«Трактат о похмелье»

1965

Описание

«Трактат о похмелье», по словам самого автора, своего рода «руководство по выживанию для тех, кто пьет сверх всякой меры». Очень занимательная и веселая книга, где с «научной» точки зрения рассматривается огромное многообразие всех видов и подвидов похмелья, а также даются «практические» советы, как с ним бороться.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Хуан Бас Трактат о похмелье

Посвящаю эту сумбурную книгу всем мужчинам, женщинам, детям, животным, растениям, городским транспортным средствам, зданиям и коммуникациям, натерпевшимся от моего похмелья. С большим стыдом, с искренней благодарностью и состраданием…

С особыми чувствами – моей жене Анхеле.

«Жестокий палач тремя мощными ударами молота вогнал длинный бронзовый гвоздь в лоб бесстрашного Святого Бернарда Альзирского. Святой муж, являя великое мужество, лишь нахмурил чело, словно озадаченный дурной мыслью».

Орасио Мигосис С.Х. Мученики Христианства

«Я чувствовал мучительные судороги, хруст костей, сильнейшую тошноту и душевный ужас, не сравнимые даже с травмой рождения и смерти. Потом агония стала понемногу отступать, и я вновь обрел сознание, ощущая себя выздоравливающим после тяжкой болезни».

Роберт Луис Стивенсон. Странная история доктора Джекила и мистера Хайда

Слова благодарности

Автор благодарит:

Ампаро Руиса Гойри, Альберто и Арица Альбайзар, Аранцу Гарсия Игаундеги, Чарли Гарсию, Диану Мулач, Эдурне Альбайзара, Эстер Сан Педро, Фатиму Вильяну-эва, Фернандо Тоху, Гонсало Хауреги, Горана Тосиловака, Густаво Акосту, Иньяки Гомеса, Иньиго Гарсия Урету, Хавьера Урроса, Хосетсу Фомбельиду, Хуана Баса-старшего, Хусто Васко, Лауру Мерле, Леке Верхорст, Лурда Баринагар-ременттерия, Мануэля Идальго, Маркоса Сан Блас, Марию Исабель Эрвас, Марисоль Ортис, Микеля Лусаррагу, Наталию Инфанте, Педро Гойриену, Пили Олеагу, Тарека Альбарази, Тоти Мартинеса де Лезеа, Рубена Рат, Веронику Вила-Сан-Хуан и Висенту Мору.

Большое спасибо за Вашу – полагаю и надеюсь – бескорыстную помощь, за подаренные мне названия похмелья на других языках, за идеи, сведения и забавные анекдоты. А некоторым – за свидетельства и впечатления «из первых рук», готовность поделиться практическим опытом и угостить – совершенно бесплатно «Кровавой Мэри».

Особая благодарность моему коллеге Альфредо Пите, открывшему мне рассветы в окружении приплясывающих хмельных марионеток его родного Перу. Ему и его бесценному дяде Сельсо, этому Жаку Тати Андских гор, я обязан столькими спасительными кружками пива, усмирявшими бушевавший во мне шторм.

И огромное спасибо издателям – Карман Фернандес де Блас, первой поверившей в меня и вдохновившейся этой странной книгой; и Белен Лопес, проявившей живой интерес к автору этих строк и очевидцу описанных событий.

Пролог

«Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю».

Римлянам 7, 15

Если одну треть своего эфемерного бытия человек пребывает в объятиях Морфея, то сколько же дней, месяцев и лет жизни проводит завзятый пьяница в ядовитых когтях похмелья?

Я имею в виду мужчину или женщину, допивающихся до той точки, той – вспомним Джима Джонса – «тонкой красной линии», которая, тем не менее, достаточно очевидна, ведь всякий пьяница знает, что, пересекая ее вместе с глотком номер «X»[1], он оказывается уже на другом берегу реки и что назавтра он обязательно поплатится за все похмельем неизбежным и неотвратимым, как налоги или смерть. Причем расплата будет легче или тяжелее, в зависимости от того, насколько глубоко он погрузился в пучину и как далеко отплыл от берега своего личного Рубикона.

Я имею в виду пьяницу заядлого и зрелого, а не какого-нибудь бедолагу, вполне законно набравшегося по случаю Нового года или свадьбы, и не юнца, отравляющего свой организм по субботам.

Я обращаюсь к субъекту, более или менее осознанно делящему год на три равных периода, чередующиеся в неуклонном порядке: день попойки, день похмелья, будни раздумий – и понеслось все по новой.

Хорошим барометром для оценки степени душевной и телесной преданности индивида алкоголю служит годовой рост или сокращение протяженности периодов размышлений. Если пьянчуга в основном соблюдает их и даже время от времени позволяет себе два таких периода подряд, стрелка не предвещает бури; если же, напротив, часы размышлений слишком часто заменяются попойками, пусть и тихими, значит, море вокруг вас штормит и есть серьезная опасность кораблекрушения.

Я не имею в виду профессионального алкоголика, для которого не существует целого дня, стоически отданного похмелью. Для которого феномен сводится к дрожи, приступам эпилепсии и визитам госпожи delirium tremens, – извините за тавтологию[2], – в виде ужасающих энтомологических галлюцинаций[3], и так до тех пор, пока он не проглотит достаточную дозу чего-нибудь не слабее сорока градусов, или пока его не убьет цирроз.

И, разумеется, из списка героев сего скромного трактата автоматически исключаются странные особи, – так называемые трезвенники, – которые в жизни своей не пробовали и не станут пробовать алкоголь и не испытывают ни малейшего интереса к тому, чтобы вкусить расслабляющего и освобождающего состояния упоительного опьянения. Этим людям не следует доверять, и я бы советовал всячески избегать их общества; вареные водоросли, вечно настороженные существа с угрюмым оскалом, как правило, абсолютно «юморонепроницаемые» и более скучные, чем фильмы Тарковского. Если правы психопаты, считающие, что инопланетяне с доисторических времен живут среди нас, то, вне всякого сомнения, это и есть те самые трезвенники.

Отдельного упоминания заслуживают бывшие пьяницы и вынужденные трезвенники, обреченные на воздержание до той поры, когда пересадка печени и латание мозгов станут рядовой хирургической операцией. Эти несчастные всего-навсего плохо распорядились собственной судьбой и умудрились выхлебать всю отпущенную им на целую жизнь норму быстрее, чем остальные. Их единственная вина – мотовство, и они, право, вызывают сочувствие.

Я веду речь о пьянице, много дней в году на грани благоразумия сожительствующему с похмельем, гвоздем засевшим в голове; тому, для кого это состояние стало товарищем – докучливым, но таким привычным и даже по-родственному любимым. Мой выпивоха терпит похмелье, как супругу – старую пердунью, с существованием которой следует смириться, как с ценой, которую необходимо заплатить, дабы затем со всем прилежанием заниматься благородным спортом – скоростным заполнением внутренних резервуаров, и совершенствоваться в искусстве ведения беседы, элегантно и дисциплинированно швартуясь у очередной барной стойки.

Следует ли из этого, что заядлый пьянчуга, привычно болеющий похмельем, по натуре своей мазохист?

Никоим образом!

Пьяница – это духовный и физический авантюрист, искатель приключений, человек с эпическим и рефлексирующим взглядом на жизнь, мудро сочетающий гедонизм и стоицизм.

Какой-нибудь злоумышленник может возразить, что, дескать, достаточно уметь вовремя остановиться: прервать возлияния до рокового глотка «X» и, таким образом, избежать похмелья, не отказываясь от выпивки.

Будем серьезны: это не называется пить.

Я буду говорить, как уже упоминалось, об убежденных пьяницах, о любителях излишеств, а не о тех, что пьют коньяк, чтобы согреться. Ведь никакой серьезный выпивоха не остановится, не сделав магического глотка «X», после которого как раз и удается разглядеть радужные изразцы, выстилающие дорогу в волшебную страну Оз, хотя ему отлично известны последствия вкушения упоительного нектара.

Потому что именно в этот момент именно этот глоток – самый желанный на свете. Настоящий выпивоха не променяет его ни на какие блага мира, даже если из бутылки вдруг появится сам бог трезвости (вот уж нелепость!) и в компенсацию за отречение посулит славу, богатство, власть, сексуальные победы… Возможен только один обмен: на другой глоток. А если это не так, значит перед Вами всего лишь жалкий лицемер и самозванец, которому я ни за что не стану посвящать эти скромные, но полные чувства страницы.

Осознавая весомость – лучше и не скажешь, ибо похмелье способно раздавить и расплющить – данной рабочей гипотезы, я приступаю к анализу и изучению феномена похмелья; похмелья хронического пьяницы, отказывающегося видеть в нем, благодаря нашей всеобщей (за исключением трезвенников!) безграничной склонности к самообману, особое душевное и умственное состояние. Для алкоголика это всего лишь привычное alter ego, иная форма проявления характера и восприятия мира, на долю которого отводится не меньше времени, чем на сон, и уж, разумеется, гораздо больше, чем, например, на секс. Напротив, в состоянии похмелья человек, как мы еще увидим, способен вступать в сексуальные отношения, подписать смертный приговор, объявить войну или заключить брак, что подтверждают многочисленные литературные и исторические примеры, а также свидетельства современников.

Дело в том, что физическое и психическое недомогание, связанное с похмельем, вызывает поведенческие и мыслительные нарушения и недооценку значения совершаемых поступков и принимаемых решений, или же они совершаются и принимаются иначе, почти всегда не так удачно, как если бы субъект не находился под воздействием похмелья.

С позиций юриспруденции этиловая интоксикация рассматривается как обстоятельство смягчающее, а в некоторых случаях даже освобождающее от ответственности за преступление. Не следует ли относиться также и к похмелью?

В любом случае, если ржавый гвоздь похмелья засел в Вашей голове, предосторожность советует свято следовать переиначенной народной мудрости: оставь на завтра то, что лучше не делать сегодня.

Таким образом, без всякого преувеличения можно утверждать, что похмелье – это одна из главных составляющих характера многих и многих мужчин и женщин, состояние, служащее причиной и объяснением ряда поступков, и, в конечном итоге, неотъемлемый элемент самой человеческой сути.

Х.Б.

Nota Bene. Видимо, из-за того, что последнее похмелье случилось не далее, как вчера, написав свои инициалы, я – под воздействием условного рефлекса собаки Павлова – ощутил застарелую жажду, водой неутолимую. Я предчувствую с неким реалистическим фатализмом, что хотя сегодня мне и положен день раздумий, завтра придется устроить выходной.

До послезавтра!

Определения и понятия

Весьма полный толковый словарь испанского языка Марии Молинер дает столь же точное, сколь и лаконичное определение слова «похмелье» в интересующем нас значении (правда, несколько неполное во временн́ом плане):

«Недомогание, ощущаемое наутро после излишнего употребления алкоголя накануне вечером».

Благовоспитанной сеньоре Молинер не могло даже придти в голову, что существуют сладостные и смертоносные утренние попойки, венчающиеся марафонскими сиестами, с провалами в крепчайший сон («собраться и спать», говорит одна моя подруга), но затем наступает кошмарная ночь похмелья, заранее обреченная на бессонницу, тоску и полный разлад; состояние сродни тому, что бывает вследствие резкой смены часового пояса.

Словарь Королевской Академии не уступает в лаконичности Марии Молинер.

«Недомогание, испытываемое после пробуждения человеком, выпившим излишнее количество алкоголя».

У испанского эквивалента слова «похмелье» – resaca – есть два других значения, которые любопытно сравнить с «алкогольным» и «морским» вариантами этого полисемантического существительного.

Значение 1: «Ничтожный, морально опустившийся, презираемый человек».

Значение 2: «Обратный вексель, или требование к одному из обязанных по векселю лиц, предъявленное лицом, оплатившим опротестованный вексель, о возмещении ему вексельной суммы и об уплате расходов по протесту».

Не правда ли, второе значение слова рождает почти видимый образ волн, набегающих на берег и откатывающихся обратно? Или, скорее, ударов и контрударов тяжелым двуручным мечом…

Вроде бы и некстати, но мне вспомнилась статья 1.622 Гражданского Кодекса – одна из самых кратких, убедительных и показательных для той философии, на которой зиждутся наши частные права, да и все капиталистическое общество в целом.

«Должник моего должника – мой должник».

Сам Гроучо Маркс[4] не сказал бы лучше.

Да простит меня читатель за отступление от темы.

«Алкогольное» значение испанского слова resaca, коим обозначается похмелье, гармонично соответствует значению «морскому» – прибой и весь тот мусор и пена, что выбрасываются на берег волнами. Без сомнения, испанский эквивалент похмелья связан именно с этой метафорой: этимологически resaca (похмелье) происходит от resacar – вытаскивать, извлекать. Представьте: едва заметные волны набегают на берег – и откатываются, отступают, возвращаются в море. Наиболее часто используют этот термин, говоря о «сильной обратной волне», опасном откате волн, стремящемся утащить жертву далеко, далеко, на глубину… Точь-в-точь алкогольное похмелье, затягивающее, увлекающее в головокружительный водоворот сумрачной инерции.

В Интернете – «огромной беспорядочной библиотеке», как называет его Умберто Эко, поисковая система Google выдает ни больше, ни меньше как 284000 вебстраниц для термина hangover – английского перевода похмелья – и 27900 для этого же понятия на испанском. Хотя испанские страницы, по крайней мере, многие из них, дают толкование морского или же метафорического значения слова, типа «отрыжка выборной кампании» или «опьянение успехом», но есть и такие, которые обращаются к алкогольной тематике, особенно к филантропическому аспекту проблемы, т.е. к средствам борьбы с похмельем.

Широко распространено убеждение, что недомогание, ощущаемое на следующий день, объясняется тем, что похмелье – это абстинентный синдром (или синдром воздержания), ломка из-за отсутствия алкоголя. Это справедливо только для алкоголиков, физически зависимых от уровня октана в крови, которые должны пить, как рыбы, ежедневно.

В значении органическом и химическом похмелье – просто-напросто вредное последствие метаболизма алкоголя, переработка печенью поглощенного спирта для его последующего удаления из организма.

Мы пьем этиловый спирт или этанол с некоторой примесью ядовитого метанола. В ходе пьянки и после нее печень с помощью энзима, именуемого алкоголь-дегидрогеназа, перерабатывает алкоголь и превращает его в ацетальдегид – очень вредное химическое вещество, марш-бросок которого по кровеносным сосудам и составляет физическую сущность похмелья. Далее, другой энзим, ацетальдегид-дегидрогеназа, перерабатывает ацетальдегид в уксусную кислоту – химическое соединение, легко окисляющее ткани, и, в конце концов, покидающее тело через легкие в виде двуокиси углерода.

Проблема состоит в том, что печень совершает описанный процесс в свойственном ей, постоянном и не слишком быстром темпе, требующем долгих часов и многих усилий. Потому-то мы и страдаем от похмелья.

В ходе этой работы организм потребляет большое количество витамина В и С, калия, магния и цинка.

Через почки теряется много глюкозы.

Ко всему перечисленному следует прибавить сильное мочегонное действие алкоголя, вызывающее обезвоживание клеток.

Высыхание нервных клеток приводит к мигреням, а клеток желудочно-кишечного тракта – к тошноте.

Такова органическая и химическая сущность похмелья.

Но, кроме того, даже несколько (до шестнадцати) часов спустя после приема алкоголя электроэнцефалограмма показывает нарушения работы мозга.

Академические и классические описания ограничиваются физическим вредом, медицинские и научные исследования – органическими и химическими процессами, оставляя в стороне такой, думается, важный аспект, как психологические последствия, то есть, вызываемые похмельем нарушения умственной деятельности.

Именно этому я хочу посвятить сей трактат, или, точнее, сознавая ограниченность своих возможностей, скромные размышления.

Разумеется, психические нарушения есть следствие физического вреда от алкоголя, залитого «под завязку», результат разрушений, оставленных им в организме. Но давайте сосредоточимся на воздействии пьянства на сознание, на наш до сих пор непознанный мозг.

Каким образом описанные химические процессы влияют на электрическую и химическую активность мозга?

Как хозяйничает похмелье в области, расположенной выше носа и непосредственно за лбом, как оно действует на предлобную кору, управляющую мозгом, где, собственно, и варится на медленном огне чувство ответственности?

Как удается похмелью периодически извлекать из глубин нашего сознания мистера Хайда, притаившегося внутри каждого?

Насколько велик непоправимый ущерб, причиняемый бесчисленному множеству связей и комбинаций клеток мозга, и сколь серьезен вред для функционирования его молекул?

Каковы последствия утраты десятков тысяч нейронов, убитых пьянством?

Каждый мозг – вселенная, огромная и безграничная, а нервные клетки подобны звездам… Сколько вселенных, столько и мозгов.

Впрочем, оставим пантеизм.

Пусть наука, если сможет, ответит на вопросы, касающиеся механики, случайных сбоев и накапливающихся неполадок в работе мозга. Я же ограничусь описанием внешних, поведенческих отклонений и нарушений.

Порассуждаем о похмелье с чисто человеческих позиций.

Благодаря похмелью душа вступает в прямой контакт со всем лучшим и всем худшим, что есть в каждом из нас, общается с адом и раем.

Похмелье, как зубочистка, расковыривает самые черные дыры на дне души, о которых мы и сами не знаем или не осмеливаемся узнать, обнажает в темных глубинах каждого удивительные вещи: и такие, от которых буквально встают дыбом волосы, и гротескные, и низменные, наконец, изредка – возвышенные, чаще – патетические.

Иной раз похмелье, как и продиктовано одним из значений испанского слова resaca, превращает человека в настоящий мусор – существо низкопробное, аморальное и презираемое.

Обращаясь к высочайшим литературным источникам – прошу прощения за упоминание всуе Конрада, Маккарти, Диккенса, Набокова и Кафки – полагаю, что могу сослаться на них и определить похмелье, как некое месиво или рагу из «Сердца тьмы», «Кровавого меридиана», «Посмертных записок Пиквикского клуба», «Лолиты» и «Превращения».

Курц, судья Холден, Пиквик и Гумберт Гумберт маршируют плечом к плечу, взявшись за руки, по темной, вонючей улочке, сплошь в прокисших зловонных лужах, а где-то в самом ее конце осторожно подмигивает неоновым глазом мерзкий полузаброшенный бордель. Словно герои дурацкой телевизионной комедии положений, они ведут пошлую, банальную беседу.

«Казалось, что разом сорвали завесу. Я увидел на мраморном лице выражение мрачной гордости, печать деспотичной власти, самого низкого страха, самого полного и крайнего отчаянья. […] Что-то – образ ли, видение ли – заставило его едва слышно вскрикнуть; он крикнул дважды, почти шепотом:

– Ужас! Ужас!»

«Поутру солнце цвета мочи, похожее на чей-то гноящийся глаз, взглянуло сквозь пыльную завесу на мутный, застывший в бездействии мир […] …вызванное из небытия дьявольское королевство, на землю, с которой наступивший день стер все, не оставив ни дымка, ни развалин, как не оставляет следов кошмарный сон».

«Наш пламенный дух вынужден тащить тяжелую ношу: тюк, набитый суетными мирскими заботами и муками; если же дух ослабевает, груз становится неподъемным. И мы отступаем».

«Грязнейшая из моих поллюций была в тысячу раз чище, чем адюльтер, рожденный воображением писателя с сильно развитым мужским началом или же талантливого импотента. Мой мир раскололся».

«Многочисленные лапки, жалко-тоненькие по сравнению с объемистым туловищем, беспомощно дрожали перед его глазами».

Путешествие в самую сущность первобытного, неосознанного, коллективного ужаса по дороге, ведущей к Апокалипсису, в автомобиле аутизма, простодушия, тупости и эгоизма, во время которого необходимо внимательно следить за дорожными указателями, напоминающими о развращенности и мелочной скаредности, и беспокоиться, как бы руки не превратились в клешни. (ПУСТЬ ЧИТАТЕЛЬ ПРИБАВИТ К ОПИСАНИЮ САТАНИНСКОЕ ЗАВЫВАНИЕ, ОТДАЮЩЕЕСЯ В ГОТИЧЕСКИХ СВОДАХ, СУЕТЛИВОЕ МЕЛЬТЕШЕНИЕ МНОЖЕСТВА МАЛЕНЬКИХ СУЩЕСТВ, ТРЕСК ЖЕНСКИХ ПОДВЯЗОК И ЗАКОНСЕРВИРОВАННЫЙ СМЕХ).

Сравнительная терминология

Склонные к звукоподражательной и визуальной метафоре англичане называют его, как я уже упоминал, hangover, в буквальном переводе – «подвешенный на что-то», что заставляет меня вспомнить о словесном образе, придуманном будоражащим воображение героем очаровательного фильма Ивана Зулуэты «Вспышка». Возможно, он и не имел в виду именно похмелье, а может быть, напротив, обобщил все виды и типы этого неприятного состояния и возвел их в степень мегапохмелья.

«Зависший в паузе…, плененный».

Французы прибегают к метафоре – неостроумной и неудачной, с гадким пиноккиевским привкусом (от Пиноккио, а не от Пиночета!): они называют похмелье gueule de bois. Gueule переводится как «морда животного», а все вместе – «деревянная морда» – исключительно выразительно!

Я вспоминаю картинку из альбома Госсинни и Удерзо «Астерикс в Бретани», на которой Обеликс – такой же символ Франции, как Бриджит Бардо, гусиный паштет или гильотина, – просыпается, страдая от похмелья, и представляет себя в виде пенька с человеческим лицом, в который вонзился топор.

По-немецки похмелье – kater, то есть «кот». Похоже, что сия зоологическая аллегория восходит к диалектной форме произношения слова «катар» или katarrh страдающими от жажды студентами города Лейпцига XIX века. Члены братства Улисса воспользовались греческим аналогом, посчитав, что воспаленный мозг подобен простуженному, покрытому испариной телу.

Потеющий мозг кажется мне недурным сравнением.

Приходит на память один мой старый товарищ – назовем его сеньор Красный[5] в стиле «Бешеных псов» – который говаривал, что когда он страдал от похмелья, превышающего 7,5 градуса по шкале Бахуса (а его излюбленным коктейлем, в соответствии с исповедуемым ортодоксальным марксизмом, был пролетарский солнце и тень), то ему казалось, что его несчастный мозг источал капли бензина, разумеется, с высоким содержанием свинца.

Еще одно название похмелья, позаимствованное тевтонцами из животного мира, это affe или «обезьяна». И другое, используемое довольно редко, но куда более поэтичное и волнующее: katzen-jammer, что в практически буквальном переводе означает «жалобные вопли мартовского кота».

В итальянском нет специального слова для обозначения феномена. Просвещенные выпивохи с цицероновой торжественностью используют термин postum sbornia (пост-попойка, вроде послевкусия).

По-голландски похмелье – na-dorst, но, как и мы, голландцы прибегают к метафоре «гвоздь» (heb), или, подобно немцам, вспоминают аллегорического «кота», который и пишется так же: kater.

Швеция всегда остается на высоте: земля метафизиков и колыбель Ингмара Бергмана. Похмелье по-шведски – hont i haret, «боль в основании головы».

Норвежское название вызывает панический ужас, указывает на исключительное трудолюбие скандинавов и, кроме того, рождает наглядный образ: jeg har tommermen – «столяры в моей голове».

Сербохорватский звучен, он будит воображение. Само сочетание звуков в слове заставляет меня вспомнить о зловонном кипящем питательном бульоне (так называемой питательной среде) или о корыте, наполненном кашей из гравия и цемента: mamurluk.

Польский краток, звучание слова похоже на щелчок или хруст, означающий, что механизм сломался окончательно и навсегда: kac.

Румынское похмелье – persecute – наводит на мысль об организованном преследовании, что-то сродни погрому.

Русское «похмелье» происходит от слова «хмель» (растение, из шишек которого варят пиво). «Похмелье» это то, что приходит вслед за чрезмерным употреблением хмеля или пива. Для последствий купания в водке – русском национальном напитке – нет специального термина. Странно…

В иврите отсутствует слово для обозначения данного феномена, по крайней мере, в культурном языке, или я просто не сумел отыскать его.

По-арабски sakra обозначает и попойку, и похмелье. Само собой: мусульмане не пьют и этих тонкостей не различают. У японцев есть слово «фуцукайои». Китайским мандаринам для решения проблемы не достаточно одного слова, потребовалось четыре: «джиу», «хуо», «бу» и «ши». Каждый китайский иероглиф – целое слово. Все вместе означает что-то вроде «ощущения, испытываемого на второй день после приема алкоголя». Не понимаю только, имеется в виду второй день похмелья или же второй день, считая также и день попойки. Китай, как известно, – это другой мир.

Португальский и каталонский пользуются общим термином. Они ограничились тем, что добавили в испанское слово лишнюю скользящую согласную «S»: ressaca, сообщив ему некоторую маслянистость.

На фамильярном баскском говорят aje y oste. Другой вариант лаконичен с налетом фатализма: памятуя о страшном суде, религиозный баскский крестьянин называет похмелье biharamuna, т.е. «следующий день».

Возможно, этот термин, навевающий думы о времени, пришелся бы по вкусу дону Пио Барохе. Я имею в виду, что великого баскского писателя пленила латинская надпись под стрелками старинных курантов: Vulnerant omnes, ultima necat (Все ранят, последняя – убивает).

Реже встречающееся, несколько загадочное и поэтичное название azeria larrutu, буквально означает «снимать шкуру с лисы». А еще есть оптимистичное festondoa – «по соседству с праздником».

Пять синонимов для обозначения похмелья. Неплохо для такого скупого языка, как баскский.

Испаноговорящие страны по ту сторону океана как всегда нарочито изобретательны.

Например:

В Мексике, где так любят текилу и домашние праздники, похмелье называют cruda[6]. Я сразу вспоминаю, что во времена Франко именно так называли слишком грубые или жесткие фильмы.

Зато в Гондурасе, Коста-Рике и Панаме сие состояние ассоциируется не то с чем-то мягким, не то с профилактическими средствами: его называют goma, т.е. «резинка». Хотя, возможно, речь идет о резинке жевательной…

Под влиянием американской колонизации Пуэрто-Рико смирилось с англо-испанским изуродованным словечком jangover[7].

На Кубе описательный термин имеет привкус криминального романа или, по крайней мере, триллера: perseguidora, что переводится как «преследователь». Менее используемо, но столь же выразительно «пылающий рассвет». Похоже, кубинцы вполне осознают опасность спонтанного возгорания (см. воспламеняющееся похмелье), которому подвергается индивид в зловещий послепопоечный день.

Венесуэльцы также обращаются к зоологической аллегории, вспоминая о настырности грызунов: похмелье для них – «мышь» (испанское ratdri).

Не знают границ и распространены повсюду словечки agrura, в буквальном переводе означающее «кислота», но представляющееся мне неологизмом, в котором сплавились горечь (agrio), чернота (negrurd) и щепотка грусти; «обезьяна» (mono), вроде той, что навещает наркомана, которому нечего вколоть себе в вену, и, наконец, распространенный во всех испаноязычных странах в память о мужественном Святом Бернаре Альзирском «гвоздь». Несчастного Святого Бернара – официального покровителя похмелья – в 1180 году казнили мавры, пронзив лоб мученика бронзовым гвоздем.

В Колумбии похмелье прозвали «гуайявой» по имени тропического дерева. А в Испании, все в ту же эпоху «жестких» фильмов, мужчины называли гуайявой смазливую полнотелую девицу.

Эквадорцы используют непереводимое словцо chuchaqu, предполагающее выжимание всех соков из многострадального тела.

Жители Уругвая и Чили категоричны и не теряют времени на всякие нюансы.

Страдающий похмельем пожалуется, что его «ударили топором» и при этом выразительным жестом стукнет себя ребром ладони по середине лба. Не знает государственных границ и сопровождается тем же жестом выражение «меня преследует индеец», верно, в память о томагавках почти полностью истребленных северных соседей – индейцев.

Кроме того, в Чили существует медицинский ротоглоточный термин cana mala, что означает «больная глотка».

В Аргентине происходит нечто крайне любопытное, удивительная мистическая загадка, которая тем более непостижима, если учесть чрезвычайную плодовитость всякого жаргона. Они попросту игнорируют явление, не называя его никак, даже просто похмельем. Может, они с ним не знакомы? Может, как раз в Буэнос-Айресе и находится утраченный рай?

Мне представляется невозможным отсутствие этиловых интоксикаций и, следовательно, похмелья в стране, пережившей Перона и Виделу и стоящей сегодня на пороге развала.

Может быть, это связано с лингвистическим убожеством многочисленных итальянских иммигрантов: как вы помните, итальянцы тоже никак не называют данный феномен.

Перуанцы используют наглядный графический образ котла. Но помимо этого, они родили шедевр, прозвище непревзойденное, самую изобретательную, будоражащую и забавную из всех существующих метафор, притаившуюся где-то между фантастикой, нелепостью и ужасом. В Перу наутро после попойки просыпаются в компании куколок или марионеток. Понимай, как хочешь: то ли во время похмелья кто-то дергает тебя за ниточки-нервы, то ли место твое в пыльном ящике среди марионеток.

Общие соображения

Проклятье

Как мы уже отмечали, похмелье – высокая цена удовольствия от души напиться; плата за услуги хорошей шлюхи; наказание вслед за наградой; мышеловка, в которую попадаешь, соблазнившись сыром.

Но не для всех установлен такой порядок вещей.

Живут среди нас несчастные, отмеченные печатью судьбы, обреченные на возмездие, но не способные при этом вкусить никакого удовольствия.

Я говорю о тех, кто никогда не бывает пьян, но мучается похмельем. Такое происходит куда чаще, чем можно предположить.

Проклятый пьет всерьез, рюмку за рюмкой, как будто кто-то хочет отнять у него стакан. Он выпивает столько алкоголя, что любой другой давно упал бы на четвереньки. Однако отмеченный перстом неумолимого рока не теряет трезвости, и, даже, напротив: с каждым новым глотком его рассудок становится все более ясным.

Такие экземпляры встречаются среди пьяниц со стилем, людей солидных и, как правило, образованных, зачастую истинных интеллигентов. Уж и не знаю, какова может быть связь между невосприимчивостью к алкоголю и просвещенностью, если только это не жестокое следствие суровой библейской максимы: «Во многия знания – многия печали».

Тем не менее, в некоторых ситуациях такое свойство может подарить определенные преимущества. Так и случилось с Жаном Ломбаром, нетипичным детективом-интеллектуалом, созданным Франсуа Риано – французским писателем испанского происхождения. В романе «Разносторонний треугольник», опубликованном издательством «Галлимар» в престижной «Черной серии», любящий заложить за воротник, никогда не пьянеющий, но часто мучимый похмельем Ломбар, с честью выходит из трудного положения, благодаря своей устойчивости к алкоголю.

Перевод мой, то есть халтурный.

«Пополь вернулся со стаканом и бутылкой „Джонни Уокера“ с черной этикеткой и водрузил их на стол. Орей держал меня на мушке своего „Вальтера П-38“, а мою „Беретту“ засунул себе за пояс.

– Жажда не мучит, Ломбар? – спросил Пополь, показав огромные лошадиные зубы. – Конечно, мучит. Я слышал, ты всегда хочешь выпить. Так пей! И не жалуйся, это хороший виски.

Они собирались напоить меня, а потом, наверняка, выбросить в Сену. Никто особенно не удивится, что некий детектив с полным желудком виски упал в реку и утонул. А комиссар Бомель, при теперешнем положении вещей, долго не думая, положит дело под сукно.

Я не заставил себя упрашивать. Решив, что на меня подействует алкоголь, они ослабят внимание. Важно не упустить шанс.

– Вот это мне по душе, Ломбар. Помогай нам – и тогда не придется использовать эту штуку. От нее всегда много шума и получаются отвратительные дырки. Хороший мальчик!

Пополь уселся напротив меня, положил руки на стол, по обе стороны от автоматического английского „Уэбли“ со снятым предохранителем.

Когда бутылка наполовину опустела, я стал изображать опьянение к большому удовольствию обоих забияк.

– Ты мне нравишься, Ломбар. Жаль, что ты сунул нос, куда не следовало. Лично я ничего против тебя не имею, так и знай.

С каждым новым глотком мой рассудок становился все ясней, стихал шум, гудевшей в голове после побоев, нервы остывали, мышцы подтянулись. Я был готов перейти к действиям. Бутылка была почти пуста. Я прикрыл глаза, стал бормотать что-то бессвязное, разыгрывая комедию, будто я не в силах допить последний стакан.

Пополь повернул голову, чтобы сказать какую-то глупость весело хохотавшему Орею, и перестал следить за мной. Момент настал.

Левой рукой я схватил бутылку „Джонни Уокера“ и разбил ее о голову Пополя; правой сжал „Уэбли“, и коленом перевернул стол как раз в момент, когда Орей опомнился и открыл огонь. Он трижды выстрелил из „П-38“, но я спрятался за перевернутым столом. Четвертая пуля пробила дерево в дюйме от моего носа. Я поднял над столом руку с пистолетом и, не целясь, опустошил магазин в направлении Орея. Несколько секунд я сидел, не шевелясь. Тишина. Наконец, я осторожно выглянул.

Орей лежал на полу и обеими руками пытался зажать себе горло. Он тихо хрипел, а вокруг растекалась лужа крови. Другая пуля попала ему в ляжку. Пополь пришел в себя после удара бутылкой и ухитрился встать на четвереньки. Я поднял с пола „Вальтер“ и влепил каждому по пуле в затылок.

Прежде, чем уйти, я тщательно вытер все свои отпечатки и прихватил „Беретту“. […]

Меня разбудил щелчок дверного замка. Уж и не знаю, как мне удалось проснуться.

Если дверь открыли ключом, это мог быть только… На всякий случай я вытащил из-под подушки пистолет. Голова пульсировала, как свежая рана.

Это оказалась Николь, моя дорогая экс-секретарша. Я спрятал „Беретту“. Давненько она не навещала меня. Она была ослепительна. Обо мне такого сказать было нельзя, и Николь ясно дала понять это.

– Я принесла к завтраку круассаны, твои любимые. Ты ужасно выглядишь. Убери эти книжки и дай мне сесть.

– Опять „Улисс“ Джойса и „Так говорил Заратустра“?

– Ну, конечно.

Я забыл, как быстро раздевается Николь. Что я прекрасно помнил, так это восхитительную родинку в форме груши у левого соска. А наутро с похмелья фрукты на редкость кстати».

Избавление

Прямо противоположно проклятью. Существам, чела которых коснулся перст судьбы, дарован фантастический обмен веществ: наутро после самой глухой пьянки они не страдают похмельем.

Завзятые пьянчуги, они идут по жизни, не зная дурных последствий.

