«Таймырский Эрмитаж»

Владимир Усольцев Таймырский Эрмитаж

Эрмитаж [1]

Пролог

–  Ну что, Колюня, ещё чуть-чуть, и мы у цели. Можешь не торопиться. У дедушки день рождения послезавтра. Эх, оттянемся от души!

–  Да я и не тороплюсь. Лодка сама чуть ли не летит. Ветер-то попутный… Павел Фёдорович, а вы вправду нам двойную северную ставку дадите?

–  Ну так я ж сказал, двадцать процентов ваши.

–  Так это, выходит, нам десять лимонов может перепасть?

–  Выходит так. Радуйся, Колюня.

И Колюня – крепкий бугай лет сорока пяти – разулыбался, как подросток, которому пообещали подарить самый крутой “Харлей Дэвидсон”.

–  В Москве-то пекло сейчас. А здесь – красота…

–  Это точно! Спасибо деду, что он именно здесь запрятался. Всю его капусту срубим и отдохнём заодно красиво. А главное – тут остерегаться некого.

–  Да… В первый раз так подфартило. Курорт, а не работа…

–  А что, Коля, не переименовать ли нам это “Озеро Сожаления” в “Озеро Радости”?

–  Я не против.

–  И я “за”. Сейчас мы так на нашей карте и напишем, поставим дату и подпишемся…

Так и появилась собственноручная надпись и подпись Павла Фёдоровича Лопатина на карте, ставшей впоследствии одним из вещественных доказательств в громком уголовном деле. Да… Географические названия просто так не даются. Они имеют свои глубинные истоки, и одним росчерком пера озеро сожаления в озеро радости не превратить. И те жизнерадостные туристы в этом вскоре убедились…

Глава 1. С чего всё началось

Всё началось более сорока лет тому назад. Дежурный семинар отдела синтеза кристаллов по философии. Обсуждение гипотезы Большого взрыва [2] . Отчаянный спор, продолжившийся на квартире завлаба и закончившийся лишь в третьем часу ночи по причине полной неспособности спорщиков воспринимать бессвязную речь оппонентов и связно выражать собственные озарения. Победителем в споре стала двухкомпонентная жидкость без цвета, но с запахом – “Московская особая”. Истина оказалась в ней – так решили невыспавшиеся спорщики, встретившись на другой день в лаборатории, и на этом бесспорном суждении спор о зарождении Вселенной завершился.

Неизвестно, задумывались ли впоследствии другие участники спора над началом всех начал. Но доподлинно известно, что младший научный сотрудник, недавно защитивший кандидатскую диссертацию, Олег Дудинский стал часто и подолгу размышлять об этом грандиозном событии. Вообще надо сказать, что Олег был увлекающейся натурой. Увлекающейся натурой был и его научный руководитель – тот самый заведующий лабораторией. Но увлекались они совершенно по-разному. Завлаб, известный в мире специалист и, разумеется, доктор химических наук с перспективой в ближайшее время стать членкорром, а там, глядишь, и полным академиком, был безмерно увлечён кинетикой [3] зарождения и роста кристаллов, фазовыми диаграммами и прочими физико-химическими премудростями. И только. Остальное его не интересовало. А вот его подопечный Олег увлекался теми же премудростями вовсе не безмерно и не исключительно.

Олег поступил на химфак Московского университета на волне подъёма химии, когда на всех углах висели лозунги “Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны, плюс химизация народного хозяйства”. Газеты и радио рисовали радужные перспективы ближайшего будущего, в котором именно химия будет творить чудеса. Эта пропаганда в случае с Олегом своей цели достигла, и химия стала его первым серьёзным увлечением. Пока он учился в университете, поднялась волна популярности физиков, увлекшая и Олега. Он избрал себе специализацию “физическая химия” и оказался в конце концов в лаборатории синтеза полупроводниковых материалов академического института в Москве. Это был разгар полупроводниковой революции в электронике. Стоит ли говорить, что работа на острие науки и техники с головой увлекла Олега.

Он быстро защитил кандидатскую диссертацию и перед ним забрезжили перспективы выхода на докторскую. Но он к своему удивлению заметил, что работа стала его как-то тяготить. Всё стало обыденным и пресным. Душа искала нового увлечения, и оно не замедлило явиться. Новой его страстью стали… иностранные языки. Ещё в университете он без малейшего напряжения освоил английский язык на таком уровне, что и выпускники инъяза могли бы ему позавидовать. А теперь Олег решил взяться за немецкий. Для химика такой выбор вполне логичен – немцы всегда были сильны в химии, и завлаб поддержал Олега. Немецкий дался Олегу ещё легче, чем английский. За немецким последовал чешский. Этот несколько странный для учёного выбор объяснялся просто: лаборатория Олега начала сотрудничество с коллегами из Праги. Общение с ними проходило преимущественно на русском, иногда на английском. Олегу показалось, что это не совсем вежливо, и ему захотелось исправить такое положение. Через полгода, выехав в первую командировку в Прагу, он поразил и порадовал своих чешских коллег, вполне сносно общаясь с ними на их родном языке.

Тот самый философский семинар случился вскоре после возвращения Олега из Праги, и Олег оставил мысль о штурме очередного языка – французского, а навалился со всем жаром на проблему мироздания. И это стало его увлечением на всю жизнь. Французский же так и остался невыученным.

Олег с энтузиазмом засел за теорию относительности и квантовую механику, без которых не разобраться в космологии [4] . Вскоре он понял, что без глубоких знаний в математике в этих дисциплинах не обойтись. Пришлось ему засесть за знаменитый курс высшей математики Смирнова, далеко выходящий за пределы университетского курса для химиков. В конце концов он осознал, что хоть он уже и мог бы читать лекции и по теории относительности, и по квантовой механике где-нибудь в пединституте, до уровня физика-теоретика, способного сказать своё слово в космологии, ему было недостижимо далеко.

Его увлечение сыграло с ним злую шутку. Он уже не мог с былой отдачей работать в лаборатории. Докторская перестала его привлекать, и он решил вообще уйти из науки. Ему подвернулось хорошее место в “почтовом ящике” [5] в Пензенской области, где почти не было науки, но было размеренное серийное производство и почти в два раза более высокая зарплата. И, главное, новая работа не мешала его увлечению космологией. Его мозгам не приходилось более раздваиваться. Рутина производства такого напряжения, как в научной лаборатории, не требовала. На новом месте Олег… Нет, на новом месте он был уже зрелым специалистом с непререкаемым профессиональным авторитетом, руководителем среднего звена и, разумеется, никто не позволял себе типичного для академической среды панибратства; на новом месте он стал Олегом Ивановичем.

Жизнь наладилась. Олег Иванович хорошо зарабатывал, в семье было всё в порядке, подрастала дочка-отличница. Хорошая трёхкомнатная квартира, дача и даже автомобиль “Нива”. У Олега Ивановича появилось новое хобби, которое совсем не мешало ему размышлять над загадками мироздания, но здорово услаждало жизнь – рыбалка. А каких чудо-карасей – “сковородников” – привозил Олег Иванович с окрестных озёр и щедро делился ими с соседями! И вот однажды…

* * *

Дело было на рыбалке. Олег Иванович с коллегами выехал на Волгу с ночёвкой в надежде взять спозаранку на блесну пару-другую судаков. Прибыли на известное одному опытному спиннингисту место, поставили палатки, разожгли костёр. Выпили, закусили, и потекла беседа. Как ни странно, но собеседники Олега Ивановича стали расспрашивать его… о современной химии.

– А вот скажи-ка Олег Иванович, правда ли, что химики могут, так сказать, проектировать новые вещества? Всё заранее рассчитают, опишут, распишут, молекулу нарисуют, а потом – раз в тигель или в пробирку насыпят всяких реактивов, а там что-нибудь доселе невиданное и образуется. Причём с заранее заданными свойствами.

– Кое-что могут, но далеко не всегда.

– То есть, слаба ещё наука?

– Ну это как сказать. Фундаментальная наука в принципе со строением вещества разобралась. Основные закономерности уже изучены. Делаются, например, расчёты атомных спектров с большой точностью. А спектр водорода так вообще просчитан с точностью чуть ли не до десяти знаков. То есть, науку слабой называть было бы несправедливо.

– Так ты, выходит, мог бы нам самый лучший полупроводник спроектировать. Мы тебе задаём нужные свойства, а ты посчитаешь-посчитаешь и на тебе – получай, что заказывали.

– Ну с полупроводниками так просто не получится. Одними расчётами ничего не добьёшься. Без экспериментального поиска не обойтись.

– А что так? Это же вроде алхимия получается – сыпь, мешай, что-нибудь получится.

– Ну не совсем так. Вслепую сегодня уже никто не сыплет и не мешает. Но точно рассчитать синтез не удаётся – никакая ЭВМ [6] не справится.

– А когда вычислительная техника разовьётся, то рассчитаешь?

– Ну, если достаточно разовьётся…

– А я, Иваныч, вот почему этим делом интересуюсь. В главке [7] , как ни совещание, так только и слышишь “с заранее заданным свойствами”… Ну а я так думаю, если об этом наверху, как попугаи, твердят, то ни хрена из этого не получится.

– Ну почему. Кое-что получится. Но далеко не всё и не всегда.

– Так я вот на последнем совещании сижу и со сном борюсь. И представляю себе: сидит бог за лабораторным столом и творит мир. Справа у него шкаф с реактивами, а слева – шкаф с технологическими картами. Все карты пронумерованы. И вот бог достаёт первую, читает её и точно по инструкции создаёт землю. Потом небо. Или наоборот, не знаю, как там в библии. Ну и так по порядку, пока всё не создал. Ну богу-то всё можно, на то он и бог. А вот чтобы мы начали чего-нибудь лепить с заранее заданными свойствами, сомневаюсь.

– Как ты сказал? Шкаф с технологическими картами?

– Ну да…

Олег Иванович почувствовал, что в мозгу его что-то щёлкнуло. Родилась ещё неосознанная догадка, какой-то яркий образ, описать который словами ему никак не удаётся.

Все угомонились, загасили костёр и разошлись по палаткам. Лишь Олег Иванович, возбуждённый промелькнувшей мыслью, остался у кострища. Стояла ясная прохладная безлунная ночь. Мириады звёзд ярко сияли в чёрной бездне и отражались в слегка трепещущей глади воды. Технологические карты сотворения мира не давали ему покоя. Он так и не смог высказать словами свою догадку. Но она оставила глубокую засечку в его сознании. “Теперь я знаю, о чём мне надо поразмышлять”, – подумал он и полез в свою палатку.

Рыбалка оказалась для Олега Ивановича не вполне успешной – он вытянул лишь одного судачка килограмма на полтора. Но выездом на Волгу он остался более чем доволен. Он чувствовал, что здесь он вышел на тропинку, ведущую его в правильном направлении.

Глава 2. И честные люди могут зарабатывать большие деньги

Перестройка рванула вперёд с ускорением, и “почтовый ящик”, где работал Олег Иванович, незамедлительно приказал долго жить. Проблему мироздания пришлось отложить в сторону и заняться проблемой выживания. К самому популярному в те годы челночному бизнесу не лежала душа, но всё шло к тому, что ему, несмотря на возраст – не за горами уже маячил пятидесятилетний юбилей, придётся мотаться через границы. Но нежданно-негаданно ему позвонил однокашник по университету из Риги.

– Олег, это я, Янис, не забыл?

– Янис? Мацнерс?

– Он самый.

– Вот это да! Какими судьбами?

– Да вот, вспомнил тебя добрым словом и решил узнать, как поживаешь.

– Как поживаю? Тебе всё рассказывать, или хватит двух слов: пока наживу.

– То есть ваучеров не накопил, заводов не купил?

– Да куда там… А сам-то ты как?

– Да примерно так же.

– Ну зато вы теперь независимые.

– Да толку-то… Сплошная безработица… Но я тебе по другому поводу звоню.

– Валяй.

– Я тут в Москве был недавно в твоём институте и узнал, что ты полиглотом стал.

– Да какой там полиглот. Три языка – это всего лишь триглот. Ты же тоже, как минимум, триглот.

– Нет, я всего лишь полутораглот – русский и английский со словарём.

– Ну так что тебе мои языки?

– Хочу предложить хорошую работу в Германии.

– Звучит заманчиво. А ты какое к этому имеешь отношение?

– Понимаешь, мы тут торгуем медью со Швецией. И обдирают нас шведы, как липок. Хотелось бы в Германии контакты наладить.

– Кто это мы?

– Гену Широкова из Свердловска помнишь?

– Ну кто же его забудет? Сейчас, наверное, “Уралмашем” рулит.

– Ну не совсем так, но кое-чем рулит. Вот мы с ним медь и продаём. Он на Урале её достаёт, а я тут со шведами связь держу…

Разговор был вскоре продолжен в Москве, где собрались бывшие однокашники – долларовые миллионеры Янис и Гена и малоимущий Олег Иванович. По окончании разговора Олег Иванович стал их партнёром с правом получения двенадцати процентов прибыли от продажи меди на немецком рынке.

Вскоре, получив туристическую визу в Германию и три тысячи долларов подъёмных, Олег Иванович оказался в Рурской области, где, по его представлениям, более всего нуждались в уральской меди. Заранее продумав свои действия, Олег Иванович первым делом разыскал торгово-промышленную палату земли Северный Рейн-Вестфалия. К его приятному удивлению он был очень приветливо встречен вначале секретаршей у входа, а несколькими минутами позже и компетентным клерком, пригласившим его в просторную переговорную комнату. Беглый немецкий язык Олега Ивановича, богатая старомодная лексика, свидетельствовавшая, что он немало прочитал немецкой классики, и умилительный акцент привели немецкого собеседника в восторг. Узнав, что Олег Иванович ищет солидных покупателей на крупные партии меди, клерк тут же распорядился распечатать соответствующие страницы из толстенного справочника “Кто что поставляет?”.

– Вот вам список фирм, имеющих отношение к меди. Но я вам рекомендую обратиться прежде всего вот к этим трём, – клерк размашисто обвёл фломастером три абзаца из списка.

– Огромное вам спасибо! Я могу от вас прямо сейчас позвонить им?

– Конечно, разумеется. Хотя стойте. Давайте я сам позвоню одному моему приятелю.

Клерк набрал номер и с воодушевлением заговорил. Через полчаса Олег Иванович на такси подкатил к офису фирмы “Крюгер ГмбХ”, входные двери которой были отделаны массивной медью. Ещё через два часа с факса фирмы в Ригу ушло предложение о сотрудничестве на английском языке с краткой припиской Олега Ивановича “Сможет ли Гена отгружать столько катодной меди [8] ?”.

Первый же опыт Олега Ивановича в качестве продавца меди был более чем успешный. Предложенная ему фирмой “Крюгер” ценовая формула была сказочно выгодной и недостижимой для многочисленных торговцев медью из СНГ, рыскавших по Европе в первые послеперестроечные годы. Две другие фирмы, помеченные клерком торговой палаты, оказались поскупее, и вся медь от Гены и Яниса шла в адрес “Крюгера”. Занятия немецким языком вознаградились сторицей. Через год и Олег Иванович был миллионером, правда в марках ФРГ.

* * *

Олег Иванович подружился с владельцем фирмы господином Крюгером. Бывая в Германии, он нередко заглядывал к нему в гости, даже если в этом не было никакой деловой необходимости. В такие дни, вечерами, сидя на веранде большого дома Крюгера перед ухоженным садом, они потягивали пиво и рассуждали обо всём на свете. Как-то Крюгер заметил:

– Очень трудно заработать первый миллион, Олег. Второй и следующие придут сами собой.

– Честно признаюсь, у меня уже есть миллион, и достался он мне без особых трудов.

– Это потому что ты из России. Это страна фантастических возможностей. Помяни моё слово, будешь ты вскорости миллиардером.

Господин Крюгер переоценил возможности России. А может быть, возможности Олега Ивановича. Миллиардером он не стал ни вскорости, ни через пятнадцать лет. Тем не менее, Олег Иванович постепенно стал обладателем достаточного капитала, чтобы считаться в Германии представителем среднего сословия. Торговал он не только медью, но и сталью, казеином, какао и кофе. Услугами его торговой фирмы охотно пользовались производители и потребители по простой причине – Олег Иванович не заламывал торговую наценку, считая, что зарабатывать надо не высокой ценой, а большими объёмами товара.

Не пропал втуне и чешский язык Олега Ивановича. Он регулярно просматривал чешский интернет и однажды увидел объявление о продаже небольшого пивзавода в чешской глубинке. Не долго думая, Олег Иванович посетил городок Краликовец, пообщался с главным пивоваром, осмотрел завод и решился на покупку. Главный пивовар убедил его, что если удастся обновить оборудование, то пивзавод, благодаря популярности своей старинной торговой марки “Краликовецке”, неизбежно станет прибыльным. Вложив полтора миллиона долларов, Олег Иванович уже через два года в налоговой декларации показал первую прибыль. С тех пор пивзавод работал, как часы, и прибыли его неуклонно росли.

Хоть и разбогател Олег Иванович, он не торопился со строительством особняка. Он и сам не мог объяснить, что отталкивало его от напрашивающейся мысли о строительстве роскошной виллы, какие росли, как грибы после дождя, по всей России. Наверное, не хотелось ему участвовать в конкурсе тщеславия. Да и выставлять своё материальное благополучие напоказ он считал глупым и к тому же небезопасным. Просторная трёхкомнатная квартира его вполне устраивала. Пользовался он скромным при его доходах автомобилем “Фольксваген-Пассат”, и его соседи по дому не могли даже предположить, что их сосед миллионер.

Новое тысячелетие, приход которого шумно отмечался по всей планете, принесло Олегу Ивановичу страшное горе. Первого января двухтысячного года жена с дочкой-студенткой выехали на дачу за заготовленными грибами. Олег Иванович накануне простудился, и составить им компанию не мог. Звонок в дверь его удивил – у жены были свои ключи, и она не стала бы его больного выдёргивать из постели, открыла бы дверь сама. Олег Иванович удивился ещё сильнее, увидев в двери милиционера. Сердце его неприятно кольнуло. Предчувствие не обмануло. Милиционер принёс известие, что его родные погибли в автокатастрофе. Какой-то пьяный идиот на “Камазе” на большой скорости выскочил на встречную полосу и смял их “Пассат” в лепёшку.

Олег Иванович трагедию не перенёс. Нет, он не пытался наложить на себя руки, не умер от горя, не запил и даже не перестал тщательно следить за собой. Но он изменился. Былого Олега Ивановича, жизнерадостного, целеустремлённого, пытливого, общительного уже не было. От него остался отрешённый от жизни призрак. Вся жизнь его стала призрачной. Кто-то, внешне очень похожий на него, автоматически подписывал бумаги, давал распоряжения, вёл переговоры, в результате чего капитал Олега Ивановича не только не уменьшился, а даже немного подрос. В каком-то полуобморочном состоянии он за полцены продал свою квартиру в Кузнецке, сохранив прописку, а сам стал мотаться между Москвой, Прагой и Дюссельдорфом, часто не отдавая себе отчёт, куда и зачем он летит. Его домом стали гостиничные номера и салоны самолётов.

Года через три после трагедии он начал постепенно приходить в себя. И помогла ему в этом обретённая по случаю объёмная монография по астрономии на немецком языке. Проглотив её сходу, он снова и снова возвращался к отдельным её главам, прежде всего к космологии. Проблема мироздания частично вернула былого Олега Ивановича к жизни. И тогда у него впервые появились мысли об уединении где-нибудь у чёрта на куличках, где он мог бы без помех сосредоточиться на тайне всех тайн – откуда и зачем возник наш мир?

* * *

Летом 2006-го года Олег Иванович посетил стенд собственного пивзавода на ярмарке пивоваров в Чешских Будейовицах. Там с ним заговорил на русском языке один восторженный ценитель его торговой марки. Им оказался земляк из России, давно уже живущий в Чехии и зарабатывавший на жизнь редким промыслом – консультациями для трейдеров на мировом валютном рынке “Форекс” [9] . Земляку каким-то образом удалось увлечь Олега Ивановича рассказом о неограниченных возможностях на “Форексе”, хотя Олег Иванович интуитивно скептически относился ко всем биржевым спекуляциям, разновидностью которых и есть тот самый “Форекс”. Он получал массу предложений вложить свободные средства в самые разные акции и всегда выбрасывал их в мусорную корзину, не вчитываясь. Но в этот раз его, очевидно, “Краликовецке” попутало. Он с интересом выслушал земляка и договорился с ним о встрече в Праге для более обстоятельного разговора. Через неделю Олег Иванович вознаградил старания земляка тысячей долларов – тот в течение дня посвящал его в тонкости трейдерства – и отложил эту тему в памяти.

Исключительная динамичность валютного рынка, где сделки заключаются ежесекундно, увлекла Олега Ивановича, и он с помощью интернета постарался вжиться в атмосферу “Форекса”. Он открыл демонстрационный счёт у одного из брокеров и довольно успешно поторговал условными деньгами, удвоив первоначальный условный капитал в течение месяца. Подивившись такому везению, он после долгих размышлений и наведений справок избрал себе другую брокерскую контору для игры настоящими деньгами. Новая контора устраивала его не только тем, что была одной из крупнейших в мире и пользовалась высокой репутацией, но и тем, что один из её офисов находился в Дюссельдорфе, где Олег Иванович чувствовал себя, как дома.

Начав реальную игру, Олег Иванович тут же убедился, что демонстрационная программа, на которой он тренировался, была подправлена так, чтобы начинающий трейдер легко успевал реагировать на изменения рынка. В реальности же хаотические скачки курсов следовали один за другим столь быстро, что разобраться, происходит ли сейчас рост или падение, было совсем не просто. Прибыльность в сто процентов за месяц в реальной игре могла быть лишь редкой случайностью. Увидев, как движется капризный валютный рынок, Олег Иванович избрал спокойную линию поведения и открывал позиции только тогда, когда тренды роста или падения казались очевидными. Он прекрасно понимал, что то, что кажется очевидным, на самом деле могло быть иллюзией. Тем не менее, он чаще угадывал, чем ошибался. Возможно, дело было в том, что он не испытывал азарта от игры. Выигрыши его почти не волновали, и Фортуна, наверное, вознаграждала его за это.

Глава 3. Восемь умелых

По окончании изрядно опостылевшего новогоднего безделья в местных газетах северных и крупных сибирских городов появилось броское многократно повторённое объявление о приёме на работу:

Для работы по контракту в экспедиции на Крайнем Севере в условиях полярной ночи требуются рабочие высшей квалификации по специальностям:

–  плотники;

–  электрики;

–  слесари-сантехники;

–  водители с опытом вождения балластного тягача МЗКТ– 74132;

–  повар.

Далее требуются специалисты с высшим образованием:

–  радиоинженер, специализирующийся на спутниковой связи;

–  врач.

Требования к кандидатам:

–  опыт военной службы;

–  хорошая физическая кондиция.

Оплата аккордная – 2 000 000 рублей на человека по завершении экспедиции. Перед началом экспедиции выплачивается аванс 200 тысяч рублей. Предполагаемый срок нахождения в экспедиции – 4 месяца.

Обращаться по электронной почте…

На объявление отреагировали тысячи желающих заработать кругленькую сумму. Подавляющее большинство из них получили немногословные отказы. Восемьдесят человек получили ответы, дававшие им надежду на участие в экспедиции – им были предложены телефонные интервью. Организатор экспедиции некий Олег Иванович обзвонил всех избранных и с каждым из них обстоятельно побеседовал по телефону, после чего шестнадцать претендентов получили приглашение прибыть за счёт экспедиции на собеседования в Москву. Собеседования проходили с глазу на глаз в вестибюле гостиницы. Олег Иванович едва выдержал этот тяжелейший марафон, занявший почти три полных рабочих дня, но результатом он остался доволен. Все шестнадцать были вполне подходящи для экспедиции. Выявился среди них и явный лидер – электрик Сергей Кравцов из Ханты-Мансийска. Тридцативосьмилетний Сергей оказался победителем негласного состязания кандидатов не случайно. Числясь рабочим, электриком восьмого разряда, он имел диплом инженера-энергетика Красноярского политехнического университета, который окончил в 2000-ом году. В молодые годы он серьёзно увлекался спортом и получил мастерские звания в лыжных гонках и в скалолазании. Отслужил срочную в армии, побывал в Чечне и остался там ещё на год контрактником. Служил в разведроте, где особенно пригодились его навыки скалолаза.

– Скажите, Сергей, а почему вы стали контрактником?

– Да так уж сложилось. Мне командир роты предложил остаться, а мы с ним здорово сработались. Ему-то в Чечне ещё долго надо было воевать, а уйдём мы, старички, с кем он останется? Хотелось ему помочь. Да и на “чехов” у нас злость была – куда с добром. Вот мы и решили поддержать нашего комроты.

– Кто это мы?

– Да у нас полвзвода в контрактники записались.

– А это не вы остальных, случайно, сагитировали?

– Ну да, не без этого.

Выйдя в запас, Сергей быстро женился на однокласснице, успевшей закончить политех, и сам поступил туда же. “Чтобы жена не очень задавалась”, – так объяснял он своё решение. Получив диплом, нашёл себе работу вахтовым энергетиком, ответственным за электрооборудование буровых на Ямале. Неплохо зарабатывал, купил квартиру в Ханты-Мансийске и перебрался с семьёй туда – поближе к работе. Поначалу, когда приходилось устанавливать и запускать новое оборудование, работалось ему в охотку. Но в последнее время работа его свелась к рутине, и он чувствовал себя всего лишь сторожем при трансформаторах, генераторах и рубильниках – всё работало бесперебойно, и ничего не надо было ремонтировать или переоснащать. Увидев объявление Олега Ивановича, Сергей встрепенулся, переговорил с женой и после её бурного сопротивления получил-таки “добро” на попытку уйти в экспедицию. И начальство не было против намерения Сергея оставить свою работу на полгодика. Пока и без него можно обойтись, а вот начнётся освоение нового месторождения, Сергей как раз из экспедиции и вернётся. Олег Иванович одному ему ведомыми путями получил отзывы о Сергее с работы, из университета и даже из личного дела в военкомате. Только из него он и узнал, что Сергей имеет боевую медаль “За отвагу”. Примечательной была ёмкая характеристика, данная ему командиром роты перед увольнением в запас: “Будучи заместителем командира взвода, проявил себя ответственным, дисциплинированным военнослужащим, душой болеющим за бойцов, среди которых завоевал непререкаемый авторитет. Участвовал в боестолкновениях, где проявил себя геройски, за что представлен к правительственной награде. Имеет лидерские задатки и достоин аттестации на офицерское звание”. В университете Сергей был старостой группы, и в деканате были им очень довольны – проблем с его группой не было. Был он “бугром” и на подработках на товарной станции и в порту и этими заработками практически полностью финансировал своё обучение. И на буровых Сергей всегда был душой вахты. Многие стремились попасть с ним в одну смену – с ним и работалось легко, и отдыхалось весело.

Месяц спустя Сергей получил извещение об успешном прохождении конкурса и два экземпляра контракта на подпись. Уже взятый на довольствие Олегом Ивановичем, Сергей вновь объявился в той же московской гостинице. За обедом в ресторане Олег Иванович разъяснил Сергею диспозицию.

– Итак, Сергей, мы начинаем большое дело. Ты уже в общих чертах его себе представляешь. Нам нужно набрать ещё семерых из пятнадцати отобранных мной кандидатов. Они завтра подъедут снова сюда. Я наметил тебя старшим группы и хочу, чтобы ты сам выбрал себе подходящих, с кем бы ты пошёл в разведку.

– И повара тоже?

– И повара. Нам важно набрать хорошую команду, чтобы была в ней хорошая совместимость, как у космонавтов. Все пятнадцать оставшихся кандидатов – отличные знатоки своего дела. Но характерами они разные, и тебе надо самому определиться, кто в твою команду лучше сгодится.

– Так, ясно. Правда, не совсем. Как же из одного разговора понять, кто чего стоит?

– А ты постарайся человека разговорить. Пусть расскажет о себе поподробнее, а ты сосредоточься не столько на том, что он говорит, сколько на том, как он говорит. Будет он тебе интересен, или начнёт вызывать раздражение? Ты это быстро почувствуешь. Твоя психика сама тебе подскажет, кто годится в твою команду, а кто нет.

– Ну что же, попробуем.

Назавтра Сергей после общего сбора группы и вступительного слова Олега Ивановича начал исполнять свои командирские функции. Он расставил всех кандидатов в очередь по алфавиту и назначил каждому время собеседования, распланировав всю работу на два дня. За ужином следующего дня он представил свой отчёт.

– Ну вот, Олег Иванович, такой у меня расклад получается. Два плотника. Я бы взял Сашу Коловратова из Архангельска и Андрея Симонова из Воркуты. Сантехник – однозначно Николай Ястребов из Красноярска. Вот с водителями трудно было определиться. Но я бы взял тёзку Сергея Дергуна из Салехарда. Поваром пусть будет Володя Савченко из Петрозаводска. Радист – тоже однозначно Юра Голубев из Новосибирска. Ну и врач – я бы обоих взял, придётся, наверное, жребий бросать.

– Ладно, бросим. Кто по алфавиту первым идёт, того и возьмём.

– Ну тогда Лёва Берман из Омска.

– А ты знаешь, Серёжа, что ты отобрал именно тех, кого я себе уже давненько наметил. Значит мы с тобой сработаемся, Серёжа. Что, не так разве? Вот смотри списочек, я его неделю назад написал.

Олег Иванович достал из нагрудного кармана свёрнутый листок и подал его Сергею.

– Ух ты! Как же вы могли догадаться, кто мне покажется подходящим? Все ведь ребята хоть куда.

– Ну, поживи с моё…

* * *

Олег Иванович собрал восьмёрку избранных в просторном конференц-зале гостиницы. “Дорогие друзья! Благодарю вас всех за готовность принять участие в деле, которое очень важно для меня. Я понимаю, что вами движет не только желание заработать в экспедиции, но и здоровый авантюризм, романтика, желание испытать себя, желание увидеть то, что дано увидеть очень немногим. Заработать можно и в других местах, причём с комфортом и без риска. Но ведь не только в заработке дело. Не так ли?”. Собравшиеся согласно закивали головами. “Мы будем в течение нескольких месяцев, как альпинисты, в одной связке, где каждый должен быть абсолютно уверен в надёжности своих товарищей. Нам предстоит работать в арктическом холоде. Большую часть времени нам будет мешать пурга. Вы все знакомы и с метелями, и с морозами. Но то, что предстоит испытать нам, будет, как теперь говорят, покруче. В этих условиях успех может быть обеспечен только, если мы в течение всего срока будем одной дружной командой. История знает немало примеров, когда полярные экспедиции гибли из-за непримиримых раздраев в командах. Когда в команде собираются сплошные герои-одиночки и гении, добра не жди. Противостоять стихиям могут только дружные коллективы, где все за одного и один за всех. И я надеюсь, что мы с вашим командиром Сергеем не ошиблись ни в ком из вас…

Вы все взрослые люди, у всех есть свои дети, и вас учить вроде бы неуместно. Но я позволю себе напомнить вам и себе три правила, которые мы должны неукоснительно соблюдать, чтобы не переругаться вдрызг. Правило первое: если тебя раздражают действия товарища, не спеши показать своё неудовольствие. Правило второе: не обижай других и не обижайся сам. Правило третье: относись ко всему негативному с юмором.

Вы ещё не знаете друг друга, и было бы полезно перед тем, как мы отправимся в тундру – а всё наше предприятие можно с некоторой натяжкой сравнивать с экспедицией на Марс – поближе познакомиться друг с другом. Для этого я забронировал восемь мест на последний рейс теплохода “Александр Матросов” из Красноярска в Дудинку. Вы проведёте вместе более трёх суток. Вот там и познакомитесь.

Вы все прекрасные специалисты в своих профессиях, и ваши знания и умения будут востребованы. Но мы будем находиться в особых условиях, и от всех будут требоваться не только ваши профессиональные, но и элементарные житейские навыки. Всем придётся у кого-нибудь быть на подхвате. Круглое катать, плоское таскать, как говорят плотники. И врачу, и повару, и радисту придётся осваивать универсальную профессию подсобника. И не только им. Это касается всех.

Далее. Поговорим о технической стороне обеспечения безопасности экспедиции. Двигаться к цели и возвращаться назад будем на специально оборудованном автопоезде, пригодном для эксплуатации в самых суровых полярных условиях. Тягач и два прицепа к нему сейчас собираются на Минском заводе колёсных тягачей. В дорогу берём более чем двукратный запас топлива. Один из прицепов – жилой вагончик со всем необходимым для почти комфортного проживания. Отопление и кухонная печь – газовые. Запас газа берём с пятикратным избытком. С нами будет автономный электрогенератор на 10 киловатт с бензиновым двигателем. Все рабочие инструменты могут быть запитаны током в течение двадцати минут после прибытия на место.

Особая статья – экипировка. По вашим меркам будут пошиты специальные костюмы. Заказ уже размещён и профинансирован. Изготовитель – та же фирма, которая экипирует полярников Института Арктики и Антарктики. Но наши костюмы будут понадёжнее. Обувь будет традиционная – настоящие унты. Лучшего для Арктики ещё не придумали. Думаю, никто не замёрзнет. Ну, а замёрзнет и простудится… С нами будет врач с опытом работы в сельской районной больнице. Это значит – на все руки мастер, специалист по всем болезням.

Ну и последнее. Минут через пятнадцать подойдёт работник страховой фирмы и оформит ваши страховки. Я беру на себя все расходы по страхованию. Затевать такое предприятие в Арктике без страховки, сами понимаете, нельзя. А сейчас, пока его нет, задавайте вопросы”.

После некоторой паузы поднял руку повар Володя.

– Техника – это хорошо, но не всегда надёжно. Что будем делать, если полетит, например, двигатель у тягача?

– Будем пытаться чинить своими силами. Но скорее всего в этом случае придётся связываться с Большой землёй и заказывать вертолёт для эвакуации команды.

– А связь будет?

– Обязательно. С собой у нас будет четыре коротковолновых рации.

– А волков там или белых медведей не встретим? – поинтересовался врач Лёва.

– Только теоретически может какой шальной белый медведь в гости нагрянуть. Практически же это исключено. Так же и с волками. Но бережёного бог бережёт. У нас будет карабин “Тигр-9”.

– А рыбалка там будет? – под общий смех спросил плотник Андрей.

– Вот построим станцию, можно будет и порыбачить.

– А не замёрзнем на льду-то сидеть?

– Не должны. Проектом предусмотрен специальный домик для подлёдной рыбалки. С печкой. С подсветкой.

– Значит, будем возвращаться с рыбкой?

– Кто хочет, на здоровье.

– Хорошо. Мы построим станцию, а потом вернёмся назад. А станция что, будет в автоматическом режиме работать? – поинтересовался плотник Саша.

– Нет. На станции останется исследователь. Я останусь.

Сообщение Олега Ивановича поразило присутствующих. Видя общее замешательство, он не стал дожидаться новых вопросов.

– Понимаете, друзья мои, эта станция – моё детище. Она необходима не только науке. Она необходима прежде всего мне. Признаюсь вам, что я вынашиваю серьёзную философскую монографию, и для её написания мне нужно отвлечься от всего. Ничто не должно мне мешать. Мне нужно уединение и особенная атмосфера отрезанности от всего мира. Осознав это, я и задумал этот проект. Вам, молодым, в рассвете сил, конечно же, трудно меня понять. Я и сам в вашем возрасте на такое затворничество ни за какие коврижки бы не согласился. Но время многое меняет…

– А как же ваши близкие? – вклинился сантехник Коля.

– Увы, я одинок, как перст. Я ведь, ребята, сирота, вырос в детдоме. А десять лет назад погибла моя семья – жена и дочь. Так что, моё отшельничество никому не будет в тягость.

– А как же вы будете там жить? Там же не будет условий для нормальной жизни, – подал голос врач Лёва.

– А вот построим станцию, и вы убедитесь, что жить там можно будет ничуть не хуже, чем на Большой земле. По крайней мере, мои потребности будут там удовлетворены полностью.

В это время подошёл страховой агент и деловито приступил к исполнению своих обязанностей. Через полчаса он ушёл, и Олег Иванович завершил встречу со своей командой коротким напутствием: “Друзья мои, не волнуйтесь за меня. Я ещё достаточно крепок, и побыть годик-другой в тундре не будет мне в тягость. Вам же пора отправляться по домам. Я буду держать с вами связь напрямую или через вашего командира Сергея. Встретимся вновь уже в октябре в Дудинке, а пока лето – копите силы, набирайте форму. Да, вот ещё. Через недельку проверьте ваши счета. Аванс будет переведён завтра”.

Глава 4. Симпозиум

Приветливые дамы из оргкомитета симпозиума по охране дикой природы, занятые регистрацией прибывающих участников, были нимало удивлены, когда к их столу подошёл сам председатель оргкомитета. Ну, в этом-то ничего удивительного нет. Удивительным было то, что он подвёл к регистрационному столу импозантного господина, проявляя к нему подчёркнутое почтение, и самолично сделал запись в конце списка участников симпозиума, поставив размашистую галочку, означающую, что участник симпозиума на месте. Удивителен был и облагодетельствованный опекой самого председателя господин. Грузный, пожилой – скорее под семьдесят, чем за шестьдесят, он бросался в глаза не только безукоризненно сидящим строгим серым шерстяным костюмом, но и ухоженной, редкостной для его возраста, шевелюрой – густой, кучерявой и совершенно седой. И седина его была необычной – она словно светилась чистейшей белизной. Господин явно выделялся из всей собравшейся компании учёных – ихтиологов, охотоведов, почвоведов, экологов и прочих биологов – и чиновников от природоохраны. Судя по строгому костюму, он, скорее всего, принадлежал к чиновничьему сословию и мог бы быть каким-нибудь начальником департамента или управления. Да даже и губернатором он мог бы быть – выглядел он достаточно солидно. А вот глаза его за тонкими стёклами очков в элегантной лёгкой оправе говорили, что он явно не чиновничьего племени. Их пытливый взгляд излучал независимость, достоинство и лёгкую иронию, что было характерно и для наиболее авторитетных учёных, прибывших на симпозиум, особенно для иностранцев.

На левом лацкане пиджака удивительного господина был закреплён едва заметный миниатюрный значок в виде трёх сцепленных звеньев цепи, слегка изогнутой в дугу. Такой же значок дамы за регистрационным столом заметили и у одного из иностранных участников – кажется, из Германии – и единодушно решили, что импозантный господин – иностранный учёный. Тем сильнее было их изумление, когда они услышали слова председателя оргкомитета, обращённые к седовласому иностранцу: “Ну вот, Олег Иванович, все формальности позади. Вы тут дерзайте, а мне позвольте предаться исполнению моего долга”.

Председатель заторопился в зал заседаний, а “иностранцу”, оказавшемуся Олегом Ивановичем, пришлось ответить на вопросы одной из дам, не удовлетворившейся записью, впопыхах сделанной в списке председателем оргкомитета.

– Олег Иванович, извините, Вы какую страну представляете?

– Пензенскую область.

– Ага, значит, Россия.

– Она самая.

– А что это за организация – “че эл”?

Олег Иванович увидел, что в столбце списка участников “Организация” председатель оставил пометку “ЧЛ”.

– Предполагаю, что это означает “частное лицо”, каковым я в действительности и являюсь.

– Вот оно что… Нам нужен ещё ваш адрес и как с вами связаться.

– Пожалуйста, вот вам моя визитка.

И визитка Олега Ивановича была необычной – на ней не было ни малейших намёков на какую-нибудь организацию или фирму. Олег Иванович был воистину частным лицом.

Всевидящие дамы из оргкомитета, да и не только они – все обратили внимание, что Олег Иванович в перерывах между заседаниями активно общался с иностранными участниками симпозиума на беглом английском языке. Особенно это никого не удивило. Хороший английский не редкость в наше время, тем более на симпозиумах. Но когда они заметили, что Олег Иванович оживлённо беседует с немецким профессором на немецком, да так, что можно было подумать, что он сам немец, удивление было неподдельным. Ну а когда Олег Иванович на банкете вечером первого дня работы симпозиума был замечен вовлечённым в беседу с чешским антарктическим полярником на чешском языке, удивление сменилось подлинным изумлением.

Оргкомитету удалось компактно разместить всех иногородних и иностранных участников симпозиума в одной гостинице, и вечером второго дня работы ресторан гостиницы был заполнен ими, словно там проходило очередное пленарное заседание. Отсутствовали только Олег Иванович, чешский полярник, немецкий профессор и два российских участника – один из Москвы, а другой из Красноярска. Но они не оставались в тот вечер голодными, ибо уютно сидели за одним столом в другом месте – в ресторане “Берлога”. Если бы дамы из оргкомитета заглянули тогда в “Берлогу” и если бы они смогли разглядеть в уютном полумраке те самые миниатюрные значки в виде трёх звеньев цепи, которые красовались на лацканах смокингов всех пятерых гостей, то они, несомненно, изумились бы ещё раз. Обратили бы они своё внимание и на то, что смокинги гармонично дополнялись чёрными бабочками. Но дам из оргкомитета в “Берлоге” не было. Ну а официанты и метрдотель вовсе не удивились однообразию одежды этих гостей, приняв их за певцов ансамбля “Мадригал”, прибывшего на гастроли как раз в эти дни. Однако через какое-то время стало ясно, что к “Мадригалу” эта пятёрка никакого отношения не имеет.

Если бы обслуживавший эту торжественно облачённую пятёрку официант более сносно владел английским языком, он бы смог, наверное, лучше понять, о чём идёт беседа. Но, увы, его английского хватило лишь на то, чтобы выхватить лишь одно знакомое слово – “brother”, то бишь, брат. Метрдотель, зорко наблюдавший за обстановкой в зале, никак не мог сориентироваться, к какому роду публики можно отнести эту пятёрку. Джентльмены в смокингах были непохожи ни на мелких, ни на средних, и уж тем более на крупных предпринимателей. И на частенько расходящихся в буйном веселье чиновников они были совсем непохожи. О “братках” и вовсе говорить не приходится. А другой публики в “Берлоге” и не бывает.

Когда замечательная пятёрка покинула ресторан, метрдотель подозвал официанта.

– Слышь, о чём они там базарили. Ты хоть понял, кто они?

– Двое из них точно русские, остальные какие-то иностранцы, меж собой по-английски общались. Одно понял, что друг друга они называли братьями.

– Братьями? Ты ничего не перепутал?

– Да точно. Всё время “бразе” да “бразе”, а это значит брат.

– Точно, это и я знаю. Блин! Неужели это иностранные братки с нашими стрелку без шума у нас забили?

– Ну ты даёшь, где же ты таких братков видел? Хотя… иностранцы. Да и у нас в Москве, наверное, братва уже такие понты кидать научилась.

Назавтра метрдотель встретился с одним давним знакомым из чрезвычайно авторитетной конторы. Знакомый был по натуре очень любознателен, и метрдотель вынужден был делиться с ним всеми новостями ресторанной жизни. Метрдотелю это очень не нравилось. Но что поделаешь, если знакомый служит в столь авторитетной конторе? Метрдотель сообщил своему знакомому, что вчера, возможно, в “Берлоге” встречались московские и иностранные авторитеты. Знакомый был критического склада и предположение метрдотеля сразу же отверг. Уж московские-то авторитеты нашли бы себе другое место для стрелки с иностранными коллегами. Но цепкая память знакомого надёжно зафиксировала описание единообразного значка из трёх колец.

По службе любознательный знакомый общался и кое с кем из персонала гостиницы, где размещались участники симпозиума. И в этот же день он поинтересовался новостями из гостиничной жизни у отбывшего свою смену портье.

– Ну, чем ты меня сегодня удивишь? Выкладывай, как там иноземцы с симпозиума, шпионства нам не учиняли?

– Да что вы, Семён Борисович. Вежливые солидные люди…

– Вот-вот. Самый подходящий облик для шпионов.

– Ну и шуточки у вас…

– Шучу, шучу. Но бдительность в нашем деле превыше всего. Ничего необычного в глаза не бросилось?

– Да, пожалуй, бросилось.

– И что же?

– Да вот несколько человек вчера в фойе кучковались, наши и иностранцы, и у всех были одинаковые значки, такие крохотные, но я разглядел.

– Что, три звена цепочки слегка дугой?

– Точно. Так это для вас не новость?

– Новость, новость. А что-нибудь слышал из их разговора?

– Немного. Называли друг друга братьями…

– Братьями? Братва, что ли?

– Ну, может быть, братва международного уровня. Но на наших братков уж точно не похожа.

– Ну и что ещё говорили?

– Да обещали одному из них помочь в его планах.

– А что за планы?

– Да не мог я толком разобрать. О какой-то опытной станции, кажется, речь шла… Да, вот ещё. Сегодня один из них, наш, русский, из гостиницы съехал, а другой, что вчера с таким же значком был, тоже наш, говорит ему на прощанье: “Ну, Олег Иванович, желаю успеха в вашем чудачестве. Не переживайте, поможем. Мы ведь тоже чудаки”.

Семён Борисович любил свою службу, которая постоянно подбрасывала, казалось бы, неразрешимые загадки. Разгадывать их было тяжело, но зато какое сладкое упоение приходило, когда разгадки удавались. Миниатюрные значки его изрядно заинтересовали, и он зарылся в интернет, будучи уверенным, что именно там он скорее всего найдёт разъяснение, что за публика носит эти значки. После дюжины неудачных попыток заставить поисковик “Гугл” найти что-нибудь чётко указывающее на значок из трёх звеньев цепи он задал в окне поисковика англоязычную комбинацию “three chain links + emblem”. Первая же ссылка показалась ему подходящей. Три сцепленных звена цепи оказались символом какого-то независимого ордена со странным названием “Odd fellows” и английской аббревиатурой IOOF. В своё время Семён Борисович успешно завершил восьмисеместровый курс английского языка и старался его не запускать, прогуливаясь по англоязычным сайтам в интернете. Но дать недвусмысленный перевод выражению “Odd fellows” ему никак не удавалось. Возможных вариаций было немало, но все они казались совершенно неподходящими для обозначения тайной организации, подобной ордену масонов. На помощь пришёл тот же интернет. Поисковики, в том числе и русскоязычный “Яндекс”, обильно выбрасывали ссылки на сочетание IOOF. Вскоре Семёну Борисовичу всё стало ясно. Самый точный перевод “Odd fellows” будет “чудаки”, а тайный орден оказался ничем иным, как независимым орденом чудаков. Забавная конспирация, подумалось Семёну Борисовичу. Чудаки-то чудаки, а ворочают немереными деньгами. Да и тайного в этом ордене кроме ритуалов ничего нет. Почти каждая ложа имеет свои страницы в интернете, все они зарегистрированы в местных органах власти и, прежде всего, в фискальных. Нет, всё-таки они в самом деле чудаки. Как и все помешанные на благотворительности. “Так, выходит, и к нам заглянули братья этого чудного ордена”, – подумалось ему – “И некий Олег Иванович вознамерился чего-то отчудить на ниве охраны природы”.

Глава 5. Чудаки

Кто сказал, что прогресс – это хорошо? Кому-то, ясное дело, хорошо. А кому-то от прогресса хоть в петлю лезь. Не зря ведь англичане, первопроходцы индустриального прогресса, стали записными консерваторами. Пришёл вот к ним прогресс с машинами и серийным производством, и пошли по миру ремесленники, мастера-кудесники, учившиеся своим ремёслам чуть ли не с пелёнок. Были они когда-то уважаемые члены гильдий, по-английски fellows, а прогресс превратил многих из них в odd fellows – в лишних членов гильдий. Велик и многолик английский язык. Так уж он устроен, что odd fellows – это и лишние ремесленники, и… чудаки. Да-да. Именно чудаки-простаки, не от мира сего. Возможно, дело здесь в том, что только чудаки могли осваивать сложные ремёсла во времена торжества прогресса. Так вот, создали эти никому не нужные бедолаги-чудаки в начале восемнадцатого века свой орден взаимопомощи. И чтобы не мешали ордену всякие фискалы, клерикалы и просто лихие люди, завели они у себя порядки, как у могущественных масонов – с таинствами, с ритуалами посвящения, с мистической символикой и помпезной атрибутикой. Не тратили они время и на изобретение собственных обозначений для своих организаций с их предводителями, а ничтоже сумняшеся передрали их у тех же масонов. А может быть, и не передрали. Может быть, именно вездесущие масоны и стояли у истоков нового ордена. Как бы то ни было, но новоявленные тайные организации тоже стали называться ложами со своими магистрами и гроссмейстерами.

Столетие спустя в Соединённых Штатах Америки, в городе Балтиморе зародился новый орден чудаков, независимый от первородного английского ордена, который так и назвали: Independent Order of Odd Fellows – Независимый Орден Чудаков. Заложил его эмигрировавший в Штаты верховный магистр Лондонской ложи чудаков Томас Вайлди – человек, как оказалось, незаурядных способностей. Он существенно демократизировал жизнь созданного им сообщества. В новый орден могли вступать все желающие, независимо от расовой, национальной, религиозной, сословной или политической принадлежности, а не только страждущие ремесленники-англосаксы. Определяющими оставались лишь три нравственных императива: любовь, дружба, правда. На этом месте каждый может скептически хмыкнуть: дескать, на таком зыбком фундаменте устойчивого храма не возвести – все прихожане разбегутся после первой же проповеди. И будет в принципе прав. Но только в принципе. Вопреки всем реалистам-рационалистам Независимый Орден Чудаков живёт и, по слухам, даже процветает и в наше сверхрациональное время, став планетарным, а не сугубо американским явлением. Вероятно, дух неутомимого достопочтенного гроссмейстера Томаса Вайлди покровительствует чудакам и подпитывает их любовь, их дружбу и их стремление к правде.

* * *

Профессор Карлового университета в Праге Йиржи Штястны, коллега и приятель Олега Ивановича, был одним из инициаторов возрождения Независимого Ордена Чудаков в Чехии после бархатной революции 1989-го года. Его дед был в своё время магистром Великой Чехословацкой ложи, разогнанной в 1939-ом году нацистами и запрещённой впоследствии коммунистами. Память об этом с определённым риском нажить неприятности сохранялась в семье Штястных. И вот настали новые времена, и орден возродился в Чехии. Естественно, что Олег Иванович, владелец чешского пивзавода, проводящий не меньше половины своего времени в Чехии, получил приглашение от своего приятеля стать членом ордена. Поначалу Олег Иванович воспринял всё как плохую шутку. Какой орден? Какие чудаки? Олег Иванович кое-что слышал о масонах и считал их всего лишь эхом малопросвещённого прошлого. По его мнению, все масоны давно уже самораспустились и вымерли. В современных масонов он просто не верил, считая их фикцией, выдумкой писателей приключенческого жанра. Об ордене чудаков он вообще никогда ничего не слыхал. И вот его уважаемый друг, не склонный к шуткам, на полном серьёзе рассказывает о каком-то полусекретном, но легальном обществе с более чем странным названием. Видя замешательство своего русского друга, Йиржи посоветовал ему почитать об ордене в интернете. Через неделю при очередной встрече приятелей в доме Йиржи разговор естественно вернулся к таинственным чудакам.

– Йиржи, ты меня прости, но мне всё это представляется детской игрой взрослых дядей. Всерьёз я все эти условности принять не могу.

– И неудивительно. Ты, кстати, в чём-то прав. Здесь многое от игры. Как в английском парламенте. Но есть в этом и вполне рациональный аспект. В ордене собираются люди не случайные. Главная ценность в том, что в рамках ордена устанавливаются неформальные связи. Орден – своего рода клан. А если внимательно посмотреть на современный мир, то всюду одни кланы. Просто они не бросаются в глаза.

– Интересная мысль… И что, я могу в ордене найти партнёров по бизнесу?

– Вполне. У нас там и наука, и бизнес, и правительственные чиновники, и адвокаты, и богема… А наши игры в ритуалы, кстати, создают прекрасную атмосферу для налаживания деловых связей.

– Да, кажется, до меня доходит. Без этого орден, наверное, давно бы развалился.

– Вот именно!

– И всё-таки я не могу быть членом ордена. Там же требуется “вера в Высшее существо, правящее всем сущим в этом мире”, а я, извини меня, убеждённый безбожник.

– Так и я тоже…

– Значит, ты нарушаешь устои…

– Нет, ничего я не нарушаю. И ты не нарушишь…

– Как так?

– А ты вдумайся. Высшее существо – это же не Иисус Христос, это не Аллах, не Яхве, не Будда. Это собирательное понятие, и каждый трактует его, как хочет. Для меня, например, Высшее существо суть сама природа, её законы. И вера в него подразумевает, что братья ордена должны быть людьми с моральными принципами. Только такие люди и могут любить, дружить и искать правду.

– Как-то это всё запутано. Зачем вообще упоминать о Высшем существе, разве не достаточно канонизации любви, дружбы и правды?

– Разумеется, ты прав. Но не забывай, что орден возник в Штатах, с их запредельной религиозностью. И заметь, что в помешанных на христианстве Штатах орден не требовал от своих членов быть именно христианами. Для ордена равны все религии и даже безбожие. Достаточно веры в то, что миром правит любовь, дружба и правда. Верить в Высшее существо в нашем ордене означает быть порядочным человеком, для которого быть порядочным означает то же, что и быть верным христианином, иудеем, мусульманином для верующих. Теперь понимаешь?

– Ну, вроде улавливаю… Получается, что упоминание Высшего существа всего лишь дань традиции, когда безбожие считалось чем-то предосудительным?

– Ну слава богу! Ты всё правильно понял.

Олег Иванович проштудировал всё, что нашёл в интернете на всех доступных ему языках, подумал-подумал и решился вступить в мировое братство чудаков. Через месяц он в сопровождении Йиржи предстал перед несколькими авторитетными членами Пражской ложи, своего рода отборочной комиссией, для предварительного собеседования. Собеседование проходило в просторном, со вкусом обустроенном офисе престижной адвокатской конторы в самом центре Праги. Вёл собеседование сам владелец конторы. Представление Йиржи было одобрено, а Олег Иванович подумал, что иметь близкие отношения с таким адвокатом совсем бы не помешало. Полезность участия в ордене получила первое подтверждение.

Две недели спустя Олег Иванович, облачённый в смокинг, с бабочкой на шее, в белоснежных перчатках дожидался начала приёмного ритуала в просторном вестибюле старинного дома неподалеку от Карловой площади. В этот вечер принимались ещё два кандидата, так же, как и Олег Иванович, от лёгкого волнения переминавшиеся с ноги на ногу. У каждого кандидата был свой рекомендующий. К удивлению Олега Ивановича один из кандидатов говорил на чешском с сильным русским акцентом. Оказалось, что это банкир аж из Новосибирска, женатый на чешке, по нескольку раз в году навещающий свою тёщу в Праге. Один из чешских родственников и пригласил его в ложу. Его рекомендующий тут же пояснил, что в Пражской ложе есть несколько иностранных членов, а вот в немецкой ложе в Берлине есть даже правительственные чиновники из России, и рано или поздно ложи ордена чудаков возникнут и в России.

Ритуал начался под торжественные и мощные звуки органа и длился более часа. Весь обряд показался Олегу Ивановичу до боли знакомым. Очень похожее действо описывалось в одном из детективов, которые он в своё время глотал один за другим, осваивая немецкий язык. В том детективе речь шла о масонах, и Олег Иванович воспринял сцену приёма в масонскую ложу как чистой воды выдумку автора, такую же, как и весь сюжет. И вот он сам, будучи в здравом уме и при ясной памяти, проживает почти такую же сцену… В конце ритуала магистр торжественным голосом произнёс нечто, что заставило Олега Ивановича заволноваться, а в тот ли орден он вступает? “Помните, что братья ордена должны помогать неимущим, хоронить умерших и воспитывать сироток”, – внушительно подчеркнул магистр. Представить себя в роли, скорее подобающей монаху, чем члену клана деловых людей, он никак не мог. Уже после торжественного ужина, устроенного ложей в честь новых членов, Йиржи успокоил его: “Не переживай. Это всего лишь ритуальная формула, ещё одна дань традиции. Нашему ордену не чужда благотворительность, но, разумеется, не в такой конкретной форме”.

Олег Иванович в конце концов признался самому себе, что ему повезло со вступлением в ложу. И дело здесь не только в обретении полезных знакомств, но и в возможности на время отключиться от боли утраты семьи. Через год Олег Иванович, уже в качестве рекомендующего, привёл в Пражскую ложу своего старого друга из Красноярска, однокашника по университету, ставшего известным биохимиком.

Глава 6. Замысел

Говорят, что ближайшие предшественники человека на эволюционной лестнице были существами стадными. О современном же человеке говорят, что он – существо социальное. Оно и понятно. Социальное существо – это звучит гордо. А стадное существо? Ну разве может венец творения быть стадным существом?! Как говорится, почувствуйте разницу. А по сути-то, в чём она? Нет ведь никакой разницы между “стадным” и “социальным”. Да… Чему, несомненно, научился человек в процессе эволюции, так это лицемерию… Также говорят, что не было в древних социумах-стадах более страшного наказания для провинившихся, чем изгнание из стада. А вот среди современных людей нередко находятся особи, добровольно избирающие себе отшельничество. Для них, вероятно, нет большего наказания, чем быть вынужденными жить среди себе подобных. Уединяются религиозные фанатики, уединяются философы. Ищут одиночества несчастные влюблённые и поэты. Ищут убежища толстосумы, норовя спрятаться от мира, чтобы никто не покусился на их богатства. Есть и просто малообщительные личности, которым вполне хватает общения с небом, лесом, рекой, верным псом и с самим собой, и никакая компания им не нужна.

Олег Иванович был понемногу и философом, и поэтом. Кто-то назвал бы его и религиозным фанатиком в том смысле, что его религией было безбожие. С потерей семьи его можно было бы с определённой натяжкой считать и несчастным влюблённым. Кто-то назвал бы его и толстосумом, но самому Олегу Ивановичу и в голову не приходило, что на его суму кто-то мог бы покуситься. Когда-то он был очень общительным человеком, а теперь… Как бы то ни было, но пришедшая к нему однажды мыслишка, убраться куда-нибудь подальше от суеты бытия да предаться размышлениям о самом главном, тихой сапой пробралась к нему в душу и прочно там угнездилась. И он всё чаще и всё серьёзнее стал подумывать об уединении.

И куда же податься ищущему уединения? На земле осталось совсем немного мест, где бы на сотни километров вширь и вдаль не встретить никого. Разве что в Антарктиде. Но Антарктида – казалось бы, идеальное место для отшельника – Олегу Ивановичу сразу не понравилась. Очень уж она безжизненна. А Олег Иванович всегда представлял себе будущую свою обитель на берегу небольшого озера, богатого рыбой. Став заядлым рыбаком, не хотел он лишать себя рыбацких радостей. Да и в пище он всегда предпочитал рыбу мясу. В России же, слава богу, есть ещё подходящие места – в Сибири и на Дальнем Востоке. И Олег Иванович обратил свой взор на Саяны. Он там ни разу не был, но, будучи начитанным человеком, хорошо мог себе представить, какая там природа. Сопки, горы, густо поросшие лесом. Бурные речки, изобилующие сибирской форелью – хариусом. Небольшие горные озёра. Прямо-таки Швейцария. Много солнечных дней, резко континентальный климат с летним зноем и лютыми морозами зимой. Построить дом на берегу такого озера, наблюдать звёзды ясными ночами, удить рыбку, писать в тиши философский фолиант и размышлять без помех… Такая соблазнительная картина всякий раз рисовалась в мыслях Олега Ивановича перед сном. Стала эта картина являться ему и во сне.

