«Шалаш»

Когда-то я все хотел написать про это рассказ, но трусил. То есть не трусил, а просто отчетливо понимал, что его ни за что не напечатают. А так как я уже к тому времени достаточно удачливо работал в кинематографе — писал сценарии, то сочинять какой-то там рассказик «в стол» мне было не с руки.

Теперь же, когда прошло очень много лет и порядком поисписался, и мне все труднее и труднее выдумывать что-то новое, я стал лениво рыться в своей уже слабеющей памяти и с трудом выкапывать оттуда разные сюжетцы и случаи, сочиненные мною в той, прошлой, жизни или действительно когда-то произошедшие со мной или моими знакомыми.

Вовке — моему сыну — исполнилось тогда всего семь лет...

Представляете себе, как это было давно, если сейчас ему сорок два? И если этот рассказик прочтут или услышат люди примерно моего возраста, может быть, они припомнят, из чего складывалась их собственная бывшая жизнь, и, вероятно, посочувствуют моему сыну — маленькому Вовке и его приятелю — крохотному, худенькому армянскому мальчику с тяжелым булыжно-набатным именем Гурген.

Вовка и Гурген учились в первом классе, и в один из выходных майских дней я решил устроить им поездку за город. Несмотря на всю неверность моего сценаристского бытия — то густо, то пусто, — я был обладателем старой и раздолбанной «Победы», на которой нахально разъезжал по всему Ленинграду и его окрестностям, а иногда даже мотался на ней в Москву и Прибалтику.

После неожиданного увольнения из армии и еще более неожиданного отказа принять меня — военного летчика с серьезным и солидным налетом часов — в систему Гражданского воздушного флота я, чтобы не спиться от обиды и сознания собственной никчемности, пошел работать в такси обычным шоферюгой. Там же, в своем родном втором таксомоторном парке, за совершенно символическую плату я и приобрел этот механический полутруп автомобиля «Победа», это списанное страшилище, готовое спокойно умереть естественной смертью от изношенности и усталости. Так что Вовка родился уже при автомобиле...

На то время, когда ему стукнуло семь лет, а мне тридцать пять, за нашей, «Победой» тянулся шлейф пробега почти в полмиллиона километров! И тем не менее...

И тем не менее мы с маленьким Вовкой и его крохотным приятелем Гургеном могли в тот воскресный день поехать на этой «Победе» куда угодно — в Петергоф, в Гатчину, в Царское Село...

— В Разлив, — строго сказал Вовка.