«Четвертая экспедиция (сборник)»

Персонажи данной книги являются вымышленными, а их сходство с реальными людьми случайно.

e-mail: y-amp@rambler.ru Я(495)355-93-43 (доб. 2047)

Кольский маршрут

Наступил апрель. Сергей почувствовал непреодолимое желание вырваться из суетной Москвы хотя бы на недельку. Вот уже несколько лет как он старался всеми правдами и неправдами накануне майских праздников уговорить начальство отпустить его в краткий отпуск, чтобы посетить заснеженные вершины Хибин. Это время было самым благодатным для тех краев. Весеннее солнце, синее небо, слепящий яркий снег и захватывающий дух спуск на горных лыжах позволяли хоть на некоторое время отрешиться от постоянно накатывающих проблем, которые с каждым годом только обострялись.

Сергей откровенно устал за последний год. И дело было не в работе, хотя и там все было непросто. Начальники постоянно «приносили» какие-то левые договора на выполнение научно-исследовательских и опытных работ с сомнительными ожидаемыми результатами и заставляли его делать довольно бестолковую работу по компиляции старых отчетов советского времени. Ничего нового их институт уже много лет не производил. Да и что они могли сделать, если с начала 90-х перестали отправляться в поле геологические отряды и геофизические экспедиции? Создаваемая в отделе геофизическая аппаратура стала вмиг никому не нужной. А в намечающемся теперь оживлении на рынке этих услуг своим уже не было места. Все ниши заняли инофирмы со своими приборами, компьютерными программами и технологиями, которые их менеджеры активно насаждали, проникая во все министерские структуры и доходя до ключевых чиновников. После этого до самых низов скатывались приказы, распоряжения и рекомендации о приобретении того или иного «иностранного чуда», созданного по большей части нашими же бывшими специалистами, эмигрировавшими за рубеж в массовом порядке в 90-е годы. И деньги на такие «новинки» министерство «спускало» целевым образом.

Так что отделу оставалось переписывать старые отчеты, а то и просто менять титульные листы, слегка обновляя содержание. Было очень похоже на то, что начальство таким способом просто отмывает деньги для руководства объединения, а может быть и для кого повыше. При этом они, конечно, делились какими-то копейками с сотрудниками, но брать эти деньги в конвертиках Сергею было неприятно. Было ощущение того, что он их у кого-то украл вместе со всей шайкой, во главе которой стоял свой «пахан» – начальник отдела Первухин. Но другого ничего не оставалось. Нужда подбиралась совсем близко. Дочь Наташка заканчивала школу, и надо было думать о ее будущем. Бесконечные траты на репетиторов тяжким бременем ложились на и без того скудный семейный бюджет.

Сергей предчувствовал, как Нина, его супруга, с которой прожили без малого двадцать лет, опять будет его «пилить» за эту поездку в Хибины на последние гроши. Но Сергей ничего не мог с собой поделать: горные лыжи и Хибины стали для него чуть ли не наркотиком. Хорошо у него осталась хоть какая-то амуниция для этого своего увлечения еще со времен своего благополучия. Сейчас приобрести что-то новое для престижного и дорогого горнолыжного спорта он был не в состоянии. Горные лыжи были последней радостью, оставшейся в этой жизни. Все остальное представляло собой клубок неразрешимых проблем.

А там, на солнечных вершинах Хибин, глядя на высокое голубое небо, он временами представлял себя одним во всей вселенной, мысленно летящим в эту синюю бесконечность. И в эти мгновения ничто земное его не волновало. Да, он, конечно, осознавал, что, уезжая от проблем, уподобляется страусу, прячущему голову в песок при виде опасности, но без этого хотя бы кратковременного ежегодного «релакса» можно было вообще свихнуться.

* * *

Нина с трудом открыла ключом дверь квартиры. Замок давно заедал, и она уже устала напоминать Сергею о том, что пора его заменить. Да и не только замок. Буквально все в этой старой маломерной «хрущевке», состоящей из маленькой кухоньки, совмещенного санузла и двух смежных комнат, разваливалось и требовало серьезного ремонта. Но все ее просьбы оставались невыполненными. Сергей кивал, что-то бормотал в ответ, но было видно, что он ее не слышит, а постоянно думает о чем-то своем. С тех пор, как ему, талантливому в прошлом инженеру, стало нечего делать в стенах родного института, Сергей замкнулся в себе. Нет, его, как и других сотрудников, никто не выгонял. Но даже смехотворную зарплату задерживали месяцами. Наверное, поэтому Сергей, бывший раньше кормильцем семьи, а теперь зарабатывающий намного меньше Нины, стал «комплексовать».

Нина преподавала в строительном институте, получая за это сущие копейки. Ее не раз звали бывшие коллеги и ученики к себе на работу в частные строительные фирмы, но она как-то побаивалась бросать свой институт, которому отдала столько лет, и все время ждала, что вот-вот станет лучше и все наладится. Но годы шли, а реальных улучшений все не наступало. Приходилось брать сверхурочные работы, консультировать безграмотных строителей из южных республик, возводивших подмосковные особняки «навскидку» без серьезных проектов по вкусу богатенького нувориша. После этого по готовой «коробке» Нина составляла какие-то чертежи, чтобы потом хозяин строящегося особняка ходил по инстанциям, утверждая этот липовый проект задним числом и давая взятки мелким чиновникам. Словом, борьба за существование, изнурительная работа днем и ночью, бесконечная стирка и готовка никак не способствовали сохранению молодости и красоты. Глядя в зеркало на появляющиеся морщины, она с грустью отмечала, что лучшие годы безвозвратно уходят. Ведь ей совсем немного лет, и вполне еще можно было бы успеть что-то поменять в жизни. Она уже давно перестала ловить на себе взгляды мужчин, которых раньше было предостаточно. Но тогда ей никто не был нужен кроме Сергея.

Эти трудные годы отдалили их с мужем друг от друга. А ведь так хорошо все начиналось! Когда родилась Наташка, Сергей буквально не отставал от дочери, а Нину просто обожал и носил на руках. Ей казалось, что нет счастливее женщины на белом свете. Мечтали о втором ребенке, но наступило лихолетье 90-х и стало не до этого. Наташку бы вырастить.

И что же теперь? Разбитое корыто? Когда они в последний раз в конце концов занимались сексом с наслаждением? И не вспомнить. А ведь сейчас самый подходящий возраст для зрелых любовных утех. Да что там говорить. Ей стало так обидно за себя, что слезы невольно навернулись на глаза.

«А может, у него любовница? – подумала она. – Ведь не может здоровый сорокалетний мужчина столько времени обходиться без секса. Определенно, так. Ну не едет же он один в свои Хибины?!» Уверив сама себя в неизбежном, Нина разрыдалась, уткнувшись в подушку...

* * *

Но Сергей ехал один. Фирменный поезд №16 «Арктика», отправившийся за полночь с Ленинградского вокзала Москвы, в который раз уносил его все дальше от суетного города с его проблемами. Обычно Сергей «отключался» от московского ритма и погружался в радостные предчувствия встречи с Хибинами, как только за окном поезда проплывет Останкинская телебашня. Это был своего рода условный сигнал подсознанию. Но в этот раз тревожные чувства долго не отпускали и не давали уснуть. «Нехорошо все же с Ниной расстались», – подумал Сергей. Ведь ничего плохого она ему в жизни не сделала, и всю семью последние годы тащила на себе, с тех пор как он почувствовал психологический надлом в новые наступившие времена. А что же он? Совсем слабохарактерный мужик что ли? Думает о высоких материях и несправедливостях современной жизни, и от этих дум скоро башка треснет, а толку никакого. Он чувствовал свою вину перед ней, но чем больше казался себе виноватым, тем больше боялся пойти на сближение с женой. Думал: «Вот заработаю деньжат, куплю охапку цветов, сходим в ресторан, покаюсь и снова заживем счастливо». Но все это оставалось мечтой. Деньжата сами собой не приходили, а наоборот, их все больше не хватало даже на самое необходимое.

Конечно, и женщина на стороне у Сергея была. Звали ее Марина. Они были знакомы с незапамятных времен, а попросту выросли в одном дворе. Но разве можно назвать ее любовницей? Ведь любовница – от слова любовь. А между ними любви никакой не было. Просто им обоим было удобно время от времени встречаться друг с другом, чтобы «сбросить» накопившееся напряжение самым естественным образом.

Марина была замужем за весьма успешным бизнесменом, которого «подцепила» на заре перестройки. Она продолжала работать в их отделе только для того, чтобы иметь хоть какой-то круг общения, а не сидеть в роскошном особняке в четырех стенах, дожидаясь своего благоверного, который из-за своей работы не каждый день и дома-то появлялся. Марина сначала переживала, но скоро привыкла к такому положению вещей. Тем более что материально она была полностью обеспечена, дети уже были немаленькие, к тому же за ними присматривала гувернантка. Единственное, на чем она настояла перед мужем, это сохранить возможность ходить на свою работу. Муж пожал плечами, поскольку у него не укладывалось в голове, зачем нужно сидеть на работе целый день «за 5 копеек», но особо возражать не стал. Соглашаясь, он считал, что теперь-то уж точно имеет право на свободный жизненный график.

Однажды, отмечая в отделе чей-то очередной день рождения, Сергей, оказавшись рядом за столом с Мариной, на правах старого приятеля спросил:

– А тебя не смущает, что твой муж нередко на своих тусовках развлекается с какой-нибудь молодухой по-взрослому?

– Подумаешь, это все равно как он поужинал бы в другом месте, а не дома, – ответила она.

Сергей даже опешил от такой непосредственности. Понятно, что мужская психология вполне допускает такие связи, и большинство мужчин не считают, что они при этом изменяют жене. «Жена – это святое, – рассуждают они, – а тут действительно будто бы отведал праздничной, а не повседневной пищи где-то вне дома». Но чтобы так рассуждала женщина, говоря о своем муже, – такого Сергей себе представить не мог.

Поддавшись этому игривому настроению, он продолжил в том же духе:

– А почему ты так же, как и твой муж, не ужинаешь в другом месте? – спросил он Марину.

– Да годы уж не те и не приглашает никто, так и сижу на диете.

– Ну и какие твои годы? Мы ж росли вместе, а я считаю, что мне лет-то еще мало. Может, давай вместе поужинаем? – произнес Сергей неожиданно для самого себя.

– А что давай! Может и впрямь вкусно будет, – также игриво ответила она.

С тех пор они время от времени «ужинали» вместе, а иногда «завтракали» или «обедали», в зависимости от обстоятельств. Поскольку они очень давно знали друг друга, то и произошло это как-то запросто, как будто они играли во дворе своего детства в салки или мячик. И относились оба к этому соответственно. Обоим было хорошо в минуты близости, но ни о какой любви речи не было. Как ни странно, удалось скрыть эти отношения от сослуживцев, поскольку те знали об их давнем знакомстве и не заметили новой окраски их взаимоотношений.

Сергей по-прежнему осознавал, что любит только Нину, и после каждого свидания с Мариной, которые отнюдь не были слишком уж частыми, чувствовал угрызения совести. Но возникшую полосу отчуждения преодолеть не мог. Напротив, скорее всего она все увеличивалась.

Вот и сейчас под стук колес ночного поезда он думал о жене и о том, как все же нехорошо они расстались. «Вернусь, и все наладится», – в очередной раз мысленно успокоил себя Сергей и, наконец, заснул...

* * *

Хибины не обманули ожиданий и действительно встретили белоснежными вершинами, ярким солнцем и голубым небом. Сергей менее чем за час добрался на автобусе от станции Апатиты, куда прибывал поезд, до небольшого горняцкого городка Кировска, когда-то именовавшегося Хибиногорском. Городские кварталы раскинулись как раз на склонах южной оконечности Хибин в межгорной впадине на берегу двух озер – малого и большого Вудьявра. Большинство городского населения трудилось на комбинате «Апатит», его рудниках, обогатительных фабриках и обслуживающих предприятиях. Сергей почти всегда останавливался в квартире своего бывшего однокурсника по институту Игоря, который на этот раз отправился со своей супругой Натальей в Питер погостить у тещи на майские праздники и заодно навестить своего сына Сашку – питерского студента. Так что квартира оставалась в полном распоряжении Сергея на эти несколько дней.

Громыхая своей горнолыжной амуницией, он с трудом поднялся на четвертый этаж и нажал кнопку звонка соседки Игоря – пенсионерки тети Маши, у которой тот всегда оставлял ключи для своего друга. Тетя Маша почти всю жизнь прожила здесь в Хибинах, куда в давние еще времена был сослан ее отец по той самой 58-й статье, по которой отбывали срок сотни тысяч лучших людей страны. Потом он участвовал в возведении первой обогатительной фабрики, да так и остался здесь после освобождения. Дочь тети Маши – Галину Сергей еще заставал здесь во время первых своих горнолыжных визитов. Но, выйдя замуж, она перебралась куда-то под Воронеж и теперь зовет тетю Машу переезжать к себе в благодатные края российского Черноземья. Но та, погостив два-три месяца летом у дочери, все возвращается в свой Кировск. Никак не может оставить эти места, куда многих людей, проживших здесь несколько лет, тянет как магнитом, несмотря на суровый и холодный климат и отнюдь не лучшие условия существования. Да и с работой она никак не может расстаться, подрабатывая вахтером на проходной Кировского рудника, который находится ближе к центру Хибин на 25-м километре. Что ни говори, на севере на одну пенсию никак не прожить. И дочке с внучатами по мелочам подбросить что-нибудь к празднику не помешает: небось, тоже еле концы с концами сводят в своем Воронеже.

– Ну что, милок, опять покататься приехал? – произнесла тетя Маша, открывая дверь Сергею.

– Да, теть Маш, уж никак не могу без этого.

– Ну и ладно. Погодка-то только сегодня и наладилась как раз к твоему приезду. А то позавчера еще так мело, что ничего и не видно было. Еще полгорода от снега до сих пор не очистили, хоть май уж на дворе.

– Вот и отлично, значит покатаемся.

– Ты уж поаккуратнее, милок, а то в прошлое воскресенье Сашка с двенадцатой квартиры ногу сильно сломал, да теперь вместо отпуска здесь лето просидит.

– Ниче, теть Маш, мне не впервой.

* * *

Сергей, получив ключ, отворил дверь квартиры Игорька, вошел, поставил лыжи, отдышался и разделся. Это была обычная типовая двухкомнатная квартира в панельной пятиэтажке, каких по всей стране великое множество. Но при недорогой, но со вкусом подобранной мебели здесь чувствовалось домашнее тепло и семейный уют. На серванте стояла красивая фотография счастливого семейства: Игорь с Наташей вместе с их еще маленьким тогда сыном Сашкой где-то на Черноморском побережье, счастливые и улыбающиеся. В кухне на столе прочел записку: «Сережа, приветствуем тебя! Перекус в холодильнике, белье положила на диван. Хозяйничай сам. Мы вернемся 9-го вечером. Желаем хорошо отдохнуть. Нинуле привет. Жаль не увидимся. Обнимаем. Наташа и Игоряша».

У Сергея опять заныла душа. Наблюдая уже много лет за чужим счастьем Игорька и Наташи, еще жальче было терять свое собственное.

«Ладно, хватит хандрить. Скорей на гору», – сам себе сказал Сергей. Наскоро перекусил, выпил пару глотков кофе и отправился на заветную вершину.

Несмотря на недавний снегопад, склон уже успели неплохо раскатать: благо приезжих и местных любителей-горнолыжников было более чем достаточно. Приходилось даже выстаивать немалую очередь к подъемнику.

Катался Сергей «до одури», много рисковал, словно испытывая судьбу. Все тяжелые мысли из головы почти в буквальном смысле «выветрились» под свист этого самого ветра на крутых спусках. К вечеру, едва добравшись до постели, он уснул сном младенца.

* * *

Утро следующего дня уже не было таким ясным. Погода в этих местах меняется быстро, особенно в межсезонье. Тем не менее, Сергей опять засобирался на гору. Никаких других планов на эти дни он не строил.

На горе народу было не меньше вчерашнего, правда преобладали уже не приезжие лыжники, которых отпугнула низкая облачность и неблагоприятный прогноз на вторую половину дня, а местные жители двух городов-спутников: Апатитов и Кировска. Некоторые приходили группами, устраивая на горе нечто вроде корпоративной встречи Первомая, поскольку праздничные демонстрации и митинги ушли в небытие. А совершать привычные для людей средней полосы трудовые первомайские подвиги на собственных дачных участках для северян было рановато. Совсем немногие здесь имели эти участки, да и снег даже в низинах сошел далеко не везде. Душа по привычке требовала майских праздников, которые теперь для некоторых превращались в приятное общение на горе с парой глотков горячительного. Правда интеллигентная публика до окончания катания ограничивалась чаем с коньячком в термосах и лишь потом, упаковав лыжи, принимала что-нибудь покрепче.

Но в этот раз погода не слишком располагала к долгим посиделкам, и потому народ продолжал кататься, пользуясь каждой минутой, пока не начало заметать. И, похоже, все к этому шло.

В одной из таких компаний Сергей увидел несколько старых знакомых из Геологического института Кольского научного центра Академии наук. В этот центр входило шесть академических институтов, расположенных поблизости в Апатитах, которые когда-то в советское время были заметными научными учреждениями, а сейчас испытывали не лучшие времена. Знакомство с апа-титскими лыжниками было, однако, шапочным: в прошлогодний Первомай он присоединился к их посиделкам с гитарой и песнями после такого же катания. Компания была очень душевная.

Издалека ему помахала Ирма – невысокая приятная женщина лет сорока, не так давно сменившая мужа-домоседа на нового мужа – любителя горных лыж, которыми она сама увлекачась со студенчества. В прошлом году эта пара представлялась в качестве молодоженов. Благодаря своей комплекции, спортивному телосложению и здоровому образу жизни Ирма выглядела явно моложе своих лет. Сергей в ответ помахал ей и подъехал поздороваться.

– Привет, как дела, как жизнь семейная? – спросил он.

– Да ничего, спасибо, помаленьку.

– Ты одна? Мужа что-то не видно, Валерий, кажется, его зовут?

–Да, Валерий. Я не одна, мы с ребятами. Почти вся прошлогодняя компания в сборе. А Валерка уехал в командировку в Норвегию на месяц. Грант они европейский получили на свои исследования. Теперь там эксперименты ставят.

– Ну, молодцы. Что ж успехов.

– Подходи к нам через часок. Похоже, больше при такой погоде покататься и не получится. Вон внизу наша «Газель» стоит, и место для тебя найдется. Поедем к нам, посидим, чайку попьем и песенки попоем как в прошлом году.

– Спасибо, не откажусь. С Вами на душе как-то легче, а то замотался совсем в последнее время в этой Москве.

– Ну и договорились.

Сергей действительно был рад встрече с этими приятными людьми. Старые песни под гитару возвращали во времена счастливой молодости и позволяли хоть ненадолго отрешиться от сегодняшних забот и тяжелых мыслей.

В этих радостных ожиданиях, раз за разом спускаясь с горы, он как-то не сразу заметил, что погода вдруг резко изменилась. Подъемник только что отключили, но он уговорил своего старого знакомого дядю Васю дать ему подняться в последний раз. Тем более он заметил, что Ирма в своем ярком оранжевом лыжном костюме поднялась с последней партией лыжников на гору, а значит и он успеет с ними на дружеские первомайские посиделки.

– Ну разве что для тебя, бедного москвича, так и быть включу в последний раз, – ответил дядя Вася.

Наверху уже почти ничего не было видно, поскольку налетел снежный заряд с порывом ветра. Лыжи по свежему снегу катили плохо, так что удовольствия от последнего почти «слепого» спуска было мало.

Спустившись вниз к подножью и зачехлив лыжи, Сергей направился к «Газели», где уже собрались апатитские интеллектуалы-горнолыжники. Половину из них Сергей знал в лицо, но не всех помнил по именам. Увидев геофизика Георгия, по совместительству местного барда-любителя, с которым в прошлом году они очень удачно исполнили дуэтом нехитрую геологическую песенку под аккомпанемент двух гитар, Сергей направился к нему.

– Привет москвичам, – обняв Сергея и похлопав его по плечу, произнес Георгий, – рад снова тебя видеть у нас.

– Здравствуй, Жора, здравствуй дорогой, – ответил Сергей, – ей богу по всем вам соскучился. Кажется, только у вас здесь настоящая жизнь и надежные люди, а в Москве уж совсем невмоготу. Непонятно, куда все катится.

– Ну, так перебирайся к нам, чего там киснуть?

– Да как-то не думал об этом. Проблемы не пускают.

– Брось, проблемы у всех есть, но свои, как обычно, кажутся самыми трудноразрешимыми.

– Да, пожалуй, ты прав. Так оно и есть.

– Ну да ладно, еще будет время потолковать и спеть. Ирма сказала, что ты с нами сегодня. А кстати, где она?

– Я думал она уже здесь с вами. Я видел, как она поднималась с последней партией на гору за пять минут до меня.

– Что-то я ее не вижу среди наших.

Оглядевшись вокруг и пересчитав всех своих пассажиров «Газели», Георгий с Сергеем убедились, что Ирмы нет.

– Вот так дела, – произнес Георгий. – У нее мобильник должен быть, но вряд ли он здесь возьмет: гора закрывает, и в лучшем случае изредка сигнал на две палочки натягивает. Ретранслятор до сих пор не сделали, в прошлом году еще обещали.

Убедившись, что абонент «вне зоны доступа», Георгий тут же скомандовал:

– Мужики, быстро надели лыжи, построились в цепь у подножья и пошли полегоньку вверх. Ирма с последнего захода не вернулась.

Тут же все семеро мужчин разом посерьезнели, молча экипировались, выстроились цепью, чтобы охватить основную часть склона и приготовились к подъему.

– Давайте поторапливаться, а то уже почти ничего не видно: метель разыгрывается не на шутку, – продолжал распоряжаться Георгий, – Старайтесь держать друг друга на расстоянии видимости. Если через час не найдем, спускаемся вниз и вызываем спасателей. Впрочем, ты, Михаил, – обратился Георгий к водителю «Газели», – остаешься здесь с машиной и организуешь спасателей. Всем все понятно? Вперед!

Сергей отметил про себя четкие и решительные действия Георгия, который среди присутствующих отнюдь не был старшим ни по возрасту, ни по должности. Однако все это безо всяких возражений и с пониманием было воспринято товарищами, и мужчины без лишних слов приступили к поискам.

Сергей попробовал гипотетически представить действия своих московских сослуживцев, окажись они в такой же ситуации. Не хотелось думать о них плохо, но почему-то показалось, что все посмотрят на начальника отдела Первухина: что скажет он? Тот наверняка поручит кому-нибудь позвонить в службу спасения и оставит пару сотрудников их дожидаться. А на предложения самим начать действовать некоторые будут говорить что-то типа: «Я не могу. Мне срочно домой надо» или «У меня есть только 30 минут, потом опоздаю на срочную встречу» и тому подобное. Хотелось бы ошибиться, но как-то не получалось представить себе, чтобы все как один молча и самоотверженно пошли выручать товарища, отбросив все свои дела и планы.

Сергею досталось идти в гору самым левым в цепи, ближе всего к скалистому, едва припорошенному снегом отрогу, являвшемуся естественной границей пригодного для катания склона. С одной стороны, казалось, что это несколько легче с точки зрения ориентирования в застилающем глаза снегопаде с резкими порывами ветра. Но с другой, – эта часть склона была почти нераскатана, и потому лыжи, приспособленные лишь для спуска, постоянно проваливались в снег. Сергей стал существенно отставать от Александра, шедшего справа.

Снег залеплял глаза, нос и уши, норовил залезть под плотный шарф и воротник, от резких порывов ветра перехватывало дыхание. Короткие лыжи позволяли перемещаться еле-еле, а в ботинки, несмотря на плотную шнуровку и застежку, снега набилось до краев. В результате этого даже при столь активной физической нагрузке ноги начали подмерзать. «Если с Ирмой что-то не так, надо торопиться, а то при такой погоде через час все заметет, – подумал Сергей. – И кстати, как действовать, если она сама идти не сможет? Тут сам еле ползешь. Ну да ладно, там видно будет. Главное – найти».

Условленный час был на исходе. Сергей весь вымотался и давно потерял из видимости Александра. Ну что возвращаться? Как-то не по себе. Ничего путного не могу в жизни сделать: ни денег заработать и дочь на ноги поставить, ни человека из беды выручить. Он попытался представить себя на месте Ирмы. Лежать где-нибудь в сугробе, не дай бог со сломанной ногой, со страшной болью и быть не в состоянии пошевелиться. Ноги и руки коченеют. Пронизывающий ветер пробирает насквозь. Метель наметает сугробы. Никого нет, и скорее всего тебя не найдут, потому что через час заметет с головой. «Бр-р-р», – Сергей поежился. Нет, надо обязательно найти эту жизнерадостную женщину со смеющимися глазами, заряжающую оптимизмом всех вокруг, и он сделает это обязательно. На спасателей тоже особо рассчитывать не следует. Они ведь будут искать таким же способом, как и ребята сейчас, и никак иначе. А время уходит. Однако нельзя и Георгия ослушаться, иначе через полчаса могут начать искать и самого Сергея, если не вернется. Сергей мысленно отвел себе еще не более 20 минут на поиски, чтобы затем вернуться к «Газели» без большого опоздания. Все же вниз по склону как-нибудь съедет хоть и «вслепую».

Задыхаясь и проваливаясь в снег, он продолжал сосредоточенно перемещаться вверх, напряженно всматриваясь в белую снежную пелену. Слава богу, дни к началу мая стали длинными, и скоро белые ночи наступят. А иначе, чтобы в темноте делали? Но длинный световой день мало помогал сегодня. На этот склон и в ясную-то погоду к четырем часам дня уже падает тень противоположной вершины, а за сплошной стеной снегопада с метелью сейчас видно было не лучше, чем в глубоких сумерках. Пришлось снять затемненные горнолыжные очки, защищающие обычно от яркого солнечного света на горе, а сейчас нужные для того, чтобы назойливые снежинки не лезли в глаза. В очках ничего было не разобрать. Сергей взглянул на часы. Отмеренные для себя дополнительные 20 минут иссякали, и он уже отчаялся найти Ирму и почувствовать себя хоть ненадолго чем-то полезным для окружающих его людей. «Ну что ж не судьба, – подумал он, собираясь развернуться и идти вниз, – наверняка кто-то из ребят ее нашел, мы же почти весь склон перекрыли и поднялись больше чем на половину горы». Уже когда Сергей поворачивал назад, в глазах мелькнуло какое-то пятно, выделяющееся на сером фоне сумеречного снегопада. Сергей подумал, что ему показалось, поскольку глаза уже очень устали за полтора часа напряженного «всматривания» в почти однородное серое пространство. Он обернулся еще раз, прищурил глаза и понял, что это не галлюцинация. Но что же это было на самом деле, разобрать не удалось. Сергей пошел в этом направлении и, когда приблизился достаточно, понял, что это была лыжная палка с привязанным к ней оранжевым шарфом. Он вспомнил, что на Ирме был яркий оранжевый костюм, значит и шарф был точно ее. И лыжная палка была кем-то воткнута в снег, хотя и не очень надежно: под порывами ветра она наклонилась. Но Ирмы рядом видно не было. Он стал громко выкрикивать ее имя: «Ирма, ты где? Отзовись!» Но в порыве ветра утонул даже его собственный голос.

Сергей осмотрелся. Попытался найти какие-нибудь следы рядом с лыжной палкой, но, даже если они и были с полчаса назад, сейчас при такой метели их полностью занесло. «Если она сама смогла воткнуть палку, значит она в относительном порядке. Но почему она тогда это сделала? Ведь явно давала знать о себе», – продолжал размышлять Сергей. Он еще раз внимательно осмотрел прилегающий участок в радиусе примерно десяти метров. Показалось, что в направлении скалы, ограничивающей слева трассу спуска, в снегу угадывалась какая-то ложбинка, вероятно, только что припорошенная свежим снегом. За ней был небольшой холмик, похожий на камень, занесенный снегом. Ветер дул преимущественно в ту сторону, а значит с подветренной стороны за камнем могло быть естественное укрытие от разыгравшейся метели.

Сергей без раздумий в два мига преодолел эти пару десятков метров (и откуда только силы взялись?). То, что он увидел за камнем, подтвердило худшие предположения. Там лежала Ирма, и снег уже засыпал ее ноги: они выступали из-за камня, который был слишком коротким даже по сравнению с ее небольшим ростом. Глаза ее были прикрыты, но снежинки таяли на лице, и значит она была жива. Сергей подскочил к ней, и начал слегка бить по щекам, приговаривая: «Ирма, Ирмочка, очнись ради бога». Веки ее дернулись, она приоткрыла глаза и тихо прошептала: «Сережа, слава богу, ты нашел меня», – и снова закрыла глаза. Он попробовал определить, что же с ней произошло. Думать долго не пришлось. Левая нога была неестественно откинута: скорее всего сложный перелом. Вероятно, ей удалось только лежа самостоятельно воткнуть эту лыжную палку, повязав на ней свой шарф, а потом отползти метров двадцать за этот камень, чтобы не быть быстро засыпанной снегом. Получается, что с момента падения прошло уже около двух часов, и она попросту начала замерзать.

Сергей стал лихорадочно соображать, что же делать дальше. Бежать за помощью? Но потом, вероятно, придется снова больше часа искать это место в непрекращающейся метели. И тогда она точно замерзнет. Развести костер? Так не из чего: все под снегом. Подумав, он решил попробовать самостоятельно транспортировать серьезно травмированную женщину, надеясь так выиграть время. Все же путь вниз должен быть полегче. Для начала положил Ирме под спину две лыжи со скрещенными палками и примотал их к ней двумя шарфами: своим и ее. Ирма на мгновение очнулась и вскрикнула от боли, но Сергей приговаривал: «Потерпи, милая, ну что теперь делать?».

Дальше пришлось снять свою куртку, чтобы одним рукавом привязать ее к получившейся повозке, а второй конец держать в своих руках. Его Сергей предполагал использовать как средство буксировки, когда придется тащить всю конструкцию по сугробам, и как средство торможения на спусках, чтобы вся эта повозка, не дай бог, не покатилась неуправляемо вниз. Тогда уж точно костей не соберешь. Сам он остался в одном продуваемом свитерке, но холода теперь не чувствовал. Главное – быстрей!

Оказалось, что перемещаться таким образом было весьма непросто. Повозка очень часто норовила соскользнуть вниз, и Сергей едва удерживал ее замерзающими пальцами. Тогда он стал пытаться ползти впереди: так, чтобы тормозить своим телом эти самодельные сани. Но таким способом за полчаса они преодолели не больше 100 метров. Да, часа за два-три может они и доползут в таком темпе, но это будет уже поздно. «Не успеть, – вертелось в голове у Сергея, – надо еще что-то делать. Но что?». И вдруг его осенило.

– Ирмочка, милая, где твой мобильник? – воскликнул Сергей, пытаясь привести ее в чувство.

– Здесь связи нет, – едва прошептала она, приоткрыв глаза.

– На разговор связь плохая, а «смс-ка» должна проскочить, если повезет, – возразил ей Сергей.

Он стал сам шарить по ее куртке и, слава богу, во внутреннем кармане обнаружил телефон, совсем сухой и даже немного теплый от ее тела. Или у него уже руки были совсем закоченевшие? На индикаторе мощности сигнала горела всего одна палочка из пяти и изредка появлялась вторая. Сергей все же попробовал набрать номер Георгия, отыскав его в меню телефона. Но чуда не произошло, и попытка соединения не удалась.

– Господи, помоги, – невольно вырвалось у Сергея, который не слишком до этого почитал бога, но сейчас был готов поверить во всех и во все, лишь бы все получилось.

Замерзшими и непослушными пальцами он стал набирать на маленьких клавишах сообщение: «Нашел, спускаемся, помогите. Сергей». Ребята вычислят, где надо встретить, только бы «смс-ка» проскочила. Ведь этим кодам и цифрам, в которые трансформируется текст, совсем «чуть-чуть» сигнала хватит. Это же не разговор. Сергей нажал клавишу «Отправить сообщение». Индикатор на дисплее около минуты показывал процесс отправки, но в результате ничего не получилось. Сергей нажал «повтор» и снова мучительно ждал, как ему показалось, целую вечность. Наконец, когда он уже совсем отчаялся, на дисплее загорелось: «Сообщение отправлено».

– Ирма, Ирмочка, проскочило! Мы спасены! Держись, милая! – закричал Сергей. – Ребята сейчас нас найдут.

И кажется впервые за последние несколько лет Сергей вновь почувствовал себя человеком. Жизнь возвращается! Он почему-то был уверен, что теперь все наладится.

Дальше Сергей все воспринимал будто во сне и в каком-то фильме. Приободренный надеждой на скорую помощь, он продолжал попытки передвигаться дальше вниз, но это удавалось с большим трудом и в очень медленном темпе. Действительно, очень скоро появились ребята да еще с фонарями (где фонари-то взяли?). Потом силы как-то разом оставили его, и Сергея буквально под руки довели до машины.

* * *

Слава богу, с Ирмой успели вовремя, но чтобы привести ее в порядок после сильного переохлаждения и серьезного перелома потребуется не один месяц. Сергею тоже пришлось подчиниться ребятам и врачам, и оставшиеся несколько дней майских праздников и короткого отпуска провести в больнице в Апатитах, принимая изрядное количество уколов. Иначе ему грозила пневмония, которую, к счастью, удалось пресечь в самом начале. Врачи настаивали на продолжении лечения, но он клятвенно пообещал немедленно явиться в свою поликлинику по прибытии в Москву. Взяв с него расписку, Сергея отпустили под свою ответственность.

За день до отъезда к нему в палату заглянул Георгий вместе с мужчиной небольшого роста в массивных очках.

– Привет спасателю, – бодро произнес Георгий.

– Здравствуй, Жора! Вот видишь, называется приехал покататься на недельку.

– Не дрейфь, покатаемся еще и не раз. Знакомься, вот, Владимир Николаевич – начальник лаборатории региональной геофизики в нашем институте – пришел с тобой познакомиться и пообщаться.

Дальше, уже обращаясь к своему спутнику, Георгий представил и Сергея:

– Владимир Николаевич, а это Сергей из Москвы, о котором я Вам говорил, хороший аппаратурщик, прекрасный человек и надежный товарищ. В былые времена немало его идей реализовывалось во многих геофизических приборах.

Они поздоровались, пожав друг другу руки.

– В общем, у нас к тебе предложение есть, – продолжал Георгий, – думаю, что обоюдовыгодное. Ты давеча жаловался на кислую московскую жизнь, но не решался изменить ее. Мы тебе предлагаем промежуточный вариант. Считаем, что ты испытание выдержал и можешь рассматривать это как счастливую карту. Не вздумай отказываться.

Дальше продолжил Владимир Николаевич.

– Сергей, предлагаем тебе побыть начальником сейсмического отряда в течение трех месяцев: с середины июня до середины сентября.

– Но я же работаю, и такого отпуска у меня не накопилось.

–Я слыхал, что в вашем НИИ дела с заказами обстоят не очень. Думаю, начальство отпустит тебя за свой счет. А у нас впервые за столько лет возобновляются полевые работы. Интересные эксперименты по глубинному сейсмическому зондированию земной коры и верхней мантии. Кстати, вместе с нами участвуют четыре организации из Москвы и Питера.

– Но я в этом ничего не понимаю.

– А тебе и не надо. Твоя главная задача, чтобы регистрирующая аппаратура на отдаленных точках была в порядке и записывала все взрывы как на профиле, так и в промышленных карьерах на Кольском и в Карелии. А в аппаратуре ты «дока». Это нам известно.

– А сколько у меня народу в отряде будет?

–Да человек пять вместе с тобой: два техника да двух студентов-практикантов тебе дадим. Будете в Кольской тундре на точках сидеть да ленты магнитные со станций собирать. А вон Георгий со своим отрядом будет регистрировать отметки момента взрывов в промышленных карьерах. И пару раз в месяц облетать вас на вертолете и забирать магнитные записи.

– А с зарплатой как?

– Вместе с полевыми и районным коэффициентом уж точно намного больше, чем ты сейчас получаешь в своем НИИ.

– У меня есть время подумать?

– Давай на той неделе дашь ответ. Сразу по приезду в Москву поговоришь с начальством и позвонишь. Нам нужна определенность как можно скорее, чтобы мы больше не искали человека.

Сергей внутренне уже согласился. Видимо, это судьба дает ему шанс выйти из хандры и вернуться к нормальной жизни. Осталось уладить формальности в Москве.

На вокзал его пришли проводить все ребята-горнолыжники, с которыми оказались в тот день на склоне. Да еще муж Ирмы Валерий, срочно прилетевший к жене из норвежской командировки после случившегося.

Обнялись на прощание, и Георгий сказал:

– Ну что, старина, до встречи в июне в нашей тундре?

– Да в такой компании хоть на краю света.

– Ну вот и славненько.

Несмотря на то, что в связи со всеми этими событиями покататься вдоволь на склонах Хибин не удалось, Сергей возвращался в хорошем настроении. Ожидание лучших перемен зачастую намного приятнее, чем сами эти перемены, как бы хороши они ни были.

* * *

На удивление, начальник отдела Первухин, немного поворчав, завизировал Сергею заявление на трехмесячный отпуск без содержания с 15 июня.

– Ладно, зашибай трудовую копейку, но за оставшийся месяц потрудись в ударном темпе и обобщи мне все старые отчеты по Северо-Западу. Можно было бы и не торопиться, они нам нужны к сентябрю. Но коли ты уедешь, мне летом больше некого поставить на эту работу. Все летом хотят в отпуск, особенно наши дачники.

– Я постараюсь, – ответил Сергей.

– Вот-вот, постарайся.

Сергей был согласен на все, в том числе и на сверхурочные работы по вечерам и выходным, чтобы успеть выполнить обещанную Первухину работу. Тем более тот намекнул, что по окончании года за нее будет какая-то премия, если повезет и заказчик расплатится вовремя и в полном объеме.

Сергею казалось, что он вошел в полосу везения и теперь, может, и с Ниной отношения наладятся еще до отъезда. Правда после его Хибинского вояжа Нина, похоже, замкнулась совсем и перестала с ним общаться без необходимости. Все больше сосредоточенно молчала, иногда всхлипывая украдкой. Сергей не мог себе объяснить, чго собственно, произошло, но лезть с расспросами не решался. Предыдущий довольно долгий период отчуждения давал о себе знать, и преодолеть его было не так-то просто. Однако возникшее ощущение своей востребованности и ожидание неплохих заработков после длительного периода безденежья придавало дополнительную порцию надежды и оптимизма. Во всяком случае, период «хандры» ушел окончательно.

Окрыленный согласием Первухина, Сергей вернулся в этот вечер домой в прекрасном расположении духа. Радостный, подскочил на кухне к Нине, резавшей что-то на разделочной доске, приобнял ее сзади за шею, скрестив руки на ее груди, чмокнул в щеку и проговорил:

– Нинуля, мне настоящую работу предложили на Кольском на все лето, и Первухин меня отпустил.

– Езжай куда хочешь, нам это все равно, – холодно ответила она, отстранившись от его объятий.

Сергея словно холодным душем окатило.

– Да я и деньжат подзаработаю, – пытался он по инерции поддержать оптимистический тон и привести весомый аргумент.

– Мы уже привыкли без твоих деньжат обходиться и теперь обойдемся. Ты разве забыл, что дочь школу заканчивает и в институт поступает? Лучше б математикой да физикой с ней позанимался. Больше проку было бы.

– Да, но вроде бы репетиторам платили, да и договорились же, что она в твой строительный пойдет, а ты там проконтролируешь, чтобы не завалили.

–Я то делаю, что могу, и репетиторов оплачиваю, уродуясь без продыха столько лет на двух работах. От тебя-то нам какой толк?

Сергей осекся и замолчал. Последние слова жены задели за самое больное. Нина все эти трудные годы щадила его и ни разу не попрекнула рублем, хотя он даже на себя не зарабатывал, а не то, что на семью. А он, конечно, скотина: все «хандрил», себя жалел да с Мариной шашни крутил, избегая интимной близости с женой, оправдывая себя возникшим комплексом. А бедная Нина жизни не видела, только сплошная работа, да домашнее хозяйство. Что же все-таки произошло кроме того, что уже было последние пару лет? Или просто уже нервы у нее не выдержали? Сергей терялся в догадках, но от этого лучше не становилось.

А тут еще Марина, увидев его вчера после возвращения с Кольского, защебетала:

– Приветик! Что-то мы совсем давно с тобой «не ужинали». Не знаю как тебе, но мне такая долгая диета явно не подходит. Или ты другую завел? Так честно скажи.

– Да нет, Марин, что ты? Какую другую с пустым кошельком? Просто сейчас не до этого. Погоди немного.

– Ну-ну, – произнесла Марина, – все понятно.

Теперь и с Мариной «непонятки» будут. Зря ее обижать тоже ни к чему. Она-то в чем виновата перед ним? Но сейчас действительно не до нее. Теперь все вечера и выходные оставшегося месяца придется торчать на работе, забыв обо всем. Все это снова давило тяжелым прессом на его сознание.

Сергей понимал, что в жесткой и недружелюбной психологической атмосфере гигантского города он долго не выдержит. Надо как можно скорее бежать отсюда.

Здесь людям тесно настолько, что их биополя, пересекаясь бесконечное число раз в ограниченном пространстве, дают постоянные «наводки и помехи» друг другу, словно радиосвязь в магнитную бурю. И зачастую такие «помехи» надолго выводят из строя огромное количество жителей мегаполиса.

«Пора на просторы тундры, где нет никого, кроме мелкого зверья, да полчищ комаров», – думал Сергей. – Там я нужен и там меня ждут».

Увы, радость предстоящей интересной работы была омрачена продолжающимся разладом с женой. Эта мысль, словно заноза, сидела в его душе, не давая покоя ни днем, ни ночью.

* * *

Нина с тех пор, как уверила себя в том, что у Сергея есть любовница, уже не могла относиться к мужу по-прежнему. Народная молва донесла, что он какую-то женщину там спас в горах. Хоть Сергей и сам пытался рассказать ей об этом, но она его не слушала или, вернее, не хотела слышать. Конечно, это была ОНА, которая ездила с ним, а кто же еще?

Да, он приехал, конечно, из Хибин не такой как всегда, а живой и веселый, хоть и не совсем здоровый: кашлял потом еще две недели, да в поликлинику раза три ходил. Так и радость эта была от НЕЁ, той самой женщины, а вовсе не от встречи с семьей.

И сейчас он говорит, что все вечера и выходные на работе проводит. Да не было такого уж лет десять как. Что там делать на этой работе, если деньги платят совсем смешные? Да и откуда там такой аврал возьмется, если уж столько лет ничего подобного не было? Специалисты уж все толковые разбежались и прилично устроились. Остались одни пенсионеры, да «меланхолики» вроде Сергея, которые все «о жизни» думают, и это, видите ли, мешает им нормальную работу искать. Да в Москве всегда работу можно найти, если только захотеть.

Так что он ни на какой ни на работе, а с НЕЙ развлекается.

Все, с нее хватит! Столько лет его жалела, любила, пылинки сдувала, успокаивала, из депрессий вытаскивала, а он так банально предал ее. Как же можно после этого жить дальше с ним? Надо думать о разводе. Сейчас еще немного надо потерпеть, чтобы Наташку не травмировать перед выпускными и вступительными экзаменами, а потом все – развод. Надо как-то самой устраиваться дальше в жизни. Может быть, и найду еще кого-нибудь, пока не совсем поздно? Вон, доцент Кравец с женой в прошлом году развелся, и ко мне явно неравнодушен. Надо присмотреться к нему. Вроде ничего мужик, да и не старый еще. Варвара, старший преподаватель с соседней кафедры, на него давно глаз положила и пытается «захомутать». Но тот пока не поддается, а на меня нередко засматривается. Сколько уж раз взгляд перехватывала...

* * *

Сергей прибыл в Апатиты к назначенному сроку – 15 июня. Готовясь к полевому сезону, он за месяц пребывания в Москве уже отпустил себе небольшую аккуратненькую бородку, которая несколько изменила его внешность.

За этот небольшой срок, который он отсутствовал здесь, природа преобразилась. Внизу у подножья Хибин уже распустилась свежая зелень. Но на вершинах еще были видны небольшие снежные шапки. Сергею во второй раз в этом году удалось встретить весну, которая в ухоженном и зеленом академгородке Кольского научного центра буйствовала вовсю. Здесь и сирень-то зацветает обычно лишь к середине июля, а сейчас на деревьях и кустарниках только начали вылезать молодые светло-зеленые листочки, да среди молоденькой зеленой травки весело желтели цветки мать и мачехи и первые одуванчики. В наступивший полярный день солнце не заходило ни днем, ни ночью, подгоняя просыпающуюся северную природу к буйному цветению в период короткого полярного лета. Поначалу было очень трудно засыпать, когда тебе в полночь в окно заглядывает веселое солнышко.

С первого же дня начались сборы отряда на полевые работы. Справедливости ради надо сказать, что реально начались они гораздо раньше и без него. Старшие инженеры геофизической лаборатории Губарев и Дьяконов и с ними техник Андреев уже больше месяца занимались подготовкой и наладкой аппаратуры: проверкой и тестированием сейсмоприемников, профилактикой автономных сейсмостанций «Тайга» и «Береза» и другими штатными подготовительными работами. Георгий с помощниками готовили свои комплекты аппаратуры для регистрации промышленных взрывов непосредственно на карьерах. Все это проходило в небольшом специальном лабораторном корпусе в академическом городке Кольского научного центра. Сергей с головой погрузился в привычную для него по «прошлой жизни» работу и засиживался допоздна, чтобы все предусмотреть заранее, проверить технику и ничего не забыть. Выехать на первую расстановку они должны были через пять дней. Тем не мене Сергей успел в эти дни сделать два визита к старым знакомым. Сначала навестил Ирму, которая находилась еще в больнице, но чувствовала себя неплохо и готовилась к выписке.

– Привет, Серенька, мой спаситель, – проговорила Ирма, когда он заглянул к ней в палату, – как я рада тебя видеть!

– Здравствуй, наша горнолыжница. Ну что, на поправку идем ударными темпами?

– Да не слишком и ударными. Гипс только сняли. Да еще из-за обморожения тогда чуть было гангрена не началась. Хорошо, ребятки-хирурги тут постарались и сделали все, что могли и даже больше. Сейчас вроде лучше, но еще колдуют.

–Ничего, теперь не страшно, справятся. У вас тут, я смотрю, настоящие врачи еще не перевелись. Меня тогда за три дня на ноги поставили, – продолжил Сергей.

– Да, они такие. Работают на совесть за такую мизерную зарплату. Тут же народ не в состоянии платить как в Москве.

– Что со страной сделали? Профессионалы прозябают, а неучи, мошенники да чиновники жиреют.

–Да, Сережа, безобразие. Надо что-то делать, а то так и за кордон от безысходности ехать придется. Все наши там прилично пристраиваются.

– Ну, нет, Ирма, брось. Здесь прорвемся. Давай очухивайся. Скоро с поля тебе столько сейсмограмм навезем – до зимы с девчатами не раскопаетесь.

– Счастливо, Сережа, спасибо, что заглянул.

Потом Сергей съездил к Игорю с Наташей в Кировск, где они очень душевно пообщались. Ведь на майские он с ними разминулся на один день. В их уютной семейной обстановке и душа Сергея немного отгаяла. Хотел заглянуть и к тете Маше, но та уже уехала на лето к дочке под Воронеж.

За три дня до назначенного срока начала полевых работ прибыли студенты-геофизики четвертого курса Московского университета: девушка Саша и парень Миша. По договоренности они проходили преддипломную практику в должности техников в составе сейсмического отряда Сергея. Студентам, кроме учебных практик на крымском полигоне, еще не приходилось участвовать ни в каких полевых работах, и поначалу они требовали повышенного внимания. Студентку Сашу нельзя было назвать красавицей, но девушка она была видная: среднего роста, с полнотой чуть-чуть выше нормы, темноволосая и кареглазая, с короткой стрижкой. Хотя еще как посмотреть, что считать нормой. Просто со своими округлыми формами она выглядела чуть старше своих лет, но смотреть на нее было приятно. Вела она себя не вызывающе, но с достоинством. Миша, долговязый худощавый русоволосый парень, был скромен и даже немного стеснителен, хотя, как выяснилось, он был старостой студенческой группы и мог бы вести себя немного поувереннее. На глаз нельзя было определить, какова степень близости их взаимоотношений. С первого взгляда казалось, что Миша весьма неравнодушен к своей спутнице. Но та держалась на дистанции и достаточно определенно показывала окружающим, что она «сама по себе». Тем не менее, оба они не возражали, что в тундре на точке они будут жить вдвоем в одной палатке.

Сергею за оставшиеся дни надо было детально проинструктировать студентов о порядке работы с автономными сейсмостанциями и о многих других вещах, которые могли бы возникнуть в поле. Как менять магнитные ленты, как контролировать качество записи и т.п., чтобы потом у отряда не было проблем при сдаче полевых материалов из-за бракованных записей. Предполагалось, что студенты будут самостоятельно обслуживать три точки, находящиеся примерно в пяти километрах одна от другой. Еще следовало проверить их навыки работы с топографической картой, чтобы они четко находили в тундре или северной низкорослой тайге точки со станциями. Это им следовало делать хотя бы раз в неделю для смены магнитных лент и проверки работоспособности станций. За эти три месяца планировалось сделать по крайней мере три расстановки вдоль длинной оси Кольского полуострова с северо-запада к юго-востоку со сменой мест базирования отряда на вертолетах. Профиль проходил параллельно реке Поной, примерно в трех десятках километрах севернее ее. На каждой расстановке планировалось зарегистрировать как специальные взрывы с геотраверса, выполняемые москвичами из компании «Геон», так и промышленные взрывы в Кольских рудниках: Заполярном, Кировском, Центральном, Расвумчоррском, Ковдорском, Оленегорском. И еще раз в неделю даже взрывы из Карельской Костомукши принимали. Отряды Дьяконова и Губарева должны были регистрировать эти сейсмозаписи в Карелии и Финляндии. Такая сеть позволила бы уточнить строение подошвы земной коры и верхней мантии в данном районе.

И если первая плановая расстановка сейсмо-станций предполагалась действительно в тундре, поросшей мхами, лишайниками да карликовыми березами с редкими низкорослыми елями, то вторая и особенно третья находились в лесистой части Кольского полуострова, где уже произрастала северная тайга, в которой ориентироваться было сложнее. Да и зверье там кое-какое водилось вплоть до бурых мишек.

* * *

Наконец, в назначенный день начали доставлять на арендованном вертолете МИ-8 аппаратуру и людей на точки. Пришлось сделать несколько рейсов за два дня, прежде чем удалось завершить эту трудоемкую операцию.

Начались трудовые будни полевого сезона. В них, конечно, была своя специфика, отличающая работу этой группы как от работы обычного геологического отряда, так и от работы сейсморазведочной партии. Дело в том, что отряд Сергея участвовал в крупномасштабных региональных исследованиях, охватывающих большую территорию и выполняемых несколькими организациями. Но конкретно деятельность отряда мало зависела от масштабов проекта. Им следовало обеспечить лишь запись на магнитные ленты всех искусственных сейсмических событий в данном регионе, обусловленных взрывами. А последующая обработка всего полученного массива цифровых данных выполнялась уже другими специалистами после окончания этой стадии работ.

По рации ежедневно выходили на связь с Георгием, который передавал им команду на включение записывающей аппаратуры. Два-три раза в месяц тот облетал отдельные точки на вертолете, собирал магнитные записи, иногда подвозил заряженные аккумуляторы, какую-то корреспонденцию, а по личной просьбе – что-нибудь горячительного. Но это для отдельных доверенных людей, в число которых входил и Сергей.

В первые дни Сергей никак не мог насытиться этой свободой. Просыпаясь утром и выходя из палатки, чтобы освежиться ледяной водой из соседнего маленького озерца, которых тут сотни, было очень необычно ощущать, что на многие десятки километров вокруг нет ни одной живой души. Свои люди на профиле не в счет. Да и до ближайшего из них не меньше пяти километров.

Скудная северная природа, спешившая в период полярного лета при незаходящем солнце успеть порадоваться жизни, поражала своим многоцветьем в яркий солнечный день. Любые, даже самые маленькие полевые цветочки, распускались прямо на глазах. А к концу короткого северного лета от даров Кольских лесов и даже тундры буквально некуда деться. Столько грибов сразу не видел даже в сладких снах ни один подмосковный грибник. Надо просто присесть на небольшой полянке и набрать, почти не сходя с места, сколько сможешь унести: корзинку, две, три. Но чтобы запастись ягодками, надо, конечно, поползать пару часиков с корзинкой или ведерком по солнечному склону какой-нибудь сопки, сплошь усыпанной черникой или брусникой. А если вдруг захотелось морошки или как ее иногда называют полярной малины, придется найти какую-нибудь влажную низинку, и там ее будет вдоволь.

А какое здесь небо! Яркая голубизна у горизонта переходит в глубокую синь к зениту, и эта густая синева создает ощущение близости к космосу, вселенной и вечности. Такого неба не увидеть в средних широтах. Все это вместе взятое создавало ощущение умиротворенности и успокаивает душу.

Как же не ценит русский человек того настоящего богатства, которым обладает! Разве может какой-нибудь благополучный и богатый японец или сытый бюргер где-нибудь на своей земле вот так с благоговейным трепетом созерцать безграничные просторы земли-матушки и ее первозданной природы? Да нет же, никогда!

* * *

Саша была обычной студенткой и не слишком выделялась среди других девушек, а тем более не пыталась как-то по-особенному самоутвердиться в своей группе геофизиков. Училась нормально, но без «напряга». Поступила в университет, окончив физико-математический выпускной класс в обыкновенной московской школе, находившейся неподалеку от дома. Жила вместе с родителями в старом московском доме на Пятницкой. В отличие от иногородних студентов, попадавших сразу после школьной скамьи из лона семьи в общежитие и не всегда справлявшихся с полученной свободой, у москвичей мало менялся образ жизни при переходе из школы в вуз. Разве что времени на дорогу у многих стало уходить больше. И еще какое-то время они не теряли своих старых школьных друзей и подруг, с которыми оставались общие интересы. С новым окружением в студенческой группе на первых порах ничего особенно не связывало, кроме общих лекций, зачетов и экзаменов. Но года через два старые приятели потихоньку терялись, а к новым все же привыкали, и мало-помалу находились и новые друзья. Среди студентов геологов и геофизиков это происходило даже быстрее, поскольку выезды всем курсом на учебные практики, и особенно на крымский полигон, бесследно не проходили. Как-то само собой получилось, что Миша, назначенный деканатом старостой их группы, стал ее близким приятелем.

Миша сразу не смог поступить в МГУ после школы и «загремел» в армию, поскольку в его простой семье из Владимирской глубинки не научились «отмазываться» от армейской службы. Там до сих пор у людей сохранились нормальные представления об армии, какими были в советские времена. Если ты не служил, то ты трусишь или с тобой что-то не так, и девки, на всякий случай, обходили тебя стороной. Два года в войсках связи никак не могли испортить парня и даже дали кое-что полезное для будущей специальности геофизика, связанной с большим количеством аппаратуры и приборов. Кроме того, Миша стал более самостоятельным и взрослым по сравнению со студентами – бывшими школьниками. Но учеба на первых порах давалась ему очень тяжело, особенно математика. Из всех студентов, к которым он обращался за помощью в разъяснении сложных задач или теорем, наиболее отзывчивой и бескорыстной оказалась Саша. Миша буквально за первый курс догнал кичливых москвичей, а к третьему курсу благодаря своему упорству и природной смекалке многих оставил позади. Благодарность его Саше была безмерной. С тех пор он во всем ей покровительствовал и, будучи старостой группы, защищал от всех возможных неприятностей и неожиданностей, которые только могли возникнуть. Но Миша так и остался другом, поскольку Саша никак не принимала его ухаживаний. «Мишань, перестань, я не хочу ничего портить. Мы же прекрасные друзья», – был ее ответ.

Саша согласилась ехать на практику в такую даль только благодаря тому, что с верным другом Мишей чувствовала себя защищенной. А защищаться с ее точки зрения надо было. Парни не пропускали молодую девушку, не сказать, чтобы очень красивую, но зато статную и фигуристую. Присутствие рядом Миши давало понять, что она не одна, и количество «приставаний» постепенно сошло почти на нет. А ей того и надо было. Испытав в выпускном классе муки и разочарование неразделенной любви, она обиделась, было, на весь мужской пол и едва не превратилась в мужененавистницу. Миша – тот не в счет. Саша с самого начала не могла воспринимать его как мужчину. Он, действительно, был в некотором роде вместо подруги. А своей беспомощностью в математике на первых порах создавал у Саши ощущение ее востребованности и какого-то смысла жизни, который после личной драмы не казался очевидным.

Но так долго продолжаться не могло. Голос пола не мог дремать бесконечно в этой молодой женщине. Возможно, так сложились обстоятельства. Но когда Саша, приехав в Апатиты, увидела Сергея, который был почти на 20 лет старше и чуть ли не в отцы ей годился, внутри что-то перевернулось. Это случилось практически в одночасье. Она не могла объяснить себе, что ее привлекает в этом уже не совсем молодом мужчине. Ответа не было. Сергей больше молчал, говорил только по необходимости. Постоянно думал о чем-то невеселом. И когда изредка брал в руки гитару и самозабвенно и нежно пел «Милая моя...» или «Домбайский вальс», глаза все равно смотрели куда-то в бесконечность. «Как же так? – думала Саша, – он совсем не замечает меня». Хотелось растормошить этого бородатого молчуна с печалью в глазах. А иногда мечталось, просто свернувшись калачиком, прильнуть к его широкой груди так, чтобы он обнял ее своими мускулистыми руками и крепко прижал к себе. Но дни шли за днями, и ничего не происходило. Сергей изредка приходил к ним на точку за несколько километров, забирал ленты, собранные ими со своих станций, выпивал кружку чая и уходил обратно.

* * *

Шло к концу короткое северное лето. Закончился и полярный день, а ночи к концу августа стали прохладными. В этих рабочих буднях среди северной природы у Сергея немного притупилась боль и переживания по поводу личных проблем и семейных неурядиц.

Его отряд уже переместился на третью самую южную расстановку, где в довольно густом лесу работать было сложнее. Особенно непросто ориентироваться по карте, да еще среди частых утренних туманов – совсем не то, что до этого в лесотундре, где легко отыскивался любой приметный холмик на горизонте. Поэтому на этой лесистой расстановке Сергей сам старался добираться до «точки» студентов, когда надо было собирать магнитные ленты к очередному «облету» Георгия. Иначе потом отвечай за этих «молокососов» – не дай бог заблудятся. Для студентов он постарался выбрать стоянку попроще, где были хоть какие-то ориентиры: старые плохо зарастающие в северной тайге просеки и какие-то остатки вездеходных путей. Ранимая северная природа «залечивает» их десятилетиями. В этой обстановке практиканты могли собирать ленты хотя бы со своих двух станций, находившихся в 5-6 километрах от их базовой точки. Третья станция находилась прямо у них в палатке.

В назначенный утренний час Сергей, как обычно, включил радиостанцию, чтобы связаться со своими «подшефными»:

– «Электра-7», «Электра-7», я «Электра-5». Как слышите меня? Прием. – традиционно начал сеанс связи Сергей, назвав позывные практикантов.

Ничего кроме «шуршания» радиопомех в эфире он в ответ не услышал. «Спят, что ли еще?» – подумал он и посмотрел на часы, которые показывали две минуты десятого. Волноваться было еще рано.

Спустя минуту Сергей повторил вызов и, слава богу, услышал чуть охрипший голос Михаила:

– «Электра-5», я «Электра-7», слышу вас нормально. Прием.

– Вы что там, «Электра-7», спите еще? Прием.

– Да, будильник забыли включить.

– «Электра-7», Вам замечание.

– Поняли.

– «Электра-7», выйду к Вам через час и примерно к полудню до Вас доберусь. Михаил, обойди две точки, смени кассеты. Сашу оставь, пусть обед на нас всех готовит. Успеешь к моему приходу вернуться? Прием.

– Нет, на две точки никак не успеть. Не раньше двух вернусь. Прием.

– Хорошо, действуй. Дождусь тебя. Конец связи.

– Конец связи.

Сергей перекусил, выпил чая и стал собирать рюкзак. Взял студентам несколько лишних банок тушенки из своих запасов, положил пару пачек печенья и горсть шоколадных батончиков – все, что осталось от последней «личной» передачи Георгия с предыдущего «облета». «Надо же ребят побаловать. Считай, дети еще», – подумал он. Потом взгляд его упал на бутылку ликера, тоже оставшуюся от последнего «вертолетного презента». Ладно уж, порадую их как следует, тем более Сашку. Большинство женщин любит сладкие напитки. Да и сам посижу с ними, а то совсем одичал здесь в лесу.

Наблюдая уже больше двух месяцев за этой странной парочкой, Сергей никак не мог понять их взаимоотношений. Он до сих пор был убежден, что мужчина и женщина, помещенные в замкнутое пространство, какими бы разными они ни были, и трех дней не продержатся, чтобы не прийти к интимным отношениям. Но, похоже, между практикантами ничего такого не было, и это казалось более чем странным. Готовый на все ради девушки Михаил исполнял любые ее прихоти, но никак этим не мог добиться желанной близости. И это было видно невооруженным глазом. «Странная девушка, – думал Сергей, – почему тогда она его держит возле себя, если не подпускает?». Несколько раз Сергей встречался с Сашей взглядом, и ему казалось, что она смотрит на него как-то по-особенному. Сергею, бесспорно, нравилась эта девушка. И за два с лишним месяца вдали от цивилизации, когда кроме нее он никаких других женщин даже не видел, он стал иногда ловить себя на мысли, что смотрит на нее с вожделением. «Да ну, что это я совсем сдурел? – останавливал себя он. – Она ж всего на четыре года старше моей Наташки». В общем, он сумел взять себя в руки, загасив усилием воли природный инстинкт и направив свои симпатии к ней в область легкого флирта, полушутливых комплиментов и отеческой заботы. Вот и сейчас – конфеты, печенье и ликер – для нее. Представлял, как она обрадуется, засмеется и чмокнет его в щеку. А Мишка лишней тушенке обрадуется. Посидят у костра, побренчат на гитаре. Это ли не жизнь?

Северное солнышко стало понемногу пригревать, туман рассеялся, и Сергей отправился к палатке практикантов, до которой по прямой было восемь с небольшим километров. Но по пути приходилось местами пробираться сквозь густые кустарники и обходить небольшое болото, и путь занимал не меньше двух часов. Да еще в этот раз рюкзак был гостинцами набит сверх меры. Но все же через два часа ходьбы впереди замаячила палатка ребят, расположенная на небольшом пригорке под елочками. Вился небольшой дымок и доносился запах костра. «Значит Сашка обедом уже занялась», – подумал Сергей. Наконец он добрался до палатки, сбросил тяжелый рюкзак, перевел дух и позвал:

– Сашуля, выходи! Ваша папа пришла, гостинцев принесла, – попытался шутить Сергей.

– Ой, сейчас, – послышалось из палатки.

– Да ладно прихорашиваться и так красавица.

Через минуту из палатки выглянула вся румяная, плотненькая и пышущая здоровьем Сашка в клетчатой рубашке с длинными рукавами и в обтягивающих джинсах. Ее молодому и здоровому телу было немного тесновато в этой одежде. Было понятно, что она только минуту назад переоделась, сбросив казенное геологическое обмундирование: штаны да штормовку защитного цвета. Сергей не мог оторвать взгляд от молодой девушки: настолько она была хороша. Глаза ее просто сияли от радости, и Сергей вдруг почувствовал непонятно откуда взявшееся волнение. Но, сдержав себя, произнес как можно спокойнее:

– Мишка давно ушел на точки?

– Да нет, долго копался, и час назад только отправился.

– Понятно...

В воздухе повисла какая-то непонятная тишина. Оба молчали и не знали что сказать. На лице Сергея было непроницаемое выражение, а Саша, вся сияющая и улыбающаяся лишь мгновение назад, вдруг напряглась и даже немного побледнела. Еще спустя миг она совершенно неожиданно заплакала, а потом и вконец разрыдалась. Слезы потекли рекой, не останавливаясь.

– Сашуль, ты чего? – произнес Сергей, совсем растерявшись от неожиданности.

В ответ она пыталась что-то сказать, но только продолжала безудержно плакать. Наконец, заикаясь и всхлипывая, Саша произнесла:

– Чу-у-рбран бес-чу-у-вствен-ный. Ни-и-чего не замеча-а-ешь.

Сергей слегка обнял ее и погладил по голове, чтобы хоть немного успокоить девушку. Но Саша вдруг задрожала в его руках и, сама не ведая того, прижалась к его груди, продолжая плакать. А потом, сомкнув руки на его шее, стала осыпать горячими поцелуями. Голос молодой плоти, столько дремавший в ней, рвался наружу, захлестывал с головой чувствами, уже неподвластными сознанию. Сергей, чувствуя и принимая ее горячие губы и ощущая в своих руках дрожащее тело девушки, не мог не отозваться на столь бурные проявления любовной страсти. Его изголодавшееся по женской ласке тело призывно рвалось навстречу всепоглощающему желанию. Лихорадочно расстегивая ее рубашку, он ласкал губами ее полную и упругую молодую грудь, ощущая языком налившиеся соски. Саша постанывала от наступающего блаженства, и ее тело все извивалось словно в восточном танце. Они вместе будто улетали в какое-то бесконечное блаженство все дальше и дальше...

Вдруг раздался истошный душераздирающий крик, мгновенно прервавший это неземное состояние на самом подъеме. Тут же все улетучилось, и они, такие разгоряченные и возбужденные, сразу ощутили себя в объятиях друг друга, но уже в этом мире: на спальном мешке в брезентовой палатке.

– Что это? Ты слышала?

– Да.

И тут крик раздался снова. В нем было столько неподдельного ужаса, что дальше надо было только действовать. Сергей схватил ракетницу и фальшфейер и пулей выскочил из палатки.

То, что он увидел, повергло его в ужас. В сотне метров от палатки Миша пытался, маневрируя между густыми кустарниками, укрыться от настигавшего его медведя. Похоже, тот уже успел зацепить Михаила, поскольку куртка на нем была разодрана. Откуда здесь взялся медведь? Их на весь Кольский, говорят, несколько штук осталось, и почти все на терском побережье, где сравнительно густые леса. Да и не голодные они сейчас, чтобы нападать на людей. Но рассуждать было некогда. Надо было действовать. Притворяться мертвым, которых медведи не трогают, Мише было поздно. Он снова издал истошный вопль, в котором была скорее угроза, чем страх. Сергей понял, что Миша таким способом пытался отпугнуть зверя. Но эти попытки были безуспешными. Еще мгновение, и тот накроет парня своей тяжелой лапой.

– Мишка, держись, я его отвлеку, – крикнул Сергей так громко, как только мог.

Медведь на мгновение замер и обернулся на источник звука. Сергей тем временем проверил и привел в готовность ракетницу и приготовился запустить фальшфейер, чтобы смесь дыма и огня испугали медведя. Этих средств в отряде было более чем достаточно и предназначены они были для обозначения вертолетчикам своего местонахождения. Пальцы от волнения и спешки слушались плохо, но, в конце концов, удалось все подготовить. Михаил тем временем, пока медведь замешкался, успел отбежать от него на несколько десятков метров. Но зверь, потеряв интерес к Сергею, снова кинулся за студентом и неминуемо настиг бы его, если б не быстрый рывок Сергея в их сторону и громкий его окрик, заставивший медведя вновь обратить на него внимание.

Сергей смог приблизиться к медведю на расстояние полутора десятков метров, не решаясь подойти ближе. Выдернул шнур фальшфейера и бросил его в сторону зверя. Но тот уже ринулся на Сергея. Клубы дыма и сноп искр, от которых зверь только шарахнулся на мгновение в сторону, остались у него за спиной. У Сергея в руке была еще ракетница, но он о ней будто забыл. Стоял в оцепенении, не шелохнувшись, и уже отчетливо видел клыки в звериной пасти. Руки и ноги словно застыли и не двигались. «Наверное, так лягушка смотрит в пасть удаву под гипнозом, никак не пытаясь спастись, – почему-то пронеслось в голове, – неужели это все?». Медведь уже сделал последний рывок к своей жертве и замахнулся тяжелой когтистой лапой. Сергей на миг увидел раскрытую прямо перед глазами пасть и, сбросив оцепенение, выстрелил ракетницей прямо в нее. «Поздно, – подумал он, ощутив в это же мгновение мощный удар в бок лапы с когтями, раздирающими его тело, – теперь все». Дальше вмиг наступила темнота... Нет ничего, даже мыслей... Конец...

* * *

Нина после отъезда Сергея стала всерьез обдумывать сроки и детали развода. Она не имела ни малейшего представления как это оформить, какие готовить бумаги и куда их нести. Раньше мыслей по этому поводу никогда не возникало. И откуда ей было знать, как это делается? В ЗАГС, наверное, заявление надо нести, и там все скажут. Ладно, поступим с Наташкой в августе к нам в строительный, и займусь этим. Слава богу, школьные выпускные она сносно сдала и аттестат без троек получила. Надо, кстати, к Кравцу найти подход, он кажется в этом году в приемной комиссии. Потом, правда, не отстанет и проходу не даст. Но все это будет потом, а сейчас надо О дочери думать.

Нина за прошедшие два с небольшим месяца уже стала свыкаться с мыслью о разводе и думала об этом без паники. Но как дальше строить жизнь еще тоже не представляла.

Сегодня в редкий свободный выходной день она, наконец, решила навести порядок в квартире. За все эти годы бесконечных хлопот почти каждый выходной находились неотложные дела и сверхурочная работа. От Наташки помощи не дождешься, да и экзаменами та была занята, и в квартире царил полный кавардак. Вытирая пыль на серванте, она открыла дверцу боковой секции, чтобы прибраться и там. Здесь лежали коробочки, флакончики, шкатулочки с нехитрой простенькой косметикой да старыми украшениями. А вот и воспоминания о былой «роскоши» – великолепный маникюрный набор, который Сергей в свою последнюю зарубежную поездку много лет назад привез ей из Парижа. Да еще на дне большого флакона осталась капелька ее любимых французских духов, которые он тогда же ей подарил. Она не выбрасывала этот флакончик просто потому, что эти духи были первыми, привезенным «оттуда», и явно отличались от того французского ширпотреба, который продавался в Москве. Открыв плотно притертую стеклянную пробочку, она вдохнула этот райский аромат. Вместе с запахом нахлынули воспоминания о былом счастье. Боже, как было хорошо тогда! Куда же все делось? Взгляд упал на небольшую малахитовую шкатулку, которую Сергей привез из командировки на Урал, будто бы из сказок Бажова.

– Вот тебе Данила-мастер сделал специально по моему заказу, – сказал тогда Сергей, – я его просил, чтобы постарался для самой красивой женщины в мире. Он обнял ее, поцеловал и произнес: «Безумно по вас соскучился».

Нина открыла шкатулку. Там были разные недорогие бусы и колечки. Вот эти бусы из аметиста вместе с сережками они купили на набережной в Геленджике, когда в первый раз выехали на море вместе с маленькой Наташкой, которая уже чуть-чуть подросла, чтобы можно было взять ее с собой. Она тогда еще протягивала свои ручонки и спрашивала: «Это мне?». Пришлось ей купить маленькое колечко и воздушный шарик с изображением Чебурашки, чтобы успокоилась.

Нина не удержалась и достала из нижнего ящика альбом с фотографиями и отыскала те самые геленджикские из первой поездки. Вот они втроем, запечатленные пляжным фотографом в набегающей волне, самые счастливые в мире. И куда теперь все это деть? Выбросить? Вычеркнуть из жизни эти 18 лет, как будто их не было? Но разве можно начать все с начала и прожить совсем другую жизнь?

А конкретно жить где? Что с этой маломерной двухкомнатной «хрущевкой» делать? Разменять ее невозможно, а денег на доплату взять негде. Она попробовала представить свою дальнейшую жизнь вместе с начинающим лысеть доцентом Кравцом, и у нее ничего не получилось.

А еще Наташка сильно скучает по Сергею. Что делать, если дочери зачастую любят отцов больше? Вчера только спрашивала:

– Как там папа, не звонил?

– У них там только местная связь по радио, а мобильники не берут, – ответила Нина, скрывавшая, как могла, от дочери их проблемы.

– Да я знаю, но думала, может быть, они иногда на базу возвращаются.

Как ни прокручивала Нина в голове разные сценарии развода и последующей жизни без Сергея, ничего путного не склеивалось. Что же делать? Ответа на этот вопрос не было.

Да, но ведь в последний раз он приехал из своих Хибин уже совсем другой и какой-то вполне уверенный в себе. Давно я его таким не видела. Он искал сближения, но я не приняла этого. Как он мог меня предать? Но, говорят, женщина, которую он спас в горах, была из местных. Вряд ли это его московская любовница. И все же, хоть робко и неловко, он точно пытался просить прощения. А потом из Апатитов звонил перед вылетом на точки: хотел по-человечески поговорить. Но я опять уперлась. Зря. Все же столько лет вместе счастливо прожили. Ну, сломался мужик в последние годы, не выдержал этой чертовой перестройки и бандитской «прихватизации». Ведь не запил же, как некоторые. Другой он, чересчур честный и совестливый для нынешнего времени. Вот и проблемы от этого начались. Я сама тоже виновата. Надо было поддержать его, приласкать, как следует. Ведь свой же мужик, не чужой. Тогда бы, глядишь, вместе легче приспособились бы к новой жизни. Да когда мне там было разбираться и успокаивать всех? Работала как лошадь, готовила, стирала, и на всех ворчала.

Нина понимала, что, несмотря ни на что, она все еще любит Сергея. Просто чувство обиды затмило все остальное. «Ладно, пусть приедет, а там видно будет, что да как», – подумала она.

Еще со вчерашнего дня Нину стало одолевать какое-то необъяснимое беспокойство. Она никак не могла понять, откуда это идет. Очень долго не могла заснуть, а потом сон был какой-то беспокойный и рваный: все время просыпалась.

Мысли прервались телефонным звонком. Она посмотрела на аппарат. Трубку брать совсем не хотелось. Она предчувствовала, что ничего хорошего там не скажут. И, наверное, в этом была причина ее вчерашнего и сегодняшнего беспокойства. Почему-то казалось, что если не отвечать на звонок, то все останется, как было... Но телефон продолжал настойчиво звонить. Нина все же взяла трубку.

– Да, слушаю.

– Здравствуйте, это Георгий из Апатитов звонит. Я с Ниной разговариваю?

У Нины все похолодело внутри, но она, взяв себя в руки, все же продолжила:

– Да, это я.

– Нина, ради бога не пугайтесь, но с Сергеем беда. Он со вчерашнего дня в реанимации и без сознания. Его доставил санитарный вертолет.

Кровь прилила к вискам, и в глазах потемнело. Она едва устояла на ногах и не могла вымолвить ни слова в ответ.

– Алло! Нина Вы меня слышите? Нина, давайте надеяться на лучшее. У нас очень хорошие врачи. Нина! Алло!

– Да... Я слышу..., – выдавила она из себя, – я вылетаю...

Силы окончательно покинули ее, и она села, а точнее почти упала на диван без чувств...

* * *

...Сергея уже не было на этом свете. Но не было его еще и на том. Он не понимал, где находится. Да и понимать было нечем. Не ощущалось ничего: одна сплошная темнота, в которой если бы и возникла мысль, зацепиться ей было не за что. «Ну вот, а говорят, тут должен быть какой-то свет в начале, на который надо идти и придешь в судилище, – подумал он. – Стоп! Раз я подумал, значит я еще здесь, а не там».

Потом опять все погрузилось в темноту и небытие. Какой-то свет появлялся, но опять пропадал. Чувство времени исчезло. Впрочем, чувство пространства и какие-либо иные чувства тоже не ощущались...

Потом вдруг опять появилась какая-то мысль, и отчетливо вспомнился кадр из фильма Рязанова «Забытая мелодия для флейты» с Филатовым и Догилевой, где главный герой сидит на пороге «того мира», и ему являются образы родителей.

– Во люди напридумывали, – удивился Сергей, – здесь же все не так. Погодите, а где это здесь? Так здесь я или там? Раз я думаю об этом, значит я еще в мире людей. «Я мыслю, значит я существую», – говорил кто-то из великих. Или я блуждаю где-то между станциями последнего пути: оттуда уехал, а сюда еще не прибыл? А-а, понятно. Меня, наверное, еще не проводили в этот последний путь. Видать, только после этого я прибуду «туда» и наконец узнаю, как «там» на самом деле. А то, чего только люди не выдумали о загробном мире. Причем у каждого народа это по-своему. Ничего, скоро увижу. Наверное, в рай меня не возьмут, и мне придется жариться на сковородке или как-то там еще. Что поделаешь. А говорят, душа моя должна еще девять дней быть среди людей. Но почему я тогда никого из них не вижу? Где они? Почему так темно? Что-то слишком много мыслей и вопросов. Их не может столько быть в «том мире». Значит, меня туда не пускают и я просто в бреду. Что-то меня очень сильно держит на этом свете, и эти бесконечные мысли – просто моя зацепка здесь, на земле. Но что не дает покоя? Нина?.. Да, это она. Видать, нельзя уйти из этого мира, не искупив вины перед этой женщиной, которая подарила ему столько любви и счастья.

Он попытался тихонько позвать ее, прошептав то ли про себя, то ли наяву ее имя. Ему показалось, что кто-то поцеловал его в лоб. Сергей попытался открыть глаза и, кажется, у него это получилось. Он увидел склонившееся над ним любимое лицо, и почувствовал, что на его щеку капнула слеза.

– Нина, это ты? – едва шевеля губами, спросил он.

– Да..., – шепотом ответила она.

– Прости меня, родная. Боже, как я люблю тебя...

Степень сжатия

Андрей проснулся от странного ощущения абсолютной тишины. Над дверью каюты мигала красная аварийная лампочка, но звукового сигнала слышно не было. Не было ни привычной мелкой вибрации от работающих многочисленных агрегатов многотонной морской платформы, ни вообще какого-либо иного малейшего звука – только полная и гнетущая тишина. Остатки сна тут же улетучились. Напрягая все свое внимание, Андрей лишь услышал, а скорее угадал звук от ударов собственного сердца, которое учащенно забилось в ожидании опасности. Выглянув в иллюминатор, он увидел только слабые блики едва забрезжившего сентябрьского рассвета над холодным Баренцевым морем, которое в этих предрассветных сумерках казалось спокойным. Похоже, был почти полный штиль, иначе даже эта махина в тысячи тонн хоть немного дрожала бы от ударов морских волн. Но Андрей помнил прогноз на текущий день – шторм до 8 баллов во второй половине дня. Тем не менее, пока было абсолютно тихо. Он схватил в темноте трубку телефона бортовой связи на стене, но не услышал даже гудка. Стало ясно, что случилось что-то экстраординарное, поскольку связь даже в случае аварийного отключения электричества должна автоматически перейти на питание бортовых аккумуляторов.

Лишь накануне Андрей прибыл со сменной вахтой, чтобы провести две недели на этой платформе в открытом море. Здесь в 600 километрах от Мурманска несколько лет назад был развернут уникальный газовый промысел на крупнейшем в Европе Штокмановском месторождении, которое вот уже на протяжении многих лет снабжало газом чуть ли не весь Европейский север.

* * *

Участвовать в этом уникальном проекте поистине мирового масштаба Андрей мечтал еще с детства, когда видел, как дед корпит над компьютером, на экране которого были красивые движущиеся картинки. Он объяснил тогда, что это модель Штокмановского месторождения. Как сказала бабушка, дед за это получил государственную премию.

Дед рассказал еще, что в период своей молодости – в конце 70-х годов прошлого века, будучи студентом-геофизиком Московского университета и находясь на практике на геофизическом судне, заметил на специальных сейсмограммах очень крупное поднятие посередине Баренцева моря на глубине около двух километров под морским дном. Через несколько лет после бурения скважин там обнаружили гигантское месторождение газа.

– А зачем столько газа? – спросил тогда Андрей, – Ведь газ нужен только на даче, чтобы бабушка блины пекла на газовой плите, потому что там нет электрической.

– Э, брат, люди еще не скоро найдут замену такой замечательной энергии, как природный газ, – отвечал дед. – Иногда даже электричество получают, сжигая газ, хотя это не по-хозяйски.

С тех пор прошло много времени. Андрей и сам не заметил, как стал в некотором смысле «газовиком», закончив Московское отделение международного университета нефти и газа и пройдя стажировку на норвежских морских промыслах. Многому научился и в других зарубежных фирмах, где проектировались и создавались подводные добычные комплексы. Российская промышленность к моменту начала освоения «Штокмана» в 2017 году была способна лишь производить крупные металлоконструкции для платформы, а вся «интеллектуальная» оснастка была импортной. Это уже много позже начали потихоньку делать кое-что свое.

А вообще организовать и обустроить добычу на морском газовом гиганте при глубине воды больше трехсот метров в условиях Арктики – сродни серьезному космическому проекту, а то и сложнее. Вот Андрей и заинтересовался еще в студенческие годы этим «подводным космосом», став серьезным и почти уникальным специалистом в области промышленных подводных аппаратов и конструкций. Разумеется, необходимых знаний и навыков нельзя было приобрести только на студенческой скамье, и Андрей через Интернет буквально «выскребал» все доступные электронные библиотеки ведущих мировых университетов и добывающих компаний.

Его отец, талантливый математик, мечтал видеть в сыне своего преемника, а мама – лингвист, владеющий многими языками, хотела направить его по гуманитарной стезе. Второй дед, сибирский энергетик, тоже пытался заинтересовать внука своим делом. Андрей нередко гостил у него на Байкале в дни каникул, где дед показывал ему свое мощное энергохозяйство.

В результате природной пытливости и под влиянием всех этих разносторонних людей, Андрей с детских лет привык буквально всасывать как губка все то новое в этом мире, что только попадалось на его пути. И всего через несколько лет после окончания института стал ведущим экспертом и инженерным аналитиком крупнейшего в мире морского нефтегазового консорциума. Его нестандартное мышление позволяло находить самый оптимальный выход или блестящее техническое решение в самых неожиданных ситуациях. Вот и сейчас, после двух нештатных случаев с подводными аппаратами, обслуживающими морские промыслы в Норвегии и Мексиканском заливе, его послали на «Штокман» разобраться в возможных конструктивных недоработках. Здесь использовались примерно те же технические решения, что и в двух упомянутых случаях. Необходимо было сделать все, чтобы предотвратить даже самую малейшую вероятность возникновения опасной ситуации в будущем.

* * *

Столь гипертрофированный интерес Андрея к прикладной науке и технике в школьные и студенческие годы не мог не сказаться отрицательным образом на его личной жизни. Нет, недостатка во внимании со стороны женского пола не было, скорее наоборот. Очевидные успехи молодого и красивого студента как магнитом притягивали к нему красивых девушек. Многие из них готовы были на близость с ним без лишних церемоний. Андрей нередко поддавался на избыточное предложение со стороны женского пола, поскольку самому проявлять активность и подыскивать себе подругу жизни ему было некогда и, честно говоря, малоинтересно. Он был всецело поглощен новыми идеями, которые постоянно вертелись у него в голове. Поэтому девушки, рассчитывавшие на красивые ухаживания и признания в любви, а в результате явно обделенные вниманием своего избранника, быстро разочаровывались в нем и исчезали из поля видимости. И лишь одна из них, Оксана, по настоящему влюбленная в Андрея, долго и терпеливо ухаживала за ним. Андрей оценил настойчивость и красоту девушки, и впервые в жизни в нем шевельнулось чувство если не любви, то благодарности и привязанности. А может быть и любви? Кто в состоянии правильно определить, где кончается одно и начинается другое? Даже тысячелетний опыт мировой литературы не даст определения, что такое любовь. У каждого это происходит по-своему, а очень многих любовь вообще не посещает в течение жизни. Многие примитивные молодые особы отождествляют любовь с сексуальным влечением. Однако это физиологическое свойство, являющееся проявлением инстинкта размножения, увы, ничем не отличает человека от огромной массы других биологических видов, населяющих нашу планету. И это, конечно, никак не любовь.

Как человек рациональный, Андрей, проанализировав свои ощущения, понял, что таких чувств, какие у него возникли к Оксане, раньше не было. Оксана ждала закономерного продолжения отношений в виде замужества. Но Андрей не привык и не умел ухаживать за девушками, дарить цветы, воздыхать под звездным небом, а мысли о семье не успели еще поселиться в его голове. Нет, он не отвергал этого, но все время откладывал: «Вот закончу это, разберусь с тем-τo и тогда, конечно и непременно, поженимся». И разобиженная Оксана, желавшая создания семьи, как и любая нормальная женщина, приняла предложение его однокурсника и в прошлом даже приятеля – Вадима. Они объявили друзьям, в том числе и Андрею, о помолвке, подали заявление в ЗАГС, и уже через месяц ожидается их свадьба. Был ли этот поступок девушки вызван желанием подстегнуть Андрея к решительным действиям или он стал жестом отчаяния и желанием круто изменить жизнь – остается только гадать? Но для Андрея это стало полной неожиданностью. Он еще не понял как вести себя в этой новой ситуации, но чувство обиды закрывало собой все остальное. Где-то на подсознательном уровне Андрей понимал, что во всем случившемся есть и доля его вины, но признавать это не очень-то хотелось. В глубине души вместе с обидой на всех женщин зрело решение о том, что не стоит с ними больше серьезно связываться – предадут в самый неожиданный момент.

А Вадим, тайно влюбленный в Оксану несколько лет и конечно знавший о предыдущих ее взаимоотношениях с Андреем, уже заранее изводил себя ревностью, но отступать от своих намерений никак не собирался.

Как ни банально это звучит, но образовался классический любовный треугольник, каковых в человеческих судьбах случалось великое множество во все времена. Андрей никак не хотел быть его частью и решил справиться с обидой, забыв обо всем, что было. «Мужик я или тряпка? Пусть живут, как хотят. Я не буду никому мешать».

* * *

Но как оказалось, точку в этой истории ставить было еще рано. Должны были произойти еще очень серьезные и непростые события, чтобы все расставилось по своим местам.

Видно так было угодно судьбе, но Андрей прибыл на платформу как раз в тот момент, когда в составе двухнедельной вахты здесь находился и Вадим. И в зону ответственности Вадима входил надзор за исправным состоянием основных и вспомогательных подводных средств морской платформы. Так что над изучением и анализом проблемы они должны были работать вместе.

Однокурсники встретились, как ни в чем не бывало:

– Здорово, дружище, рад тебя видеть, – произнес Вадим, встречая Андрея на вертолетной площадке платформы.

– Здоров, коли не шутишь, – ответил Андрей, не выказывая при этом особой радости.

– Какие уж тут шутки. Надеюсь не в обиде на меня за Оксану?

– Да какие могут быть обиды? Мужикам ссориться из-за женщин – последнее дело. Иначе и жить было бы нельзя, если на каждый их фортель заморачиваться.

– Ну, так что, мир?

– Мир.

Парни пожали друг другу руки, и у обоих стало легче на душе. Нормально работать вместе бок о бок да еще в заполярной Арктике, держа «камень за пазухой», попросту невозможно.

* * *

Андрей почти в полной темноте, при свете продолжающей мигать красной лампочки нащупал ручку рундука внизу, открыл его и затем быстро достал и надел спасательный жилет.

На любом судне существует специально разработанная и утвержденная схема борьбы за его живучесть, где каждому члену экипажа в случае возникновения нештатной ситуации надлежит занять строго определенное место. Примерно такие же правила действуют и на морской платформе. Но Андрей не был постоянным членом экипажа и занимал каюту для приглашенных технических специалистов в удаленном пассажирском отсеке на четвертом уровне, где в данный момент кроме него никого не было. Остальные четыре соседние каюты в отсеке пустовали. Вся команда, специалисты и обслуживающий персонал располагались на втором и частично на третьем уровне. На морских и речных судах уровни называют палубами, но на морских эксплуатационных платформах, это понятие как-то не прижилось. Да и какие же это палубы, если платформа это не судно, а огромный плавучий завод с множеством автоматизированных цехов? В одном из них аккумулируется газ с подводных добычных комплексов, в другом производится его осушка и отделение газового конденсата, в третьем добавляются реагенты для предотвращения гидратообразования, в четвертом работают мощные компрессоры, поднимающие давление до полутора сотен атмосфер. Ведь газу требуется достичь берега с приемлемым остаточным давлением, а до берега все 600 километров. В общем, ориентироваться на этом огромном плавучем промысле, не зная основных путей, невозможно.

Андрей решил пробираться к ЦПУ – центральному пульту управления платформы, располагавшемуся на шестом уровне. В лифтовом холле была абсолютная темнота, но не могло быть и речи об использовании лифтов в любой нештатной ситуации, даже если бы они работали. Аварийное освещение было лишь вначале и в конце длинного коридора. «Похоже, в главной аккумуляторной проблемы, раз даже по лифтовым коридорам света нет», – подумал Андрей, представлявший себе в общих чертах схему аварийного электропитания гигантской платформы. Было и так понятно, что кроме всего прочего встали основные газотурбинные генераторы.

Перемещаясь на ощупь по коридору, Андрей, наконец, дошел до клети с межуровневыми лестницами, которые, как и на большинстве судов, представляли собой крутые маршевые трапы. Войдя в лестничную клеть, он услышал непрекращающийся топот бегущих по лестницам людей предположительно где-то на нижних уровнях. Тем не менее, Андрей решил все же продолжить путь наверх до шестого уровня к центральной диспетчерской. Поднимаясь опять на ощупь, он мысленно отсчитал необходимое количество пролетов до шестого уровня, и, наконец, вошел в коридор, по которому теперь следовало добраться до главного пульта и, в конце концов, выяснить, в чем дело. Здесь уже по коридору лампы аварийного освещения горели, как положено: одна на каждые пятнадцать метров. «Так, значит, аккумуляторная группа центрального пульта в порядке», – отметил про себя Андрей. Но ее мощности хватит часа на три работы только самого центрального пульта при выключенных остальных нагрузках, и толку от этого мало. Надо за это время успеть подключить хотя бы один из четырех газотурбинных генераторов. Почему резервный генератор, как положено, не перешел в рабочий режим автоматически при выходе из строя остальных? Наверняка что-то с линией в распределительном блоке.

Недаром Компания высоко ценила Андрея как блестящего технического аналитика. Еще не добравшись до ЦПУ, он обрисовал в своем представлении сложившуюся ситуацию, хотя не был специалистом-энергетиком.

Навстречу кто-то бежал. В сумраке аварийного освещения было не разобрать. Поравнявшись с Андреем, мужчина воскликнул:

– Андрей Михайлович, это Вы? Слава богу, а то бортовая связь не работает и вообще полный кошмар. За Вами уже послали несколько минут назад. В ЦПУ Вас очень ждут.

– Уже иду, – ответил Андрей и уже спустя мгновение быстро вошел в помещение центральной диспетчерской.

– Ну, наконец-то, – произнес старший смены Малахов, увидев вошедшего спеца-корифея, о котором в компании уже чуть ли не легенды слагали: такой молодой и такой головастый и опытный.

Тут же находилось почти все руководство: начальник промысла Малинин, главный энергетик Лавров, главный технолог Паршин, начальник вспомогательного флота Крючков и еще три человека, которых Андрей не знал. Лица у всех были напряженные и, как ему показалось, растерянные. А начальник промысла вообще был бледен, как полотно. В помещении ЦПУ царил полумрак: только минимум аварийного освещения на автономном аккумуляторном питании. Большинство датчиков и индикаторов центрального пульта, тем не менее, работали. Взглянув на них, Андрей убедился, что был прав в своих предположениях: мигающие красные лампочки почти на всех элементах системы энергообеспечения, и, что самое ужасное, датчики сигнализировали о пожаре в центральной аккумуляторной и в центральном распределительном блоке.

– Андрей Михайлович, надеемся на Вас как на бога, ведь лучшего профессионала по чрезвычайным ситуациям в компании просто нет, и нам повезло, что Вы на борту в такой момент, – быстро заговорил начальник промысла Малинин.

– Да уж, везучий сегодня день, – с иронией ответил Андрей, – дай бог, чтобы по настоящему повезло, и все живыми сегодня остались. Срочно сообщайте на Новую землю и в Мурманск. Пусть высылают пожарные вертолеты немедленно, пока мы тут не взлетели на воздух.

– Да что Вы, Андрей Михайлович! Неужто так плохо? – забеспокоился и без того озадаченный и весь нервный Малинин, который должен был по должности руководить всеми действиями.

– Хорошего мало. Не сработала система пожаротушения в центральной аккумуляторной. Посылали туда кого-нибудь?

– Не успели еще, ситуация была неясна.

– Теперь и нельзя посылать. Людей погубим. Надо искать другой выход и срочно! И хотя бы один резервный генератор запустить, иначе очень быстро ситуация может выйти из под контроля!

«Впрочем, она и так не то, что под контролем, а близка к катастрофе, – думал Андрей. – Аккумуляторная, если быстро не потушить, может рвануть в любой момент. Странно, что это до сих пор не произошло: ведь выделяющиеся при зарядке из электролита газы взрывоопасны».

Андрей лихорадочно соображал дальше. Как ликвидировать пожар при полностью обесточенной платформе, когда система пенного пожаротушения не сработала? Не посылать же людей с ручными углекислотными огнетушителями, которые все равно, что «слону дробина».

– Думай, башка, думай, – сам себя подгонял Андрей.

Итак, на Штокмане сейчас три платформы, расположенные примерно по треугольнику в 10 километрах одна от другой. И на все три всего один вертолет, который сейчас у соседей на платформе № 1. У всех пожарные расчеты по два человека, исключительно для грамотного управления противопожарной автоматикой в случае нештатных ситуаций с ней. Но что они сделают здесь, если даже их быстро собрать сейчас вертолетом сюда? Собирать все равно надо и как можно быстрее. Все эти мысли пронеслись в голове Андрея в одно мгновение, так что собеседники в диспетчерской даже не заметили паузы.

– Свяжитесь быстро со старшими пожарными на платформах, – сказал Андрей, обращаясь к Малинину.

– Связывались уже, – ответил Малинин, – они сейчас тоже пытаются что-то придумать.

– Думать надо быстро и всем вместе, – парировал Андрей, – давайте всех в эфир немедленно.

– Минуту, – ответил Малинин, – они должны быть на своих центральных пультах на платформах.

– «Штокман-1» и «Штокман-3», я «Штокман-2». Дайте своих МЧС-ников на связь срочно! – скороговоркой «оттарабанил» Малинин.

– Старший лейтенант МЧС Барков на связи, – ответили с первой платформы.

– Лейтенант МЧС Николаев на связи, ответили с третьей.

– Внимание! Я главный технический эксперт Компании, – ответил в эфир Андрей, – считаю ситуацию критической и в соответствии с моими чрезвычайными полномочиями беру координацию на себя. Прошу доложить об имеющихся в распоряжении средствах.

– Я «Штокман-1». Есть универсальное пожарное судно с тремя мощными насосами, можно попробовать забортной водой, – ответил Барков с первой, – но по всем правилам при пожарах с электричеством водой тушить категорически запрещается.

– Электричества, считай, уже нет, – отрезал Андрей, – готовьте судно и быстро к нам с обученным расчетом. Сколько времени все это займет?

– Полчаса на запуск и полчаса ходу до вас, итого час, – отрапортовал Барков.

– Час слишком много, можем взлететь на воздух, но все равно посылайте немедленно, – распорядился Андрей.

– Есть! Уже приступили.

– У кого и в каком виде и количестве есть углекислота или реактивы для ее получения? – продолжал Андрей диалог в эфире.

– У нас есть, – ответил Николаев с третьей. – К нам на той неделе доставили три комплекта больших емкостей для заправки новой дублирующей противопожарной системы, но специалисты еще не прибыли.

«Эврика!», – подумал Андрей про себя. Надо теперь сообразить, как их доставить в эпицентр пожара и чем-то распылить на большой площади. Потребуется соорудить что-то вроде углекислотного фугаса, чтобы уже в огне рвануло и разрушило металлическую оболочку емкостей. Дальше углекислота, которая тяжелее воздуха, сама как-то «расползется» по площади пожара и хотя бы притушит пламя. Потом, вероятно, можно будет подойти поближе пожарному судну и мощными струями забортной воды завершать дело вместе с пожарными расчетами здесь на борту. Варианты решения созревали на ходу.

Андрей снова вышел в эфир:

– «Штокман-3»! Возьмите все имеющиеся в НЗ тротиловые шашки, крепите их к емкостям и приварите немедленно какие-то проушины для захвата емкостей тросом к вертолету.

– Поняли, приступаем, – ответил Николаев с третьей.

– «Штокман-1», готовьте вертолет и летите на третью платформу за углекислотными комплектами. Продумайте систему их метания в эпицентр огня.

Замысел Андрея стал всем ясен без лишних слов. Другим нужно было только хладнокровно исполнять его распоряжения, несмотря на то, что по официальному статусу он не был их начальником. При жестком организующем начале у людей пропадает растерянность, появляются силы, и они четко выполняют предписанные действия. На это и был весь расчет. Даже Малинина покинула неуверенность, он весь мобилизовался и взял на себя хотя бы все контакты и переговоры с базой в Мурманске, откуда начальство постоянно требовало отчеты о развитии ситуации и давало не очень уместные советы. Однако по их распоряжению с базы на Новой земле вылетел специальный вертолет, снаряженный какими-то средствами пожаротушения. Это была относительно рискованная операция, поскольку по запасу топлива вертолет мог долететь лишь в один конец и обязательно дозаправиться на платформе. А прогноз погоды на ближайшее время был неблагоприятным, да и вообще сентябрь на Баренцевом море не самый спокойный месяц. Ветер действительно начал усиливаться, и вместо недавнего штиля на море уже стали появляться «барашки». Гигантская платформа, прикрепленная с помощью четырех мощных длинных тросов ко дну, начала заметно раскачиваться, поскольку система стабилизации из-за отсутствия электропитания не работала.

Тем временем огонь продолжал распространяться, и сдерживался лишь тщательно задраенными металлическими переборками между отсеками. Надо было торопиться. Если бы удалось запустить хотя бы один генератор, задача была бы существенно облегчена: сразу можно задействовать бортовые насосы и пожарные гидранты. Но группа электриков не могла подобраться к центральной распределительной. Температура в соседнем с ней отсеке доходила почти до 100 градусов при значительном задымлении. Но дело было даже не в температуре. В современных противопожарных костюмах-скафандрах с системой термоизоляции и запасом воздуха в небольших внутренних баллонах можно было кратковременно заходить в помещение с открытым пламенем. Но из-за дыма ничего не было видно. И открывать переборку, не имея значительного запаса средств пожаротушения, было опасно: пожар легко перекинулся бы в новый отсек.

– «Штокман-3», я «Штокман-2». Доложите обстановку, – вновь обратился Андрей по радиосвязи.

– «Штокман-3» на связи, – ответил Николаев, – вертолет с первой платформы прибыл. Уже крепим первую емкость тросом, проушины приварили.

– Поторапливайтесь.

– Делаем все возможное.

– Хорошо. Всем оставаться на связи: отработаем порядок действий, – распорядился Андрей.

План Андрей рассчитал довольно тщательно. Если не будет «проколов», они должны сбить основное пламя, чтобы потом пожарные расчеты со всех трех платформ вошли в очаг и работали в непосредственном контакте с огнем. К тому времени военные спецы с Новой земли должны подоспеть на своем вертолете.

– Внимание, старшим пожарных расчетов и экипажу вертолета, – продолжал Андрей, – слушайте план взаимодействия.

– «Штокман-1» на связи.

– «Штокман-3» на связи.

– Командир экипажа вертолета Максимов на связи.

– Максимов, – скомандовал Андрей, – делаете три рейса вертолета с углекислотными емкостями один за другим без перерыва и метаете как можно точнее в эпицентр пожара. С последним рейсом забираете пожарный расчет Николаева с их платформы со всеми доступными ручными средства пожаротушения и высаживаете к нам. Задание понял?

– Так точно.

– «Штокман-1», где пожарное судно с расчетом? – спросил Андрей.

– Только что отошло к вам. Старший расчета Барков на борту судна.

– Барков, слышите меня? Доложите обстановку.

– Барков на связи. Максимум через полчаса будем у вас и приступим к тушению. Насосы у нас мощные до четвертого уровня без проблем достанут. Усиливающаяся качка только: может помешать.

– Хорошо, ждем, – ответил Андрей. Тушение производите в перерывах между метаниями емкостей. На время «метаний» Максимова отходите на безопасное расстояние.

– Поняли!

– Максимов, готов?

– Готов.

– Пошел на первое метание.

– Есть!

Расстояние от третьей до второй платформы составляло около 10 километров, и Максимов покрыл его за пять минут. Вскоре Андрей услышал его голос в эфире:

– Внимание, захожу на первое метание. Ветер сильный и болтанка – трудно хорошо прицелиться.

– Давай, родной, постарайся, – не сдержал Андрей своих эмоций.

– Не подведем, Андрей Михайлович, – ответил Максимов, почувствовав волнение в голосе молодого инженера, взвалившего на себя непомерный груз ответственности.

Пилот первого класса Владимир Максимов, проработавший в полярной авиации всю свою сознательную жизнь, сосредоточенно всматривался в серую предштормовую пелену волн, держа машину на высоте примерно 50 метров над водой. Налетавшие отдельные порывы ветра бросали вертолет из стороны в сторону. Надо было так рассчитать высоту, скорость и момент сбрасывания груза, чтобы он попал как можно ближе к центру очага. Максимов закончил вираж, и вот уже в сотне метров по прямой показался густой столб дыма над горящим отсеком.

– Приготовиться, – скомандовал Максимов своему помощнику, сидящему рядом, и начал обратный счет. – Три, два, один, отпускай!

Огромная металлическая емкость полетела вниз. В то же мгновение вертолет, пролетев по инерции дальше, оказался на миг в густом дыму над платформой. Выйдя из него на открытое пространство, Максимов заложил новый вираж, чтобы осмотреть результаты «бомбометания». Но черный дым продолжал валить из всех окон отсека, как ни в чем не бывало.

– Неужели промахнулись? – подумал Максимов. – Не должно быть такого, вроде все рассчитали правильно.

И через секунду над клубами густого черного дыма взметнулись огромные и быстро разрастающиеся белые облака углекислого газа вместе с паром.

«Фу, попали, слава богу. – Отлегло у Максимова. – Понятно, почему не сразу рвануло: видимо детонаторы в тротиловых шашках не сразу нагрелись до высокой температуры. Сработало все это лишь тогда, когда до них дошел открытый огонь, а не стелящийся дым. Теперь углекислый газ должен был выйти из емкости. Значит на крыше температура не очень высокая, а весь огонь внутри отсека. Видать толку будет немного, раз весь наш углекислый газ лишь по крыше «размажется», а внутрь не попадет».

И словно в подтверждение своих мыслей он, завершая вираж, увидел, что черные клубы дыма с новой силой охватили горящий блок.

– Максимов, почему молчишь? Доложить результаты, – услышал он в наушниках голос Андрея.

– Андрей Михайлович, в цель попали, но эффективность нулевая, – ответил Максимов.

– Понятно, – раздосадовано ответил Андрей. – Максимов, давайте быстро за второй емкостью! Барков, приступайте к тушению водой с судна.

– Есть, ответил Барков по радиосвязи.

Андрей продолжал напряженно искать новое решение. Ясно, что Барков своими навесными струями будет только крышу водой поливать, а внутрь блока через небольшие окна они никак не попадут, тем более что струя воды на таком расстоянии уже будет рассредоточенная. Что же делать?

К тому же возникло новое беспокойство. Волнение уже было явно больше 5 баллов, но гигантскую 100-метровую платформу массой многие сотни тысяч тонн болтало так, будто на море было все 10 баллов. «Что-то тут не так, – подумал Андрей, – не может быть, чтобы так качало только из-за неработающих компенсаторов волнения».

И тут сильный взрыв потряс всю платформу...

* * *

Все последние месяцы после размолвки с Андреем Оксана жила, как ей казалось, какой-то не своей жизнью. Она действительно любила этого недотепу, который был равнодушен ко всему окружающему миру, и ничего не хотел видеть и слышать кроме своих безумных идей и прожектов. Она уже тысячу раз пожалела о своей настойчивости по поводу создания семьи, и готова была идти на попятную и ждать дальше своего возлюбленного. Оксана окончательно поняла, что не сможет без Андрея в этой жизни. Но женская гордость не давала ей смириться с этой мыслью. Однако девушка искала повода или случая для восстановления отношений и возвращения ситуации хотя бы в прежнее русло. Но Андрей, получив должность старшего эксперта, постоянно был в дальних командировках на морских промыслах Компании, которые были разбросаны чуть ли не по всему миру. А по телефону за тысячи километров не получится вернуть любимого. Надо смотреть глаза в глаза, только так может что-то получиться. В коротких телефонных разговорах, случавшихся за это время, Андрей был крайне сдержан, и непохоже, чтобы он жаждал встречи.

Зато давний приятель Андрея – Вадим без конца приглашал Оксану то в театр, то на выставку, а то и просто поужинать в ресторан. Оксана поначалу отнекивалась. Потом поняла, что в тоске и «самоедстве» успокоения мятущейся душе не найти. И чтобы не оставаться наедине со своими невеселыми мыслями, она стала иногда проводить некоторые вечера с Вадимом. Тот буквально не отходил ни на шаг от нее. Вздыхал, подолгу смотрел своими печальными глазами, но она, испытывая неловкость, отводила взгляд. Вадим совершенно не волновал ее, и после таких вечеров ей не хотелось повторения этих встреч. Разве что иногда хорошая игра актеров в театре отвлекала Оксану от грустных мыслей.

Но Вадим был очень настойчив. В один из вечеров, провожая ее до дома, он взял ее ладонь в свою руку, посмотрел в глаза, покраснел, а потом побледнел и произнес:

– Выходи за меня замуж. Никто так тебя никогда не полюбит, как я, потому что это просто невозможно. Жизнь без тебя кажется мне бессмысленной.

Оксана поначалу растерялась. В один миг в ее голове пронесся целый ворох мыслей, но потом возник образ Андрея с его одухотворенным и мечтательным взглядом. Она поняла, что никогда не сможет его забыть.

– Извини, Вадик, но я люблю другого и ничего не могу с собой поделать.

– Да, я знаю, – ответил Вадим, – Андрей ведь мой друг со студенческих времен. Но, поверь, он совсем другой человек и у него другое предназначение в этом мире. То, что дорого обычному человеку, ему зачастую кажется скучным и неинтересным. Он действительно не от мира сего.

– Я знаю это. Может быть, поэтому и люблю его. Я вижу, что другие его не понимают, и он очень одинок, несмотря на то, что вокруг него всегда очень много людей.

– Оксана, милая, но он никогда не станет твоим, потому что любовь для него не существует, и он никогда не поймет, что это такое. Все же подумай о моем предложении. Я не тороплю тебя и не требую твоей любви немедленно. Моего чувства хватит на нас двоих на первых порах. А потом посмотрим. Пожалуйста, не говори «нет». Ты всегда успеешь сделать это.

И Оксана не сказала «нет», сама не зная почему. Наверное, потому, чтобы не сделать больно этому человеку, который, похоже, действительно ее любит. А что такое боль неразделенной любви она уже поняла.

Шли недели. Андрей не звонил, и, видимо, даже не собирался этого делать. А что же она? Ну сколько можно названивать ему и слышать холодное и равнодушное: «Привет, слушаю тебя. Что-то случилось? Если нет, перезвони позже, у нас тут проблемы». Да, случилось! Влюбилась, дура, в парня-робота, который на самом деле любит только свои железки в голове собирать как детский конструктор. При первой же размолвке сразу забыл про нее. А виноват-то кто, разве она? Впрочем, он все равно не поймет. Мозги у него совсем по-другому устроены. Так обидно стало, что слезы сами собой покатились из глаз.

Вадим меж тем был почти всегда рядом. Кому было поплакаться как не ему? Он гладил Оксану по голове, приговаривая:

– Ну что ты, родная, успокойся. Я же так люблю тебя. Вот увидишь, я сделаю тебя счастливой.

И Оксана решилась:

– Ну давай попробуем, Вадик, может у нас что получится. Я все равно больше не могу так жить. Только прошу, не торопи меня. Мне очень плохо, поверь.

– Что ты, милая. Я же все понимаю, – ответил он.

Вадим сам позвонил Андрею, который находился тогда на одной из норвежских морских платформ, и пригласил его на свадьбу, которую назначили через три месяца. Когда он сообщил об этом своей невесте, Оксана разволновалась, но виду не подала и спросила Вадима:

– И что он ответил?

– Да ничего, поздравил и поблагодарил за приглашение.

– И что же на свадьбе обещал быть?

– Сказал, что постарается. Но ты же знаешь его график. Вряд ли он будет. Скорее пообещал из приличия.

– Ну и пусть, – ответила раздосадованная Оксана.

– Что пусть?

– Да ничего. Давай готовиться к свадьбе скорее.

– Ну конечно...

* * *

Оксана вновь и вновь вспоминала этот день, когда фактически дала согласие Вадиму, и никак не могла найти покоя. «Ну что же я делаю? – повторяла она, – я же в постель не смогу с ним лечь, мне неприятны его прикосновения». Потом Оксана в очередной раз себя успокаивала тем, что еще есть время все отменить.

Но сейчас, когда не было рядом ни Вадима, ни Андрея, она чувствовала необъяснимую тревогу. Может быть это следствие бесконечных грустных мыслей, порожденных той безвыходной ситуацией, в которую она сама себя поставила? Да, вполне вероятно, но все же что-то было не так. Определенно происходило что-то серьезное. И именно в этот момент.

* * *

– Барков, что там случилось? – крикнул в эфир Андрей сразу после мощного взрыва, сотрясшего платформу.

Радиосвязь молчала. Хладнокровие покинуло Андрея, державшего до этого, как ему казалось, ситуацию под контролем. Он попросту растерялся и на миг стал похож на Малинина, которого он сам застал в такой же растерянности всего-то около часа назад. Не зная обстановки, Андрей не мог принять никакого решения.

– Барков, отвечай!

Ответа не было. Напряжение возрастало. Андрей попытался что-нибудь увидеть в иллюминатор, но с этой позиции не было видно горящего блока.

– Максимов, ты где? – послал Андрей вопрос в эфир. – Тебе не видно, что там произошло?

И Максимов тоже молчал. Холодный пот «прошиб» Андрея: «Почему молчит Максимов? Он же в воздухе, и взрыв не должен его никак достать». Но эфир был безмолвным лишь мгновение, которое показалось Андрею бесконечно долгим.

– Мне отсюда не видно, – последовал ответ Максимова. – Мы уже направляемся на третью платформу за следующим грузом. Но лету назад нам всего пару минут.

– Давай, Максимов, вернись и посмотри. Мы не можем работать совсем вслепую.

– Хорошо, возвращаюсь, Андрей Михалыч.

В воздухе повисла напряженная тишина. Андрей ждал информации от Максимова и вновь взглянул на центральный пульт. В отсутствии штатного электропитания светились только единичные контрольные лампочки, информирующие о состоянии лишь самых жизненно важных узлов платформы. Уровень зарядки аварийного аккумулятора стоял на отметке 20%. А это значит, что через 30-40 минут пульт совсем отключится, и даже связи не будет. И тогда точно, конец. Придется бросать платформу и всему составу срочно эвакуироваться на спасательных шлюпках и плотах. Тогда платформа сгорит полностью со всем оборудованием. А все тянущиеся к ней с трехсотметровой глубины от ПДК (прим. ПДК – подводные добычные комплексы) трубопроводы, шланги, кабели управления так и останутся болтаться в воде? Слава богу, запорная арматура на добывающих скважинах на дне вроде бы сработала безотказно в аварийном порядке, и задвижки все закрыты. А все ли? В любом случае это будет серьезная экологическая катастрофа, масштаб которой трудно пока оценить. Не понятно как потом ликвидировать последствия такой аварии. А чтобы построить новую платформу и полностью восстановить промысел потребуется не меньше 5-6 лет и огромные затраты. Сорвутся поставки по договорам, четверть Европы останется без газа, встанут десятки предприятий, пойдут миллиардные неустойки. Все это, в конечном счете, почувствуют на своем кармане даже те жители России, которые далеки от этой проблемы. Короче, последствия ужасны. Лучше об этом сейчас не думать.

Взгляд Андрея упал на мигающую лампочку в нижнем правом углу пульта. Раньше этого сигнала не было. Вероятно какие-то неполадки с системой удержания с западной стороны платформы, скорее всего за очагом возгорания. Может поэтому так болтает? Точнее не определить, когда центральный пульт работает от аварийного питания.

Нет, невозможно всем управлять одному в такой ситуации, надо Малинина подключать. В конце концов, это его прямые должностные обязанности. А с мурманским начальством надо прервать пустые переговоры, которыми он занимается. От этого толку никакого, а мешают сильно. Все равно через полчаса никакой связи не будет, если ничего не предпринять. Или пусть начальника смены Малахова на переговорах оставит.

– Валентин Петрович! – обратился Андрей к Малинину, находившемуся поодаль с телефонной трубкой в руке. – Ситуация совсем аховая. Я не справляюсь, помогите срочно.

– Да, Андрей Михайлович, конечно.

– Если ничего не придумаем, через полчаса придется начать эвакуацию. Думаю, тогда всей Европе мало не покажется, – продолжал Андрей.

– А какие варианты у нас еще остались? – спросил Малинин.

– Надо срочно сделать три основных дела. Первое – организуйте резервную радиосвязь с автономным питанием, а то минут через двадцать у нас аккумулятор ЦП разрядится и не будет ни пульта, ни связи. Если ничего не придумаете, возьмите, в конце концов, радиостанцию с батарейками из спасательной шлюпки, и натяните временную антенну из какого-нибудь провода рядом с диспетчерской.

– Понял, сделаем безотлагательно.

– Второе – поручите энергетику Лаврову с электриками проложить отдельную временную линию к одному из генераторов напрямую, минуя распределительный блок. Надо попытаться запи-тать хотя бы часть оборудования. Все генераторы должны быть в рабочем состоянии. Распределительная подстанция, видать, сгорела, и мы никаких переключений в ней уже сделать не сможем. А без электропитания мы однозначно с ситуацией не справимся. Думаю, что задача подключения генератора напрямую вполне решаема.

– Да, ясно, попробуем.

– И третье. По-моему что-то неладное с одним из крепежных тросов платформы. На пульте не видно в чем дело. Пошлите людей проверить.

– Да, выясним немедленно.

Андрей сразу переключился на проблему с «замолчавшим» пожарным судном и вызвал на связь экипаж вертолета.

– Максимов, ну что не докладываешь? Видишь нашего пожарника?

– Так точно, вижу. Качаются на волне.

– Почему они молчат?

– Там почти половину горящего блока взрывом разнесло и возможно на них обломки полетели и антенну повредили.

– Понятно, значит аккумуляторная все же рванула. А с пожаром что?

– Из блока теперь напрямую дым валит, и открытый огонь просматривается местами.

– Зато теперь тушить через открытую дыру эффективнее. Давай мигом за второй емкостью.

– Да, летим уже. Минут за двадцать уложимся.

– Эх, если бы Барков сейчас из трех насосов ударил, глядишь, дело бы пошло. Но видать, их крепко зацепило, – обеспокоено произнес Андрей.

– Вижу: одна струя от них пошла, – доложил Максимов, – и вторая тоже. Третьей нет.

– Слава богу, – вздохнул Андрей, – может, попридержат пламя до твоего «метания». Давай мигом!

– Есть!

Вскоре, пробиваясь сквозь осеннюю хмарь и сильный ветер, вновь появился вертолет Максимова над штормовым Баренцевым морем, и его уже уверенный голос произнес:

– «Штокман-2»! Второе метание прошло успешно, большое пламя сбили, Барков продолжает работать водой, – доложил Максимов.

– Спасибо, Владимир Игнатьич, – сказал в эфир Андрей, – Вы прямо герои. Как там с погодой? Сможете последнее метание выполнить?

– Штормит уже здорово, риск большой, но постараемся. Баркову там совсем тяжело: бросает их как скорлупку. Надо бы им отходить, а то перевернуться недолго.

– Да связи с ними нет, – ответил Андрей. – После метания дай им какой-то знак на отход, а пожарный расчет Николаева с первой платформы к нам забрасывай со всем реквизитом. Попробуем с борта как-то завершать. Мы тут людей в помощь тоже подготовим.

– Понял, выполняю.

Шторм действительно разыгрался не на шутку. Удары волн сотрясали платформу. Но при этом она очень нехарактерно и несимметрично «переваливалась». Что там Малинин? Выяснил, наконец, в чем дело? И что делать дальше с пожаром? Похоже, перелом в борьбе с огнем вот-вот наступит. И, может быть, не только благодаря умелым и самоотверженным действиям Максимова и Баркова, а еще и потому, что блок полностью выгорел. И огонь при этом не перекинулся на соседние отсеки, которые были надежно задраены и изолированы. Спасла надежность конструкции. Но успокаиваться пока рано. К тому же электрики во главе с Лавровым пока ничем не радуют, и электропитания как не было, так и нет. Буквально через несколько минут они окажутся «слепыми и глухими»: без «пульта и связи. Но где же Малинин, почему его нет? И где военные спецы с Новой Земли? Пора бы им появиться.

Наконец эфир ожил:

– «Штокман», я «Кедр-1», ответьте. Прием.

– «Кедр-1», я «Штокман-2», слышу вас нормально. Прием.

– «Штокман-2», с Вами говорит командир спецподразделения майор Пашин. Со мной пожарная спецгруппа из семи человек. Мы в пяти милях от вас. Видимость менее 200 метров. Готовьте вертолетную площадку.

– «Кедр-1», ждем вас. У нас нет электропитания, площадку подсветить не можем. Северный ветер порывами до 30 метров в секунду, сильная качка. Действуйте по обстановке. Будьте осторожны, наш вертолет тоже в воздухе. Принимайте на себя координацию действиями по тушению пожара.

– Вас понял, действуем по обстановке.

В этот момент в эфире вновь возник голос Максимова:

– Третье метание выполнил прицельно. Результат есть, но горение продолжается. Какие будут указания? Лететь за группой Николаева?

– Всем внимание! – произнес Андрей, – я «Штокман-2». С этого момента командует тушением пожара «Кедр-1».

–Я «Кедр-1». Сесть на вашу площадку не можем. Продолжайте действовать по своему плану, пока мы не найдем решения.

Действительно, резкие порывы ветра, сильная качка и отсутствие сигнальных огней делали задачу посадки вертолета на платформу практически невыполнимой.

Андрей уже не мог полноценно координировать действия людей. Весь расчет был на профессионалов-пожарных, прибывших на вертолете. Но они пока бессильны. К тому же, насколько понимал Андрей, баки с топливом после такого перелета у них были почти пустыми и совсем скоро это станет главной проблемой. Да, на платформе достаточно топлива для заправки вертолета, но как это сделать? Только все обрадовались, что помощь пришла, но теперь прибывшие помощники сами нуждались в помощи, причем очень срочной. Их собственная жизнь оказалась под угрозой.

Размышления Андрея прервал резкий толчок от неимоверно сильной качки, от которого он сам едва устоял на ногах. Платформа размером больше футбольного поля качнулась так, словно это был маленький рыбацкий сейнер. «Да что же это происходит, черт возьми! Такого просто не может быть. И где же Малинин?» – пронеслось в голове у Андрея.

Тут, наконец, он увидел Малинина, ворвавшегося в центральную диспетчерскую, и по выражению его лица понял, что хороших новостей тот не принес.

* * *

Виктор Лавров двадцать лет назад окончил Московский энергетический институт совсем по другой специальности, и не предполагал, что когда-то окажется на морском промысле. Да и такой специализации в МЭИ попросту не было в то время. Он получил одну из специальностей в гидроэнергетике, и после окончания института поехал с молодой женой, своей сокурсницей, на Братскую ГЭС, куда снова звали молодежь в связи с предстоящей реконструкцией и заменой нескольких агрегатов. Поначалу Виктор работал сменным инженером в генераторном цехе, и все вроде бы складывалось хорошо. Да и перспективы профессионального роста открывались очень неплохие. Но, его супруга, коренная москвичка, привыкшая к столице, не смогла приспособиться к сибирской жизни, и на этой почве в молодой семье начались частые размолвки. Она предлагала Лаврову вернуться в Москву, где, по ее мнению, можно было найти работу с приличным заработком в любой конторе по энергоснабжению. Лаврову так не казалось. Здесь в Братске было живое дело и перспектива самостоятельной работы. А там пришлось бы быть мальчиком «на побегушках» у управленцев от энергетики с сомнительной квалификацией и интеллектом. Возвращаться в Москву если и имело смысл, то лет через десять, уже с большим производственным опытом и совсем на другую должность и с другим заработком.

Тем не менее, пока суд да дело, у молодоженов родился сын. Тут уж супруга никак не могла справиться без мамы и засобиралась в Москву явочным порядком, не слушая возражений мужа. Виктор Лавров, чтобы сохранить семью, все бросил в Братске и через месяц вернулся в Москву вслед за женой. Но, как он и предполагал, с работой ничего путного не получилось. За ту же примерно зарплату, что и в Братске, приходилось без конца носить бумажки начальству, вести всевозможные базы данных потребителей электроэнергии и с каждым днем терять профессиональную квалификацию. Перспектива к концу своей карьеры стать каким-нибудь начальником среднего звена в Управлении энергоснабжения Виктора Лаврова не привлекала. Он считал всех этих полуграмотных менеджеров людьми, не заслуживающими уважения, а тем более подражания. С его точки зрения они боялись любого конкретного дела и своим стремлением в карьерном продвижении от одного начальственного поста к другому прикрывали собственный «махровый» комплекс неполноценности. Пост начальника любого ранга позволял им поднимать себя в своих глазах и скрывать свою профессиональную «ущербность» от окружающих. Поэтому Лавров на первых порах закрыл для себя административную карьеру и стремился реализовать себя как специалист-профессионал.

Однако вся эта жизненная максималистская философия ему никак не помогла. С женой все равно не наладилось, и через год они все же расстались. Работать в Управлении было невмоготу, и когда объявили набор на курсы по газотурбинным генераторам для последующей работы на морских газовых промыслах, он, ни минуты не сомневаясь, сделал этот выбор. Обзаводиться новой семьей он больше не собирался, и решил впредь женщинам особо не доверять и не заводить с ними серьезных длительных отношений. А потому работа вахтовым методом с частыми выездами на промысел была ему в самый раз. Он даже старался отбывать подряд по две вахты на платформе, когда надо было кого-то подменить по разным причинам.

И вот теперь перед ним стояла самая, что ни на есть серьезная задача: восстановить хотя бы частично энергоснабжение платформы в условиях, когда весь распределительный блок сгорел. Задача для такого крупного и сложного энергохозяйства абсолютно невыполнимая. Поэтому ее надо попытаться решить хотя бы частично. Во-первых, подать напряжение на насосы пожарных гидрантов и центральный пульт. А дальше как получится. Надо будет искать выходы электрических цепей отдельных отсеков и агрегатов практически «на ощупь» или, как говорят в таких случаях, методом «тыка».

Виктору Лаврову с четырьмя молодыми помощниками надо было, во что бы то ни стало, решить эту задачу. От этого слишком многое зависело, в том числе и жизнь других людей. Из четверых лишь Сергей неплохо соображал в электросхемах. Остальные могли только помогать, поскольку разбирались лишь в плановом обслуживании и контроле над узлами нормально функционирующей системы энергопитания. Так что Лаврову в решении этой непростой задачи, по сути, придется рассчитывать только на себя и немного на Сергея.

Поначалу все шло по плану. Поскольку поступление газа из пласта было остановлено, не могло быть и речи о запуске любого из трех газотурбинных генераторов, которые в штатном режиме обеспечивают технологический цикл на платформе при добыче и транспортировке газа. Особо не мудрствуя, они проложили силовой кабель через несколько отсеков от главного резервного дизельного генератора к насосной группе. Пришлось, правда, в некоторых переборках сверлить дополнительные отверстия, на что ушло немало времени. Пока другие прокладывали кабель, Лавров сумел подобрать переключениями временную группу из нескольких небольших понижающих трансформаторов и дополнительных устройств. Это требовалось для того, чтобы согласовать по мощности сравнительно небольшую нагрузку в три сотни киловатт, которую представляла из себя насосная группа, с мощным дизель-генератором.

Наконец, все было готово, и Лавров скомандовал своему помощнику Сергею:

– Запускай.

Сергей опустил рукоятку рубильника вниз, и тут же посыпался сноп искр из какого-то трансформатора, задействованного Лавровым в своей временной схеме.

– Выключай быстро! – скомандовал Лавров, вытирая холодный пот со лба. – Черт, не получилось.

– И что будем делать? – спросил Сергей.

– Не знаю, – честно ответил Лавров.

Запах сгоревшей проводки мгновенно наполнил несколько отсеков. Через минуту в отсеке появился Малинин:

– Ну что тут у Вас? – спросил он с порога. – А почему гарью так пахнет?

– Да ничего не вышло с подключением, – ответил Лавров, – еще один трансформатор к тому же сожгли.

– Мужики, у нас больше нет права на ошибку, и времени тоже нет, – проговорил Малинин, – сделайте что-нибудь, вы же профессионалы.

– Можно запустить малый дизельный генератор в третьем отсеке, – неожиданно предложил Сергей.

– Да у него мощность всего двести киловатт, – возразил Лавров, – а для насосной группы надо хотя бы триста.

– А пусть они поочередно по одному насосу отключают. Делать-то больше нечего, – настаивал на своем Сергей.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Лавров со своим помощником, – давай попробуем.

– Только пробуйте быстрее, я Вас умоляю и одновременно приказываю, – требовательно произнес Малинин.

–Давай, Сергей, действуем, – сказал Лавров, – на малый дизель много времени не потребуется.

* * *

Вадим считался приятелем Андрея в студенческие годы, хотя во многом они были не похожи, да и учились на разных факультетах. Познакомились лишь на третьем курсе, когда оба вошли в сборную команду университета по волейболу и выиграли в тот год первенство Москвы в любительской студенческой лиге. Тогда же на одной из тренировок они встретились и с Оксаной, тоже увлеченной волейболом. Потом она стала самой преданной болельщицей их команды, сопровождая ребят на всех главных матчах. И как это часто бывает, оба увлеклись этой спортивной симпатичной девушкой. Но Оксана выбрала Андрея. Вадим не раз пытался вычеркнуть из своих мыслей Оксану как объект обожания и своей влюбленности, но у него это плохо получалось. Он пробовал увлечься другими девушками, но мысли все время возвращались к НЕЙ. Вадим будто ждал момента разлада отношений Оксаны и Андрея. И как только случилась их первая размолвка, он тут же решил действовать.

Казалось бы, теперь Вадим достиг своей цели, завоевал Оксану: свадьба через месяц как-никак. Но на душе было неспокойно. Он понимал, что его невеста не сможет так легко забыть прошлое. И поэтому будущее Вадиму пока не представлялось столь спокойным и счастливым, как хотелось бы.

...Эти воспоминания и мысли тревожили Вадима во время очередной двухнедельной вахты на платформе, где он сейчас и находился. Конечно, все волнения и переживания вновь всколыхнулись из-за вчерашнего прибытия Андрея. Здесь им предстояла совместная опытно-экспериментальная работа по изучению возможной модернизации вспомогательных подводных аппаратов. И все это хозяйство находилось в ведении Вадима. Однако ночной пожар спутал все карты, и, похоже, теперь будет не до этого. Андрей к тому же координировал все действия по тушению возникшего пожара, и от него многое зависело сейчас. «Надо же, как у него все получается, – размышлял Вадим. – И должность в компании ему специальную придумали, которую даже не знают, как назвать. И Оксана его тогда выбрала. Впрочем, ничего удивительного в последнем факте нет: женщины любят успешных мужчин».

Вадим ловил себя на мысли, что просто завидует Андрею. Однако он отдавал себе отчет в том, что в сложной технике, инженерной смекалке и нестандартных решениях Андрею равных нет. Зла он на него не держал...

Громкие голоса и топот людей, бегущих по маршевым трапам их отсека, вернули Вадима в тревожную и опасную действительность, где Андрей играл одну из ключевых ролей. Если потребуется, Вадим «подставит ему свое плечо» и поможет во всем. И Оксана тут ни при чем. По крайней мере, Вадим так думал.

* * *

– Что случилось? – резко спросил Андрей Малинина, буквально «влетевшего» в диспетчерскую.

– Четвертый крепежный трос платформы или порван или к донной плите не прикреплен. Короче, он без натяга, и мы «висим» на трех оставшихся.

– Час от часу не легче. Я так и думал. Поэтому так болтает всего при шести баллах. А обещали по прогнозу до восьми. Это может быть опасным. Передайте начальнику группы подводных аппаратов: пусть срочно готовит батискаф с манипулятором.

– Да, я понял, что без погружения не обойтись и уже распорядился, – ответил Малинин.

– Все правильно. А как там Лавров с запуском генератора? У нас, наверное, последние минуты со связью и аварийным питанием. Скоро погрузимся в полную тьму и молчание.

– Они делают все возможное. Резервную линию практически протянули, пытаются подключить напрямую без распределительного блока. А резервную связь из радиокомплекта со спасательной шлюпки мы уже развернули. Но она слабовата.

– Лаврову надо поторапливаться, а то у нас уже слишком много проблем, и решить их без энергопитания никак не получится.

Впрочем, Малинин и так все прекрасно понимал, и последняя фраза Андрея была адресована вовсе не ему, а, скорее всего, самому себе. В этом нарастающем коме проблем, когда одно цепляется за другое, уже никак не получалось дирижировать одному. Господи, хоть бы майор со своими пожарными смог скорее сесть на борт, пока у них топливо совсем не кончилось. И тогда он все принял бы здесь на себя. А Андрею надо срочно спешить к Вадиму и заняться крепежом отцепившегося или поврежденного троса, связывающего платформу с донной плитой. И делать это надо немедленно, пока шторм в восемь баллов не получили в полном объеме. Ведь Андрей прибыл сюда именно для экспериментов по усовершенствованию и переоборудованию этих батискафов с манипуляторами, используя последний опыт норвежцев и американцев.

Понятно, что нарушенный крепеж тоже является следствием отключения электропитания. При нормальном режиме все завязано в единую систему с компенсатором волнения. Натяжение каждого троса регулируется компьютером, анализирующим поступающие сигналы каждое мгновение и дающим команду на электродвигатели тросовых лебедок. В момент отключения питания вся система должна быть заблокирована и приведена механически в фиксированное положение. Но, видимо, произошел сбой и один трос не зафиксировался. При сильном шторме это создавало большую опасность. Надо спешить. Но как быть здесь на борту? Выхода нет, надо перекладывать все на Малинина, хотя он явно трусит.

– Валентин Петрович, – вновь обратился Андрей к Малинину, – давайте оперативно обсудим обстановку и быстро примем решение о дальнейших действиях.

– Да, Андрей Михайлович, я весь – внимание.

– Мне придется спускаться на дно в батискафе и разбираться с тросом. А Вам надо распоряжаться здесь наверху, пока майор Пашин не сел на платформу со своей командой и не принял на себя координацию всех действий.

– Боюсь, я не управлюсь в такой обстановке. Я же технолог-добычник, а здесь совсем другой специалист требуется. Может быть, два штатных подводных пилота с батискафом без Вас справятся, а вы здесь останетесь?

– Хорошо бы справились, но вряд ли это разумно. Лучше нас с Вадимом никто не знает эти подводные аппараты, а там внизу могут быть разные неожиданности. Тем более мы на эту неделю готовили программу испытаний с батискафами и новые приемы работы с манипулятором, а это может оказаться решающим. Другого выхода нет, Валентин Петрович.

– Хорошо, введите меня в курс дела, – вынужденно согласился Малинин.

– Итак, задача номер один – срочно запустить один генератор и подать питание напрямую, минуя сгоревший распределительный блок. – Начал Андрей, – Без этого – беда и шансов у нас нет. Пожар хотя и притушили слегка, но он снова пойдет, если набортные помпы с гидрантами не запустим, а без генератора мы их не запустим.

– Это и так понятно. Надеюсь, Лавров со своей командой справится. Лишние люди там только мешать будут.

– Да, и я надеюсь. Но это еще не все. В воздухе сейчас на вертолетах и Максимов и Пашин с командой. А Барков со своим катером без связи болтается на волнах как ореховая скорлупка. Максимова надо отправлять на свою платформу, пока он еще сесть может, да и Баркова тоже, пока не перевернулся. Проблема в том, что он хоть как-то сдерживает огонь навесными струями. Но главная проблема на эту минуту – это военные с Новой Земли в воздухе с заканчивающимся горючим. Не понимаю их намерений, но вмешиваться не имею права.

Тут в эфире послышался голос Пашина:

– «Штокман-2», я «Кедр-1». У нас топливо практически на нуле, машину посадить не удается. Принимаю решение высаживаться нашим людям на вашу вертолетную площадку по веревочной лестнице. Предварительно сбрасываем специальные комплекты для индивидуального тушения. Надеюсь, не все повредим. Помогите людьми для приема груза и быстрого освобождения площадки для высадки команды.

– «Кедр-1», Вас понял, людей обеспечим, действуйте, – отвечал в эфир уже Малинин.

– Ну, вот и отлично, Валентин Петрович, – произнес Андрей, – все получится. Сейчас, когда они высадятся, майор Пашин проблему пожара возьмет на себя. На Вас останется самое главное – генератор.

– Да что ты со своим генератором? – вспылил Малинин, – сколько можно? Занимается Лавров с мужиками. Иди подсоби им, если такой умный.

Тут до Андрея, наконец, дошло, что он не имеет права так разговаривать с Малининым, который по возрасту ему годился в отцы. Андрей слишком уж вошел в образ, когда пришлось командовать самому в этой ситуации, не зная, что делать в следующую минуту. Видимо, по-другому нельзя внутренне мобилизоваться. А теперь Малинин принял роль командира, и ему лучше не мешать. Что делать, нервы у всех на пределе.

– Извините, Валентин Петрович, нервы, – вслух произнес Андрей, – я пошел на дно в буквальном смысле и мешать не буду. Вадим быстро аппарат подготовит, я его давно знаю. Там тоже медлить нельзя.

– Погоди, Андрей Михалыч, меня тоже извини. Сам понимаешь, даже если выкарабкаемся, на меня в любом случае всех собак повесят. Остался бы на пару минут, пока эти боги огня высадятся. Вдруг что еще потребуется.

– Да, Валентин Петрович, задержусь, конечно. Надеюсь, Вадим с помощниками без меня батискаф подготовит. Надо было пожарным сразу десантироваться без посадки, а вертолет на другую платформу гнать, где качка нормально компенсируется и подсветка в порядке. Да кто ж знал, что так получится. Конечно, все оборудование они «таким макаром» не скинут, только самый минимум.

– Я боюсь, что с практически пустыми баками десять минут до ближайшей платформы многовато будет: не дай бог не долетят. Но им виднее: знают свой запас.

И тут в подтверждение их опасений в эфире раздался голос майора Пашина:

– «Штокман-2», я «Кедр-1». Высадку команды завершил. Прошу помощи в сопровождении нашего вертолета для посадки на третьей платформе. Боюсь, не дотянет, и машину придется затопить. Пилот в специальном спасательном жилете и гидрокостюме, но его сразу надо вызволить из воды. Там температура всего 4 градуса.

«Ну, вот чего опасались, то и происходит», – подумал Андрей.

– «Кедр-1», вас поняли. Сопровождение обеспечим. Максимов, слышал? Дай знак Баркову, пусть следует на катере следом, а сам сопровождай в воздухе «Кедр-1», – уже отдавал распоряжения Малинин.

– Так точно, выполняю.

– «Штокман-3», готовьте все средства пожаротушения на случай аварийной посадки «Кедра-1», – продолжал Малинин.

– Поняли, выполняем, – ответил Николаев с третьей.

Тем временем пожарные во главе с Пашиным перемещались по платформе от вертолетной площадки в сторону горящего блока. У них в руках были какие-то непонятные устройства, напоминающие ручной противотанковый гранатомет, а скорее немецкий «Фаустпатрон» времен войны. С помощью этого портативного реактивного устройства можно было прицельно забросить небольшой снаряд в гущу огня, где он разрывался, распространяя вокруг себя в результате начавшейся химической реакции огромное количество углекислого газа и пены. Данное весьма эффективное средство лишь недавно поступило к военным. У гражданских ведомственных служб таких пожарных реактивных снарядов, которые можно было запускать прямо с плеча, пока не было, но многие об этих новых системах уже слышали.

– Все, Валентин Петрович, – произнес Андрей, – майор Пашин с командой на борту. Если их вертолет и затонет, не страшно. Это всего лишь груда железа. Главное, чтобы пилот не пострадал. А мы с Вадимом на дно.

– С богом, – ответил Малинин. – Будьте осторожнее. Под водой всякое может быть.

– Не волнуйтесь, Валентин Петрович, лишнее геройство нам ни к чему, но все необходимое постараемся сделать. Медлить больше нельзя, надо срочно закрепляться. Через час-другой уже все восемь баллов будет.

И словно в подтверждение его слов платформу так резко качнуло, что Малинину пришлось схватиться за оказавшийся рядом поручень, чтобы не упасть.

* * *

Капитан Владимир Макаров пилотировал этот мощный тяжеловесный вертолет от самой Новой Земли, и уже несколько часов находился в воздухе за штурвалом. От необходимости постоянно всматриваться в серую хмарь, где трудно было различить даже границу между водой и воздухом, уже болели глаза. По всем действующим инструкциям погода уже пару часов была нелетной. Но выполнить летную инструкцию все равно не удавалось, поскольку сесть на вертолетную площадку при таком шторме и сильном ветре при раскачивающейся платформе было невозможно. Даже, несмотря на то, что машина была оборудована дополнительными топливными баками, горючее уже было на исходе. Когда командир пожарной группы майор Пашин понял, что посадить машину быстро не удастся, он приказал своим подчиненным и второму пилоту «десантироваться» с вертолета вместе с оборудованием при зависании его над площадкой. А капитану Макарову приказано после высадки команды попытаться посадить машину на другую платформу, а если не получится, покинуть борт в спасательном жилете и ждать помощи на воде.

То, что происходило при высадке пожарных, никак нельзя было назвать зависанием вертолета, потому что машину бросало из стороны в сторону под порывами ветра. Во время этой трудоемкой операции были израсходованы последние резервы горючего. И теперь капитан Макаров в надежде посадить машину направлялся в одиночку с пустыми баками к третьей платформе, которую почти не качало. Но если горючее кончится во время посадки, будет еще хуже. Машина просто рухнет на платформу, много чего переломает, да еще пожар может начаться. Лучше уж приводниться и постараться при этом покинуть машину вовремя. Если выпрыгнуть в воздухе, есть большая опасность, что тебя просто разрубит винтом падающего вертолета. Надо ждать касания воды и в то же мгновение покинуть борт. При этом лететь надо на минимальной высоте, чтобы удар о воду не был слишком сильным. Казалось, выполнить одновременно столько противоречивых условий невозможно. Но другого выхода в этой ситуации не было.

Капитан Макаров проверил крепление жилета и направил вертолет в сторону третьей платформы. Пожалуй, десять километров не дотянуть, стрелка топливных баков давно на нуле. И словно в подтверждении его предчувствий двигатель начал работать с перебоями, а через несколько секунд остановился совсем. Владимир успел сообщить об этом в эфир и приготовился к ключевому моменту, поставив правую ногу на ступень открытой двери. Мрачная водная масса стремительно приближалась. Владимир вдохнул воздух полной грудью и задержал дыхание. Удар! Серая и пенящаяся от сильного удара тяжелой машины холодная пучина поглотила его...

* * *

Шаги приблизились к каюте Вадима, и раздался решительный стук.

– Да, входите, – ответил Вадим.

Дверь открылась, и на пороге оказался молодой стажер из группы технологов.

– Вадим Иванович! Малинин распорядился срочно готовить подводный аппарат к погружению.

– А что случилось?

– Я не знаю точно, но, кажется, открепился один из донных тросов платформы.

Да, действительно очень сильно качает, еще раньше отметил Вадим про себя. Он не мог припомнить, чтобы на платформе была когда-нибудь такая качка, как на обычном судне.

– Хорошо, я понял, приступаем к исполнению. Я отправляюсь немедленно, а Вы передайте, пожалуйста, Инженеру Васильеву и технику Макаренко из 307 и 308 каюты, чтобы тоже быстро подходили готовить аппарат. Связь у нас, к сожалению, не работает.

– Да, конечно передам. За этим меня и послали. Вадим оделся и быстро направился на самый нижний уровень, по сложной системе сообщающихся отсеков и переходов с многочисленными трапами. Лифты, естественно, не работали. По дороге Вадим обдумывал ситуацию и пытался хотя бы представить себе план предстоящих действий. Но ситуация и в самом деле была нештатной и не предусматривалась никакими конкретными инструкциями. Надо было увидеть все своими глазами и по ходу принимать решения.

Наконец, спустя минут десять, перемещаясь почти в отсутствии освещения и с трудом находя проходы в переборках между отсеками, Вадим достиг камеры с батискафом. Батискафами в прямом смысле такие подводные аппараты назвать было нельзя, поскольку предельная глубина их погружения не превышает 1000 м, в то время как классические батискафы в состоянии достигать океанских глубин в несколько километров. Эти же аппараты сконструированы специально для регламентных технических работ на подводных добычных комплексах (ПДК) и снабжены специальными внешними захватывающими устройствами – манипуляторами для отдельных операций. Они представляют собой некоторое подобие железных рук длиной в несколько метров. Для управления ими нужны многолетние серьезные навыки и опыт Вадим ежегодно проходил соответствующие курсы, но работать с аппаратами приходилось не так уж часто. ПДК могут работать автономно по много лет и не требовать серьезных вмешательств или ремонта. Только периодическое несложное сервисное обслуживание, для которого в первую очередь и требуются эти батискафы. На всем месторождении сейчас эксплуатируется двенадцать ПДК (по четыре на каждую платформу). Каждый ПДК обслуживает по шесть эксплуатационных наклонно направленных скважин. Рабочая горизонтальная часть этих скважин длиной от 500 до 700 метров находится в продуктивной части пласта примерно в двух километрах под дном моря. А само дно здесь на Штокмане находится под 300-метровой толщей воды.

Вадим открыл плотно задраенный люк камеры, где размещался подводный аппарат, вошел, включил аварийное освещение, которое здесь работало от автономных аккумуляторов. Все остальное внутри данного отсека: механизмы, задвижки, спусковые устройства и прочие приспособления работали, слава богу, на принципах механики и гидравлики, и потому не зависели от внешнего энергопитания. Значит, конструкторы предусмотрели и такие случаи. Молодцы, а то чтобы сейчас делали?

Вадим переоделся в специальное снаряжение, предназначавшееся для работы на данных аппаратах. В принципе, внутри аппарата под водой можно было находиться и в обычной одежде, но по требованиям техники безопасности этого не следовало делать. Затем он открыл люк самого батискафа и спустился внутрь. Помещение было довольно тесным: два вращающихся вмонтированных в пол кресла, перед которыми пульт управления, контрольная панель приборов и широкий иллюминатор. Еще два иллюминатора по бокам. Позади шкаф, в котором находились два тяжелых водолазных скафандра нового образца, «напичканные» всевозможной автоматикой и средствами жизнеобеспечения. Все это позволяло водолазам ограниченное время работать автономно вне батискафа на глубинах до 400 метров. Сзади немалую часть батискафа занимал шлюз, через который водолаз мог покинуть батискаф и вернуться обратно. Шлюз отделен от основной кабины высокопрочной перегородкой со специальным герметичным люком. Выход водолаза мог иногда потребоваться для тонких операций, с которыми не справился бы манипулятор. Вся конструкция должна выдерживать давление до 100 атмосфер, которое имеет место при максимально допустимой глубине работы данного аппарата в 1000 метров.

Вадим сел в кресло пилота, включил контрольные тумблеры и начал проверять работоспособность основных электронных и контрольных систем аппарата, однако двигатель пока не запускал. Это следовало делать в последнюю очередь уже непосредственно перед погружением. Еще до этого момента следовало тщательно проверить все механизмы данного специального отсека, обеспечивающие сп>ск аппарата в воду, а также внешние устройства самого батискафа. В общем, все почти так же, как делают авиатехники, проверяя самолет перед взлетом. Именно это следовало сделать Васильеву и Макаренко, которые должны были появиться с минуты на минуту. Сейчас при разыгравшемся шторме даже старт аппарата был непростым мероприятием, не говоря уже о сложности предстоящих работ. Сказать по правде, Вадим прилично нервничал и надеялся на более опытного механика Васильева, который имел вдвое больше погружений на этом аппарате, чем сам Вадим. Он был уверен, что именно они вдвоем будут выполнять задачу. А кто же еще? Больше в штате специалистов для этого нет. Разве что прибывший вчера Андрей знаком с батискафом. Но он прекрасно знает техническую часть и не имеет серьезного опыта подводной работы. Поэтому это было бы нежелательным. Да и занят он всей этой катавасией, случившейся из-за ночного пожара. Но с другой стороны, если Андрей решит погружаться с опытным Васильевым, это было бы неплохо. Смелые решения принимать без оглядки на начальство никто лучше Андрея не сможет.

Все эти тревожные мысли были связаны с явным волнением, с которым Вадим никак не мог справиться перед ответственным погружением. «А ведь до свадьбы с Оксаной уже меньше месяца, – вдруг подумал он. – А что будет после этого погружения?» Вадиму вдруг подумалось, что именно это предстоящее погружение, а вовсе не свадьба с Оксаной, разделит его жизнь на «до» и «после». И ему очень не захотелось сегодня опускаться в эту холодную пучину штормового Баренцева моря на 300-метровую глубину, да еще брать на себя ответственность за принимаемые решения и выполняемые действия. Но признаться в этом Вадим никому не мог.

Его невеселые мысли прервали Васильев и Макаренко, наконец появившиеся в отсеке и принявшиеся за выполнение штатных работ по подготовке к погружению.

* * *

Валентин Малинин дорабатывал последний год перед своей досрочной пенсией, которая ему была положена в совокупности за работу на севере и на морском промысле. Одну пенсию ему должно было платить государство, а вторую – Компания. Причем корпоративная пенсия в несколько раз превышала государственную и кроме морского стажа и уровня последней зарплаты определялась заслугами человека перед самой Компанией. До сегодняшнего события Малинин рассчитывал на максимальный коэффициент. Это позволило бы ему вполне безбедно прожить остаток жизни, занимаясь любимыми увлечениями, дачным участком и подрастающими внуками. Но Малинин был человеком адекватным, рассуждал здраво и вполне понимал, что в цепочке людей, которые ответят своими должностями за сегодняшнюю аварию, он будет крайним. И ему не только не видать теперь высший коэффициент к корпоративной пенсии, а дай бог срок по статье за преступную халатность не получить. И никому не докажешь, что ты ни причем, что ежедневно и ежечасно все проверял и перепроверял, а что где-то там замкнуло – не твоя вина. Нужно обязательно найти и наказать виновного – такие нынче нравы. Впрочем, в России они всегда такими были. Главное – найти стрелочника и отвести удар от себя. Ну что же, он все равно должен исполнять свои обязанности честно и добросовестно и сделать так, чтобы ни один человек не пострадал. Тогда и по его поводу не будет шумных обвинений и упреков.

Сказать по правде Малинин сильно растерялся поначалу и не мог правильно выстроить свои действия в критической ситуации. Сильно помог этот пацан Андрей. Удивительно, откуда у него столько эрудиции, смекалки и самообладания в таком возрасте? Обычно таких не любят и презрительно называют «выскочки». Но к Андрею такого отношения окружающих не было. Наверное потому, что он не «кичился» своими достижениями, а в повседневной обстановке был обычным парнем и приятным собеседником. Другим, жестким и властным, он становился только в критические минуты, когда брал на себя непомерный груз ответственности. Но в такой обстановке по-другому никак нельзя. А потом это снова был обычный человек и хороший товарищ. Только интересы у него не как у других. «Козла» забить да в картишки перекинуться в свободную минуту – не для него. Зря попусту не тратит ни одной минуты – все чего-то выдумывает, изучает, спрашивает о технических мелочах.

Хотел бы Малинин, чтобы его собственный сын был похож на Андрея. А ведь они действительно одногодки. Но тот сидит на шее отца. А сам занимается каким-то мелким сомнительным бизнесом, приносящим одни убытки да проблемы в семью. Свою семью еще не завел, да и с таким подходом к жизни не справится он с семьей покуда. Ответственности не научился. Кидается то в одно, то в другое дело, бросая начатое на пол пути и ничего не доводя до конца. А гонору-то сколько. Малинин поймал себя на мысли, что относится к Андрею как к сыну. И когда сорвался давеча, прикрикнув на него, так это опять же по-отечески.

Впрочем, теперь Малинин должен распоряжаться здесь один без Андрея, а ситуация пока еще очень даже напряженная. Но теперь он принял пост, и вся нерешительность и сомнения исчезли. Тут эфир прервал размышления Малинина:

– Внимание, я пилот «Кедра-1». Покидаю борт и прошу помощи.

«Вот так, значит все-таки вылетали весь бак, пока пытались к нам сесть», – подумал Малинин, а в слух произнес:

– Максимов, следуй за вертолетом и сразу же подбери пилота из воды.

– Так точно, уже следую за ним, ситуация под контролем. Барков на пожарном судне следует за мной на расстоянии около мили.

Малинин представил падающую в это мгновение в море тяжелую машину, и ему стало не по себе. Выпрыгнуть из вертолета не так-то просто. Надо умудриться, чтобы тебя при этом лопастью не задело. Скорее всего, это лучше делать уже в первое мгновение в воде. Винт тут же остановится, а в спасательном жилете пилота через мгновение тут же вытолкнет на поверхность. А может у них катапульты есть, как на военных самолетах? Этого Малинин не знал.

– Максимов, ну что там с пилотом? – не удержался Малинин.

– Пилот на воде, жив, пытаемся его взять на борт через гибкую лестницу. Однако ветер и волнение сильное, не можем опуститься ниже.

– Давай, Максимов, поскорей. А то он замерзнет.

– Вряд ли получится, очень рискованно, сами вот-вот нырнем. Думаю, Барков на пожарном судне через минуту будет и его без особых проблем вытащит.

И тут связь прервалась. Все. Аккумуляторная группа центрального пульта исчерпала свой ресурс энергии. Погасла и единственная лампа аварийного освещения. Если бы это было ночью, центральная диспетчерская погрузилась бы во тьму. Но за окном был день. Остатки солнечного света, едва пробивающиеся сквозь плотную пелену облаков, дождя и брызг, освещали бушующую серую морскую поверхность. В помещении центральной диспетчерской царил полумрак благодаря пробивающимся через иллюминаторы остаткам света пасмурного хмурого дня.

– Малахов, давай нашу резервную связь, – произнес Малинин, – она в порядке?