В конце концов Олег Иванович начал прикидывать, как реализовать такие мечтания. Всё получалось хорошо, только транспортировка стройматериалов и прочих грузов в Саяны возможна лишь вертолётом, а много ли вертолётом перевезёшь? Кроме того, Олегу Ивановичу в мечтах рисовалась не лубяная избушка, освещаемая лучинами, как у староверов, а современное комфортабельное жильё с надёжным снабжением электроэнергией. Для этого годились бы ветроэлектрогенераторы и солнечные батареи. Но ни то, ни другое в самый разгар зимы, когда потребность в энергии особенно остра, в Саянах с их туманами и полнейшим штилем невозможно использовать. Нет, Саяны не подходят, осознал Олег Иванович и начал искать себе убежище в других местах Сибири. И всюду препятствием было полнейшее безветрие во времена длительных зимних сибирских антициклонов.

Уже отчаявшись найти место, богатое на ветра, он бросил свой взгляд на Крайний Север. И сразу же понял, что ему нужен Таймыр. Обилие рек и озёр, многие из которых до сих пор остаются безымянными. Водоёмы сказочно богаты рыбой, к тому же преимущественно ценных пород. Необъятные просторы равнинной тундры и Ледовитого океана… Там есть, где разгуляться ветрам – неиссякаемому источнику энергии. Даже в зимние морозы. И забраться туда можно по замёрзшей тундре из Норильска или Дудинки с помощью мощного вездехода, завезя за один раз хоть сотню тонн грузов. Вот где можно уединиться! К тому же Таймыр – его родина. Всё! Решение принято. Олег Иванович стал прорабатывать проект своего переселения вглубь Таймыра.

* * *

Нет, не зря существует на свете орден чудаков! У братьев ордена есть неоспоримое преимущество перед простыми смертными. Столкнётся брат с проблемой, обратится к братьям за советом и помощью, и найдутся братья, компетентные и способные помочь. Первыми, с кем поделился Олег Иванович своими мыслями об уединении на Таймыре, были именно его братья по ложе. Возможно, многие из них подумали, что Олег Иванович слегка свихнулся. Но братья – солидные интеллигентные люди, и те, кто так подумал, не обидели Олега Ивановича неуместным в данном случае прямодушием. Наоборот, он

нашёл понимание и поддержку. Брат Вацлав, владелец инженерно-архитектурного бюро, предложил свои услуги по проектированию подходящего дома. Оказалось, что он незадолго до этого принимал участие в конкурсе на разработку проекта чешской научной станции в Антарктиде. Конкурс он проиграл, а победила фирма, предложившая проект станции на основе несущих стеновых панелей-сэндвичей из плит ОСБ [10] и пенополистирола. Проигравший конкурс брат Вацлав не загордился и предложил Олегу Ивановичу применить технологию более удачливого соперника.

Едва ознакомившись с ней, Олег Иванович восхитился – вот оно идеальное решение для его задумки! Панели-сэндвичи оказались самыми-самыми почти по всем параметрам: максимальная теплозащита при минимальном весе и поразительной механической прочности. Дом из них почти ничего не весит, и проблема доставки заготовленных стройматериалов существенно упрощается. К тому же монтаж такого дома из заранее приготовленных в заводском цеху деталей не займёт и недели. Обнаружился, правда, один изъян – стены из этих панелей легко прострелить даже из пистолета. Для “новых русских” этот изъян существенен, но не для ищущего уединения в безлюдье, где бандиты не водятся по определению. А потому Олег Иванович, не долго думая, подписал с братом Вацлавом договор на разработку проектной документации. И брат Вацлав не подвёл. Через полгода десять томов чертежей, таблиц и прочих строительных мудростей на комфортабельный дом с автономным электроснабжением от двух ветрогенераторов, адаптированный к условиям вечной мерзлоты, были готовы и переведены на русский язык.

Олег Иванович с детства усвоил, что сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь – пирожник. И уж тем более, проектировать дома должны архитекторы и инженеры-конструкторы. Бюро брата Вацлава и представляло собой команду тех и других. Предложенный ими дом был прост и функционален. Зимой в нём не страшны были никакие морозы. Современные технологии утилизации отходов жизнедеятельности давали уверенность, что непрошенный в тундре отшельник не загадит ни озеро, на берегу которого Олегу Ивановичу хотелось бы поселиться, ни тундру вокруг. Дом имел надёжную систему водоснабжения, которая бы не разморозилась и при минус ста градусах. Сердцем проекта были два немецких десятикиловаттных ветроэлектрогенератора, обеспечивавшие дом качественной электроэнергией с большим запасом.

В тундре из-за вечной мерзлоты можно строить дома только на сваях. Как быстро поставить надёжные сваи в тверди вечной мерзлоты? Быстро не получалось – традиционные методы требовали больших затрат времени и труда. Предложенное братом Вацлавом решение поставить дом на винтовые стальные сваи из Германии привело Олега Ивановича в восторг. Самая трудоёмкая часть работы превратилась в самую лёгкую. Короче, проект Олегу Ивановичу решительно понравился, и получив от брата Вацлава добротно переплетённые тома технической документации, Олег Иванович понял, что точка невозврата уже пройдена. Ему очень захотелось реализовать такой замечательный проект, и далее он действовал целеустремлённо и сосредоточенно.

Брат Вацлав постарался от души. Документация была проработана до последнего шурупа и снабжена подробнейшими инструкциями по монтажу дома. В море чертежей и пояснений Олег Иванович не мог сразу разобраться, но через неделю обратил внимание, что все двери и окна в доме имели возможность открываться и закрываться с помощью электропривода по командам с центрального пульта. Олегу Ивановичу показалось это совершенно излишним.

– Вацлав, зачем ты электрифицировал мне все двери и окна? Я вполне могу открывать и закрывать их вручную.

– Это твоё дело, Олег. Можешь от этого отказаться. Но помяни моё слово, тебе эта система обязательно понравится. Ты можешь, не вставая с места, проветривать свой дом, как хочешь. Да мало ли что случится, подвернёшь ногу, каждый шаг может быть тебе в тягость. Вот тогда-то эта система и пригодится.

– И что, такие двери кто-нибудь заказывает?

– Ещё как. Толстосумы об этом беспокоятся в первую очередь. Ну те, у кого на виллах службы безопасности размещаются. У них, кстати, это обязательное требование. Проникнет какой злодей в такую виллу, а сторожа его с помощью управляемых дверей в любой местности заблокировать могут.

– Ну а мне-то это зачем?

– А что, в тундру злодеи, думаешь, не заберутся?

– Да трудно туда будет попасть.

– Ну смотри, дело хозяйское, но я бы тебе не советовал от этой системы отказываться. Сам увидишь, что с ней жизнь комфортнее будет.

Олег Иванович возражать не стал. Кто знает, что будет с ним в недалёком будущем? Под старость и такое облегчение жизни может быть в радость.

* * *

Ещё несколько лет назад Олег Иванович ни за что бы не поверил, что ему может прийти в голову такая сумасбродная идея – уединиться, как библейскому отшельнику. А теперь он стал этой идеей попросту одержим. Предстоящее одиночество представлялось ему вполне естественным. А сколько интересного ожидает его в добровольном заточении… В общем, будущее рисовалось ему просто прекрасным: быть ни от кого независимым, иметь возможность размышлять о мироздании и изложить свои мысли в монографии. К тому же испытывать особый уют посреди крайне негостеприимной тундры. Успешное противостояние стихиям – это должно быть клёво! Олег Иванович, человек уходящего поколения, консерватор, терпеть не мог молодёжного сленга, но вот надо же! Попутал его бес-искуситель, и непроизвольно сорвалось у него в мыслях непереносимое слово – “клёво”. Напрашивающееся из его испытанного лексикона “замечательно” как-то поблекло по сравнению с этим дерзким “клёво”.

У одиночества помимо прочего есть ещё один существенный плюс – отшельник на исходе своих дней никому не будет в тягость. Никто не станет в мыслях повторять Пушкина “Когда же чёрт возьмёт тебя!”. Отшельники умирают легко, по крайней мере, для других. Разумный отшельник должен позаботиться и о том, чтобы и для себя умереть легко, без мучений. Мысль об одиночестве у Олега Ивановича как-то автоматически соединилась с мыслью последующего ухода из жизни когда-нибудь потом. То есть, его уединение должно закончиться не возвращением в мир бурлящей жизни, а уходом в мир теней. Когда-нибудь потом, в необозримом будущем… Вот именно, что потом. Не сейчас. И об этом можно будет подумать позднее. Но вот однажды ему представилось особенно отчётливо, что это необозримое будущее может оказаться вполне обозримым и близким. И было бы легкомысленно не озаботиться этим заранее. Однако, первая же конкретная попытка поразмышлять на эту тему вызвала у него беспокойство. Ну вот умрёт он в своём уютном доме и будет лежать непогребённым неопределённо долго. Когда-нибудь придут люди в его дом… Боже, какую неприглядную картину они увидят! Нет! Этого нельзя допустить. А как? Загадка. Как сделать, чтобы своими останками не осквернить ни дом, ни окрестности и не вызвать неприятные эмоции у тех, кто когда-нибудь придёт в его обитель? И решение нашлось.

Уставший от жизни, исполнивший всё, что задумано, слабый старик укладывается на ложе из сухих лиственничных брёвен, одевает на руку датчик пульса, принимает смертельную дозу снотворного и засыпает вечным сном. Датчик пульса при его полной остановке посылает сигнал на пульт управления, который приводит в действие фитиль. Под брёвнами вспыхивает костёр, пламя перекидывается на брёвна. Свежий западный ветер раздувает огонь, и бренное тело старика дымом улетает в бескрайнее небо. Огненное погребение завершается. На месте остаётся куча золы, которую таймырский ветер разносит по тундре. Через год никаких следов от старика не остаётся.

Олег Иванович явственно представил себе такую картину, словно он стоит неподалеку и ощущает жар от горящей лиственницы. Чёрт возьми! Это был бы замечательно красивый уход. Никому не досаждая, исчезнуть из этого мира. Идея огненного самопогребения захватила Олега Ивановича, и он стал прикидывать, сколько лиственницы необходимо, удастся ли сжечь всё так, чтобы в дым и золу обратились не только мягкие ткани, но и крупные кости скелета. С костями возникала заминка. В костре на ветру едва ли удастся создать необходимую температуру в достаточном объёме и достаточно долго. Надо бы поднять температуру горения. Первая мысль была подавать в зону горения кислород из баллона. Но с кислородом надо быть осторожным – может рвануть подающий шланг, и всё будет напрасным. И химик Олег Иванович быстро нашёл безопасную альтернативу: вместо кислорода надо подавать закись азота. Она не взрывается, но при разложении в пламени костра высвобождает большое количество кислорода, и температура горения от этого резко возрастает. Вот тогда и будет обеспечено полное сгорание.

Продумав и просчитав всё необходимое, Олег Иванович сам начертил устройство для равномерного распределения закиси азота под ложем погребального костра. Завершив эту работу, Олег Иванович испытал заметное облегчение и даже прилив веселья. Теперь можно не печалиться проблемой ухода. Он уйдёт красиво. А раз так, то было бы неплохо отснять весь этот процесс на видеокамеру. Пусть те, кто когда-нибудь придёт на его станцию, убедятся, что он не сбежал и не затаился, а именно улетел в небо.

* * *

Не имей сто рублей, а имей сто друзей – гласит народная мудрость. Ста друзей у Олега Ивановича не было. У него вообще не было друзей в общепринятом смысле слова. У него было несколько приятелей, совсем немного, с которыми он с удовольствием общался при встречах, на которых он мог рассчитывать, и которые также могли рассчитывать на него. Но их отношения нельзя было назвать той дружбой, о которой слагают песни. Это было именно приятельство. Приятели не лезут друг другу в душу. Они друг другу симпатизируют и друг друга уважают. У Олега Ивановича был в жизни один настоящий друг – это его жена. Наверное, друзья встречаются только у тех мужчин, кто не завёл себе верную спутницу жизни.

Мудрость мудростью, а жизнь жизнью. Отсутствие друзей, как показывает практика, вполне компенсируется наличием денег. У Олега Ивановича не было ни друзей, ни приятелей, ни просто знакомых в чуждой ему сфере автомобилестроения. Но он нашёл подрядчика в Мурманске, готового за приемлемый гонорар спроектировать и изготовить индивидуальный вездеходный автопоезд из тягача и двух прицепов для заброски в один присест всего необходимого в тундру. Почти полностью автопоезд был изготовлен в Минске. В Мурманске тягач был дооборудован для эксплуатации при морозах до минус шестидесяти градусов. Всё было сделано лучшим образом без малейших намёков на дружбу между Олегом Ивановичем и подрядчиком. Также и в Питере он нашёл совершенно незнакомых ему электронщиков, которые спроектировали и скомплектовали всё необходимое для организации надёжной связи между его будущим убежищем в тундре и остальным миром. Те же электронщики сделали Олегу Ивановичу чувствительную систему безопасности. В радиусе почти до километра вокруг дома эта электроника могла фиксировать перемещение крупных зверей – медведей, волков, оленей – и людей. Застать Олега Ивановича врасплох в его будущем доме в тундре будет невозможно.

Закупить всё необходимое для воплощения задумки в жизнь было относительно просто. Были бы деньги, а деньги у Олега Ивановича, слава богу, имелись, и немалые. Гораздо сложнее было получить у властей разрешение на строительство дома в центре северной оконечности Таймыра. Олег Иванович умудрился раскрутить свой бизнес без малейшего соприкосновения с чиновниками. Точнее говоря, с российскими чиновниками. В Чехии он вынужден был изредка отчитываться и ходатайствовать в государственных учреждениях. И он уже привык, что чиновник в Чехии – друг человека, как он сам шутливо делился своими впечатлениями со знакомыми в России. Никаких препонов ему в Чехии чиновничество не чинило. Скорее, наоборот – охотно и бескорыстно помогало. Такого же отношения в России Олег Иванович не ждал. Не имея собственного опыта, он, тем не менее, прекрасно знал, что любая подпись чиновника в России стоит немалых денег. Он мог бы, конечно, подмазать в нужных местах и получить вожделенные разрешения и согласования. Мог бы, но не хотел. Измажешься раз, не отмоешься никогда. И Олег Иванович начал искать обходные пути.

И снова ему помог орден чудаков. Он вместе с братьями Йиржи и Вацлавом навестил берлинскую ложу в уютном районе Груневальд. Там он получил координаты брата из России, который являлся руководителем одного из подразделений министерства природных ресурсов. Магистр берлинской ложи написал рекомендательное письмо своему брату, и Олег Иванович через месяц встретился с ним прямо в здании министерства. Обменявшись ритуальными приветствиями, братья очень быстро нашли общий язык. Заходившая время от времени в кабинет секретарь была уверена, что её босс встретился со старым другом-однокашником – настолько приятельски протекала их беседа. К этому времени Олег Иванович придумал ширму для своего частного проекта. Он назвал своё будущее убежище научной станцией, которая будет вести мониторинг погоды и северных сияний. Брат-чиновник раскусил хитрость Олега Ивановича – особой потребности в такой научной станции, очевидно, не было, но чинить препятствий не стал. “Ну что ж, научная станция – дело благородное, надо поддержать. Тем более, средств из бюджета ты не просишь”, – подмигнул он Олегу Ивановичу и заверил, что поднадавит на губернатора в Красноярске.

– У тебя есть кто-нибудь в Красноярске, кто бы “приделал ноги” бумагам в канцелярии губернатора?

– Профессор-биохимик подойдёт?

– Не лучшая рекомендация для бюрократических игр, но за неимением…

– Он, кстати, тоже брат ордена, как и я.

– Что, орден уже пробрался в Красноярск?!

– Нет, что ты. Он в той же чешской ложе, что и я.

– Ну тем лучше. Оставь его координаты, я подготовлю нужную бумагу и пошлю копию твоему брату.

– Прекрасно!

Так Олег Иванович смог в конце концов получить все необходимые согласования и разрешения, не запятнав себя ни копейкой взяток. Наряду с разрешениями, относящимися строительству, Олег Иванович получил также и разрешение на приобретение оружия – карабина “Тигр-9” и пистолета Макарова. И какая из этого следует мораль? Вот она: если бы удалось всех российских чиновников обратить в чудаков, исповедующих любовь, дружбу и правду, то, глядишь, и искоренилось бы на Руси мздоимство!

Глава 7. Фишер и “Форекс”

Ваня Фишер родился и вырос в Сибири в большой семье немцев-спецпереселенцев, потомков немецких колонистов екатерининской поры. Почти двести лет в немецкой колонии сохранялся родной немецкий язык, но уже первое поколение, рождённое после насильственной высылки поволжских немцев далеко за Урал, по-немецки почти не говорило. Вот и Ваня Фишер, как и его братья и сестры, к большому огорчению учительницы немецкого языка получить оценку выше тройки никак не мог. После школы Ваня поступил в сельхозинститут в Омске и через пять лет стал агрономом. Ваня вернулся в родную деревню, женился и начал скучную своей размеренностью жизнь, от которой не ожидал никаких перемен ни к лучшему, ни к худшему. Но пришла перестройка, и вихрь обрушившихся потрясений забросил его на родину дальних предков – в Дюссельдорф, где он из Ивана превратился в Йоханна.

На новом месте всё, казалось бы, было замечательно, но найти хорошую работу Йоханн никак не мог – его диплом агронома никого не интересовал. Да и немецкий язык у него был хуже некуда. “Да, здешний хрен не слаще нашей редьки”, – всякий раз проговаривал он в уме, отмечаясь на бирже труда. Но однажды забрезжил свет в конце тоннеля – ему рекомендовали пройти курсы веб-дизайнеров. Поучившись три неполных месяца, Йоханн стал перебиваться случайным заработками, создавая простенькие сайты для более предприимчивых земляков, таких же переселенцев, раскрутивших собственную торговлю на новой родине.

Избыток свободного времени Йоханн проводил в свободном плавании в океане интернета, где он естественно заякорился на популярном сайте “Одноклассники”. Там он и столкнулся вновь с бывшим однокашником Коляном Мягковым, что его не особенно порадовало. Был Колян в школе головной болью учителей, а после школы он очень быстро стал головной болью милиции. До Йоханна ещё в Союзе дошли слухи, что стал Колян убеждённым уголовником-рецидивистом. Но вот Колян объявился через интернет, и оказалось, что он вполне преуспел в жизни. В Москве у него свой бизнес, общается он только с солидными людьми, разъезжает по свету и запросто может подкатить к Йоханну в гости. Йоханн таким самоприглашением Коляна ничуть не воодушевился, но возразить не смог. В школе пользовался он нелестной славой мягкотелого тюфяка, и с годами характер его не затвердел.

И вот тёплым майским вечером 2007 года сидит Йоханн с Коляном на открытой террасе ресторана и не знает, как отвязаться от брызжущего самодовольством однокашника.

– Слышь, Ваня, ты со мной не пропадёшь. Ты не представляешь, какой у меня авторитет в серьёзных кругах. Двенадцать лет на киче – это заслужить надо. Не каждому дано. А сейчас я при таких делах, Ваня… А ты, я вижу, не кайфуешь?

– Да куда там. Так, перебиваюсь.

– Не дрейфь! Ты в компьютерах сечёшь?

– Ну так… в общем. Страницы в интернете по заказам делаю.

– Это хорошо. А хочешь, я тебя на работу устрою?

– Ты? Где?

– Да тут же, в Дюссельдорфе.

– Да брось…

– Ваня, ты же меня знаешь. Колян сказал, Колян сделал.

– И что за работа?

– А смотрящим будешь.

– Как это, смотрящим?

– Да очень просто. Наш один авторитет держит тут на паях с вашими одну такую контору. В общем, брокеры они. Валютой торгуют. Про “Форекс” слышал?

– Ну так, в общих чертах.

– Ну вот. На этом “Форексе” наши лохи свои денежки просаживают. Ну кто-то там и выигрывает, кому какая масть выпадает. Так вот наши русские лохи в последнее время ломанулись сюда счета открывать, как раз в здешней конторе. Считают, что здесь всё по-честному. Так оно так и есть – всё чин чином. Просто наш авторитет хочет всё держать под контролем, и ему нужен свой работник в этой конторе, чтобы всё видел и всё отслеживал. Потому и “смотрящий”.

– Хм, и что, ты думаешь, я ему подойду?

– А что ты, хуже других? Твоё дело сидеть, не рыпаться, и обо всех клиентах с нашей родины регулярно докладывать, какие богатенькие буратины свои денежки сюда несут. Интересуют главным образом те, что счета на сотни тысяч евро открывают.

– А это законно?

– Ну ты даёшь! При чём тут закон? Ты же ничего воровать не станешь. Просто начальству вовремя докладывать, а вот с другими полный молчок.

– А как с зарплатой?

– Вот, с этого бы и начинал. Зарплата как в банке. Для начала пять тысяч евро в месяц положат, а потом ещё столько же премиальных может быть. Устроит?

У Йоханна пересохло в горле. О “Форексе” он слышал. Были у него и знакомые, которые на “Форексе” пытались разбогатеть. Сам он играть с Фортуной не рисковал, интуитивно чувствуя, что все эти игры, хоть с валютой, хоть с акциями, рано или поздно кончаются крахом. В выигрыше всегда остаются только брокеры. И вот ему предоставляется шанс самому стать брокером, иметь достаток и быть защищённым от краха.

– Ну, попробовать стоит…

– Да уж куда там, конечно же стоит! Ну так что, согласен?

– Согласен. С чего начинать?

– А ни с чего. Сиди дома и жди. Я шефу о тебе почирикаю, он даст команду здешнему бугру, и тебя, как белого человека, пригласят. Твоё дело – не выкаблучиваться, и всё будет тип-топ.

Колян на следующий день улетел в Москву, а через две недели Йоханн получил приглашение на собеседование к шефу брокерской конторы, размещавшейся на верхнем этаже офисного здания в деловом центре Дюссельдорфа. Всё и в самом деле прошло, как по маслу. На следующий день Йоханн числился уже в штате и проходил инструктаж. Его работой стало открытие и сопровождение счетов русскоговорящих клиентов. Было это совсем несложно. Жить стало намного веселее. Спасибо Коляну!

Месяц спустя Колян объявился в Дюссельдорфе снова.

– Ну что, научился дурить лохов?

– Да никто никого не дурит, всё нормально.

– Нормалёк, нормалёк. Я же говорил. А теперь слушай сюда. Запоминай на работе, какие клиенты с толстыми счетами у вас там обогащаются, а дома заноси их в список. И раз в месяц сбрасывай мне с домашнего компа.

У Йоханна засосало под ложечкой. Вот оно! При инструктаже его предупреждали о необходимости соблюдать в строжайшей тайне любую информацию о клиентах, а тут Колян его прямо на шпионаж толкает.

– А что ты так скис?

– Да нельзя же о клиентах информацию передавать.

– Нельзя. Всё правильно. Ты и не передавай её никому. Кроме меня. Она же шефу нужна для контроля. Ты же не на сторону инфу толкаешь, а самому совладельцу даёшь отчёт. В чём тут грех? Шеф других совладельцев контролировать должен? Должен. А тебе это дело поручено, потому что я за тебя слово замолвил. Ты же никого никогда не закладывал, не так разве?

– Ну, так вроде…

– Да так, так! Я ж тебя знаю. Но имей в виду, начнёшь трепаться, мне и тебе головы не сносить. Шеф этого не любит.

И Йоханн с тяжёлым сердцем согласился с Коляном. Началась новая рутина. Он аккуратно и добросовестно работал в небанковском секторе брокерской конторы. Нередко ему приходилось растолковывать нюансы игры на “Форексе” новым клиентам. Его спокойный рассудительный тон почти всегда снимал сомнения у клиентов, и они подписывали объёмистые договора об открытии счетов в брокерской конторе. Дома же он делал заметки из памяти о движении денег на счетах наиболее богатых клиентов из бывшего СССР. В конце месяца заметки сжимались до краткого одностраничного отчёта, который тут же уходил на электронный адрес Коляна.

* * *

Шеф Йоханна в брокерской конторе господин Тюлли, швейцарец по происхождению, любил работать в своей загородке с открытой дверью. Так он слышал все разговоры в операционном зале. Рабочее место Йоханна было прямо у двери к шефу, и он прекрасно слышал, как шеф общается с потенциальными клиентами, звонившими в контору. Со временем Йоханн непроизвольно стал копировать уверенную манеру шефа вести беседу в нужном направлении, а на сильный русский акцент Йоханна порой стал накладываться швейцарский акцент шефа. Однажды шеф необычно сильно возбудился в разговоре с очередным желающим поиграть на “Форексе”.

– Очень хорошо, господин Дудински, очень хорошо. Мы рады таким клиентам, как вы… Да-да, мы охотно встретимся с вами в нашем бюро. Для вас мы обязательно найдём время… Что? Вы сейчас в Чехии? У вас там бизнес?… Прекрасно, прекрасно… Договорились, ждём вас. До свидания.

Господин Тюлли вышел из своей загородки, довольно потирая руки. Подойдя к месту оператора, ведущего чешское направление, возбуждённо заговорил:

– Господин Кратохвил, у вас намечается серьёзный клиент, и вот что я вам скажу: этот чех говорит по-немецки, как немец. Я поначалу был уверен, что он откуда-то из Баварии. Да, кстати, Дудински – это же чешская фамилия, не так ли?

– Да, такая фамилия не удивительна, но она, скорее всего, польская. В Чехии многие имеют польские корни, а Дудински явно имеет польскую кровь.

– Ну, как бы не сглазить, на той неделе он заявится к нам.

Через неделю гость из Чехии – седой, как лунь, грузный старик – объявился в загородке шефа. Шеф плотно закрыл за собой дверь, и Йоханн улавливал лишь отдельные эмоциональные выкрики обычно спокойного швейцарца. На этот раз разговор шефа с клиентом затянулся на целый час – неслыханное дело. Коллега Йоханна Кратохвил сгорал от любопытства, что за фрукт попадает под его опеку? Любопытство его с приятным предчувствием достигло предела и тут же сменилось разочарованием, когда шеф, простившись с гостем, подошёл не к нему, а к Йоханну. Настал черёд изумляться Йоханну: столь важный новый клиент, не то немец, не то чех, оказался на самом деле… русским. К Чехии же он имел отношение как владелец пивзавода средней руки возле Праги. Глянув на договор, только что подписанный господином Дудинским, Йоханн не сразу поверил своим глазам: новый клиент депонирует пять миллионов евро – рекордный вклад в небанковском секторе их брокерской конторы.

Где-то через неделю после активации счёта Дудинский открыл первую позицию с осторожным рычагом один к десяти на пятьдесят миллионов и поставил на рост евро по отношению к американскому доллару. Через полчаса позиция была закрыта, а на счету загадочного клиента прибавилось без малого сто тысяч евро. В этот день Дудинский ещё дважды открывал позиции по евро-доллару и оба раза удачно ставил на рост евро. В итоге новый клиент заработал за день двести двадцать тысяч евро. Затем последовала пауза на целую неделю, после чего история повторилась: Дудинский в течение дня трижды ненадолго открывал позиции на рост евро к доллару и трижды имел успех, нарастив на своём счету ещё сто пятьдесят тысяч евро. Ещё через неделю Дудинский снова заработал – на этот раз почти двести пятьдесят тысяч евро. Так и пошло. Дудинский изредка и ненадолго открывал позиции на рост евро и почти всегда выигрывал. Иногда у него случались и проигрыши, но он быстро закрывал позиции, как только курс евро начинал падать. Через полгода на счету Дудинского было уже более семи миллионов.

Господин Тюлли имел устойчивые привычки. Каждый год третью неделю августа он проводил на рыбалке в Норвегии. И вот настал очередной август, на этот раз 2008-ой по счёту от рождества Христова, и господин Тюлли вновь собрался на рыбалку. В последний день перед отъездом он неожиданно пригласил к себе Йоханна.

– Послушайте, господин Фишер, в субботу девятого августа у вашего подопечного господина Дудинского день рождения. Мы обязательно должны его поздравить. К таким солидным клиентам мы обязаны относиться с максимальным респектом. К сожалению, я не могу его поздравить сам и прошу вас сделать это от моего имени. Вот вам текст. Пожалуйста не забудьте отправить его в понедельник одиннадцатого числа прямо с утра.

– Хорошо, господин Тюлли, обязательно будет исполнено.

В тот же день вечером Йоханну позвонил Колян.

– Ну так как дела? Колись.

– Да какие тут дела. Всё по-старому.

– Ну а тот пензенский старик ещё не разорился?

– Этот разорится, как же, жди. Клепает деньги, как семечки щёлкает.

– Ух ты! Так это же здорово, Ваня. Пусть клепает. Кстати, о нём мы до сих пор ни хрена не знаем. В чём дело?

– Так я ж тебе говорил. Все данные об этом клиенте хранятся у босса. А это значит, как в швейцарском банке. Не добраться.

– Вот это хреново, Ваня. Ну хоть что-нибудь ты можешь из своего босса вытянуть? Разговори его на каком-нибудь корпоративе.

– Да уж. Легко сказать “разговори”. Это же кондовый швейцарец. Да, вот чуть не забыл. У Дудинского девятого августа день рождения. Буду его в понедельник поздравлять от имени босса.

– Он что, в Дюссельдорфе будет?

– Да нет. Пошлю ему поздравление “мылом”.

– Жалко. Но ничего. Не кашляй.

Сумма на счету Дудинского постоянно нарастала. Однажды Дудински открыл позицию с рычагом один к сорока на двести миллионов евро и через час её закрыл, срезав пятьдесят пунктов и заработав сразу миллион. Босс Йоханна только качал головой: этот русский старик имеет прямо-таки собачий нюх и безошибочно чувствует, куда пойдёт непредсказуемый валютный рынок. За год счёт Дудинского вырос до двенадцати миллионов, и это привело Коляна в лихорадочное возбуждение.

Глава 8. Колян берёт след

Год спустя после чудодейственного устройства на хорошо оплачиваемую работу Йоханн заметил, что в последние месяцы несколько важных клиентов закрыли свои счета. Господин Тюлли стал проявлять недовольство. Он поручил Йоханну связаться с пропавшими клиентами и постараться уговорить их вернуться в лоно их брокерской конторы. Многократные попытки Йоханна дозвониться до них ни к чему не привели. Так же без ответа оставались письменные послания по электронной почте. Целый месяц Йоханн не оставлял попытки связаться с загадочно исчезнувшими клиентами. А тут совсем некстати закрыл счёт ещё один клиент. Йоханн тут же стал названивать ему в Россию. Этот клиент указал в договоре наряду с офисным телефоном ещё и домашний, и Йоханн стал звонить ему домой. Бесполезно. Но через неделю домашний телефон, наконец-то, отозвался тусклым женским голосом, перешедшим вскоре в плач. Йоханну с трудом удалось добиться от плачущей жены клиента сколь-нибудь вразумительного ответа: её мужа похитили и избили бандиты, и теперь он в реанимации.

Йоханну стало всё ясно, и от этой ясности у него скрутило желудок. Йоханн не сомневался, что за всеми этими закрытиями счетов стоит его благодетель Колян. Да и сам он из-за своих отчётов Коляну оказался в дерьме по самые уши. Первой реакцией Йоханна было желание срочно поделиться своей догадкой с Тюлли. Но тогда ему грозит не только увольнение с такой доходной работы, но и, чего доброго, тюрьма. Если же промолчать, то нет никакой гарантии, что история с бандитскими наездами не вскроется рано или поздно, и этот дамоклов меч будет теперь висеть над ним неопределённо долго. Йоханн не видел никакого приемлемого выхода из сложившейся ситуации и впервые за время жизни в Германии вдрабадан напился.

Напился Йоханн в пятницу после работы так, что ещё в понедельник его подташнивало. Голова не хотела толком соображать, и его раз за разом бросало в пот. Одолевали доселе незнакомые внезапные приступы удушья. Не помогли и четыре чашки кофе. “Вот он, первый звонок старости”, – решил Йоханн и загрустил. Он с трудом высидел до конца рабочего дня и с чувством облегчения растянулся дома на диване, отрешённый от всего. Из забытья его вывел звонок мобильника. Йоханн глянул на дисплей. Номер звонящего не высветился. “Наверняка Колян”, – подумал он и против своей воли, как под гипнозом, нажал на кнопку приёма.

– Здорово, банкир! Как дела?

– Это ты? Да ничего хорошего.

– Что так? А по-моему, у тебя всё в лучшем виде. Мой шеф тебе премию выписал. В субботу буду у тебя, вручу тугой конверт.

– Какой конверт? Ты о чём?

– Какой-какой… Толстый! Двадцать штук тебе привезу.

– За что?!

– Ну ты тормоз! За что… Заработал!

Йоханн не знал, что сказать и только тяжело вздыхал.

– Ну что ты сопишь? В зобу дыханье спёрло?

– Да неожиданно как-то.

Йоханн презирал сам себя. Вместо того, чтобы прекратить разговор, что ему очень хотелось, он почему-то продолжал чего-то мямлить.

Внезапно Колян сменил тему:

– Слышь, тот пензенский чувак никуда не слинял?

– Какой чувак?

– Ну тот, твой самый крутой клиент из Пензенской области.

– А-а… Да нет, вчера опять десять пунктов состриг.

– Во блин! Откуда же он на связь с вашей системой выходит?

– Так это же интернет. Может откуда угодно.

– Слышь, если будешь с ним базарить, постарайся узнать, где он обретается.

– Зачем тебе?

– Не мне, а тебе. Хочешь премии получать? Вот и рой землю копытом.

В субботу ненадолго объявился Колян и всучил ему под расписку конверт с сорока сиреневыми пятисотевровыми банкнотами.

– Ну что, пензенский мужик не объявлялся?

– Да он вообще-то не звонит и не пишет. Только что позиции изредка открывает. И почти всегда удачно. На один мелкий проигрыш у него два-три крупных выигрыша.

– Везёт же некоторым…

Колян улетел, а Йоханн снова напился. От денег Коляна жизнь Йоханна стала невыносимой.

* * *

Успехи Дудинского на “Форексе” стали просто вызывающими, и шеф распорядился отыскать этого везунчика и посмотреть, можно ли его тряхануть, как следует. Колян начал действовать. В конце августа 2009 года он прибыл в город Кузнецк Пензенской области на рекогносцировку. Он прямиком направился по адресу прописки Олега Ивановича Дудинского и застыл в недоумении. Крутой миллионер, успешный трейдер на “Форексе” проживал… в обычном многоквартирном доме советской постройки, вовсе не в дорогом современном новострое. Колян почуял неладное, но зашёл в подъезд и после недолгого раздумья нажал на кнопку звонка у двери. Дверь открыла простецки одетая пожилая женщина, за которой никакие миллионы – не то что долларов, а даже рублей – представить было невозможно.

– Вы к кому?

– К Олегу Ивановичу.

– Э-э… Мил человек, да Олег Иванович тут уже лет десять не живёт.

– Как так? А мне сказали…

– И правильно сказали. Это была его квартира, он тут и прописан. Но он её продал и с тех пор здесь не живёт.

– И где же его искать?

– Ну, кому надо, тот знает. А мы нет. Мы и не знаем, жив ли он вообще.

– Что, он не звонит и не пишет?

– Да я ж вам русским языком говорю, что мы о нём ничего не знаем. Если бы звонил или писал, так поди знали бы.

– А что, родственники у него есть какие?

– Да бобыль он. Никого из родни не осталось. Как жена с дочкой-то на машине разбились, вот он и пропал.

Колян вернулся в Москву обескураженный. Этого загадочного трейдера будет не так просто найти. Но на дворе ведь двадцать первый век, эра интернета, от которого ничто не спрячется. И Колян засел за компьютер в поисках Олега Ивановича Дудинского с помощью всеведущего “гугла”. Олег Иванович в интернете наследил, но не так уж, чтобы это могло порадовать Коляна. Последнее упоминание о нём было в газете “Областная”, выходящей в Иркутске. Это было краткое упоминание о симпозиуме по охране дикой природы, среди участников которого был и кандидат химических наук О.И. Дудинский из Пензенской области. Все прочие упоминания в интернете были столь же малоинформативны.

Между тем шеф послал Коляна и двоих его бойцов лететь в Красноярск и тряхнуть там одного лоха, имевшего несчастье открыть счёт в брокерской конторе у Йоханна. Колян был знаком с географией Сибири и знал, что Красноярск и Иркутск не так далеки от хорошо ему знакомого лагеря строгого режима в Решётах, а значит и Иркутск лежит недалеко от Красноярска. Вот он и предложил шефу после шухера в Красноярске подскочить в Иркутск и поискать зацепки на скрывающегося трейдера. Шеф нехотя согласился:

– Ну давай, дуй. Только смотри, съездишь впустую, расходы пойдут за твой счёт.

– А если не впустую?

– Тогда не за твой, а за счёт того лоха. Ха-ха.

Миссию в Красноярске Колян со своими отморозками выполнил безукоризненно – лоха удалось похитить так, что он не увидел лиц похитителей. И прессовать его особенно не пришлось. Он довольно быстро отдал деньги, отделавшись лишь парой поломанных пальцев. Отправив своих ассистентов в Москву, сам Колян полетел в Иркутск.

* * *

В Иркутске Колян начал обход центральных гостиниц с вопросом, не здесь ли останавливались месяц тому назад участники симпозиума по охране дикой природы. Коляну с трудом давалось непривычное слово “симпозиум”, и он тщательно его проговаривал, ставя ударение на каждом слоге и всякий раз вызывая улыбки у портье. Колян свирепел, но сдерживал себя. В четвёртой гостинице Коляну повезло. Прилизанный портье – явный фраер – не стал улыбаться на с трудом произнесённый “сим-по-зи-ум”, а вопросительно поднял брови:

– Ну здесь они кантовались, а дальше что?

– Слышь, братан, а список той кодлы слабо достать?

– Это будет стоить…

– Ясно, – перебил его Колян и сунул сложенную пополам тысячерублёвую бумажку.

Портье быстренько смёл банкноту со стойки и, поколебавшись, попросил Коляна подождать в фойе, а сам исчез в конторке за своим рабочим пультом.

Минут через десять портье вышел из конторки и жестом подозвал Коляна. Список был длинный – на четырёх листах. Колян тут же стал его просматривать и, найдя в списке искомого Дудинского О.И., Колян выматерился. В списке был указан тот же известный ему адрес в Кузнецке Пензенской области и больше ничего, кроме пометки “ЧЛ”.

– Слышь, братан, а ты случаем не знаешь этого лоха, – и Колян ткнул пальцем в в строчку с фамилией Дудинский.

Портье вспомнил Дудинского сразу. Он наморщил лоб и потёр пальцами, показывая, что надо бы добавить гонорар. Колян протянул ещё одну банкноту.

– Этого Дудинского я хорошо запомнил. Это большой авторитет.

– Что? Этот лох авторитет?

– Точно! Тут было несколько братков международного уровня, и они перед ним на цырлах ходили.

– Что-то я не секу, тут что, сходка была или этот, как его, сим-по-зи-ум?

– Так одно другому не мешает, а наоборот, крыша солидная.

– А ты как просёк, что это братва?

– Да я своими ушами слышал, как они друг друга братьями называли и от остальной шушеры сторонились.

Колян снова был обескуражен. А вдруг этот лох вовсе не лох?

– И это всё?

– Да нет, иностранная братва ему какую-то помощь обещала. Мол, де, ты давай, действуй, а за нами дескать не заржавеет.

– Действуй? А что, что он мастырить намылился?

– Да какую-то станцию для опытов собирается открывать. Больше я, правда, не расслышал. Они, как усекли, что я недалеко стою и слышу, сразу замолкли и шасть в сторонку.

– И что, они на русском говорили?

– Какой там! На английском.

– Так этот Дудинский и на английском волокёт?

– Как англичанин.

– А ты что, по-ихнему тоже балакаешь?

– Так работа такая, без хорошего английского на это место не попасть.

– Слышь, а те, с кем он тут перетирал, в этом списке есть?

– Есть, – и портье снова показал пальцами, что и эта информация стоит отдельной платы. Колян нехотя сунул ему третью банкноту.

– Вот этот немец, так… вот этот чех и вот этот американец.

– А о них что-нибудь знаешь?

– Да нет. Гости как гости.

Портье с трудом сдержал желание наплести этому бандюку какие-нибудь небылицы и содрать с него ещё деньжат – такое враньё могло бы ему дорого обойтись.

* * *

Самолёт Коляна улетал на следующий день, и Колян, остановившись в этой же гостинице, решил гульнуть. На набережной он снял приглянувшуюся молоденькую брюнетку и оттянулся так, что решил остаться в Иркутске ещё на день – не лететь же в такую даль с дикого бодуна.

А портье в этот же вечер беседовал с неутомимым в своём любопытстве Семёном Борисовичем. Поскольку ничего интересного для Семёна Борисовича за последние дни в гостинице не происходило, портье рассказал ему о беседе с Коляном, постаравшись придать ей хоть какую-нибудь значимость. Разумеется, о трёх тысячах настрелянных рублей портье умолчал.

– Семён Борисович, помните, вы просили выявлять признаки… Ну, в общем, про нелегальную пересадку органов?

– Ну, помню…

– А как я вам о международной братве с симпозиума рассказывал, помните?

– Конечно помню, это же недавно было.

– Так вот тут один явный уголовник из Москвы заявился, которого, похоже ничто, кроме одного участника симпозиума не интересует. Того самого, который какую-то станцию строить собирается.

– А с чего ты решил, что этого уголовника больше ничего не интересует?

– Так он зашёл сюда и не собирался здесь ночевать, только сходу спросил, не здесь ли останавливались участники того симпозиума? Он, кстати, слова такого в жизни не слыхал, еле его выговаривал.

– Во как? Ну-ка, давай-давай, что дальше?

– Ну я сказал, что здесь. Так он сходу и пристал, что я знаю об одном из тех братьев – о Дудинском? А что я знаю? Ну жил тут три дня и уехал. А он всё норовил побольше об этом Дудинском узнать. И так, и этак всё выспрашивал – ну вроде вас. И тут же решил в нашей гостинице остановиться.

– А причём тут пересадка органов?

– Так я вот что подумал. Какой интерес может быть у такой уголовной шестёрки к человеку из науки? А на симпозиуме тут были сплошь биологи да медики. А в телевизоре недавно репортаж был откуда-то из бывшей Югославии о станции по извлечению органов из пленных. Ну вот мне и пришло в голову, а вдруг и здесь о такой же станции речь шла?

– М-да. В самом деле, уголовник, медик, станция… Интересная линия выстраивается… Но, скорее всего, этот Дудинский совсем другую станцию строить собирается, но чем чёрт не шутит. Во всяком случае, за бдительность хвалю. Дай-ка мне, что там у тебя на этого уголовника есть…

– Через день Колян сдавал ключи этому же портье. И портье захотелось стрельнуть ещё одну банкноту.

– Слышь, тут наш участковый симпозиумом тоже интересовался…

– А ему-то что надо?

Портье выразительно посмотрел на Коляна, и тот достал очередную купюру.

– Да они роют насчёт пересадок почек и прочего ливера.

– Во блин! Так выходит, этот лох вон оно чем занимается…

– Не знаю, но в ментовке в эту сторону роют. Да напрасно, скорее всего.

– Ну-ну. Эти доктора зарежут только так, и ни с какого бока их не ущипнёшь. А наш брат порежет кого, так потом бегает, как заяц.

На этом разведывательная миссия Коляна в Иркутске завершилась. Шеф нехотя оценил её как выполненную и оплатил Коляну его расходы. В “братву международного уровня” шеф не поверил. Братва по научным симпозиумам не ездит. А вот о нелегальной пересадке органов шеф призадумался и дал поручение вместе со своим корешком в Германии пасти Дудинского и разыскать его в конце концов. Подключать к поиску свои связи в МВД шефу не хотелось – дорого, да и светить свой бизнес с богатыми лохами на “Форексе” перед волчарами с погонами ему не хотелось.

Глава 9. Дудинка. Возврат к истокам

В день осеннего равноденствия в четыре часа пополудни в портовый город Дудинку с востока – явно из норильского аэропорта – прибыло громыхающее подвеской видавшее виды такси марки “Волга”. Такси остановилось у гостиницы “Северное сияние”, высадив единственного пассажира. Пассажир – грузный старик в очках, совершенно седой, но при том совершенно не лысый, – неспешно оглядевшись по сторонам, подхватил свой средних размеров чемодан и направился в гостиницу. У входа, опираясь на металлические перила, щебетали три обильно намакияженные девицы лет двадцати, посасывавшие пиво из жестяных банок. Девицы, смерив прибывшего оценивающими взглядами, продолжили свои занятия, не проявив ни малейшего интереса к гостю. Если бы гость прибыл не в раздолбанной “Волге”, а в чёрном “Хаммере” или хотя бы в “Мерседесе”, был бы одет помоднее и не был бы столь стар – явно под семьдесят, то был бы он тогда, несомненно, интересным объектом для этой троицы.

В холле гостиницы было пусто. Дежурный администратор за стойкой – полнотелая дама в возрасте начинающих бабушек – не удосужила посетителя приветствием и сосредоточенно считала петли на своём вязанье.

– Хм… Для меня забронирован номер, – несмело обратился посетитель к рукодельнице.

Дежурная только кивнула головой, нахмурила брови и продолжила сосредоточенный счёт, молча шевеля губами. Через две минуты, показавшиеся гостю вечностью, вязанье было отложено в сторону.

– Фамилия!

– Дудинский.

– А-а, так это ваша бронь на целый месяц.

– Да, моя.

– И что же вас к нам сюда занесло? Первый раз вижу гостя в ваших годах.

– Видите ли, я люблю путешествовать, а в вашем городе я давно уже не бывал.

– Так вы у нас не впервой?

– Нет, это второй раз.

– И когда же вы были у нас в первый раз?

– Да давненько. Без малого семьдесят лет тому назад.

– Семьдесят?!

Дама за стойкой недоверчиво покачала головой и протянула руку ладонью кверху, требуя паспорт.

– Так… Дудинский Олег Иванович… О, так вы родились в Дудинке. И что, сразу же Дудинку и покинули?

– Да, именно так. Я здесь родился и прожил в вашем славном городе всего два месяца.

– Интересно… И фамилия ваша Дудинский…

– А фамилию мне в детдоме дали. Уже на материке.

– Ну так милости просим в родные края. Заполните вот бланк для регистрации.

Расположившись в просторном светлом номере с двумя окнами, приняв душ, отдышавшись в мягком кресле и побегав без интереса по каналам телевизора, гость спустился в кафе. В зале было немноголюдно. Гость уселся за свободный столик у окна, подальше от настраивававших свою звукотехнику музыкантов – бородатых юнцов с давно немытыми волосами до плеч.

Подошла молоденькая официантка, подала меню и порекомендовала заказать запечённую нельму с рисом и шпинатом.

– Нельма свежая, утром она ещё в Пясине плавала, не пожалеете. И соус к ней наш повар делает так, как никто и в Норильске не сделает.

– Спасибо. А как вы угадали, что я большой любитель рыбы?

– Да никак. Просто это сегодня лучшее, что мы можем предложить.

– Начало многообещающее. А какое вино вы мне порекомендуете под нельму?

– Вот попробуйте новинку из Германии – мозельское.

– А что за лоза?

– Ну… эта, мозельская.

Гость улыбнулся.

– Милая девушка, мозельские вина происходят из долины реки Мозель, и они могут быть самые разные. Принесите бутылку, разберёмся.

– А нельму заказывать будете?

Разумеется, самую жирную вырезку. И чтобы рис был как следует проварен.

Через минуту гостю была предъявлена литровая бутылка вина.

– О! Мне опять повезло. Это же старое доброе “Мюллер-Тургау”, моё любимое. Вы его пробовали?

– Нет, это вино только вчера подвезли, да нам и нельзя…

– Сделаем так. Эту бутылочку вы мне откройте и оставьте. Всю её я не выпью, да и половину, пожалуй, не осилю, а остаток после работы вы с подружками и поваром можете опробовать. Но вначале плесните-ка мне немного в бокал. Посмотрим, соответствует ли этикетка содержанию.

Гость покрутил вино на дне бокала, поднёс бокал к носу и посетовал про себя, что нос его уже не тот, запахи почти не ощущает. Осторожно пригубив светло-янтарную жидкость, одобрительно кивнул:

– Это в самом деле оно – “Мюллер-Тургау”. Рекомендую последовать моему совету.

Официантка зарделась, налила вина в бокал до половины и быстрым шагом удалилась на кухню. Там она, передавая заказ повару, добавила: “Этот заказ от такого интересного дедушки. Не знаю, откуда он взялся, но толк в гастрономии понимает. Ты уж постарайся, покажи класс”.

И повар постарался. Прибывший в город своего рождения старик – судя по его грузной фигуре, гурман и чревоугодник – с наслаждением поглотил всю порцию нельмы и весь гарнир, политый и вправду чудным соусом, вкус которого был для него совершенно новым. Ничего подобного “дедушка” Олег Иванович в жизни не вкушал. Пребывая в приподнятом настроении, он незаметно для себя осушил три бокала вина. “Начало и в самом деле многообещающее. Надо будет моего Володю ради этого соуса сюда на стажировку определить”, – подумал он.

Ресторан между тем постепенно наполнялся. За одним из столов угнездились и те самые три девицы, первыми встретившие Олега Ивановича в его родном городе. Они нашли себе интересную компанию из троих молодых людей, которых Олег Иванович уверенно определил бы как уличных грабителей и охранников на овощном рынке по совместительству. Предпочитавшие водку гости быстро хмелели и завязывали беседы на крике, норовя перекричать разошедшихся не на шутку музыкантов, и наш пожилой герой счёл за лучшее уйти, дабы не оглохнуть ненароком. Он подозвал официантку и заказал ещё одну бутылку того же вина, попросив не открывать её. Получив бутылку, он рассчитался, одарив официантку щедрыми чаевыми.

– Милая девушка, я тут немного увлёкся, и в бутылке вам на пробу почти ничего не осталось. Возьмите вот эту непочатую бутылку и распробуйте её вашим дружным коллективом, но только после смены.

– Ой, да что вы!

– Не спорьте со мной. Имейте уважение к моим сединам. А повару передайте мой нижайший поклон. Теперь я не сомневаюсь, что он и в Норильске любому коллеге нос утрёт.

– Ой, спасибо. Вы подождите секундочку, я повара позову. Скажите ему вашу благодарность сами, он будет рад.

Через минуту вышел сияющий повар и энергично раскланялся перед благодарным гостем. Олег Иванович пожал ему руку и проникновенно произнёс:

– Спасибо, молодой человек, потешили вы меня. Я тут задержусь на месячишко. Не дадите мне умереть с голоду?

– Что вы! Заходите, будем рады. А обслужить знатока – это особая честь.

– Договорились! Ряпушка будет?

– Обязательно!

– А строганина?

– Вообще-то не сезон, но для вас что-нибудь сообразим. Заморозим муксуна самого свежего.

– Ловлю на слове!

* * *

Наутро после завтрака с ароматным кофе, качество которого не давало повода считать Дудинку захолустьем, Олег Иванович приступил к своим делам. Прежде всего он позвонил в администрацию Таймырского муниципального района. В телефоне ответил приветливый женский голос:

– Да, да, Олег Иванович, всё в порядке, документы готовы, мы вас ждём.

– Хорошо, когда к вам можно подойти?

– Можно прямо сейчас. Вы где остановились, в “Северном сиянии”?

– Да, в нём самом.

– Ну так здесь рукой подать. Найдёте дорогу?

– Конечно. Дудинка же мой родной город.

– Да, мы знаем. До встречи?

– До встречи!

Имя Олега Ивановича было знакомо районной администрации с весны прошлого года. А началось всё с более чем странного письма из Красноярска, из канцелярии самого губернатора. Письмо адресовалось главе администрации, и в нём настоятельно рекомендовалось посодействовать Олегу Ивановичу… Просьбы оказать содействие тому или иному гражданину нет-нет, да встречаются в письмах сверху, и ничего странного в них нет. Но вот в случае с Олегом Ивановичем всё было как-то очень уж странно. Заместитель губернатора рекомендовал, причём, настоятельно рекомендовал оказать не просто содействие, а полнейшее содействие какому-то неизвестному кандидату наук, частному исследователю Заполярья, из – подумать только! – Пензенской области в строительстве научной станции посреди тундры севернее гряды Бырранга. И – самое удивительное – в скорейшем получении всех необходимых согласований. Поначалу письмо из Красноярска было воспринято как чей-то розыгрыш и едва не оказалось в мусорной корзине. Мыслимое ли это дело, чтобы некий частник, проживающий в благодатной Пензенской области, добровольно забрался к чёрту на рога – в продуваемую всеми ветрами тундру, потратившись к тому же на строительство обитаемой станции?! Да и фамилия этого чудака была более чем подозрительная – Дудинский. Ну ясное дело, что всё это хохма. Но после уточняющего звонка из администрации в канцелярию губернатора подозрения отпали, а чудачество Олега Ивановича даже нашло некоторое понимание: если денег куры не клюют, то почему бы и не почудить. Вскоре объявился на связи и сам Олег Иванович с проектом своей станции и с сертификатами на новый стройматериал из Чехии – несущую панель-сэндвич из плит ОСБ и пенополистирола. Завязалась переписка и начались телефонные переговоры. Поначалу новинка из Чехии была встречена в штыки – не безумие ли затевать строительство на Крайнем Севере из столь лёгкого и хрупкого материала? Первая же пурга такой дом расшмотает. Но Олег Иванович, оказавшийся красноречивым рассказчиком и обладавший, как оказалось, лёгким пером, довольно быстро убедил сомневающихся в том, что только из такого материала и надо строить дома на Севере – ведь именно из подобных панелей строят себе дома канадцы и жители Аляски, а чехи избрали их для строительства своей научной станции в Антарктиде. Ну, раз такой дом стоит аж в Антарктиде… И районная администрация взялась за подготовку необходимых формальностей с энтузиазмом и от чистого сердца – Олег Иванович даже и не намекал на взятку.

* * *

Олег Иванович вышел из гостиницы в лёгком волнении. За свою долгую жизнь он испытал много радостей и разочарований. Его трудно было уже чем-нибудь удивить, и он постепенно разучился волноваться. А тут, поди ж ты, и пульс зачастил, и дыхание стало глубоким. В грудь задувал холодный ветерок с Енисея, словно припоминая, что здесь север, зима не за горами, и поговорка “Солнце светит, но не греет” относится именно к этим краям. “Надо же, именно здесь я пришёл на этот свет. М-да… А здесь в общем-то ничего, жить можно. Даже вон цветочки на клумбах растут. Только вот небо какое-то бледное”, – подумалось ему. Пройдя квартал, он остановился и огляделся. “Где-то здесь был роддом, в котором родился я и в котором умерла моя мама. Нелёгкая, видать, была у неё судьба, и попала она на этот край земли наверняка не по своей воле… Возможно, на том же кладбище покоится и мой неизвестный отец. Кто они были, мои родители? Никогда этого не узнать”, – пронеслось у него в голове.

Приподнятое волнение сменилось слегка щемящей грустью и апатией. Прохожие, невольно обращавшие внимание на осанистого незнакомца с пышной седой шевелюрой, могли видеть перед собой человека, углубившегося в сложные расчёты. В действительности же им овладела полная отрешённость от всего. Все его чувства притупились, и он размеренно вышагивал, словно лунатик. Очнувшись от забытья уже в вестибюле административного здания, он не сразу сообразил, зачем он там оказался. Он потряс головой, словно пытался буквально стряхнуть с себя наваждение, и решительно двинулся вперёд.

В администрации его приход был встречен с нескрываемым любопытством. Словно по делам, в кабинет заглядывали сотрудники из разных отделов, чтобы только взглянуть на новоявленного Амундсена [11] или Нансена [12] . Видя перед собой не пышущего удалью молодца в рассвете лет – только таким можно было себе представить покорителя тундры, а грузного старика, явного пенсионера, посетители единодушно приходили к выводу: чокнутый чудак. Когда Олег Иванович получил все документы и оставил последнюю подпись, одна из работниц администрации решилась спросить его напрямую:

– Олег Иванович, а зачем вам это надо, в ваши-то годы?

– О, именно в мои годы только и можно реализовать мой проект.

– И как долго вы собираетесь работать на своей станции?

– До полного успеха.

– А что будет со станцией… потом, – работница замялась, успев осознать бестактность сорвавшегося с языка вопроса.

– После моей смерти?

– Нет, что вы! После полного успеха.

– Да это не вопрос. Как-нибудь распоряжусь. Станция может достаться, например, Таймырскому заповеднику. Им она, не сомневаюсь, пригодится.

– Ну, тогда скорейшего и полного вам успеха!

– Спасибо. Постараюсь. А можно вас попросить ещё об одной услуге?

– Попросить можно…

– Видите ли, мне хочется взять с собой котёночка и щеночка. Мне будет с ними там в тундре не так одиноко.

– А-а… Понимаю. Обещать не могу, но поспрашиваю. Когда вы отъезжаете?

– Примерно через месяц.

– Хорошо, мы постараемся. Я оповещу всех знакомых. Что-нибудь обязательно найдётся.

Глава 10. ФСБ пустяками не занимается

Старшему оперуполномоченному майору Федорину Семёну Борисовичу было уже тридцать четыре года, и он стал замечать, что теряет былую прыть. Суета оперативной работы стала ему всё сильнее надоедать. Он уже не бросался на проверку любых сигналов, а отрабатывал лишь те, которые попадали на контроль к начальству. Информацию от своего агента из гостиницы о предполагаемом нелегальном изъятии человеческих органов он благоразумно не стал оформлять, будучи уверенным, что это очередная пустышка, и постарался её поскорее забыть.

В конце августа он выехал в командировку на пару дней в Красноярск. Там он остановился не в гостинице, а у своего однокашника по малоизвестному учебному заведению в Варсонофьевском переулке, где они осваивали основы оперативной науки. Как и принято издревле на Руси, вечером они сидели за бутылкой “Абсолюта”, и разговор их крутился в основном вокруг службы, хоть и была она у них совершенно секретной, и говорить о ней вне стен управлений категорически запрещалось. В защиту нарушителей режима секретности стоит, однако, упомянуть, что беседовали они с глазу на глаз, закрывшись от жены и дочки хозяина на кухне. Ни агентов, ни объектов оперативной заинтересованности они не расшифровывали и явки не раскрывали. Просто делились и даже слегка хвастались теми необычностями, которые стали им известны в силу их специфической службы.

– Паша, а знаешь ли ты, что такое ай-оу-оу-эф?

Паша с удивлением в глазах посмотрел на приятеля.

– Ай-оу-оу-эф? Ты имеешь в виду орден чудаков?

Настал черёд удивляться иркутскому гостю.

– А ты откуда знаешь о них?

– Да у меня агент в этом ордене уже года два состоит.

– Да ты что?! Так они что, уже и в Красноярске ложу открыли?

– Да нет. Мой агент – единственный чудак на всю Сибирь, наверное.

– Так где же он вступил в орден? В Москве?

– Куда там. В Праге! Он туда два-три раза в год ездит, вот там и вступил.

– И что, хоть какой-то оперативный интерес с этого ордена выплывает?

– Да ничего особенного. Так… Хотя, как прикрытие для агентуры может сгодиться. Слушай, а ты-то с какого бока этим орденом интересуешься?

– Да вот сигнал проскочил. Один мой “полосатый” [13] предполагает, что один чудак, русский, кстати, вроде как с незаконной пересадкой органов связан.

– Русский? Чудак? Уж не Дудинский ли?

– Паша, ты ясновидящий! Именно Дудинский. Откуда ты это можешь знать?

– Да это лучший друг одного моего агента. Именно Дудинский, кстати, его в пражскую ложу и сагитировал. А чудаков этих в России точно по пальцам можно пересчитать. Только числятся они наверняка в иностранных ложах – немецких, американских, английских. Да, а что это за хрень с пересадкой органов? Это же чисто благотворительный орден. Благородные наивные люди, мухи не обидят.

– Да так, агенту померещилось. Бандиты, кстати, Дудинского разыскивают. Вот это точная информация.

– Во как. Ничего не понимаю, а ты-то тут с какого припёка оказался? Дудинский же всё по европам шатается, а ты вроде из Иркутска не вылазишь.

– Я-то не вылажу, но этот Дудинский сам недавно в Иркутск заскакивал на симпозиум…

– А-а, понятно. Мой там тоже был.

– Во-во. Там этих чудаков несколько было, и русских двое… А потом где-то через месяц один ханурик с двумя ходками за грабёж в Иркутске нарисовался с одной единственной целью разыскать Дудинского. Как ты думаешь, что может бандитов в нём так заинтересовать?

– Догадываюсь. Дудинский-то хоть и не олигарх, но бедным его не назовёшь. Крутой мужик. Моему лабораторию обставил на поллимона зелени. Так, по-дружески… или по-братски.

– Та-ак… Понятно… Значит, братва на него наехать хочет, как в девяностые…

– Наверняка…

– Так ты подскажи своему, пусть он Дудинского этого предупредит, чтобы поосторожнее был.

– Сделаем. Не люблю я этих богатеньких, но Дудинский, кажется, нормальный мужик, и деньги свои он честно заработал.

– Мой агент говорил, что он какую-то научную станцию строить собирается…

– Не врёт твой агент… Мой мне все уши прожужжал про эту станцию у нас на Таймыре. Хочет построить её на свои деньги… поначалу сам в ней поработает, а потом Академии наук в дар передать планирует.

– Да… давай выпьем за этих чудаков. Есть ещё люди на свете…

* * *

Был конец сентября, когда Павел Иванович, приятель Семёна Борисовича, встретился, наконец-то, со своим агентом, приятелем Олега Ивановича, вернувшимся из отпуска, и выложил полученную им информацию без обиняков.

– Константин Антонович, передайте вашему сочудаку Дудинскому, что на него охотятся бандиты.

– Да вы что? Какие бандиты?

– Обыкновенные. Матёрые уголовники. Наверное, на его деньги позарились.

– Вот это да… Порадовали вы меня…

– Ну, ожидать такое каждый богатей должен. Особенно в нашей стране. Ваш приятель ведь наверняка охрану имеет.

– Ой, навряд ли. Олег Иванович своими деньгами не кичится, у него даже особняка нет. Мотается по свету. То тут, то там. Зачем ему особняк и, тем более, охрана?

– Константин Антонович, тут некоторые подозревают, что ваш приятель отношение к торговле человеческими органами имеет…

– Да типун вам на язык! Что за бред! Полная ахинея!

– Ну ладно, ладно… Трепачей на свете ведь хватает.

– Павел Иванович, уж поверьте мне, Олег Иванович очень порядочный человек, и ничего общего с криминалом у него быть не может. А то, что могут найтись желающие его ограбить, то в этом ничего невероятного нет. Я, конечно же, немедленно свяжусь с Олегом Ивановичем и предупрежу его, но и вы должны что-нибудь предпринять…

– Эх, Константин Антонович, мы-то как раз ничего предпринять не можем. Не наша это компетенция. На это милиция уполномочена.

– Ну так поговорите с милицией, к вам они скорей прислушаются.

– Как у вас всё просто, Константин Иванович…

– А у вас наоборот, всё сложно… Ну сделайте что-нибудь, вы же правоохранители…

– Ну вы уже совсем решили меня насмерть убить угрызениями моей же совести.

– Да не ёрничайте вы!

– Ну ладно, ладно. Давайте спокойно всё обсудим.

– Хорошо. Начнём с того, что я должен передать Олегу Ивановичу?

– Ну то самое, что я вам сказал.

– А что вы мне сказали? Ничего вы не сказали. Ничего ведь неясно – какие бандиты охотятся, как охотятся, где охотятся?

– Ну, Константин Антонович, вам бы в розыскники пойти… Значит так, слушайте. Некий Николай Мягков, шестьдесят пятого года рождения, проживающий в Москве, дважды судимый за грабёж, месяц тому назад приезжал в Иркутск с единственной целью напасть на след участника проходившего в Иркутске симпозиума, куда имели счастье выезжать и вы, помните?

– Помню, конечно. И что, он искал Олега?

– Да, да, именно Олега Ивановича Дудинского. Но кроме подтверждения того, что ваш друг был в Иркутске, он ничего не добился.

– Он что, из Москвы в Иркутск только ради этого подался?!

– Выходит, что так. Уж очень настойчив был этот урка.

– Ну так сообщите об этом уголовнике в Москву, пусть его арестуют.

– Арестуют? А за что? Может быть, он приятеля своей обожаемой тёти разыскивает, чтобы передать ему её приглашение на свадьбу любимого сыночка?

– И что же делать?

– Попросите Олега Ивановича, чтобы поостерёгся. Что тут ещё сделаешь?

– Да-да. Хорошо. Я сегодня же с ним свяжусь… Но вы тоже предпримите хоть что-нибудь.

– Что-нибудь? Хорошо. Давайте-ка подробненько напишите всё, что знаете об Олеге Ивановиче. Особенно о его проекте с научной станцией. Он вроде экспедицию на Таймыр собирает? Если убедительно напишите, попробуем уговорить Норильский горотдел присмотреть за его экспедицией… Да, кстати, а как вы сообщите об этом Олегу Ивановичу и не расшифруете нашу с вами связь?

– Ну, например, скажу, что говорил с коллегами в Иркутске, и от них узнал, что приезжал очень подозрительный тип и всё о нём вынюхивал.

– А Олег Иванович не обратится с перепроверкой к вашим коллегам?

– Навряд ли. Он там ни с кем близко не знаком, да и некогда ему. Он уже в Дудинке и занят по горло.

– Нет, это всё чревато. Давайте попробуем так. Вы ему ничего не сообщайте, а я попрошу своего коллегу в Дудинке встретиться с Олегом Ивановичем и предупредить его.

– Хорошо. Только не затягивайте, пожалуйста. Олег Иванович через неделю-другую уже отправится в путь.

– Договорились!

Павел Иванович после встречи усмехнулся над собой: “Кто тут у кого агент – профессор у меня или я у профессора? Ладно, совершим доброе дело. Глядишь, оно и зачтётся”.

Глава 11. Вначале было Слово

1. Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.

2. Оно было в начале у Бога.

3. Всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть…

Евангелие от Иоанна.

Олег Иванович в бога не верил. Конечно, здесь сказалось атеистическое воспитание в советском детском доме. Но Олег Иванович был уверен, что окажись он хоть в церковном приюте, он всё равно в бога бы не поверил. Уж очень противоестественной казалась ему идея о всемогущем творце. “А кто сотворил творца? А творца творца? А творца творца творца?” – эта бесконечная цепочка вопросов могла дать лишь один ответ – никаких творцов нет и не было. “Есть природа, она вечна и бесконечна. Есть законы природы. Они неизменны, и их можно рано или поздно познать” – в этом Олег Иванович убедился ещё на школьных уроках физики и химии. Всё казалось просто и ясно, и богу места в природе просто не оставалось.

Но вот заговорили о Большом взрыве, и природа, сиречь Вселенная, оказалась не вечной и не бесконечной. Вот оно доказательство наличия Творца! – стали раздаваться громкие возгласы преимущественно в среде младших научных сотрудников. Олег Иванович, однако, не видел никаких причин склоняться к такому категорическому выводу. Здесь надо бы поразмыслить как следует, и наверняка можно будет понять зарождение Вселенной и без творца, полагал он. Увы, немногие разделяли его мнение. Модным стало ссылаться на некую высшую надприродную силу, которая ни с какой конкретной религией, конечно же, не связана, но правит бал в природе. “Так, может быть, ваша пресловутая высшая сила и есть сама природа, которая сама собой правит?” – возражал Олег Иванович. “Нет-нет! Природа – это одно, а высшая сила – это совсем другое. Она стоит над природой и может вмешиваться в ход вещей. Ясное дело, что человек не мог стать разумным существом без вмешательства высшей силы”. Вскоре Олегу Ивановичу такие споры попросту надоели. Уж если обуяла человека высшая сила, то с ней не совладать. На то она и высшая. И спорить с ней бесполезно…

Вернувшись с той памятной рыбалки на Волге, Олег Иванович в минуты размышлений прокручивал в мозгу технологические карты в том шкафу, что по левую руку от рабочего места бога, и его, наконец-то, осенило. Да ведь всё очень просто! Эти карты – удачно найденное образное выражение для законов природы. И первая карта – это то самое фундаментальное уравнение Вселенной, которое искал Эйнштейн и ищут физики-теоретики, пытаясь объединить все известные природные силы в одну. Найдя это уравнение и разрешив его, можно в принципе получить последующие карты и тем самым описание Вселенной в развитии, с начального момента времени до сегодняшнего дня и далее в будущее. Разумеется, найти это фундаментальное уравнение и подтвердить его справедливость будет отнюдь не просто. Но оно наверняка существует, и дело только во времени. Существует… Существует… Но где оно существует, где мастерская бога, где стоит этот левый шкаф? В наших головах?

Олег Иванович вспомнил семинарское занятие по диамату в университете. Тема – теория отражения. Коварный вопрос преподавателя:

– Вот вы, Дудинский, как вы считаете, мысль материальна или эфемерна? Она – материя или таки дух?

– Честно говоря, я над этим не задумывался…

– А вы подумайте, примените диалектический метод, порассуждайте. Как вы себе представляете мысль в свете нашего сегодняшнего занятия?

– Если в свете сегодняшнего занятия, то очевидно, что мысль есть отражение…

– Так, хорошо. А что такое отражение? Можно ли его пощупать, взвесить?

– Думаю, что нельзя.

– То есть, по-вашему, мысль нематериальна?

– Получается, что так…

– А вот тут-то вы повторяете типичное заблуждение идеалистов. Мысль материальна так же, как материален наш мозг.

– Как-то трудно себе представляю мысль-материю…

– А вы примените определение материи. Ну… это – объективная реальность…

– … данная нам в ощущениях. Но я, вот не могу ощутить вашу мысль.

– Это бывает. У двоечников. А вы же у нас отличник…

– Ну, процесс мышления как совокупность неких электрохимических реакций в клетках мозга я представляю. Здесь всё материально, а вот мысль…

– Так мысль и есть продукт тех самых реакций. Кстати, пока мозг мыслит, он работает. А теория относительности нам говорит, что масса его при этом должна уменьшаться. Вот эта разница в массах до и после процесса мышления и есть масса мысли.

– Так потеря массы должна приводить к высвобождению энергии эмце-квадрат. Как в атомной бомбе…

– Не паясничайте, Дудинский! Речь здесь идёт о микроскопических потерях массы. Тем не менее, из этого следует, что мысль – огромная сила. Кстати, древние это ещё задолго до теории относительности заметили…

Вся группа уже видела, что преподаватель сам себя загнал в тупик. Попытка продемонстрировать материальность мысли оказалась неудачной, и он не знает, как выпутаться. Спас его звонок на перерыв, и он с явным облегчением закончил семинар. На следующем занятии преподаватель непререкаемым тоном заявил: “Мышление есть свойство высшей материи. И коль скоро для мышления необходим материальный мозг, то и мысль несомненно материальна. Вне материи не может быть мысли. Зарубите это себе на носу, и пойдём дальше по программе…”.

* * *

“Вначале было Слово, и Слово было Бог…”, – этот зачин одного из евангелий Олег Иванович впервые услышал в разгар Перестройки. Он прожил сорок пять лет и никто ему евангельскими цитатами не досаждал. А тут… Эту фразу стали повторять все, кому не лень, по поводу и без повода. Олег Иванович не задумывался над ней, и относился к ней как к назойливой мухе, жужжащей возле уха. Но однажды его посетило очередное озарение… Технологическая карта из мастерской бога – это ведь и есть Слово. Да и весь шкаф со всеми технологическими картами иносказательно можно назвать Словом. А Слово можно прочитать. Не этим ли занимается теоретическая физика? Интересно, а на чём было написано это слово? Но, если сказано, что вначале было Слово, то это значит, что ничего больше не было. Не было даже клочка бумаги, на котором можно было бы это слово записать. Выходит, что слово должно было быть эфемерным, бесплотным. Оно должно было быть нематериальным духом… И это ведь вполне возможно!

Когда-то Олег Иванович интуитивно полагал, как само собой разумеющееся, что мысли, идеи – по сути некие эфемерные нематериальные объекты. Они объективно существуют, и учёные, прежде всего математики, их открывают и фиксируют на материальных носителях – в памяти мозга, на глиняных дощечках, на пергаменте, бумаге… И раз их открывают, значит, они существовали задолго до того, как их впервые открыли. Менделеев открыл свой периодический закон не так давно. Но ведь невозможно усомниться, что этот закон неукоснительно соблюдался во все времена, а, значит, он всегда и существовал. А где? Да в том самом шкафу с технологическими картами по левую руку от бога! И в словах Иоанна “Вначале было Слово…” может скрываться очень глубокий смысл. В этом Слове был весь проект Вселенной, с законами Ньютона, с теорией относительности, с таблицей Менделеева, уравнениями Максвелла [14] , квантовой теорией. А если это так, то Слово вправе занимать должность бога. А нужен ли богу в его мастерской левый шкаф? Разве нуждается Слово-Бог в хранилище? Что же выходит? Богу-Слову понадобились только реактивы из правого шкафа. Но где он их взял?

В размышлениях о мироздании Олег Иванович с растущим беспокойством стал замечать, что его былые представления о мире, как о некоей само собой разумеющейся данности в духе ленинской “объективной реальности, данной нам в ощущениях”, начали рассыпаться. В восьмидесятые годы активно разрабатывалась головоломная теория струн, обещавшая реализовать мечту Эйнштейна об объединении всех природных сил в одну единственную. Разобраться в ней сколь-нибудь глубоко Олегу Ивановичу было уже не под силу, и он довольствовался популярными обзорами. В одном из них он наткнулся на утверждение, логически вытекающее из теории струн, что Вселенная вовсе не уникальное вселенское явление. Наш мир может быть всего лишь одним из прочих миров, которые ничуть не хуже нашего. И миров этих, с которыми мы в принципе не можем прийти в соприкосновение, может быть непредставимо много. Это множество описывается фантастическим числом – единицей с тысячью нулей. И если эта теория права, то невообразимая прорва материи во всех этих бесчисленных вселенных – львиная доля объективной реальности – в принципе не может быть дана нам в ощущениях, как бы мы ни совершенствовали свои телескопы и микроскопы. Но и тысяча нулей оказались не пределом. Дальнейшие попытки объединения всех природных сил в единую прасилу привели вообще к непредставимому допущению: параллельных вселенных может быть бесконечно много! А бесконечно много означает нечто, что в бесконечное число раз больше числа с любым числом нулей!

И если вначале было Слово, то Слово это оказалось поразительно многозначным: каждому значению соответствует своя вселенная, а всего их бесконечно много. И реактивов богу, выходит, должно было понадобиться бесчисленное множество. Это какой же шкаф должен стоять по правую руку от Слова-Бога?!

Бесчисленное множество параллельно сосуществующих вселенных, каждая из которых пережила свой Большой взрыв, своё зарождение со своим временем и своим пространством, Олег Иванович вполне мог себе представить. Ему даже понравился введённый одним из корифеев космологии Андреем Линде термин – многоликая Вселенная. Чего он представить себе не мог, так это бесконечное количество стройматериалов для реализации бесконечного числа Вселенных. Бесконечности в математике – ясней ясного. А вот бесконечное множество материальных ресурсов мозг категорически отказывался воспринимать.

Глава 12. Подготовка миссии

За две недели пребывания в Дудинке Олег Иванович обошёл, казалось бы, всех городских и районных начальников, заручившись всевозможными разрешениями, лицензиями и просто обещаниями поддержать его начинание. Режим полного благоприятствования был достигнут не только природным обаянием Олега Ивановича, не только тем знаменитым письмом заместителя губернатора края и не только благородством его миссии. Кстати, о его миссии в Дудинке сложилось единодушное мнение – блажь. Главную роль сыграли его обязательство безвозмездно передать по завершении экспедиции на баланс муниципального района целый автопоезд, стоящий немалых денег, а также благотворительный взнос – целых десять миллионов рублей – в кассу городской больницы. Кое-кто, разумеется, намекал на благотворительность иного рода – времена де тяжёлые, трудно де сводить концы с концами, а ответственность де непомерно высока. Олег Иванович в таких случаях согласно кивал головой и рекомендовал бросить к чертям такую неблагодарную работу. Ушёл на вольные хлеба, и никакой тебе повышенной ответственности; заплати налоги и спи спокойно. “Хорошо ему рассуждать”, – говорили про себя – “Коли сам губернатор его поддерживает. Нет, лучше с ним не связываться. Пусть себе чудит”.

Побывал Олег Иванович и в городском архиве, пытаясь найти хоть какие-то следы своего рождения в августе далёкого сорок третьего года. В годовом отчёте окружного отдела здравоохранения нашлась одна строчка, в которой как пример “упущений в работе” упоминалось, что одна двадцатидвухлетняя роженица умерла во время родов. Фамилия роженицы не указывалась. “Это была, несомненно, моя мама, и это всё, что я о ней знаю”.

Между тем то, что можно было назвать летом, встретившее Олега Ивановича в день его прибытия в Дудинку, уже назавтра сменилось осенью, которая продлилась чуть более недели. А в ночь на второе октября пришла настоящая зима – сыпавшуюся поначалу снежную крупу сменили лёгкие звёздочки снежинок, лужи промёрзли до дна, по улицам зашевелились змеи позёмки. По небу неслись рваные низкие тучи. Такая погода нагоняла уныние и даже депрессию. Световой день стремительно сокращался, и также стремительно приближалась полярная ночь. Иногда открывались участки чистого неба, и на землю падали косые солнечные лучи, которые только усиливали неуютные ощущения. Но у Олега Ивановича, одетого в добротную одежду по сезону, свежий ветер с Енисея только поднимал настроение и как-то по-особенному пьянил. Его дерзкий замысел подошёл к решающей фазе. Ощущение предстоящего противостояния негостеприимству зимней тундры и уверенность в успехе подбрасывали адреналин в кровь. Олег Иванович чувствовал себя лет на двадцать моложе.

* * *

Вечером восьмого октября у одного из причалов Дудинского морского порта ошвартовался красавец дизель-электроход “Норильский никель”. Сторонний наблюдатель, не знакомый с реалиями порта и Северного морского пути, был бы уверен, что перед ним стоит судно “ARCTIC EXPRESS”. Именно эта надпись гигантскими белыми буквами на красно-оранжевом борту прежде всего бросается в глаза. Но это не имя корабля, это – его функция: “Норильский никель” служит быстроходным грузовым экспрессом между Мурманском и Дудинкой и пролетает эту дистанцию всего лишь за пять суток. Едва закончилась швартовка, задвигались длинные шеи портовых кранов, и выгрузка началась. Последними грузами оказались бросающиеся в глаза яркой оранжевой окраской мощный четырёхосный колёсный тягач и две платформы на таких же, как у тягача, огромных – в рост человека – колёсах. Одна платформа была не менее тридцати метров длиной и опиралась на четыре оси. Вторая платформа была в два раза короче и имела всего две оси. На меньшей платформе было смонтировано нечто вроде вагончика с дверью, окнами и трубой с коническим колпаком над ней. Подобные вагончики бывают у строителей. Ясно, что тягач и обе платформы составляли автопоезд, способный преодолевать любое бездорожье. Автопоезд и четыре сорокафутовых контейнера были уложены в дальнем углу территории порта. Получателем всего этого добра был, конечно же, Олег Иванович Дудинский.

А в речном порту Дудинки в это время под бравурные звуки маршей Чернецкого швартовался белоснежный пассажирский теплоход “Александр Матросов”, пришедший в Дудинку из Красноярска последним в этой навигации рейсом. Среди сошедших на берег пассажиров выделялась восьмёрка крепко сбитых мужчин среднего возраста в одинаковой форменной одежде с туго набитыми рюкзаками за спинами. На накладных карманах ярко-оранжевых курток можно было прочесть “Таймырская экспедиция Дудинского”. У выхода из речного вокзала группу встретил сам Дудинский, одетый ради такого события в такую же форменную одежду. У него не было только рюкзака. Пожав по очереди всем руки, Олег Иванович повёл свою команду в гостиницу пешком по освещённым улицам, благо до неё было рукой подать, а прибывшим хотелось размять ноги после четырёхдневного сидения на теплоходе.

В гостинице группу уже поджидала дежурный администратор, с которой Олег Иванович успел подружиться.

– О, какие молодцы! Олег Иванович, да где вы таких удальцов набрали? Все красавцы, как на подбор.

– И с ними дядька Черномор, – подмигнул Олег Иванович.

– Ну теперь все дудинские невесты забеспокоятся.

– Пусть не беспокоятся. Все мои орлы женаты, а для случайных адюльтеров у них времени не будет.

– Ах, какая жалость…

По завершении формальностей Олег Иванович распорядился: пятнадцать минут на обустройство и сборы к торжественному ужину; форма одежды – непарадная. В кафе команда с аппетитом плотно поужинала, единодушно предпочтя оленье седло и водку таймырскому гольцу и мозельскому вину, рекомендованным Олегом Ивановичем. Выпив за успех экспедиции, команда высказывала нетерпение скорее начать работу. Наутро вся команда в рабочей одежде отправилась в порт. И работа закипела… Семеро членов команды взялись за перегрузку содержимого контейнеров на платформу большого прицепа. Весь груз в месте отправления был тщательно отсортирован и промаркирован. Порядок укладки на прицепе был подробно записан в толстом журнале, и командир – электрик Сергей Кравцов – давал указания на укладку грузов, сверяясь с журналом. В это время Олег Иванович с водителем Сергеем Дергуном из Салехарда занялись осмотром тягача с пирамидой цилиндрических ёмкостей над балластной площадкой.

* * *

Колёсный балластный тягач МЗКТ-74132 – серьёзный агрегат. Все восемь его колёс в полтора метра диаметром являются ведущими и позволяют ему двигаться и тянуть за собой многотонный прицеп – и, если надо, не один – почти по любому бездорожью. Он не умеет только плавать по воде и летать по воздуху. А заснеженная тундра для него всё равно что автострада для лимузина. Олег Иванович заказал себе это всюдупроходное чудо в Минске, где наряду с гражданскими вездеходами делают и стартовые агрегаты для баллистических ракет. Чтобы тягач развивал максимальную тягу и мог тянуть тяжеленный – до четырёхсот тонн – прицеп, на тягаче предусмотрено место для укладки утяжеляющего балласта. На тягаче Олега Ивановича в качестве балласта разместили запасные баки для топлива, вмещающие пятнадцать тонн солярки. Баки сварили из труб для магистральных газопроводов диаметром чуть ли не метр и длиной около четырёх метров. Шесть трубчатых ёмкостей были уложены одна на другую в пирамиду и прочно закреплены. Под нижними ёмкостями проложили две трубы поменьше, соединив их задние торцы отрезком такой же трубы. От одного переднего торца поднималась вверх такая же труба высотой три с половиной метра. Другой передний торец мог при необходимости соединяться с концом выхлопной трубы тягача, и тогда выхлопные газы подогревали бы дополнительные ёмкости с соляркой. Чтобы такой подогрев был эффективным, над всей этой конструкцией предполагалось установить теплозащиту в виде домика из чешских панелей-сэндвичей. Расчёты показывали, что такому тягачу будет не страшен и шестидесятиградусный мороз.

Водитель Сергей, облазив моторный отсек и просторную кабину, остался доволен состоянием тягача. Олег Иванович уселся к водителю пассажиром, и тягач, выпустив облачко чёрного дыма, взревел мотором.

– Давай, Сергей на нефтебазу, сюда налево. Это рядышком, и там нас уже ждут.

– Сейчас, мигом. Ух, зверь машина!

– Не газуй, видишь гаишник с жезлом уже на посту.

– Вот блин!

– Не волнуйся, Серёжа. Всё согласовано, претензий к нам не будет. Не зря же я здесь две недели проторчал. Всё начальство даёт нам зелёную улицу.

Гаишник жезлом остановил Сергея, с интересом обошёл кабину тягача, козырнул и отошёл в сторону к своей “Волге”. Олег Иванович открыл окно со своей стороны и выкрикнул: “Ну что, товарищ лейтенант, можем ехать?”. “Езжайте”, – ещё раз козырнул лейтенант.

На нефтебазе тягач привлёк всеобщее внимание. “Красавец!”, – было общее мнение. Заправка бака и дополнительных ёмкостей заняла почти два часа.

– Ну, Сергей, этого топлива хватит пересечь весь Таймыр туда и назад и ещё останется.

– Надо бы ещё и маслом загрузиться, антифризом, тормозухой. Мало ли что в пути случится.

– Обязательно. Для нас всё это уже приготовлено. Завтра подвезём на “Газели”.

* * *

Укладка грузов для экспедиции на прицепы шла быстрее, чем ожидал Олег Иванович. Застоявшаяся команда работала с азартом, да и работа была нетяжела. Основу груза составляли лёгкие стеновые панели-сэндвичи. Самыми тяжёлыми грузами были снегоход “Ямаха”, два немецких ветрогенератора с редукторами, две бочки бензина, баллоны с газом и десятикиловаттный электрогенератор с бензиновым мотором. Но и с этими тяжестями команда управилась играючи. Плотники Саша и Андрей несуетливо собрали из заранее заготовленных деталей теплозащиту над топливными ёмкостями. Получился небольшой вагончик без окон, но с вентиляционными дверцами по обеим сторонам – они были необходимы для недопущения перегрева топлива в ёмкостях. Пространство между конусной пирамидой и стенами вагончика было заполнено ошкуренными сосновыми и лиственичными брёвнами, назначение которых команде было непонятно.

Надо сказать, что команде многое было непонятно. Олег Иванович затеял экспедицию в одно из самых неприветливых мест на земле. Ну, любители приключений и авантюристы в жизни встречаются. Но, чтобы человек в возрасте Олега Ивановича искал приключений на Крайнем Севере, команда представляла себе с трудом. Ну, совершить поход за романтикой и быстро вернуться назад – это ещё как-то можно понять. Но ведь Олег Иванович планирует там остаться в одиночку. Вон какую чёртову прорву продуктов он приготовил – лет на десять хватит. И ведь его никто туда не посылает – это его собственная выдумка. Во время перекура в отсутствие Олега Ивановича – он ушёл в контору порта – повар спросил напрямую:

– Лёва, ты же врач. Не кажется ли тебе, что наш босс псих?

– Да нет, Володя. Олег Иванович в смысле психики здоровее всех нас.

– Но что-то я не припоминаю полярников на восьмом десятке.

– Ну что же, он будет, наверное, первым аксакалом в тундре.

– И что же его туда гонит?

– Ну, Володя, причин может быть несколько.

– И каких же?

– Да хотя бы желание побыть одному. Ну, устал человек от суеты. Доживёшь до его лет, и сам захочешь покоя. А он, кстати, какую-то непростую монографию собрался писать, и не хочет, чтобы ему кто-нибудь мешал.

– А если заболеет? Что же он один будет делать?

– Ну простейшие простуды и сам сможет вылечить. А если что серьёзное приключится – вызовет вертолёт. Денег у него, похоже, немерено.

– Ну да, запуржит, и жди ближайшего вертолёта месяцами, сколько бы денег у него ни было.

– Ну да, риск такой есть. А, может быть, его это вовсе не пугает?

– Как это?

– Да так. Может быть, он там умереть хочет.

– Ну ты даёшь. Да я бы на его месте на Мальдивах обосновался.

– Ну, это ты. А он – это он.

На этом разговор закончился, и работы продолжились.

* * *

К полудню четырнадцатого октября автопоезд был полностью загружен и подготовлен в дальнюю дорогу. К тягачу были подсоединены оба прицепа: больший впереди, меньший сзади. Большой прицеп был обтянут плотным тентом того же оранжевого цвета. Олег Иванович неспроста выбрал этот броский цвет. Кто знает, не придётся ли экспедицию разыскивать спасателям. А оранжевое пятно автопоезда сразу бросится в глаза хоть с самолёта, хоть из космоса. На боках всех трёх частей автопоезда красовалась надпись “Таймырская экспедиция Дудинского”. Над кабиной тягача была закреплена траверза, на которой были установлены шесть галогенных фар, освещавших широкий сектор в сто восемьдесят градусов по ходу тягача. Две таких же фары были закреплены на крыше вагончика на меньшем прицепе. Они позволяли обитателям вагончика видеть, что делается по сторонам. Суммарный световой поток десяти фар мог успешно противостоять мраку приближающейся полярной ночи.

Вагончик на меньшем прицепе был поделён на жилую и складскую зону, соединённые дверью. В самом хвосте поезда за складской зоной был организован сухой туалет, попасть куда можно было из жилой зоны по узкому коридору, проходящему вдоль склада. Против туалета разместилась “баня” с раздевалкой и душевой кабинкой и двумя раковинами для умывания. Жилая зона состояла из кухоньки с газовой плитой и спального отсека, который представлял из себя своеобразную комбинацию плацкартного вагона – все четыре купе были открыты в коридор – и вагона СВ – каждое купе имело лишь по два спальных места. В каждом купе имелось небольшое окно. Всего в жилой зоне имелось десять небольших окон, избавляющих пассажиров вагончика от ощущения отрезанности от внешнего мира. Между вагончиком и кабиной водителя поддерживалась радиосвязь.

Казалось бы, всё было готово к отъезду, но Олег Иванович не спешил и назначил старт экспедиции на двадцатое октября. Надо было дать нарасти достаточно толстому льду на бесчисленных водоёмах Таймыра. Олег Иванович проложил маршрут своей экспедиции так, чтобы большая часть пути проходила по руслу рек, а по прочному льду можно было бы двигаться, как по шоссе. Погода благоприятствовала. С двенадцатого октября установились настоящие морозы под двадцать градусов, и ледяные мосты крепли с каждым днём. Автопоезд был оставлен в порту под охраной, команде было дано задание ещё раз тщательно изучить всю проектную документацию и инструкции по монтажу оборудования. Лишь для повара было сделано исключение. Володя Савченко все дни в ожидании старта работал в своей кухоньке в вагончике, заготавливая полуфабрикаты на дорогу. А Олег Иванович провёл ещё один раунд бесед с руководством города и района. Посетил он и Норильск, где встречался с руководством Норильского авиаотряда. Эти визиты были, естественно, предварены звонками краевого начальства из Красноярска.

Все эти беседы с начальством Олег Иванович спланировал и организовал сам. Но одна беседа – с сотрудником ФСБ – оказалась для него совершенно неожиданной. Сотрудник сам разыскал Олега Ивановича, позвонив ему на мобильный телефон. Они встретились в буфете порта и минут двадцать о чём-то беседовали, неспешно и неохотно попивая тёплый бурый напиток, по чьей-то ошибке именуемый кофе. О чём они беседовали, не суждено знать никому – не положено. Можно упомянуть лишь завершение их беседы.

– Спасибо вам, товарищ капитан. Буду начеку.

– Не стоит благодарности. Не забывайте только: если кого в тундре засечёте, сразу обращайтесь в милицию или в прокуратуру. Они, скорее всего, реагировать не станут, но формальности следует соблюсти и прикрыться вовремя поданным заявлением.

– А почему они, как вы говорите, не будут реагировать?

– Да, Олег Иванович, чувствуется, что в этой сфере у вас никакого опыта нет.

– Что верно, то верно.

– Вся наша правоохранительная система заточена так, что она начинает реагировать лишь на свершившиеся злодеяния. Вот убьют вас бандиты, тогда вы будете иметь все основания подавать заявление, а милиция тут ужо себя покажет.

– Интересный алгоритм.

– В общем, придётся вам действовать по обстоятельствам и полагаться на вашу электронную систему безопасности. Очень разумно, что вы её запроектировали. Успехов вам!

Вечером девятнадцатого октября в кафе гостиницы Олег Иванович организовал прощальный банкет для своей команды и первых лиц Таймыра. Открывая банкет, Олег Иванович произнёс краткий тост: “Дорогие друзья, давайте выпьем за Таймыр! Для многих уже не тайна, что Таймыр, Дудинка – это моя родина. Я здесь родился и к стыду моему ни разу на родине не был. Но я успел прибыть сюда, и, знаете, мне здесь понравилось. Я запланировал эту экспедицию, зная о Таймыре лишь понаслышке. И я счастлив, что мои ожидания оправдались. Я нашёл здесь именно то, что искал. За Таймыр!”.

* * *

Начальство довольно быстро распрощалось, пожелав успехов и скорейшего возвращения, оставив команду наедине с собой. Расходиться по номерам никому не хотелось.

– Олег Иванович, а о чём вы пишете монографию? – спросил радист Юра.

– О мироздании. О нашей Вселенной и о других мирах.

– А разве есть что-то за пределами Вселенной?

– Вот с этим как раз я и хочу разобраться. Если вам интересно, я расскажу коротко, о чём я собираюсь писать.

– Да, конечно, нам очень интересно!

– Ну так слушайте…

“Само понятие Вселенная подразумевает весь мир, который мы можем тем или иным способом наблюдать и воспринимать. Если мы говорим об иных мирах, то речь идёт о гипотетических вселенных, которые принципиально не могут быть наблюдаемы. Но говорить о них мы можем, абстрагируясь от нашей родной Вселенной. И не только говорить, но и учитывать их в расчётах, связанных с эволюцией нашей Вселенной. Помните комплексные числа, мнимые величины? Их используют инженеры и физики для расчёта совершенно реальных вещей, хотя ничего мнимого в природе нет. Так и с другими мирами. Наблюдать их принципиально невозможно, но учёт их позволяет сделать выводы о нашей Вселенной, которые можно проверить экспериментально.

Первыми о параллельных мирах заговорили писатели-фантасты. Но их миры были доступны для их героев. А раз так, то считать их иными было бы некорректно. Принято считать первопроходцем гипотезы о множественности миров Джордано Бруно [15] . Но его миры располагались на других планетах нашей Вселенной, и их тоже нельзя считать иными. Видимо, подлинным пионером здесь был американский физик Хью Эверетт, предположивший в конце пятидесятых годов, что каждый акт взаимодействия частиц в нашей Вселенной сопровождается рождением целой новой вселенной, развивающейся независимо от нашей. Эта идея казалась совершенно безумной, её не приняли всерьёз, но о ней вспомнили позднее.

В восьмидесятые годы физики-теоретики активно разрабатывали две новые революционные идеи – так называемую теорию струн в физике элементарных частиц и инфляционную теорию раздувания Вселенной в мгновения, отстоящие от пуска наших часов на ничтожно краткий миг – десять в минус тридцать пятой степени секунды. То есть, этот промежуток времени меньше секунды во столько раз, что для изображения этого числа понадобится тридцать пять нулей. Так вот, обе эти теории допускали зарождение наряду с нашей Вселенной бесчисленного множества параллельных вселенных. Причём зарождение нашей Вселенной ничем особенным не отличалось от зарождения других вселенных. Раз зародилась наша Вселенная, то ничто не мешало зарождению и множества других. И тут уже идея Эверетта не выглядела полностью безумной, хотя она и не имеет никакого отношения ни к теории струн, ни к теории инфляционного расширения. Как гипотеза, она оказалась не хуже многих других выдумок теоретиков.

Очень интересную гипотезу в девяносто восьмом году выдвинул американский теоретик шведского происхождения Макс Тегмарк. Он предположил, что любая математически непротиворечивая физика непременно реализуется в своей вселенной. Наверное, смысл этой идеи вам трудно уловить. Приведу аналогию с нашей вселенной. Давно замечено, что многие математические построения, придуманные на кончике пера математиками, оказываются закономерностями реальных физических явлений. В принципе же можно придумать такой набор аксиом, который станет основанием физики иного мира. И такой мир непременно существует, считает Тегмарк. Интересно, не правда ли?

Потом всё стало ещё интереснее. В 2001 году американцы запустили специальный спутник WMAP, который исследовал тонкие эффекты так называемого реликтового излучения [16] . Надеюсь, слышали о таком. Если нет, то не беда. Смысл в том, что полученные за семь лет работы спутника результаты наблюдений оказались практически совпадающими с теоретическими предсказаниями одного из создателей теории инфляции. Кстати, нашего соотечественника Андрея Дмитриевича Линде. Отсюда уже рукой подать до подтверждения гипотезы множественности миров.

И вот какая интересная картина получается из всех этих построений: наблюдаемая нами наша родная Вселенная неразрывно связана с множеством иных вселенных, с которыми мы принципиально не можем вступить в контакт. И хоть они между собой никак не взаимодействуют, они не могут обойтись друг без друга. Для возникновения одной из них необходимо, чтобы возникли и все остальные. То есть, можно говорить о Сверхвселенной, включающей в себя все эти невзаимодействующие между собой вселенные. Андрей Линде назвал эту Сверхвселенную многоликой Вселенной.

Ну и на десерт совсем интересная гипотеза также нашего бывшего соотечественника, а ныне бостонца, Александра Виленкина. Он утверждает, что если число вселенных бесконечно, а количество элементарных частиц – кирпичиков мироздания – хоть и огромно, но конечно в каждой вселенной, то неизбежно должно быть и бесконечное количество вселенных-близнецов. В самом деле, конечное число частиц можно скомбинировать конечным числом способов, так что в бесконечном море вселенных неизбежны совпадающие комбинации. А это значит, что наш приятный вечер параллельно происходит во множестве иных миров, и наши бесчисленные двойники так же готовятся покорять свои Таймыры” .

Команда была потрясена услышанным. Все с восхищением смотрели на своего предводителя.

– Ну как? Теперь понятно, зачем я хочу уединиться и сосредоточиться?

– Всё ясно, Олег Иванович, – ответил за всех командир Сергей.

* * *

Утром двадцатого октября, рассвет только-только начинал брезжить, Олег Иванович вышел из гостиницы и через полчаса вернулся, держа в руках две перевязанные шнурками картонные коробки. Команда в полном сборе с набитыми рюкзаками уже поджидала его в вестибюле гостиницы.

– Вот встречайте новых членов экспедиции, – с лукавинкой произнёс Олег Иванович. – Здесь котёнок Кузя, а здесь пёсик Шарик.

– Здорово! А какой породы Шарик?

– Говорят, что настоящая полярная лайка.

– А Кузя?

– Должен быть настоящий сибирский кот.

– Ну, Олег Иванович, теперь вам будет нескучно.

Ещё через полчаса автопоезд экспедиции выехал с территории порта и в сопровождении двух машин ГИБДД грациозно проехал по городу в направлении на Норильск. Проехав по шоссе около десяти километров, автопоезд трижды протяжно просигналил и свернул налево курсом на северо-северо-восток.

Глава 13. Дальняя дорога

Свернув с шоссе, автопоезд вышел на сильно пересечённую местность. Чтобы не развалить грузы в прицепах, водителю Сергею пришлось перейти на первую передачу и двигаться чуть ли не со скоростью пешехода. Двигатель сыто урчал на средних оборотах, и автопоезд с лёгкостью брал любые подъёмы. Начался низкорослый северный лес. Макушки самых высоких деревьев едва дотягивались до верха кабины тягача. Сергей старался лавировать между их скоплениями, чтобы не ломать хрупкие деревца. Снежный покров не превышал тридцати сантиметров и не представлял собой ни малейшей помехи тягачу. Погода благоприятствовала: с тёмного неба, хоть оно и было в тучах, снег не падал, и только позёмка извивалась на открытых местах. В три часа пополудни солнце почти скрылось за горизонтом, и Сергей врубил все фары. Мощный поток света, соперничая с дневным солнцем, пролился далеко вперёд и по бокам.

В вагончике царило возбуждение.

– Мужики, а мы ведь и вправду едем в тундру, – произнёс повар Володя Савченко.

– А ты что, до сих пор думал, что мы едем на пикник? – спросил врач Лёва Берман.

– Вот честное слово, пока готовились, всё это казалось каким-то сном. Думал, проснусь, и снова окажусь дома. А тут, глядь – настоящий Таймыр, и мы посередине.

– Ещё не посередине, до неё ещё далековато, – вклинился командир электрик Сергей.

– Ну с таким агрегатом мы доберёмся до неё точно по расписанию, – подключился сантехник Коля Ястребов.

Николай был мастером воистину на все руки. Он мог работать на любых металлообрабатывающих станках, владел всеми видами сварки, был классным электриком и сантехником. В армии служил водителем стартового агрегата оперативно-тактических ракет, родственника их тягачу. Ему предназначалась роль сменного водителя, и он с нетерпением ждал минуты, когда Сергею понадобится отдых.

– Коля, а ты на своём стартовом агрегате ездил по глубокому снегу? – поинтересовался радист Юра Голубев.

– А то! Я же в Архангельской области служил. А там снега – ой-ё-ёй. И нас каждый день натаскивали по самым сугробам прибывать на позицию вовремя и точно становиться с заданным дирекционным углом [17] .

– И что не застревал ни разу?

– Ну почему, случалось. Но сдашь назад, потом вперёд, и так несколько раз, и продерёшься. Этим минским колёсникам равных нет. Они что по снегу, что по пескам прут, хрен удержишь.

– Это точно. Я как-то репортаж видел из арабских эмиратов. Там конкурс танковозов был. Так там только минский тягач самые трудные участки преодолел. Все прочие, всякие там “Мерседесы” и “Татры”, застряли сразу, – подтвердил плотник Андрей Симонов.

Так за разговором подошло время не то обеда, не то ужина. Зашипела рация.

– Ну как, орлы, проголодались? – раздался голос Олега Ивановича.

– Перекусить не помешает, да и размяться бы пора.

– Ну пусть Володя готовится показать своё умение. Привал.

Автопоезд остановился. Из репродуктора полилась зажигательная лезгинка. Все высыпали из вагончика и пустились в пляс, кто во что горазд. Ожидание интересной жизни в экспедиции и свежий воздух пьянили, как вино. Только повар остался в своей кухоньке, готовя команде сюрприз.

– Не холодно в вагончике-то? – поинтересовался Олег Иванович.

– Нормально! Эти чешские панели в самом деле супер.

– Ну, сегодня не так холодно, всего двадцать пять градусов. Но и при пятидесяти в вагончике будет полный комфорт, помяните моё слово.

Из двери вагончика высунулась голова Володи в сияющем белизной накрахмаленном поварском колпаке: “Кушать подано, господа! Живо на кухню!”.

Сюрприз показался команде банальным.

– Пельмени! Я так и знал. Ты бы, Володя, чего-нибудь оригинального приготовил, чахохбили там, или устриц каких.

– Хорошо, в следующий раз получите макароны по-флотски.

– Да ты садист, Володя!

– А вот не привередничай. И будут тебе и чахохбили, и антрекот, и лазанья.

– Отличные пельмени, Володя! Не слушай никого.

Один за другим сыпались возгласы одобрения. Команда с аппетитом пообедала, запив обед кофе со сгущённым молоком.

– Короткая политинформация, господа, – начал Олег Иванович. – Мы были в пути без малого семь часов. За это время преодолели чуть более семидесяти километров. Нам надо пройти ещё примерно столько же до реки Пясины. Дальше, если лёд будет достаточно прочным, полетим с ветерком по льду.

– А если лёд ещё слабоват?

– Пойдем вдоль реки. Но лёд, думаю, уже достаточно окреп.

– Хорошо бы…

– Коля, ты поведёшь тягач дальше. Сергей будет рядом, и подскажет в случае чего.

– Отлично!

Николай уселся поудобней за баранку, Сергей устроился сзади, сидя на нижней спальной полке, а Олег Иванович занял своё место штурмана на правом сидении. Остальная команда уселась в вагончике у окон. Поезд тронулся. В вагончике установилась тишина. Кофе, видимо, был не крепким. Через час неспешного пути, сопровождаемого почти монотонной качкой, вся команда в вагончике уже спала, вытянувшись на своих полках.

Дремота одолела и Олега Ивановича. Сергей предложил ему поменяться местами.

– Хорошо, Серёжа. Смотри за курсом по навигатору и сверяйся с картой. Нам надо выйти вот в эту точку на берегу Пясины. Не спешите. Тише едем, дальше будем.

– Не волнуйтесь, Олег Иванович. Николай и в самом деле ас. Такой не подведёт.

– Ну, с двумя асами действительно можно не бояться.

Поезд медленно двигался вперёд, переваливаясь с боку на бок. Начался снегопад, превратившийся через полчаса в настоящую метель. В ярком свете фар снежинки сливались в сплошную светящуюся белую занавесь, и экипаж практически ослеп. Пришлось снизить скорость до минимума. Внезапно перед глазами водителей возник тёмный силуэт. Николай резко затормозил и остановился перед силуэтом в трёх метрах.

– Вот чёрт! Да это же гусеничный тягач. Похоже, его тут бросили бог знает, когда.

– Не хватало нам на него напороться. Дай-ка я выйду, посмотрю, нет ли там ещё чего.

Сергей обошёл вокруг брошенного тягача. Это был ветеран покорения тундры, с покорёженными кабиной и бортами кузова, с выбитыми стёклами, весь ржавый. Сколько лет он тут уже стоит? Пятьдесят? Шестьдесят? Сергей представил себе, что кто-то зимой возвращался в этом тягаче с севера. Мотор заглох, до ближайшего жилья километров пятьдесят. “Дошли ли эти люди, или замёрзли в пурге? Не предстоит ли и нам такая же судьба? Нет, наш тягач намного надёжнее, и связь у нас с Большой землёй тоже надёжная, и запасов выше крыши. Не пропадём!” – размышлял Сергей. Кроме этой груды железа ничего примечательного поблизости не было. Сергей вернулся на место.

– Сдай немного назад. Объедем его справа. Там ничего больше нет.

– Что там у вас происходит? – раздалось из рации.

– Да ничего серьёзного. Напоролись на небольшое препятствие. Можете полюбоваться с левой стороны.

Небольшое происшествие ненадолго взбудоражило вагончик. Но уже через полчаса вагончик снова спал. Незаметно для себя задремал и первый водитель Сергей.

Метель не утихала. Николай держал минимальную скорость и напряжённо всматривался в искрящееся молоко перед ветровым стеклом. Автопоезд экспедиции, хоть и наощупь, всё-таки двигался вперёд. До заданной точки оставалось километров пять, как из рации раздался голос командира Сергея Кравцова.

– Эй там, на мостике, не спите?

– Докладываю: двое спят, один бодрствует, и этот бодрствующий – я. Николай?

– Он самый.

– А у нас уже все отоспались. Может быть, кофейку сварганить?

– Потерпите чуток. Через полчаса выходим на заданную точку.

– Ну давай. Сам-то спать не хочешь?

– Оно бы не помешало. Вот дойдём до места, там и завалюсь. Пусть Серёга дальше рулит. Он уже часа три кемарит.

Прошло сорок минут. Николай ещё раз сравнил показания навигатора с картой и решил, что точка остановки достигнута. Местность пошла под уклон, где-то впереди должен быть берег реки, но из-за метели видимость была не более тридцати метров. Николай остановил тягач и просигналил. Сергей и Олег Иванович проснулись.

– Ого! Час ночи. Хорошо же я поспал, – позёвывая, произнёс Олег Иванович. – Что, мы уже на берегу?

– Похоже на то, Олег Иванович.

– Ну, тогда привал. Эй вы там, на корме. Спите ещё? – Олег Иванович включил рацию.

– Да нет, все на ногах. Володя вон уже блинчики с творогом разогрел. Сейчас кофейку сделает. Мы уже остановились, я надеюсь? – ответил из вагончика голос командира.

– Да, привал. Пусть Володя кашеварит. Качки не будет.

На этот раз на повара Володю хлынул дождь комплиментов. Блинчики были единодушно оценены как высшее достижение в истории блинопечения. Это, конечно же, был перегиб, но не так уж большой. А может быть, перегиба и не было. Блинчики и вправду были отменные. Нет сомнений, что и четырёхлапые члены экспедиции мурлыкали и повизгивали от восхищения Володиным искусством. И Кузя, и Шарик быстро разобрались, что к чему и, героически преодолев обоюдную неприязнь, угнездились в одной местности – в кухне – поближе к Володе, хотя и в разных углах.

– Серёжа, Кравцов, возьми кого-нибудь в разведку. Метрах в ста должен быть берег Пясины. Проверьте, так ли это, – распорядился Олег Иванович.

– Может, карабин взять? Вдруг там волки нас поджидают.

– Волки должны уже уйти на юг. Но бережёного бог бережёт.

Командир группы и радист Юра ушли в разведку. Вернулись они только через полчаса. Остальные начали уже волноваться.

– Ну что так долго? С волками воевали?

– Не с волками, а с метрами. До берега ещё метров триста.

– Вы прямо на лёд выходили?

– Прямо на лёд.

– И как там спуск, обрывов нет?

– Да нет, если прямо курс держать, то как по аппарели съедем.

Первый водитель Сергей вновь сел за баранку и подтянул поезд поближе, оставив до берега метров пятьдесят. Все высыпали на лёд, прихватив с собой ледовый бур с бензиновым мотором. Лёд у берега был покрыт полуметровым слоем снега, который на середине реки сходил на нет. В ярком свете фар пробурили четыре отверстия во льду. Лёд везде имел толщину шестьдесят сантиметров, а это значило, что по нему можно смело двигаться.

– Давай, Серёжа, подавай карету на лёд, а мы послушаем, будет ли лёд трещать.

– Хорошо, Олег Иванович.

Поезд осторожно тронулся с места и, словно на цыпочках, съехал на лёд, разворачиваясь налево вдоль русла. Никаких тресков не послышалось.

– По коням! То бишь, по местам!

– Есть по коням!

Олег Иванович из кабины тягача сообщил по рации.

– Друзья мои, мы находимся в пути без малого восемнадцать часов. Преодолено сто двадцать километров. За бортом минус двадцать семь градусов. Лёд продолжает расти. И, как я вижу, метель стихает. Духи Таймыра нам явно благоволят. Как настроение на борту?

– Настроение бодрое, – ответил Сергей Кравцов.

– Ну, тогда в путь!

Поезд тронулся, водитель Сергей включил вторую передачу, и поезд на малом газу легко покатил по ровному льду, держа скорость чуть меньше двадцати километров в час.

– Держись правого берега, Серёжа. Здесь снега почти нет, а, если проваливаться будем, то глубоко не утонем.

– Не утонем, Олег Иванович. А мороз-то крепчает, похоже. И метель почти стихла.

– Правильно говорить “пурга”. Метель – это на Большой земле. А здесь – пурга.

Ветром несло лишь редкие снежинки. Они уже не создавали помехи зрению. В ярком свете фар заснеженная долина реки лежала как на ладони и просматривалась далеко вперёд.

– Едем и вправду, как по шоссе, – довольным тоном произнёс Сергей.

– Ну, впереди будут нам ещё и буераки.

* * *

По льду Пясины вагончик катился ровно, почти без покачиваний, и это особенно понравилось повару Володе. Теперь он мог на ходу вскипятить воду. В свете фар перед окнами степенно проплывала однообразная белая картина, изредка оживляемая тёмными кляксами скоплений кустов и отдельных карликовых деревьев. Негромкий гомон в вагончике постепенно сменился посапыванием и эпизодическим всхрапыванием. Не испытывающий серьёзной нагрузки мотор тягача негромко урчал, и сторонний наблюдатель, увидев поезд экспедиции в некотором отдалении с берега, решил бы, что по реке бесшумно ползёт огромный светящийся призрак.

К утру снегопад полностью прекратился. Забортный термометр дополз до отметки минус тридцать градусов. В кабине тягача бодрствовал один Сергей. Однообразная дорога в конце концов утомила и его, и он начал поклёвывать носом. После бесплодных попыток стряхнуть сонливость, он счёл разумным остановиться.

– Эй там, на мостике, – раздался из рации голос командира, – не пора ли подавать кофий?

Рация разбудила второго водителя и Олега Ивановича, который тут же взял бразды правления в свои руки.

– Ого! Уже скоро девять. Всем доброе утро! Привал. Пусть Володя приступает к своим обязанностям.

Олег Иванович бросил взгляд на навигатор и на карту.

– Так мы уже прошли устье Дудыпты. На карте тут недалеко отмечено стойбище Кресты. Ты никакого жилья не видел, Серёжа?

– Да нет, Олег Иванович. Не видел, но я последние полчаса усиленно со сном боролся, мог и не заметить.

– Да там, скорее всего, давно никого нет. Бог с ними, с Крестами, возвращаться не будем.

На завтрак команде достался омлет, бутерброды и кофе. Между тем полностью рассвело.

– Советую всем надеть тёмные очки, – подал голос Олег Иванович.

– Это мы знаем, – ответил плотник Андрей из Воркуты. – Без тёмных очков на снегу долго не протянешь, особенно по весне.

– Итак, друзья, поздравляю с благополучным завершением первых суток пути. Мы преодолели без малого двести пятьдесят километров. Темп взят хороший. Если так дело пойдёт, двадцать пятого будем на месте. – провёл очередную “политинформацию” Олег Иванович.

– Ну так, вперёд? – второму водителю Николаю не терпелось сесть за руль тягача.

– По коням!

* * *

Ледяной покров реки Пясина можно было считать автострадой для экспедиции. Автопоезд неуклонно продвигался на север, и уже утром следующего дня пересёк незримую семьдесят третью параллель, преодолев более шестисот километров от Дудинки. Это событие было отмечено очередным привалом и лазаньей.

– Эх, Володя, если бы ты знал, как мне будет тебя не хватать, когда экспедиция закончится, – начал разговор радист Юра.

– Посмотрим, что ты запоёшь через пару месяцев, – усмехнулся повар Володя в ответ.

– Буду петь исключительно осанну.

– Осанну? А что это такое?

– Эх ты, безбожник. Воспевать осанну значит петь хвалу богу. Ты у нас теперь бог чревоугодия и можешь требовать от нас каждоутренней осанны. Вот так, например: Пою тебе, бог Володимир, бог макарон, пельменный наш бог! – пропел красивым баритоном Юра на мотив “Эпиталамы Гименею” Рубинштейна.

– Hosanna in excelsis [18] ! – рявкнул неожиданно густым басом Олег Иванович.

– О-о. Да у нас можно кружок самодеятельности организовать, – присоединился командир группы Сергей.

– Вот вы в вагончике и организуйте секстет, дорога веселее будет, – предложил Олег Иванович.

– Эх, к секстету бы шестьсот грамм, вот тогда бы мы попели… – мечтательно проронил плотник Саша.

– Хм… Шестьсот грамм? А-а, да ладно! Всё равно взаперти сидите и скучаете… Володя, разрешаю вскрыть одну бутылку “Немирова”, -смилостивился Олег Иванович.

– Будет исполнено!

Поезд тронулся, и вскоре из вагончика раздалось недружное пение. Но самодеятельность в вагончике такая неслаженность нисколько не смущала – слушать её никто не мог.

Автопоезд тем временем дошёл до слияния Пясины с правым притоком Тареей. Пясина круто повернула на запад, а поезд продолжил движение на север уже по Тарее. Тарея хоть и поуже Пясины, но и её ширина поражала воображение. Сергею временами казалось, что он катит по взлётной полосе аэродрома – широкая равнина русла простиралась далеко вперёд. Левый берег сливался со снежным покровом, и казалось, что поезд экспедиции катит по краю безбрежной заснеженной степи. Если бы не начавшаяся пурга, то и на Тарее можно было бы поддерживать ту же крейсерскую скорость, какая была на Пясине. Сергею волей-неволей пришлось ползти наощупь, чтобы не напороться на крутой берег. Уже по-вечернему смеркалось, когда Олег Иванович объявил очередной привал.

После плотного обеда – на этот раз Володя осуществил свою угрозу и приготовил макароны по-флотски – Олег Иванович поинтересовался.

– Ну как, не сорвали глотки песнями?

– Сейчас сами оцените, – ответил за всех Юра. Он встал в проходе и взмахнул руками, как заправский дирижёр.

– Там, где Крюков канал и Фонтанка-река словно брат и сестра обнимаются… – раздалось вполне слаженное пение пассажиров вагончика. – От зари до зари, чуть зажгут фонари, вереницей студенты шатаются…

– Они горькую пьют, они песни поют и ещё кое-чем занимаются, – неожиданно для всех влился в хор бас Олега Ивановича.

Хор слегка замешкался, но, ведомый баритоном Юры и басом шефа экспедиции, продолжил исполнение задорной песни питерских студентов дореволюционной поры. Закончив в последний раз припев, исполнители и оба изумлённых водителя, оказавшиеся единственными слушателями, восторженно зааплодировали.

– Олег Иванович, откуда вы знаете эту песню? – спросил Юра.

– Были когда-то и мы рысаками… Я же учился в МГУ и даже пел там в академическом хоре, и мы эту песню распевали на капустниках. А вот вы откуда её знаете?!

– Да Юра научил. Классная песня! – ответил за всех командир Сергей.

– Скоро шоссейные дороги для нас закончатся. Как бы не пришлось репетировать “Эй, ухнем!”, – посерьёзнел Олег Иванович.

– Прорвёмся, Олег Иванович! С таким тягачом нам чёрт не брат…

* * *

Медленно, но верно автопоезд под управлением Николая двигался на север.

– Коля, сейчас надо быть предельно внимательным. Приближаемся к очередной развилке. Будем уходить налево, – предупредил Олег Иванович.

– Так что, держаться левого берега?

– Да, чтобы не промазать. Знаешь, куда нам придётся свернуть?

– На запад?

– Правильно, на запад. Но ты можешь себе представить, что есть такая река Коруелахбигай? Не выговорить…

– Да, язык сломать можно.

– Вот там мы напетляемся. Чтобы продвинуться к цели на километр, по этим петлям надо пройти не менее трёх.

– Ну, топлива нам хватит, не страшно.

– Зато по горам карабкаться не надо. Эта река проведёт нас сквозь гряду Бырранга. Тут уж воистину, тише едешь, дальше будешь.

После двадцати минут напряжённой тишины Олег Иванович с облегчением произнёс.

– Молодцом, Коля! Мы уже на Ко-ру-е-лах-би-га-е, – Олег Иванович по слогам прочитал труднопроизносимое название.

– Правда? Я ничего не заметил. Вроде ровный берег был.

– Да, здесь можно подумать, что Тарея впадает в этот Ко-ру-е-лах-би-гай, а не наоборот.

– Так у этого притока ширина тоже дай бог. Продолжаем двигаться по шоссе? Что говорит карта?

– Скорее по серпантину. Теперь только считай повороты. А ширина у этой “речушки” на зависть европейским знаменитостям Эльбе, Одеру или Висле.

– Факт! Я был в Варшаве и в Дрездене, так там реки точно слабее будут.

– Ну что же, скажем спасибо Таймыру, за то что приготовил нам такую прекрасную дорогу. Держись теперь опять правого берега. Слева будут притоки, и не дай бог в них завернуть. Разворачиваться будет сложно.

– Вы бы поспали, Олег Иванович, а я уж как-нибудь буду за навигатором посматривать.

– Хорошо, Коля. Поспать не повредит. Держись правого берега и вот тут, перед этой загогулиной остановись. Устроим там привал.

* * *

На часах было восемь утра, когда поезд добрался до указанной Олегом Ивановичем точки. Очередной привал. В этот раз повар Володя ошарашил команду, предложив на завтрак бутерброды с сырым мясным фаршем.

– Володя, а мы не отравимся?

– Гарантирую, что проглотишь и добавки попросишь. Это походное блюдо древних германцев. Быстро готовится, вкусно и калорийно.

– Не волнуйтесь, ребята. И немцы и чехи такими бутербродами до сих пор питаются, и больными эти народы не выглядят, – защитил Володю Олег Иванович.

– А где древние германцы брали мясорубки?

– У римлян, вестимо.

– А ведь и вправду вкусно. Ням-ням! Там что, лук примешан?

– И лук, и перец, и соль. И фарш выдержан по всем правилам.

– Надо будет жену научить таким бутербродам.

Авторитет повара от приготовленного на скорую руку завтрака не пострадал. Все бутерброды были съедены подчистую.

Пурга замедлила продвижение. За последние сутки автопоезд прошёл всего сто пятьдесят километров. Но барометр показывал “ясно”, и пурга, начавшая уже заметно стихать, могла и вовсе прекратиться. Для последнего участка пути, где придётся двигаться не по льду широкой реки, а по пологим холмам, это было бы очень кстати.

Русло реки повернуло на северо-запад. С рассветом пурга прекратилась. Справа и слева открылись крутые безлесые сопки.

– Это последние отроги горной страны Бырранга. Точнее, гряды Бегичева. Дальше начинается холмистая тундра. А здесь водораздел. Наш Коруелахбигай течёт на юг. А там, неподалеку начинаются реки, текущие на север, – промолвил задумчиво Олег Иванович.

– Ну, если холмы, то нашему тягачу они нипочём. Преодолеем.

По ясной погоде скорость движения резко возросла. Автопоезд резво бежал, проглатывая километр за километром. В разгар короткого дня река вывела путешественников на небольшое озеро. Держась правым бортом восточного берега, Сергей высматривал подходящее место для выхода на сушу. Комфортная езда по льду широких рек закончилась.

– Господа путешественники, – включил рацию Олег Иванович. – Мы выходим на финишную кривую. Володя, кончай кашеварить, выключи печку, закрепи посуду. Выходим на берег.

– Так скоро же обед, Олег Иванович, – ответил за повара старший команды.

– Вот вылезем на берег и там остановимся.

– Хорошо, Олег Иванович, сейчас воду назад во флягу перелью, – подключился повар.

Сергей сбавил скорость, взял влево и, описав широкую дугу по льду озера, подошёл перпендикулярно к пологому правому берегу. Едва передок тягача начал подниматься, Сергей слегка прибавил газу, и автопоезд грациозно выкатился на склон. Сергей держал курс на вершину пологой возвышенности и через три минуты остановился на ней, поставив вагончик горизонтально, словно по уровню.

– Привал. Кто хочет размять ноги, одевайтесь как следует. За бортом минус тридцать два, – раздался в рации вагончика голос Олега Ивановича.

Вся команда с криками “ура!” выскочила из вагончика. В лучах низкого солнца перед ними открылась широкая холмистая равнина с редкими проплешинами в снежном покрове, очищенными от снега свободно гуляющими здесь ветрами. На востоке и юго-востоке отчётливо просматривались зубчатые вершины кажущихся совсем недалёкими гор.

– Володя, а ты что здесь делаешь? – воскликнул врач Лёва. – Тебе надо пельмени варить, а ты тут заболеть рискуешь.

– Давай-давай, Володя. Разомнёшь ноги у плиты, – поддержали Лёву остальные.

Вода для пельменей не успела ещё закипеть, как вся команда уже была в вагончике.

– Ну и морозяка!

– Это ещё ягодки…

– Ничего, вон в кладовке какие костюмчики лежат. В них никакой мороз не будет страшен.

– Так надо бы их уже опробовать…

– Не торопитесь, ребята. Всему своё время. Эти костюмы для работы, – вмешался Олег Иванович.

* * *

Солнце приблизилось к горизонту, когда поезд тронулся в путь курсом на северо-восток. По усеянной пологими сопками равнине автопоезд двигался зигзагами, держась по возможности почти бесснежных возвышенностей. Но полностью избежать ложбин с наметёнными сугробами не удавалось. В них тягач глубоко – до верха колёс – зарывался в снег, и водителю Николаю приходилось поддавать газу, чтобы не дать двигателю заглохнуть. Все восемь гигантских колёс тягача с неудержимой силой вгрызались в снег, и тягач, вздрагивая, словно норовистый конь, прорывался вперёд, увлекая оба прицепа и оставляя за собой глубокую колею. Сухой снег широкими струями разлетался из под колёс по сторонам, и не требовалось слишком богатое воображение, чтобы увидеть в автопоезде скоростной корабль, взрезающий могучим форштевнем гладь океана.

– Эх, красота! Хорош наш конь, Коля, не правда ли?

– Отличный конь, Олег Иванович. Далеко ли до цели?

– Напрямую так километров тридцать с гаком. А накривую все шестьдесят.

– Так к утру всяко будем на месте.

– Если нигде не завязнем.

– Ну по такой местности мы точно не завязнем.

Между тем запуржило. Гонимые западным ветром снежинки стремительно проносились мимо кабины тягача. Когда тягач двигался по ветру, Николай мог ещё видеть, что делается впереди метрах в тридцати. Когда тягач двигался поперёк ветра, видимость сокращалась метров до десяти. Выбирать маршрут, ориентируясь по отдалённым вершинам холмов, стало невозможно, и тягач всё чаще попадал в занесённые снегом ложбины. Скорость движения снизилась до предела. За час автопоезд не преодолел и пяти километров.

– Ну вот, Коля, если пурга усилится, придётся останавливаться. Совсем вслепую ехать опасно.

– А что здесь может встретиться, Олег Иванович? Скалы или овраги?

– Да вроде бы ни того, ни другого быть не должно.

– Так тогда будем помаленьку наощупь ползти, и, если упрёмся в скалу, то я успею затормозить. Да даже если не успею, на малой скорости ничего страшного не случится.

– А если овраг?

– Это ещё проще. Даже если передняя ось повиснет в воздухе над оврагом, тягач устоит – зад у нас тяжелее передка.

– Ну смотри, Коля. Не зазевайся.

Движение почти вслепую продолжилось. Всем хотелось поскорее добраться до места, и даже предельно медленное движение всё-таки приближало путешественников к цели. Внезапно тягач стал задирать передок кверху, и перед напряжённым взглядом экипажа из белизны пурги возникла тёмная масса. Николай успел затормозить буквально в полуметре от бесформенной глыбы.

– Ну вот и скала…

– Похоже, пропустили её картографы. Все скалы на карте кончаются в двадцати километрах южнее. Будем надеяться, что больше пропущенных скал не будет, – задумчиво произнёс Олег Иванович.

– Пойду разведаю, как её объехать.

– Давай, Коля, только осторожнее, пожалуйста.

Скальный выход оказался протяжённым. Автопоезд упёрся в его левый край. Вправо скала тянулась метров на семьдесят. Передняя сторона скалы круто вздымалась вверх на два-три метра. Сзади скала была пологой и сходила постепенно на нет метрах в десяти. Если бы автопоезд двигался в обратную сторону с северо-востока, то в пурге можно было бы ничего не заметить, свалиться со скалы и порвать сцепку. Николаю стало не по себе.

– Олег Иванович, скалу можно объехать слева. Но если пурга усилится, придётся останавливаться.

– А может, прямо сейчас остановиться?

– Ну пока ещё терпимо. Да и пурга вроде как стихает.

– Давай, Коля, я тебя подменю, – вмешался проснувшийся Сергей.

– Сейчас, Серёга, объеду вот этот камешек.

Николай осторожно сдал назад, круто взял влево, выровнял автопоезд и остановился.

– Давай, Серёга, рули. Но на цыпочках.

Автопоезд, крадучись, продолжил движение. По пути путешественники пересекли три речки, обогнули ещё две скалы и, когда заалел восток, подкатили к западному берегу безымянного озера, на восточном берегу которого Олег Иванович и решил уединиться. Олег Иванович не рискнул двигаться напрямик по льду озера. Кто знает, какие ключи бьют со дна. Если напороться на тонкий лёд, то можно загубить всё дело. Озеро обошли с юга и уже в рассветных сумерках автопоезд остановился в пятидесяти метрах от береговой кромки. Через пятнадцать минут радист Юра, выставив над крышей вагончика коротковолновую антенну, установил связь с радистом Дудинского речного порта и кратко доложил: “Экспедиция к месту назначения прибыла. Происшествий в пути не было. Все здоровы. Прошу известить родственников по списку”. Вскоре из Дудинки в восемь адресов отправились электронные сообщения из трёх первых предложений этой радиограммы.

Глава 14. Стройка

Облюбованное Олегом Ивановичем озеро было нанесено на карту, но не имело названия, как и многие другие водоёмы и горные вершины в этом районе Таймыра, который, судя по отсутствию названий, был наименее исследованным. Озеро было по таймырским масштабам невелико – площадью не более ста пятидесяти гектаров. Оно протянулось с северо-запада на юго-восток искривлённой полосой длиной более трёх километров. В самом широком месте расстояние между берегами не превышало восьмисот метров. От будущего дома Олега Ивановича до противоположного берега кратчайшая дистанция была не более четырёхсот метров. Олег Иванович выбрал это место заранее, предполагая, что на этом озере у него не будет недостатка ни в свежей рыбе, ни в ветрах для его ветроэлектрогенераторов. Пока экспедиция завтракала, день набрал полную силу. Небо очистилось. Снег под косыми лучами солнца, едва возвышавшимся над горизонтом, ослепительно блестел. Облачённая в форменную полярную одежду, с тёмными очками на глазах, команда Олега Ивановича с любопытством оглядывала окрестности.

– Вот здесь, друзья мои, нам и придётся потрудиться. Хорош пейзаж?

– Да ничего. Я думал, скучнее будет, – ответил командир группы Сергей.

На юге высился конус горы, левее его в отдалении угадывалась цепочка вершин. И совсем неподалеку на севере высился пологий холм.

– Это гора Волнорез, там левее, очевидно гряда Бырранга, а вот это высота 317. Названия не имеет.

– А если на неё забраться, то, наверное, и Ледовитый океан можно будет увидеть?

– Вот это едва ли. До океана по прямой километров сто двадцать будет, и там есть свои возвышенности. Ну, огляделись? Пора за работу. Кстати, Юра, проверь-ка своим угломером, пока светло, не помешает ли этот Волнорез нашей спутниковой связи?

Радист Юра тщательно прицелился угломером на координаты спутников, которые работают на Таймыр, и радостно сообщил, что ни Волнорез, ни другие вершины на юге не мешают прохождению сигнала со спутников и на спутники. Командир группы Сергей, заучивший по пути из Дудинки план работ наизусть, начал уверенно раздавать команды. Первым делом была собрана избушка для электроагрегата с бензиновым двигателем, и уже через полчаса команда могла пользоваться инструментами с электроприводом. Олег Иванович, присмотревшись к окрестностям, стал на полюбившейся ему точке и торжественно провозгласил: “Вот здесь ставим юго-восточный угол станции. Колышек для первой сваи сюда! Оси направляем точно по сторонам света”. Плотники продолжили разметку, вбивая остро заточенные куски арматуры в мёрзлый грунт. Закипела дружная работа. Чувствовалось, что вся команда, прошедшая армейскую школу, умеет работать споро и слаженно. Плотники ещё не закончили установку первого ряда колышков, как на месте первого колышка началась установка первой сваи. Винтовая немецкая свая представляла собой огромный шуруп длиной под два метра с острым наконечником и острой спиральной насечкой. На верху сваи имелось шестиугольное отверстие под инструмент для ввинчивания сваи в грунт. Специнструмент, запитываемый от электрогенератора, создавал огромный вращательный момент и с поразительной лёгкостью ввинчивал сваю вглубь вечной мерзлоты.

Повар Володя в сопровождении Шарика спустился на лёд и метрах в двадцати от берега пробурил самым широким буром скважину, из которой начерпал сорокалитровую флягу воды. Воду он отвёз к вагончику на обычных детских санках, предусмотрительно внесённых в список грузов экспедиции. Перекачав портативным насосом воду из фляги в резервуар для холодной воды, он повторил вылазку за водой. В этот раз он наполнил резервуар для тёплой воды со встроенным трёхкиловаттным электрическим нагревателем. Третий рейс Володя сделал для нужд своего кухонного хозяйства.

День, едва начавшись, обратился в сумерки. Водитель Сергей отцепил тягач от прицепа и развернул его к стройке так, чтобы свет всех его восьми фар освещал стройплощадку. Другой Сергей – электрик – разматывал кабели и подключал к щитку генератора удлинители с розетками. Вместе с Олегом Ивановичем он выбрал места примерно в ста метрах восточнее и севернее здания станции для установки ветроэлектрогенераторов и произвёл разметку колышками мест установки таких же свай. Через четыре часа ударной работы половина свай была установлена и выровнена по высоте лазерным уровнем. После обеда – на этот раз Володя порадовал всю команду борщом и голубцами – установка свай продолжилась. Плотники параллельно начали укладку брусьев обвязки. К концу рабочего дня нулевой цикл дома был готов, и стройка сразу обрела изящный вид. Все то и дело обращали свой взор на идеально ровные ряды раскреплённых брусьев, на которых завтра начнётся монтаж замечательных панелей-сэндвичей. Что и говорить, каждая стройка имеет своё очарование, своё магическое притяжение. По крайней мере, вся команда Олега Ивановича, включая его самого, имела такую слабость – любоваться хорошо сделанной работой, испытывая примерно то же, что испытывают ценители живописи в художественных музеях.

По окончании работы впервые была опробована “баня”. Первыми испытателями были оба плотника. Запаса воды в резервуарах хватило только на двоих. “Не Сандуны, но мыться можно”, – вынесли они свой вердикт. Решено было мыться в душе вечерами по очереди, каждый день по два-три человека. Лишь врач Лёва хотел бы, чтобы команда могла чаще заниматься гигиеной.

– Ну тогда носи и грей воду сам.

– Как это сам, а повар на что?

– У повара есть дела поважней. А на Руси в баню всегда ходили раз в неделю, и ничего. Все были здоровяками.

* * *

Второй день начался сборкой передвижных лесов – без них при постоянном ветре панели едва ли установить. Всё необходимое для этого было предусмотрительно приготовлено и так уложено в прицепе, что всё нашлось именно тогда, когда оно понадобилось. Через час начался монтаж первых угловых панелей на западной стороне дома. Для монтажа понадобились четыре человека, а остальные, занятые работами над фундаментами ветрогенераторов и спутниковой антенны, украдкой поглядывали на возникающую западную стену дома, которую подпирали поперечные панели боковых северной и южной стен и внутренних перегородок. Команда уже начала испытывать голод и подумывать об обеде, когда на юге показался край солнца и стало светло. Солнце так и не вышло полностью из-за горизонта, словно его тянул вниз непомерный свинцовый груз. Пока команда обедала, солнце снова скрылось за горизонтом, и чёрная темень разлилась вокруг стройки, контрастируя с ярким сиянием заснеженной стройплощадки.

За обедом плотники взахлёб делились восторгами претенциозностью изготовления всех деталей чехами.

– Ну, мужики. Чехи всё-таки не мы. Всё так точно сделано, что диву даёшься. Ничего подгонять не надо.

– А как же поговорка “Не клин бы да мох, так и плотник бы сдох”? – с лукавинкой спросил Олег Иванович.

– Поговорка справедливая, но только не здесь. Да и не плотницкое здесь качество, здесь всё точнее, чем у столяров.

– Так вам и топоры, выходит, не нужны?

– Если так пойдёт, то ни топор, ни долото не понадобятся.

Ещё в Москве Олег Иванович договорился с прошедшими конкурс членами команды, что по прибытии на место устанавливается двенадцатичасовой рабочий день. В первый день по прибытии было сделано исключение – поработали всего девять часов. Надо было отдохнуть от дороги, в последние сутки которой никто толком не выспался. Второй рабочий день был уже полноценный двенадцатичасовой. Но, когда Олег Иванович дал команду шабашить, раздались возгласы, что можно бы ещё часок-другой потрудиться. Команде не хотелось отрываться от одного из самых приятных дел на свете – строить и видеть воочию плоды своего труда. Но Олег Иванович был неумолим. Энтузиазм от чрезмерной нагрузки может скоро кончиться, и тем труднее будет в конце строительства.

В этот день плотники смонтировали двадцать три панели, четвёртую часть. И уже сейчас из-за отбрасываемых панелями контрастных теней стало ясно, что бокового освещения фарами тягача будет недостаточно для нормальной работы. И эта проблема была предусмотрена при подготовке экспедиции. Среди грузов в прицепе оказалась дюжина подвесных ламп на триста ватт каждая. Пока одна половина команды ставила панели, вторая половина сварила стальные фундаменты под вышки ветрогенераторов и начала их монтаж в свете передвижных ламп. За два дня работ стройплощадка кардинально изменилась – внушительно смотрелись установленные панели, фермы ветрогенераторов уходили ввысь и терялись в темноте ночи. И вновь вся команда то и дело посматривала на творение своих рук.

– Ну как настроение, орлы? Не замёрзли?

– Что вы, Олег Иванович. Жарко. И настроение лучше некуда.

– Ну и замечательно. А мороз-то и в самом деле отпустил – всего двадцать градусов. Боюсь, что скоро запуржит.

– А нам не страшно. В этих костюмах нам любая пурга нипочём.

– Не скажите. Пурга может быть очень опасной. Был у меня один знакомый отставной пограничник, который служил на Чукотке. Так он рассказывал, что такое настоящая пурга. Выйдет человек из дома по нужде, а в уборную и не попадёт. Ничего ведь не видно, пройдёт мимо и назад вернуться уже не может. Так и мечется бедолага в белом молоке, и только летом труп может отыскаться. Иногда далеко в тундре, иногда рядом с домом.

– Бррр… Но нам я думаю, это не грозит. Фары тягача издалека должны быть видны. Да и треск бензогенератора…

– Поживём – увидим.

Предчувствие не обмануло. Новый день начался воем ветра и густой метелью. Олег Иванович, не дожидаясь общего подъёма, быстро оделся и вышел из вагончика. Фары тягача создавали яркое, но совершенно размытое световое поле, в котором ничего нельзя было различить – всё вокруг бешено мельтешило и искрилось. От вагончика до ближайших установленных панелей было не более тридцати метров, но их невозможно было увидеть. “Неужели панели снесло?” – подумал Олег Иванович, и, убедившись, что фары тягача дают надёжный ориентир, прошёл к стройке. Панели были на месте. Вздохнув с облегчением, Олег Иванович обошёл стройплощадку. Яркое световое пятно от фар тягача хорошо просматривалось отовсюду. Команда, заметившая исчезновение Олега Ивановича, уже заволновалась.

– Не волнуйтесь, ребята. Я тут.

– Олег Иванович! Хоть бы предупредили…

– Ничего-ничего. Я старый аксакал и очень осторожный. Могу успокоить: нам опасность затеряться не грозит. Фары хорошо видны отовсюду.

– Так значит, работаем?

– Попробуем.

С подветренной стороны установленных панелей, тягача, прицепов и будки электрогенератора появились сугробы. Электрику Сергею пришлось вначале прокопать проход к электрогенератору, прежде чем он смог его запустить. Пурга сильно осложнила, но не остановила монтаж панелей. В полдень ненадолго рассвело – день длился не более получаса. Пополудни пурга стала стихать, и работа пошла веселей. К концу дня на доме прибавились ещё двадцать панелей, и на северной и восточной сторонах вознеслись двенадцатиметровые фермы для ветрогенераторов.

– Ну как там, на верхотуре, не дует? – поинтересовался Олег Иванович.

– Есть немного. Но эти костюмчики не продувает.

* * *

Четвёртый день работ ознаменовался началом полярной ночи. Если бы не было пурги, то, возможно, команда Олега Ивановича и увидела бы полуденную зарю у горизонта на юге, но пурга продолжалась, и полдень уже не отличался от полуночи. Повар Володя после каждого завтрака в сопровождении Шарика совершал вылазки за водой на лёд озера. Шарик, изнемогая от восторга, то носился вокруг, то катался в снегу, то радостно тявкал, провозглашая по-собачьи: “Эх, до чего же хорошо кругом!”. И так каждое утро по три рейса. Шарику так понравилось пребывание на воле, что он весь день, пока шли работы, мотался между стройплощадкой, вагончиком и вышками электрогенераторов. Кот Кузя, напротив, предпочитал тереться у ног Володи на кухне и там же спать в своём закутке. Судя по его мурлыканью, и он был более чем доволен жизнью.

Между Шариком и Кузей после нескольких скандалов и коротких драк установилось перемирие. Похоже, четырёхлапые поняли, что их двуногим друзьям не нравятся их свары. У Шарика был, несомненно, более покладистый характер. И он первым стал добиваться дружбы от Кузи. Как-то он подбежал к котёнку, не рыча и не скаля зубы, а энергично виляя колечком хвоста. Кузя выгнул спину дугой, но шипеть не стал. Так они постояли друг против друга, и Кузя выпрямил спину, а Шарик завилял хвостом ещё быстрее. И тут случилось чудо. Кузя подошёл к Шарику и потёрся бочком о его ногу. Шарик оторопел и с радостным тявканьем бросился наутёк, приглашая Кузю побегать за ним. Но Кузя был сама степенность. И Шарик, похоже, понял, что к Кузе нужен другой подход. Он вновь подошёл, к коту, дружески виляя хвостом, и растянулся на полу, свернувшись калачиком. Кузя деловито обошёл Шарика и улёгся рядом спинкой к его спине. С этого момента и началась дружба Кузи и Шарика, отныне спавших рядом друг с другом.

Кто-то мог бы быть крайне недоволен климатом Таймыра. Холодно, ветрено… А вот для Олега Ивановича непрерывное заунывное пение ветра было музыкой. “Здесь не бывает штилей, ветряки будут вертеться безостановочно, перебоев с энергией не будет”, – с удовлетворением убеждался он. Неприветливый климат не портил настроения и его команде. Она окончательно убедилась, что Олег Иванович, или тот, кто непосредственно готовил экспедицию, предусмотрел всё необходимое и тщательно всё продумал. Импровизировать по ходу строительства не приходилось – всё было отражено в плане работ. А когда хорошо работается, то о каком недовольстве может идти речь?

К тридцать первому октября все несущие стеновые панели были установлены, и плотники начали укладывать плиты перекрытия. На эту работу были брошены все силы за исключением повара, и к концу дня дом был полностью накрыт. За обедом повар Володя поделился интригующей новостью:

– Только я отчерпал лёд из скважины, смотрю, Шарик как взбесился. Ушки навострил, хвост напрягся, припал к краю скважины и тявкает. Еле его оттянул.

– Неужто рыбу почуял?

– Шарик, наверное, почуял, а я посветил фонарём и своими глазами увидел: внизу скважины здоровенная рыбья голова пасть раскрывает, а потом медленно так под скважиной вся рыбина и проплыла. Метр длиной, не меньше.

– Так не пора ли Володе рыбалкой заняться, Олег Иванович?

– Было бы неплохо. Но до рыбацких снастей в прицепе мы доберёмся не раньше, чем через неделю. Надо все оставшиеся панели – половые и перегородочные установить.

– Так давайте мы пороемся, достанем снасти, и всё на место уложим, как было.

– Ну что ж, давайте, коли так рыбы хочется.

Наутро, отвезя воду на кухню, Володя вернулся к скважине, прихватив с собой зимнюю удочку. В качестве наживки он взял несколько небольших кусочков свежего мяса. Забросив наживку, он стал покачивать удочку, ожидая поклёвки. Увы, поклёвок не было. Просидев час впустую и уже замёрзнув от неподвижности, он, скрепя сердце, собрался сматывать удочку. Тут же удочка в руке резко дёрнулась, и леска стала сходить с катушки. Убедившись, что рыба надёжно подсеклась, Володя заблокировал катушку и стал неспешно наматывать леску назад. Вскоре в скважине показалась голова. Рыба была крупная, и вытягивать её леской из воды было опасно – может сорваться. Володя решительно сунул руку в скважину, подхватил рыбу под жабры и вытянул её на лёд.

Это была нельма. “На десять кило потянет”, – подумал Володя. Шарик возбуждённо тявкал на трепыхающуюся на льду рыбину, то подскакивая к ней, то отступая. Володя достал из-за голенища нож и сделал глубокий прорез под жабрами нельмы. Хлынула кровь, и рыба быстро затихла.

– Эй, люди! Смотрите, что у нас будет на обед.

– Ни хрена себе! Вот это рыбина!

Все бросили работу и собрались вокруг Володи.

– Это что, нельма?

– Она самая, – подтвердил Олег Иванович.

– Ну Володя, ну молодец!

– Всё, иду готовить уху.

Удачный улов придал всем настроения. В разговорах между собой члены команды высказывали опасения, что будет делать Олег Иванович, если в озере нет рыбы, или она не захочет ловиться? Теперь появилась уверенность, что рыбы в озере полно, и ловить её можно. Будет Олег Иванович со свежей рыбкой и с витаминами.

Отварная нельма и уха команде, включая четырёхлапых членов, понравились. После коротких дебатов было решено каждый четверг устраивать рыбный обед.

– А если Володя не наловит в четверг до обеда рыбы?

– Тогда пусть держит наготове пельмени.

В следующий четверг Володя с Шариком выловили трёх краснобрюхих гольцов, каждый из которых весил не менее трёх килограммов. Рыбный день удался. Пельмени остались в резерве в холодной кладовке.

* * *

Десять дней ушло на возведение коробки дома. Архитектура его была простейшей – вытянутый с запада на восток прямоугольник размером 15 на 12 метров с двускатной почти плоской крышей с минимальным уклоном на юг и на север. Подошла пора укладки кровли. Команда с нетерпением поджидала этот момент. Всем уже знали, что кровля будет металлическая, но не медная, не железная, не алюминиевая, а… свинцовая. А такую кровлю никто не только не видел, но и представить себе не мог, что свинец годится как кровельный материал.

– Э, друзья мои, свинцовые кровли имеют многие исторические здания, возведённые ещё в средние века, и они не протекают до сих пор.

– Невероятно!

– Наоборот, вполне естественно. Свинец не боится ни дождя, ни снега, ни жары, ни холода. Он очень пластичен, им можно плотно покрывать любые сложные поверхности. К тому же он тяжёл, его не сдует никакой ураган.

– Но сейчас же свинцовые кровли никто не делает.

– Ну почему же? Свинец на кровле популярен в Голландии, в Англии, кое-где в Германии.

– Так мы в России будем первопроходцами?

– Нет, не будем. Восемьсот лет назад на Руси такая кровля тоже была популярной.

Уже через час работы команда оценила плюсы свинцовой кровли. Как по заказу, в этот день не пуржило. Только длинные змеи позёмки проносились понизу. Работа спорилась, и через два дня кровля была готова. Отныне дом Олега Ивановича мог бы служить многие-многие столетия.

Укладка тёплого чернового пола из тех же панелей-сэндвичей заняла всего два дня. Ещё три дня ушли на установку окон и дверей и внутренних перегородок. Десятого ноября могли бы начаться внутренние работы, но Олег Иванович и командир группы Сергей решили сконцентрировать все силы на монтаже ветрогенераторов. Прежде всего Сергей и Николай установили вспомогательные монтажные площадки у вершин несущих ферм. Здесь Николай показал своё мастерство сварщика. В нормальных условиях такие ветрогенераторы устанавливаются с помощью крана. Здесь же роль крана успешно исполнили блоки на монтажной площадке, верёвки и мускульная сила шестерых членов команды внизу и двух вверху. Ветру, похоже, очень не нравилось, что на его пути устанавливают ловушки, которые будут отбирать часть его энергии, и он мешал их монтажу, как только мог. Но не смог. Двенадцатого ноября Сергей измерил напряжение на преобразователях обоих генераторов. Есть двести двадцать вольт! Теперь осталось проложить кабели от вышек к дому и заглушить, наконец-то, трескучий бензогенератор. Лопасти ветрогенераторов энергично вращались, создавая специфический монотонный шум, но вблизи дома его уже почти не было слышно.

– Чёрт возьми, а хорошую дачу вы себе строите, Олег Иванович! – заметил за ужином врач Лёва.

– Нравится?

– Очень! Избушка шик-модерн, ветряки такие красавцы, озеро, чистейший воздух… Пушкин в Болдино обзавидовался бы.

– Подожди, скоро вот ещё интернет заведём, – добавил радист Юра.

– А ещё избушку для зимней рыбалки поставим. Да с интернетом через “вай-фай”, точно, Юра? – вновь подал голос Олег Иванович.

– И с баром, и с камином! – поддразнил командир Сергей.

– Вау!

– А можно, мы к вам в гости будем приезжать?

– Буду рад. А представляете, какие грибы здесь должны быть… Конец августа – самое лучшее время…

* * *

Дни шли за днями, одна пурга сменяла другую, но помешать внутренним работам непогода уже не могла. Двадцатого ноября наступило затишье. Лопасти ветряков стали заметно медленнее вращаться. И ударил мороз. Сорок два градуса. Олег Иванович решил воспользоваться ясной видимостью и проложить водопровод по льду озера. Эластичный шланг дюймового сечения, одетый в десятисантиметровую шубу из пенополиуретана и защищённый гофрированным алюминием толстой змеёй протянулся на сто двадцать метров от дома. На конце шланга был установлен водозаборник с клапаном, упрятанный в просторную жёсткую проволочную корзину. Самым трудным делом при прокладке водопровода оказалось вырубить широкую прорубь во льду более метра толщиной, чтобы можно было спустить под лёд громоздкий водозаборник. Пока шланг свободно лежал на льду. Летом лёд растает, и шланг весь уйдёт под воду, где и останется навсегда. К вечеру водопровод был успешно опробован.

Морозная ясная погода при относительно слабом ветре продлилась целую неделю. Ветряки, хоть и вращались неспешно, давали достаточно энергии и на обогрев дома, и для освещения, и для запитки инструментов. Можно было приступать к внутренним работам. Говорят, что на них при строительстве дома приходится семьдесят процентов от всего объёма работ. В доме Олега Ивановича они, казалось, составляли все девяносто. Прокладка сотен метров электропроводки, сложная сантехника, отделка стен гипсокартоном – всё это требовало массу рабочего времени. Но это было ещё полбеды. Хуже всего было то, что при этой кропотливой работе особого продвижения вперёд не было видно.

– Ну что, орлы, приуныли? Что-то не видно былого энтузиазма.

– Да мы не приуныли, Олег Иванович. Просто не может быть долгого энтузиазма, – ответил за всех командир Сергей.

– Это верно. А работа ведь, хоть и незаметно, но продвигается вперёд. Идём с опережением графика. Так, глядишь, к Новому году уже домой отправитесь.

Настроение подняла установка спутниковой антенны. Её поставили в самый морозный день, когда ветер заметно ослаб. Офсетная тарелка была более чем внушительная – три метра в высоту. При такой парусности даже слабый ветер был серьёзной помехой. Но всё обошлось. Под командой радиста Юры антенну точно отъюстировали по центральному спутнику “Ямал-201”, надёжно её закрепили, и вечером перед ужином вся команда собралась у телевизора, временно поставленного у стены в доме. Чуть больше месяца прошло, как команда покинула цивилизацию, а по ощущениям прошла целая вечность, и команда с жадностью всматривалась в экран, словно видела телепередачу впервые в жизни.

– Ну вот, всё вроде бы в порядке, – облегчённо вздохнул Юра. – Приём отличный со всех трёх спутников.

– А пурга не будет мешать приёму?

– Если и будет, то не очень. При такой антенне помешать может только уж крайне сильная пурга.

– У нас в Салехарде спокойно принимают спутниковые программы на метровые тарелки, а здесь…

– А здесь чувствительность почти в десять раз больше.

– Олег Иванович, а зачем вам три спутника? Неужели вы такой любитель телевидения?

– Да что вы, неужели я похож на такого идиота? Нет, здесь дело в другом. Спутники мне нужны для связи через интернет. Я хочу иметь три независимых канала связи, причём так, чтобы они друг другу не мешали. Вот Юра всё отладит, и я переведу ваши заработки на ваши счета прямо отсюда через “Ямал”. С моими чешскими друзьями буду поддерживать связь через “Экспресс”, а с немецкими партнёрами – через “Интелсат”.

Перескакивая с канала на канал, Юра на одном из них наткнулся на передачу “Очевидное невероятное”. Речь шла о космологии, и Олег Иванович попросил задержаться на ней. Увы, передача через три минуты закончилась.

– Эх, какая жалость! Олег Иванович, так вы вроде как раз этой самой космологией и занимаетесь?

– В некотором смысле, да.

– Расскажите нам о ней ещё что-нибудь. Прошлый раз вы так интересно рассказывали.

– Интересно? Это хорошо. Значит, не будете считать все ваши труды здесь на Таймыре никчёмными?

– Да мы так и не считаем.

– Хорошо. В космологии много интересных проблем. Точнее сказать, неинтересных проблем в ней не может быть по определению. Что может быть интереснее космологии – науки о Вселенной? А вот если я начну рассказывать о ней здесь, да на голодный желудок, а не в нашем уютном вагончике, да после сытного ужина, то, боюсь, и космология покажется вам скучной. Пора на ужин!

После ужина вся команда, включая Шарика и Кузю, собралась в одном купе. “Итак, друзья мои, начнём с того, что основная наука о природе – физика – оперирует с так называемыми фундаментальными или универсальными постоянными. Все, наверное, слышали о пределе всех скоростей – скорости света в вакууме. Из школьной физики вы должны помнить о гравитационной постоянной. Слышали вы наверняка и об элементарных частицах – электроне и протоне, массы которых также являются универсальными постоянными или константами. Кто сталкивался с квантовой механикой, тот знает, что есть ещё одна универсальная постоянная – постоянная Планка [19] . Небольшой набор этих универсальных постоянных определяет всё в нашем мире. Мы научились определять величины этих постоянных с довольно большой точностью. В обыденной жизни мы ведь не лезем в бутылку из-за таких, например, мелочей, лежит ли у нас на счету в банке сто тысяч рублей и пятнадцать копеек или только сто тысяч рублей и четырнадцать копеек. Вот и фундаментальные константы физики измерили примерно с такой же точностью. Но увы, мы пока можем лишь смутно догадываться, почему универсальные постоянные имеют именно эти значения. Когда физикам удастся обосновать, почему универсальные постоянные такие, какие они есть, может настать ситуация, когда принципиальных загадок в природе уже не останется. Тогда наука в принципе может объяснить всё, и это объяснение станет рутинным делом, которым могут заниматься бездушные компьютеры.

На первый взгляд, универсальные постоянные могли бы быть какими угодно. Когда мы рассматриваем физические формулы… Ну, например, формулу для силы взаимного гравитационного притяжения двух точечных масс, мы в первую очередь отмечаем в мозгу, как самое существенное, что сила их взаимного притяжения обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними и пропорциональна произведению масс. Коэффициент пропорциональности – та самая гравитационная постоянная – кажется нам малосущественным. Он же не меняет характер зависимости силы притяжения от масс и расстояния между ними. Так и с другими универсальными постоянными. Они скромно стоят в уравнениях как малосущественные коэффициенты и, казалось бы, не делают погоды в природе. Однако, это далеко не так.

Уже давно физики заметили, что если бы универсальные постоянные были бы немного не такими, какие они есть, то само существование Вселенной было бы невозможным. Набор невзрачных коэффициентов – тех самых универсальных постоянных – оказался чрезвычайно важным для того, чтобы Вселенная после породившего её Большого взрыва стала развиваться так для нас удачно, что в ней нашлось место и нам, убогим. И вот тут начинается подлинно детективный роман. Понять, почему универсальные постоянные имеют столь удачно подобранные значения, что из первоначально совершенно бессмысленного и безжизненного сгустка энергии развилась столь совершенная и гармоничная Вселенная с такими симпатичными созданиями, как мы, физикам пока не удаётся. Но делать ведь что-то надо. И физики начали выдвигать всевозможные версии. Говоря по-научному – гипотезы и принципы, дающие хотя бы видимость проникновения в суть вещей. Те, кто, несмотря на свою подкованность в естественных науках, где-то в глубине души допускает, что мир сотворён господом богом, увидели в столь удачном наборе универсальных постоянных именно промысел божий. Другие, кто ни в мыслях, ни в глубинах души существование бога не признают, увидели в этой удаче всего лишь слепой случай и провозгласили так называемый антропный или человекоцентричный принцип: “Вселенная такова, какова она есть, потому что только в ней может быть разумная жизнь”. Или другими словами: “Другие возможные наборы универсальных постоянных не наблюдаются, потому что там, где это так, не может быть наблюдателя”. Понятно, о чём я только сказал? Думаю, что едва ли. Скорее, вы, как и многие другие, увидели здесь заурядную тавтологию: мир таков, потому что он таков.

Тавтология-то тавтология, но дискуссии она вызвала нешуточные. И сам антропный принцип в результате превратился в нечто размазанное почти по дюжине определений. А ведь само понятие “принцип” предполагает нечто чёткое и незыблемое. Из всей этой каши, однако, можно выделить две более или менее ясных формулировки. Первая – так называемый слабый антропный принцип, который осторожно указывает, что разумная жизнь может зародиться где-то во Вселенной, где универсальные постоянные имеют известные нам значения. Вторая – так называемый сильный антропный принцип, который категорически утверждает, что во Вселенной, имеющей такой же набор универсальных постоянных, как и в нашей Вселенной, обязательно должна зародиться разумная жизнь.

Пока физики не докопались до причин, почему универсальные постоянные, или мировые константы имеют именно эти значения, можно долго и бесплодно дискутировать о справедливости той или иной формулировки антропного принципа, как и о том, а нужен ли этот принцип вообще? Так почему же умные люди – а физики-теоретики, по моему мнению, самые умные люди на планете – увлечённо жонглируют разными формулировками этого пресловутого принципа? На мой взгляд, дело здесь в том, что на острие современной физики вновь сталкиваются два извечных антагониста – религия и безбожие. Вот посмотрит некто на то, что из неисчислимого моря значений универсальных постоянных реализовались лишь те, которые позволяют зарождение разумной жизни, и у него сразу же будет готов ответ: это господь бог так распорядился и сделал он это с явным умыслом. А физики в умысел уже отвыкли верить. Вот они и ищут другие объяснения нашей удивительной удачи иметь нужные для ощущения радости жизни мировые константы. Коль не удаётся решить задачу в лоб, они пытаются разрешить её обходным манёвром.

А теперь вспомним Шерлока Холмса, его дедуктивный метод и научный подход к исследованию улик. Нужно отбросить всё невозможное, и то, что останется, обязательно приведёт к раскрытию преступления. Вот и физики, изучая природу в тончайших деталях макро– и микромира, собирают улики и получают всё более ясную картину крупнейшего теракта – Большого взрыва и того, что ему предшествовало. И вот что у них прорисовывается. Я уже вам говорил, что есть сильные подозрения, что помимо нашей Вселенной существует бесчисленное множество иных вселенных, с нашей никак не связанных. И всё идёт к тому, что, следуя Шерлоку Холмсу, придётся отбросить, как нечто невозможное, представление об уникальности нашей Вселенной. И если это так, то всё становится очень простым: мы живём в одной из мириадов вселенных, в которой набор мировых констант оказался подходящим для зарождения разумной жизни, и более того, возможность её зарождения стала реальностью. И удивляться здесь нечему. Природа рождает вселенные в неимоверном количестве, и в конце концов ей удалось создать нечто ценное – нас любимых. Это как при игре в лотерею. Если скупить все билеты, то выигрыш главного приза не должен никого удивлять.

Как бы то ни было, уже сегодня можно вполне обоснованно противопоставлять безбожную точку зрения на мир религиозной, уцепившейся, как утопающий за соломинку, за достижения безбожной же физики и увидевшей в удачном наборе мировых констант дальнобойный умысел некоего божества. Никакого чуда в удачном сочетании мировых констант нет, и уж тем более нет в этом никакой целесообразности” .

– Так, Олег Иванович, а где же все эти бесчисленные вселенные помещаются?

– В бесчисленном множестве своих измерений, в которые мы проникнуть никак не можем.

– Так это что же получается, природа напоминает функциональный анализ, теорию множеств, где изучаются бесконечномерные пространства? – заметил подкованный сильнее других в математике радист Юра.

– Вот оно! Очень ценное замечание, Юра. Именно так. Я скажу даже больше. Общепринято, что именно физика является центральной наукой о природе. Именно она изучает фундамент миростроения. Химия – тоже естественная наука – изучает первый этаж надстройки над физическим фундаментом. Биология изучает второй этаж, опираясь на химию. И так аналогию можно продолжать далее. Но я считаю, что подлинным фундаментом является математика, а физика – это всего лишь цокольный этаж. И математика с лёгкостью допускает непредставимые нашему ограниченному сознанию вещи. Начиная с комплексных чисел, неэвклидовых геометрий и кончая квантовыми флуктуацими скалярных полей. Но, давайте на этом остановимся. У нас впереди много ещё вечеров.

* * *

Наступил декабрь. Работы по оснащению дома шли полным ходом. Теперь главная нагрузка легла на радиста и электрика и их помощников, копошившихся в уже хорошо прогретом доме в лёгкой домашней одежде. А вот плотникам снова пришлось поработать на морозе. Дом надо было обшить защитной вагонкой, окрашенной в яркий оранжевый цвет. Помимо этой работы им пришлось собрать “избу рыбака” – небольшой лёгкий домик без пола, который они заанкерили на льду примерно в ста пятидесяти метрах от берега. Весной Олег Иванович снимет анкера и оттянет домик на берег с помощью снегохода. А зимой в домике в относительном тепле и удобстве, сидя на широкой лавке, можно будет заниматься подлёдной рыбалкой. Свой гараж по соседству с домиком для бензоэлектрогенератора обрёл и снегоход. В нём же разместились и обе бочки с бензином.

Срубили плотники из доставленных на балластной площадке тягача сосновых брёвнышек и плот с трапом, который закрепили между плотом и берегом. Плот пока свободно лежал на льду. Летом он будет плавать недалеко от берега. На него можно будет сходить по трапу, не замочив ноги, и с него будет удобно забрасывать спиннинг.

– Олег Иванович, плот мы срубили, а зачем остались эти листвяки? Что-то мы не догадываемся.

– А это запас топлива на непредвиденные случаи. Надо эти брёвнышки аккуратно сложить вон там в сторонке на те стальные козлы из прицепа, так, чтобы они хорошо продувались и всегда были сухими.

– Так, может мы вам сразу всё распилим и дров наколем?

– Нет, спасибо. Не надо. Из дров назад брёвнышко не сделаешь, а из брёвнышка дрова – всегда. Да, кстати, надо бы все щепки от вашей работы собрать и там же на брёвнышках в мешке уложить. Здесь каждая палка на вес золота.

Указания Олега Ивановича были выполнены беспрекословно, но недоумение до конца не развеялось. Зачем было специально городить двухъярусные козлы? Брёвнышки и так бы были всегда сухими на таких-то ветрах. Видимо, дело в склонности Олега Ивановича к излишней педантичности, перенятой у немцев и чехов, решили плотники.

В четверг десятого декабря повар Володя с Шариком опробовали “избу рыбака”. Шарику изба не понравилась – у него, видимо, была лёгкая клаустрофобия, и Володе не сразу удалось его успокоить. Шарик прилёг у двери, положив голову на лапки, и с укоризной уставился на Володю. Но, когда Володя опустил снасть в скважину, Шарик оживился. Опыт подсказывал ему, что вслед за этим из скважины может быть извлечена рыба, и Шарик принял боевую стойку, готовый достойно встретить обитателя глубин. Ждать пришлось недолго. Вслед за осторожной поклёвкой удочка в руке Володи резко дёрнулась, и Володя почувствовал, что в этот раз взял особенно крупный экземпляр. Сразу вытягивать рыбину Володя не решился и отпускал понемногу леску с катушки. Шарик, наблюдая манипуляции Володи, дрожал от возбуждения и звонко взлаивал. Отпустив метров двадцать лески, Володя начал осторожно подтягивать рыбину к скважине. Минут через десять голова нельмы показалась из воды. Володя ухватил её голой рукой под жабрами и с трудом вытащил на лёд. Это был роскошный экземпляр! Казалось, что избушка была мала для такой крупной, бьющейся об лёд, рыбины. Шарик, получив удар рыбьим хвостом по боку, счёл разумным вскочить на лавку и там в безопасности дать волю своему боевому задору, излившемуся в оглушительный лай, перемежаемый грозным рычанием. Чтобы ненароком не упустить нельму в скважину или самому в неё не оступиться, Володя открыл дверь и вытянул рыбу из избушки. Теперь она никуда не уйдёт. Шарик выскочил следом и начал описывать круги вокруг нельмы, сменив угрожающий лай на торжествующий.

Плотники, работавшие вне дома, услышали радующегося Шарика и безошибочно догадались, что Володина рыбалка закончилась удачей. Вскоре появились и сами рыбаки. Это было упоительное зрелище! Впереди семенил Шарик, гордо задрав мордашку. За ним, слегка наклонившись вперёд, шествовал Володя и тянул за жабры огромную рыбину, у которой чуть ли не половина туловища волоклась по льду. За обедом Володя доложил команде, что выловленная им нельма весила без малого пуд – шестнадцать килограммов.

* * *

Двадцатого декабря все внешние и внутренние работы были завершены. В ста метрах на северо-восток от дома появилась метеостанция, в знакомом всем по школьным годам “скворечнике” с наклонными рёбрышками и щелями. Над “скворечником” бешено вертелись ложечки измерителя скорости ветра. Рядом возникла “обсерватория” – закрытый ящик размером с “метеоскворечник” с круглым колпаком наверху. Это был автоматический спектрометр, предназначавшийся для снятия спектров северных сияний. Теперь дом Олега Ивановича имел все атрибуты научной станции.

Оставалось отладить электронную аппаратуру, которой дом был буквально нашпигован. Фирма, поставившая оборудование системы безопасности, не поскупилась. Дюжина видеокамер внутри дома и десяток камер снаружи, электронное управление открытием и закрытием всех дверей, две дюжины датчиков возгорания – установить всё это и связать с отдельным компьютером с тремя мониторами, ответственным за безопасность, потребовало три дня кропотливой работы. Двадцать второго декабря заработал спутниковый интернет со всех трёх спутников. Рабочая комната Олега Ивановича благодаря десяти двадцатидвухдюймовым мониторам напоминала капитанский мостик космического корабля. В этот же день, Олег Иванович извлёк из своего портмоне небольшую пластиковую карточку, вложил её в устройство считывания и зарегистрировался в качестве пользователя системы “интернетбэнкинг” [20] . Примерно через час банк произвёл восемь переводов на два миллиона шестьдесят тысяч рублей каждый.

– Итак, друзья мои, работа ваша близка к завершению, и положенные вам заработки уже лежат на ваших счетах. Прошу удостовериться. Каждый из вас получил с учётом аванса два миллиона чистыми. Не забудьте с полученных сумм заплатить подоходный налог. Настоятельно рекомендую не искать приключений с налоговой инспекцией.

Команда с любопытством смотрела на один из мониторов, где отображалось движение по счёту. Восемь последних строчек относились к членам команды. Все обратили внимание, что остаток на счету Олега Ивановича превышал двадцать миллионов рублей. Кто-то подумал, что Олег Иванович не такой уж и богач. А кто-то подумал, сколько же деньжищ у него на счетах в других банках?

Двадцать пятого декабря команда перенесла из прицепа в кладовые дома и разложила по полкам все продуктовые запасы для Олега Ивановича – крупы, муку, макароны, масла, сахар, соль, овощи глубокой заморозки, консервы и так далее – и непродуктовые – полотенца, бельё, постельные принадлежности, комплекты одежды…

Запасов было изрядно. Их наверняка могло бы хватить на десять лет, не менее. Особое место заняли медикаменты и прочие медицинские атрибуты. Врач Лёва критически всё оценил.

– Поразительно, Олег Иванович. Вы всё необходимое предусмотрели. Вот только не пойму зачем вам эти баллоны с закисью азота? Вы что, сами себя под наркозом оперировать намерены?

– Да что ты, Лёва. Нет, эти баллоны ко мне попали, видимо, по ошибке. Но я думаю, пусть они останутся. Авось пригодятся. Например, для форсажа моторов бензогенератора или снегохода.

– А-а… Да, я слышал что-то такое. С закисью азота можно в моторах больше бензина сжигать.

– Именно так.

– Олег Иванович, а теперь я вас очень прошу пройти у меня хотя бы поверхностный медосмотр…

Олег Иванович хотел было воспротивиться, но подумал, что ему не следует подавать дурной пример молодёжи, и подчинился. Через полчаса доктор вынес свой вердикт.

– Ну что же, Олег Иванович, вас можно поздравить. Все параметры в норме. Пока. Но имейте ввиду, смена обстановки с большой вероятностью вызовет кое-какие расстройства. Следите регулярно за давлением. Не допускайте физических перегрузок. Главное – слушайте ваш организм и, если что не так, связывайтесь со мной…

В субботу двадцать шестого декабря был устроен банный день. Вся команда по очереди перемылась в душе и прогрелась в сауне, проведя тем самым проверку качества трудов Николая. Нареканий не было. Воскресенье было объявлено выходным днём. Но и в выходной день нашлась работа. Плотники протянули прочную верёвку от угловой сваи дома к “избе рыбака”. Теперь в самую жестокую пургу Олег Иванович мог по этой верёвке безошибочно добраться до места рыбалки и вернуться назад. Вся команда занялась рыбалкой – каждому хотелось увезти с собой по красивому гольцу. В конце дня общий улов составил восемь трёхкилограммовых гольцов и три небольших – по пять килограммов – нельмы. Гольцов Володя выпотрошил, запаковал в пластиковые мешки, заморозил и уложил в холодной кладовой вагончика. Одну нельму Володя разрезал на пять кусков и уложил их в морозильнике Олега Ивановича, а две нельмы пошли на торжественный прощальный ужин.

Володя превзошёл в этот день самого себя. Запечённые с овощной смесью нельмы под его фирменным соусом были с восторгом приняты всей командой. Возможно, бурности восторга в какой-то степени посодействовал греческий семизвёздочный коньяк “Метакса”. Возможно. Но и без коньяка соус был бы признан выдающимся. Несомненно.

Только Шарик и Кузя не разделяли общего восторга. Они с лёгким беспокойством обследовали просторный домище, в котором немудрено заблудиться. Четырёхлапые компаньоны Олега Ивановича за прошедшие десять с лишним недель заметно подросли, выйдя из детского возраста в старший подростковый. И если поначалу они отнеслись друг к другу естественно враждебно, то теперь каждый, глядя на эту серошёрстную парочку, был бы уверен, что видит перед собой закадычных неразлучных друзей.

– Ну вот, друзья мои, приближается час расставания. Вы оказались замечательной командой. С вами можно двигать горы и ходить в разведку. Я очень доволен, что именно с вами я оказался здесь на краю земли. И хоть моя цель – уединение, мне жалко расставаться с вами. Я надеюсь, что мы будем и впредь поддерживать контакт. У всех вас есть электронные адреса, да и “скайп” наверняка есть у каждого. Не будем терять друг друга из вида, и всё у нас будет замечательно. Так давайте выпьем за нас всех, за нашу дружную команду!

– За вас, Олег Иванович! Мы тоже счастливы, что случай свёл нас вместе. И дело здесь совсем не в том, что мы по нашим понятиям смогли у вас хорошо заработать. Нам повезло познакомиться с человеком, не уважать которого невозможно. Все мы видели богатеев, общение с которыми вызывает тошноту. Поначалу каждый из нас думал, что и вы – тоже один из таких, считающих, что им всё позволено, коль скоро у них есть деньги. К счастью, наши предположения не подтвердились. Олег Иванович, спасибо вам, что вы есть. Вы прибавили нам веры в то, что есть ещё на земле благородные люди.

– Да что вы, друзья. Не надо высоких слов. На самом деле почти все люди достойны уважения. Хороших людей на свете больше, чем плохих. И чтобы в этом убедиться, достаточно самому держаться достойно…

Праздник с оттенком грусти шёл своим чередом. Все разговорились, вспоминая забавные эпизоды. Шарик и Кузя с любопытством разглядывали своих двуногих друзей. Такого гвалта они ещё не слышали. Командир группы электрик Сергей внезапно постучал вилкой по бутылке:

– Тихо! Завтра мы расстаёмся, а мы так и не узнали от Олега Ивановича, что же такое наша Вселенная. И если он сейчас нам это не объяснит, то мы так и останемся в неведении. Может быть, Олег Иванович, в двух словах просветите нас?

– В двух словах? Пожалуйста: Вселенная – Ничто.

– Как ничто?!

– А вот так. Если отбросить всё невозможное, то получается именно так: Вселенная есть Ничто. Математический феномен. И математика – мать всего сущего.

– Так выходит и мы все ничто?

– И да, и нет. Мы вполне объективная реальность, но мы живём в рамках математической идеи Вселенной. Внутри Вселенной мы – нечто. Вне Вселенной мы, как и всё остальное – Ничто.

– М-да… Как-то непривычно.

– Ничего удивительного. Я вот обратил внимание, что представление о том, что мир – Ничто, в той или иной форме, но никогда прямо, высказывается уже давно. В среде физиков-теоретиков уже незазорно рассуждать о зарождении вселенных из ничего. Но, видимо, всё ещё зазорно признать, что следствием рождения из ничего может быть тоже ничто.

– Даже обидно как-то. Неужели мы всего лишь математическая эфемерность?

– А почему обидно? Разве мы не ощущаем реальность нашего бытия? Мы материальны, живём, чувствуем, любим – всё это совершенно реально. Но реальность эта втиснута в прокрустово ложе математического феномена. И нам ведь всё равно, материальна ли наша Вселенная по-настоящему, или она, как ты изящно выразился, математическая эфемерность. И жизнь наша даётся нам лишь однажды, и живём мы вполне реальные. Чего же тут обидного? А то, что всё может оказаться математической эфемерностью, на нас, к счастью, едва ли может повлиять.

– Так зачем тогда над этим ломать голову?

– А это уж так водится в мире. Венец творения уродился любопытствующим субъектом. Вот он и старается добраться до сути вещей. Мне вот лично очень интересно разобраться с этим вселенским вопросом. А знаете, что? Давайте выпьем за нашу реальность, которая ничуть не уменьшится, даже если окажется, что всё вокруг эфемерно…

Команда в лёгком потрясении от услышанного оставила Олега Ивановича и ушла в вагончик. Олег Иванович при расставании держал Кузю на руках, и Кузя счастливо мурлыкал, не помышляя убежать вслед за всеми. Шарик же охотно ушёл бы в вагончик, но, видя, что Кузя не помышляет сойти с рук Олега Ивановича, с беспокойством затоптался на месте. В конце концов и он решился остаться в новом обиталище. “Ну вот. Завтра мы проводим наших друзей в дальнюю дорогу и останемся втроём. Привыкайте”. Кузя с Шариком, словно всё поняв, улеглись на полу вблизи кровати Олега Ивановича.

Утром двадцать восьмого декабря Володя угостил Олега Ивановича последним своим завтраком. Через час тягач со всеми своими без малого семью сотнями лошадиных сил был заложен в упряжь опустевшего прицепа. Олег Иванович обнялся с каждым членом команды, и автопоезд под изумлённое завывание Шарика тронулся в путь, огласив тундру протяжным трёхкратным прощальным гудком. Олег Иванович с Кузей на руках и Шариком у ног провожал глазами уходящий автопоезд, пока он полностью не скрылся за холмом на юго-западе.

Глава 15. Командировка на Таймыр

Первая частная научная экспедиция на Таймыр!

От нашего корреспондента. Двадцатого октября из Дудинки вглубь Таймыра стартовала необычная экспедиция. Мощный вездеходный автопоезд с двумя тяжело гружёными прицепами взял курс на север, на точку севернее гряды Бырранга, чтобы там возникла научная станция. Необычность экспедиции состоит в том, что это сугубо частное предприятие полностью осуществляется за счёт личных средств организатора экспедиции кандидата химических наук О.И.Дудинского. Уроженец Дудинки, круглый сирота сурового военного времени, получивший свою фамилию в детском доме, став известным учёным и успешным предпринимателем, решил, как он сам выразился, “хотя бы частично вернуть долг перед своей малой родиной – Таймыром”. В одном из самых недоступных мест нашего полуострова возникнет научная станция, оснащённая современным автоматическим оборудованием для мониторинга погоды и изучения верхних слоёв атмосферы с помощью спектрального анализа полярных сияний. Здание станции будет возведено из идеально подходящих для Крайнего Севера панелей-сэндвичей, чрезвычайно лёгких и обладающих почти нулевой теплопроводностью. Станция будет иметь непрерывную связь с Большой землёй с помощью спутникового интернета и обычной радиосвязи на коротких волнах. Олег Иванович сознательно спланировал экспедицию в канун зимы и полярной ночи. По замёрзшей тундре вездеходный автопоезд легко преодолеет около тысячи километров пути и доставит на берег безымянного озера шестьдесят тонн грузов, не нарушая хрупкий слой почвы. Такой способ намного эффективнее и дешевле традиционного применения авиации. В составе экспедиции помимо самого Олега Ивановича восемь специалистов высшей квалификации, которые должны оперативно построить станцию и запустить её в работу уже к Новому году. Таймыру придётся приоткрыть свои тайны.

Колян дважды прочитал эту заметку, которая попалась ему на глаза при очередном поиске новостей о загадочном Дудинском в интернете, и не знал, радоваться ему или огорчаться. Отрадно, что Дудинский наконец-то засветился в мировой сети. Но как его достать, если он забрался аж на Таймыр? И где этот Таймыр? Где-то на севере, раз там тундра. “А по тундре, по железной дороге мчится поезд Воркута-Ленинград…”,– сразу вспомнилась ему воровская песня. Благодаря этой песне, Колян имел некоторое представление о Воркуте. Знал он даже, что на севере есть города Мурманск, Норильск и Магадан. А вот о Дудинке Коляну до сих пор слышать не приходилось. Но теперь это не тогда. Сейчас есть интернет, а в нём есть “гугл”, и “гугл” рассказал Коляну и о Таймыре, и о Дудинке много интересного. Нашёл он упоминание даже о гряде Бырранга. “Бррр… Ну и козёл этот Дудинский! Правильные пацаны на Канарах греются, а этот при его-то бабках…”. Шеф тоже смачно высказался в адрес ничего не подозревающего Олега Ивановича. Но шеф смотрел на вещи шире, на то он и шеф.

– Таймыр, Коля, это не фунт изюма. Там долго не просидишь. Как тут написано, к Новому году? Это значит, что эти козлы вместе со своим бугром к новому году вернутся в Норильск. И тут можно будет сесть на хвост твоему Дудинскому.

– Так что, мне в Норильск лететь?

– Наверное, придётся. У этого чудика как минимум лимонов двадцать зелени имеется. Овчинка выделки стоит.

– А когда лететь?

– На новый год и полетишь.

– Там же холодина может быть.

– Это уж точно. Решёты против Норильска курорт.

– Блин! Так как же там люди живут?!

– Живут и не жалуются… Чёрт! Там же пограничная зона, и просто так туда не прилетишь. Нужен пропуск… Ладно, пусть этим наш кадровик позанимается. Иди к нему прямо сейчас, а я ему брякну.

В начале декабря шеф вызвал Коляна и поинтересовался, что слышно о Дудинском?

– Да ничего. Тихо. В тундре же он.

– Понятно. А про новый год не забыл? Давай-ка смотайся в Норильск. Пропуск тебе уже сделали. Там осмотришься и мотай в Дудинку, это рядом. Загляни в ту газетёнку, в гостиницах побазарь. Что-то мне подсказывает, что этот патриот родного Таймыра опять в Дудинке нарисуется.

– И когда вылетать?

– Да давай числа так двадцать шестого. Будут тебе суточные северные – в двойном размере.

Колян выкупил билеты до Норильска и обратно и уныло готовился в дорогу, заранее ёжась от холода. Двадцать четвёртого декабря он влетел к шефу.

– Дудинский, похоже, из тундры сбежал!

– Как ты узнал?

– Да он вчера опять на “Форексе” сотню штук состриг.

– Точно?

– Да верняк. Ванька фуфло не гонит.

– Так, может быть, он из тундры через интернет на “Форекс” заходит?

– А я знаю?

– Стой-стой. В той заметке речь шла, что станция будет иметь связь через спутниковый интернет. Никуда он не сбежал. Связь наладил и теперь качает деньги.

– Вот гад! Он что, специально в такую даль забрался, чтобы его никто не пощипал?

– Вот что, Коля. Надо тебе как следует в Норильске и в Дудинке поработать. Проследи за экспедицией и постарайся на обратном пути в один самолёт с Дудинским попасть.

– А если он не в Москву полетит?

– Лети с ним туда же, куда он полетит.

– А если он куда за границу рванёт?

– И ты рви. “Шенген” же тебе сделали.

– А если он в Китай намылится?

– Если-если. Не пудри мозги. Из Норильска все в Москву или в Красноярск летают.

* * *

Двадцать седьмого декабря Колян приземлился в аэропорту “Алыкель” и тут же прямо в здании аэровокзала приступил к выполнению задания. Шеф был неправ. Из Норильска самолёты летали не только в Москву и Красноярск. Восемь авиакомпаний развозили народ из Норильска в десяток городов, и в любой из них мог направить свои стопы неуловимый Дудинский. Колян принял оптимальное, как ему казалось, решение перекрыть лишь Москву и Красноярск. Для этого надо было договориться с четырьмя девицами в кассах четырёх авиакомпаний.

– Девушка, красавица, помоги бога ради. Ищу дядю, он должен на днях вернуться с Хатанги и следом лететь в Москву. Я сам сегодня улетаю в Москву и хочу его там встретить, но не знаю каким рейсом он прибудет. Посмотри, пожалуйста, на какой рейс у него куплен билет?

Колян с улыбкой протянул тысячерублёвую купюру.

– Как звать вашего дядю?

– Дудинский. Дудинский Олег Иванович.

– Может быть, Норильский? Нет у вашего дяди ни билета, ни резервации.

– Значит, в другой компании…

Во всех четырёх кассах Дудинский среди будущих пассажиров не значился, и Колян направился к стоянке такси. Судя по часам, был разгар дня. Но в самом деле это была середина полярной ночи. Небо было чёрным и беззвёздным. По местным понятиям было тепло – всего минус двадцать восемь градусов, но Колян враз промёрз до костей. Из-за пронизывающего ветра мороз явно удваивался. Во всяком случае пятидесятиградусный мороз в Решётах при полном безветрии был намного мягче, чем это норильское “тепло”.

– Кому в Дудинку? Кому в Дудинку? – припрыгивал возле первой машины с работающим мотором таксист в унтах и в меховой шапке с опущенными ушами.

Колян намеревался ехать в Норильск, но коль скоро первое такси направлялось в Дудинку, ему не захотелось ждать ни одной лишней секунды, и он тут же изменил план.

– Поехали!

– Три штуки.

– Утрёшься, одной хватит.

– Полторы!

– Тыщу двести.

– Ладно, всё равно домой надо, поехали.

В машине Колян быстро отогрелся, и его потянуло на разговор.

– Так ты дудинский стало быть?

– Дудинский, само собой.

– А я вот знаю одного человека из Дудинки родом, так у него и фамилия Дудинский…

– Есть такой.

– Который в экспедицию ушёл?

– Ну не ушёл, а уехал. У него такой автопоезд, мама не горюй. Военный тягач, тысячесильный, наверное, а за ним два прицепа метров на пятьдесят в длину. А широкий такой, что он тут при выезде всё наше шоссе перегородил.

– А что менты?

– А что менты? Они ему почётный караул обеспечили.

– Крутой поди этот Дудинский?

– Да так по нему не скажешь. Я его, кстати, осенью из аэропорта подвозил. Так себе, дедушка. Ему бы на пенсии сидеть… Я его потом в телевизоре видел. Наша студия его перед экспедицией показывала.

– А я читал, что у него целая кодла в тундру подалась.

– Есть у него команда, человек десять. Вот эти крутые, прямо спецназ. Я их в порту видел…

Дорога стелилась узким коридором между высокими грядами снега по обочинам.

– И что, он с этим поездом так вот по этому снегу и почесал?

– Ну тогда ещё снега не так много было. Один мой кореш видел, как этот автопоезд с шоссе сходил. Он как раз в рейсе был, и в том месте гаишники движение перекрыли. Минут двадцать стоять пришлось. Так он говорил, что когда автопоезд взял влево и дал по газам, снег словно песок из под колёс потёк, а поезд легонько так, без напряга покатил себе. Что ему снег, если у него колёса выше меня. А приспустит давление в скатах, так ему и пятиметровый снег нипочём. Как на лыжах пойдёт.

– И что, этот старикан всё это на свои деньги устроил?

– Так говорят. Есть же люди с деньгами. Тут вертишься с утра до ночи, чтобы тачку хорошую купить, а оно всё никак. А такой автопоезд забабахать – это всё равно что целый таксопарк из “мерседесов” купить. А на прицепе у него ещё сколько добра.

– На прицепе? Ты ж говорил, что у него два прицепа.

– Да второй прицеп – это же вроде как вагон для команды. Там всё путём, окошки, труба над крышей.

– Ну да, жить-то им где-то надо.

Беседа была для Коляна плодотворной, и он даже пожалел, что дорога так быстро подошла к концу. Он вышел у той же гостиницы, где осенью останавливался Олег Иванович. Ему показалось что в Дудинке ещё холоднее, чем в аэропорту, и он пулей влетел в спасительное тепло вестибюля. Коляну повезло. В гостинице были свободные места, и он смог заселиться и без предварительного бронирования. В самолёте ему поспать толком не удалось, и хотя в Дудинке был ещё вовсю рабочий день, Колян завалился спать. В четыре утра местного времени он уже окончательно проснулся и, ворочаясь в постели, строил планы на ближайшие дни.

Экспедиция со дня на день вернётся. Скорее всего, они вернутся в Норильск – там до аэропорта ближе. Но шеф неспроста упоминал Дудинку. У шефа нюх – будь здоров. Надо бы в гостинице провентилировать, вдруг они уже себе места забронировали. После работы в тундре им обязательно хотя бы один день на отдых и помывку понадобится. Но надо быть поаккуратнее, не зарываться, а то эти спецназовцы и отметелить могут…

Кое как дождавшись утра и наспех проглотив завтрак, Колян заговорил со скучающей портье.

– Я тут в интернете прочитал про какую-то экспедицию из Дудинки в тундру. Никак не могу понять, чего людям не хватает, что их зимой в тундру гонит?

– Это не про Дудинского вы, случайно, прочитали?

– Да, так, кажется их бугра зовут.

– Ну какой же он бугор? Он очень деликатный человек, кандидат наук…

– А вы что, его знаете?

– Да он тут у нас жил перед уходом в экспедицию.

– Во как! Так он, может быть, сюда же и вернётся?

– Конечно. Они уже и места у нас забронировали.

– Как забронировали? Из тундры на оленях заявку прислали?

– Прямо уж на оленях. По электронной почте.

– В тундре электронная почта?

– Ну да, они ж там научную станцию строят, всё на высшем уровне.

– Вот это да!

Коляну хотелось выведать у портье адрес электронной почты экспедиции, но сдержался, вспомнив, что шеф уже предпринимал попытку наладить контакт с Дудинским. Шеф послал ему какую-то заманку на адрес, полученный через Йоханна. Дудинский не отреагировал, и шеф рассудил, что Дудинский достаточно мудр, чтобы не реагировать на послания от незнакомых корреспондентов. Наверняка в кругу знакомых Дудинского принято перед обменом электронными адресами договариваться лично или по телефону.

– И когда же они возвращаются? К Новому году успеют?

– Да нет, около пятого января могут быть здесь.

– И долго они здесь пробудут?

– А что это вы так всё выспрашиваете?

– Да просто интересно, таких людей не каждый день увидишь. А я таких уважаю. Хотел бы выпить с ними.

– Ну это если они захотят выпить, а они непьющие. Вот!

– Ну я таких уже не уважаю…

На этом разговор закончился. Колян нутром чувствовал, что он чем-то вызвал недовольство у портье, и продолжением разговора можно было бы только навредить делу.

Колян поднялся в номер готовый сокрушить там всю мебель. “Это же надо так лажануться! Экспедиция возвращается минимум через неделю, а мне что тут делать? Нет, пусть шеф сам думает”. Колян набрал номер шефа, но к телефону никто не подходил. “Что он спит, что ли?” – подумал Колян.

– Ты что спать не даёшь?! Ночь на дворе, какого хрена!

– Ой, здрасьте! Это я, Колян.

– Слышу, что ты. Посмотри, сколько времени, что там у тебя?

– Извините, забыл про разницу во времени. В общем так. Экспедиция возвращается в Дудинку где-то пятого января. Мне что, здесь ждать или в Москву возвращаться?

– Кто тебе сказал, что они пятого возвращаются?

– Да администраторша гостиницы, они уже “по мылу” номера себе забронировали с пятого числа.

– В Дудинке?

– В Дудинке.

– А ты-то где сейчас?

– Да в той же гостинице в Дудинке.

– А в Норильске ещё не был?

– Пока нет.

– Тогда перебирайся в Норильск и там кантуйся до пятого. Паси авиакомпании, он наверняка себе обратный билет уже забронировал или сделает это на днях. Только на рожон не лезь.

– Хорошо, сделаю.

Колян счёл за благо не упоминать о проведённой разведке в аэропорту.

За ночь мороз усилился, и Колян, проклиная Таймыр, вздохнул с облегчением, лишь заняв место в автобусе, отправляющемся в Норильск. В Норильске он встретил Новый год в одиночку в гостиничном номере, напившись до беспамятства. Поздно вечером второго января он решил позвонить Йоханну.

– С Новым годом, Ваня! Как ты, уже отошёл?

– И тебя с наступившим! Да мне-то что, я сегодня уже на работе.

– И что новенького?

– Как обычно. Твой любимец сегодня вот опять обогатился. Триста штук за два раза состриг.

– Как, он что, сегодня на “Форекс” заходил?

– Ну да. Он вообще, как объявился после того перерыва, каждый день позиции открывает. На рождество вот только короткое затишье было, а так рынок работает, и Дудинский каждый день стрижёт купоны. А двадцать восьмого вообще одним махом миллион состриг.

– Да ты что?! Миллион?!

– Миллион. Открыл позицию на пятьсот миллионов – а он так по-крупному ещё ни разу не играл – и мог бы больше двух миллионов срубить, если бы вовремя закрылся. Но, похоже, зазевался.

Колян почувствовал неладное. Если экспедиция возвращается пятого, а им пилить около тысячи километров по бездорожью, то сегодня они должны уже быть в пути, и тут не до “Форекса”. Что происходит? А вдруг этот старый хрыч вовсе в тундру не выезжал? Послал молодых, а сам где-нибудь в тепле отсиживается?

Назавтра, третьего января, Колян выбрался в аэропорт и основательно прошерстил все восемь авиакомпаний, щедро раздавая тысячные купюры. К концу дня стало окончательно ясно: в ближайшие тридцать дней Дудинский Олег Иванович никуда вылетать не планирует. Вечером, он вновь позвонил Йоханну, заранее зная, что тот ему скажет.

– Ну как там наш старичок сегодня?

– В своём ключе. Два раза открывал позиции. На одной немного потерял, на второй слупил сотенку.

Колян отключил телефон с расстройства. Ну не может же Дудинский из автопоезда выходить в интернет! Значит, его там нет. Так где же он?! “Наверняка на Канарах, а я мёрзну тут, как последний лох”, -уже с уверенностью подумал Колян.

Четвёртого января утром он по телефону забронировал себе место в другой дудинской гостинице – в “Енисейских огнях” – и вечером согревался “Абсолютом” в соседнем ресторане со странным названием “Элден”. Чтобы не перегреться, он закусывал водку мороженной строганиной. Такое меню ему настолько понравилось, что на другой день он не мог вспомнить, как и когда он добрался до постели.

Лишь в два часа, точнее сказать, в четырнадцать часов пятого января он выбрался из номера. В ресторане сто граммов “Абсолюта” и стерляжья уха быстро привели его в чувство, и жизнь вновь стала прекрасной. Дудинский и вся его команда отошли куда-то на задний план. Всё внимание Коляна было обращено на пышнотелую официантку.

– А что, красавица, у вас всегда такая чёртова холодина? С кем бы здесь погреться, а?

– А с лопатой. Покидай снег после пурги, так и вспотеешь. А что, холода боишься?

– Да кто ж его не боится?

– Да есть люди, которым любой хиус нипочём.

– Да ну?

– А что “да ну”? Вон сегодня экспедиция из тундры вернулась. Мужички – одно загляденье. На самом морозе отработали, а от них так и пышет жаром.

Колян встрепенулся, вспомнив, зачем он вообще здесь сидит.

– Что за экспедиция? Уж не Дудинского ли?

– Того самого. Ух как красиво они сегодня на своём автопоезде в порт проехали!

– В порт? Они что, уплыть собрались? На пароходе?

– Да чёрт их поймёт. А поселились они опять в “Северном сиянии”.

В Коляне проснулась жажда действий. Забыв про официантку, он рассчитался за обед и, не выписываясь из “Енисейских огней”, потрусил, подгоняемый ветром, в “Северное сияние”. Обрадовавшись, что дежурит не та самая портье, с которой он не совсем удачно беседовал в первый свой приезд в Дудинку, он попробовал устроиться на ночлег. Увы, свободных мест не было.

Из кафе доносились оживлённые голоса большой мужской компании, и Колян догадался, что это экспедиция Дудинского празднует возвращение в цивилизацию. Он не ошибся. В центре зала за двумя сдвинутыми столами восседала группа веселящихся мужчин в одинаковых форменных оранжевых куртках с надписью на накладных карманах “Таймырская экспедиция Дудинского”. Можно было бы вздохнуть с облегчением – цель, можно считать, достигнута. Но вздох Коляна был вызван новыми заботами. Все мужчины были цветущего возраста, и ни одного старика среди них не было. Колян присел за столик неподалеку от компании и заказал себе пиво с солёными брюшками нельмы.

Первая мысль его была, что Дудинский мог отойти ненадолго и вскоре подойдёт. Но он быстро понял, что Дудинского в компании не было и не ожидается – девятого свободного стула не было видно. Колян счёл разумным ничего не предпринимать, а постараться побольше услышать, благо на него никто не обращал внимания.

Через час компания покинула кафе, а Колян продолжал цедить пиво, осмысливая услышанное. Теперь не оставалось сомнений, что сесть на хвост Дудинскому в этот раз не удастся. Дудинский действительно на Большую землю не полетит самолётом и не поплывёт пароходом, потому что он остался в тундре. Построенная только что вернувшейся командой комфортабельная научная станция стала домом для Дудинского. Тонны съестных припасов, вывезенных автопоездом, плюс неисчерпаемое изобилие рыбы в озере обеспечат пропитание новоявленного отшельника на многие годы. То, что Дудинский собирается в уединении написать монографию о мироздании (а что это за хрень такая – монография и мироздание?!), Коляну показались отмазкой. Он нашёл собственное понимание такому экстравагантному поступку Дудинского: этот козёл не хочет, чтобы его потрясли правильные пацаны. Ну как до него теперь добраться?! А он там сидит себе в тепле, косит капусту на “Форексе” да рыбку свежую кушает.

Колян вернулся в расстроенных чувствах в “Енисейские огни” и, прежде чем звонить шефу, позвонил Йоханну.

– Ну что, Ваня, как там наш дедушка, продолжает капусту косить?

– Да, потихоньку косит. Вчера у него плохой день был – потерял полсотни штук, зато сегодня пару сотен, наверное, огребёт.

– Ладно, Ваня, пока, что-то я устал от успехов этого дедушки.

Шеф к удивлению Коляна громы и молнии не метал.

– Ну, теперь всё складывается. Ладно, что ни делается, всё к лучшему. Возвращайся домой.

– Так, может, с кем из его команды побазарить?

– Не надо! Никуда больше не суйся и быстренько домой.

– Понял.

* * *

Активность Коляна в аэропорту не осталась незамеченной компетентными органами. Оперработник ФСБ, обслуживающий аэропорт “Алыкель” получил информацию о подозрительном типе, разыскивавшем “дядю Дудинского Олега Ивановича”, от нескольких источников. Об этом “дяде” оперработник был наслышан и знал, что тот облагодетельствовал Дудинку. Но, поскольку этот чудак никакого оперативного интереса не представлял, то информация об активности Коляна была пропущена мимо ушей.

В конце января в горотделе ФСБ в Норильске проходило расширенное совещание. В перерыве простые опера толпились в курилке и трепались, кто о чём. И нет ничего удивительного в том, что старые знакомые, два капитана – опер, обслуживающий Дудинский порт, и опер, обслуживающий Норильский аэропорт, оказались рядом и делились неслужебными новостями. Так капитан из Дудинки и узнал, что уголовник Николай Мягков вновь пытался напасть на след Олега Ивановича, да прямо на Таймыре. И хоть не входило это в служебные обязанности капитана, он целенаправленно опросил свою агентуру и от источника в гостинице получил подтверждение своим догадкам: этот урка Мягков прямо у него под носом разыскивал Олега Ивановича, не поленившись прилететь на Таймыр, да к тому же на Новый год. Упорство урки было многозначительным. Не исключено, что он объявится на Таймыре ещё раз.

Служба – службой, а дружба – дружбой. Капитан из Дудинки злоупотребил служебным положением и по оперсвязи поговорил с коллегой Павлом Ивановичем из Красноярска об этом казусе, не имеющем отношения к компетенции ФСБ. Через неделю о визите Коляна на Таймыр узнал и агент “Лассаль”.

– Ну как там ваш приятель-отшельник, осваивает Таймыр?

– Да, можно сказать, уже освоил. Уже месяца полтора, как он уединился. И, похоже, чувствует себя хорошо. Начал работать, пишет свою монографию. Так что всё в порядке. А вы, я смотрю, его не забываете.

– Да разве забудешь такого интересного человека? Тем более, что мне о нём опять напомнили.

– Опять напомнили? Что вы имеете в виду?

– Да то самое. Помните бандита Николая Мягкова?

– Да-да, конечно…

– Так вот этот малосимпатичный персонаж встречал новый год в Дудинке, проторчав там больше недели и очень активно разыскивал вашего друга, видимо, полагая, что тот, построив автоматическую станцию, вернётся вместе со строителями назад.

– Ну и ну! Да что же это такое?! А вы предупредили Олега Ивановича?

– Понимаете, Константин Антонович, мы – люди государевы и должны заниматься тем, что нам предписано. Безопасность Олега Ивановича – это его личное дело, а мы обязаны заниматься безопасностью государства. Официально что-либо предпринимать по поводу того, что какой-то бандит выслеживает какого-то гражданина мы не можем…

– Вот не могу я этого понять, Павел Иванович!

– Увы, Константин Антонович, такова суровая реальность. Но вы сильно не расстраивайтесь. Олега Ивановича всё-таки ещё в октябре предупредил в неофициальном, подчёркиваю, порядке наш работник в Дудинке. Помните, я обещал? Так вот, он же, очевидно, симпатизируя Олегу Ивановичу, получил информацию о визите бандита в Дудинку и поделился ею со мной…

– Так он же может ещё раз предупредить Олега Ивановича…

– Не может. То, что он смог сделать в Дудинке, пока Олег Иванович был там, повторить сейчас, используя служебные каналы связи, он не может. Вот почему он сообщил всё это мне, понимая, что эта информация с вашей помощью может быть доведена до Олега Ивановича, причём вполне конфиденциально. Вот видите, мы хоть и чинуши, но всё-таки не совсем пропащие. Стараемся помочь по мере сил.

– Да-да. Кажется, я понимаю… Значит, я должен немедленно связаться с Олегом Ивановичем…

– Да, именно из-за этого я и затеял этот разговор. Но, Константин Антонович, нам надо отработать такую линию вашего поведения, чтобы ни в коем случае не засветить наши отношения даже перед Олегом Ивановичем, каким бы порядочным человеком он ни был.

– Ну, я просто не буду ему говорить, откуда я получил эту информацию, и всё.

– Э, нет. Так вы расшифруетесь скорее всего именно нежеланием выдать источник этой информации. Предлагаю другой вариант. Давайте мы с вами породнимся…

– Как породнимся?!

– Фиктивно. Вас же не затруднит соврать, что я – двоюродный племянник вашей супруги, и вы время от времени встречаетесь со мной по-родственному. И от вас я и узнал о таймырской экспедиции вашего друга. А когда по нашим каналам как побочный продукт прошла информация о нём, я по-родственному и по очень большому секрету поделился ею с вами. Если вы при этом несколько раз подчеркнёте, что я немного нарушаю служебный регламент, и о ней нельзя распространяться, чтобы меня не подставить, то истинные наши отношения останутся нерасшифрованными. Кстати, супруга ваша может случайно прочитать вашу почту в компьютере?

– Исключено!

– Ну тогда всё в порядке…

– Да. Да. Наверное, вы правы. Ну что же, считайте, что мы отныне в родстве.

В тот же вечер – 10 февраля из Красноярска на Таймыр через спутник “Ямал-201” ушло электронное сообщение следующего содержания: “Дорогой брат, твоё последнее сообщение получил и рад, что ты вплотную занялся своей рукописью. Но я пишу тебе по другой причине. Я не помню, рассказывал я тебе, или нет, но это сейчас не важно. В общем, такие дела. У моей половины в Красноярске живёт сын её покойного двоюродного брата. Мы с ним изредка встречаемся. Этот двоюродный племянник служит в КГБ, прости, в ФСБ. И вот он сегодня меня ошарашил, рассказав, что некий бандюга Николай Мягков из Москвы ходит по твоим стопам, что он де разыскивал твои следы в Иркутске после симпозиума, и – самое неприятное – выезжал в Дудинку в канун нового года. Он явно не ожидал, что ты останешься в тундре, и очень активно искал тебя в Дудинке и в Норильском аэропорту. Видимо, твои капиталы не дают бандитам покоя. Да, кстати, племянник рассказал, что тебя уже предупреждали его коллеги в Дудинке об этом Мягкове перед твоим уходом в тундру.

Едва ли тебя порадует это сообщение, но предупреждён – уже вооружён. Племянник поведал мне ещё одну грустную истину – то, что бандиты за тобой охотятся, не относится к компетенции ФСБ, и наш родственник ничем тебе официально помочь не может. Это де дело милиции. Может быть, тебе стоит обратиться в таймырскую милицию? Подумай.

С братским приветом,

Константин”.

Глава 16. Одиночество

С отъездом автопоезда весь ландшафт резко изменился. Не было уже громады прицепов, не было моря света от фар тягача. Теперь окружающее дом пространство освещалось поскромнее – четырьмя фарами, закреплёнными на углах дома под карнизами крыши. Издалека можно было также ориентироваться по проблесковым красным фонарям, дающим яркие короткие вспышки над ветрогенераторами. Олег Иванович и погрустневший Шарик вернулись в дом. Вот и наступил тот момент, который разделил жизнь на две части: первую – в суете цивилизации и вторую – в спокойствии уединения. Первые минуты уединения оглушили Олега Ивановича. Каким бы готовым он ни был, резкая смена образа жизни обрушилась на него словно ревущая лавина воды, вырвавшаяся из прохудившейся плотины. Олег Иванович просто растерялся и не знал, с чего же начать столь вожделенное одиночество. Размышлять о вечном в этот момент он был не в состоянии, и он поступил предельно банально – налил рюмку “Метаксы” и выпил её залпом, как водку. Горячая волна пролилась по его душе, и он стряхнул с себя наваждение. Надо чем-то заняться, размышлять будем потом. И Олег Иванович занял место у одного из компьютеров, предназначенного для связи с брокерской конторой в Дюссельдорфе. Сгоряча он открыл позицию на полмиллиарда евро, сделав ставку на рост европейской валюты. Сидеть и следить за хаотическим движением курса было ему в этот раз как-то особенно скучно. Его обуяла непоседливость, и он, решительно поставив “стоп-приказ” на двадцати пунктах снизу [21] , отошёл от компьютера и направился в кухню.

Надо бы подумать об обеде. Но и обед готовить ему расхотелось. После роскошных володиных разносолов ему захотелось чего попроще, и он решил ограничиться макаронами с тушёнкой. Но до обеда ещё есть время, которое надо как-то убить. Смотреть телевизор хотелось менее всего. “Отнесу-ка я нагреватель в “избу рыбака” и протяну кабель. Сделаю что-нибудь полезное”, – решил он наконец. Оставив Кузю за хозяина в доме, Олег Иванович с Шариком направились к рыбацкому домику. Пурги не было, и избушка хорошо была видна в свете фары, направленной в сторону озера. Шарик тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Внезапный отъезд команды, особенно лучшего друга Володи, обескуражил его. Шарик даже пытался броситься вдогонку за автопоездом по следу, но голос Олега Ивановича его остановил. Шарик вернулся и заскучал. Да так, что казалось, что он вот-вот заплачет. И тут, к изумлению Олега Ивановича, Шарик, сидя на задних лапках, задрал мордочку кверху и жалостливо – то ли по-волчьи, то ли по-бабьи – завыл. У Олега Ивановича пробежали мурашки по спине от безбрежной щенячьей тоски. Он присел на корточки возле Шарика и начал гладить его по спинке, пытаясь успокоить щенка.

– Ничего, Шарик. Скоро вся твоя тоска пройдёт. Кузя вон, твой хороший приятель, не плачет. А на меня старого ты не смотри. И у меня скоро тоска пройдёт, и заживём мы втроём дружно и весело. Будем рыбку ловить, Кузя будет на леммингов охотиться. Может быть, и тебе какая куропатка глупая подвернётся. Ты же славный пёсик. Вон какие у тебя ушки, какая симпатичная мордашка. И будешь ты у нас главным сторожем…

Шарик и в самом деле успокоился, повеселел и полез целоваться к Олегу Ивановичу, норовя лизнуть его нос. “Ну вот и славненько. Молодчага, Шарик. Выше нос и выше хвост!”.

Поставив электрический обогреватель в рыбацкой избушке, Олег Иванович и Шарик вернулись к дому. Вскоре они вновь направились к избушке. Олег Иванович тянул санки. На санках стояла катушка с электрическим кабелем, который свободно с неё сматывался. В избушке Олег Иванович подключил нагреватель и подвесную шестидесятиваттную лампочку. Избушка залилась ярким светом. От красных спиралей нагревателя пошло живительное тепло.

– Ну, видишь, Шарик, что электричество животворящее делает? У нас здесь прямо-таки курорт. Можем и Кузю брать с собой, чтобы он не скучал. Как ты считаешь?

Шарик, очевидно, поддержал это предложение, завиляв хвостом ещё быстрее.

– Ладно, Шарик. Пойдём посмотрим, что там на “Форексе” делается. Что-то я сегодня, старый пень, раздухарился. Сразу на полмиллиарда позицию открыл. Ой, не к добру это… Так. Пусть нагреватель и лампочка работают. Отключим их из дома. А потом снова включим перед выходом на рыбалку. Придём в избушку, а в ней уже тепло будет…

Олег Иванович зашагал к дому, продолжая монолог вслух, а Шарик семенил рядом, словно внимательно слушал и не хотел пропустить ни слова.

– Что ж ты, Олег Иванович, расслабился. Словно гусар какой. Тяпнул коньяка и ставку сделал без раздумий. Сейчас вот придём назад, а там миллион евро наверняка уже сгорел на “стопе”. Нет, голову терять нельзя. Бери-ка, Олег Иванович, пример с Шарика. Вот он не пьёт и не гусарит. Ну повыл немного, так это с кем не бывает. А я вот и выть не буду…

Придя домой, Олег Иванович неспешно подошёл к работающему компьютеру. Пёстрый график из красных и зелёных японских свеч [22] заставил его присвистнуть от изумления. Пока он возился с электрификацией рыбацкой избушки, курс дважды вплотную приближался к “стопу”, затем в течение сорока минут совершил рывок вверх почти на семьдесят пунктов, но тут же стал ещё быстрее опускаться. Олег Иванович, спохватившись, поймал “мышку” и немедленно закрыл позицию, успев выиграть двадцать пунктов или ровно миллион евро.

– Воистину говорят, что дуракам везёт. Это же каким идиотом надо быть, чтобы так открываться, а потом всё бросать на произвол судьбы. Вот Кузя с Шариком такую глупость никогда бы не допустили. Правда, Кузя? – спросил Олег Ивановича, поглаживая Кузю по спинке.

– Мрр-мрр, – подтвердил Кузя.

– Всё. Сегодня никакого “Форекса”. Займёмся-ка мы макаронами по-флотски.

Олег Иванович незаметно для себя стал рассуждать вслух, словно беседуя с Кузей и Шариком. Похоже, это одиночество наложило свой первый отпечаток на него.

* * *

Пообедав и вздремнув часа полтора, Олег Иванович взбодрился чашкой кофе и приступил к рассылке электронных сообщений. В частности, в Красноярск он отправил следующий текст:

“Дорогой брат, спешу тебе сообщить, что сегодня началась моя отшельническая эпопея. Утром я проводил своих орлов в обратный путь. Честно скажу, расставание было нелёгким. Мне повезло собрать отличную команду, они замечательно сработали. Здесь справедливости ради надо сказать, что вся моя команда очень высоко оценила работу брата Вацлава. Вся его документация была более чем точная и полная. Короче, планы мои реализовались с пугающей претенциозностью. Весь процесс строительства прошёл без сучка и задоринки. И вот я остался один. Нет, не совсем один. Со мной стойко переносят тяготы отшельнического бытия два неразлучных друга – котёнок Кузя и пёсик Шарик. Фотографии моих компаньонов прилагаются. Но даже в такой компании первый день отшельничества дался мне с трудом. Очевидно, какое-то время понадобится на адаптацию.

Ну про мой дом я тебе уже рассказывал. И об окружающей среде. Всё так и оказалось. Ветры, пурга, мороз, безлесная холмистая местность, озеро и чернильная темнота полярной ночи. Как и ожидалось, в озере сплошные рыбные деликатесы. Сегодня я дооборудовал “избу рыбака”, провёл туда электричество, поставил электрокамин и повесил лампочку. Последний месяц мы всей командой по четвергам обедали выловленной рыбкой. Проблем с клёвом не было. А один раз повар вытянул пудовую нельму. Представляешь? Надеюсь, и мне будет рыбацкое счастье. С моими-то снастями…

Невероятно, но факт. Я до сих пор ещё не видел ни одного северного сияния. Возможно, дело в том, что у нас тут было светло, как днём, от фар тягача. Попробую сегодня выключить внешнее освещение и понаблюдать за небом. Авось повезёт. А прибор, кстати, на уровне шумов чего-то регистрирует. Может быть, это проблесковые фонари на ветряках создают помехи.

Ну, на первый раз достаточно. Мне ещё кучу сообщений отправить надо. Бывай здоров.

Твой брат Олег.

Таймыр, 28.12.2009 г.”.

Отправив полдюжины подобных писем, Олег Иванович решил прогуляться по свежему воздуху. Перед выходом из дома он отключил внутреннее и внешнее освещение. Увы, небо было покрыто облаками, и ни одной звезды не было видно. Надеяться увидеть северное сияние тоже не приходилось. К тому же без внешнего освещения редкие яркие вспышки красных маячков на ветряках неприятно ослепляли. Но вспышки слегка подсвечивали и контуры дома, так что можно было не опасаться потерять его из вида. Шарик деловито обнюхивал снег и торопился пометить местность, то и дело задирая правую заднюю ногу. Кузе, похоже, красные вспышки действовали на нервы, и он запросился на руки. Так, с Кузей на руках, в сопровождении Шарика, Олег Иванович обошёл свои владения – вначале к спутниковой антенне, потом к восточному ветряку, от него – к северному и, наконец, к дому. Возле порога Кузя запросился в дом, и прогулка была на этом завершена.

Глава 17. Агенты, архивы, адвокаты…

Старший оперуполномоченный управления ФСБ по Красноярскому краю майор Черных Павел Иванович считался хорошим агентуристом. У него не случалось проколов с вербовками, его агенты не пытались прервать связь, от них шла добротная оперативная информация. Если бы кто мог видеть и слышать, как проходят встречи Павла Ивановича с агентурой на конспиративных квартирах, то у него сложилось бы впечатление, что он наблюдает встречу закадычных друзей. Но это хорошо, что этого никто не мог видеть и слышать. Иначе пострадала бы конспирация – святая святых и основа основ в работе любой спецслужбы. Более того, могло бы возникнуть впечатление, что Павел Иванович нарушает требования приказа о работе с агентурой, тратя драгоценное время на дела, никоим образом не входящие в компетенцию ФСБ. Так, например, очередная встреча Павла Ивановича с агентом “Лассалем” не дала никаких важных в оперативном отношении сведений, хотя длилась более двух часов. Всё это время оперработник и агент беседовали о добровольном отшельнике Дудинском Олеге Ивановиче, чудачества которого никакой угрозы для безопасности страны не представляли. Просто Павлу Ивановичу удивительная история приятеля “Лассаля” была по-человечески интересна.

Агент “Лассаль” сообщил, что Олег Иванович остался в одиночестве в самый разгул суровых стихий Таймыра. И какой бы суровой ни была полярная ночь, Олег Иванович чувствует себя прекрасно: на станции тепло, два ветрогенератора обеспечивают её электроэнергией с избытком, связь с Большой землёй надёжная. Интернет, телевидение, радиосвязь – всё работает безукоризненно. И, главное, ему там никто не мешает. Можно без помех слушать любимую классику через мощные колонки, можно с максимальной сосредоточенностью работать над монографией…

– А как же он собирается питаться? На консервах долго не протянешь.

– Всё продумано, Павел Иванович, всё продумано. Рядом озеро, кишащее ценной рыбой. Каждый день можно питаться свежайшими деликатесами – чир, голец, нельма, ряпушка. Все необходимые витамины, белки, жиры обеспечены. А на складе большой ассортимент долгохранящихся продуктов, в том числе свежих овощей в глубокой заморозке. Есть и небольшая оранжерея с искусственным освещением, где уже высажены лук и чеснок.

– Ну прямо космическая станция…

– Точно! Олег Иванович так и говорит, что чувствует себя космонавтом.

– И никто ему не мешал в экспедиции?

– Слава богу, никаких проблем не было.

– А как он это воспринял предупреждение о бандитах?

– С юмором. Говорит, если бандиты и зарятся на его деньги, то опоздали. К нему теперь просто так не добраться.

– Ну, если у него очень много денег, то эта братия и туда может нагрянуть.

– Вы так считаете?

– Не исключаю. Арендуют вертолёт в Норильске, и деваться ему будет некуда.

– Вы меня пугаете…

– Ну, пугаться ещё рано. Не факт, что у вашего друга столько денег, что из-за этого бандиты пойдут во все тяжкие.

– Боюсь, что денег-то у него как раз изрядно…

Ну что же, тогда ему остаётся уповать на Фортуну и надеяться, что бандиты его в тундре не найдут.

– И что бы вы ему посоветовали?

– Нанять охрану…

– Вы шутите? Какая охрана в тундре?

– Тогда вернуться в мир и нанять охрану в цивилизации.

– М-да… Я, пожалуй, посоветую ему так и поступить.

– Кстати, ваш друг немолод, и затея его чревата всякими неприятными неожиданностями. Он озаботился завещанием?

– Кажется, нет. Но он стал интересоваться своим происхождением. В Дудинке вот перерыл местный архив и даже нашёл упоминание о своей маме.

– И кто же она?

– В том-то и дело, что нашёл он только упоминание, что в сорок третьем году из-за упущения врачей скончалась одна роженица. Кто она, нет никаких сведений, но он уверен, что это была именно его мать. Кстати, Павел Иванович, ведь почти наверняка в то время в Дудинке были только репрессированные, и следы родителей Олега Ивановича могут быть в ваших архивах.

– Тоже не факт. Архив не раз прочищали… Да и кого искать и как? Какая женщина умерла в Дудинке в день рождения Олега Ивановича? Я за такой поиск не берусь, не обессудьте. Кстати, поиск в архиве крайздрава больше пользы может принести.

– Так-так-так… А ведь это мысль!

Собеседники долго ещё обсуждали “космический полёт” Олега Ивановича и даже позавидовали ему. Какая у него рыбалка! А какое должно быть наслаждение пребывать в уюте современного комфортабельного жилища, когда за стенами завывает пурга и царят лютый мороз и полярная ночь!

* * *

“Дорогой брат! Надеюсь, у тебя всё в порядке. На днях я разговаривал с одним компетентным человеком, и он посоветовал мне обратиться в краевой архив. В архивных документах крайздравуправления теоретически можно разыскать данные о твоём рождении и, возможно, о твоих родителях. Если ты не сочтёшь мою инициативу вмешательством в твою личную жизнь, я бы просил у тебя благословения на посещение архива и получение хотя бы консультации, есть ли шансы узнать хоть что-нибудь о твоей матушке.

У нас зима по-прежнему лютует. Но разве это можно сравнивать с твоим “космосом”?! Пришла весточка от брата Йиржи. Надеюсь побывать на заседании ложи в марте.

Да, не забываешь ли ты принимаешь адаптогены [23] ?

С братским приветом,

Константин”.

Олег Иванович с волнением перечитал электронное письмо дважды и тут же натюкал ответ:

“Дорогой брат! Я очень рад твоему вмешательству в мою личную жизнь. Я – старый осёл – только недавно задумался о существовании архивов. Если тебя не затруднит, сходи в самом деле в краевой архив. Переговори там с руководством. Я готов щедро пожертвовать на нужды архива и оплатить работу архивариусов. Пусть они поищут, кто же всё-таки умер при родах тогда в Дудинке. Если найдётся какая-нибудь зацепка, то появятся надежды хоть что-то узнать о моих родственниках. Ведь они наверняка были и, возможно, есть.

С братом Йиржи я уже установил связь. Он говорит, что мне завидует. Предлагает как-нибудь провести заседание ложи на моей станции. А что? Было бы здорово.

С нетерпением жду от тебя новостей из архива. Повторяю, я готов потратиться. Наверняка у них есть типовые договора на архивный поиск. Я подпишу любой подобный договор.

Особое спасибо за аралию. Она на меня действует просто сказочно. Лимонник и родиола [24] такого эффекта не дают. Я их пока отложил в сторону.

Да, всё хотел тебе похвастаться, что я вполне освоил искусство хлебопечения. Знал бы ты, какой шикарный хлеб я выпекаю! Мука-то у меня особая, на Ставрополье закупленная. И поставщик не обманул – мука из воистину твёрдой пшенички. Такой хлеб и Шарик, и Кузя уплетают с урчанием. Да и вода здесь у меня, похоже, самого высшего качества. Так что, здесь у меня курорт.

С братским приветом,

Олег” .

Прошли три месяца, совпавшие с полярной весной. Дни стремительно удлинялись, ночи так же стремительно сокращались. И вот настал день, когда солнце так и не скрылось за горизонтом. Олег Иванович отметил приход полярного дня рюмочкой “Метаксы” у монитора компьютера, с наслаждением прокатывая капли ароматного напитка по языку. Рюмка была уже почти пуста, когда мелодично прозвучал сигнал о приходе электронного сообщения. Радостное предчувствие охватило Олега Ивановича, и он с волнением открыл почту.

“Дорогой брат! Рад тебе сообщить, что поиски в архиве не были бесплодными. Ты сам можешь в этом убедиться, прочитав прилагаемый отсканированный документ. Оригинал, точнее, заверенная копия, как ты и распорядился, останется пока у меня. Я тебя поздравляю! Тебя нашли не в капусте, и аист тебя не приносил. Тебя родила женщина из плоти. Что делать дальше, решать тебе. Можешь всегда рассчитывать на мою помощь.

С братским приветом,

Константин” .

К электронному сообщению был приложен скан двух пожелтевших от времени тетрадных листков в клеточку. Это была изложенная казённым языком объяснительная записка акушерки Дудинского роддома по поводу кончины роженицы Синельниковой Марфы Епифановны, 1921-го года рождения. Дата смерти роженицы – девятое августа 1943 года – точно совпала с датой рождения Олега Ивановича. Автор записки не упустила отметить, что “приложенными усилиями удалось спасти доношенный плод мужского пола без патологий”. Сомнений не было. Его мамой была именно та самая Марфа Епифановна. Олег Иванович долго сидел неподвижно у монитора, переживая случившееся, и не заметил, как на него навалился сон. В полудрёме он добрался до постели и тут же уснул, как засыпал когда-то в студенчестве после выгрузки вагонов. Сообщение приятеля из Красноярска потребовало от него не меньше сил, чем разгрузка вагона с кирпичом.

* * *

Дальнейшее было делом техники. В городском архиве Дудинки нашёлся единственный документ, касающийся мамы Олега Ивановича. Но это был весьма информативный документ – анкета сотрудника портовой администрации спецпоселенца Синельниковой Марфы Епифановны, 1921-го года рождения, уроженки села Осины Омской области. В правом верхнем углу анкеты имелась небольшая фотография. Удивительным образом фотография хорошо сохранилась, и качество её было почти безукоризненным. “В те годы на солях серебра для фотобумаги ещё не экономили. И фотограф, чувствуется, был хорошим специалистом. Точная экспозиция, правильная обработка в лаборатории”, – невольно подумалось Олегу Ивановичу, который некогда сам был весьма квалифицированным фотолюбителем. С фотографии на него смотрела молодая женщина с густыми, слегка волнистыми тёмными волосами, заплетёнными в две тугие косы. Сердце Олега Ивановича дрогнуло, когда он осознал, что между ним и этой женщиной есть определённое сходство. Да, это и есть его мама. Все сомнения устранены.

Анкета была датирована маем 1942-го года. Из анкеты следовало, что родители Марфы Епифановны умерли в 1940-ом году, и что был у неё младший брат с редким именем Каллистрат, родившийся в 1932-ом году и определённый после смерти родителей в детский дом в Ишиме. Значит, где-то на свете могут жить родственники Олега Ивановича, двоюродные братья или сёстры и их дети – потомки загадочного Каллистрата, прошедшего, как и он сам, чистилище детского дома.

Потенциальные родственники Олега Ивановича заняли всё его внимание, и он на время даже отложил в сторону свою рукопись. Ему захотелось разыскать свою родню. В век информационных технологий планета неудержимо сжимается до одной деревни, и найти кого-нибудь на свете уже не такая большая проблема. Редчайшее имя дяди – Каллистрат – давало надежды найти сородичей с помощью поисковиков в интернете. Он добросовестно пролопатил все ссылки на Каллистратовичей и Каллистратовен, коих оказалось всего несколько тысяч. Увы, ничего подходящего в интернете не нашлось. И тогда он вспомнил своё мимолётное знакомство с первой частной адвокатской конторой в Кузнецке. Если ему не удаётся найти родственников, то, может быть, родственники сами разыщут его?

Адвокатская контора “Кофман и партнёры” обрела за последние без малого двадцать лет немалый авторитет и даже лоск. Поэтому не удивительно, что она, сохранив своё название, переместилась из провинциального Кузнецка в Пензу, где подходящих клиентов много больше. Время от времени клиентами конторы становились деловые люди и из-за пределов Пензенской области – из Москвы, например. Но основатель конторы Борис Моисеевич Кофман при всей его неординарной предприимчивости и богатстве воображения никогда бы не поверил, что у него может завестись клиент на Таймыре. Причём не в индустриальном Норильске, а непосредственно в тундре, что на семьдесят пятом градусе северной широты и девяносто первом градусе восточной долготы. Получив заказ от Олега Ивановича и убедившись в поступлении аванса, Борис Моисеевич с гордостью воткнул красный флажок в эту точку на карте России на стене своего кабинета, отчего география активности его конторы враз и значительно расширилась.

Вскоре в самых многотиражных российских газетах появилось объявление такого содержания:

Адвокатская контора “Кофман и партнёры” разыскивает родственников Марфы Епифановны и Каллистрата Епифановича Синельниковых, проживавших в тридцатые годы прошлого века в Омской области, для возможного включения их в завещание. Обращаться…

Объявление выходило в мае месяце четырежды с интервалом в неделю. На него тут же откликнулись несколько Синельниковых, но ассистенты Бориса Моисеевича быстро с ними разобрались – это были не те Синельниковы. Объявились и несколько проходимцев, утверждавших, что они хоть и не Каллистратовичи, но точно знают, что они внебрачные дети того самого Каллистрата. И с ними разговор у адвокатов был короток.

Глава 18. Наследник

Колян рос безотцовщиной. Не знал он и кому он был обязан своим появлением на свет, но был уверен, что был его папаша редким козлом. Мало того, что бросил мать ещё до его рождения, так и сына наградил отчеством всем на потеху. Когда в школе узнали, что он Николай Каллистратович, к нему тут же прилипла обидная кличка “Кастратович”, вскоре упростившаяся до “Кастрата”. При получении паспорта в шестнадцатилетнем возрасте Колян даже просил изменить ему отчество на любое другое, например, на Константинович. Увы, не положено. Записано в свидетельстве о рождении Каллистратович, так и умри Каллистратовичем.

Газеты Колян практически не читал. Разве только, чтобы убить время на вокзале или в аэропорту. И вот как-то сидит он на Московском вокзале в Питере, дожидаясь посадки на скоростной поезд “Сапсан” и просматривает “Комсомолку” вполглаза. И даже при таком чтении взгляд его споткнулся на ненавистном слове “Каллистрата”. Это была первая публикация того самого объявления адвокатской конторы “Кофман и партнёры”. Колян не удосужился его прочитать, только хмыкнул, что не только его папаша был несчастно назван Каллистратом. Три недели спустя Колян со своими отморозками был в очередной командировке. И снова вокзал, снова “Комсомолка”. И снова взгляд его споткнулся на Каллистрате из такого же объявления. На этот раз Колян объявление прочитал. Упоминание о возможном включении в завещание его заинтриговало. “Интересно, о каком завещании базар? Состояние от какого-нибудь забугорного дедушки, или кто-то долги на родню повесить хочет?” – подумалось ему. И тут его осенило. “Омская область? Так и я же оттуда, и мамаша моя там родилась и с Каллистратом своим спуталась. А вдруг этот хрен Каллистрат Епифанович – ну и имечко! – и есть мой папаша?”.

Колян не стал выбрасывать газету. Вернувшись в Москву, он позвонил матери в деревню. Долгие гудки шли один за другим. Наконец раздался голос матери:

– Алё, кто там?

– Я это. Ты что, телефоном пользоваться разучилась?

– Да пока я кнопочку-то эту разгляжу…

– Ладно, проехали. Слышь, мать, у меня вопрос к тебе имеется.

– Какой вопрос, сынок?

– Ну-ка скажи, у папаши моего, случаем, не Епифанович было отчество?

– Ой, сынок, а как ты догадался?

– Да догадливый стал… А фамилия его не Синельников будет?

– Ой-ой, сыночек, да кто ж тебе это всё рассказал?! Какой ирод нашёлся…

– Не реви, мать. Я сам кумекать умею. Никто мне ничего не рассказывал…

Колян быстро оборвал разговор, оставив мать в полном недоумении, как же раскрылась хранимая ею столько лет тайна?

Не каждый день происходят такие повороты судьбы. Не каждый день оказываешься в положении человека, на которого сваливается большое наследство. Колян, закончив разговор с матерью, внутренне собрался, словно внезапно протрезвел, хотя перед этим два дня не прикасался даже к пиву. Если “Комсомолка” в течение месяца публикует одно и то же объявление, если за ним стоит неслабая адвокатская контора, то наверняка речь идёт не о завещании долгов, а о завещании солидного наследства. И в том, что одним из нескольких наследников, или даже единственным наследником может быть именно он, Колян уже не сомневался. Чтобы в Омской области нашёлся ещё один Каллистрат Епифанович Синельников, в это поверить просто невозможно! А раз так, то нельзя быть лохом. Надо действовать!

* * *

Прежде чем набрать номер телефона в Пензе, Колян несколько раз прокашлялся, ещё раз дал сам себе зарок не вплетать “феню” в разговор. Вообще было бы неплохо научиться держаться так же, как это умеет шеф. Вор в законе, а умеет подать себя, как дипломат или адвокат. Или даже, как профессор. “А что, может быть, и моё время пришло? Хватить, пожалуй, шестерить”, – подумалось ему.

– Добрый день! Это “Кофман и партнёры”?

– Здравствуйте, вы не ошиблись.

– Я по поводу ваших объявлений в “Комсомолке”, извините, в “Комсомольской правде”.

– Вы родственник Синельниковых?

– Да, родственник. Сын Каллистрата Епифановича.

– Замечательно. Представьтесь, пожалуйста.

– Ну так я и представляюсь…

– Назовите себя полным именем.

– Николай Каллистратович…

– А фамилия?

– А фамилия Мягков.

– А какое же отношение вы имеете к Каллистрату Епифановичу Синельникову?

– Я его внебрачный сын.

– Вон как… Вы уже семнадцатый внебрачный сын.

– Как так может быть?

– Многим хочется быть записанным в завещание нашего манданта.

Коляна смутило незнакомое слово “мандант”, и его начала разбирать злоба против этой адвокатской крысы, намекающей, что он очередной, семнадцатый по счёту, кто тут собрался арапа заправлять. Усилием воли Колян сдержал себя.

– Но я честно внебрачный сын. Мне и мамаша, в смысле, мама вчера призналась, что моего родного отца именно так и звали: Синельников Каллистрат Епифанович. Она до сих пор в Омской области живёт, и я там родился.

– То есть, вы до вчерашнего дня не знали, кто ваш отец?

– Нет, не знал. Тут такое дело, – заторопился Колян, словно опасаясь не успеть убедить собеседника в своей правоте. – Я заметил ваше объявление где-то месяц назад. Тогда я его даже не прочитал. Только на имя Каллистрат обратил внимание. А позавчера я опять увидел это же объявление и прочитал его. Я вначале ничего такого не подумал, но потом подумал, что мы же из Омской области, и имя такое редкое. Короче, я позвонил мамаше, то есть, маме и прямо спросил, а папаша мой, то есть, папа не Епифановичем ли будет? Ну она сразу и призналась. И фамилию назвала ту же – Синельников. А она, кстати, газеты не читает.

– Так-так. Звучит убедительно. Знаете, что… напишите заявление, что вы являетесь внебрачным сыном Синельникова Каллистрата Епифановича. В нём опишите всё, что вы сейчас рассказали, подпишите его у нотариуса и вышлете к нам. Укажите адрес вашей мамы, мы пошлём к ней местного юриста и запротоколируем её свидетельство. А дальше посмотрим.

– А кто нас разыскивает, в смысле родственников этого Каллистрата?

– Этого я вам сообщить не могу. Если вы в самом деле его родственник, узнаете об этом в своё время.

– Понял, спасибо. До свидания.

– Всего доброго.

“Уфф… “, – выдохнул Колян, закончив разговор. Таким вежливым он был, наверное, первый раз в жизни, и это оказалось непростым делом.

* * *

После разговора с адвокатской конторой жизнь Коляна кардинально изменилась. Точнее сказать, жизнь как таковая текла своим чередом, и никаких особых изменений в ней не наблюдалось. Изменился сам Колян. Интуиция нашёптывала ему, что рано или поздно он наследует целое состояние от неведомого пока родственника его непутёвого папаши. Тогда всё станет не так, как сейчас. Не придётся шестерить перед шефом, можно будет купить доходный бизнес и жить себе припеваючи где-нибудь на Канарах. Кое-кто мог бы удивиться, с чего это Колян считает Канары самым-пресамым райским уголком на свете? Что поделать, не был Колян силён в классической географии. И туристические путеводители он не читал, а лишь пролистывал от случая к случаю, коротая время в гостиницах. Но о Канарах частенько бросали понты такие же, как он, братки, вот и считал Колян, что лучшего места на земле и быть не может.

Да, Колян изменился. Он, наверное, впервые задумался о своей жизни и первое же суждение, до которого он самостоятельно додумался, было вполне разумным. Если продолжать так же трясти лохов, то можно снова залететь на нары, и тогда тю-тю Канары. А как же тогда жить? Самому становиться лохом? А что в этом, в конце концов, плохого? Почти весь мир – сплошные лохи. А правильные пацаны почти всегда кончают на нарах. Такой вот неправильный расклад получается, если уж смотреть правде в глаза. Так, может быть, именно такой расклад правильный, а лохи-то на самом деле как раз и есть правильные пацаны? Тут Коляну вспомнился неуловимый лох Дудинский. Да по сравнению с ним, с Коляном, этот лох – самый что ни на есть правильный пацан. Нормальный мужик, короче. Хоть и психанутый. Ну это ещё как посмотреть. Вот захотелось ему в тундру – сказал и сделал. Кайфует, где хочет, и никто ему не указ. Посидит в тундре, а потом и на Канары… Тут Колян вспомнил команду Дудинского, их весёлое застолье в “Северном сиянии”. Нормальные мужики… А как они шефа своего уважают, того самого Дудинского. И это ведь не купленное уважение… Колян тоже уважал своего шефа. Но в эти минуты ему было отчётливо ясно, что это вовсе не уважение. Вот Дудинского уважают, а шефа… Его просто боятся, лебезят перед ним, а в душе, если быть уж честным до конца, просто ненавидят и перегрызут ему глотку при первом же удобном случае. И Колян, подвернись ему такой случай, перегрыз бы, не моргнув и глазом. А вот те мужики в форменных куртках… Они ведь были с Дудинским в тундре и могли бы обобрать его там до нитки, но они об этом даже и не подумали. И Дудинский без малейших опасений подставился незнакомым людям, и ничего не случилось. И тут Колян почувствовал зависть к этим лохам. “Они живут по людским законам, а мы, правильные пацаны, по волчьим”, – подумал он с горечью.

Но Колян не был меланхоликом и не страдал приступами рефлексии. Он был человек действия. Стряхнув с себя кратковременное наваждение – какая ерунда только не приходит в голову, он набрал номер телефона матери.

– Привет, мам. Дело есть.

– Что за дело, сынок?

– Значит, так. К тебе подойдёт один юрист из района и будет тебя спрашивать про моего папашу.

– Да что ты! Он же давно мёртвый.

– Неважно. А важно то, что мне позарез надо доказать, что твой Каллистрат и есть мой кровный отец.

– Не пойму, сынок, зачем тебе это?

– Надо, мать. Очень надо.

– А как же я докажу? Ведь документов-то у меня нет, что мы вместе жили.

– Жалко. Но всё равно, расскажи всё, как есть. Любую мелочь припомни. Постарайся ответить на все его вопросы. Ничего не утаивай. От этого вся наша жизнь теперь зависит.

– Да что ты такого говоришь?

– Знаю, что говорю. Сделаешь?

– А худа какого не будет?

– Худо будет, если не сделаешь, как я говорю.

– А когда тот юрист придёт?

– Ну, через неделю или через месяц. Не знаю. Но придёт.

– А ты ничего опять не натворил? Это из-за тебя юрист-то придёт?

– Да нет же. Всё у меня в порядке, и этот юрист вовсе не прокурор, а – наоборот. Он людям помогает.

– Ну ладно, сынок. Всё сделаю, как ты велишь.

* * *

В разгар полярного дня 23 июня на станцию Олега Ивановича пришло электронное сообщение из Пензы. “Уважаемый господин Дудинский, рады сообщить, что в Вашем деле наметился определённый прогресс. Обнаружился один человек, который, возможно, является внебрачным сыном Каллистрата Епифановича Синельникова. По заявлению матери упомянутого – Мягковой Марии Ивановны, 1938-го года рождения, уроженки села Осины Омской области, проживающей там же, незамужней, она в 1964-ом году в течение ряда месяцев сожительствовала с вышеназванным гражданином Синельниковым, после чего её сожитель уехал в неизвестном направлении. В начале восьмидесятых годов до неё дошли слухи от односельчан, что её бывший сожитель погиб на Дальнем Востоке. Гражданка Мягкова Мария Ивановна сообщила в заверенном нотариально заявлении, что у вышеназванного гражданина Синельникова родители погибли при пожаре в 1940-ом году, а единственная сестра гражданина Синельникова Марфа Епифановна, 1921-го года рождения умерла на Севере во время войны.

У гражданки Мягковой Марии Ивановны сохранилась одна фотография, на которой снята вся семья Синельниковых. Копия фотографии прилагается.

Просим ознакомиться с фотографией и определиться, является ли младшая женщина на снимке Вашей матерью.

Прочих родственников Синельниковой Марфы Епифановны выявить до сих пор не удалось.

Прилагаем также копию паспорта гражданина Мягкова Николая Каллистратовича, предполагаемого внебрачного сына Каллистрата Епифановича Синельникова.

С уважением,

Кофман Б.М.”

Олег Иванович с нетерпением открыл первое приложение. Это была обычная для того времени семейная фотография, сделанная в провинциальном фотосалоне. Надпись закрепителем в нижнем правом углу гласила, что снимок был сделан в 1939 году. На двух стульях сидели дети – уже вполне взрослая дочь и сынишка на вид лет семи-восьми. Родители степенно стояли за стульями, и вся четвёрка напряжённо смотрела в объектив.

Олег Иванович вздрогнул. Сомнений не было. На этой семейной фотографии и на небольшой карточке на анкете была снята одна и та же молодая женщина – его мама. Очевидно было также, что между её отцом, дедом Олега Ивановича, и им самим имеется неопровержимое сходство. Олег Иванович впал не то в задумчивость, не то в беспамятство. Очнувшись через полчаса, он открыл второе приложение. Это был снимок первых двух страниц паспорта сына Каллистрата Епифановича Николая Каллистратовича. И здесь в чертах двоюродного брата Олега Ивановича угадывались черты их общего предка – деда, от которого, очевидно, оба кузена унаследовали чёрные, как ночь, слегка вьющиеся густые волосы. У младшего кузена уже поседели виски, и лет через двадцать у него наверняка будет такая же пышная седина, как и у Олега Ивановича.

Удивительное, однако, дело! Без видимых причин Олег Иванович почувствовал неприязнь к кузену. Вот не понравилось ему что-то в его облике. Он и сам не мог себе объяснить, что именно ему пришлось не по вкусу, но факт был налицо: вместо тёплых родственных чувств, какие у него сразу же пробудились к матери, он испытывал досаду, что единственным его родственником на свете оказался этот мужик с таким непонятным взглядом. В нём не читалось ни ума, ни любопытства, ни достоинства, ни теплоты. Олега Ивановича осенило: взгляд кузена выстраивал стену отчуждения, и общаться с человеком с таким взглядом едва ли кто захочет. Вот и причина неприязни.

Какое-то смутное беспокойство овладело им. Что-то вертелось в памяти, и никак не хотело проявиться. Олег Иванович силился понять, что так мучит его подсознание, но всё было напрасно. Махнув рукой на свои муки, он лёг в постель, приняв двойную дозу снотворного. Сон в конце концов одолел его. К утру ему приснилась Дудинка, последние дни перед уходом в экспедицию, буфет в порту, сотрудник ФСБ, который рассказывает ему о каком-то бандите Николае Мягкове, пытающемся его разыскать. И тут наступило пробуждение. Вот оно в чём дело! Нашедшийся кузен Николай Каллистратович Мягков, который ассоциировался у него в первую очередь с отчеством Каллистратович, тоже ведь Николай Мягков! Это была какая-то мистика. “Некий бандит Николай Мягков разыскивает меня, я же в свою очередь нашёл себе родственника, и тоже Николая Мягкова. Случайно ли такое совпадение?” – размышлял Олег Иванович вслух. – “Да и рожа у моего кузена вполне бандитская. Не удивлюсь, если это один и тот же Мягков”.

На следующий день в Пензу улетел ответ: “Уважаемый Борис Моисеевич, благодарю Вас за присланную фотографию. Рассмотрев её, я не могу со стопроцентной уверенностью сказать, что девушка на снимке и моя родная мать суть одно и то же лицо, хотя определённое сходство между лицом на присланной Вами фотографии и моей мамой, фотография которой у меня имеется, отрицать нельзя. Чтобы нам не совершить роковой ошибки, прошу Вас сообщить моему предполагаемому кузену господину Мягкову Николаю Каллистратовичу, что мне требуется время для уточнения всех деталей. Вполне возможно, что потребуется генетическая экспертиза.

Настоятельно прошу ни в коем случае не допустить раскрытия моей личности. Я удваиваю Ваш гонорар и ещё раз подчёркиваю, что вышеупомянутый господин Мягков ни при каких обстоятельствах не должен узнать, кто я.

С уважением,

О.И. Дудинский”.

Многоопытный Борис Моисеевич сразу понял, что Олег Иванович ни на йоту не сомневается, что этот малоприятный тип Мягков является его единственным родственником, но такое родство его совершенно не порадовало, и он решил просто потянуть время. А время – лучшее лекарство от проблем. Что ж, тянуть время Борис Моисеевич умел мастерски. А тут ещё и двойной гонорар…

Глава 19. Вселенная – что это?

Мефистофель:

Прошло? Вот глупый звук, пустой!

Зачем прошло? Что, собственно, случилось?

Прошло и не было – равны между собой!

Что предстоит всему творенью?

Всё, всё идет к уничтоженью!

Прошло… Что это значит? Всё равно,

Как если б вовсе не было оно -

Вертелось лишь в глазах, как будто было!

Нет, вечное Ничто одно мне мило!

Гёте, “Фауст”, Перевод Н.А. Холодковского.

“… Забавная же история, в самом деле! Не было ничего. Совсем ничего. Времени не было. Пространства не было. Была какая-то пустая сингулярность – невесомая точка нулевой ширины, толщины и высоты. И было только Слово, глубокомысленно молчавшее вне времени и вне всякого места. И так, видимо, хотелось Слову высказаться и поделиться всем своим глубокомыслием, что, в конце концов, оно не выдержало и произнесло-таки своё весомое слово. И тут всё пошло, как по-писаному. Запустились мировые часы, распростёрлось пространство, и излился в него океан энергии, который, словно в оргазме, инфляционно безмерно расширился за ничтожный момент времени – всего за десять в минус тридцать третьей степени секунды. А потом грянул Большой взрыв… И вот на тебе: Вселенная в пелёнках. И начала она расти не по дням, а по часам. И вот выросла она до подросткового возраста – чуть больше тринадцати лет. Пардон, тринадцати с половиной миллиардов лет. У вселенных это самый пубертатный период. Поразительно весомым оказалось то Слово. Одно-два уравнения, скорее всего, одно, и результатом его решения стало всё многообразие мира. Особенно поразительно то, что следствием того, несомненно простого, первоуравнения стало не только движение галактик, звёзд, планет, комет – бездушных кусков материи, но и зарождение жизни. И ещё поразительнее, что среди живых существ появились и разумные существа со свободой воли. Неужели их произвол – что хочу, то и ворочу – тоже был изначально упакован в Слове или в том простейшем первоуравнении и является его неким частным решением?

И что же получается? Мы – люди, что по утверждению классика должно звучать гордо – суть лишь частное решение какого-то уравнения?! Обидно, но дела обстоят, похоже, именно так. Первоуравнение, или то самое пресловутое Слово – сугубо математический объект. Но, в силу его вселенской созидательности его вполне законно можно было бы считать и субъектом. Неважно, субъект или объект. Важно, что это чисто математический феномен. То есть, нас, гордых людей, породила… математика. Какая-то софистика получается. Где у математики то чрево, которое породило материю, данную нам в ощущениях? Откуда берётся та прорва энергии для строительства нашей и прочих вселенных? А их к тому же бесконечное множество… Знатоки утверждают, что во всём виноваты квантовые флуктуации неких скалярных полей. Они и порождают эти океаны энергии из ничего. Ясней же ясного: случилась подходящая флуктуация, и пожалуйста, вот вам стройматериал для очередной вселенной – твори, выдумывай, пробуй…”.

Олег Иванович на этом месте своего манускрипта остановился и вытер пот со лба. Рукопись давалась ему с трудом. Главная беда была в том, что взявшись за философское осмысление достижений космологии, он не был специалистом в физике элементарных частиц, а делать какие-либо весомые суждения о предмете, не вникнув в его суть, было бы верхоглядством. Не представлял он себе точно и ту аудиторию, для кого он пишет. Для нескольких десятков специалистов по космологии? Да, ему очень хотелось бы, чтобы эта элита теоретической физики прочла его труд. Но выкроят ли они время на чтение общих рассуждений невесть какого отшельника? Очень хотелось бы, чтобы его рукопись стала популярной, доступной для большинства выпускников технических вузов, да даже и для гуманитариев и всех прочих, кому интересно, как устроен наш мир. Такую книгу Олег Иванович вполне смог бы написать. Писать он умел, это признавали все. Но ему хотелось большего. В его мозгу всё более отчётливо вырисовывалась одна догадка, которая могла бы стать заметным вкладом в наше миропонимание. И отшельничество своё он затеял именно из-за этой догадки. И рождал он свой манускрипт в муках, осторожно, на цыпочках подбираясь к ясной и убедительной формулировке своей догадки.

Свою догадку он уже однажды высказал – своей команде строителей станции перед расставанием. То, к чему он подбирался долгие годы, сводилось к очень простой сентенции из двух слов: Вселенная – Ничто.

* * *

Что такое Ничто? Это совсем ничего, или в нём что-то есть? Такой странный вопрос крутился в голове Олега Ивановича с того самого момента, как он решился произнести свою дерзкую догадку, что Вселенная – Ничто, коль скоро рождена из ничего бестелесным Словом – математикой. Как можно представить себе Ничто? Может быть, это единица, делённая на бесконечность? Есть ли разница между нулём и единицей, делённой на бесконечность? На первый взгляд, никакой. Но, если взглянуть ещё разок, да повнимательнее, то единица, делённая на бесконечность, подразумевает, что вся эта бесконечность в ней укромно скрывается. А ноль – это и есть ноль. Ноль пуст и скучен. Но, если взглянуть ещё и в третий раз, помня про первый взгляд, то окажется, что в нуле затаились все безбрежные бесконечности, и лежат они, неприметные, словно спрятанные под лавкой – в знаменателе под единицей.

Что за чертовщина! Всякий раз, задумываясь над загадкой зарождения Вселенной, материальность которой ощущаешь каждым нервом, наталкиваешься на вездесущую математику, оперирующую объектами сугубо нематериальными – числами, функциями, множествами… Несомненно, это неспроста. Ведь что же получается? Если будет в конце концов найдено то единое уравнение, частным решением которого является описание нашей Вселенной, то придётся признать, что у реальной материальной Вселенной есть свой математический, то есть, нематериальный двойник. А как так может быть? Двойники должны же быть идентичными – или оба нематериальные, или оба материальные. Так, может быть, двойника никакого нет, а идентичное описание Вселенной и есть сама Вселенная? А мы, населяющие её особи, ощущаем себя и наше вместилище – Вселенную – материальными, потому что мы не можем выйти за рамки Вселенной и увидеть воочию, что она – всего лишь частное решение некоего мирового уравнения. Мы можем видеть это лишь силой нашего воображения.

Хм… Если это дикое на первый взгляд допущение верно, то бесконечное множество вселенных не должно никого удивлять. И, что самое ценное в таком допущении – на строительство всей этой прорвы вселенных не потребуется ни одного кирпича, ни одного гвоздя, ни одной элементарной частицы. Весь стройматериал возьмётся из математического фокуса квантовых флуктуаций скалярных полей! Как фокусник вытягивает бесконечную цветную ленту из небольшого грудного кармана, так и квантовые флуктуации – по своей сути сугубо математический феномен – изливают из ничего невообразимое множество стройматериалов для невообразимого множества вселенных.

Олег Иванович в волнении зашагал по своему кабинету. Вот оно! То, что мучило его последние годы, кажется, нашло своё разрешение. Простое и элегантное! Пугающее бесконечное множество материальных вселенных обратилось в понятное бесконечное множество частных решений единого уравнения всего. Слава богу, математика в нашей Вселенной достигла таких высот, что головокружительные бесконечности и квантование стали постижимыми понятиями для многих, в том числе и Олега Ивановича.

– Шарик, а мы ведь молодцы! Пойдём на рыбалку? Все втроём. Кузя, ты не против?

Шарик в очередной раз подтвердил, что, он прекрасно понимает своего двуногого компаньона, хотя и не говорит по-человечьи. Ну а Кузя научился прекрасно понимать Шарика. Оба четвероногих обитателя к весне выросли в статных красавцев в лучшей своей поре. Станция и её ближайшие окрестности стали для них Вселенной. Детскую свою пору до того, как их посадили в картонные коробки и передали Олегу Ивановичу, они, похоже, навсегда забыли, а Олег Иванович стал для них богом, сотворившим и их обиталище, и их самих. И лишь изредка снились им ушедшие во тьму полярной ночи весёлые друзья – строители и повар Володя.

Глава 20. Сотворение мира по переписке

“Дорогой брат, позволь отвлечь тебя от привычных дел и поделиться с тобой первыми результатами моих размышлений. Я в последние недели работал, как проклятый. Азарт, тот самый, который загнал Диогена в бочку, а меня в тундру, подстёгивал меня, и чем интенсивнее я размышлял, тем сильнее был этот азарт. Думаю, тебе он тоже хорошо знаком. Ты ведь тоже порой сутками не выходишь из лаборатории.

Я тебе уже делал намёки, что склоняюсь к мысли, что весь наш мир, наша необъятная Вселенная – всего лишь идеальный образ. Он вроде сказки, которую рассказывает внучатам бабушка. Бабушка произносит слова, а внучатам видятся тридевятые царства и Иван-царевич, скачущий верхом на волке. Улавливаешь, к чему я клоню? Да-да, я пришёл к отрицанию материализма и уверен, что никакой материи нет. Здесь я прошу тебя, не останавливайся на этом месте, наберись терпения, и прочитай это сообщение до конца. Сразу же поспешу тебя заверить, что я остаюсь таким же материалистом, как и ты. И в этом нет противоречия: я, отрицая материализм, остаюсь материалистом. Звучит вроде как нелепо, но надо иметь в виду, что помимо нашего с тобой материалистического восприятия мироздания возможно и восприятие отстранённое. Мы прописаны в нашей Вселенной, мы – её элементы. Внутри Вселенной мы вполне материальны, и сомнение в этом может быть очень болезненным. Но я постарался абстрагироваться от нашего мира и вот к чему я пришёл.

Посыл 1. Сам факт существования Вселенной является дерзким вызовом нашему материалистическому мировоззрению. Почему она существует? Откуда взялась прорва стройматериалов для её создания? Представь себе отсутствие Вселенной. Разве такое состояние мироздания не было бы более более простым и естественным, чем её наличие? Можно говорить, что отсутствие Вселенной, или Ничто, суть фундаментальное равновесное состояние мироздания. Наличие Вселенной неизбежно подразумевает отклонение мира от равновесия. А кто его отклонил и почему?

Посыл 2. В силу моего опыта я постулирую существование нематериального мира идей, в частности, математики. Математические образы объективно существуют вне материи. Люди-математики не создают алгебры, геометрии, всевозможные исчисления, но открывают их. Евклид не придумал свою геометрию, он её открыл. Так и всё остальное, что известно математикам, открыто, но не придумано. Для математики неважно, есть Вселенная, в которой живут профессиональные математики, или её нет. В Ничто запросто может уместиться вся математика, ибо она идеальна, и материя ей не нужна.

Посыл 3. Уже давно замечено, что законы природы поразительно точно описываются математическими моделями. Случайно ли это? Несомненно, не случайно. Современное состояние науки уже позволяет постулировать, что у Вселенной есть математический двойник, причём совершенно идентичный двойник. Но раз двойники идентичны, то почему один из них материален, а второй – эфемерен, идеален? Может быть, оригинал и двойник слиты воедино? А отсюда рукой подать до следствия: наша Вселенная суть математическое явление, а мы – его элементы – материальны лишь в том смысле, что вся наша жизнь регламентируется математическими формулами, и мы вынуждены им подчиняться.

Из этих посылов логически вытекает одно: Вселенная – Ничто. Абсолютно пустое Ничто, безразмерная и безвременная пустота. Именно такая пустота и может претендовать на основное состояние мира. Рядом с Ничто или в нём – это не суть важно – существует царство математики. И только математика способна творить чудеса и создавать вселенные на любой вкус. В том числе и такие, в какой мы получили шанс пожить. Обрати внимание, этот шанс есть тоже ведь следствие мирового уравнения, к отысканию которого теоретики подошли уже очень близко.

Теперь ты понимаешь, какая сила загнала меня в тундру?

Буду рад услышать твоё мнение. Ещё раз хочу подчеркнуть, что мой материализм остался непоколебим.

Твой брат Олег.

Таймырский эрмитаж,

20 апреля 2010 г.”.

* * *

“Дорогой брат, я дочитал твоё письмо до конца и даже перечитал его трижды. Признаюсь, у меня мелькнула мысль, что ты свихнулся в своём уединении. Но с другой стороны, посылы твои логичны. Насчёт того, что математики не строят свои алгебры, а открывают их, существующих вне зависимости от их творцов и вне времени, ты, пожалуй, прав. Ты побудил меня порыться в интернете и поискать, нет ли чего о том, что тебя волнует. Материалов оказалось море, но все они лежат в стороне от твоей мысли. Хотя физики несколько раз и употребили выражение “сотворение вселенной из ничего”. Видишь, ты и меня втравил в эту историю. Вот и я поразмышлял и споткнулся об это коварное Ничто. Как я тебя понял, Ничто – это нечто, что не имеет ни длины, ни ширины, ни глубины. Все эти три размера у Ничто должны быть равны нулю. Но как же быть тогда с утверждением, что существует минимальный квант длины – так называемая планковская длина, около десяти в минус тридцать пятой степени метра? То есть, Ничто должно иметь объём? Теперь о времени. Из твоих посылов по умолчанию выходит, что Ничто существовало до рождения Вселенной, а физики – те же Ландау и Лифшиц [25] – утверждают, что времени до Большого взрыва не было, это де запрещённая зона для уравнений Эйнштейна. Если можешь, поясни.

У меня к тебе только одна просьба. Не увлекайся слишком своей работой. Не забывай о своих четвероногих компаньонах. Их же кормить и выгуливать надо. Они не сидят у тебя взаперти голодные?

Твой брат Константин

PS. “Таймырский эрмитаж” – это ты здорово придумал. Я, наткнувшись на него, ещё раз усомнился в твоём психическом здоровье. Но заглянув в словарь, понял, что с психикой у тебя всё в порядке и чувства юмора ты, в отличие от меня, не потерял.

Красноярск,

25 апреля 2010 г.”.

* * *

“Дорогой Костя, спасибо, что не разнёс меня в пух и прах из-за моего обращения в материалистического идеалиста. Думаю, что я самый разумный человек на северных склонах гряды Бегичева, то есть, ещё не свихнулся.:) И о братьях моих меньших я не забываю заботиться. Они, кстати, мне здорово помогают. Когда мы втроём гуляем в окрестностях нашего дома, мне думается особенно легко и ясно. Каждый день минимум две прогулки держат нас в хорошем тонусе. Мы тут разучили лёгкий цирковой трюк. После нескольких неудачных попыток усадить Кузю на Шарика, чтобы Кузя мог ездить на нём, как всадник, трюк-таки удался. И сейчас Кузя после недолгой прогулки вскакивает Шарику на спину и доезжает на нём до двери дома. Надеюсь, Шарику с котом на своей спине не взбредёт в голову вскочить на мою спину. На всякий случай, не буду ему рассказывать про бременских музыкантов.

Но вернёмся к нашим баранам. У Ничто нет размеров не в том смысле, что его размеры равны нулю, а в том, что у него нет размеров как таковых. У Ничто вообще ничего нет. Нельзя представлять себе Ничто как некую точку на непрерывной числовой оси, как тебе, очевидно, показалось. Что же касается планковской длины, то это прежде всего один из квантовых постулатов, элемент той самой математики, которая описывает Вселенную. И если представить себе Вселенную как идеальный образ, то, как таковой, она вполне укладывается в Ничто. Согласись, что в него вообще можно уложить сколько угодно вселенных, порождённых математикой.

Теперь о времени. Действительно, в рамках теории относительности времени до Большого взрыва быть не может. И это совершенно справедливо. Большой взрыв породил Вселенную вместе с пространством и временем. До него не было ни того, ни другого. Звучит более чем странно, и мало кому хочется произнести это вслух. Поэтому обходятся уклончивыми формулировками типа “В самом начале Большого взрыва вся Вселенная была сжата до планковского объёма, и на этом кончается известная нам физика. Что было до того, понять в рамках наших представлений невозможно”. Но если учесть, что само понятие времени есть математическая аксиома, необходимая для построения Вселенной, то всё становится на свои места. Действительно, время началось с самого первого кванта, который, кстати, тоже носит имя Планка (планковское время, равное примерно десяти в минус сорок четвёртой степени секунды), и потекло квант за квантом. До запуска первого кванта никакого времени не было.

У меня здесь стремительно приближается полярный день. Солнце заходит лишь на пару часов за горизонт. В полдень сегодня я отметил первую капель с крыши. Скоро придётся мне вытягивать мою “избу рыбака” на берег. Наступит перерыв в рыбалке. Потом растает лёд, и мы перейдём на спиннинг. Думаю, норвежские воблеры покажут себя и летом с лучшей стороны.

Бывай здоров, твой брат Олег.

Таймырский эрмитаж,

27 апреля 2010 г.”.

“Дорогой брат, извини, что я молчал целых две недели. С одной стороны у меня случилась очередная запарка в лаборатории. С другой стороны у меня гвоздём в башке торчит твоё сотворение мира. Каким бы ошеломительным ни было твоё умозаключение, с ним я ещё как-то могу смириться. Нет, не так. Я не нахожу изъяна в твоём подходе, формально вроде бы всё у тебя верно, но вот принять его, извини, у меня не получается. Может быть, дело в том, что ты специалист по бездушной неорганике, а я, как никак, биохимик, имею дело с живой материей. Главную слабину твоей концепции я вижу вот в чём. Допустим, что наша Вселенная и в самом деле идентична со своим математическим двойником. Но если Вселенная осязаема нами буквально – мы её можем видеть, слышать, нюхать, она может нас стереть в порошок и т. д., то математический двойник по определению ничего подобного не может. Возьмём для примера токарный станок. Вот он стоит в металле; стоит его включить, и он начнёт снимать стружку. А его математический двойник – это вроде полного набора чертежей всех деталей станка плюс сборочные чертежи его узлов и его самого целиком плюс инструкция по эксплуатации. Но чертежами ты же никакую стружку не снимешь. Улавливаешь, к чему я клоню? Представим себе, что лет через сто или, пусть, через сто тысяч лет физики разберутся до конца с природой, найдут бозон Хиггса [26] , поймают гравитон [27] , объединят все взаимодействия [28] , ещё чего-нибудь откроют и объяснят и нарисуют в итоге полный чертёж Вселенной и приложат инструкцию по пользованию. И что, эти чертежи с инструкцией породят ещё одну вселенную? Не поверю, что ты не задумывался об этом. Интересно, как ты намерен оживлять математических двойников?

У нас вовсю бушует весна. В небе уже несколько дней можно видеть караваны гусей, летящих в твои края. Встречай гостей.

Твой брат Константин,

Красноярск,

11 мая 2010 г.”.

“Дорогой Костя, слава богу! Я уж грешным делом думал, не попал ли ты в больницу без интернета. Я рад, что ты так глубоко задумываешься над моими размышлениями. Ты задал чертовски интересный вопрос. Фактически, это ключевой вопрос всей моей концепции. Если я найду правильный ответ, то он и рассудит, стоит ли моя идея потраченного времени, или нет. На сегодня у меня проблескивает кое-что на эту тему. Спасибо тебе, я попробую в этом письме сделать первые наброски ответа.

Прежде всего замечу, что твоя красивая аналогия с математическим двойником токарного станка в виде набора чертежей не работает. Чертежи – не математический двойник. Это – всего лишь бумага. Математический двойник, это – неосязаемый идеал. Его можно представить себе воображением, досконально разобравшись в чертежах. Математическим двойником токарного станка можно снимать стружку лишь с математического двойника обрабатываемой детали.

Начну, пожалуй, издалека. То, чем я здесь занимаюсь, едва ли можно назвать наукой. Я не наблюдаю за природой и не строю теоретические модели для объяснения непонятных явлений. Я пытаюсь осмыслить Вселенную в целом, не вдаваясь в детали. Здесь возникает вопрос, а есть ли в этом смысл? А если есть, то достаточно ли я компетентен, чтобы браться за дело такого воистину вселенского масштаба? Мне кажется, смысл есть, а насчёт компетенции – время покажет. Так или иначе, я могу себе позволить заняться этой проблемой, благо её рассмотрение не требует дорогого лабораторного оборудования. В какой-то степени я стал теоретиком – хожу и думаю. Но, если теоретики проверяют свои думы конкретными расчётами, исписывая тонны бумаги всяческими формулами, то я обхожусь и без бумаги. Кстати, я слышал от теоретиков интересную аналогию. Виртуоз-музыкант, чтобы оставаться на вершине своего технического мастерства обязан ежедневно тренироваться, проигрывая виртуозные пассажи по нескольку часов. Так и физик-теоретик обязан ежедневно тренироваться на конкретных расчётах, чтобы быть способным сходу проверять корректность результатов своих коллег, частенько прячущих промежуточные выкладки. Так вот, я никаких расчётов не веду, и слава богу. Во-первых, я уже никогда не достигну необходимого уровня. Во-вторых, моя задача этого и не требует.

С определённой натяжкой можно сказать, что я решаю свою задачу методом математической индукции. Чем дальше в лес, тем больше в физике математики. Теория относительности, квантовая механика, физика высоких энергий – это же сплошные математические фокусы. Уже не понять, изучает ли физика материю, или она изучает геометрию. Сугубо математический феномен – симметрия – стал краеугольным камнем любой физической теории, начиная с простой механики. Не пора ли уже признать, что физика – это наука не о природе, а всего лишь прикладная математика? Наука об идеальных объектах, которые идеально отражают природу?

Так вот, допустим, что моя догадка верна, и наша столь внушительная Вселенная в самом деле всего лишь математический феномен. Ну и что с того? Если этот математический феномен воспринимается нами как осязаемая материя и ведёт себя как материальный объект, то какая нам радость узнать, что на самом-то деле она Ничто? Мне кажется, что радость всё-таки будет. Во-первых, это здорово бы порадовало меня. Во-вторых, попам пришлось бы каяться в своём историческом обмане человечества. Никакой материи нет, бог ничего не сотворил, про математику в библии ни слова. И если наш мир – голимая математика, то чудеса навсегда отменяются. Математика – дама строгая, волшебства не любит.

Извини, Костя. Я вынужден здесь прерваться. Настал час прогулки. Шарик с Кузей привыкли к строгому распорядку. Я не могу позволить себе уронить мой авторитет в их доверчивых душах. Вселенная вселенной, а прогулки по расписанию.

Продолжу завтра. Твой брат Олег

Таймырский эрмитаж,

12 мая 2010 г.”.

“Дорогой Костя, я продолжаю. Как оживить математическую модель вселенной? Вот в чём вопрос вопросов. На первый взгляд, без вмешательства всемогущей сторонней силы, способной материализовать идеальные математические образы, не обойтись. Мне же представляется, что полная непротиворечивая самосогласованная математическая модель вселенной сама себя и оживит, причём автоматически. Представь себе, что среди множества самых разных математик находится и такая, в которой через соответствующую метрику [29] постулируются квантованные пространство и время, постулируются ещё пара-другая утверждений… Какой минимум постулатов здесь необходим, пока никто сказать не может. Но уже сейчас совершенно ясно, что без квантованного пространства-времени не обойтись. Так вот, как только ты выделяешь такой набор постулатов, в котором заложено время, оно тут же начинает отсчёт: первый квант, второй квант и так далее. Набор вселенских постулатов автоматически начинает развиваться вдоль оси времени и именно так, как мы уже знаем – порождается образ энергии-массы, сконцентрированной в планковском объёме, которая начинает рваться наружу. Остальное известно.

Боюсь, что моё изложение не вполне доходчиво. Попробую подойти с другого бока. Мы в силу нашего опыта проводим чёткую грань между пространством и временем и уверены, что между ними нет ничего общего. Теория относительности утверждает, что время – всего лишь одно из измерений реального пространства, которое оказывается не трёхмерным, как мы к этому привыкли, а четырёхмерным. Причём не абы каким четырёхмерным, а с определённой метрикой. Ну, ты, надеюсь, помнишь ещё, что в сумме квадратов координат в теории относительности есть один член со знаком минус. Так вот, все пространства с подобной метрикой обладают свойством, что содержащиеся в них точки безостановочно движутся вдоль своих мировых линий. Такие пространства являются живыми по определению. Вот так и получается, что правильный набор вселенских постулатов автоматически оживляет соответствующую вселенную. Ну а мы, грешные – всего лишь совокупность тех самых точек пространства-времени, вынужденных двигаться вдоль пучка наших мировых линий, и не можем остановиться и сделать передышку. То есть, мы – вечные странники, но это к делу не относится.

Между тем и в наши широты пришла весна. Уже две недели здесь полярный день – солнце не опускается за горизонт и поднимается по пологой спирали всё выше. Снег в ложбинках “засахарился”, стал рыхлым и вовсю тает. С пригорков снег уже давно сошёл – его сдуло. Да и возгонка [30] даёт о себе знать. Иногда налетают снежные заряды, но новый снег тут же исчезает. Сегодня я увидел над восточным горизонтом косяк каких-то крупных птиц. Гуси, наверное. Очень захотелось мне гусятинки. Жалко, что нет у меня дробовика, а с карабином только что на медведя ходить. Но на всякий случай займусь-ка я его пристрелкой. Может быть, смогу бить гусей в глаз, как эвенки бьют белок.

Твой брат Олег,

Таймырский эрмитаж,

13 мая 2010 г.”.

Глава 21. Охота на гусей

Убить гуся выстрелом из грозного карабина калибром 9 миллиметров, пригодного для отстрела лосей и медведей, не так сложно. Но как подстрелить гуся так, чтобы его при этом не разнесло в клочья? Олег Иванович нашёл ответ на этот вопрос – надо попасть пулей в голову гуся, тогда тушка его останется нетронутой. Но попасть в столь малую цель – задача непростая. И как же её решить? Только тренировкой. А для этого нужны мишени. Олег Иванович нарисовал, как мог, гусиную шею с головкой в профиль на листе писчей бумаги и наделал с помощью универсального принтера два десятка копий. Первая мишень была закреплена канцелярскими кнопками на торце одного из брёвен его будущего крематория. Отсчитав от мишени пятьдесят пар шагов, Олег Иванович устроил себе там огневую позицию, расстелив на мху надувной матрас.

Когда-то в молодости Олегу Ивановичу довелось пострелять по спортивной мишени из малокалиберной винтовки – у него был даже второй разряд, так что представление об изготовке для стрельбы лёжа без упора с локтевым ремнём он имел. Умел он и, задержав дыхание, натягивать спусковой крючок плавно, без рывков. Повозившись минут десять с регулировкой ремня, он поймал, наконец-то, оптимальное положение. До этой поры Олег Иванович никогда не заглядывал в окуляр оптического прицела. Приложившись, он навёл перекрестие прицела на мишень. Она была отчётливо видна во всех деталях. На таком расстоянии можно было бы разглядеть и глаз гуся. Острый уголок прицела слегка подрагивал в центре гусиной головки. Затаив дыхание, Олег Иванович выстрелил. Сильная отдача встряхнула даже такого грузного стрелка, как он. “Эге, десяток таких выстрелов, и паралич плеча обеспечен”, -подумал он. Оглушительный гром, рокочущим эхом вернувшийся из тундры, перепугал Шарика, который, взвизгнув, поспешил спрятаться под боком у Олега Ивановича. “Привыкай, Шарик. Скоро на охоту пойдём. Не бойся. Тебе этот гром не грозит”, – погладил он дрожащего Шарика, который под рукой Олега Ивановича быстро успокоился.

Олег Иванович посмотрел через прицел на мишень и увидел аккуратную дырочку в сантиметре над макушкой нарисованного гуся. Приложившись снова, он произвёл второй выстрел. Шарик опять взвизгнул, но тут же успокоился, видя, что Олег Иванович не обращает внимания на страшный грохот. Вторая пуля легла рядышком с первой чуток левее. Третья пуля легла между первыми двумя, образовав сплошную пробоину над головой гуся на мишени. Подкрутив верхний маховичок прицела, Олег Иванович выстрелил снова. В этот раз пуля легла точно посреди головки нарисованного гуся. Очередной выстрел был также точным – Олег Иванович уложил пулю лишь на несколько миллиметров в стороне от предыдущей. “Да, с таким прицелом можно и с этим карабином на гусей ходить”, -воодушевился Олег Иванович, – “Будем со свежим мясом”. Олег Иванович встал и почувствовал ноющую боль в плече. “Ничего, до прилёта гусей заживёт”, – подумал он весело. “Дальше тренироваться и впустую жечь патроны нет смысла”, – решил он.

Двадцать второго мая установилась солнечная погода, плюс двенадцать градусов. Тундра уже полностью очистилась от снега, только на озере ещё лежал рыхлый лёд, покрытый голубыми пятнами лужиц натаявшей воды. Среди мхов и стелющихся кустарников зазеленели островки свежей травы. В этот день началось великое движение пернатых вблизи станции Олега Ивановича. Тундра зазвучала на разные голоса – кряканье уток, заикание гогочущих гусей-гуменников, разнородный писк каких-то неведомых Олегу Ивановичу птах. Всё это создавало непрерывный шум, который, словно реликтовое излучение, приходил со всех сторон света.

Олег Иванович два дня наблюдал за окрестностями с помощью бинокля, восседая на стуле, установленном на его будущем крематории. Две больших стаи гусей-гуменников расположились у него по соседству. Одна севернее метрах в трёхстах, другая южнее примерно в полукилометре. Иногда отдельные группы гусей и уток пролетали на бреющем полёте над станцией, приводя в возбуждение Шарика. Олег Иванович счёл за разумное посадить Шарика на цепь, опасаясь, что тот, ведомый инстинктом охотника, устроит безжалостную бойню ближайшему гусиному табору, готовящемуся к кладке яиц. Шарику это ограничение свободы сильно не понравилось. Он скулил, плакал и даже разражался бранным лаем на Олега Ивановича, но тот оставался непреклонным.

Двадцать пятого мая Олег Иванович направился на охоту, прихватив с собой надувной матрас. Он зашёл в тыл к северной стае с юго-востока и остановился на небольшом бугорке метрах в семидесяти от ближайших птиц. Его приближение было встречено стаей с негодованием. Гусаки грозно размахивали крыльями, вытягивали шеи и злобно шипели в сторону незваного пришельца. Олег Иванович неспешно расстелил свой матрас, улёгся на него и изготовился. Позиция его была вполне удобной. В секторе предполагаемого выстрела не было никаких препятствий. Замерев, он выжидал удобный момент минут двадцать. К этому времени гусиное сообщество успокоилось и продолжило заниматься своими делами. Среди хлопочущих птиц выделялись несколько важных особ, которые стояли неподвижно и лишь пошевеливали головами, слово часовые на посту. “Это наверное, матёрые самцы. Самые крупные. Надо бы вот этого, ближайшего, взять на мушку”, – подумал он деловито. Но надёжно прицелиться в него оказалось намного труднее, чем прицелиться в мишень. Только Олег Иванович собирался спустить курок, как гусь поворачивал шею и смотрел ему прямо в глаза, словно хотел отчитать покушающегося на его жизнь охотника. Олег Иванович переводил дыхание, дожидался, когда гусь вернёт голову в положение в профиль и снова прицеливался. Так продолжалось минут десять. Потом гусь неспешно отошёл в сторону и снова занял позицию бдительного часового. Олег Иванович также сменил немного своё положение на матрасе, вызвав всплеск гогота у ближайших самцов. Всё повторилось ещё раз. Но уже третья попытка позволила Олегу Ивановичу произвести выстрел. Грохот поднял всю стаю на крыло, а на земле осталась лежать лишь обезглавленная жертва.

Через несколько минут Шарик с восторгом встречал Олега Ивановича, вернувшегося с трофеем. Это был его первый охотничий опыт, но первый блин не вышел комом. Да и как тут было не одержать успех, если в руках такое совершенное оружие, а гусей видимо-невидимо?

Ужин был королевский. Олег Иванович соскучился по свежему мясу, и уплетал гусятину с не меньшим азартом, чем Шарик, который с воодушевлением грыз шею и лапки гуся. Отныне Олег Иванович добывал гусиную свеженинку каждые три-четыре дня, посещая оба гусиных табора поочерёдно раз в неделю. Гусиные стаи, похоже, были согласны платить ему такую скромную дань и не покидали свои территории.

Глава 22. Лопата

Колянов босс, матёрый вор в законе, в кругу авторитетных братков “Лопата”, а в миру Лопатин Павел Фёдорович, 1960 года рождения, был весьма образованным человеком. В своё время закончил знаменитый Московский энергетический институт, но работать по специальности не стал, а пошёл по комсомольской стезе, причём именно по той, где крутились деньги студенческих строительных отрядов. И вопреки своей образцовой идеологической выдержке и правильному пониманию номенклатурной этики (а, может быть, именно благодаря этим качествам?), он, не задумываясь, присвоил себе кругленькую сумму и получил пустяковый, но реальный срок – три года. На зоне он быстро сориентировался, наладил нужные связи среди авторитетных урок и администрации и вскоре сам стал коноводить среди простого мужичья. Выйдя через два года на свободу, он при помощи уголовных связей устроился на оптовую базу Мособлторга и тут уже занялся воровством систематически и по-крупному. Что-то, однако, не сработало, и он снова сел за решётку. Уже на восемь лет, из которых, как примерный заключённый, “твёрдо ставший на путь исправления”, отсидел всего пять неполных. Освобождение его совпало с самым началом великой российской криминальной революции, и Лопата вписался в неё просто и естественно, словно именно для неё он и готовился в комсомоле и за решёткой.

Девяностые годы стали золотыми для Лопаты. Начав с рэкета, он к началу нового тысячелетия вышел в верха криминального мира, контролируя не только пресловутые игорный бизнес и проституцию, но и вполне респектабельные сферы – строительство и торговлю. Не брезговал он и простым разбоем, на чём в его клане специализировался Колян со своими отморозками. Девяностые годы были не только золотыми, но и смертельно опасными. Лопата, однако, успешно пережил два покушения, организованные его коллегами по ремеслу, а вот организовавшим это коллегам не повезло. Его киллер оказался ловчее.

Пришло новое тысячелетие, и времена изменились. Бандитский промысел стал заметно опаснее, но Лопата уже и не был просто бандитом. Он не только успешно держался на плаву, но и становился всё круче и круче, занимаясь почти бескриминальным бизнесом. Но полностью отказаться от лихих наездов бригады Коляна на богатеньких лохов он не мог. Работа Коляна давала максимальную прибыльность, исчисляемую порой тысячами процентов. Кто же от такого откажется? Правда, заработки эти всегда связаны с немалым риском. Но рисковал здесь главным образом Колян со своими дебильными подручными. Лопата же подстраховался связями в милиции, готовыми его всегда отмазать.

Прокол Коляна на Таймыре раззадорил Лопату, и он частенько прокручивал в голове схемы наезда на беззащитного старика с десятками миллионов долларов. То, что этот лох Дудинский засел в тундре с интернетом, существенно упрощало задачу. Там его можно будет без спешки, не опасаясь свидетелей, раздеть до нитки. Но как вот до него добраться?

Вскоре после возвращения Коляна с Таймыра в электронном почтовом ящике Лопаты объявилась очередная реклама. Всю рекламу “Лопата” тут же отправлял в мусорную корзину, но в этот раз он этого не сделал. Реклама привлекла его внимание броским заголовком “ЭКСТРИМ-ТУРИЗМ НА ТАЙМЫРЕ”. Лопата вчитался и с удовольствием потёр руки. Вот и решение задачи, как добраться до Дудинского! Турфирма за приемлемые деньги доставит Коляна с одним-двумя подручными вертолётом в заданное место. Колян сделает свою работу и так же с удобствами вернётся назад. Вчитавшись в рекламу, Лопата подумал, а почему бы ему самому не оттянуться в такой турпоездке? Колян в одиночку справится со своей работой, а он может вдосталь порыбачить. Вон там какой простор для рыбаков! Может, и оленя удастся подстрелить, а потом шашлычки, да под водочку… Провести пару-тройку недель вдали от этого московского сумасшествия… Нет, мысль в натуре привлекательная.

При внимательном рассмотрении эта привлекательная мысль оказалась, как ни странно, совершенно никчёмной. Ну тряхнут они этого старого чудака, деньги получат, а дальше что? А дальше, если оставить Дудинского живым, то он тут же заявит о налёте ментам. И даже самый тупой мент сразу догадается, кто отнял у дедули денежку. Это же не Москва, а безлюдный Таймыр. И даже если замочить дедушку, то рано или поздно его исчезновение поднимет кипиш, и опять кроме Коляна подозревать будет некого. Вот хитрый дед! В этой пустыне ведь и вправду от правильных пацанов проще спрятаться получается. Нет, тут надо крепко помозговать. Прежде всего надо узнать, где именно спрятался этот хитрец.

Кто другой долго бы искал точные координаты станции Дудинского, но Лопата занимал всё-таки солидное положение и как бизнесмен, и как авторитет в криминальном мире. Купить втихаря в министерстве связи информацию о дислокации терминала VSAT, или попросту спутниковой приёмо-передающей антенны господина Дудинского обошлось ему всего в три тысячи баксов и в три недели ожидания. В своё время Паша Лопатин был вполне успевающим студентом, а на “военке” вообще ходил в отличниках. И тридцать лет спустя бывший курсант военной кафедры МЭИ прекрасно помнил тонкости военной топографии. Получив координаты станции Дудинского, он без труда разыскал её местоположение на карте-километровке. “Да, далеко же он забрался, но мы и туда доберёмся и тряхнём его культурненько, как в аптеке. Никакой комар носа не подточит”.

Разглядывая карту, Лопата обратил внимание, что станция Дудинского размещена не так далеко от водораздела бассейнов рек Ленивой, текущей на север к океану, и Венты и Тареи, текущих на юг. От истока Тареи до ближайшего истока безымянного притока Ленивой всего-то километров пять через не очень крутой перевал гряды Геологической. И тут решение пришло само собой. Надо заказать тур со сплавом на двух лёгких надувных лодках по реке Тарее от самого её верховья до, например, её впадения в Пясину. Этим официально согласованным маршрутом пустить двух коляниных бойцов на одной лодке. А он сам с Коляном пешком перейдёт к тому безымянному истоку и сплавится на второй лодке по Ленивой к точке, ближайшей к озеру Сожаления. Оттуда вновь пеший бросок километров десять, а дальше по озеру и реке Венте можно почти вплотную подобраться к логову Дудинского. Разобравшись с ним, можно продолжить сплав по Венте до впадения её в Тарею. Там их будут уже поджидать бойцы, сплавившиеся по официальному маршруту. Финальную часть маршрута группа пройдёт полным составом. По пути обе группы будут много фотографировать, и, сманипулировав даты съёмок, из этих фотографий можно будет скомпоновать убедительный отчёт, что вся четвёрка на двух лодках прошла разрешённым маршрутом, и ни о каком Дудинском – кто он такой, где он обретается и, тем более, куда он пропал? – понятия не имеет. Одна беда – ему и Коляну придётся тащить на себе всё снаряжение на пеших участках их неофициального маршрута. Но ради миллионов Дудинского можно и пострадать немного. Да и пеших участков-то и двадцати километров не наберётся. Места там открытые, таёжного бурелома нет. Не проблема!

* * *

Просчитав весь маршрут обеих групп, Лопата тут же связался с туристической фирмой ООО “Таймыр-Экстрим”, имеющей офис в Москве, и узнал, что свободные туры на летний сезон ещё имеются, что девиз фирмы “наш клиент – король”, что можно заказать заброску вертолётом из Хатанги в любую точку Таймыра и доставку обратно, что эта фирма – ну просто самая лучшая туристическая организация, работающая на Таймыре. Она и в Москве работает с максимальным удобством для клиентов. В частности, дежурный менеджер фирмы может посетить Лопату прямо в его офисе и показать всевозможные материалы о прелестях отдыха на Таймыре. Сказано – сделано. Приход менеджера назначили уже на следующий день.

– Так вы в самом деле можете забросить любителей рыбалки в любое место Таймыра?

– Разумеется. Из Норильска или из Хатанги летают вертолёты Ми-8 по нашим заявкам.

– И снаряжением можете обеспечить?

– Любым, какое пожелаете. Только надо вовремя всё заказать.

– Ну хорошо. Тут у нас собралась команда любителей экстрима – четыре человека. И мы хотим на двух надувных лодках пройти всю реку Тарею.

– Очень хороший маршрут! Пользуется популярностью.

– Вот как? Так выходит, нам не удастся даже там уединиться и испытать экстрим?!

– Нет-нет. Вы там будете совершенно одни. Мы не совмещаем туры. Другие группы ваш маршрут могут пройти или до вас, или после вас. Одновременного прохождения мы не допускаем. Вы не волнуйтесь. Этот маршрут прошли за последние годы всего три группы. Наверняка кроме вас в этом году никто по Тарее сплавляться не будет.

– Ну если так, то годится. Готовьте договор. Мы планируем высадиться пятого августа у истока Тареи, а закончить маршрут девятнадцатого. Погодой обеспечите?

– В это время погода должна быть самая подходящая. Вертолёты будут ходить.

* * *

Летом 2010 года погода словно сдурела. Невиданная бесконечная жара, а тут ещё и сплошные пожары вокруг Москвы, накрывшие столицу сизым дымом. Лопата с Коляном не могли дождаться августа, чтобы улететь к чёрту на кулички, на Таймыр. Уж там-то можно будет отдохнуть от жары и надышаться воистину чистым воздухом. И вот, август, наконец-то, наступил.

– Ваня, привет! Как ты там, не сжарился? А то у нас здесь просто пекло.

– Да и здесь то же самое.

– Ну и как там твой любимый пензенский дедушка?

– Да всё так же. Почти каждый день открывается и почти всегда удачно.

– Сколько у него за июль прибавилось?

– Так я ж тебе сегодня вечером пошлю сводку.

– Вечером поздно будет. Улетаю в командировку на пару недель.

– Сейчас, подожди… Вот, прибавка за июль – два миллиона семьдесят.

– Вот дед даёт! Учись у него и сам начинай играть.

– Да нет, здесь почти все пролетают, только этот старикан какой-то секрет, наверное, знает.

– Ну так бывай, не кашляй. После двадцатого свяжемся.

Поговорив с Йоханном, Колян зашёл к шефу.

– Вот, Павел Фёдорович, у этого отшельника только на том счету для “Форекса” больше двадцати пяти лимонов евро.

– Молоток этот старикан. Может быть, подождём годик? Он нам ещё десяток-другой миллионов заработает.

– А вдруг он концы отдаст?

– Да, тут ты прав. Самое время его сейчас тряхнуть. Ну так ты готов?

– Всегда готов!

– Ишь ты. Поди пионером был?

– Был, пока не выгнали.

– Как же так, Коля? Хулиганничал поди? Ну ладно. Это дело прошлое, а сейчас нам предстоит весёлый отдых на Крайнем Севере, там попрохладнее должно быть. Передохнём от этого пекла. Вернёмся, а там, глядишь, и здесь жара спадёт.

Вечером первого августа бандитская четвёрка вылетела в Норильск. Третьего августа они в сопровождении сотрудника туристической фирмы прибыли в Хатангу. Там они прокантовались ещё один день, выслушивая нудные наставления сотрудника фирмы по безопасности в тундре и в одиннадцать часов пятого августа высадились на исходной точке маршрута.

Глава 23. Что нам стоит мир построить?! (Выдержки из манускрипта Олега Ивановича)

Когда человек впервые заметил поразительную гармонию природы, в которой всякое лыко в строку? Не будет, наверное, большой ошибкой считать, что человек стал человеком именно в тот момент, когда впервые осознал, что мир насквозь пронизан гармонией. Не мудрено, что наши предки были естественно религиозны – если в мире всё так гармонично, то, ясень пень, мир создал большой любитель красоты, сиречь гармонии. Шли тысячелетия, века сменяли друг друга, и человек всё глубже проникал в тайны природы. И чем глубже он проникал, тем больший восторг охватывал его. Мир по мере его познания оказывался всё более гармоничным, всё более совершенным. Ба! Да мир-то, может посоперничать в своём совершенстве с самим идеалом совершенства – с математикой!

Математика оперирует идеальными объектами, каких в природе не бывает. А поди ж ты, она может поразительно точно описывать природу, законы которой формулируются сухими и изумительно красивыми математическими формулами. Может ли это быть случайностью? Попы говорят: “Оглянитесь вокруг, посмотрите, как тщательно всё продумано в этом мире. Разве может такое потрясающее великолепие зародиться само по себе? Нет, только великий мастер, только Бог может создать такое”. Но, увы, не говорят попы, а кто же создал самого бога? Ну, допустим, что мир создан Богом или, что тоже самое, Богом-Словом. Но мог ли он создать такое совершенство, не “поверяя гармонию алгеброй”?

Нет, создать вселенную без математики невозможно. А можно ли создать математику без вселенной? Что за идиотский вопрос?! Как это создать математику, не имея рабочего места и работяги-математика? А надо ли математику создавать? Может быть, она существует сама по себе и в созидателях не нуждается? Ведь математика идеальна и бестелесна. Она существует вне времени и пространства. Её нельзя создать, но её можно познавать, открывая шаг за шагом её красоты. Лейбниц и братья Бернулли, Лагранж и Эйлер [31] не создали дифференциальное исчисление, но открыли его для человечества. Евклид, Лобачевский и Риман не создали свои геометрии, но открыли их для себя и всего мира. Даже топологические “особенности Ландау” не были построены Львом Давидовичем, а были обнаружены им и описаны, благодаря его особому умению зреть в корень и видеть суть.

Допустим, что нет ни нашей Вселенной, ни прочих остальных. Ну ничегошеньки нет. Есть абсолютное Ничто. Ведь нет ничего проще, чем представить себе это Ничто. Раз Вселенная со своими сестричками – прочими вселенными – в один прекрасный момент зародилась, то началось-то всё с чего? А с Ничего. Но так ли пусто было это Ничто? Давайте поразмышляем логически. Раз Ничто оказалось способным породить Всё, то это Ничто не могло не быть беременным. И что же могло быть в его чреве, да так, чтобы это нечто было, а ухватить его было бы никак нельзя? Прямо как в русской народной сказке “Иди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что”. Этому требованию отвечает только математика. Идеальная, эфемерная, внутренне непротиворечивая и с железной логикой, а посему поддающаяся разумению. Кстати, стоит ли удивляться, что такую сказку сочинил народ лобачевских, остроградских, колмогоровых и боголюбовых [32] ?

Итак, есть Ничто, и в нём Математика. Можно ли из этого создать Всё? Ну, раз есть кому задать такой вопрос, то ответ должен быть только положительный – можно. Оденем же спецовку, засучим рукава, и за работу! Пора создать вселенную, а то вроде как жить негде. С чего начать? А с того, с чего начинаются многие разделы математики – с аксиом или постулатов. Поищем подходящие в воображаемом толстом томе под названием “Математика”. Вот, вроде подходящие. Постулируем квантованное пространство-время, затем принцип относительности по Эйнштейну. Далее не пропустим Гейзенберга и постулируем его квантовомеханическое соотношение неопределённостей. Ну и, наконец, постулируем прасилу, которая может иметь несколько ипостасей – электромагнитную, слабую, сильную и гравитационную. Всё проверим на непротиворечивость. Так, всё согласуется. Застегнуть ремни, включить флуктуацию, поехали!

Мы при этом, разумеется, никуда не поедем. Дело в том, что мы уже едем в нашей Вселенной и в какую-либо новую нам никак не перебраться. Для любого стороннего наблюдателя наша Вселенная иллюзорна и эфемерна, но для нас – её элементов – она реальная и очень даже осязаемая. Ну а подобранные нами аксиомы сами автоматически начали работать, и с роковой неизбежностью родилась новая вселенная как развитие своих основополагающих аксиом. Как из пяти постулатов Евклида развилась геометрия, которую не во всякую книжку можно втиснуть, так и из нескольких постулатов миростроения безостановочно рождаются и развиваются новые вселенные. Всё очень просто.

А это что такое?! Что-то только что построенная вселенная становится совсем не такой, какой была наша в младенческом возрасте… В чём дело? Неужели мы какой постулат пропустили? Ну точно! Надо же добавить в наше блюдо аксиом особо пикантную пряность – скалярное поле, открытое Алексеем Старобинским [33] . Без него не может быть инфляции – первичного гигантского расширения пространства, какое пришлось пережить нашему миру в самые первые мгновения своего бытия. А без неё – без инфляции – полноценной вселенной не получить. Так, делаем вторую попытку старта. Запускаем флуктуацию, теперь остерегись, кто там на пути!

Ай-яй-яй! Стало теплее, но ещё всё-таки не то. Какая-то безжизненная вселенная получилась. Что же делать? Нужно добавить ещё чего-нибудь. А чего именно? Пока неясно. Ну что же, будем пробовать, пока не получится. Ещё пяток-другой скалярных полей, и всё должно получиться. Было бы, конечно, здорово придумать одно такое скалярное поле, из которого автоматом получаются все прочие скалярные поля. А чтобы его придумать, придётся попотеть. Ну нам, людям, потеть не привыкать. Сделаем!

* * *

Как функционирует наука? Как удаётся простым смертным постигать тайны природы, которые упрятаны очень глубоко. Нет ли в этом чуда? Нет, чуда никакого нет, а всё происходит в согласии с народной мудростью “Терпение и труд всё перетрут”. Наука родилась не вчера, а в незапамятные времена. Она постоянно накапливала знания о мире, и каждое новое поколение жрецов науки начинало свой труд не на пустом месте, а твёрдо стояло “на плечах гигантов”, как образно выразился сэр Исаак Ньютон. Рождались и отвергались гипотезы, строились теоретические модели и проверялись практикой. Большинство гипотез и теорий оказывалось после такой проверки в мусорной корзине. Но такая печальная участь выпадала не всем догадкам.

Интересно, а как воспринял бы представление о возможности раскрутить Вселенную во всём её роскошном великолепии из одного-двух простейших уравнений Лаплас [34] , автор концепции детерминизма? Он, считавший, что всё в мире предопределено, или, выражаясь высоким слогом науки, детерминировано, наверняка воскликнул бы: “А я же говорил! Всё многообразие мира скрыто в этих мировых уравнениях, и никакой свободы воли нет”. Как часто нам приходится убеждаться, что на одном здравом смысле и опыте далеко не уедешь. Помимо них нужны познания абстрактных предметов, которые порой никоим образом со здравым смыслом не согласуются. Лаплас был большой учёный, для своего времени едва ли не Эйнштейн. И он, уверовав в силу науки той поры, мужественно провозгласил свой знаменитый детерминизм, который противоречил всему опыту человечества. Сильные мира сего по собственному произволу казнили и миловали, не обращая никакого внимания на законы Ньютона. Да что там сильные мира! Самый последний холоп мог сорвать зло на подвернувшемся жуке или равнодушно-великодушно пройти мимо него, проявляя ничем не ограниченную свободу воли. Прошли века, и лапласовский детерминизм, при всём уважении к его создателю, был навсегда уложен в кунсткамеру курьёзов науки и стал любимым наглядным пособием для философов, мучающихся над вечной проблемой соотношения случайности и закономерности.

В случае с Лапласом здравый смысл и опыт вкупе с современной наукой одержали верх. Ничто в этом мире не предопределено, и в любой момент какая-нибудь квантовая флуктуация может подстроить малую или даже фатальную гадость. Распадётся где-нибудь вблизи поджелудочной железы ядро некстати проглоченного вместе с карским шашлыком атома нестабильного изотопа, вылетит из него нейтронный снаряд и прошьёт целую череду её клеток. И вот вам результат – какая-нибудь клетка переродится в раковую, и пошёл процесс… И вот, что обидно. Распад-то того нестабильного ядра мог бы произойти и позднее, после того, как его атом естественным путём вышел бы вон. Все нестабильные ядра распадаются спонтанно, и предугадать, когда именно конкретное ядро распадётся, не дано никому. Распадись оно уже в канализации, всё было бы иначе…

Лаплас, наверное, сильно бы удивился, если бы попал на семинар современных теоретиков, где ему бы со всем почтением к его былым заслугам объяснили, что такие простые мировые уравнения, объясняющие всё, содержат в себе и принципиально случайные эффекты. Более того, основа всей материи, которую можно пощупать, состоящая из атомов, очень похожих на те, о которых говорил ещё Демокрит [35] , чётких и однозначных предписаний вроде законов Ньютона совершенно не признаёт. В мире атомов их поведение определяется Его Величеством Случаем. Каждая частичка микромира, прежде чем отправиться в путь, словно бросает кости, чтобы определиться, а куда же ей податься? Каково же было бы изумление Лапласа, услышь он, что частицы в микромире двигаться-то двигаются, но без чёткой траектории?

Да, трудно представить Лапласа среди современников. Но ещё труднее было бы, наверное, самому Лапласу представить, что его детерминизм не так уж и вздорен. Вот сидит Лаплас на семинаре где-нибудь в Стэнфорде и слышит шепоток с соседнего стула: “Квантовые неопределённости – это ещё что! Настоящая крутизна в том, что частицы движутся по воле жребия только в нашей Вселенной. Но есть ещё и Сверхвселенная, представляющая собой совокупность бесчисленного множества параллельных вселенных. Так вот, в Сверхвселенной частицы движутся сразу во всех возможных направлениях, не оставляя Случаю ни малейшего шанса. Но при этом они размножаются и расселяются по параллельным вселенным. Ты был прав, старик. Всё в этом мире предопределено, только мир этот не наша Вселенная, а Сверхвселенная, в которой наша утлая обитель всего лишь ничтожная капля в океане других капель, которые со страшной силой размножаются. Да, кстати, это не Эверетт ли из какой другой вселенной нашептал тебе про детерминизм?”.

* * *

Вселенные, вселенные, не счесть их числа. Все они уютно угнездились в Ничто и друг другу не мешают. В какой-то части их живут свои Олеги Ивановичи со своими Шариками и Кузями и тоже размышляют о мироздании. Есть в каждой такой вселенной и свой Хью Эверетт, первым сформулировавший тезис о непрерывном порождении всё новых и новых вселенных при каждом акте выбора между несколькими возможностями. Если может какой-нибудь атом испустить или не испустить фотон и-таки его испустит, то в тот же миг вселенная раздвоится. Возникнет её точная копия, в которой такой же атом-двойник фотон не испустит, и уже две вселенные бок о бок, но при этом не замечая друг друга, пойдут себе дальше своими путями, делясь при каждом, пусть даже самом ничтожном, событии в мире составляющих их частиц. Если может Олег Иванович выбирать, идти ли ему на рыбалку или посмотреть передачу на “Дискавери”, и выберет рыбалку, то в идентичной вселенной другой Олег Иванович может засесть у телевизора. И сколько же своих копий успел наплодить Олег Иванович в своей жизни?

Тут Олегу Ивановичу вспомнился голливудский фильм “День сурка”. Главный герой того фильма Фил Коннорс, заснув вечером второго февраля, просыпается утром того же второго февраля и переживает этот день много раз подряд, и каждый раз по-разному. И такое наваждение случается с ним одним. Для всех прочих день второго февраля – обычный день, которому предшествовали не дюжины вторых февраля, а, как и положено – первое февраля. Этот фильм в своё время понравился Олегу Ивановичу, а сейчас он его просто полюбил. Ведь это наваждение, приключившееся с Филом Коннорсом, можно трактовать как истории нескольких Филов в параллельных идентичных вселенных, каждый из которых делал в этот день свой выбор. И в каждой из них день второго февраля протекал по-иному в зависимости от того, какой выбор делал герой. Так и гулял бы Фил без конца по параллельным мирам, если бы однажды, благодаря хорошему поведению, не вернулся в свою родную Вселенную точно в срок – утром третьего февраля. Здесь сделано только одно ненаучное допущение – Фил из нашей Вселенной смог воплотиться в своих двойников в других вселенных, а это невозможно по определению.

Глава 24. Роковая встреча

Олег Иванович завершил вторую главу своего манускрипта и дал себе неделю отдыха от интеллектуальных трудов. Пришла пора потрудиться физически и заготовить грибов на зиму. Тут уже не до писанины. Тундра в начале августа, насколько хватало глаз, была словно панцирем покрыта округлыми бурыми шляпками безукоризненно чистых моховиков. Такое умопомрачительное грибное изобилие лишало выход за грибами необходимой изюминки, азарта, знакомого любому грибнику с Большой земли. То, что на Большой земле называют грибной охотой, в тундре было грибным покосом. На Большой земле грибы приходится выискивать. В тундре грибы может собирать центнерами даже слепец. Станция Олега Ивановича в начале августа словно попала в окружение моховиков, и он начал планомерную очистку периметра от надвинувшейся бурой армады.

Нарезав корзину грибных шляпок, он их разрезал на дольки и без ополаскивания перекладывал в самую большую кастрюлю, посыпал солью, заливал водой и ставил на плиту. Хорошо проваренные грибы перекладывал в трёхлитровую стеклянную банку и заливал топлёным сливочным маслом. Затем снова брал корзину, и весь процесс повторялся. Остывшие банки с грибами укладывал в холодной камере. За два дня в камеру были заложены пятнадцать банок. До очередного грибного сезона должно хватить. Управившись с грибами, Олег Иванович подсел к компьютеру и первым делом проверил входящую почту. Завтра девятое августа, его день рождения. Возможно, кто-нибудь его уже поздравил. Так и есть! Брат Константин уже отметился.

“Дорогой Олег, молю Бога, чтобы ты незамедлительно прочитал это сообщение. Тебе грозит нешуточная опасность. Только что я получил информацию, к сожалению, запоздалую, что тот самый пресловутый Николай Мягков и ещё три рецидивиста, уже с пятого августа находятся на Таймыре как экстремальные туристы. Они заказали вертолёт и высадились не так далеко от тебя – у истока Тареи. Официально они собираются сплавиться по ней до Пясины. Мне очень не нравится, что их маршрут проходит невдалеке от твоей станции. Как-то не верится, чтобы бандит вдруг заделался романтиком-туристом. Он гоняется за тобой по всей стране, и вот опять – он вновь оказывается возле тебя. Уверен, что это не случайное совпадение. Бандитам ничего не стоит изменить маршрут и нагрянуть к тебе, и меня это очень пугает. Если это в самом деле случится, не знаю, как ты сможешь выкрутиться. И вот что самое противное – невозможно пожаловаться в милицию и попросить защиты. Вот когда тебя ограбят или убьют, вот тогда милиция зачешется. А пока – “нет оснований”. Но теперь ты, по крайней мере, предупреждён. Если они в самом деле заявятся к тебе, постарайся застичь их врасплох и перестрелять. И не бойся понести за это ответственность. Они не имеют права уклоняться от маршрута, и их появление у тебя можно однозначно трактовать как попытку рэкета, а ты имеешь право на самооборону. С хорошим адвокатом можно будет отбиться от обвинений. Молюсь за тебя. Твой брат Константин”.

Олег Иванович перечитал сообщение дважды, слегка оглушённый им. Собравшись, он посмотрел на время прихода почты – двенадцать-двадцать. А сейчас уже почти семнадцать часов. Константин уже, наверное, с ума сходит в ожидании ответа. И Олег Иванович быстро натюкал: “Дорогой Костя, спасибо за предупреждение. Согласен с тобой, от этих “туристов” ничего доброго ждать не могу. Но я теперь предупреждён, и смогу принять меры. Не беспокойся обо мне. Слава Богу, мой дом – воистину крепость. Незамеченным к нему не подойти. Оружие у меня есть. Появятся – встречу достойно. Не переживай. Твой брат Олег” .

Вот так подарочек ко дню рождения! Олег Иванович задумался. “Что делать? Держать оборону с карабином и не подпускать непрошенных гостей к дому? В принципе, возможный вариант, но явно не самый лучший. Судиться, доказывать свою невиновность… А вдруг какие другие шальные туристы случайно здесь окажутся, и я их перестреляю. Маловероятно, но всё-таки возможно. Вот тогда будет хохма! Так, давай-ка порассуждаем. Высадились четверо, но не факт, что все четверо заявятся сюда. Если будет так, то будет немного проще сорвать их планы. Незамеченными они не подойдут – вся техника настороже, да и Шарик этой технике не уступит. Стоп! Вацлав что-то упоминал о блокировке непрошенных гостей в доме. Так… Все двери в доме могут закрываться и замыкаться с центрального пульта. Это хорошо. Если дать им войти в дом и заблокировать их, например, во входном шлюзе… Да нет, это ничего не даст. Они наверняка придут с оружием, и быстро разнесут любую дверь или перегородку… Эх, тут бы “черёмуху” дать им понюхать, или хотя бы эфир или хлороформ, да где ж их взять? Думай, думай, голова, шапку куплю… “.

И тут Олега Ивановича осенило. Закись азота, веселящий газ, средство для наркоза! Заблокировать пришельцев в тесном шлюзе, напустить туда этот газ, пусть повеселятся! А сработает ли? Надо бы проверить в интернете, пока ещё есть время. Уже через три минуты он нашёл нужную ссылку и разочарованно вздохнул. Да, повеселить гостей он сможет. Но, пока они отрубятся, они успеют разгромить весь шлюз, и тогда уже никакого толку от этой закиси не будет.

Будь на месте Олега Ивановича в эту минуту самый выдающийся физик-теоретик, едва ли бы он нашёл то решение, которое молнией промелькнуло у него в голове. Для этого надо было быть химиком. Холодильное оборудование в доме Олега Ивановича использовало старомодный фреон. В комплекте поставки была и ёмкость с фреоном на случай необходимости дозаправки. На боку десятилитровой жестяной банки стояла маркировка “Фреон 20”. А ведь это то же самое, что и “Хладон 20” или тот самый хлороформ, о котором Олег Иванович только что вспомнил! В ту же секунду Олег Иванович уже знал, как поступать дальше, а через два часа простая, как и всё гениальное, ловушка для непрошенных гостей была готова.

* * *

“Дорогой брат Константин, спешу тебя успокоить. Я нашёл оптимальное решение проблемы. Теперь ты можешь спать спокойно, так же, как и я. У меня, кстати, завтра день рождения. Ты, очевидно, об этом забыл из-за этих московских бандюков. Подозреваю, что они нарисуются ко мне именно завтра. Несомненно, они знают, дату моего рождения. Похоже, у этих бандитов развито поэтическое начало. Ограбить жертву в день рождения… Представляю, как они предвкушают будущее бахвальство в своём кругу. Но, дорогой Костя, не зря я на химика учился. Именно химия поможет мне сделать укорот этим субчикам. Ты только не переживай, никакого серьёзного вреда их здоровью я не нанесу. Так что спи спокойно. Как говорится, всё под контролем.

Твой брат Олег

Таймырский эрмитаж,

8 августа 2010 г.”.

Отправив это сообщение, Олег Иванович вместе со своей свитой – Кузей и Шариком – прогулялся немного по своим владениям. Шарик никакого беспокойства не проявлял, а это означало, что бандиты ещё далеко. И Кузя, успевший к августу разогнать всех леммингов из ближайших окрестностей станции, степенно вышагивал рядом с Олегом Ивановичем, не занимая охотничью стойку. По часам был поздний вечер, но солнце ярко светило на безоблачном небе. Уже две недели, как установился тёплый антициклон. В последние дни температура поднялась до рекордных двадцати семи градусов. Задувал лёгкий ласковый бриз, и ветряки бесшумно, словно нехотя ворочали своими лопастями. Всё вокруг нежилось в тепле и покое. Лишь Олег Иванович, как он ни хорохорился, испытывал беспокойство. Он заснул не сразу, и спал недолго. Ранним утром он уже был на ногах и тут же занял место у мониторов системы безопасности. Всё было по-прежнему спокойно. Камеры внешнего обзора работали исправно. Ничего нового на мониторах не появилось. Олег Иванович, будучи на лёгком взводе, занялся завтраком. Он ещё не допил свой кофе, как Шарик внезапно вскинулся и звонко залаял. Такого не было ещё ни разу. “Вот оно”, – подумал Олег Иванович и бросился к пульту. На одном из мониторов он тут же увидел парочку мужчин в камуфляжной одежде, движущихся к дому. Один из них, в нём Олег Иванович узнал своего кузена, нёс за спиной рюкзак. Второй – постарше – шёл налегке. Похоже, он был старшим в этой парочке. Олег Иванович достал пистолет, загнал патрон в патронник, снял курок с боевого взвода и положил пистолет в правый карман куртки. Из левого кармана торчали концы всунутых впопыхах обрезков верёвки – важного элемента предстоящей разборки с кузеном и его сопровождением. Затем он занял позицию у внутренней двери тамбура так, чтобы мог видеть картинки от видеокамер, размещённых на потолке тамбура и над входной дверью снаружи. В руке он сжимал пульт дистанционного управления запорами дверей. “Как здорово, что их двое. Так я управлюсь со всей четвёркой по очереди”. Шарик бесновался, бегая по всему дому, и от его лая можно было оглохнуть. И Кузя стал испытывать беспокойство. Он вскочил на рабочий стол Олега Ивановича, выгнул спину и угрожающе шипел на неизвестного врага.

* * *

Лопата и Колян, двигаясь с юга, неспешно подошли к станции Олега Ивановича, ориентируясь на видимые издалека ветряки.

– Смотри-ка, Коля, какие красивые генераторы наш клиент себе поставил. Загляденье! Хвалю.

– С деньгами всё можно сделать красиво.

– Ну и с деньгами можно накосячить… Смотри, на каких сваях дом-то стоит. Вот красота! Нет, мне этот Дудинский определённо нравится.

– А мне так вот эта тарелка нравится. Вот через какую дуру он на “Форекс” заходит.

– Ну ладно, пора бы нам и познакомиться. Что-то нас никто не встречает. Только собачий лай и слышно.

– Может, в честь дня рождения нажрался и дрыхнет теперь без задних ног.

– Посмотрим.

Визитёры подошли к входной двери и остановились. Колян снял с плеч рюкзак и опустил его на землю. На двери в южной стене дома висела табличка под пластинкой тонкого оргстекла:

Тепловой шлюз Дверь № 1 открыта

Лопата осторожно открыл дверь. Перед ним лежал обычный тамбур шириной метра полтора и длиной чуть более двух метров, освещённый расположенным у потолка светодиодным светильником. По бокам были закреплены крючки для верхней одежды. Впереди была дверь, ведшая, очевидно, в жилое помещение. На двери висела другая табличка:

Тепловой шлюз

Дверь № 2 закрыта

Для открытия двери № 2 закройте дверь № 1

Энергетик по образованию, Лопата в душе одобрил и такую техническую деталь – зимой в мороз без такой блокировки можно выморозить всю станцию. Всё у этого Дудинского продумано. Колян вынул из широкого бокового кармана пистолет и передёрнул затвор. Затем он тоже вошёл в тамбур и закрыл за собой входную дверь. В этот момент за его спиной что-то клацнуло. Следом стеклянная банка промелькнула в падении откуда-то сверху и с треском разбилась вдребезги на железной решётке у порога. Погас свет, наступила кромешная тьма, и сладковатый запах наполнил тесное помещение. Передняя дверь № 2 вопреки ожиданиям не открылась, и Лопата безуспешно дёргал её ручку. Колян смог нащупать ручку первой двери, но и она не открывалась. Визитёры успели сообразить, что они попали в какую-то дьявольскую ловушку, и на этом их способность соображать закончилась. Свет снова зажёгся, и Олег Иванович успел заметить, как оба незваных гостя мешками осели на пол.

Сосчитав до тридцати, Олег Иванович открыл входную дверь № 1. Через пять секунд он открыл и дверь № 2, быстро прошмыгнул в неё, сумев не пропустить рвавшегося в бой Шарика, и тут же закрыл её за собой. Стараясь не вдыхать, он ухватил за шиворот одного из пришельцев и вытянул его из тамбура наружу. Вдохнув свежего воздуха, он вбежал снова в тамбур и вытащил второго пришельца. Трясущимися пальцами он не сразу смог связать им руки за спиной. Справившись, в конце концов, с этим непривычным делом, Олег Иванович успокоился. Дрожь в руках унялась, и он уже уверенно спутал им ноги на лодыжках, словно коням в ночном. Теперь визитёры могли идти только семенящим шагом.

Олег Иванович с трудом подтянул бесчувственные тела к стене дома и усадил их спинами в углы между стеной и крылечком. Так они могли сидеть, не падая. Минут двадцать незадачливые рэкетиры сидели, точнее сказать, валялись, прислонённые в углах, неподвижно.

Олег Иванович обыскал гостей. Паспорта, деньги, кредитные карточки, авиабилеты – всё это было при них. Один из них действительно оказался Николаем Каллистратовичем Мягковым, а второй неким Лопатиным Павлом Фёдорович. Были при нём и несколько визиток, из которых следовало, что Олегу Ивановичу оказал честь сам генеральный директор торгового дома “Лопатин П.Ф.”. Кроме этих документов у обоих оказались разрешения на ношение огнестрельного оружия. За поясом Коляна оказался интересный предмет – наручники, а у Лопатина в кармане брюк нашёлся пистолет “Вальтер”. У Лопатина нашлась и записная книжка, со многими записями аккуратным почерком. Олег Иванович пролистал её и обратил внимание на две последних записи. Это были банковские счета с указанием свифтовых адресов и пометками латинскими буквами LS и CI. “Наверное, Лихтенштейн и Каймановы острова”, – подумал он. Рюкзак был почти пуст. В нём были четыре банки тушёнки, буханка хлеба, три плитки шоколада, два рулона туалетной бумаги, навигатор, две пачки пистолетных патронов и две пачки сигарет. “Наверное, они хотели подарить мне на день рождения шоколадку”, – с иронией подумал Олег Иванович и почувствовал смертельную усталость. Шарик в доме уже охрип от лая, но Олег Иванович не хотел выпускать его, пока тамбур полностью не проветрится. Зачем травить верного пса? Он присел на мох, скрестив ноги по-турецки и стал ожидать выхода пришельцев из наркоза.

* * *

Первым стал приходить в себя Колян. Он открыл глаза и долго тупо смотрел перед собой. Попытался пошевелить руками, задёргал ногами. Похоже, до него ещё не дошло, что он связан, и он пытался избавиться от какой-то странной помехи, мешающей ему встать. Потом он заметил старика с пышной седой кучерявой шевелюрой и двухнедельной седой бородой, сидящего неподалеку и с любопытством взирающим на него.

– Т-ты к-кто? – спросил он с трудом.

– Я тут хозяин, а ты кто?

– Ду-ду-динский? – удивился Колян.

– Он самый.

Тут Колян сделал новую решительную попытку встать, и до него, наконец, дошло, что он связан по рукам и ногам.

– Ты что, сволочь, связал меня? А ну развяжи!

– Развяжу, Коля, развяжу. Вот милиция подлетит, тогда и развяжу.

– Какая милиция? Ты что охренел ваще?

– Успокойся, Коля. Ты ещё под наркозом. Дыши глубже и сиди молча.

– Под наркозом?! Ты что, мне операцию сделал?

– К сожалению, нет. А надо было бы.

Колян забился в припадке истерики, и Олег Иванович испугался, что его путы могут не выдержать. Но всё пока обошлось. Колян быстро затих и дико озирался, пытаясь осмыслить своё положение. Завернув голову до предела налево, он заметил своего попутчика, не подающего признаков жизни.

– Слышь ты, хрен старый, ты чего это вытворяешь? Мы честные туристы, а ты нас наркозом. За это по головке не погладят. – Загремишь на кичу под старость-то лет.

– Ты о моей голове не печалься. Скажи лучше, как твоя? Не болит?

– Блин, трещит, как арбуз.

– Так может, тебе налить стопарик?

– А не отравишь?

– Не знаю. Нет, лучше ты потерпи. Так надёжнее будет. А то я ведь не врач.

– А-а-а. Врёшь, что не врач. Ты же, гад, органами торгуешь. Я ж тебя знаю. Ты что, хочешь у нас почки вырезать?

– Почки?! Ну ты меня развеселил. Ты лучше скажи, честный турист, зачем ты сюда припёрся, захотел почку продать?

– У нас маршрут…

– Знаю я, где у тебя маршрут. Остальные двое далеко остались?

Колян замолк. Возможно, из страха выболтать чего лишнего. Олег Иванович решился выпустить вконец охрипшего Шарика. Пёс пулей вылетел из дома и тут же встал, как вкопанный, не зная, что ему делать. Олег Иванович заговорил с ним ласковым тоном, и Шарик повеселел. Он деловито обнюхал обоих пленников и тут же их пометил своим кобелиным способом.

Олег Иванович зашёл в дом, вынес совок, аккуратно собрал осколки банки в тамбуре и нашёл при этом обронённый Коляном пистолет на боевом взводе, такой же, как у шефа, “Вальтер”. Лопата стал приходить в себя. Продрав глаза, он осмотрелся, понял, что он связан и заметил краем глаза, что Колян в таком же положении находится рядом. К нему подошёл Олег Иванович и вежливо спросил:

– Добро пожаловать, Павел Фёдорович. Как вы себя чувствуете?

– Не лучшим образом. Что же вы, Олег Иванович, такое учудили? Мы к вам зашли – вас поздравить, а вы нас повязали, как бандитов каких.

– Во как?! Так вы меня поздравить пришли. А в качестве подарка наручники?

– А что? Хороший сувенир. Пригодится, когда настоящие бандиты к вам заявятся.

– Да вы никак юморист, я смотрю.

– Обстановка вынуждает. Вообще-то вы нас освободите, чтобы не нарваться на неприятности. Вы же произвол творите, а это противозаконно.

– Возможно. Но обстановка вынуждает. Кстати, а зачем ваш ассистент со взведённым пистолетом в мой дом зайти пытался?

– Да мало ли кто и что нас в доме ожидало. Простая предосторожность. А что это вы в белых перчатках, как на балу?

– А чтобы на ваших предметах, которые я извлёк, оставались лишь ваши отпечатки пальцев. А то оправдывайся потом в милиции, почему на ваших пистолетах будут найдены мои пальчики.

– В милиции? Зачем в милиции? Не надо никакой милиции. Хоть вы и обошлись с нами так невежливо, мы не в претензиях, жаловаться на вас не будем.

– Браво! Вот уж чего не ожидал. Они не в претензиях. Ну, вижу, вы уже очухались. А посему мы сейчас прогуляемся к месту для вас чрезвычайно интересному. Там вы и отобедаете, если у вас ещё аппетит не пропал.

Олег Иванович помог пленникам подняться.

– Вот так, не спеша, мелкими шажками идём вон к той куче брёвен. Как видите, это недалеко.

– А если мы никуда не пойдём?

– Я оттащу вас силой, и это будет мне тяжело, а вам больно. Зачем нам это?… Ну вот и пришли. Теперь попробуйте усесться вот на это брёвнышко. Вот так, я помогу. А я теперь вас зафиксирую на нём, чтобы вы не упали.

Колян попробовал сопротивляться, и Олег Иванович хряпнул его рукоятью своего “Макарова” по макушке. Колян отпал на спину, и Олег Иванович без помех примотал его крест-накрест за ноги к бревну.

– Ну вот, авось очухается, пока я обедать буду. Вы, Павел Фёдорович тоже желаете “Макаровым” по мозгам, или будете вести себя смирно?

– Ох, разгневаете вы бога, Олег Иванович.

– Могу вас вполне авторитетно, как специалист по космологии, заверить, что бога нет.

И Лопата был зафиксирован на бревне в точности так же, как и Колян.

– Так как насчёт обеда?

– Да что вы всё со своим обедом – в горло ничто не пойдёт. Тошнит меня.

– Это нормально. Значит, вы сильно не отравились.

Олег Иванович, сопровождаемый недоумённым Шариком, вернулся в дом и наскоро перекусил остатками вчерашнего обеда – рыбными пельменями. Затем он прошёл к компьютеру и увидел несколько поздравлений ко дню рождения. Одно из них было от господина Тюлли из Дюссельдорфа. От брата Константина из Красноярска ничего не было. Олег Иванович не стал отвечать на поздравления, но в Красноярск отправил новое сообщение.

“Дорогой брат Константин. Спешу доложить, что химия сработала лучшим образом. У меня, к счастью, нашлась канистра с хлороформом, и прибывшие ко мне два типа Мягков и Лопатин были наркотизированы, как в операционной. Сейчас они, связанные по рукам и ногам, ожидают моего допроса. Буду извлекать из них “основания” для милиции. И думаю, что извлеку. Ты только не переживай. Пыток не будет. В крайнем случае отцовские оплеухи. Надеюсь, через пару дней “основания” будут более чем полные.

С братским приветом,

Олег”.

* * *

Колян пришёл в себя, с трудом распрямился и истерически разразился пулемётной очередью нецензурных слов и междометий.

– Остынь, Колян. Криком делу не поможешь.

– Так что делать-то, шеф?

– Выжидать. Мочить нас дед сразу не станет. Да и вообще, это нам не грозит. Дед хочет сдать нас ментам. Но сдавать-то нас не за что. Мы же ему ничего не успели сделать. Ну вызовет наряд, ну заберут нас. Так ему же самому и попадёт за ложный вызов. А залететь сюда на вертушке немалого стоит.

– Так что, ему придётся нас отпустить?

– Будем надеяться, что он образумится и поймёт глупость своего положения.

– Ну да. С его стороны было бы самой большой глупостью нас освободить. Я же ему сразу кишки выпущу.

– Вот и я боюсь, что он догадывается о цели нашего визита и едва ли нас отпустит. Твой дружок в Дюссельдорфе мог ему что-нибудь наклепать?

– Да нет. Ванька сам понятия не имеет, что мы сюда собрались.

– А о других делах твой Ванька догадывается?

– Ну так… Скорее всего, да. Но он никого из наших клиентов до сих пор не предупреждал. Это точно. И деньги берёт, хоть и кочевряжится каждый раз.

– Как же этот дед смог нас так не по-детски оглоушить? Он явно нас поджидал. Это значит, что кто-то его предупредил.

– Блин! Да кто же эта гнида?!

– А тебе ничего в голову не приходит?

– Ума не приложу!

– А может быть, Колюня, ты тут зимой так наследил, что твоё новое появление здесь ментов или ещё кого насторожило? Вот его и могли предупредить.

– Да нет, что вы! Я же всё сделал аккуратно. Да и с теми, с кем я базарил зимой, мы сейчас даже издалека не виделись.

– Но как бы то ни было, дед нас стопудово ждал. И не просто ждал, а знал, зачем мы сюда идём.

– Пока вы в отключке были, он о других спрашивал и про отклонение от маршрута говорил. Блин, он всё знает!

– Ну-ка, ну-ка? Как это было?

– Ну, всё, говорит, я о вас знаю. Где, говорит, остальные двое? И маршрут, говорит, я ваш знаю.

– Вот влипли!

– Так что же делать, Павел Фёдорович?!

– Прежде всего, не психовать. Выжидать. Может быть, те двое догадаются на выручку прийти… Хотя вряд ли. Надо как-то самим ловить момент.

– Ну, а если не поймаем, что тогда?

– Скорее всего, он сдаст нас ментам, ну а там мы уж как-нибудь отбрешемся. Заруби на носу: мы пришли сюда посмотреть на его станцию, что я хочу инвестировать в ветроэнергетику и хочу посмотреть, как работают ветряки на Таймыре. А внезапно мы к нему пришли, чтобы сделать сюрприз ко дню рождения. Вот на этом стой, как пономарь, и мы в ментовке отмажемся. А дед ещё и в дураках останется. Его могут упечь за незаконное лишение свободы. И я постараюсь, чтобы обязательно упекли, да на полную катушку.

– К ментам не хочется…

– Для нас сейчас и менты в радость, Коля.

– А зачем это он нас на эти брёвна усадил?

– Ну так же мы никуда не убежим. А на воздухе нам даже лучше. Тебя не тошнит?

– Есть малёк. Это от отравы?

– Конечно от неё.

– Эх, блин. Хоть бы какой подарок иметь с собой для отмазки. А то, в самом деле, у нас кроме шоколадки да наручников ничего нет. О! Скажем, что везли ему хорошую видеокамеру, да в речке утопили нечаянно, вот и остались без подарка.

– Молодец, Коля. Так, скажем, что на том большом озере была сильная качка, и камера свалилась за борт. Чуть сами не утонули. И запомни – на озере Сожаления. Про озеро Радости надо пока забыть.

– Да, подходящее название у озера. Утопили камеру и сожалеем.

– Запоминай дальше: видеокамера марки “Sony”, я привёз её из Италии в июне. Купил специально для Дудинского. Камера дорогая, за тысячу евро.

– А зачем нам наручники?

– А тоже подарок. Шуточный, с юмором. Мол де полезная вещь. В хозяйстве пригодится.

– А что? Вполне клёво.

– Вот так и тверди всё время, и, увидишь, ничего нам не будет. Штрафанут за уклонение от маршрута, и все дела.

– Так что, плакали наши денежки от дедушки?

– Да, похоже, что в этот раз у нас облом вышел. Хотя, может быть, дедуля как-нибудь лопухнётся, и мы ещё своё возьмём.

– Эх, было бы здорово! Мы бы его тогда без копейки оставили и я бы так его помучил… А потом рядом с камерой бы и утопил. Пусть снимает подводный мир Сожаления.

– А зачем нам на то озеро возвращаться? Утопим прямо здесь. Здесь тоже воды хватает… Ну мы с тобой и размечтались. Самим бы не утонуть.

– Павел Фёдорович, мне и в самом деле как-то легче стало. Ну попадём в ментовку ненадолго, так не впервой ведь. Переживём.

– Ну вот и ладушки. Главное, не вешать носа, и прорвёмся. А не будем рыпаться, так, глядишь, ещё и дедулю на это самое бревно посадим.

Лопата и Колян ещё какое-то время переговаривались, подбадривая друг друга и искренне надеясь на удачу, которая в любой момент может им улыбнуться.

– Павел Фёдорович, уже отлить охота…

– А вот и шанс. Особенно при большой нужде. Не будет же он нас, как детей на руках над горшком держать. Придётся ему нас хотя бы частично освободить. Терпение, Коля, терпение… Так, Коля, замолкаем. Вон он идёт.

* * *

– Ну что, гости дорогие, не сильно дует? Но вижу, что свежий ветерок вам на пользу пошёл, да и комары не досаждают.

– Одумайтесь, Олег Иванович, вы же себя под статью подводите. “Незаконное лишение свободы”, статья сто двадцать седьмая. Светит вам реальный срок…

– Сто двадцать седьмая, говорите? Вот в чём не силён, так это в уголовном праве. Здесь мне с вами, рецидивистами, тягаться не по зубам.

– Да какие мы рецидивисты? Ну были у нас ошибки молодости, у кого их не было?

– Ну у меня, например, не было. И у всех моих знакомых таких ошибок не было. Честно скажу, я вообще впервые рецидивистов перед собой вижу. И как-то меня это не радует.

– Олег Иванович, не дурите. Поймите, что мы пришли к вам с самыми добрыми намерениями. Хотели сделать сюрприз к вашему дню рождения. Везли вам дорогой подарок…

– Наручники?

– Да что вы всё наручники да наручники. Видеокамеру мы вам везли.

– И где же она? Осталась по ошибке с теми двумя?

– Да нет. Во время качки на озере Сожаления за борт упала и утонула.

– Ай, какая незадача. Это вы, пока я обедал, придумали? Или заранее такую легенду заготовили?

– Да вот истинный крест, так и было!

– Ладно, это мне неинтересно. Гораздо интереснее послушать, о чём вы тут мирно беседовали без меня.

Олег Иванович подошёл к пленникам, протянул руку между ними и подобрал из ложбинки между вторым и третьим бревном портативный диктофон.

– Сейчас послушаем…

Лопата и Колян онемели. Так дёшево попасться! Без наркоза они бы такую глупость не сморозили. Ну теперь дед слабины не даст. Остаётся уповать только на родную милицию. А там ещё неизвестно, чем их трёп обернётся. Колян раскачивался в молчаливом отчаянии, а Лопата тягостно вздыхал. Оба словно решили, что любое произнесённое ими слово может им только навредить. Установилась тишина. Только из микродинамика диктофона доносились их искажённые хриплые голоса.

Олег Иванович внимательно прослушал всю запись. Помолчал немного и заговорил изменившимся голосом.

– Я думаю, будет большой ошибкой сдать вас, как вы изволили выразиться, ментам. Это было бы фактическим освобождением вас от заслуженного наказания, и мне принесло бы это совершенно излишние хлопоты. Нет, сдать вас можно, но только в том случае, если вы дадите так называемые основания для вашей надёжной посадки, надеюсь пожизненной. Но вы же их добровольно не дадите. Что остаётся? А сделать так, будто вас тут никогда и не было. Вы же могли утонуть в озере Сожаления, как и видеокамера “Sony”, не добравшись до моей обители.

Олег Иванович задумчиво посмотрел на пленников, старавшихся не смотреть ему в глаза.

– Знаете ли вы, на чём вы сейчас сидите? Не догадываетесь. А ведь это будущее место моего огненного погребения. Я планировал накануне неминуемой смерти взобраться на эти брёвна, умереть на них, а потом автоматика зажжёт подо мной костёр, и я покинул бы этот мир, не принеся никому никаких неудобств. Сейчас же мне придётся изменить мой план. На этих брёвнах сгорите вы. И ни малейших следов вашего пребывания здесь не останется. Кое-какие ваши предметы могут быть найдены на берегу большого озера Сожаления. И все решат, что вы утонули.

От этих слов пленникам стало не по себе. Подсевший размеренный голос, выражение лица Олега Ивановича убеждали сильнее слов – он осуществит своё намерение и избавится от них самым эффективным образом, обратив их в дым.

– Но, впрочем, у вас ещё есть выбор. Вы можете остаться наживу только в том случае, если признаетесь перед видеокамерой во всех… я подчёркиваю, во всех ваших преступлениях за время с последних отсидок. И не просто признаетесь, а доказательно. Так, чтобы всё можно было легко проверить.

– Олег Иванович! Да вы – сумасшедший!

– Павел Фёдорович, я понимаю, что душой вы не можете смириться с вашим положением. Но вы же не Коля, включите свои мозги и убедитесь, что мы с вами одновременно жить на этой планете не сможем. Если я отдам вас милиции без материалов на пожизненное заключение, вы вернётесь, и мне конец. А зачем мне это? Мне много проще вас сжечь, и никто ведь никогда не узнает, что с вами стало. Пропали без вести на просторах Таймыра. И всё. Так что выбирайте: или вы расписываете всю вашу преступную деятельность, или сгораете.

– Олег Иванович!

– Всё! С вами я пока прекращаю дискуссию, а вот с Колей я поговорю отдельно. Коля помоложе вас, тяга к жизни у него сильнее, и он поможет мне в сборе оснований для вашей посадки. Не так ли, Коля?

Коля что-то замычал, готовый упасть в обморок. Олег Иванович отвязал его от бревна и помог ему слезть.

– Ба! Коля, да ты никак в штаны надул? Ничего, на ветру скоро просохнешь. Пошли-ка вон к тому ветряку.

Олег Иванович провёл очумевшего Коляна к восточному ветряку, усадил его на землю и привязал к опоре.

– Скажи, Коля, ты жить-то хочешь?

Колян не ответил. Голова его готова была взорваться. Признаваться в своих делах, как требует этот чокнутый старик, было противно его существу до предела. И с перспективой сгореть он смириться тоже никак не мог. Наступил ступор.

– Вижу, что хочешь. Оттого тебя и клинит. Но ты подумай, подумай, как следует. Отсидишь своё, выйдешь и заживёшь, как человек. Деньги у тебя будут… О матери подумай. Как, кстати, Мария Ивановна поживает? Ты ей хоть помогаешь чем?

Колян встрепенулся. Откуда он знает, как звать его мать? Он что, волшебник? Олег Иванович посмотрел на ошеломлённого Коляна с хитрым прищуром.

– Наследство-то большое ожидаешь? Что там в Пензе Борис Моисеевич тебе говорил?

Колян был на грани потери сознания и готов был поверить, что всё это ему снится. Может ли наяву случиться такое, чтобы этот таймырский отшельник знал и его мать, и Бориса Моисеевича?! Тем более, что всё это держится в секрете, и даже Лопата ни о чём не догадывается.

– Ну что ж ты молчишь, Коля? Ответь по-родственному. Мы же с тобой, как-никак, двоюродные братья.

Колян стал задыхаться, не перенеся вал свалившихся на него потрясений.

– Но-но, Коля. Ты же вроде не слабак и не баба. Успокойся. Сейчас я тебе воды принесу.

Олег Иванович поспешил к дому. Лопата, видя, что Колян тупо раскачивает головой, а хозяин станции несёт ему воду, решил, что Колян обезумел от аргументов хитрого старика, припёршего, похоже, Коляна к стенке. “Лопате” стало тоскливо. Никогда он ещё в такое безвыходное положение не попадал. “Если Колян расколется, а этого вполне можно ожидать, то плохи мои дела” – решил он.

– На, дорогой кузен, попей водички, да очухайся. Тебе-таки повезло, не то что твоему шефу.

– Что-то я ничего не понимаю. Вы что – тот, кто ищет наследников?

– Да, Коля, именно так. Моя мама Марфа Епифановна Синельникова и твой батюшка Каллистрат Епифанович Синельников были родными братом и сестрой. У тебя мать вот осталась, а я круглый сирота. Но под старость лет решил я поискать родственников – куда же мне деньжищи-то свои девать? Не отдавать же всё на благотворительность, если где-то какая родня осталась. Вот так я тебя и нашёл, Колюня. Но радости от этого, извини, как-то мало. Единственная родная душа на земле, и тот бандит…

– Так, может быть, не надо родственника-то убивать?

– Ишь ты, как запел. А я ведь и вправду не хочу ни тебя, ни твоего шефа убивать. И не убью, если только не вынудите меня пойти на это.

– Да мы не будем вынуждать…

– А чтобы не вынудить, надо честно и доказательно сообщить о всех ваших преступлениях за последние годы, чтобы честно сесть и отсидеть положенное.

– Да не было никаких преступлений…

– Да-а, Коля, и в кого ты такой тупой уродился? Мы же одной крови, я вроде нормальный, а ты-то почему дурак?

– Да честно…

– Ну что ты несёшь?! Вы же пришли сюда с намерением отобрать у меня деньги и потом утопить. Ведь не оставили бы вы меня живым ни за что – я бы сразу заявление на вас подал. Ну ты дурак, так твой шеф-то уж сообразил бы, что безнаказанно отобрать деньги, не убив меня, нельзя. Ну, доходит до тебя?

Колян понуро кивнул головой.

– То есть, вас уже можно сажать за покушение на убийство. А покушение на преступление карается одинаково, как и само преступление. Так было покушение, или нет?

Колян замолк, не в силах отрицать и признаться.

– Слушай, Колюня. Тебе надо во всём чистосердечно признаться. И про шефа твоего всю правду выложить. Ведь он же главарь вашей банды. Только тогда ты не вынудишь меня тебя сжечь. И сделать это надо, как можно быстрей, чтобы я вызвал милицию, пока те двое вас не хватятся. Они где, кстати, вас поджидают?

– Ну там, где Вента в Тарею впадает.

– Всё правильно. Я так и думал. Давай-ка, Коля не будем тратить время зря. Сейчас я принесу видеокамеру, и ты сделаешь чистосердечное признание для прокуратуры и подробно расскажешь о подготовке вашего рейда ко мне. С самого начала. Имей в виду, я знаю кое-что о твоих командировках, и если уличу тебя во лжи, ты будешь мне не брат и даже не труп. Станешь дымом. Только чистую правду! Ты понял?

– Да, понял.

– Молодец. И имей в виду. Покаешься, отсидишь, поможешь шефа и всю вашу банду засадить – вступишь в наследство. Оставлю я тебе достаточно денег, чтобы не знать тебе нужды под старость лет. Выбирай – или это, или дым.

– Дым не хочу.

– Вот и договорились. Сейчас я подойду. Да, вот что. Когда ваша банда на меня вышла? Не после ли открытия мною счёта в Дюссельдорфе?

– Да, с того момента.

– И наводку дал Йоханн Фишер?

– Да, он.

– Ясно. Ну, потерпи минутку. Я скоро вернусь.

Олег Иванович вернулся с видеокамерой и штативом. Лопата проводил его взглядом и догадался, что Колян сейчас начнёт “петь”, и лютая злоба охватила его.

– Колян, сука! Молчи! Он блефует, ничего нам не будет. Молчи! Слышишь?!

Колян мельком бросил взгляд на своего шефа и отвернулся.

– Не слушай его, Коля. Ты ещё увидишь, как он тебя главным злодеем сделать постарается. Ты готов?

– Да, в порядке.

– Значит так. Смотри в объектив. Вначале представься и сообщи, что делаешь чистосердечное признание в покушении на моё ограбление с последующим убийством.

Олег Иванович закрепил камеру, навёл её на лицо Коляна крупным планом и дал отмашку рукой. Колян прокашлялся и заговорил осипшим голосом: “Я, Мягков Николай Каллистратович, сегодня, девятого августа 2010 года, находясь на станции Дудинского Олега Ивановича на Таймыре, чистосердечно признаюсь, что я прибыл сюда вместе с руководителем нашей преступной группы Лопатой, то есть, Лопатиным Павлом Фёдоровичем с целью вымогательства денег у хозяина станции и последующего его убийства…”. Олег Иванович едва не присвистнул от складности первой фразы, произнесённой Коляном. “Похоже, ему не раз приходилось давать показания на видеокамеру”, – мелькнуло в его голове. Дальше Колян говорил уже не столь гладко, но вполне ясно и даже убедительно. Через двадцать минут Колян закончил. Лопата наблюдал за этой сценой издалека и лихорадочно соображал, какую линию избрать ему теперь. Ничего в голову не приходило, и он смирился с тем, что придётся импровизировать по ходу развития событий.

* * *

Олег Иванович остановил камеру.

– Молодец, Коля. Порадовал ты меня. Но это не всё. Я сейчас буду задавать тебе вопросы, и ты на них отвечай максимально чётко. Помни, что твоё спасение в максимальной чистосердечности, и не забывай, что моя щедрость в завещании тоже будет от неё зависеть.

– Понятно.

– Вопрос: кто возглавляет вашу группу вымогателей?

– Лопата, то есть Лопатин Павел Фёдорович.

– Разве? Павел Фёдорович – это же большой босс, он возглавляет весь синдикат, и ваша группа подчиняется ему. Но в группе-то есть старший. Кто он?

Колян потупился, сглотнул слюну и с отчаянием выкрикнул:

– Я – старший группы.

– Вопрос: сколько наводок дал вам Йоханн Фишер из Дюссельдорфа?

– Где-то около пятнадцати.

– Вопрос: как эти наводки реализовались?

– Обыкновенно. Мы выезжали к клиентам и прессовали их, пока они не отдавали деньги.

– Вопрос: все наводки были так реализованы?

– Все, кроме одной – с вами.

– Вопрос: кто-нибудь из ваших клиентов умер в результате “прессования”?

– По-моему, нет. При нас никто не умирал.

– Вопрос: назовите всех ваших “клиентов”, когда и на какие суммы вы их “отпрессовали”?

Колян понурым голосом стал перечислять, удивив Олега Ивановича тем, что Колян хорошо помнил имена и адреса всех “клиентов” и все даты “прессований”.

– Вопрос: куда переводились деньги ваших жертв?

– На счета в банках Лихтенштейна и Каймановых островов.

– Вопрос: кто распоряжается этими счетами?

– Лопата, то есть, Лопатин Павел Фёдорович.

– Вопрос: какое вознаграждение получала ваша группа исполнителей?

– По-разному. От десяти до двадцати процентов от полученной суммы.

– Вопрос: кто давал команды на реализацию наводок от Фишера?

– Шеф Лопатин Павел Фёдорович.

– Вопрос: то есть, фактическим руководителем и организатором деятельности вашей группы был Лопатин?

– Да. Мы без его ведома или команды ничего не делали. Да он бы нас тут же замочил.

– Вопрос: то есть, вам известны случаи убийств, организованных вашим шефом?

– Люди говорят, что у шефа есть свой киллер. Но я его не знаю, и кого он приказал убить, тоже не знаю. Просто, у него такая слава, что он спуску не даст и перед убийством не остановится.

На этом вопросы закончились. Олег Иванович перенастроил камеру на план поменьше и сам подошёл к Коляну, присев рядом с ним. Глядя в камеру, он произнёс: “Я, Дудинский Олег Иванович сегодня, девятого августа 2010 года, произвёл данную запись и подтверждаю, что она подлинная и монтажу не подвергалась. Настоящим я прошу органы прокуратуры возбудить уголовное дело против группы лиц, состоящей из Лопатина Павла Фёдоровича, Мягкова Николая Каллистратовича, Нечипоренко Олега Осиповича и Галузяна Виктора Оганесовича. Первые двое из указанных лиц мною задержаны на территории моей научной станции и будут удерживаться связанными до прибытия наряда милиции. Остальные поджидают первых на слиянии рек Вента и Тарея. Настоящим я также подтверждаю, что Мягков Николай Каллистратович чистосердечно раскаялся и добровольно дал правдивые показания”.

* * *

– Поздравляю, Коля! Ты облегчил себе душу, и у тебя есть шанс после возвращения начать жизнь честного человека. Я найму тебе сильного адвоката, будут у тебя и деньги. Все свои деньги я тебе не оставлю, но пяток миллионов завещать готов. Ты не возражаешь?

С Коляном случилось нечто, ему до сих пор неведомое. Он едва не задохнулся от внезапного прилива родственных чувств к Олегу Ивановичу. Он разрыдался, как мальчишка:

– Дядя Олег, простите меня! Гадом буду, я завяжу с этой бандитской жизнью. На зоне буду молиться на вас. А выйду, уйду в монахи, буду служить богу и людям, буду грехи свои замаливать и возвращать долги тем, кого в жизни обидел…

– Поплачь, Коля, поплачь. Слёзы душу лечат. Нагрешил ты немало. Но есть у тебя ещё время и на добрые дела.

– Дядя Олег, простите, Христа ради простите! Ой как мне тошно от жизни моей непутёвой…

Олег Иванович посмотрел на Коляна и внутренне содрогнулся от того, что перед ним теперь сидел не жалкий лгунишка, попавшийся на лжи и надеющийся исправить впечатление о себе новой ложью. На лице Коляна была написана вселенская боль от осознания своей вины и раскаяния. Такие лица Олег Иванович встречал на полотнах живописцев позднего Возрождения, изображавших кающихся грешников. Жаркая волна сочувствия опалила его сердце, и он ответил, повинуясь не разуму, а чувству, удивляясь сам себе:

– Да я-то тебя прощаю, Коля…

Олег Иванович перехватил дыхание и продолжил, уже вполне рассудительно:

– … Но простят ли тебя те, кого ты “прессовал”?… А что ты меня всё дядей зовёшь? Мы же братья, хоть и двоюродные.

– Не знаю, как-то само собой так назвалось. Можно, я вас так буду называть? Какой я вам брат… Вот смотрю на вас, ведь мы же похожи, мы же родня. Вы – вон какой… А я… Я ведь тоже мог бы быть, как вы, а во что я превратился? Вы вправду прощаете меня, дядя Олег?

Олег Иванович посмотрел Коляну в глаза и вновь ощутил, что Колян переживает катарсис неописуемой силы. Нечто подобное переживал и он сам. Внезапное тёплое чувство к сгораемому от раскаяния вызвало прилив крови к голове, в ушах его молотом стучало собственное сердце.

– Ну конечно же, Коля. Вижу, что ты не спектакль играешь, а вправду каешься.

– Ой, дядя Олег, что же это со мной? Никогда такого не было. Жжёт меня что-то в груди. Как мне стыдно…

– Потерпи, Коля, сейчас я тебе валерьянки принесу.

Олег Иванович заспешил к дому и через минуту вернулся с таблетками с экстрактом валерьяны. Лопата частично слышал вскрики Коляна и пытался раскусить, что там происходит. “Наверное, разыгрывает кающегося грешника. Что-то я не помню, чтобы Колян так мастерски комедию мог ломать. А что? Вдруг получится. Чёрт! А вдруг он и в самом деле раскаивается? Ну точно! Это же дурень непробиваемый. Дед ему наплёл чего-нибудь про совесть, вот он и поплыл. Нет, пора Коляна увольнять. Интересно, чего он там на камеру наговорил?”.

Запив валерьянку стаканом воды, Колян слегка успокоился.

– Дядя Олег, вот честное слово, мне так хорошо сейчас. Я вытерплю всё, отсижу и не пикну, потом к матери вернусь, если ещё жива будет…

Олег Иванович не узнавал сам себя. Обычно рассудительный, он поплыл по воле охвативших его чувств. В этот момент ему неудержимо захотелось сделать что-нибудь такое, чего требовала сложившаяся нетривиальная ситуация. Что именно, в голову не шло. Подсказала, очевидно, нерациональная душа, подтолкнувшая его к безумному поступку. Где-то в подсознании он понимал, что делает глупость, но он уже не мог противостоять искушению поставить на кон собственную жизнь.

– Всё хорошо, Коля. Могло быть хуже. Давай вставай, пойдём ко мне в дом.

И тут Олег Иванович достал небольшой складной ножик и перерезал верёвки на ногах и на руках Коляна.

– Вот так, Коля. Теперь ты можешь доказать, что ты и вправду раскаялся. Сейчас ты можешь на меня наброситься, скрутить меня, старика, и приступить к исполнению вашего плана – начать, как у вас говорится, “прессовать” меня. Запись твоего признания всё ещё в камере, никто её не видел. Дорога к моим деньгам открыта. Можешь воспользоваться моей добротой. Но, если ты этого не сделаешь, то в суде рассмотрят это как главное доказательство твоего искреннего раскаяния. Как видишь, я рискую своей жизнью, чтобы дать тебе, единственному родному человеку на свете, лишний шанс на мягкий приговор суда. Ты понял, что я делаю и зачем?

– Дядя Олег! Спасибо вам. Да я за вас любому пасть порву…

Лопата, увидев, что Колян стоит свободный от пут, возликовал. “Ай да Колян! Ай, да молоток! Купил деда на сентиментальности. А дед-то как сглупил. Ну, сейчас ему всё аукнется”. Между тем Олег Иванович обнял Коляна и похлопал его по спине. “Вот самый подходящий момент! Колян, чего ж ты тянешь? Придуши уж старика”, – пронеслось в голове у Лопаты. Но Колян не проявлял ни малейшей агрессивности к старику. Вместе с Олегом Ивановичем в сопровождении пса он прошёл к дому, и вся троица скрылась за его углом. “Что происходит? Чёрт возьми! Похоже, дед купил Коляна за пару миллионов, и тот теперь готов ему пятки лизать. Ну, Колян, если ты не воспользуешься моментом, и деда не скрутишь, я ж тебя на мелкие кусочки изорву”.

– Скажи-ка, Коля, а что нам делать с твоим шефом?

– Он мне больше не шеф. Вот кому доверять ни в коем случае нельзя.

– Так я и думал. Ну и бог с ним. Пусть посидит пока на сквознячке. Вот что, Коля, снимай-ка ты свою вонючую одежду…

Олег Иванович вынес из кладовой комплект фирменной одежды “Таймырской экспедиции Дудинского” и отправил его в душ. Пока ошеломлённый Колян приводил себя в порядок, Олег Иванович переписал видеозапись из камеры на жёсткий диск компьютера.

– Ну вот, Коля, совсем другой коленкор! Слушай, да мы ведь и в самом деле здорово похожи. Подойди-ка сюда, к зеркалу.

Колян, смущаясь, стал рядом с неожиданно объявившимся кузеном. Да, их родство было более чем очевидно.

– Вот что, Коля, нам с тобой надо ещё кое-что сделать. Давай-ка усядемся перед этой камерой.

Настроив камеру, Олег Иванович начал: “В дополнение к моему заявлению считаю должным сообщить, что убедившись в искреннем раскаянии Николая Каллистратовича Мягкова, я освободил его от спутывавших его верёвок, предоставив ему полную свободу движений. Коля, покажи-ка твои руки…”. Здесь Колян поднял руки и пошевелил ими. “Как можно видеть, он имеет все возможности осуществить свой первоначальный план и расправиться со мной. Сделанные им признания всё ещё не отправлены на Большую землю, и у любого преступника на его месте возник бы соблазн уклониться от суда. Но он этого не сделал. Прошу учесть это обстоятельство при избрании меры пресечения на стадии следствия. Николай будет охотно сотрудничать со следствием и готов понести заслуженное наказание по решению суда. Содержание его под стражей считаю излишним”.

– Сейчас, Коля, мы вместе отправим обе эти видеозаписи моему приятелю в Красноярск, и он завтра же передаст их в прокуратуру. Как только она уйдёт, прессовать и убивать меня уже будет поздно. Так как, отправляем?

– Дядя Олег, конечно, отправляйте. Я ничего не боюсь и на всё готов.

– Вот и замечательно. Ты не проголодался?

– Есть маленько.

– Ну часок ещё потерпишь?

– Да хоть десять часов!

– Ну и хорошо.

Олег Иванович кликнул мышкой, и видеофайл неспешно отправился в Красноярск. Через десять минут его уже открывал Константин Антонович.

– Всё, Коля. Теперь дело за органами правопорядка. А здесь мы сейчас побеседуем с твоим шефом. Ему я свободу предоставлять не намерен. Не переживай. Шарик, вперёд!

* * *

Лопату трудно было чем удивить. Но он был просто поражён, увидев, что из дома к нему направились хозяин станции и его верный цепной пёс Колян, совершенно свободный, и одетый в такую же форменную одежду, как и Олег Иванович.

– Вас, Павел Фёдорович, похоже, изумляет картина, что вы видите перед собой?

– Да уж, признаться, изумляться есть чему. Чем же вы Коляна подкупить смогли? Сколько миллионов ему отвалили?

– Да нисколько. Я ему пообещал полную поддержку в суде. Его будут защищать лучшие адвокаты. Я поручился за него, что он прекращает бандитствовать. Как это у вас называется, “завязал”? Коля, к тому же, искренне раскаялся. И доказывает это тем, что, как видите, имея все шансы меня “отпрессовать”, он этого не сделал. И это ему обязательно зачтётся на суде. Не исключаю, что он получит всего лишь условный срок, если его простят все ваши, Павел Фёдорович, жертвы.

– Почему мои? Я-то тут при чём. Это он заплечных дел мастер.

– То есть, вы хотите сказать, что именно Коля должен отвечать за все акции “прессования”, а вы не при чём?

– Ну а как иначе? Он и его отморозки…

– Ну что я говорил, Коля? И петух прокукарекать не успел, а шеф тебя уже предал.

– Ах ты гнида! Да если бы не ты, то никого бы мы прессовать не смогли.

– Стоп-стоп! Не будем спорить о бесспорном. Да, Павел Фёдорович, Коля был заплечных дел мастером. Но сейчас он раскаявшийся мастер. А это значительно меняет дело. Мои адвокаты поработают с вашими жертвами и разъяснят, кто в первую очередь должен отвечать за их страдания. И я почти уверен, что они Колю простят.

– Слушайте, от ваших проповедей я скоро тресну. Нельзя ли мне в туалет как-нибудь сходить?

– Ну отчего же? Сейчас я вас отвяжу от бревна… Так, Коля, отведи его туда вон подальше за бугорок, помоги ему облегчиться.

Недавние налётчики отошли подальше от станции, и между ними завязалась оживлённая дискуссия.

– Колян, ты что, охренел совсем? Чего ты с этим старым хреном чикаешься? Ты что, меня предал, выходит?

– Я не предал. Я раскаялся. Чистосердечно. И тебе, Лопата, советую.

– Да ты сбрендил совсем, Колюня. Слушай, давай его скрутим, я готов тебе все его деньги отдать. Забирай всё, сколько там у него, тридцать, сорок миллионов… Или все пятьдесят? Всё бери, только не дай ему ментов сюда зазвать.

– Ага. Да ты своего киллера завтра же ко мне пошлёшь.

– Да ты что, Колян! Если я чего сказал, то так и будет. Все миллионы Дудинского – твои. Договорились?

– Нет. Не договоримся. Всё бесполезно, Лопата. Да и поздно. Материалы уже в прокуратуре.

– Так я и думал! Ну, Колян, теперь тебе не жить…

– Это мы ещё посмотрим, кому сколько жить осталось. Ладно, кончай базар. Давай-ка, я тебе ширинку расстегну. Или тебе и по-большому надо?

По дороге назад Лопата сокрушённо качал головой, повторяя: “Ну, Колян, это тебе даром не пройдёт”.

– Ну что, Павел Фёдорович, всё в порядке? Можем приступать?

– Валяйте.

Лопата презрительно посмотрел вначале на Коляна, потом на Олега Ивановича, и странная мысль промелькнула в его голове: “Ишь ты, вырядились в одинаковую форму и даже похожими стали один на другого”.

– Павел Фёдорович, я, хотел было с вами обстоятельно побеседовать, но, признаюсь, сильно устал. Возраст сказывается. Давайте мы с вами поговорим завтра, а сейчас устроим ночлег. Коля, там в вашем рюкзаке есть тушёнка и хлеб. Вполне приличный ужин для арестанта. Займись его кормёжкой, а я согрею чай.

Пока Олег Иванович грел чай, Колян покормил своего бывшего шефа из ложечки, как младенца. Вскоре подошёл Олег Иванович с термосом и свёртком брезента. После чаепития, пленник был уложен на брёвна и крепко привязан к ним.

– Пора привыкать к тяготам арестантского бытия, Павел Фёдорович. Хотя, что это я… вам же не впервой. Так вот, придётся вам поспать на этих брёвнышках, как на нарах. Чтобы полярное солнце вам не мешало, я сделаю вам повязку на глаза. А на случай дождя или грозы вот вам брезентовое одеяло. Не промокнете. Радуйтесь, что сегодня такая теплынь. Не замёрзнете, ручаюсь.

– Издевайтесь, радуйтесь. Но бог вас обязательно накажет. Помяните моё слово. Обоих. Особенно тебя, Колян.

– Ещё раз вам говорю: бога нет. Скажите просто, что вы нам добра не желаете. Мы вам тоже, кстати. Так, чтобы одеяло не сдуло, я его сейчас приколочу по краям.

Пока “Лопата” чертыхался, Олег Иванович ловко приколотил края брезента к брёвнам несколькими гвоздями и извлёк из щели между брёвнами длинный штырь из толстой ржавой проволоки, один конец которой был остро заточен, словно шило. Приложив палец к губам, он дал знать Коляну, чтобы тот помалкивал. После этого он просунул тупой конец штыря сквозь петельку на краю брезента и поставил его вертикально острым концом вверх, защемив нижний конец между брёвнами.

– Ну вот, Павел Фёдорович, ваше ложе готово. Неудобно, конечно, но по сравнению с дном озера, куда вы меня намеревались уложить, у вас просто царская постель.

– Да чтоб тебе сдохнуть, старый козёл! – забрыкался под брезентом Лопата.

– Обязательно сдохну. В свой час. Как и вы. Спокойной ночи.

На юге зловеще вздыбились тёмные тучи, ярко подсвеченные низким солнцем, перекатившимся на северную половину неба. Громыхнул отдалённый гром.

– Гроза заходит. Но, может быть, обойдёт стороной. Вы грозы не боитесь, Павел Фёдорович?

– Да разрази тебя гром! Иди уж к чертям! Тошно от тебя.

– Разрази меня гром? Интересная мысль. Ну, мы уже ушли. Спите спокойно.

* * *

– Дядя Олег, а зачем вы этот штырь поставили?

– Скажи, Коля, ты бы хотел, чтобы твой бывший шеф, отсидев лет десять, вновь оказался бы на свободе?

– Меньше всего. Он точно нас тогда замочит.

– Ты прав. В этом сомневаться не приходится. Но я думаю, что он до завтра не доживёт.

– Как?

– Его убьёт этот самый штырь.

– Как так? Ничего не понимаю.

– Видишь ли, скоро будет гроза, и, судя по всему, нешуточная. А этот незаземлённый острый штырь будет притягивать к себе молнии. И первая же молния воспламенит мой крематорий. И все дела.

– Вот это да!

– Да-то да, но вот, что меня мучит, Коля. Если мы сегодня попадём в зону грозы, то “Лопата” с большой вероятностью может сгореть, и я стану убийцей. А этого мне не хочется. Но с другой стороны, если молния его не поразит, то он становится смертельной опасностью для меня и тебя. Мне-то ладно, я своё пожил. А вот тебя подвергать риску мне очень бы не хотелось. И я не вижу выхода из этой дилеммы. Получается, что обезопасить тебя и меня можно только убийством этого мерзавца. Ты согласен со мной?

– На все сто! Он ещё из зоны запросто может нас замочить. У него такие связи среди авторитетов… Я бы его сейчас шлёпнул без раздумья.

– Без раздумья нельзя, Коля. Просто шлёпнуть значит, что нас сразу же и обвинят. А вот если его случайно разразят гром и молния, то это будет несчастный случай.

– А как доказать, что это была молния?

– А вот об этом я уже поразмышлял. Пойдём-ка в мой кабинет.

В кабинете Колян с благоговением смотрел на обилие мониторов. На одном из них он увидел в отдалении кучу брёвен с шевелящимся комком брезента.

– Ну-ка, Коля, твои глаза лучше видят, можешь различить штырь над брёвнами?

– Чуть-чуть что-то просматривается, но понять невозможно.

– А так? – Олег Иванович уменьшил фокусное расстояние объектива камеры, и брёвна словно отодвинулись вдаль.

– Вот сейчас ничего не видно.

– Это хорошо. Если будет гроза, всё стемнеет, и тогда уж точно штыря будет не увидеть. Вот сейчас мы очистим память и будем записывать, что будет происходить с моим крематорием.

– То есть, если молния ударит в штырь, и брёвна загорятся, то всё это будет записано?

– Да, Коля. И это будет наше самое железное алиби. Павла Фёдоровича поразят силы небесные, а мы тут будем не при чём.

– Круто… Это что же получается? Эта запись – с одной стороны свидетель убийства, а с другой – самая лучшая отмазка для нас?

– Верно подметил, Коля. Теперь всё в руках его величество случая. Пусть бог, которого нет, сам решает, что будет с Лопатой. Да будет мудрым его решение!

Гроза между тем приближалась, но всё ещё была далеко. Олег Иванович, уже не в силах разговаривать, улёгся в свою постель и заснул. Колян, устроившись на толстом матрасе на полу, долго ворочался и заново переживал события дня. “Дядя Олег видел нас издалека. Знал, зачем мы идём, и мог нас расстрелять, как куропаток, но не сделал этого. Пошёл на риск. А потом, когда меня от пут освободил… Что за человек! Ведь понимал, что смертельно рискует и не испугался. И всё ведь ради меня, обормота. Да, Колян, повезло тебе. Такого родственника судьба тебе подарила”. Неслышно к нему подошли Шарик и Кузя. Оба милостиво позволили себя погладить, после чего улеглись у него в ногах, и Колян заснул счастливый, как когда-то давным-давно, ещё до школы.

* * *

Звонкий лай Шарика разбудил обитателей дома. Извне доносился шум дождя и характерный треск, словно неподалеку разгорался гигантский пионерский костёр. Олег Иванович и Колян выскочили налегке на крылечко. Колян ещё не привык к полярному дню, и удивился, что в полночь может быть так светло. Зигзаги молний, сопровождаемые гаубичной канонадой грома, прорезали тёмно-серое небо. Сполохи сильного огня лишь подсвечивали округу. Обогнув угол, он увидел пляшущий высокий столб пламени над местом пленения его бывшего шефа. Теперь уже во всех смыслах бывшего. До кострища было более ста метров, но жар пламени ощущался и возле дома.

– Вот и всё, Коля. Жребий выпал в нашу пользу. Я пойду спать, а ты можешь полюбоваться этой огненной стихией.

Колян вернулся в дом, оделся и вышел снова. Огонь гудел и хлестал небо толстой плёткой хвостов пламени. Сухие лиственничные брёвна, сгорая, создавали сильнейший жар. Колян, как зачарованный, смотрел на буйство стихии и всем телом ощущал облегчение. Грозный безжалостный шеф, хитрый и коварный Лопата отошёл в мир теней, и больше его можно не бояться. Минут через двадцать языки пламени стали укорачиваться. Гудение затихло. На месте брёвен лежала высокая куча углей, сияющих светло-красным цветом. Тёмные и светлые пятна лихорадочно плясали по её поверхности. Начался последний акт огненного балета. От углей распространялся не меньший жар, чем от огня. Колян вглядывался в кучу, пытаясь увидеть хоть что-то от своего былого шефа, но тот, судя по всему, превратился в такой же светло-красный горящий уголь и ничем не выделялся. Когда угли начали темнеть, и жар от них вблизи дома перестал ощущаться, Колян вернулся в дом и крепко заснул.

* * *

Шарик внезапно вскинулся и звонко залаял. Такого не было ещё ни разу. “Вот оно”, – подумал Олег Иванович и бросился к пульту. На одном из мониторов он тут же увидел парочку мужчин в камуфляжной одежде, движущихся к дому. Один из них, в нём Олег Иванович узнал своего кузена, нёс за спиной рюкзак. Второй – постарше – шёл налегке. Похоже, он был старшим в этой парочке. Олег Иванович достал пистолет, загнал патрон в патронник, снял курок с боевого взвода и положил пистолет в правый карман куртки. Из левого кармана торчали концы всунутых впопыхах обрезков верёвки – важного элемента предстоящей разборки с кузеном и его сопровождением. Затем он занял позицию у внутренней двери тамбура так, чтобы мог видеть картинки от видеокамер, размещённых на потолке тамбура и над входной дверью снаружи. В руке он сжимал пульт дистанционного управления запорами дверей. Шарик бесновался, бегая по всему дому, и от его лая можно было оглохнуть. И Кузя стал испытывать беспокойство. Он вскочил на рабочий стол Олега Ивановича, выгнул спину и угрожающе шипел на неизвестного врага.

Пришельцы зашли в тамбур и закрыли первую дверь. С клацаньем сработал электрический замок, и бандиты оказались в западне. Олег Иванович рывком дёрнул за шнурок, и банка с хлороформом полетела на пол. Она ударилась о плечо Коляна, отскочила в сторону и упала на деревянный пол, ударившись полиэтиленовой крышкой. От такого удара банка не разбилась. Замечательный план Олега Ивановича провалился. Что делать? Стрелять? Но открыть огонь первым Олег Иванович не мог. Какой-то моральный барьер заблокировал его нервную систему. Бандиты уже догадались, что попали в ловушку. Лопата вытащил свой пистолет из кармана брюк, но Олег Иванович не смог это увидеть на мониторе. Пистолет оказался прикрытым от объектива видеокамеры на потолке локтем Лопаты. У Лопаты морального барьера не было, и он открыл беглый огонь по двери. Первая же пуля, прошедшая сквозь дверь, как сквозь лист бумаги, попала Олегу Ивановичу в средостение, и он потерял сознание.

Очнулся Олег Иванович в холодном поту в своей постели. “Слава богу, это сон”, – понял он с облегчением. А ведь в какой-нибудь параллельной вселенной это мог быть и не сон. Ситуация могла на каждому шагу развиваться иначе, и сколько Олегов Ивановичей могло погибнуть в течение вчерашнего дня? “Если я до сих пор жив, то скорее всего большинство моих двойников уже загинули. И сколько их ещё останется живых, когда я, живущий в этой Вселенной, уйду в мир теней? Есть ли мне смысл радоваться за тех более счастливых двойников?”.

* * *

Проснувшись, Колян не сразу сообразил, где он находится. Первым делом ему вспомнился адский жар и светящаяся куча углей. Затем, как в кино с обратной перемоткой плёнки, в памяти всплыли его заявление на видеокамеру, ошеломление в тамбуре дома, пеший переход от Венты к станции Дудинского, сплав по Венте и рассуждения с Лопатой, управятся они с Дудинским за четыре часа, или понадобится больше времени. Воспоминания показались ему сном. Он привстал на матрасе, и к нему подскочил Шарик, уже, очевидно, принявший Коляна в число своих друзей. Шарик поспешил лизнуть Коляна в нос и улёгся возле него. Тут же объявился Кузя и стал, мурлыча, тереться о ногу Коляна. С момента появления на станции Колян не выкурил ни одной сигареты и почувствовал острую потребность в затяжке. Вошёл Олег Иванович, одетый и выбритый.

– Доброе утро, Коля, как спалось?

– Как в гробу. Без снов. А вот проснулся, и чувствую себя, как во сне.

– Это нормально. Давай, дуй в душ, а потом на завтрак.

– Дядя Олег, вы не курите?

– Нет.

– И я со вчерашнего дня не курю. Всё, завязываю. Я уже бросал два раза, но сейчас точно брошу.

– Ну что же. Похвально. Покажи самому себе, что у тебя есть сила воли. Я в детдоме втихаря курил, но быстро образумился. В университете уже ни одной затяжки себе не позволил. Да и неохота было.

После завтрака Олег Иванович предложил просмотреть запись видеокамеры, направленной на бывший “крематорий”. Запись была вполне чёткая. Было видно, как время от времени под брезентом шевелил коленями Лопата. Молния ударила в брёвна в двенадцатом часу ночи. Яркая вспышка ослепила камеру на пару секунд. Когда вновь пошло изображение, брёвна уже были охвачены пламенем, которое быстро разгоралось. Потом вверх взлетел кусок горящего брезента, а лежащая под ним фигура скрылась в пламени, и больше её не было видно.

– Ну вот и доказательство того, что Лопата стал случайной жертвой слепой стихии. Верующие могут истолковать это как божью кару. Коля, а ты, случаем, не верующий?

– Да куда мне с моими-то грехами.

– А что же ты вчера про монастырь говорил?

– А это не от веры в бога. Это от того, что я хочу измениться. Стать таким же мирным человеком, как монахи. Или как вы, дядя Олег. Раз вы в бога не верите, то и для меня никакого бога нет. Просто монахи, по-моему, самые хорошие люди. Работают, никого не обижают и людям помогают. Вот и я хочу быть таким же. Пока не поздно.

– Ну ты, Коля не одинок. Сейчас я тебе одну песню поставлю. Послушай.

Олег Иванович разыскал в интернете нужную запись и запустил её через мощные динамики на стенах. “Господу богу помолимся, древнюю быль возвестим, как в Соловках нам рассказывал инок честной Питирим”, – запел слаженный мужской хор. “Монахи!”, – сразу почему-то подумал Колян. Хор сменил необыкновенной красоты могучий бас: “Было двенадцать разбойников…”, и у Коляна мурашки побежали по спине, – “Был Кудеяр-атаман…”. Колян никогда не слышал этой песни, а она была словно о нём, о его непутёвой жизни. В очередном куплете солирующий бас поднялся на октаву вверх и с огромным чувством пропел: “Бросил своих он товарищей, бросил набеги творить. Сам Кудеяр в монастырь пошёл, богу и людям служить…”. От этих слов Колян просто оцепенел. Мыслимо ли такое?! Кто-то неизвестный написал эту песню, словно знал, какая судьба уготована Коляну. Голоса солиста и певчих хора звучали необыкновенно красиво, и душа Коляна растворилась в них. Финал песни “… Как в Соловках нам рассказывал сам Кудеяр-Питирим”, особенно последняя нота, глубокая и мощная октава, так потрясли Коляна, что он не выдержал и разрыдался в голос. Шарик, никогда не видевший плачущих, с недоумением уставился на него. Успокоившись, Колян убеждённо произнёс:

– Это про меня, дядя Олег. Это про меня…

– Да, может быть, и про тебя. Этой песне уже почти сто пятьдесят лет. Классический сюжет.

– Это монахи поют?

– Нет. Солист здесь – знаменитый бас-профундо Владимир Пасюков, а хор – профессиональный мужской хор из Петербурга. А хорошо ведь поют?

– Я никогда такой музыки не слышал. Душу рвёт…

– Да, это не дискотека… Ну что, пойдём посмотрим, что осталось от “Лопаты”?

Гроза ушла. Небо очистилось, лишь отдельные рваные клочки облаков второпях пролетали на малой высоте. Похолодало. На месте огненного погребалища осталась широкая куча золы, ещё хранящей тепло. Усилившийся ветер пригоршнями поднимал её в воздух, закручивал в вихре и уносил на северо-восток. Стальной каркас, удерживавший брёвна, и клетка газораспределителя причудливо изогнулись, размягчившись от жара. От штыря, заманившего молнию, ничего не осталось. Десятки тысяч ампер, прошедшие сквозь него, в долю секунды превратили его в железный пар.

* * *

Олег Иванович засел за компьютер и отправил очередное сообщение в Красноярск. “Дорогой брат Константин, пока ты ходишь по коридорам прокуратуры, в моих палестинах происходят эпохальные события. Ты, несомненно, изумлён, как это мне удалось побудить матёрого бандита Мягкова чистосердечно раскаяться. Предполагаю, что тебе это кажется невероятным. Может быть, ты даже подозреваешь, что я вынудил это раскаяние средневековыми пытками. Нет, дорогой брат, я действовал в согласии с нашими идеалами “любовь, дружба, правда”. А правда, дорогой Костя, состоит в том, что Коля Мягков – единственный мой родственник на этом свете. Помнишь, ты спрашивал меня, не озаботился ли я завещанием. Я озаботился и через адвокатов стал искать моих, возможно, существующих родственников. Я не писал тебе об этом именно потому, что нашедшийся у меня двоюродный брат, сын родного брата моей мамы, оказался тем самым Николаем Мягковым. Фантастическое совпадение! Я попросил адвокатов сохранить наше родство в тайне и продумывал варианты, как мне с этим родственником поступить. Скорее всего, я не стал бы перед ним раскрываться и включать его в завещание. Но судьба подшутила над нами. Мой потенциальный наследник пришёл ко мне сам, чтобы меня ограбить и потом убить, чтобы спрятать концы в воду, ни сном, ни духом не ведая, что мы родственники. Для него я был очередной “клиент”, которого следовало “отпрессовать”. Отличие было лишь в том, что прочие “клиенты” после “прессования” оставались живыми. Мне же было уготовано утонуть на дне моего безымянного озера.

Когда вчера мои гости были повязаны, я раскрылся перед Колей, чем вызвал у него сильнейший душевный шок. Что-то человеческое в нём ещё осталось, и он дал прокурорам материал сам на себя. Не знаю, что чувствовал ты, смотря на моё дополнительное заявление, когда Коля сидел рядом со мной совершенно свободный. При его физической кондиции он мог бы с лёгкостью осуществить свой первоначальный план. Возможно, я немного сошёл с ума, так подставившись, но я счёл, что только так я смогу вернуть его к нормальной жизни. И Коля это правильно понял и оценил. И, знаешь, я полюбил этого шалопая.

Но мы ещё поговорим на эту тему. А пока – очередная фантастика. Сегодня ночью у нас случилась гроза. И одна из молний убила второго бандита – Лопатина. Так можно поверить в силы небесные и кару божью. Гибель Лопаты – так его зовут коллеги по бандитскому ремеслу – была во всех деталях отснята одной из видеокамер наружного обзора. Соответствующий видеофайл прилагается. Я счёл самым подходящим местом для удержания этого бандита до прибытия милиции мой дровяной склад. И именно туда шарахнула молния, хотя неподалеку стоят мои ветряки со своими громоотводами. Воистину, кара божия. Я думаю, что этот видеофайл следует тоже передать в прокуратуру.

На этом кончаю. У меня ещё, сам понимаешь, куча дел.

Твой брат Олег.

Таймырский эрмитаж,

10.08.2010”.

Пока Олег Иванович писал, Колян набрал свежих грибов и пожарил их с размороженными овощами.

– Коля, да ты кулинар! Кто у тебя дома готовит, ты или жена?

– Да нет у меня жены. Я один. Так, шалавы всякие ко мне ходят, да с них, как с хозяек, толку никакого. Самому в основном приходится…

– А что ж ты до сих пор не женился?

– Так на ком? С шалавами этими связываться?

– Да, понятно. Вот что, Коля. Ваша вторая парочка, как их там?…

– Нечипор и Галуза…

– Вот-вот. Нечипоренко и Галузян. Когда они вас назад ждут?

– Завтра вечером.

– А что они будут делать, если вы не объявитесь?

– А что им остаётся? Ждать будут.

– И надолго их хватит?

– Ну дня два точно подождут, а потом не знаю.

– А что, рации у вас разве нет?

– Есть, она с ними, но работать на ней умеет, умел лишь Лопата. Так что толку с рации теперь никакого.

– Интересно. И нам что делать, мы пока тоже не знаем. Надо дождаться ответа из прокуратуры. Ну а пока ответа нет, давай-ка мы простираем твою одежду.

Через два часа костюм Коляна был выстиран и высушен стиральным оборудованием фирмы Miele. В третьем часу пополудни пришёл долгожданный ответ из Красноярска: “Дорогой Олег, если бы ты знал, что мне сегодня пришлось пережить. Я просто киплю от возмущения. Эти чинуши! Никто не хочет связываться с твоим делом. Если бы всё это случилось в Красноярске, то они бы, так и быть, соизволили бы подобрать твоих бандитов. А лететь на Таймыр по твоему заявлению у них, видишь ли, нет денег. Я ничего сегодня добиться не смог. Они думают. Хорошо хоть взяли твой электронный адрес и обещали “при необходимости” – нет, ты только подумай, “при необходимости”! – связаться с тобой. И, представляешь, они попросили тебя предупредить, чтобы ты был поосторожнее и не причинил ущерба задержанным, пока они будут разбираться с оправданностью твоих действий.

А, может быть, ты оплатишь вертолёт для этих господ из прокуратуры, чтобы они поскорее загребли твоих непрошенных гостей?

До скорого.

Твой брат Константин.

Красноярск,

10.08.2010”

Где-то через полчаса пришло новое сообщение от Константина Антоновича. “Опаньки! Голова идёт кругом от твоих пертурбаций. Одного бандита постигла кара небесная, а второго ты успел полюбить! Не понимаю, как ты рискнул так подставиться?! Ты, несомненно, сошёл с ума! Я чуть инсульт не схватил, читая твоё бодрое сообщение, что ты “счёл, что только так ты сможешь вернуть его к нормальной жизни”. Олег, Олег, ты блаженный! Слава Богу, всё обошлось. А, может быть, дело в том, что у тебя есть пресловутое шестое чувство, и оно помогает тебе успешно играть на “Форексе”?

Ну да ладно. Объявился из отпуска тот дальний родственник по линии жены. Бегу к нему, авось поможет.

Пока, Константин”.

– Ну вот, Коля, похоже, мне придётся за свой счёт отправлять тебя и твоих бывших коллег на Большую землю. Чудны дела твои. Господи!

Олег Иванович обрисовал Коляну сложившуюся картину.

– Так, дядя Олег, не надо ничего делать. Девятнадцатого на устье Тареи придёт вертолёт туристической компании и нас заберёт. Пусть менты из Хатанги подлетят с ним и нас повяжут.

– Так-так… Интересная мысль, Коля. Давай-ка обмозгуем…

Спустя четыре часа Олег Иванович, обнявшись и расцеловавшись с Коляном, простился с ним. Колян ушёл в своём выстиранном костюме на место вчерашней высадки на берегу Венты. Он бодро шагал и улыбался. Ждавший его впереди суд и посадка на многие годы не страшили его. Теперь он другой человек, а за такое счастье можно и потерпеть. Перед уходом он попросил дядю Олега ещё раз проиграть ему балладу о двенадцати разбойниках. Он прослушал её трижды. Мелодия и слова баллады впечатались ему в память, и в пути он напевал вполголоса “Господу богу помолимся, древнюю быль возвестим…”.

А в далёком Красноярске в краевой прокуратуре шли горячие дебаты, что делать, если вся эта невероятная информация от двух учёных идиотов окажется чистой правдой? Но возможно ли это? Поток фантастических сообщений просто кричал, что их источник – Таймырский чудак-отшельник – сошёл с ума и засылает выдумки, бродящие в его больной голове. “Чушь всё это, господа”, -авторитетно заявил один следователь по особо важным делам, – “Классический случай. Помните в “Швейке” был один генерал Риттер фон Герберт, который чокнулся и рассылал идиотские телеграммы по полкам?”. В этот момент в кабинет вошла секретарь и принесла новую депешу от Константина Антоновича. Это была копия сообщения Олега Ивановича.

“Дорогой Константин, передай, пожалуйста в прокуратуру, что вопрос с вертолётом решён. Мой родственник Николай Мягков вышел на встречу с Нечипоренко и Галузяном. Он вооружён и, пользуясь фактором внезапности, нейтрализует бандитов и доставит их к устью Тареи, где 19-го августа их всех должен забрать вертолёт, зафрахтованный туристической компанией ООО “Таймыр-Экстрим”. Полёт оплачен уже бандитами. Если с этим вертолётом прилетят сотрудники милиции, то Николай Мягков передаст им своих бывших сообщников и себя. Если милиционеров в вертолёте не будет, Николай доставит бандитов в отдел милиции в Хатанге. Надеюсь, у них хватит ума не отпустить бандитов на свободу.”

Час от часу не легче! В посещение этого чудака Дудинского уклонившимися от маршрута туристами ещё поверить можно. Допустим, они в самом деле бандиты. Но кто в здравом уме отпустит бандита вот так, да ещё с оружием, на соединение с сообщниками. Да они захватят вертолёт, и поминай, как звали. Нет, этим Дудинским надо бы серьёзно заняться. Что он вообще там в тундре делает? Окружающую среду портит? Овцебыков [36] истребляет, наверное. Надо бы налоговую инспекцию на него напустить, а потом и самим на него навалиться. Дедуля-то, похоже, богатенький. А теперь самое лучшее – не спешить. До девятнадцатого время ещё есть.

Утром одиннадцатого августа состоялся немного нервный разговор между одним из руководителей прокуратуры и одним из равных ему по рангу руководителей Управления ФСБ, после которого начитанный следак по особо важным делам получил изрядную выволочку и предписание собираться в Норильск и в Хатангу с целью организации захвата бандитской группы у слияния Тареи и Пясины.

* * *

Колян добрался на лодке по Венте до Тареи к вечеру одиннадцатого августа. Уже издалека он заметил синюю палатку. Нечипор и Галуза уже разместились на правом берегу Тареи у самого слияния с Вентой. Эге-гей! – закричал Колян, когда до стана сообщников оставалось меньше ста метров. На крик из палатки вышел, пошатываясь, Галуза. Пьяный, – с удовлетворением отметил про себя Колян, – А где же Нечипор? Колян пристал и вытянул лёгкую лодку на берег.

– Здорово, Галуза, – со вздохом произнёс Колян, демонстрируя досаду и траур.

– Здорово, Колян. А чего это ты один? Где Лопата?

– А где Нечипор?

– Да в палатке он, нажрался в дупель. А Лопата-то, в натуре, где?

– Нету Лопаты. Замочил его этот гад.

– Как замочил?

– А так. Из пистолета прямо в сердце в упор саданул.

– Да как же так? А ты где был?

– Да рядом. В меня он не успел пальнуть. Я его первым завалил.

– Что за хрень? А деньги-то хоть с него выжали?

– Деньги-то выжали, да что толку. Они теперь на счетах Лопаты, а как мы до них доберёмся?

– Нет, я что-то не врубаюсь. Как же клиент мог Лопату замочить?

– Да это всё Лопата виноват. Он там начал командира из себя строить. Мне велел не соваться, а сам с клиентом всё умничал, образованием своим похвалялся. Вот и доумничался.

– Да, похоже на Лопату.

– Там такие ветряки классные стоят, вот Лопата и давай его расспрашивать, что, да как? Ну дед ему всё рассказывал-рассказывал, а Лопата уши и развесил. А я, как дурак, рядом стою, их трескотню слушаю. А Лопата мне глазами всё знаки подаёт, не возникай мол.

– Ну и как же так вышло? Вы что, его не связали?

– Да нужды не было. Дед сразу понял, что ему не отвертеться. Деньги по интернету, все двадцать пять миллионов в два адреса Лопате перегнал. Ну Лопата тут и начал выкаблучиваться. Вежливо так с ним разговаривает, вопросы задаёт, деда нахваливает. Ну прямо дипломат.

– О! Это точно! Лопата любит такие понты бросать.

– Ну повёл нас дедуля по своей фазенде – тут у него кабинет, тут кладовая сухая, тут кладовая простая, тут морозильник, тут холодильник, тут кухня, ну всё-всё там есть. И электрощитовая, гори она огнём.

– Ну и дальше, как оно было?

– Ну открывает дедуля свой электрический шкаф. Сейчас, говорит, рубильник главный отключу, чтобы всё в шкафу рассмотреть можно было. А вместо рубильника хвать откуда-то с полки пистоль. Лопата и ойкнуть не успел.

– Ну, а ты что?

– Да я же в таких делах тёртый. У меня всё время “Вальтер” в руке на взводе был. Тут же дедуле в лоб и шарахнул.

– Классно! А дальше что было?

– Ну пришлось обоих в озере утопить. Нашёл там пару каких-то трансформаторов. Прикрутил по одному к каждому, вывез на лодке на середину и сбросил. Ни за что не всплывут.

– А фазенду не сжёг?

Обижаешь. Конечно сжёг. Никаких следов не осталось.

– А что-нибудь с фазенды прихватил с собой?

– Да так, по мелочи. Что на себе унесёшь?

– Ну и что?

– Да вот фотоаппарат прихватил, супер-пупер. Штук пять, наверное, стоит. И пару бутылок какого-то супер-коньяка. Да ещё три серебряных рюмашки.

– Покажь!

– Да вот они, смотри.

– Ух ты!

– А что там Нечипор? Давай вытаскивай его сюда, помянем Лопату коньяком дедушки.

– Щас, попробую… Нечипор, вставай, Колян пришёл. Давай помянем Лопату.

Нечипор что-то промычал в ответ, и Галуза немилосердно вытянул его за ноги.

– Вставай, алкаш. Помянем Лопату.

– По-по-мянем? С удо-удо-вольствием.

Нечипор отреагировал лишь на приятное приглашение помянуть. Что поминать надо Лопату, до него не дошло. Колян между тем деловито открыл бутылку “Метаксы” и налил во все три рюмки доверху.

– Ну, поехали.

– Поехали, – произнёс Нечипор, выпил залпом и тут же отпал в глубоком сне.

– Пусть ему таймырское озеро будет пухом, – пафосно произнёс Галуза и мелкими глоточками, смакуя, выпил свою рюмку.

– Плакали наши денежки, – произнёс неуместную фразу Колян и тоже выпил.

– Ты чо, Колян? Лопату не обижай, – запротестовал было Галуза.

– Да он сам себя обидел и нас на такие бабки нагрел своей дурью.

– Правильно! Давай ещё по одной.

– Давай…

Галуза отрубился после третьей рюмки. Колян спустился к воде, ополоснул лицо и решительно взялся за дело. Через полчаса Галуза и Нечипор лежали в своей лодке боком, надёжно связанные по рукам и ногам спинами друг к другу, упираясь лицами в борта. А ещё через полчаса вниз по Тарее цугом поплыла связка лодок; в передней Колян, в задней его пленники. Перед отплытием Колян собрал всё имущество экспедиции и даже собрал весь мусор в байдарку с пленниками, оставив берег чистым от следов своих бывших бойцов. Став новым человеком, он старался вести себя подобающе. В старой его жизни ему бы и в голову не пришло убрать за собой.

* * *

Пятнадцатого августа караван Коляна прибыл на конец маршрута. Путешествие было не самым приятным. Пленники, очухавшиеся от клофелина, заботливо насыпанного Олегом Ивановичем на донышки двух рюмок, и осознавшие своё горестное положение, отравляли жизнь Коляну своими воплями и призывами одуматься. Но это было полбеды. Большей бедой было отправление естественных надобностей пленников. Для этого ему приходилось освобождать им руки. Первым этой чести удостоился Нечипор. И он тут же сделал попытку наброситься на Коляна. Колян ожидал этого и покарал строптивца, уложив его лицом на землю и отвесив несколько увесистых затрещин. Несмотря на наглядность урока, попытку бунта при такой же оказии предпринял и Галуза. И его постигла та же участь. При очередной гигиенической остановке были предприняты новые попытки взбунтоваться, что немало удивило Коляна. “Ну и тупари”, – подумал он презрительно. Так и пошло. Остановка по нужде, освобождение рук, бунт, кара. И так каждый день, и не по разу.

Несчастные пленники ничего не понимали. Впервые увидев себя упакованными в лодке, они решили, что Колян сам замочил Лопату, сгрёб деньги старика себе и теперь собирается замочить и их. Но Колян почему-то цацкался с ними. Дни шли за днями, а они всё ещё оставались живыми. Да что там живыми! Раздавая им затрещины, Колян даже не пытался изувечить их, что для них было бы самым естественным делом. Ни Нечипор, ни Галуза не отличались познаниями в топографии и географии, но и они понимали, что их караван прибыл к месту встречи с вертолётом. И это сбивало их с толку ещё сильнее.

– Слышь, Галуза. А может быть, Колян свихнулся?

– Да и я так же думаю. Ещё два дня, и придёт вертушка. И если Колян нас не замочит, то нас освободят, и тогда ему хана. О чём он думает? На что надеется?

– Ну точно свихнулся!

Колян между тем неумело бросал блесну. Иногда броски у него получались. И один из таких бросков оказался успешным. Леска рывком натянулась, удочка завибрировала. Сердце Коляна радостно забилось, и он начал наматывать леску на катушку. Это оказалось непростым делом. Колян кряхтел и вскрикивал. Пленники, лёжа в лодке, не могли его видеть, и их сомнение в душевном здоровье Коляна от его возни только усилилось. Могучий Колян оказался всё-таки сильнее рыбы. Это был таймень весом не менее пуда.

– Эй, козлы, смотрите, какую рыбину я вытянул!

Колян поднёс рыбу к лодке с пленниками, показал её и выбросил в воду. Такую огромную рыбину до вертолёта и втроём не съесть. Пусть плавает. Этот поступок окончательно утвердил пленников, что Колян не в себе.

– Слышь, Колян, послезавтра придёт вертушка. Ты полетишь с нами?

– А куда же я денусь?

– Так тебе же придётся нас развязать. Отвяжи сейчас, чего тянуть-то? Мы тоже хотим рыбу половить.

– Мне вас развязывать не придётся. Пусть менты вас развязывают.

– Какие менты, откуда они тут?

– Прилетят.

– Да ты что, совсем спятил? С чего это они сюда полетят?

– Нас повязать.

– Нас?

– Да нас. Вас двоих и меня.

– Да откуда они возьмутся?

– Оттуда. Дед Дудинский их вызвал.

– Как вызвал?! Ты же его замочил.

– Да фуфло я гнал. Всё не так было. Дудинский живёт и не кашляет.

– А Лопата?

– А Лопату бог наказал. Дед его на дровах связанным оставил, а ночью в дрова молния шандарахнула. От Лопаты даже пепла не осталось.

– А ты-то что делал? Ты-то где был?

– Да там же и был. Но я завязал и чистосердечно раскаялся.

– Да не гони ж ты порожняк, Колян!

– Это не порожняк. Вот прилетят менты, сами убедитесь.

– И ты, сука, хочешь нас ментам сдать?

– И сдам.

На Коляна посыпался град угроз и призывов одуматься, а Колян уселся в сторонке и задумался. В памяти у него снова и снова проходили сцены его короткого пребывания на станции дяди Олега. Называть Олега Ивановича как-то иначе у него не получалось. Старший двоюродный брат стал для него навеки дядей Олегом. У Коляна время от времени щемило сердце от мысли, что ему предстоят суд и годы заключения, но едва он вспоминал дядю Олега, и щемящая боль проходила. “Прорвёмся!”, – твердил он про себя. Тут он вспомнил “Двенадцать разбойников”.

– Эй, козлы, послушайте-ка песню, которую я на днях выучил.

Колян не отличался ни слухом, ни голосом, но потрясшую его балладу он пропел безошибочно и с чувством.

– Это тот лох тебя такой мути обучил? – язвительно спросил Нечипор.

– Это не лох! Это мой дядя Олег, и за него я любому пасть порву. Понял?! Молчите, суки, а то утоплю, как щенят, и скажу, что так и было.

История с атаманом Кудеяром не произвела на пленников ни малейшего впечатления. Она лишь усилила уверенность, что у Коляна крыша поехала, и они сочли за разумное помалкивать. Ещё и в самом деле утопит. Что с психа взять?

* * *

В одиннадцать дня девятнадцатого августа прибыл тот же вертолёт, который две недели назад высадил горе-туристов у истока Тареи. Сделав на малой высоте круг над рекой, вертолёт грациозно опустился на поляне недалеко от берега. Находящийся в пилотской кабине красноярский следак с изумлением увидел картину, в реальности которой он сомневался до последнего мгновения. Двое туристов лежали, связанные спинами друг к другу, на дне лодки, а один турист приветственно размахивал рукой. Четвёртого туриста не было видно. Сверху были хорошо видны аккуратно разложенные на носу второй лодки четыре пистолета. Следак до последнего предвкушал наслаждение, которое он получил бы, когда бы выяснилось, что вся эта командировка – пустая трата времени. Он ожидал увидеть четырёх отдохнувших туристов и так надеялся утереть нос своему начальнику, поверившему бредням чудака-отшельника. Увы, наслаждение отменялось. Увиденная картина при всей её невероятности точно соответствовала сообщениям Дудинского.

Открылась дверь, откинулась лесенка, и по ней сбежали три омоновца в боевом облачении с десантными автоматами. Следом вышел штатский в обычном костюме и туфлях. “Стоять! Руки вверх! Не двигаться!”, – скомандовал старший группы захвата, и Колян послушно поднял руки. Подошедший омоновец равнодушным голосом приказал: “Руки за спину! Спиной ко мне!”. Через мгновение на запястьях Коляна защёлкнулись наручники. Омоновец проворно ощупал его с головы до ног. “Чисто”. Вскоре и Нечипор с Галузой оказались в том же положении. Поставленные рядом с Коляном, они тут же набросились на него, норовя пнуть побольнее. Омоновцы вмешались незамедлительно, но Коляну всё равно досталось по лучевой кости левой ноги, и он корчился от боли.

– Так это ты Мягков Николай Каллистратович? – спросил следак.

– Так точно, я.

– Да, дружище, удивил ты меня. Ни в жизнь бы не поверил, чтобы такой урка до такой степени раскаялся.

– Это дядя Олег меня на ум наставил.

– Это Дудинский что ли? Олег Иванович?

– Да, он.

– М-да… И как же он этого добился? Следов пыток вроде бы не видно…

– Какие пытки?! Просто дядя Олег оказался моим родственником, а я убивать его пришёл. И так мне стыдно стало, что я завязал. Готов понести заслуженное наказание и начать новую жизнь.

– Значит, Олег Иванович не сумасшедший…

– Сумасшедший?! Да сами вы чокнутый после этого.

– Но-но, не груби мне. Я, скорее всего, буду вести это дело.

– А что тут вести, я всё уже показал на видеокамеру. Можете по всем адресам проверить, что я ничего не утаил.

– Ладно-ладно. Об этом потом. А что, Лопатина вправду молнией сожгло, или это была не молния?

– Да вправду. Мы спали, а собака нас лаем разбудила, когда пожар начался. А потом мы запись видеокамеры просмотрели. Где-то в полночь молния в дрова и шандарахнула. Всё отчётливо видно.

Нечипор с Галузой слушали этот диалог и чувствовали, как волосы шевелятся у них на голове. В вертолёте их усадили на пол, а Колян, освобождённый по команде следака от наручников, уселся на сиденье рядом с ним. Всю долгую дорогу они оживлённо беседовали, и следак время от времени качал головой, не скрывая изумления.

Глава 25. Между тем в параллельной вселенной

Шумит, бурлит, флуктуирует кипучее Ничто. Вселенные плодятся и размножаются в экстатическом угаре. В самых плодоносных из них зарождается жизнь, и в избранных из этих плодоносных зарождается его величество Разум, стремящийся познать всё, в том числе и самого себя. Казалось бы, нет ничего теснее, чем Ничто, но в нём чудесным образом хватает места всем уже народившимся вселенным и всем бесчисленным будущим. Каждой найдётся свой уголок в безмерном своей малостью Ничто. Нашлась в нём и та, где события на дальней станции на Таймыре пошли несколько иначе…

В то время, как Олег Иванович из нашей родной Вселенной уселся за компьютер и отправил сообщение о захвате бандитов Константину Антоновичу в Красноярск, в одной из прочих Вселенных его двойник, тоже Олег Иванович, сопровождаемый недоумённым тоже Шариком, вернулся в дом и наскоро перекусил остатками вчерашнего обеда – рыбными пельменями. Затем он прошёл к компьютеру и увидел несколько поздравлений ко дню рождения. Одно из них было от господина Тюлли из Дюссельдорфа. От брата Константина из Красноярска ничего не было. Олег Иванович не стал отвечать на поздравления, но задумался, стоит ли спешить извещать брата Константина, а с ним и правоохранительные органы, что бандиты прибыли к нему и стреножены? Спешка нужна при ловле блох, а здесь он изловил отнюдь не блох. Успеется, – решил Олег Иванович и направился к своему крематорию.

Прослушав запись с диктофона, Олег Иванович содрогнулся, представив, что ждало бы его, не сработай его западня с хлороформом. Изменившимся голосом он произнёс:

– Я думаю, будет большой ошибкой сдать вас, как вы изволили выразиться, ментам. Я подумаю, что с вами делать.

Олег Иванович вернулся в дом, не находя разумного решения. “Застрелить их и сжечь? Нет, выстрелить в живого человека я не смогу. Но как-то ведь надо от них избавиться. Сдать их в милицию едва ли что даст. Ловкий адвокат их отмажет, а меня вот и вправду могут привлечь по этой самой сто двадцать седьмой статье”. Послышался отдалённый рокот грома. Олег Иванович взглянул на барометр. На дисплее мерцали стилизованные молнии, предупреждающие о приближающейся грозе. “Эврика! [37] Передам-ка я судьбу этих ублюдков в руки божьего правосудия”. Приняв решение, Олег Иванович направился к пленникам. Приближение грозы стало уже очевидным. Громыхание грома стало явственным. На южной стороне неба образовался фронт тёмных облаков, который постепенно приближался. Молча Олег Иванович извлёк из щели между брёвнами длинный штырь с заострённым концом и закрепил его вертикально. Этот штырь он заготовил на случай отказа автоматики поджига его крематория после его кончины. Если не сработает автоматика, рано или поздно брёвна запалит разряд молнии, спровоцированный незаземлённым стержнем.

– Эй, Олег Иванович, вы что здесь мастерите? – подкованный в науке об электричестве Лопата догадался, что задумал их пленитель.

– Предаю решение вашей судьбы в руки высшей инстанции.

– Не дурите! Мы же так погибнуть можем.

– Значит, такова будет воля богов.

На этом Олег Иванович дискуссию прекратил и вернулся в дом. Через полчаса он вернулся с бутылочкой светлой жидкости в руке.

– Гроза уже близко. Гром вон как грохочет. Давайте-ка я вас усыплю, чтобы вам не страшно было.

Через минуту-другую пленники с хлороформовыми повязками у рта впали в очередной наркоз.

– Пошли, Шарик домой. Там нам гроза не страшна будет.

Через полчаса хлынул проливной дождь и молнии стали проскакивать со всех сторон света. Ослепительная вспышка, и незамедлительный оглушительный гром сотряс лёгкий дом Олега Ивановича. Он бросил взгляд на монитор камер внешнего обзора. Склад брёвен уже занялся пламенем, которое на глазах разгоралось, несмотря на потоки воды с неба. Через две минуты высоченный рыжий столб извивался в бешенной пляске над уснувшими вечным сном пленниками.

* * *

Гроза ушла на северо-восток. Похолодало. На месте склада брёвен лежала широкая куча золы. Порывистый ветер пригоршнями поднимал её и уносил вдаль, рассыпая её над тундрой. Шляпки грибов неподалеку от пожарища покрылись тончайшим серым слоем. Ранним утром Олег Иванович решил, что пора бы послать весточку брату Константину. “Дорогой брат. Извини, что даю о себе знать так поздно. Представляю, как ты изнервничался. Спешу тебя успокоить. Бандиты ко мне до сих пор не добрались. Я начеку, двери у меня заперты. Камеры внешнего обзора работают исправно. Всё в порядке, но без приключений не обошлось. Сегодня ночью случилась здесь редкостная гроза. Ничего подобного я не видывал и на юге. И вот результат: сгорел мой дровяной склад, который я припас на всякий случай – здесь же каждая щепка на вес золота. Надо же было молнии в него попасть. Да и я, дурак, не поставил над таким горючим материалом громоотвод. Признаюсь честно, что ожидание непрошенных гостей оказалось очень трудным занятием. Скорее бы уж они объявились, а то у меня нервы уже на пределе. Представь, сегодня я спал с карабином в обнимку. Бывай здоров, твой брат Олег”.

Через сутки в Красноярск ушло новое сообщение. “ Дорогой Костя, похоже, бандиты заблудились или передумали. Или они вообще не планировали меня навестить. Пока полная тишина. С приветом, Олег”.

Утром двенадцатого августа Олег Иванович с рюкзаком Коляна за плечами в сопровождении Шарика предпринял вылазку на берег Венты кратчайшим путём. У него уже не было сомнений, что оставшиеся бандиты не поджидают своих коллег неподалеку на Венте, а ждут их далеко на юге, на берегу Тареи. Подниматься вверх по Венте они едва ли станут – далеко, да и с течением бороться намаешься. Довольно быстро он нашёл бандитскую надувную лодку на берегу с рюкзаком, очевидно, принадлежавшим Лопате, и прочим туристским снаряжением, плавающим в воде на дне лодки. Во время грозы налилось, – подумал Олег Иванович. Он положил рюкзак Коляна в лодку и столкнул её на воду. Затем он стал на корточки и руками заровнял следы от лодки на полоске прибрежного песка. Ближайший дождь доделает эту работу, и никто никогда не узнает, что когда-то здесь высаживались люди. Вернувшись домой к великой радости заскучавшего Кузи, он тут же натюкал новое сообщение в Красноярск. “Дорогой Костя, я чертовски устал. Бандитов так и не было. Продолжаю бдеть. Скорей бы уж девятнадцатое. Может быть, тогда наступит ясность. С приветом, Олег”. Олег Иванович действительно чертовски устал. Преодолеть в общей сложности пятнадцать километров пешком для него оказалось тяжёлым испытанием.

* * *

Нечипор и Галуза крыли своих подельников последними словами. Куда они запропастились?! Уже два дня, как те должны были объявиться, а их всё нет и нет. Они уже опухли от пьянства, не менее семи раз обмусолили сладкую тему, сколько денег им отвалит Лопата после возвращения в Москву и как они этими деньгами распорядятся. А Лопата с Коляном словно испарились в мареве над тундрой. К вечеру тринадцатого августа Галуза заметил одинокую лодку, беспомощно плывущую задом наперёд по течению Венты почти вплотную к правому берегу.

– Нечипор, глянь-ка! Это же лодка Лопаты.

– Точно! Блин! Она пустая. Скорее держи её, пока её в Тарею не вынесло.

Галуза бросился к берегу и успел ухватить лодку за носовую петлю. Тупо таращились они на сложенные в лодке вёсла, рюкзак Лопаты, свёрнутые спальные мешки. Всё, кроме Лопаты и Коляна, было на месте. Такого оборота добытчики денег не ожидали. Лопата был уверен, что акция у Дудинского займёт часа четыре, и они прибудут к месту встречи не позднее вечера десятого. А в реале уже прошло трое суток после десятого. И что же теперь делать? До места выхода к вертолёту сплавляться минимум два дня. Это значит, что шестнадцатого в любом случае надо уходить отсюда. А если Лопата с Коляном до шестнадцатого не объявятся?

Пропавшие не объявились и шестнадцатого, и Галуза с Нечипором, злые, как черти, поплыли на двух лодках вниз по Тарее. Туристическая компания “Таймыр-Экстрим” заявила о пропаже двух туристов в милицию. Через год Николай Каллистратович Мягков и Лопатин Павел Фёдорович были признаны погибшими. В заключении по розыскному делу пропавших без вести было высказано предположение, что с наибольшей вероятностью пропавшие утонули. Один из них, возможно, упал за борт. У него начались судороги в ледяной воде, и он начал тонуть. Второй бросился ему на помощь, и у него также начались судороги.

Олег Иванович только двадцать пятого августа получил сообщение от Константина Антоновича, что бандиты Лопатин и Мягков бесследно пропали в тундре, уклонившись от маршрута. Скорее всего, они утонули в озере с многозначительным названием – в озере Сожаления.

Глава 26. Воздаяние, “Алгебра совести” и “Кудеяр”

Олег Иванович получил известие из Красноярской краевой прокуратуры о приёме его заявления к проверке только 24-го августа. И тут началась затяжная переписка со следователем Беловым – тем самым знатоком “Швейка”. Следователь настаивал на явке Олега Ивановича к нему на допрос, а Олег Иванович в свою очередь предложил господину Белову посетить его на Таймыре, допросить его там и заодно произвести осмотр места происшествия, но не предложил денег на оплату такого путешествия. Увы, денег на такой вояж в прокуратуре не нашлось. Выход из тупиковой ситуации всё-таки был найден. В Красноярск прибыл лично Борис Моисеевич Кофман из Пензы и от имени своего манданта – Олега Ивановича – произвёл все необходимые для следствия действия. Но и по завершении этой рутины Борис Моисеевич Красноярск не покинул. К вящему удивлению следователя адвокат Кофман рьяно взялся за защиту раскаявшегося бандита Мягкова. Следователь не стал бы, наверное, этому удивляться, если бы знал, что Борис Моисеевич был не только тёртым адвокатом, но и творческой натурой. Он уже несколько лет работал над литературным шедевром – “Записками провинциального адвоката”, материал для которого в избытке давала его практика в послеперестроечные годы. Фантастическая история с Коляном, потенциальным наследником неслабого богатства, вознамерившимся убить того, кто хотел его по-родственному обогатить, должна была стать жемчужиной его “Записок”. Это и мотивировало Бориса Моисеевича на неординарную ангажированность в деле Мягкова. Кто-то здесь мог бы ехидно заметить, что “Записки” тут не при чём, а всё дело в гонораре, обещанном Олегом Ивановичем, но нельзя же всё в жизни мерить рублём!

Как бы то ни было, Но Борис Моисеевич своё дело знал туго. На суде, состоявшемся лишь в апреле 2011-го года, все жертвы команды Коляна, как сговорившись, заявили, что они прощают Коляна и ходатайствуют о его условном осуждении. На подельников же Коляна – Нечипора и Галузы, которых защищали другие адвокаты – их ходатайства почему-то не распространялись. Другие адвокаты были уязвлены неблагодарными жертвами и выступили с единым демаршем: их подзащитные де ничуть не более виновны в совершённых преступлениях, чем Колян, и они в точности также раскаялись и во всём признались и даже хотели явиться с повинной ещё на Тарее, но коварный предводитель их бандгруппы, связав и одурманив их, не дал им возможности заявить о своей явке с повинной представителям правоохранительных органов, прилетевшим за ними вертолётом. Суд не внял этому демаршу, заметив, что Нечипор и Галуза впервые признали свою вину, лишь будучи припёртыми к стене валом доказательств, и ни о какой явке с повинной, да тем более ещё на Таймыре, и речи быть не может.

Другие адвокаты попытались очернить Коляна тем, что он вернул своим жертвам все “отпрессованные” деньги лишь благодаря наличию родственника-толстосума, и это де в зачёт не должно приниматься. По их аргументации, Нечипор и Галуза охотно отдали бы пострадавшим свои доли от “прессования”, но, увы, этих денег уже нет. Коварный обвинитель в прокурорской форме с тремя большими звёздами на погонах вынудил каждого из других адвокатов перед лицом Её светлости судьи – строгой дамы предбальзаковского возраста – подтвердить, что Нечипор и Галуза непременно отдали бы все свои деньги в погашение нанесённого ими ущерба, если бы они у них были. И тут обвинитель зачитал две справки одного из подмосковных коммерческих банков, из которых следовало, что Нечипор и Галуза отнюдь не бедные люди, а без малого долларовые миллионеры. Обвинитель не сообщил, что эту информацию его ведомство получило в результате наводки, полученной от вездесущего Бориса Моисеевича, имеющего плотные связи с несколькими частными детективами. Ведь для хода судебного процесса это обстоятельство никакого значения не имело. Другие адвокаты были этими банковскими справками очень огорчены. Их подзащитные божились, что им нечего прибавить к гонорарам адвокатов, но они, если уж будет на то крайняя необходимость, подзаймут у братков. А тут вон оно как обернулось! Теперь счета их подзащитных подлежат аресту, деньги будут конфискованы, и надеяться адвокатам уже будет не на что. Так пусть же эти крохоборы получат по полной!

И крохоборы получили по семнадцати лет строгого режима. Столько же получил и Колян, но к нему была применена статья 73 Уголовного кодекса, что означало осуждение условно с испытательным сроком пять лет.

* * *

Май 2011-го года на Таймыре был почти такой же, как и предыдущий. Так же в последних числах откуда-то с юго-востока прилетела пернатая армада, и так же, как и в прошлом году, по соседству со станцией Олега Ивановича устроились две гусиных стаи. Наверняка это были те же самые стаи. И снова Олег Иванович стал взимать с них умеренную дань.

Обретение родственника стоило Олегу Ивановичу половину его состояния. Но он от этого не страдал. Когда есть миллион, заработать второй несложно, а когда есть двадцать миллионов, то вообще тужить не о чем. За несколько месяцев “Форекс” принёс Олегу Ивановичу шесть миллионов евро. Да и пивзавод в Чехии дал в прошлом году прибыли почти два миллиона евро. Да стоит ли вообще говорить о деньгах, когда перед тобой стоят более существенные задачи. Со Вселенной-Ничто Олег Иванович разобрался, изложил все свои соображения и послал их своему другу Константину Антоновичу. Тот найдёт возможность передать его манускрипт компетентным специалистам в Москве, и неважно, как там отнесутся к его труду. Для себя Олег Иванович эту тему уже закрыл. Он знал, что нет никакой возможности доказать справедливость его гипотезы, как и нет возможности её опровергнуть. Но сам он был абсолютно уверен в своей правоте и готов был, как Джордано Бруно, отстаивая её, идти на костёр.

Он не ожидал, что он достигнет цели так быстро, предполагая, что ему понадобятся на это многие годы. А что же делать теперь? Просто жить и ожидать конца жизни? Какая нелепица! Человек должен жить осмысленно, имея какую-нибудь цель. Даже вон Шарик с Кузей не живут просто так. Они, каждый по-своему, добросовестно исполняют свои миссии. Но, если каждое живое существо имеет свою миссию, то ведь и миссии эти были заложены в наборе исходных постулатов, на которых стоит наша Вселенная. А раз так, то в основе этики следует искать математические корни! Эта мысль пришла к Олегу Ивановичу во время рыбалки в разгар лета. Крупный голец заглотил его блесну и отчаянно метался в разные стороны, а Олег Иванович стоял неподвижно, совершенно ошеломлённый. Вот она – задача жизни!

Очнувшись, Олег Иванович вытянул гольца на плотик и поспешил домой. Усевшись у компьютера, он сразу же набрал в “гугле” комбинацию “алгебра + мораль”. Одна из ссылок его заинтересовала сочетанием “алгебра совести” в аннотации. Увы, ссылка не открылась. Тогда Олег Иванович задал “алгебра совести” в поисковике и тут же получил ссылку на целую книгу Владимира Лефевра под этим же названием. “Ну что же, поучимся”, – довольно потёр он руки. Смысл жизни, кажется, обретён заново. Новая задача будет не проще предыдущей, и для её решения также необходима максимальная сосредоточенность. А это значит, что появившиеся было мысли о возвращении в цивилизацию, следует отложить в долгий ящик или даже забыть.

А нужно ли вообще возвращаться? Полтора года одиночества показались ему вечностью. Былая жизнь среди людей отодвинулась в глубины памяти так далеко, что представлялась ему уже чем-то доисторическим. Мифом, былиной, рассказанной кем-то сагой. И можно ли верить столь ненадёжным свидетельствам, что жил когда-то весело и счастливо подающий надежды молодой учёный Олег Дудинский?… Что ждало бы его среди людей, вернись он на Большую землю? То же самое одиночество, только в досаждающей толчее. Нет, Олег Иванович предпочёл таймырский эрмитаж.

* * *

А что же Колян? Колян стал, похоже, и вправду другим человеком. Его стало просто не узнать. Его взгляд больше никого не отпугивал. Сразу после оглашения приговора он прилетел в Пензу вместе с Борисом Моисеевичем и занялся несвойственным ему делом – под менторством всей команды адвокатской конторы “Кофман и партнёры” стал учиться управлять благотворительным фондом. Сам же Борис Моисеевич без особых проволочек оформил открытие благотворительного фонда “Кудеяр”, учреждённого Олегом Ивановичем. Задача фонда – помощь в социализации малолетних преступников. И кто же лучше может найти подход к малолетним негодяям, чем недавний отпетый негодяй. Колян с жаром взялся за работу, недолго мучаясь с вопросом “С чего начать?”. Проглотив за ночь подсунутую ему одним из партнёров Бориса Моисеевича книгу Антона Семёновича Макаренко “Педагогическая поэма”, он с благословением Олега Ивановича тут же взялся за организацию первой трудовой коммуны. Поскольку без координации с управлением ФСИН [38] эту затею не реализовать, Колян, точнее говоря, Николай Каллистратович, стал частым добровольным гостем этого малогостеприимного учреждения. Удивительнее всего было то, что он нашёл там понимание. Ещё год назад он в это ни за что бы не поверил.

Нашёл Колян время и для поездки в Дюссельдорф к своему однокашнику. Тот был немало удивлён исчезновением Коляна и, прямо скажем, не обрадовался его новому появлению. Колян долго рассказывал ему свою историю, попросил прощения за то, что втянул его в свои грязные дела, и передал прощение от Олега Ивановича. Тот обещал не сообщать господину Тюлли о нарушении Иваном строгого регламента брокерской конторы при одном условии – Иван должен в течение ближайших трёх лет перевести “премиальные”, полученные от Коляна, на счёт фонда “Кудеяр”. С души Ивана упал тяжёлый камень. Отныне жизнь его наладилась. Он стал полноценным бюргером, и совесть его была ничем не омрачена.

* * *

“ Дорогой Костя!

Извини, что я всё реже тебе пишу. Ты не поверишь – мне попросту некогда! И дело здесь не в отнимающих немало времени обыденных житейских хлопотах, а в в моём новом увлечении. Математические основы этики и морали несомненно существуют, и я, кажется, смогу их сформулировать. Проблески догадок всё чаще вспыхивают в моей башке, и я с азартом игрока набрасываюсь на их осмысление. Чаще всего я натыкаюсь на “изобретения велосипеда” или на элементарные логические ошибки, но кое-что стоящее нет-нет да прорисуется. И это здорово подпитывает мой природный оптимизм, вызывая порой эйфорию, в коей я пребываю и в данный момент.

Костя, дорогой, наш мир прекрасен! Ну скажи, разве я не прав?! Ты только подумай, что именно в нашем мире мой непутёвый кузен не скрутил меня в тот решающий момент, когда я рискнул своей головой, поверив в его раскаяние. Сколько моих двойников в других вселенных поплатились жизнью за свои минутные порывы человеколюбия! А вот в нашем мире бандюга Колян, ставший мне родным “племянником”, избрал нетривиальное решение. Разве это не здорово?!

Коля уже не молод, но я верю, что он ещё успеет обзавестись семьёй и сделать меня дедом нескольких внучат. А внучатам ведь не помешает хорошее наследство. Поэтому я не оставляю свои выходы на “Форекс”. Да и “Кудеяру” постоянно будут нужны деньги. Так что мне нельзя расслабляться.

Скоро осень, за окнами август… Помнишь эту песню из нашей молодости? А в августе, точнее, послезавтра, как ты помнишь, у меня день рождения. И в этом году я жду в гости моего “племянника”. Но в этот раз я не испытываю никакой тревоги…

Твой брат Олег. Таймырский эрмитаж, 7 августа 2011 года”.

Эпилог

Девятого августа 2011-го года Олег Иванович отмечал свой день рождения в компании не только Шарика и Кузи, но и Коляна с Борисом Моисеевичем. Они прилетели к нему по делам фонда “Кудеяр”. Нужно было получить собственноручные подписи Олега Ивановича под рядом важных документов. Гости привезли с собой свежие овощи и фрукты и десяток сухих лиственничных брёвен. Высадив пассажиров, вертолёт вернулся в Хатангу, а гости провели целую неделю у Олега Ивановича, обсуждая планы работы фонда и наслаждаясь рыбалкой, охотой и сбором грибов. 16-го августа за гостями прибыл тот же вертолёт, доставивший ещё пятнадцать брёвен. Лётчики провели на земле несколько часов, поймали по роскошной нельме и пообедали в общей компании. Поднявшись в небо, они пришли к единому мнению, что Олег Иванович, заказавший брёвна, вовсе не псих, как они считали поначалу. В тундре дерево на вес золота, и надо быть психом, чтобы не иметь запаса жарко горящей древесины.

Примечания

1

Эрмитаж – от французского hermitage – приют отшельника.

2

Согласно современным представлениям, Вселенная возникла около четырнадцати миллиардов лет назад из чрезвычайно малого точечного объёма (сингулярности) в результате так называемого Большого взрыва. Следы Большого взрыва наблюдаются и сегодня. Они служат доказательством того, что это грандиозное событие действительно произошло в момент зарождения Вселенной.

3

Кинетика – от греческого “кинетикос” (движущийся) – здесь протекание процессов во времени.

4

Космология – раздел астрономии, изучающий свойства и эволюцию Вселенной в целом.

5

“Почтовый ящик” – в советские времена так назывались в обыденной речи режимные предприятия оборонного комплекса.

6

ЭВМ – электронная вычислительная машина, устаревшее обозначение компьютера.

7

Главк – так называли в просторечии основные структурные подразделения министерств – Главные управления.

8

Катодная медь – чистая медь, полученная в результате электролиза.

9

“Форекс” – от английского foreign currency exchange – международная система биржевых торгов валютами.

10

ОСБ – OSB – аббревиатура от английского “oriented strand board”, обозначающее плиту из проклеенных и спрессованных древесных стружек, волокна которых специально ориентированы в каждом слое.

11

Руаль Амундсен, 1872–1928, знаменитый норвежский полярный путешественник, первооткрыватель южного полюса, первый человек, побывавший на обоих полюсах планеты.

12

Фритьоф Нансен, 1861–1930, знаменитый норвежский исследователь Арктики.

13

“Полосатый” – жаргонное выражение оперсостава спецслужб, означает секретного агента.

14

Уравнения Максвелла описывают электромагнитные явления.

15

Джордано Бруно, 1548–1600 – итальянский священник, сожжённый инквизицией на костре “за распространении ереси” – поддержки гелиоцентрической системы Коперника и утверждения, что Земля не есть центр мироздания, а всего лишь один из множества обитаемых миров.

16

Реликтовое излучение – электромагнитное излучение микроволнового диапазона, равномерно пронизывающее Вселенную во всех направлениях. Это излучение является реликтом Большого взрыва и служит одним из главных свидетельств того, что Большой взрыв действительно имел место в начальной стадии зарождения Вселенной.

17

Дирекционный угол – термин из военной топографии, обозначающий угол между избранным направлением на местности и направлением на север.

18

Hosanna in excelsis – выражение из католической литургии “Слава в небесах”.

19

Макс Планк, 1858–1947 – выдающийся немецкий физик, основоположник квантовой теории.

20

Система управления банковским счётом через интернет.

21

Приказ на закрытие открытой позиции при движении курса в неблагоприятном направлении с целью минимизации потерь.

22

“Японские свечи” – форма отображения истории движения цен или курсов акций или валюты на биржевых торгах, показывающая начальное и конечное значения курсов за определённый промежуток времени, а также максимальное и минимальное значение. Свечи зелёного цвета показывают рост котировок, красного цвета – их падение.

23

Адаптогены – препараты природного или искусственного происхождения, способствующие адаптации организма к неблагоприятным условиям вследствие приведения его в состояние повышенной сопротивляемости, усиливающие иммунитет. Классическим адаптогеном является экстракт корня женьшеня.

24

Аралия маньчжурская, лимонник китайский, родиола розовая – адаптогенные растения.

25

Лев Давидович Ландау и Евгений Михайлович Лифшиц – выдающиеся советские физики-теоретики, авторы знаменитого многотомного “Курса теоретической физики”, переведённого на множество языков, настольной книги учёных-физиков всего мира.

26

Бозон Хиггса – гипотетическая элементарная частица, ответственная за то, что материя имеет массу. В настоящее время идёт интенсивный поиск этой частицы, могущей проявиться в экспериментах со сверхбольшими энергиями. Её обнаружение или необнаружение окажет огромное влияние на дальнейшее развитие физической науки.

27

Гравитон – гипотетическая элементарная частица, ответственная за гравитацию – всемирное тяготение.

28

Физические взаимодействия – известные науке природные силы – гравитация, электромагнетизм, слабое ядерное взаимодействие и сильное ядерное взаимодействие. Есть представление, граничащее с уверенностью, что все эти природные силы являются проявлениями единой природной прасилы. Это представление пока доказано для объединения слабого ядерного взаимодействия и электромагнетизма.

29

Метрика в математике – способ определения расстояния между двумя точками в так называемых метрических пространствах, примером чего является обычное трёхмерное пространство.

30

Возгонка – испарение вещества из твёрдой фазы без таяния.

31

Лейбниц, братья Бернулли, Лагранж, Эйлер – математики 18-го века, внесшие наибольший вклад в дифференциальное исчисление.

32

Лобачевский Николай Иванович, 1792–1856, Остроградский Михаил Васильевич, 1801–1861, Колмогоров Андрей Николаевич, 1903–1987, Боголюбов Николай Николаевич, 1909–1992 – выдающиеся российские математики.

33

Академик Старобинский Алексей Александрович, 1948 г. рождения – выдающийся российский физик-теоретик, автор идеи инфляционного расширения Вселенной.

34

Пьер-Симон Лаплас, 1749–1827 – выдающийся французский математик, физик и астроном.

35

Демокрит, родился в 460-ом году до нашей эры – греческий философ. Считается первооткрывателем атомизма, учения о том, что вся материя состоит из мельчайших неделимых частиц – атомов.

36

В 70-ых годах прошлого века на Таймыре были успешно расселены завезённые из Канады и США (Аляска) овцебыки – крупные животные, некогда (тысячелетия тому назад) населявшие северную окраину Азии.

37

Эврика! – (греческое “нашёл!”) – по преданию, так воскликнул Архимед, принимая ванну и открыв при этом свой гидростатический закон. Это восклицание стало широко распространённым средством выражения радости при нахождении трудного решения.

38

ФСИН – федеральная служба исполнения наказаний.

Оглавление

Пролог

Глава 1. С чего всё началось

Глава 2. И честные люди могут зарабатывать большие деньги

Глава 3. Восемь умелых

Глава 4. Симпозиум

Глава 5. Чудаки

Глава 6. Замысел

Глава 7. Фишер и “Форекс”

Глава 8. Колян берёт след

Глава 9. Дудинка. Возврат к истокам

Глава 10. ФСБ пустяками не занимается

Глава 11. Вначале было Слово

Глава 12. Подготовка миссии

Глава 13. Дальняя дорога

Глава 14. Стройка

Глава 15. Командировка на Таймыр

Глава 16. Одиночество

Глава 17. Агенты, архивы, адвокаты…

Глава 18. Наследник

Глава 19. Вселенная – что это?

Глава 20. Сотворение мира по переписке

Глава 21. Охота на гусей

Глава 22. Лопата

Глава 23. Что нам стоит мир построить?! (Выдержки из манускрипта Олега Ивановича)

Глава 24. Роковая встреча

Глава 25. Между тем в параллельной вселенной

Глава 26. Воздаяние, “Алгебра совести” и “Кудеяр”

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg