеона, свернул налево и по Риволи добрался до Вандомской площади. Но Наполеон увидел его там с высоты колонны и сделал ему какой-то знак рукой, который Сергей понял как: «Оставь «Риц» принцессе Диане или Мохамеду аль-Файеду, Коко Шанель или Чарли Чаплину и иди дальше». Он пошел и, увидев табличку на доме «Rue De La Paix», подумал, вспомнив грустно-чувственный голос Zazie, что очень трудно выбирать в этом городе, что ты хочешь. Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.
Он отпустил себя, перестал строить планы и в оставшееся время пустился вплавь по реке ассоциаций, переходя от Дома инвалидов к Родену, с необъяснимым удовольствием долго сидел в Ротонде и Клозери де Лила, узнав только теперь, что заведение было любимым местом не только Модильяни, Хемингуэя, Генри Миллера и Сартра, но и Роджер Уотерс с Томом Уэйтсом тоже частенько туда заходили.
В последний день он вдруг вспомнил, что еще ни разу не был на Пер-Лашез, поехал туда, поздоровался с Эдит Пиаф и навестил Джима Моррисона – человека, который увидел Париж и умер в нем.
Северный вокзал вечером всегда вызывал у него грусть – он и раньше отсюда уезжал – это было место прощания. Найдя в вагоне свое место и обнаружив, что компании нет, Сергей отправился в буфет. Там компания уже успела напустить облаков сигаретного дыма, Warsteiner шел нарасхват – не прошел он и мимо Сергея, и минут через двадцать тот обнаружил себя сидящим за стойкой с третьим бокалом и сигаретой. Поезд был немецкий, было шумно и как-то почти по-домашнему уютно пахло. Слева от него сидела немка с чашкой кофе.
- Не поздновато ли Вы пьете кофе. Ночью не будете спать.
- Я еду во втором классе и вряд ли засну.
- Тогда Вам надо взбодриться чем-нибудь другим. Что Вам заказать?
- Вишневый ликер, если можно. Спасибо.
- Один вишневый ликер для дамы! Двойной! И еще один Warsteiner!
- Вы не немец, а едете из Парижа в Берлин.
- Да, в Берлине я работал, а потом махнул на недельку… отдохнуть. А Вы?
- Я долго ждала этой поездки, мы должны были поехать с другом, но он опять не смог. Он не смог уже в четвертый раз, и я поехала одна.
- Так хотелось?
- Хотелось. Очень.
- Побывать в Париже или… отомстить другу?
- Отомстить? Почему отомстить?
- Нууу… если бы моя девушка без меня поехала в город любви… я бы… расстроился.
- Я об этом не думала. Но, может, Вы и правы.
- А что у вас не так?
- Откуда Вы… Почему Вы так решили?
- Не знаю, почему-то я так решил.
- Мы уже два года вместе!
- Но не поехали вместе в Париж.
- Он работает адвокатом, часто куда-то ездит, все время занят.
- Вы живете вместе?
- Нет. Раньше вместе работали. Потом я нашла другую работу. Но мы часто видимся.
- А почему вместе не живете? Вы не хотите… или он.
- Я хочу. Но все находятся какие-то причины… Правильные. Важные. Нужно подождать… нужно решить проблемы…
- А он Вас любит?
- Говорит, что любит.
- И Вы ему верите?
- А что мне остается.
- Бармен! Еще один вишневый ликер, пожалуйста! И сэндвичей.
- Так я точно усну. И что Вы будете потом со мной делать.
- Знаете, я еду в спальном вагоне, и второе место у меня свободно – я Вас туда уложу, а в Берлине разбужу: у Вас усталый вид, Вам надо выспаться.
- Нееет, это неудобно.
- Неудобно Вам будет в Вашем вагоне: ноги будут упираться в чужие, а в ухо будет храпеть Ваш соотечественник с русским молодецким присвистом.
***
Сергей открыл дверь купе и пропустил девушку вперед.
- Располагайтесь, я схожу к проводнику.
Он вернулся, зашел в купе, и ноздри его наполнил новый запах. Девушка лежала на нижней полке, укрывшись до пояса одеялом; джинсовую куртку она сняла и осталась в черной маечке без рукавов. Сергей стал расправлять одеяло на верхней полке.
- Расскажите мне что-нибудь. Что Вы делали в Париже.
Он присел на край ее полки и стал рассказывать. Говорил он об Александре Дюма, французских фильмах, импрессионистах, о шансоне, о карте Парижа, которая много лет рисовалась у него в голове, - много о чем говорил, пока не заметил, что держит девушку за руку, вернее, гладит ее пальцы – каждый в отдельности, по очереди. Она брыкнула два раза ногами – сдвинула одеяло: «Жарко», - и закинула руки за голову. Под мышками у нее пряталась двухдневная щетинка, волосы цвета темного красного дерева спускались на плечи, синие глаза совсем не хотели спать. Под короткой маечкой, слева на животе Сергей увидел треугольник из трех родинок. Уши его наполнило пение сладкоголосых Сирен, неизвестно откуда взявшееся, и некому было привязать его к мачте - друзья давно хрюкали у Цирцеи в хлеву, и Пенелопа не ждала его дома: он опустился на колени и склонил голову – Бермудский треугольник неудержимо влек его, манил, затягивал, спасенья нет, ты тонешь, ты… уже утонул.
***
Утром они почти не разговаривали, пили кофе в буфете, Сузи (ее звали Susanna) отказалась от бутербродов; курили. Вышли на платформу Bahnhof Zoologischer Garten, постояли так же молча. Сергей достал из бумажника визитку, девушка сунула ее в карман. Это невозможно было продолжать, нужно было выныривать, чтобы вдохнуть воздуха, Сергей глубоко втянул в себя вокзальный дух, решился, притянул к себе девушку, зарылся носом в ее волосы, задохнулся, оторвал себя от нее, посмотрел в глаза, опять притянул и попал губами в уголок ее губ, ощутил, как ее пальцы впились в его плечи, будто когти огромной птицы, готовой взмахнуть крылами и улететь - вместе с ним, - и легонько оттолкнул ее. Секунд десять она смотрела ему в глаза, потом развернулась и пошла к подземному переходу. Обернется? Сузи обернулась, вонзила в него скифскую стрелу и исчезла.
***
В середине июня Сергей сидел у себя в кабинете за столом и пытался запустить Outlook Express, тот что-то кобенился, наконец, открылся, и он увидел во «Входящих» среди прочих новое сообщение и щелкнул его:
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
Juni 15, 2009 8:29 AM
Hallo. Wie geht’s.
Так она еще и Gronemeyer… кто бы мог подумать. И как же у тебя дела, Сержик. И чего ты… как будто тебе прислали… съешь лимон.
- Алла, у нас есть лимон? – спросил он в спикерфон.
- Да, Сергей Константинович, Вам порезать, с сахаром? – ответила его секретарша.
- Да нет, спасибо. Это я так… Человек должен зайти.
Он нажал «Ответить» и стал писать, что какие у него, мол, дела, рутина, деньги, клиенты. «Расскажи лучше о себе» - и нажал «Отправить». Сначала он решил час не ждать ответа, потом два, ушла себе гулять-работать, что ж ей сидеть – ждать, так оно и вертелось в нем целый день, где-то в трее.
Ответ пришел завтра. Сузи писала, что опять поменяла работу, что недавно у нее был день рожденья, и они с подружками замечательно повеселились. С подружками? «А как твой друг, адвокат, как там его зовут», - написал Сергей в ответ.
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
Juni 16, 2009 9:31 AM
Его зовут Аксель. Он тоже был.
From: Sergey.Korsakov@VBank.ua
To: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
Juni 16, 2009 9:42 AM
Был? Тоже? И все?
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
Juni 16, 2009 10:15 AM
Не знаю. Может, и все.
From: Sergey.Korsakov@VBank.ua
To: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
Juni 16, 2009 10:25 AM
А что случилось?
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
Juni 16, 2009 10:29 AM
Случилось. Потом. Не хочу об этом.
Сергею нужно было подготовиться к встрече, просмотреть документы, он свернул окно почтовой программы и занялся делом. Целый день он анализировал финансовое состояние клиента, просматривал балансы, дебиторку, новые контракты, но периодически поднимал окно Outlook Express и в потоке текущей почты высматривал библейское имя. Новых сообщений не было. Ну, нет, так нет. А что ты, собственно, ждешь. Что ты хочешь увидеть – что она рассталась со своим адвокатом и пошла на вокзал за билетом?
Сообщений не было и завтра, и Сергей, чтобы не бороться с желанием ежеминутно проверять почту, написал сам: «Привет, Сузи! Что у тебя нового? Пиши. Всегда рад увидеть твое имя во «Входящих».
Но она не отвечала, и Сергей реже запускал Outlook, но часто ловил себя на мысли, что не понимает, почему она сама написала, а теперь молчит – уже неделю. Это его тревожило, он искал логику, потом говорил себе, что женщины логике не подвластны, и наверно у нее что-то там не так, и ей не до тебя, кто ты ей такой, а какого черта было вообще писать, ну захотела – написала, да к черту все.
Ночью ему приснился сон: он ехал в командировку, в Берлин, вагон был похож на паскудный советский плацкарт, его обсели толстенные негритянки с кошелками и все время повторяли: «Расскажи, ну расскажи».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
Juni 24, 2009 9:11 AM
Hallo. Wie geht’s.
Сергей смотрел на текст и пытался разобраться, что значат эти три слова. Что это такое с тобой происходит, Серж, ну, три слова, одиночество, желание контакта, прикосновения... к руке. Ну давай, завязывай. Одна ночь, обычная девчонка, не очень и красивая, Алла даже симпатичней, ничего в ней такого и нет, ну что ты…, бл…, хочешь. Завязывай.
Но он нажал «Ответить» и написал, что ждал ее письма, тревожился за нее и «что там у тебя делается, пиши».
Уже наученный предыдущими днями, Сергей приготовился не ждать ответа, закопался в бумаги, но Outlook знакомо квакнул через полчаса. Сузи писала, что они с Акселем расстались – подружки показали ей фотографии с какой-то вечеринки, где он обнимал какую-то девушку, сидящую у него на коленях.
Сергей сидел в кресле, смотрел в окно, в голове у него крутились обрывки каких-то разных песен, от Pierre Bachelet до Rammstein, это его заинтересовало – он привык отслеживать свои ассоциации. Он еще повертел барабан с песнями, остановил, нажал кнопку, и из открывшегося окошка выкатился шарик с надписью «Amour». Сергей обалдело на него уставился, повертел в руках, посмотрел по сторонам, хотя был в кабинете один, и спрятал шарик в карман.
В ответе он написал, что будет в Берлине через десять дней, написал даты, свой телефон и «неплохо было бы повидаться, выпить кофе или еще что-нибудь». Outlook молчал.
Молчал он и на следующий день, и все оставшиеся до командировки. С каждым днем ожидание давило на него все больше, мешало работать, и иногда на совещаниях у шефа или заседаниях Правления у него в мозг поступали сигналы от обонятельных рецепторов, и он совершенно явственно, здесь и сейчас, слышал запах, - тот, что проник в него, когда он открыл дверь купе, вернувшись от проводника. В такие моменты он полностью отключался, только глазами искал источник этого запаха – источника не было, не было даже лимонного пирожного Марселя Пруста, запах возникал просто у него внутри, в голове; на него нападало состояние, которое он запомнил в больнице, после открытого перелома ноги, когда ему вкололи морфий.
Переговоры в Commerzbank шли на этот раз как-то квело, Вальтер справился о его здоровье и потом пригласил выпить пива.
- Какое Вы любите?
- Warsteiner.
- Вижу, Вас на мякине не проведешь.
- Вы могли это и раньше заметить, Вальтер.
- Я заметил. Поэтому и веду с Вами дела.
Они сидели на летней террасе ресторана на Кurfürstendamm, говорили о Баварии и Пруссии и пытались вывести особенности характера южных и северных немцев из видов пива, которые те потребляют. В кармане брюк Сергея завибрировал телефон, он вскочил, едва не опрокинув столик, выхватил телефон и тупо уставился на пустой экран – ни звонков, ни сообщений не было.
- Вы что-то ждете?
- Да нет… Знаете, Вальтер, уже вечер – Вы не хотите выпить водки?
- По малэнкой? – спросил немец по-русски.
- Да. Исключительно по маленькой.
Они перебрались из респектабельного ресторана в бар за углом, где и заказали по двойному Абсолюту, маслины и прочую дребедень.
- Prosit!
Сергей выдохнул, выпил свою водку, взял маслину и покрутил ее у носа, потом съел; Вальтер сербал из своей рюмки.
- Нет, Вальтер, так не пойдет! Вы же старый прусский солдат! Ну что бы сказал Фридрих II, глядя на Вас.
- И что бы он сказал?
- Он сказал бы: Пфуй, Вальтер! Ты позоришь своего короля!
- Вы думаете, он бы так сказал?!
- Конечно! Вот они, когда встречались с Петром I…
- Они встречались?! – обескураженно спросил Вальтер, - по-моему, они…
- Ну, неважно. Мы же с Вами встретились. Herr Ober! Принесите нам всю бутылку!
- Prosit!
Водка заходила в них маленькими рюмками, легко, как к себе домой; Вальтер молодецки вливал в себя всю дозу сразу, переворачивал рюмку и хлопал ею об стол.
- Нууу, что бы он сказал?! А?!
- Он сказал бы: Ты настоящий солдат, Вальтер! Я горжусь тобой! Стань на колено!
Вальтер сполз со стула и стал на одно колено, Сергей хлопнул его вилкой по плечу, поднял и крепко обнял:
- Назначаю тебя фельдфебелем!
- Яволь, майн фю… Ваше Величество! Рад стараться!
- Маладец, бл..дь! Дай я тебя пааацилую! За это надо выпить! Herr Ober!!!
Сергей сфокусировал взгляд и увидел две стрелки – Kantstraße и Kaiser-Friedrich-Straße. Стрелки были закреплены под углом сорок пять градусов на столбе, за который он держался; Вальтер держался за столб обеими руками с другой стороны. Кайзер-Фридрих-Штрассе? Какого х…
На следующее утро, проснувшись в отеле, Сергей мучительно пытался вспомнить, что было еще. Снились ему барханы в пустыне и далеко мерцающий мираж оазиса с журчащим холодным ручьем, над головой летали огромные бабочки. Бабочки? Ночные бабочки? Мы же были в Шарлоттенбурге, черт, неужели мы еще пошли к б… твою мать… а Вальтер? Мы договор-то хоть подписали? Перед этим. Ну да, иначе с чего бы мы пошли пить пиво. Ага, так мы пошли пить пиво! Господи, как пить хочется.
Лето текло медленно, шеф уехал в отпуск, оставив на Сергея груз ответственности за привлечение инвестиций. Outlook по-прежнему магнитом притягивал его взгляд, но он заставлял себя работать, придумывал все новые дела, дотошно перепроверял документы, рисовал планы, встречался с людьми – был страшно занят. Эмоциональная усталость от работы помогала ему гасить огонь в сознании, начинавшийся иногда внезапно: язычки пламени в виде буквы S подкрадывались незаметно и начинали пожирать бумагу документов, разгораясь до пожара; он хватал огнетушитель и яростно заливал огонь пеной дел.
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
August 3, 2009 9:17 AM
Hallo.
Ну вот, начинается. Привет. И что ты будешь с этим делать. С этим приветом. Он написал «Привет» и нажал кнопку «Отправить».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
August 3, 2009 9:23 AM
Как дела.
«Как сажа бела – голова еще цела. А ты где была». «Отправить».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
August 3, 2009 9:23 AM
Я была у бабушки. У меня заболела бабушка.
«И ты пекла ей пирожки, надев красную шапочку. А волк как поживает?» «Отправить».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
August 3, 2009 9:37 AM
Поживает. Я помирилась с Акселем.
«Очень рад за вас. Пришлю тебе цветы». «Отправить».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
August 3, 2009 9:42 AM
Не злись. Мне плохо. Я пишу тебе, когда мне плохо.
Какого черта. Мы в семинариях не обучались.
«Так позвони Акселю». «Отправить».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
August 3, 2009 9:54 AM
Ну не злись. Я думаю, он меня обманывает.
Здрасти-мордасти. Она думает. Она еще иногда и думает. А ты что думаешь. А я думаю, на кой х..р мне вся эта история. А х..р что думает. А он думает… Он вообще не думает. Так ты подумай за него. Ну, я подумаю, а он… Вот именно – а он.
«Так брось его». «Отправить».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
August 3, 2009 10:12 AM
И что я буду делать.
«Давай повидаемся. Я через неделю буду в Берлине». «Отправить».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
August 3, 2009 10:33 AM
Хорошо.
Хорошо. Все хорошо. Так хорошо, что аж не верится.
«Позвони. Я буду ждать». «Отправить». Нет, стой. Он добавил «Целую» и нажал «Отправить».
Ответ не пришел, но Сергея это не расстроило, он забурился в работу, она делалась легко, неделя пролетела быстро. Еще четыре дня. Еще три.
Весь Берлин он ждал звонка или сообщения, придумывал причины, по которым она не звонит, и говорил себе, что осталось еще достаточно времени, даже лучше, если это будет после окончания переговоров, ничего не будет мешать, а самолет можно и передвинуть. Но она не позвонила. В аэропорту, уже после объявления посадки, он выключил телефон, в самолете достал плейер, включил Rammstein и стал дышать животом.
Где-то в начале осени Сергей поймал себя на действиях, которых не делал раньше: он стал говорить Алле легкие комплименты, полусерьезным тоном, но каждый день. Алла же стала ему улыбаться, когда он заходил в приемную или выходил из кабинета. И что это ты затеял. Да ничего я не затевал, ну, улыбается, и хорошо, и приятно, а там… шефов Ленчик вон… или она Ленусик… будет тебе Алусик. Да не будь придурком, мало тебе… проблем в жизни, выйди на улицу, посвисти… И он перестал. Заходя в приемную, он просто здоровался и не смотрел девушке в глаза. Это дало неожиданный для него эффект: через неделю такого несмотрения Алла постучала к нему в кабинет, зашла и с решимостью Александра Матросова сказала:
- Сергей Константинович, скажите, я что-то не так делаю?
- Что за вопрос. Что это Вам на ум взбрело.
- Вы как-то изменились… не смотрите… не говорите…
Он внимательно посмотрел на девушку – более несчастный вид трудно было себе представить – слезы едва сдерживались, готовясь брызнуть по первому знаку. Ну вот, опять въехал.
- Да нет, Алла, все нормально… кризис, знаете ли… дела.
Девушка расцвела такой радостной улыбкой, просто засветилась от счастья, как будто он сказал, что завтра они вдвоем улетают в Монте-Карло, и поручил ей выбрать отель. Сергею стало стыдно.
- Сделать Вам еще кофе, Сергей Константинович?
- Да, Алла, пожалуйста, вы его так хорошо готовите.
Ему показалось, что Алла ушла вприпрыжку, хотя была на шпильках. Через пять минут она вернулась с кофе на подносе, на лице у нее был наклеен смайлик величиной с добрую тарелку.
- Спасибо, Алла. Что бы я без Вас делал. Вы мне так помогаете.
Алла развернулась на одной ноге, согнув вторую в колене, пошла к выходу, обернулась, потом еще раз.
Серж, ну что ты, блин, ну хватит тебе уже. Он взял кофе и запустил Outlook.
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
September 12, 2009 11:30 AM
Hallo. Wie geht’s.
С минуту Сергей смотрел на сообщение, потом набрал «У тебя все дома?», отправил, закрыл Outlook и выключил ноутбук. Вечером была корпоративная пьянка, нужно было еще дать шефу список с армянским балансом. Он вышел в приемную.
- Алла, Вы сегодня вечером случайно не заняты?
Утром у него болела голова и мучили угрызения совести: вчера, когда он танцевал с Аллой, рука его, та, что легонько двигалась по ее… да, нет, ну просто по талии, я же помню, слегка нажала на… совсем легонько, но Алла сразу же прижалась к нему всем телом, бедрами, грудью и обвила руками его шею; ему стало жарко, начался прилив и захлестнул его с головой.
Сегодня, в приемной, Сергей заметил в глазах девушки тлеющий огонек ожидания, ограничился приветствием и прошел в кабинет. Кофе ему принесли с видом монахини, получившей непристойное предложение.
Outlook опять не хотел грузиться, потом раздумал и милостиво открыл «Входящие».
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
September 13, 2009 8:20 AM
Прости меня
Под текстом открылось изображение, фотография: это были глаза, синие как лазурит.
Сергей заглотил кофе, ожег гортань, чертыхнулся и двинулся в угол, где у него стоял столик с дубовой столешницей и два кожаных кресла; он упал в кресло, достал сигарету и закурил. Ну так нельзя, это же нечестно, не по правилам, это удар ниже пояса. Но мозг ему не поверил, и эндорфины взялись за дело, как будто они были барменами, разливающими шампанское на празднике жизни.
***
Следующие несколько месяцев Сергей прожил в постоянной эйфории: они переписывались с Сузи почти каждый день. Она присылала ему свои фотографии, он завел папку D:\S, защитил ее от стирания и поставил галку на атрибуте «Скрытый». Даже если сообщения не было, он заставлял себя терпеть, нельзя есть только сладкое, открывал заветную папку и запускал слайдшоу.
Приход на работу превратился для него в праздник, он старался быть ласковым с Аллой, улыбался ей в ответ и с нетерпением ждал, когда она уйдет, а он запустит почтовую программу.
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
Oktober 10, 2009 8:01 AM
Hallo :-)))
Такого текста хватало ему на целый день, и любимым отдыхом для него было открыть последнее сообщение и просто на него смотреть. Если сообщения с утра не было, он говорил себе: «Ну, ничего, Серж, зато тебе еще есть что ждать в этой жизни». Но иногда Сузи писала. Как-то в ноябре, после нескольких дней без писем, Сергей прочитал: «Ты представляешь, оказывается, Аксель был женат! И у него есть сын! А он за два года ни словом не обмолвился и все время виделся с женой даже когда был со мной какой подлец я и представить себе такого не могла мне так плохо и пусто и легко. Мне плохо».
Сергей выкурил сигарету и перечитал письмо.
«Я думал, Вы уже расстались».
«Ну, он иногда появлялся».
«Ясно».
«Ну пойми он говорил что любит меня но не может совсем оставить жену из-за сына а не говорил мне потому что не хотел мне делать больно».
«Да, я понимаю. А сейчас что?».
«Я не хочу его больше видеть он мне врал два года я такого никогда не прощу если бы он мне сказал сразу я бы поняла и мы бы строили отношения на доверии но ему удобней быть свободным и две дуры под рукой в любое время в любой позе. Вот почему он не хотел на мне жениться. Какая я дура».
«Подожди, он еще погуляет, потом вернется к тебе, предложит выйти за него замуж, ты поплачешь, потом простишь, и все будет хорошо».
«Нет никогда он меня достал я никогда его не прощу еб…сь он сам козел драный ненавижу чтоб он сдох».
Сергей решил на этом остановиться. Несколько дней сообщений не было, и он пробовал разобраться в себе и решить, что следует из всех этих новостей и что он должен чувствовать – обиду на то, что не сказала сразу, или… отправить, что ли, Акселю ящик вина к Рождеству.
Скоро Сузи вернулась со своим «Hallo», сначала без смайликов; они еще долго говорили об Акселе, потом перестали, и вернулись смайлики. Она писала, что перекрасила волосы и изменила прическу, по-другому выщипала брови – «как тебе:)». Сергею было очень даже «как», он писал ей длинные письма о ее внешности, находил сходство в повороте ее шеи с итальянскими Мадоннами, брови были как у арабских принцесс из «Тысячи и одной ночи», «...тогда я буду калиф Гарун-аль-Рашид, ладно?» «Ладно:)». «Ага! Вот сейчас я…». «Ой-ой, как страшно, прости меня, мой повелитель, я сделаю все, что ты хочешь!». «Вот, так-то лучше, щас придумаю, что бы мне такого захотеть». «Я лежу и вся дрожу, мой султан». «Да не султан – калиф! Султан был в «Анжелике». «Ладно, это еще лучше. Вы облили мне платье, мой султан, я должна его снять». «Снимай же быстрей, о неверная!» «Уже сняла, мой повелитель, ты же видишь…». «Не вижу. Пришли фото». «Ты что, я же на работе!» «Так спрячься где-нибудь». «Сейчас, подожди». И он ждал, ждал пришествия царства божьего на земле. Блажен, кто верует. Кто поверит в Меня – сможет ходить по воде. Верую, Господи! И он верил, свято верил в необратимость женской ревности, в ее немецкое упрямство, в то, что она никогда больше не вернется к Акселю, что все будет хорошо.
Жизнь превратилась в игру, которая доставляла Сергею невыразимое удовольствие, он легко решал рабочие проблемы, боролся с кризисом, и Алла думала, что это он такой из-за нее, цвела и пахла. Вся его жизнь была полна ароматов, разных, но главный аромат ждал его впереди – запах хвои: Сергей нашел отличный отель в Альпах и забронировал в нем номер на Рождество. Сузи он об этом не написал из боязни сглазить – время еще было. По той же причине он не просил ее о встрече в Берлине: все должно произойти на Рождество, все будет как в сказке, и Санта принесет скромную бархатную коробочку от Cartier.
***
В понедельник лег снег. Сергей запустил почтовую программу – ничего не было, написал сам и занялся делами: декабрь для банкиров – буйный месяц. Оставалось две недели до Рождества, с немцами было еще много дел, да и здесь тоже.
До четверга он чувствовал себя достаточно спокойно – такое бывало и раньше. В четверг он написал: «Куда ты пропала». В пятницу: «Напиши хоть что-нибудь». В понедельник: «Напиши хоть слово, чтобы я видел, что ты жива». Предновогодняя суета как-то помогала, хотя в нем фоном постоянно гудел трансформатор величиной с дом.
В следующий понедельник он уже не мог ни о чем думать, ничего делать, хотелось куда-то бежать, но он не знал – куда. Он открыл Outlook и написал: «Ты вернулась к Акселю?».
Через десять минут он увидел во «Входящих» новое сообщение и открыл его.
From: Susanna.Gronemeyer@yahoo.com
To: Sergey.Korsakov@VBank.ua
Dezember 13, 2009 10:03 AM
Не лезь в мою жизнь!
Это было так неожиданно и так страшно, что он сразу нажал «Удалить», встал, прошел в угол и закурил. Этого не может быть, этого не было, у тебя глюки. Он вернулся к столу и заглянул в «Удаленные», все было, он удалил сообщение и оттуда и пошел в угол. На полке с сувенирами лежал золингеровский охотничий нож, подарок Вальтера, он взял его, вынул, приложил лезвие ко лбу, потом сел в кресло и стал машинально похлопывать лезвием по ладони. Но почему, за что, она же сама… Нет, так не пойдет, ты сойдешь с ума, надо придумать защитную схему, ты же мастер – схемотехник, схемы – твоя специальность, давай Серж, давай.
Он откинулся на кресло, втягивал воздух носом, надувал живот, выдыхал через рот. Смешно обижаться на дерево, когда оно хлестнуло тебя веткой по лицу, даже если останется шрам на всю жизнь. В тумане ты принял его цветущую крону за платье Волшебницы-Феи и подошел вкусить волшебства. Во всех нас с детства живет желание потрогать край платья Феи, прикоснуться к чуду, и мы идем вперед, доверчиво протягивая руку. Но восходит солнце, разгоняя туман, и ты видишь, что дерево – не Фея, а бездушное растение, которое сделало тебе больно, - всего лишь материал для лесопилки жизни, будущая скамейка. Ты обиделся на скамейку. И ты как Железный Дровосек, которому вставили внутрь живое сердце – оно мешает тебе, ты хочешь вырвать его, оно тебе не нужно – нужен только острый топор.
Корни, остались корни. Он со всего маху вонзил нож в столешницу и поспешил к столу, открыл Проводник и нашел D:\S, не стал заходить внутрь, пометил папку и нажал «удалить». На экране всплыло окошко: «Системе не удается удалить папку D:\S». Не удается?! Ах ты гребаная винда! Он схватил ноутбук, дернул на себя, провода повыскакивали, Сергей подбежал к окну, распахнул его и запустил туда комп. За оконной рамой была решетка, ноутбук отскочил от нее и вернулся к Сергею, тот поймал его и грохнул со всей силы об пол. Корпус раскололся, но экран продолжал светиться: «Системе не удается…», тогда он прыгнул сверху, раздался хруст, экран погас. Не может… она, сука, не может… а я вот…
В кабинет без стука заглянула Алла и испугано спросила:
- Что случилось, Сергей Константинович?!
- Да вот… вирус… напал… разрушил все… всю систему…
- Вызвать программистов?
- Да нет… я уже… сам справился.
Через полчаса Сергей вышел из кабинета – Алла испуганно выглянула из-за своего монитора.
- Я ушел. На встречу. Телефон разрядился.
- Я поняла, Сергей Константинович.
- И закажите мне новый ноутбук.
- Хорошо, Сергей Константинович.
- И скажите программистам, пусть поставят мощный файервол… чтоб никакая ссс… никакой вирус… не прорвался.
- Все сделаю, Сергей Константинович.
Его уже немного попустило. Это ничего, это только дерево, только дерево. Все пройдет, все будет хорошо.
- Алла, Вы знаете, кто такой Тилль Линдеманн?
- Это наш новый программист? – с робкой улыбкой спросила она.
- Нет. Это один сумасшедший немец. Мой друг. Он мне очень помогает. Как и Вы, Алусик.
Алла сразу сделала стойку - как борзая, услышавшая охотничий рог.
- А Вам заказать ноутбук с блюрэем, как у шефа?
- А откуда Вы знаете, какой у шефа ноутбук?
- Ой… мне Ленчик сказала… он ей кино показывал… про Мальдивы…
- Да? Ленчик, говорите. А я думал, она Ленусик.
- Так это только ше… ой.
- А Вы любите кино, Алла?
- Ужасно люблю!
- Ну ладно, я пошел.
Сергей сидел в машине, смотрел на падающий снег и повторял мантру про дерево, когда совсем некстати Тилль завел свою шарманку: «Ohne dich kann ich nicht sein, ohne dich, mit dir bin ich auch allein… …weh mir oh weh, und die Vogel singen nicht mehr[16]». И птицы, бл…, ни х… больше не поют, это точно. На деревьях. Нету их. Ни птиц, ни деревьев.
***
***
Сергей вернулся к отелю, поставил «Харлей» на стоянку, выключил мотор и похлопал его по крупу. Прощай, Буцефал, до Индии мы не доехали. Да и нет никаких Индий, сокровищ и принцесс – в них верят только девятнадцатилетние мальчишки. А мы с тобой… старые вояки… пора нам на покой, как ты думаешь. «Харлей» протяжно и как-то жалобно заржал и посмотрел на него огромным конячьим глазом: тебе видней, хозяин, хочешь в стойло – вот оно - «Sir F.K. Savigny», четыре звезды, минибар и порно-каналы за дополнительную плату, - всхрапнул пару раз и отвернул голову.
Сергей вышел со стоянки, закурил, постоял, ни о чем не думая, и повернул налево. Он уже довольно долго шел по Kantstraße, когда впереди увидел стайку ночных бабочек. Шарлоттенбург, ночной Шарлоттенбург. У первой бабочки рыжие волосы были стянуты в два хвостика, по розовой маечке бегали сердечки, добегая до коротенькой юбки из шотландки, ниже были гольфы и веселенькие спортивные тапочки.
- Да ты скучаешь, мой полуночный ковбой, я вижу! И мне грустно – давай вдвоем повеселимся.
- А что ты можешь.
- Я вообще-то девчонка заводная… Больше всего я люблю пососать чупа-чупсик. Но сегодня я намочила трусики – ты меня накааажешь, дэди? Потом я буду паааслушной… и мы…
- Не в кайф, извини. В другой раз… куплю тебе чупа-чупс.
Сергей двинулся дальше, вторая была блондинкой в остроносых ботфортах и короткой кожаной юбке. Она обернулась, и взгляд Сергея уперся в лазуритовые глаза.
- Сузи.
- Сергей…
Какая-то непреодолимая сила бросила его вперед, он обнял ее, сжал и уткнулся носом в шею, в волосы, потом отпустил и отступил на шаг назад.
- У тебя другой запах.
- А у тебя все тот же.
- Хорошее место ты выбрала.
- Я не выбирала. Так получилось.
- Мы всегда что-нибудь выбираем – одно. А потом так и получается.
- Ты специально прилетел в Берлин, чтобы научить меня жить?!
- А ты специально стоишь на Kantstraße, чтобы я…
- Мне нужно работать, ты мне мешаешь.
- Почему это? Работай. Сколько ты стоишь.
Сузи зло глянула на него.
- Классика – сто евро в час.
- Ага, классика! А модерн?
- Сто пятьдесят.
- А за ночь? Сколько стоит одна ночь с тобой, Сузи?
- Пятьсот евро!
- Это с модерном – все дела?
- Все дела – восемьсот! – выкрикнула она – найди себе ссыкуху подешевле! Катрин вон берет сотню за все – и можешь ее даже выпороть.
- Да не хочу я Катрин, Сузи. Я бы может и выпорол тебя, если это входит в модерн или ты это любишь, а то – можем просто поболтать, как старые друзья…
- Некогда мне болтать – мне надо за квартиру платить.
Сергей достал из куртки бумажник, вынул две купюры по пятьсот евро и протянул Сузи. Во взгляде ее он прочитал ненависть… и голод; холодные молнии так и сыпались из глаз. Голод победил, она взяла деньги.
- У меня нет сдачи.
- Не наработала еще? Бедная девочка! Ну, не беда – положишь в свинью-копилку из саксонского фарфора – у тебя такая есть дома, от бабушки? Поехали.
В такси они сидели, уткнувшись каждый в свой угол, и Сергей думал, как такое возможно – два человека, полные ненависти друг к другу, сейчас займутся сексом, - не будет ли короткого замыкания; и как это объяснит мать-природа на своих уроках эволюции маленьким детям, еще не знающим, что такое любовь и зачем она нужна, и какая она бывает, а секс представляющим себе простым занятием физкультурой, только ночью.
В отеле за стойкой стоял старый знакомый Сергея в круглых металлических очках.
- Добрый вечер, Клаус, мы… поговорим в моем номере.
- Добрый вечер, Herr Korsakov. Конечно. Что-нибудь принести?
- Да, пожалуй… шампанского. Нам есть что отпраздновать.
- Есть набор из свежих фруктов: бананы, киви, маракуя…
- Нет, спасибо, бананы нам не нужны. Принесите клубники.
- Сию минуту.
В номере Сергей снял куртку, сел в кресло и закурил.
- Сходи в душ, Сузи, и вымой голову тоже.
- Зачем это?
- Мне не нравятся твои новые духи.
- Не нравятся, так нашел бы себе…
- Ты забываешь, Сузи, - я за все заплатил. Одна ночь – моя. Может, я хочу тебя мокрую. До утра высохнешь сто раз.
Она фыркнула, но села на кровать, стянула ботфорты, чулки и, не глядя на него, пошла в душ.
Раздался стук, вошел Клаус, поставил на столик шампанское и клубнику, бросил украдкой взгляд на ботфорты и чулки и вышел.
Через пятнадцать минут вернулась Сузи в белом махровом халате и с полотенцем на голове. Сергей подошел к ней, снял полотенце и поводил носом возле ее шеи, не прикасаясь к коже.
- Да, так лучше. Но шатенкой ты была... Ты раньше была лучше, Сузи.
В девушке была запущена программа зарабатывания денег – она молчала и даже не отворачивалась, смотрела на него, но исподлобья. Он взял ее за пальцы и легонько погладил по одному – пальцы были те же. Она была старше на пять лет, блондинка, но Сергей понял окончательно, что перед ним – та же Сузи.
- Выпей шампанского, отдохни, я скоро, хотя… у нас много времени.
В душе под струями воды у Сергея в голове закрутилась обычная карусель. Да, девочка, я за все заплатил. И за отель в Альпах, и за кольцо, и за сегодняшнюю ночь. Но это только деньги. Только гребаные деньги. А что ты хочешь взамен, сейчас? Ты хочешь ее оскорбить, унизить, оттрахать во все… Ты хочешь сделать ей больно, как было больно тебе. И ты думаешь, тебе от этого станет легче? А что – не станет? Какой ты дурак. Вы расстанетесь врагами – на всю оставшуюся жизнь. Всю оставшуюся тебе жизнь ты будешь носить в себе ненависть, она будет разъедать твою душу, и ты будешь знать, что она так же ненавидит тебя. За это ты заплатил? Этого ты хочешь?
Сергей вышел из душа – Сузи лежала на кровати, халат ее распахнулся, она спала. Треугольник из родинок был на своем месте. Бермудский треугольник никуда не делся. Он и не мог никуда деться, и ты знал это. Старая карта так и лежит в твоей голове. Что за чертов придурок этот Колумб – надо было ему на запад, поплыл бы себе на восток, нашел бы Индию…
…он стоял у кровати, слегка покачиваясь, ноздри его подрагивали, колеса мерно стучали, проводник предупреждал о приближении к границе.
- Алло, Клаус?
- Да, Herr Korsakov, слушаю Вас.
- Мне нужен Warsteiner, пара сэндвичей и… вишневый ликер.
- Что-нибудь еще?
- Нет, спасибо. Остальное у меня уже есть.
***
***
Шестнадцатого мая Сергей сидел на заседании Правления: рассматривали вопрос о предоставлении крупного кредита старому надежному клиенту; кредит можно было выдавать, но наблюдался отток депозитов, пассивы таяли, ликвидность начала напоминать Пизанскую башню. Он знал, чем это кончится. Его бедро ощутило короткую вибрацию пришедшей смски, он не ждал сообщений; прочитать ее было нельзя, нужно было дождаться окончания.
Еще полчаса рассматривали варианты наращивания депозитного портфеля, повышения ставок и программы лояльности для клиентов, потом заседание закончилось, но шеф на выходе поймал его за рукав и утянул к себе в кабинет.
- Все это долгоиграющая пластинка, а клиенту деньги нужны через неделю максимум. Я говорил вчера с Вальтером, он как бы... туда-сюда... не против, но...
- Давай уже.
- Короче, билет в Берлин тебе уже заказан. На 16.20. Я только хотел уточнить – ты не хочешь поменять отель, перебраться на Кurfürstendamm, пять звезд и все такое.
- Нет, спасибо, мне и в «Sir F.K. Savigny» уютно.
- Ну ладно, а ноутбук у тебя blu-ray читает?
- Ты что, я же его сам выбирал, он такой же, как у тебя. Что-то ты кругами ходишь.
- Понимаешь, если мы не выдадим «RHCP Group» этот кредит, они от нас уйдут, и это будет сигнал другим… сейчас совсем не время…
- Я понял. Поговорим с Вальтером… о музыке.
- Я тебе в дорогу диск купил, вот: «Rammstein - Videos 1995-2012 Blu-ray».
- Ну, я пошел собираться.
- Погоди, Серж, успеешь. Ты понимаешь… я на тебя стараюсь не давить, но… я тебя прошу… Сделай мне это. Мне это очень нужно. Завтра пятница, встреча с Вальтером у тебя в 10.00. В этом конверте – два билета на самолет, Берлин – Париж и обратно, рейс выберешь сам. И на уикэнд забронирован номер в Hotel de Crillon на Place de la Concorde.
- Я знаю, где Crillon. А почему два билета – я с кем-то еще еду?
- Ну, возьми Аллу... она с удовольствием…
- Да не хочу я… Аллу.
- Ладно, старик, не злись, сам решишь. Ни пуха!
- К черту! – с удовольствием ответил Сергей и вышел из кабинета шефа, на ходу доставая телефон. «У Вас одно новое ммс-сообщение». Номер немецкий, незнакомый. Что еще за… «Открыть». Анимированный конверт открылся, и на него глянули глаза Настасьи Кински. Больше он ничего не видел – только глаза: они лукаво улыбались. Чиорт, Ни… коль! Под фотографией шел текст: «Hallo, Dick :))). Wie geht’s[17]». Опять счет не в твою пользу, ...Дик. Но ведь… игра... еще не окончена.
Давно ты не был в Париже, Сержик. Он спрятал телефон и пошел собираться; в голову без спросу пробрался Тилль и устроил там концерт: «Hat viel geredet, nichts gesagt… Sie rief mir Worte ins Gesicht, Und hat sich tief verbeugt, Verstand nur ihre Sprache nicht. Wenn ich ihre Haut verließ - Der Frühling blühte in Paris.»[18]. Потом откуда-то выплыл Игорь Северянин, ананасы в шампанском и прочие фейерверки. Вот оно что – гипофиз нажал кнопку, и эндорфины сейчас снесут тебе крышу. Но кто же послал ему служебку. Ты же этого не делал, правда, Серж. Да я и не думал… Конечно, ты не думал, и не вспоминал, и не хотел. Сын мой, скажи мне только одно: «Ты опять хочешь этого?»
- Ich will, Mein Gott.[19]
- Ты знаешь, что путь сей усыпан не розами, но терниями?
- Да, Господи.
- Тогда иди, сын мой.
Уже в машине, когда он рассеянно вертел в руках билеты на самолет, Сергея уколола мысль, словно он забыл дома выключить утюг: «Черт, завтра же семнадцатое мая! Не забыть бы отправить смску Виму Вендерсу[20]».
Примечания
1
Ты так приятно пахнешь. Rammstein
(обратно)2
Солист группы Rammstein
(обратно)3
Америка прекрасна. Rammstein
(обратно)4
Я хочу. Я хочу, чтобы вы мне доверяли. Rammstein
(обратно)5
Подари мне что-нибудь. Подари мне твои слезы. Rammstein
(обратно)6
Я хочу
(обратно)7
Дорога в ад. AC/DC
(обратно)8
Любовь - вот самый дикий зверь, Она вдыхает твой запах, ищет тебя. Rammstein
(обратно)9
Привет! Как дела?
(обратно)10
Мы все живём в Америке. Rammstein
(обратно)11
Ты так приятно пахнешь. Rammstein
(обратно)12
Житель Восточной Германии
(обратно)13
Я знаю, в глубине души, ты на самом деле тоже рокер. Udo Lindenberg
(обратно)14
«Специальный поезд в Панков» - название песни У.Линденберга
(обратно)15
Бог знает, я не хочу быть ангелом. Rammstein
(обратно)16
Я не могу быть без тебя, без тебя, С тобой я тоже одинок… Мне больно, о, больно, и птицы больше не поют. Rammstein.
(обратно)17
Привет, Дик :))). Как дела
(обратно)18
Я так много говорил, но ничего не сказал... Она кричала мне в лицо слова, Ее язык твердил о желании, Только я не понимал ее языка… Когда я покинул ее кожу - Весна цвела в Париже. Rammstein
(обратно)19
Я хочу, Господи
(обратно)20
Вим Вендерс – культовый немецкий кинорежиссер, автор фильма «Небо над Берлином» /
(обратно)
Комментарии к книге «Запах ночи», Евгений Перепечаев
Всего 0 комментариев