Можно ли назвать это благословением? Только до определенного предела. «Да» – для пьяниц дисциплинированных, подвида редкого, как горная горилла. Они способны держать себя в руках и напиваться всего пару раз в неделю. Не пить в день похмелья довольно просто; относительно легко воздерживаться и на второй день (так называемый день раздумий, см. Пролог): помогает все еще сидящий в голове «гвоздь» и остатки благоразумия. Но если любитель заложить за воротник не знаком с похмельем, что удержит его от ежедневных возлияний? Исключительно здравый смысл и состояние кошелька, а среди нас, пьяниц, встречаются какие угодно, но только не благоразумные и не бережливые.

Похмелье необходимо, это мудрый предупреждающий закон, необходимая человеку узда. Токсичность и опустошительная сила похмелья дают приблизительное представление о том, как сильно страдает от пьянства организм. В отсутствие симптомов легко забыть о сокрушительной мощи вояки-Алкоголя. Ведь на самом деле отсутствие похмелья не говорит о безнаказанности: алкоголь все равно наносит вред физическому и умственному состоянию человека.

Мне известно несколько примеров «избавленных» среди моих друзей и знакомых; есть даже одна совершенно исключительная дама, в огромных количествах поглощающая вино и пиво, а ведь женщины, как известно, особенно подвержены жестокому похмелью.

Особенно впечатляет опыт одного моего друга-художника, назовем его сеньор Зеленый. На пороге своего пятидесятилетия Зеленый выпивает ежедневно по полторы бутылки рома, выкуривает четыре-пять пачек сигар, спит не более четырех часов и известен тем, что никакие испытания не влияют на функционирование его головы.

На следующий день он пробуждается свежий, как роза.

Возможно, в данном конкретном случае все объясняется тем, что он не вылезает из беспробудного пьянства и постоянно пребывает в состоянии полуопьянения, при котором похмелью попросту нет места. А может быть, его печень вырабатывает излишек ацетельдегид-дегидрогеназы. Думаю, он готов завещать свою печень науке, если только за нее заплатят при жизни.

Во времена особо страстного романа с бутылкой сеньор Зеленый умудрялся порой увидеть самого себя, облокотившегося на стойку в другом конце бара.

Он и его иллюзорная проекция вежливо приветствовали друг друга.

Элизабет Тейлор рассказывала, что ее муж, Ричард Бартон, выпивал за день бутылку водки, а наутро просыпался, не ощущая никаких последствий подобных злоупотреблений. И так шло до тех пор, пока ему не исполнилось пятьдесят.

Как-то утром он с удивлением поинтересовался у супруги, что это с ним происходит: его тошнило, голова раскалывалась, во рту пересохло, мозг будто остекленел.

«Это похмелье, дорогой, – ответила Лиз. – Добро пожаловать в наш клуб».

Великий актер умер в возрасте пятидесяти девяти лет.

Пожалуй, наиболее известный персонаж из тех, что избавлены от похмелья, это капитан Хэддок – неразлучный товарищ одинокого волка Тэнтэна, гениальный и душевный выпивоха, созданный Эрже, лучший герой в истории комиксов.

Капитан Хэддок – заядлый пьяница. Во всех альбомах серии мы видим его пьяным в лоскуты, хорошо хлебнувшим любимого виски «Лох-Ломонд» или чего другого, что оказалось под рукой. Но никогда и ни на одном рисунке он не мучается похмельем.

На ряде картинок капитан изображен у себя дома, в замке Мулэнсар, в ванной комнате. Он только проснулся, в пижаме. Он потягивается и смотрится в зеркало, разглядывая круги под глазами и зубы, прежде чем почистить их. Единственное, что может вызвать некоторые, – незначительные! – сомнения, это наличие кругов под глазами. Обычно капитан Хэддок энергичен, без каких-либо видимых признаков похмелья, которые непременно были бы отражены дотошным Эрже.

Согласно моей гипотезе, Эрже очень любил капитана Хэддока, этот персонаж был для него самым дорогим из всех обитателей созданного им чудесного мира. И в знак любви, он даровал капитану избавление от похмелья или просто забыл об этой неприятности, что, по сути, одно и то же.

Нюансы

Интенсивность и тип похмелья зависят от целого ряда внутренних и внешних факторов и свойств пациента (см. раздел «Классы и подклассы»).

Я отмечу только некоторые, наиболее значимые факторы и причины.

Качество и вид напитка. Основополагающий фактор. Чем хуже качество потребляемого алкоголя, тем сильнее похмелье. Советуем пить только качественные напитки, пусть даже во вред вашему кошельку.

Для крепких напитков важна профессиональная дистилляция и благородство исходного сырья.

В Шотландии мне довелось посетить безукоризненно организованные заводы дома Гленфиддиш, и я вынес из этого посещения глубокое удовлетворение и абсолютную веру в солодовый виски.

Чем выше качество вина, тем ниже содержание метанола. В процессе метаболизма ядовитый метанол превращается в формальдегид и муравьиную кислоту, вызывающие отвратительное похмелье.

Содержание метанола выше в темных напитках, вроде коньяка, и ниже в белых, например, в водке или джине.

Кроме того, в белых несладких напитках меньше токсичных остатков и добавок.

Обмен веществ. Фактор очевидный и бесспорный. Чем более здоровой, сильной и трудолюбивой печенью одарила вас природа, тем быстрее и легче пройдет похмелье.

Говорят, что печень Ричарда Бартона была погребена отдельно, с военными почестями и салютом.

Табак. Мы, курильщики, страдаем от похмелья сильнее, чем некурящие. К тому же во время выпивки куришь гораздо больше обычного. Пока опустошаешь стакан, практически прикуриваешь одну сигарету от другой. А уж если очередной запой начался с поданного на десерт виски или коньяка, а вслед за послеобеденной сигарой потянулась гирлянда сигарет и батарея джин-тоников, расплата будет жестокой.

Кровоизлияния, приливы и тяжелая голова наполовину спровоцированы табачной интоксикацией, никотиновым отравлением и смолами, серым асфальтом застывшими в организме.

Вес. Чем больше весит индивид, тем больше в нем жира и воды, в которых растворяется алкоголь, вследствие чего снижается концентрация этанола. При одинаковом объеме выпитого, Стен Лорел будет мучиться похмельем куда сильнее, чем Оливер Харди[8].

Питание. Если ваше питание разнообразно и сбалансировано, количество животных жиров ограничено, но при этом вы потребляете много овощей, фруктов, рыбы (особенно белой) и продуктов, богатых клетчаткой, вы сумеете дать отпор похмелью, поскольку ваш организм располагает достаточным запасом витаминов и минералов, и вы будете страдать меньше, нежели те, кто питается плохо и скудно.

Пол. Женщины хуже, чем мужчины, усваивают алкоголь: быстрее пьянеют и, как правило, сильнее страдают от похмелья. В их печени меньше энзима алкоголь-дегидрогеназы, а содержание воды в теле пропорционально ниже. Из напитков они лучше всего переносят пиво.

С грустью констатирую, что на этом заканчивается наше единственное преимущество.

Как и во многих других сферах жизни, мужчины и женщины совершенно по-разному ведут себя в отношении выпивки.

Женщин алкоголь делает блудливыми, а нас нет, поскольку мы блудливы всегда. Хотя женщины пьянеют быстрее, мы, по-видимому, допускаем ошибку: отвечаем джин-тоником на каждое выпитое женщиной пиво. И когда они выражают желание насладиться нами на десерт, отвечаем на страсть слабостью.

По этому поводу мне вспоминается типично английский анекдот:

«Мажордом спрашивает интересную даму:

– Мадам желает виски?

– Нет, благодарю. Виски плохо действует мне на ноги.

– Неужели отекают, мадам?

– Нет, раздвигаются».

Однако на следующий день, больные похмельем, они и слышать ни о чем подобном не хотят, а мы, как павианы, томимся от сладострастья (см. похотливое похмелье).

Сексуальные отношения. Если, несмотря на вышеизложенное, вам выпадет удача заняться любовью прежде, чем провалиться в пьяный сон, утреннее похмелье будет куда слабее. По крайней мере, мне так рассказывали.

Климат. В тропиках меньше страдают от похмелья, это факт. Несомненно, помогает то, что в тех краях потеешь, как лангуст в кастрюле, а при этом из организма выводятся токсины. Мне это объяснение кажется недостаточным, ведь процесс метаболизма алкоголя остается таким же, как в Лапландии. Чудеса, да и только.

Вспоминаю новогоднюю ночь в Доминиканской Республике. Хорошо сказано: «вспоминаю»… Последнее, что отпечаталось в мозгу, это то, как я пытаюсь забраться на высокую, сложенную из бревен стойку в баре на берегу, а благовоспитанный мулат-бармен говорит: «Мы будем вынуждены побить Вас, сеньор».

Я проснулся на пляже в состоянии полной амнезии (см. похмелье-амнезия), но ощущение похмелья было вполне терпимым. Думаю, что дома попойка того же размаха закончилась бы для меня в реанимационном отделении.

Настроение. Фактор субъективный и спорный, но играющий определенную роль. Когда пьешь с удовольствием, в хорошей компании или в гармоничном уединении, наслаждаешься приятной беседой, а может, даже пытаешься закадрить кого-то (безответственно намереваясь отложить логическое завершение отношений на следующий день, когда организм обретет лучшую спортивную форму, хотя плод, которым пренебрег сегодня, не съесть уж никогда), похмелье будет не таким тяжелым, как если бы ты ввязался в драку или терпел общество дураков и зануд. При этом не стоит забывать, что может иметь место и вполне достойная перебранка – без всякой поножовщины и размахиваний бутылками, – она тоже позволяет расслабиться.

Возраст. С возрастом похмелье переносится все тяжелее.

В двадцать лет просыпаешься с головной болью и немного не в себе. Завтракаешь, выкуриваешь сигаретку, около полудня опрокидываешь несколько стаканчиков пива – и опять как новый!

Начиная с тридцати пяти, то есть именно тогда, когда, наконец, понимаешь, что все в мире – обман, похмелье становится нестерпимо жестоким и может длиться не один день (см. разрушительное похмелье).

Я представляю себе старость, как одно затяжное похмелье, более или менее жестокое, в зависимости от прочности обшивки корабля.

Похмельем страдают не только люди, но и животные.

У моей подруги, назовем ее Алой, есть собака, симпатичный белый двор-терьер, который не откликается на кличку Троцкий, поскольку глух как пень.

Троцкий обожает пиво. (Кстати, у могущественного судьи Роя Бина[9] был медведь, любивший пиво. Я потом расскажу о нем, – о судье, а не о медведе – в разделе о гневливом похмелье). Так вот, любовь собаки к пиву обнаружилась случайно, благодаря опрокинувшемуся стакану. Пес сладострастно вылизал золотистую жидкость до последней капли, и в этом нет ничего особенного: вспомним Милу, собаку Тэнтэна – та просто шалеет от виски.

Алая любит брать Троцкого с собой на прогулки. Девочка она простая, к тому же рокерша, и, следовательно, частенько наведывается в заведения, где рекой льется пиво, курят травку и гремит музыка (может, в этом и кроется причина собачьей глухоты). В гашишно-марихуановом дыму, среди падающих стаканов и не до конца опустошенных летающих бутылок, пес набирается под завязку.

Алая рассказывает, что весь следующий день Троцкий почти все время спит или лежит, беспрерывно гадит, пьет больше обычного, рычит на всех, а если она ест салат из лука, помидоров и салатных листьев, собака просит поделиться.

Основные рекомендации

Независимо от типа и интенсивности похмелья, существует целый ряд факторов и рекомендаций, которые необходимо иметь в виду, и неукоснительно выполнять в момент кораблекрушения. Они рождены опытом собственных грубейших ошибок. Все рекомендации носят негативный или, скорее, пассивный характер, поскольку призывают к воздержанию и предупреждают: этого не следует делать.

В большей или меньшей степени любое похмелье – за исключением некоторых особенных психологических реакций, пробуждаемых или усыпляемых в той или иной жертве – являет собой картину почти универсальную и общую, роднящую всех нас, страдающих этой хворью: физическое недомогание, различающееся лишь некоторыми оттенками, в зависимости от локализации (голова, глаза, горло, гортань, желудок, почки – печень предательски не болит – кишки или все это вместе), нарушение ориентации в пространстве, общее отупение, чувство повышенной ранимости, незащищенности и заметная неуверенность практически во всем.

Исходя из этих общих предпосылок, можно выделить виды деятельности, в чьи лабиринты не следует углубляться с похмелья, дабы не зайти в тупик и избежать ненужных потерь.

Не претендуя на то, чтобы привести исчерпывающий перечень запрещенных действий, и сознавая, что читатель может сам подсказать ряд пунктов, основываясь на ассоциациях, элементарной логике и экстраполяции (понятно, например, что в состоянии похмелья не стоит присутствовать на вскрытии), предлагаем следующий краткий свод базовых советов:

Не летать на самолете. Летать страшно всегда, на взлете и посадке волосы имеют обыкновение вставать дыбом, но если вы сели в самолет в состоянии похмелья, полет может обернуться кошмаром.

И пусть не будет даже намека на турбулентность, и заученные улыбки стюардесс – этих соблазнительных барометров, милые лица которых точно отражают, что в действительности происходит в недрах летательного аппарата – ни разу не дрогнут за время путешествия. Но если, в довершение всех бед, в полете приключится тряска, а то и гроза, жалкие послепохмельные ошметки самоконтроля подвергнутся суровому испытанию. Чтобы не стать посмешищем, вам придется сконцентрироваться и не поддаться панике.

Не нужно летать с похмелья. Но уж если положение безвыходное, и путешествия внутри опасной сигары никак не избежать – я имею в виду экстремальные ситуации: например, вам (сотруднику ЦРУ) нужно эвакуироваться из Сайгона во время войны во Вьетнаме – тогда лучше всего опрокинуть в баре аэропорта пару стаканчиков виски; оказавшись на борту, непосредственно перед взлетом, до дна осушить фляжку, являющуюся неотъемлемой частью вашего ручного багажа, а потом, не дожидаясь торжественного выезда тележки с апельсиновым соком и минералкой, попросить парочку смешных малюсеньких бутылочек, и еще две – когда тележка подъедет к вашему ряду.

Если фляжка была из разряда профессиональных, а именно емкостью не менее трехсот миллилитров, то вслед за похмельем и приступом паники наступит состояние глухого наплевательства, и вам будет все равно, трясется ли проклятый самолет или, может, его преследует ракета.

Есть риск, что после большого количества виски шаткие подмостки похмелья подведут, и подступят рвотные позывы – особенно если на часах девять утра, а желудок пуст – но с этим придется смириться. Смотри в иллюминатор – и это даст тебе силы пить дальше.

В борьбе с паникой можно прибегнуть к дополнительным маневрам, например, завести беседу с соседом, пусть даже он симпатичен, как Франко или напоминает вампира Носферату. Но будь изобретателен и не вздумай угощать его содержимым фляжки: ты сам нуждаешься в каждой капле огненной воды, как человек-амфибия в каждом кубике кислорода.

Не ходить в луна-парк. Но уж если пошел, всячески избегай американских горок, качелей, сталкивающихся автомобильчиков и даже пещеры ужасов. Пусть малыш покатается один, или заплати какому-нибудь бездельнику из тех, что вечно ошиваются в таких местах, чтобы сопроводил ребенка.

Не ездить в метро. Особенно в час «пик». Даже в девять часов воскресного утра опыт будет травмирующим. И пусть ты сумеешь сладить с головокружительным желанием броситься на пути в тот самый момент, когда с оглушительным грохотом появляется поезд, но внутри вагона тебя поджидает клаустрофобия и полный нервный разлад из-за череды торможений и резких ускорений.

В довершение всего, по воле дизайнера, в метро в Бильбао между ступенями лестниц, ведущих на перрон, зияют просветы, неизбежно вызывающие головокружение.

Не поддаваться на попытки таксиста завязать беседу. Нигде, и особенно в Мадриде.

Не посещать дискотек. Это извращение – визгливая и одновременно монотонная музыка в сочетании с синкопированным миганием огней, может убить тебя. Кроме того, из-за обостренной ранимости тебе может показаться, что горилла на входе скривилась при твоем появлении, ты обругаешь ее и, скорей всего, заработаешь тумака.

Избегать народных гуляний. Совокупный эффект скопища всякого сброда (человечье стадо, как и скот, пышет жаром и распространяет вонь), плебейский запах жарящихся пончиков и гадкий звук свирели – напоминающий воспроизводимую на слишком высокой скорости плохую запись плача неутомимого младенца, – вонзится в мозг подобно стилету.

Не перечить супруге. Ни в коем случае. Пусть она утверждает, что обычный цвет снега – индиго, а ты в последнее время похож на Питера Лорра или на Лолу Гаос – ты остаешься невозмутимым и насвистываешь мелодию из «Моста через реку Квай».

Вспыхнувший из-за какой-то бытовой чепухи легкий тривиальный спор на дрожжах твоего похмелья быстро превращается в итальянскую свару с визгливыми воплями, изощренными проклятьями, битьем о стену, хлопаньем дверями (тарелки летят на пол только в кино – они денег стоят), адресованными Богу трагикомическими восклицаниями и вопросами: «Ну почему я до сих пор не сдох!?», «Это не жизнь, а сплошная засада!» «Когда, наконец, меня кондратий хватит!?».

Не будем забывать, что супруга виртуозней, чем кто бы то ни было, умеет посыпать солью наши раны и выводить из себя. Кроме того, она исключительно последовательна и демонстрирует свою власть, не раздумывая ни секунды.

Не посещать футбольные матчи, концерты рок-музыки и прочие массовые мероприятия. Ты будешь страдать одновременно от агорафобии и клаустрофобии, при этом над тобой будет постоянно висеть дамоклов меч возможного возникновения суматохи, беспорядков. К тому же не забывай о кошмарной звуковой агрессии.

Не ходить в театр, оперу или на балет. И ни на какие другие спектакли, подразумевающие визуальный контакт артистов со зрителями.

В кино проблем не возникает. Если тебя одолеет приступ кашля, удушья, нервного смеха или чиханья, можно встать и скромно удалиться под прикрытием темноты. В театре же ты постоянно трясешься от ужаса, что похмелье спровоцирует одно из перечисленных последствий. И, в конце концов, эта навязчивая идея вызывает кризис. А поскольку в театре куда светлее, чем в кино, во время дурацкого побега из зала на тебя будут пялиться и зрители, и артисты, незаметно для всех, кроме тебя, приостановившие спектакль в тот самый миг, когда чувствуешь, что ноги больше не слушаются тебя.

Избегать общественных мероприятий и празднований любого рода. Никаких свадеб, причастий, крещений, обедов бывших однокашников и литературных ужинов. Вообще любое застолье, рассчитанное больше, чем на троих, слишком многолюдно, но на фоне похмелья оно совершенно непереносимо. Первое, что делают люди, усевшись за общий стол, – начинают кричать. А если это братская трапеза в народном духе и случилась она в Стране Басков, то вслед за десертом не избежать хорового пения во весь голос.

Если празднованию предшествует религиозная церемония – венчание, причастие или крещение – кошмар банкета дополняется посещением церкви. Раз уж тебе не удалось отделаться от чертового приглашения, по крайней мере, не заходи в храм. Обедня с похмелья губительна. Тоска действа будет усугублена пошлостью, если в нем участвуют дети, напоминающие обо всех мирских бедах; глупостями, которые говорит священник во время проповеди; виртуозностью органиста, хором ангельских голосов и тошнотворным запахом свечей и ладана.

Например, моему другу, сеньору Пурпурному, посещение церкви с похмелья стоило сотрясения мозга. Он умудрился бестактно столкнуться с кадилом на кафедре собора в Сантьяго-де-Компостела.

Единственная церемония, на которую можно решиться – это похороны, тем более сейчас, когда тело не выставляется на обозрение. Отсутствует застолье, оставляешь визитную карточку, выражаешь соболезнования, а когда наступает время войти в церковь, отправляешься пить пиво с кем-то, чье состояние сродни твоему: если хоронят друга, обязательно найдется еще один товарищ с бодуна.

Не посещать врачей. Ни в стационаре, ни в поликлинике. Единственное дружественное тебе, похмельному, медицинское учреждение – это аптека, место, где можно найти «Алка-Зельцер», аспирин и витамины B6 и В12 с экстрактом артишока.

Не стоит отправляться на прием к врачу или в больницу, разве что тебя сбила машина. И то только в том случае, если «скорая помощь» доставила тебя туда в бессознательном состоянии, не спросив согласия. Если ты попал в руки врачей, то, скорей всего, после беглого осмотра, тебя направят на обследование. Можно сколько угодно твердить, что ты жалуешься только на геморрой или межпальцевый грибок – все будет бесполезно, ты навек запутался в сетях медицины.

Избегать общения с занудами. Собственно, и в любое другое время рекомендуется поддерживать с ними исключительно визуальный контакт, и обязательно на дистанции, но в состоянии похмелья это условие носит жизненно важный характер, как, например, то, что сердце должно биться.

Тип, страдающий, по определению Кеведо, недержанием речи, и уже вынудивший тебя страдать, выслушивая очередную нудную историю, но пытающийся повторить ее сызнова, хватая тебя за руку, чтобы ты не удрал, запросто может свести тебя в могилу.

Не заниматься гимнастикой. Как максимум, прогуляться размеренным шагом по тихим улочкам.

Если предстоит заниматься любовью (единственное приемлемое упражнение), постарайся принять позу пассивного согласия, а усилия пусть выпадут на долю партнера. Не напрягай спину, не насилуй почки и держи пульс. И никакого карабканья на стену, как это делал Марлон Брандо в «Последнем танго в Париже».

И, само собой, ни в коем случае нельзя бегать. Пусть ты стоишь на середине проезжей части, и прямо на тебя мчится автомобиль – увидишь, он остановится. Если за тобой гонится полицейский, пусть догонит. Твой девиз – пассивное сопротивление, как у Ганди.

Кстати о вреде бега с похмелья и полицейских. В «Смертельном выстреле», полицейском боевике 1989 года режиссера Джона Франкенхаймера, страдающий от жестокого похмелья полицейский Дон Джонсон вынужден гнаться, как сумасшедший, за преступником. Он нагоняет бандита, валит на землю, надевает на него наручники – и вдруг зеленеет, извергая из себя все содержимое желудка прямо на задержанного. Несчастный бандит кричит караул и требует защиты прав человека.

Не смотреть и не слушать слишком смешных вещей. Приступ смеха, неудержимый хохот, если они очень интенсивны, могут нарушить поступление кислорода в мозг. Возникающее при этом ощущение напоминает смертный час сильнее, чем что-либо из пережитого мной. В состоянии похмелья предчувствие конца просто гиперреалистично. Поэтому лучше отказаться от просмотра фильма, на котором, по мнению уважаемых тобой людей, просто помрешь со смеху, а также ускользнуть от приятеля, рассказывающего смешные анекдоты, а если ты заметил на улице, что кто-то того гляди наступит на банановую кожуру, поскорее отвернись, или, если ты добр по натуре, помоги избежать паденья.

Не ввязываться в драки. Учти, что даже если ты победишь, выброс адреналина с похмелья так силен, что ты испытаешь что-то вроде апоплексии, а после боксирования возникает тахикардия и головокружение.

А если проиграешь, то подвергнешься адскому испытанию получить взбучку на больную голову.

Никогда не ходить рядом со стройкой. Особенно если там работает бурильная установка или такое зубчатое колесо для резки плитки, издающее длинный, пронзительный, нечеловеческий вой, от которого хочется в панике закричать… По-моему, оно называется «ротафлекс». Или когда асфальтируют мостовую и льют смолу, черный, горячий битум, само название которого уже отвратительно, а вонь – как из преисподней. Один мой знакомый говорил, что запах битума напоминал ему лакричную микстуру его детства. Я слышал, что собственные дети объявили его недееспособным и упрятали в богадельню.

Не приближаться к надушенным старухам. Это не шутка. Многие сеньоры не первой молодости, особенно относящиеся к типу попугаев, имеют обыкновение обильно орошать себя резкими и приторно-сладкими духами, радиус поражения и дурманящий эффект которых возрастают в контакте с увядающей кожей.

Избегать публичных выступлений. Если ваша профессия подразумевает частое появление на публике, например, если вы писатель, политик или ярмарочный шарлатан, с похмелья лучше бы воздержаться от выступлений. Нервы могут сыграть с вами злую шутку, вдруг накатит страх сцены, и вы не вспомните ни слова, а если потребуется что-то прочесть, голос сорвется на петушиный крик на фоне участившегося, как перед оргазмом, дыхания.

Не посылать факсов и писем по электронной почте. Разве что по совершенно нейтральным вопросам. Что написано пером, не вырубишь топором, и отправленного назад не воротишь. С похмелья скверное настроение – скверно вдвойне. Отложи до завтра письмо, в котором ты жалуешься на неуплату по счету, неуважительное обращение и любую другую неприятность. Вполне вероятно, что ты делаешь из мухи слона, потерял чувство меры и раздул дело так, что потом будешь каяться.

Не загорать. Рекомендуется сходить искупаться в бассейн или на море. Прохладная вода и гидромассаж целительны для похмельной головы, но как только вода обсохла, следует немедленно спрятаться на полностью затененной террасе или, еще лучше, в помещении с кондиционером. Тех, кто говорит, что не любит кондиционеров, я бы отправил прогуляться по Сахаре в компании одного лишь бурдюка с домашним вином. Прямые солнечные лучи могут оказаться роковыми для больной головы.

И, наконец, быть настороже, обходить препятствия и избегать ненужной агрессии, руководствуясь советами элементарной логики и простого благоразумия.

Никогда, к каким бы средствам и мерам предосторожности мы ни прибегали, нам не суметь сделать похмелье приятным, но, во всяком случае, переживем скверные часы достойно, стремясь ограничить ущерб, а не усугублять его бездумным и легкомысленным поведением.

Похмелье нуждается в тишине, самоанализе, спокойствии, тенистых уголках, пастельных цветах, уединении, созерцании, покое и решительно отвергает перечисленные выше глупости.

Все это спасает нас от того, что составляет суть недуга: погруженность в себя, резкие светотени, хаос, темная инерция, зеленая вода выдыхающего смрадный метил омута, где обитает дух болот.

Лучше всего целый день не выходить из дома, не откликаться на звонки в дверь, отключить телефоны, в том числе и мобильный.

Если у тебя есть сад, ты живешь за городом или у моря, то лучше всего нанесенную топором рану на твоей голове залижет ветерок, с нежным шепотом шевелящий листья деревьев, рассветное пение птиц (пусть только их будет не слишком много!), – хотя возможно, что в этот ранний час кто-то только возвращается, и сейчас он пьян, а похмелье еще впереди, до пернатых ему, как до лампочки, он их не слышит, – прогулка по пустынному пляжу, плеск волн… Хорошо ощутить босыми ступнями только что политый газон, полюбоваться розой, облаком или муравейником, послушать далекий гром, шум дождя, вдохнуть запах влажной земли…

Я живу напротив готического собора, и меня умиротворяет созерцание гаргулий, давным-давно знакомых до мельчайших подробностей.

С похмелья можно ощутить себя в нирване, погрузившись в приятное легкое чтение, предшествующее предобеденной сиесте, растянувшись на удобной лежанке ослепительным весенним днем, под синим небом и при температуре воздуха двадцать один градус, в тени цветущего лимона или миндаля, одновременно наслаждаясь морским бризом, с ледяной Кровавой Мэри на низеньком столике, в то время как подруга, с которой вас связывает взаимное сексуальное влечение, делает тебе легкий массаж плечевой зоны, а ты внемлешь шепоту воды в фонтане и ощущаешь ее свежесть.

Аминь.

Следы в древности

Известно, что человечество предается пьянству с незапамятных времен. Древний человек пытался хоть ненадолго ускользнуть от библейского проклятья, гласящего, что будет он «в поте лица своего есть хлеб», и одурманивал свой рассудок, дабы не так остро переживать цепь «сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу», по меткому наблюдению Шекспира, вложенному в уста Гамлета в его знаменитом монологе.

Древнейшая находка, имеющая отношение к вину, – это амфора с остатками винной кислоты, обнаруженная в ходе археологических раскопок поселения эпохи неолита в Загросе, в Иране. Согласно анализам, это вино изготовлено за 5 тысяч лет до рождества Христова.

В Вавилоне пили пиво еще в четвертом тысячелетии до нашей эры, а египтяне узнали этот напиток тысячу лет спустя.

Римляне первыми стали пить всерьез – две тысячи лет тому назад именно они изобрели перегонку или дистилляцию.

Однако, древних свидетельств похмелья очень мало, или до них пока не добрались.

Возможно, древние попросту не сочли похмелье достойным специального упоминания: небольшая неприятность, которую все же следует иметь в виду.

Древний человек вынужден был ежедневно терпеть столько всякой боли, что недомогание «с бодуна» отметал, как ничего не значащий пустяк. Единственным средством анестезии в хирургии был все тот же спирт или снотворные снадобья, вирусные и инфекционные болезни удавалось лишь кое-как облегчать.

Я согласен с теорией моего друга доктора Фомбельиды, который утверждает, что похмелье было осознано, как зло, никак не раньше эпохи рационализма, просвещенности и современности, то есть не ранее второй половины XVIII – начала XIX веков, и только представителями крупной буржуазии и аристократии.

Попираемый всеми крепостной крестьянин, озабоченный, главным образом, тем, чтобы не помереть от истощения или не погибнуть на войне, вряд ли стал бы сокрушаться из-за того, что, хорошенько напившись и забыв про все свои невзгоды накануне вечером, наутро он поплатился за благословенное забвение головной болью.

Ведущие праздную, привольную жизнь аристократы могли позволить себе прислушаться к послепраздничному недугу, и редкие упоминания о похмелье минувших веков связаны именно с ними.

Древнейшее свидетельство проявления похмелья записано иероглифами на могильной плите египетского генерала. Оно было обнаружено в XIX веке русским исследователем-египтологом, недалеко от Тебаса. Ученого звали Сергей Толстой, и нам ничего не известно о том, был ли он братом (а одного из братьев звали именно так) знаменитого автора «Войны и мира».

Этот русский аккуратно описал все, что увидел в склепе, разграбленном мерзкими разорителями могил, в тетради, случайно выплывшей на свет после Второй Мировой войны.

Могилу так больше никто и не видел, и единственное уцелевшее свидетельство – это запись, сделанная Толстым. Могила принадлежала некоему не известному истории генералу Тетмосису. Предположительно, он жил в эпоху фараона Средней Империи Ментухотепа II, иначе именуемого Нефапетром (2060-2010 г. до н.э.).

Толстой пишет, что криптограммы изображают военных командиров, предающихся возлияниям. Один из командиров, наверняка генерал Тетмосис, намеревается после этого возлечь с женщиной, но видно, что та его отвергает. Потом женщина, дабы взять реванш, предается плотским утехам с двумя рабами-нубийцами. На следующей картинке генерал возлежит на ложе с полотенцем на голове. На последних рисунках запечатлен генерал, убивающий шпагой обоих рабов, в то время как женщина, упав на пол, рыдает.

Следующее свидетельство гораздо новей, но зато из первых рук. Его автор – китайский поэт Манг Цзе, живший несколькими десятилетиями позже Конфуция, в так называемую эпоху Чан Куо (403-221 гг. до н.э.), или эпоху воюющих царств, когда страна была поделена на независимые феодальные государства.

В одной из немногих дошедших до нас поэм Манг Цзе пишет безыскусными стихами:

Ты много выпил и потому пьян, а сердце твое радуется, как при рождении нового дня.

Ты празднуешь рождение сына, который будет возделывать землю, когда ты состаришься.

И меньше, чем проигрыш в «ноу»[10], тебя заботит, что когда пройдет радость праздника, ты занедужишь от излишеств.

В древней Греции Гиппократ прописывал пациентам от головной боли настой коры ивы. И он не ошибался. Активное составляющее ивы, салицин, синтезируясь, превращается в салициловую кислоту, то есть, в тот же аспирин.

Римляне, – а в Риме, как известно, власть имущие умели залить баки до краев – оставили кое-какие записи о похмелье.

Плиний Старший (23-79 г. н.э.), автор знаменитой «Естественной истории», отмечает, что во время вакханалий римляне украшали триклиний множеством фиалок, считая, что аромат этих цветов уменьшает воздействие алкоголя. Для облегчения недужного состояния следующего дня они рекомендовали настой чертополоха и полыни, а также посещение бани.

Другой известный историк, Светоний, живший между 70 и 140 годами н.э., описал в своем главном произведении, озаглавленном «Жизнь двенадцати Цезарей», манеру правления, а также нравы и обычаи первой дюжины императоров.

По словам Светония, неистовый Калигула боролся с похмельем, попивая настой грудной мяты, посылая кого-нибудь на казнь, да еще, как мне думается, занимаясь любовью со своей недужной сестрой Друзиллой.

Главные герои петрониева «Сатирикона», Энколпий и Аскилт, после бесконечного пира в доме Трималхиона, хоть и пьяны в лоскуты, но по пробуждении и не думают жаловаться на плохое самочувствие. Единственным проявлением похмелья (типа гневливого) оказывается то, что Энколпий с утра сильно зол на приятеля, поимевшего томного, очаровательного Гитона, и собирается ответить на оскорбление с помощью меча.

Зато отвратительно почувствовал себя в самый разгар вакханалии хозяин дома Трималхион: он жалуется на запор и говорит, что ему помог отвар гранатовых корок и щавель с уксусом.

Не припомню, чтобы хоть раз упомянули о похмелье и в другом дошедшем до нас памятнике древнеримской литературы – «Золотом осле» Апулея.

Тем не менее, в единственном сохранившемся фрагменте новеллы некоего Глабра, жившего в I веке до н.э., на закате Республики, я все-таки обнаружил обстоятельный диалог, посвященный похмелью, и довольно аппетитный рецепт.

До нас дошло всего три главы, название новеллы не известно. Как и две других древнеримских повести, она представляет собой смесь эротики и сатиры с некоторым налетом историчности.

Отступая от основной темы, Глабр рассказывает, что прежде, чем стать писателем, он побывал легионером – в составе войска Сертория воевал в Испании за установление республики, – и рабом, и гладиатором. За участие в гладиаторских боях на римской арене ему даровали свободу.

Он называет похмелье «утомлением, дарованным вином». Он говорит:

– Если я пьян, не обращай внимания. Ты должен быть еще пьяней: я-то, прежде чем пить, надел на голову фиалковый венок, и даже бросил несколько лепестков в вино.

– Конечно, я пьян, а ты как думал?! Если бы не это, я покинул бы тебя еще до захода солнца.

– Ты неблагодарен, Тигелий. И это после всего, что я делаю для тебя.

– Я сыт по горло твоими глупостями и ложусь спать, неважно где – сейчас не холодно.

– Идем в дом. Я выгнал жену, и тебе не придется больше терпеть ее. Да и мне тоже.

Руций захохотал, как сумасшедший. Я подумал, что должен принять приглашение, а когда он спьяну заснет, выкрасть у него мешочек с сестерциями. Я приметил кошель, спрятанный под его тогой, и оскалил зубы, как волк.

– Ну, давай. Когда проснемся, я приготовлю завтрак, достойный сабинян. Отварное кабанье легкое и совиные яйца вкрутую. Это лучшее средство от утомления, дарованного вином.

Похмелье в произведениях искусства

Разумеется, оно не нашло отражения – по крайней мере, явного – в архитектуре, музыке или танцах. Хотя в XX веке возведено несколько зданий, додекафонических симфоний и искусных хореографических композиций, в которых просматривается перманентно похмельное состояние их творцов.

Другое дело – популярная песня. Чавела Варгас, Эдит Пиаф, Фрэнк Синатра, Дин Мартин, Сэмми Девис-младший, Нейл Янг, Сид Вишис, Джимми Хендрикс, Лу Рид, Микки Джаггер, Джим Моррисон и Джени Джоплину явно могли бы нам о нем кое-что поведать.

Я не знаю ни одного скульптурного памятника данному феномену – очевидно, мешает интимный и, зачастую, скрытый характер похмелья.

Кто, кроме разве что самого Родена, знает, почему Мыслитель держится рукой за голову? Может быть, ее пронзил гвоздь алкогольной отравы?

Нечто подобное наблюдается и в живописи.

Многие мастера частенько обращались к теме алкоголя. Перед глазами так и стоят «Пьяницы» Веласкеса и многочисленные персонажи Брейгеля, прикладывающиеся к бутылке или, по всем признакам, уже успевшие приложиться раньше. Но мне известны всего две картины, изображающие героев с похмелья, хотя наверняка есть и другие.

Даже не намереваясь непременно притягивать за уши примеры по изучаемой теме, человек, знающий биографию и произведения Фрэнсиса Бэкона, может догадаться, что персонажи его жутких портретов, и особенно автопортретов, помимо прочих экзистенциальных недугов, страдают и бодуном.

Нечто подобное происходит и с одинокими, меланхоличными героями Эдварда Хоппера, сидящими в пустынных, неприветливых барах, где почти слышно гудение лампы дневного света, или на кровати в безобразно голой комнате затерянного на шоссе мотеля. Но все это не более чем мои измышления; и все они свежи, как только что срезанные ирисы в кувшине, наполненном родниковой водой с аспирином.

Кстати об аспирине (см. главу Паллиативные меры, раздел Лекарственные препараты) – мне известна картина, на которую можно сослаться. Она как раз называется «Дядюшка Боб с бодуна» (в оригинале Uncle Bob with a Hangover). Она экспонируется в Музее Современного Искусства в Нью-Йорке, и была написана в 1962 году неким Джеком Магнано, чей стиль напомнил мне реалиста Антонио Лопеса.

На первом плане написанной маслом картины – дядюшка Боб, полулежащий на железной кровати тип со сросшимися бровями, двухдневной щетиной и в майке на бретельках. Он смотрит в никуда пустыми, ничего не выражающими глазами, и напоминает первобытного человека. На столике рядом с ним – помятый металлический поднос, почти пустой стакан воды и облатка аспирина, в которой не хватает двух таблеток. Комната освещена молочным светом из окна, но солнца не видно.

Все весьма условно, за исключением пары тревожных и символичных деталей: металлические прутья кровати кажутся метафорой решетки или клетки.

В углу серо-зеленого, похмельного цвета матраса толстой красной нитью каллиграфически вышито слово «убийство». На единственном видимом кусочке стены, прямо над столиком, кнопкой пришпилена черно-белая фотография, на которой можно разглядеть электрический стул.

Другая известная мне картина, тоже написанная маслом, принадлежит Тулуз-Лотреку и относится к 1887 или 1888 году. Она называется «Пересохшая глотка». На полотне – профиль женщины, сидящей за столиком в кафе. Она смотрит прямо перед собой. Решимость взгляда подчеркивается выдающимся подбородком и заостренным носом, но главное в выражении этого лица – грусть и озабоченность. Тем не менее, в чертах женщины нет беспомощности, столь свойственной похмелью. На столе перед ней – полупустая бутылка красного вина и стакан с остатками – едва на палец – жидкости.

Женщину на картине звали Сюзан Валадон, она была прачкой, циркачкой, выполнявшей упражнения на трапеции, художницей… Сюзан была близка с импрессионистами, служила моделью Ренуару. Она собиралась замуж за Лотрека, а будучи отвергнута им, попыталась уйти из жизни. Она была матерью художника-алкоголика Мориса Утрильо или, иначе, Литрильо.

Для литературы и кинематографа похмелье стало предметом всестороннего изучения.

В литературе мы найдем множество произведений, вращающихся вокруг алкогольной темы, герои которых страдают от похмелья.

Точно так же, как и в повседневной жизни или в истории, похмелье практически не появляется на страницах книг до XIX и XX веков.

Обращаясь единственно к архивам собственной памяти, вспоминаю безрадостные рассветы Филиппа Марлоу – детектива, созданного воображением Раймонда Чандлера. По мне, так это лучший персонаж и лучшие романы «черного» жанра. Вспоминаю «Худого человека» Дашиэля Хамметта; расплющивающее, подобно катку, похмелье Генри Чинаски – alter ego Чарльза Буковски, ночь напролет поглощавшего скверное вино и теплое пиво; быстро излечиваемую новыми дозами алкоголя головную боль Томаса Хадсона из «Островов в океане» Хемингуэя. Перманентная попойка или перманентное похмелье, как посмотреть, Джеффри Фирмина – английского консула в мексиканской Куэрнаваке из нигилистского романа Малколма Лоури «У подножья вулкана»; алкоголь в произведениях Джека Лондона; наступившие вслед за ужином отупение и помрачение рассудка, побуждающие Макбета убить своего короля… Перед моим взором ищущий утешения в вине и впадающий в посталкогольную депрессию Атос, узнавший правду о миледи Винтер в «Трех мушкетерах»; лихорадочные, замогильные женские образы По…

Есть еще роман Хуана Гойтисоло La resaca, но я его не читал и не знаю, о чем он, однако предполагаю, что речь идет о морском прибое.

На протяжении всей книги я буду ссылаться на литературные примеры и описания, особенно когда возьмусь за классификацию похмелья по классам и подклассам.

Кинематограф тоже подарил нам несколько запоминающихся образов. Особенно богаты ими вестерны.

Например:

Похмельный Роберт Митчум, которого в «Эльдорадо» Говарда Хоукса юный Джеймс Каан угощает пойлом, вызывающим пожар в желудке при попадании единственной капли бурбона. Помнится, среди прочих компонентов пойла фигурировали ипекакуана и порох. Или еще Виктор МакЛаглен и три его товарища, изломанные похмельем, которые в качестве наказания вынуждены перетаскивать навоз и разжалованы из сержантов в рядовые за то, что слишком буквально выполнили приказ уничтожить партию зараженного виски, предназначенного индейцам из «Форта Апачи» Джона Форда.

Гари Купер, проснувшийся с похмелья в объятиях столь же пьяного Роя Бина (см. Похмелье ira teneatis), в блестящем исполнении Уолтера Бреннана в неподражаемом «Чужом» Уильяма Уайлера. Братья-головорезы Уоррен Оутс и Бен Джонсон из «Дикой банды» – шедевра маэстро Сэма Пекинпаха, вынужденные продолжить путь после страшной попойки, усугубленной наркотиками.

Пол Ньюмен, погрузивший лицо в умывальный таз с колотым льдом в «Ударе» Джоржа Роя Хилла; злодей-страдалец Рей Милланд в «Днях без следа» Билли Уайлдера, в состоянии абстинентного синдрома волокущий в ломбард пишущую машинку, чтобы заложить ее и купить бутылку, совершенно забыв о том, что по случаю праздника Йомкиппур все принадлежащие евреям ломбарды закрыты…

Капитан Уильярд, Мартин Шин, после травмирующего запоя в одиночку в душном номере отеля в Сайгоне в «Апокалипсисе сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы; жуткий приступ delirium tremens, или белой горячки, у Жака Леммона в «Днях вина и роз» Блейка Эдвардса, где зритель представляет себе весь кошмар его галлюцинаций, просто видя лицо актера и гримасы ужаса на нем…

Выразительный Ив Монтан в «Красном круге» Жан-Пьера Мельвиля, пробуждающийся в окружении огромных зеленых насекомых…

В дальнейшем я буду ссылаться на подходящие фрагменты из фильмов, используя их так же, как и литературные примеры.

Что касается комиксов, то, отдав должное похмелью Обеликса и отсутствию этого феномена у капитана Хэддока, обратимся к вечно пьяному или с бодуна просвещенному Джимми Мак Клюру – старой ненасытной губке неопределенного возраста, одному из традиционных персонажей необычайных приключений лейтенанта Блуберри.

Великолепные «Братья Фрик» Шелтона, Шеридана и Мавридеса. Трое пройдох и вечных хиппи, пристающих ко всем и каждому и переживающих ярчайшие похмелья. Особенно главный токсикоман, всеядный, помешанный на еде и пиве жирный Фредди по прозвищу Толстяк. К негодованию своих коллег Финиса и Фриуилина Франклина, он способен за один присест выпить бочку пива.

У великого Уилла Эйзнера, создателя Спирита[11], есть целая коллекция запойных, пропащих персонажей, причем чаще всего они встречаются в тех альбомах, где фоном служит Нью-Йорк.

Дакки Люк, создание Госинни и Мориса – еще один запоминающийся похмельный образ. Похожие, как две капли воды, братья Дальтон напиваются до поросячьего визга. Особо отличается самый глупый из них по имени Аверелл. В «Западном цирке» выделяется директор труппы – ненасытный пьянчуга с лицом У.С. Филдса, гениальный и мрачный юморист, из картофелеобразного носа которого вполне можно было бы выжимать водку, пропустив через перегонный куб. Ему принадлежит знаменитая фраза: «Тот, кто питает отвращение к детям и животным, не может быть совсем плохим человеком».

Кот-анархист по кличке Фриц Роберта Крамба и мерзкий карлик мистер Снойд, поселившийся в заднице у толстухи негритянки, питают общую слабость к бутылке.

Рассеянный частный детектив Алак Синнер, созданный Муньосом и Сампайо, частенько просыпается от нечеловеческого грохота городского оркестра, расположившегося прямо у него в голове.

Патетические буржуазные попойки Лозье наутро после дивной ночи заканчиваются любопытными образчикам бодуна. Как, например, у потешного главного героя его шедевра – альбома «Бег крысы».

Отдельного упоминания заслуживает блистательный, – лучше не скажешь, – вклад Леонардо да Винчи в дело разработки способов облегчения похмельных страданий.

Леонардо – истинный представитель Возрождения, чья универсальность не имеет ничего общего с многогранностью, приписываемой Джеймсом Эллроем беспощадному герою «Америки» Питу Бондурану: «Пит был настоящим человеком эпохи Возрождения: сутенер, наркоторговец, убийца с лицензией частного сыщика».

Помимо прочих многочисленных увлечений и талантов да Винчи прославился как шеф-повар могущественного миланского герцога Лодовика Сфорца по прозвищу Мавр.

В этот период своей жизни Леонардо изобрел множество приспособлений для облегчения кухонных работ, причем все они пользовались неслыханным успехом. Достойны упоминания гигантский нож для нарезки кресс-салата, настолько опасный, что Сфорца использовал его как оружие против французов, а также огромная мясорубка для говядины.

Но кроме этого, он изобрел приспособление для облегчения похмельных страданий своего господина. Мавр любил выпить и частенько просыпался в совершенно разобранном состоянии.

Леонардо изобрел удобное наклонное кресло – на подробном чертеже оно напоминает современные кресла в кабинете дантиста – почти трон, в котором пациент удобно устраивается и наслаждается одновременно несколькими целебными процедурами: прохладным ветерком от установленного напротив вентилятора, массажем полуобнаженного тела двумя парами механических рук в мягких чехольчиках, а также удивительным эффектом от погружения ног в прохладный ручеек, вода в котором приводится в движение обычными мельничными лопастями.

Весь этот механизм функционирует благодаря живой тяге одного единственного работника, орудующего рычагом.

Историческое значение

Инквизиция наказывала нечестивых пьяниц, приговаривая их к короткому сеансу пыток и прогулке по городу в смешном покаянном колпаке на голове и с чем-то вроде тяжелых китайских пыточных колодок на шее. Представляешь ли ты, читатель, каково это: с бодуна – да еще с навьюченной на тебя колодой?

Прохлада и журчанье воды, струящейся между цветами, деревьями и кустами в садах Хенералифе в Альгамбре заставляют думать, что арабы Аль-Андалуза хорошо знали, как следует расслабляться после обильных возлияний и посещения гарема.

Но помимо формирования привычек и обычаев, феномен похмелья оказывал непосредственное влияние на развитие исторических событий.

Например – не придерживаясь хронологии.

Говорят, что Сид (согласно некоторым новым теориям, Родриго Диас де Бивар вообще не существовал) публично оскорбил своего короля Альфонса VI в Санта-Гадеа лишь потому, что проснулся с тяжелой головой и был необычно возбужден после изрядной попойки со своим помощником.

Джакомо Казанове не всегда удавалось удовлетворить своих любовниц. Плутовка Умбертина Мартелло, редкостно похотливая монашка-карлица, необычайно возбуждавшая знаменитого соблазнителя, засвидетельствовала, что Казанова оказался не на высоте (или, скорее, не на «нижние», принимая во внимание рост карлицы и характер совершаемого действия) как-то на рассвете, после бессонной ночи и выпитого моря черешневой водки.

Известно, что семья Клэнтонов позволила себе значительно превысить норму выпитого ночью накануне знаменитой дуэли в «О'Кей» коррале, когда братья Эрп и Док Холлидей нафаршировали их свинцом.

Гитлер уцелел после покушения в зале совещаний своей ставки благодаря тому, что заговорщик Клаус фон Штауффенберг оставил портфель с взрывчаткой слишком далеко от стула фюрера. Накануне ночью, пытаясь заснуть и справиться с нервным возбуждением, Штауффенберг опустошил на две трети бутылку коньяка «Хеннеси».

Панчо Вилья пребывал в привычном состоянии похмелья и потому совершил ошибку и приказал расстрелять восемнадцать американских горных инженеров, ссадив их с поезда близ Чиуауа. При тех же обстоятельствах он повторно попал впросак и приказал убить девятнадцать гражданских жителей Колумбуса, Новая Мексика. Эти два промаха побудили генерала Джона Першинга возглавить экспедицию в составе четырех тысяч американских солдат, пересечь мексиканскую границу и отловить незадачливого Вилью.

Когда в городе Хартум, осажденном войсками Махди, не осталось ни капли алкоголя, страдающий запоем Гордон впал в ступор и, по рассказам, во время последнего штурма позволил убить себя без всякого сопротивления.

Фердинанд VII отменил закон, запрещавший женщинам наследовать трон, перебрав крепкого виноградного вина и проведя ночь с двумя придворными дамами-близняшками. Отмена закона позволила взойти на престол его дочери, будущей королеве Изабелле II и стала причиной первой карлистской войны.

Утверждают, что Генрих VIII Английский переживал жестокий приступ эпилепсии, усугубленный допущенными накануне излишествами, когда подписал смертный приговор своей жене Анне Болейн.

Что его далекий потомок Эдуард VIII перед тем, как выступить по радио с заявлением об отречении с целью женитьбы на дважды разведенной простолюдинке Уоллис Симпсон, выпил полдюжины порций сухого мартини, к которому его пристрастил Уинстон Черчиль.

Что итальянский король Виктор Эммануил мучился похмельем и несварением желудка, обратился к Бенито Муссолини с просьбой сформировать правительство.

Что вечером накануне того, как его выкрашенный в красный цвет триплан был сбит на севере Франции, Манфред фон Рихтхофен, Красный Барон, отмечал в компании товарищей свою восьмидесятую победу и несколько переборщил с шампанским.

Что Роммель был очень плох, когда Монтгомери разбил Африканский Корпус в Эль-Аламейне.

Что египтолог Говард Картер почувствовал головокружение, прочитав проклятье, начертанное на гробнице Тутанхамона. Но, пожалуй, причиной обморока стала не столько смертельная угроза, исходившая от могилы, сколько бутылка джина, распитая накануне вечером в компании лорда Карнарвона.

Что Микеланджело рухнул с лесов к ногам папы Юлия II из-за того, что всю ночь провел в таверне, плохо себя чувствовал и у него никак не получался палец Иеговы на знаменитой фреске в Сикстинской Капелле.

И что закоренелый алкоголик и командующий армией Северной Каролины в гражданской войне в Америке Уильям Текумсе Шерман сочинил свой панегирик геноциду поутру, оставшись без капли виски, и как раз накануне начала кровавого и опустошительного наступления на Юг, увенчавшегося пожаром в Атланте.

«Мы воюем не только против враждебной армии, но и против враждебно настроенного населения. Мы должны сделать так, чтобы твердую руку войны почувствовали и бойцы регулярной армии, и молодые и старые, и бедные и богатые».

Я вспоминаю, как во время войны за Мальвинские острова появились плакаты, касающиеся генерала Галтьери – одного из руководителей аргентинской фашистской хунты: «Пьяница Галтьери, ты убил детей».

Уж не знаю, спьяну или с похмелья принимал великий политический деятель эпохальные решения, приведшие к гибели множества детей, и все из-за дерьмовых островов, расположенных как раз в районе мировой задницы. Не знаю, в каком состоянии пребывала при этом другая великая государственная дама, отдавшая приказ убивать, и у которой страх внушает даже прическа или шляпа: Маргарет Тетчер.

Но существовали свидетели всех перечисленных фактов, были люди, которые видели, как пили накануне случившегося или перед принятием исторических решений главные герои описанных событий, а потому возникает уверенность или, по крайней мере, большая вероятность того, что все они действовали под влиянием похмелья.

Сколько в точности исторических событий свершилось под непосредственным влиянием абстинентного синдрома центральных действующих лиц, мы так никогда и не узнаем.

Опять приходится принимать во внимание тайный и интимный – за исключением редчайших случаев – характер похмелья.

Кто может утверждать, что накануне битвы при Ватерлоо Наполеон перед сном, в одиночку, не выпил бутылочку коньяка?

Что Кастер не потому позволил окружить своих солдат у Литл-Биг-Хорна, что невыносимо страдал от головной боли?

Что Понтий Пилат переживал как раз такой день, когда лучше не принимать решений, и потому умыл руки?

Кто знает, насколько быстро соображал капитан «Титаника», решивший ни на узел не снижать скорость лайнера, хотя и получил предупреждение об опасности столкновения с айсбергом?

Или как себя чувствовал Никита Хрущев, снявший ботинок и колотивший им по столу зала заседаний Совета безопасности ООН, требуя слова?

В следующей главе, озаглавленной «Классы и подклассы похмелья», я продолжу развивать тему взаимосвязей (зачастую противоречивых) между историей и похмельем.

Классы и подклассы

Как я уже говорил, есть ряд физических, да и психических симптомов, в большей или меньшей степени проявляющихся при всяком похмелье. Большая часть этих симптомов, как правило, дает о себе знать: пробуждаешься с мыслью, что, как говорил великий галл Абраракурсикс, «небо обрушилось на наши головы», что вместо крови в мозгу циркулирует горячий мазут; голова невыносимо болит, во рту пересохло, шейно-затылочные позвонки свело; одолевает холодный пот, удушье, тахикардия, светобоязнь, головокружение, тошнота, рвота, изжога; наваливается депрессия, дурное настроение, ступор, повышенная обидчивость и чувствительность, слабоумие…

Я бы сказал, что эти явления – вроде родовых признаков для всех типов похмелья, общая заводская марка. Но есть еще преобладающая психологическая характеристика, особое поведение, свойственное каждому из нас в похмелье, или, может быть, гипертрофированное проявление некоторых из перечисленных симптомов. Именно это и сообщает индивидуальность, придает неповторимость, отличает одно похмелье от другого и позволяет классифицировать данное состояние.

Другими словами, выделить то, что определяет их принадлежность к конкретному типу.

Наверное, типов и классов похмелья столько, сколько было, есть и будет на этом свете пьющих людей. Без сомнения, каждый индивид привносит в эту столь личную болезнь соль и горечь своего характера, своих призраков и свою преисподнюю, свои неврозы, мерзости и свою идиосинкразию.

При всем при том, можно несколько абстрагироваться и упорядочить весь этот сонм и хаос, бескрайний, как Вавилонская библиотека Борхеса, сведя разные состояния к определенным моделям или классам со специфическими, дифференцирующими характеристиками.

Тип свалившихся на человека мучений зависит от множества факторов: его характера, обмена веществ, возраста, пола, веса, телосложения, цвета кожи, физического состояния, режима питания, степени привлекательности, профессии, экономического и культурного уровня, политической идеологии, развитости интеллекта, вида и качества потребляемого алкоголя, от того, курит ли он, напился натощак или на полный желудок, от метеорологической обстановки, времени года, фазы луны, событий, сопутствовавших пьянке, от компании, в которой он пил, спал ли один или с кем-то, посчастливилось ли при этом вступить в сексуальные отношения, если да, то с законной супругой или с новой знакомой или любовницей, находился он дома или где-то еще, на побережье или в центральной части страны, на родине или за рубежом, на своем континенте или вдали от него, в отпуске или в командировке… И так далее и тому подобное.

Один и тот же человек способен испытывать самые разные виды похмелья, в зависимости от суммы обуславливающих факторов или варьирования некоторых из них. При этом другие индивидуумы, сохраняя верность теме, всю жизнь страдают лишь одним видом этого недуга, не зависимо от того, что они пьют или делают.

Наука о похмелье не относится к разряду точных.

Созвучно своей хаотичной природе, похмелье отличается известной непредсказуемостью и случайностью.

Мне удалось классифицировать некоторые виды похмелья; посвященные этому заметки приведены ниже, в произвольном порядке, дабы не нарушать дух всей моей книги. Многие типы описаны не отдельно, но объединены во взаимодополняющие пары или даже кровосмесительные трио. Другие существуют изолированно и не имеют ничего общего с прочими зловонными чудовищами.

Итак, открываем перечень.

Разрушительное похмелье

Классическое, земное, последнее.

Из-за своей колоссальности достойно возглавить список.

Обладает силой стихии.

Похмельная Ниагара.

Цунами, бесчинствующее в организме.

Этот вид похмелья не оставляет надежды на спасение.

Особые психологические характеристики отсутствуют: физические страдания так ужасны, что уж не до психологии.

Обычно поражает лиц после сорока.

Чаще встречается у женщин, чем у мужчин, поскольку женский организм хуже перерабатывает алкоголь.

Подняться с кровати вынуждают только приступы рвоты и мучительные, как при дизентерии, позывы кишечника (см. эсхатологическое похмелье).

Сил не хватает даже на то, чтобы поплакать над своей горькой долей.

Не найти утешения и в мастурбации: приходится рачительно беречь жалкие остатки энергии.

Если в это самое время разразилось стихийное бедствие, не пытайся спастись – да и зачем? – твоя личная катастрофа уже произошла.

Пить побольше воды, можно позволить себе сыворотку внутривенно – и больше ничего.

Этот тип похмелья порождает наибольшее количество столь же драматических, сколь и заезженных – и всегда напрасных – обещаний: «Если выживу, никогда больше не буду пить, клянусь!»

Обычная причина недуга – безудержное поглощение отвратительных сладких напитков, вроде «Куантро», «Ликера 43», «Шартреза», «Бенедиктина», анисовой, жуткого апельсинового ликера «Карпи». Таким образом, прослеживается поэтическая идея возмездия, справедливой кары за употребление внутрь всякого дерьма.

Неприятные последствия усугубляются или удваиваются, если суровое похмелье плавно перетекает в ударный запой.

Да, вот еще одна возможная причина: ты начисто лишен обоняния и тебя отравили некачественной сивухой, настолько скверной, что после нее даже стаканы воняли тухлой рыбой, а изготовителя следовало бы отправить на галеры.

Лучшее известное мне описание разрушительного похмелья дано в знаменитой повести Тома Вулфа «Костер иллюзий»:

«Взорвавшийся телефон разбудил Питера Фоллоу, спавшего внутри лишенного скорлупы яйца, сохранявшего целостность лишь благодаря тонкой полупрозрачной пленочке-сумке. А-а! Это яйцо в тонкой пленке оказалось его головой, правой стороной лежавшей на подушке. Желток был тяжелее ртути, но переливался, как ртуть, и давил на правый висок, и правый глаз, и на правое ухо. Если он попытается приподняться, чтобы снять трубку, этот желток, эта ртуть, эта ядовитая масса всколыхнется, закружится и, в конце концов, просто порвет непрочную пленку, и его мозг вытечет из головы».

Обычно такое похмелье продолжается два дня.

Гневливое похмелье (Ira teneatis)

«Irа furor brevis est» – «Вспышка гнева быстротечна», утверждал Гораций. Однако озлобленность с бодуна может носить затяжной характер, но главное даже не продолжительность, а интенсивность и разрушительная сила похмельного гнева. Для безумных психопатов в состоянии похмелья гнев – обычное явление, но такая реакция часто встречается и у относительно нормальных людей. Поэтому мы считаем, что было бы неоправданным упрощением считать озлобленность просто подтипом психопатического похмелья.

Гневливое похмелье обманчиво и бессимптомно. Порой кажется, что пациент спокойно и смиренно терпит неудобство засевшего в голове гвоздя, и, вроде бы, пребывает в относительно (но только относительно) хорошем настроении – при этом, даже сам больной вполне уверен в таком положении вещей. Не забывайте, что за исключением смешливого похмелья, все остальные виды этого недуга надолго, вплоть до исцеления, вызывают угнетенное состояние духа. Однако любое оскорбление, насмешка, обида, попытка наступить на мозоль или какой другой чувствительный орган, независимо от силы и калибра перечисленных воздействий, провоцируют моментальный взрыв, выпуская на свободу громы и молнии.

Неосторожно задетый человек с бодуна реагирует, как буйно помешанный, демонстрируя непомерную озлобленность и готовность к жестокому насилию. Если вы оказались в радиусе его действия, и ни один сосуд в его мозгу не лопнул от стремительного скачка кровяного давления, лучше спастись бегством или вооружиться разводным ключом.

Неплохая метафора для описания выброса адреналина и вспышки неукротимого гнева у человека, страдающего похмельем, встречается в приключенческом фильме Генри Хатуэя «Война в джунглях» 1939 года с Гарри Купером. Действие разворачивается в начале XX века на Филиппинах, где Соединенные Штаты ведут колониальную войну, пытаясь задушить восстание мусульманских племен, так называемых мавров, борющихся за независимость.

По ходу фильма вооруженный турецкой саблей неверный набрасывается на полковника. Сам нечестивец настолько напичкан наркотиками и полон фанатизма, что и после того, как его начинили свинцом, будто водолазный скафандр балластом, продолжает атаку и умирает, лишь располосовав американского полковника.

Сила, упорство и разрушительный пыл индивидуума в состоянии гневливого похмелья вполне сравнимы с выше описанным.

Я обнаружил блестящее описание подобного неадекватного предгрозового поведения в документальной книге Джона Поля Хоумвуда «Жизнь к западу от Пекоса» 1896 года. Автор – старый оружейник, знававший самых знаменитых наемных убийц и пропащих душ Техаса, Аризоны и Нью-Мексико последней трети 19 века.

Страдал от жесточайшего похмелья Рой Бин, известный судья-висельник, запойный линчеватель, присвоивший себе титул «мистер закон и порядок к западу от Пекоса». Он вершил справедливость в вонючем салуне Джерси Вилли, в диком округе Лангтри, штат Техас.

Цитирую:

«На суде без защитника, продолжавшемся не более того времени, что требуется, чтобы уломать куртизанку, судья приговорил метиса Хасинто к смерти через повешение за греховное содомитское совокупление с ослицей, без предварительного разрешения ее владельца Эбенезера Монка, что запрещено законом округа Лангтри.

Приговор был приведен в исполнение немедленно, прямо в здании суда, в большом салуне Джерси Вилли, принадлежащем Его Милости.

Рой Бин лично перекинул веревку через потолочную балку и вздернул Хасинто с помощью Грязного Сэма и вашего покорного слуги.

Прежде, чем испустить дух, метис еще долго приплясывал в воздухе.

После этого судья в компании проституток и прочих членов трибунала до рассвета обмывал грандиозную победу правосудия бурбоном „Ратлснейк“ и пивом „Тертл“.

В уплату за спиртное Его Милость оставил себе сумку почившего. Дело в том, что метису был также назначен штраф в размере платы за выпивку после повешения для всей веселой клиентуры Джерси Вилли.

Во время пирушки ослица Эбенезера Монка была повторно подвергнута сексуальному насилию, но на сей раз с благословения хозяина, поскольку инициатором соития явился сам Рой Бин, изрядно опьяневший и признавшийся, что взгляд ослицы напомнил ему обожаемую актрису Лилли Лангтри. […]

На следующий день Его Милость судья Рой Бин пришел в сознание после полудня в постели сластолюбивой шлюхи Салли, с которой он спал на этой неделе. Со свирепым лицом, сверкая отекшими глазками, демонстрируя явные симптомы жестокого похмелья, он в одних кальсонах спустился в салун и сунул морду в кувшин с пивом. Я пишу об этом, поскольку спал на барной стойке, и меня разбудил вопль и проклятия Его Милости, наткнувшейся сначала на медную плевательницу, а потом на ноги все еще болтавшегося на веревке Хасинто.

Он вышел на двор, чтобы освежиться в поилке для лошадей.

Он умывался по-кошачьи, двумя пальцами.

Свободно бродившая по двору ослица Эбенезера направилась прямо к судье и повернулась к нему задом, но не затем, чтобы еще разок заняться любовью, но чтобы хорошенько лягнуть любовника обеими ногами. Рой Бин камнем рухнул в поилку и чуть было не захлебнулся, ибо был мал ростом и не умел плавать.

Забавное происшествие вывело пьяную компанию из летаргии и было ознаменовано раскатами хохота.

Наконец судья сумел выбраться из поилки и уставился на нас – каждого по отдельности – долгим взглядом, не веря, что мы продолжаем заходиться смехом на его счет и в его присутствии. Он взревел, затряс кулаками над головой, подобно бешеному псу изверг пену изо рта и бегом, оставляя за собой лужи, скрылся в недрах Джерси Лилли.

Слезы смеха еще не высохли на наших глазах, когда вновь появилась Его Милость. Он не потрудился снять мокрые кальсоны, но зато натянул поверх них брюки, дабы удобнее развесить на поясе три револьвера: не слишком надежный „Кольт 41“ модели „Молния“, как раз такой, каким пользовался при жизни Джон Уисли Хардин; „Смит энд Вессон“ 44-го калибра двойного действия – отличный револьвер, единственным недостатком которого является его большой вес, – и надежный армейский „Кольт 45“. В руках он держал любимый „Винчестер“, в который только что забил пять патронов двенадцатого калибра.

Милейший Рой издал очередной вопль и разрядил в нас весь свой арсенал до последнего патрона. К счастью, похмелье и гнев лишили его меткости.

Погибли Грязный Сэм, две проститутки, один ковбой из Форта Уорс, двоюродный брат Пэт Гаррет, ослица, негр и Эбенезер Монк. Почти все остальные получили ранения разной степени тяжести.

Ваш покорный слуга легко отделался. Пуля из проклятого „Кольта 41“ попала мне в большой палец правой ноги, и с тех пор я хромаю, что, впрочем, придает мне некоторое очарование».

Как известно, Адольф Гитлер практически не пил (см. Пролог). Как исключение, он мог выпить немного шампанского или белого рейнского вина. Похоже, пары рюмок бывало достаточно. Не то чтобы он слетал с катушек от этого смешного количества, но если добавлялась еще и третья рюмка, на следующий день наступало похмелье – весьма патетический пример.

Мартин Борман рассказывает в частном письме, адресованном Геббельсу, что 12 июня 1941 года Ева Браун заставила фюрера выпить три бокала шампанского «Дом Периньон».

На следующий день этот психопат начал операцию «Барбаросса» и нарушил договор о ненападении с Советским Союзом, отдав приказ о наступлении на Россию.

Умопомрачительное похмелье

У страдающих этим видом похмелья и в трезвом состоянии, как говорится, не все дома.

«Кого боги хотят уничтожить, того они лишают разума», – говорил Еврипид. Эта максима звучит в тягостном и блистательном фильме о сумасшедшем доме Самюэля Фуллера «Коридор, откуда нет возврата».

Сопровождающееся помрачением ума похмелье опасно как для самого «больного», так и для окружающих, особенно в момент психопатического приступа, когда висишь над пропастью безумия на хлипком подвесном мостике шизофрении.

Таким видом похмелья страдают пациенты, крыша которых имеет обыкновение слетать – то ближе, то дальше, – когда хозяин просто пьян, а уж с бодуна этот безмоторный полет становится по-настоящему головокружительным.

В зависимости от интенсивности и природы безумия можно выделить два подкласса описанного состояния.

Невротическое похмелье

В соответствии со своей энтропической, параноидальной и маниакальной природой любое похмелье несет в себе элементы невроза.

Похмелье может вызвать к жизни и заставить расцвести пышным цветом призрака и фобии, которые обычно (то есть когда ты нормален) спят себе в виде личинок, схоронившись в иле на дне болота.

Но похмельный безумец-невротик достигает того уровня паранойи, при котором теряется контроль над умственным и эмоциональным состоянием и нервная энергия выходит из берегов.

Например, когда сеньора Рубиновая, с которой я знаком со студенческой скамьи, мается похмельем, у нее появляется навязчивая идея, что вот сейчас придут воры и ограбят ее, хотя, надо сказать, в ее жизни никогда и намека не было на подобные напасти.

Помню, как еще в университетские годы она рассказывала, что жившая у ее родителей канарейка мешала ей своими трелями и не давала учиться. Она вынула птичку из клетки, завернула в фольгу и засунула в морозильник – хорошо, что в те времена еще не было микроволновок. Совершенно очевидно, что уже тогда, без всякого похмелья, в ее мозгах тревожно позвякивали колокольчики безумия.

На следующий день после попойки Рубиновая не выходит из дома (она разведена и живет одна), поддерживает в состоянии боевой готовности сложнейшую систему сигнализации, обошедшуюся ей в целое состояние и подключенную к ближайшему полицейскому участку, запирается на три надежных замка и даже когда отправляется пописать, не выпускает из рук дурацкого пистолетика двадцать второго калибра. Уж не знаю, где она его раздобыла, но в один прекрасный день она непременно всадит из него пулю в свою безмозглую черепушку.

Всю ночь она не спит – бдит, подстегивая себя кофе, из-за чего лишенное необходимого целительного сна похмелье продолжается у нее дольше, чем у кого бы то ни было.

Еще поразительней пример Книгочея – одинокого отшельника, который переводил английские романы и рецензировал рукописи для одного известного издательства.