–Да, Валентин Петрович, мы же с Вами вместе ее установили и проверили полчаса назад. Только мощность слабовата, но здесь в пределах нашей зоны Вас должны слышать нормально.

Малинин тут же схватил резервную трубку и прокричал:

– Максимов, докладывай обстановку каждую минуту. Как меня слышишь? Прием.

– Слышу Вас хуже, но понять можно. Докладываю, что Барков завершает операцию по спасению пилота. Он уже у них на борту. Какие будут распоряжения?

У Малинина сразу отлегло.

– Следуйте с Барковым к местам базирования – каждый к своей платформе, – ответил Максимов, – а то при таком шторме проблем с вами нам еще не хватало.

– Группу Николаева на тушение пожара уже не забрасывать? – поинтересовался Максимов.

– Нет, не надо, теперь майор пусть работает со своей командой, а людей им в помощь мы здесь найдем.

– Вас понял, возвращаюсь на базу.

Малинин перевел дух. И тут, наконец, подоспел Лавров.

– Валентин Петрович! – обратился он к Малинину. – Проложили резервную линию к дизельному генератору и пока можем гарантировать подключение только нескольких насосов для подачи забортной воды в пожарные гидранты.

– Слава богу, а что с остальными нагрузками? На сколько у Вас мощности хватит?

– Да мощности-то пока хватит, если по минимуму расходовать. Будем теперь пытаться запустить основной дизельный генератор, и тогда по мощности ограничений не будет. Но центральная распределительная ведь сгорела. Придется концы по отдельности искать, а это – время и немалое.

– Хорошо. Кроме насосов обеспечьте в первую очередь бортовую связь. Это самое необходимое для восстановления управления.

– Вас понял, постараемся.

Теперь Малинин не сомневался, что с остатками пожара они справятся. Осталась еще крупная нерешенная проблема, которая угрожала платформе – это незакрепленный крепежный конец. И это в условиях 8-балльного шторма представляло серьезную опасность. Но этой проблемой занялись Андрей с Вадимом, и Малинин верил в них.

– Давайте, сынки, не подкачайте, – дал он им мысленное напутствие.

* * *

Андрей с трудом пробирался по темным коридорам к отсеку с батискафом, благо он хорошо предварительно изучил маршрут по схеме, да и бывал здесь раньше неоднократно. Тем не менее, путь у него занял немало времени. Наконец, он добрался до нужной переборки и открыл дверь. Здесь инженер Васильев и техник Макаренко трудились над подготовкой машины к погружению. Вадим, видимо уже был внутри батискафа, крышка люка была открыта.

– Привет, мужики, долго ли еще?

– Да нет, минут через пять будем готовы.

– Отлично, я переоденусь пока.

Тут из люка выглянул Вадим и, увидев Андрея, поздоровался:

– Здравствуй, Андрюха. Ты уже здесь? А как там с пожаром? Кто командует?

– Надеюсь, теперь с военными управятся. А Малинин по должности за всем остальным проследит. Теперь у нас здесь с тобой передний край.

– А что мы с тобой вниз пойдем? – поинтересовался Вадим.

– Конечно, а как же иначе? Или ты против моей кандидатуры?

– Да нет, почему? Я не против. Ты же у нас на все руки.

– Не ерничай, Вадик. Мало ли что там внизу произошло? Я должен, по крайней мере, все увидеть своими глазами. Может быть, что-то придется придумывать.

– Да, на придумки ты силен, ничего не скажешь, – то ли всерьез, то ли вновь съязвил Вадим.

– Ну вот, ты опять.

– Да нет, я серьезно.

– Ну, тогда я переодеваюсь и к тебе.

– Давай.

На стене зазвонил телефон бортовой связи.

– Надо же работает, – удивился Андрей. – Алло, Мартынов слушает, – сказал он уже в трубку.

– Андрюша, будьте осторожны, умоляю Вас, – услышал он неожиданно по-отечески теплый голос Малинина.

Андрею вновь стало не по себе от того, что он всего полчаса назад так жестко разговаривал с этим человеком, на которого разом свалились все проблемы.

– Повторяю, не волнуйтесь, Валентин Петрович. Мы все сделаем как надо. А что связь уже действует, получается?

– Да, они протянули автономное питание от резервного генератора к насосам и на блок связи. С остальным пока не разобрались.

– Это самое главное. А что там с пожаром?

– Да теперь, думаю, затушат. Очаг локализовали, и уже все пошло на спад.

– Вот видите, надо было мне Вам не мешать, и все давно закончилось бы.

– Что ты, сынок. Ты все правильно сделал.

Андрей почувствовал, что Малинин совсем как-то разволновался. Наверное, нервы стали у мужика понемногу отпускать после такого стресса, и он расчувствовался. Андрей ответил в трубку:

– Ну, хорошо, Валентин Петрович, давайте завершайте там наверху, а мы внизу разбираться будем. Через минуту стартуем.

– Удачи.

– Спасибо, и Вам того же.

Андрей спустился в батискаф, задраил люк и занял место рядом с Вадимом.

– Ну что, Вадик, поехали?

– Поехали, – ответил Вадим, преодолев волнение и почувствовав себя спокойнее рядом с уверенным Андреем.

– Ну, так давай, трогай. Ты же у нас мастер-пилот подводного мира, – то ли шутя, то ли серьезно произнес Андрей.

Вадим потянул ручку регулятора глубины на себя, и они начали погружение в холодную морскую пучину. У поверхности батискаф несколько раз качнуло на волнах штормового моря, но уже на глубине двух десятков метров все было тихо и темно. Слабый свет пасмурного дня сюда уже почти не проникал. А на 100-метровой глубине была уже абсолютная темнота. Вадим включил прожекторы, но чернота от этого казалась еще более густой. Изредка свет выхватывал каких-то рыбин странного вида, а то и вовсе неизвестных морских обитателей причудливой формы. Даже здесь в этой холодной арктической стихии на глубине течет своя жизнь, подвластная своим законам. Но человек своим присутствием и сюда вмешивается все больше и больше, мешая матушке-природе самой хозяйничать в своих владениях.

Стрелка датчика глубины достигла отметки 300 метров. Андрей как будто физически ощущал то мощное давление, которое испытывал на себе корпус батискафа. Вадим прекратил вертикальное погружение и включил самый малый ход. Дальше при движении он уже работал рулями глубины, продолжая медленно погружаться наподобие того, как это делает самолет при посадке с помощью специальных закрылков, выполняющих функции рулей высоты. При этом он держал курс 290 по компасу в направлении на северо-запад: к донной плите, где предположительно сорвало крепление троса платформы. На зеленовато-голубом экране это место было обозначено красной точкой, а местоположение батискафа – розовой. Было видно, как эти точки постепенно сближались. Наконец, судя по экрану, расстояние между батискафом и плитой составило всего 50 метров. Вадим прекратил движение вперед и уже совсем медленно спустил аппарат почти к самому дну, «зависнув» в двух метрах от него. Дальше спускаться на самое дно было ни к чему, поскольку при движении, даже самом медленном, взмучивался ил, и резко сокращалась видимость.

– Молодец, не ожидал, что ты так мастерски батискафом управляешь, – сказал Андрей.

– Погоди, самое сложное еще впереди, – ответил Вадим, по-прежнему находившийся в сильном напряжении.

Он включил прожекторы на полную мощность, и взгляду открылась в отдалении донная плита с запорным механизмом. Вадим начал медленное движение вперед, и остановил аппарат в десяти метрах от цели.

Та-а-к, – произнес Андрей, осматривая неисправную конструкцию, – понятно, но, честно говоря, не совсем. Давай-ка попробуй медленно обойти ее по кругу как можно ближе.

– Легко сказать, – ответил Вадим, – ты думаешь это тебе велосипед или автомобиль, на которых можно вокруг столба объехать? Видел, как суда на реке разворачиваются или швартуются? Так там в десять раз проще, чем здесь. Там все происходит в одной плоскости – на поверхности воды. И поди попроси этих судоводителей объехать на своих посудинах вокруг столба, да еще как можно ближе.

– Ну, ты все же попробуй, – попросил Андрей, – без претензий, как получится.

Вадим еще долго ворчал себе что-то под нос, но начал выполнять запрошенный Андреем маневр. И получилось это у него очень даже неплохо.

После кругового осмотра Андрей составил общее представление о характере повреждения. Хомут замка, как ни странно, оказался незакрытым: на него не была накинута фиксирующая перемычка. Причем это произошло сравнительно давно, если вообще не при монтаже платформы. В результате, когда обесточилась платформа натяжение троса ослабло, и тросовая петля попросту выпала при качке платформы через это незакрытое перемычкой отверстие в хомуте.

– Теперь понятно, – сказал Андрей, – Ну что, давай искать конец с петлей.

– Думаю, это не самое сложное, – ответил Вадим, – будем двигаться у дна в направлении платформы и точно не пропустим.

Действительно, ведь под собственной тяжестью толстый многотонный трос будет стремиться занять вертикальное положение, но за счет большей длины застрянет где-то посередине, когда на дне будет лежать существенная его часть.

Так и произошло. Вскоре в свете прожектора они увидели лежащую на дне петлю многотонного троса.

– Надо захватить петлю манипулятором, – сказал Вадим, – и тащить ее прямо до места крепления. Тебе тоже придется поучаствовать. Тут надо вдвоем.

– Давай командуй, – сказал Андрей, имевший минимальные навыки в управлении аппаратом.

– Я буду работать с манипулятором, а ты просто старайся удерживать машину на месте, пока я захвачу петлю.

– Попробую.

На конце манипулятора имелось несколько насадок для различных операций. Вадим сделал активной ту насадку, которая была похожа на своеобразную защелку. Затем он выдвинул стрелу манипулятора вперед, слегка заглубил ее в ил, поддел петлю, поймал трос в защелку и закрыл ее. Все получилось с первой попытки.

– Готово, – произнес Вадим, – теперь назад к плите. Сам справишься или мне взять управление?

– Да попробую, – ответил Андрей.

Он включил двигатель задним ходом, и тяжелый трос медленно пополз за батискафом, взмучивая ил, в результате чего видимость резко упала.

– Больно тяжела эта штука для нашего аппарата, дотащим ли до места? – засомневался Андрей.

– Да пока идет, но по мере удаления от платформы натяжение будет возрастать и нам непросто будет на плите поймать ее в хомут, – ответил Вадим.

И действительно уже через пару минут, когда до цели оставалось еще больше 50 метров, трос натянулся, и батискаф только вхолостую работал двигателем, оставаясь практически на месте.

– Надо передать на платформу, чтобы трос немного стравили и дали слабину. Это возможно, у них там на лебедке запас метров сто, – сказал Андрей.

– Но ведь на лебедке еще нет питания, – возразил Вадим.

– Там предусмотрено механическое вращение барабана на гидравлике, – пояснил Андрей.

– Тогда тебе и карты в руки, вот переговорное гидроакустическое устройство. Радиус надежного действия под водой – всего до трех километров. Там инженер Васильев постоянно на связи. Только не забудь, что это не радиосвязь, которая под водой не работает. Надо говорить короткие четкие слова с паузами, иначе при больших шумах моря и двигателей судов тебя будет не разобрать. Устройство трансформирует твою речь в цифровой код, и этот кодированный гидроакустический сигнал преобразуется на том конце в человеческую речь, но произносимую «компьютерным голосом».

– Да я помню, – сказал Андрей и взял в руки микрофон.

– Стравите трос с лебедки на 100 метров. Как поняли? Прием. – Четко произнес Андрей слова с паузами.

– Вас понял, выполняю, – услышал он в ответ совершенно неузнаваемый голос Васильева.

Ждать пришлось минут десять. Потом постепенно натяжение троса стало ослабевать, и батискаф медленно приблизился к плите.

– Ну что, давай бери на себя управление манипулятором, – сказал Вадим, – а мне придется управлять аппаратом с ювелирной точностью. Тебе лишь потребуется освободить зажим и отпустить трос из манипулятора, когда мы поймаем петлю в просвет замка на плите.

– Пожалуй, это мне по силам, – пошутил Андрей.

– Ну, тогда приступаем.

Просвет в замке был шириной не более 20 сантиметров, а диаметр стального троса лишь вполовину меньше. Но после трех попыток Вадиму удалось завести тросовую петлю в просвет.

– Все, отпускай, – скомандовал он Андрею.

– Сделано, – ответил Андрей, отпуская зажим манипулятора.

В свете прожектора они осматривали результаты выполненной работы, включив переднюю видеокамеру на максимальное увеличение.

– Пожалуй, при натяжении троса может выскочить, – заключил Андрей, и тогда вся работа насмарку. Надо как-то закрыть защелку хомута.

– Нет, манипулятором такую тонкую операцию никак не сделать, – ответил Вадим.

– Тогда я выйду в скафандре.

– Да ты что, у тебя навыков нет, это рискованно.

– Положим, допуск у меня есть, но после сдачи практического экзамена, я этим действительно не занимался. Опыт как раз и приобретается в таких ситуациях.

– Может быть, я пойду? – робко предложил себя Вадим.

– Нет, ты мастер-пилот аппарата. Вдруг что-то потребуется, – ответил Андрей и тоном, не требующим возражений, произнес, – Я пошел облачаться.

Он встал с кресла, открыл шкаф позади и начал процедуру одевания в тяжелые металлические доспехи. Самому было не справиться, и Вадим стал ему помогать.

– У нас не более 40 минут осталось по запасу воздуха и аккумуляторов, – произнес Вадим, взглянув на контрольную панель и защелкивая последний зажим на водолазном снаряжении Андрея. Тот в ответ только кивнул под сплошной стеклянной маской, закрывающей переднюю часть шлема.

Потом Андрей зашел в небольшую шлюзовую камеру и плотно задраил за собой люк. Опустил вниз специальный рычаг, и в камеру стала поступать холодная морская вода. Вот она уже дошла до пояса, до шеи, и, наконец, он увидел кромку воды сквозь стекло гермошлема. Дождавшись контрольного сигнала о заполнении всей камеры, Андрей открыл внешнюю дверь и ступил на илистое морское дно. В руках у него был металлический кейс с минимальным набором инструментов. Осмотревшись, он не увидел вокруг ничего кроме сплошной темноты. И только донная плита с запорным устройством виднелась в свете прожекторов батискафа. Ощущение было не из приятных. Медленно перемещая ноги в тяжелых металлических ботинках, Андрей двинулся к плите. Двигать руками и ногами, облаченными в металлические доспехи, в сплошной водной толще было непросто. Да еще ощущалось подводное течение с левой стороны, и приходилось его преодолевать. Но Андрей быстро привык к новым ощущениям и уже через пять минут добрался до металлической лестницы, приваренной к донной плите. Медленно, шаг за шагом он преодолел несколько ступенек, и оказался на поверхности плиты. Осмотрев запорное устройство, Андрей убедился, что тросовая петля находится на месте. Оставалось лишь закрыть имеющийся просвет довольно тяжелой защелкой, внешне напоминавшей собой защелку браслета наручных часов. Только размером она была около метра. Если ее зафиксировать, тогда уже трос не выскочит из замка. Операция казалась несложной. Взглянув дальше на освещенную часть дна, он увидел, что трос спокойно лежит без натяга на дне. На платформе дали даже излишнюю «слабину». Надо предупредить их, чтобы потом подматывали постепенно и без рывков.

Оценив обстановку, Андрей приступил к выполнению задачи. Течение слегка мешало и приходилось все время искать положение поудобнее, упираясь локтем или становясь на колено. Андрей сначала попытался просто закрыть тяжелую защелку, приподняв ее край двумя руками и накинув ее по месту на противоположную часть замка. Но она плохо поддавалась. Видимо, заклинила ось. Он достал из ящика небольшую кувалду, чтобы, слегка ударяя ей, привести механизм в рабочее положение. Но свет прожекторов батискафа слепил глаза, и в этих условиях было плохо видно куда лучше ударить. Он сделал знак Вадиму, чтобы тот сменил угол освещения. Вадим переместил подводный аппарат левее, замок стал хорошо виден Андрею, и сразу стало понятно, что делать. Слегка подбивая кувалдой, он вывел защелку из заклиненного положения, повернул ее в углубление по месту и зафиксировал металлическим стержнем. В принципе работа была завершена. Но в любом случае надо дать предписание бригаде подводных слесарей провести дополнительные профилактические работы. Андрей решил проверить еще раз свою работу, но в этот момент стало происходить что-то совершенно непонятное. Огни батискафа вдруг резко дернулись с места, а сам батискаф взметнулся вверх. Спустя мгновение так рвануло трос в замке, что Андрею показалось, что сорвет все это тяжелое железобетонное сооружение. Его самого отбросило тросом в сторону и сильно ударило о плиту, да так, что он, похоже, потерял сознание. Мелькнула мысль, что сейчас от удара треснет плотная обшивка скафандра и под мощным давлением вода его просто раздавит. Но спустя несколько мгновений он очнулся и понял, что скафандр держит давление, а он лежит, распластавшись на плите. Голова сильно гудела. Он попытался встать, но у него получилось лишь слегка приподняться на локтях. При этом он тут же ощутил резкую боль в спине и вынужден был снова лечь. Андрею показалось, что он не вполне чувствует правую ногу. Он попытался пошевелить пальцами ноги. Кажется, ему это удалось, но совсем немного. На полную нога явно не работала. Осмотревшись, насколько это возможно лежа, Андрей увидел, что трос предельно натянут, а батискаф оказался висящим в вертикальном положении где-то в двух десятках метров выше. При этом свет его прожекторов упирался в дно метрах в пятидесяти от плиты. Андрею сразу стало понятно, что произошло.

Когда Вадим перемещал подводный аппарат по просьбе Андрея для лучшей подсветки, он, видимо, оказался над тросом, лежащим на дне. Трос неожиданно натянулся (наверное, появилось питание на платформе), зацепил за брюхо батискафа и вздернул его вверх. Сейчас он и висит «вниз головой» на тросе, зацепившись за него какой-то своей частью. Возможно, зацеплен гребной винт. Тогда дело плохо.

Однако, спустя минуту, на поверхности, видимо, заметили неладное после неожиданного включения питания. Трос на мгновение отпустили и снова натянули и повторили так несколько раз. После двух-трех таких «подергиваний» лебедкой, батискаф освободился и в вертикальном положении пошел наверх как поплавок. Андрею было понятно, что всплытие батискафа было неуправляемым. Скорее всего, Вадим, пытаясь до этого самостоятельно высвободить зацепившийся аппарат, наполнил воздухом балластные камеры, и батискаф встал вертикально.

Теперь, когда подводный аппарат всплыл, Андрей остался на дне совершенно один, а вокруг была только абсолютная темнота. Несмотря на внутренний подогрев скафандра, он мысленно ощущал холод окружающих водных масс. Чувствовалось и подводное течение. Чтобы в темноте не отнесло с плиты, Андрей попытался закрепиться между деталями запорного устройства. Надо было думать о дальнейших действиях. Выбора особого не было. Максимальный запас воздуха в баллонах скафандра рассчитан на полтора часа. Прошло уже минут сорок, и у Андрея осталось, в лучшем случае, около часа.

Остается лишь ждать помощи, если таковая может быть организована в тех условиях, какие сейчас на поверхности. Малинин, конечно, предпримет все возможное. Но батискафов больше на платформе нет, а тот, в котором они спустились с Вадимом, наверняка был серьезно поврежден тросом. Был еще батискаф на первой платформе, но он находился на профилактическом обслуживании и вряд ли мог быть подготовлен к спуску в считанные минуты. Разве что чудо, да напор Малинина могли спасти Андрея. Но никакие действия самого Андрея не могли привести к избавлению от подводного плена. Остается только ждать, а чего не известно. Неужели это все, и жизнь кончена? Какого-то страха или паники не было. Говорят, что человек перед смертью за несколько мгновений вспоминает всю свою жизнь. У Андрея этих мгновений впереди еще было достаточно, но сосредоточиться на воспоминаниях не получалось, а, скорее, не хотелось.

...Неизвестно сколько времени прошло. Возможно, стало не хватать кислорода, и Андрей попросту уснул. А, может быть, он забылся или даже потерял сознание от кислородного голодания? Этого было не определить. То ли во сне, то ли наяву он увидел какие-то огни среди этого черного подводного царства. Что это, батискаф Вадима или что-то еще? Нет, ничего нет, снова сплошная темнота, то ли на самом деле, то ли темнота в сознании.

* * *

Валентин Малинин, тем временем продолжал координировать все действия на платформе. После того, как группе Лаврова удалось, наконец, запустить хотя бы резервный дизельный генератор, военные пожарные вместе с помощниками из числа штатного состава промысла подключили насосы и приступили к тушению остатков пожара забортной водой. Дела у них шли на лад и скоро они должны были завершить свое дело. Разумеется, полностью восстановить работу промысла после случившегося было невозможно. Потребуется многомесячный ремонт с участием специальных бригад. Но даже сейчас маломощного дизель-генератора едва хватает на работу насосов и центрального пульта управления со связью. Для того чтобы обеспечить даже минимальный уровень функционирования основных систем жизнеобеспечения платформы этого недостаточно. Поэтому Лавров со своей группой уже в спокойном режиме продолжал попытки запустить главный дизель-генератор, а затем, минуя сгоревший распределительный блок, подключить самое необходимое бортовое оборудование.

Основным источником беспокойства Малинина оставался батискаф, в котором Вадим и Андрей работали на дне. Но с ними была крайне ограниченная связь по гидроакустике, осуществляемая через инженера Васильева, подготовившего аппарат к спуску.

Бортовая связь была восстановлена, и Малинин, набрав номер отсека Васильева, тут же услышал его голос:

– Инженер Васильев на связи.

– Как там у нас дела внизу? – поинтересовался Малинин.

– Все идет по плану. Андрей Михайлович сам крепит трос. Скоро должны завершить.

– Хорошо. Докладывайте обстановку каждые 15 минут, – распорядился Малинин.

– Вас понял, будет сделано, – ответил Васильев. Малинин присел на диван в диспетчерской, и впервые за прошедшие несколько часов прикрыл глаза и позволил себе расслабиться. Продолжающаяся нехарактерная качка немного убаюкивала, и в какой-то момент Малинин даже немного задремал. Но буквально тут же это забытье было прервано. Внезапно он почувствовал какой-то резкий рывок, от которого содрогнулась вся платформа. «Что это может быть? – подумал он, – не Лавров ли там чудит со своими пробными подключениями?».

Он тут же набрал Лаврова:

– Что там у вас происходит?

– Запустили основной генератор, и какие-то нагрузки оказались подключенными, несмотря на сгоревший распределительный блок, – ответил Лавров, – пока непонятно, какие именно.

– А мне, кажется, понятно какие, – произнес Малинин, – так дернуть мог только натянувшийся трос платформы. Неработающая лебедка подключилась и натянула трос. А там люди на дне работают. Отключай немедленно!

Малинин тут же набрал пост гидроакустической связи Васильева.

– Что там с нашими на дне? – крикнул почти срывающимся голосом Малинин.

– Информации нет, связь нарушена, – ответил Васильев.

Малинин почувствовал, что оправдались самые худшие его предположения.

Надо срочно что-то предпринимать, чтобы вызволить людей из подводного плена. Причем самых лучших людей. Малинин на миг увидел перед собой озабоченное и решительное лицо Андрея, к которому, сам не зная почему, час назад перед их погружением испытал теплые отеческие чувства. Но чем и как можно им помочь? Второго подводного аппарата на борту нет. Но он есть на первой платформе. Малинин тут же вышел в эфир:

– «Штокман-1», я «Штокман-2, прошу связи.

– Я «Штокман-1», вахтенный диспетчер Круглов на связи, – услышал Малинин в ответ.

Слава богу, на вахте оказался бывший однокашник Малинина Иван Круглов, с которым были дружны уже много лет.

– Иван, выручай, – уже без всякой субординации в эфире произнес Малинин, – у нас люди на дне работают на северо-западной донной плите. Связи с батискафом нет. Снарядите своих на помощь. Каждая минута на счету.

– Но у нас аппарат на профилактике, и не уверен, что сможем быстро его запустить.

– Сделай все возможное, прошу как друга. Я ведь никогда тебя ни о чем личном не просил, ты же знаешь. Люди погибнут.

– Хорошо, Валентин, мы сделаем все, что в наших силах, – услышал он ответ Круглова.

Он был уверен в Иване. Тот никогда не давал пустых обещаний.

Но что же все-таки там случилось у ребят?

* * *

Вадим наблюдал за работой Андрея на донной плите, и когда тот попросил знаками подсветить место работы с другой стороны, он переместил батискаф на несколько метров правее. При этом ни он, ни Андрей не обратили внимания на то, что ослабленный крепежный трос, лежащий на дне, оказался как раз под днищем батискафа. А если бы даже и заметили, то не придали бы этому значения.

Пока Вадим сидел в аппарате один, он вновь вспомнил об Оксане. Их многолетние взаимоотношения с Андреем не давали ему покоя. И хотя вчера при встрече с Андреем на платформе они вроде бы обо всем договорились, он никак не мог погасить в себе острое чувство ревности. Ну что же будет дальше? Оксана ни за что не сможет забыть Андрея, такого успешного и самостоятельного, особенно в сравнении с неуверенным и слегка закомплексованным Вадимом. Ну почему же так везет во всем этому Андрею? И притупившаяся, было, обида разыгралась в нем с новой силой. Нет, он не позволит играть собой!

Внезапно раздался резкий металлический скрежет, и последовал сильный рывок. Батискаф резко крутануло и вздернуло куда-то вверх. Вадим на мгновение потерял чувство ориентации в пространстве. Его самого сбросило с кресла пилота, сильно ударило о какую-то выступающую часть, после чего он почувствовал острую боль в правом боку. Затем вся эта круговерть так же неожиданно успокоилась. Но после всего происшедшего батискаф «висел» носом вниз, и Вадим оказался в крайне неудобном положении: он упирался животом в стол управления, а лбом в передний смотровой иллюминатор. Сзади за ним находилось закрепленное в полу кресло пилота. Сесть на него было невозможно. Это было бы похоже на то, что удалось бы в комнате взгромоздиться на стул, прикрепленный к потолку. Однако кресло было близко, и до него можно было дотянуться рукой. Бок нестерпимо болел: вероятно, было сломано ребро. В иллюминатор можно было увидеть освещенный прожекторами участок дна примерно метрах в двадцати внизу. Но донной плиты с оставшимся там Андреем в освещенном секторе видно не было. «Батискаф висит на крепежном тросе платформы», – мысленно сделал Вадим однозначный вывод. Надо было как-то выходить из ситуации и пытаться управлять аппаратом даже в этой неудобной позе. Он с трудом дотянулся до аппарата гидроакустической связи и включил тумблер передатчика, чтобы сообщить о случившемся на платформу. Зеленая лампочка на пульте, означавшая готовность аппарата к сеансу, не загорелась. Значит передающее устройство на корпусе повреждено тросом.

Затем Вадим попытался включить гребной винт и тем самым высвободить батискаф из троса. Что-то заскрежетало сзади, но потом все смолкло, и наступила абсолютная тишина. «Ну что, надо наполнить кингстоны воздухом на полное всплытие, и тогда, может быть, отцепимся? – подумал он, – Лишь бы компрессор работал». Он повернул рычаг и с удовлетворением услышал звук работающего компрессора, качающего воздух. Нос аппарата начал подниматься, прошел горизонтальное положение, а потом задрался кверху. Вадим оказался теперь прижатым к спинке своего кресла, а передние смотровые иллюминаторы были направлены вверх на водную поверхность, до которой было больше 300 метров, и дневной свет сюда не пробивался. Но батискаф так и не отцепился от троса. «Наверное, крепко зацепило за гребной винт», – подумал он.

Больше методов воздействия на ситуацию у Вадима не оставалось. Он стал просто ждать, и думы о своем спасении перемежались с переживаниями об Оксане. Холодеющая мысль о собственной смерти все неотступнее сверлила голову. О том, что еще большая опасность грозит Андрею, которому осталось воздуха совсем ненадолго, он даже не вспомнил.

Спустя несколько минут он опять почувствовал скрежет на корпусе, батискаф при этом качнуло. «Они там, на платформе трос резко отпускают и подматывают лебедкой», – подумал Вадим. Потом все это повторилось, и Вадим почувствовал, как аппарат немного прополз вверх по тросу. После очередной такой операции батискаф отцепился и стремительно как поплавок пошел к водной поверхности с ускорением. Через несколько мгновений Вадим ощутил, как неуправляемый батискаф уже раскачивался на поверхности штормового моря. В иллюминатор проглядывал свет хмурого дня. Потом он понял, что аппарат взяли на буксир, и через несколько минут они оказались в специальном защищенном от волн отсеке платформы. Понимая, что спасен, он думал теперь только об Оксане.

«Значит, так бог распорядился, и я теперь буду с ней, – ликовал Вадим, – должно ведь и мне когда-то повезти». О том, что это везение могло быть достигнуто ценой смерти бывшего друга, он старался не вспоминать. И вообще круговорот противоречивых мыслей закружился в голове Вадима, и он был уже не в состоянии ими управлять. Наконец, люк батискафа открыли снаружи. Он увидел лицо Малинина и услышал его голос:

– Где Андрей? Ты оставил его?

Вадим попытался ответить что-то вроде того, что он не виноват, и все само так случилось. Но в результате он почему-то не мог произнести ни слова в ответ и лишь довольно глупо улыбался.

«Видать, парень свихнулся, – подумал Мали-нин, – и лучше его пока не трогать». Остается только надеяться на Круглова, что тот подготовил со своими ребятами батискаф с первой платформы, и они уже пошли на выручку Андрею. По словам Васильева, воздуха в скафандре у того еще минут на сорок.

* * *

Андрей открыл глаза, и первое, что увидел – это симпатичное лицо молодой женщины. А голос ее был еще более приятным.

– Ну, что, наш легендарный герой пришел в себя?

Андрей пока совсем еще плохо соображал и не вполне отдавал себе отчет в том, что происходит и где он находится. К тому же дышать было тяжеловато. Казалось, воздуха не совсем хватает.

– А, собственно, что со мной и где я?

– Голубчик, да Вам просто повезло. Вы, считай, заново родились, так что впереди у Вас новая жизнь.

Андрей, правда, почти ничего не помнил о старой своей жизни. Кем же он был и что делал там? Он старался припомнить какие-то детали, но они все время ускользали. В памяти возникло лицо молодой девушки. Кто она, и кем приходится Андрею? Ах, да это Оксана. Но сейчас это был всего лишь какой-то отвлеченный образ. Любит ли он ее? Нет, он не может этого сказать определенно. Потом вспомнилось бесконечное море, платформы посреди воды, какие-то пульты, устройства, аппараты. Но дальше память упорно не пускала. Андрей все время куда-то летел на самолетах, опаздывал, догонял то ли самого себя, то ли кого-то еще и опять опаздывал. Но чего-то радостного и светлого в воспоминаниях не было.

Разбудившая его девушка была настолько доброжелательна и приятна, что Андрей подумал, что вот с ней он, пожалуй, не прочь начать новую жизнь. Он еще раз взглянул в веселые, и, как ему показалась, немного озорные глаза необычайно молодой докторши.

– Доктор, а Вас как зовут?

– Валя.

– А вы поможете мне начать эту новую жизнь? Мне кажется, что без Вас у меня ничего не получится. Я, наверняка, опять окажусь в старой. А мне туда не так уж и хочется.

– Надо же, какой Вы быстрый. Сначала давайте Вас на ноги поставим, а потом сами будете разбираться со своей жизнью.

–Ну, все же, Валя, вы оставите мне надежду?

В ответ она только произнесла:

– На сегодня Вам хватит эмоций, отдыхайте.

Но ее озорные глаза не сказали «нет», это точно...

Четвертая экспедиция

Павел лежал, откинувшись в кресле малого пассажирского салона, и находился как бы в промежуточном состоянии между бодрствованием и сном. Двигателей почти не было слышно, ощущалось лишь легкое покачивание, которое убаюкивало и склоняло чашу весов, скорее, в сторону сна. В сознании всплывали отдельные фрагменты реальных жизненных эпизодов, перемежающихся порой явными сновидениями с непонятными персонажами и ситуациями.

Павел всю жизнь посвятил геофизике, познавая тайны земных глубин с помощью разных методов и приборов. Наука эта зародилась давно. Проводя измерения различных полей и сигналов, прошедших через глубинные структуры, геофизикам удавалось уже в конце XX века иметь что-то похожее на фотографии земных недр, да еще иногда получать косвенную информацию о составе горных пород, слагающих эти недра. Тогда разведочная геофизика, и особенно сейсморазведка, наиболее широко использовалась во всем мире для поисков месторождений нефти и газа. Но сейчас в современных условиях возможности ее стали намного шире. О внутренней структуре других планет, и, прежде всего, ближайшего нашего спутника – Луны, люди узнают теперь, в основном, от геофизиков. И вклад самого Павла в это дело за последнее десятилетие был немалым. Он одним из первых российских сейсморазведчиков оказался в составе отряда космонавтов, когда серьезно встал вопрос о международном освоении лунных недр. Он же участвовал в разработке специальных лунных сейсмоприемников и регистрирующей аппаратуры, способных работать в условиях сильных контрастов лунных температур при полном отсутствии там атмосферы.

Правильнее, лунных геофизиков надо было бы называть селенофизиками, заменив в этом сложном слове «гео», означающее землю, на «селену», соответствующую Луне. Однако такое название старой профессии у россиян пока не прижилось, да и количество профильных специалистов по стране исчислялось первым десятком. У американцев же, это стало официальным названием специализации, хотя и их тоже было немного, и все они готовились пока только в Колорадской горной школе. Все ученые и специалисты в мире, занимающиеся этими исследованиями фактически знали друг друга не только по научным публикациям, но и лично. С некоторых пор ведущие мировые космические державы перестали жестко конкурировать в отдельных дорогостоящих космических проектах, а объединили научные и финансовые усилия в рамках нескольких долгосрочных программ.

Вот и сейчас Павел летел в транспортном космическом корабле «Селена-10» вместе со старыми знакомыми: американцем Полом и китайцем Линем. Кроме них, правда, в другом салоне, летело еще с десяток человек, но то уже были астрофизики, связисты и механики, меняющие вахту на основной международной лунной станции. Павел никого из них не знал. А с Полом и Линем он уже бывал раньше на Луне. Причем с Полом они уже были вместе дважды. В первый раз восемь лет назад во время своей первой лунной экспедиции. Пол тогда был еще молодым и начинающим селенофизиком. Кроме того, в этом же составе втроем они были в последнем рейсе полтора года назад. И тот и другой показали себя нормальными парнями, не боящимися никакой тяжелой работы, которая всегда случается в дальних рейсах при ограниченном числе специалистов и рабочих рук.

Это была четвертая экспедиция Павла на Луну. Для себя он твердо решил, что она будет последней, поскольку возраст уже перевалил за пятьдесят, да и пора опытом с другими делиться, молодежь подучить уму-разуму, как в своем университете, так и в отряде космонавтов, чтобы было кому дело передать.

Павел любил свою профессию, но попал в нее, можно сказать, случайно. Отец его был уникальным специалистом в морской нефтегазодобыче. Он сейчас уже в весьма преклонном возрасте, но до сих пор к нему за консультациями часто обращаются ведущие мировые компании. Да к тому же отец, как человек беспокойный, не может без дела сидеть и преподает специальные дисциплины студентам технического университета. Другие ближайшие родственники Павла были еще дальше от геофизики: мама – врач, дед – математик, бабушка – лингвист. Поэтому ничто в повседневной жизни не предрасполагало Павла к выбору этой специальности.

Как-то, еще будучи школьником, он залез на чердак их семейной дачи в ближнем Подмосковье и стал разбирать старые книги. Неожиданно обнаружил несколько пожелтевших от времени книг своего прадеда, как выяснилось известного геофизика начала XXI века. Кроме научных монографий там была и одна книжечка о людях геологических профессий на рубеже тысячелетий, написанная прадедом уже очень давно. Павел запоем прочитал ее, и это определило его дальнейшую судьбу. Он решил во чтобы то ни стало стать геофизиком. И он стал им, причем сначала геофизиком, а потом в расцвете своей профессиональной карьеры еще и селенофизиком. А заинтересовавшись Луной, он впоследствии самостоятельно освоил и несколько смежных геологических специальностей. Проводил дни и ночи в архивах и лабораториях старых академических институтов и даже разыскал первые отчеты ИГЕМА, где еще в двадцатом веке были детально исследованы первые образцы лунного грунта. Было столько не похожих на земные минеральных образований, что вопросов об их природе возникало больше, чем ответов. Надо сказать, что за сто с лишним лет ответов стало ненамного больше. С каждой следующей экспедицией Луна преподносила новые сюрпризы.

* * *

После легкого толчка Павел все же проснулся. Видимо, сработала система метеоритной защиты, резко изменив курс корабля, предотвращая столкновение с каким-нибудь неизвестным предметом. Пол и Линь мирно дремали в соседних креслах. «Вот, что значит молодые: спят как сурки всю дорогу, – подумал Павел, – а тут, понимаешь, едва глаза сомкнешь, тут же просыпаешься от любой мелочи».

Он с симпатией относился к обоим. По системе психологических тестов они оказались наиболее совместимой тройкой для выполнения непростой задачи по трехмерному просвечиванию разными геофизическими методами участка лунных недр в районе сочленения моря Дождей и океана Бурь. Да и не только в результатах тестов дело...

В иллюминаторе Луна уже была размером примерно в пять солнечных диаметров, а это значит, что еще осталось семь-восемь часов до выхода «Селены-10» на окололунную орбиту. Самое время отоспаться, но сон не шел.

Мысли все возвращались домой. Как-то грустно расстались в этот раз с Натальей, с которой прожили больше двадцати лет, но что-то в последнее время отношения не вполне складывались. Она давно настаивала на том, что пора прекратить эти космические вылазки, надо детьми больше заниматься в этот сложный для них период: сын Михаил школу заканчивает, а дочь Анюта вдруг замуж собралась на третьем курсе. Все бы ничего, но ее жених Виктор казался Наталье проблемным парнем. И когда Павел сказал ей, что лучше не вмешиваться – сами разберутся, Наталья обиделась и вспылила: «Тебе на всех нас наплевать! Лишь бы опять от нас скрыться». Однако все было совсем не так: Павлу были дороги все свои домочадцы, но виделся он с ними действительно совсем немного. Что поделать – профессия: полгода в экспедициях, полгода дома, да и то в ожидании и подготовке к следующей. Так что дети росли, в основном, с Натальей, все время ожидая возвращения папы из дальних странствий. Но от этого взаимная любовь и уважение в семье нисколько не ослабевали. Они всегда были главной ценностью для Павла. И он действительно решил, что летит в последний раз. Ему не давал покоя тот загадочный небольшой объект размером всего в несколько сотен метров на глубине полутора километров под лунной поверхностью. В прошлом году при проведении ими предварительной трехмерной сейсмической съемки объект был отмечен как зона тени, через которую почти не проходили акустические сигналы. Природа его была совершенно не ясна. Да и вообще на Луне неожиданностей оказалось гораздо больше, чем предполагали раньше. Но по поводу этого неизвестного геологического тела в лунных недрах Павел вместе с откровенной почти мальчишеской любознательностью испытывал необъяснимую тревогу. На подсознательном уровне казалось, что там таится какая-то опасность, от которой надо держаться подальше. Однако ни в каких физических полях или естественных излучениях ничего опасного пока зарегистрировано не было. Скорее всего, Павел все это придумал сам себе.

Мысли Павла прервал проснувшийся Пол:

– Что, тезка, не спится?

По-английски имя Павла тоже звучало как Пол, А еще Полу нравилось необычное для американского уха звучание слова «тезка», и он часто так обращался к Павлу.

– Да, что-то не спится, – ответил Павел.

– А ты поменьше терзай себя несуществующими проблемами, и спать будешь хорошо. Учись у нас, американцев. Мы всегда говорим, что все «о-кей», даже если что-то не так. И оно само собой как-то устраивается. А если все время заниматься самоанализом и ждать неприятностей, проблемы только притягиваются. Как вы, русские, говорите: «Беду накличешь».

– Пожалуй, ты прав, – ответил Павел.

– Не пожалуй, а точно.

– Ну хорошо, соглашусь с тобой, – ответил Павел, чтобы не продолжать эту словесную пикировку, для которой сейчас не было настроения. – Ты лучше скажи, что ты думаешь по поводу нашей прошлогодней лунной «штуки», которую мы тогда обнаружили и теперь три месяца подряд будем снова ею заниматься?

– Я не раз думал об этом. Не знаю. Жаль, если это будет обычный лунный риголит [1] , только сильно уплотненный по какой-то причине.

– Да не похоже, больно границы четкие. Все же это какое-то инородное образование, – возразил Павел.

– Согласен, скорее всего, это так, – ответил Пол, – нам и предстоит теперь это выяснить.

– Думаешь, ваш новый лазерный анализатор нам поможет?

– И не только он. Вон сколько новой аппаратуры нам приготовили. Мы три месяца назад в Мексиканских Андах все это испытали. Результаты поразительные. Теперь и скважин бурить не обязательно, чтобы узнать минеральный состав тел на глубине до трех километров. Результаты практически полностью совпали с прямыми измерениями на образцах керна, извлеченных из скважин.

– Да, я читал ваши отчеты, – сказал Павел, – и краткосрочные курсы с этой аппаратурой прошел перед полетом. Действительно, это прорыв. Кто бы мог подумать еще несколько лет назад, что такое возможно?

– Я несколько раз контактировал с конструкторами, – продолжал Пол, – консультировал их как геофизик. Там в группе было двое ваших москвичей-лазерщиков, а электронщики почти все японцы, как водится.

– Да, я знаю одного из наших из физтеха. Он говорил, что есть проблемы с лазером для Луны при полном отсутствии атмосферы. Они рассматривали несколько вариантов. А еще были проблемы с термозащитой в связи с большой разницей ночных и дневных температур.

–Я в курсе. Но вроде бы все испытания в боксах прошли успешно, и никаких неожиданностей нам не обещали.

– Да, думаю, все будет «о-кей», – ответил Павел на американский манер, хотя чувство неясной тревоги не покинуло его окончательно, несмотря на оптимизм американского тезки.

– Ну вот, ты делаешь успехи, – произнес Пол, – когда есть настрой на удачу, она непременно придет.

– Будем надеяться.

После этого небольшого разговора к Павлу пришло некоторое душевное успокоение, и он вновь задремал.

* * *

Проснулся Павел от звука двигателей торможения: «Селена-10» вышла на орбиту на расстоянии примерно ста километров от лунной поверхности и уже на следующем витке должна была произвести посадку. Пол и Линь давно бодрствовали, сражаясь в электронные шахматы. Судя по всему, китаец выигрывал.

– С добрым утром, – произнес китаец, обращаясь к Павлу.

– Привет, Линь, – ответил Павел, – а как ты определил, что сейчас утро? На Луне совсем другие сутки, а на Земле у каждого пояса свое утро.

– Да собственно, по Гринвичу, сейчас 8 утра, и наше экспедиционное расписание, как ты помнишь, теперь все три месяца будет только по Гринвичу, – ответил Линь.

– Да, я помню. Но никак не могу приспособиться к другому масштабу времени и нашей условности понятий «день» и «ночь».

– Однако, надо, – по-восточному ответил Линь, почему-то напомнив Павлу старые анекдоты про мудрых чукчей.

Меж тем до посадки оставались считанные минуты. В иллюминаторе уже отчетливо можно было наблюдать детали лунной поверхности, которые довольно быстро менялись по мере движения корабля: от невысоких вытянутых горных хребтов до обширных базальтовых равнин лунных «морей». Корабль переходил на ночную сторону Луны, тени от хребтов и возвышенностей постепенно удлинялись, и, наконец, перешли в одну сплошную большую ночную тень. Однако, присмотревшись, можно было различить наиболее заметные детали, освещенные бело-голубоватым отраженным светом Земли, огромный диск которой торжественно светился на черном лунном небе.

Наконец, сработали двигатели мягкой посадки, и корабль, выйдя из ночной тени, прилунился на утренней стороне. В отсутствие атмосферы пыль быстро осела. Было очень непривычно наблюдать в иллюминатор низкое солнце над горизонтом на фоне черного звездного неба. Невдалеке виднелось небольшое здание под куполом – что-то вроде земного аэропорта, только намного меньше, которое здесь называлось лунопортом. В нем же находилась и одна из двух стационарных лунных баз с разнообразным персоналом, от инженерно-технического до сервисного и медицинского.

– Ну вот и прибыли, – произнес Пол.

– Не совсем еще, – ответил Линь, – до нашей базы не меньше трех часов на луноходе. По восточным обычаям не следует словами торопить события.

– Да, трястись придется долго, – согласился Пол. – Хорошо тут наш вес в шесть раз меньше земного, иначе получили бы синяков на известные места при такой дороге. И чего они не сделают амортизаторы в луноходах помягче?

– Нельзя, проходимость по камням меньше будет, а тут одни камни, – пояснил китаец, который имел профессиональный сертификат водителя лунохода.

– Да знаю я, дай хоть немного поворчать для успокоения, – лениво ответил Пол.

Павел молчал и не вмешивался в их малозначащий разговор. Все они были здесь не в первый раз и прекрасно знали, что им предстоит еще многочасовая дорога к своему объекту, который они законсервировали в прошлом году. Хорошо, что теперь скафандры сразу надевать не надо, как раньше. Это существенно облегчит некомфортные ощущения от долгого пути. Луноходы новой конструкции, которыми лунопорт оснастили в прошлом году, через специальные шлюзы герметично соединялись с прибывшим транспортным кораблем, и после выравнивания давления воздуха пассажиры переходили туда без скафандров. Собственно этим они сейчас и начали заниматься, дождавшись открывания камеры шлюза, когда луноход подошел вплотную к кораблю. Здесь, в зоне лунопорта, эти машины могли перемещаться автоматически, без водителя, по нескольким заданным программам, основываясь на световых датчиках и электронных сигналах. А на открытом лунном пространстве при относительно быстрой езде на дальние расстояния все же требовался водитель.

Кроме ограниченного количества личных вещей, общая масса которых не должна была превышать десять килограммов на человека, им еще предстояло перенести на борт лунохода несколько небольших контейнеров с аппаратурой и материалами. Все остальное, что было необходимо для жизни – питание, воду, спецодежду – уже предварительно доставили к ним на точку в специальных контейнерах местные сервисные службы.

В это же время через другой шлюз разгружались астрофизики со своей амуницией. Им предстоял путь в противоположную сторону, где располагалась главная лунная обсерватория. Остальные специалисты и медики основной базы, прибывшие с ними на борту «Селены-10», должны были ближайшие три месяца работать здесь в районе лунопорта, сменив своих коллег, которым после вахты предстоял обратный рейс на Землю.

Через полчаса их интернациональная тройка закончила погрузку своей машины. После этого они перешли в тесную кабину лунохода, плотно закрыли герметичный люк, и под управлением Линя машина плавно тронулась. Минуя здание лунопорта, они отправились в неблизкий путь на свою точку. Первоначально машина шла достаточно плавно по относительно ровным каменным покровам, состоящим преимущественно из черного риголита и лунной пыли. И можно было развить довольно приличную скорость – до 30 километров в час. Но очень скоро стали попадаться острые крупные каменные образования, которые даже на таком вездеходе с восемью автономными колесами приходилось преодолевать с предельной осторожностью. Скорость резко упала. Они перешли на ночную сторону, и только бледный свет земного диска позволял угадывать очертания окрестных остроконечных каменных холмов. Свет прожекторов освещал сложную трассу впереди, которую Линь, постоянно бурча что-то себе под нос, преодолевал со сложными объездными маневрами.

Павел взглянул на приборную доску. Температурный датчик, показывавший совсем недавно плюс девяносто градусов на утреннем солнце в районе лунопорта, теперь, на ночной стороне, приближался к отметке «-80». И дальше температура поверхности будет только понижаться. Он тут же невольно поежился, представив этот безжизненный холод за бортом.

Меж тем, за два часа они едва ли преодолели половину пути. Бедный Линь явно устал от напряжения.

– Линь, давай попробую тебя сменить, – предложил Павел.

– Нет, здесь дорога четвертой категории сложности, у Вас допуска нет.

–Я потихоньку, а то ты, я вижу, сильно устал.

– Я в порядке, – невозмутимо ответил Линь.

– А далеко еще до равнины Спокойствия? – поинтересовался Павел.

– С полчаса будет.

– Там дашь штурвал, а то я совсем практику потеряю?

– Там, другое дело, даже можно будет и на автопилоте.

– Но я порулю сам, – не унимался Павел, словно ребенок.

– Да пожалуйста.

Пол в это время, сидя в кресле в очках и наушниках, постоянно размахивал руками, то, хохоча, то, вскрикивая и чуть ли не матерясь. Он нашел на борту видеодиск с последним голливудским боевиком и, вооружившись индивидуальной аппаратурой, с интересом просматривал его. Современная аппаратура позволяла достичь полного пространственного эффекта, и зритель находился как бы внутри действия. Все герои бегали, прыгали, стреляли или занимались сексом, словно в присутствии зрителя. Неисправимый американец Пол, несмотря на то, что был супер-интеллектуалом, не мог избавиться от типичного американского пристрастия к боевикам.

...Наконец луноход вышел на равнину Спокойствия, и Павел нетерпеливо взял штурвал у Линя. Тряска прекратилась, и машина мягко покатилась по ровной поверхности, покрытой слоем лунной пыли в несколько сантиметров. Через полчаса этой однообразной езды, не требовавшей особых маневров, интерес к управлению луноходом у Павла пропал. Он взглянул на отдыхающего Линя, думая, что тот задремал, но китаец бодрствовал, слегка откинувшись в кресле.

– Поставьте на автопилот, коли надоело, – произнес Линь. – Сейчас нет необходимости в ручном управлении. Целый час можно спокойно ехать на автомате. А потом последний получасовой участок можно будет и порулить, если хочется поддержать форму. Там как раз начнется часть маршрута второй категории сложности, соответствующая вашему сертификату.

– Хорошо, спасибо, Линь, я так и сделаю, – согласился Павел и перевел рычаг в положение «автопилот».

На экране монитора в правом верхнем углу светилась зеленым пятном конечная точка их маршрута. А в центре экрана медленно перемещалась мигающая оранжевая точка, соответствующая текущему местоположению лунохода. Расстояние между этими точками очень медленно сокращалось.

А пока луноход шел на автопилоте, Павел через верхний иллюминатор смотрел на необычайно яркие звезды. Здесь при отсутствии атмосферы они казались намного ближе. И снова, как в детстве, он, глядя на них, думал о том, что у многих звезд есть свои планеты. И на каких-то из них есть жизнь. И кто-то там далеко за десятки и сотни световых лет от Земли так же, как и он, смотрит на свое звездное небо и нечаянно выхватывает взглядом оттуда небольшую звезду, которая и является нашим солнцем. И думает о том же, о чем сейчас думает Павел – о разумных существах других миров. Павлу иногда казалось, что он каким-то десятым чувством ощущает этот взгляд своего собрата из другого уголка вселенной – из бесконечности времени и пространства, хотя, по сути, это было невозможно. Ведь свет звезд, который он сейчас видит, ушел от своего источника много лет назад, да и понятие одновременности согласно теории Эйнштейна было относительным. Впрочем, несмотря на эти абстракции, Павел твердо знал, что это разумное «нечто» существовало.

Именно эта звездная романтика, оставшаяся в нем еще со школьных времен, когда он зачитывался романами писателей-фантастов – Ивана Ефремова и Айзека Азимова, наверное, и привела его в селенофизику после многих лет работы обычным земным геофизиком.

* * *

Линь родился в Шанхае, но свое начальное образование геофизика получил в Новосибирске, куда отправился по стопам своего деда. Тот тоже когда-то учился в России, а потом и женился там на русской девушке, где у них родились двое детей, в том числе и отец Линя. Тогда в Китае было запрещено в семье иметь больше одного ребенка, и не так уж мало китайцев успешно «осваивали Сибирь» с их красавицами при дефиците там русских мужчин. Многие китайцы ассимилировали с местным населением, да так и остались там жить. Но дед вместе со всей своей интернациональной семьей вернулся потом на свою родину. И все же многое в их семье было связано с Россией, а потому дед посоветовал внуку поехать учиться туда, где учился и сам. Так что на четверть в его жилах текла русская кровь.

Линь, как и положено восточному человеку, относился к течению жизни по-философски. Одним из его увлечений была история восточных календарей в различных интерпретациях: от тибетских до вьетнамских и индуистских. Он следил за звездами, строил космограммы. И хотя Линь понимал, что расположение звезд не может повлиять на ежедневные поступки конкретного человека, он частенько в качестве развлечения занимался таким анализом. Он пытался хотя бы на время ощутить себя древним астрологом, который благоговел перед звездами и ничего не знал о тайнах мироздания и даже об устройстве нашей солнечной системы. Но получалось это у Линя плохо. Сильно мешал багаж знаний, накопленный человечеством за тысячелетие.

Перед этой лунной экспедицией Линь тоже проделал несколько построений. Получалось, что время для старта не самое удачное. По хорошему, лучше начинать серьезное дело пару месяцев спустя. Но говорить о своих выводах международному Центру управления полетами не очень удобно. Еще сочтут его не совсем вменяемым и заменят в составе экспедиционного отряда. Да, действительно, трудно объяснить свои опасения другим, если теперь транспортные корабли летают на Луну практически еженедельно, и ничего серьезного давно не случалось. К тому же Линь сам хотел лететь именно в составе этой тройки. С одной стороны он постоянно стремился познавать неизведанное и загадочное. С другой стороны он любил думать и анализировать в одиночестве. А вместе с Полом и Павлом это вполне удавалось, поскольку ни тот, ни другой не навязывали своего присутствия или мнения. В общем, ему было хорошо и спокойно с ними.

Поэтому Линь не стал придавать значения астрологическим прогнозам, по которым получалось, что в конце срока экспедиции их ждут серьезные испытания, и было неясно, смогут ли они их выдержать. Он сам не верил в это, поскольку понимал, что такие прогнозы составлялись астрологами много сотен лет назад, когда они оперировали картой звездного неба как рисунком, не имея ни малейшего представления о реальном мироустройстве: ни о самих звездах, ни о галактиках, ни о вселенной. Однако Линь принял полученный результат к сведению, и он остался у него в подсознании как некий беспокоящий фактор.

* * *

Меж тем участок пути по краю равнины Спокойствия закончился, и луноход вошел в холмистую зону, рельеф которой был сформирован остатками древних небольших кратеров, местами присыпанных пылью. Павел взял управление на себя и, сверяясь с курсовым монитором, повел машину к конечной точке маршрута – их законсервированной экспедиционной базе. Машину стало немного покачивать на небольших холмах и ямках, но это не шло ни в какое сравнение с начальной частью пути, когда трясло до самых печенок. Он включил дальний дополнительный свет, на случай более крупных осложнений дороги, а скорее для того, чтобы увидеть издалека условный репер, которым обозначено место их геофизической станции. Впрочем, в этом особой необходимости не было, т.к. на мониторе схема маршрута была хорошо видна, а табло подсказывало необходимый курс и рекомендуемую скорость. Детально отсканированная карта лунной поверхности находилась в памяти бортового компьютера.

Наконец, прожектор выхватил из темноты их приметную вышку с крупной эмблемой международного космического агентства. Луноход сбавил скорость и через несколько секунд остановился.

– Все, братва, выгружаемся, – сказал Павел.

– Эх, не успел фильм интересный досмотреть, – с досадой произнес Пол.

– Ничего, время для этого у тебя еще будет долгими темными ночами, – шутя, успокоил его Линь.

– Да и не говори, что-то сразу домой на зеленую лужайку под солнышко захотелось. А то здесь, в этой черноте, как-то совсем грустно, – ответил Пол.

– Ничего, и здесь скоро будет лунное утро. А солнышко через трое земных суток полмесяца будет сиять на черном небосводе, да так, что поджариться можно, – невозмутимо продолжал Линь с непроницаемым выражением лица.

– Все шутишь, Линь? К этому солнышку еще бы голубое небо, зеленую лужайку с речкой да легкий теплый ветерок. И тогда, я тебя уверяю, я бы тут особо и не грустил эти три месяца.

– Ладно, парни, лирика нам сейчас ни к чему, – произнес Павел, – давайте в скафандры облачаться да базу готовить к работе. По норме на все это нам три часа, а потом и отдыхать в своих комфортабельных «кельях» будем.

– Да уж, сиди – не сиди, работа сама собой делаться не будет, – согласился Пол.

Все облачились в скафандры и приготовились к выходу на открытое лунное пространство друг за другом: через промежуточный шлюз лунохода.

Павел первым с осторожностью вступил на лунную поверхность, покрытую здесь в районе их станции небольшим слоем мягкой пыли. Несмотря на сравнительно тяжелый скафандр перемещаться было довольно легко, поскольку сила тяжести на Луне в шесть раз меньше земной. И если бы попытаться подпрыгнуть на месте, приложив те же усилия, что и на Земле, то высота такого прыжка была бы весьма значительной. Однако делать этого не следовало. Павел внимательно осмотрелся, проверил показания приборов на внутренней панели скафандра, после чего сделал знак остальным. Получив знак командира экипажа, Пол и Линь также с осторожностью сошли на лунную твердь.

Рядом стоял запечатанный контейнер с необходимым оборудованием и материалами, прибывший на Луну ранее грузовым кораблем и доставленный сюда предварительно сервисной службой лунопорта. Им предстояло разгрузить этот контейнер и луноход. Сам луноход был арендован на все три месяца экспедиционных работ.

Самым крупным внешним сооружением на базе была возвышающаяся над луноходом большая солнечная антенна – главный источник электроэнергии. Но сейчас в лунную ночь, до окончания которой оставалось еще больше трех земных суток, она была отключена. На этот длинный ночной период все работы обеспечивались мощной аккумуляторной группой, заряда которой при умеренной нагрузке хватало до следующего длинного лунного дня.

Остальная часть базы, собранная из стандартных модульных блоков, находилась внизу на глубине двух метров под лунной поверхностью. Так было проще и экономнее по энергозатратам круглосуточно поддерживать комфортный температурный режим во внутренних помещениях, поскольку при отсутствии атмосферы разница между дневными и ночными температурами на Луне составляла сотни градусов.

Внутри базы было несколько помещений. Самой большой была лаборатория, оборудованная различными приборами и рабочими компьютерными станциями. К ней примыкал складской модуль, где размещались разнообразные внешние устройства для измерений, а также необходимые материалы и реагенты. В жилом блоке было четыре отдельных комнаты для проживания и отдыха персонала с необходимым набором удобств. Еще имелось помещение для энергоустановки, а также несколько небольших служебных боксов для функционирования систем жизнеобеспечения базы, среди которых система регенерации воздуха, миниводопровод и утилизационная станция – вот собственно и все.

Павел медленно подошел к большому внешнему люку их геофизической базы, открыл находящуюся сбоку от него небольшую крышку, под которой был пульт управления. Затем он набрал персональный код и получил доступ к необходимым операциям по расконсервации станции. Первым делом следовало убрать воздух из входного шлюза базы, с тем, чтобы можно было попросту открыть люк в безвоздушном пространстве Луны. Павел набрал соответствующий код операции, и после того как датчики показали нулевое давление в шлюзовой камере станции, тяжелая металлическая дверь медленно отодвинулась, открыв пространство переходного шлюза базы.

Дальше они распечатали стоящий рядом контейнер и стали аккуратно переносить ящики с оборудованием внутрь станции в помещение переходного шлюза. В условиях, когда движения были довольно стеснены скафандрами, это заняло около полутора часов. Затем они перенесли привезенные с собой на луноходе дополнительные устройства и личные вещи, после чего законсервировали его.

Павел дал команду своим коллегам перейти в помещение станционного шлюза, а сам, прежде чем последовать за своими товарищами, окинул взглядом ставший уже привычным лунный ландшафт. На ночном небе продолжали неистово сиять необычайно яркие звезды, а вместо луны, привычной на ночном земном небе, здесь красовался крупный диск Земли. Павел взглянул еще раз на родную планету и в который уже раз убедился как же она мала, и как трудно сохранить ее прекрасной для наших потомков в условиях непосильных техногенных нагрузок и все непрекращающихся противоречий и конфликтов между людьми. Павел продолжал рассматривать этот натуральный глобус. Почти вся восточная Сибирь, где был полдень, затянута облаками, и только над Байкалом, который слегка угадывался на этом диске в виде маленькой запятой, было безоблачно. Европейская часть России только выходила из ночной тени, и Павел представил себе, как сейчас рассеивается туман над Пахрой и встает солнышко на его подмосковной даче. Как его домашние просыпаются в ожидании нового дня, и, может быть, думают о нем. Да, благодать земная! А здесь в этом лунном царствии безмолвия – только безжизненная пустыня... Все. После этой экспедиции Павел решил завязать с лунной жизнью окончательно. Но эту загадку все же надо разгадать...

Он вслед за товарищами вошел в шлюзовое помещение базы. После закрытия большого герметичного люка, отделяющего внутренние помещения их геофизической станции от лунной среды, он скомандовал:

– Линь, давай нам атмосферу.

Линь повернул рычаг на внутреннем щитке, и в помещение стал поступать воздух. Когда давление достигло нормы, Павел произнес:

–Ну все, парни, снимаем скафандры. Поздравляю вас с началом трудовых будней на Луне.

– Вот теперь действительно прибыли, – сказал Линь.

– Да, это уж точно. Три месяца лунного затворничества нам обеспечено, – произнес Пол с иронией.

– Не все так плохо, Пол, – сказал Павел, – разве тебе не интересно разгадать нашу прошлогоднюю лунную загадку?

– Да все нормально, тезка, – ответил Пол, – я просто шучу и таким образом поддерживаю наш высокий тонус.

– Ну, что ж, тогда, будем считать, что начало нашей экспедиции прошло удачно, и все, что намечено, мы выполним, – подытожил Павел.

– Ну все, вы меня уговорили, – полушутя ответил Пол. – Раз нам все благоприятствует, значит я спокоен и буду эти три месяца наслаждаться жизнью.

Они разоблачились и почувствовали себя без скафандров намного легче и свободнее. Пройдя дальше внутрь базы через дверь с ультрафиолетовой подсветкой, обеспечивающей дополнительную дезинфекцию, они очутились, наконец, в лабораторном отсеке своей станции.

– Не мешало бы подкрепиться и отдохнуть после дороги да разгрузки, – предложил Пол.

– Именно это мы и сделаем, – ответил Павел. – Давайте расходимся по своим каютам, принимаем душ, переодеваемся и через полчаса в кают-компании отметим начало «новой» жизни, а потом и отдохнем.

– Да, именно так, – согласился Пол, – отметим свое прибытие консервированной пищей и сбалансированными синтетическими напитками.

– Пол, ты не похож на жизнерадостного американца. Стал много ворчать. Раньше ты таким не был.

– Да нет, парни, ей богу, я в порядке, да и настроение вполне ничего. Наверное, я дополнительно «повзрослел» и перешел в следующую степень занудства. Теперь я так шучу, а вы, видать, не настроились на мою волну.

– Ну, хорошо, мы уже привыкли...

* * *

Начались рабочие будни. В первые дни требовалось подготовить большой полигон на лунной поверхности для того, чтобы затем можно было проводить значительную часть измерений, не выходя наружу из помещения станции.

Но эти первые несколько дней и были самыми трудными по физической нагрузке. Им приходилось парами поочередно, облачившись в скафандры, укладывать на лунном грунте длинные одиночные направляющие из полимерных материалов. Получалось что-то вроде длинных монорельсов, расположенных параллельно друг другу на равных расстояниях. Они действительно служили в качестве рельса, вдоль которого должна была перемещаться тележка с различными приборами, проводя измерения. Сеть таких монорельсов покрывала всю площадь исследований, расположенную над аномалией, выявленной по результатам предварительных работ в прошлом году, и тележка должна была последовательно пройти вдоль каждого из них. После полного цикла измерений приборы на этой тележке менялись на другие, и таким способом предстояло последовательно провести свыше десяти различных съемок. Среди них гравиметрическая, магнитная, а также несколько видов электромагнитных и радиационных. И, наконец, для наиболее точного определения пространственного положения объекта и его геометрических характеристик следовало провести трехмерную сейсмоакустическую съемку. Дальнейший компьютерный анализ всех результатов должен был дать ответы на вопросы о физических свойствах этого тела. По поводу его состава высказывались самые противоречивые гипотезы. Некоторые наиболее ретивые журналисты на страницах своих изданий предполагали, что там находится скопление протопланетного гелия с высоким содержанием изотопа «Гелий-3», который по-прежнему будоражил умы политиков и крупных энергетических компаний, рассматривавших его в качестве топлива будущего. Но большинство специалистов склонялось к тому, что там находится твердое тело аномального минерального состава.

Дни шли за днями, если мерить их по земным меркам. Но здесь, на станции, наступил длинный лунный день, и поверхность просто раскалилась от солнца. Не каждую геофизическую съемку можно было выполнять на такой горячей поверхности, но график работ предусматривал все эти факторы: в течение трех земных месяцев был подобран наиболее подходящий период для каждой из съемок.

В первую очередь они приступили к выполнению гравиметрической съемки, которая сводилась к высокоточным измерениям силы тяжести с помощью прецизионных гравиметров. Результаты этих работ должны были дать информацию о неоднородностях верхней части лунных недр по показателю плотности горных пород. Однако аномалия силы тяжести в районе изучаемого объекта оказалась не слишком выразительной. Незначительное понижение плотности в недрах могло иметь различную природу. Скорее всего, оно свидетельствовало о некоторых изменениях минерального состава пород на глубине, но какие именно были эти изменения, определить не представлялось возможным.

Магнитная съемка не добавила ясностей. Да и вообще она проводилась здесь, в основном, по земной привычке. Ведь у Луны, в отличие от Земли, нет полноценного магнитного поля. И потому намагниченность пород в слабом наведенном фоновом поле была незначительной.

Дальнейшие надежды они возлагали на различные геоэлектрические методы, с помощью которых можно было разделить породы в недрах по величине электропроводности. Эти методы были наиболее эффективны на Земле при поисках рудных месторождений. Здесь же получалось, что электрическое сопротивление в недрах в районе предполагаемого тела на глубине заметно понижалось. Линии тока как бы затягивались в эту область. Это могло свидетельствовать о многих причинах и, прежде всего, о наличии металлических вкраплений с повышенной электропроводностью.

Радиационная съемка в различных диапазонах показывала очень незначительное превышение над естественным фоном, и информативной ее назвать было нельзя.

Картина строения лунных недр по результатам всех этих измерений оставалась неясной. Границы аномалий в плане были размытыми и нечеткими, а локализация неизвестного объекта по глубине оказалась проблематичной. Вся надежда на определение геометрии тела и его расположения в пространстве возлагалась на объемную сейсморазведку.

* * *

Джейн последние дни наслаждалась солнцем и ласковым морем на калифорнийском побережье, поскольку их краткий отпуск подходил к концу. Они путешествовали по побережью на автомобиле, переезжая от одного курорта к другому и задерживаясь ненадолго в наиболее понравившихся местах. Основной пик сезона был позади, и потому даже без предварительного бронирования всегда находился свободный номер в том или ином отеле, тем более на сутки – двое. Оставалось всего два дня до окончания их райского путешествия, но она никак не решалась завести серьезный разговор с Полом. Сразу после их нынешней поездки Пол в очередной раз улетал в дальнюю экспедицию на целых три месяца.

Они встретили друг друга случайно год назад, и с тех пор жизнь Джейн полностью переменилась. Она теперь только жила ожиданиями от одной встречи до другой. Стала часто задумчивой и рассеянной на работе, получала замечания от босса, но ничего изменить уже не могла. Пол стал для нее смыслом жизни. Она часто ловила себя на мысли, что кроме всего прочего хочет родить от него ребенка. Это было с ее стороны полным безрассудством, потому что независимые и эмансипированные американки должны были сначала сделать карьеру и только потом, выйдя замуж, думать о детях. Но в своем чувственном порыве Джейн позабыла обо всех этих традиционных американских канонах. Сейчас, судя по всему, Джейн забеременела, однако полной уверенности у нее в этом еще не было. Для этого надо было сдать тест. Но не делать же это сейчас, когда они вместе круглые сутки. Именно об этом она никак не решалась сказать Полу. Она очень боялась, что потеряет его. Вдруг он еще не готов к такому шагу? Ведь это решение они должны были принять вдвоем.

В этом своем состоянии Джейн каким-то шестым чувством ощущала скрытую опасность, которая грозила Полу, а значит и ей, в связи с этой поездкой. Ей очень не хотелось, чтобы он уезжал.

Наконец, она решилась начать разговор.

– Мой милый, мне хотелось бы кое-что обсудить с тобой.

– Да, дорогая, что-то серьезное?

– В общем да.

– Может быть, отложим это до моего возвращения и не будем серьезными вещами отягощать остаток нашего райского отдыха?

– Нет, любимый, это как раз связано с твоим отъездом.

– А что такое? Как это может быть связано с моим отъездом?

– Понимаешь, милый, тебе нельзя ехать. Надо отменить поездку.

– Но это невозможно. Да и с какой стати?

– Я очень люблю тебя и очень боюсь за тебя, родной. Я чувствую большую опасность от этой экспедиции.

– Не бойся, мое солнышко, все будет хорошо. Уверяю тебя, там ничего опасного нет. Я же не в первый раз отправляюсь туда.

– Нет, дорогой мой, это очень опасно.

– Нет-нет, милая, даже не думай об этом и не беспокойся.

Джейн понимала, что мнимой опасностью или даже риском возможной опасности Пола не остановить. Ведь настоящий мужчина не может позволить себе показаться трусом в глазах других, а тем более любимой девушки. А у Джейн не было никаких реальных аргументов для своих опасений, кроме неясного предчувствия. Говорить Полу о своей беременности, еще пока предполагаемой, тем более не следовало сейчас. Ну, а что он должен ей ответить на это? Не полететь из-за этого в свою экспедицию? Да нет же, не будет этого. Так что ей ничего не остается, как с тяжелым сердцем смириться с его отъездом.

Джейн посмотрела на Пола с нежностью и одновременно с тревогой и сказала:

– Пол, я люблю тебя больше всех на свете и не прощу себе, если что-то случится.

Пола очень тронули ее слова. После них он, наконец, понял, что больше не стоит сомневаться ни в ней, ни в себе и сказал то, что еще вчера считал для себя преждевременным:

– Дорогая Джейн, любимая Джейн. Ради бога не волнуйся, все будет хорошо. – Произнес он и, спустя паузу добавил, – Выходи за меня замуж... Ты согласна?

В любой другой момент она бросилась бы ему на шею от счастья, но сейчас чувство радости застилало чувство большой и необъяснимой тревоги. Она тихо ответила:

– Конечно, согласна. Только береги себя, милый...

Так она и не решилась сказать ему о беременности.

* * *

Прошло полтора месяца, наполненных постоянной плановой и сверхплановой работой и небольшими периодами отдыха. Здесь вдали от Земли отдых казался каким-то бессмысленным. Несколько часов ежедневного сна – это необходимость, а вот в остальное время, остававшееся от работы, все равно тянуло работать. А какой еще здесь может быть досуг? Смотреть фильмы без конца? Но с высоты прожитых непростых лет все сюжеты, придуманные сценаристами, казались совершенно ненастоящими, а то и просто примитивными или глупыми. Поэтому, не сговариваясь, все трое работали, не покладая рук, опережая график на несколько дней. С одной стороны, хотелось скорее получить ответы на мучившие всех вопросы об изучаемом объекте. А с другой, – надо было постараться создать себе самим резерв по времени на случай, если работа на каком-то из этапов вдруг не заладится.

Сейчас они были заняты самым трудоемким этапом работ на исследуемом участке: объемной сейсморазведкой. В отличие от предыдущих работ, когда площадь покрывалась измерениями последовательно по фиксированным профилям, здесь требовалось одновременно расставлять сотни сейсмоприемников. А затем проводить возбуждение вибрационных акустических сигналов в сотнях точек на поверхности. Потом вся расстановка раз за разом перемещалась на следующий участок, пока не покроется съемкой вся площадь. Принцип этих измерений был довольно прост. Возбужденный акустический сигнал, проникал в лунные недра и, отразившись от различных неоднородностей, возвращался обратно, где регистрировался расставленными на поверхности сейсмоприемниками. После небольшой компьютерной обработки всех зарегистрированных сигналов получалось изображение недр до глубин в 4-5 километров, куда доходила акустическая энергия значимой интенсивности. Эти методы применялись на Земле для поисков нефти и газа уже больше 100 лет.

– Ну что, Пол, похоже наш объект состоит из двух частей, – сказал Павел после обработки очередной порции исходных данных.

– Да, скорее всего, это так. Четко просматривается дополнительное отражение примерно в средней части тела, – ответил американец.

– Надо будет после завершающей расстановки провести полную обработку и получить изображение в нескольких диапазонах. Тогда многое прояснится.

– Самое главное, нам надо правильно выбрать точку для лазерного зондирования, – напомнил Пол, – у нас в программе лишь одна такая операция и ошибиться в оптимальном местоположении было бы совсем нежелательно. В случае чего, повторить зондирование не успеем по срокам.

– Да, конечно, – согласился Павел, – но при такой сложной конфигурации этого тела, которая сейчас предварительно вырисовывается, сделать это будет непросто.

– А мы доверим это нашему Линю, – предложил Пол, – он со своей восточной мудростью взвесит все «за» и «против» по каждому возможному варианту.

– Ну, что Линь, как ты на это смотришь? – спросил Павел.

– Дождемся окончательных результатов сейсмической съемки, там видно будет, – уклончиво ответил Линь.

– Примерно через неделю сейсморазведку мы завершим, и еще три дня потребуется на полную обработку и интерпретацию результатов, – сказал Павел. – Действительно, может, потом будет понятнее. Однако общая картина уже проясняется, и давайте каждый про себя пусть пока думает. Потом обсудим варианты.

* * *

Неделя пролетела быстро. Работы по 3D-сейсморазведке были, наконец, завершены, и Линь с Полом теперь не отходили от компьютера, изучая геометрию аномального глубинного тела во всех ракурсах. Оно представляло собой немного вытянутое образование, раздваивающееся с одной стороны на два отдельных канала. Разделить тело на неоднородности по внутренней структуре удавалось плохо: слишком контрастным было отражение от внешней поверхности, экранировавшее другие акустические сигналы. Исследования атрибутов сейсмозаписи в различных частотных диапазонах тоже мало помогало. Единственное нечеткое отражение внутри тела, которое Павел и Пол заметили вначале, после полной обработки отчетливей не стало.

– Ну что, парни, куда лазером буравить будем? – спросил Павел своих коллег, склонившихся над монитором.

– У нас есть только одна попытка, поэтому ошибиться нельзя, – ответил Пол.

– Думаю, надо достичь нижней зоны объекта на глубине около 1700 метров. Там локальное пятно по нескольким сейсмическим атрибутам, – поделился своими соображениями Линь.

– Согласен, – ответил Павел, – давайте начнем проектировать траекторию для лазера, а завтра приступим к подготовке установки.

Эта уникальная лазерная установка, которую здесь предстояло использовать впервые, была последним чудом геологоразведочной техники. Раньше непосредственное проникновение в глубины недр было возможно только с помощью бурения скважин, что при имеющемся в мире буровом оборудовании сделать на Луне практически невозможно. Теперь после революционного скачка в лазерной и световой технике появилась уникальная возможность заглянуть в недра лазерным лучом, проанализировать линейчатый спектр и даже взять микропробы вещества. Однако самым трудным был непосредственно процесс проникновения в недра. Фактически приходилось «прожигать» недра плазменным лучом диаметром не больше сантиметра. И скорость такой проходки была даже меньше скорости бурения на Земле.

В конце концов, они сошлись на том, что надо было заложить точку лазерного зондирования на пологом фланге погребенной складки, где проще всего было достичь нижней части тела с особыми свойствами, если верить сейсмическому атрибутному анализу.

– Проектная глубина 1720 метров, – заключил Линь после моделирования траектории зондирования на компьютере.

– При средней скорости проходки около 200 метров в день это займет 9 суток плюс три дня на подготовку энергетической установки, итого максимум две недели на все, – подытожил Павел.

– Нам еще надо без спешки провести серию спектрозональных измерений, и успеть микропробы отобрать, – напомнил Пол.

– Безусловно, – ответил Павел. – Это следующий этап, и на него у нас всего неделя останется, включая твой экспресс-анализ проб, Пол.

– Это совсем немного, – ответил Пол.

– Знаю, но больше времени нет, – произнес Павел. – Дальше готовим краткие отчеты, архивируем результаты и консервируем станцию.

* * *

На десятый день после этого обсуждения проектная глубина была достигнута, и коллеги приступили к серии специальных экспериментов, главным из которых был спектральный анализ световых пучков, передаваемых по световолоконной оптике из глубины недр. Эта часть исследований проводилась и контролировалась Павлом лично, как специалистом по оптическому спектральному анализу. Он долго всматривался в сложный линейчатый спектр, трансформированный на экран компьютера, и не мог отделаться от мысли, что в наблюдаемой картине есть нечто необычное. В ней было много ожидаемых спектральных линий, соответствующих различным металлам, вплоть до меди и молибдена. Но одна из них, очень слабая, находилась на самом краю оптического диапазона – там, где раньше ничего подобного никто не наблюдал. Причем, она то появлялась, то пропадала.

– Линь, пожалуйста, подключи базу данных со всеми архивными файлами известных спектров и выдели на нашей картинке все значимые компоненты. Особое внимание обрати на правую линию. Она почему-то очень нестабильна.

Линь долго корпел над компьютером, пока подключил архив линейчатых спектров. Потом запустил программу их распознавания. Через несколько минут они получили длинный список химических элементов чуть ли не на половину таблицы Менделеева. Но после работы программы на экране появилось сообщение: «Линия 47 нестабильна или не опознана. Проверьте правильность входных данных!».

– Вот это да! – воскликнул Линь. – Похоже, мы обнаружили неизвестный химический элемент.

– Не может быть! – бурно отреагировал Пол. – Может, это ошибка или сбой программы?

– Да нет, – ответил Линь, – исключено.

– Из какой это группы мы можем определить? – взволнованно спросил Павел.

– Вряд ли, – ответил Линь, – возможно элемент из группы лантаноидов, но это под большим вопросом. Тем более с нашими техническими возможностями не удастся определить атомный номер.

– Теперь надо чрезвычайно тщательно отобрать микропробы. Из них и получим ответ и, если повезет, и атомный номер вместе с атомной массой определим, – произнес Пол, отвечавший в их группе за всю геохимию и радиационные методы. – Однако эту операцию надо тщательно подготовить, чтобы не было досадных промахов и срывов.

– Да, безусловно, – согласился Павел и задумчиво добавил, – похоже, метеоритная теория происхождения поверхности Луны терпит крах.

– Но ведь нас всех долго учили, что лунный рельеф с множеством кратеров формировался несколько миллиардов лет назад под воздействием метеоритных бомбардировок, а не внутренних геологических процессов, – произнес Линь.

– Да, это кажется правдоподобным, – поддержал его Пол, – иначе как еще могли образоваться здесь тысячи больших и мелких кратеров, которые мы в школьные годы, не отрываясь, разглядывали в подзорные трубы и телескопы? Здесь практически то же соотношение химических элементов, что и на Земле. Наш первый американский геолог-астронавт Говард Шмитт говорил, что Луна – это запыленное окно в прошлое Земли.

– Не все так просто, друзья мои, – ответил Павел. Мы с вами как геофизики, больше занимались исследованием физических полей Луны, которые не так уж необычны и часто предсказуемы и объяснимы. Я очень интересовался всем, что связано с Луной, и залез в смежные науки. Несколько лет назад, пытаясь понять Луну как цельное природное образование, я «перелопатил» очень много старых данных по космогонии, минералогии и петрографии Луны (прим. минералогия и петрография – науки о составе и свойствах минералов и горных пород).

– Есть что-нибудь интересное, о чем мы не слышали? – поинтересовался Пол.

– Ну откуда мне знать, что вы слышали? – ответил Павел. – Но если хотите, расскажу о самых спорных моментах. Начнем с того, что само происхождение Луны – полная загадка. Одни считают, что Луна образовалась из «куска» Земли. Причем того куска, где сейчас Тихий океан с очень тонкой океанической корой, занимающий по территории больше половины земного шара. При этом они апеллируют к очень близкому изотопному составу основных химических элементов, контролирующих возраст космических тел. Прежде всего это протопланетный гелий. Другие настаивают на том, что Земля и Луна изначально образовывались как два отдельных космических тела. В общем, никто этого точно доказать не может. А что касается поверхности Луны, то очень многое никак не объясняется метеоритной гипотезой и земными аналогиями.

– И что же именно? – спросил Линь.

– Да много чего, – продолжил Павел. – Например, в пробах лунного грунта часто находят такие соединения металлов, которые просто не могли образоваться от ударов метеорита. Они явно образовались в результате неких процессов, которые на Земле пока не наблюдались.

– Пожалуйста, поконкретнее, – попросил Пол, – я тоже интересовался когда-то этими вопросами, но только в общих чертах – времени не хватало. Все же это за пределами профессиональных интересов обычного геофизика.

– Один из многих феноменов, которым нет разумных объяснений, – отвечал Павел, – это наличие в пробах металлов в таком соседстве, которого на Земле не найти. Например, смесь самородной сурьмы и самородного вольфрама – низкоплавкого и тугоплавкого материала – на Луне часто находят как единое целое, а на Земле такое просто невозможно. Другие, не менее удивительные соединения, не встречающиеся на Земле, – сульфид золота, йодид родия, механический «сплав» железа с оловом. Есть прямо-таки настоящие «бутерброды» из металлов: золото-медь-цинк-серебро или олово-свинец-золото. И это было обнаружено еще в первых пробах лунного грунта, полученного с русских автоматических лунных станций в прошлом веке и в образцах, привезенных тогда с Луны первыми американскими астронавтами. В пробах обнаруживают и самородный молибден – в микроскоп видна его структура, состоящая из нанокристаллов.

– Ну, хорошо, – перебил его Линь, – а что же можно предложить вместо метеоритной гипотезы образования лунной поверхности?

– Среди специалистов пока нет единого мнения, – отвечал Павел. – Большинство сходятся в том, что часть лунных пород действительно образовалась в результате интенсивных метеоритных дождей при прохождении Земли вместе с Луной через зону астероидов еще в далекой геологической истории в период архейской эры, когда не было даже намеков на существование жизни на Земле. Другая часть пород могла быть образована вследствие древней вулканической деятельности на Луне. Но есть еще целый ряд фактов, свидетельствующих о том, что более трех миллиардов лет назад на Луне происходили совершенно особые процессы низкотемпературного синтеза из газовой фазы. При этом друг с другом напрямую могли соединяться группы атомов различных металлов. Иначе говоря, образование минералов происходило здесь на микроуровне. При этом возможны всякие неожиданности. Это опять же только гипотеза. Прямых доказательств нет, но и вразумительных объяснений этим феноменам тоже нет.

– Да, Павел, вы прямо-таки кладезь лунных загадок, – произнес Линь.

– Заметьте, что эти лунные загадки только нарастают, и им не видно конца, – завершил дискуссию Павел. – И одна из них ждет нас завтра. Давайте постараемся уснуть, ведь нас ожидает очень трудный день.

* * *

Павел спал довольно беспокойно. Снились домочадцы, по которым очень соскучился за эти два с лишним месяца. Он будто бы плескался в своем небольшом бассейне с маленьким тогда еще Мишкой на той самой подмосковной даче, где когда-то на чердаке обнаружил книгу своего прадеда, определившую всю его дальнейшую жизнь. Потом они с Мишкой кормили в декоративном прудике своих ручных разноцветных карпов Кои. Те смешно разевали рот в ожидании корма. Почему-то один из них говорил голосом супруги Натальи:

– Ты опять улетел на свою Луну? Сейчас же вернись, нарви помидоров в теплице, приготовь мангал для шашлыков и запали березовые угли. Скоро гости приедут, а у нас еще ничего не готово.

Павел хотел ответить, что сейчас они с Мишкой все непременно сделают, и уже протянул, было, руку за большим красным помидором, но тут же отдернул ее, услышав звонкий пронзительный сигнал, прозвучавший при прикосновении. Звонил будильник. Павел проснулся в своем подземном, вернее подлунном балке, и тут же понял, что, к большому сожалению, ни на какой он не на даче. На поверхности черное безмолвное лунное царство, которое своей кажущейся вечностью начинало угнетать. «Нет, пора домой, – подумал он, – права Наталья, хватит хорохориться и строить из себя мальчика-мечтателя. Мягко говоря, давно повзрослел. Больше половины жизни прожито, пора остепениться и наслаждаться простыми земными ценностями. Вот завершим на днях это дело, и точка. Осталось совсем немного до разгадки этой лунной тайны, не дававшей покоя весь последний год».

* * *

Пол второй день тщательно работал с новым зондом, снабженным мини-манипулятором с капсулой для отбора материала. Уходило три часа на то, чтобы опустить этот зонд, прикрепленный к специальному гибкому сверхпрочному кабелю, на заданную глубину по тонкому сантиметровому отверстию. Там капсула автоматически открывалась, в нее при микромеханическом воздействии помещался кусочек породы, а то и просто пыль: как повезет. Потом капсула герметично закрывалась. Затем требовалось еще два часа на подъем инструмента. Причем за один раз удавалось заполнить лишь одну капсулу. А их требовалось не меньше пяти: для независимого анализа в ведущих лабораториях мира. Кроме того, одну из них они должны были подвергнуть экспресс-анализу прямо здесь на лунной станции имеющимися в наличии средствами.

Наконец, еще через три дня и эта часть программы была выполнена. Все участники экспедиции с нетерпением ожидали результатов экспресс-тестов, которые Пол должен был выполнить в течение следующих двух дней.

– Пол, не мне тебе напоминать, чтобы ты был крайне осторожен при работе с образцами, – произнес Павел. – Не забывай про защитные экраны от всех возможных излучений.

– Конечно, тезка, я же не враг самому себе, – ответил Пол.

– Ну и как там у тебя дела движутся? – нетерпеливо продолжил Павел. – Не разобрался еще с неизвестной компонентой? Может быть, и в самом деле новый химический элемент откроем?

– Все пока идет по плану. Если и есть там новый элемент, то с нашей здешней аппаратурой это определить невозможно. Надо дождаться специальных анализов и исследований на Земле.

– Жаль. Такое ощущение, что будем возвращаться с пустыми руками.

– Не совсем. Есть некоторые совершенно необычные эффекты, которых я никогда не наблюдал.

– А что именно?

– Я исследовал все виды естественных излучений. Все оказалось в пределах фоновых значений. Но совершенно неожиданно в одном из СВЧ-диапазонов после отключения всех источников стрелка индикатора не полностью возвращается на ноль. Только спустя минут десять все успокаивается.

– Как это может быть?

– Сам не понимаю, никакого объяснения нет. Никогда не встречал вторичного СВЧ-излучения при отсутствии внешнего питания.

– А не может быть это следствием какого-то другого излучения, которое не регистрируется нашими приборами? – вслух подумал Павел.

-Я тоже подумал об этом, – ответил Пол, – и пытаюсь повторно провести измерения во всех диапазонах на максимальной чувствительности аппаратуры.

– Думаю, что это небезопасно, коли мы не знаем природу этого эффекта, – сказал Павел. – Может оказаться, что имеющиеся защитные экраны бесполезны для этой энергии. Пожалуй, надо все прекращать и оставить эту головоломку земным лабораториям.

– Может и так, но я боюсь, что эффект не слишком долог во времени и скоро может исчезнуть, а мы так ничего и не узнаем.

– Хорошо, давай еще раз вместе посмотрим, подумаем и будем прекращать эти опыты.

Пол включил напряжение. Капсула с лунным материалом находилась в боксе из свинцового стекла, не пропускавшего возможные умеренные радиоактивные излучения, однако все электромагнитные поля высокой напряженности создавались внутри бокса. На дисплей подавалось изображение колбы с видеокамеры, также находившейся внутри бокса. Никаких видимых изменений не наблюдалось. Спустя три минуты Пол отключил питание. Стрелки всех индикаторов тут же опустись к нулевому значению. Уровень радиации согласно показаниям цифрового датчика был на фоновом значении 18 микрорентген в час, как и до этого момента.

– Вот, смотри, – указал Пол на один из многочисленных индикаторов.

Действительно, стрелка не дошла одного маленького деления до нулевого значения, однако очень медленно продолжала сползать к нулю.

– Я запрещаю ставить дальнейшие эксперименты, – распорядился Павел. – Записи всех приборов у нас есть на диске компьютера. Надо сделать несколько копий и все четко задокументировать. Кроме того, надо все это вместе с записями линейчатых спектров сжать в электронный архив и сегодня же отправить по электронной почте на Землю.

–Хорошо, босс, решение ваше, – ответил Пол.

* * *

Утром за завтраком Павел и Линь уже допивали утренний кофе, а Пол, обычно встававший раньше других, в этот раз к завтраку не вышел. Видимо, заспался после напряженной работы.

– Не пора ли разбудить нашего американского друга? – спросил Линь.

– Да пора, конечно, – ответил Павел, – но он вчера допоздна архивировал и копировал файлы с результатами экспериментов, чтобы отправить их по электронной почте и, скорее всего, поздно лег спать. Так что пусть поспит еще с полчасика, а потом разбуди его, пожалуйста.

– Хорошо, разбужу, – согласился Линь.

Павел занялся неотложными делами, которые еще следовало завершить до отъезда. Надо было готовить отчеты о проделанной работе. Кроме того, надлежало заполнить всевозможные суточные формуляры за вчерашний день и отправить их по электронной почте на базу до десяти часов. Он уже погрузился в работу, но довольно неожиданно его прервал Линь, вошедший в отсек лаборатории, где находился Павел на своем отдельном офисном месте, специально оборудованном для руководителя экспедиции.

– С Полом что-то не так, – услышал он голос Линя.

– Что не так, не хочет вставать? – спросил Павел.

– Да нет, вообще не понятно, спит он или бодрствует. Думаю, Вам следует взглянуть.

Павел забеспокоился. Он тут же направился вместе с Линем к спальному боксу Пола. Подойдя к двери, он решительно постучал:

– Пол, можно войти?

В ответ он услышал какие-то звуки, но слов не разобрал. Павел открыл дверь и вошел. Пол лежал на кровати, но глаза его были открыты. При этом он с кем-то разговаривал, не обращая внимания на вошедшего Павла и Линя за его спиной.

– Пол, ты меня слышишь? – произнес Павел.

Тот как бы нехотя повернул голову в сторону Павла, но, похоже, не сразу его узнал. Потом в его глазах появилось какое-то прояснение, и он ответил:

– А, это ты, тезка. Странно, а как ты попал сюда?

– Погоди, Пол, мы с тобой уже третий месяц здесь. Да еще Линь с нами.

Павел словно в подтверждение своих слов выдвинул Линя вперед и продолжил:

– Ты давай-ка, быстро вставай, завтракай, да за работу. Нам пора закругляться, да побыстрее домой отсюда. Ты, наверное, совсем устал от этой работы.

Но, похоже, тот снова его не слышал и продолжал разговаривать с кем-то третьим.

– Та-а-к, – задумчиво сказал Павел, обращаясь уже к Линю, – очень похоже, что он не в себе. У него явные галлюцинации. Надо для начала срочно доставить его на базу в лунопорт. Там есть медики. Нам самим с ним не справиться в таком состоянии.

– Неужто можно так неожиданно ни с того ни с сего «слететь с катушек»? – удивился Линь.

– Тут что-то не так, – ответил Павел, – есть у меня одна догадка, но я пока не уверен. Линь, давай-ка, свяжись с медиками на базе и готовь луноход. Думаю, нам надо как можно быстрее его туда доставить. Как бы хуже не было.

– Хорошо, я понял, – ответил Линь и пошел выполнять поручение.

Павел стал анализировать ситуацию. С чего бы это спокойный и уравновешенный Пол так вдруг без видимой причины в один миг стал неадекватным? Павел имел некоторые минимальные представления о различных психических расстройствах из курса медицинской подготовки в отряде космонавтов. Да и его мать была врачом, хотя и не психиатром. Не похоже, что именно это случилось с Полом. Павлу не давала покоя мысль о его вчерашних длительных экспериментах с микропробами лунной породы, извлеченной из недр. Он все больше склонялся к тому, что вчера они были свидетелями излучения неизвестной природы, которое не регистрировалось имеющимися у них приборами. И именно это было первопричиной сегодняшнего состояния американца. Пока Павел размышлял, неожиданно открылась дверь лаборатории, и вошел Пол. Лицо его выглядело усталым, но взгляд был вполне осмысленным.

– Доброе утро, коллега, – сказал Пол, как ни в чем не бывало, но более официально и сдержанно, нежели обычно. Никаких традиционных шуточек он не отпускал.

– Доброе утро, дорогой ты наш, – облегченно произнес Павел, – плохо спал, наверное?

– Похоже, я вообще не спал, либо наоборот все это время пребывал в каком-то странном сне, – ответил Пол. – Я и сейчас до конца не понимаю, что со мной происходит. Я вижу тебя, понимаю, что мы на Луне, но одновременно внешняя обстановка какая-то раздвоенная. Я словно существую одновременно в двух параллельных реальностях. В одной я вместе с тобой и Линем здесь на лунной геофизической базе. А в другой какое-то непонятное полуподвальное помещение со странными допотопными приборами на полках, старинными паяльниками на столах и множеством предметов, предназначение которых мне не ясно. При этом никаких компьютерных мониторов не заметил. Зато много так называемых осциллографов, которые я видел только в радиотехническом музее. Вероятно, это все из далекого прошлого. Но откуда это могло взяться в моем так называемом сне?

– И сейчас ты видишь это?

– Пожалуй, нет, но эта картинка четко сидит в моем сознании, и я порой не понимаю, действительно ли я вижу ее или это плод воображения. Сейчас в ней нет одушевленных персонажей, которые полностью переключают мое сознание на это прошлое, и потому я могу общаться с тобой. На первом плане и более четко – именно эта обстановка из очень далекого прошлого. А за ней, словно в тумане, я вижу тебя, тезка, в нашей лунной лаборатории.

– Фантастика, – произнес Павел, – но с этим надо что-то делать. Линь связывается с медиками на главной базе и готовит луноход.

– Павел, пойми, это не болезнь. Не уверен, что доктора мне помогут, даже если напичкают меня транквилизаторами. Это как-то связано с образцом из глубины.

– Да, Пол, я в первую очередь об этом подумал. Возможно, то самое неизвестное излучение, о котором мы вчера говорили, инициировало какие-то центры в твоем мозгу. Поэтому надо снять подробную энцефалограмму, а потом как-то воздействовать на возбужденные центры мозга.

– Нет, пожалуйста, не надо вмешиваться в мое сознание извне. Это непредсказуемо по последствиям, а я хочу еще пожить в здравом уме.

– Пол, не беспокойся, мы тебя не дадим в обиду, но обследование все равно надо сделать.

– Но только без активных воздействий.

– Обещаю, Пол. По крайней мере, здесь у медиков в лунопорте я буду на этом настаивать. Во всяком случае, до возвращения на Землю они тебя не тронут.

– И еще, Павел, вероятно, это важно, – продолжил Пол. – Те люди, с которыми я ТАМ общался, говорили, кажется, по-русски. И я им что-то отвечал и тоже вроде бы на русском языке, которого я совсем не знаю. Но при этом я не ощущал себя самим собой. Это был как бы не я, но образ, в котором я находился, не казался мне совсем чужим.

– Всему этому я пока не вижу рационального объяснения. Наверное, тебе все же лучше принять немного успокоительного. И уж во всяком случае, сейчас тебе не следует работать и экспериментировать. Слава богу, мы практически завершили программу работ, а в оставшуюся неделю мы с Линем все законсервируем на станции и соберем все контейнеры с результатами работ.

Однако Павел заметил, что последние его слова Пол, похоже, не слышал. Взгляд у него был отсутствующим. Он улыбался чему-то своему и говорил какие-то невнятные фразы. Павел осторожно взял его под руку, отвел в спальный бокс и уложил. Пол совершенно не сопротивлялся.

Вернувшись в лабораторию, он чуть ли не столкнулся с Линем, который вошел сюда через дверь внешнего шлюза.

– Луноход готов, медики предупреждены о нашей ситуации. Как он? – спросил Линь, кивая в сторону двери спального бокса Пола.

– Только что было краткое просветление, но потом опять какие-то галлюцинации из далекого прошлого, в котором он никогда не был.

– А в чем может быть причина?

– Я думаю, что это особый вид лучевой болезни, поражающей отдельные разделы памяти. А природа излучения, поразившего его, нам совершенно не ясна. Оно, наверняка, связано с тем микрообразцом в капсуле, который вчера так долго исследовал Пол.

– Погодите, я читал о похожем случае в засекреченном отчете нашего агентства о строительстве второй очереди лунной обсерватории. Ее монтировали наши китайские специалисты десять лет назад. В конце концов, возводимый блок с радиотелескопом пришлось перенести на два километра от проектного положения.

– А в чем было дело? – заинтересовался Павел.

– Тогда два монтажника, готовившие площадку для каркаса, вернулись со смены в странном состоянии с похожими симптомами. Один из них утверждал, что, чуть ли не сам участвовал в строительстве Великой китайской стены. А второй уверял, что приходится внуком великому императору.

– И что стало с ними?

– Поначалу думали, что это приступ внезапной шизофрении. Но резонно предположили, что он не может случиться у двух человек одновременно. В результате одного из них так и не удалось спасти от амнезии. Его память оказалась как бы «затертой» прошлой виртуальной памятью непонятного происхождения.

– А что стало со вторым?

– Тот восстановился. Но считают, что это произошло потому, что рядом с ним оказалась жена, которая работала тогда в одной из вспомогательных служб строящегося лунопорта. Она непрерывно разговаривала с ним двое суток и в буквальном смысле «вытащила» его сознание в реальную действительность.

– И какие же заключения были в этом отчете о причинах?

– Их не было. Я спрашивал потом у своего куратора. Он говорит, что проводилась закрытая дискуссия нескольких ведущих специалистов. Единого мнения не выработали. Кто-то утверждал, что это неожиданное проявление генетической памяти от прошлых поколений.

– Если это похожий случай, то получается, что нам нельзя давать Полу заснуть, а следует постоянно тормошить его и разговаривать с ним.

– Не знаю, может быть и так, – ответил Линь и далее предположил, – а что, может быть, наш образец породы идентичен какой-нибудь рудной жиле, которая тогда была близка к поверхности в проектном месте монтажа радиотелескопа?

– Хорошо, давай не будем строить предположений. Надо быстро собираться и ехать на базу, пока с Полом не произошло что-то непоправимое, – распорядился Павел.

– У меня все готово, – ответил Линь, – можно облачаться в скафандры и переходить в луноход через шлюз.

– Да, но нам придется самим «паковать» Пола в скафандр, – произнес Павел. – Давай прямо сейчас этим и займемся.

На удивление, Пол не сопротивлялся и вел себя пассивно. Было видно, что он находится среди своих мыслей и мало обращает внимание на окружающую действительность. Линь и Павел одевали его буквально как ребенка.

Спустя час, они уже сидели в салоне лунохода с его искусственной атмосферой, освободившись от скафандров. Все же эта операция по подготовке в дорогу затянулась, поскольку флегматичного Пола приходилось везде вести под руки, и в большинстве случаев это создавало серьезные неудобства.

Линь включил передачу, и машина тронулась в путь.

После их беседы и рассказанной Линем истории с китайским строителем Павел подумал, что на всякий случай Полу нельзя давать погружаться в сон надолго. Павел стал непрестанно тормошить его, постоянно приговаривая:

– Пол, проснись, давай поговорим. Нам есть о чем поговорить.

В ответ Пол «мычал» что-то невнятное во сне, но просыпаться явно не намеревался. Павел уже подумывал о том, чтобы уколоть Полу какой-либо возбуждающий препарат из бортовой аптечки. Однако без консультаций с медиками этого было лучше не делать. Он хотел, было, выйти на связь с лунопортом, но тут Пол после серьезного встряхивания все же открыл глаза.

– Пол, слава богу, ты проснулся. Послушай, тебе нельзя больше спать, иначе всю свою память проспишь.

В ответ Пол только посмотрел на Павла непонимающим взглядом и вдруг спросил:

– А где Аркадий?

– Погоди, какой Аркадий? Я не знаю никакого Аркадия, – ответил Павел.

– Я только что договорился с Аркадием о теме диссертации. Но мы собирались еще обсудить некоторые детали.

– Пол, ты уже несколько лет как получил ученую степень Пи-эйч-ди [2] . Разве ты собираешься еще защищать диссертацию?

– Почему Вы называете меня Пол? Мне казалось, что меня зовут Илья. И я что-то не вполне понимаю, где мы находимся.

– Ты что и меня не узнаешь? – спросил Павел, все больше убеждаясь, что случай десятилетней давности с двумя китайскими строителями повторился.

–Ваше лицо мне кажется знакомым, однако я не могу припомнить ничего конкретного, – ответил Пол.

– Ну вот что, – ответил Павел, – тебе надо внимательно выслушать меня и для начала попытаться поверить мне на слово. А потом, надеюсь, все в голове у тебя встанет на место.

– Вы меня заинтриговали, хотя признаюсь, я осознаю, что не вполне адекватно воспринимаю действительность. И не понимаю, куда мы едем в этом странном автомобиле.

– Ну вот и хорошо, что ты это осознаешь. Значит еще не все потеряно. Начнем с того, что тебя зовут Пол, и мы вместе с тобой уже около трех месяцев работаем на Луне. А этот странный автомобиль – луноход, на котором мы тебя везем на лунную базу.

– Вы меня разыгрываете? – поинтересовался Пол. – Но ведь у нас сегодня совсем не 1 апреля.

– Конечно, нет, но я все же прошу тебя внимательно меня выслушать, не перебивая.

– Ну хорошо, я попробую, хотя не уверен, что могу сосредоточиться надолго.

– Давай, попробуем. Если устанешь, будем делать небольшие перерывы и отвлекаться на другие темы. Но мне кажется, что тебе нельзя засыпать.

Не встретив возражений, Павел попытался вкратце донести до Пола все основные события в их взаимоотношениях и особенно детали последней экспедиции. Упомянул и о необычном излучении микрообразца с лунной глубины и про историю с двумя китайцами и про то, что одного из них удалось вернуть в реальное сознание при помощи длительных непрерывных бесед с женой.

– Да, интересно получилось, – ответил Пол после окончания этого рассказа, – но мне как-то трудно в это поверить.

– Да, я понимаю, но это так, – ответил Павел, державший Пола за руку во время всего своего длинного рассказа.

– Но я по-прежнему ощущаю себя Ильей и никем иным, – ответил Пол, – а Вас мне почему-то хочется назвать Юрием. И вообще, Юра, хватит придуриваться. Мне это уже надоело. Тебе хорошо тут в очной аспирантуре со своим штатным руководителем. А мне с моей пятой еврейской статьей в советской аспирантуре место не светит, поэтому с профессором Калининым надо детали оформления соискательства обсудить да защититься скорее.

Пол неожиданно назвал его Юрием – более чем странно. И тут Павла вдруг осенило. Он был недавно на юбилее отделения геофизики геологического факультета МГУ и внимательно посмотрел страницы истории своей бывшей выпускающей кафедры. Аркадий Васильевич Калинин много лет возглавлял их кафедру сейсмометрии и геоакустики в конце двадцатого века. По этой логической цепочке Павел догадался и о том, кто такой Илья. О нем он прочел в той самой книге своего прадеда, которую в юности разыскал на чердаке подмосковной дачи. Илья как раз и учился с его прадедом, а того звали именно Юрий. Как следует из книги, Илья тогда на заре «перестройки», когда начала рушиться советская система, эмигрировал в США, где потом стал профессором Колорадской горной школы. А Пол как раз и был выпускником этого учебного заведения. Это значит, что Пол приходится правнуком тому самому Илье. А сам Павел – правнук того Юрия, который написал ту книгу. И оба их прадеда были выпускниками-геофизиками Московского университета, проучившись вместе пять лет. Значит, догадка Павла о том, что неизвестное излучение лунного образца активизирует генетическую память, полностью подтверждается. Становятся понятными странные рассказы Пола о каких-то непонятных приборах и паяльниках. Видимо, такая обстановка была в конце 70-х годов XX века на отделении геофизики МГУ. Павлу тоже стала казаться очень странной эта ситуация, но он по-прежнему пытался на все находить рациональные объяснения, начисто отвергая все мистические подоплеки. Как все же хрупко человеческое сознание! И как легко им манипулировали на протяжении столетий разные проходимцы, от религиозных фанатиков до безумных политиков. А слабый человек, каковых абсолютное большинство, очень легко поддается любому влиянию. Но Пол был сильным человеком, и его очень трудно было в чем-либо убедить, не имея в руках неопровержимых доказательств. Значит действительно, это невидимое излучение, спровоцированное, вероятно, неизвестным химическим элементом, спектр которого они зарегистрировали, так повлияло на сознание Пола.

Павел вспомнил, как что-то похожее читал в фантастическом романе «Солярис» Станислава Лема. Там, некий одушевленный «Океан» на далекой и неизвестной планете влиял на сознание главного героя, вызывая в его воображении образ давно умершей любимой жены Сари. При этом Сари казалась абсолютно материальной. Тогда главный герой мысленным напряжением просил «Океан» прекратить эксперименты. Но кого просить о том, чтобы сознание Пола вернуть в реальность? Павел вдруг подумал, что и он сам присутствовал в последнем эксперименте Пола, когда тот показывал непослушный прибор со стрелкой, которая слишком медленно опускалась к нулю. Да и потом он всю дорогу держал его руку в своей, чтобы не дать тому заснуть. А что, если это излучение передается так же, как и при обычной радиации и лучевой болезни?

Все эти мысли очень быстро пронеслись в его голове, и он хотел поделиться догадками с Полом. Павел собрался, было, это сделать, но вдруг произнес:

– Конечно, Илюша, давай дожимай Аркадия. Уверен, что все будет нормально. Успехов тебе.

Илья скрылся за дверью комнаты с табличкой Ц54. А Юрий направился по знакомым коридорам цокольного этажа МГУ им. Ломоносова. При выходе из этого полуподвального сектора на лестницу, ведущую наверх в главное здание университета, его взгляд упал на небольшую черную табличку, где желтыми буквами было написано «Кафедра геофизических методов исследования земной коры». Табличка показалась Юрию немного странной и довольно старой. Его не покидало ощущение того, что здесь что-то не так, и не только с табличкой, а с ним самим. Однако размышлять и анализировать свои ощущения было некогда, и он, привычно перешагивая через ступеньку, стал подниматься вверх быстрыми шагами. Время было горячее. Прошло полтора года очной аспирантуры под руководством Татьяны Ивановны Облогиной, а тема и содержание предстоящей диссертации еще не были вполне ясны. Он надеялся предстоящим летом собрать экспериментальные данные при работах методом преломленных волн в Балтийском море и на этой основе окончательно определиться с темой. А до той поры еще предстояло вести практику по сейсморазведке для студентов третьего курса на учебном полигоне МГУ, что в Крыму под Бахчисараем. Это было обязательным компонентом педагогической нагрузки очных аспирантов. Да еще в этот год Московской олимпиады аспирантам надлежало досрочно освободить свое общежитие в главном здании, которое предполагалось задействовать на полную катушку для нужд олимпийцев. В общем, забот хватало. Но улыбающийся олимпийский мишка, подмигивающий с уличных реклам, явно повышал настроение и позволял смотреть на будущее с оптимизмом.

* * *

Наталья, наконец, выбралась из московских пробок по Каширскому шоссе и через несколько минут свернула направо с основной трассы, которая дальше вела в тупик к аэропорту Домодедово. Проехав затем пару минут по лесной дороге, она оказалась в поселке Горки, называвшемся когда-то Горками Ленинскими. Миновав мост через речку и повернув налево к плотине, она въехала на территорию своего дачного поселка «Пахра». Здесь Наталья привычно кивнула пенсионерке тете Маше, дежурившей на въездном шлагбауме, и вскоре оказалась перед воротами их загородного дома. В этот раз пришлось долго разгружать багажник, полный всякой еды и лакомств. Завтра в субботу у Мишки день рождения, и ожидаются в гости несколько его ближайших друзей и подружек. Наталье предстояло одной готовить на всю эту компанию. Хотелось побаловать ребят своим стряпаньем вместо готовых магазинных блюд, но времени на это было в обрез. Правда рано утром обещала подъехать Женька, подружка еще со студенческой скамьи. Да, еще взрослая дочь третьекурсница Анюта со своим женихом Виктором, с которым Наталья никак не могла найти взаимопонимания. Они уже подали заявление в ЗАГС и с возвращением Павла собирались играть свадьбу, несмотря на молчаливое сопротивление Натальи. Для своей дочери она хотела более достойной партии, чем этот легкомысленный Виктор. К тому же выходить замуж на третьем курсе было, по ее мнению, крайне неразумно.

Что и говорить, Наталье было очень тяжело растить детей и хоть как-то поддерживать хозяйство, в то время как Павел практически всю жизнь был в разъездах. Привыкнуть к этому было невозможно. Она крутилась, как могла, страшно уставала, но изменить что-либо было не в ее силах. Конечно, она любила Павла, да и Павел был всегда нежен с ней. Но Наталья не могла смириться с его частыми и продолжительными отъездами. А Павел, как одержимый, всю жизнь стремился разгадать только одному ему ведомую тайну, но это ему так и не удавалось. Наконец, и он понял, что дальше так продолжаться не может. А может быть, возраст дал о себе знать. Как бы там ни было, но он в этот раз твердо пообещал Наталье, что это последняя его экспедиция на Луну. Дальше перейдет на преподавательскую работу, где его уже много лет ждут с его бесценным опытом. Еще бы. Разве среди нынешних преподавателей есть кто-нибудь, кто сделал столько открытий по всему свету? И даже зарплату обещают не меньше «космической».

Во всяком случае, Наталья поверила Павлу и с нетерпением ждала его возвращения. Так, размышляя о своей непростой жизни, полной всевозможных забот, она словно «на автомате» завершала все основные приготовления к завтрашнему Мишкиному дню рождения. Чтобы он не мешался тут под руками, она попросила Анюту подержать его у себя дома и утром приехать на завершающие приготовления вместе с ним и Виктором.

За хлопотами и приготовлениями Наталья не заметила, что совсем стемнело. Она посмотрела в раскрытое окно на ночное небо, на которое из-за пригорка медленно выдвигалась огромная желтая луна. Наталья взглянула на это ночное светило, ставшее ей почти ненавистным из-за того, что луна в очередной раз разлучила ее с любимым мужем. Она пыталась отыскать глазами на этом диске ту точку, где сейчас находился ее Павел. А, может быть, он тоже сейчас смотрит с Луны на Землю? И их взгляды встретятся в этом бесконечном пространстве? Наталье вдруг почудилось, что она перехватила если не взгляд Павла, то какие-то его мысли. Но ничего понять ей не удалось. Она отогнала от себя это наваждение, но успокоиться уже не могла. Тревога ее не покидала.

– Павлуша, что-то не так с тобой? – мысленно произнесла Наталья.

Ей показалось, что он услышал ее непроизнесенный вопрос, и даже что-то ответил. Мысль, промчавшись сквозь воображаемый эфир почти 400 000 километров от Луны до Земли, достигла ее. Но это был не Павел. Но и не чужой человек. Наталья, не верившая ни в какие мистические навождения, а тем более в телепатию на таком расстоянии, поняла, тем не менее, что состоявшийся мысленный контакт был реальным. Значит, все же мысль материальна. Просто в этой какофонии энергетических полей, которые окружают нас, нужно уметь настроиться только на одну единственную волну, самую близкую, в тон которой звучат все твои мысли и чувства. И тогда можно услышать или почувствовать мысль самого близкого тебе человека. Она бросила все дела и больше не отводила взгляда от этой ненавистной Луны. Ей вдруг стало абсолютно ясно, что Павел нуждается в помощи.

* * *

Линь управлял луноходом, который с трудом преодолевал сложный лунный рельеф на этом участке. До лунопорта оставалось еще более часа такой езды. Линь бросил взгляд на своих коллег. Павел, еще полчаса назад так живо беседовавший с Полом, сейчас сидел, откинувшись к спинке и прикрыв глаза. Вероятно, он даже спал, но как-то совсем беспокойно. Часто вскрикивал, бормотал во сне непонятные слова, веки его дрожали. А Пол сидел с открытыми глазами и смотрел на Линя невидящим взглядом. Линю состояние их обоих явно не нравилось.

Он окликнул Пола:

– Ну что, дружище, отоспался?

Пол посмотрел на Линя отсутствующим взглядом и будто не услышал его.

Линь помнил из рассказанной им самим же истории про китайцев-строителей, что спать на всякий случай в этой ситуации им не следует. Надо как-то попытаться вернуть своих товарищей в действительность.

– Слушай, Пол, разбуди своего тезку.

Пол ответил что-то непонятное, и по всему было видно, что мысли его не здесь. Линь не мог бросить управление луноходом, так как доверить машину автопилоту на такой сложной дороге было рискованно. Чуть позже ожидался короткий и относительно спокойный участок, где надо было успеть растормошить товарищей.

Неожиданно внимание Линя привлек электронный флажок красного цвета, появившийся на правом верхнем мониторе пульта управления луноходом. Этот монитор полностью дублировал их центральный компьютер на геофизической базе, которую они покинули два часа назад. Красный цвет флажка говорил о том, что по электронной почте получено сообщение высшей степени важности. Линь тут же нажал клавишу и на экране высветился следующий текст: «Предварительный экспресс-анализ полученных от Вас файлов показал, что обнаружен квазистабильный изотоп неизвестного химического элемента, предположительно с атомным номером 116. На трех образцах отмечены следы эйч-икс излучения, представляющего опасность для центральной нервной системы человека. Срочно прекратить все эксперименты, консервировать станцию по временной схеме и следовать на центральную лунную базу. Ближайшим транспортом высылаем группу экспертов и медиков. Центр».

– Парни, что ж вы дрыхнете? – воскликнул Линь. – Мы же открыли новый химический элемент, черт подери, и теперь о нас заговорит весь мир.

Но тезки – Пол и Павел – не разделяли его радости. Один продолжал тревожно всматриваться в бесконечность, а второй просто спал.

* * *

Юрий заметил, что, как только оставался один в замкнутом пространстве вне контактов с другими людьми, с ним происходило нечто, вроде раздвоения личности. Он по-прежнему был аспирантом-геофизиком Московского университета, но сквозь сиюминутные проблемы, которые в этот момент отступали на второй план, мысленно слышал женский голос, который говорил ему: «Павлуша, любимый, приезжай скорее домой. Мы так тебя заждались». И ему отчетливо представлялось лицо немолодой, но красивой женщи-ны, в которой он знал каждую черточку и которую безмерно любил.

А тут, вдруг он явно услышал в мыслях голос мальчика-подростка, который точно был его сыном:

– Папа, завтра мы отмечаем мой день рождения и снова без тебя. Ну когда же ты прилетишь?

Так кто же он: Юрий или Павел? И откуда вся эта свистопляска в мыслях?

Казалось, что у него появились какие-то странные экстрасенсорные способности по обмену мыслями с другими людьми, причем только с самыми близкими. Хотя в самом этом факте ничего удивительного нет. Ведь издавна известно, что некоторые близнецы чувствуют в критическую минуту своего собрата, где бы тот ни находился. Так же и мать чувствует неладное с сыном, который где-то далеко. Но такие события происходят в один и тот же момент времени. А в данном телепатическом обмене время каким-то образом исчезло. Нет, скорее пересеклось настоящее и прошлое. А может быть, настоящее и будущее? Все зависело от того, кем он был на самом деле: Юрием или Павлом. Люди, мысленную энергию которых он ловил, явно были из разных эпох.

Пока Юрий размышлял в одиночестве, он все более отчетливо слышал голос этой женщины, которая, словно за ниточку, но очень настойчиво овладевала его сознанием. «Боже мой, да это же моя любимая Наташка», – вдруг озарило его.

Наконец, после некоторых логических усилий в его голове все пришло в порядок, и ему стала окончательно ясна вся ситуация. Павел был человеком с исключительно рациональным мышлением. «Любому чуду, в конце концов, должно найтись рациональное объяснение», – считал он. Просто человеческое знание всегда имеет предел. Люди в своем сознании лишь моделируют окружающий мир, который объективно сложнее и многообразнее любых наших представлений о нем. Вот и этому случившемуся с ним феномену, спустя годы, наверняка, найдется научное объяснение. Пока же логика событий, которую для себя выстроил Павел, состояла в следующем: он ловил мысли только тех людей, которые в этот момент о нем думают. Другого быть не может. Значит в реальности он – Павел. Откуда же он долгое время ощущал себя Юрием, да еще в далеком прошлом? Предыдущие догадки Павла полностью подтверждались.

Во время работы с Полом в лаборатории это неизвестное излучение таким непредсказуемым способом подействовало на их сознание, причем на Пола гораздо сильнее. А потом по дороге в лунопорт Павел постоянно беседовал с Полом, да еще держал все время его за руку, не давая заснуть. Значит, каждый из них некоторые мгновения жил чувствами и мыслями своих далеких предков. Неужели эта информация может сохраниться в хромосомном наборе человека? Этот феномен не поддавался объяснению, но факт был налицо. Но почему же тогда их сознание не унеслось в «допотопные» времена античности или еще дальше? Почему оно зацепилось именно в том времени?

Подумав, Павел нашел для себя объяснение и этому. Их мысленные поля, взаимодействуя друг с другом, вошли в резонанс, чтобы усилить тот слабый сигнал, который является для них общим. Иначе говоря, там, где генетическая память каждого из них пересекалась во времени, там и произошла остановка их мысленных ощущений по пути в далекое прошлое. Значит, это была самая близкая точка во времени, где память их предков устойчиво зафиксировала друг друга. Их прадеды, каждый в своем роду, впервые ступили на геофизическую стезю, да еще и учились вместе пять лет. Интересно, а если бы не было такого пересечения в прошлом, до чего Павел и Пол дошли бы в своем ретроспективном мышлении? До Адама и Евы или до зарождения самой примитивной жизни на Земле на уровне одноклеточных организмов? Или до формирования Солнечной системы? Но это уж точно из области фантастики, и ответа на этот вопрос не найти никогда.

Так что по окончательному заключению Павла в современной реальности не было никакого Юрия и никакого Ильи, а были тезки – Павел и Пол – селенофизики, исследующие тайны лунных глубин. И одна из этих тайн сыграла с ними злую шутку, едва не лишив памяти. К тому же, еще неизвестно, чем все это закончится.

– Павлуша, слава богу, тебе лучше. Я это сразу почувствовала, – поймал он вдруг мысль Натальи.

Боже мой, так ведь это она «вытащила» его мозги из прошлого, в котором навсегда могло остаться его сознание, а тело, тем временем, непременно попало бы в психиатрическую клинику. Только ее безграничная любовь позволила избежать этого печального финала.

Того китайского строителя-монтажника тоже спасла жена, но она находилась рядом. А Наталья сумела это сделать, находясь «за тридевять земель» и тридесять лун.

Говорят, что в семье всегда один человек, будь то женщина или мужчина, должен быть во главе, а другой должен подчинить ему свою волю и, фактически, свою жизнь. И, якобы, только такие браки бывают долгими и счастливыми. А два сильных характера долго не уживаются. Сущая ерунда. Как непохожи и как упрямы они с Натальей оба. Сколько копий было сломано и сколько слез пролито, пока они научились не только любить, но понимать и уважать друг друга.

И глубокое убеждение Павла состояло в том, что союз между двумя сильными и умными людьми, основанный на взаимной любви и преданности, всегда прочнее любого другого неравного брака, будь то неравенство в области интеллекта, образования, дохода и чего угодно еще. Не всегда любовь в состоянии покрыть это неравенство без угнетения и подчинения другого человека.

И столько нежности он испытал в это мгновение к этой лучшей в мире женщине! Он вдруг понял, что не сможет без нее прожить ни дня. Как несправедливо обижал он ее своим невниманием столько лет. Чувства любви и благодарности к самому родному человеку переполняли его и захлестнули окончательно.

– Наташка, я люблю тебя, произнес он не только мысленно, но и вслух, едва шевеля губами.

–Да, милый Павлуша, возвращайся скорей. Я тебя жду и больше никуда не отпущу, – поймал он в безграничном эфире предназначавшуюся ему мысль единственной и любимой женщины.

И в этот момент так захотелось Павлу поцеловать ее сладкие губы, взять в объятия ее горячее тело и предаться всепоглощающей любви, и духовной и физической. Все! Скорее домой. Четвертая экспедиция на Луну будет в его жизни последней.

* * *

Очнулся он от того, что Линь так сильно тряхнул его за плечи, что хрустнули шейные позвонки, и голова едва удержалась на месте.

– Павел! Ну какого дьявола ты спишь? Просыпайся! Мы открыли 116-й элемент, и теперь о нас узнает весь мир.

Павел, еще плохо понимая, что происходит, ответил:

– Ну и отлично. Пожалуй, мы заслужили полноценный отпуск, – ответил он, протирая глаза и приходя в себя. – А вообще я сейчас больше всего хочу домой к любимой жене и детям. Меня больше ничего в мире не интересует, и оставьте, ради бога, меня в покое. Передай всем, пожалуйста, что как вернемся, я выброшу к черту все телефоны и никуда больше не полечу ни за какими открытиями.

– Ну да. Так мы тебе и поверили...

Байкальская симфония

Владимир вышел на балкон, чтобы немного расслабиться и прийти в себя. Теплый июльский день подошел к концу, потянул легкий ветерок, и дышать стало полегче. Балкон выходил во двор, где росло несколько старых деревьев, дававших густую тень. Наступил период отпусков, и москвичи в массовом порядке покинули город, и потому на улицах стало меньше автомобильных пробок, а воздух немного очистился.

Когда-то этот «музыкальный» дом в Каретном ряду принадлежал кооперативу Большого театра, но сейчас после нескольких десятилетий состав жильцов сменился, и мало кто из нынешних обитателей имеет отношение к искусству и музыке. Лишь внуки некоторых бывших знаменитостей удержались от соблазна продать свою недвижимость здесь в центре Москвы, за которую нувориши предлагали серьезные деньги.

Владимир сел в любимое кресло-качалку и погрузился в свои мысли. После многих лет напряженной работы и творческих исканий удача, кажется, снова стала поворачиваться к нему лицом. В юношеском возрасте его считали музыкальным вундеркиндом. Владимир тогда подавал столько надежд, что московский музыкальный мир только и говорил о его даровании. Им восхищалась пресса, и даже строгие музыкальные критики отмечали недюжинные таланты молодого пианиста. Это было неслыханно, но в 15 лет он уже был зачислен на первый курс московской консерватории и поначалу чувствовал себя очень неловко среди сокурсников, которые были на несколько лет старше. Но, как часто бывает, с возрастом этот юношеский успех куда-то пропал. Видимо, когда человек становится взрослым, пусть еще и совсем молодым, окружающие уже не воспринимают хорошую игру и даже виртуозное исполнение, как нечто экстраординарное. Когда эти звуки извлекает из инструмента уже совсем не ребенок, это не пробуждает в душе слушателей дополнительных восторженных эмоций. Да и самого Владимира перестало удовлетворять собственное исполнение некоторых наиболее популярных классических вещей, к которым прикасались в разное время ведущие пианисты мира. Он, скорее всего на подсознательном уровне, почувствовал потребность выразить в музыке именно свои чувства, мысли и ощущения, а не передавать чужие, пусть даже и прекрасные. Возможно, что и по этой причине, Владимир с некоторого времени стал с меньшим вдохновением готовиться к концертам, и это не могло не отразиться на качестве исполнения и на сдержанной реакции публики, от которой крики «браво» можно было уже слышать не так уж часто.

Но своя музыка давалась очень тяжело. То неуловимое, что в собственных мыслях казалось удачным, после переложения на ноты представлялось уже каким-то тяжеловесным и ненастоящим. Хотя некоторые свои небольшие произведения, которые он изредка вставлял в концерты, публикой воспринимались неплохо. Но это бывало совсем не часто.

Владимир мечтал, что когда-то напишет свою симфонию, которую потом будут с благоговением слушать многие поколения, так же, как сейчас мы наслаждаемся бессмертной музыкой Моцарта, Баха, Бетховена, Шопена, Чайковского и многих других великих композиторов. А пока, неудовлетворенный своими произведениями и сложившейся ситуацией, он продолжал «разбрасываться» на музыкальном поприще, закончив еще и курсы на дирижерском факультете и взяв уроки у нескольких знаменитых дирижеров. Потом, пользуясь своей прошлой и еще не совсем забытой славой и связями в музыкальном мире, он стал пробовать себя и в качестве дирижера.

Так кем же он был в свои тридцать с лишним лет: пианистом, дирижером или начинающим композитором? Ответ был таким же неопределенным, как и та жизненная ситуация, в которой Владимир находился последнее время. Что для него было главным: музыка, жена и дочь, друзья, женщины, публика или благосклонность критиков? Ответа на этот вопрос не было, как и не было самоудовлетворения от этой нынешней жизни.

Однако, когда год назад рядом с ним появилась Ирина, все вроде бы пришло в некоторое равновесие. Во всяком случае, музыкальные афиши по всей стране и даже за рубежом снова пестрели его фамилией.

* * *

Ирина в детстве не слишком увлекалась классической музыкой, которая казалась ей сложной и скучноватой. Но поскольку росла в музыкальной семье, родители с детства приучали свою дочь к фортепиано. Но потом, убедившись, что вряд ли из их драгоценного ребенка получится пианистка, решили сделать из нее скрипачку, тем более что в этой области конкуренция среди музыкантов была чуть поменьше. Ирина не проявляла излишнего рвения и старания, но все же благодаря усилиям и связям родителей, в конце концов, оказалась среди студентов консерватории. Однажды, будучи первокурсницей, она встретилась с Володей, который был уже на четвертом курсе, но по годам оказался ее сверстником. Он тогда блистал, и в музыкальных кругах был известен не иначе как молодое дарование. Ирине страшно повезло, потому что на одном из первых студенческих концертов он аккомпанировал ей на фортепиано, и они провели несколько репетиций вместе. Ирина тогда всячески строила ему глазки, пытаясь увлечь его, но Володя никак не отреагировал. Похоже, он даже немного раздражался, что тратит на репетиции с этой не слишком старательной первокурсницей свое драгоценное время. Тем не менее, с тех пор на разных вечерах и мероприятиях они общались как старые знакомые. Позднее Ирина еще пару раз делала попытки понравиться перспективному музыканту, но из этого ничего не получилось. Вскоре он женился на какой-то поклоннице и надолго исчез из ее поля зрения.

Меж тем Ирина больше времени уделяла «тусовкам» в музыкальной богеме, нежели усердному совершенствованию своего музыкального мастерства. Она была весьма хороша собой: стройная кареглазая шатенка с великолепной фигурой, красивыми волнистыми волосами, умела эффектно одеваться и преподнести себя в выгодном свете. Кроме того, свой исполнительский уровень Ирина все же старалась поддерживать, но ровно настолько, чтобы быть участницей студенческих музыкальных мероприятий «на показ». И в один из таких концертов, который они исполняли для узкого круга состоятельных людей – спонсоров консерватории, она встретилась с Георгием – импозантным молодым бизнесменом. Она сразу выделила его среди других тучных спонсоров. Пару случайных взглядов, улыбка, несколько эффектных движений, и Георгий попался на крючок. Через три месяца они поженились. Прожили вместе всего-то года полтора, а потом расстались. Георгий хотел от нее детей, крепкой семьи и домашнего уюта, но Ирина тогда еще была не готова так резко изменить привычный образ жизни. Георгий вскоре нашел себе подходящую девушку из провинции, и они с Ириной вынуждены были расстаться. Ирина, использовала эту ситуацию до конца, разыграв из себя брошенную и несчастную молодую жену, и все построила так, что во всем виноват коварный муж. Георгий же оказался совсем не жадным, и Ирина, получив хорошие отступные после развода, вмиг разбогатела.

За полтора года жизни с Георгием она многому научилась у бывшего мужа, бывая вместе с ним на официальных приемах и деловых неофициальных встречах. Там зачастую присутствовали знаменитости: бизнесмены, политики, артисты, которых простые люди видят только по телевизору. У нее появилось много личных контактов, которые могли бы впоследствии пригодиться. Ирина решила, что ей не к лицу уподобиться молодой глупышке, готовой тратить большие деньги на наряды и украшения. Следовало эти деньги надежно вложить в какое-то дело.

А какое у нее могло быть дело, в котором она хоть что-то понимала? Музыка? Но это не бизнес, а скорее затратное мероприятие, кроме тех случаев, когда оно основано на уже «раскрученной» знаменитости. А у всех знаменитостей уже есть свои продюсеры и импресарио, которые обеспечивают прибыльность их концертной деятельности. И в тот момент Ирина вспомнила о Володе. Наверняка его бурный музыкальный старт, случившийся в те годы, еще не забыт. Его имя еще оставалось на слуху у знатоков, а значит не все потеряно. Можно рискнуть некоторой суммой «на раскрутку» и попробовать снова вывести его имя на музыкальный Олимп. Насколько она знала, Владимир как-то затих в последний год и очень редко появлялся на публике. «Надо обязательно с ним связаться», – твердо решила она.

* * *

Владимир, будучи широко известной личностью уже в ранней молодости, не испытывал недостатка в поклонницах. И против одной из них – молодой и застенчивой девушки Лены – не смог устоять. Они вскоре поженились, а потом и дочь Юленька родилась. Как-то само собой получилось так, что домашние заботы заставили Владимира умерить свой музыкальный пыл. Возможно, впоследствии эта потеря темпа тоже стала одной из причин «карьерного торможения» молодого музыканта. А возникшая тяга к дирижерству и «композиторству» явилась следствием не особо серьезных исполнительских успехов в последние годы. Кто знает? Когда позвонила Ирина, Владимир поначалу ее не узнал.

– Привет молодому дарованию, – услышал он в трубке ее приятный голос.

– А кто говорит? – осторожно поинтересовался Владимир, отчетливо понимая, что получил «звонок из того времени», когда его действительно многие так называли.

– Ну, вот, забыл совсем молодую влюбленную девушку, которой аккомпанировал на концерте первокурсников, – попыталась изобразить обиду Ирина.

– Ах, Ирочка, извини, не ожидал тебя услышать спустя столько лет и потому не узнал, – виновато произнес он и продолжил, – вероятно, дело есть ко мне, иначе ты вряд ли позвонила бы?

– А что просто так без дела уже и позвонить нельзя? – продолжала разговор Ирина, стараясь говорить по-свойски и сохранить непринужденный тон.

– Ну почему же, Ирочка? Считай, что я польщен вниманием молодой приятной особы и поэтому растерялся.

– Володя, давай встретимся, – произнесла Ирина, – у меня действительно есть предложение, которое, надеюсь, заинтересует тебя.

– Ну что ж, я согласен, – ответил он почти без колебаний, понимая, что действительно надо что-то менять в жизни и не отказываться от предложений, исходящих тем более от старых знакомых, да еще, если это приятная женщина.

Они встретились на следующий день в кафе, и Ирина буквально «огорошила» его своим действительно неожиданным предложением.

– Ну так что, берешь меня в продюсеры за мои же деньги? – спросила она, изложив ему в подробностях свои намерения. – Зато будущие доходы будем делить поровну.

– Я, право, не знаю, – ответил Владимир неуверенно, – я же теперь дирижирую понемногу и пытаюсь писать кое-какую музыку, правда, пока в основном для души.

– Да, я слышала, но вряд ли ты достигнешь чего-то существенного такими темпами, – ответила она, – да и доходы у тебя, смотрю, совсем скромные. Семью-то прокормишь?

– Что верно, то верно, – согласился Владимир. – На скромную жизнь едва хватает.

– Ладно, не буду тебя торопить, – сказала Ирина. – Подумай пару дней и позвони потом мне сам. Пойми, я не навязываюсь и, если не позвонишь, не обижусь. Все же это я рискую начальными деньгами, а для тебя никакого риска нет...

И Владимир, поразмыслив день-другой, позвонил. Действительно, что он терял, в конечном счете? Всегда можно было остановиться. Но он не предполагал, что с этим звонком его жизнь так круто изменится.

Ирина, благодаря своим связям и незабытому музыкальному имени Владимира, уже через два месяца организовала первый тур по стране. Любители классической музыки рукоплескали ему в Нижнем Новгороде, Казани, Самаре, Екатеринбурге и Тюмени. И это был только первый гастрольный вояж, который почти полностью покрыл первоначальные затраты Ирины. А дальше все пошло почти «как по маслу». Трудиться приходилось очень много: репетиции, концерты, переезды. Но зато и положительный результат не заставил себя долго ждать. Супруга Лена не могла нарадоваться новым успехам мужа, после которых он снова почувствовал уверенность в себе. Правда, частые разлуки, связанные с гастролями мужа, не добавляли комфорта в их семейные отношения. Да и ревность к успешной и богатой Ирине Лену не оставляла. Однако она понимала, что это было той платой, с которой приходилось мириться в угоду наступившему материальному благополучию.

* * *

Прошел год после того звонка, и вот Владимир с этими думами сидит на своем балконе. Правильно ли он сделал тогда, согласившись на предложение Ирины? С одной стороны, конечно, да. Он полностью восстановил свою былую популярность и получил относительную материальную независимость. Но с другой стороны, все тайные мечты о собственной симфонии пришлось отложить на неопределенный срок. Ежедневный жизненный темп никак не позволял даже задуматься об этом.

Разумеется, длительные гастроли в сопровождении Ирины не могли не привести к их сближению, если не духовному, то физическому. Владимир сам нисколько не стремился к этому, стараясь, скорее, отогнать от себя мысли о сексе. Однако в расцвете физических сил его мужская природа неизбежно требовала реализации своего предназначения. И их интимные отношения во время этих частых и продолжительных поездок были фактически неизбежны. Ирина к тому же после развода была абсолютно свободной женщиной и при том очень настойчивой. Скорее всего, начиная эту бизнес-затею, она вполне рассчитывала заполучить Владимира не только как музыканта, но и в перспективе, как мужа. Эта ее настойчивость, переходящая зачастую в навязчивость, раздражала Владимира. Но, тем не менее, весь этот сложный комплекс отношений продолжался, и прервать их было почти невозможно. Это означало бы прервать и едва сложившийся удачный бизнес. «Пока пусть будет все так, как будет, а там посмотрим», – сказал Владимир сам себе, возвращаясь в комнату и прикрывая за собой балконную дверь.

Настроение после этих нелегких дум, как ни странно, улучшилось. Наверное, сказывалось ожидание скорой поездки на Байкал. Владимир там никогда не был, но еще с детства мечтал посетить этот уникальный уголок планеты. В их концертном графике в середине лета был запланирован перерыв, который он хотел провести на подмосковной даче вместе с женой и дочерью, отдохнув от утомительных дальних разъездов. Но настойчивая Ирина не могла пропустить ни одного стоящего музыкального мероприятия, которое могло принести заработок. Позавчера она радостно объявила по телефону:

– Володенька, ты не представляешь, какая удача нам улыбнулась!

– И что же это такое? – спросил Владимир.

– В последней декаде июля ты в Иркутске председательствуешь в жюри конкурса молодых исполнителей «Сибирские таланты».

– Ира, ты меня хотя бы спросила, могу ли я? – ответил Владимир. – Я хотел немного отключиться от всего и порыбачить на даче.

– На дачу ты всегда успеешь, а я тебе обещаю грандиозный отдых на Байкале, который недоступен простым смертным, – ответила она возбужденно. – Нет слов, чтобы передать все это.

– Погоди, о каком отдыхе ты говоришь? Мне же придется изо дня в день слушать десятки молодых дарований с утра до вечера, – пытался возразить Владимир.

– Ничего подобного, там будут одни финалисты, и все это займет полтора дня, а потом тебе надо будет лишь дать мастер-класс для них и один показательный концерт.

– Ну хорошо, а отдых тут причем? Даже если я соглашусь, давай сразу после этого вернемся. Мне хоть немного надо расслабиться на дачке и заодно психологическое напряжение в семье снять. Иначе мне осеннего репертуара не потянуть. Ты не представляешь, как я устал.

– Да ты погоди, дослушай, – не унималась Ирина. – Дело в том, что организаторы под тебя смогут хорошо раскрутить местного спонсора-мецената. Мало того, что они заплатят нам щедро, но кроме этого после окончания конкурса они организуют место в сказочном уголке на берегу Байкала, куда не ступала нога человека.

– И что же мы там будем одни в тайге среди медведей?

– В том-то и дело, что нет. Там есть эксклюзивная база для высоких гостей со всеми удобствами и даже своя автономная мини-электростанция для этих самых удобств. А самое главное – чистейший воздух и первозданная тишина обеспечена. Можешь творить в свое удовольствие.

Владимир растерялся. Он был достаточно консервативным человеком и не привык быстро менять свои планы. С одной стороны жалко было отказываться от двух недель спокойной и безмятежной жизни на даче, но с другой – побывать на Байкале, да еще в уникальном месте и осуществить давнюю детскую мечту было весьма заманчиво.

– Ир, дай время подумать. Не хочу в очередной раз жену и дочку расстраивать.

– Слушай, Володя, отказываться нельзя. Я им уже сказала, что мы согласны, и они пустили в ход свою сложную машину по спонсорам и организации конкурса и концертов.

– Ира, я же тебя просил все такие вещи согласовывать со мной.

– А я это сейчас и делаю, мой хороший. Ну разве от этого можно отказаться?

– Ира, так не делают. Как хочешь, но ответ я дам завтра, – произнес Владимир и положил трубку.

Про себя он уже фактически решил, что поедет в Иркутск, но хотел все же по-хорошему объяснить все Лене. Владимир уже давно обещал и ей, и себе, что эти две недели они проведут вместе со своей Юлькой. Рука не поднималась набрать номер мобильного телефона жены, которая сейчас была с дочкой на даче. Что делать и какой выбрать тон, чтобы в очередной раз сказать обидную для Лены новость, что он к ним опять не приедет. Промучившись некоторое время, Владимир все же позвонил ей. Гудки шли, но трубку никто не брал. «Странно, – подумал Владимир, – где они могут быть?»

Пока он снова размышлял и подбирал нужные слова для объяснений, его телефон зазвонил. Он увидел по определителю, что звонит Лена, и нажал кнопку «ответ»:

– Алло, я слушаю, – ответил Владимир, все еще собираясь с мыслями.

– Здравствуй, милый, ты ведь только что звонил мне? – услышал он голос жены.

– Да, родная, но телефон не отвечал.

– Мы с Юлькой были на участке, а я телефон на кухне оставила, – ответила Лена. – Но ты ведь уже скоро приедешь к нам, правда?

– Да, Ленусик, я очень хочу к вам, но тут одна «закавыка» появилась, с которой надо разделаться.

– Ты хочешь сказать, что нам тебя не ждать? – спросила Лена, голос которой сразу изменился, и в нем угадывались нотки обиды.

– Да нет, милая, надеюсь, что я отбоярюсь от этого дела, но больно уж наседают. Надо в Иркутск съездить на конкурс молодых исполнителей. Да и деньги обещают хорошие за судейство.

– Володя, мы ведь уже говорили об этом. Нам нужен ты, а не твои деньги. Известно, что всех денег не заработаешь. Нам хватит того, что у нас есть. Что я скажу Юльке? Она каждый день спрашивает: «Когда папа приедет?»

– Леночка, ну я же сказал, что попробую уладить все. В крайнем случае, слетаю на пару дней и назад.

– Делай, как хочешь, – ответила Лена и положила трубку.

Как и предполагал Владимир, по-хорошему не получилось. Конфликт между работой и семьей продолжал углубляться. Если посмотреть на это глазами женщины, то это был лишь примитивный «эффект раздвоения» мужика между женой и любовницей, описанный уже тысячи раз. Но Владимир так не считал. С каждым днем он ощущал себя все дальше от музыки, а значит и от своей заветной мечты, и это ему категорически не нравилось. Отношения с женщинами отступили для него на второй план. Он просто старался об этом не думать, потому что они осложняли и без того непростую ситуацию, сложившуюся в его внутреннем мировосприятии...

Через несколько дней они с Ириной уже спускались по трапу самолета в аэропорту Иркутска. Прямо на летном поле их ожидал большой и вместительный автомобиль, почти микроавтобус с эмблемой конкурса «Сибирские таланты». Перед автомобилем стоял молодой мужчина в темном костюме и держал плакат с их фамилиями. Наконец, увидев их в толпе пассажиров, он свернул свой плакат, подошел к ним с улыбкой и произнес:

–Здравствуйте, дорогие наши гости. Меня зовут Андрей. Я помощник администратора конкурса. Приветствуем Вас на Сибирской земле.

– Здравствуйте, Андрей. Спасибо за такую встречу прямо у трапа. Нас еще нигде не встречали прямо на летном поле. Мы такого даже не ожидали и весьма тронуты.

– Да и у нас таких гостей еще не было, – ответил Андрей.

Они сели в машину и поехали к зданию аэропорта.

– Какая у нас программа? – поинтересовался Владимир.

– Сейчас получим ваш багаж и сначала заедем в филармонию, где Вас уже ждет наше начальство, – ответил Андрей, – а потом программа очень обширная и зависит только от вашего желания.

– А поподробнее? – уточнил Владимир.

– Володя, я же тебе в общих чертах уже все описала, – вмешалась Ирина.

– Ирина Николаевна, – ответил Андрей, обращаясь к ней, – сейчас мы все окончательно согласовали, и я готов Вам изложить рабочий вариант программы вашего визита, а Вы примете окончательное решение.

– Хорошо, давайте мы Вас послушаем, – согласилась Ирина.

– Вчера прошли отборочные туры для выхода в финал, – информировал Андрей. – Участвовали конкурсанты из Братска, Ангарска, Усолья-Сибирского и, конечно же, Иркутска. Сегодня и завтра в первой половине дня будут финальные выступления, и мы рассчитываем на Ваше участие в жюри хотя бы завтра, если Вы устали с дороги сегодня. Послезавтра с утра у Вас свободное время, а во второй половине дня все участники конкурса ожидают Ваш концерт или мастер-класс. Потом будет церемония награждения, а потом банкет.

– Значит, послезавтра вечером мы можем улетать? – спросил Владимир, испытывавший в душе сильный психологический дискомфорт после совсем нерадостного расставания с женой.

– Я бы Вам настоятельно советовал остаться, поскольку наше начальство приготовило Вам очень увлекательный отдых на диком берегу Байкала.

– Да, я помню, Ирина Николаевна мне говорила, – ответил Владимир. – Спасибо, конечно, Вам за хлопоты, но мне надо вернуться в Москву как можно скорее.

– Я понимаю, – ответил Андрей, – но все же вместо запланированной недели проведите там хотя бы три-четыре дня. Ей богу, не пожалеете.

– Володя, уверяю тебя, надо побывать в этой сказке наяву, – поддержала Ирина Андрея. – Такой возможности больше не будет. К тому же, ты, наверняка, почерпнешь там для себя новую порцию вдохновения.

Владимир внутренне боролся с самим собой, вернее со своими альтернативными желаниями: остаться здесь или скорее вернуться в Москву. И, в конце концов, решил, что уж на три-четыре дня можно задержаться ради свидания с Байкалом.

– Ну, хорошо, давайте попробуем, – произнес он вслух.

– Вот и отлично, – обрадовался Андрей. – Этот автомобиль с прекрасным молодым водителем Игорем будет все время в вашем распоряжении. Да, еще спешу Вас обрадовать, что и эти две ночи вы будете ночевать на Байкале.

– Вот как? Но ведь Иркутск не на берегу Байкала.

– Да, но у Вас есть эта машина, на которой Вас в любой момент Игорь доставит туда и обратно. Мы забронировали вам лучший отель «Легенда Байкала», который находится в Листвянке прямо на берегу, в том месте, где берет начало Ангара.

– Это, конечно, здорово, а далеко ли это отсюда?

– Да нет, всего 60 километров. Это 45 минут езды, если не будет пробок.

– По московским меркам это ничто.

– Вот видите, зато там очень красиво.

Багаж пришлось ждать больше обычного. Через час они прибыли в здание филармонии, где им устроили пышную встречу.

Владимир был польщен оказанным приемом и радушием хозяев. Ирина была в ударе, как настоящий импресарио, и показала себя во всей красе, привлекая внимание всех мужчин без исключения, слегка флиртуя с ними, но держа, тем не менее, их на расстоянии. Владимир, до этого несколько раздосадованный на Ирину за эту поездку, вдруг обнаружил, что ревнует ее.

– Ира, давай вежливо попрощаемся и поедем в гостиницу, – сказал он ей. – Мы же летели шесть часов, да еще разница во времени большая. Надо до завтра отоспаться, а то потом целый день сидеть.

– Хорошо, давай отоспимся, я совсем не против, – заговорщицки подмигнула Ирина.

Они обратились к Андрею, встретившему их в аэропорту, и тот с готовностью ответил:

– Конечно, езжайте в отель и отдохните. Игорь Вас ждет в машине. Завтра к десяти утра Вам надо быть здесь. Он за Вами в девять приедет. Имейте в виду, что Игорек у нас к тому же знаток этих мест и будет Вам хорошим гидом.

– Спасибо, Андрей. Извините, что не остаемся сегодня до конца.

– Ну что Вы, все в порядке, ждем Вас завтра вполне отдохнувшими, – ответил он.

* * *

Через час они уже были в Листвянке у своей гостиницы. Денек был солнечным и теплым, но дело уже шло к вечеру. Водитель Игорь вышел с ними, чтобы помочь устроиться. Отель оказался великолепным. Он действительно располагался на набережной Ангары. А сама набережная перед отелем была выложена красивым камнем, украшена резными парапетами и многочисленными деревянными фигурками и статуэтками. Здесь же, между двумя спускающимися полукругом красивыми лестницами, был небольшой бассейн, в котором плавали крупные рыбины, предназначенные быть приготовленными по заказу клиентов ресторана.

А на водной глади нельзя было определить, где кончается зеркало Байкала, а где начинается русло Ангары, выносящей байкальские воды из озера дальше в сторону Иркутска.

Владимир чуть ли не физически «ухватился взглядом» за эту неземную красоту, и настроился на ее волну. Он буквально поймал в своем сознании первые аккорды ТОЙ САМОЙ симфонии, которую вот уже несколько лет тщетно пытался начать. «Боже мой, как бы это не забыть», – подумал он.

– Что, нравится? – спросил Игорь Владимира, который смотрел завороженно на мощное течение реки из огромной чаши безбрежного Байкала.

– Еще бы, – ответил он, – такое ощущение, что это место обладает какой-то неземной энергетикой, и эта энергия проникает в каждую клеточку твоего тела и в мысли.

– Это действительно так, – подтвердил Игорь, – Байкал непредсказуемым образом заряжает дух человека, заставляя забыть все земные неурядицы и задуматься о вечном.

Ирина тоже не могла оторвать глаз от этой красоты.

– А что там виднеется вдалеке на противоположном берегу реки? Какие-то трубы и строения? Уж не тот ли злополучный целлюлозный комбинат? – спросила она.

– Нет, комбинат не здесь, и говорят, его все же скоро закроют, – ответил Игорь. – А это порт Байкал, он совсем небольшой и там мало что осталось: несколько причалов да заброшенная верфь и небольшой поселок, жители которого после наступившего упадка промышляют, кто чем сможет.

– А где все же граница между водами Ангары и акваторией озера? – не унималась Ирина.

– Считается, что от Шаманского камня начинается Ангара, – продолжал Игорь. – Вон посмотрите: примерно посередине реки он едва торчит из воды. Это потому, что уровень Ангары сейчас стал намного выше после строительства плотины Иркутского водохранилища. А раньше Ангара здесь шла бурным потоком, огибая с двух сторон Шаманский камень, который был тогда заметной скалой. Об этом есть целая легенда. В честь нее и назван ваш отель.

– Что за легенда? – спросил Владимир, который все еще находился под впечатлением этого необычного места.

– Ну, хорошо, расскажу Вам вкратце, – сказал Игорь и поведал дальше. – Надумал как-то седой старик Байкал отдать дочь свою Ангару замуж за Иркута. А Иркут – сравнительно большая река неподалеку отсюда. Но Ангаре не нравился мутный и скучный Иркут. Прослышала она про красавца Енисея и захотела повстречаться с ним. Однажды ночью, когда Байкал спал, она сбежала из отчего дома на север и повстречалась там с Енисеем. Утром Байкал проснулся, обнаружил пропажу дочери и, разозлившись, бросил ей вслед эту скалу. С тех пор несет Ангара свои воды в Енисей, а Иркут остался ни с чем. И на этой скале шаманы многие века совершали свои тайные действа, пока ее не скрыла подпруженная Ангара. Говорят и сейчас по особому заказу на катере туда ездят «шаманить», отдавая дань древним обычаям.

– Да, любопытно, – задумчиво произнес Владимир. – И вообще здесь слишком все необычно. Будто бы находимся совсем в другом пространстве, и время течет по-другому. Как в каком-то параллельном мире.

– Мир здесь не параллельный, – сказал Игорь, – он самый, что ни на есть настоящий. Это мы постоянно в своей деловой повседневности загоняем себя в ненастоящую жизнь.

– Да ты, Игорь, прямо-таки философ не по годам, – удивился Владимир.

– Да нет, я просто очень люблю эти места, – ответил он. – Ну хорошо, отдыхайте, а завтра в девять утра я здесь. Запишите на всякий случай мой мобильный телефон и звоните, если что. А телефон Андрея у вас есть?

– Да, есть. Спасибо тебе, Игорек, за интересную поездку и содержательный рассказ, – поблагодарила его Ирина.

– Да не за что, – смутился Игорь. – До свидания.

– До свидания.

– Интересный парень, – сказал Владимир, когда Игорь ушел. – Непомерно эрудированный для водителя.

– Да он наверняка студент-старшекурсник и подрабатывает у них на каникулах, – ответила Ирина.

– Вполне может быть, – согласился Владимир.

Номера в отеле были еще более необычны, чем сама гостиница. Шикарная мебель: кровати с резными спинками, комоды под старину, необычные люстры – прекрасно смотрелись на фоне стен, отделанных дорогими породами дерева. Двери их номеров были как раз напротив друг друга.

– Ну, что, Володенька, давай устраиваться? – сказала Ирина.

– Да, конечно, Ириша, давай примем душ, приведем себя в порядок и спустимся в ресторан на ужин. Как-то довольно быстро стемнело здесь.

– Это потому что горы вокруг. Хорошо, Володя, я пошла к себе в номер и через полчаса жду тебя в ресторане.

Владимир не мог забыть первые несколько аккордов, пришедшие на ум только что, и ответил рассеянно и очень ласково, что для Ирины было неожиданно и потому вдвойне приятно:

– Да-да, милая Ирочка, конечно, я быстро приведу себя в порядок, и мы поужинаем.

Она поразилась приятной перемене в своем спутнике и, чтобы не спугнуть его романтическое состояние, потихоньку вышла из его номера и пошла к себе.

* * *

Через час они сидели в прекрасном и уютном зале ресторана на первом этаже отеля. Через широкое окно открывался тот же самый вид на исток Ангары и Шаман-камень. Однако в глубоких сумерках его не было видно. Солнце уже зашло, но вдоль парапета на площадке возле отеля зажглись фонари, и красивая подсветка дополняла оригинальное оформление этой части набережной. Народу в зале было совсем немного. Играла тихая спокойная музыка.

– Потанцуем? – предложила Ирина, не надеясь на положительный ответ.

Но тот был, похоже, в мыслях где-то далеко, и, когда Ирина повторила вопрос, он будто очнулся и произнес:

– Что ты сказала? Потанцевать? Отчего же давай потанцуем. Разве можно отказать такой красавице и умнице.

«Чудеса, да и только», – подумала Ирина, нежно прижавшись к нему в медленном танце. Володя вовсе не отстранился, и даже нежно поглаживал ее по спине, ласково приближая к себе во время танца.

– Как хорошо сегодня, Ирочка! – услышала она его ласковый голос. – Ты просто умница, что привезла меня сюда. Я так тебе благодарен, милая.

Ирина не поверила своим ушам. Она давно не слышала от Володи таких слов, даже в минуты интимной близости, которую она ему, по правде сказать, почти навязывала. Все больше одни упреки. Кровь прилила к вискам, в ней проснулось огромное желание, и она, нежно шепнула ему:

– Пойдем наверх, милый. Нам пора...

И они тихо и незаметно, не привлекая чужого внимания, поднялись к себе в номер.

Владимир, вдохновленный сегодняшней творческой находкой, наверное, видел сейчас в Ирине свою музу. Он с благодарностью и одновременно нежно и страстно ласкал ее, покрывая поцелуями все ее тело, и она отвечала ему тем же во встречном порыве безудержных желаний. Ирина безоглядно предалась этой всепоглощающей страсти, по которой так соскучилась ее плоть.

– Володенька, миленький, еще, пожалуйста, прошу, – шептала она. И, получив желаемое, со стонами проваливалась в пучину блаженства, откуда возвращаться совсем не хотелось.

Так продолжалось еще и еще, пока они оба не обессилели в сладостном изнеможении и уснули в объятиях друг друга. Владимир после этого сам находился в безмятежном забытьи, но временами еще долго ощущал, как тело его прекрасной музы вздрагивало во сне с легкими стонами от целой бури испытанных сладострастных ощущений, захлестнувших ее. Осознание своей причастности к наслаждениям прекрасной женщины снова его заводило, но в последний раз сон пересилил желание, и он уснул. Такой сумасшедшей ночи у них за прошедший год эпизодических свиданий еще никогда не было, это точно. И после стольких часов бурных ласк они едва успели выспаться перед следующим трудным днем.

Утром Игорь как штык в девять часов подкатил к отелю. Володя с Ириной едва успели выпить по чашке кофе да кое-как собраться.

– Ну что, надеюсь, отдохнули и готовы к новым свершениям? – спросил Игорь.

– Да, очень хорошо отдохнули, воздух прямо-таки замечательный, – ответила Ирина, которая вся буквально светилась от счастья и никак не могла этого скрыть.

– Спасибо, все неплохо, – более сдержанно ответил Владимир на вопрос Игоря.

Вскоре они въехали на окраину Иркутска и едва поспели к десяти часам к концертному залу, где начиналась финальная часть конкурса молодых исполнителей.

Появление Владимира зал встретил овацией. Владимир был поражен таким теплым приемом, о котором в избалованной знаменитостями Москве даже мечтать не приходилось. Он пожал руки всем членам жюри, поздоровался с меценатом Корниловым – главным спонсором конкурса. Потом он выступил сам с кратким напутствием к молодым конкурсантам. Вскоре, после нескольких коротких приветствий начались выступления финалистов, которые с небольшими перерывами продолжались до самого вечера. Владимир иногда ловил себя на мысли, что смотрит на происходящее отсутствующим взглядом. Ему не давали покоя те несколько первых аккордов, которые вчера у истоков Ангары пришли ему в голову и не отпускали до сих пор. Он записал их на бумаге, и все пытался найти продолжение и главную тему симфонии, но ничего не получалось. Мысль перебивали воспоминания о безудержном сексе прошедшей ночи и сладостных стонах Ирины. Это вновь приводило его внутренне в возбужденное состояние, но никак не ложилось на стартовые аккорды задуманной симфонии. Так прошел этот день, а Владимир так и не смог объективно оценить мастерство молодых музыкантов, поскольку не мог их внимательно слушать, занятый своими переживаниями. На всякий случай он всем поставил почти равные оценки, немного выделив одного парня и одну девушку, поскольку их исполнение возвращало его на краткое время в реальную действительность.

Потом они еще сидели несколько часов полным составом жюри, определяя в жарких спорах лучших музыкантов. Ирина, хотя и не была членом жюри, но активно участвовала в обсуждениях в качестве стороннего слушателя, как она говорила. Тем не менее, она косвенно влияла на мнение некоторых членов жюри, которые колебались в своих оценках. Невольно прислушивался к ней и Владимир. Все же в музыкальном чутье и хороших вкусах отказать ей было невозможно. В общем, закончилось все очень поздно, когда на улице давно стемнело.

– Ну, что, пойдем мой милый гений, – обратилась Ирина к Володе, когда все начали расходиться, – а то бедный Игорек, наверное, устал нас ждать в своей машине.

– Да, нам действительно пора, моя дорогая Муза, – ответил Владимир.

В своем отеле «Легенда Байкала» они оказались уже за полночь. Прощаясь, водитель Игорек предложил:

– Поскольку завтра Вы отсюда съезжаете совсем, Андрей попросил меня хотя бы коротко познакомить с достопримечательностями Листвянки. Вы не против или так устали, что хочется отоспаться?

– Да нет, отоспимся потом, – ответил Владимир, – ведь послезавтра нас обещают забросить на дикий необитаемый берег.

– Ну тогда, как обычно в девять утра я подъеду. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Игорек. Спасибо тебе за все.

* * *

Отоспаться не удалось и спокойной ночи, которой пожелал им Игорь, не получилось тоже. Несмотря на накопившуюся усталость, просто лечь и заснуть было немыслимо. У обоих так свежи были воспоминания предыдущей ночи, что не испытать этих ощущений заново было невозможно. Сон окончательно сморил их только под утро, когда уже не оставалось никаких физических сил.

Они проснулись при свете дня от того, что позвонил Игорь по внутреннему телефону от стойки администратора.

– Извините, что разбудил Вас, но мы же договорились в девять, – послышался виноватый голос Игоря в трубке.

– Ах, Игорек, это ты прости нас. Действительно вчера так устали, что будильник забыли установить, – произнес Владимир.

– Ну так мы оставляем в планах мини-экскурсию по Листвянке? – спросил Игорь.

– Конечно, не зря же тебе пришлось гнать сюда ни свет, ни заря, да и лично мне очень интересно, – ответил ему Владимир.

– Ну хорошо, я жду Вас за чашкой кофе внизу в ресторане.

– Сейчас будем, Игорек.

Как они ни торопились, ушло часа полтора на подъем, легкий завтрак и сборы личных вещей. Ведь сюда им сегодня больше не возвращаться. К двум часам надо быть в Иркутске, Владимиру давать свой мастер-класс, да награждать победителей. А потом после банкета – короткий ночлег в какой-то из городских гостиниц, а с утра путь на «дикий» Байкал.

– Ну, Игорек, мы, готовы, – сказала Ирина, садясь в машину. – Извини, что так получилось.

– Что ж делать, – ответил Игорь. – Через два часа надо уже ехать в Иркутск, так что многого мы здесь не увидим.

– Давай на твое усмотрение краткий тур, – предложил Владимир.

– Хорошо, поехали по поселку с краткими остановками, – согласился Игорь.

Через пять минут Игорь остановил машину у небольшого памятного знака на возвышении вблизи дороги.

– Здесь недалеко от этого берега трагически погиб известный молодой драматург Вампилов.

– Надо же, я хорошо помню его известные пьесы, а об истории его гибели ничего не слышал, – сказал Владимир.

– А я что-то не могу вспомнить его, хотя фамилия знакомая, – произнесла Ирина.

– Ну как, же, ты не могла не слышать, – ответил Владимир. – «Прошлым летом в Чулимске», «Старший сын». Кстати по этой пьесе и фильм снят, где в главных ролях Евгений Леонов, Николай Караченцев, Светлана Крючкова.

– Да, конечно, я вспомнила его, – обрадовалась Ирина, – и я слышала, что он погиб совсем молодым.

– Да, это так. Он рыбачил с друзьями на лодке на Байкале, здесь, недалеко от этого места, – рассказывал Игорь. – Неожиданно налетел сильный ветер, лодка перевернулась и пошла ко дну. А все находившиеся в ней направились вплавь к берегу, который был не так и далеко. Но вода-то в Байкале студеная. Даже в жаркое лето в этих местах она редко прогревается выше восьми градусов. Вот сердце у него и не выдержало. Но двое его товарищей все же доплыли.

– Надо же, такое несчастье, – сказала Ирина.

– Да, бесспорно, нелепая и несвоевременная смерть. Но все же, несмотря на короткую жизнь, он много успел сделать и в памяти людей останется надолго, – сказал Владимир. – Я где-то завидую таким людям, о которых потом тысячи и миллионы людей помнят в нескольких поколениях. Значит, они не зря появлялись на этом свете.

– Я знаю, тебе, как музыканту, не дает покоя слава Моцарта, – произнесла Ирина. – Но, не забывай, что Моцарт умер в нищете, и у его родных даже не нашлось денег на отдельную могилу. Похоронили в братской. И сейчас точно никто не может указать это место, чтобы поклониться его праху.

– Так это и неважно. Зато его музыка будет жить вечно, и даже наши праправнуки будут наслаждаться ею, – ответил он.

– Не переживай так, Володя, ты еще напишешь свою симфонию, и не одну.

– Да нет, Ириш. Не получается ничего. Мне никогда не стать Моцартом.

– Получится, Володенька, я в тебя верю, – ответила она вполне серьезно. – Но тебе совсем не надо становится Моцартом, ты многое сделаешь, оставаясь самим собой.

Меж тем, они поехали дальше, и Игорь произнес:

– Господа музыканты, у нас времени совсем в обрез. Давайте сделаем лишь две остановки: посмотрим байкальскую живность в большом аквариуме и заедем на местный базарчик, который тоже очень интересен.

– Да, Игорек, мы полностью подчиняемся.

Через пару минут они притормозили у двухэтажного здания, принадлежащего Лимнологическому институту РАН, как следовало из вывески. Войдя в него, они обнаружили множество огромных аквариумов, из которых в буквальном смысле состояли почти все стены. В них за толстыми стеклами неспешно плавали байкальские рыбки: от небольших до весьма внушительных. В помещении было довольно зябко, потому что температура воды в аквариумах поддерживалась близкой к натуральной байкальской – не больше десяти градусов. Но особое впечатление на них произвел один из последних залов. Там в воде за стеклом, резвясь, гонялись друг за другом маленькие байкальские тюлени – нерпочки. Сверху над водой для них из какого-то белого прочного материала было сооружено нечто наподобие льдины, куда они по очереди выбирались.

Владимир подошел вплотную к стеклу и постучал по нему пальцем. Нерпочка тут же подплыла к этому месту и будто бы улыбнулась ему своими веселыми глазками. Владимиру показалось, что она усмехается над ним:

– Ну что, композитор, все симфонии сочиняешь? Лучше бы про меня написал, – домыслил Владимир за нее фразу, которую должна была сказать эта милая животинка.

– Уж, тебя-то, божье создание, точно не забуду, – мысленно ответил он ей.

Нерпочка тут же вильнула хвостом и уплыла наверх, выскочив на свою искусственную льдину.

Они поехали дальше вдоль основной дороги, которая теперь стала главной улицей поселка и проходила прямо по берегу Байкала. Справа от дороги был галечный пляж, на котором местами расположились отдыхающие. Слева по улице рядами стояли частные дома, среди которых за последние несколько лет появилось немало роскошных особняков. Самым заметным зданием здесь была современная многоэтажная гостиница «Маяк», где чаще всего останавливались многочисленные группы иностранных туристов. Напротив нее располагалась основная пристань, с которой каждый час отходили прогулочные теплоходы и мелкие частные суденышки. Впереди слева от дороги показался небольшой базар с довольно свежими деревянными навесами и прилавками.

– Приехали, – сказал Игорь, припарковав машину на обочине. – У вас есть не больше сорока минут на все ваши сувениры, а то опоздаем.

– Нам вполне хватит, – ответила Ирина.

Но, как оказалось, она сильно погорячилась, сказав это. Глаза прямо разбегались от обилия приятных и красивых мелочей, которые хотелось купить. Здесь было несколько торговых рядов со всевозможными товарами: от различных украшений и сувенирных тарелок до поделок из камня и национальных бурятских одежд. Особенно богаты были прилавки со всевозможной байкальской рыбкой: хариусом, сигом и знаменитым омулем. От одного взгляда на эту подкопченную симпатичную рыбку текли слюнки, и хотелось хорошего пивка.

Все же они с Ириной не удержались от этого и тут же в маленьком кафе, находящемся здесь же, выпили по стаканчику пива, заедая несравненным и нежным копченым байкальским омулем. В оставшиеся минуты им пришлось бегом завершить осмотр базара. Тем не менее, Ирина приобрела себе оригинальные украшения из камней Прибайкалья. И Владимир тоже сделал удачную покупку своей Елене: бусы и браслет из чароита – редкого минерала, встречающегося только на берегу Чары – одной из рек Забайкалья – и нигде больше в мире. И Юльке купил несколько фигурок из поделочных камней. Особенно ему понравилась маленькая нерпочка, похожая на ту, с которой он общался взглядами только что в аквариуме. Владимир чувствовал вину перед своими девчонками, но понимал, что этими подарками ее не загладить. В душе его с сегодняшнего утра творилось что-то непонятное. После, казалось бы, удачной творческой находки полное «торможение» и тупик в попытках продолжить нащупанную тему. А сейчас покупки подарков для жены и дочки вызвали неподдельную грусть и тоску по самым близким и дорогим ему людям. И в таком состоянии ему предстояло играть перед профессионалами и молодыми музыкантами всего через час. А между тем, никаких репетиций за эти дни не было, в то время как профессиональному музыканту требуется ежедневная тренировка. Владимиру предстояло исполнять произведения прямо «с листа».

Вскоре после часа езды по красивой таежной дороге они снова вернулись в Иркутск и подъехали к концертному залу за четверть часа до начала. Там уже нервно бегал Андрей, встретивший их в аэропорту в день прилета и отвечавший за расписание всех мероприятий конкурса.

– Ну что ж вы прямо в последний момент? Все уже волнуются, – произнес он.

– Извините нас, Андрей, – сказала Ирина. – Как с утра после вчерашнего проспали, так теперь весь день опаздываем.

– Но ничего, бывает. Все же успели. Вы, как? Готовы? – сказал он, уже обращаясь к Владимиру.

– Готов, не готов, а выступать надо, – ответил спокойно Владимир, хотя по всему было видно, что он волновался.

– Ну хорошо, давайте на сцену, – сказал Андрей. – Вы теперь хозяин программы на два часа и стройте сценарий своего выступления как Вам удобно. Все же это Ваш мастер-класс.

Владимир решил отыграть программу в произвольном порядке, доверившись залу и внося коррективы в репертуар в зависимости от настроения зала и своего собственного. При этом в перерывах между исполнениями ему предстояло делиться своим опытом со слушателями, показывая отдельные упражнения и давая им советы. Ведь перед ним в большинстве своем сидели те самые молодые конкурсанты. И их было много, поскольку пригласили всех участников из нескольких сибирских городов, а не только финалистов, которых Владимир слушал накануне.

Зал встретил его аплодисментами. Он вышел на сцену, тепло поздоровался со зрителями, оглядел несколько первых рядов. Надо было выбрать несколько выразительных эмоциональных лиц, по которым потом было бы легче ориентироваться. Но почти все взгляды были искренне восторженными и воспринимали его как посланца великого исполнительского искусства. Владимир даже смутился. Нет, он не может, просто не имеет права обмануть ожиданий этих ребят. Но как же сделать так, чтобы все у него самого получилось? Владимир решил, что, прежде всего, надо быть самим собой, играть так, как чувствуешь и переживаешь сам. А что он переживал сейчас? Смятение и грусть, жажду творчества, находки и неудачи. Любовь? Да, несомненно, любовь к жене, дочке, но сложную, многогранную и не всегда счастливую, потому что эта любовь часто входит в конфликт с его настроением и желаниями, любовью к музыке и творчеству. Страсть? Да, необузданную, даже порой животную сиюминутную страсть, но, вероятно, лишенную любви, потому что по прошествии времени он понимал, что эти бурные ощущения не совсем его собственные и желаемые, они, скорее, не созидают, а разрушают хрупкие творческие находки. Разве можно обо всем этом сказать словами так, чтобы тебя поняли? Нет, однозначно нет. А в музыке, вероятно, можно. Во всяком случае, ты можешь пытаться передать эти чувства, а услышат тебя или нет, это уже другое дело. Но это тоже, во многом, зависит от тебя.

Владимир сел за рояль и начал играть. Он исполнял отдельные произведения Шопена и Бетховена, Рахманинова и Моцарта, вставляя между ними и несколько своих этюдов. Он временами забывал, что находится в зале. Владимир был один среди своих смятенных чувств, которые выражал через музыку. И когда он, обессиленный от эмоций, завершил последним аккордом первую часть своего выступления и склонился над затихшим роялем, зал взорвался шквалом аплодисментов. И он понял: «Получилось. Они меня поняли. Значит надо просто не врать самому себе». И на душе стало легче. Дальше общение с залом прошло легко и непринужденно. Взаимопонимание было полным и абсолютным. И это было для Владимира главным моментом истины. Ему показалось, что он стал нащупывать дорожку к самому себе.

Потом были процедура награждения лауреатов конкурса, банкет, встречи и разговоры с какими-то людьми. Но все это было будто в каком-то ненастоящем сне. И наутро, когда он проснулся в довольно будничном номере одной из Иркутских гостиниц, все это разом забылось. Он вспомнил, что пожаловался Ирине на головную боль и усталость, и попросил, чтобы его до утра никто не беспокоил. Она ответила: «Конечно, Володенька, отдыхай» и, кажется, не обиделась.

Пока Владимир восстанавливал в памяти вчерашний день, в его номере зазвонил телефон. Он, не вставая с кровати, протянул руку к трубке и ответил:

– Алло, слушаю.

– Ну, что, мой музыкальный гений, восстановил силы? – услышал он голос Ирины.

– Доброе утро, Ирочка. – Ответил он. – Еще не совсем проснулся и пока не понял, что с моими силами.

– Я бы сейчас зашла к тебе и мигом восстановила бы твою главную мужскую силу, да времени нет, сама проспала свое счастье. Давай, Володенька, просыпайся и умывайся быстренько, и бегом вниз на завтрак. Через час за нами заедет Игорь, и в награду за все нас ждет романтическое путешествие, как ты помнишь.

– Да, Ирочка, я постараюсь успеть.

– До встречи на завтраке, милый.

– Хорошо, договорились.

После того, как сборы в дорогу были завершены, подъехал Игорь. Он был удивлен их полной готовностью:

– Надо же, вы полностью исправились, – произнес он, помогая погрузить их чемоданы в багажник.

– Мы старались искупить свою вчерашнюю несобранность, – ответила Ирина.

– И правильно. Раньше приедете в райский уголок и там отдохнете и духом и телом, – подмигнул он Владимиру.

Тот сделал вид, что не заметил его намека и спросил:

– А долго ли нам туда добираться?

– Да путь сегодня не близкий, – ответил Игорь. – Сначала со мной часа четыре на машине трястись, а потом столько же по Байкалу на яхте.

– Далековато, – сказал Владимир.

– Да, далеко, поскольку прямой дороги вдоль берега Байкала нет, – продолжил Игорь. – Нам придется сначала уезжать от южной части Байкала подальше вглубь материка на северо-запад, а потом подъезжать к западному берегу.

– А дорога хорошая? – спросила Ирина.

– Разная, – ответил Игорь, – зато не пожалеете и потом долго вспоминать будете. А сейчас устраивайтесь поудобнее. Можете даже спинку откинуть и подремать. Дорога-то длинная.

Игорь включил передачу, и они тронулись в путь. Быстро миновали последние кварталы Иркутска, и вышли на трассу. Ирина вскоре задремала, а Владимир смотрел на дорогу. Несмотря на то, что он много поездил по гастролям за последний год, ему нравилось познавать новые места.

Дорога поначалу шла в гору по лесистой местности, а потом вышла на огромную равнину, поросшую разнотравьем да мелким кустарником. Она уходила вдаль до самого горизонта, и не было заметно ни одного деревца.

– Надо же, – удивился Владимир, – а я думал тут кругом тайга.

– Да нет, тайга потом снова появится севернее ближе к Братску и Красноярску, – пояснил Игорь, – а здесь обширные бурятские степи – идеальное место для их образа жизни. Для них конь – главное животное в мире.

– Эта степь совсем не похожа на среднерусскую. Растительности что-то маловато, – заметил Владимир.

– Конечно, откуда здесь будет большое разнообразие? Ведь все эти степи на плоскогорье на высоте примерно в 1000 метров над уровнем моря. Значит и летом тут тепла немного, а зимой и говорить нечего: сплошные снежные бураны да морозы.

Через некоторое время они миновали крупный поселок Усть-Ордынский, состоящий из множества одноэтажных деревянных домов с большими подворьями, на которых почти ничего не росло. Лишь за отдельными оградами были немногочисленные посадки картофеля.

– Вот смотрите, это и есть столица Бурятского автономного округа, – пояснил Игорь.

– А что ж участки-то совсем пустые? – спросила Ирина, до того дремавшая на заднем сиденье.

– Я ж Вам говорил, что буряты – скотоводы и лошадники, а никак не земледельцы. А там, где видите картошку на участке, значит это дома русских семей.

Еще через некоторое время в поселке Баяндай Игорь свернул с основной трассы направо.

– Ну вот, почти вышли на финишную прямую. Еще километров восемьдесят до Еланцов, а там уже и до причала, где Вас ждут, недалеко.

Через час проехали и Еланцы – деревянный одноэтажный поселок с множеством мелких магазинчиков вдоль дороги, ассортимент которых состоял из нескольких наименований. Зато близость Байкала уже чувствовалась хотя бы в том, что на многих лавках и углах были вывески – «Омуль». Вскоре после Еланцов асфальт кончился, скорость пришлось сильно сбавить и почти весь оставшийся участок пришлось ехать в пыли и тряске. Но вскоре, наконец, они достигли конечной точки их автомобильной части маршрута – небольшого поселка на берегу Байкала, на въезде которого была табличка с надписью МРС.

Выехали на большую площадь, где стояла вереница из машин, выстроившихся в очередь на паром для переправы на остров Ольхон.

– Нет, мы на Ольхон не поедем, – сказал Игорь, упреждая вопросы своих пассажиров. Там, конечно, тоже хорошо, но у вас место будет намного интереснее. Мы прибыли немного рановато, поэтому с полчаса придется подождать катер «Гранд», который за вами придет.

Владимир огляделся вокруг, и увидел множество деревянных домиков, похожих на бараки. Они явно портили эту панораму, которая не шла ни в какое сравнение с «цивилизованным» Байкалом у Листвянки. И сам Байкал, несмотря на то, что погода была солнечной и ясной, вызывал у него необъяснимое чувство тревоги, прямо противоположное тому эмоциональному и творческому подъему, который он испытал при первой встрече с ним у истоков Ангары.

– Вижу, что не нравится, – сказал Игорь, – но Вы не переживайте. Этим домишкам лет пятьдесят, а некоторым и все сто. Но Вы направляетесь на девственный берег в Заму, что за мысом Арал. Там совсем другая картина, поверьте.

– Да, здесь отдает еще сталинскими временами, – согласилась Ирина. – Будем надеяться, что в этой вашей Заме не так.

– Конечно, там ничего похожего. А вот и «Гранд» показался, – сказал Игорь, указывая на появившееся вдалеке небольшое современное быстроходное судно.

Через четверть часа «Гранд» пришвартовался у пристани и на трап сошел молодой крепкий светловолосый мужчина. Увидев Игоря, он помахал ему рукой и направился в их сторону.

– Знакомьтесь, это Алексей, – представил он незнакомца Владимиру и Ирине. – Он теперь будет шефствовать над вами во время вашего отдыха в «Заме», а мне пришла пора прощаться.

– Очень жаль Игорь, нам так понравилось с Вами, – сказала Ирина. – Надеюсь, мы еще встретимся.

– Конечно, встретимся, – ответил Игорь, – я через три дня за вами сюда же и приеду. А может, вы там все же на недельку задержитесь, как сначала согласовывали?

– Да мы бы с удовольствием, но вот у Владимира неотложные дела в Москве, – сказала Ирина.

– Понимаю, – ответил Игорь, – ну, тогда до встречи через три дня.

– До встречи, Игорек, спасибо тебе, – сказал Владимир проникновенно, почему-то волнуясь и долго не выпуская руку Игоря из своей ладони. Тревожное чувство не покидало его. Почему-то казалось, что через три дня все будет совсем по-другому.

Они вытащили свои вещи из багажника. Игорь помахал им на прощание рукой, и вскоре его автомобиль скрылся из вида.

Ирина тоже выглядела немного грустной.

– Ну что, музыканты, носы повесили? – произнес их новый провожатый Алексей. – Игорек, конечно, хороший гид, но и я не подкачаю. Добро пожаловать на борт нашего великолепного «Гранда». Обещаю вам незабываемые дни. Следуйте за мной.

Он легко подхватил их два чемодана и пошел уверенной походкой по деревянному настилу к своему судну. Владимир с Ириной с легкими сумками пошли следом.

Вряд ли можно было назвать яхтой этот скоростной восьмиместный катер. Но, тем не менее, салон был отделан со вкусом из дорогих материалов. Был здесь симпатичный столик и небольшой буфет. Кроме сопровождающего их Алексея команда «Гранда» состояла из двух человек: штурмана-рулевого и матроса-моториста.

– Ну что, поехали. Все на борту, – сказал Алексей штурману.

Моторист подобрал швартовые концы, и «Гранд» отошел от причала, быстро набирая скорость. Позади остались Ольхонские ворота – маленький пролив между берегом и островом Ольхон, через который ходил паром. Сейчас на него открывался прекрасный вид: в пролив входила быстроходная «Комета».

– Дальше наш путь пойдет по проливу под названием Малое море, между материком и островом Ольхон, – пояснял Алексей. – Его ширина, как видите, доходит местами до нескольких километров. Слева от нас на берегу сейчас многочисленные турбазы, большинство из которых остались еще с советских времен. До них еще можно добраться на «Жигулях» по грунтовке, а дальше, километров через тридцать кончается даже линия электропередач, а за ней и дорога становится непроходимой. Разве что на полноприводных джипах и вездеходах можно перемещаться с довольно большим риском.

– А там, что за ущелье слева? – поинтересовался Владимир.

– Это так называемое Сарминское ущелье, – пояснил Алексей, – через которое холодные воздушные массы с окрестных плато сползают к Байкалу, создавая мощный ветер. Зимой он очень силен и допекает рыбаков, которые здесь занимаются ловом со льда. Их палатки буквально может сдуть.

– Но сейчас здесь вполне тихо и тепло.

– Конечно, сейчас в конце июля самое теплое время. Вода здесь в Малом море может в самые жаркие дни прогреваться даже до 20 градусов, потому что глубина Байкала здесь первые десятки метров, в то время как в основной чаше озера больше полутора километров. Там вода совсем холодная даже в жаркую погоду.

– Да, здесь места уже намного интереснее, – сказала Ирина, – вон на берегу сколько палаток и машин.

– А сейчас, дорогие туристы, наступило время обеда, и я предлагаю перекусить, поскольку на базе мы будем еще нескоро, и там нас сегодня ждет только ужин, – сказал Алексей.

– У нас, что, работает система «все включено»? – поинтересовался Владимир.

– Все, что имеется, включено. Спонсоры наши не поскупились.

– А омуль включен?

– Омуль включен, прежде всего, причем во всех видах: свежем, соленом, горячего и холодного копчения. Здесь он доступен так же, как лук или редиска на вашей дачной грядке в Подмосковье.

– Это здорово. Я никогда не видел рыбы вкуснее копченого байкальского омуля, – обрадовался Владимир. – Да и слабосоленый он вкуснее любой мыслимой селедочки.

– Ну тогда налетаем, – сказал Алексей, достав из холодильника и буфета самой разнообразной снеди, а к этому еще и холодного пива.

– Если дама желает, есть и хорошее сухое вино, ликер и даже напитки покрепче, – продолжал радовать Алексей разнообразием ассортимента.

– Нет, спасибо, я хоть и не любитель пива, но с такой чудной рыбкой другие напитки только испортят вкус, – ответила Ирина. – Я лучше выпью стаканчик вашего пива, а потом воды или сока томатного.

– Вот и отлично, тогда приступаем, – скомандовал Алексей, разливая пенящееся холодное пиво в высокие тонкие стаканы.

Обстановка сразу разрядилась, все повеселели и даже у Владимира притупилось чувство неясной тревоги, которое он испытал при прощании с Игорем.

– А сейчас на минуточку прервемся, чтобы посмотреть направо, – произнес Алексей. Обратите внимание на этот небольшой остров под названием Огой. Если присмотритесь, увидите на вершине нечто вроде круглой фигурной перевернутой ступы. Она вся из мрамора и сделана по современному специальному проекту, но в старинных буддистских мотивах.

– И кто же и с какой целью ее построил? – поинтересовался Владимир.

– Здесь чуть ли ни на каждом шагу есть особые места, откуда по бурятским преданиям можно общаться с духами, – продолжал Алексей. – По нынешней терминологии – особые энергетические зоны. В таких местах буддисты сооружают подобные ступы, только более скромные. И один из современных богатеев, видимо, таким способом зарабатывает прощение Будды и благословение на земные дела.

Тем временем слева по берегу закончились турбазы и какие-либо дороги, а справа вдали виднелось побережье острова Ольхон, протянувшегося больше, чем на 100 километров почти параллельно байкальскому берегу. С этой стороны остров выглядел не слишком привлекательно: почти голые берега. Это все из-за сильных зимних ветров, спускающихся с западного высокого берега Байкала. Говорят, что с противоположной стороны, обращенной к глубокому Байкалу, остров красивый и лесистый.

– Господа туристы, забыл Вас предупредить еще об одном, – сказал Алексей. – У нас на базе «Зама» не берет мобильная связь. Так что там будет для вас полный отдых от цивилизации. Поэтому, если кому надо сделать последние звонки и предупредить родных и близких, надо это делать сейчас, пока мы проходим справа поселок Хужир – административный центр Ольхона. Там последний ретранслятор мобильной связи.

Владимир подумал о Лене с Юлей, которым за эти дни ни разу не позвонил. Лена явно обиделась из-за этой поездки, и потому не звонила сама. Он тоже, заочно чувствуя свою вину, не знал, как разговаривать с Леной, чтобы ее еще больше не расстроить. Ведь ее подозрения на счет связи с Ириной – чистой воды, правда.

И пока он размышлял, глядя на телефон, тот неожиданно зазвонил сам. По определителю на дисплее было видно, что звонит Лена. «Слава богу, – подумал он, – она «оттаяла» и соскучилась по мне, как и я по ней». Владимир тут же нажал кнопку «ответ» и почти крикнул:

– Леночка, любимая, я скоро приеду!

Он перехватил недовольный взгляд Ирины, которая отвернулась и вышла на корму катера. Но в ответ Владимир услышал голос дочери:

– Папуля, это я. Ты когда к нам приедешь? Ты же обещал. Я уже совсем соскучилась.

– Доченька, милая, я скоро приеду. Я тебе привезу много интересных подарков и гостинцев.

– Ой, здорово, только скорей приезжай, а то мама часто плачет, когда я ее спрашиваю про тебя.

– Хорошо, Юленька, я совсем скоро приеду, уже через четыре дня.

– Пап, это долго, постарайся быстрей, ладно.

– Ладно, миленькая, я постараюсь. Ты только маму слушайся и помогай ей.

– А я слушаюсь и помогаю.

– Ну и замечательно. До свидания, родная.

– До свидания, папочка.

У Владимира защемило в груди. Какой же он дурак! Как можно изменить своим самым близким людям! Разве плохо им было всего-то год назад до того рокового звонка Ирины, когда он еще не погрузился снова с головой в свою музыкальную карьеру, сопровождаемую неизбежной и неотвратимой близостью с самой Ириной? Да, у них не хватало денег на красивые игрушки Юленьке, а Лене на вечерние платья, чтобы даже просто присутствовать на его концертах. Но зато было другое: душевное спокойствие, любовь и уважение, тепло домашнего уюта. И теперь это можно потерять в один миг. А взамен что? Имя на афишах, чтобы тешить свою гордыню? А в придачу навязчивая Ирина, которая, бесспорно, добилась успешного результата в его публичной раскрутке и тем самым принесла материальное благополучие в их семью. И это все? Нет, пожалуй, еще неуемная животная страсть, которую они испытывают друг к другу и которую нельзя сбрасывать со счетов. Но в обмен на это Ирина пытается получить его самого в полное свое распоряжение. И какой же у него теперь выбор? Ответ в душе был только один – свои девчонки – Юленька и Леночка. Но тогда, в конце концов, через несколько лет он окажется рядовым пианистом, выступающим с какими-нибудь заштатными оркестрами. А выросшая к тому времени дочурка будет стесняться появляться среди сверстниц в скромных платьицах и дешевых джинсах. И непроизвольно будет винить в этом своих родителей, как бы она их не любила. И все это неизбежно отразится на мире и спокойствии в их уютном семейном гнездышке. Так что реального выбора не было. Что делать? Довериться судьбе? Владимир и так замечал, что все его попытки продолжить удачное начало новой симфонии перебиваются «темой судьбы» из пятой симфонии Бетховена. При этом вспоминались слова самого великого композитора: «Так судьба стучится в дверь!». Какая же судьба стучалась сейчас в дверь к Владимиру и не давала ему покоя?

– Что, какие-то проблемы дома? На Вас совсем лица нет, – перебил его мысли Алексей.

– Да пока ничего особенного, дочка сильно скучает, а я тут развлекаюсь, – ответил Владимир. – Как-то не по себе.

– Не переживайте, Вы же сами сократили здешние приключения до трех дней, – сказал Алексей, – но, уверяю, не пожалеете. А там и домой скоро.

С кормы вернулась Ирина, и, видимо, взяв себя в руки и повесив улыбку на лицо, спросила:

– Надеюсь, все в порядке?

На это Владимир мог ответить только одно:

– Да, все ничего. Юлька спрашивала, когда приеду.

– Что голову повесил? Сам знаешь, немного осталось, – произнесла Ирина, – зато за эти три дня отдохнешь душой и телом. И хандра твоя пройдет.

– Будем надеяться, что так, – ответил Владимир и попросил Алексея налить что-нибудь покрепче.

– Есть коньяк, виски, водка. Что предпочтем?

– Давайте водочки грамм сто да с омульком и огурчиком.

– Замечательный выбор, держите.

Действительно, после водки немного отпустило.

Владимир огляделся по сторонам. Байкальский берег стал сказочно красивым. Высокие сопки, поросшие лесом на фоне голубого неба и абсолютно чистой зеркальной глади воды, в которой эти сопки отражались вместе с небом. На воде стая диких гусей слева, быстро стала грести при приближении катера, но почему-то они не взлетали.

Местами видны выступы крутых скал из пород разного цвета: от темно-коричневых до белых. А вдоль берега маленькая тропинка.

– Эту дорожку когда-то, еще столетия назад буряты на лошадях протоптали, – пояснил Алексей, – а теперь иногда смельчаки пытаются сюда добраться на автомобилях. На хорошем большом джипе, в принципе можно проехать, но три-четыре таких поездки туда и обратно по этим камням, и ходовую часть машины, а то и днище кузова, надо будет капитально ремонтировать.

– Далеко еще? – поинтересовался Владимир.

– Да нет. Вон смотрите, справа вдалеке виден мыс Хобой – северная оконечность острова Ольхон. И примерно напротив него на основном берегу Байкала расположена наша база «Зама». Меньше часа хода осталось.

Вскоре после того, как «Гранд» обогнул мыс Арал, находившийся слева по курсу, открылся вид на большую красивую бухту. Здесь горы отступали сравнительно далеко от берега, и обрамляли довольно большую прибрежную низменность, поросшую разнотравьем. «Гранд» направился прямо к берегу, до которого оставалось метров триста.

Еще через несколько минут, катер, сбросив ход, медленно подошел к берегу и «ткнулся» носом в прибрежную гальку. Моторист спустил носовой трап, последние ступеньки которого едва достали берега. При сходе надо было сделать последний очень широкий шаг, чтобы наступить именно на берег, а не в воду. Либо можно было разуться и пройти два шага по воде.

– Добро пожаловать в нашу «Заму», – произнес Алексей, который первым сошел на берег с тем, чтобы помочь затем спуститься Владимиру и особенно Ирине по крутому и узкому качающемуся трапу. Потом он принял с борта от матроса-моториста их чемоданы.

Владимир с интересом осмотрелся вокруг. Они стояли на странном природном образовании – косе длиной не меньше двух километров, сложенной крупной окатанной галькой. Эта коса отделяла от Байкала небольшое озеро шириной в 200-300 метров. На противоположном берегу озера были видны несколько цветных палаток, а на самом озере – пару рыбацких надувных лодок.

– Значит, туристы все же добрались сюда, и здесь не совсем дикий берег, – сказал Владимир Алексею.

– Да, наиболее отчаянные, которые не жалеют своих машин, доехали, – ответил Алексей, – а некоторых, как и вас доставили по воде. Кстати, имейте в виду, что в этом озере вода хорошо прогревается в отличие от байкальской, и караси клюют каждую минуту. Но нам еще немного придется проехать, сказал Алексей, указывая на приближающуюся большую машину-вахтовку на базе полноприводного КАМАЗа с огромными колесами.

Они забрались по ступенькам в кунг – крытый стационарный кузов с окнами, оборудованный обычными сиденьями, как в жестком автобусе. Захлопнули дверь, и машина тронулась.

– Держитесь покрепче, – предупредил Алексей.

И действительно, после того, как машина миновала галечную косу вдоль берега и свернула к лесу, ее стало бросать из стороны в сторону на крупных валунах, но все равно она медленно и верно поднималась вверх по склону. Через пять-семь минут они въехали в густой лес и вскоре оказались перед металлическими воротами. После сигнала ворота открылись, и они, наконец, прибыли на территорию базы «Зама».

База, расположенная на холме, оказалась оазисом цивилизации среди байкальской тайги. На ее территории находился двухэтажный корпус с двумя десятками комфортабельных номеров, оборудованных всеми удобствами чуть ли не на пять европейских звезд. В них имелись даже большие телевизоры и мини-бары холодильники, при том, что вокруг на 100 километров не было не то, что телевизионного сигнала и мобильной связи, но даже элементарного электроснабжения. Электричество здесь обеспечивалось собственным дизельным генератором на 200 киловатт, обслуживающим электропитанием всю базу. Но как сюда по бездорожью могли доставлять регулярно такое большое количество дизтоплива, и каких денег это стоило, оставалось загадкой. Проблема с телесигналом решалась спутниковой антенной. Здесь была и большая бильярдная и бар с рестораном. На территории была шикарная сауна с большим бассейном. Еще один открытый бассейн с байкальской водой находился на улице. Аккуратные подстриженные газоны, освещенные выложенные дорожки – немыслимая роскошь в такой дали от цивилизации. Как сюда завозились стройматериалы? Не вертолетом же. Вся территория базы обнесена аккуратным прозрачным забором из металлических «пик», очень похожим на обычный забор городского парка. Однако здесь, как объяснил Алексей, главное назначение ограды – не дать зайти на территорию случайным бурым мишкам, которые могут прогуливаться по округе.

А вид на Байкал с этого холма открывался изумительный. Справа вдалеке был виден мыс Арал, из-за которого они пришли на «Гранде», а ближе перед ним была та самая длинная галечная коса, отделяющая от Байкала озеро со стоячей прогретой водой, где рыбачили любители и купались «туристы-мерзляки», не решавшиеся окунуться в холодный Байкал. Если смотреть с холма прямо на Байкал перпендикулярно берегу, то напротив, в двух километрах от берега виднелся мыс Хобой – северная оконечность Ольхона. А изредка, в ясную погоду при хорошей видимости можно было различить совсем далеко вершины гор на противоположном берегу Байкала, до которого в этом месте было не меньше 40 километров.

Взглянув на эту торжественную красоту, Владимир вновь почувствовал благоговейный душевный трепет и услышал мысленно первые аккорды своей, еще ненаписанной симфонии. Вот оно, нечто настоящее, непридуманное, неподвластное времени! Миллионы лет Байкал будто смотрит на окружающий мир из земных глубин. Ведь он уже существовал, когда на Земле еще не было и в помине не только разумных людей, но и гигантских ящеров юрского периода. Уже много позже немногочисленные племена бурят со своим первобытным укладом жизни, поселились на его берегах, не досаждая особо мудрому седому Байкалу. Владимир вдруг представил изображение Байкала на карте или на глобусе. Оно очень похоже на полуприкрытый глаз, и ему показалось это очень символичным. Это словно всевидящее око Земли, наблюдающее за жизнью людей, укрыться от которого невозможно. И Владимиру на миг показалось, что это око наблюдает и за ним и видит его насквозь, заглядывает ему в душу и понимает, что в ней творится. Соврать ему невозможно. Он как живой!

– Старина Байкал, я чувствую тебя, – произнес Владимир про себя. – Надеюсь, ты меня понимаешь.

Налетевший тут же порыв ветра и спрятавшееся на миг за облако солнце, наверное, случайно совпали по времени с мыслью Владимира. А может быть, и нет? Может быть, Байкал хмурился, осуждая Владимира за его фальшивую жизнь и ненастоящие чувства? Как бы там ни было, Владимир решил теперь жить в ладу с самим собой и поступать только так, как подсказывает душа и велит сердце.

И озеро, словно успокоившееся от его покаянных мыслей, снова сияло зеркальной гладью воды, а предзакатное солнышко вышло из-за небольшого облачка и садилось за горизонт уже в ясном небе, обещая на завтра хороший теплый день. И Владимир почувствовал, что вслед за первыми аккордами в голове уже стала понемногу складываться основная музыкальная тема симфонии. Она пока была еще очень смутной, но Владимир определенно чувствовал ее приближение.

* * *

Ирина и Владимир получили по просторному красивому номеру на втором этаже. Еще в этот момент на базе отдыхало десятка полтора состоятельных туристов.

Алексей вместе с портье помог Ирине и Владимиру занести багаж и сказал:

– Ну что же, с прибытием вас, господа музыканты. Милости просим в наш местный оазис спокойствия и гармонии.

– Как Вы красиво изъясняетесь, – удивилась Ирина.

– А здесь место такое, не терпит фальши и грубости, а тем более сквернословия, – продолжил Алексей. – Уже замечено, что самые заядлые матерщинники здесь начинают нормально разговаривать. Природа перевоспитывает.

– Надо же, прямо сказки какие-то рассказываете, – не поверила Ирина.

– Да вы сами в этом скоро убедитесь, – невозмутимо ответил Алексей. – А сейчас приводите себя в порядок, и примерно через полтора часа встречаемся внизу в ресторане на ужине. Я к вашим услугам.

– Договорились, – ответила Ирина.

– Спасибо Вам, Алексей, за прекрасную дорогу, великолепное угощение и приятную компанию, – поблагодарил его Владимир.

– Не за что, господа. До встречи за ужином, а там обсудим наши планы, – ответил Алексей и пошел вниз к себе в номер.

Когда он скрылся, Ирина, стоя у двери своего номера с ключом, игриво произнесла:

– А у нас сегодня свои планы, правда, мой миленький?

Владимир уже принял внутреннее решение, что жить по совести для него правильнее и легче. Получается, что даже и плодотворнее, потому что миг вдохновения после мнимого диалога с Байкалом его снова посетил в момент внутреннего раскаяния. Но обижать Ирину ему тоже не хотелось. Он ответил:

– Ириша, ты знаешь, я после длинной сегодняшней поездки что-то совсем неважно себя чувствую. Давай отдохнем. Утро вечера мудренее. Я, может быть, и на ужин не пойду. Мы и так в пути чрезмерно ели и пили.

– Жалко, Володенька. Ты меня уже вторую ночь маринуешь. Ну что с тобой поделаешь, отдыхай. Но ужинать все же приходи, хотя бы посидишь и чайку попьешь, а то неудобно перед Алексеем. Он нас ждать будет.

– Хорошо, я постараюсь, – сказал Владимир Ирине и скрылся в своем номере.

Он быстро разобрал чемодан, потом принял душ. Накинув халат, сел в мягкое кресло, пытаясь расслабиться, и ни о чем не думать хотя бы оставшиеся полчаса до ужина. Но мысли сами лезли в голову. Почему он до сих пор столько времени не мог нащупать желанную тему? Может быть потому, что все вдохновение уходило в страсть первобытного и вечного инстинкта, которому он с таким желанием предавался с Ириной? И эта страсть напрочь отключала его мозги? Да, это так, хотя, наверное, не совсем в этом причина. Если бы кроме дикой похоти при этом присутствовала любовь к Ирине, наверное, вдохновение не покидало бы его. Тогда она, наоборот, была бы его желанной музой. Но после таких эпизодов близости у Владимира всегда наступало чувство вины перед своими домочадцами: Леной и Юленькой. Какое уж тут будет вдохновение.

Владимир заметил, что краткий миг творческого просветления приходил к нему только тогда, когда он оставался наедине с Байкалом. И теперь он снова и снова стремился к этому. Ему не терпелось посидеть в уединении на берегу, слушая легкий шелест волн, глядя на водную гладь и высокое небо и думая как бы ни о чем, и одновременно обо всем. Это состояние не поддавалось описанию, но именно оно приводило к гармонии с собой и с внешним миром. И музыка приходила сама. Оставалось ее только не забыть и перенести на бумагу, а потом чуть-чуть отлакировать, когда под рукой окажется привычный рояль.

* * *

После ужина Алексей вызвался показать им ближайшие окрестности, пока совсем не стемнело. И, хотя чувствовалась усталость после проведенного в дороге утомительного дня, Ирина и Владимир согласились. За ними тут же увязался пес, которого как выяснилось, звали Малыш. Это была симпатичная крупная дворняга светло-коричневого окраса с добрыми преданными глазами.

– Да приблудился пару лет назад и живет здесь на базе при кухне, – пояснил Алексей.

– Что, Малыш, с нами пойдем? – спросил Алексей.

В ответ пес завилял хвостом и начал радостно прыгать на Алексея, опираясь на него передними лапами и пытаясь лизнуть.

– Рядом, – скомандовал Алексей, и пес послушно потрусил поодаль своим параллельным маршрутом, отвлекаясь по пути на свои собственные дела в лесу, иногда надолго пропадая из виду, но неизменно возвращаясь к ним время от времени.

Выйдя через задние ворота за ограду базы, они пошли вниз по лесной дороге, казалось, что в противоположную сторону от Байкала. Однако километра через полтора густой лес кончился, и они вышли на равнину, окруженную с трех сторон живописными сопками и примыкающую к байкальскому берегу. Показалось немного странным снова оказаться на берегу, ведь по ощущениям они шли в противоположную сторону. Когда подошли ближе к берегу, Алексей произнес:

– Посмотрите направо на этот высокий холм. Это мыс Халтыкей, и здесь есть небольшая пещера, но без меня вы ее не найдете. А если мы поднимемся вверх на вершину холма, то оттуда увидим мыс Арал и ту бухту с песчаной косой, где мы сегодня сошли на берег. А слева видите? Почти такой же длинный галечный пляж, как тот, на котором мы высаживались. И эта прибойная зона из крупной гальки тоже отделяет от Байкала вот это небольшое озерцо, как и у мыса Арал. И в нем тоже полно карасей.

– А вон там за этим длинным пляжем на север берег больно резко поднимается, – заметил Владимир. – Там дальше-то что?

– Там этот подъем довольно долго тянется. Высшая точка этой так называемой дороги, идущей параллельно берегу, называется Хильбурский перевал. За ним дорога идет постепенно вниз к небольшому бурятскому поселку Онгурены. Мы потом можем туда на квадроциклах съездить. Только на них и можно туда проехать. Даже для хорошего джипа эта дорога тяжела. Но там очень красивые и живописные места. Побывать там стоит.

Меж тем уже сгущались сумерки, и пора было возвращаться. Они медленно пошли назад той же лесной дорогой, наслаждаясь чистым первозданным воздухом под стрекотание вечерних цикад. Вскоре послышался шум работающего дизельного генератора, обеспечивавшего электричеством всю базу – островок цивилизации среди дикой тайги. Это означало, что они почти пришли. Было уже совсем темно.

– Можем поиграть в бильярд, посетить сауну, посидеть в баре или просто посмотреть телевизор, – предложил Алексей.

– Нет, Алексей, спасибо, мы Вас освобождаем от хлопот на сегодня, – сказала Ирина. – Мы все же устали.

– Ну, как знаете, – ответил Алексей, – тогда спокойной ночи. А как Вы на счет того, чтобы завтра после завтрака на квадроциклах съездить на мыс Зундук? Там очень легко дышится и открывается очень красивый вид с высоты почти 800 метров на остров Ольхон и на весь Байкал. А лесная дорога туда – просто сказочная.

– Мы с удовольствием, – тут же согласилась Ирина.

– Давайте сначала дождемся утра, – сдержанно произнес Владимир, которому хотелось большего уединения. – Спокойной ночи, Алексей.

* * *

Владимир утром проснулся отдохнувшим и с легким сердцем. Слава богу, Ирина вняла его просьбе и вечером не досаждала притязаниями и заигрываниями. Да и, скорее всего, она сама умаялась после насыщенного вчерашнего дня и спала в своем номере «без задних ног».

Было еще совсем раннее утро: небо лишь слегка посветлело, и солнце еще не вышло из-за горизонта. Владимир решил больше не валяться в постели, а, пока все спят, прогуляться самому без лишней свиты и заодно сделать пробежку и небольшую зарядку. Потом его посетила неожиданная мысль об утреннем купании в Байкале. Он надел спортивный костюм, кроссовки, взял полотенце и спустился вниз на первый этаж.

Потом он тихонько вышел из корпуса, чтобы не разбудить дремавшего в вестибюле портье. Воздух был совсем свежим, а на траве почти физически ощущались обильные крупные капельки предутренней росы. Пес Малыш, тоже дремавший на улице на коврике для вытирания ног у входа в корпус, удивленно поднял голову, увидев Владимира, но, узнав вчерашнего товарища по вечерней прогулке, поднялся и весело завилял хвостом.

– Ладно, Малыш, побежим вместе, – сказал Владимир, – уж ты-то мешать мне не будешь. И пес все понял, подлез под воротами и заспешил вперед куда-то в лес, одному ему известными путями.

Приоткрыв калитку возле задних ворот, Владимир побежал легкой трусцой по той же лесной дорожке, по которой они прогуливались вечером. Минут через двадцать неспешного бега он достиг той полоски галечного пляжа, где уже вдоль берега давно бегал Малыш. Несмотря на утреннюю свежесть, после бега было немного жарковато. Он глубоко вдыхал полной грудью этот идеально чистый и целебный воздух, восстанавливая специальными упражнениями обычный дыхательный и сердечный ритм. Владимир как раз успел к восходу. Большой красный солнечный диск медленно поднимался из дымки, скрывающей противоположный берег. Это ничем не нарушаемое величие и торжественность рассвета над Байкалом вызывало одновременно и восхищение и умиротворение. И совсем другую мелодию неожиданно ощутил Владимир в этом восходе. Аккорды так и переполняли его. «Бог ты мой, красота-то какая, – подумал он. – Надо будет непременно начать с этого вторую часть».

Через несколько минут солнце уже утратило свой бордово – алый цвет, и оранжево-желтая дорожка появилась на ласковой глади спокойного озера. Чистая и абсолютно прозрачная вода так и звала к себе. Владимир, несмотря на дефицит времени, всегда старался держать себя в хорошей физической форме, а воду любил во всех ее проявлениях. Как тут было не соблазниться таким чудом! Он быстро разделся. Стало немного зябко в этой утренней свежести. Чтобы не замерзать дальше, Владимир решительно разбежался и прыгнул в прозрачную байкальскую воду. Она тут же обожгла его своим холодом. Именно обожгла, потому что в противовес холодной воде внутри словно вспыхнул согревающий огонь. Сердце едва не остановилось. Владимир смог сделать лишь несколько взмахов в этой студеной воде, и, чтобы не испытывать судьбу, развернулся назад. Выскочив из воды, он быстро растерся приготовленным полотенцем и почувствовал просто огромный прилив сил. Ощущения были такими, будто он искупался в живой воде из русской народной сказки. А вода действительно была живая. Он ощущал каждой клеточкой своего тела ту живительную энергию, которую передал ему Байкал. И не было ни капельки холодно. Напротив, после того, как Владимир надел спортивный костюм, ему стало чуть ли не жарко. Тем более поднимающееся светило уже стало прогревать землю своими лучами. И эти новые ощущения сразу создали в его воображении столько новых музыкальных идей, что их оставалось осмыслить, выстроить и положить на ноты. И конечно источником и вдохновителем этой музыки, ее главным «действующим лицом» был седой и мудрый Байкал, который Владимир по-прежнему воспринимал одушевленным. Эти новые темы и их вариации могли бы составить костяк симфонии, на который можно было потом «нарастить» музыку, подчиненную этим нескольким оригинальным темам. Только бы не забыть всего этого. Но сейчас Владимиру казалось, что забыть это невозможно. Настолько совершенными представлялись ему в мыслях предварительные результаты этого неожиданного озарения. Он слышал свою музыку как наяву, и она ему очень нравилась. Наконец это было именно ТО, что не поддавалось ему несколько лет. И в нем вновь в глубине души всколыхнулась благодарность Ирине, которая привезла его в это священное место.

Одухотворенный Владимир вдруг вспомнил, что надо возвращаться на базу. Он потерял счет времени, и ему напомнил об этом лишь проснувшийся аппетит.

На базе к тому времени его уже хватились, однако к завтраку Владимир все же успел. Ирина вместе с Алексеем уже были за столом.

– Слава богу, нашелся наш великий музыкант, – сказала Ирина, подставив Владимиру свою щечку для вежливого утреннего и ни к чему не обязывающего «чмока».

– Вы что нашли место для ночлега в тайге? – в шутку поинтересовался Алексей. – Мы Вас уже искать собирались.

– Да нет, я лишь встретил чудный рассвет на берегу Байкала, – ответил он. – А потом не удержался и принял целебную байкальскую утреннюю ванну.

– Тогда Вы, наверное, испытываете небывалый прилив сил, – предположил Алексей. – Так бывает почти с каждым, кто в первый раз окунется в Байкал.

– Да я будто заново родился, – ответил Владимир. – И такое ощущение, что я смыл с себя все грехи и вместе с ними все наносное, ненастоящее и фальшивое.

– Ну что, новый и безгрешный человек, – отправимся на Зундук, как вчера Алексей предлагал? – спросила Ирина с некоторой усмешкой, как показалось Владимиру. – Вечером у тебя были сомнения по этому поводу.

– Нет, сегодня я готов к безграничному познанию этих чудесных мест, – ответил Владимир.

– Тогда через полчаса встречаемся на заднем дворе у гаражей, – сказал Алексей...

Когда Владимир и Ирина подошли к условленному месту, Алексей уже колдовал над тремя мотовездеходами «Ямаха». На таких в последние годы любят гонять по египетской пустыне наши русские бесшабашные туристы. И там их принято называть квадроциклами по причине того, что главное их отличие от привычных мотоциклов – четыре больших колеса.

Владимир инстинктивно посмотрел на свои музыкальные пальцы. Для концертирующего пианиста они были, пожалуй, главной частью тела, и их следовало всегда беречь и холить. Никто из его знакомых музыкантов не стал бы так безрассудно рисковать, садясь за руль какого-то там квадроцикла. Но Владимир против всех музыкальных правил и канонов на подсознательном уровне всегда тянулся к запретному. В каком-то смысле он был, как сейчас говорят, «адреналинщиком». Еще, будучи подростком, он просил соседа по даче Бориса Григорьевича научить его ездить на мотоцикле. Тогда было поначалу и страшно и одновременно приятно погонять немного по дачному поселку под неодобрительные взгляды бабушек из-за заборов и вздохи и ахи матери. Сейчас, глядя на эти «Ямахи», Владимир вспомнил то беззаботное юношеское время, и ему непременно захотелось вновь испытать похожие ощущения. А пальцы? Да ничего страшного, вон какие фирменные перчатки приготовлены Алексеем...

– Давайте преподам Вам несколько элементарных уроков вождения, – сказал Алексей, узнав, что у них нет опыта в управлении такими машинами.

– Я буду ехать только пассажиром, – заявила Ирина, – я и автомобиль-то по ровным городским улицам вожу с напряжением.

– Вообще-то не положено по инструкции ездить по два человека, но у нас все туристы это делают, – сказал Алексей. – Места на сидении для двоих здесь даже больше, чем на обычном мотоцикле. Мы на это идем, поскольку немногие женщины желают управлять, а посмотреть окрестные места хочется всем. В принципе, у нас не было никаких осложнений, потому что с неопытными туристами ездим медленно. Вы, Ирина, поедете как пассажир на обычном мотоцикле, крепко обхватив руками впереди сидящего Владимира.

– Да, как скажете, – ответила Ирина, – я с удовольствием.

После инструктажа и нескольких попыток управления на площадке перед гаражом Алексей сказал:

– Остальные навыки получим в пути. Поначалу поедем совсем тихо. Я буду идти впереди. Если что, сигнальте.

Они двинулись по тенистой и извилистой лесной дороге. Поначалу Владимиру было очень трудно управляться с квадроциклом, который плохо слушался руля и забирал то влево, то вправо, не удерживаясь на узкой колее и подпрыгивая на каждой кочке. Ирина при этом взвизгивала от страха и крепко обхватывала Владимира руками, прижимаясь к его спине, пожалуй, сильнее, чем это требовалось для безопасности. Владимир ощущал ее упругую грудь, которая была ему знакома до мелочей. Но сейчас это его никак не возбуждало, а, наоборот, раздражало и отвлекало от управления квадроциклом, с которым и без того были проблемы.

– Ира, я так не могу, – резко сказал он и остановился.

– Да я не специально, – ответила она, – хотя мне очень хочется прижаться к тебе, но не здесь, а в постели, куда ты меня уже две ночи не пускал. А сейчас мне, ей-богу, страшно, милый.

Владимир не стал ей говорить в такой неподходящей обстановке, что с сексом у них покончено. Он просто посигналил Алексею. Тот быстро вернулся и спросил:

– В чем дело?

– Не пойму, почему-то машину не могу удержать даже на незначительных поворотах. Ее все время уводит в сторону, – ответил Владимир.

– Это так кажется с непривычки, потому что здесь у руля слишком большой люфт по сравнению с автомобилем. Вы быстро приспособитесь. – Сказал Алексей. – Хорошо, пусть Ирина сядет ко мне, пока у Вас не появился навык, а обратно поедет с Вами.

– Хорошо, давайте попробуем, – согласился Владимир.

Дальше действительно пошло легче. Квадроцикл продолжало трясти и подбрасывать на многочисленных неровностях, но Владимир приноровился к управлению. Он все время видел перед собой спину Ирины, которая обхватывала Алексея точно так же, как только что прижималась к нему, и с удовлетворением обнаружил, что больше не ревнует ее. Ему вдруг стало окончательно ясно, что физическая близость с Ириной убивала в нем все творческое начало и превращала в примитивного самца, который больше ни о чем не может думать. Владимир продолжал мысленно «прокручивать» в голове различные вариации утренних музыкальных находок, но в такой обстановке это получалось плохо. «Что-то опять не совсем склеивается», – подумал он, но отнес все это на сложность дороги и необходимость уделять ей основное внимание.

День выдался теплый и ясный, но дорога виляла по густому лесу, и потому солнце пробивалось сюда лишь сквозь кроны деревьев. Затем лесной участок кончился, и они выехали на открытое пространство среди сопок. Тут уж стало припекать чувствительно, тем более, что на нем был комбинезон и мотоциклетные очки, защищающие от пыли. Потом они снова въехали в лес, но маршрут стал еще сложней.

Владимиру такая поездка уже явно не нравилась. Вероятно, по этому красивому горному лесу хорошо гулять пешком, наслаждаясь чистым воздухом, а не трястись в этой, пусть даже и фирменной, колымаге. И тут ему вообще пришлось выбросить все мысли из головы и полностью сосредоточиться на дороге, которая резко пошла вверх по очень крутому склону. Обычный автомобиль такой подъем ни за что не взял бы, а эта четырехколесная «Ямаха» уверенно двигалась вверх. Казалось, что это происходит вопреки законам физики. Он заметил, что отстал от Алексея с Ириной, но не решался на таком крутом и неровном склоне прибавить скорость. Подъем продолжался довольно долго. Потом склон, поросший лесом, кончился, а вскоре и крутой подъем тоже. Владимир выехал на относительно плоскую вершину, увидел поодаль Ирину с Алексеем, подъехал к ним и остановился.

– Фу, ну и дорога, у меня аж руки все дрожат, – пожаловался Владимир Алексею, – а место, на котором сидят, наверное, превратилось в один сплошной синяк.

– Что уж про меня говорить, – сказала Ирина.

– Это все с непривычки, – ответил Алексей, – завтра на это уже не будете обращать никакого внимания. Зато взгляните, куда мы приехали. Это и есть мыс Зундук, одна из наиболее высоких точек на этом участке берега.

Они прошли немного подальше к краю горы. Отсюда, с высоты птичьего полета, действительно открывался сказочный пейзаж. Внизу, как на ладони, лежал пролив Малое море, по которому они шли вчера четыре часа на «Гранде» со стороны Ольхонских ворот. Вода в проливе казалась даже не голубой, а темно-синей. За проливом хорошо был виден почти весь остров Ольхон, начиная от мыса Хобой слева и простирающийся, насколько хватало глаз, направо до самого горизонта. День был ясный, и за полоской Ольхона, можно было видеть и основную часть Байкала, а далеко, за дымкой угадывался и противоположный берег. Сверху надо всем этим было высокое голубое небо, которое тоже казалось темнее обычного, как и вода в Байкале. Наверное, потому, что отсюда до космоса ближе. Удивительное все же это место: самое глубокое озеро в мире у тебя под ногами и высокий бесконечный космос над головой.

– Да, за этим стоило сюда ехать, – произнес Владимир, снова ощущая приятное волнение от этой необъяснимой энергетики и от общения с духом Байкала, который сегодня был явно к нему благосклонен.

– Я же Вам говорил, – с удовлетворением ответил Алексей. – Посидите, полюбуйтесь, а на обратном пути мы заедем на ручей, который протекает здесь недалеко у подножья, и можем даже искупаться в его чистой воде с окрестных гор.

Владимиру хотелось остаться здесь одному подольше, чтобы насладиться этой красотой и совершенством. Но ничего не получалось. Ирина была постоянно рядом, задавая какие-то пустяковые вопросы и отвлекая от созерцания и внутренних ощущений.

–Ирочка, дай, пожалуйста, посидеть пять минут, – взмолился Владимир, – не гаси творческий порыв.

– Хорошо, милый, конечно.

В конце концов, сосредоточиться не удалось, и вскоре они засобирались назад.

– Мне кажется, что по крутому спуску вниз управлять этой машиной еще сложнее, чем вверх, – засомневался Владимир.

– Да нет, примерно так же, – ответил Алексей, – но если опасаетесь, давайте Ирину оставим на моем квадроцикле.

– Да, пожалуй, так будет безопаснее, – согласился Владимир.

* * *

На базу они к обеду опоздали, но их все равно накормили. Впечатлений было более, чем достаточно. Усталость тоже давала о себе знать. Ирина сразу после обеда изъявила желание устроить себе что-то вроде тихого часа и отлежаться. Владимир тоже хотел отдохнуть, но он помнил утренний заряд бодрости, полученный от Байкала, и хотел снова побыть на берегу. Взяв у портье поролоновый туристический коврик, он решил опять уединиться у озера и может быть подремать там. В этот раз он выбрал кратчайший путь по склону, который начинался тропкой прямо при выходе из калитки возле главного корпуса. Склон был коротким и заканчивался внизу возле домика егеря. Дальше до берега шли небольшие поляны между невысоких сосенок и кустарников. Здесь воздух благоухал запахами местного разнотравья: многочисленными полевыми цветами, среди которых наряду с обычными ромашками, васильками, донником, чабрецом были и те, которые растут только здесь, на байкальском берегу. Особенно удивительны были необычайно яркие, темно-синие цветы, не похожие ни на какие другие цветы из средней полосы. Летали многочисленные бабочки, стрекозы, шмели. Было еще очень тепло, но солнышко уже повернуло на вечер.

Владимир, не торопясь, добрался до берега, расстелил коврик на гальке, присел и глубоко вздохнул. Его взгляд опять устремился в голубую бесконечную даль. Владимир попытался погрузиться в то же блаженное творческое состояние, в котором пребывал с утра после восхода. Он хотел снова услышать свою музыку, хорошую музыку, которую подсказал ему старый Байкал. Усталость после напряженной поездки на живописный Зун-дук еще чувствовалась в теле. Владимир прилег на берегу, запрокинул руки за голову и стал непроизвольно наблюдать за облаками, а мысли по-прежнему были где-то далеко. Солнышко пригревало, и под легкий плеск волн он незаметно задремал. Во сне были какие-то абстрактные видения: седовласый старец и молодая девушка. У старца один глаз был закрыт черной повязкой, а второй отличался странной изогнутой формой. Звучали райские неуловимые мелодии, через которые пробивалась очень знакомая и красивая музыка. Неужели это его собственная музыка? Надо ее не забыть и записать хотя бы главные темы. Где же нотная бумага и карандаш? И при чем здесь этот одноглазый старец с девушкой? Боже мой, его глаз имеет форму Байкала. А девушка – это, наверное, Ангара. Это в таком видении предстала мне легенда, рассказанная Игорем в Листвянке. А это что за странный запах и чье-то дыхание? И кто касается его щеки? Это никак не поцелуй. Владимир открыл глаза и от неожиданности испугался: это пес Малыш толкал его своим холодным носом.

– Малыш, это ты? Что тебе надо? – спросил Владимир, еще плохо понимая спросонья, где он и что происходит.

Малыш молча смотрел на него и вилял хвостом. Уже вечерело, и солнце зашло за ближайшую сопку, но дальняя часть берега была еще освещена.

– Хорошо, Малыш, что разбудил, уже пора идти на ужин.

Владимир поднялся, зачерпнул ладонью чистой байкальской воды и освежил лицо. Затем свернул коврик и в сопровождении пса направился к базе, до которой отсюда было минут десять ходьбы вверх по склону. Он силился вспомнить все те вариации, удачные элементы и аккорды, которые ему слышались во сне. Но их уже набралось так много, что в голове все это не удерживалось. Пора было нормально работать вместе с инструментом, а не только с карандашом и нотной тетрадью. «Как бы чудесно здесь ни было, надо уезжать и уже писать профессионально, – подумал он. – Байкал уже дал мне слишком много подсказок, и мне надо все привести в систему». С этим намерением Владимир возвращался на базу и уже перед калиткой заметил Ирину под руку с Алексеем.

* * *

После обеда Ирина действительно не выдержала столь большой дозы свежего воздуха и активной нагрузки и решила по настоящему воспользоваться «тихим часом». Она очень быстро задремала у себя в номере и проспала не меньше двух часов. Проснувшись, она еще томно лежала в постели, размышляя над всем случившимся за эти дни. После первых двух «бурных» ночей, проведенных с Владимиром сразу по приезде, на третий день она почувствовала резкие перемены в его настроении. Он вновь стал сторониться ее, как бывало и раньше, почти после каждого случая сексуальной близости. Впрочем, к этому его совестливому самобичеванию она уже привыкла, хотя это ее и раздражало. Как можно думать о другой женщине, пусть даже и своей жене, когда рядом она, Ирина, вся яркая и интеллектуальная, и принадлежит тебе. Это сильно задевало ее самолюбие, поскольку она ставила себя значительно выше примитивной, по ее мнению, провинциалки и простушки Елены – жены Владимира. Но в эту поездку, наоборот, она была удивлена неожиданной приятной перемене в нем, когда они прибыли в тот чудесный отель «Легенда Байкала» у истоков Ангары. Владимир действительно, очень нежно обращался с ней и был благодарен за эту поездку, воодушевившую его на новые творческие искания. А сейчас, по всему было видно, что он опять сторонится ее, ссылаясь на всевозможные причины.

И Ирина решила применить уже не раз испытанную тактику – вызвать в нем ревность. С Владимиром эта мера почти всегда оказывалась действенной. Ведь тогда в первый день в Иркутске, когда среди организаторов конкурса она удостаивалась повышенного внимания мужчин, у Владимира проснулось чувство собственника, и он воспылал к ней, если не любовью, то страстным желанием. Надо сделать это и сейчас, а то он мается, бедняга, среди своих творческих исканий и семейных переживаний.

В качестве объекта своего повышенного внимания и флирта Ирине было проще всего выбрать Алексея. «Надо почаще демонстративно держаться поближе к нему на глазах у Владимира, и он долго не выдержит», – решила она. Собственно, уже в утренней поездке на квадроциклах на Зундук Ирина работала по этой программе, крепко обнимая торс Алексея, сидя позади него. И Владимир, следовавший сзади на своем квадроцикле, должен был заметить это, но виду не подал. «Ничего, – решила Ирина, – у нас еще есть вечер впереди». Тем не менее, надо было вставать, привести себя в порядок, да еще прогуляться перед ужином, желательно с Владимиром, а если не получится, то демонстративно с Алексеем.

Через час Ирина вышла из своего номера и постучала в номер Владимира. Никто не отзывался и не открывал. «Ну и где же он пропадает? Наверняка, опять один где-нибудь на берегу сидит», – предположила она. Немного подумав, она спустилась на первый этаж и постучала в номер к Алексею.

– Да, войдите, – отозвался Алексей.

– Это я, – робко произнесла Ирина, приоткрыв дверь, – Алексей, пойдем прогуляемся до ужина, а то Владимира нет. Где-то опять в одиночку симфонию свою сочиняет.

–Неужели он это серьезно? – спросил Алексей.

– Да еще как серьезно. Это его давняя мечта. Я его и уговорила ехать сюда, пообещав, что на Байкале к нему придет вдохновение.

– Да, здесь творческому человеку благодать, – согласился Алексей. – Ну хорошо, Ира, пойдем, погуляем часок. Может, и нашего композитора где-нибудь на берегу найдем.

Владимира они так и не нашли и решили возвращаться на базу. И когда уже заходили в калитку Ирина, обернувшись назад, заметила Владимира, поднимавшегося по склону. Впереди бежал Малыш. Ирина тут же взяла под руку Алексея и замедлила шаг. Алексей сразу ничего не понял, но подчинился движению Ирины.

– Владимир идет, – сказала она, – обними меня, пожалуйста.

– Нет, Ира, я не буду играть в ваши игры, сами разбирайтесь, – ответил Алексей.

Но Владимир уже догнал их и произнес:

– Добрый вечер, голубки. Воркуете?

– А тебе что, завидно\'? – съязвила Ирина.

– Да нет, воркуйте на здоровье, – ответил Владимир спокойно и прошел к себе в номер, чтобы приготовиться к ужину.

Через полчаса они уже сидели за столом в ресторане.

– Ну как Вам сегодняшний денек? – спросил Алексей. – Не многовато ли впечатлений?

– Да нет, все хорошо, – ответил Владимир. – На Зундуке, конечно, очень красиво и хотелось бы там побыть подольше и уединиться. Такое ощущение, что там вся вселенная твоя: от глубин Байкала до космоса над головой. Но дорога тяжеловата с непривычки.

– Можно туда еще раз съездить, – сказал Алексей, – но сначала рекомендую Вам освоить не менее замечательный маршрут: по берегу в противоположную сторону на север – до поселка Онгурены. Там по пути на высшей точке Хильбур-ский перевал, с которого в хорошую погоду половина Байкала видна. Ну так что, поедем завтра?

– Да, да, конечно поедем, – обрадовалась Ирина.

– А пешком туда не дойти? – поинтересовался Владимир.

– До Онгурен далековато, а до перевала Хильбур часа за два можно дойти.

– Пожалуй, для меня это больше подходит, – сказал Владимир. – Вы мне дорогу покажете?

– Конечно. Это совсем несложно: почти все время вдоль берега, – сказал Алексей. – Но все же лучше на квадроцикле, ведь Вы теперь навыки хорошие имеете, и будет легче.

– Да нет, мне лучше побыть наедине с природой, прогуливаясь, – ответил Владимир. – Я за этим сюда и приехал.

– Хорошо, давайте отложим решение до утра, – предложил Алексей.

– Договорились, – ответил Владимир.

Ирина пассивно слушала их разговор, но твердо помнила, что ей следует завладеть Владимиром. Пока на эти оставшиеся два дня, а потом посмотрим... В этот момент очень кстати заиграла медленная музыка, и она предложила:

– Алексей, пригласите меня на танец, пожалуйста.

– Вы не возражаете? – обратился Алексей к Владимиру.

– Да что Вы, конечно, не возражаю и даже приветствую.

Они вышли танцевать на совсем маленькую площадку между столами. Другой тут не было. Ирина при этом сознательно прижималась к Алексею, более чем это позволяют приличия. И как бы невольно поглаживала в танце его широкую спину. Она с удовлетворением отметила краем глаза, что Владимир смотрит на них, и его лицо выражало если не ревность, то досаду. Значит, она действовала совершенно правильно. Но тут Владимир неожиданно поднялся из-за стола и вышел из ресторана. Ирина не стала прерывать танца и бежать за ним. Напротив, она провела весь вечер в обществе Алексея, думая, что тем самым она еще больше раззадорит Владимира и заставит его мучиться. Она была абсолютно уверена, что ее расчет оправдается.

* * *

Уже ближе к полуночи Ирина вернулась в свой номер, приняла душ, вытерлась большим пушистым полотенцем и привела себя в порядок, смазав лицо и руки питательным кремом и помассировав кожу лица. Взглянув на себя еще раз в зеркало, она в целом осталась довольна, поскольку выглядела, по ее мнению, намного лучше своих сверстниц. Потом тщательно вытерлась косметическими салфетками, накинула халат и осторожно выглянула в коридор. Убедившись, что никого нет, она прикрыла дверь своего номера и тихо подошла к номеру Владимира. Она по-прежнему была убеждена, что Владимир не устоит перед ее чарами, и она сможет добиться сегодня желанной близости, как бы он ни сторонился ее. Ведь даже на физиологическом уровне его наверняка тянет к ней после двухдневного перерыва. Ирина хотела постучать, но дверь оказалась просто захлопнутой и незапертой изнутри. Это ее обнадежило. Она незаметно вошла в номер, прикрыв за собой дверь, и увидела, что Владимир спит при свете настольной лампы, а на полу лежат исчерканные листки нотной тетради. Ирина тихонько выключила лампу, сняла халат, под которым больше ничего не было, и осторожно забралась под одеяло. Почувствовав рядом с собой спящего и очень красивого мужчину, к которому испытывала просто неодолимое влечение, она тут же вспомнила то неистовое сладострастие, с которым они буквально поглощали друг друга всего-то две ночи назад. И от этих воспоминаний желание снова волнами стало накатывать на нее. Она всего лишь прикоснулась ладонью к его груди, и этого хватило, чтобы все внутри нее сладостно напряглось в ожидании закономерного продолжения. Ирина сама удивилась той легкости, с которой она «завелась». Наверное, ее желание так подогрела нарочитая отстраненность Владимира в последние два дня и кажущаяся его недоступность. Ирина уже сдерживалась, как только могла. Очень мягко и нежно она стала поглаживать и целовать его желанное тело, стараясь не разбудить сразу. Владимир зашевелился в своем, вероятно, эротическом сне, инстинктивно отвечая на ее ласки. Конечно, неудивительно, что после недавнего периода активного секса и последующих дней воздержания молодой здоровый мужчина, которого просто распирают гормоны, склонен к эротическим сновидениям. Она медленно провела рукой ниже по его телу и поняла, что он уже готов и полон желания, хотя еще, вероятно, не до конца проснулся.

– Леночка, милая, хочу тебя, – шептали его губы во сне.

– Да, милый, – шепотом отвечала она, уже ничего не слушая и не обращая внимания на то, что Володя зовет совсем не ее. Она просто больше не могла себя сдерживать, осторожно перевернулась, оказавшись на нем сверху, и погрузила в себя его горячую и твердую плоть. Сладостно ощутив, как он заполнил ее всю, Ирина тут же почувствовала, как ее внутренние мышцы уже помимо ее воли стали нежно и ритмично обхватывать и сжимать эту желанную мужскую твердь. Дальше неистовые собственные движения вмиг довели ее до абсолютного блаженства, сопровождаемого неконтролируемыми и безудержно нарастающими стонами. Владимир тоже двигался в такт ей и не мог остановиться, ничего не понимая, что происходит, и где он находится. В эти мгновения ими правил только инстинкт, а разум был выключен полностью. И только одновременный, сильнейший и всепоглощающий оргазм прервал эту сумасшедшую сцену почти животного первобытного соития. Еще через пару минут обессиленные они оба лежали на кровати, медленно приходя в себя. Не было ни сил, ни желания о чем-то думать в этом умиротворенном и расслабленном состоянии. Сознание так полностью и не включилось, и они оба погрузились в блаженный и безмятежный сон.

* * *

Спустя час, два или больше Владимир вдруг проснулся в холодном поту от необъяснимого беспокойства, понимая, что с ним произошло что-то экстраординарное то ли во сне, то ли наяву. Во всяком случае, бурные эротические сновидения всплыли в памяти. Увидев рядом спящую Ирину, он все понял и ужаснулся содеянному. Он вспомнил, как в ресторане ему было неприятно смотреть на их танцующую пару, когда Ирина, откровенно и демонстративно прижималась к партнеру во время танца. Ему тогда стало не по себе, но вряд ли это чувство можно было назвать ревностью. Ревновать ее он перестал как-то резко и сразу. Он это нечаянно заметил во время первой поездки на Зундук на квадроциклах. И как только прошла эта ревность, и Владимир понял, что Ирина – не его женщина, в душе он почувствовал облегчение, а разум освободился для творчества, что незамедлительно стало приносить свои плоды. Значит, не надо никого больше обманывать и, прежде всего, самого себя. А физическая страсть – не в счет, ведь люди – это не просто животные, которыми движет инстинкт продолжения рода. Без любви эта страсть действует на Владимира разрушительно, в чем он уже убедился. Он вдруг вспомнил явное отрицательное влияние прошедших бурных ночей на его творческие способности, и стал со страхом искать свои музыкальные наброски, которые накануне пытался зафиксировать в нотах. Неужели все пропало? Наконец, он увидел на полу несколько листков со своими каракулями. Он нервно схватил первый попавшийся и стал тупо всматриваться в исчерканный своей рукой нотный стан. Никакой божественной искры он там не увидел, одна сплошная какофония. Как же так?! Вечером все было просто великолепно, он это помнил точно: настолько удачно Байкал подсказал ему свою тему. Но теперь ее нет. Владимир тут же все понял: вчера это были элементы чего-то целого, а это целое пока еще только складывалось в голове, и записывать его было еще рано. А сегодня все развалилось просто на отдельные фрагменты, никак не связанные между собой, и потому бессмысленные. «Все, это конец, – подумал он с досадой, взглянув на спящую Ирину, – она вытянула из меня все соки и превратила в обычного самца, вроде шимпанзе».

Настроение было препаршивое. Владимир, глядя на эти листки, силился вспомнить свои задумки и композицию отдельных частей, но ничего не выходило. Вместо этого внутри снова нарастало чувство необъяснимой тревоги и ожидание того, что случится что-то непоправимое, в чем будет виноват он сам. Владимир быстро оделся и, не разбудив Ирину, тихо вышел из номера, а потом и на улицу мимо спящего, как обычно, портье. Было совсем темно. Посмотрев на часы, обнаружил, что еще всего лишь пять утра. Пес Малыш, как всегда лежавший на коврике при входе в корпус, в недоумении поднял голову. Увидев Владимира, он вовсе не поднялся ему навстречу, виляя хвостом, как это было по утрам. Посмотрев вопросительно еще пару секунд на Владимира, Малыш снова положил голову на лапы – досматривать свой собачий сон.

Владимир сначала прошелся вокруг спального корпуса при свете уличных фонарей, вдыхая свежий ночной воздух, но это не принесло никакого успокоения. Затем он решительно вышел за калитку и углубился в ночной лес. Погода испортилась, небо затянулось облаками, и не было видно ни луны, ни звезд. Он шел просто вниз по склону в темноте наугад, нащупывая по памяти тропинку к Байкалу. Он хорошо помнил, что ближе к берегу будет открытое пространство и фунтовая дорога до берега, по которой рыбаки подвозят лодки на автомобильных прицепах. Вскоре он вышел на нее и через пять минут был на темном и пустынном берегу. Штормило, и слегка накрапывал дождик. Владимир вслушивался в звук накатывающих волн, надеясь вновь овладеть забытой мелодией. Но вместо этого ему слышалось суровое недовольство и грозное осуждение седого Байкала. Вряд ли это было платой только за сегодняшнюю интимную связь с нелюбимой женщиной. Это было осуждением его ненастоящей и фальшивой жизни, в которой он попросту запутался. Что делать дальше, он не знал.

Владимир решил для начала снова зарядиться энергией Байкала: так же как и вчера, он получит ее после купания на рассвете. Он сбросил с себя всю одежду и немного поежился под холодным ветром. Потом, не раздумывая, бросился в эту холодную бушующую темноту. Ледяная вода тут же сковала его тело, а большие волны захлестывали лицо, не давая дышать. Не обращая на это внимания, Владимир сделал несколько взмахов от берега навстречу бушующей темноте и вдруг почувствовал, что правую голень от холодной воды свела судорога. Икроножная мышца вмиг стала словно каменной и отдавала нестерпимой болью. Владимир пытался ущипнуть ее, как обычно делают в таких случаях, но ничего не помогало. Держаться на плаву с ногой, сведенной судорогой, больше не оставалось сил, и Владимир во время очередной волны хлебнул холодной воды в изрядном количестве и закашлялся. Тут он вновь ощутил накат мощной холодной волны, накрывшей его. «Ну, вот и все», – пронеслось в голове. Но когда волна на мгновение отошла назад в преддверии следующего наката, Владимир ощутил дно коленкой. «Значит, здесь совсем мелко, – мелькнула мысль, – и надо выкарабкиваться». Следующий накат выбросил его на галечный пляж, больно ударив головой о крупный камень. Но сознание Владимир не потерял, и постарался отползти подальше от линии прибоя. Судорога отпустила, и можно было хоть немного отдышаться. Холода Владимир не чувствовал после такого купания, поскольку кровь быстро разгоняла тепло по жилам, восстанавливая живительные силы организма, но голова болела. «Байкал не стал брать меня к себе, а только проучил для острастки, – подумал он. – Значит, он мне еще дает шанс».

Почувствовав, наконец, подбирающийся холод, Владимир поднялся, вытерся своей рубашкой, а куртку надел на голое тело. Джинсы, слава богу, тоже были сухими. Он немного согрелся, сел и в который уже раз за эти дни смотрел на Байкал. Голова по-прежнему болела.

Забрезжил рассвет, но совсем не такой, как вчера. Небо было хмурым, временами налетали порывы ветра, холодные волны накатывали на берег. Это хмурое утро никак не ассоциировалось с той музыкой, которую Байкал подарил Владимиру раньше. Теперь он все это забрал назад. В голове Владимира настойчиво звучала тревожная музыка из начала пятой симфонии Бетховена. Это известная тема судьбы, которую Владимир запомнил еще с детства. На обратной стороне пластинки с этим великим произведением, купленной им еще в детстве, было написано: «Так судьба стучится в дверь», – говорил об этом сам Бетховен».

Да, судьба что-то уготовила Владимиру и подавала явные недобрые знаки. Мысль о собственной симфонии придется оставить до лучших времен. Все, что было задумано в эти дни, вмиг рассыпалось как карточный домик. В душе была полная пустота и тревожные ожидания. Владимир медленно пошел по направлению к базе, хотя заходить в свой номер, где спала Ирина, ему не хотелось. Как смотреть ей в глаза и что говорить после случившегося? Пожалуй, лучше побродить еще по тайге, благо уже рассвело, хотя все хмуро вокруг. Хотелось, правда, выпить стаканчик горячего чая, чтобы, не дай бог, не простудиться. Как жить дальше, он не знал. Надо было скорее возвращаться домой, в Москву. Катер и машина за ними придут только завтра. Придется провести здесь еще эти бессмысленные сутки, потому что уехать сегодня попросту не на чем. Надо все же зайти на базу и выпить глоток коньяка или виски. Авось, она уже проснулась и ушла к себе, не обнаружив его в номере.

* * *

Ирина проснулась от того, что почувствовала в комнате пустоту. Она ничего не забыла из произошедшего, и ее тело еще пребывало в сладостной истоме и жаждало продолжения. Но Владимира рядом не было, и это вызвало ее беспокойство. За окном было еще темно. Куда он мог деться среди ночи? Как же с ним сложно, но зато как сладко. Это был ее мужчина, с которым она хотела быть всегда рядом и готова была связать с ним свою жизнь. Даже более молодой и спортивный Алексей не привлекал ее так, как Владимир. Но любила ли она его? Ирина над этим не задумывалась. Она просто хотела его получить и все тут!

Но что было делать сейчас? Идти искать его среди ночи? Он, наверное, опять ходит и мается по темному лесу, не находя себе места. Этого Ирине было не понять. Зачем мучиться? Наслаждайся жизнью, своей славой и такой красивой и яркой женщиной как я. Другие мужики только и мечтают об этом. Я же вижу как ему со мной хорошо. Наверняка, со своей клушей он такого блаженства и страсти не испытывает. И я же не прошу его немедленно разводиться с ней. Ирина была абсолютно уверена, что если они чаще будут встречаться с Владимиром, он быстро сам придет к такому решению. А давить на мужика бесполезно – он только сильнее упрется.

Вздохнув, Ирина набросила халат, перешла к себе в номер, легла и попыталась уснуть. Вскоре ей это почти удалось. Но, уже засыпая, она почувствовала сквозь сон, будто ее качнуло вместе с кроватью несколько раз, а на столе задребезжал графин со стаканом на стеклянном подносе. «Наверное, показалось», – подумала она и, наконец, заснула.

* * *

* * *

Утром на завтраке Ирина с Алексеем не обнаружили за своим столиком Владимира.

– Я стучала, он не отвечает, – сказала она Алексею.

– Творческий человек, ему требуется уединение, чтобы сосредоточиться, – ответил Алексей. – Опять где-нибудь бродит на природе.

Но тут они заметили Владимира, который вошел в зал, подошел к их общему, закрепленному за ними столику. Он сухо поздоровался с ними, пожелав доброго угра и стараясь не смотреть на Ирину.

– Владимир, вы поедете с нами в Онгурены через Хильбурский перевал? – спросил Алексей.

– Нет, спасибо, – ответил Владимир, – я попробую поработать, да и погода сегодня неважная.

– Да, это правда, погода неожиданно испортилась, хотя прогноз был хороший на всю неделю.

Тут в их разговор вмешалась сидящая за соседним столиком дама предпенсионного возраста, услышав, что они обсуждают погоду:

– А вы слышали с утра по телевизору новость?

– Нет, мы не включали его, – ответил Алексей.

– Везде погода хорошая, – сказала дама-соседка, – от Иркутска до Листвянки и Слюдянки, только у нас в районе Малого моря шторм. Прямо наваждение какое-то.

– Такое здесь нередко бывает, – ответил Алексей, завсегдатай этих мест.

– Но это еще не все, – продолжала тараторить она, – сегодня ночью было землетрясение, и очаг как раз под Байкалом.

– То-то я почувствовала среди ночи, что кровать качается, – сразу отозвалась Ирина. – И что есть жертвы и разрушения?

– По телевизору говорят, что жертв нет, – продолжала дама, – но порт Байкал сильно пострадал, а в Иркутске и Ангарске было до пяти баллов. Несколько трещин в домах и все. А там кто их знает, может чего недоговаривают.

Алексей ответил даме вполне квалифицированно и рационально, как заправский специалист:

– Видите ли, Байкал с геологической точки зрения – это современный формирующийся рифт, иначе говоря, расширяющийся глубинный разлом земной коры. Накапливающиеся напряжения в земной коре разгружаются через такие землетрясения, которые происходят почти каждый день. Только они слабые и отмечаются лишь приборами. А один раз в несколько лет бывают и такие, как сегодня.

– Надо же, как ты подкован, – удивилась Ирина.

– Я здесь давно и с разными людьми пришлось общаться, – ответил Алексей.

– Ну что, пора идти. Володя, все же поедем с нами, будет веселее, – сказала Ирина и как-то с грустью посмотрела на Владимира. Все же неправильно она действовала в отношениях с ним. Она это стала понимать только сегодня.

– Я уже сказал «нет», – ответил Владимир, не поднимая головы.

– Ну хорошо, нет, так нет, а мы пойдем собираться, – ответила она, искренне расстроившись.

Ирина уже не понимала, как вести себя с Владимиром, чтобы завоевать его. По-прежнему пытаться вызывать в нем ревность? Похоже, нет, это уже не давало результатов. Парадокс, но после сегодняшнего бесподобного секса он еще больше отдалился от нее. А она все больше ощущала, что жить без него не сможет. Ей не хотелось ехать сегодня с Алексеем на Хильбур без Володи. Она бы осталась с ним здесь. Но все дело было в том, что Володя этого никак не хотел.

* * *

Когда Владимир за завтраком услышал еще и о случившемся сегодня землетрясении, у него все похолодело внутри. Он не мог отделаться от мысли, что Байкал, как одушевленная природная субстанция, таким способом общается именно с ним, замахнувшимся на невозможное – выразить в музыке чувства и мысли человека, старающегося понять Байкал, как живое существо. Сначала Байкал вложил Владимиру в голову почти готовую симфонию, а теперь отобрал назад этот щедрый подарок. Да еще дает понять это Владимиру доступным ему языком: шторм, землетрясение. И хотя Владимир все эти дни виртуально общался с Байкалом как с живым, он отдавал себе отчет в том, что это было очень образно. А на самом деле такого не может быть. Он не верил в мистику. Это просто несколько случайных совпадений.

Хотя рациональное объяснение Алексея по поводу случившегося шторма и землетрясения предназначалось даме за соседним столом, Владимир отнес его к себе и своим сомнениям. Да, все эти природные явления объясняются просто, и он тут ни при чем. А что, если нет? Пусть шторм и землетрясение случились сами по себе, а почему из головы исчезла почти готовая симфония, а сделанные им вчера отрывочные нотные записи теперь кажутся полным бредом? И это вполне объяснимо. Просто от того, что он сильно сосредоточился на своих переживаниях и размышлениях по поводу правды и лжи в своей жизни, настоящего и фальшивого, шедевров и пустышек, Елены и Ирины, наконец. Сомнения все равно остаются: а может Байкал обладает разумом, к которому Владимир прикоснулся первым из всех смертных? «Не может быть такого, – в очередной раз убеждал себя Владимир, – этот живой дух создан моим воображением, жаждущим хорошей собственной музыки».

Ирина и Алексей уже ушли, а Владимир еще долго сидел и размышлял за чашкой чая, а потом попросил официантку принести еще горячий чайник, из которого подливал себе, пока, наконец, не согрелся.

Затем он поднялся в свой номер и решил прилечь ненадолго, чтобы ликвидировать ночной дефицит сна, и уже потом собраться с мыслями. Заснуть долго не удавалось, слишком уж много событий произошло за сегодняшнюю ночь. Потом он все же задремал, но совсем ненадолго. Тревога не покидала его, и Владимир решил снова побродить по окрестностям в поисках успокоения. О вдохновении речи уже не шло. Надо было хотя бы справиться с разочарованием от того, что все задуманное снова превратилось в тлен.

День по-прежнему был пасмурным и ветреным, но без дождя. Легкая ночная морось прекратилась, но трава была еще влажной. Владимир направился на тот самый мыс Халтыкей, рядом с которым они с Алексеем и Ириной были в первый вечер. Через полчаса неспешной ходьбы он уже был у его подножья со стороны леса. Мыс представлял собой круто обрывающуюся в воду скалу, второй пологий склон которой, обращенный к берегу, порос густой травой и высоким кустарником. Здесь проходила слабо накатанная лесная дорога, поднимающаяся на вершину мыса. Не останавливаясь, Владимир пошел по ней дальше и вскоре был на его верхней точке. Байкал все еще бушевал. Слышно было, как внизу волны разбивались о скалу. В воздухе висела водяная пыль от прибоя, а может быть и мелкий дождик начал накрапывать. Владимир стоял лицом к Байкалу. Справа открывался вид на мыс Арал и галечную косу, где они причалили позавчера, а по левую руку сквозь туман виднелась дорога вдоль берега на Хильбурский перевал, куда уехали недавно Ирина с Алексеем. Но в отличие от первого дня видимость была очень плохой.

Здесь на вершине был один из многочисленных бурятских бурханов, разбросанных по всему побережью. Он представлял собой врытый в землю и укрепленный подпорками деревянный столб с вырезанной фигуркой какого-то божества в верхней части. Обычно у бурханов путники отдыхали. Владимир стоял здесь молча и слушал грозный и неприветливый Байкал.

– Можешь сказать мне, чем я провинился и за что ты отобрал у меня свою музыку? – произнес Владимир, мысленно обращаясь к этой бушующей стихии.

Ответом был продолжающийся шторм с усиливающимися порывами ветра и начавшийся уже приличный дождь. Причем минут через пять он превратился в сплошной ливень.

Как тут было не поверить в то, что это был реальный ответ неизвестного разума, ассоциируемого с этим уникальным природным образованием – самым глубоким и загадочным озером на планете. Этот ответ был не иначе, как прямой укор ему, Владимиру, за то, что он должен был понять все сам и без подсказки. Владимир и так в глубине души понимал, что живет далеко не в гармонии с самим собой и внешним миром, отчего страдают близкие ему люди и он сам. Только не хотел себе в этом признаваться.

Меж тем ливень все усиливался, и спрятаться от него было невозможно. Владимир с тревогой посмотрел налево в сторону Хильбура, куда отправились Алексей с Ириной на квадроцикле. За плотной завесой дождя не было видно абсолютно ничего. Не дай бог, им в такую погоду ехать по бездорожью. Надо бы им где-то переждать эту сплошную стену дождя. Он стал очень беспокоиться за Ирину. За завтраком он почувствовал в ее голосе какие-то нотки раскаяния за свою навязчивость, и ему почему-то даже стало немного жаль ее. «Она – прекрасная и добрая, в общем-то, женщина, достойная любви и счастья, – подумал он, – но заморочилась со мной на свою и на мою голову. А я тоже хорош. Тешил свое мужское самолюбие тем, что такая красавица предпочла меня любым другим мужчинам. Распушил перья словно павлин, представляя себя суперменом и сексуальным гигантом. Типичный образ для примитива, к которому я и скатился. Надо поговорить с ней по-хорошему. Немного помучается и поймет меня. Тогда и найдет себе кого-нибудь достойного. А так зря на меня тратит время. Все равно я не смогу уйти от своих девчонок, да и не собирался никогда этого делать». Владимир поймал себя на мысли, что вновь думает об Ирине с теплотой. Ему действительно хотелось остаться с ней в дружеских отношениях. Он был уверен, что это удастся, и тогда все в его жизни встанет на свои места. Но в данный момент он очень тревожился за них.

Чтобы укрыться от дождя Владимир стал искать пещеру, о которой им говорил Алексей в первый вечер, когда они приходили сюда. Он уже был насквозь мокрый, и потому разумнее было просто идти на базу прямо под дождем. Там можно было просушиться и согреться в сауне, а здесь ждать еще неизвестно сколько.

* * *

Ирина, сидела сзади на квадроцикле, крепко схватившись за Алексея, но все равно еле удерживалась на сиденье. Машину изрядно бросало на камнях, и рытвинах, которые попадались там и тут. Она уже не раз пожалела о том, что согласилась на этот маршрут да еще без Володи. Удовольствия от такой езды не было никакого, а все обещанные прекрасные пейзажи в эту пасмурную погоду с висячими туманами были попросту не видны.

– Алеша, может, давай развернемся? – предложила Ирина. – Все равно мы не можем в такую хмарь ничего увидеть. Да и дождик начал накрапывать.

– Хильбур, который высотой больше 800 метров, мы уже перевалили, а до Онгурен полчаса осталось, – ответил Алексей, – обидно не доехать.

– Смотри сам, у меня всякое желание пропало, – сказала Ирина.

Алексей затормозил и произнес:

– Пожалуй, ты права. Дождик нам ни к чему, особенно если он разойдется. Мы-то сами хорошо прикрыты брезентовыми плащами с капюшонами, а дорога может раскиснуть. Да и не положено по технике безопасности вдвоем на этих колымагах ездить. Посуху еще можно, а при скользкой дороге нельзя. Давай, действительно, назад.

Алексей осторожно развернул машину буквально «на пятачке», и они направились назад. Дождь резко усилился, и скорость ему пришлось сбавить. Холодные капли дождя хлестали по лицу и под порывами ветра стали попадать и под капюшон и под рукава, доставляя крайне неприятные ощущения.

Ирине временами было страшновато, и чтобы отвлечься, она пыталась думать о чем-то хорошем. А что хорошего было сейчас в ее жизни? Деньги? Да, они были, но они кажутся благом лишь тем, у кого их нет. А люди с деньгами в большинстве случаев несчастны, поскольку не могут жить нормальной человеческой жизнью, а заняты преимущественно тем, как их приумножить и сохранить. Светлым пятном в ее жизни был только Володя, но он не был в нее влюблен, а она своим поведением только отталкивала его. Сегодня Ирина окончательно поняла, что он никогда не оставит свою Лену, а значит не будет полностью принадлежать ей. Но она все равно не хотела терять его. Она даже не могла представить, что Володи не будет в ее жизни. Но она до сих пор не была уверена в том, любит ли его. То, что привязалась к нему, это бесспорно. Как же сделать так, чтобы все у нас было по-человечески?

Почему так изменилась погода, ведь вчера прогноз был хороший? Может, это Байкал сердится на нее за то, что она домогалась Владимира, сбивая его на путь лжи? Но она не думала об этом тогда. Она действительно думала только о себе. Дождь стал просто проливным. Алексей еле управлялся с машиной даже, несмотря на малую скорость. Они поднимались на Хильбурский перевал со стороны Онгурен, а после него дорога должна была пойти вниз – к базе, хотя и оставалось бы еще несколько километров. По-хорошему надо было остановиться и переждать такую непогоду. Но как останавливаться на подъеме? Надо хотя бы до верхней точки дотянуть, и там сориентироваться. Ирина чувствовала, как трудно управлять Алексею под проливным дождем по скользкой дороге, и старалась сидеть тихо, чтобы не мешать ему. Наконец, через полчаса они достигли высшей точки, и Алексей остановил квадроцикл, не заглушая двигатель. Ирина, испытывавшая в дороге страх и напряжение, немного перевела дух, пытаясь успокоиться.

– Ну что, далеко еще? – спросила она с надеждой в голосе, хотя пришлось почти кричать, поскольку шум дождя и ветра заглушал речь.

– Да неблизко, но теперь дорога пойдет вниз, – ответил Алексей громко, чтобы она услышала.

– Значит, теперь быстрей поедем?

– Совсем нет, – ответил Алексей, – вниз по такой дороге ехать надо еще медленнее и осторожнее, а лучше не ехать совсем.

– И что будем делать? – спросила Ирина.

– Да вот, думаю, что делать, – продолжал Алексей. – Все равно такая насквозь мокрая грунтовка не просохнет и за сутки, даже когда дождь этот кончится. Так что поедем осторожно. Не ночевать же здесь под проливным дождем.

– Давай, Лешенька, только осторожнее, прошу тебя.

– Не бойся, Ира, по-другому сейчас и нельзя.

Алексей включил передачу, и они медленно тронулись. Пока спуск был пологим, особых сложностей не возникало. Главной проблемой была очень плохая видимость из-за продолжавшегося ливня. Особую осторожность следовало соблюдать на более крутых спусках, когда нельзя даже было применять тормоз из-за опасности блокировки колес на скользкой глине. Здесь надо было только полностью сбросить газ и довериться тому, что работающий на малых оборотах двигатель не даст машине разогнаться. До сих пор Алексею все это с большим трудом, но удавалось, а Ирина, чувствуя, как временами квадроцикл идет вниз по глине буквально «юзом», сидела, вцепившись в Алексея, ни жива – ни мертва.

Метров на двести по высоте они уже спустились, но впереди еще оставалось несколько сложных участков с крутыми спусками.

* * *

Владимир вернулся на базу насквозь промокший. Он быстро разделся, принял горячий душ в своем номере и переоделся в сухую одежду. Можно было сходить в сауну, но все мысли были сейчас об Ирине и Алексее. Сейчас ему как никогда хотелось вместе с ними посидеть за столиком в баре, выпить чего-нибудь покрепче, поболтать непринужденно, а то и в сауну сходить. Он надеялся, что они, попав в непогоду, досрочно вернутся на базу. А может они уже здесь? Преодолев себя, он вышел в коридор и постучал в номер Ирины. В душе он очень надеялся услышать в ответ ее приятный голос за дверью: «Да-да, минутку, я сейчас». Но за дверью была полная тишина. А в коридоре между двумя дальними номерами бегала кричащая и визжащая малышня, «загнанная в корпус» непогодой. Редкие окрики родителей из номера их почти не останавливали. За окном по-прежнему лупил дождь.

Владимир спустился на первый этаж, где на месте дежурного застал пожилого мужчину в очках, просматривавшего газету. Здесь же в вестибюле сражались в настольный теннис двое подростков, а по телевизору шел какой-то юмористический концерт.

– Извините, – обратился Владимир к дежурному, – Вы не знаете, вернулись ли из маршрута двое моих коллег на квадроцикле?

– Да нет, рано еще, да и погода вон какая, опоздают они, – ответил мужчина, взглянув на Владимира поверх очков.

– Да и я про то же, – сказал Владимир, – в такую погоду они давно должны были вернуться, а не ехать до конца. Может им помощь пора высылать?

– Да ты не бойся, – ответил дежурный «пенсионер», – Алексей из всех ребят самый опытный водитель на этих «пауках». Он справится.

Однако Владимира это не успокоило. Чувство тревоги не покидало его, но он не понимал, что может сделать сейчас для них, и потому не находил себе места. В этой ситуации он почему-то почувствовал чувство вины перед Ириной за многие несправедливые упреки в ее адрес и даже за то, что грубо разговаривал с ней утром, когда она предложила ему поехать с ними, и при этом ее голос звучал немного виновато. Это же она, эта хрупкая и красивая женщина, снова оживила его затухающий было музыкальный дар и показала его людям. И только благодаря ей он снова мог общаться с сотнями и тысячами людей через музыку. Ирина поверила в него, когда он сам уже переставал в себя верить. Владимир представил, как наяву, ее веселые глаза и улыбающееся открытое лицо и мысленно произнес: «Ирочка, прости меня, дурака. Скорей возвращайся, и мы все уладим, я обещаю». И тут он почти физически ощутил, что Ирина в это мгновение тоже думает о нем, причем ее мысль была какой-то острой и пронзительной. Она что-то хотела от него, причем сейчас и немедленно. Но он не мог понять что именно, потому что в их мысленное общение совсем неожиданно вмешался кто-то третий, огромный, мощный и напористый, оттесняя образ Ирины все дальше и дальше, пока не затмил собой все его сознание. Владимир узнал его... Это был седой Байкал.

* * *

Квадроцикл под управлением Алексея вышел на один из последних крутых спусков с Хильбурского перевала. Алексей был напряжен до предела, потому что дорога, в колеях которой текли быстрые потоки воды с глиной, песком и камнями, представляла из себя сплошное месиво. Справа она плотно прижималась к склону горы, а слева был крутой обрыв к байкальскому берегу. В конце этого почти стометрового спуска был довольно резкий поворот направо, а за ним уже совсем безопасный пологий спуск. Алексей полностью сбросил газ, но машина все равно на таком длинном отрезке стала разгоняться. Алексей пробовал притормаживать совсем чуть-чуть, но получалось только хуже: колеса блокировались и скользили по воде с глиной еще быстрее. Он отпустил тормоз, чтобы колеса пришли в сцепление с этой так называемой дорогой, или с тем, что от нее осталось, но это не совсем получилось, поскольку разгон был уже приличным. Поворот был уже рядом, и надо было в него вписаться, во что бы то ни стало. И туг Алексей увидел, что быстрые потоки дождевой воды размыли одну колею на этом повороте, и вода шла дальше прямиком с обрыва. Он понял, что на такой скорости направо никак не вывернуть, и затормозить тоже невозможно.

– Прыгай, – закричал Алексей Ирине в последний момент, что есть силы.

Но у Ирины руки словно окаменели, и она, вцепившись в Алексея, еще сильнее сжала пальцы. Машина легко соскользнула с дороги и полетела вниз с крутого обрыва. «Володя, милый, помоги!!!», – пронеслось у Ирины в голове, и в следующий момент холодные воды Байкала сомкнулись над ними. Еще через несколько мгновений наступило ничто.

* * *

Владимир сразу понял, что Ирины больше нет. Было поздно куда-то бежать и кого-то звать на помощь. Ему было все абсолютно ясно и так. Бесполезные теперь поисковые и спасательные службы, а за ними и всякие «расследователи» появятся сами собой своим чередом и без его участия. Владимир для этого был абсолютно не нужен. У него перед глазами все еще была красивая и улыбающаяся Ирина. И он хорошо помнил тот крик о помощи, обращенный к нему, который она мысленно послала ему в последнюю минуту своей жизни.

Владимир закрылся в своем номере и беззвучно рыдал. Он не мог двинуться с места, будто руки и ноги его были закованы в кандалы. Мысли тоже были парализованы. В осколках его сознания сидел лишь некий абстрактный образ, который теперь не был похож на того седовласого старца. Теперь это был некто или даже нечто, обладающее каким-то необъяснимым разумом, а скорее властью над разумом самого Владимира. Но это был тот же самый Байкал. Больше в голове Владимира не было ничего: ни музыки, ни мыслей. Его мучил и сверлил один и тот же вопрос, обращенный к этому абстрактному разуму: «За что?!» Ответа не было. Но вместо этого он снова услышал ту же музыку, которая звучала уже неоднократно в его мыслях: тема судьбы из пятой симфонии Бетховена. «Так судьба стучится в дверь», – вспомнил опять Владимир слова, прочитанные в детстве на конверте старой пластинки. Но почему именно эта судьба уготована Ирине? А его собственная судьба? Тот роковой звонок Ирины год назад изменил всю его жизнь, а Ирине стоил и самой жизни. Ему ведь теперь до конца дней нести этот тяжкий крест, поскольку он невольно виноват в ее смерти. Но разве кто задает вопросы судьбе? Это глупо. Меж тем эти несколько бетховенских аккордов «Судьбы» угнетали его сознание почти полностью. Владимир уже не мог этого терпеть и не знал, куда деться от этой навязчивой музыки.

Что с ним происходит? Как он смог неожиданно для себя почувствовать на расстоянии смерть Ирины? Как он мог общаться с Байкалом как с разумной субстанцией? У него что, появились экстрасенсорные способности или он просто незаметно для себя и других стал потенциальным клиентом психиатра?

Жить не хотелось. Впереди была одна пустота. Владимир открыл начатую накануне бутылку виски, налил полный стакан и выпил одним залпом. Потом вылил в стакан все, что осталось в бутылке, и тоже выпил. После этого навязчивая тревожная музыка бетховенской «Судьбы» стихла, и он забылся в тяжелом и беспокойном сне.

* * *

Наступил следующий день, абсолютно ясный и тихий. О вчерашней стихии напоминали лишь большие промоины на лесных и горных дорогах и огромные невысохшие лужи. Владимир снова стоял на высоком берегу у бурятского бурхана и всматривался в голубую даль Байкала, уходящую за северную оконечность острова Ольхон до самого горизонта. Правдой ли было все то, что случилось за последние дни, или это какое-то наваждение? Очень хотелось, чтобы все оказалось кошмарным сном. Но это случилось на самом деле, и ничего вернуть уже нельзя. Но почему все так произошло? Он никогда не был фаталистом и не верил в судьбу. Свою судьбу человек способен творить сам, но не каждый может это. А большинство людей смиренно доверяются судьбе, им так проще объяснить все и снять с себя всякую ответственность. Что же он сам делал не так? Он, считающий себя неплохим дирижером, не смог сдирижировать свою собственную жизнь. Он весь этот год жил фальшивой и раздвоенной жизнью. И от этого пострадали другие: жена, дочь, Ирина, Алексей и, наверное, множество других людей. Неужели во всем этом виноват он? Как тяжело в этом признаваться.

Но как жить дальше? У него есть его любимая жена и любимая дочурка. Ему-то легче, и у него есть смысл жить дальше: он должен сделать их самыми счастливыми в мире. А кто теперь вернет милую, прекрасную и умную Иринку, которая возродила его страсть и любовь к музыке и подарила сладостные мгновения своей страсти, которая тоже не могла не повлиять на его музыкальный талант? Кто проживет ее жизнь? Неужели на Земле ничего не останется от этой прекрасной женщины? Он не может этого допустить, потому что тогда его собственная жизнь до конца дней будет сплошным страданием.

Он вновь обратился к седовласому Байкалу, словно к богу и попросил:

– Помоги, старина Байкал, прошу тебя...

* * *

Владимир взмахнул дирижерской палочкой, и в переполненном зале зазвучала та самая мелодия, которая родилась тогда на мысе Халтыкей. Он отчетливо помнил тот день, когда в ответ на свои мольбы к Байкалу, заметил переливающиеся солнечные зайчики на голубой байкальской воде, от которых исходил не только отраженный солнечный свет, но слышалась тихая и прекрасная музыка. Она была все громче и постепенно заполняла собой все пространство над берегом, проливом и над островом. В ней угадывался веселый голос и красивые озорные глаза Ирины, образ которой навечно останется в этих созвучиях для следующих поколений. Потом вступала музыкальная тема «судьбы», но не бетховенской, нет, а совсем другой и непохожей, но очень грустной, перемешанной с любовью, страданием и мольбой о прощении. За этим в музыке следовала трудная борьба, в которой правда и справедливость, в конце концов, одерживали верх над ложью, притворством и злом. И в этой борьбе все время нарастала величественная и торжественная тема, в которой трудно было не узнать старый и мудрый Байкал.

Байкальская симфония звучала теперь во всю мощь, поднимаясь надо всеми окрестными вершинами, над Сибирью и Тихим океаном, докатываясь до самых далеких уголков планеты... И уже совсем другие люди слушали ее через годы и поколения, страдая вместе с этой грустной и одновременно величественной музыкой, поражающей их своей гармонией и высокими чувствами. И старый Байкал – древнее око Земли, наблюдающий миллионы лет за всем, что происходит вокруг, узнавал себя в этой жизнеутверждающей симфонии. Только он один помнил, как она создавалась...

Полигон

Ласковое крымское солнце слегка позолотило вершину Сель-Бухры. Природа, отдохнувшая в ночной прохладе от июньской жары, готовилась встретить новый летний день. Полевые цветы, тут и там разбежавшиеся по склону, медленно раскрывали свои лепестки после ночного сна, умываясь капельками утренней росы.

Полигон еще спал. Ряды домиков расположились на террасах у северо-восточного подножья горы, и солнышко пока не заглянуло сюда. Домики служили летним обиталищем студентов МГУ, проходящих здесь учебную геологическую практику. Под нарастающее щебетание птиц юные создания досматривали сладкие утренние сны.

Саша перевернулась на другой бок и чему-то улыбнулась во сне. Легкое чириканье пташек сливалось с приятными абстрактными сновидениями, создавая чувство безмятежности и блаженства. Под утро сон самый сладкий. И вдруг среди этой идиллии зазвучали звуки марша «Прощание славянки», внося сумятицу в юные души, еще пребывающие в плену Морфея. Как не хотелось вставать! Но что поделать: лежи – не лежи, а подниматься придется. Уже не одно поколение геологов МГУ пробуждалось под эту мелодию здесь на Крымском полигоне. Менялись времена, менялись политики, перекраивались границы государств. А полигон, словно островок стабильности и воплощение вечных жизненных ценностей, оставался здесь, постоянно хорошея благодаря трудам своих воспитанников, заботам деканата и средствам спонсоров – бывших выпускников факультета. Многие из них, достигнув больших высот и материального благополучия, не забыли лучшие времена своей студенческой жизни, проведенные здесь. Вот и теперь один из серьезных спонсоров-выпускников, приехавший в начале сезона к открытию нескольких домиков, построенных за его счет, вдруг обнаружил, что по утрам студенты просыпаются совсем под другую непонятную музыку, нежели просыпались они сами 20 лет назад. Он мягко высказал начальству полигона свое мнение о том, что негоже нарушать традиции. При этом добавил еще немного деньжат на благо полигона. И вот с этого года старинный и красивый марш снова звучал по утрам. Сначала студенты «бухтели», что это, мол, несовременно, но потом попривыкли и особо не обращали внимания на то, какие звуки их будят по утрам. В любом случае просыпаться не хотелось даже под самую сладкую музыку.

...Саша медленно возвращалась к реальности. Что же было вчера? Что-то очень приятное и волнующее. Уже окончательно проснувшись, она все прекрасно вспомнила и еще раз улыбнулась. С Димкой загулялись допоздна. Сначала пешком дошли почти до обсерватории, а потом уже в глубоких сумерках вернулись в район полигона и сидели на Сель-Бухре, мечтательно наблюдая за южным звездным небом и рассуждая о представителях внеземных цивилизаций, которые там вдалеке, вероятно, так же смотрят на них. Ночной воздух здесь был чист и прозрачен. Недаром именно здесь была построена знаменитая Крымская обсерватория, некогда бывшая основным научным центром астрономов Советского Союза.

Димка был довольно нерешительным парнем, несмотря на то, что был старше. Почему-то в этот период разница в возрасте в три-четыре года кажется существенной, и такой человек представляется совсем взрослым по сравнению со сверстниками. Димка таким не показался. Он уже год как закончил факультет и, будучи аспирантом, водил группы студентов в геологические маршруты по окрестным горам.

Когда вечерняя прохлада стала уже ощутимой, он прижал Сашу к себе, и, так, нежно воркуя, они просидели еще пару часов на горе. В конце концов, Димка робко попытался ее поцеловать, но Саша невольно отстранилась, хотя сделала это не слишком уверенно. Она пока не разобралась в своих чувствах к Диме, но то, что этот взрослый парень выделил ее – второкурсницу группы геофизиков среди других девчонок, было приятно. Саша вернулась в свой домик уже далеко за полночь, когда все девчонки уже спали.

Меж тем, полигон почти окончательно проснулся. И даже «засони» Надька с Ленкой уже выбрались из-под одеяла и удивленно сквозь заспанные глаза смотрели на Сашу, которая обычно вставала среди первых и расталкивала остальных. А тут вдруг она еще лежала и смотрела мечтательным взглядом куда-то в бесконечность.

– Ну, что, гулена, не выспалась? – ехидно произнесла Надежда, хотя в ее голосе немного угадывались и скрытые нотки зависти.

– Да, что-то плохо спалось, – ответила Саша, пытаясь не афишировать свое долгое вчерашнее отсутствие после отбоя.

– Понятно, почему тебе плохо спалось. Небось, так покувыркалась с этим аспирантиком, что еле до кровати доползла под утро.

– Перестань, Надька, ничего не было, – резко ответила Саша. – Просто гуляли, да на звезды смотрели.

– Так уж я и поверила, – не унималась Надежда, – ты еще скажи, что, прогуливаясь, за ручки держались как в детском садике.

– Можешь не верить, но так и было.

– Ну и зря. Тогда отшей этого Димочку и не пудри мозги всем мужикам подряд. Еще Мишка от нее, понимаешь, уже год как не отходит, и только вздыхает. А тут она и Димочку прикарманить хочет. А нам что останется? Парней путевых и так совсем мало. Не понимаю, что они в тебе находят? Не такая уж ты красавица, да и фигурка – не фонтан. К тому же постоянный игрок «Динамо». Неужели им всем нравится, как ты их «динамишь»?

Саше было не слишком приятно выслушивать с утра бесцеремонные Надькины разборки своей внешности и поведения. Она и сама понимала, что небольшая полнота да темные волосы со стрижкой не приближали ее к общепринятым стандартам красоты, насаждаемым стройными блондинками с обложек гламурных журналов. Но уже привыкшая к Надькиным «закидонам» она все же сдержалась и ответила:

– Меня не только любить, но еще и завоевать надо, а главное, чтобы я полюбила.

– Ох, какие мы неприступные, подумать только!...

– Все, девчонки, хватит, – прервала Лена их перепалку, – уже все на завтрак пошли, а мы еще и не умылись.

День опять ожидался жарким. После завтрака и линейки состоялась традиционная небольшая планерка, на которой преподаватель Леонид Иванович, прикрепленный к их группе на время учебной практики по геологическому картированию, давал обычный инструктаж о том, как вести себя в маршруте и кому на что обратить внимание. Сегодня они шли в самостоятельные маршруты не бригадами, а разбившись на пары. Каждой из пар надлежало самостоятельно закартировать свой небольшой участок, нанеся на бланк топографической основы геологические границы разновозрастных пород. При этом следовало в своем полевом дневнике аккуратно выполнить описание встретившихся типовых обнажений пород и отобрать несколько образцов. Для этого у каждого был при себе геологический молоток.

Полигон находится в районе юго-восточного подножья второй гряды Крымских гор недалеко от Бахчисарая. Отцы-основатели полигона очень удачно выбрали это место. Здесь на сравнительно небольшом участке соседствуют столь разнообразные геологические условия, что только ленивый не научится основным приемам составления геологической карты. Неудивительно, что недалеко отсюда, в районе сел Прохладное, Трудолюбовка, Скалистое издавна располагались и учебные геологические базы других вузов. Среди них и бывший МГРИ, а ныне Российский геологоразведочный университет, и Санкт-Петербургский университет и горный институт. Да еще киевляне и иваново-франковцы, бывшие собратья по Союзу, а теперь представители самостийной Украины, тоже проходили неподалеку свою первую школу геологии. Это и немудрено. Столько здесь всего намешано природой в геологической истории Земли. На востоке участка по низинам и оврагам кругом перемятые в складки породы таврической серии, представляющие собой чередование песчаников, алевролитов и аргиллитов. Как же «морщилась» матушка Земля тогда в этих местах, если пески да глины, которые накопились в неглубоком море более 230 миллионов лет назад в конце триасового и начале юрского периода, позднее в период активных подвижек земной коры и интенсивной складчатости оказались такими неузнаваемыми. А многие складки даже перевернулись. А ведь изначально они лежали на морском дне почти горизонтально. Потом, после большого перерыва, когда во второй половине юрского периода море здесь отступило почти на 50 миллионов лет, многое из накопленного на морском дне было размыто и унесено реками, ручьями и потоками в другие бассейны, а кое-что откладывалось и неподалеку. А в меловом периоде опять море оказалось здесь сравнительно надолго – на 60 миллионов лет, отступая лишь временами. Но море это было уже совсем другим. Да и климат изменился по сравнению с поздним триасом. И теперь здесь стали встречаться не только глины, пески и обломочные породы, снесенные с континента, но и различные карбонаты: мергели да известняки. А это значит, что в том море водилось немало живности. А еще позже, почти совсем недавно – в палеогеновом периоде, всего-то 40-50 миллионов лет назад, море здесь просто кишело всевозможными моллюсками, да и другой мелкой и крупной живностью. Из них потом образовались мощные палеогеновые известняковые квесты, прикрывающие как броня весь этот слоеный пирог из более древних горных пород. А ведь это – летопись геологического развития этого участка. Если пробурить здесь скважину насквозь, читай здешнюю историю Земли как по книге. А в районе полигона и бурить-то не надо. Природа словно нарочно выставила все это напоказ одно над другим. Смотри, да изучай.

Странные все же люди – геологи. Они почти каждый день имеют дело с вечностью. Их можно назвать философами времени. Для обычного человека бесконечность времени – простая абстракция. Он невольно примеряет время к продолжительности своей жизни. И один век длиной в 100 лет представляется ему немалым отрезком времени. А что же геолог? Он знает, что 100 лет – это просто ничто. Представьте себе, что вы купили билет в кинотеатр на один сеанс продолжительностью 2 часа. И вам показывают там непрерывный фильм об истории Земли в соответствующем масштабе времени: 5 миллиардов лет за 2 часа. Тогда получится, что один час и 45 минут там, на экране одни раскаленные лавы, камни, горообразование, разрушение, формирование гидросферы, атмосферы. И абсолютно нет ничего живого, ни одной клеточки. Только за 15 минут до конца появляются примитивные одноклеточные животные и растения. А известные всем рептилии и ящеры из «Парка юрского периода» появляются на Земле за 5 минут до окончания фильма. А первых людей – питекантропов мы успеем заметить за 1 – 2 секунды до конца. И, собственно, конец фильма. Позвольте, а как же каменный и железный век, древний Египет с фараонами и пирамидами? А древняя Греция, Александр Македонский и древний Рим, татаро-монголы и Иван Грозный? Где же это все, почему не показали? Увы, этого на экране наш глаз даже не успеет заметить. Вся древняя и новая человеческая история займет мизерные доли секунды – один миг. А что же жизнь отдельного человека? Да это гораздо меньше, чем тот незаметный миг, в который успела сформироваться вся наша цивилизация и человеческая культура. Ну что, сходили в кино? Такие вот люди – геологи. Им вечность нипочем.

И даже будущие геофизики, среди которых была и Саша, должны были изучить эти азы геологии и научиться строить несложные геологические карты здесь, на крымском полигоне МГУ.

А карта к концу практики получается совсем разноцветной, словно радуга, но с пропущенными цветами: фиолетовая на востоке, зеленая посередине и коричнево-оранжевая на западе и севере. И такого удивительного и прекрасного полигона, как у студентов геологического факультета МГУ, ни у кого не было.

* * *

...Сегодня Саша, как и раньше, когда выпадали самостоятельные маршруты, должна была идти вдвоем с Мишкой, старостой их группы. Мишка еще с первого курса ухаживал за ней, но Саша принимала его ухаживания лишь на дружеском уровне, ни в коем случае не переводя их в плоскость любовного сближения или даже симпатии. Мишка очень надеялся, что со временем сможет завоевать ее расположение. Но пока все оставалось на уровне простой дружбы.

– Ну, что, пойдем, красавица? – произнес Мишка.

Саша совершенно не выспалась, ноги идти не хотели, но виду нельзя подавать. Зачем обижать этого парня, который и так для нее как личный ординарец? Ни к чему ему знать, что она чуть ли не под утро ночевать явилась. В ответ она довольно тихо произнесла:

– Сейчас, Мишань, посижу еще одну минуточку и пойдем. Только давай не торопиться. Я что-то неважно себя чувствую сегодня.

– Да, Сашуль, конечно. Давай я все вещи в свой рюкзак положу, да и молоток твой тоже. А ты пойдешь налегке и не торопясь.

«Вот, досада, – вдруг подумала Саша, – он наверняка понял так, что у меня проблемные дни. Ну да ладно, пусть думает, что хочет», – а вслух произнесла:

– Спасибо, Миш. Ты настоящий друг.

Мишка с готовностью упаковал один рюкзак на двоих, а Сашин молоток вообще предложил оставить в палатке. Когда все приготовления были завершены, они двинулись в путь.

Маршрут был не такой уж сложный. Им надо было проследить на сравнительно небольшом участке границу нижнемеловых отложений мангушской свиты, перекрывающих породы таврической серии к западу от горы Длинная. При этом следовало дойти до места, где покрывающие «таврику» породы представлены кварц-глауконитовыми песчаниками высоковугорской свиты вместо мангушских глин. Все это надо нанести на карту, да еще по пути пару обнажений описать: по одному для каждого варианта налегания мела. Все это надлежало выполнить до обеда.

До начальной точки маршрута еще требовалось пройти около двух километров: сначала по дороге до села Прохладное, а потом, свернув направо, по обычной травке. Хорошо бы управиться пока солнце невысоко. Но ноги уже с утра плохо слушались Сашу. Сказывались длинная вечерняя прогулка да совсем короткий сон.

– Ну, ты как, Сань? – заботливо спросил Мишка, когда они уже вошли в село Прохладное, – хочешь отдохнуть?

– Да нормально все, Миш, не обращай внимание.

Сашу уже чуть ли не раздражала чрезмерная Мишкина забота. Наверное, потому, что она в принципе не могла ответить на его робкие притязания, поскольку он совсем не волновал ее как парень. В то же время, если рассматривать их отношения как чистую дружбу, то она была какой-то односторонней. Мишка для нее делал все, а она ничего взамен ему не давала. Получается, что она просто его использовала, и ей крайне не нравилось по существу быть эгоисткой. Поэтому она и раздражалась от его постоянного внимания. Она, конечно, помогла ему на первом курсе догнать всю группу по математике, которую он изрядно подзабыл за два года армейской службы и едва сдал ее на тройку при поступлении. Но его упорство и старание сделали свое дело, и сейчас после второго курса он мог заткнуть за пояс некоторых студентов – бывших выпускников математических классов, которые, наоборот, за два года расслабились и растеряли всю фору, которую имели при поступлении.

«Ну ладно, – успокоила себя Саша, – та моя услуга еще действительна, и это значит, что я еще не совсем обнаглела». Хотя в настоящей дружбе никто не считает, кто кому сколько сделал или не сделал. Но была ли их дружба настоящей? Некоторые вообще считают, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы. Она либо, в конце концов, заканчивается постелью, либо потихоньку сама собой прекращается. Но Саше временами было удобно, что Мишка рядом с ней, и данное статус-кво пока сохранялось.

Меж тем они пришли на начальную точку, и Мишка предложил:

– Ты, Сашуль, пока полежи в тенечке под теми кустиками, а я пока тут полазаю.

– Хорошо, Миш, я только пять минуточек, а потом я тебе помогу: пойду обнажение опишу. Если найдешь место удачное, покажешь.

– Хорошо, Сань, отдохни пока.

– Миш, если засну, толкни, ладно?

– Ладно.

Саша прилегла на травку, запрокинув руки за голову, и стала непроизвольно наблюдать за чистым голубым небом, на котором не было ни единого облачка. Высоко летали какие-то птички: то ли ласточки, то ли стрижи, то ли еще какие, непонятно. Значит, опять жара к полудню будет невыносимая. Опять подумалось о Димке. Любит ли она его? Да нет, конечно, если сама себе задает этот вопрос. Но приятное волнение при возникших мыслях о нем она явно испытывала. Саша сама не заметила, как задремала.

Однако вскоре она очнулась, вероятно, от нарастающей жары. Солнце переместилось, и коротенькая тень от низкорослых кустиков исчезла. Другой значимой растительности поблизости не было. Мишка над этим кустом пытался прилаживать штормовку, чтобы немного продлить тень над Сашей.

– Вот, черт, все же я тебя разбудил, – с досадой произнес он.

– Миш, спасибо, конечно, но я же просила меня разбудить, – сказала Саша.

– Да ничего, я бы сам справился, а ты бы лучше поспала.

– Нет, хватит, я еще не совсем бессовестная. Пойду на обнажение. Где мой дневник и карандаш?

– В правом кармане рюкзака.

– Вот и отлично, я пошла.

– Саш, погоди, давай тогда уже дальше на глауконитовые песчаники перейдем, и там ты ими и займешься. А это обнажение мы у ребят из второй бригады спишем. Они уже были здесь. Я еще утром договорился с ними на линейке. И потом мы с ними поменяемся.

– Молодец, ты это здорово придумал, – обрадовалась Саша. – Так мы еще и искупаться можем успеть в том межгорном прудике.

– Искупаться это хорошо. Но потом по самой жаре на полигон тащиться. Тебе же самой плохо будет. Да и на обед можем опоздать.

–Нет, все отлично складывается. Там сегодня гидрогеологи по электроразведке практику проходят. Как раз на плотине что-то приборами измеряют. Мы с ними на геофизической машине и вернемся. У меня там подружка Наташка сегодня за бригадира. Договоримся.

– У тебя на все ответ готов, – произнес Дима. – Ну хорошо, давай тогда по быстрому с вугорской свитой заканчивать.

Еще через час палить стало нещадно. Закончив по быстрому с минимальной программой самостоятельного маршрута, они направились на Риду. Так в шутку называли студенты местный небольшой межгорный ставок, который заполнялся по весне талыми водами и тем небольшим количеством дождей, которые здесь случаются зимой. Но он действительно вполне напоминал знаменитое горное озеро на Кавказе хотя бы зеленоватым цветом воды. Наверное, в этом небольшом горном ставке между Прохладным и Трудо-любовкой были окрещены в геологи и геофизики чуть ли не все ныне живущие разведчики недр России и бывшего Союза.

Саша с разбегу бросилась в пруд. Эти живительные воды местной «Риды», приняв в свои объятия упругое тело молодой девушки, сразу же вернули Сашу к жизни, прогнав усталость. И ее молодой организм тут же забыл о случившемся ночном «недосыпе».

* * *

Ближе к вечеру, когда жара пошла на спад, на полигон с товарищеским визитом прибыли соседи: студенты-геологи из Санкт-Петербургского университета и российского геологоразведочного университета, проходившие учебную практику неподалеку. В программе визита были товарищеские встречи по волейболу.

На полигоне была вполне неплохая волейбольная площадка, располагавшаяся ниже линий домиков – там, где еще немного дальше начинался знакомый студентам всех поколений «пьяный» овраг. Саша вместе с внушительной группой поддержки болела за своих ребят. Еще бы, в команде вместе со студентами играл и Димка. Причем играл очень неплохо. Чувствовалось, особенно по подачам, что он раньше серьезно занимался волейболом. Во встрече с московскими геологами из РГГРУ в заключительной решающей партии при абсолютно равной игре последняя подача переходила из рук в руки. И когда на контрольную подачу встал Дима, и от него зависела вся игра, эмоции на площадке накалились настолько, что Саша не удержалась и крикнула на всю площадку:

– Димочка, миленький, ну давай!

Ленка с Надькой многозначительно посмотрели на Сашу. Сама Саша перехватила обеспокоенный и ревностный взгляд Мишки, но тут же приветливо помахала ему рукой, чтобы снять возникшее напряжение и невзначай не обидеть друга. Оглянулся на Сашу и Димка, и подмигнул ей, и это все заметили. Над площадкой повисла напряженная тишина.

Дима высоко подбросил мяч, потом подпрыгнул сам и при сильном ударе так закрутил его, что долговязый игрок команды соперника не смог хорошо его принять, и после первого же касания мяч опустился за линией площадки.

И тут все площадка взорвалась громогласным победным возгласом МГУшников. Димку подхватили и начали качать. А тот, оглядываясь гордо по сторонам, пытался разыскать взглядом Сашу. Он надеялся, что теперь он уж точно добьется ее расположения и желанной близости.

А Саша в это мгновение была просто счастлива от победы своей команды, и оттого что решающую точку в матче поставил герой дня Димка, который из полутора сотен девчонок на полигоне выбрал именно ее, и просто от хорошего настроения. Она, наконец, пробралась сквозь толпу к Димке, которого качающие уже поставили на ноги, и не сдержавшись, бросилась к нему на шею и чмокнула в щечку. Димка попытался задержать ее в своих объятиях, но Саша, уже овладевшая собой, немного отстранилась и прошептала тихонько ему на ухо:

– Ну, Димочка, только не здесь.

Потом, когда эмоции немного улеглись, уже в вечерних сумерках началась вторая часть мероприятия. На традиционном месте разожгли большой костер, и пошел самодеятельный студенческий концерт, больше похожий на капустник. Было весело, интересно, а временами немного грустно. Но грусть эта была светлой и, как это ни странно, радостной и романтичной. Она навевалась теми песнями, которые знали и любили геологи разных поколений. И конечно, песню, давно ставшую геологическим гимном, распевали хором, но тихо и проникновенно:

Люди идут по свету,

Им вроде немного надо:

Была бы прочна палатка,

Да был бы нетруден путь.

Но с дымом сливается песня,

Ребята отводят взгляды.

И шепчет во сне бродяга кому-то:

«Не позабудь».

А после того, как гости разъехались, у костра осталось десятка два студентов, которые собрались вокруг Михаила. Он владел гитарой лучше многих других. Вот и сейчас, солируя на гитаре и напевая вместе со всеми другими известную песню Юрия Визбора, Миша не мог оторвать взгляда от Саши, в глазах которой отражалось пламя костра. И она заворожено смотрела на него, подпевая со всеми эти нехитрые и красивые слова под прекрасную мелодию и восхищаясь талантом своего друга.

Милая моя, солнышко лесное,

Где, в каких краях встретимся с тобою?

И Димка, герой дня, сидел тут же, слегка приобняв Сашу. Потом пели и много других песен, которые обычно поют у костра: «Перекаты», «Домбайский вальс», «Изгиб гитары желтой...».

Дима наклонился к Саше и прошептал:

– Пойдем, погуляем.

Саша ответила:

– Пойдем, только не будем уходить вместе. Давай сначала я, а ты минут через десять. Не хочу Мишку расстраивать. Встретимся у столовой.

– Договорились.

Саша поднялась, и когда Мишка закончил очередную песню, наклонилась к нему и сказала:

– Мишань, я пошла спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Сашуль. До завтра.

«До чего же хороший парень этот Мишка, – подумала она, – настоящий друг».

Она направилась вверх к жилым домикам. Уже давно стемнело. Свет от фонарей на столбах сюда не проникал, и Саша поднималась по ступенькам почти наугад. По пути она зашла в свой домик. Девчонок еще не было. Гуляли кто где, в том числе и у костра песни пели под Мишкин аккомпанемент, хотя до отбоя оставалось не более четверти часа. Саша причесалась, захватила легкую курточку на случай, если вдруг потом будет прохладно, вышла из домика и направилась дальше вверх. Ближе к столовой уже на освещенной дорожке замаячила фигура Димки.

– Ну, наконец-то, – произнес он, – я тебя совсем заждался.

– А что, разве прошло уже десять минут, или ты сразу ушел? Я же тебя просила побыть там и соблюсти хотя бы минимальную конспирацию.

– Я все сделал, как ты просила. Но уже все пятнадцать минут прошли, а не десять, да я еще добежал сюда в три прыжка. Так не терпелось с тобой встретиться, – сказал Димка, обнимая Сашу за плечи и прижимая к себе.

– Дима, погоди, здесь много наших, и нас могут увидеть.

– Ну и пусть, а чего нам стесняться?

– Нет, мне не нравится, что меня лишний раз будут обсуждать. Давай просто прогуляемся и подышим этим чудным воздухом.

Взявшись за руки, они пошли в сторону оврага встреч. После дневной жары ночная прохлада пока не вступила в свои права, и воздух был еще теплым. Вовсю стрекотали цикады, а южное звездное небо уже развернуло свой широкий экран для ночного сеанса, главными зрителями которого были мечтательные влюбленные пары. Они прошли еще немного дальше, но идти по склону оврага в темноте было не очень удобно, поэтому решили просто посидеть и поболтать. Снова, как и вчера на Сель-Бухре, они расположились на травке на расстеленной Димкой курточке. А какая может быть тема для разговоров южной ночью для юноши и девушки, не переступивших в своих отношениях ту грань, за которой уже все складывается по вполне предсказуемому сценарию? О звездах, о фильмах, о музыке или просто так – ни о чем. Дима обнял Сашу и прижал ее к себе. Потом начал осыпать поцелуями ее шею, щеки, лоб и волосы. Она не сопротивлялась его поцелуям, но и не отвечала сама. Он поцеловал ее в губы, сначала робко, но потом решительно обхватив ртом все ее губы и ожидая ответного поцелуя. Одновременно он начал гладить рукой ее юную грудь, все больше возбуждаясь сам и ожидая того же от нее.

– Саша, Сашенька, ты лучше всех на свете, – шептал он, в возбуждении, начав расстегивать ее рубашку.

Саша, поддававшаяся до этого его бурным ласкам, вдруг вся напряглась и попыталась отстраниться.

– Нет, Димочка, не надо, пожалуйста. Я тебя прошу, не надо, я не хочу.

Он тут же остановился, прекратил все объятия и просто сел рядом, насупившись и тяжело дыша.

– Ну не обижайся, Дима, – сказала Саша, – я так не могу.

– Я не обижаюсь, – ответил он, но сидел совсем отстраненно.

Оба немного успокоились, и в воздухе повисла тишина. Каждый не знал, о чем говорить дальше.

– Саш, а давай на выходной с ночевкой куда-нибудь забуримся вдвоем, – предложил Дима, чтобы как-то сгладить неловкость после несостоявшегося интимного сближения.

– А куда? – поинтересовалась Саша, хотя для себя пока не решила, что вообще будет продолжать отношения с Димой.

– Да куда захочешь, в любую точку Крыма доберемся, – с воодушевлением ответил Дима, втайне надеясь, что тогда-то уж он точно добьется желанной близости.

– Знаешь, – ответила она, – мне так в прошлом году на геологической практике понравился Большой каньон Крыма, что я мечтаю еще раз туда попасть и окунуться в ванну молодости.

– Нет ничего проще, – обрадовался Дима, – тут совсем недалеко. Да еще по дороге на Чуфут-кале заглянем, если хочешь. Уверяю тебя – очень интересно. Ну что, будем считать, что договорились?

– Посмотрим на твое поведение, – уклончиво ответила Саша.

– Я буду вести себя хорошо, – с готовностью ответил Дима.

* * *

Заканчивалась очередная рабочая неделя учебной практики, и на полигоне приближался выходной день, который традиционно приходился на вторник. Желающим студентам обычно организовывали поездки на ближайший пляж на восточном побережье, а иногда в Севастополь или Симферополь. Тем же, кто желал самостоятельно колесить по Крыму, выделяли транспорт до Ново-Павловки, что на трассе Симферополь – Севастополь на полпути до Бахчисарая. А дальше кто на попутках, кто на автобусах – в разные стороны: кто куда. Те, кто хотел добраться подальше, уезжали накануне, в понедельник, «своим ходом». А во вторник вечером у той же Ново-Павловки с 8 до 10 вечера машины и автобусы с полигона ждали возвращающихся студентов.

За многие годы разные поколения студентов геологического факультета использовали одни и те же способы остановки попуток на трассе. Девчонки голосовали на трассе, а парни сидели неподалеку в кювете. Молодым девчонкам водители почти всегда останавливали, после чего парни выходили из укрытия и дальше шли в ход уговоры. В большинстве случаев все заканчивалось обоюдным согласием. А поскольку большими группами уехать на обычных попутках было невозможно, отправлялись по два-три человека и договаривались о месте встречи где-нибудь на побережье: Ялте, Гурзуфе, Алуште, а то и совсем далеко: в Судаке, Коктебеле или Планерском. Причем в некоторые годы, особенно раньше, бывало так, что водители ничего со студентов и не брали. Сейчас, конечно, это бывает крайне редко.

С того вечера в овраге Встреч прошло два дня, и Саша старалась больше не уединяться с Димой, чтобы не провоцировать его. Она попросту отоспалась за две предыдущих ночных прогулки. Но когда Дима с утра подошел к ней и спросил:

– Ну, так что, едем на выходные в большой каньон?

Саша, вспомнив свои невероятные ощущения от купания в холодной чистейшей горной воде водопада в прошлом году, не удержалась и согласилась:

– Поехали.

– А Чуфут-кале посмотрим или сразу в Бахчисарай поедем?

– Давай посмотрим, а то все про него говорят и жаль будет его не увидеть, если это все совсем рядом.

– Тогда программа такая. Сегодня сразу после обеда отправимся в путь. Дойдем до Бахчисарая и по дороге еще посетим Чуфут-кале. А от Бахчисарая до Соколиного доедем автобусом или попуткой. Нам хорошо бы добраться до места засветло, чтобы подобрать подходящее место для ночлега. А завтра почти весь день там отдыхать и расслабляться. Ну что согласна с такой программой?

– Да, вполне.

– Тогда собирайся, сможешь это сделать быстро?

– Хорошо, я постараюсь, – ответила Саша.

А сама еще подумала о том, что надо для Мишки придумать причину своего отсутствия на выходных. Ведь раньше на выходных они вместе с другими сокурсниками просто ездили автобусом к морю на ближайшее побережье. «Ничего, скажу, что к тетке в Севастополь поеду, – поразмыслила Саша. – Мол, она меня пригласила. Действительно, в Севастополе жила когда-то мамина троюродная сестра, но они с ней даже не были знакомы. И она как-то сказала об этом Мишке в одну из поездок просто так невзначай: к слову пришлось. Будет выглядеть вполне правдоподобно.

Сразу после обеда они встретились с Димой за волейбольной площадкой в полной готовности. Дневная температура достигла своего максимума, и явно перевалила за 30 градусов. Они намазались защитным кремом, взяли рюкзаки и тронулись в путь. Почти сразу надо было идти вверх по склону, и потому первые же минуты показались нелегкими.

– Ну, как ты, Саш, выдержишь? – поинтересовался Дима, хотя ему самому с довольно тяжелым рюкзаком тоже было непросто идти в гору.

– Да надо терпеть, коли уж пошли, – ответила Саша. – Все же мы геологический факультет выбрали, и выносливость придется в себе воспитывать.

– Надо же, какая ты идейная. Ничего, Саш, часа через два жара спадет и будет полегче, – приободрил ее Дима.

Вскоре крутой подъем кончился, и они пошли на запад уже в более спокойном темпе, но жара давала о себе знать.

Через некоторое время Дима поинтересовался:

– Ну что, Саш, сделаем привал или идем пока?

– Да все нормально со мной, Дим, ты не беспокойся. Давай действовать по плану, без непредвиденных остановок. Могу даже из твоего тяжелого рюкзака что-нибудь к себе взять, если тебе трудно.

– Нуты молодец, – ответил Дима, – я даже не ожидал. Давай тогда до Чуфут-кале постараемся дойти, а там немного отдохнем и заодно поглядим на эти древние развалины.

– Давай, конечно.

Уже через полчаса они добрались до подножья горы с плоской вершиной. На этой вершине и был древний город Чуфут-кале. Осталось совсем чуть-чуть, и они, немного переведя дух, двинулись вверх. Наконец, горный лесочек, а потом и низкорослый кустарник закончились, и им открылось невероятное зрелище. Вершина почти полностью была сложена белым известняком. Но здесь почти не было этого камня в том первозданном виде, какой можно было наблюдать на окрестных горах у горизонта. А тут из него был сделан целый город, причем совсем немаленький. Они шли по древней неширокой мостовой, по обе стороны которой можно было наблюдать вполне сохранившиеся строения, назначение которых очень хорошо угадывалось. Маленькие жилые дома с мизерными комнатами, мастерская ремесленника, красивый небольшой храм с сохранившимися колоннами. А в одном месте было даже нечто похожее на тюремную камеру с выдолбленными окошками под потолком.

– Димка, это фантастика, – произнесла Саша, – такое ощущение, что тут еще вчера жили люди. Они готовили еду, растили детей, любили друг друга, защищались от недругов. А потом вдруг все разом решили уехать.

– Да, это удивительно, – согласился Димка. – Как будто и не было многих сотен лет, разделяющих нас и их. Дух этих людей все еще здесь. Мы думаем о них и будто бы ходим среди них, наступая на те же камни на мостовой, на которые наступали они. Мне на мгновение показалось, что мы с тобой оказались в этом прошлом.

– И мне тоже, – поддержала его Саша. – Очень странное и необычное чувство. Я как будто слышу их голоса и чувствую их мысли. Есть, наверное, такие места на планете, где пространство и время ведут себя по-особенному. В одной и той же точке пространства соприкасаются разные моменты времени, отстоящие друг от друга на сотни и тысячи лет. И здесь, вероятно, одно из таких мест.

– Сашка, я даже не предполагал, что в тебе сидит такой романтик, – восхитился Дима. – Однако, Сань, солнышко повернуло на вечер, и в нашей реальной действительности нам уже надо поторапливаться.

– Да, конечно, – согласилась Саша. – А далеко еще до Бахчисарая?

– Да нет, не очень. Вон за той высокой трубой начинается город. Отсюда с горы кажется, что это совсем близко, а пешком идти не меньше часа. Пойдем, Саш, нам уже точно пора.

Спустя час они подошли к автовокзалу Бахчисарая, который находился на этой окраине города. Везение им сопутствовало, и через полчаса Дима с Сашей успели на отходящий автобус по маршруту Бахчисарай-Соколиное.

Сначала около получаса автобус шел по относительно ровной дороге. На горизонте хорошо просматривались известняковые квесты второй гряды Крымских гор, уже знакомые Саше по нынешней геологической практике. Потом пошли предгорья первой гряды, где дорога заметно сузилась и начала изрядно вилять. Однако от Бахчисарая до Соколиного было сравнительно недалеко, и вскоре они прибыли в пункт своего назначения. Отсюда Большой каньон Крыма был в пешеходной досягаемости. А вообще, в горах все расстояния очень обманчивы. Если взглянуть на карту, то по прямой от этой точки до Ялты всего-то 8-9 километров, которые, казалось бы, можно было пройти за полтора-два часа. И Саша поначалу, когда они еще планировали поездку, предлагала Диме добраться поутру после ночлега в каньоне до Ялты. Но опытный Дима ответил, что одного выходного дня на такой сложный маршрут маловато. И действительно, здесь на километровом столбике было обозначено: «Ялта – 49 км». И эти 49 километров едва ли удалось бы преодолеть на автомобиле за те же полтора-два часа. Потому что первую значительную часть пути составлял крутой серпантин, по которому машины шли на первой передаче, натужно ревя двигателем. И на этой дороге местами было очень трудно разъехаться двум автомобилям. Потом, после серпантина была ровная как стол Ай-Петринская яйла на высоте примерно километр над уровнем моря. По ней дорога шла почти как по равнине. Но затем по такому же серпантину шел спуск длиной более 20 километров. Правда, там уже можно было спуститься по недавно построенной канатной дороге, но ее конечная точка на побережье была значительно западнее Ялты. Кроме того к вечеру движение на этой опасной трассе просто замирало – никто не решался ехать по ней в темноте в свете фар. Поэтому поймать попутку было невозможно.

Обо всем этом Дима поведал Саше еще на полигоне, и потому они решили в этот раз ограничиться отдыхом здесь, тем более что Большой каньон был уникальным природным образованием, заслуживающим внимания. Этот каньон «пропилила» в Крымской гряде совсем небольшая горная речушка за сравнительно небольшой срок в первые миллионы лет. Какая здесь красота – просто не передать словами! Провести здесь время значительно интереснее и приятнее, чем проваляться на пляже целый день, пусть даже у прекрасного и ласкового моря.

Между тем, противоположные склоны гор закрывали закатное солнце, и уже быстро вечерело.

– Дим, скоро темно будет. Мы не заблудимся?

– Да нет, Сашуль, не переживай. Здесь совсем недалеко, но все же место для ночлега хорошо бы подобрать засветло.

Саше было спокойно с этим взрослым парнем, и после сегодняшнего совместного маршрута она снова стала проникаться к нему симпатией.

Они свернули с дороги и стали подниматься вверх по лесной тропке, виляющей между камней. Здесь в лесу уже были глубокие сумерки, но тропинку еще можно было разобрать, тем более что Саша поднималась вслед за Димой и хорошо видела его светлые кроссовки. Через несколько минут стал слышен шум воды. Значит они близко к цели. И действительно еще через минуту Дима произнес:

– Ну, кажется, пришли. Давай выберем площадку, где удобнее расстелиться. Надо постараться найти местечко не у самой воды, а то ночью будет холодно, а у горной речки с ледяной водой – тем более.

– Но тут уже ничего не видно, – сказала Саша. – Хотя погоди, я узнаю это место. В прошлом году с профессором Короновским мы были здесь.

– Видишь, узнала, а говоришь совсем темно. Действительно, вон на той маленькой площадке студенты обычно делают привал. Так что давай распаковывать рюкзаки. Держи фонарик, а я займусь огоньком.

Саша стала доставать консервы, хлеб, печенье и другую нехитрую закуску, которую можно было взять с собой в жару, не боясь потом отравиться. А Дима взял маленький походный примус и принялся его разжигать. Костер здесь затевать не стоило, поскольку сейчас в летнюю сушь от малейшей искорки запросто мог заняться лесной пожар – настоящая беда для Крыма. Да и зеленые патрули защитников природы, выискивающие по лесам туристов, не соблюдающих запрет на разведение костров, могли «заглянуть на огонек». Вскоре на примусе разогрелись консервы, а потом и чаек подоспел. После такого похода все показалось настолько вкусным, словно это были невиданные деликатесы. Немного обжигаясь о край металлической кружки и заедая глоток живительного чая простым печеньем, Саша испытывала исключительное блаженство. Ноги немного гудели от пройденных за день километров. Но сейчас она просто отдыхала, и приятная истома разливалась по телу. И вновь ее захватывала эта неповторимая южная ночь с ярким звездным небом. Создавалось ощущение того, что они совершенно одни на Земле. А все остальные разумные существа – там, в каких-то далеких мирах. Вот интересно смотреть на эту двойную звезду у ковша Большой медведицы. Говорят, что римские воины так проверяли свое зрение. Надо было разглядеть, что это все же две звезды, одна из которых почти не видна, поскольку гораздо дальше от нас. Но есть ли планеты хотя бы у одной из них? А есть ли на этих планетах жизнь?

– Ну что, надо устраиваться на ночлег, – прервал Димка ее «космические» мысли.

– А как мы будем спать? Под открытым небом?

– На берегу моря можно было бы и так. Но здесь ночью будет совсем холодно, поэтому давай залезем в большой спальный мешок.

– Что вдвоем в одном мешке? – удивилась Саша.

– Но он очень большой и рассчитан как раз на двоих. Не зря же я его тащил, он у меня полрюкзака занимал.

– Ну, нет, я на это не согласна.

– А как же ты предлагаешь?

– Не знаю. Давай спальник просто расстелим и сверху в одежде ляжем. Так мы не должны замерзнуть. Ведь днем такая жара.

– Ну хорошо, давай так, раз ты упрямишься, но уверяю тебя, что будет холодно. Здесь мы все же в горах, пусть и не так высоко. А по ночам в горах всегда прохладно, даже на юге.

– Давай попробуем, – настаивала Саша, – это неправильно, если мы будем вместе в одном спальнике. Мы не муж и жена и даже не жених и невеста.

– Все, я не спорю, – ответил Дима, – давай так, только накинь на себя все, что у тебя есть.

Но больше никакой одежды у Саши не было. Ведь был разгар лета, а днем все изнемогали от жары. Тогда Дима дал ей свою вторую футболку, которую взял в запас на сменку. Но это была всего лишь футболка. Они улеглись на расстеленный спальник, положив под голову свои рюкзаки. Саша прислушивалась к спокойному и убаюкивающему шуму небольшого водопада неподалеку и пыталась заснуть под него. Но уже через несколько минут стало ясно, что ничего хорошего из этого не получится. Если так зябко сейчас, то что же будет к утру?

– Саш, не дури, так можно и воспаление легких подхватить, – услышала она голос Димы.

– А что ты опять предлагаешь внутрь спальника вдвоем? – ответила она.

– Ну если ты так этому сопротивляешься, давай поступим по-другому. Расстегнем молнию, развернем спальник полностью, на одну половину ляжем, а второй укроемся.

– То есть будет то же самое, что внутри вдвоем, только спальник не застегивать?

– Ну что-то вроде того.

– Только, Димочка, без фокусов, как в прошлый раз.

– Хорошо, хорошо.

Они попробовали улечься спать таким способом. Вроде бы стало теплее. Но Саша легла с внешней стороны этого своеобразного сложенного конверта, и стоило кому-то из них немного повернуться, как край спальника сползал с нее, и ее рука, а то и весь бок опять оказывались раскрытыми. А ночной холод уже чувствовался, и Саша была вынуждена поближе лечь к Диме, чтобы согреться. И когда он обнял ее, вернее просто положил руку сверху, она не отстранилась и через минуту окончательно согрелась. Но Дима, приободренный ее молчаливым согласием, еще сильнее прижал ее к себе. И тут она почувствовала его горячее дыхание и поцелуи, покрывающие ее глаза, щеки и шею, услышала его страстный шепот:

– Сашенька, миленькая, ты лучше всех на свете. Прости, но я не могу сдержаться рядом тобой.

Потом он начал ласкать ее грудь, продолжая приговаривать:

– Я не могу спокойно жить с тех пор, как увидел тебя. Боже, как ты прекрасна, как ты хороша!

Саша слушала эти сладкие речи, чувствовала его прикосновения и поцелуи и постепенно теряла контроль над собой. И когда она ощутила его губы на своих губах, она непроизвольно ответила ему страстным и горячим поцелуем. Тепло разливалось по ее телу, опускаясь все ниже и приводя ее в возбуждение. Она почувствовала сладостное волнение где-то внизу, и уже не противилась, когда Дима, расстегнув ей рубашку, стал ласкать ее упругую грудь, доставляя ее возбужденному телу и душе неизъяснимое удовольствие, и поднимая ее на все больший уровень эмоций и ощущений. Уже не думалось ни о чем земном, все внутренние запреты куда-то подевались, и не было ни сил, ни желания сопротивляться, когда Дима стал лихорадочно расстегивать ее джинсы. И в этот момент, когда она была готова уже абсолютно на все, ее сознание вдруг откуда-то из глубины памяти вытащило похожую и уже совсем забытую сцену, которая будто бы уже была с ней раньше. Да, тот первый сексуальный опыт, случившийся с ней два года назад после школьного выпускного вечера, разочаровал ее. Она не любила об этом вспоминать, но сейчас все это само всплыло в памяти помимо ее воли. Она вдруг испугалась себя саму, и губы ее прошептали:

– Димочка, миленький, не надо, прошу. Мне сегодня нельзя.

Но ее возбужденное тело не могло так быстро остановиться и еще жаждало продолжения ласк, в то время как в голове «включился тормоз». И это огромное неудовлетворенное желание продолжало бороться с внутренними запретами.

А Дима меж тем сразу ослабил натиск. Он, наверное, тоже волновался. Скорее всего, и его опыт был не столь богат, чтобы хладнокровно и без лишних переживаний добиваться интимного контакта.

«Боже, зачем я соврала? – подумала Саша. – Пусть бы все шло, как есть. Ведь Димка такой милый и хороший». Это в ней снова заговорило неудовлетворенное желание. Но спустя еще несколько минут, когда она немного успокоилась, голос разума победил, и Саша подумала: «Слава богу, что все обошлось».

После случившейся, но незавершенной интимной близости, они крепко уснули. Уже не особенно стесняясь, они прижимались во сне друг к другу, просто потому, что так было тепло и спокойно. На свежем и чистом горном воздухе можно хорошо выспаться всего за несколько часов.

Утром Саша проснулась от приятного чириканья пташек, а, может быть оттого что снова стало прохладно. Уже немного рассвело, но солнце сюда еще не добралось. Сквозь довольно густые деревья чуть просматривался освещенный рассветным солнцем противоположный склон. Утро было чудесным. Димки рядом не было. Он каким-то образом, выбрался из-под спальника, не потревожив ее, и, наверное, поэтому ей стало чуть-чуть зябко во сне. Саше захотелось поджать под себя ноги, свернуться в калачик и еще немного поспать. Она тут же вспомнила вчерашний вечер и свою минутную слабость, и окончательно проснулась. Но где же Димка? Одной в этом утреннем лесу ей было немного не по себе. Она приподнялась на локтях и увидела Димку поодаль, колдующего у примуса. Он тоже увидел ее и весело окликнул:

– Доброе утро, Сашенька. Как спалось?

– Доброе утро, – ответила Саша, – спала хорошо, только немного жестковато, и чуть зябко под утро.

– Сейчас кофейку заварю и тебе в постель подам. Сразу согреешься. А пока можешь еще полежать.

– Какой ты заботливый, Димочка. Мне еще никто не подавал кофе в постель. Как здорово почувствовать себя почти принцессой.

– А мне так приятно доставить тебе это удовольствие.

Через минуту Саша уже держала в руках горячий ароматный напиток и с благодарностью смотрела на Диму. Несколько глотков кофе, и живительное тепло пошло по телу, заодно взбадривая дух. После того как ясный образ мыслей к ней вернулся, она окончательно убедила себя в том, что все закончилось вчера так, как и следовало. Димка, конечно, милый и заботливый парень, но говорить о том, что она его любит, было бы явным преувеличением. И Саша с легким сердцем побежала умываться к ручью. Холодная и абсолютно прозрачная вода хорошо освежила и придала хорошего настроения. Самочувствие было великолепным.

– Ну что, Димыч, какие у нас планы? – весело спросила она.

– Может, немного перекусим сначала? – предложил Дима.

– Вообще-то мне твоей чашки кофе с утра хватило. Ты настолько мне угодил, что я сыта твоим вниманием и заботой.

– Сашка, я просто счастлив, что сделал тебе приятное, – ответил он, – но все же давай съедим хоть по сухарику с чайком, чтоб до обеда о еде не думать. К тому же кипяток еще остался.

– Ну давай, – согласилась она. – А потом что?

– Ты же хотела по каньону полазить. Не передумала?

– Нет, конечно.

– Тогда давай пока не жарко пойдем по нему вверх. А потом, ближе к полудню, немного спустимся назад к ванне молодости и попробуем понырять, если духу хватит.

– Отлично, мне такая программа нравится, – ответила Саша, – а на полигон успеем к отбою?

– Да у нас даже приличный запас по времени будет. Ведь мы же от Бахчисарая просто сядем на последний автобус до обсерватории, и через Чуфут-кале нам идти не нужно.

Через полчаса они нацепили рюкзаки, и пошли вверх вдоль бурного горного потока. По мере того, как поднимались, растительность становилась скуднее, а стены каньона все более сужались и становились почти отвесными. Горная речка превратилась в небольшой ручеек, который, в конце концов, затерялся среди камней. Каньон, такой живописный и зеленый там внизу, где они ночевали, здесь превратился в малопривлекательную горную расселину, куда почти не заглядывало солнце. Да и протоптанные горные тропки закончились, и идти было трудновато.

– Да, в прошлом году мне здесь понравилось больше, – сказала Саша.

– Просто тогда все вы – городские дети – впервые по-настоящему соприкоснулись с первозданной природой, и все казалось прекрасным, – ответил Дима. – Ну что, тогда пойдем вниз к нашей ванне молодости?

– Да, пожалуй, пойдем. Там веселее. И искупаться, надеюсь, можно. Там, наверняка, уже тепло.

Они двинулись вниз. И действительно по мере того, как спускались, становилось теплее, потому что температура в горах в любом случае у подножья выше, чем на вершине. Да еще солнце к полудню было почти в зените. А когда дошли до ванны молодости, день уже стал по-настоящему жарким.

Ванна молодости была заполнена чистой пенящейся водой, срывающейся водопадом с высокого уступа. Она представляла собой углубление в плотных белых известняках и с точки зрения геологии и геоморфологии называлась эверзион-ным котлом. Котел образовался за счет того, что этот водопад в течение многих лет «высверлил» и растворил плотные горные породы внизу у подножья уступа своими мощными потоками падающей воды, несущей с собой мелкие и средние камни. Вода была абсолютно прозрачной и благодаря большой глубине ванны, которая составляла метра два или больше, казалась голубоватой. По краям просматривалось даже дно, а в центре вспенивались буруны.

Саша сбросила рюкзак, сняла джинсы и рубашку, надела купальник и стала у края воды, намереваясь окунуться в студеную воду горной речки. Шум воды завораживал. От долетающих до нее холодных брызг Саша немного поеживалась. Надо было либо прыгать сразу, либо не купаться вообще.

Димка, стоявший рядом, пока не решался составить ей компанию и спросил:

– Сашуль, может не надо?

– Погоди, Дим, не мешай, я и так боюсь.

Постояв еще мгновение в нерешительности, Саша зажмурила глаза, набрала воздуха в легкие и прыгнула вниз «солдатиком». В первое мгновение от холодной воды перехватило дух. Она тут же с визгом вынырнула, глотнула воздуха и, сделав два-три взмаха по течению, оказалась у более пологого «бортика» этого естественного природного водоема. Она тут же выскочила из «ванны молодости» и, стоя почти по колено в воде бурного горного ручья, медленно приходила в себя. Сердце бешено колотилось от такого температурного контраста. Еще через секунду она почувствовала такой прилив энергии и восторг от полученных ощущений, что не сдержалась и крикнула:

– Димка, как здорово! Я как будто заново родилась.

– Выходи на берег, замерзнешь, – услышала она его слова сквозь шум водопада.

– Ты, что, теперь совсем не холодно, давай прыгай.

Но Димка пока не спешил присоединяться к этой сомнительной процедуре. Саша, между тем, снова поднялась на край и прыгнула еще раз и уже безо всякой боязни. И холодная вода теперь не казалась такой уж холодной, и Саша уже не выскакивала сразу из нее. Димка смотрел – смотрел и, наконец, сам решился.

Они прыгали по нескольку раз в эту живительную и бодрящую воду, а потом грелись на горячем солнце. Проголодавшись, они доели почти все свои припасы, оставив несколько сухариков и «печенюшек» на обратный путь.

– Димка, я так тебе благодарна за эту поездку, – сказала Саша, нежась на ласковом солнышке, уже повернувшем на закат.

– Да не стоит, – ответил Димка, – это не так уж и трудно. А хочешь, в следующие выходные рванем подальше.

– А куда?

– Можем на Кара-даг. Там особенно красиво в Львиной и Сердоликовой бухте, но туда все же мало на один день. Давай в Судак и Новый свет.

– Но это тоже очень далеко, мы не успеем.

– Успеем, если постараемся.

– Ну давай попробуем, это интересно. Я там еще не была.

Они вернулись на полигон вечером безо всяких приключений.

* * *

Неделя пролетела быстро. Их бригада уже закрыла геологической съемкой большую часть местности на планшете учебной карты. Еще два раза она ходила в самостоятельные маршруты с Мишкой. Похоже, что Мишка почувствовал Димкин интерес к Саше, а возможно и заподозрил ее в том, что она вовсе не у тетки в Севастополе была в выходной день. Но Мишка молчал, а Саша тем более не намеревалась обсуждать эту тему. Мишка всю неделю был насупленным и хмурым, совсем не таким, как раньше. И совсем не шутил. Тем не менее, он, как и раньше, помогал ей во всем и заботился о ней, как ни в чем не бывало. А Саша старалась быть внимательной к Мише, чтобы не задеть его самолюбия. Мишка – друг, и она дорожила этой дружбой. Саша знала, что Мишка мечтает о большем, но ничего не могла с собой поделать. Ответить на его чувства она не могла. Единственное, что она старалась делать, это не выставлять свои отношения с Димой напоказ, хотя она все чаще ловила себя на мысли, что думает о Диме почти постоянно и с нежностью.

– Димочка, не торопи меня, пожалуйста, – говорила она ему. – Мы же с тобой скоро на выходные снова поедем, и целые сутки будем вместе.

И вот эти выходные наступили. Сегодня после обеда они с Димкой отправятся почти в другой конец Крыма. Но кроме приятного путешествия Саша, сама себе не признаваясь, с волнением ждала от этой поездки чего-то большего. Неужели она все же влюбилась? Или это в ней говорит чувство благодарности за то, что он, такой взрослый и видный парень, выбрал ее из всех девчонок? Наверное, если бы пришла настоящая любовь, она бы в этом не сомневалась и не задавала бы себе таких вопросов. Ну да стоит ли так в себе копаться? Разве она куда торопится? Время покажет, а пока надо просто хорошо провести очередной выходной.

В этот раз они без особых приключений добрались на рейсовом автобусе от полигона до Симферополя. А там, перебравшись на вокзал, быстро нашли автобус до Судакского санатория, ожидавший своих отдыхающих с поезда. Договорившись с водителем за небольшую плату, Саша с Димой уже через три часа в полупустом автобусе достигли Судака. Они попросили водителя притормозить недалеко от знаменитой генуэзской крепости. Было еще совсем не поздно, но дневная жара уже прошла.

– Ну, что, Сашуль, предлагаю идти вдоль берега в сторону Нового Света и искать подходящее место.

– Давай, – с готовностью ответила Саша, – а далеко до Нового Света?

– Да нет, всего шесть километров.

– Ну, это для нас пустяки, правда, Димыч?

– Конечно.

Они бодро пошли вдоль берега, любуясь спокойным морем и предзакатным солнцем. Ближе к городу еще было достаточно отдыхающих на диких пляжах. Потом их стало меньше, но тут и там в самых удобных и ровных местах просматривались палатки. А там, где никого не было, берег был совсем неудобным.

Да и идти по крупной гальке с полными рюкзаками было тяжеловато.

– Сань, давай купнемся и перекусим, пока солнце за горой не скрылось, а потом немножко отойдем от берега и там отыщем какую-нибудь площадку поровнее.

– Давай, Димочка, сама хотела тебя попросить искупаться.

Они стали располагаться на ночлег, и поскольку у них уже был опыт совместной ночевки в Большом каньоне, лишние условности оказались позади. Можно было просто спать, как и в тот раз, когда она отвергла его притязания. Но Саша все же чувствовала себя немного напряженно. Она не понимала, как себя вести, если Дима вновь будет проявлять активность, в чем она почти не сомневалась. Конечно, она не должна допускать излишней близости. Но Саша запомнила те сладостные ощущения, которые она испытала от его начинавшихся ласк, которые сама же и оборвала. Как она ни противилась, ее женское начало на подсознательном уровне невольно требовало повторения этих ощущений.

В отличие от каньона, здесь у моря ночи были теплыми, и абсолютно не требовалось дополнительно утепляться. Поэтому они просто лежали на подстилке в спортивной походной одежде и, как обычно, смотрели на звезды. Повисло какое-то неопределенное молчание. Дима взял ее руку в свою ладонь и стал поглаживать сначала эту руку, потом волосы, щеки, грудь. Она как будто знала, что так и будет, и совсем не сопротивлялась. Тогда Дима осмелел и стал целовать ее сначала очень осторожно, потом более решительно, и, наконец, когда их губы встретились, Саша, уже не контролируя себя, ответила ему так страстно, что между ними словно искра проскочила. Саша вновь ощутила то самое возбуждающее волнение, которое постепенно заполняло ее тело, опускаясь все ниже и ниже. Когда Дима бережно, нежно и одновременно страстно раздевал ее, Сашино сознание уже было где-то далеко. А тело послушно поддавалось Диме, возбужденно отвечая на его ласки. Она была уже готова на все и пребывала в волнующем ожидании. И, наконец, когда она почувствовала его горячую твердь в себе, тело само по себе без ее осмысленного участия стало ритмично двигаться ему навстречу, рефлекторно сжимая то, что находилось внутри нее. Она уже ничего не могла с собой поделать, и подобного никогда раньше не испытывала. Еще через несколько мгновений она ощутила себя на такой высоте, что казалось уже невозможно выдержать этой эмоциональной бури. Кровь стремительно неслась по жилам, а сердце стремилось выскочить из груди. Но хотелось достичь еще большего пика ощущений, которые с каждым движением были ближе и ближе. Ее губы сами шептали «Дима, Димочка, миленький, любимый мой...». И вдруг в ней произошел такой мощный эмоциональный и физиологический взрыв, что она не сдержалась и громко вскрикнула. В этот момент она даже не поняла, жива ли еще или уже нет. Впрочем, ей это было уже все равно. Непослушное тело содрогалось до тех пор, пока она совсем не обессилела. Спустя минуты, сбившееся дыхание медленно возвращалось, сопровождаясь ее легкими стонами наслаждения. После этого, ни с чем не сравнимого оргазма, сплошное блаженство разливалось по телу. Она плыла по каким-то ласковым, райским волнам, а перед глазами проходили абстрактные приятные и ни на что не похожие видения. Наверное, это уже был благостный сон, продолжавшийся неопределенно долго. Во всяком случае, она полностью потеряла чувство времени и пространства, витая где-то высоко в облаках...

Спустя какое-то время, когда Саша по-прежнему ощущала себя где-то на небе, Димка вывел ее из этого состояния против ее воли. Она вновь почувствовала его горячее дыхание и многочисленные поцелуи и попыталась его остановить.

– Димочка, миленький, не надо. Я больше не могу.

Но Димка продолжал настойчиво овладевать ею, покрывая поцелуями все тело, нежно массируя ее грудь и нашептывая ласковые слова:

– Сашенька, любимая. Ты самая лучшая, самая красивая, самая желанная. Я не могу без тебя.

Саша пыталась сопротивляться, но в расслабленном состоянии на это не осталось никаких сил, а его ласковые слова и поцелуи снова взяли власть над ней. В ней быстро проснулось ее женское начало, и Саша опять с нежным волнением бурно отвечала на ласки Димы и вновь жаждала продолжения. И как только она приняла в себя его горячую плоть, тело само стало двигаться ему в такт, снова приводя ее в неистовое возбуждение. И с каждым новым движением сладострастные ощущения нарастали и снова довели ее до высшей точки блаженства. «Димочка, родненький, я люблю тебя. Еще чуть-чуть, пожалуйста. Давай, миленький», – страстно шептала она. И тут новый мощный всплеск эмоций и чувств заставил содрогаться все ее тело. Вместе со сладострастными стонами и слезами счастья это продолжалось еще несколько мгновений. Казалось, будто пела каждая клеточка ее тела. Саша даже не подозревала раньше, что способна на такой сильный оргазм. Она читала и слышала, что неопытные молодые девушки очень редко испытывают такие ощущения. Это все приходит позднее. И ее первый неудачный сексуальный опыт, случившийся два года назад, подтверждал это, не оставив ничего кроме досады и разочарования. Но сейчас... Это невозможно передать словами. Впрочем, все эти мысли были где-то далеко, а сама она после этого высокого взлета плавно опускалась вниз на мягких облаках невероятных ощущений и, в конце концов, глубоко заснула в этом сказочном и счастливом полете, крепко обняв своего возлюбленного.... Потом во сне она еще много раз вздрагивала и постанывала. «Боже, как я люблю его...», – мелькала мысль где-то за пределами сознания.

* * *

Утром под щебетание птичек Саша раскрыла глаза и в первый момент не поняла, где находится. Потом мгновенно все вспомнила, и сначала на свежую голову немного испугалась своему поступку. Потом, ощутив оставшееся блаженство во всем теле и увидев рядом спящего Димку, она вновь почувствовала нежность к этому спортивному и красивому парню. «Боже, я действительно влюбилась по уши», – подумала Саша. Она стала нежно и потихонечку поглаживать одним пальчиком его лоб и нос, стараясь не разбудить, но это не удалось. Димка открыл глаза и произнес:

– Сашенька, милая...

От этих слов ей стало так сладко на душе. Она обняла его и легко чмокнула в губы. Дима тут же завелся снова. Но Саша решительно, но ласково возразила:

– Нет, Димочка, уже светло, нас могут увидеть.

– Да никого здесь нет, глупенькая.

– Нет, Димуля, я так не могу. Слишком светло, да и надо перерыв сделать.

– Тебе что разве плохо было?

– Ты, что, миленький мой, я даже думать не могла, что так хорошо бывает. Когда в книжках читала такие сцены, не верила. Но давай не будем сейчас.

– Ну вот, – насупился Дима.

– Не переживай, у нас еще вся жизнь впереди. Я же теперь только твоя, родной мой Димочка.

– Да, конечно, – ответил Дима, но как-то немного отстраненно.

Саша ожидала большей нежности и любви в его ответе, но, подумала, что с утра не стоит придавать много значения словам. Еще и проснулись-то не совсем. Поэтому обижаться не стала, но настроение из возвышенно-романтического превратилось в обычное. Но прекрасное утро все же не позволило сосредоточиться на обиде и вернуло хорошее расположение духа.

– Давай лучше нырнем, да позавтракаем налегке, – предложила она.

– Давай, раз ничего другого не остается, – ответил не слишком довольный Димка.

Был полный штиль – время между ночным и дневным бризом. Солнце было еще невысоко и отражалось в почти зеркальной воде. Саша прыгнула с разбегу и поплыла. Ласковое утреннее море будто гладило тело, слегка массируя кожу завихрениями воды, обтекающей ее красивые формы. Легкий плеск от взмахов собственных рук приятно щекотал слух. «Господи, как хорошо-то», – подумала Саша, наслаждаясь утренним купанием. Димка в это время обогнал ее, громко фыркая и создавая тучу брызг, поскольку плыл баттерфляем. Видать, форсил, демонстрируя свою хорошую спортивную форму.

Потом они наскоро перекусили, и Саша предложила:

– Давай, пока не жарко, переместимся куда-нибудь и окрестные места посмотрим. Я здесь никогда не была.

– Пойдем дальше в сторону Нового Света, – ответил Дима. – Там в скале есть большая пещера. Ее называют гротом Шаляпина.

– Ой, здорово, – обрадовалась Саша, – конечно, пойдем.

Они быстро собрались, упаковали рюкзаки и двинулись в путь. Вскоре они оказались на улицах знаменитого поселка, прославившегося в свое время производством лучших в Советском союзе шампанских вин. Но сейчас как-то не казалось, что здесь все благополучно. Они заглянули в какое-то кафе, где оказались первыми утренними посетителями и выпили по чашке не слишком хорошего кофе.

Потом пошли к морю вниз по тропе Голицына и вскоре достигли цели – грота Шаляпина. Здесь был большой уступ в скале, далее обрывающийся к морю. А со стороны берега он уходил глубоко в скалу, образуя естественное углубление, над большей частью которого нависал скальный потолок. Размеры грота были внушительными. Действительно, он напоминал небольшой концертный зал неправильной формы и, вероятно, голос Шаляпина под шум моря здесь оказался бы кстати. А сейчас из этого великолепия глаз выхватывал исписанные стены, да следы от кострищ. Умеют же наши люди испортить первозданную красоту природы. Но все равно зрелище впечатляло.

– Ну что, красавица, какие будут предложения? Не позже пяти вечера нам надо двигать назад. А до этого у нас еще вагон времени.

– Купаться и еще раз купаться, – ответила Саша. – Я ужасно люблю плавать. Оказаться в Крыму в разгар жаркого лета и без моря – это для меня почти мука.

– В этом наши интересы совпадают, – ответил Дима.

– А что, разве в другом нет? – спросила Саша.

– Как показало сегодняшнее утро, не во всем, – то ли шутя, то ли серьезно ответил он.

– Ну, Димка, ты опять про это, – с напускной обидой ответила Саша. – Разве можно так много и сразу да еще при свете дня? У нас ведь еще все впереди.

– Я шучу, – примирительно ответил он.

После этого между ними все вроде бы наладилось и стало так же просто, как в прежние времена, до сегодняшней ночи. Но это же было не так! Это не могло быть как раньше. Они перешли рубикон. Прошедшая ночь в понимании Саши сблизила их навсегда. А как же по-другому? Конечно, глупо завтра же бежать в ЗАГС, не в бумажке же дело, а в искренних настоящих чувствах. Ведь он своим вниманием, словами, ухаживаниями и ласками разбудил в ней женщину. И она приняла его как своего единственного мужчину, раз и навсегда. Она же была с ним так нежна и искренна и уверена в его любви, что теперь ждала, что после случившегося он тоже будет абсолютно своим, родным и нежным! Но Димка вел себя так, как будто ничего не произошло. Более того, он был достаточно холоден. Будто он, как спортсмен, достиг нужного результата, попользовался ею, и потерял всякий интерес. Но Саша все же надеялась, что это не так. Ну не может он быть таким.

Они спустились от грота и направились дальше вдоль берега на запад, в сторону от Судака. Спустя полчаса они выбрали, наконец, хорошее и удобное место на берегу небольшой бухточки. Они плавали, загорали, дурачились в воде, наслаждаясь прекрасным морем и друг другом, и совершенно не заметили, как солнце пошло к закату. Сашины сомнения развеялись, и она снова почувствовала себя счастливой.

– Сашуль, пора собираться, чтобы успеть на последний автобус от Ново-Павловки. Да еще надо посетить священное для студентов место – завод шампанских вин.

– Эх, жалко уходить, но что поделать, – ответила она. – Спасибо, Димочка, любимый мой. Я просто счастлива. А ты какой-то угрюмый и недовольный.

– Ну что ты, мое солнышко. Мне самому было так хорошо.

– Правда?

– Ну конечно, глупенькая.

Саша, расчувствовавшись, бросилась ему на шею, обняла и чмокнула в губы. Слава богу. Прочь сомнения. Значит, она все это придумала.

Они быстро собрались и уже спустя четверть часа двинулись по заросшей тропинке, среди кустарников и можжевеловых зарослей к Новому свету. Добравшись до поселка, они зашли в магазинчик при заводе, где можно было продегустировать различные купажные виноградные вина и понравившиеся купить с собой. Они провели некоторое время за этой приятной процедурой. Саша пригубила несколько маленьких дегустационных порций и не удержалась от того, чтобы пару бутылочек понравившихся сортов не взять с собой. Рюкзак изрядно потяжелел, но хотелось на полигоне порадовать девчонок. Димкин рюкзак и без того был заполнен доверху, в том числе и Сашиными вещами. Было еще жарковато, и предстоявший обратный путь не позволил задержаться дольше в этом прекрасном месте. Да и лишняя доза вина перед дальней дорогой вряд ли была бы кстати. Вот если бы они попали сюда вчера вечером, тогда другое дело.

Они сели в маршрутку и без проблем добрались до Судака. Однако это было лишь начало дальнего пути, который еще предстояло преодолеть. Первым делом решили проверить ситуацию на автовокзале.

– Вот, досада, последний автобус до Симферополя ушел десять минут назад, – сказал Димка, изучив расписание.

– Что теперь будем делать? – спросила Саша?

– Сейчас пойду, поинтересуюсь, что просят частники.

Через пару минут Дима вернулся с невеселым видом:

– Сейчас после отхода автобуса ставки у них максимальные. У меня столько даже нет. Народ говорит, что через пару часов они сбавят, когда перспектива получить пассажиров снизится.

– Ну что, будем ждать? – спросила Саша.

– Пожалуй, не стоит. Так мы точно не успеем к последнему автобусу от Ново-Павловки к полигону. Да и попуток там поздно не поймать. В темноте никто не любит останавливаться.

– А как же тогда?

– Давай выйдем на трассу из города и там попытаемся поймать попутку хотя бы до Грушевки. Там на трассе Феодосия-Симферополь круглосуточно большое движение.

– Ну тогда вперед.

Они привычно пошли пешком с рюкзаками за плечами и по дороге, идущей от моря в гору, скоро вышли на городскую окраину. Как нарочно, было очень много машин навстречу. Новые партии отдыхающих прибывали из Симферополя, а все отъезжающие уже отбыли. Отдельные автомобили все же шли из Судака в сторону Симферополя, но все они были полностью укомплектованы пассажирами. Во всяком случае, никто не обращал внимания на их сигналы остановиться. Меж тем солнышко уже зашло за край горы. А темнеет здесь довольно быстро.

Димка начал заметно нервничать:

– Вот невезуха. Давно такого не помню. Раньше стоило только руку поднять, как почти любой останавливался.

– Дим, не переживай. Как-нибудь доберемся, – пыталась успокоить его Саша.

– Вот именно, что «как-нибудь» и к утру. Мне и так в тот раз Михалыч нагоняй дал за то, что к отбою не явился.

– Ну ладно, Дим, может еще повезет и успеем.

Тут из-за поворота показалась старенькая «Газель» с брезентовым тентом, которая неспешным ходом шла по этому совсем некрутому подъему. Саша решительно подняла руку и приветливо улыбнулась водителю.

Машина затормозила. Сравнительно пожилой водитель с вопрошающим взглядом смотрел на ребят.

– Нам бы до Симферополя или хотя бы до Грушевки, – попросила Саша.

– С удовольствием, дочка, подвез бы тебя, но я километра через три сверну к бывшей «Сельхозтехнике».

– Ну давайте хоть дотуда, мы время сэкономим, а то стемнеет скоро.

– Тогда садись ко мне, а пацан пусть под тент в кузов лезет.

Так и сделали. Любопытный водитель, как водится, по дороге поинтересовался, откуда они да куда. Но за пять минут пути длинную беседу завязать не удалось.

– Сколько мы Вам должны? – спросила Саша, когда они выходили из машины у поворота.

– Да что вы, бог с вами. За пять минут езды ничего. Или нет, погоди. Пусть твой парень мороженого тебе купит от моего имени.

– А как Вас зовут?

– Михал Иваныч.

– Спасибо Вам, Михал Иваныч, – сказала Саша с благодарностью.

– Счастливо добраться, – ответил добродушный Михал Иваныч.

Саша с Димой огляделись вокруг. Сумерки быстро сгущались.

– Дим, далеко до Грушевки?

– Да еще километров пять-шесть.

– Давай пойдем пешком, а по пути будем пытаться поймать попутку.

– Конечно, что нам еще остается? – согласился Дима. – По крайней мере, за час дойдем.

И действительно через час они вышли на трассу Феодосия-Симферополь. Было уже совсем темно, и машины шли с включенными фарами. Слава богу, трасса была оживленной, и они рассчитывали на скорую удачу. Однако не все так легко складывалось. Либо в темное время суток никто не рисковал останавливаться, либо среди проезжающих не было «бомбил» на старых поношенных автомобилях, либо по другим причинам в течение четверти часа никого тормознуть не удалось. Наконец, когда они совсем отчаялись, остановился рейсовый междугородный автобус «Новороссийск-Севастополь».

– Нам до Симферополя, – произнес Дима, когда водитель открыл дверь автобуса и вопросительно посмотрел на него, – а еще лучше до Ново-Павловки. Вы ведь после Симферополя через Бахчисарай пойдете?

– Да, но в Симферополе минут сорок стоим.

– Ну, так что, до Ново-Павловки возьмете?

– Много разговариваете. Садитесь, – нетерпеливо ответил водитель автобуса.

С большим облегчением они сели в мягкие кресла, с трудом затолкав рюкзаки на верхнюю полку.

– Ну, наконец-то повезло, – сказала Саша, – не успеем к последнему автобусу на полигон?

– Нет, конечно, – ответил Дима. – С учетом остановки в Симферополе нам ехать гораздо больше трех часов. В лучшем случае к полуночи будем в Ново-Павловке.

– А дальше как?

– Если совсем не повезет с попутками, придется идти по дороге пешком 12 километров.

– Нам не привыкать пешком, – бодро ответила Саша, пытаясь подбодрить Диму, который был не в лучшем расположении духа.

– Да, но только не по ночам, – возразил Дима.

Долгая дорога в ночном автобусе, наконец, сморила ее, и Саша задремала. Сквозь сон она отметила, что автобус долго стоял на автовокзале в Симферополе, а потом снова заснула. Снилось опять что-то абстрактное, но приятное. Вспомнить такие сны потом не удавалось.

Проснулась Саша от того, что Дима осторожно будил ее:

– Сашуля, вставай, приехали.

– А? Что случилось? – спросила она, еще не совсем понимая, где находится.

– Мы уже в Ново-Павловке, – услышала она голос Димы, – мы выходим.

– Да, конечно.

И только, выйдя на улицу, она проснулась окончательно. Автобус, пахнув дизельной гарью, пошел дальше по трассе в сторону Бахчисарая и Севастополя. А они с Димой перешли на другую сторону улицы и у поворота на обсерваторию стали ждать попутки.

Машин не было. В половине первого ночи все местные уже спали, а курортники в этом районе вдали от моря квартир не снимали.

– Ну что, Сашуль, пойдем? – предложил Дима. – Двенадцать километров – это два с небольшим часа ходу.

Сегодня они уже немало прошли пешком, и Саша, если честно, немного подустала. Но виду не подала.

– Что ж поделаешь. Пойдем, Димочка. Не сидеть же здесь неизвестно сколько.

– Да, не везет нам сегодня с попутками.

И только они двинулись в путь, как услышали за спиной шум старенького грузовичка. Тут же стали «голосовать» и вполне успешно. Грузовичок притормозил.

– Подбросьте, пожалуйста, до Прохладного, – обратилась Саша к сравнительно молодому белобрысому парню, который был немногим старше Димки.

– Только до Скалистого могу, дальше не еду, – ответил парень.

– Ну давайте до Скалистого.

– Десять гривен.

– Договорились, – ответил Дима.

До Скалистого было совсем недалеко, и через пять минут уже пришлось выходить.

– Да, везет нам сегодня на короткие автомобильные подскоки, – сказала Саша.

– Хотя бы полчаса сэкономили, и то ладно, – ответил Дима.

Они миновали последние домики на окраине села и вскоре оказались в полной темноте. Луна еще не взошла, и дороги практически не было видно. Лишь яркие звезды сияли на ночном небе. Скоро глаза немного привыкли, и стали различать хотя бы край дороги. Они шли молча и сосредоточенно. Саша все думала о прошедшем дне, размышляя о том, что Дима, хоть и старается не подавать виду, но выглядит равнодушным по отношению к ней. Незаметно она стала понемногу отставать.

– Устала? – поинтересовался Дима.

– Да ничего, – ответила Саша, – немного ногу натерла за сегодняшние переходы, поэтому быстро не могу.

– Плохо, нам еще часа полтора идти, не меньше. Да и машин, как назло совсем нет.

– Ничего, я потерплю.

– Как бы сильнее не натерла. Давай твой рюкзак, тебе полегче будет, – предложил Дима.

– Да он и так почти пустой, все тяжелые вещи у тебя, – ответила Саша.

– Не спорь, давай.

Саша больше не спорила и отдала свой рюкзак Диме. Но легче идти не стало. Действительно, задняя часть левой стопы больно терлась о край кроссовка. Если дальше так пойдет, то завтра в маршрут идти будет невозможно. Вернее, уже сегодня. До подъема осталось чуть больше пяти часов. Тут позади они услышали долгожданный шум автомобиля и страшно обрадовались.

– Я ему заплачу, и он до полигона довезет, даже если ему туда и не надо, – сказал Дима.

Саша решительно подняла руку. Старенький жигуленок поначалу замедлил ход, но, поравнявшись с ними, дал по газам и быстро скрылся из виду.

– Вот невезуха, – с досадой произнес Дима.

– Там дедок какой-то один за рулем сидел, – сказала Саша. – Наверное, испугался среди ночи нас брать.

– Надо было тебе одной останавливать, а я бы в сторонке сидел, что б он меня поначалу не видел, – ответил Дима, – тогда бы наверняка остановился.

Они молча пошли дальше и еще через полчаса миновали Трудолюбовку, все жители которой мирно спали. Если бы идти в хорошем спортивном темпе, то за час можно было бы добраться до полигона. Однако нога беспокоила уже очень сильно, и Саша попросила:

– Дим, подожди, я попробую что-нибудь подложить сбоку под пятку, чтобы хоть немного было полегче.

– Да, конечно, – ответил Дима.

В этот момент в ночной тиши опять послышался шум автомобиля. Дорога позади сильно виляла, и уже издалека было видно, что это какой-то джип.

– Ну все, если он Трудолюбовку проехал, значит до Прохладного нас точно довезет, а там – рукой подать, – обрадовался Дима.

– Я голосую одна, а ты спрячься в кювет, – сказала Саша.

– Хорошо, я здесь недалеко, – ответил он.

Когда Саша оказалась в свете фар, джип, оказавшийся довольно старой и дребезжащей колымагой, тут же сбросил скорость и через мгновение остановился на обочине совсем рядом с ней. Ей пришлось даже отступить на полшага назад.

Дверь открылась, и на дорогу спрыгнул сравнительно молодой и небрежно одетый парень крепкого телосложения, сидевший до этого на правом сиденье рядом с водителем. Лица его в темноте было не разобрать, но, похоже, он был явно не славянского вида. Она его про себя назвала чернявым.

– Бог ты мой, – произнес он, – какие девушки тут по ночам бродят и без охраны! Каланча, выходи, – крикнул он своему приятелю.

Тут со своего места вышел и водитель – совсем молодой парень, едва ли не подросток. Но роста он был приличного.

– Вот это находка! Вот это нам повезло! – а то уж совсем день скучный был, – произнес он.

– Мальчики, подбросьте до полигона, – попросила Саша, как ни в чем не бывало, но сама уже явно испугалась.

– Да не волнуйся ты, крошка. Конечно, подбросим, но не сразу же. Давай пару часиков по-развлекаем друг друга, и потом обязательно подбросим.

– Да ты не бойсь, – добавил тот долговязый подросток-водитель, которого первый назвал Каланчой, – мы парни сладкие, тебе будет оч-чень приятно. Ей богу не пожалеешь.

«Господи, где же Димка? – пронеслось у нее в голове, – почему он не выходит?»

– Э, ну-ка отойди от нее, – наконец услышала она его голос.

– О-па, а это еще кто? – удивился Каланча, оглядываясь на Димку, – хахаль твой что ли?

– Все, парни, езжайте своей дорогой и не трогайте нас, – сказал Димка.

– Да мы тебя и не трогаем. Пшел прочь отсюда, коли хочешь целым остаться, – угрожающе произнес чернявый, и в руке его блеснул нож.

Пока Димка смотрел на чернявого и пытался сориентироваться, что делать дальше, он не заметил, как второй, долговязый, нанес ему удар ногой. Пытался, видимо попасть в пах, но тот успел отскочить и получил сильный удар по ноге выше колена.

– Вы что делаете, скоты? – закричала Саша.

– Заткнись, дура, – крикнул черный, – мы же по-хорошему хотели. – Каланча, гаси его.

– Сашка, беги, – услышала она голос Димки и краем глаза увидела, как он сам метнулся в кусты в сторону от дороги.

«Он, что, струсил? – мельком подумала Саша. – Он же спортсмен. Как же так, ведь он меня бросил здесь?»

Но думать было некогда, и Саша инстинктивно рванулась в темноту в ближайший кустарник и побежала, что есть силы.

– Стой, сучка, – услышала она голос чернявого, который побежал за ней.

Саша надеялась, что в сплошной темноте она сможет оторваться от преследователей и спрятаться. Но соревноваться в беге с молодым мужчиной она вряд ли могла, даже если бы была в хорошей форме. А тут, с невыносимой болью в натертой ноге, быстро бежать никак не получалось. И через несколько шагов чернявый настиг ее и толкнул вперед. Саша на бегу, пролетев вперед, упала и больно ударилась плечом.

– Ах ты, зараза. Ты что нарываешься? – услышала она прерывающийся голос преследователя, который сбил дыхание во время бега. – Тебе же хуже будет.

Он крепко держал ее прижатой к земле, не давая пошевелиться.

– Ну что, давай по-хорошему, последний раз предлагаю, – сказал чернявый отдышавшись.

Саша молчала и лихорадочно соображала как себя вести. Она хорошо помнила правило, что если женщина сопротивляется, то мужчина один на один ничего сделать не сможет, если только она не лишится сознания от его удара или сама ему не отдастся. Но чернявый пока не бил, а его напарника не было.

– Каланча! – крикнул чернявый, но долговязый не отзывался.

– Ну вот что, красавица, раздевайся! Если будешь вякать, прирежу, – выдавил он из себя сквозь зубы и для наглядности воткнул в землю нож прямо перед ее носом.

Саша вся сжалась и не могла вымолвить ни слова, ни даже пошевелиться. Все мышцы словно онемели.

– Что я сказал! Раздевайся!

Саша по-прежнему лежала лицом вниз, никак не реагируя на крики чернявого. А он, не дождавшись никаких действий с ее стороны, резко перевернул ее и рванул рубашку. Саша закрыла лицо руками и еще сильнее сжалась, словно в комок. Чернявый, похоже, сильно возбудился от предчувствия насилия и секса. Он расстегнул свои штаны и принялся стаскивать джинсы с Саши. Она ожесточенно сопротивлялась, брыкалась и громко кричала. Пока он пытался ею овладеть, борясь и предпринимая недюжинные физические усилия, похоже эрекция у него прошла. В результате он еще больше озверел от досады, вывалил перед ней свое хозяйство, которое действительно не было в готовности, и заорал:

– Ну-ка, бери и поднимай его теперь, сука!

Саша еще больше сжалась. Ей было так противно и так страшно, что она уже просто ничего не могла делать. Она ждала, когда кончится этот кошмар. Чернявый сильно ударил ее наотмашь. Она вскрикнула, но сознания не потеряла и продолжала лежать на траве.

Вдруг он затих, сел и обхватил голову руками. Видно после этой беготни и противоборства у чернявого прошло сексуальное возбуждение. Да еще отсутствие напарника его явно озадачило.

Он грязно выругался и вновь громко крикнул:

– Каланча, мать твою, куда ты слинял?

– Иду, – послышалось издалека, и у Саши все похолодело внутри, – теперь их двое, и они сделают с ней все, что захотят.

– Какого хрена ты там делал? – спросил чернявый, когда Каланча оказался рядом.

– Да я за ее хахалем гнался, – ответил он.

– Ну и что, как он там?

– Ушел скотина.

– Да и хрен с ним. Нам мешать не будет.

– Ты, Фазан, хоть и корчишь из себя пахана, а ничего не соображаешь, – произнес Каланча. – Он же сейчас приведет сюда толпу заступников, и нас накроют.

– Да где он их возьмет среди ночи? – засомневался чернявый.

– Да по мобиле вызвонит.

– Все равно времени хватит. Давай налетай на нее, а то я с этой кошкой запарился, пока усмирял. За тобой очередь занимаю.

Саша, услышав их разговор, поняла, что Каланча прав. Димка должен кого-то позвать с полигона, тем более мобильник у него с собой. И действительно, езды оттуда несколько минут. Лишь бы он догадался позвонить. Да хорошо бы он сделал это и явился сюда ее спасать. Неужели он так испугался, что не вернется?

Она вдруг с теплотой и надеждой вспомнила о своем друге Мишке. С ним Саша точно не попала бы в такую ситуацию. Да он за нее этих придурков уже задушил бы, и даже под страхом смерти не остановился бы ни перед чем. Боже, Мишка, друг, выручай...

– Ты думаешь, я с ней справлюсь, если она брыкаться будет, – услышала она голос Каланчи, – тут вдвоем надо. Ты подержи ее, пока я управлюсь, а потом я тебе подсоблю.

– А может связать? – предложил чернявый.

– Пока возиться будем, да веревки искать, точно кто-нибудь объявится. Давай не мешкать.

– Ладно, давай. Счас я скручу эту козу.

Саша поняла, что вот-вот случится непоправимое, и попыталась взять себя в руки. Надо их перехитрить и выиграть время.

–Мальчики, давайте по-хорошему. Я согласна.

– Надо же, а чего это ты вдруг?

– Да вспомнила известную поговорку: «Если насилия избежать не удается, надо хотя бы расслабиться и получить удовольствие».

Они оба расхохотались:

– Надо же, юморная телка попалась, – сказал чернявый.

– Ну так раздевайся, чего сидишь? – подал голос Каланча.

– Что так сразу? – разыграла удивление Саша. – Давайте хоть по глоточку винца выпьем. Надо же мне стресс снять, чтобы получить удовольствие. Вы же хвастались, что вы сексуальные гиганты, и от вас все девки пищат. Да и вам лучше будет, если я расслаблюсь и приму вас с желанием.

Похоже, эти слова возымели действие, и чернявый крикнул:

– Каланча, давай быстро. Там в багажнике два пузыря водяры осталось. Тащи сюда.

Через пару минут тот вернулся, держа в руках пол-литра водки с пластмассовым стаканом сверху и какой-то пакет, наверное, с закуской.

Каланча открыл бутылку, налил полстакана и протянул Саше:

– На, пей. Я тебе еще и закуски дам, – сказал он, предложив ей свежий огурец.

– Я водки не пью, мне бы винца, – ответила она.

– Да где ж мы его здесь возьмем. Ты скажи еще, шампанского хочешь.

– Хочу, конечно. С такими парнями с шампанским посидеть приятно было бы.

– Ну, это да. Мы, конечно, пацаны хоть куда. Но шампанского здесь нет. Так что пей, не капризничай.

– Мальчики, вы мне очень понравились. Может быть, завтра прихватите шампанского и заедете за мной на полигон вечерком, – продолжала хитрить она. – Я еще и подружку прихвачу.

– То будет завтра. Может, и заедем, – сказал Каланча, – а сейчас давай, как договорились, да побыстрее, времени у нас нет.

Саша поняла, что препираться дальше бесполезно. Пригубила стакан и сделала глоток. Жгучий напиток с непривычки обжег горло. Она поперхнулась и закашлялась.

– Вот интеллигенция хренова, – возмутился Каланча, – водки пить не умеют.

При этом он сам хлебнул из бутылки и передал ее чернявому. Тот тоже сделал пару глотков, и решительно встал.

– Давай, допивай да раздевайся, – сказал он Саше. – Лирика кончилась.

И она поняла, что больше тянуть время не сможет. Но раздеваться она и не собиралась. Оставалось только довериться судьбе и ждать дальше своей участи. За прошедшее время, если бы Димка дозвонился, машина с полигона была бы уже здесь. Тут езды-то пять минут с хорошей скоростью.

Саша сидела, не шелохнувшись, и молчала.

– Слушай, Каланча, – произнес чернявый, – да она нас просто разводила.

– Вот, сука. Давай ее оттрахаем по полной и прикончим здесь. Оставлять нельзя, она нас хорошо запомнила, и мы никуда потом не скроемся. Найдут.

– Ты прав, приступай, да побыстрей. Нет, погоди, давай я первый, я уже передохнул маленько, а ты держи ее.

– Ты у нас старшой, так и быть, начинай.

Они начали ее раздевать вдвоем. Но Саша сопротивлялась и в один момент так умудрилась лягнуть кого-то из них ногой в пах, что тот взвыл и отлетел в сторону. Оказалось, это был чернявый.

– Вот, зараза, – крикнул он, подлетел к ней и с размаху ударил сбоку, попав в ухо.

В голове у Саши все зазвенело, а в глазах пошли круги. Она потеряла сознание. Но через миг она очнулась и поняла, что по-прежнему лежит на траве. Она слышала их разговор, но решила не показывать, что пришла в себя.

– Слушай, да ты ее крепко ударил, она совсем вырубилась.

– Ну и хрен с ней. Зато теперь разденем без проблем. Давай, шевелись скорее.

– Слушай, Фазан, надо линять отсюда по быстрому, а то этот хлюст точно вот-вот кого-нибудь приведет. Уже времени много прошло.

– И что же такую телку здесь оставим? – досадливо спросил чернявый.

– Ну, хорошо, давай ее в машину затащим и переедем куда-нибудь, где нас не найдут.

– Дело говоришь, Каланча. Потащили.

Они вдвоем подняли ее и, ругаясь и спотыкаясь, понесли через кустарники наверх к дороге, где на обочине стоял их раздолбанный джип. Расстояние было метров пятьдесят – столько успела пробежать Саша, пока ее не догнал чернявый. Ей было больно, потому что они едва не выворачивали ей руки и ноги, но она терпела, стиснув зубы и продолжая имитировать потерю сознания от полученного удара.

– Тяжелая, зараза, – ворчал чернявый, запыхавшись.

Тут Саша краем уха услышала шум автомобиля, который ехал со стороны Прохладного. «Может наши?» – с робкой надеждой подумала она. И, действительно, судя по шуму, при приближении автомобиль стал притормаживать.

– Все, бросай ее, текаем, – быстро проговорил чернявый.

Они тут же расцепили свои руки, и Саша упала на землю, добавив себе пару синяков и царапин и едва не вскрикнув при этом от боли. Она лишь услышала звук их убегающих шагов и попыталась сесть.

Меж тем машина-легковушка остановилась, и послышался шум голосов, среди которых она узнала голос начальника практики профессора Никитина:

– Смотрите, их машина еще здесь, значит они рядом.

– Да, они здесь, идите сюда, – послышался голос Димки, появившегося откуда-то сбоку.

Так значит, он действительно дозвонился до них по мобильнику, и все это время находился неподалеку. Почему же он никак не защитил меня, когда они надо мной издевались? Трусил? За себя боялся?

И вдруг она услышала знакомый и почти родной голос, который ее позвал:

– Саша-а!

Господи, да это же Мишка. Слава богу, они взяли его с собой. Да, а кого же еще брать на выручку, если не старосту их студенческой группы?

Она попыталась тут же отозваться, но вдруг обнаружила, что вместо своего громкого и звонкого голоса у нее вырвался едва слышный сипящий хрип:

– Мишаня, я здесь.

«Это что, я от страха голос что ли потеряла? – удивилась Саша». Все пятеро мужчин ринулись к ней.

– Саша, Сашуля, слава богу, ты жива, – услышала она Мишкины слова и почувствовала на лбу его дружеский поцелуй. – Как ты, Сашуля?

– Да нормально все, Мишань. Вы как раз успели.

Мишка крепко обнял ее и едва не заплакал, хотя парень он был армейский и крепкий.

– Больше без меня никуда не ногой. Поняла?

– Да, Миш, прости меня дуру, пожалуйста. Я поняла.

В этот момент они услышали визг колес джипа, резко рванувшего с места. Видать эти двое, воспользовавшись тем, что все мужчины подошли к Саше, тайком вышли из темноты, сели в свою колымагу и ретировались.

– Вот, черт, упустили, – сказал кто-то из прибывших.

– Ничего, никуда они не денутся, – произнес профессор Никитин, – дорога от Ново-Павловки до обсерватории тупиковая, и здесь всего три села. А при выезде на трассу милиция пост должна выставить. Мы их уже известили. Надо только номера машины быстро сообщить.

* * *

Через несколько минут они уже были на полигоне, и Сашу сразу отвели в медпункт. Ею занималась разбуженная медсестра Ирина Николаевна, а Мишка остался ждать ее на улице, где властвовала южная крымская ночь.

– Ну, Сашенька, синяков и ссадин у тебя хватает, а так, слава богу, ничего страшного, – сказала медсестра. – Только бы сотрясения мозга не было. Как ты себя чувствуешь?

– Да вроде бы ничего, – ответила Саша.

– Давай побудь пару дней у меня в изоляторе, дорогая. Здесь тихо и спокойно.

– Нет, Ирина Николаевна, прошу Вас, не надо. Что я утром скажу девчонкам? И так лишних разговоров не оберешься. Я лучше к себе в домик пойду.

– Саша, я настаиваю, у тебя может быть сотрясение.

– Ирина Николаевна, пожалуйста, очень Вас прошу.

– Ну, хорошо, утром как проснешься, сразу ко мне. В маршрут не ходить категорически. Завтра обязательно доктору покажемся. А сейчас давай тебе укол успокоительного сделаю.

– Не надо, – жалобно попросила Саша.

– Не спорь, надо, иначе оставлю здесь.

– Хорошо, согласна.

Саша вышла из медпункта, и Мишка тут же спросил:

– Ну как?

– Да все нормально, укололи только.

Они подошли к ее домику, где мирно спали девчонки. Саша только сейчас поняла, какой ураган чувств пронесся в Мишкиной душе. Ведь он все это время любил ее, а сегодня все его сомнения на счет ее романа с Димкой рассеялись. Он должен был испытывать ревность и одновременно досаду и обиду на нее. Виду Мишка не показывал, но выражение его лица говорило само за себя. Саша взяла его за руку и сказала:

– Спасибо тебе за все, Миш. И прости меня, ладно?

Он ласково посмотрел на нее, помолчал немного и произнес:

– Сашенька, пожалуйста, не ходи больше никуда без меня, хорошо?

Она преданно взглянула на него еще раз, помолчала и сказала:

– Миш, ты очень хороший. Но я же взрослая девочка, а не ребенок. Но я обещаю, что больше не будет никаких приключений. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Сашуль. Помни, я всегда рядом.

* * *

Ласковое крымское солнце слегка позолотило вершину Сель-Бухры. Природа, отдохнувшая в ночной прохладе от июльской жары, готовилась встретить новый летний день. Полевые цветы, тут и там разбежавшиеся по склону, медленно раскрывали свои лепестки после ночного сна, умываясь капельками утренней росы... Все было точно так же, как и две недели назад. А Саше казалось, будто за эти дни прошла целая жизнь. Не было и того сладкого предутреннего сна, потому что она проснулась задолго до подъема и лежала с открытыми глазами. Да и не спала она вовсе, просто было тяжелое забытье под воздействием снотворного укола. Голова гудела. Все девчонки вокруг мирно спали. А Саша думала о том, что случилось с ней за эти несколько дней и как ей жить дальше. О том, что больше нет любви, она сильно не переживала. Наоборот, ей было даже стыдно за себя, что она приняла за любовь свое физическое влечение в ответ на ухаживания «самца», оказавшегося на поверку эгоистом и трусом. Страшная душевная рана не давала покоя. И ей сейчас было очень плохо. Жить совсем не хотелось. А зачем? Внутри была полная пустота.

И вдруг среди этой тишины зазвучал марш «Прощание славянки», прервав ее невеселые мысли. И Саша совсем неожиданно подумала о другом – об этой песне, впервые пытаясь вслушаться в ее слова. Ведь больше 100 лет назад под нее на русско-японскую войну девушки провожали своих парней, дети отцов, а жены мужей. Потом другие поколения под эти же звуки отправляли на ратный бой своих мужчин в Первую мировую и Великую Отечественную. И наверняка среди этих людей были ее далекие прародители, которых она никогда не видела. Их давно нет в живых, но Саша именно сейчас слышит этот марш, который со слезами и болью расставания слушали они. Он будто связал их далекие друг от друга поколения и заставил вернуться к жизни.

Но как же коротка эта жизнь! Она вспомнила о тех же ощущениях мысленной связи с давно ушедшими людьми, когда была на Чуфут-Кале. Ведь на фоне вечности, к которой Саша прикоснулась через эту романтическую науку – геологию, ее жизнь короче мига. А все геологи дружат с вечностью по сути своей профессии. И свой краткий миг, отпущенный судьбой, обязательно надо прожить по-человечески. Как говорил классик: «Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Иначе, зачем было появляться на этом свете, который давно существовал до тебя и будет существовать после тебя? Но как же построить свою жизнь, в которой так много сложных ситуаций и испытаний, и что нужно для того, чтобы преодолеть их?

Ответов Саша не знала. Но она решила, что для начала надо больше слушать свой разум, а не доверяться безоглядно чувствам и эмоциям. И с мужчинами следует вести себя крайне осторожно. Большинство из них просто опасно. У них совсем другая логика, которую понять до конца не суждено. Однако умная женщина всегда должна найти выход из трудного положения и ключ к пониманию сложных жизненных проблем, чтобы научиться разрешать их. И Саша должна стать такой. А пока надо набираться этого ума и рассчитывать только на себя. Да еще у нее есть друг Мишка, на которого можно положиться и который ее не предаст. В общем, надо жить дальше, какой бы безысходной и безрадостной ни казалась нынешняя ситуация.

...Это была уже не та беззаботная и веселая девчонка, а совсем другая и совсем взрослая Саша...

– Надька, Ленка, подъем! – крикнула она, расталкивая девчонок. – Хватит дрыхнуть, солнце уже высоко. Нас ждут великие дела.

– Саш, ты чего? Взбрендила? – спросила Ленка, мгновенно раскрыв свои заспанные глаза после таких слов, от которых сон тут же, как рукой сняло.

– Пожалуй, да, – ответила Саша серьезно, – но шанс на излечение, надеюсь, остался...

Взрослая жизнь начиналась совсем непросто...

Славкины рассказы

Есть у меня старый друг Славка Бочкарь. Дружим мы еще с детства, унаследовав дружбу наших родителей. Наши мамы работали вместе, и мы семьями отмечали все праздники, к которым часто присоединялись и другие соседи и знакомые. Со Славкой мы ходили в одну группу детского сада, а потом и в школу; вместе росли и помаленьку хулиганили, как и положено провинциальным пацанам. Было это в маленьком районном городке Щигры, что в глубинке Курской области. Потом незадолго до окончания школы наши пути разошлись вслед за переездом родителей по разным городам. Но, несмотря на это, мы как-то держали в поле зрения друг друга, хотя не виделись годами. А в последнее время, хоть и живем в разных городах, стали время от времени встречаться. То он заглянет в столицу, то я по пути на ежегодную конференцию «Геомодель», проводимую в сентябре в Геленджике, сделаю незапланированную остановку в Краснодаре специально для того, чтобы лишний раз посидеть со Славкой за чашкой чая. Как-то разговорившись, мы в очередной раз вспоминали то лихолетье 90-х, когда в один миг пришла в упадок вся наша промышленность, причем во всех отраслях разом. По большому счету она не поднялась до сих пор, несмотря на бравые телевизионные репортажи со «строек капитализма». Правда, в период очередного кризиса и эти бравады затихли, сменившись уверениями руководства страны, что у других еще хуже, что, впрочем, далеко не так.

– Юрец, – обратился ко мне Славка, – раз ты взялся за перо, тебе неплохо было бы написать нечто вроде романа о том, как мы, жившие раньше в одной стране, теперь оказались в совершенно другой и прорисовать характеры и метаморфозы в жизни простых людей в этот период.

– Слав, да ты что, – ответил я, – у нас работы каждый день невпроворот. Жить по-человечески не успеваешь и даже отоспаться по выходным, одна работа да работа.

– Но ты же эти заметки да рассказы пишешь, – резонно ответил он, – так лучше бы за серьезное дело взялся.

– Слава, у меня такой способ отдыха. Когда я пишу что-то не очень обязывающее, моя нервная система отдыхает от ежедневного напряжения. А если я вместо этого буду смотреть «ящик», как многие, то напрягусь еще больше от той бестолковщины, которая там идет. Для меня изложить что-то на бумаге равносильно тому, как для другого к батюшке на исповедь сходить. После этого временно чувствуешь душевное облегчение.

– Но кто-то же должен правдиво написать об этом времени, – ответил Слава. – Ведь ничего путного мне пока об этом не попадалось.

– Для таких вещей есть профессиональные писатели, которые этим себе на хлеб зарабатывают, – был мой следующий аргумент.

– Да, но они все изобразят со своей колокольни. И вряд ли литератор сможет показать это время таким, каким его видели и чувствовали такие «технари», как мы с тобой. А разве сможет даже хороший писака перевоплотиться в работяг на промысле, которые изо дня в день добывали нефть и газ, за счет чего кормилась вся страна?

Разве он мог видеть изнутри, что происходило в такой компании, как «Газпром», который был становым хребтом России в те годы?

– Слав, мне это не по зубам. Это все слишком серьезно, чтобы заниматься такой проблемой на любительском уровне в качестве хобби.

– Но ты все же подумай, – настоятельно повторил он.

– Ладно, если до пенсии доживу, подумаю над твоим предложением, – отшутился я. – Но тогда ты будешь у меня одним из главных героев, который, работая в тундре с газовиками, вытащил страну из «болота».

– Считай, что договорились, – ответил Славка.

– Тогда расскажи мне несколько историй о своих промысловых буднях – я хотя бы сделаю какие-то наброски. А то ведь потом забуду все.

– Ну давай, пиши, писатель, – ответил он...

Вряд ли когда-нибудь дело дойдет до романа, на который толкает меня мой старый друг, но несколько Славкиных историй заслуживают того, чтобы их рассказать Вам, дорогой читатель. Но сначала несколько слов о самом герое – Вячеславе Федоровиче Бочкаре.

Славка в школе был прекрасным математиком, пожалуй, даже первым в нашей параллели из четырех классов. А отец его, дядя Федя, как мы его тогда звали, был талантливым инженером-самородком. Потом, окончив заочно ВЗПИ, он возглавил Специальное конструкторское бюро при Щигровском заводе геологоразведочного оборудования. Но даже не это главное. У дяди Феди был старенький «Москвич-401», наверное, в то время единственный личный автомобиль на весь наш городок. На нем мы очень часто выезжали в лес по грибы. Недавно мне попалась старая фотография, на которой нас в лесу было 11 человек. Из них, правда, шестеро были детьми. Каким-то образом этот «Москвич» доставлял в лес такую ораву за один раз. Конечно, все сидели друг у друга на коленях, а ноги и руки чуть ли не из окон торчали. И этот автомобиль с завидной регулярностью после очередного происшествия на тогдашнем бездорожье многократно оказывался в полностью разобранном виде у дяди Феди в гараже. А потом снова как новенький колесил по окрестным грунтовым дорогам. Асфальтовых, считай, тогда и не было вовсе. Так что Славка, можно сказать, вырос среди этих «железяк» и был просто обречен на то, чтобы стать инженером. Он и стал им, да еще каким: настоящим и талантливым, унаследовав способности и смекалку своего отца, дяди Феди. Однажды, оказавшись на конференции в Ухте в 1985 году, я на одной из главных площадей перед горкомом партии увидел его портрет с надписью «Лучший рационализатор Коми АССР». Тогда нам с ним еще не было и 30 лет.

Славка, отработав после «политеха» на севере 15 лет на газовом промысле, переехал в Краснодар, где построил себе великолепный трехэтажный дом и вместе с женой Аней воспитывает трех дочерей: Настю, Олю и Женю. С момента возвращения его на Большую землю и возобновились наши личные встречи.

А теперь несколько историй от настоящего российского инженера Славки Бочкаря.

Губернаторский холод

Многие сравнивают первую половину 90-х годов с послевоенной разрухой. Пожалуй, сравнение никудышнее. После войны народ-победитель жил надеждами на скорое счастье и благополучие и трудился не покладая рук. А в девяностых миллионы благополучных ранее семей вмиг стали нищими, потеряв работу и доход, особенно в малых городах, где остановившееся единственное предприятие сразу делало безработным весь город. И такая беспросветная перспектива явно не лучшим образом отражалась на настроении и душевном спокойствии людей. Сходство только одно: фабрики и заводы лежали в руинах. Но после войны это было результатом бомбежек и эвакуации всей промышленности за Урал, а в девяностые – результатом недальновидной и бесчестной приватизации, после которой заводы достались «на халяву» нечистым на руку дельцам. Эти ушлые ребята были не в состоянии наладить и перепрофилировать производство под новые условия – их куриных мозгов все равно не хватило бы. Да и не собирались они этого делать. Главная их задача – «хапнуть» и «свалить». Другими словами, приватизировать почти «задарма» успешное в прошлом предприятие, пользуясь близостью к сильным мира сего, продать на металлолом станки и оборудование, а в одном-двух освободившихся цехах устроить склады под импортный товар. Остальное же попытаться перепродать дальше. Так и стояли по всей стране пустые цеха с выбитыми стеклами, по которым гулял ветер. Не обошла сия доля и относительно благополучный ранее европейский Север России.

– Тогда мне запомнился автовокзал в Усинске, – продолжал Славка. – Однажды в середине 90-х мы были там по делам и просто ужаснулись увиденному. Ведь Усинск еще в советское время создавался как центр нефтяной промышленности Коми АССР и узловой транспортный центр нефтяников и газовиков. Предполагалось, что отсюда во все концы республики будут отправляться вахтовые автобусы, машины и вездеходы. Здесь, на автовокзале, было оборудовано больше сотни посадочных площадок. А теперь нашему взору предстало огромное и частично недостроенное здание с зияющими окнами и выбитыми дверьми. Заглянув внутрь, увидели горы мусора: битые и пластиковые бутылки, изгаженные стены, пол – и абсолютно ни одной живой души. На улице порывы сильного ветра поднимали с земли рваные полиэтиленовые пакеты и обрывки газет, которые долго потом летали и кружились. Было какое-то ощущение нереальности, ощущение, что находишься в мертвом городе. Наверное, так выглядело бы это место после ядерной войны, когда разрушения произошли где-то неподалеку, а здесь все вымерло от радиации. Однако, увидев два ларька с продавцами на краю тротуара, мы поняли, что ядерной войны, слава богу, не было. Страна со своими новыми полководцами потерпела сокрушительное поражение безо всяких военных действий.

– Да, похожую картину, я наблюдал в провинции в большинстве малых городов, – согласился я. – Однако давай поближе к нашим газовикам.

–Я к этому и веду, – ответил Славка. – Просто таким сравнением ты погрузишь читателя мысленно в обстановку тех лет, и он более живо представит наш быт и нашу работу в то время.

– Наверное, читатель уже вполне проникся и сидит в ужасе с книжкой, поеживаясь от холода. Давай расскажем для него несколько интересных историй.

– Да, да. И начнем именно с холода, – поддержал Славка.

В те времена многие сомнительные люди всякими правдами и неправдами получали власть, чтобы использовать ее для личного обогащения. Да и сейчас ситуация вряд ли лучше. Губернатором округа был тогда небезызвестный Василий Дутов, который спустя несколько лет скрывался по разным городам и странам. Говорят, недавно снова открыто стал появляться на людях.

Так вот, он тогда рассуждал наподобие Мао Цзэ Дуна. Великий Кормчий в свое время пытался повысить производство чугуна и стали в Китае, насаждая кустарные плавильные печи в каждом дворе. Понятно, что ничего путного из этого не получилось. Дутов же рассчитывал, что таким примерно способом можно самим в округе полностью распоряжаться нефтью и газом в недрах, не оглядываясь на федеральные власти и на такие компании как ГАЗПРОМ. Он собирался «наклонить» ГАЗПРОМ и получить его хозяйство в округе в свое распоряжение, потому что в отличие от нефти, с которой гораздо легче организовать неучтенный сбыт, с газом без магистрального трубопровода делать нечего. А кризис неплатежей в то время достиг своего пика. Денег у компаний не было, и все хозяйственные отношения строились на основе натурального товарообмена, т.е. «бартера». Не было живых денег и у ГАЗПРОМа, поскольку ему за газ не платила почти вся страна, благодаря чему, собственно, и выжила. И только за счет экспорта компания получала какие-то деньги. Однако и значительную часть этих доходов государство, латающее бесконечные бюджетные дыры, умудрялось изымать в различных формах, в том числе заставляя оплачивать бесконечные демократические выборы. Как бы то ни было, ГАЗПРОМ в те годы рассчитывался с подрядчиками и поставщиками продукции, в основном, не живыми деньгами, а векселями. Вексель – это ценная бумага, представляющая по смыслу фактически долговую расписку от компании, где указан крайний срок погашения долга. Большинство принимало их в качестве оплаты, потому что векселя ГАЗПРОМа считались самыми надежными. Вероятно, Дутов, пользовался этой мутной ситуацией для того, чтобы вести свою собственную игру с газовой монополией.

Однажды по служебным делам наша группа оказалась в командировке в Нарьян-Маре – столице Ненецкого округа, где главным барином как раз и был Дутов. В середине декабря к темноте полярной ночи все уже понемногу привыкли, хотя без солнышка было грустно. Правда, иногда прекрасные разноцветные сполохи северных сияний в полнеба разнообразили звездное небо, но душевного тепла это не приносило. Скорее, наоборот, от этой космической вакханалии ощущение холода только усиливалось. А морозы и без того стояли знатные, что, впрочем, для этого времени года здесь было обычным. Хотелось скорее домой в Вуктыл, где морозы были ненамного меньше, зато домашний семейный уют позволял на время забыть о холоде полярной ночи.

Наконец, все дела в Нарьян-Маре были сделаны, и мы всей командой из шести человек прибыли в аэропорт. Аэропортом этот небольшой сарайчик можно было назвать с большой натяжкой, тем более, что большую часть времени он был закрыт. Рейсовые самолеты были редки – у народа не было денег на билеты. Так что летали, в основном, вахтовые рейсы нефтяников и газовиков. Вот и наша газпромовская винтокрылая машина смирно ожидала нас в ночном холоде. Стоял двадцатиградусный мороз. Мы загрузились в вертолет и надеялись, что уже через несколько часов будем дома. Однако время шло, а двигатель никто не запускал.

– В чем дело? – поинтересовались мы у пилота. – Вроде небо ясное, погода летная.

– Топливо на нуле, – ответил наш пилот, мужчина средних лет с начинающими седеть висками.

– А что, у них заправлять нечем?

– Да нет, топливо у них есть, но просят наличкой расплатиться за заправку.

– Как это? – опешили мы. – Это ж не автомобиль, там бы мы на бак наскребли, а здесь, даже если и захотим, не наберем и близко. У нас же договор с ними, и до сих пор по взаимозачетам заправляли.

– Да это, похоже, Дутов с местным ГАЗПРОМОМ таким способом разбирается и хочет какие-то активы прикарманить.

– А мы-то тут причем?

– Мы своего рода заложники.

– Вот это влипли.

Меж тем в вертолете было почти так же холодно, как и на улице. Отключили даже свет, чтобы не разряжать аккумулятор, который надо было экономить для запуска двигателя на таком морозе.

Вот так и сидели в темноте и жутком холоде вшестером, надышав в салон немного теплого воздуха из своих легких. Но это помогало мало. Сначала пытались разговаривать и шутить, чтобы отвлечься, но вскоре стало не до этого. Каждый сидел, нахохлившись, словно воробей, и замотав шарфом голову вместе с шапкой, а женщины, которых с нами было двое, припасенными шерстяными платками.

Прошел час. Пальцы на ногах уже не ощущались, и мороз пробирался и под тулуп, и под свитер. Несмотря ни на какие растирания пальцев, топтание на месте и разные упражнения, теплее не становилось. У меня с собой был термос с горячим чаем, но я решил, что время для «вечернего чая» еще не настало. Мало ли что нас ждет впереди?

Прошел еще час. Уже не было слов, чтобы описать наше состояние. Не ощущались теперь уже и пальцы на руках. Было непонятно, как лучше сохранить последнее тепло в окончательно замерзающем теле. Очень хотелось даже не глотнуть чайку, а просто открыть горячий термос и хотя бы подышать над ним.

– Вячеслав Федорович, – обратилась ко мне плановичка Вера, – мы, наверное, так совсем пропадем. Надо что-то делать.

– Вера, мне слышно через переборку, что пилот все время по рации ведет переговоры на эту тему. Начальство в курсе. Нам остается ждать или писать завещание, – пытался я пошутить, но шутка была совсем некстати. Меня так и подмывало достать термос и плеснуть чайку хотя бы женщинам. Я с трудом, но все же удержался от этого. Все же признаки жизни мы еще подаем.

Через три часа стало понятно, что действительно замерзаем по-серьезному и еще чего-то ждать опасно для жизни. Надо было как-то вернуться в город и попытаться где-то погреться. Мысль была только о термосе. Ни о чем другом не было сил и желания думать. И в этот момент, о чудо, к нам, наконец, подогнали заправщик. Видать, перспектива получить шесть замороженных трупов и потом отвечать за них местных дельцов не устраивала. Но я все равно ждал последнего момента для полной определенности. И как только услышал, что пилот включил стартер и винт начал делать первые обороты, достал свой маленький термос. Налил в крышку от него уже совсем не горячего, но еще теплого чая и первой передал ее Вере, поскольку она держалась из последних сил. Вера сняла перчатки и взяла ее в руки, но пить не стала. Ее абсолютно замерзшие пальцы едва удерживали этот уже едва теплый сосуд. Потом она передала его своей подруге Лене. Та тоже только подержала крышку в руках и передала дальше. Так, совершив полный круг, она вернулась ко мне. И только потом мы пустили ее вновь по кругу, отхлебывая каждый по глотку. На всю жизнь запомнилась эта маленькая теплая чашка в руках, отогревающая совсем замерзшие пальцы и души. И глоток обычного чая был словно глоток счастья...

Вертолетчики

В Большеземельской тундре, занимающей большую часть республики Коми и Ненецкого округа, вертолет является привычным видом транспорта наряду с вездеходами и автомобилями повышенной проходимости. Для обычного человека покажется странным, но на серьезных автомобилях по тундре можно неплохо проехать лишь зимой по временным трактам, когда после морозов встанут многочисленные болота. А летом на машинах ездить можно разве что по городам и поселкам, да возле них, поскольку на всю остальную огромную территорию имеется лишь «полторы» дороги. А при необходимости оперативно перебраться с одного промысла на другой, между которыми нет никаких дорог, замены вертолету просто не существует. Хотя, слов нет, это самый дорогой из всех известных способов перемещения, придуманных человечеством.

Но не только в связи с банальными рабочими перелетами вспоминаются эти случаи. Зачастую обратные порожние рейсы из каких-либо точек совсем не были порожними. Более того, они были запредельно перегруженными.

Однажды мы доставили на Василковское месторождение, что близ Нарьян-Мара, вертолетом Ми-2 необходимые срочные материалы и детали для неожиданно вышедшего из строя оборудования. Обратно в Вуктыл должны были возвращаться порожняком. Когда мы уже сели в Василково, знакомый пилот Николай Гаврилович, с которым не раз приходилось летать раньше, обратился ко мне:

– Федорыч, подождешь лишних с полчасика на обратный путь? Надо небольшой груз ребятам перед отпуском доставить. Очень просили.

– О чем разговор, – ответил я, ничего не подозревая. – Мне как раз это на руку. Надо еще с мастером кое-какие вопросы порешать.

– Ну и отлично, – ответил Николай Гаврилович.

Я сам не заметил, как пролетело время, и явился на посадку еще на полчаса позже, чем условились. Однако, как выяснилось, я совсем не опоздал. Какие-то мужики под руководством Николая вдвоем заносили мешки в салон вертолета.

– Гаврилыч, что еще не летим? – поинтересовался я.

– Все, Федорыч, заканчиваем. Сейчас последние пару мешков приладим, и готово.

Я подошел к вертолету, от которого сразу пахнуло густым запахом рыбы: и соленой, и копченой, и свежей.

– Федорыч, извини, но будет небольшой перегруз, – тут же, немного смутившись, произнес Гаврилыч. – Мои вуктыльские ребята на большую землю в отпуск собрались. Надо же им гостинца с собой прихватить. Да и твоим архаровцам тоже ведь рыбки надо.

– Рыбка – это хорошо, – ответил я, – но здесь ее почти под самый потолок. Взлетишь ли ты с таким грузом?

– Да, Федорыч, взлетим, конечно, нам не впервой.

– Что-то мне сомнительно.

– Да все нормально, Федорыч. С места вверх, конечно, тяжеловато. Но посмотри: здесь по диагонали площадки есть почти 50 метров. Подразгонимся чуток навстречу ветерку и вперед до самого Вуктыла.

– Ну смотри, Гаврилыч, мне еще трех дочек надо вырастить, не хотелось бы потом свои кости по тундре собирать.

– Да брось, Федорыч, у меня самого двое пацанов растут. Никакого риска нет.

– Если бы много лет не знал тебя, Гаврилыч, ни за что не согласился бы.

– Ручаюсь, как за себя, Федорыч!

– Ну тогда полетели, – вынужден был я согласиться.

Я с трудом протиснулся в пропахший рыбой салон вертолета, где мне оставили лишь небольшой уголок. После того, как дверь захлопнули, запах рыбы стал просто невыносимым. Но перспектива порадовать своих ребят и домочадцев королевской рыбкой да навязчивые мысли о кружке пива с такой богатой закуской настроили на примирительный лад.

Меж тем двигатель уже вовсю ревел, вертолет трясся как припадочный, но стоял на месте. «Может, ну ее к дьяволу, пока не поздно, – пронеслось в голове, – а то действительно, не ровен час, брякнемся, и конец всему». Но мысль явно запоздала. Вертолет тронулся с места и тяжело поехал, разгоняясь гораздо медленнее, чем хотелось бы. Буквально через пару секунд эта коротенькая дорожка кончилась, обрываясь небольшим метровым уступом вниз к ровной болотистой тундре. Вертолет в первое мгновение провалился немного вниз, едва не нырнув в это болото, но потом медленно и грузно приподнялся над тундрой на два-три метра и пошел вперед. «Фу, пронесло, – с облегчением подумал я, – ни за что больше не соглашусь на такие трюки».

Так мы и летели на минимальной высоте до Харьяги, наблюдая за мелькающими буквально под ногами лужами да кочками. Подниматься выше с такой лишней массой было опасно. Более разреженный воздух вверху не удержал бы перегруженную машину, а любая карликовая березка под нами, оказавшаяся чуть выше обычной, непременно была бы последней на нашем рискованном пути, не говоря уже о какой-нибудь вышке или линии электропередач. И такой «экстрим» продолжался больше часа. И лишь ближе к Вуктылу, когда баки с горючим заметно пустели, можно было приподнять машину еще на несколько метров. Да и рельеф местности тут уже не позволял лететь на малой высоте.

Но прошло буквально две-три недели, и эти неприятные ощущения забылись. Потом пришлось еще несколько раз бывать в похожих ситуациях, однако такого перегруза в моем присутствии я больше не допускал.

* * *

Зато однажды был другой случай с тем же экстремалом – пилотом Николаем Гавриловичем.

В очередной раз мы летели с Василием Петровичем, заместителем начальника управления, из Нарьян-Мара домой в Вуктыл. Уже когда вылетали, были проблемы с погодой. По прогнозу Вуктыл закрывался из-за метели через два часа, а то и раньше. Но мы надеялись проскочить. Уж очень хотелось эту надвигающуюся ночную метель встретить в домашнем тепле и уюте. И, похоже, все складывалось удачно. Правда, вертолет все больше болтало под усиливающимися порывами ветра, а впереди в смотровое стекло в свете вертолетных прожекторов ничего не было видно кроме крупных снежинок, собиравшихся в сплошные снежные заряды. Но мы все же надеялись на то, что успеем прорваться до пика надвигающегося циклона, тем более, что оставалось не больше получаса. Но тут в эфире послышались слова, которые привели нас в уныние:

– Внимание всем бортам. Аэропорт Вуктыл закрыт ориентировочно до семи утра.

– Твою мать, – не сдержался Петрович, – думал, успеем. У меня ж сегодня у младшего пацана день рождения. Он просил: «Папка, приедь» – я пообещал. Ну что теперь делать?

– Да не расстраивайся, Петрович, – пытался я его успокоить, – все в наших краях бывает, а такие пустяки, как метель, так каждую неделю. Я тоже надеялся, что через часок дома поужинаю да к жене под бочок.

– Гаврилыч, куда теперь летим? – спросил пилота расстроенный и задумчивый Петрович, словно не слыша моих утешений.

– Да куда-куда, в Ухту, Петрович, куда же еще? – ответил Николай Гаврилович.

– Слушай, Гаврилыч, оттуда же почти 200 километров по зимнику в ночную метель трястись. Неизвестно, доберемся ли к утру, а мне домой сегодня ну очень надо.

– Петрович, а я-то что могу сделать?

– Слушай, Гаврилыч, идея есть.

– Что за идея?

– Отсюда же до Вуктыла рукой подать.

– Ну так что?

– Давай сядем на трассе у поста ГАИ, мы с Федоровичем там соскочим и я водителя вызову, а ты в Ухту полетишь.

– Да нельзя, Петрович, меня же уволят.

– Не бойся, Гаврилыч, никто не узнает, а с гаишниками я договорюсь, авось я не последний человек в Вуктыле.

И рисковый Николай Гаврилович согласился. Каково же было изумление редких водителей, когда в свете ночных фар при порывах снегопада они увидели на дороге вертолет, производивший посадку прямо на трассу.

Василий Петрович тут же вызвал своего водителя с машиной на пост ГАИ, и уже через час мы сидели в тепле домашнего уюта, вспоминая добрым словом нашего Гаврилыча. А за окном бушевала метель, которая не стихала еще сутки и, в конце концов, полностью занесла зимник, парализовав движение машин по всей трассе. Потом долго еще бульдозерами снег разгребали. И если бы не наш вертолетный ас Николай Гаврилович, мы бы домой еще нескоро попали.

Русская смекалка

Чем всегда отличался русский человек от иностранца, так это великолепной способностью приспосабливаться к изменчивой внешней среде во всех формах. Там сложившаяся система предполагает четкое разделение труда между всеми членами общества Например, какой-нибудь швейцарский банковский клерк знает свою работу лишь «от сих до сих» и ни на йоту больше. Если, например, у него в доме на пару часов отключат воду или электричество, он испытает серьезный стресс и попросту растеряется, а то и начнет действовать не совсем адекватно. Многие из них даже гаечного ключа в глаза не видели, хотя всю жизнь ездят на автомобилях. Наши люди, не избалованные сервисом, привыкли все делать сами. Это вроде бы и хорошо, но такой натуральный уклад все же тормозит техническое развитие нашего общества в целом, поскольку каждый для себя изобретает свой велосипед, который все равно будет хуже того, что сделают профессионалы. Однако положительной стороной этой медали как раз и является наша русская смекалка, благодаря которой наши мозги всегда находят выход из самой, казалось бы, безнадежной ситуации. А слава о русских чудо-мастерах тянется еще от Левши. Правда, сейчас, к сожалению, все это уходит в прошлое. Молодежь все больше тянется к гуманитарному и экономическому образованию, забывая о том, что мы сильны до тех пор, пока сами умеем производить что-то стоящее, а не анализировать, учитывать и регулировать то, что сделали другие. Многие из нынешних молодых менеджеров уже стали такими же технически беспомощными в повседневной жизни, что и их иностранные коллеги. Но все же в генетической памяти русского человека, надеюсь, надолго останется этот феномен, называемый русской смекалкой. А в наших суровых северных условиях без нее иногда попросту не выжить.

* * *

В начале 90-х годов на наших тундровых промыслах стали появляться довольно странные на первый взгляд транспортные средства, получившие официальное общее название ТРЭКОЛ, что при расшифровке означает транспорт экологический. Бесспорно, экология для тундры – дело важное. Если там пройдет обычный вездеход ГТС, то следы от его гусениц природа будет залечивать десятилетиями. А ТРЭКОЛ при высокой проходимости почти не повреждает ранимую поверхность тундры. Типичный ТРЭКОЛ представлял собой обычный легковой автомобиль, чаще всего «Ладу-восьмерку» или «Ниву» с дополнительными небольшими кузовами для мелких грузов. Однако вместо обычных колес у машины были огромные накачанные резиновые камеры диаметром метра полтора, а то и больше. Понятно, что на обычной дороге такую камеру проколоть – нечего делать, а в тундре по мягкому ягелю, а то и по сугробам – лучше не придумаешь.

И вот однажды летом мы с водителем Алексеем в очередной раз добирались от Нарьян-Мара до нашего Василковского месторождения на этом самом ТРЭКОЛе. Погода была хорошая и ясная, а видимость – до самого горизонта. Обычный наш маршрут проходил вдоль газопровода, связывающего Нарьян-Мар с этим месторождением. Причем труба была проложена не совсем по прямой, видимо следуя по траектории распространения наиболее устойчивых грунтов. Алексею показалось, что при хорошей погоде и ровной поверхности тундры неплохо было бы немного спрямить наш маршрут, на котором попадались слишком уж частые кочки. И на одном из участков, показавшимся ровным, он решил это проделать. Взяв руль вправо и поддав газку, он прилично разогнал машину, которая довольно шустро побежала по мягкому тундровому ягелю. Алексей весело насвистывал какую-то мелодию, а я сидел, разбирая на коленях различные бумаги, преимущественно сводки и отчеты. Вдруг совсем неожиданно режим движения изменился, и эта кипа производственных документов оказалась у меня на полу под ногами. Наш ТРЭКОЛ на полной скорости влетел в какой-то водоем, разметав вокруг тучи брызг.

– Твою мать, – выругался Алексей.

– Что случилось? – спросил я, не поняв сначала сложившейся ситуации.

– Да болото не заметил на скорости в него влетел. Здесь все сплошной зеленой ряской прикрыто.

Меж тем ТРЭКОЛ медленно плыл по инерции в воде среди этой ряски. Накачанные огромные резиновые камеры, что были вместо колес, держали машину как поплавок. Двигатель работал, колеса крутились, но их гладкая поверхность в воде просто прокручивалась, не придавая никакого импульса движения нашему ТРЭКОЛУ. Пробовали включать и заднюю передачу, но колеса с таким же успехом легко прокручивались в воде назад, а машина плыла сама по себе куда-то в сторону, сносимая легким ветерком.

– Попробуй самый малый ход, – предложил я, – может хоть чуть-чуть «зацепимся» за воду и потихоньку выгребем.

Но ни малые, ни быстрые обороты к успеху не приводили. Мы по-прежнему потихоньку плыли по ветру, словно в прогулочной лодке без весел.

– Да, черт, – покумекать надо, – произнес Алексей.

– Делать нечего, надо искать точку опоры и за что-то зацепиться, – изрек я глубокомысленно, вспоминая известное изречение кого-то из древних классиков механики, который говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю».

– Да где ж взять эту опору, вокруг на сотни метров одно болото.

– Давай-ка я попробую нацепить «заброды» (примечание: заброды – резиновые сапоги с голенищами на всю длину ноги, которыми часто пользуются рыбаки), а ты сиди за рулем и слушай мои команды.

Слава богу, такие сапоги летом по тундре всегда с собой возили на всякий случай или просто для рыбалки. И случай их использовать по назначению у нас, к сожалению, сейчас представился. Надевать их в тесной машине было неудобно, но, все же это получилось. Я открыл дверь машины и попробовал осторожно спуститься, чтобы нащупать дно. Это было совсем непросто, поскольку держаться не за что. Просто спрыгнуть в воду с неизвестным дном и глубиной было, по меньшей мере, неразумно, а реально представляло серьезную опасность. В конце концов, приладив веревочные петли для того, чтобы можно было закрепиться руками, я попытался спуститься в воду. После нескольких попыток, погружаясь до глубины, на которую позволяла высота голенищ, нащупать дна так и не удалось.

– Вариант с поиском точки опоры не проходит, – сказал я Алексею без энтузиазма.

– Ну и что дальше делать будем? – так же невесело спросил он.

– Что-что! Нечего было дорогу срезать, – с досадой ответил я. – Думать надо было, когда по тундре гнал. Забыл народную мудрость: «Самый короткий путь тот, который знаешь».

– Но я же хотел как лучше, – насупился Алексей.

– А получилось как всегда, как выразился наш классик-газовик Черномырдин, – недовольно ответил я.

Ну да ладно. Хватит мне ворчать, надо что-то придумывать еще. Никто сюда не приедет за нами, а если и приедет вытаскивать, то мне же потом и нагорит. Я бросил взгляд на эти «лысые» резиновые камеры, которые минуту назад беспомощно вращались в воде, и вспомнил кадры старых фильмов, когда пароходы ходили по Волге не с современными гребными винтами, скрытыми под водой, а с большими барабанами за кормой, которые загребали воду, словно мельница. Если что-то похожее наделить на наши «лысые» колеса, пожалуй, мы выгребем отсюда.

– Алексей, что там у тебя в кузове есть? – поинтересовался я. – Нам бы какие-нибудь короткие рейки да крепкого шпагата побольше.

– Этого добра хватает, только рейки не совсем короткие: метра по полтора длиной. Но ножовка есть, можно распилить.

– Если так, давай делать амфибию из нашего ТРЭКОЛа.

– И как же мы это сделаем в таких «плавучих» условиях? – спросил Алексей.

– Да очень просто. Твое дело пилить эти длинные рейки на короткие, а мое – обвязывать наши лысые колеса. Двигатель потом запустим, колеса закрутятся и по воде загребать начнут. Глядишь, до берега доковыляем.

– Ну ты, башка, Федорыч.

Однако от замысла до его реализации дистанция по времени оказалась немалая. Поскольку глубина была такая, что дна достать не удалось, мне пришлось висеть на колесе так, чтобы одновременно удержаться самому и при этом подвязывать рейку за рейкой. Сделать это было совсем непросто. Тем, кто бывал в летней тундре, понятно, что ко всему прочему здесь летали тысячи комаров и всяческая мошка, которые норовили укусить в самый неподходящий момент. По сравнению с этими полчищами насекомых подмосковные леса и болота можно считать просто свободными от гнуса даже в вечернее время. Один хлопок по комару, севшему на щеку, мог стоить холодного купания в болоте. Поэтому усилием воли приходилось терпеть эту гадость на себе, пытаясь сдуть ее, искривляя губы в сторону, да постоянно потряхивая головой. И в этот момент у меня в кармане заверещала трубка газовой связи. Я попытался ее достать, не отпуская вторую руку, держащуюся за колесо. Но все же она соскользнула, и я сорвался в пучину...

Однако удалось все же зацепиться за колесный диск. Но мои резиновые «заброды» оказались коротковаты, и правый сапог заполнился холодной водой, да и левый немного зачерпнул. Но я все же выкарабкался в исходное положение. Трубка продолжала настойчиво трещать. Я, наконец, ухватил ее мокрыми пальцами и ответил:

– Бочкарь слушает.

В ответ услышал голос нашей плановички Галины Петровны:

– Вячеслав Федорович, тут финансовое начальство интересуется нашими новыми сметами. Могу я им дать проект без Вашей визы? И еще у меня есть целый ряд вопросов для согласования с Вами.

– Галина Петровна, мне сейчас не очень удобно разговаривать, – ответил я. – Перезвоните через пару часов.

– Хорошо, я подожду.

Действительно, разговаривать мне, мягко говоря, было совсем неудобно. Теперь мокрые ноги руки и нижняя часть одежды почти до пояса совсем сковывала движения, да и попросту холодновато стало. Хоть и лето, да почти в Заполярье.

Провозились мы с Алексеем еще часа полтора, но, в конце концов, идея была воплощена в реальность. Включив передачу, мы увидели тучу брызг, вырвавшуюся из-под колес, но наш ТРЭКОЛ послушно поплыл вперед. После небольших маневров мы выбрались из этого злосчастного болота. Недаром гласит народная мудрость: «Тише едешь – дальше будешь».

* * *

В начале 90-х годов обустраивали мы Ардалинское месторождение. Своего оборудования уже выпускалось мало, и пользовались различными импортными поставками. При монтаже различных служебных помещений и лабораторий широко применялись сборные модули размером три на шесть метров и два с небольшим метра высотой. При этом удавалось довольно быстро сооружать самые основные производственные помещения, которые росли буквально на глазах. Были уже собраны блок управления, котельная и даже рабочая столовая, соединявшиеся между собой стандартными сборными коридорами, где поверху под фальш-потолком прокладывались кабели электропитания. Уже потом во второй половине девяностых на Лаявожском месторождении мы пользовались нашими сборными конструкциями, которые компания «Шкода» стала выпускать в Вологде. А на Ардалинском собирали импортные.

При сборке присутствовал инженер-американец, по имени Майкл, присланный от фирмы-поставщика, который руководил этим процессом. А саму работу выполняли наши бывалые мужики, видевшие на своем веку много всяких железок: и своих, и заморских.

График работ был довольно жестким, и с моего участка попросили в помощь несколько человек для завершения сборки модуля КИП (контрольно-измерительных приборов). Я отправил на два дня пару лучших электрослесарей: Михаила и Василия. Понятно, что при монтаже такого модуля количество электрических кабелей довольно велико, и они должны крепиться строго определенным образом, иначе потом во всей этой путанице проводов не разобраться. Крепежная фурнитура поставлялась в отдельных ящиках. И так получилось, что несколько основных крепежных клипсов не хватило. Мужики, обнаружив это, сели перекурить, чтобы обдумать ситуацию.

Тут же прибежал Майкл, который был крайне заинтересован в своевременном завершении работ и скорейшем возвращении домой. В этом случае он сам тоже получал дополнительный бонус, а по-нашему просто премию. Он чуть-чуть научился говорить по-русски простые фразы, но акцент был чудовищный. С пониманием русской речи у него пока были проблемы.

– Вы почему не работаете? До перерыва еще далеко, – спросил он озабоченно.

– Майкл, мы не можем работать. У нас недокомплект материалов.

Такая сложная фраза была за пределами словарного запаса американца, поэтому пришлось пальцами показать на клипсу, кабель и пустой ящик с фурнитурой.

Американец изменился в лице. Сказать, что он расстроился – это ничего не сказать.

– О, майн гот, придется звонить в Хьюстон и заказывать эти клипсы, – произнес он в отчаянии. – Все сроки сорваны.

Майкл, видно, в голове прокрутил весь сценарий, по которому выходило, что он останется без бонуса, да еще проторчит несколько недель в этой богом забытой дыре. В растерянности, почесав затылок, он, видимо, пошел звонить в Хьюстон. Майкл, дитя цивилизованного запада, привычный к налаженному сервису во всем, и подумать не мог о том, что возможно как-то по-другому решить эту проблему.

Меж тем Василий с Михаилом, докурив по сигарете, продолжили работу. Оглядевшись вокруг, они сразу определили, что старая жестяная баночка из под кофе, которую они использовали для окурков, будет в самый раз. Аккуратно вытряхнув окурки в свернутый из газеты кулек, они нарезали из банки слесарными ножницами несколько жестяных кусочков. Затем сделали из них небольшие чопики, взяли шурупы из коробки и аккуратно привернули их к стене, вставив предварительно обычные дюбели в отверстия, предназначенные для крепления фиксирующих клипсов. Через несколько минут работа была закончена, и они решили выкурить еще по сигарете. Минут через двадцать Майкл вернулся и с удивлением увидел, что все кабели аккуратно закреплены на своих местах.

– Вы нашли клипсы? – с удивлением спросил он.

– Да где ж их взять, Майкл? Мы же в Хьюстон не летали.

Майкл подошел к стене и придирчиво осмотрел их работу. Претензий не было.

– Надо же, какой вы сообразительный народ, – удивился он. – Почему же Вы тогда так плохо живете?

– А с чего ты взял, Майкл, что мы плохо живем? Мы считаем, что хорошо живем. Нам нравится. Вот если бы ты нам еще премию за рацпредложение выдал, было бы еще лучше.

– Конечно, конечно, – согласился Майкл и выписал моим слесарям аж по 20 долларов. Не такие плохие деньги для начала 90-х. Сам он, конечно, получил положенный бонус в несколько тысяч долларов, и довольный улетел в свой далекий Хьюстон.

* * *

В багаже у Славки бесчисленное множество таких историй, и мы вряд ли сможем пересказать даже половину. Однако мы и не ставили такую цель. Просто очень жаль, что смекалистый и талантливый русский народ теряет то, чем он когда-то был силен. Где теперь взять таких инженеров, если наши вузы выпускают малограмотных недоучек? Но это еще полбеды. Раньше изъяны образования можно было компенсировать на производстве, где выпускник включался в налаженный процесс и мог перенять опыт у таких корифеев, как Славка. Но в девяностые годы при остановившихся предприятиях лучшие специалисты покинули производство и ушли кто в банки, кто в различные консалтинговые фирмы и конторы, кто организовал свой мелкий бизнес, начав с челночных рейсов за турецким тряпьем. До сих пор среди успешных московских риэлторов встречаются даже специалисты по ракетным двигателям. А на реальном производстве, сократившемся теперь в разы, на краткосрочных курсах новоиспеченные инженеры учатся нажимать кнопки на импортном оборудовании под руководством иностранных спецов. В 90-е годы престижным считалось не инженерное, а экономическое и юридическое образование, которое сводилось и до сих пор сводится преимущественно к сдаче экзаменов и покупке дипломов за взятки. И даже самые престижные российские вузы этого направления не дают реальных знаний. В результате эти дипломированные неучи не смогут поднять страну из того незавидного состояния, в котором она находится, все больше скатываясь к роли сырьевого придатка цивилизованного мира.

Поэтому нам надо предпринять недюжинные усилия, чтобы исправить эту ситуацию. Когда же до этого дойдут руки у тех топ-менеджеров, которые сидят в верхних эшелонах власти и фактически взялись за управление страной? Ведь эти люди, неспособные воспринять серьезные и конкретные знания, любят повторять, что наука об управлении универсальна и можно управлять чем угодно по одним и тем же правилам. Так пусть покажут, на что способны. Или они тоже купили свои дипломы докторов и кандидатов наук?

Хождение во власть

Эта почти детективная история приключилась со мной не так давно, спустя три года после того, как президент Ельцин добровольно оставил свой пост. Прежде всего, несколько слов для непосвященных.

Еще в начале 20-х годов прошлого века была создана ГКЗ – Государственная комиссия по запасам полезных ископаемых. Это почти священный орган для геологов во все времена, потому что «квинтэссенция» их труда – это разведанные и подготовленные для промышленного освоения запасы полезных ископаемых. Постановка на государственный баланс этих запасов происходит по результатам их экспертизы в ГКЗ. Эта комиссия пережила всех правителей: от тиранов до так называемых «демократов» 90-х годов. В 70-80-е годы XX века ее роль достигла апогея: ГКЗ напрямую подчинялась правительству, т.е. по своему статусу председатель ГКЗ был министром без портфеля. И мне пришлось занимать этот пост в течение восьми месяцев. Что ни говори, вершина карьеры.

К тому времени после полной неразберихи начала 90-х годов ГКЗ оказалась в ведении МПР (Министерство природных ресурсов). Однако комиссия продолжала свою профильную деятельность, несмотря ни на чго.

Как же меня угораздило туда попасть да еще в качестве председателя? До сих пор плохо это себе представляю. Слишком много случайностей и закономерностей сошлось в одной точке в одно время. Однако начнем по порядку.

К середине 2002 года мое «научное хобби» – геолого-экономический анализ – материализовалось в виде выпущенной монографии на эту тему, о которой шла речь в предыдущей истории «друг степей – калмык...». Таким образом, мне удалось, как сейчас говорят, «раскрутиться» и стать известным в кругу ученых и специалистов этой новой для меня области. Книжка попала и в руки сотрудников вновь организуемого в МПР Управления, которое возглавил Алексей Кувшинов, а замом его стал Владимир Кудряшов. Они меня попросили участвовать в качестве соавтора в разработке методических рекомендаций по стоимостной оценке участков недр. В авторском коллективе я тогда действительно оказался среди ведущих ученых России этого направления, хотя сам был еще «новичком». К концу года после многочисленных дискуссий мы сдали этот труд в МПР, и даже получили за него какие-то деньги. А поскольку взаимные контакты с Управлением в процессе этой работы сложились неплохие, моя кандидатура, видимо, и всплыла у них в момент, когда надо было решать вопрос с назначением председателя ГКЗ. Тогда предыдущий председатель Олег Владимирович Заборин, работавший на этой должности со времен перестройки, умер после тяжелой болезни, и его обязанности несколько месяцев исполнял его первый заместитель.

Однажды, в холодный мартовский день, я прилично простыл и впервые за много лет взял больничный, поскольку температура поднялась довольно высокая. Намеревался спокойно отлежаться пару дней, насколько это возможно в квартире, где приглашенные мной же за неделю до этого рабочие занимались коренной реконструкцией некоторых комнат. В этом шуме и сутолоке, плотно закрывшись в своем кабинете и приняв жаропонижающее, я задремал. Жена пошла в аптеку, чтобы купить мне еще какие-то лекарства, продукты и что-то из мелких деталей для ремонта ванной (бригадир нарисовал эскиз и написал название ей на листочке). Вернувшись домой часа через полтора, она меня в квартире уже не обнаружила. На ее вопрос: «Куда делся муж?» – бригадир отвечал что-то невнятное, вроде того, что его вызвал министр, и за ним прислали машину. Так он понял ситуацию после моих многочисленных телефонных переговоров, случившихся один за другим за это время. На самом деле произошло следующее. Как только я забылся в тяжелом сне температурящего человека, раздался звонок, и из трубки послышался бодрый и веселый голос Владимира Николаевича Кудряшова:

– Юрий Петрович! Как Вы отнесетесь к тому, чтобы стать председателем ГКЗ?

– Вы шутите?

– Нет, я вполне серьезно.

– Я, право, не знаю, это слишком неожиданно. Я даже не могу себе этого представить.

– Ну хорошо, подумайте. Вам 24 часа на это.

Я не мог отделаться от мысли, что все это мне снится в полуболезненном бреду.

И сразу целый ворох мыслей и сомнений одолел меня. Я? Но с какой стати и почему? Я всю жизнь «бегаю» от серьезных руководящих должностей, позиционируясь, как сейчас говорят, в качестве серьезного исследователя в прикладной науке. И опять меня эти должности «догоняют». Странно, но почему они мне это предложили? Я что, похож на карьериста? Да и нынешняя ситуация с огромным объемом научной и практической работы над конкретными проектами меня устраивает как с материальной точки зрения (хороший оклад и регулярные существенные премии по окончании крупных проектов), так и в плане самореализации как человека, уважаемого среди ученых и специалистов, а не какого-нибудь функционера. В моих мыслях чаша весов склонялась к отказу. Но с другой стороны, вдруг я потом буду всю жизнь казнить себя: «Был шанс, а ты отказался. Эх, ты, растяпа. Нечего теперь гундеть, что жизнь не так прошла». Далее мысль моя развивалась примерно так: «А с чего я взял, что меня утвердят? Кудряшов стоит в самом низу цепочки людей, принимающих решения. Выше еще много инстанций, на любой из которых меня «задробят». Пусть уж они меня не утвердят, чем я сам откажусь и потом буду жалеть. Я был уверен, что так и будет. Тут мои размышления прервал новый звонок. На этот раз уже мягкий голос начальника Управления Кувшинова произнес:

– Юрий Петрович, а не могли бы Вы сейчас подъехать и переговорить с одним человеком?

– Позвольте, но Кудряшов сказал, что сутками на размышления я располагаю, и к тому же у меня температура приличная: надо бы отлежаться.

– Если все совсем серьезно, вопросов нет, но если Вы по квартире перемещаетесь, то этого достаточно, и я мог бы прислать за Вами машину. Она потом Вас опять доставит прямо к постели.

– Ну, хорошо, давайте.

Собственно, чего тянуть? Пусть все решится быстрее. Авось, на ногах могу держаться. Глотнув аспирина и анальгина, я начал собираться. Довольно быстро подошла машина – большой черный и «навороченный» «Лэндкрузер», и я покатил к министерству, что располагалось на Красной Пресне.

Несмотря на то, что после многочисленных преобразований ГКЗ оказалась в системе МПР, бывший председатель Олег Заборин игнорировал этот факт и вел абсолютно независимую политику. Благо ему это позволял довольно парадоксальный Устав ГКЗ, утвержденный еще министром Орловым в 1996 году. С одной стороны ГКЗ являлась государственным учреждением, а с другой стороны – хозяйствующим субъектом, который из бюджета не получал ни копейки, а существовал на средства, полученные от недропользователей, оплачивающих экспертизу запасов полезных ископаемых.

В министерстве я встретился с Левоном Аратяном, доверенным лицом тогдашнего министра Тюхова – бывшего автодорожника, про которого среди геологов ходили многочисленные байки и анекдоты. Якобы, выслушав однажды доклад о перспективных отложениях пермского возраста на Сахалине (геологи пермские отложения называют «верхняя пермь», «нижняя пермь» и т.п.), он воскликнул: «Я был на Сахалине, там нет Перми». Другой анекдот касался гравиразведки – геофизического метода, основанного на изучении аномалий гравитационного поля Земли. Ему приписывают слова: «Зачем нам гравиразведка? У нас что, в стране гравия не хватает?». Конечно, скорее всего, это выдумки. Но почва для этих анекдотов очевидна – полная некомпетентность в том деле, которым руководишь. К сожалению, это относится не только к Тюхову, а и к абсолютному большинству представителей современного топ-менеджмента. Наравне с коррупцией это настоящая беда современной России. Модное среди управленцев новой волны утверждение, что, изучив основы науки об управлении, можно управлять чем угодно, поскольку законы управления универсальны, на поверку оказывается мыльным пузырем.

Левону Аратяну, которого раньше абсолютно не знал, я подарил в начале беседы свою последнюю монографию, благодаря которой меня и узнали в министерстве. После непродолжительной беседы я в принципе дал согласие занять пост председателя ГКЗ. Из беседы я понял, что вопрос еще будет рассматриваться выше и потому втайне надеялся на мое неутверждение. При этом Аратян мне поведал о нескольких небольших трудностях и проблемах в отношениях между министерством и ГКЗ, о которых я в принципе знал и относил это на личный неконтакт тогдашнего председателя с министерским руководством. А чтобы я больше сосредоточился на научно-производственной деятельности, для хозяйственных и организационных вопросов мне дадут заместителя – Виталия Цинидзе, которого я уже немного знал по совместной работе над проектом методических рекомендаций. Между делом было сказано, что ГКЗ предстоит плановый переезд в другое здание с лучшими условиями для работы, но это уже забота министерства, и оно все организует самостоятельно. Я тогда не придал этому значения, тем более что ни старого, ни нового здания, ни их местоположения в глаза не видел. А зря. Как потом оказалось, это было одним из ключевых моментов. Но я тогда все еще был уверен, что мое назначение не состоится, т.к. должность Аратяна (начальник департамента управления Госимуществом, как я прочел на табличке при входе), по моему разумению, никак не была определяющей при моем назначении. И тут я тоже ошибался. Оказывается, была, да еще как. Профильного заместителя министра по данному направлению Петра Садовника даже не спросили об этом, и приказ министра о моем назначении выпустили, даже не поставив его в известность.

Меня очень тепло проводили во ВНИИГАЗе на новую должность, а генеральный директор Рудольф Михайлович Тер-Саркисов сказал: «Если будут проблемы, всегда можешь вернуться. Мы тебя ждем». Эти слова очень помогли мне сохранить самообладание и уверенность в критических ситуациях, за что я ему очень благодарен.

Итак, я приступил к обязанностям председателя ГКЗ. Суть дела мне была хорошо знакома: в процессе предыдущей работы я вник в проблемы подсчета запасов месторождений нефти и газа, хотя к моей специальности геофизика это отношения не имело. «Жизнь научила», как принято выражаться. Однако подсчет запасов месторождений твердых полезных ископаемых: золота, серебра, железных и полиметаллических руд и т.п. был для меня в новинку, но привычка разобраться в деле, которым занимаешься, позволила мне понять в общих чертах и этот процесс, благодаря помощи Ю.Ю.Воробьева. В принципе работа на первых порах мне нравилась, и все складывалось весьма неплохо. Можно было отстаивать объективную точку зрения, противостоять конъюнктурному давлению свыше и выносить в целом справедливые решения. Это импонировало, поскольку в головах большинства обывателей сложился стереотип, что честно работать в таких структурах нельзя. Оказалось, что очень даже можно. Система была неплохо продумана. Представленные материалы по одному месторождению рассматривались 5-7 экспертами из числа уважаемых и авторитетных специалистов, привлекаемых по трудовым соглашениям. Они в течение нескольких недель изучали материалы, делали замечания, которые авторы либо исправляли, либо аргументировано отстаивали свою позицию. Затем эксперты собирались на рабочее заседание, где обсуждали работу и вырабатывали проект решения. Наконец, когда основные вопросы были сняты, запасы того или иного месторождения рассматривались на пленарном заседании в присутствии всех авторов и экспертов, где и выносилось решение. Правом голоса обладали на тот момент четыре человека: два моих заместителя и старейший член ГКЗ Ю.Ю.Воробьев. На основании этого решения утвержденная величина запасов ставилась на государственный баланс. Такой процесс фактически исключал какие-либо манипуляции. Я вел эти пленарные заседания. В большинстве случаев все проходило нормально, поскольку «сырые» работы не доходили до «пленарки», и возвращались на доработку. Хотя изъяны и в этой системе, бесспорно, тоже были, как и в любой другой.

Одновременно с этим рабочим процессом на мне лежали и обычные обязанности руководителя, связанные с функционированием организации и решением хозяйственных вопросов. Заместителя Виталия Цинидзе мне так и не дали, поскольку, как выяснилось, вопрос с переездом в другое здание отпал, и, казалось, навсегда. Некоторые осложнения возникали из-за разногласии между отдельными группами в коллективе. Буквально накануне моего прихода в ГКЗ исполняющий обязанности руководителя уволил женщину – главного бухгалтера, фактически проработавшую здесь несколько лет по поддельному диплому, и принял на работу нового главбуха и юрисконсульта. Тут, видимо, и началась борьба за влияние. Я не стал никого трогать и приводить «своих», а решил осмотреться. Однако приходилось ежедневно выслушивать жалобы друг на друга и, в конце концов, все это пресечь. Тем более, что надвигались весьма серьезные события, которые отодвинули на второй план эти мелкие неурядицы.

Я традиционно участвовал в научно-практической конференции «Геомодель», проводимой ежегодно в середине сентября в Геленджике. Не стал изменять этой традиции и на посту председателя ГКЗ. Все было весьма неплохо – «в плановом режиме»: интересные доклады, научные дискуссии, встречи со старыми знакомыми в бархатный сезон и т.п., когда вдруг в один из дней на мой мобильный телефон поступил звонок Владимира Кудряшова из министерства:

– Юрий Петрович, Вас срочно разыскивает руководство в связи с переездом ГКЗ в другое здание и оформлением с Вашей стороны соответствующих документов.

– Как так? Кувшинов еще два месяца назад сказал, что вопрос закрыт.

– Появились новые обстоятельства, и он снова на повестке дня.

Стало ясно, что тучи сгущаются. Я к тому времени понял смысл этой истории, которой первоначально при заступлении на пост председателя ГКЗ не придал значения и рассматривал как обычное хозяйственное мероприятие. Однако замысел этой «камарильи» состоял в другом. Уже всем известно, что недвижимость в центре Москвы стоит сумасшедших денег, и всевозможные фирмы и банки нуворишей пытаются завладеть ею любыми способами. Еще бы! При ежегодном удвоении цены это отличное вложение средств, и здание ГКЗ на Большой Полянке – очень лакомый кусок для них. Очевидны и мотивы министерского руководства во всей этой истории. Однако все это они намеревались сделать моими руками: никто другой ничего подписывать не будет, и все «концы в воду». После того, как неизбежно поднялся бы шум, крайним был бы только я. Такой «статус Герострата» – человека, который «продал ГКЗ» и на этом прославился, меня явно не устраивал.

При первом заходе у них ничего не вышло, т.к. здание находилось в оперативном управлении (а не в собственности или хозяйственном ведении), поскольку ГКЗ формально имело статус государственного учреждения. Риэлторы не брались за оформление такой сделки, поскольку юридический статус «оперативное управление» фактически не позволял этого сделать. Потому у них и не получилось, и ситуация по первому кругу успокоилась. Однако, если бы здание находилось в «хозяйственном ведении», то ситуация для оформления сделки значительно упрощалась. Тогда и был придуман следующий ход. Здание должно было быть передано на баланс другой организации, входящей в состав МПР и имеющей статус ФГУП – федерального государственного унитарного предприятия. Тогда она могла получить здание в «хозяйственное ведение», и сделке по продаже здания была бы открыта зеленая улица.

Весь этот механизм был тихонько согласован двумя министрами – Тюховым и Зизулиным (Минимущество). Все это было возможно при вседозволенности и молчаливой поддержке со стороны премьера Касьяна, который по жизни много пересекался с Тюховым, и с которым они в свое время были дружбанами.

Мне по новому замыслу была отведена участь сделать первый шаг – передать здание на баланс ФГУП «XYZ». Название опустим, но посвященные люди знают, о ком речь. Уже был доставлен готовый акт передачи, а трус-директор этого ФГУП ежедневно звонил мне и спрашивал, когда же я подпишу его, т.к. на него сильно давит министерство. Уж как оно давило на меня – не описать словами. Мне стало понятно, что сходу отказывать нельзя, иначе они предпримут экстраординарные меры, а надо выигрывать время. По всем признакам казалось, что эта «камарилья» долго не протянет. Андрей Караулов в передаче «Момент истины» буквально изничтожал министра Тюхова неопровержимыми фактами чуть ли не еженедельно, а тому «хоть бы хны».

Я быстро воспользовался поводом и уехал в командировку в Саратов на геолого-экономическую конференцию, организованную Нижневолжским НИИ геологии и геофизики, чтобы не подписывать этот акт. Однако и там меня догоняет телеграмма из министерства, о том, что я нарушил какой-то приказ о согласовании командировок с руководством министерства, хотя раньше до этого ничего не надо было согласовывать. Напомню, что министерство не финансировало в те годы ГКЗ абсолютно, а по странному уставу, утвержденному самим же министерством ранее, ГКЗ фактически была самостоятельным и независимым хозяйствующим субъектом.

Теперь непосредственным моим раздражителем стала некая экзальтированная дама Галина Ягненкова, севшая в кресло Аратяна и возглавившая департамент по управлению госимуществом. Сам же Аратян пошел «на повышение» и занял пост начальника «Департамента науки» в МПР. Это выглядело совершенно комично. Наукой в министерстве управлял человек с непонятной специальностью, до этого занимавшийся каким-то бизнесом в автосервисе. Все деньги на научные исследования распределял также он, несмотря на видимость конкурсов с заранее известным результатом.

После возвращения из Саратова стало понятно, что таким примитивным способом скрыться от них не удастся и отсидеться где-нибудь в тиши тоже. Надо было как-то по иному выигрывать время. Тем не менее, просто избегать встреч и контактов было невозможно, и я приехал к ним в министерство «на серьезный разговор». В кабинете было четыре человека. Против меня в нападении играли три министерских начальника, «особо приближенные к императору»: Аратян, Кувшинов и Ягненкова. Они чувствовали за собой мощь системы, усиленной многократно безнаказанностью и круговой порукой. Я «защищал ворота» один, по крайней мере, в этот период игры. Для подтягивания резервов требовалось применять нестандартные ходы и создать у противника видимость близкой победы. Но «оставлять Москву», чтобы сохранить армию, «Кутузов» не собирался.

– Вы будете подписывать акт?

– Пока Вы не подберете достойное здание взамен и не оформите его в оперативное управление ГКЗ – нет.

– Мы подберем Вам здание, вернее, уже подобрали два хороших варианта.

– Давайте посмотрим, и в случае, если подойдет, я подпишу акт.

– Акт надо оформлять сейчас, но Вы можете не переезжать еще три месяца или даже больше, и за это время мы все устроим.

– Нет, так нельзя, давайте все оформим, а потом акт.

– Тогда министр Вам назначит приказом заместителя – Виталия Цинидзе, и если Вы боитесь сами, он подпишет акт. Вам следует лишь взять больничный, уехать в командировку или отпуск.

– Пусть назначает, это его право (по Уставу ГКЗ это было так).

Так закончился первый раунд игры. С момента ее начала прошел месяц. Появилась краткосрочная передышка. Надо было затягивать вступление Цинидзе в права заместителя, и за это время выводить на поле новых игроков. Один вратарь игры не сделает.

Один из игроков нашелся быстро. Некая компания «Кеникс-холдинг», арендовавшая один этаж уже два года и имевшая официальный долгосрочный договор аренды, не собиралась в одночасье покидать здание в случае его перехода к новому хозяину. Фирма была серьезная, имела «ноги» в Санкт-Петербурге и строила в Москве новый офис. Она занималась различными видами бизнеса, в том числе и будущими проектами добычи железо-марганцевых конкреций в финском заливе и даже опробовала опытную технологию извлечения марганца из этого сырья. Как выяснилось, по Питерской линии у кого-то из руководителей компании были дружеские связи с руководителем администрации президента – Дмитрием Казаченко. Информация была «запущена», и содействие в решении проблемы было обещано вполне определенное с положительным результатом. Однако время шло, а результата все не было.

Тут, как нельзя, кстати, руководителем аппарата правительства Касьяна был назначен выпускник нашей кафедры геофизики Александр Бигим. Он до этого был заместителем министра Тюхова довольно долго, и казалось, что они устраивают друг друга. Но вдруг неожиданно для всех он был уволен с поста заместителя министра, причем довольно демонстративно. Это было похоже на специально режиссированный спектакль. А когда Фигим всплыл в новой весьма высокой должности при Касьяне, эти догадки в глазах большинства фактически подтвердились. Мы же помним о тесной связи по жизни Касьяна и Тюхова. Но не в этом дело. Я, выходя на него, надеялся на силу нашего университетского братства. Но куда там. Секретарь ни разу не соединила меня с ним, но суть проблемы ему была передана и не только через секретаря, это я знаю точно. Во время учебы в МГУ он отнюдь не был толковым студентом, а выдвинулся благодаря комсомольской работе. К сожалению, понятие геологической солидарности таким людям незнакомо.

Далее я стал искать поддержки в среде бывших министров геологии СССР и России, и с четырьмя из них удалось встретиться. В.П.Орлов, являвшийся членом Совета Федерации, сказал: «Ты, парень, держись и действуй осторожно. Главное, сохранить ГКЗ, а то они могут ведь и расформировать ее».

Еще два бывших министра в силу их тогдашних возможностей мало что могли сделать и только посочувствовали. Активность как всегда проявил Евгений Александрович Козловский, сохранивший до сих пор жизненную энергию и здоровый заряд духа. Он нещадно и жестко критиковал Тюхова во всех средствах массовой информации. После телепередач с его интервью на эту тему приходилось только удивляться, как Тюхов еще на свободе? Козловский вместе с питерским Ректором был членом Президентского совета и, по разумению обывателя, мог вполне справиться с ситуацией. Ректор обладал еще большим влиянием. Мало того, что в его вузе защищали диссертации олигархи, сам Президент успешно стал кандидатом наук в стенах его Университета. При мне Козловский многократно пытался связаться с Ректором, набирая номер его мобильного телефона, но безуспешно. «Ладно, я найду его, свяжись со мной через пару дней, и я надеюсь, что мы решим вопрос», – сказал он. Но ни через пару дней, ни через неделю ничего не произошло.

Далее я пошел по уровню бывших заместителей министра, которые были еще в силе. Наибольшее желание решить проблему и сохранить ГКЗ вместе со своим зданием проявил Александр Егорович Таленко. Он при мне дозвонился на мобильник не только тому же Ректору, но и Виктору Христенко, находившегося тогда в должности первого вице-премьера. Оба проблему уяснили по телефону, обещали посодействовать, но, в конечном счете, вмешиваться не стали. Объяснения были таковы, что надо подождать до выборов в Думу 7 декабря, а до этого не делать резких движений. Ректор, кроме того, был в тот момент активно задействован в компании по выборам Валентины Матвиенко на пост мэра С.-Петербурга. Поговаривали также, что он возглавит избирательный штаб Путина на Президентских выборах 2004 года, но этого, как мы помним, не произошло. А по поводу нашей проблемы общий смысл высказываний был тот же самый: «Пусть парень держится, потом мы разрубим этот узел».

Ситуация складывалась как в сказке «Мальчиш-Кибальчиш» Аркадия Гайдара: «Нам бы ночь простоять да день продержаться». Парень держался, но сил оставалось все меньше. А топота копыт «Красной Армии», спешащей на помощь, слышно все не было.

В это время Мальчиш-плохиш – Виталий Цинидзе, к которому сразу приклеилась кличка Ликвидатор, заступал на пост моего заместителя с целевой установкой – разгромить ГКЗ и взять здание. Время катастрофически сокращалось. До выборов в Госдуму оставался месяц. Я отдавал себе отчет в том, что после выборов начнется борьба за портфели и всем им снова будет не до ГКЗ, но надежда оставалась. Неделя ушла на оформление приказа министра о назначении Ликвидатора. Потом надо было оформить ему право подписи документов. Слава богу, что эта процедура оказалась столь забюрократизированной, что удалось выиграть еще неделю. О том, чтобы открыто противостоять министерству, речи не было. Этим можно было только спровоцировать ускорение нежелательных событий. Нынешний результат других сделок с недвижимостью в центре Москвы только подтверждает это: несмотря на телевизионный и газетный шум, всем удалось достичь своей цели. Поэтому надо было хитрить дальше, убеждая их, что дело движется, пусть и не так быстро, как хотелось бы, а самим дожидаться действий высокопоставленных персон. К сожалению, взбудораженный коллектив начал писать письма во все высокие инстанции. Я не мог им этого запретить, но реально эти действия очень мешали. Письма возвращались к тому же Тюхову с резолюцией свыше: «Разобраться!». И они разбирались. Хватка противника усиливалась, а время сжималось в точку. До заветной ожидаемой даты контрнаступления – 7 декабря – было все еще долго.

А что собственно могли предъявить Тюхову в то время всевозможные «проверялыцики?» А ничего: ведь формально не было никакого приказа или распоряжения, подписанного им по этому поводу. Он как бы вообще ничего не знал об этом. На мою просьбу дать какое-то официальное письмо, хотя бы от зам.министра, с предложением о переезде, отвечали отказом: «Вам это не надо. Достаточно акта, который мы оформим и утвердим в Минимуществе». Надо было сделать так, чтобы какой-то официальный документ от них появился.

Мне пришлось написать министру Тюхову официальное, почти «нейтральное» письмо о том, что департамент имущества МПР предлагает ГКЗ переехать в другое здание. Мы не считаем это целесообразным, однако если министерство на этом настаивает, мы подчинимся, но просим учесть специфику: возможности размещения тяжелых сейфов с архивами, что требует мощных межэтажных перекрытий, место для 1-го отдела с решетками и защитой и т.д. Министр был обязан поставить на этом какую-то резолюцию. Иначе получалось, что ГКЗ по своей инициативе переезжает, а министерство любезно ему в этом помогает. Чтобы письмо никуда не делось, я собственноручно сдал его в экспедицию МБР и получил входящий номер и штамп на копии письма, которая у меня осталась. Дня через три шум среди своры поднялся неимоверный. Они наверняка изъяли письмо из документооборота, но копия-то у меня осталась.

Далее в условиях жесткого прессинга мы стали подбирать помещение. Этаж в одном из зданий ВИИГЕОСИСТЕМ во дворе на Варшавке более или менее подходил. Ясно, что находящиеся там, в кабинетах, люди, в том числе сотрудники Евроазиатского геофизического общества (ЕАГО) не жаждали выселения. Тем не менее, я дал согласие, однако требовал оформления его официально в оперативное управление ГКЗ, после чего я подпишу акт. На это ушло бы несколько месяцев, что мне и требовалось. Ясно, что это абсолютно не устраивало команду Тюхова: они понимали, что время их заканчивается и надо успеть. Их предложения сводились к безвозмездной аренде по договору с ВНИИГЕОСИСТЕМ. Почва для компромисса и возможность дальнейшего затягивания времени была практически исчерпана.

В это время Ликвидатор уже оформился на работу в ГКЗ в качестве моего первого заместителя. На второй день он зашел в кабинет Королькова – сотрудника, занимавшегося подготовкой экспертизы запасов угольных месторождений. Тот разговаривал по телефону с представителем МПР, курировавшим этот вопрос. Ликвидатор, не дожидаясь окончания разговора, потребовал предоставить ему какие-то бумаги. В ответ Корольков знаками показал, что сейчас закончит разговор и все сделает. Ликвидатор, возомнивший себя большим начальником, посчитал это оскорблением, все в нем закипело, глаза его вспыхнули, и он в состоянии аффекта нанес удар острым концом ботинка прямо в колено Королькову и выскочил за дверь. Спустя минуту он позвонил мне на мобильник (я был по делам в ВИЭМСе) и сообщил, что Корольков напал на него и пытался избить. Представить себе, что флегматичный пожилой пенсионер Корольков пытается избить крепкого сорокалетнего Ликвидатора, было просто невозможно. Я сообщил, что сейчас подъеду.

Тем временем на колене у Королькова вздулась гематома величиной с футбольный мяч. Сотрудники вызвали скорую. Королькову в больнице прооперировали колено, и он два месяца еще был на больничном. Все это было официально зафиксировано в больнице, и заявление в милицию было подано.

А Ликвидатор сразу после случившегося уехал в министерство, зашел в кабинет к Кувшинову и радостно объявил: «Одного вырубил, завтра займусь другим», – и они оба рассмеялись. Об этом нам сообщил сотрудник, выходивший от Кувшинова и еще не знавший тогда, в чем дело. Коллектив ГКЗ тут же письменно проинформировал министра о случившемся и потребовал снять Ликвидатора, поскольку открыто следствие. Думаю, письмо до Тюхова не дошло, потому что кандидатура Ликвидатора была предложена теми же Аратяном и Кувшиновым, а значит, это был их очередной прокол перед Хозяином. В следующие дни заявление Королькова чудесным образом исчезло из милиции, а сам он надолго замолчал и на вопросы коллег отвечал что-то невнятное вплоть до момента увольнения Ликвидатора, которое случилось еще нескоро. Да, великолепные кадры подобрал себе Тюхов, ничего не скажешь.

Тем временем тройка опричников Тюхова продолжала наращивать давление на меня. Ведь Ликвидатор мог подписать акт передачи здания на баланс ФГУП «XYZ» лишь в случае, если я на время болезни, командировки или отпуска официально по приказу оставлю его исполнять обязанности первого руководителя. Разумеется, я не собирался этого делать. Когда же действительно простудился, видимо, в результате этого постоянного стресса, я тайно уехал на три дня в ближайшее Подмосковье к своему другу Сергею Бухарину, а домашним велел отключить все телефоны. Дочь Анюта – студентка филфака МГУ, привыкшая к общению со своими подружками и не получившая от меня внятных объяснений, была очень напугана и плакала вечерами, чувствуя опасность. Ничего, кроме слов «так надо», я ей сказать не мог.

Вскоре я получил на мобильный телефон CMC-сообщение с прямыми угрозами, отправленное, как потом выяснилось, из случайного интернет-кафе в Сокольниках. Жизнь превращалась в сущий кошмар.

Тем временем выборы в Госдуму прошли, а никакие поборники справедливости ничего путного не сделали. Все оставалось как и было, а ситуация вокруг ГКЗ ухудшалась с каждым днем. Надеяться было уже не на кого. Ведущие эксперты ГКЗ, правда, предлагали в прессе опубликовать открытое письмо. Я не возражал, но они так и не смогли организоваться.

Я собрал все бумаги, подготовил официальные письма в правительство и профильный комитет Госдумы нового состава, позаботился о том, чтобы они были переданы через надежных людей и зарегистрированы. После этого 15 декабря подал министру заявление об увольнении по собственному желанию, которое было немедленно удовлетворено. Я понимал, что Ликвидатор, вступив в права, тут же подпишет акт передачи здания. Однако процесс регистрации и утверждения в Минимуществе (здание находилось в федеральной собственности) неизбежно займет не меньше месяца, а за это время мои расставленные «красные флажки» сработают, и сделка не состоится. Так все и произошло. После пришедших в Минимущество и МПР запросов акт был положен под сукно, и больше оттуда его не доставали, разве что затем, чтобы выбросить в корзину.

Вы спросите: «А почему этого нельзя было сделать раньше?» Отвечаю: раньше не было ни единого документа, подтверждающего эти намерения, и потому Тюхов легко отмахивался от всех запросов, инициированных коллективом ГКЗ. Мол, ничего такого нет, и я ничего не знаю. А теперь появился акт, который надо было утвердить и зарегистрировать.

Ликвидатор за три месяца пребывания на посту исполняющего обязанности председателя ГКЗ не провел ни одной комиссии по экспертизе запасов, хотя в конце года скопились материалы по многим десяткам месторождений. Зато вместе с тюховскими опричниками он «спустил» с расчетного счета ГКЗ примерно миллион долларов в рублевом эквиваленте через сомнительные всевозможные операции и был таков. Нагрянувшие было по сигналам коллектива представители районного ОБЭПа (отдел по борьбе с экономическими преступлениями) таинственным образом исчезли через пару дней, так и не приступив к проверке.

Одно радует: здание ГКЗ на Большой Полянке как стояло, так и стоит на своем месте и в нем находится именно ГКЗ.

...А сам-то Тюхов чистенький. До чего же хитер! Меня пытались разорвать его цепные псы. Слава богу, в последний момент удалось накинуть им намордники. После того как правительство Касьяна вскоре «скинули», вся стая «залегла на дно». Однако через пару лет Тюхов вернулся на госслужбу, хоть и не на такой шумный пост, и вновь призвал их к себе. Сейчас они снова успешно опустошают государственный бюджет уже через другую дырку. Бедная Россия...

* * *

Анализируя свои действия в тот период, думаю, что почти все было сделано правильно. Вряд ли у меня был другой путь, чтобы сохранить то, что люди с таким трудом организовывали и создавали до меня. Из всего этого я извлек для себя главный урок: никогда и ни при каких обстоятельствах больше не занимать руководящих постов. В наших современных российских условиях это означает одно: поставить себя в один ряд с такими, как Тюхов и его приспешники, а значит перестать себя уважать. Я вдруг поймал себя на мысли, что порядочному человеку в наше время стыдно быть во власти. Ведь придется каждый раз объяснять нормальным людям и друзьям, что, несмотря на то, что ты – большой начальник, ты не стал сволочью, взяточником и не берешь «откаты» в разных формах, лоббируя интересы разных подрядчиков, находясь на высоком посту.

Мне еще немало хотелось бы сделать в науке и производстве. Еще многому надо научить молодое поколение, чтобы оно смогло вывести нашу многострадальную страну из того ужасного состояния, в котором она до сих пор находится. А времени на все это у меня не так уж и много. Надо «поспешать».

Но меня постоянно мучает вопрос: почему многие люди так стремятся во власть? Нынешняя власть, как бы ни была она многогранна и противоречива изнутри, не в состоянии себя изменить. Ведь многие влиятельные люди, которые были в состоянии решить вопрос со зданием ГКЗ, не стали ввязываться в эту частность. Причина в том, что они сами, или через своих партнеров «завязаны» с тем же ненавистным им Тюховым, который, наверняка, способствовал получению каких-то лицензий на привлекательные месторождения или лесные угодья и т.п.

К нашему большому сожалению и разочарованию, во власть стремятся в большинстве своем весьма посредственные люди, которые не смогли реализовать себя профессионально в конкретном деле из-за своей ограниченности. Они, как правило, были середнячками в школе, плохо разбирались в точных и естественных науках и приобрели в связи с этим «махровый» комплекс неполноценности. Учеба в современных платных вузах – не в счет. Получение любого поста и возможность командовать другими, гораздо более способными и порядочными людьми, для таких горе-руководителей единственный шанс компенсировать этот нажитый «комплекс» и не чувствовать себя ущербными. «Раз я ими руковожу, значит, я умнее и способнее их», – это и есть ход их примитивной мысли. Увы, с такими людьми нам светлое будущее «не светит». К тому же, в конкретных нынешних условиях власть означает деньги. Причем это очень большие и очень грязные деньги. Уровень коррупции настолько пронизал все звенья управления, что воспринимается уже как некие установленные правила игры. Коррупция в общественном сознании становится неизбежным явлением, с которым приходится мириться. И это самое страшное...

Большинство наших «слуг народа» давно прочно срослось с бизнес-структурами, которые и процветают-то в условиях нечестной конкуренции только благодаря их покровительству. Они считают себя не слугами, а хозяевами жизни. Им даже в голову не придет, что легальную зарплату они получают за счет наших с вами денег – налогов, которые мы платим, а значит должны быть нам подотчетны в какой-то форме. А за все другие доходы, получаемые ими через своих родственников или подставные конторы, они должны находиться в совсем других, не столь отдаленных местах.

В этой связи вспоминаю свою недавнюю поездку в США по приглашению университета Ричмонда, где я прочел курс лекций. Я далек от намерений «хвалить» американцев за их достижения. Понятно, что американское благополучие достигнуто во многом за счет явной и неявной эксплуатации всего остального мира, который безгранично кредитует их больную экономику, перекладывая на свои плечи все их ошибки. Американцам при этом достаются лишь легкие неудобства в условиях жесточайшего мирового кризиса, ими же и порожденного. Однако в демократических традициях внутри своей страны равных американцам нет, в чем я, далеко не поклонник Америки, неоднократно имел возможность убедиться. Вот простой пример.

В период этой поездки у меня было несколько свободных дней, в которые хотелось увидеть как можно больше. Наши американские приятели, Лина и Майкл, организовали нам прекрасную программу на эти дни, но поспеть везде все равно было невозможно. Посетить знаменитый Капитолий в центре Вашингтона можно было с туристической группой лишь на третий день по предварительной записи. Времени на это не было. Но Лина смогла все организовать таким способом, который нам, российским гражданам, даже представить невозможно. С просьбой в организации экскурсии она обратилась по электронной почте к сенатору, который представлял их штат Вирджиния в сенате США. В течение суток она получила ответ из его секретариата, в котором предлагалось подойти на следующий день к 12 часам в приемную сенатора. Мы втроем – я, моя супруга и Лина – прибыли к условленному времени и, к моему удивлению, безо всяких пропусков прошли в здание сената США. Достаточным оказалось лишь сказать к кому мы идем на прием, после чего пройти досмотр личных вещей, наподобие того, который все мы проходим при посадке в самолет. Подойдя к приемной сенатора, мы встретили его улыбающуюся молодую секретаршу, которая предложила нам подождать пять минут. Кроме нас подошли еще три человека. Еще через мгновение она вышла, раздала нам «опознавательные» бэйджики, чтобы мы их прикрепили к своей одежде, и предложила следовать за ней.

Пройдя под землей через систему тоннелей и переходов, мы оказались в здании Капитолия. С большим интересом ознакомились с его достопримечательностями и экспонатами в сопровождении постоянно улыбающейся и словоохотливой секретарши. Другие группы заезжих туристов насчитывали, как обычно, человек по тридцать. Кроме всего прочего мы были удивлены тем, что экскурсия была бесплатной. В чем дело? Оказывается избиратель и налогоплательщик для обличенного властью в США – человек номер один, разумные просьбы и пожелания которого не следует оставлять без внимания. И не важно, что вместе с Линой, гражданкой США, были мы – зарубежные гости.

Да, кстати, мы тут же на Капитолийском холме совершили еще одну индивидуальную бесплатную экскурсию – в библиотеку конгресса США, где я неожиданно для себя в картотеке зала европейской литературы обнаружил три свои научные монографии. Единственное требование для таких бесплатных экскурсий – забронировать время для них через Интернет, чтобы не создавать очередей здесь в районе правительственных зданий. Более того, рядовому налогоплательщику дозволены совершенно немыслимые по нашим понятиям вещи. Вы можете посетить авиабазу военно-воздушных сил США, где заместитель командира части Вам тоже проведет бесплатную экскурсию в согласованное время. Гражданин имеет полное право знать, куда и как расходуются его деньги. Это у них в крови.

А еще попытайтесь дать взятку дорожному полицейскому, чтобы он простил вам допущенное превышение скорости. Вы неминуемо окажетесь за решеткой.

Попробуйте, дорогой читатель, представить себе, что такое возможно у нас. Если бы это было так, то мы жили бы в совершенно другой стране. Гораздо лучше хваленой Америки, для которой понятие демократии, незыблемое внутри страны, заменяется двойными стандартами и принципом целесообразности для всех остальных государств. Кстати, с интеллектуалами во власти у них тоже не все в порядке. Посмотрите хотя бы на Буша, который два срока был президентом США, и вам все станет ясно. Да и в большинстве других стран положение с интеллектом власти не лучше.

Мой большой опыт общения с людьми разных национальностей и вероисповеданий во всем мире показывает, что обычные люди, занятые в повседневной жизни заботами о том, как лучше выполнить свою работу, накормить семью, вырастить детей и обустроить свою жизнь, всегда поймут друг друга. И если представить на миг, что такие обычные люди находились бы во властных структурах своих государств, мир был бы добрее и совершеннее, чем сейчас. Увы, власть притягивает к себе не самых лучших и далеко не самых умных людей. И, во многом, поэтому наша цивилизация испытывает постоянные потрясения, а время всеобщей гармонии никак не приближается. Чего стоит только новый всеобщий кризис, порожденный мировыми управленцами высшего уровня, которые до сих пор не понимают его природы.

Может быть, это когда-нибудь изменится, и во власти появятся интеллектуалы? Хорошо бы. А пока в мире с этим большие проблемы. А в России и вовсе беда: в системе власти и управления почти во всех эшелонах все больше утверждается принцип воинствующей некомпетентности.

Не бывает некрасивых женщин...

Все прекрасно знают вторую часть этой поговорки: «... – бывает мало водки». Однажды мне удалось воочию убедиться в полной справедливости этого утверждения.

После второго года аспирантуры в год Московской олимпиады я отправился на морские сейсмические работы КМПВ в Балтийском море в рамках международной программы «Петробалт». Я не только оказался непосредственным участником этих работ, но и был введен в штат научно-исследовательского судна «Циркон» на время рейса и даже получал за это приличную по тем временам зарплату в инвалюте (в специальных чеках для валютных магазинов «Альбатрос»).

Руководство и административный штат экспедиции БМГЭ базировались в Калининграде на дебаркадере «Преголь». Тогда этот своеобразный город удивил меня большим количеством летних дождей. Бытовала шутка: «Если Москва – сердце России, то Калининград – ее мочевой пузырь». Однако не будем отвлекаться от главной темы этой истории. Впрочем, женщинам дальше лучше не читать, чтобы совсем не разочароваться в представителях мужского пола.

Отход судна был назначен на 12 часов дня. Среди членов научного состава и экипажа за предыдущие рейсы сложилась традиция: спиртное на рейс закупают те, кто в предыдущем рейсе проиграл в преферанс как раз на сумму проигрыша. Поскольку работа в рейсе была организована по вахтам, оставалось время, которое заполнялось не только сном, но и длительными преферансными поединками. В этот раз кто-то оказался очень крупно проигравшим в предыдущем рейсе. Заготовленные ящики с водкой ждали своего часа, т.е. отхода судна от причала. Каждый прибывающий на судно перед отходом считал своим долгом заглянуть за полог в трюме для проверки наличия запаса и затем, отходя, удовлетворенно хмыкал: «Ну этого уж точно на весь рейс хватит».

Все были на борту. С родными и домашними уже попрощались, но отход по каким-то причинам задерживался. Ситуация была непонятная: уже не дома, но еще и не в море. Занять себя большинству было нечем, разве что опять начать новую преферансную серию.

– Ну, что, давай по одной накатим на дорожку? – предложил кто-то.

– Давай, чего уж там ждать. Кто его знает, когда отойдем.

Порезали нехитрые домашние припасы: огурчиков, сальца, лучка – и разлили по стопарику. В общем, дело пошло.

– Слышь, Михалыч, – обращаясь после первой стопки к пожилому механику Борису Гребневу, произнес оператор сейсмостанции Сергей Демин, – ты ведь старший: давай командуй, мы подчинимся.

– А чего тут командовать: наливай да пей, – незамысловато ответил Михалыч.

– Нет, мужики, погодите, – прервал его Саша Елкин, выпускник нашей кафедры, который впервые шел начальником рейса и потому чувствовал ответственность. – Нам же еще погранцов надо пройти на ногах.

– Да что там погранцы? Мы же идем без заходов в иностранные порты. Они в таких случаях ставят штамп у капитана в судовой роли и никого не трогают. Да мы и не будем напиваться. Сейчас еще грамм по сто – и на боковую. А так – ни то ни се.

– Ну ладно, давай, но только по сто и притормозим.

– О чем разговор? Конечно.

Потом, как водится, никто не вспомнил, что собирались «притормозить». Одна бутылка, вторая, третья... Ящик подходил к концу. За иллюминатором уже стемнело, но никто туда и не смотрел. Дело происходило в операторской – наиболее просторном помещении в полутрюме, где даже днем был включен дневной свет. Было уже десять вечера, а судно по-прежнему стояло у стенки. Наконец это было замечено.

– Погодите, мужики, мы еще стоим.

– Да, черт, узнайте на мостике, когда отход.

– Они говорят, что уже в шесть утра.

– Знали бы раньше, ночевали бы дома.

– Да, теперь домой в таком виде не пойдешь.

– Так, и по бабам опоздали. Там «раздача» до одиннадцати.

Итак, речь зашла о проститутках. На полуофициальной «панели» основной товар расходился до 10-11 вечера. Потом заступали ночные милицейские патрули и гоняли жриц любви из людных мест. Те, которые остались невостребованными, пересаживались в такси и разъезжали в районе порта, ожидая, что подвыпившие морячки начнут искать приключений. При этом было правилом, что «снимающий» расплачивается с таксистом, оставляя ему приличные чаевые сверх счетчика. В этот раз такими морячками оказались наши.

Я, несмотря на предшествующую арктическую «закалку» в производственных практиках, никак не мог пить вровень с компанией, и потому «тормоза» у меня еще не отказали. Но как ни уговаривал их остановиться, меня никто не слушал. Народ был совсем в другой кондиции и требовал «продолжения банкета» уже на новом уровне. Через полчаса моторист Паша и наш «косарь» (отвечающий за сейсмическую косу) Володя Скомаровский привели на борт двух ночных бабочек: блондинку и брюнетку. На мой относительно трезвый взгляд это были не бабочки, а нечто среднее между бегемотихами и слонихами с ярко размалеванными глазами и губами, что придавало их облику дополнительный кошмар. Неудивительно, что они остались без работы в основное время до 23 часов, и потребовался «дополнительный тайм» в такси, чтобы они оказались у нас на борту. Кроме брезгливости, их вид ничего у меня не вызывал. Совершенно очевидно, что мне было мало водки, поскольку для тех, кому ее было достаточно, они казались просто красавицами.

Тут же было выделено две каюты по правому и левому борту, и народ выстроился в очередь по вкусовым предпочтениям. Временно свободные от «удовлетворения сексуальных потребностей» продолжали выпивать и закусывать. Алкогольная кондиция большинства позволяла им действовать уже без всякого осмысления, а только на уровне условных и безусловных рефлексов. После того как клиент побывал в одной каюте, и если он еще был в состоянии передвигаться и выполнять соответствующие функции, то после пары стопок он пытался переползти в другую каюту для смены партнерши. Я к этому времени ушел спать в свою каюту, потому что был чужим на этом «празднике жизни». Где-то к раннему утру оргия затихла, поскольку вместе с последними силами закончился и запас алкоголя, который видавшие виды морячки всерьез рассчитывали на весь рейс. Водки оказалось мало.

Рейс отложили еще на сутки по техническим причинам на топливозаправочном причале. К полудню проснулся Саша Елкин и, выяснив, что еще сутки никуда не уходим, сказал: «Надо бы где-то голову поправить». Я всегда был рад лишней возможности «макнуться» в море и предложил: «Давай махнем в Зеленоградск, и там, на пляже, пивка попьем». Предложение ему понравилось, и мы направились на вокзал. До Зеленоградска, расположенного на Калининградском взморье, было около часа езды на пригородной электричке. Основная часть горожан отдыхала там в теплые летние дни.

Едем мы в электричке, и естественно разговор пошел о вчерашнем. В разговоре участвуют два персонажа: один – тот, которому было мало водки – это я, а другой – тот, которому водки было более чем достаточно – Елкин.

– Слушай, вчера баба была классная, да еще красивая. Давно такой не попадалось.

– Ты что, какая красивая? Я такой страшной еще не видел. Во сне приснится – испугаешься.

– Нет, ты неправ, просто завидуешь. А кто тебе не давал, мог бы сам попробовать?

– Ну нет, извини. Лучше я пару недель перетерплю.

Он был действительно уверен, что переспал с красавицей. Мы вышли на перрон Зеленоградска и направились к пляжу. И тут произошло невероятное. Из толпы, которая тянулась из этой же электрички, раздался голос: «Саня!». Оглянувшись на голос, мы увидели вчерашнюю толстушку-блондинку Вику. Она решительно направилась к нам.

– Кто это? – спросил Сашка, хотя по его изменившемуся лицу было видно, что он сейчас и сам догадается, но больно уж не хотелось ему в это верить.

– Да твоя вчерашняя пассия.

– Не может быть, та была симпатичная.

– Вчера и ты другой был.

Хоть он еще и не окончательно протрезвел, но уже находился в кондиции «мало водки», чтобы оценить по достоинству «красоту» партнерши. Делать было нечего, к пляжу поплелись вместе. Настроение было испорчено, и разочарование не сходило с его лица.

Однако неожиданно появился шанс, чтобы исправить ситуацию. Когда Вика зашла в раздевалку, чтобы переодеться в купальник, Елкин потянул меня за руку. Мы схватили свои вещи в охапку и быстро ретировались, затерявшись в многочисленном скоплении отдыхающих на пляже.

«Да, надо прекращать пить», – произнес Елкин. И действительно, до конца этого 15-дневного рейса практически не пили, т.к. на борту ничего не осталось. А вместо той, единовременно выпитой, партии к отходу принесли лишь несколько бутылок, поскольку денег уже у народа было в обрез.

После этого случая мужики, осознавшие ситуацию на трезвую голову, выгребли из судовой аптечки все антибиотики и на всякий случай употребляли их горстями, просыпаясь каждое утро в напряженном ожидании худшего. Однако на этот раз вроде бы обошлось.

Действительно, не бывает некрасивых женщин. .. С этим не поспоришь.

Бесплатный автосервис

Оказывается и такой автосервис бывает. Смотря какие услуги ты желаешь получить. Один такой комичный случай случился и со мной. Я уже писал раньше, что автомобилистом стал сравнительно поздно – в 34 года. Главная причина в том, что, глядя на наших советских автолюбителей, большинство из которых полжизни проводили в гаражах, я думал, что и меня ждет такая же участь, если я куплю машину. Однако все же в конце 80-х я переступил этот психологический барьер, и оказалось, что все не так уж плохо. Если ездить на новой машине не больше 4-5 лет, то она практически ничего не просит, кроме бензина, и исправно тебе служит. Надо лишь раз в год приезжать на сервисный центр для плановых работ.

И вот однажды, отъездив на новеньком «Рено» один год и пройдя в срок плановое обслуживание, я выехал в морозное январское утро на работу. Мороз в 30 с лишним градусов пришел как-то совсем неожиданно, и многие автолюбители «не завелись» с утра, что для меня создало дополнительный комфорт благодаря отсутствию изнурительных московских пробок. Однако благостное настроение исчезло на первом же перекрестке. Притормозив на красный свет, я почувствовал отчетливый глухой стук где-то под днищем. Перспектива оказаться на сильном морозе в неисправном автомобиле как-то не добавляла оптимизма. Пока я стоял в ожидании зеленого светофора, стука не было, двигатель работал ровно и чуть слышно. Но как только на зеленый я тронулся, стук послышался опять. Я припарковался, вышел на трескучий мороз, стал на колени, будучи одетым в отглаженный рабочий костюм и теплую светлую куртку. Как ни пытался не испачкаться песком и антигололедными реагентами, в избытке рассыпанными дорожными службами, это не удалось. Выпачканный сел обратно в салон. Под днищем ничего интересного и необычного я не увидел. В напряженном ожидании худшего я доехал до работы, стараясь сильно не разгоняться. Стук то появлялся, то прекращался. На работе на мои вопросы бывалые автомобилисты лишь пожимали плечами. Позвонил в автосервис, изложил проблему. Меня записали лишь на срок через три дня, так как до этого все было занято.

Вечером по пути заехал на работу за женой. Как только тронулись, я спрашиваю:

– Слышишь глухой стук?

– Да, вроде что-то стукнуло один раз, когда тронулись.

Я резко затормозил. «Да, вот теперь стукнуло опять», – сказала она. С большой осторожностью, потихоньку доехали домой. Пришлось в следующие два дня на работу ездить на транспорте.

Приехав в назначенное время на сервис «Автомир», что на улице Перерва, я прошел у девушек-приемщиц достаточно строгую процедуру оформления с занесением в компьютер всех данных и сведений о характере неисправности. В соответствующей графе указали: «При наступлении сильных морозов появился глухой стук снизу при трогании и торможении». Я загнал автомобиль в длинный ремонтный ангар с многочисленными подъемниками и приспособлениями. Одновременно здесь ремонтировали больше десятка машин. Подошел мастер с нарядом на работы в руках и спросил, в чем дело. Я повторил ровно то, что было записано в наряде. «Сейчас попробуем разобраться», – сказал он и сел в автомобиль. Затем резко тронулся с места, проехал внутри ангара метров пятьдесят и резко затормозил. Дальше наблюдаю такую картину. Открывается передняя дверь, выходит мастер. Затем он открывает заднюю дверь, наклоняется и достает оттуда бутылку с замерзшей минеральной водой, которая, видать, осталась там со времени осенних пикников. Как только наступили морозы, вода замерзла и бутылка превратилась в твердую ледышку, которая стала, перекатываясь по полу между сиденьями, стучать при разгоне и торможении. «Ну, мужик, ты даешь, – сказал мастер, подшучивая. – Чтобы бутылку вытащить на автосервис приезжаешь. Совсем ленивый стал, что ли? Это ж почти как в том анекдоте про нового русского, который приехал новую машину покупать, потому что в предыдущей за неделю пепельница доверху заполнилась». Туг рассмеялись все, что находились поодаль. Несмотря на столь быстрое устранение «неисправности», все формальности должны были быть соблюдены. Я не мог просто так сесть и уехать – не выпустила бы охрана на воротах без оформления через базу данных.

Девушка-приемщица, что отдавала мне документы и ключи, напротив слов «причина неисправности» занесла в компьютер: «бутылка со льдом позади сиденья водителя». Все три девушки, оформлявшие заказы, тоже развеселились. Потом, видать, эту историю, еще несколько дней обсуждали работники автосервиса. Надо отдать им должное – денег с меня за это обслуживание не взяли, но запись в базе данных осталась. Так что бывают еще бесплатные услуги и в наше время.

Послесловие

Ю.П. АМПИЛОВ

профессор,

доктор физико-математических наук, академик РАЕН, лауреат Премии правительства России в области науки и техники, победитель конкурса «Литературный факел-2008».

Герои этой книги в большинстве своем принадлежат к людям тех профессий, которые в своем стремлении к познанию неизвестного и поисках жизненной гармонии подолгу находятся в «дальних странствиях»: экспедициях, путешествиях или несут трудную вахту на далеких северных промыслах. Это особая человеческая среда. Для таких людей дружба и любовь, чувство долга и взаимовыручка не пустые слова, а главные ценности жизни. Поэтому Вам будут хорошо понятны и близки переживания и мысли героев повестей и рассказов Юрия Ампилова.

Несмотря на то, что это фактически первый литературный опыт известного ученого-геофизика, Вы будете приятно удивлены увлекательным остросюжетным повествованием, в котором много романтики, приключений и настоящих чувств.

Эта книга словно глоток свежего воздуха в современном мире разнородной и «всякой» литературы.

В.Э. Дорофеев

председатель «НП ТОЛИТ ГП»

Примечания

1

Риголит – порода, преимущественно слагающая лунную поверхность, близкая по составу к базальту (прим. авт.).

2

Пи-эйч-ди – PhD – примерно соответствует степени кандидата наук в России (прим. авт.).

Оглавление