С похмелья Книгочей ни на секунду не может прервать чтения. Он читает во время еды, читает на ходу, если ему пришлось выйти на улицу, – одним словом, читает все время. Если же он прерывает чтение, его охватывает страх, он убежден, что если хоть на мгновение перестанет пожирать напечатанные строчки, его сердце перестанет биться. Он совершенный ипохондрик, как и все невротики. И не думайте, что он проглатывает «Отверженных» или «Братьев Карамазовых» за один – бесконечный – присест. Он не способен сконцентрироваться на отдельной книге больше, чем на десять-пятнадцать минут, и утверждает, что для того, чтобы средство подействовало, он должен хорошенько вникнуть в то, что читает. Его дом полон раскрытых книг и томов, из которых торчат закладки, и он, не моргнув глазом, перепрыгивает от «Тошноты» к «Алисе в стране чудес», попутно пролистывая «Сравнительные жизнеописания» Плутарха.

Ближе к ночи он раскладывает вокруг ложа дюжину книг и порхает от одной к другой, покуда его не сморит сон. Он спит всего несколько минут, потом резко вскакивает, хватается за пульс, щиплет сам себя, пытаясь проснуться, и берется за новую книгу.

Говорят, что в последнее время, утонув в море романов, он объявил себя врагом художественного вымысла и читает только биографии, а также книги и очерки по истории. Он ушел из издательства и работает ночным сторожем в больничном морге.

Психопатическое похмелье

Обычно встречается у кандидатов в шизофреники.

Не то чтобы с похмелья возникало затяжное состояние ипохондрии, паранойи или мании преследования: тебя поражает настоящий приступ психоза, острого безумия.

Хозяин одного мадридского паба, пользующегося в Европе заслуженной славой заведения, где подают лучшее пиво «Гиннесс», рассказал мне, что произошло однажды во время традиционного конкурса, на котором предстояло выяснить, кто выпьет больше вкусного и густого темного пива.

В конкурсе пожелал участвовать молодой англичанин, о котором только и было известно, что его зовут Майкл и что он приехал в Мадрид на несколько дней, и живет в ближайшей от паба гостинице. В финал вышли он и коротышка из Вальекаса с животом, как у Будды. Уж не помню, сколько пинт пива, по словам хозяина, они выпили – что-то невероятное и невообразимое. Но настал черед кружки, которую Майкл никак не мог осилить, хоть и расстегнул и ремень, и ширинку. С большим достоинством он отставил полупустую кружку и сказал на ломаном испанском, что больше не может, что он вовсе не пьян, но в него физически не поместится больше ни глотка. С тем же достоинством он твердой походкой направился к выходу.

Но вызываемое «Гиннессом» опьянение, – а наш друг Майкл был, очевидно, пьян в лоскуты, хоть и не отдавал себе в том отчета, – производит любопытный эффект потери чувства расстояния и способности ориентироваться. Англичанин решительно дошел до двери, но вместо того, чтобы через нее выйти, повернул налево (похоже, он был лейбористом), впечатался в стену и замертво свалился на пол. Совместными усилиями многих его отволокли на склад, служивший реанимационным отделением, и водрузили на старую софу, специально для таких случаев стоявшую в углу.

Малыш из Вальекаса выпил свою пинту, допил пиво англичанина и был объявлен победителем.

Майкл проспал на софе ровно сутки. Он проснулся после сиесты бледный, молчаливый, с лицом безумца. Проходя мимо стойки, он с ненавистью взглянул на стоявшего рядом крепкого, загорелого, похожего на сутенера парня, болтавшего со своей подружкой. Не вымолвив ни слова, англичанин схватил со стола полную бутылку вина и хватил ею сутенера точно между рогов. К счастью, бутылка не разбилась, но удар был из тех, от которых мороз дерет по коже. Пока альфонс влепил англичанину, одну за одной, дюжину увесистых оплеух, у него на лбу на глазах вздулась огромная шишка. Англичанин даже не пытался защититься или уклониться.

Кое-как удалось успокоить справедливо взбешенного сутенера, кричавшего, что он знать не знает этого придурка.

Англичанина выставили из паба. Майкл шел, шатаясь, с побитым, перекошенным лицом, но на сей раз сумел вписаться в дверной проем.

Хозяин пригласил сутенера и его девушку не стесняясь угоститься в баре, пока пострадавшему прикладывали ко лбу лед, дабы уменьшить воспаление. Компания обсуждала подробности странного инцидента, когда в баре опять появился Майкл. Он успел зайти в свой гостиничный номер и вернулся с подарком, который прятал за спиной, крепко зажав в правой руке. Сын туманного Альбиона спокойно направился прямо к несчастному альфонсу, который решительно заявил, что на сей раз упечет обидчика в больницу, но не угадал: в больницу попал он сам.

Майкл неожиданно, в стиле Рэмбо, выхватил из-за спины нож, сделал выпад, как заправский фехтовальщик, и вонзил орудие прямо в живот противнику. Чтобы разоружить сумасшедшего, потребовалось огреть его стулом, обратиться к книге жалоб и предложений (специально висевшей на стене толстой дубине) и выдать ему новую порцию тумаков, причем в избиении принимали участие хозяин паба, все прихожане и даже сутенерова невеста.

Прежде, чем полиция сумела увести очнувшегося после гипноза и совершенно раздавленного Майкла, тот признался хозяину, что когда он увидел альфонса, с которым, действительно, никогда прежде не встречался, ясный и не допускающий возражений внутренний голос приказал ему убить мерзавца, и повторял это до тех пор, пока Майкл не достал мачете и не попытался исполнить приказ.

Вот уж кто действительно пытался выкидывать подобные номера, и весьма успешно, так это Джеффри Дамер, известный как мясник из Милуоки, – алкоголик, подверженный настоящему психопатическому похмелью, некрофил и антропофаг.

В шестнадцать лет он полюбил мастурбировать, созерцая внутренности животных, а в восьмидесятых годах убил семнадцать мужчин, надругавшись над трупами.

Однажды я тоже стал жертвой психопатического похмелья. Случилось это ночью 31 января 1984 года в экспрессе Барселона – Бильбао.

Мне было тогда 24 года, я жил в Барселоне, был брошен на произвол судьбы и «отлучен от груди». Я мало ел, спал еще меньше, вступал в беспорядочные и многочисленные (насколько хватало моих скромных сил) половые связи, потреблял столько кокаина, сколько удавалось раздобыть, курил гашиш и выпивал реки джин-тоника. Для довершения картины я попробовал катовит – комплекс витамина В с амфетаминами. Удар оказался сокрушительным.

Я понял, что необходимо на время приостановить весь этот разгул, и решил поехать в Бильбао и пожить несколько дней дома. Я пригласил в попутчики моего друга художника Тони Мену, и он согласился – в недобрый для себя час.

Помимо прочего, в 1984 году я сочинял сюжеты для комиксов в журнале «Эль Вибора», а Тони делал рисунки к ним.

Итак, мы погрузились в экспресс, который целую ночь тянется из Барселоны в Бильбао. Был будний день, и спальный вагон оказался практически пуст.

Мы выкурили по последней сигаретке с гашишем и растянулись на верхних полках, пытаясь уснуть. Я не спал вот уже сорок восемь часов и был не в себе.

Но глаза не желали закрываться.

Время шло, а возбуждение не проходило. По всей видимости, поскольку я уже несколько часов не принимал алкоголя, начиналось похмелье, но напичканный допингами организм пока не этого не замечал.

Я заскучал. Мне пришла в голову неудачная мысль развлечься, разглядывая вспышки ослепительно белого света, мелькавшие в той части окна, которую не могли защитить опущенные жалюзи. В полумраке купе пятна света рисовали на потолке эфемерные узоры.

Тут-то оно и началось.

Я не грезил, а действительно увидел призраки на потолке.

Плохо помню, как они выглядели: стилизованные фигуры, страшно улыбавшиеся мне, как в рисованных мультфильмах-ужастиках.

Я всегда был киноманом, и все видения той ночи соответствовали моему кинолюбительскому воображению, наложившемуся на религиозное воспитание.

Я старался, насколько мог, сохранять спокойствие и говорил себе, что это я сам заставляю себя видеть это, что именно мое воображение порождает псевдовидения. Но, похоже, я был не слишком убедителен: парад гротескных химер продолжался.

Я закрыл глаза, чтобы перекрыть видениям доступ через зрительный канал, но кошмар только усилился и стал атаковать меня другими способами.

Я почувствовал на своем лице прикосновения маленьких холодных и влажных ручек, вроде бы детских, только что вымытых.

Паника охватила меня.

Я открыл глаза, вскочил, зажег свет и криками разбудил бедного Тони, спавшего блаженным сном.

Сбиваясь, я кое-как объяснил ему, что со мной происходит, и что необходимо остановить поезд: я хочу выйти. Он пытался успокоить меня, но поскольку попытка не удалась, оделся и пошел звать кого-нибудь на помощь.

А я остался один. Сидел в трусах и майке на верхней полке, завернувшись в жесткое одеяло, омываемый призрачным светом флуоресцентных ламп, убаюкиваемый ритмичным покачиванием поезда и отупевший от постоянного монотонного стука колес.

Я опять прикрыл глаза, и жуткие прикосновения к лицу возобновились. Открыл – прикосновения прекратились, но в самой глубине моего черепа зазвучал проникновенный голос космического посланца, сообщавшего мне великое известие о том, что, якобы я избран помочь человечеству создать новое общество взаимного доверия. Я, как пройдоха-мессия, мысленно отвечал, что это тяжкий крест и что я не готов испить сию чашу.

К счастью, голос скоро умолк, но только чтобы уступить место новому приступу тоски.

Время шло, а Тони все не возвращался. У меня не было сил ни перевернуться на полке, ни выйти из купе.

И вдруг я понял. Я не думал об этом, но понял сразу, окончательно и бесповоротно.

Я сошел с ума, превратился в клинического сумасшедшего.

Я был уверен, что в тот момент в купе были еще люди, они заговаривали со мной, трогали меня, но я этого не чувствовал, потому что безумие блокировало мои органы чувств и отдалило ото всех.

Нет, не то.

Происходило что-то еще более страшное.

Я принялся стонать и плакать.

Я не сошел с ума, а умер. Вот что такое смерть: навсегда остаться в одиночестве там, где протянул ноги.

Я закричал от ужаса и отчаянья.

Наконец появился Тони, развеяв хотя бы один кошмар.

Он сказал, что не нашел дежурного по поезду, и что во всем вагоне никого больше нет. Он хотел пройтись по всему поезду, поискать кого-нибудь. И когда я стал умолять, чтобы он не покидал меня, он, мой друг, единственная ниточка, связывавшая меня с реальностью, державший мое лицо в своих руках, склонившийся надо мной с глазами, покрасневшими от внезапного насильственного пробуждения, – он меня предал.

Я увидел, как его глаза превращаются в желтые неподвижные глаза рептилии, огромной змеи.

Я зажмурился, зарыдал и сказал ему об увиденном.

Он выскочил из купе за помощью.

Не помню, посещали ли меня новые зрительные, тактильные или звуковые галлюцинации во время его повторного отсутствия.

Тони вернулся с дежурным, на которого я попытался напасть. Потом я пригрозил подать в суд на Управление железных дорог и разбогатеть за счет компенсации, которую им придется мне выплатить.

Поезд прибыл в Наварру, на станцию Тудела. Меня заставили одеться, и мы сошли на перрон. На пустынной промерзшей станции был телефон-автомат, откуда Тони мог дозвониться до местной больницы.

Нас оставили одних, а поезд уехал.

Кажется, я помню, что пока Тони просил, чтобы прислали «скорую помощь», я сбежал на ближайшую заправочную станцию и стал приставать к ее служащим. Они оказались хорошими людьми, вовсе не «самыми грубыми грубиянами в Туделе», и не побили меня.

И я помню совершенно отчетливо, что прежде, чем сесть в санитарную машину, я взглянул на трещины на асфальте и увидел, что они превращаются в маленьких, клубящихся на тротуаре змеек.

На больничной койке мне ввели внутривенно транквилизаторы и сыворотку. Я так и не сумел заснуть, вплоть до следующей ночи, но приступ прошел.

После той незабываемой ночи я долгое время чувствовал себя еще более неуравновешенным и неуправляемым, чем обычно, но приступ психоза не повторялся.

И не повторился больше никогда.

Но я навсегда останусь под сильнейшим впечатлением того мгновения, когда нога моя ступила на тонкую пограничную черту, отделяющую свет от тьмы, черту, за которой начинается страна безумия и ужаса.

Пещерное похмелье

Примитивный и в какой-то мере расслабляющий вид похмелья.

Разновидность самоуничижения, добровольного низведения себя до скотского, первобытного состояния.

Похмельный троглодит день-деньской бесцельно слоняется по дому, подобно пещерному человеку. Он не умывается, не бреется, не чистит зубы, ходит в халате, пижаме или одних трусах, – и чем грязнее, тем лучше, – ворчит, если приходится с кем-то общаться, и избегает всех благ цивилизации.

Похмельный троглодит склонен к сексуальному самоудовлетворению и предпочитает расслабление до полного отключения мозгов (см. безголовое похмелье).

Примером истинного похмельного троглодита может служить мой приятель – художник сеньор Черный, автор больших полотен, выполненных в минималистском стиле.

Как я недавно понял, все мои приятели-художники весьма решительно прикладываются к бутылке. Вероятно, виной тому жажда, порождаемая красками, скипидаром и подобными штуками. Хотя правда и то, что подобная склонность наблюдается также у большинства известных мне писателей, в том числе у вашего покорного слуги. А, вроде бы, бумага, карандаш, пишущая машинка или компьютер не должны вызывать сухости в горле.

Кумиром сеньора Черного давно является художник, сыгранный Мишелем Пикколи в фильме Клода Фаральдо 1972 года «Темрюк». Этот художник решает вести образ жизни неандертальца и, в конце концов, начинает поедать деревья.

В общем, критики сходятся на том, что в работах Черного прослеживается влияние наскальной живописи.

В дни похмелья Черный делает уступку техническому прогрессу и мастерит свои автопортреты на поляроиде. У него в студии висит большая пробковая панель, к которой пришпилено несколько сотен таких фотографий, расположенных в порядке деградации. Он утверждает, что это – разновидность автобиографии. Я видел его коллекцию и могу утверждать, что действительно, кадры с изображением человекоподобного похмельного Черного, только-только поднявшегося с лежанки, напугали бы и Тода Браунинга, режиссера «Уродов».

А затем, отключив телефон и выключив свет, сеньор Черный часами созерцает огонь в камине (см. созерцательное похмелье), рисует углем на стенах зверюшек, распевает а капелла народные песни родного Бильбао, ловит мух да почесывается.

В эти дни он пьет только воду, ест фрукты, сырую морковку и помидоры без соли.

Полтергейст

По правде говоря, я включаю в свое повествование этот вид, только чтобы не обидеть мою приятельницу донью Лиловую, но мне такое похмелье не кажется подлинным. Единственный человек, якобы переживающий состояние бодуна столь странно – это сама Лиловая. Прочитав эти строки, читатель легко поймет, что речь идет о еще одной разновидности умопомрачительного похмелья, граничащего с психопатическим.

Донья Лиловая имеет обыкновение накачиваться до полной отключки сладким белым вермутом. На следующий день она чувствует себя стертой в порошок (см. разрушительное похмелье), но при этом утверждает, что с ней еще и творятся какие-то странные вещи.

Донья Лиловая уверяет, что в похмелье в ней пробуждаются сверхчеловеческие способности, что у нее дома наблюдается множество удивительных феноменов и что она практикует телекинез – передвигает предметы силой одного лишь воображения. При этом она говорит, что может проделывать такое только в одиночестве, поэтому верить ее россказням могут разве что самые простодушные.

Относительно полтергейста и прочих феноменов, не поддающихся научному объяснению, она заявляет, что слышит голоса и ощущает присутствие потустороннего мира – что-то мне все это напоминает… Поскольку она состоит в клубе паранормальных явлений, эзотериков и друзей привидений, а прежде регулярно посещала студию тантрических ласк и вздохов, ее соратники неоднократно проводили всякие опыты у нее дома. Несколько ночей подряд, пока Лила все еще пребывала в состоянии похмелья, они подключали звукозаписывающую аппаратуру с целью уловить психофонию жилища, и остались весьма довольны. Лиловая давала мне послушать запись, но я разобрал только шум канализации и урчания в чьем-то животе. Сами эзотерики уверены, что ясно слышат голоса четырех духов, играющих в карты.

Они пытались заснять призраков на видеокамеру, но пока единственное, что удалось запечатлеть – это образ соседского кота, крадущегося ночью к своей сиамской подружке.

Похотливое похмелье

Это похмелье свойственно почти исключительно особям мужского пола.

Похмелье может являться мощным возбудителем полового влечения.

Я консультировался по этому вопросу с множеством мужчин, и большинство из них подтвердило, что с похмелья они пребывают целый день в сильнейшем возбуждении.

Однако редко удается встретить женщину, с которой бы происходило то же самое: как правило, у них все точно наоборот.

Естественно предположить, что органические процессы, свойственные похмелью, вызывают в нас, мужчинах, усиленное образование некоего химического элемента, значительно усиливающего либидо.

Что правда, то правда: ты просыпаешься с таким боевым настроем, с которым трудно совладать.

На улице ты провожаешь взглядом сомнительные женские особи, от которых в другое время бежал бы без оглядки. Те же, которые нравились и прежде, теперь просто сводят с ума, и ты дал бы отрезать себе все, что угодно (кроме, разумеется, того самого органа) чтобы вкусить их прелестей.

И вот уже ты представляешь пуберт…, пардон, публичную угрозу.

Позволю порекомендовать, выходя на люди, изо всех сил стараться думать головой, а не тем, что расположено ниже пояса. В противном случае ты можешь показаться грубияном и даже нажить неприятности: при знакомстве с женщиной не следует путать традиционный платонический поцелуй в щеку с наглым осьминожьим засосом; не пожирай глазами невесту парня с устрашающей внешностью Халка, а на корпоративной вечеринке не предлагай любовнице шефа отдаться тебе прямо в туалетной комнате, на том лишь основании, что никто не потрудился предупредить тебя об ее отношениях с начальством.

Я бы выделил три подвида похотливого похмелья: два из них различаются между собой способом погасить вулкан желаний, а третий определяется психологическими особенностями индивидуума.

Онанистическое похмелье

«Онан, Онан, не извергай семя на землю», – кажется, так говорил Иегова этому отверженному библейскому персонажу в Книге Бытия. При этом Господь не имел в виду уговорить Онана вовсе оставить это недостойное занятие, а только заботился о том, чтобы он не подавал дурного примера своему брату, которому надлежало, согласно божественной воле, потеснее сойтись с невесткой. Известно, с какой маниакальной настойчивостью католическая церковь заботится о демографическом росте, со временен ее основателя и вплоть до нынешнего зловещего пастыря Кароля Войтылы.

Однако, термин «онанизм» закрепился в культурном обиходе как синоним слова «мастурбация».

Итак, продолжим. Истерзанный похмельем и обуреваемый желанием страдалец лишен возможности утолить свое гиперсексуальное влечение путем соития с партнером противоположного пола, а потому вынужден заниматься любовью с самим собой, вульгарно прибегая к помощи рук.

Бывают, конечно, самодостаточные мизантропы, которым именно так и нравится: радоваться жизни и получать удовлетворение в одиночестве, даже если они располагают возможностью разделить удовольствие с кем-либо еще. Они утверждают, что с похмелья обретают способность творить сексуальные шедевры, достигать истинно королевских оргазмов (я бы присвоил им звание оргазмических роллс-ройсов). Заниматься любовью с партнером – означает терпеть кого-то рядом, делать некие физические усилия, оказывать внимание, а все это категорически противоречит мучительному состоянию крайнего раздражения, опустошенности и апатии.

Что ж, существует и другая альтернатива – оральный секс. Он не требует от тебя особой активности и исключает диалог. Говорят, что хороший минет с бодуна – верный путь в нирвану. Те же источники утверждают, что если заняться этим на стороне, а не у себя дома, то градус удовольствия значительно повысится, как если бы ты отведал нежной семги вместо трески. Совершенно иной вкус.

Однако слепой случай всегда готов вмешаться и расстроить дивную мелодию флейты.

Мой друг и коллега сеньор Белый поведал удивительную историю, приключившуюся, когда он работал шофером скорой помощи в Мадриде.

Их бригаду вызвали в квартал Алуче для оказания помощи раненому. Дверь открыл мужчина в годах, в клетчатом халате, плюшевых тапочках и с окровавленным полотенцем, кое-как намотанном на член.

Перепуганный насмерть мужчина сказал, что в помощи нуждается вовсе не он, мол, его-то проблема – пустяк, в сравнении с остальными.

Он пригласил медиков пройти на кухню.

На полу распростерлась обнаженная девушка. Несчастная была без сознания, а на ее голове зияла рана. Рядом валялась старая железная сковорода.

Пенсионер объяснил, что эта девушка – проститутка, она делала ему минет прямо тут, на кухне. Вдруг она словно озверела и вцепилась зубами в беззащитный орган клиента. Он был просто вынужден ударить злодейку сковородой, чтобы освободиться из капкана.

Девушка пришла в себя, сообщила, что страдает эпилепсией, и подтвердила рассказ старика.

Пенсионеру пришлось наложить несколько швов.

Я столкнулся с великолепным примером похмельного онанизма в недавно опубликованной очень смешной книжонке под названием «Радость власяницы», отличающейся редкой откровенностью и полным отсутствием какого бы то ни было стыда. Ее автор – некий Клементе Торрас.

Особую ценность произведению придает то, что Торрас, каталанский предприниматель-текстильщик, является или являлся, – полагаю, что его изгнали после публикации книжки, – членом «Опус Деи». То есть, принадлежит к числу тех, кто дал обет безбрачия, живет коммуной в соответствии с уставом могущественной религиозно-политической секты и не должен практиковать никакой другой сексуальной активности, кроме мистических бдений и упражнений по укреплению воли.

Торрас утверждает, что он настолько неукоснительно следует своим принципам, что на его фабрике не производят ни женского, ни мужского нижнего белья, и он не выносит, чтобы женщина в его присутствии ела банан без ножа и вилки.

Однако ханжа-бизнесмен немножко алкоголик, и огненная вода губит его. Надравшись виски, он всегда просыпается, по его же собственному выражению, «с гадкими, откровенно похотливыми мыслями» – и природа берет свое.

Этот не вызывающий у меня ни малейшего сочувствия тип – фашист до мозга костей – постоянно борется со своей сексуальностью, но так и не сумел сломить ее. Единственное, что ни разу не пришло ему в голову – это бросить пить, впрочем, только эта его человеческая слабость вызывает во мне некоторую симпатию.

Процитирую пару особенно сочных, прямо-таки сногсшибательных страниц, благо есть из чего выбирать. Одиозный Торрас пишет:

«Опечаленный, я с трудом открыл глаза. Я опять, опять сделал это. Накануне я выпил слишком много виски. Я подчинился здоровому желанию порассуждать о несказанной радости, которую дает нам и всему христианскому миру торжественное восхождение на алтарь основателя нашего, блаженного Хосе Марии Эскрива-де-Балагер, а где одна стопочка, там и вторая…

Но отнюдь не стучавшая в висках головная боль была самым страшным наказанием. Куда ужаснее было то, что я ощущал между ног: окаменевший чертов палец, тиранический напор алчущего члена. Я знал, это не было желанием помочиться. История повторяется – всякий раз, если я перепил накануне, на меня обрушивается одно и то же проклятие.

Я принял холодный душ – все напрасно. Я не мог вытравить из памяти увиденную на улице, под навесом автобусной остановки картинку, рекламирующую женское белье.

На двух фотографиях в полный рост, спереди и сзади, демонстрировались женские трусики: нечто крошечное, черное и прозрачное, едва различимое в расщелине аппетитных алебастровых ягодиц. Бедра модели напоминали очертаниями античную амфору; а в пупок было вдето колечко, наведшее меня на мысль о неотвратимом суровом наказании за вечный грех, сокрытый в соблазнительной форме. А еще эта черная ленточка, проскользнувшая вглубь, между… Рекламировали только трусики, но взору зрителя открывалась… открывались две…

Две изумительной формы груди с выдававшимися, нежнейшими… Там же, в ванной, стоя под струей ледяной воды, я совершил очередной грех правой рукой, а левой тем временем массировал промежность. И при этом я представлял, что все это делает она, своими ручками, своими губками… Ах, боже мой, какие губки!

Чтобы не завыть, я закусил губу, да так сильно, что выступила кровь.

На работу я не пошел.

К удивлению и ропоту моих братьев во Христе, я не стал причащаться, и после службы остался в своей комнате, предварительно испросив у отца Наталио, нашего духовного наставника, как можно скорее допустить меня до таинства исповеди.

В надежде очистить свою душу от только что совершенного смертного греха, я надел вериги с острыми шипами, по одной на каждую ногу, туго стянул их и погрузился в чтение закаляющего дух „Пути“ – нашего поводыря и опоры в этой юдоли слез, где грехи, будто голодные волки, подстерегают человека на каждой тропинке, простите за чрезмерную метафоричность.

Сняв вериги и подтерев обильно залитый кровью пол, я направился в келью отца Наталио. Пока я ковылял по коридору, раскорячившись, как мой любимый герой ковбой Джон Уэйн, по причине ран, нанесенных шипами, я размышлял о том, сколь благотворно такое самоистязание и какое умиротворяющее воздействие оно оказывает на грешную плоть. Никакого снисхождения похоти! – таков мой девиз.

Подобно двум добрым друзьям, мы сели рядом на кровать, и я, не скрывая ни малейшей детали, поведал отцу Наталио о порочном эпизоде в душе и об обуревавших меня фантазиях, явившихся его причиной. Он покраснел и дышал с заметным трудом. Слушать меня было для него истинным мучением.

В качестве покаяния он велел мне прочитать от начала до конца две молитвы, но прежде, чем даровать отпущение грехов, предложил пощупать меня там, да-да, именно там, а я мог щупать его, и мы могли бы, если мне так больше нравится, щупать друг друга и одновременно в унисон молиться Иисусу в едином порыве и набожном исступлении. Он сказал мне, что это было бы своего рода освободительным катарсисом: победой над грехом его же оружием, вакциной против зла, которую следует прививать понемногу, обезвреживанием яда малыми дозами того же яда.

Я поблагодарил его за жертву, которую он намеревался принести ради меня, но все-таки я не чувствовал себя готовым испытать столь передовую терапию. Стоя на коленях, я умолял его дать мне отпущение грехов и простить мою гордыню. Он даровал мне эту милость и торопливо распрощался, дабы не длить мое смущение.

Что за святой человек этот отец Наталио! Денно и нощно начеку!

После трапезы я возвратился в свою комнату, чтобы подумать и слегка вздремнуть. Но как только я опустился на кровать, соблазнительная сеньорита с рекламы снова принялась искушать меня.

Какое-то время я боролся с собой, старался не уступать, возносил молитвы о помощи Святому Иосифу, но при этом я ни на минуту не забывал о том, что еще с прошлой ночи было припрятано у меня под подушкой. Это было сильнее меня.

Я наугад пошарил рукой и нащупал эту гнусную вещицу: те самые минитрусики с рекламы, которые я отважился купить в магазине нижнего белья, осмелев после пятой порции виски.

Я взял стринги обеими руками и растянул их примерно по ширине бедер прекрасной рекламной дьяволицы… Это было потрясающе, это было восхитительно… Я сорвался с тормозов.

Я засунул их целиком себе в рот… А потом и в… Не могу описать. Из эластичных тесемок я соорудил подобие кольца и стал мастурбировать… И еще!… И еще! И, наконец, излил семя на этот треугольник материи, черный и прозрачный, как крылья навозной мухи из преисподней.

Все вокруг горело огнем.

Я встал с постели и, даже не умывшись, достал из шкафа свой самый любимый инструмент для наказаний: маленькую плетку-семихвостку со свинцовыми шариками на концах. Я принялся хлестать себя с таким рвением, что почти полностью содрал кожу на плечах и ягодицах. Раскаяние было столь глубоко и неистово, что рукоятка плетки не выдержала и сломалась.

Ничего не оставалось, как прервать заслуженное бичевание, надеть под рубашку толстую безрукавку, чтобы она впитала кровь, и срочно бежать в секс-шоп за другим кнутом. Это единственное место, где продаются подобные вещи».

Вспоминаю одного солдата, работавшего в прачечной небольшой военной части, где я служил. Белокурый коротышка родом из Кадиса по кличке Сатир, он был всегда молчалив и замкнут, вечно без гроша в кармане. Каждый день он совершал героический поступок – накачивался столовым вином «Эль Сальтеньо», которое привозили в нашу столовую в больших плетеных корзинах и которое почти никто не пил.

Еще до того, как Сатир пристрастился к дармовому «Сальтеньо», он с удовольствием мастурбировал, спрятавшись в комнатушке, куда сваливали грязные простыни. Антонио из Малаги застал его за этим занятием, заглянув в замочную скважину, после чего Сатир и получил свое прозвище.

Сатир впадал в экстаз, взобравшись на самую вершину белой кучи пахнувшего помойкой белья.

Моя старая приятельница сеньора Оранжевая, женщина страстная и одна из немногих представительниц своего пола, охочих до физической любви даже в похмелье, как-то призналась, что однажды, страдая от последствий большой попойки и так и не дождавшись визита своего любовника, она вынуждена была семь раз подряд прибегнуть к самоудовлетворению.

Такова сила женской сексуальности.

Можно только позавидовать.

Ведь им не приходится ничего поднимать.

Любовное похмелье

Известно, что на следующий день после грандиозных пиров, сопровождавшихся пьяными оргиями, Чингисхан обычно не покидал своего шатра. Он оставался в компании трех прекрасных невольниц родом с Кавказа, обязательно блондинок или рыжеволосых.

Монгол был не только выдающимся военным стратегом.

В похмелье похотливый и ненасытный любовник желает утолять эротическое томление только одним традиционным способом – занимаясь любовью с женщиной. Никаких полумер, альтернатив и суррогатов – ему необходимо трахнуть кого-то.

Уже упомянутый ранее сеньор Красный, мой приятель, тот, что пьет все и всегда, принадлежит к числу похмельных любовников. При этом он не женат, у него нет невесты, а природная робость сильно затрудняет процесс знакомства и ухаживания. В общем, когда желание берет за горло, он отправляется к проституткам. Но, будучи закоренелым марксистом, бедняга страдает от сознания того, что «способствует эксплуатации и закабалению женщины-труженицы, превращенной в вещь, участвуя в грустном фарсе соития за деньги». Как только он об этом подумает – а думает он об этом постоянно – встрепенувшийся было петушок бессильно опадает. Неважно, что всего несколько мгновений назад он полыхал, как доменная печь, – как бы ни билась бедная девушка, которой выпало нелегкое «счастье» утешить сеньора Красного, ей придется поднять белый флаг капитуляции.

Другая дивная история повествует о моих друзьях – верных и моногамных супругах доне Фиолетовом и донье Розовой. Они прекрасно ладят между собой и любят выпить вместе. Когда наступает час похмелья, Розовая помирает, да и Фиолетовый чувствует себя не лучше, но вдруг просыпается в состоянии «орудия к бою». Он признается, что в такие моменты ощущает себя некрофилом, а самое худшее, или лучшее, что это ему даже нравится. Розовая терпеливо позволяет любить себя, претворяясь мертвой и даже не открывая глаз, а иногда и вовсе засыпает.

А вот совершенно экзотический пример некоего Зеленого, моего приятеля по армейской службе. После первого же медосмотра его посадили на карантин и долго мыли в щелочи. В свои девятнадцать или двадцать лет Зеленый ни разу не сообразил помыть интимные части, как, впрочем, и все остальное. По мнению его отца, «поливать водой там внизу не по-мужски». К тому же, он ни разу не занимался любовью с человеческой особью.

Зеленый и его вдовый отец были неграмотными пастухами-алкоголиками в провинции Теруэль. С похмелья они опрокидывали по стаканчику самогонки-касальи и отправлялись трахать овец, – Зеленый рассказывал об этом без малейшего смущенья, – а по воскресеньям по очереди пользовались благосклонностью принадлежавшей им ослицы. Эта скотина умела как-то особенно удовлетворить папу и сына и пользовалась их нежной любовью.

Во время одного из таких актов любви ослица, носившая, кстати, имя Росио, скончалась от инфаркта. Они зажарили бывшую подругу и сожрали в компании еще одного бродяги.

Гомосексуальное похмелье

Я располагаю несколькими примерами такой аномалии.

Гомосексуальные наклонности внезапно пробуждаются в закоренелых гетеросексуалах. С похмелья их обуревает непобедимое желание заняться любовью с другим мужчиной, а лучше с большегрудым травести: это, по их мнению, позволяет несколько завуалировать гомосексуальность приключения. Правда, в конце концов, они жадно, как на манну небесную, набрасываются на член партнера и просят его сыграть роль Влада Тепеша, известного как граф Дракула, и посадить их на кол.

Сразу вспоминаю о тех, кого мексиканцы – самые ярые мачо на свете – называют «проверенным или истинным мачо».

Речь идет о мужчине, которому вообще-то нравятся женщины, но чтобы никто не подумал, что он боится сексуальных контактов с мужчинами или что где-то в глубине души он хочет этого, вступает в гомосексуальную связь, дабы убедиться, что его действительно интересуют только самки и по завершении эксперимента, продолжает свою петушиную активность.

При этом мне не известно ни одного случая, чтобы гомосексуалист с похмелья пожелал отведать гетеросексуальной любви.

Безголовое похмелье

Это вроде как присягнуть самому себе в том, чтобы на некоторое время забыть собственную голову в шкафу и всякими способами вредить себе же.

Впасть в состояние безмозглого идиотизма с целью релаксотерапии, чтобы похмелье мягко соскользнуло, подобно чистым пальцам по гладкому шелку, в итоге означает сушь забвения.

Сознание молит о таком лечении после затяжных попоек, во время которых после восьмой порции джин-тоника теряешь счет выпитому и возвращаешься домой на автопилоте, поздним утром, по уже ожившей улице.

В состоянии безмозглого похмелья, в условиях отсутствия головы, можно развлечь себя только дурацкими, примитивными занятиями самого что ни на есть дурного толка.

Из чтива, главным образом, произведения Ибаньеса: «Мортадело и Филемон», «Посыльный Сакарино», «Пепе Готера», «Хутор», «Ил и тростник»…

Видео – идеальный день, чтобы посмотреть фильм с Чаком Норрисом или Стивеном Сигалом.

Компьютерные игры – «стрелялки» с самым простым сюжетом, где можно обойтись всего двумя кнопками джойстика, или примитивный пинболл без всяких наворотов и финтифлюшек. Хорошо помогает игра «Король Лев». Советую убавить громкость динамиков до шепота.

Настольные игры – ока с самим собой, а если есть компания – очко или шестьдесят шесть.

И, разумеется, на десерт – вершина всех развлечений – программа передач бесплатных телевизионных каналов. Если бы Росселлини, свято веривший в великую воспитательную силу телевидения, воскрес и увидел, во что оно превратилось, он бы умер повторно. Ему принадлежит мудрая мысль: «Обычно на зрителя обращают так мало внимания, что он теряется, когда видит, что к нему отнеслись с глубоким уважением».

В этом смысле современный телезритель ничем не рискует.

Вечером ты рано отправляешься в постель, угнетенный и злой на самого себя, но с рассудком отдохнувшим и девственно чистым, как Джулия Эндрюс в «Мери Поппинс». Твой разум будто бы только явился в этот ужасный мир.

Похмелье «дежа вю»

Физическое и духовное опустошение так велико, сознание так истерзано и разбито, что уже не может защищаться. Кажется, что ты только что закончил написание «Национальных эпизодов»[12].

Ощущение дежа вю – уже виденное, – или парамнезии, хорошо знакомо многим: кажется, что шаг за шагом переживаешь ситуацию, уже пережитую прежде, но на самом деле все происходит впервые.

Это предупреждающий знак, своего рода предостережение интеллектуально переутомленного сознания. Обычно такое случается после длительной и утомительной умственной активности или… во время похмелья.

С похмелья это ощущение отличается редкой интенсивностью. Понимаешь, что все обман, но заблуждение столь сильно, что начинаешь сомневаться, не переживал ли ты эту ситуацию когда-то раньше.

Ты почти что знаешь и можешь сказать, что сделают или скажут другие в следующее мгновение. Но это не так, твоя интуиция иллюзорна.

А может, и не вполне.

Рената Орзини, красивая и умная женщина, в восьмидесятых годах бывшая дорогой проституткой и профессионально игравшая в покер в Риме и Милане, рассказывает в своем автобиографическом романе-бестселлере:

«Решиться с похмелья принять участие в знаменитых карточных турнирах в особняке доктора Монтини мог или новичок или, что еще хуже, полный идиот.

Я должна была как можно скорее вычеркнуть Роберто из моей жизни. Напиться из-за пренебрежения, проявленного мужчиной, влюбиться в клиента. Это было немыслимо, позорно. Я вела себя так, будто это вовсе и не я, а другой человек. Хваленый профессионализм „девушки по вызову“ полетел в тартарары, не говоря уж о моей серьезности как игрока. За ошибки надо платить. Обычно я не пью, потому что мучительно переживаю похмелье. И в этот раз все было, как всегда. Худшее уже осталось позади, но не удавалось победить вялость и слабость – они излечиваются только крепким сном, а мне предстояло бодрствовать всю ночь. Меня не покидало роковое для игрока в покер умственное отупение.

Я была готова отказаться от участия в партии, но не могла позволить себе такой роскоши. Этой ночью играл Тулио Бокка, выигравший у меня последнюю игру. Мой отказ был бы истолкован как боязнь встречи с сильным противником. Следовало беречь репутацию.

За столом нас было пятеро. Игра велась сорока картами. Ставки делались долларами, – мания хозяина дома, – непосредственно купюрами, без фишек.

Кроме доктора Монтини, Тулио и меня в игре принимал участие банкир Ритсоли, сосредоточенный скорее на моем декольте, нежели на картах, и княгиня Сантанжело.

Сдавал Сильвано, профессиональный крупье, с которым никогда не бывает проблем.

Ходивший первым выбрал тип покера. Решили ограничиться тремя видами сдачи: в закрытую, в открытую с одной закрытой картой и смешанный.

Через три часа после начала игры я поняла, что это похмелье мне дорого обойдется. Я проигрывала девять тысяч долларов, да еще шесть с половиной стояло на кону. В кармане оставалось ровно десять тысяч.

Выигрывал Тулио. Только в одной смешанной раздаче, самой серьезной в эту ночь, он выставил меня почти на семь тысяч долларов, на стрите с джокером против моих трех тузов.

Потом мы играли в открытую, тут-то все и началось.

Ритсоли, доктор и я спасовали, отказавшись от пятой карты. Тулио и княгиня прикупили пятую карту в закрытую. Среди открытых карт у Тулио была пара королей, ни одного другого пока не промелькнуло. У княгини была пара девяток, да еще одна в прикупе.

Внезапно меня охватило даже не ощущение, а уверенность в том, что я уже играла этот кон и все мне знакомо. Комментарии доктора Монтини, вкрадчивая улыбка банкира, бокал шампанского, медленно поднесенный княгиней к морщинистым губам, пальцы Тулио, барабанившие по перевернутой карте – я все это уже видела!

Конечно, я понимала, что это просто дежа вю, сигнал утомленного сознания, настойчиво рекомендующего бросить все и пойти отдохнуть. Но одновременно я чувствовала, нет, я точно знала, что перевернутая карта Тулио – это семерка,и благодаря ей он собрал две пары семерок и тузов, а княгиня прикупила третью девятку.

Невероятно, но это было именно так.

Тулио проиграл этот кон без особо разрушительных последствий для кошелька.

Удивительное дело: дежа вю не только дарило мне общее ощущение якобы уже виденной картины, но и позволяло предвидеть, абсолютно верно угадывать информацию о том, чему еще предстояло произойти, как если бы я действительно помнила и знала…

Признаюсь, эти паранормальные способности испугали меня, но прагматизм профессионального игрока взял верх.

Мы сделали небольшой перерыв, во время которого банкир Ритсоли потихоньку договорился со мной о свидании у меня дома.

В течение следующего часа игры дежа вю проявилось дважды. Я прислушалась к внутреннему голосу и сорвала два жирных банка, почти отыграв потерянное.

К пяти утра в игре крутились солидные деньги, думаю что-то около семидесяти тысяч долларов.

У меня на кону стояло почти четырнадцать тысяч. В проигрыше было тысячи полторы. Тулио не увеличивал изначальной ставки в пять тысяч долларов и выигрывал тысяч тридцать. Остальные проигрывали в большей или меньшей степени.

Первый ход был у Тулио. По его просьбе Сильвано сдал в закрытую. В этот момент меня посетило уже четвертое и самое сильное за эту ночь дежа вю. Когда крупье раздал всем по пятой карте, я, неожиданно для самой себя, попросила увеличить мою ставку. Я решила не пытаться понапрасну понять, что же такое происходит, а воспользоваться случайным везением, обычным картежным фартом.

Итак, прежде чем взять мои пять карт, я попросила разрешения увеличить ставку. Мне позволили. Тулио уже успел заглянуть в свои и смотрел на меня, улыбаясь, хищным взглядом грабителя.

Я достала из сумочки пачку ста стодолларовых купюр.

Перед сбросом уравняли банк, вернувшись к изначальным пятидесяти долларам с игрока. Тулио понтировал, все это видели.

С прикупом у меня оказалось две двойных пары: дамы и пятерки. Я знала, что у меня будет фулл, знала даже и то, что он будет большого достоинства, но самое главное, что я знала, что выигрыш – мой.

Так и было. Мне пришла третья дама.

Все, кроме Тулио, сбросили по три карты. Фантастика, но я знала, что за карты он держит в руке, как если бы они были прозрачными. У Тулио был шикарный фулл с джокером и тузом, но он был ниже моего.

Тулио Бокка деликатно положил на стол стодолларовую бумажку. Никто кроме меня не обратил на это внимания, изначальные комбинации пар на руках у игроков не изменились к лучшему.

По моей спине пробежал озноб, капля пота скрылась в ложбинке на груди. Если интуиция, или что там еще, меня обманывает, придется дорого, очень дорого заплатить за ошибку. Но, с другой стороны, даже без всяких озарений с такими картами на руках я в любом случае стала бы рисковать и поставила немалую сумму.

Я увидела сто долларов, поставленные Тулио, и прибавила двести. Я знала, что с такими картами можно поднимать и поднимать.

Действительно, он ответил на мои двести и поднял ставку до тысячи.

Настал момент идти ва-банк и блефовать. За мной закрепилась незаслуженная слава любительницы таких штук.

Увидев его тысячу, я сказала, что удваиваю кон. Подсчитала деньги. Двадцать две тысячи шестьсот долларов.

Доктор Монтини не сдержался и присвистнул от удивления и восхищения.

Тулио взял время подумать, но я знала, что он клюнет.

Наконец, он поставил свои двадцать две тысячи шестьсот.

Я вскрыла свой фулл.

И прежде, чем Тулио улыбнулся и раскрыл свои карты, моя призрачная парамнезия растворилась, улетучилась, как сигаретный дым на сквозняке.

С торжествующим лицом Тулио показывал мне свой шестерной покер».

Филантропическое похмелье

Лучший из анекдотов о филантропическом похмелье – это история из пражского детства Кафки, рассказанная им Максу Броду.

Кажется, маленький Франц увидел из окна своего дома бродягу, просившего милостыню у входа в церковь. Кафка почувствовал острую жалость к бедняге и решил отдать ему все карманные деньги, только что выданные мальчику на неделю. Но ему показалось неудобным дать сразу всю сумму: а вдруг его заподозрят в гордыне или похвальбе? Он разменял деньги и, проходя мимо нищего, бросил ему монетку. Зашел в церковь, а выходя, дал другую. И так несколько раз, пока, наконец, на шестой или седьмой раз, раздосадованный нищий не поднялся и не ушел.

Как правило, все бывает как раз наоборот: похмелье превращает людей в мизантропов, не переваривающих даже самих себя, что нормально для недуга, нуждающегося в карантине и уединении. Как гласит народная мудрость, «никакого шума на мою задницу».

Однако, встречаются индивидуумы, чьи взаимоотношения с миром и его обитателями с похмелья меняются к лучшему: в них пробуждается готовность к филантропии, потребность в совершении добрых поступков, в чем они незамедлительно раскаиваются, как только «выздоравливают».

Существуют странные примеры превращения обычных, в меру скупых и мелочных людей в щедрейших, прямо-таки безудержных филантропов. И все под влиянием похмелья.

Разновидность синдрома Святого Мартина Турского, мечом разрубившего свой плащ на две половины, чтобы разделить его с озябшим нищим.

Мой приятель сеньор Небесная Лазурь рассказывал, как как-то раз во время отпуска, который он проводил с женой в Доминиканской Республике, в местечке Пунта Кана, он пострадал от последствий филантропического похмелья, которое можно было бы даже отнести к подклассу похмелья умопомрачительного.

Хоть он и пребывал на Карибах, тем не менее, как-то поутру, после выпитого накануне большого количества виски, он пробудился в состоянии жестокого похмелья. Не испытывая ни малейшего желания жариться на пляже, где уже расположилась его жена, он решил прокатиться на взятой на прокат машине в расположенную по соседству деревушку Игуэй.

Он быстро убедился, что смотреть там не на что – так, паршивенький поселочек, – но, удивительное дело, в этой бедной деревне была огромная церковь Пресвятой Девы Марии, кстати, весьма безвкусная. Со свойственным похмелью интересом ко всякому кичу, он решил войти внутрь.

Там-то все и случилось. У церковных врат сгрудилось двадцать, а то и больше, обездоленных всякого рода: бродяг, паралитиков и детей с протянутой рукой. Эта толпа набросившихся на него в ожидании помощи несчастных – поблизости не оказалось никаких других туристов – неожиданно вызвала в моем приятеле острейший приступ жалости. Он разрыдался, не без влияния пары литров пива «Президент», выпитых по дороге в двух-трех барах, и принялся раздавать все те песо и доллары, что случились у него в кошельке. Не удовольствовавшись этим, он подарил свой фотоаппарат – сюрреалистический штрих – слепому нищему, напомнившему ему персонаж какой-то картины, и пригласил всю компанию в местный ресторан угоститься приготовленными на решетке лангустами с жареными бананами. Он расплатился золотой картой Виза, причем с него взяли вдвое больше, чем с любого здешнего жителя.

В гостиницу он вернулся автобусом и в одних только шортах, так как подарил арендованный автомобиль и рубашку своим новым знакомым.

Автомобиль, дорогая японская «Хонда», обнаружился через пару дней на границе с Гаити, но без двигателя, колес, сидений и дверей. В Доминиканской Республике очень дорогие автомобили, и доминиканцы сами собирают их по частям.

Филантропическое похмелье закончилось для сеньора Небесная Лазурь двумя годами без отпуска и разводом с женой, которая уже давно только и ждала той последней капли, что переполнит чашу.

Другой любопытный пример филантропического похмелья, не такого радикального, как у дона Небесная Лазурь, но зато периодически повторяющегося, – это история списанного на берег по возрасту капитана Морская Лазурь. После того, как его покинула жена, он живет один в поселке Мундака, самом живописном на всем бискайском побережье.

Капитан Морская Лазурь чем-то напоминает своего коллегу Хэддока: тоже пьяница, вспыльчив, не страдает похмельем. В трезвые дни он образцовый скупердяй, прячущийся ото всех в многочисленных барах Мундаки, чтобы не пришлось пригласить кого-нибудь на бокал вина.

Но если на долю капитана выпадает обед в казино с последующей игрой в карты, похмелье настигает и его. Такое случается в среднем два раза в месяц, когда к нему в гости заваливаются старые друзья – три моряка-островитянина, когда-то ходившие вместе с ним на одном корабле.

Перед обедом выпивается с дюжину рюмочек белого, за обедом – бутылка красного коллекционного и пара рюмок арманьяка. Во время игры еще три-четыре джин-тоника. Капитан Морская Лазурь и его партнер по картам обычно выигрывают, поэтому, к его большой радости, все коктейли для него – дармовые.

А потом, ночью, на такси – и в Гернику, к проституткам. Там удается перехватить еще бутылочку красного за разговором и закусками в баре, два-три джин-тоника в борделе, где – принимая во внимание все выпитое за день и возраст героев, которым в сумме лет больше, чем самому святому Петру, – поднять на кого-то удастся разве что голос.

На следующий день капитан Морская Лазурь страдает от похмелья. И вот тут-то вечно недовольный и прижимистый тип оборачивается нежной фиалкой, симпатичным добряком, угощающим всех присутствующих, знакомых и незнакомых, в баре на углу. Он непременно приглашает пару односельчан, с которыми обычно едва здоровается, отправиться в порт Вириато полакомиться устрицами и хорошей отбивной, но прежде обязательно отправит телеграфом некую кругленькую сумму двум своим внукам, проживающим в Витории. Им он, заметьте, отродясь не делал подарков даже на Рождество.

Весь следующий за этим день раздумий он не покидает стен дома, злой на себя и на весь мир.

Потребительское похмелье

Обычно наблюдается вследствие потребления высококачественного алкоголя. Например, мой друг сеньор Желтый, бывший финансовый инспектор и рантье, ощущает именно такое похмелье после того, как выпьет накануне французского шампанского, коллекционного красного вина, отличного коньяка или солодового виски не меньше, чем пятнадцатилетней выдержки.

Таким образом, потребительское похмелье столь же опасно для кармана, сколь и филантропическое.

Оно характеризуется стремлением покупать самые разные, в зависимости от склонностей похмельного, вещи.

Ты не просто испытываешь импульсивное желание покупать, но получаешь от шопинга огромное удовольствие, и, не смотря на гвоздь в мозгах, чудесно проводишь утро за этим недешевым занятием.

Разумеется, заниматься покупками следует в спокойном, приятном месте. По вполне очевидным причинам не рекомендуется наведываться ни в универмаг в день начала скидок, ни на рыбный рынок в разгар привоза, ни на биржу ценных бумаг.

Классический вид потребительского похмелья очень, прямо-таки по-родственному близок похмелью прожорливо-гастрономическому, побуждающему отправиться в тщательно продуманную, отличающуюся хорошим выбором харчевню, чтобы накупить очаровательных глупостей и дорогущих деликатесов.

Так вот, старина Желтый обычно ходит в прекрасный супермаркет «Корте Инглес». Тип продуктов диктуется похмельем: гаспачо, маринованный чеснок, вареные ребрышки, копченые куриные грудки, окорок откормленных желудями иберийских свиней, пражская ветчина, паштет из утиной печени, копченая осетрина, анчоусы, куропатки под соусом, самые толстые и сочные ростки спаржи, какие только нашлись на прилавке – «толще, чем пиписка Джона Холмса»[13] – буквально значится на этикетке, но, на мой вкус, это звучит как-то педерастично, – сердцевины артишоков из Туделы, дижонская горчица, оливковый майонез, пикули, уксус из Модены, бутылочка отличного, самого дорогого оливкового масла первого отжима и так далее и тому подобное.

Единственное, что несколько портит сеньору Желтому его развлечение, это необходимость толкать наполненную до краев тележку и, разумеется, проход через кассу, где отвратительно длинный чек с чудовищной суммой в конце, еще и повторенной безжалостно-равнодушным голосом кассирши, всегда вызывает у него прилив холодного пота, обострение симптомов похмелья и одну и ту же мысль: «Не может быть».

Поскольку из всего накупленного он прихватывает с собой лишь три-четыре особенного необходимых чепуховины, а все остальное присылают ему домой на следующий день, то из магазина он выходит с обескураживающим ощущением пустоты в руках.

Но похмельный потребительский пыл, утоленный в продуктовом магазине, приносит некоторую пользу, и все накупленное, в конце концов, съедается.

Наихудший вариант – это если вам взбредет в голову отправиться покупать одежду. Похмелье нарушает все чувства, но особенно страдает вкус. Продавец, обычно тихонько сидящий внутри каждого из нас, взбирается на капитанский мостик и принимает командование на себя.

И по сей день с ужасом и стыдом вспоминаю я о покупке канареечно-желтых мокасин в «морском» стиле и гавайской рубашки, так никогда и не покинувшей своего места в дальнем углу шкафа.

Дабы избежать серьезных потерь, страдающим потребительским похмельем следует поутру держаться подальше от ювелирных магазинов, магазинов часов, электробытовых товаров, а также галерей минималистского искусства.

Да и от любых аукционов, не только рыбных.

Сеньор Желтый на аукционе в Барселоне сумел очень удачно перехватить у других покупателей фигурки ста одного далматинца работы Льядро. Стая стоит у него на подоконнике, и Желтый все не теряет надежды, что как-то вдруг ее унесет ветром.

Хотя правда и то, что, обладая известным упорством и волей, разориться можно где и когда угодно.

После одного из своих набегов на супермаркет в «Корте Инглес», нагрузившись дюжиной замороженных хвостов лангуста и десятью килограммами каких-то морских гадов, продававшихся с большой скидкой, сеньор Желтый, все еще не сумевший расстаться со ста одним далматинцем во всей красе их шкурок, – похмелье вызывает амнезию и стирает из памяти уроки прошлого нездоровья – побрел, как мусульманин на призыв имама, в лавку оловянных солдатиков, к которым мы оба питаем слабость. Он вышел из лавки счастливым обладателем значительной части ста тысяч сыновей Святого Луиса, бронетанковой дивизии «Панцирь» и… с превышенным лимитом кредитной карты. Кроме того, аммиак, в больших количествах содержащийся в мясе неизвестных моллюсков, съел краску на половине солдатиков.

Мне никогда не забыть похмелья, случившегося в 1986 году. В тот раз я зашел в книжный магазин, подписал кучу чеков, а через пару дней мне домой доставили полный комплект Британской Энциклопедии со всеми ежегодными приложениями со времен Крымской войны.

Прошло вот уже шестнадцать лет, а я все еще продолжаю выплачивать деньги за покупку и по-прежнему не знаю английского.

Невидимое похмелье

Не путать с несуществующим.

О несуществующем похмелье можно говорить, если на протяжении некоторого времени тебе удается превращать дни раздумий и даже похмелья (см. Пролог) в новые, ударные попойки. Мы уже договорились называть иногда похмелье «гвоздем, пронзившим голову». Так вот, эти «гвозди» соединяются в длинную, непрерывную цепь, и если в один прекрасный день одно из звеньев цепи вылетело и цепь прервалась, ты – пленник могучей привычки и не заметишь этого. Час-другой после пробуждения ты думаешь, что вот сейчас начнется ломка, ты даже ощущаешь ее и ведешь себя соответственно ожидаемому состоянию, пока не поймешь, что кошмар прошел стороной. И тут тебя охватывает здоровое ликование и чувство возрождения к новой жизни.

Поскольку несуществующее похмелье в действительности не существует, я не выделяю его в отдельную категорию.

Невидимое похмелье столь неуловимо, что тебе кажется, что ты и не страдаешь. Но оно существует, существует, да еще как. Только оно прячется в глубине, на самом дне, как дитя в утробе.

Такое похмелье случается, если тебе удалось удержаться на краю, на самой границе перед глотком «X», после которого похмелье неизбежно. Но хотя в своих возлияниях ты и не перешагнул роковой черты, алкоголю удалось-таки этой ночью прорвать оборону на самом слабом участке, или вдруг обмен веществ дал сбой – в общем, выпитое усвоилось не так хорошо, как обычно, а встало колом.

В отличие от состояния несуществующего похмелья, ты пробуждаешься в уверенности, что похмелья нет и быть не может, и в готовности прожить новый день решительно, энергично, по-деловому и с любовью к ближнему.

Бедное наивное создание!

Потому как зашифрованные намеки, приметы, едва заметные признаки в считанные часы убедят тебя в присутствии затаившейся бестии, покусывающей организм изнутри, чуть-чуть, совсем слегка, – ведь похмелье-то слабенькое, будто съежившийся звереныш. Но как бы то ни было – это бестия, то есть зверь.

Ты почувствуешь его, прикуривая первую сигарету, некстати шарахнувшись при звуке автомобильного клаксона, непомерно разозлившись на аутиста-официанта… А какое раздражение вызывает незатейливая история, рассказанная супругой? А застрявший поперек горла джин-тоник?

Пусть твоим ответом на неизбежную очевидность станут кротость, стоицизм и смирение. Оденься в рубище, посыпь главу пеплом, признай существование похмелья, подобно Иисусу из Назарета, взвали на плечи свой крест и отправляйся по крестному пути.

Творческое похмелье

Насколько мне известно, таковое наблюдается только у меня самого, да и то, к несчастью, очень редко.

Наверняка, с описываемым явлением сталкиваются и другие психически неуравновешенные натуры со склонностью к писательству, но мне ни разу не довелось обменяться впечатлениями на этот счет со знакомыми собратьями по перу.

Обычно с бодуна я забываю, с какой стороны подойти к компьютеру. Я беру выходной и самое творческое, на что я способен, это определить стратегию выживания с гвоздем в мозгах.

Однако время от времени, после выпивки мирной, ничего общего не имеющей с диким разгулом под лозунгом «а имею право», просыпаешься томный, рефлексы заторможены, а потому и мозг расслаблен и будто даже размягчен, но зато и не зажат в тиски.

И вот эта-то размягченность и замедленность и благоприятствуют удивительной глубине (насколько позволяет мелководье) и ясности мышления. Так в молодые годы папироска с гашишем пробуждала во мне чудесную широту видения в сочетании с пристальным вниманием к деталям.

Под воздействием творческого похмелья мне удается написать не так много, как обычно, но зато каждая страница тщательно отшлифована и выверена; получается недурно, совсем недурно. Иной раз снисходит озарение и рождается пара неплохих идей, способных украсить книгу, возникает новый сюжетный поворот, проявляются оригинальные перспективы или, вдруг, открывается нечто очевидное, все время маячившее под носом, но до поры недоступное пониманию.

Ох уж эти тайны и загадки похмелья и его воздействия на человеческий разум.

Прожорливое похмелье

Оно наименее плохое или, если хотите, наиболее хорошее, если только не покажется дурным тоном ассоциировать с состоянием бодуна хоть что-то мало-мальски положительное.

С ним так просто бороться: встаешь с постели, голодный, как щенок-подросток, и целый день в две глотки пожираешь все, что придется.

Один из моих любимых кабатчиков по кличке Щетка описал прожорливое похмелье с исчерпывающей точностью: «Знаешь, малыш, я, когда просыпаюсь не в себе, сожрал бы и самого господа Бога, прямо с пяток».

Эта хворь чаще настигает пьяниц-гурманов, тех, что балуют себя качественными спиртными напитками, в приятной компании или мирном уединении.

Разумеется, речь идет об обладателях здоровых и крепких желудков, вырабатывающих кислоты, способные растворять даже камень, с сильными, тренированными кишками и надлежащей кишечной флорой. Похмелье не вредит пищеварению этих богатырей; один раз в сутки, в строго определенный час они торжественно усаживаются на сантехнический трон, чтобы выдать колбаску надлежащей консистенции – и никаких запоров! В общем, это полная противоположность поносному похмелью.

Похмельные обжоры к тому же весьма похотливы. Как гласит народная мудрость: «Сытый живот к пляскам зовет».

Единственная беда регулярно пьющих обжор с бодуна – частая повторяемость импровизированных неумеренных пиров, вследствие которой велика вероятность превратиться в медведя Йоги[14].

Можно выделить три подтипа обжорного похмелья: один по степени прожорливости, а два остальных – по качеству яств.

Пантагрюэлевское похмелье

Как вы понимаете, таковым является любое похмелье, осложненное обжорством. В день нездоровья (пошлейшее определение!) нормы питания значительно превышаются: ты ешь так жадно, будто кто-то норовит утащить еду с твоей тарелки. Но пантагрюэлевское похмелье достигает особых, раблезианских высот. Оно свойственно индивидуумам, и в обычной жизни любящим сытно поесть, а уж с бодуна они способны поглотить поразительные количества пищи.

История сохранила впечатляющий пример похмельного обжоры ордена Пантагрюэля – это генерал, участник карлистских войн по имени Сумалакарреги, чей легендарный аппетит способствовал рождению жемчужины испанской народной кухни: картофельного омлета[15].

Адъютант генерала, капитан Хесус Сустача, рассказывает в своем походном дневнике о том, как затыкал брешь, пробитую похмельем, эту пробоину в днище корабля, дядюшка Томас, как любя называли между собой генерала его подчиненные. Итак, историческое похмелье, случившееся во время осады Бильбао в 1835 году, в самый разгар первой карлистской войны.

Увы, Сустача не отличался легким пером Пио Барохи.

Он пишет:

«14 июня.

Сегодня, в день Святого Елисея, мой генерал проснулся позже обычного и в дурном настроении. Я спросил его, что случилось, а он приказал мне, чтобы наша батарея в Бегоньи, та, что расположилась подле часовни Пресвятой Девы и стреляет по батарее Мальоны, это батарея либералов; она совсем близко, я хочу сказать, не батарея, а часовня, совсем рядом с дворцом маркиза де Варгаса, где мы ночевали, да еще там находится главный штаб, так вот, я и говорю, что генерал приказал этой батарее не открывать огонь, пока он не кончит завтракать и не отправится в Аморебьету, где он де хочет взглянуть, не доставили ли туда каким чудом две новых пушки, отлитые из колоколов церкви в Дуранго.

Но я-то знаю, где собака зарыта: мне хорошо известно, что он хочет повидать Брихиду Итуррате, жену алькальда Педро Артабуру и, по совместительству, любовницу моего генерала.

Белая и круглая, но не луна? Ну, так это благословенная церковная облатка. Что, и не это? Тогда сыр? Да, круглый, как шар. Вот так и у меня с дядюшкой Томасом – я читаю в нем, как в раскрытой книге с крупными буквами. Так вот. Он проснулся, будто пес, заеденный блохами. Пушечной пальбы слышать не желает. Подогреваемый похотью, вставил пару раз супруге. А все потому, что вчера выпил лишнего, а теперь голова не на месте.

Его превосходительство самолично приказал мне:

– Давай, парень, вели на кухне быстренько сообразить для меня завтрак, которого бы хватило, чтоб накормить пол-Бильбао. Всего и побольше, ага? Сладкого и соленого. Вчера мы так славно хлебнули терновой настоечки, – а она забористая, – вместе с доном Андресом, священником из соседней церкви. Ну, мужик! Уж лучше пусть водку хлещет, чем ублюдков плодит. Когда его поповская шапка уже съехала набок, а нос стал такого цвета, как твой берет, прохвост признался, что он прижил семерых от трех любовниц, да еще племянницу обрюхатил. Чего стоишь? Беги, выполняй мой приказ! Шевели задницей, я голоден, как черт. Мать твою разэдак! Ты все еще здесь?

Мой генерал оказал мне честь и пригласил присесть за его стол и вместе позавтракать. Я отказался из уважения и потому, что уже съел на завтрак здоровую чашку молока с хлебом, но он настаивал. На самом деле он просто собирался одолеть еще и мою порцию. Я в жизни не видел, чтобы кто-то ел столько, сколько съел тем утром дон Томас де Сумалакарреги Имаз, да хранит его Господь много лет и да ведет он нас к победам во славу нашего инфанта и будущего короля дона Карлоса Мария Исидро, и дай Бог сыну моей матери увидеть все это.

Мой генерал начал с яичницы из полудюжины яиц, у трех из которых было по два желтка, и он макал в эти желтки ломти хлеба из грубой муки. Потом ветчина с помидорами – надо было видеть эту картину! Еще одна яичница и колбаса, жареная на решетке – уже с моей тарелки, два кувшина парного молока, чашка сливок, мой стаканчик вина, жаркое из нервионских угрей с соусом, пара сдобных булочек на молоке, еще одна колбаска на решетке, куча жареных шкварок, ломти хлеба с маслом и солью, яблоко, которое он буквально вырвал у меня изо рта, жареный каплун, кролик с фасолью из Герники, отварная рыба, жареные анчоусы, две сочных груши, большая глиняная чашка риса на молоке, два графина вина и бутылочка водки, настоянной на травах.

Батарея в Бегоньи лишь после полудня выдвинула на передовую свои гаубицы, а мой генерал, близкий к апоплексии и обильно потеющий после замечательной трапезы, не отважился взгромоздиться верхом на лошадь и отправился в Аморебьету на шарабане. Он так набил брюхо, что брюки отказались сходиться на талии. Сомневаюсь, что ему удастся порадовать эту лисицу Брихиду удачными маневрами и выпустить хоть один снаряд из своего орудия».

Это пантагрюэлевское похмелье стало последним для вояки-карлиста. На следующий день, 15 июня 1835 года, генерал Сумалакарреги был ранен шальной пулей в ногу, прямо на балконе дворца маркиза де Варгаса, откуда он вел наблюдение за вражескими позициями. Через несколько дней он умер от заражения крови.

Гастрономическое похмелье

Чрезвычайно приятное и доставляющее огромное удовольствие, хотя и дорогое.

Страдающий недугом стремится есть и пить все самое наилучшее. Делать это можно прямо у себя дома, если вы заблаговременно запаслись всем необходимым, умеете и хотите готовить, или же в одном из любимых ресторанов.

Такое похмелье свойственно гурманам.

Так, например, в день гастрономического похмелья мой друг сеньор Рубиновый, утонченный гурман, известный пьяница и, заодно, нотариус городка Кастро Урдиалес, Кантабрия, для начала завтракает дома. К столу подают стакан сока красного помело, холодный суп из дыни с тонкими ломтиками иберийского окорока, два жидких яичных желтка, украшенных ложечкой иранской икры на слегка поджаренном хлебце из муки грубого помола, рюмочку «Дом Периньона», маленький, свежеиспеченный круассан с голландским сливочным маслом и пару чашечек черного колумбийского кофе.

Быстро разобравшись с делами в нотариальной конторе, он на такси – непременно на «Мерседесе» – отправляется в Бильбао, чтобы побродить по городу, заглянуть в парочку книжных магазинов, подкрепиться бульончиком, рюмочкой хереса и тостами в баре «Монтеррей», может быть, даже взглянуть, что за выставка проходит в Гуггенхайме или Музее изящных искусств, в баре «Серантес» угоститься морскими уточками, сбрызнув их парой рюмок «Вейгарадеса», после чего выпить «Кровавую Мэри» в JK. Когда же, наконец, настанет час обеда, он направляет свои стопы в ресторан «Зортзико», где делает замечательный выбор: в качестве аперитива – сухой мартини «Бомбей Сапфир»; вазочка с паштетом из утиной печени в желе из молодого вина с глазированной грушей; этот деликатес следует запивать сладким белым Токаем, смакуя, маленькими глоточками; полдюжины поскрипывающих устриц с похрустывающими хлебцами, парочку моллюсков в раковинках под соусом из копченой свининки; шарик фисташкового мороженого и еще один – из чернильного осьминожьего сока вместе с txakoli Aretxaga или Txomin Etxaniz; молодой голубь, отваренный в пять приемов, а к нему полбутылки сухого красного «Рода I», супчик из диких ягод, кофе и арманьяк «Домэн Буаньер».

Потом он снимает номер в ближайшей гостинице «Лопес де Аро», где, возможно, немножко посмотрит по телевизору платный порно-канал – в похмелье сеньор Рубиновый становится не только гурманом, но и похотливым онанистом – и погружается в дневную сиесту.

Ближе к ночи он оставляет гостиницу и углубляется в переулки старого города, где ужинает шашлычками, запивая их бокалом-другим шампанского брют. Всему этому предшествует ритуал смакования освежающего джин-тоника в баре «Урдинья». Шашлычок из брюшка тунца в «Виктор Монтес», шашлычок из креветок у Фернандо, фаршированные моллюски в «Баете», подкопченные шкварки в «Хукела», осьминоги a feira в «Лага», маленький стейк по-татарски в «Гатсе», маринованные анчоусы в «Ирринтзи» и чуть-чуть окорока по-иберийски в «Сантамарии», где, наконец, и запьет все молодым красным вином «Луис Каньяс».

И вот, сгибаясь под тяжестью съеденного за день, моря шампанского и завершающих глотков молодого красного, сеньор Рубиновый понимает, что одно похмелье уже закончилось и плавно перетекло в следующее. Похмелье гастрономическое трансформировался в этиловое. И тогда он устремляется в квартал Барренкалье, где и доходит до ручки, накачиваясь джин-тоником в самых грязных забегаловках.

Один Бог знает, как завершится эта ночь.

А на следующее утро – начинай сначала.

Сеньор Рубиновый несет на себе бремя тридцати килограммов лишнего веса, гипертонии, повышенного сверх всякой нормы уровня содержания мочевой кислоты, глюкозы и холестерина, а также трансаминаз и триглицеридов, причем в количествах, какие и не снились Ричарду Харрису, Ричарду Бартону, Питеру О'Тулу и Оливеру Риду вместе взятым в их самые лучшие времена. Хотя он зарабатывает немалые деньги, он живет одним днем, не рассчитывая своих сил и влезая в долги.

Ни одна страховая компания не берется страховать его жизнь.

Мусоропоглощательное похмелье

В основе своей оно точно такое же, как и два предыдущих типа, но с одним существенным отличием: «больной» утоляет похмельный голод исключительно всяким мусором вроде дешевых сладостей, печенья и пирожных промышленного изготовления, полуфабрикатов, замороженных продуктов, сладких газировок, всякого фаст-фуда, сомнительных консервов, дурного хлеба и прочих негодных продуктов того же рода.

Эта разновидность очевидно одной природы с похмельем умопомрачительным и пещерным.

Удивительное дело: индивидуумы, опошляющие хорошее, кровью и потом заслуженное похмелье вышеописанными отталкивающими вкусами, в обычной жизни и в рот не берут таких гадостей; иногда (впрочем, очень редко) между ними встречаются даже гурманы. Но с похмелья с организмом происходит ужасная метаморфоза, и страсть к поглощению мусора побеждает все. Страдающий от страшного проклятья бедолага осознает всю глубину своего падения и предается низменным удовольствиям в уединении, в тиши домашнего очага.

Правда и то, что многие из нас с бодуна частенько испытывают всепобеждающее влечение к пище жирной, или приторно сладкой, а то начинают экспериментировать с кулинарными изысками сомнительных вкусовых качеств, да еще обильно поливая их противоречивыми и неожиданными соусами.

Должен признаться, я и сам как-то раз умудрился щедро оросить кетчупом пару сосисок типа франкфуртских, о чем и по сей день вспоминаю каждое утро, едва пробудившись, и краснею от стыда.

Но одно дело всего разок поддаться приходящей слабости (ведь и самая профессиональная шлюха нет-нет, да и пукнет, не удержавшись), и совсем иное – проводить день-деньской, заглатывая пищу, которую отвергла бы самая разнесчастная свинья, приговоренная к откармливанию исключительно комбикормами из рыбьей муки, и чье мясо впоследствии отдает прессованной треской.

Итак.

Следуя принятой для данного трактата (практически, без каких-либо исключений) методике, я сознаю, что должен привести пример такого нечеловеческого поведения, но в данном случае, исключительно по причине чувствительности, сталкиваюсь с большими затруднениями.

Покончим же как можно скорей с этим неприятным делом.

Жила-была, живет и будет жить, покуда не лопнет, как мешок, переполненный перебродившими помоями, похмельная обжора-мусоропожирательница по имени сеньора Бирюзовая (само собой, моя приятельница). Она обитает в Мадриде, а уж чем теперь занимается – не знаю.

Не то чтобы Бирюзовая привыкла вкушать особые яства: обычно она получала свой фураж на грязной улице Фуэнкарраль, в китайском ресторане, – в конце концов, его прикрыли санитарные службы. Подозреваю, что остренькие, пикантные ребрышки, которые она так любила поглодать, извлекались из грудных клеток косоглазых дедушек. Но это всего лишь цветочки в сравнении с тем, что она забрасывает в себя с бодуна.

Как правило, сеньора Бирюзовая пьет ведрами коньяк «Магно», что уже дает некоторое представление о вкусах этой погибшей души. В те времена она была толстая, как бочка, вся в складках дряблого, воскового, трясущегося, как желе, жира и обладала вечно землистым цветом лица, постоянными кругами вокруг глаз, придававшими ей сходство с барсуком, и решительно рассыпанными по всему телу вулканчиками угрей. Откуда мне известны столь многочисленные подробности физического облика объекта? Опустим густую вуаль…

Означенные морфологические особенности легко объяснить, придав гласности похмельное меню сеньоры Бирюзовой.

Прости, читатель, что я вынужден ранить твою чувствительность.

Утром после пробуждения: готовый рулет «Доннат» с шоколадом; горсть апельсиновых карамелек; булочка из жирного теста, готовая разродиться синтетическим абрикосовым джемом, сэндвич из скверного хлеба с копчеными памплонскими колбасками и горчицей с оливками, здоровая чашка кипятка с обезжиренным порошковым молоком и растворимым кофе, подслащенным заменителем сахара, грушево-виноградный сок из упаковки «Тетра-брик» и пакет свиных шкварок.

Поздним утром: порция жареного картофеля с кетчупом и апельсиновой фантой в баре «Эль Песебре», все на той же улице Фуэнкарраль.

В полдень: порция салата оливье, дополненного замученными в уксусе анчоусами и сопровождаемого тремя бутылочками абы чего в баре «Эль Сокавон», что на улице Орталеса.

В обед: суп-пюре из тапиоки с барашком и перетертыми овощами; замороженный картофельный омлет в вакуумной упаковке; брусочки мерлана глубокой заморозки; банка консервированных фрикаделек марки «Эль Алуд»; хлеб, обжаренный на маргарине; кларет, полученный путем смешивания белого и красного столового вина «Эль Сальтреньо»; банка чищенных подсолнечных семечек с арахисом и горсть пожароопасных, красных, пластмассовых лакричных леденцов.

Ранним вечером: пакетик пончиков и пакетик булочек с неведомой начинкой из пекарни «Вьюда де Маса» на площади Чуэка, запитых, чтоб легче проскальзывали в горло, двумя клубничными коктейлями и литром пепси-колы.

В кино: королевский гамбургер «Бюргер-Кинг»; ведерко воздушной кукурузы; кусочек тунца в кляре из бара «Операсьон Некора»; две банки «Ред Булл» и пакетик карамелек «Ла Пахарита».

На ужин: банка консервированного супа гаспачо «Оле»; подготовленные к полету в микроволновке куриные крылышки; пицца «Четыре времени года», доставленная на мотоцикле из Маласаньи; большой пакет картофельных чипсов с уксусно-луковым привкусом; литр пива и бутылка газировки с лимоном, чтобы смешать. Десерт не предусмотрен, так как ложиться спать следует с легким чувством голода.

Авантюрное похмелье

Или зовущее к путешествиям.

Само название определяет состояние. Оно мучает субъектов с беспокойной натурой, которые вместо того, переболеть похмельем в соответствии с канонами, то есть в тиши и покое домашнего отделения интенсивной терапии, ищут осложнений на свою голову на манер Индианы Джонса или Марко Поло.

Впрочем, следует признать, что иной раз авантюрные решения, принятые под влиянием застрявшего в голове гвоздя, не только не добавляют проблем, но, напротив, избавляют от них.

Два примера.

Один лавочник из моего квартала после долгого сопротивления уступил, наконец, желанию жены завести второго ребенка. Она-то и поведала мне эту историю.

На втором месяце беременности муж в прескверном настроении повел жену к гинекологу на предмет первой эхографии.

Лавочник был не слишком расположен к этому посещению, поскольку накануне вечером ужинал в компании бывших выпускников морского колледжа, изрядно выпил и в день осмотра маялся похмельем.

Если на консультацию он пришел бледным, то в момент, когда гинеколог поведал ему, что на экране отлично виды два эмбриона и он скоро станет отцом близнецов, лавочник позеленел.

С похмелья его охватила ужасная паника, из зеленого он стал пепельно-серым, мощные спазмы подкатили к горлу, и его стошнило прямо в кабинете.

Уже выйдя на улицу, супруги зашли в кафе «Ла Гранха», потому что ему хотелось выпить настоя ромашки. Он сказал, что на минутку зайдет в туалет, и исчез навсегда.

Его жена, через семь месяцев родившая двух мальчуганов весом три килограмма триста граммов каждый, больше никогда его не видела. От чистильщика обуви при кафе пострадавшая узнала, что ее супруг смылся через вторую дверь, ту, что рядом с туалетом. Полиция же выяснила, что тем же вечером не пожелавший стать отцом многодетного семейства похмельный лавочник сел на самолет до Мадрида, а в аэропорту Барахас пересел на другой, вылетавший ночью в Гавану. Вот и все.

Один уроженец Толедо, работавший официантом в гостинице в Каире, рассказал мне, как и почему он оказался в Египте.

Ночью 1989 года он в компании друзей праздновал прощание с холостяцкой жизнью. По традиции, это мероприятие всегда осуществляется непосредственно накануне свадьбы, дабы жених прибыл в церковь с хорошего бодуна. Его единственная и на всю жизнь невеста проделывала то же самое в ресторане с подругами.

Толедец порядком залил глаза красным вином из Вальдепеньяса и отвратительным полусухим шампанским, литрами лившимся в неизбежном баре с проститутками.

Сделав, что и как мог с мулаткой, оплаченной в складчину друзьями, он заснул, как убитый, в какой-то норе.

Его разбудил назойливый голос радио, сообщавший, что через двадцать минут он прибывает в Барселону. Он находился в купе поезда. Из-за обычной глупой шутки придурков-друзей он не успевал на собственную свадьбу. Но он не мог даже разозлиться по-настоящему: с похмелья голова раскалывалась на части.

В висках стучало, когда он сошел с поезда и поднялся в вестибюль вокзала Сантс.

Неизвестно, почему, но вместо того, чтобы позвонить невесте, отматерить друзей или направиться прямиком в аэропорт и попытаться успеть на первый же самолет до Толедо, он купил аспирин, выпил воды и спокойно позавтракал. Потом покинул вокзал, взял такси и велел отвезти себя в порт. Там он провел день, разглядывая пришвартованные корабли. Когда стемнело, ему удалось пробраться на торговое судно под норвежским флагом, который, как он прознал, снимается с якоря в полночь, но в каком направлении идет, неизвестно.

Его обнаружили в спасательной шлюпке уже у берегов Туниса и высадили в Суэце.

В Толедо он больше не вернулся, ни с кем в контакт не вступал, признаков жизни не подавал, и невеста так ничего о нем и не узнала.

Однако бывает, что за авантюрное похмелье приходится дорого заплатить.

Мой отец рассказывал историю времен его службы в авиапехоте в Пинар де Антекера, в Вальядолиде.

На казарменной гауптвахте отбывал наказание солдат родом с Канарских островов, красавчик и пройдоха. Неизвестно, почему он сидел там, а не в военной тюрьме. Он был снабженцем части, имел звание ефрейтора и промышлял на черном рынке продажей всякого имущества, но, главным образом, бензина. Навар он делил со своим капитаном, но когда воровство обнаружилось, все шишки достались канарцу, а капитан вышел сухим из воды.

Режим у заключенного канарца был довольно свободным. По воскресеньям ему даже позволялось прогуляться по Вальядолиду в сопровождении двух военных полицейских.

Однажды в субботу, когда у парня был день рождения, его приятель, сержант, дежуривший на гауптвахте, решил в качестве подарка пригласить к нему девку из Вальядолида. Но что-то не заладилось, и дело сорвалось. В порядке компенсации, сержант раздобыл бутылку коньяка, которую канарец и приговорил разом.

На следующий день, в соответствии с регламентом ефрейтор проснулся, страдая похмельем, но, несмотря на муторное состояние, не отказался от воскресной вечерней прогулки.

Улучив момент, когда конвоиры зазевались, он улизнул.

Был отдан приказ о поимке беглеца, но его так и не схватили.

Несколько месяцев спустя на имя капитана пришло письмо со странным почтовым штемпелем. Мой отец, служивший теперь снабженцем, вскрыл конверт, подержав над паром, прочитал и снова заклеил.

Письмо было от канарца. Он сообщал капитану, что после побега сумел добраться до Марокко, где он вступил в иностранный легион. Еще он рассказал, что все то время, пока они вели совместный бизнес, он трахал его жену, которая, по словам отца, была очень хороша и жила с капитаном в небольшом домике неподалеку от казарм. А чтобы капитан не сомневался в правдивости этого признания, канарец описал и маленький шрам на ягодице неверной супруги, и сильно выдающиеся соски, и родинку на покрытом черными вьющимися волосами лобке платиново-белокурой возлюбленной.

Письмо было из Индокитая, шел 1954 год и немного времени спустя разразилась битва при Дьен Бьен Фу.

В одной из биографий Франсиско Писарро рассказывается, как, находясь на острове Гальо, измотанный злоключениями перуанской кампании и удрученный состоянием своих людей великий конкистадор как-то ночью напился в одиночку прямо на берегу моря.

Наутро он собрал там же на берегу восемьдесят человек своих воинов, прочертил острием шпаги линию на песке и сказал, что по одну сторону черты, где стоял он, находится юг, Перу и богатства. А по другую сторону – север, Панама и безопасность. И что те, кто хочет следовать за ним, пусть перейдут черту, а кто нет, пусть возвращаются. Из восьмидесяти человек за ним последовали тринадцать, известных как «тринадцать славных».

Атермическое похмелье

Хотя наука не подтверждает согревающего действия алкоголя, существует обыкновение принимать спиртное внутрь для борьбы с холодом.

После приема мощного горячительного средства поначалу возникает ощущение тепла.

Самое же удивительное заключается в том, что это тепло сохраняется во время всего похмелья, и холода совершенно не чувствуется.

Хорошо известно, что с бодуна нас тянет к свежести и прохладе, мы стремимся успокоить разгоряченную кровь с помощью льда. Вспомним хотя бы «пылающий рассвет» у кубинцев. Но все это до определенного момента. А затем наступает нарушение кровяного давления и ощущение нездоровья.

В качестве примера атермического похмелья расскажу о моем приятеле-сценаристе сеньоре Разноцветном.

Мы познакомились несколько лет тому назад во время совместной работы. В полном соответствии с американскими традициями, была создана группа из пяти сценаристов, которые должны были провести три-четыре дня в роскошной гостинице города Сигуэнса, что в Гвадалахаре. Нам нужно было доработать образы персонажей и наметить сюжеты тринадцати эпизодов нового телесериала, который, кстати, с треском провалился.

Дело было в феврале, стоял собачий холод.

Целыми днями мы работали в большом конференц-зале, а по вечерам буйствовали в барах Сигуэнсы и в самой гостинице.

Наутро, хотя на улице было минус два, а кондиционер в зале поддерживал температуру не выше двадцати одного градуса, похмельному сценаристу непременно нужно было распахнуть оба окна, ко всему еще и выходившие на север.

Гостиница в Сигуэнсе представляет собой старинный замок, а мы, в полном соответствии со средневековым качеством нашей работы, располагались в одной из башен.

Все остальные члены группы скандалили с ним и заставляли закрывать окна, потому как леденели от холода. Разноцветный подчинялся, сцепив зубы, задыхался, обильно потел, в конце концов, оставался в одной футболке.

Во время передышек он без пальто, под завывания ледяного ветра, гулявшего между каменными зубцами, отправлялся пройтись по стенам замка.

Агорафобное похмелье

Обычно встречается у людей, склонных к стрессам, курильщиков конопли, любителей пива с джином и у всяких прочих невротиков.

Как следует из самого названия, агорафобный похмелюга испытывает дискомфорт в открытом пространстве, его угнетает бескрайний небосвод. Нечто подобное происходила с моряком по имени Лимпьо, роль которого в «Апокалипсисе сегодня» сыграл тогда совсем еще молодой Лоуренс Фишберн. Капитан Уиллард говорит о нем своим удивительным, потусторонним голосом, что он, как крыса из Бронкса, у которой «свет и бескрайние просторы Вьетнама вызывают серьезные расстройства сознания».

Вспоминаю случай с одним таким страдальцем. Мы познакомились в восьмидесятые годы в Барселоне, когда сам я переживал период психопатического похмелья. Парня звали Пакито. Это был маленький уродец, мелкий во всех отношениях: он приторговывал небольшими дозами гашиша и таблетками амфетамина на Королевской площади и на бульваре Рамблас, да и ростом был всего метра полтора. Он был чрезвычайно некрасив, но очень симпатичен и обаятелен. Мы частенько пересекались в разных барах и скоро стали приятелями.

Пакито не кололся, но в остальном, без преувеличения, глушил, что попало, предпочитая всему виски «Дик»[16]. Конечно, шотландский виски был бы лучше, но родной крысиный яд обходился много дешевле, и поскольку он не купался в роскоши и много транжирил, приходилось смириться. По его словам, на столе в комнатушке ужасающего пансиона на улице Конде де Асальто, где он ютился, всегда стояла бутылка «Дика» и пара стаканов на случай прихода гостей.

Так вот, после одной такой ночи, когда Пакито привел к себе девицу – а выбирал он особ некрасивых до безобразия – и к обычной порции виски присовокупил еще и ЛСД, он очнулся после тяжелого сна в изрядном похмелье. Мало помалу он сумел одолеть трудный и извилистый путь возвращения в реальный мир после бодуна. И вот, когда он более или менее пришел в себя, его взгляд упал на ночной столик: кошмарное видение поразило его и повергло в панику. От ужаса он закричал.

В одном из стаканов, на треть заполненном виски «Дик», улыбалась человеческая челюсть, с деснами и всем прочим, наполовину погруженная в абразивную жидкость. В потрясенном мозгу Пакито мелькнула надежда, что его галлюцинации вызваны обострением застарелого триппера, что было бы закономерно, а не приступом белой горячки.

От шума подружка беспокойно заворочалась и шепелявым голосом послала его в задницу, чтобы не кричал.

Посмотрев на нее, Пакито заорал еще громче. Она была еще страшнее, чем запомнилась ему накануне, и он уверял меня потом, что она показалась ему ведьмой из ада, старухой со сморщенным, как высохший изюм, ртом.

Галлюцинации продолжались?

Не обращая на него внимания, нимфа протянула костлявую руку к столику, выставив на обозрение сосок, похожий на огрызок дешевой сигары, взяла таинственный стакан, достала оттуда вставную челюсть, привычным движением вправила ее на место и, вместо завтрака, опрокинула в себя остатки «Дика», послужившего антисептиком для ее протеза.

Наконец-то Пакито все понял, успокоился, и тут его озарила светлая мысль, моментально объяснившая, почему минет, который ему перед сном сделала карга, был таким нежным и приятным.

Однако пережитое потрясение что-то изменило в сознании Пакито, спровоцировав мутацию похмельного синдрома. По причине мистического и недоступного объяснению общения с псевдогаллюцинациями в образе вставной челюсти, он начал страдать агорафобным похмельем. Спокойно и уверенно он чувствовал себя только на узеньких улочках китайского квартала или в районе Борне, куда едва проникает солнечный свет. Если же ему приходилось пересекать одну из важных городских артерий, вроде улицы Арагон или Гран Виа, у него кружилась голова, к горлу подступала тошнота, а по спине катился холодный пот. Он чувствовал, что вот-вот упадет, не сумев добраться до противоположного тротуара.

Так бедный Пакито промучился довольно долго, пока другое неприятное происшествие не изменило характер его похмелья на диаметрально противоположный, но дополняющий его странную агорафобию.

Клаустрофобное похмелье

Страдающие клаустрофобным похмельем не выносят закрытых и ограниченных пространств. Разумеется, все они также являются бойцами армии невротиков и психопатов, но разве хоть кто-то в нашем обществе может считать себя абсолютно здоровым? Никаких самолетов, лифтов, телефонных кабин, подвалов, чердаков, собачьих будок, уличных передвижных туалетов, исповедален, гробов, тюремных камер, батискафов, газовых камер и прочая, и прочая…

Квинтэссенцией кошмара для похмельного клаустрофоба являются пещеры Альтамиры и купе железнодорожного спального вагона.

Мой старый дружок, уродец Пакито, годится и для иллюстрации клаустрофобного похмелья.

Пакито испытал глубочайшее отвращение при виде того, как его любимый виски «Дик» используется в качестве дезинфицирующей жидкости для вставной челюсти, и больше никогда не притронулся к оскверненному напитку. Он перешел на пиво с джином. Пиво «Сан-Мигель» или «Эстрелья Дорада», по 0,3 литра, без стакана, прямо из горла. В два глотка он выпивал примерно четверть бутылки и доливал ее доверху джином.

К новой душевной травме, резко изменившей похмелье агорафобное на клаустрофобное, привело не что иное, как отсутствие пива.

Он праздновал Новый год в компании таких же, как и он, отбросов общества на десятом этаже малообитаемого здания Сан-Андрес-де-Бесос.

Когда часы пробили двенадцать, а компания изрядно набралась, Пакито заметил, что пива почти не осталось, да и джин едва прикрывал донышко. Он вдохнул кокаиновой пыли, чтобы несколько нейтрализовать опьянение и суметь собраться и спуститься в ближайший притон, где пировали такие же исчадия ада, дабы пополнить у них запасы спиртного.

Когда Пакито объявил о своем намерении отправиться на экскурсию, его собутыльники не преминули воспользоваться моментом и надавать ему всяких поручений.

Пакито популярно объяснил, чья именно мама будет таскаться, как вьючный осел, но, в конце концов, принял мудрое решение и с помощью пальца назначил уполномоченных сопровождать его во время рейда. В состав эскорта вошли Трини по прозвищу Присоска, тщедушная, губастая девица-панк, зарабатывавшая на жизнь тем, что по дешевке делала минет на стоянках такси, и Человек-Волк, работавший посыльным на рынке Бокерия, с лицом сумасшедшего, мнящего себя волком, любитель заглатывать, не жуя, обрезки сырого мяса и требуху.

Трио мастеров немножко поболтало с местной притонной аристократией, попутно обделав пару выгодных делишек, выкурив по чинарику с гашишем, и, наконец, уже с припасами, решило вернуться праздновать на десятый этаж.

Древняя и мрачная, как гроб Дракулы, кабина лифта, без внутренних дверей, что позволяло рассмотреть телеграфные послания, намалеванные между этажами, на спуске вела себя вполне прилично, но когда поехали вверх, вдруг резко остановилась где-то на середине пути, между пятым и шестым этажом. Вдрызг пьяные Пакито, Присоска и Человек-Волк поначалу отреагировали на происшествие безответственным приступом веселья. Но через некоторое время, потыкав во все кнопки, позвонив в аварийный звонок, покричав и поколотив по стенам и окончательно убедившись, что гроб не желает трогаться с места и никто не собирается броситься им на помощь, начали тревожиться.

Кабина была так мала, что нельзя было даже присесть на пол. Обозрев окрестности и проявив известный стоицизм, свойственный людям, влачащим нелегкое и опасное существование, решили приноровиться к сложившимся обстоятельствам и продолжить праздник в тесном кругу. Рано или поздно товарищи обратят внимание на их длительное отсутствие и придут на помощь, или же гроб, наконец, оживет. Как ни крути, правильнее всего было веселиться и дальше. Вполне вероятно, что спасение придет только поздним утром, когда крысы с десятого этажа соберутся расползаться по своим норам, или другие соседи пойдут проветривать свои похмельные головы.

В общем, они поздравили друг друга с тем удачным обстоятельством, что вынужденная остановка произошла, когда они уже запаслись всем необходимым и еще не успели выкурить и выпить припасы, извлекли запасные стаканы – те, что никогда не декларируются и хранятся на случай чрезвычайной ситуации – как смогли, помочились в уголок, причем Присоска затопила весь пол, но не решились заняться любовью из опасения, что дряхлые стены кабины обрушатся от сотрясений. Разумеется, Присоска любезно сделала каждому минет, а они в благодарность удовлетворили ее в две руки. Человек-Волк пришел в экстаз и засунул ей между ног пустую пивную бутылку. Могли бы возникнуть осложнения, но пещера отважной девицы, вопреки законам физики, не подтвердила ее прозвище и не засосала посторонний предмет.

Услуги орального секса вовсе не были подарком от ушлой тети. Несмотря на доставленное ей вручную удовольствие и на бутылочку от «Сан-Мигеля», удачно использованную Человеком-Волком, мелочная шлюха воспользовалась обстоятельствами и потребовала оплату по двойному тарифу, мотивируя рост цен тем, что слишком пьяные приятели долго не могли кончить.

Они заснули стоя, привалившись друг к другу. Утро было в разгаре, когда их разбудили нестройные вопли коллег, наконец-то догадавшихся, что трое посланцев оказались в плену у проклятого лифта. Никто не мог ничего сделать. Пожарники приехали нескоро. С помощью рычага они сумели чуть-чуть поднять лифт, так, что образовалась узкая щель между стеной и открытой дверцей шестого этажа.

Пожарники велели узникам поторапливаться и выбираться через щель. Они не решались поднять лифт повыше: он и так грозил, того и гляди, рухнуть вниз. Девица не заставила повторять приглашение дважды и, благо была тоща, как мощи, ящерицей выскользнула через проем. Огромный Человек-Волк не мог просунуть в щель даже свою волчью башку. А Пакито перепугался. Он был поскребышем, сорока пяти килограммовым карликом и вполне пролезал через этот кошачий лаз, но приходил в ужас от одной мысли, что лифт начнет падать, как раз, когда половина его тела будет снаружи, а вторая все еще внутри, и разорвет его пополам. Гроб скрипнул и сдвинулся на пару сантиметров вниз. Раздумывать было некогда. Но щель сузилась, и Пакито застрял в ней. Пожарники и приятели тянули Пакито за руки, пытаясь вытащить, а он только плакал и стонал. В панике Человек-Волк принялся грызть собственную руку.

Рванули изо всех сил и выдернули Пакито. В следующую секунду лифт рухнул вниз. Пакито говорил мне, что в жизни не забудет протяжный, удаляющийся вой Человека-Волка, оборвавшийся одновременно с сильным, глухим ударом.

После этой беды Пакито стал чаще, чем прежде, прикладываться к бутылке, ушел из пансиона, от своего пива с джином, и перебрался спать в парк Сьюдадела – с похмелья он не мог выносить потолка, нависшего над головой. С тех пор он пьет ром «Бакарди» с кока-колой.

Вскоре он приобрел в китайском квартале пистолет, ограбил филиал банка на улице Принцесса и сбежал на юг. Позже мне рассказали, что он построил себе на пляже в Роте лачугу без крыши.

Депрессивное похмелье

Всякое похмелье депрессивно в большей или меньшей степени. Депрессия – родная дочь бодуна. Но не стоит преувеличивать: заядлый и упорный пьяница должен уметь философски, сохраняя присутствие духа, нести на спине свой мешок, набитый камнями, и терпеть боль, причиняемую серебряной иглой, пронзившей череп.

Обычно в состоянии депрессивного похмелья мысленно повторяются все одни и те же фразы:

«Ах, что же со мной будет».

«Необходимо изменить жизнь».

«Все это никому не нужно, да и праздник-то оказался дерьмовым».

«Как беспросветно черно все вокруг».

«Что думают обо мне все эти люди?»

«Я больше никого не хочу видеть»… и так далее.

Депрессивному похмелью особенно подвержены женщины, которые еще и присовокупляют к своим страданиям фактор вины, а частенько и провалы в памяти (см. похмелье, осложненное амнезией). Если они не могут отчетливо вспомнить все события разгульной ночи, им автоматически приходит в голову, что, наверняка, они танцевали голыми на барной стойке.

Ситуация обостряется, если они просыпаются не одни – хотя в этом случае действительно есть ненадуманный повод испугаться – в ужасе пытаются установить личность того, кто храпит рядом, и мысленно восклицают: «Я – и с этим!? Это невозможно! Я сошла с ума! Он же мне никогда не нравился… Он меня напоил… Но, скорее всего, ничего не было… Дура, скорее всего все было! Конечно же, было… Свинья, разумеется, он не мог не воспользоваться! Я ничего не помню… Лучше умереть!»

Еще хуже, если товарищ по постели ей вовсе незнаком; тогда она воображает, что, наверное, они участвовали в чудовищной оргии, эдаком групповом порнокошмаре, а тот, кто лежит рядом, – единственный уснувший и не сумевший уйти.

Поносное похмелье

Настигает похмельных индивидуумов, слабых желудком и кишками, которых с самого утра после пьянки рвет горькой желчью, поскольку пили они на пустой желудок, а может и потому, что так и не удалось переварить хлеб с майонезом (если речь идет о холостяках) или завалявшихся в холодильнике остатков еды (у семейных), наскоро проглоченных несколько часов назад, еще до того, как недотепе стало плохо. А дальше, в течение всего дня они то и дело присаживаются на трон, ослабленные и измученные изнурительным поносом.

День похмелья для них состоит из сплошных визитов в туалет. Но встречаются рекордсмены, чей девиз – максимализм в любом деле.

Я знавал только одного диарейщика-радикала, некоего сеньора Коричневого напивавшегося в хлам прямо у себя дома. Он пил исключительно коньяк «Гранд Пэр» и одновременно дирижировал под пластинку «Симфонией Нового Мира» Дворжака или Пятой симфонией Бетховена.

На следующий день он мучился похмельем и носился, будто спутник на орбите, вокруг туалета.

Как-то раз сеньор Коричневый увидел испанский фильм 1976 года «Отшельник» режиссера Хуана Эстельриха по совместному сценарию самого Эстерлиха и Рафаэля Асконы. Главную роль исполнял Фернандо Фернан Гомес. Его герой решает превратиться в современную копию Симеона Столпника, сменив столп на отхожее место, откуда решает не выходить несколько лет.

Идея очаровала сеньора Коричневого, и он стал проводить дни похмелья, с утра до вечера, в ванной комнате, окопавшись в этом своеобразном бункере, чтобы отразить осаду бодуна. Он брал с собой транзистор, газеты «Марка» и ABC, сборник «Ридерс Дайджест», термос с бульончиком и еще один с апельсиновым и лимонным соком, лоточек с французским омлетом, кусок рыбы в кляре, сто граммов Йоркской ветчины, пару яблок и что-нибудь еще. И там он переживал тяжелое время, чередуя ванны с солью и сидения на унитазе, спровоцированные короткими, но мощными кишечными позывами.

Его дети уже выросли и жили отдельно, а он делил кров с терпеливицей-супругой доньей Пепельной, которой он и носа не позволял сунуть в ванную и закрывался на щеколду. Бедная женщина бегала по нужде к соседке.

Ближе к ночи сеньор Коричневый покидал свою выложенную кафелем пещеру и отправлялся под одеяло. «Надо знать меру, – говаривал он, – пусть твой папа спит в корыте».

Сеньор Коричневый умер несколько лет тому назад, дожив не то до девяноста шести, не то до девяноста семи. Он протянул ноги во время похмелья, то есть закрывшись в ванной, совершенно один, в то время как сеньора Пепельная играла в бинго.

Эшафотом ему стали его крепость и предметы, скрашивавшие часы бодуна.

Его, обескровленного и убитого электрическим разрядом, нашли наполовину погруженным в наполненную водой ванну. Включенный в сеть радиоприемник лежал в воде, а из шеи сеньора Коричневого торчал кусок жести, перерезавший ему яремную вену.

Полицейские и судебный врач предположили, что смерть наступила следующим образом.

Пока наполнялась ванна, сеньор Коричневый коротал время, охотясь на мух с помощью огнемета. На полу была обнаружена обгоревшая муха, влетевшая, вероятно, в открытое окошко, выходившее во внутренний двор.

Для охоты сеньор Маррон использовал большой баллон лака для волос с пульверизатором, принадлежавший его супруге.

На полу обнаружили и зажигалку Бик, с помощью которой мучимый похмельем господин поджигал струю лака в импровизированном огнемете.

Металлический баллончик взорвался прямо у него в руках, и большой осколок огнемета вонзился несчастному в шею. Оглушенный взрывом и ранением, он двигался вслепую, наткнулся на ванну, упал в нее, увлекая за собой радиоприемник, стоявший на подставке для мыла, и, судя по настройке, передававший в тот момент репортаж о матче между командами «Атлетик Бильбао» и «Бетис». Вода не перелилась через край благодаря счастливой случайности: как раз в это время прекратили ее подачу во всем квартале.

По крайней мере, сеньор Коричневый избежал огорчения: в тот вечер его обожаемый «Атлетик» проиграл андалузцам со счетом 3:0.

Этиловое похмелье

Уже упоминалось в Прологе.

Единственный из видов похмелья, испаряющийся еще до ночного сна. Но это лишь видимость: на самом деле оно не прошло и оно не побеждено, а просто затаилось.

Похмелье, превращенное в новую попойку, не излечивается, но ненадолго отходит в сторонку. Оно вернется следующим утром, чтобы, подобно идеально притершимся друг к другу любовникам, слиться с похмельем новым. «Посмотрим, козел, найдешь ли ты когда нору по размеру твоего грызуна», – такое проклятье бросила мне когда-то в Гранаде цыганка. Они сольются и превратятся в похмелье разрушительное.

С каждым из нас когда-нибудь да случался такой грех.

Сначала «бутылочка пивка, чтоб подлечиться», вовремя не ушел домой, будто бы и почувствовал себя лучше, можно выпить джин-тоник, а потом еще один… Не успеешь оглянуться – и вот снова мчишься в саночках вверх по американским горкам и спрыгнуть уже невозможно.

Самоубийственное (Суицидное) похмелье

Я обнаружил замечательное описание самоубийственного похмелья на страницах «Илиады». Один из второстепенных героев по имени Эльфенор, товарищ Улисса по осаде Трои, настолько отвратительно чувствует себя после пьянки, что, не удержавшись от неоправданного злоупотребления, бросается в пропасть – помнится, с отвесной скалы – и разбивается.

Разумеется, вовсе не интенсивность недуга становится причиной столь решительных и драматических решений с бодуна.

Самоубийственное похмелье – это сублимированное, гиперболизированное депрессивное похмелье.

Жертва берется за рюмку, уже пребывая в депрессии. Похмелье всего-навсего обостряет это состояние до такой степени, что человек решается уйти из жизни.

Я столкнулся с одним прискорбным примером похмельного самоубийцы.

Это был молодой человек депрессивного склада, не лишенный поэтического таланта и преклоняющийся перед романтическими фигурами пророков-самоубийц. Любовная неудача окончательно снесла ему крышу.

Он уснул ночью после страшной попойки. Проснулся на рассвете, чувствуя себя еще хуже прежнего по причине похмелья. Он сел в машину и погнал высоко в горы Айскорри, заканчивающиеся крутым обрывом прямо над скалистым пляжем. Многие бросались вниз с этой скалы. Там он написал в записной книжке довольно скверную прощальную поэму, обвиняя в своей беде весь белый свет, а пуще всего – бывшую возлюбленную.

Поэт увлекался классическим кинематографом, и одним из культовых фильмов считал «Лик ангела» Отто Премингера, в котором помешавшаяся злодейка Джин Симмонс бросается в автомобиле со скалы, дав задний ход. Рядом с ней сидит несчастный Роберт Митчем, абсолютно не расположенный участвовать во всем этом безобразии.

Верный кинематографическим образцам, похмельный самоубийца вырулил таким образом, чтобы встать задом к обрыву, включил заднюю передачу и нажал на акселератор. Но он начал роковой путь довольно далеко от точки падения, а потому имел время раскаяться, и в самый последний момент, как раз перед тем, как автомобиль сверзился в пропасть, распахнул дверцу и выпрыгнул.

На скалистом пляже два рыбака с удочками мирно попивали из термоса горячий пунш, борясь с зябкой влагой вечерней росы. Автомобиль свалился прямо на них и прикончил обоих разом.

Судебно-медицинская экспертиза признала раздолбая-поэта вменяемым, и он был препровожден в тюрьму.

Я слышал, что в последнее время у безмозглых юнцов вошло в моду развлекаться по выходным, соревнуясь, кто затормозит ближе всех к краю той самой пропасти.

Недоверчивое похмелье

Оно частично сродни похмелью умопомрачительно-невротическому, но имеет достаточно индивидуальных отличий для того, чтобы выделить его в самостоятельную категорию.

Обычно такое похмелье возникает вследствие приема внутрь в полдень, на пустой желудок, вина или пива в больших количествах. Обед, как правило, пропускается, а далее, до захода солнца уничтожаются ликеры и прочие спиртные напитки.

Заливные луга этого вида похмелья весьма привлекательны для слабоумных, ухитрившихся не угодить кому-то во время пьянки, и этот пустяк совершенно выбивает их из колеи.

Страдающий недоверчивым похмельем близок к паранойе, у него наблюдаются некоторые черты мании преследования. Не то чтобы он считал, что против него готовится заговор, но зато он уверен, что все только и злословят о нем. Будучи невротиком, он видит проблемы там, где ими и не пахнет, и легко делает из мухи слона.

Состояние недоверчивого бодуна можно охарактеризовать кратко: сверхчувствительность или обидчивость.

Несчастный уверен, что все без исключения окружающие судачат о нем за его спиной; он с недоверием встречает все, что бы ему ни сказали, видя во всем скрытый смысл. Полагая, что весь мир состоит в заговоре против него, он всегда начеку, и на злокозненность воображаемую отвечает кознями реальными. А уж если кто-то перестал обращаться к нему, подозрительность перерастает в настоящий синдром.

Если вам не удалось уклониться от встречи, и не было времени сбежать, то посоветую в присутствии подозрительного похмельного не смотреть на часы, воздержаться от высказывания своего мнения, оценки или комментария относительно чьих-либо действий или поведения, держать при себе свои политические воззрения и не смотреть ему в глаза более двух секунд.

Когда я изучал право в университете в Деусто, я знавал одного типа, страдавшего недоверчивым похмельем в чистом виде. Священник-иезуит отец Маренго был не только теологом, но и доктором политических наук, и на первом курсе вел у нас курс политического права.

Отец Маренго обожал «Реми Мартэн» и крепкий черный кофе «а ля тореро». Каждое утро он приходил на занятия в соответствии с регламентом, то есть с бодуна. Как всякий честный иезуит, он был подозрителен и злокознен по натуре, да еще похмелье делало свое дело: он во всем видел подвох. Он опасался, что студенты начнут задавать ему вопросы о неспокойной политической ситуации в Испании вообще и в Стране Басков в частности. Шел 1977 год, активно развивался процесс перехода от режима Франко. Иезуит был националистом из правых (такой вот букет) и воспринимал каждый вопрос как личный вызов. Повсюду ему мерещились коммунисты, анархисты и антинационалисты. Очень часто он покидал аудиторию в сильнейшем раздражении, по его собственным словам, «наевшись до тошноты дешевых и невнятных идей». На самом деле, это был удобный предлог смыться и как можно раньше отправиться в бар.

Другой пример недоверчивого похмелья касается моего бывшего друга сеньора Лазурный Бильбао, занимавшего трудно объяснимый пост кого-то там по связям с общественностью одного из самых роскошных отелей города. Выпив поутру несколько коктейлей «Негронис» – красный вермут, кампари и джин, – он до полудня ничего не ест. В полдень он проглатывает пакетик картофельных чипсов, а вечером, прежде чем выпить первый джин-тоник, съедает пригоршню маслин.

Вот приблизительный диалог с сеньором Лазурный Бильбао, находящимся в состоянии похмелья:

– Привет! Давненько тебя не видел.

– Видно, не хотел. Я-то все время кружу по одним и тем же барам и работаю все в том же отеле.

– Да ладно тебе! Просто не совпадали.

– Как это не совпадали?

– Ну, на улице, в барах…

– Я к тому, что в политике ты и я никогда не были в одном строю и не шли в ногу.

– У тебя красивый галстук!

– Причем тут галстук? Ты выглядишь как оборванец, но я же молчу.

– Ладно, рад бы повидаться! Пока, я спешу.

– Ты всегда врал неудачно!

– Привет Бейж!

– Какое тебе дело до моей жены?!

Если подозрительный тип облечен властью, с похмелья он способен развязать Третью мировую войну.

Уинстон Черчилль, большой любитель сухого мартини, соединил в себе эти две характеристики. Он говорил, что ему было достаточно, чтобы луч солнца пронзил бутылку вермута и заиграл на стакане для коктейля.

Когда после завершения Второй мировой войны победившие союзники делили мир на Ялтинской конференции, Франклину Делано Рузвельту, не пившему ничего крепче кленового сиропа, много раз приходилось охлаждать горячие головы и вмешиваться в ожесточенные споры на тему «да забери ты эти гребаные Балканы» между уважавшим водку Сталиным и склонным к паранойе подозрительным безумцем-невротиком сэром Уинстоном.

Смешливое похмелье

Совершенно исключительная категория в вечно мрачном и надутом похмельном мире.

Весельчак с бодуна выходит на улицу в лихорадочно приподнятом настроении, выпивает рюмочку, и мир предстает перед ним в комическом ракурсе. Поскольку он мнит себя остроумцем, то каждый, с кем он сталкивается, становится объектом шуток и саркастических комментариев, зачастую довольно обидных.

Как-то раз я на собственной шкуре испытал, сколь далеко могут завести шутки весельчака с бодуна.

Дело было в Мадриде на коктейле по случаю презентации новой телевизионной программы.

Мне представили некоего сеньора Свинцово-серого, журналиста телеканала, типа, наглядно иллюстрирующего высказывание Кеведо: «Глупы все, кто кажется глупыми, и половина из тех, кто таковыми не кажется». Свинцово-серый относился к первым: за версту было видно, что глупее него только гребля в умывальном тазу.

Этот сеньор с ходу признался всем, кто находится рядом, что у него «зверское похмелье». Дальше, опрокидывая один за другим небезопасные для здоровья коктейли с шампанским, он, подобно вулкану, извергал шутки, наводившие на мысль о необходимости пересмотра Конституции в части, касающейся отмены смертной казни.

К нам подошла всегда трезвая сеньора Синяя, шеф информационной службы, некрасивая женщина крошечного роста, просто карлица, наделенная безграничной властью и столь же безграничным отсутствием чувства юмора.

Сеньор Свинцово-серый, бывший, ко всему, очень высокого роста, немедленно расхохотался по поводу своей собственной, еще не обнародованной остроты, поставил рюмку на голову начальницы и обратился к ней:

– Я до сих пор не осознавал степени твоей многофункциональности, госпожа начальница. Пока ты сосешь, тебе на голову можно поставить джин-тоник.

Могущественная карлица взглянула на него с ледяным спокойствием игрока в покер и изобразила на лице улыбку, напомнившую мне гримасу Ли Ван Клифа[17], достающего револьвер. Она ласково взяла его за руку и проговорила, обращаясь к окружающим: «Что за шутник! Я всегда говорила, что нам нужны люди с чувством юмора».

Мы все в ужасе разбежались, а кретин опять захохотал, крайне довольный собой, и попытался еще раз водрузить бокал на голову сеньоре Синей.

Его уволили в тот же день.

Неуклюжее похмелье

Или саморазрушающее.

Его легко описать. Похмельный разрушитель опрокидывает все, что попадается под руку; за едой обляпывает свой костюм; взявшись готовить, обязательно обрежет ножом палец; принимая душ, затопит ванную и, поскользнувшись, свернет себе шею; для него всегда велика вероятность упасть с лестницы, устроить короткое замыкание микроволновки и подавиться костью.

Ему не рекомендуется приближаться к открытому окну, курить и выходить на улицу.

По интернету гуляет забавный анонимный рассказ, слишком смешной, чтобы быть правдой, а, кроме того, в фильме «Бэйб 2. Поросенок в городе» происходит нечто очень похожее на то, о чем говорится в этом рассказе. Возможно, это классический анекдот англо-саксонского происхождения.

Во вступлении к этой новелле – мне ее прислал по электронной почте один приятель – поясняется, что речь идет об объяснении галисийского каменщика со страховой компанией, которая не может понять, исходя из характера и вида травм, как произошел несчастный случай. Там же упомянуто, что это юридическое описание казуса взято из архива страховой компании и что случай рассматривался в ходе судебного заседания первой инстанции города Понтеведра.

В документе не указано, что в момент происшествия каменщик был с бодуна, но бьюсь об заклад, что да: неуклюжее похмелье в чистом виде.

«Многоуважаемые господа!

В ответ на Вашу просьбу предоставить дополнительную информацию, сообщаю: в пункте 1, касающемся моего участия в событиях, в качестве причины происшествия я указал: попытка выполнить задание без чьей-либо помощи. В письме Вы просите меня дать более подробные разъяснения. Надеюсь, что сумею рассеять все Ваши сомнения.

Я работаю каменщиком вот уже десять лет. В день происшествия я работал без помощника, укладывая кирпичи на шестом этаже строящегося в нашем городе здания. Выполнив задание, я увидел, что осталось около двухсот пятидесяти килограммов неиспользованных кирпичей. Чтобы не нести их на себе на первый этаж, я решил погрузить их в бадью и спустить с помощью блока, на мое счастье закрепленного на балке потолка шестого этажа.

Я спустился на первый этаж, привязал веревкой бадью и с помощью блока поднял ее на шестой этаж, привязав другой конец веревки к колонне на первом этаже. Потом поднялся и загрузил кирпичи в бадью. Спустился на первый этаж, отвязал веревку и крепко ухватился за нее, чтобы двести пятьдесят килограммов кирпичей спустились плавно (должен указать, что в пункте 1 моего заявления в полицию я сообщил свой вес: восемьдесят килограмм). Странным образом мои ноги оторвались от пола, и я стал быстро подниматься вверх, увлекаемый веревкой. От страха я утратил присутствие духа и, не раздумывая, еще крепче вцепился в веревку, продолжая подниматься вверх на большой скорости. В районе третьего этажа я столкнулся с бадьей, спускавшейся приблизительно с той же самой скоростью. Думаю, что в этот момент мне и пробило череп.

Я продолжал подниматься, пока не угодил пальцами прямо в блок, что замедлило стремительный подъем, но и стало причиной множественных переломов пальцев и запястья. На этой высоте (развития событий) я уже вновь обрел присутствие духа и, не смотря на боль, продолжать крепко сжимать веревку. Как раз в этот момент бадья ударилась о пол, ее дно раскололось, и кирпичи вывалились.

Вес бадьи без кирпичей составляет приблизительно двадцать пять килограмм. В соответствии с простейшим принципом действия подъемного механизма, я начал быстро спускаться вниз. Примерно на уровне третьего этажа я столкнулся с поднимавшейся пустой бадьей. Я почти уверен, что именно в результате этого столкновения я сломал лодыжки и нос. По счастью, этот удар несколько ослабил скорость моего падения, и, таким образом, приземлившись на гору кирпичей, я сломал только три позвонка.

Тем не менее, вынужден с прискорбием сообщить, что лежа вот так на кирпичах, страдая от невыносимой боли, не в силах пошевелиться и глядя на зависшую надо мной бадью, я опять утратил присутствие духа и выпустил из рук веревку. Поскольку бадья весит больше, чем веревка, она стремительно спустилась и упала прямо мне на ноги, вызвав перелом обеих больших берцовых костей.

В надежде, что сумел окончательно прояснить все обстоятельства происшествия и причины случившегося, почтительно приветствую Вас. Верю в торжество справедливости».

Драчливое похмелье

Просыпаешься с совершенно ненормальным желанием нарваться на ссору.

Хочется наброситься на первого встречного и порвать ему пасть, хотя куда более вероятно, что порвут-то ее как раз тебе.

Таким образом, этот тип похмелья имеет мазохистскую, саморазрушительную природу.

Оно наблюдается не только у задир. Иной раз агрессивность обуревает людей обычно мирных, но с похмелья выпустивших наружу своего злого гения – мистера Хайда.

В опубликованном в 1954 году романе Артуро Конде «Нет в жизни музыки», ставшем лауреатом премии «Надаль», выведен герой, страдавший драчливым похмельем.

У Конде скупой, строгий и сдержанный слог, прекрасно передающий мрачную атмосферу описываемого им франкистского общества.

«Олегарио Перес Андраде был человечком робким и немногословным. В свои пятьдесят он все еще оставался холостяком и жил с матерью и сестрой. Он служил в департаменте Министерства строительства, и за тридцать лет работы дослужился всего лишь до заместителя начальника отдела. Вся его жизнь делилась между министерством и домашним очагом. У него не было друзей, и он почти не появлялся в обществе. Единственным его развлечением были походы на сдвоенные сеансы в кинотеатре „Карретас“, где он заодно и удовлетворял свои весьма скромные сексуальные потребности при содействии какой-нибудь услужливой девицы, из тех, что во множестве толкаются в подобных любимых народом местах.

Но время от времени, видно, осознавая, что при такой серой жизни просто необходим предохранительный клапан, Олегарио в одиночестве напивался в забегаловках на площади Пласа Майор и прилегающих улицах. Когда ноги отказывались служить, он брал такси и отправлялся домой спать. Будучи примерным бюрократом, он заблаговременно клал в карман бумажку с домашним адресом, благодаря чему ему не приходилось булькать и мычать, объясняясь с таксистом.

На следующий за невеселым загулом день (загулы случались исключительно по субботам), Олегарио поднимался поздно, страдая от похмелья. Позавтракав и отстояв вместе с матерью и сестрой воскресную службу, наш бюрократ покидал их и отправлялся в Каскорро, на барахолку Растро.

На Растро сеньор Олегарио Перес Андраде становился другим человеком, похмелье делало его задиристым и драчливым. Он заходил в пивную, требовал пива и принимался ворчать, что оно выдохлось, что пробка – дерьмо, официант – мерзавец, раз осмелился подать такое пойло. Если здесь ему не удавалось заполучить пару оплеух, и его попросту выставляли за дверь – напомню, что был он человечком тщедушным – он направлялся в уличную кафешку из тех, что так и кишат цыганами и бездельниками уголовного вида, где по-дурацки пытался украсть абы что, лишь бы его поймали и надавали тумаков. Добиться этого не составляло ни малейшего труда. Не то, чтобы он позволял избить себя без всякого сопротивления, – нет, он самым комичным образом становился в оборону, но поскольку был так мал и хил, доставалось только ему, а сдачи сдать так и не удавалось.

Пару раз в месяц, по понедельникам, он появлялся в министерстве с разбитой губой или лиловым глазом».

Чувствительное похмелье

Очень многих похмелье делает чувствительными, сентиментальными и слезливыми.

Должен признать, я сам таков. Если, будучи с бодуна, я встречаю на улице бездомную собаку, утро становится невыносимо печальным.

Кроме того, я умышленно, с изощренным коварством провоцирую приступы плача: ставлю на видео те ленты, которые наверняка выжмут из меня слезы.

Хорошенько поплакать просто так, без повода – отличный способ расслабиться и несколько смягчить симптомы похмелья.

Гарантированный поток слез вызывает у меня любой документальный фильм о гражданской войне, где показывают детей, прощающихся с родителями в порту Бильбао перед отплытием в Россию; поистине шекспировский финал «Робин и Мэриан» режиссера Ричарда Лестера, когда Робин Гуд (Шон Коннери), умирающий, отравленный своей возлюбленной Мариан (Одри Хепберн), которая и сама приняла яд, чтобы умереть вместе с ним, просит у Малыша Джона его лук и завещает похоронить влюбленных вместе, там, где упадет выпущенная через окно стрела; финал «Спартака» в постановке Кубрика, когда Вариния-Джин Симмонс показывает Спартаку-Кирку Дугласу их распятого сына и говорит, что он родился свободным; финальный монолог «Дублинцев» или «Унесенных ветром», когда Вивьен Ли на красных землях Тары призывает Бога в свидетели, что она больше никогда не будет голодать…

Помню, как-то раз, с тяжелого похмелья, мы с добрым другом Чемой Сорья отправились в кинотеатр «Капитоль» посмотреть шедевр Рикардо Франко – фильм «Счастливая звезда». Мы плакали, как две Магдалины, как заправские плакальщицы, а когда фильм закончился, решили выйти последними, чтобы никто не увидел слез и соплей, размазанных по нашим лицам. Но когда зажегся свет, мы увидели, что и остальные зрители не лучше нас, и нет смысла притворяться.

Созерцательное похмелье

Похмелье всегда располагает к созерцанию, манит лежать и просто смотреть куда угодно. Умственная леность и отупение вызывают эдакое подвешенное состояние.

С похмелья очень приятно, например, любоваться морем, облаками – хотя, если похмелье сильное, у меня при этом кружится голова, – пронизанной солнцем листвой дерева, огнем в камине или показом моделей нижнего белья.

Но и здесь, как во всем, находятся люди, не знающие меры.

Как-то в Севилье я познакомился с газетным фоторепортером господином Фиолетовым. Он любил купить в лавке, где торгуют жареной рыбой, пакетик акульего мяса под маринадом, и брести по улице Сьерпес, заходя во все без исключения весьма многочисленные местные бары. В каждом он выпивал рюмочку сухого хереса или белого вина, а кое-где – и того и другого.

На следующее утро наваливалось похмелье, он ничего не делал, а лишь созерцал. Но искреннее недоумение вызывал сам объект созерцания. Даже если бы он уставился на белую стену или подвешенную колбасу, это показалось бы менее странным.

Сеньор Фиолетовый просиживал по шесть-восемь часов, наслаждаясь одним из двух фильмов Энди Уорхола. Он смотрел то ленту 1963 года «Сон», шестичасовой фиксированный крупный план спящего мужчины, то более длинную, восьмичасовую «Империю» (Empire) 1965 года – тоже фиксированный общий план здания Empire State Building.

Потом он открыл для себя «Айвовое солнце» Виктора Эрисе и ставил его на закуску, в качестве журнала перед гвоздем программы.

Я порекомендовал ему «Сталкера» Тарковского, «Sweet Movie» Макавеева и «Нежных охотников» Рю Гэрра.

Воспламеняющее похмелье

Пусть и с оговорками и с известным скептицизмом, но включаю его в свой перечень. Следует придерживаться широких взглядов.

Спонтанное возгорание – любопытный феномен необъяснимой природы. Документальных свидетельств об этом явлении немного, известно всего несколько подобных случаев, приключившихся в последние века и обросших противоречивыми мнениями и подробностями.

Наука считает это чистым обманом и отрицает существование явления как такового. Защитниками пирогенеза являются уфологи и ученые умники, изучающие паранормальные явления, в общем, вся эта шайка шарлатанов и провидцев, выбравших сей фантастический путь как альтернативу другой фантазии, а именно, религии.

Спонтанное возгорание или пирогенез представляет собой стремительный и интенсивный подъем температуры тела без каких-либо видимых причин. Тело вспыхивает и за несколько минут сгорает дотла.

Невидимое пламя бушует внутри, и говорят, что остаются лишь жалкие останки скелета. Чтобы подобное могло произойти за столь короткое время, температура горения должна превышать тысячу градусов по Цельсию.

Поклонники научной фантастики и представители околонаучных кругов единогласно признали лишь четыре случая, наблюдавшиеся в XIX и XX веках.

Для объяснения странного феномена предлагались различные гипотезы. Одни считают, что всему виной гипоталамус и сигналы, посылаемые им нервной системе; по мнению других, причина кроется в повышенной концентрации метана внутри тела или в дисбалансе фосфатов, которые ведут себя как воспламеняемое топливо, возгорание же происходит в результате колебаний геомагнитного поля Земли, вызванных пятнами на Солнце. Вот так.

Что мне показалось странным в описаниях четырех признанных случаев самовозгорания, так это игнорирование того обстоятельства, что двое из воспламенившихся накануне выпили значительное количество спиртного и на момент происшествия находились в состоянии похмелья. Третьей была женщина, не пившая накануне, но известная как хроническая алкоголичка, «завязавшая» всего год тому назад. Четвертый случай относится к более давним временам, и мы не знаем, выпивал ли покойник, ни даже того, любил ли он моллюсков с жареной картошкой. Несчастный был бельгийцем, вместо него нашли лишь горстку пепла в 1877 году в его же собственном доме.

Итак, если мы признаем существование явления самовозгорания, можем ли мы предположить, что причина носит психосоматический характер? Или, иными словами, является ли причиной самовозгорания экстремальное похмельное состояние и, таким образом, самовоспламенение есть крайняя, самая впечатляющая форма похмелья? Почему бы и нет? В конце концов, не будем забывать, что одной из характерных черт скверного объекта настоящего трактата является его (похмелья) таинственность, неожиданность и непредсказуемость.

Не все еще известно о похмелье.

И не отказывайте мне в праве воспеть в стихах самовоспламенение как крайнюю форму похмелья. Разве мы не упоминали уже, что на Кубе о проснувшемся с бодуна говорят, что он «проснулся в огне»? Какую другую, более яркую кульминацию похмелья можно вообразить, нежели зажарить самого себя в собственном соку, вроде как на электрическом стуле?

Самовоспламеняющееся похмелье является подвидом похмелья смертельного, или летального, которое будет описано мной в самом конце этого исследования, что, на мой взгляд, довольно логично. Я описал сей подвид отдельно из-за его зрелищности и сомнительности.

Мистическое похмелье

Встречается только у верующих.

Ты уверен, что с тобой говорит сам Господь Бог.

При тяжелых отравлениях особо тупые индивиды клянутся, что им является Пресвятая Дева или какой-нибудь святой.

Пожалуй, этот тип можно рассматривать, как подтип умопомрачительно-невротического похмелья.

Он испортил не одну жизнь, поскольку жертва, пережившая мистическое похмелье, как правило, встает на религиозный путь и превращается в эдакого профессионального святошу, обожателя облаток.

Правда, мистическое похмелье встречается довольно редко, по крайней мере, зарегистрировано немного подобных случаев. Оно проявляется после грандиозных, колоссальных пьянок, участники которых приближаются к состоянию этиловой комы.

Как я уже отметил, пациент, страдающий мистическим похмельем, должен непременно верить в Бога, то есть носить в себе так называемую веру – штуку странную, иррациональную и совершенно бесплатную. Заметим, что совсем не обязательно возводить эту веру в превосходную степень.

Итак, отмеченный мистическим бодуном – всегда верующий, но не святоша. В принципе, в рядах весьма специфического святого воинства встречается не так уж много выпивох, хотя зачастую внешность бывает обманчива. Вспомним хотя бы Клементио Торраса, счетовода «Опус Деи», чей образ жизни позволяет причислить его к совершенно противоположному лагерю.

Вот два примера.

В статье великого Джека Лондона – еще одного верного друга бутылки, – опубликованной 19 декабря 1913 года в «Нью-Йорк Херальд», писатель-авантюрист описывает случай, приключившийся с Малахом Муллингаром, ирландским моряком, с которым он познакомился на Гавайях.

Лондон рассказывает, что Малах был страстным любителем рома. Как-то вечером он усидел в одиночку четыре бутылки рома и отключился. Через двое суток он очнулся с просветленным лицом. Он уверял окружающих, что ему явился Святой Патрик, покровитель Ирландии, и имел с ним долгую, бессвязную беседу на сексуальные темы. Когда наваждение рассеялось, святой велел ему изменить свою жизнь, бросить пить, постричься в монахи и отправиться в Молокай ухаживать за прокаженными. Малах поклялся святой памятью своей матери, что в точности исполнит все заветы Святого Патрика, но не имел возможности сдержать слово.

Расставаясь с долгой жизнью выпивохи и нуждаясь в переходном мостике, чтобы ступить, облачившись в сутану, на сушу, Малах решил побаловать себя напоследок бутылочкой рома, одной единственной прощальной бутылочкой. Но его организм, и без того трещавший по швам после недавних безумных возлияний, от новой дозы алкоголя сломался окончательно. Пьяный в лоскуты благочестивый моряк ничего не соображал. Из его бормотанья и бульканья Лондон понял, что он воображал себя опять на корабле в Японском море, и, будто бы, вокруг бушевала страшная буря. Малах бузил и шатался, как корабль без руля и ветрил, да так неудачно, что в конце концов споткнулся и свалился прямо на стол, за которым сидел огромный латыш-гарпунщик, тоже с тяжелого похмелья. Имя его нам не известно.

Похмельный латыш пытался вылечиться с помощью пинты пива, а заодно играл в шашки с китайцем, уборщиком соседнего борделя. Под тяжестью Малаха стол перевернулся вверх ногами; шашки, доска, пиво, а заодно и китаец, разлетелись во все стороны. По-видимому, гарпунщик страдал гневливым похмельем: он издал бешеный рык, поднял Малаха над головой, швырнул его на стойку и, прежде чем кто-либо успел ему помешать, как раз когда перепуганный ирландец бормотал, что на него летит огромная волна, пригвоздил несчастного к деревянным доскам, как энтомолог бабочку, китобойным гарпуном, с которым не расставался ни днем, ни ночью.

Церковь потеряла запоздалого приверженца, Малах так никогда и не добрался до Молокаи, а гарпунщика повесили в Гонолулу.

Другой пример мистического похмелья описан в «Проститутках, прохиндеях и игроках», книге, написанный в разгар Золотого Века, во время царствования Филиппа III, мадридским бакалавром Хусто Орбанехой. Он был писарем, профессиональным игроком, другом и товарищем по игре в карты Гонгоры и Кеведо, при этом врагом Лопе де Веги – кстати, если верить портрету, украшающему его дом-музей, очень похожим на актера Кристофера Ли – опасного члена семьи Святой Инквизиции. Жанр этой книжки – смесь пикарески и нравоописательного романа.

Именно Орбанеха повествует в своем произведении, изобилующем картинами непристойностей и испражнений и отличающемся путаным слогом, о странном безумии одной из бесчисленных любовниц Лопе де Веги доньи Барбары Бетансос – то ли красивой придворной дамы, то ли галисийской куртизанки. Брошенная знаменитым драматургом, она предалась пьянству, опустилась и превратилась в дешевую шлюху.

Приведу два фрагмента, касающиеся интересующей нас темы.

«Весь урожай густого, сладкого и очень пьяного вина из Йепес исчез в недрах ее тела, где-то между все еще тугой грудью, вывалившейся из корсета, и уже ссутулившейся спиной. В жизни не видел, чтобы кому-то удавалось так опустошить стакан. Она обсасывала его стенки с таким усердием, что не удержалась и рухнула на четвереньки, чем не замедлил воспользоваться бродячий торговец Контрерас. В одно мгновение он извлек из штанов внушительных размеров орудие, более подходящее коню, нежели честному христианину, задрал нижние юбки девке на голову, чтобы удобней было пользовать ее, и вошел в нее через заднюю дверь, сопя и фыркая, как бродячий пес, нисколько не смущаясь присутствием остальной компании. Продолжая наносить уколы копьем, он с шумом, показавшимся мне ударом грома, выпустил газы, и вокруг разнеслась адская вонь, точь-в-точь как у черта из-под хвоста. […]

Давно пропели петухи, когда оскверненная Барбара пришла в себя и поняла, что уже никогда не станет такой, как прежде. Совершенно голая, прямо как спала на полу таверны, где с ней, спящей, и развлекался, как ему заблагорассудилось, милейший Лукас – большой специалист по одеванию покойников, предпочитавший трахать трупы, ибо такой способ раззадоривал его куда сильнее, – она вышла из таверны на улицу Кантарранас, как всегда в разгар рабочего дня полную людей. Под насмешки и издевательства грубиянов и глупцов, она застыла перед мясной лавкой братьев Зурраспа, с восторгом и недоверием глядя на входную дверь, словно узрев чудо.

Потом она странно скосила глаза, засмеялась, застонала, как будто рассудок покинул ее, и потянула себя за уши, да так сильно, что, казалось, вот-вот оторвет их. Посмотрев на то, что она делала, я решил, что все это уходит корнями в те дни, когда она была любовницей священника, если только вас заинтересуют мои бесхитростные рассуждения. Она поклялась пресвятым младенцем Иисусом, что видела перед собой святую мученицу Агеду, несшую на серебряном подносе отрезанные груди, похожие на пирожные-безе, и что святая поведала ей и только ей сокровенные тайны.

Потом она стремительно вошла в мясную лавку, выхватила у Косме Зурраспа, еще более глупого, чем его брат Понсиано, разделочный нож, восславила Царя Небесного и вонзила себе лезвие поочередно в правую и левую грудь, оставив в нежной плоти зияющие раны».

Ниже Орбанеха добавил, что помешавшаяся Барбара Бетансос выжила после нанесенного самой себе увечья, удалилась в монастырь Осененных Великой Милостью Христовой – ныне не существующий религиозный институт – и счастливо зажила там под покровительством главы ордена, матери Утоляющей Глубокие Раны.

Хорошего похмелья не бывает, но бодун мистический – худший из худших. Благодарю всемирный хаос за то, что я атеистичен, как бездомный пес, а потому избавлен от угрозы мистического похмелья.

Впрочем, должен признать, что как-то раз, невзирая на весь мой скептицизм, и я пережил ярчайшую мистическую галлюцинацию.

Было это в 1979 году, в бытность мою студентом факультета права. Вместе с однокашником по имени Бежевый, родом из Кантабрии, мы отправились на выходные в Рейносу, в пустующий дом его тети и дяди, уехавших на зиму в Бенидорм.

Едва прибыв на место, даже не потрудившись достать чемоданы из багажника автомобиля, мы ринулись знакомиться с весьма многочисленными пабами и дискотеками Рейносы. Мы набрались вдрызг, буквально посинели от выпитого. Не помню, как и когда мы вернулись домой. Проснувшись, я никак не мог понять, где я. Мало помалу рассудок возвратился ко мне, и я вспомнил, что нахожусь в Рейносе, в доме у дяди и тети Бежевого.

Бронзовый гвоздь святого Бернарда Альзирского пронзал мою голову от затылка до лба, а вместо глаз у меня оказалась пара сушеных каштанов. Дотянувшись до выключателя ночника, я обнаружил, что нахожусь в скромной, но уютной спальне и что накануне я заснул или отключился, не раздевшись и даже не сняв ботинок. Меня страшно тянуло скорей помочиться. Я поднялся, будто зомби, кое-как повернул тяжелую железную ручку прочной деревянной двери и вышел из комнаты. Я оказался в начале или в конце, кто знает, длинного коридора, в который выходило множество совершенно одинаковых дверей, освещенный двумя тусклыми бра, предусмотрительно не выключенными моим собратом во хмелю. Какая из этих дверей может вести в туалет? Я толкнул ближайшую и влетел в помещение, прыгая от нетерпения, даже не посмотрев, туда ли я попал.

В помещении стоял полумрак, и странно пахло затхлостью. Я не успел ничего осознать. Вдруг вспыхнул ослепительный свет, послышались небесные голоса, зазвучали трубы Страшного Суда, и я оказался перед гигантской фигурой Создателя, одетого в лиловую тунику и терновый венец, с окровавленным лицом и руками, протянутыми, чтобы заключить меня в медвежьи объятия. Я заорал от ужаса, попутно убедившись, что не страдаю никакими сердечными заболеваниями, ибо иначе уже упал бы замертво, выскочил из комнаты, налетел на бра в коридоре и скатился по лестнице на первый этаж.

Скорая помощь в Рейносе была действенной.

Тетя и дядя Энкарнадо были очень набожными и соорудили эту впечатляющую приватную часовню. Естественно, я не заметил пару скамеек для молитвы.

Когда кто-нибудь входил в эту обитель ужаса, он попадал в поле зрения фотоэлемента, и сразу включался свет – множество лампочек, имитирующих свечи, – и раздавались оглушительные звуки «Мессии» Генделя. Картину довершала двухметровая фигура Иисуса Христа в позе атакующего первобытного стопоходящего животного. У статуи были настоящие волосы, настоящий терновый венец, настоящая свернувшаяся и зафиксированная лаком кровь на лице и туника не знаю уж какого яйценосного братства.

С того дня я с большой осторожностью приоткрываю двери в незнакомые помещения.

Смертельное похмелье

Ты умираешь.

Обычная причина – сердечный спазм или мозговое кровоизлияние, так как похмелье вызывает повышение кровяного давления.

Перечитайте в главе Общие соображения раздел Основные советы.

И никаких других комментариев.

Похмелье-амнезия

Чуть было не забыл упомянуть его.

Как и мистическое, оно встречается весьма редко и всегда после колоссальных попоек.

Чаще всего, ты просто не помнишь, что натворил спьяну, но не теряешь память на следующий день. Однако, бывает и такое.

Амнезия может быть частичной или полной, длительной или кратковременной. Мне известен случай частичной затяжной амнезии. Она приключилась у сеньора Фиолетового, профессора института в Бильбао, много лет потратившего на изучение баскского языка и с трудом получившего титул, необходимый, чтобы иметь право преподавать в учебных заведениях баскской автономии.

Под конец проведенного в Андалузии отпуска, добрый сеньор Фиолетовый от души напился белого вина «Ла Гита» в забегаловках района Санта-Крус в Севилье.

На следующий день, когда ему предстояло возвратиться в Бильбао, сеньор Фиолетовый проснулся, страдая жестоким похмельем. В самолете он пережил все муки ада, истинную агонию (мы уже рассматривали этот случай), и добрался до дома полумертвый. Вытянулся на диване, включил телевизор и принялся от нечего делать переключать каналы. Добравшись до канала ЭТВ-1, вещающего на баскском, он внезапно осознал, что не понимает ни слова, как если бы в жизни не слышал этого древнего, сложного языка. Он напряг мозги, попытался подумать и сказать что-нибудь по-баскски, но не смог выдавить из себя ни звука.

Он подвергся медицинскому обследованию, однако врачи не смогли объяснить патологию и не обнаружили никаких повреждений мозга.

Сеньор Фиолетовый так и не сумел восстановить в памяти с таким трудом освоенный язык, заново начал учить его с нуля, превратился в убежденного трезвенника и перестал голосовать за националистов.

Другой несчастный, страдающий частичной неизлечимой амнезией, это Антонио Ресинес из «черного» фильма 2000 года «Икс» – весьма удачного режиссерского дебюта моего друга, сценариста Луиса Мариаса.

Ресинес играет роль полицейского, пробуждающегося в разгар мадридской жары в чужой постели рядом с незнакомой женщиной. Его ломает страшное похмелье, особенно невыносимое из-за удушающего зноя, и он не понимает, как оказался здесь. Кроме того, множество улик указывает на то, что этой ночью он смог с помощью ножниц убить человека, но он абсолютно ничего не помнит.

Забавный пример частичной временной амнезии встречается в изумительной черной комедии 1976 года «Отвратительные, грязные и злые» Этторе Сколы. Речь идет о большой бедной семье, влачащей жалкое существование в трущобах на окраине Рима, но зато с видом на Ватикан.

Нино Манфреди – патриарх этого клана голодранцев и вконец опустившийся пьянчуга. У него водится наличность, но он прячет денежки, чтобы не делиться с родственниками.

Как-то утром Манфреди просыпается с изрядного бодуна и не обнаруживает своих сокровищ в привычном тайнике. Уверенный в том, что родственники обворовали его во время сна, он закатывает дикий скандал и всаживает пулю в плечо одному из собственных сыновей. После этого он переживает катарсис, к нему возвращается память, и он вспоминает, что накануне ночью спрятал деньги в другом месте.

Обозлившись, семья решает подсыпать ему крысиный яд его в макароны.

Манфреди с помощью велосипедного насоса сам себе делает промывание желудка и остается жив.

Мы обнаружили весьма убедительный пример частичной похмельной амнезии, из-за печальной развязки непонятно, излечимой или нет, в книге «Я убивал для ЦРУ». Это откровения немца из Берлина Клауса Бунсена, в годы холодной войны выполнявшего грязные поручения Центрального Разведывательного Управления США по обе стороны Железного Занавеса.

Бунсен рассказывает, как в 1962 году, незадолго до Карибского кризиса, связанного с размещением на Кубе советских ракет, он установил контакт с жителем восточного Берлина Гансом Шнайдером, о котором было известно, что он работает на КГБ и располагает информацией о многих агентах, действующих на территории Западной Германии.

Человек ЦРУ втерся в доверие к Шнайдеру. Как-то во время ночной попойки в Восточном Берлине агент КГБ сильно перебрал водки с пивом. Бунсен похитил его, засунул под двойной пол фургончика и таким образом сумел обмануть полицейских на посту у Бранденбургских ворот.

Уже на своей территории он стал допрашивать Шнайдера. Поскольку тот отказывался сотрудничать, Клаус Бунсен прибег к пыткам. Шнайдер признал, что действительно был знаком с двумя внедренными агентами КГБ, но, каким бы невероятным это не казалось его похитителю и истязателю, напрочь забыл обо всем после пьянки и никакими усилиями не мог вспомнить нужную информацию. Естественно, Бунсен не поверил ни единому слову, и продолжал сжимать тиски до тех пор, пока не потерял над собой контроль и не убил противника, так и не получив ценных сведений.

И, наконец, выразительный пример поведения при полной похмельной амнезии представлен в любопытном театральном спектакле «Чернобурая лиса» знаменитого французского комедиографа викторианской эпохи и большого друга Чарльза Диккенса Алистера Рэтклиффа. Успех его комедий с запутанной интригой сравним с успехом произведений Оскара Уайльда.

Главный герой, желчный лорд Гриллрум, во время бала догадывается, что его супруга, красавица леди Маргарет, чью роль в Испании исполняла великая Мария Герреро, – любовница его двоюродного брата, красавчика майора Пипхола. Гриллрум никому не говорит ни слова, но прямо на балу, проходившем в его особняке, напивается в хлам. На другой день он просыпается чуть живой и даже не помнит, кто он такой.

Приведенный ниже отрывок взят из третьей картины второго акта. Действие развивается в покоях потерявшего память страдальца, в нем участвуют леди Маргарет, потешный доктор Паудер и мажордом Нидлесс, посвященный во все перипетии личной жизни своей госпожи.

Прошу прощения за примитивный перевод.

«Лорд Гриллрум недовольно озирает присутствующих со своего ложа. Он возлежит на горе подушек со льдом на лбу.

Д-р Паудер. Кому-нибудь из Вас известно, что пил милорд этой ночью?

Леди Маргарет. Не могу сказать точно, доктор. Наверняка, что-то сильное. К концу бала он чувствовал себя совсем неважно.

Нидлесс. С Вашего разрешения, миледи.

Леди Маргарет. Говори, говори, Нидлесс.

Нидлесс. Милорд выкушали шесть бокалов шампанского, полбутылки бренди, три пинты темного пива, уж и не скажу, сколько виски и несколько глотков джина из бутылки, которую кухарка прячет в стенном шкафу за мармеладом.

Д-р Паудер (слушает больного). Черт побери! Если так утолять жажду, не удивительно, что теряешь память! Поразительно, что он еще жив… Дышите глубже, милорд.

Лорд Гриллрум. Что означает «дышать», мистер?

Леди Маргарет (борясь с рыданиями). Ах, дорогой! Что с тобой? Ты не узнаешь даже меня, твою возлюбленную супругу?

(Нидлесс смотрит в потолок.)

Лорд Гриллрум. По правде говоря, очаровательная сеньора, со мной ничего не происходит, хотя мне очень жаль, что я не узнаю Вас. Я чувствую себя так, будто бы только родился на свет. Единственное, что меня беспокоит, так это сильная боль в… в… Ну, вот это, прямо над… То есть, я хочу сказать, подо льдом. Кстати, а что такое «супруга»?

Нидлесс. Это голова, милорд. Непосредственно над плечами. А супруга – это дама, которая, в принципе, должна спать исключительное с Вами.

Леди Маргарет (недовольно). Вас никто не спрашивал, Нидлесс.

Нидлесс. Конечно, миледи. Прошу прощения, миледи. Это больше не повторится, миледи.

Леди Маргарет. Достаточно, Нидлесс. (Берет за руку супруга, глядящего на нее с вожделением, и обращается к врачу.) Его положение очень серьезно, доктор Паудер?

Д-р Паудер. Черти зеленые! Интересный вопрос! Видите ли, леди Маргарет, это, конечно, не пуля в лоб, но и не легкая летняя простуда. Вынужден пока повременить с окончательным диагнозом.

Лорд Гриллрум (обращаясь к супруге). Тогда, госпожа, если Вы и в самом деле спите со мной, может быть, когда уйдут эти зануды, мы могли бы заняться… Я хочу сказать, прежде, чем заснем, этим… ну, как его… О, великий Юпитер! Ведь просто вертится на кончике языка!

Леди Маргарет (испепеляя Нидлесса взглядом). Ни слова, Нидлесс!

Нидлесс. Разумеется, миледи. Я и собирался хранить молчание! Я нем как могила.

Д-р Паудер. Не думаю, что Вам это будет полезно в Вашем состоянии, милорд. Берегите силы.

Лорд Гриллрум. Хотя я толком и не знаю, о чем идет речь, но мне этого очень хочется. А Вы меня только раздражаете.

Леди Маргарет. Мой бедный супруг! Как ты плох! Ты, образец сдержанности и галантности, утратил чувство собственного достоинства и ведешь себя… Что за ужас, дорогой! Ты ведешь себя вульгарно!

(Нидлесс изучает носки своих ботинок.)

Лорд Гриллрум. Если мне нельзя спать с этой дамой, тогда хочу большой кусок пирога с ревенем. Уж это-то я помню, что такое.

Нидлесс. Сию минуту, милорд.

Д-р Паудер. Спокойно, Нидлесс. Лучше выполняйте мои указания. Я бы посоветовал пациенту выпить куриного бульона, съесть пару яиц всмятку, немного копченой селедки и еще чаю, побольше чаю, ведра чаю, да послаще.

Лорд Гриллрум. А стаканчик…? Ну, этого, без цвета, без вкуса…

Д-р Паудер. Воды? Почему бы и нет. С капелькой уксуса, Нидлесс, для дезинфекции.

Нидлесс. Как прикажете, доктор.

Леди Маргарет. Такой режим излечит его, доктор?

Д-р Паудер. Не совсем, миледи. Это как тосты с маслом и медом для больного туберкулезом. Подготовка почвы. А после того, как пациент перекусит, пусть он выпьет того же, что пил вчера. В тех же количествах и том же порядке. Простая логика подсказывает, что при этом ему лучше оставаться в постели. Попробуем лечить подобное подобным. Я зайду взглянуть на него завтра, (про себя) если, конечно, он еще будет жив».

Несмотря на лечение, лорд Гриллрум остается жив и к нему возвращается память, но он никому, кроме Нидлесса, не говорит об этом. Используя выгодное положение лжебольного амнезией и при содействии верного мажордома, он мстит неверной супруге и предателю майору Пипхолу.

Паллиативные средства

Да-да, паллиативные, ибо – увы! – не существует, по крайней мере, я не знаю сегодня средства, способного полностью избавить от похмелья, а уж я-то наверняка давно пересек меридиан отпущенных мне судьбой похмелий.

Единственным по-настоящему эффективным средством могло бы стать появление в клетках печени большего количества энзима, перерабатывающего ядовитый ацетальдегид. Но в настоящее время… Авось, в будущем генная инженерия протянет нам руку помощи.

Единственное, что можно сделать, это замедлить усвоение алкоголя организмом и получше подладиться под рабочий ритм печени (см. Определения и понятия). Для этого нужно в преддверии очередного запоя возвести на стенках желудка защитную броню, выпив молока, хорошего оливкового масла первого отжима, съесть что-нибудь жирное или попить настои трав.

В ранее упомянутой мной книге доктора Рамоса «Похмелье и природные средства борьбы с ним» собрано множество рецептов для использования до, во время и после выпивки.

Все описанное в разделе Основные советы – это скорее рекомендации по созданию наиболее благоприятных условий, благотворного климата для того, чтобы переждать похмелье, но никак не перечень полумер, коих насчитывается множество, разного сорта и неодинаковой эффективности.

Помимо успокоительных и обезболивающих паллиативных средств, есть еще определенные виды пищи и напитков, особенно рекомендуемых и полезных, благодаря высокому содержанию в них элементов, потерянных организмом во время опьянения: воды, витаминов В и С, минералов и глюкозы.

Лекарственные препараты

Я помню, как пара каталанских врачей, служивших вместе со мной в армии, будь она неладна, наутро, когда отшумит этиловый пожар партизанской пирушки, вводили себе в вену витамины В6 и В12, после чего являлись перед нами, как новенькие, по крайней мере, внешне. Они были порядочными фиглярами, и, думаю, больше притворялись, что так быстро поправились.

Резалим. Следует принимать накануне сражения. Выпускается в виде капсул, содержащих экстракт артишока, черники, ананаса и смородины, обогащенных витаминами B1 и B6. Какое-то действие он, конечно, оказывает. Но я предпочитаю бенексол в таблетках – это просто витамины B1 и B6, – действуют сильнее, чем резалим, который к тому же довольно дорог.

Не увлекайтесь бенексолом – он содержит не растворимый в воде витамин B12, способный накапливаться в печени.

Аспирин. Ацетилсалициловая кислота суть одно из величайших открытий человечества и ее многочисленные терапевтические свойства еще только изучаются, причем мы постоянно познаем нечто новое, так что, возможно, сочетание аспирина с кока-колой, о котором я расскажу чуть позже…

Аспирин, флагманский корабль компании «Байер», – лучшее средство против одного из самых распространенных и изнурительных симптомов похмелья, головной боли.

Некоторые считают, что аспирин вреден для желудка, и предпочитают парацетамол. Он тоже эффективен.

Многие предпочитают быстрорастворимый шипучий аспирин, но мне нравится классический, я его жую.

Маалокс. Пакетик с густой массой из амальгата, мгновенно помогающий от изжоги, этой лавы, поднимающейся по пищеводу, подобно извержению твоего персонального Везувия.

Алка Зельцер. Шипучий, приятный на вкус. Специально для дня похмелья. Как и аспирин, содержит ацетилсалициловую кислоту, но несколько менее эффективен. Кроме того, в нем присутствует аскорбиновая кислота и двууглекислый натрий, то есть, питьевая сода, благодаря чему он булькает и шипит, как проснувшийся вулкан, и снимает тяжесть в животе.

Колирио Оптрекс. Полезно для глаз, когда они превращаются в сушеные каштаны, утыканные осколками битого стекла.

Эспидифен 600 или Новотил. Когда болит все и очень сильно.

Напитки

Первое и самое естественное, хотя бы просто по порядку употребления, к чему тянется рука, как только приходишь в сознание (поскольку после серьезной пьянки проваливаешься не в сон, а в обморок) – это вода. Не знаю, действительно ли она целебна при похмелье, но когда поднимаешься с кровати, а «во рту такая сушь, что, кажется, можно плеваться ватой», как говорила Мерлин Монро, то эти два или три опрокинутых в глотку один за другим стакана холодной воды – совершенное счастье и путь к мировой славе.

Очевидно, что обильное питье благотворно для похмельного, иссушенного организма, нуждающегося в гидратации и восстановлении водного баланса после алкогольной центрифуги, к тому же, с мочой выводятся токсины. Но все равно, отсюда далеко до безбрежных объемов воды, которые рекомендуется выпивать ежедневно, с похмелья и без оного, если хочешь быть молодым и здоровым, иметь фарфоровую кожу, волосы, как грива Фурии, и прочее, и прочее… Сколько там советуют? Пять литров в день? Восемь? Двенадцать? Я не могу представить, как можно жить в постоянной компании пластиковой бутылки с минералкой. Свести свою жизнь к неустанному глотанию воды, подобно киту, рыщущему в поисках планктона, и посещению бесчисленных писуаров.

Когда я вижу людей, спешащих по улицам или являющихся на встречи с чертовой бутылкой воды в руках, хочется нахлобучить им унитаз на голову.

Один мой друг рассказывал, как он познакомился с потрясающей девушкой, спортсменкой, светящейся здоровьем, просто красавицей. Девица пригласила его к себе домой и заставила ждать себя, лежа в постели. Через какое-то время она появилась обнаженной, размахивая разноцветными презервативами, хронометром и двухлитровой бутылкой воды. Что? Для чего нужен хронометр? Я тоже спросил об этом, и выставил приятеля дураком. Он покраснел до корней волос.

Итак, когда со мной приключится следующее похмелье, обещаю орошать мою личную пустыню Аризона в соответствии со всеми канонами. Я буду поливать и увлажнять пересохшие трубы внутри меня и заизвесткованную тыкву, в которую с перепоя превращается моя голова. Я наполню ванну холодной водой, погружусь туда и буду жадно пить прямо из нее. И так пока не выпью все до дна. И если я нарушу эту клятву, пусть сгорит в огне моего дыхания рукопись «У подножья вулкана».

Неплохо действует и кока-кола. Опять-таки, если поздним утром вдруг захочется есть, это второе удачное решения (первое, разумеется, пиво), чтобы запить холодный сандвич, бутербродик с омлетом или окорок, запеченный с сыром.

Кока-кола – загадочное питье, изготовленное по секретному рецепту, с любопытными свойствами, заслуживающими того, чтобы исследовать их.

Она прочищает внутренние трубы – это уже проверено. Говорят, что кусочек сырого мяса, опущенный в кока-колу, растворяется через сколько-то там дней.

Благодаря содержанию кофеина, она несколько проясняет сознание.

Интересно, кто сумел застать этот чудный напиток в первые годы его производства, когда еще в нем действительно была кока?[18]

Когда я был мальчишкой, говорили, что кока-кола с аспирином – мощный возбудитель-афродизиак. Во время жалких подростковых танцулек мы обсасывали идею растворить целую упаковку аспирина в обычную кока-колу, да так и не решились. Оргия разыгрывалась только в нашем воображении, да и та ограничивалась ощупыванием всех девиц подряд. Зажатость сознания, насаждаемая в колледже этими нацистами, братьями-иезуитами, приносила свои плоды.

Признаюсь, я ни разу не решился с похмелья выпить кока-колу с аспирином. Хотя, вероятней всего, возбуждающий эффект этого снадобья – всего лишь легенда, но, с другой стороны, кто его знает… Если в этом есть толика правды, принимая во внимание, что с похмелья большинство из нас и так не в себе, последствия могут быть самыми зловещими как для конкретного индивидуума, так и для человечества в целом.

Пиво – идеальный напиток для похмельного утра. Его освежающие свойства в сочетании с низким содержанием алкоголя – не понимаю, как это можно опьянеть от одного только пива, как много его ни выпей – превращают его в отличный нейтрализатор.

Хорошо охлажденное и приготовленное бочковое пиво – такого уж и в Мадриде не делают – со слабо маринованными анчоусами или с рыбным рагу несколько примиряет с окружающим миром.

Как мы уже упоминали, перуанцы очень метко и поэтично называют пиво, которым лечат похмелье «пивом, усмиряющим шторм».

Светлые умы утверждают, что неправильно с похмелья принимать новые дозы алкоголя. Организм отравлен, и пока не выведен весь яд, нельзя подливать масло в огонь. Возможно, так оно и есть. Но если у похмельного страдальца душа токсикомана, ему требуется именно новая доза. Это факт.

В любом случае не рекомендуется начинать прием пива задолго до полудня и выпивать более полудюжины кружек. Иначе всегда есть риск того, что разыграется аппетит или, как говаривала моя матушка, «разогреется ротик», ты заменишь пиво чем-нибудь посущественней – и карусель закрутится сызнова.

Bull Shoot. Буквально «бычий выстрел». На самом деле, это похоже на удар, нанесенный Майклом Тайсоном или на то, что тебя поддел на рога шальной бык. Коктейль состоит из одной части водки, пяти частей «буйволиного бульона» «Кэмпбеллс», толики вустерского соуса, соли, свеже-смолотого перца и нескольких капель лимонного сока.

Я попробовал разок эту смесь. Не знаю, меньше ли стало похмелье, но дух перехватило, как у беременной.

Кровавая Мэри. Положить в шейкер лед, налить одну часть водки, пять частей томатного сока, несколько капель вустерского соуса добавить белый перец, соус «Табаско», лимонный сок и соль. Реанимирует. Проверено.

Фрэнк Синатра добавлял веточку сельдерея.

В облегченном варианте водка заменяется сухим хересом или белым вином. В безалкогольном исполнении коктейль называется Bloody Shame, буквально «кровавый позор».

Обычно я делаю томатный сок сам из спелых натуральных помидоров, а не пользуюсь готовым соком из банки или пакета. Я добавляю в соковыжималку зубчик чеснока, из которого удается выжать всего-то две-три капли сока, но какой силы! После такого коктейля я готов заржать, как жеребец. А если добавить к нему парочку вареных перепелиных яиц – желательно очищенных – получается отличный первый завтрак.

Помидор действует как антиоксидант, дезинтоксикант и противовоспалительное средство. А в разгар сезона, прямо с грядки он великолепен с чистым, свежим оливковым маслом и несколькими каплями моденского уксуса.

Кофе. Вроде бы, с похмелья от него никакого толку, но я не могу без кофе. Доза кофеина позволяет достойно встретить трудное утро.

Фруктовый чай тоже помогает вдохнуть жизнь в труп, внутри которого притаилась твоя душа.

Апельсиновый сок. Свежевыжатый. Витамин С быстро разрушается при контакте с воздухом. Не то чтобы апельсиновый сок эффективно снимал симптомы похмелья, он разве что восстанавливает запасы витамина С, но в нем звучит голос жизни, его цвет и свежесть стимулируют и веселят, а с бодуна просто необходимы радости в любом виде.

Газированная вода Виши Каталан. На мой взгляд, самая лучшая. Куда лучше дорогой и знаменитой «Перье». Богата минералами, особенно фтором, и содержит ровно столько природного углекислого газа, сколько необходимо.

Пища

В комиксе «Лавры Цезаря» Астерикс и Обеликс готовят жуткое месиво, чудесным образом избавляющее от похмелья. Знаменитая французская парочка перечисляет компоненты, летящие в котел: конфитюр, почки, туалетное мыло, мед, сосиски, яйца, неощипанная курица, зернышки граната, много перца – горошком и острого стручкового, соль.

На всякий случай, я попробовал этот рецепт, предусмотрительно прицепив на нос бельевую прищепку. Воздействие разнообразно и любопытно, но с похмельем никак не связано.

Стыдно признаться – ведь я слыву гурманом – но меня с бодуна необыкновенно вдохновляет супчик из пакетика «Галлина Бланка», куриный с тонкой вермишелькой. Надеюсь, что сеньора Бирюзовая, та, что страдает мусоропоглощателъным похмельем, никогда не прочтет этих строк. Возможно, вкусовые добавки Е621 и Е635 благотворно влияют на какие-то химические процессы, мой организм понял это, и теперь мозг требует этого гастрономического позора. Хотя, быть может, тяга к супу из пакетика объясняется наличием в нем пищевого красителя рибофлавина.

Люди с неразвитым воображением и вялой фантазией утверждают, что облегчение похмельного синдрома, наблюдаемое при потреблении быстрорастворимого супа, объясняется просто-напросто избыточным содержанием в нем хлорида натрия, то есть поваренной соли.

Существуют и другие, менее плебейские супы, помогающие при похмелье.

Приятно есть ложкой дымящееся блюдо, в трудный день метафизического изгнания оно дарит тепло домашнего очага.

Например, хороший рыбный суп из морского черта с мидиями и другими моллюсками, настолько богатый фосфором, что в тарелке, как на кладбище, мерцают блуждающие огни. Или простой чесночный суп, так и кишащий витамином В с яйцом пашот, сваренным без скорлупы, или густой луковый суп, который можно усовершенствовать, добавив куриных потрошков.

Некоторая рыба особо богата витамином В. Палтус, пусть даже и приготовленный дома, не только восхитителен на вкус, но и восполняет потерянные витамины В1, В6 и В12. Очень полезны анчоусы и сардины. Правда, с последними возникает одна проблема: если только вы не живете совершенно один, на удалении не менее нескольких километров от любых соседей, лучше воздержаться от их жарки в домашних условиях, а есть консервированную рыбку из банок. Баночка острых сардинок в томате способна доставить удовольствие. Со свежими анчоусами таких проблем нет. Я люблю взять свежие, только что купленные анчоусы и, удостоверившись, что они выловлены в Кантабрии, приготовить филе и выдержать его чуть меньше часа в холодильнике под шубой из крупной соли (чтобы удалить остатки крови), воды и обычного уксуса, взятых в равных частях, и сока из половинки лимона.

Дюжина сырых устриц заставляет меня почувствовать себя на носу бригантины, овеваемого морским бризом.

Китайцы утверждают, что съеденная с похмелья маленькая порция лошадиных мозгов оказывается целительна, как врачующая рука святого или Конфуция. Не знаю, следует ли их готовить каким-то особым образом или же съесть сырыми. Понятия не имею, должен ли это быть чистокровный скакун или сойдет и списанная по возрасту или другой причине недужная кляча.

Так или иначе, но я в это не верю: пустые выдумки. Мне рассказал об этом Чанг – ну да, как персонаж «Голубого лотоса» или «Тэнтэн на Тибете», – хозяин китайского ресторанчика в моем квартале. Он бездельник, а к тому же имеет на меня зуб, поскольку я пару раз обманом выиграл у него в покер.

Я бы советовал включать в похмельную диету отбивную, бифштекс или антрекот из красного мяса, говяжью, но не телячью, чтоб содержала побольше витамина В12.

Неплохой альтернативой красному мясу может стать приготовленное на решетке филе из телячьей печени или печени барашка.

Гаспачо. Это шедевр народной кухни. Освежающий, божественно-вкусный, заряженный витаминами и калориями, как настоящая бомба, особенно если щедро плеснуть в него свежего оливкового масла первого отжима. Вряд ли с похмелья тебя потянет кухарничать, а потому смело выбирай полуфабрикат.

Неплохи свежие артишоки и спаржа, приготовленные на пару, дабы не растерять их чудесные свойства при варке в воде.

Артишоки – лучшие друзья твоей несчастной печени. Они просто напичканы фосфором, кальцием, железом, магнием и витаминами А, В1, В2 и С.

Если сейчас не сезон для свежей спаржи, вполне сойдут и хорошие консервы, кроме того, рекомендую выпить оставшийся в банке чудесный рассол.

Мед или маточное молочко, сдобренные маслом, на кусочке поджаренного хлеба из муки грубого помола, восполняют потери глюкозы, но превращающают нас, похмельных, в сладкоежек.

Разное

Мексиканец, с которым мне довелось пить текилу «Эррадура» в Стране Басков, уверял меня, что отличным средством от похмелья, прямо-таки «прикосновением святой врачующей длани» является шок или удар. И это, в самом деле, так – электрошок помогает.

В Эль-Пасо, полудиком приграничном городишке между США и Мексикой, множество старух торгует на улице лепешками и пирожками с перцем, а некоторые предлагают странный и неудобоваримый товар: автомобильные аккумуляторы. Всего за один доллар можно испытать шок: ста сорока вольтовый разряд. Чем дольше терпишь добровольную пытку, тем более бравым мужчиной – мачо – прослывешь. Эта забава пользуется большой популярностью и любовью. Ничего удивительного для изобретателей мексиканской рулетки.

На Гаити магическое искусство вуду предлагает свою ворожбу от похмелья: в пробку от бутылки рома, выпитой накануне, втыкают тринадцать булавок с черными головками, после чего ты превращаешься в зомби.

Облегчить кишечник. Освобождаешься от лишнего груза и испытываешь некоторое облегчение. Психологически ощущаешь, как вылетает в канализационную трубу ядовитая отрава и дрянь, скопившаяся внутри тебя.

Сауна. Лучше, чем турецкая баня с ее изнурительным паром, где ощущаешь себя артишоком в кастрюле.

Мягкая, щадящая сауна с температурой семьдесят – семьдесят пять градусов переносится легко и помогает хорошо пропотеть. Если только с похмелья тебя не одолевает тахикардия, сауна, чередуемая с короткими, восхитительными обливаниями разогретого тела ледяной водой из душа, прекрасно облегчает недомогание. Правда, потом испытываешь некоторую усталость и слабость, зато похмелье ослабевает.

Чтобы терапия была приятной и полезной, никогда не заходите в сауну при температуре от девяноста до ста градусов. Это тяжело, а избыточная жара мешает хорошо потеть. Не следует также плескать ковшиком воду на раскаленные камни, чтобы образовался пар. Облако обволакивает со всех сторон, нагревает дыхательные пути и вызывает удушье, которое может легко закончиться обмороком. Не советуем хлестать себя веником, как Макс фон Сидоу в «Девичьем источнике». Возможно, эта процедура очень хороша для активизации кровообращения, зато также противна, как пиво в высоком узком стакане-трубе.

Маска из жидкого силикона. Великое изобретение. Она хранится в холодильнике или морозильнике, в зависимости от температурного режима, с помощью которого ты намереваешься бороться с воспаленным организмом. Под тихие звуки «Адажио» Альбинони кладешь маску на лицо и подтягиваешь подпруги.

Джакузи. Главное, контролировать напор, чтобы не затонуть. Как-то раз мне запустили все струи и фонтаны на полную мощь, и я кувыркался в круглой ванне, пока меня не спасли.

Если под рукой нет джакузи, второе место среди гидромассажей, конечно же, занимает море, особенно когда слегка штормит. Похмелье отступает, если попрыгать на волнах.

Массаж. Если массажистка (или массажист, коли вы – гомосексуалист) действительно хороша (хорош), у мужчин может возникнуть проблема: слишком расслабишься. Возможным решением проблемы может стать приглашение на роль массажиста кого-то столь же привлекательного, как Карреро Бланке или Голда Меир, или визит в салон разнообразных услуг, где после завершения массажа тебе помогут снять напряжение.

Но лучшее, единственное и полностью излечивающее похмелье средство – это восьмичасовой сон, в который следует погрузиться на закате дня. Если только ты не страдаешь жестоким разрушительным похмельем, которое имеет обыкновение продолжаться и на следующий день, благодаря сну и возможности полностью отключиться от забот, черная бестия тает, исчезает, умолкает и уходит в небытие.

Мой собственный рецепт лечения от похмелья таков:

Напившись в лоскуты, перед сном выпить стакан холодного обезжиренного молока, две капсулы ресалима или одну таблетку бенексола и аспирина.

Завтрак: Домашнее питание. Два Алка Зельцера, пол-литра воды из-под крана, отдых на унитазе, стакан натурального дынного сока, стакан натурального томатного сока с зубчиком чеснока, с соусами вустерским и «Табаско» и соком половины лимона.

Кафе или бар. Двойной кофе с молоком, бутерброд с хорошим картофельным омлетом, рисовое пирожное.

Второй завтрак: овощной сэндвич и кока-кола.

После полудня: сауна, два-три пива и пара бутербродов с маринованным филе анчоуса, двумя фаршированными оливками и маринованным зеленым острым перцем.

Обед: чашка гаспачо, рыбный суп, говяжий антрекот на решетке, салатные листья с луком, полбутылки газированной воды «Виши Каталан» или пара бокалов шампанского брют и ромовое мороженое с изюмом.

Полдник: «Кровавая Мэри» и апельсиновый сок с водкой.

Ужин: паровые артишоки или спаржа с майонезом, анчоусы в кляре, полбутылки «Виши Каталан», простокваша с медом и пакетик «Маалокса».

И спать.

Эпилог

«Реальность – всего лишь следствие отсутствия алкоголя».

Джек Николсон

Похмелье следует перетерпеть – по возможности полегче – как неотвратимое наказание, естественный регулирующий механизм существования.

Если бы вдруг медицина сумела победить этот недуг, в один прекрасный день пришлось бы уничтожить лекарство, если только не ты сам его изобрел – ведь оно бы тебя озолотило.

Мир без похмелья – оставим в стороне чудеса химии – стал бы миром без пьяниц, миром без необузданного хмельного веселья. Разумеется, я имею в виду выпивох цивилизованных, а не бесноватых, которых алкоголь превращает в еще больших варваров, чем трезвенники.

Мир, в котором воцарится сухой закон, будет печальным и, только на первый взгляд, более величественным.

Вот, например, Франко: был бы он менее жесток, если бы пил? Или еще хуже? Кто знает… В любом случае, глядишь, похмелье помешало бы ему отправиться на скоростной яхте «Дракон» в Марокко, чтобы возглавить фашистское восстание в Африке. Диктатор подписывал смертные приговоры за чашкой кофе, выпив за обедом стакан воды или, как максимум, бокал красного вина.

В конечном итоге, поведение пьяницы совершенно согласуется с общей абсурдностью нашей жизни: он ничего не принимает слишком всерьез и устанавливает фильтр законного цинизма и относительности на пути злой шутки, к которой сводится вся человеческая жизнь: сознание собственной смертности и ее абсолютная неизбежность.

Мир без похмелья был бы еще хуже, чем тот, в котором мы живем.

Бильбао, 27 ноября 2002 года

Пояснительная записка

Читатель наверняка догадался, что большая часть цитируемых книг и отрывков являются вымыслом. А если еще не догадался, предлагаю ему с похмелья развлечься и разгадать обман.

Точно также многие упомянутые здесь исторические события и персонажи принадлежат к миру фантазии.

Не существует и никогда не существовала картина с названием «Дядюшка Боб с похмелья», равно как и художник Джек Магнано.

Примечания

1

Пусть читатель сам заменит неизвестную величину известным одному лишь ему порядковым номером.

(обратно)

2

На самом деле, по латыни tremens означает «дрожь». Наиболее часто delirium tremens, или белая горячка, проявляется приступами эпилепсии, а не галлюцинациями в виде тараканов или розовых слонов.

(обратно)

3

Существует теория, согласно которой галлюцинации человека, чрезмерно злоупотребляющего алкоголем, являются «компенсацией отсутствия», и возникают из-за того, что во сне сильно перегруженный алкоголем страдалец не проходит через первую фазу глубокого, наиболее интенсивного сна.

(обратно)

4

Наиболее знаменитый из пяти братьев, американских комиков тридцатых годов (прим. ред.).

(обратно)

5

здесь и далее фамилии друзей Хуана Баса являются аллюзией на персонажей фильма Квентина Тарантино «Бешеные псы» (мистер Синий, мистер Коричневый и т.д.) (прим. ред.).

(обратно)

6

От исп. crudo – жесткий, грубый, жестокий, крутой (прим. пер.).

(обратно)

7

От англ, hangover – подвешенный (прим. пер.).

(обратно)

8

Популярная американская комическая пара – «толстый» (Оливер) и «тонкий» (Стен) (прим. ред.).

(обратно)

9

Главный герой американского фильма «Жизнь и времена судьи Роя Бина», авантюрист, сам провозгласивший себя судьей в районе реки Пекос и творящий жестокое правосудие (прим ред.).

(обратно)

10

Неизвестная игра.

(обратно)

11

Персонаж полнометражного мультфильма «Спирит. Душа прерий» (прим. ред.).

(обратно)

12

Цикл из сорока шести романов испанского писателя XIX в. Бенито Переса Гальдоса, охвативший историю Испании с битвы при Трафальгаре в 1805 г. до реставрации монархии в 70-е годы XIX в. (прим. ред.).

(обратно)

13

Джон Холмс – порноактер, обладавший членом длиной в 33 см. Умер от СПИДа в 1988 г. (прим. ред.).

(обратно)

14

Персонаж серии полнометражных мультфильмов «Приключения Медведя Йоги» (прим. ред.).

(обратно)

15

Рассказывают, хотя на этот счет есть и другие версии, что Сумалакарреги остановился на ночлег в деревне Бастан. Хозяйке дома нечего было предложить карлистскому каудильо на ужин, кроме яиц и картошки.

Изобретательная крестьянка запекла яйца вместе с картошкой на медленном огне, в глиняной посудине, добавив туда оливкового масла. Так и появился на свет первый картофельный омлет.

(обратно)

16

Называемая также «Вырви глаз».

(обратно)

17

Ли Ван Клиф – известный американский актер, снимавшийся в вестернах и боевиках (прим. ред.).

(обратно)

18

Тогда этот напиток был зеленого цвета.

(обратно)

Оглавление

  • Слова благодарности
  • Пролог
  • Определения и понятия
  • Сравнительная терминология
  • Общие соображения
  •   Проклятье
  •   Избавление
  •   Нюансы
  •   Основные рекомендации
  •   Следы в древности
  •   Похмелье в произведениях искусства
  •   Историческое значение
  • Классы и подклассы
  •   Разрушительное похмелье
  •   Гневливое похмелье (Ira teneatis)
  •   Умопомрачительное похмелье
  •   Невротическое похмелье
  •   Психопатическое похмелье
  •   Пещерное похмелье
  •   Полтергейст
  •   Похотливое похмелье
  •   Онанистическое похмелье
  •   Любовное похмелье
  •   Гомосексуальное похмелье
  •   Безголовое похмелье
  •   Похмелье «дежа вю»
  •   Филантропическое похмелье
  •   Потребительское похмелье
  •   Невидимое похмелье
  •   Творческое похмелье
  •   Прожорливое похмелье
  •   Пантагрюэлевское похмелье
  •   Гастрономическое похмелье
  •   Мусоропоглощательное похмелье
  •   Авантюрное похмелье
  •   Атермическое похмелье
  •   Агорафобное похмелье
  •   Клаустрофобное похмелье
  •   Депрессивное похмелье
  •   Поносное похмелье
  •   Этиловое похмелье
  •   Самоубийственное (Суицидное) похмелье
  •   Недоверчивое похмелье
  •   Смешливое похмелье
  •   Неуклюжее похмелье
  •   Драчливое похмелье
  •   Чувствительное похмелье
  •   Созерцательное похмелье
  •   Воспламеняющее похмелье
  •   Мистическое похмелье
  •   Смертельное похмелье
  •   Похмелье-амнезия
  • Паллиативные средства
  •   Лекарственные препараты
  •   Напитки
  •   Пища
  •   Разное
  • Эпилог
  • Пояснительная записка . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Трактат о похмелье», Хуан Бас

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства