Кроме общих бывали здесь у автора и сольные представления для ветеранов, благодарнее которых не встретишь зрителя, особенно если говорить погромче и с классической артикуляцией, посылая упругий звук в когда-то чуткие раковинки…
Бывал здесь Р. и безо всяких шефских обязательств, а просто в гостях, и не только у Нины Флориановны Лежен, современницы Блока, или Тамары Ивановны Горской, нашего знатного суфлера и «Заслуженного донора республики», но и у других, а недавно и у своей ташкентской партнерши, Нины Петровны Алексеевой, которая и на восемьдесят седьмом году оказалась светлей, моложе и памятливей многих, включая, разумеется, и сонного автора…
Смолоду она артисткой быть и не собиралась, а, закончив школу и поступив в политехнический в Саратове, стала летней практиканткой в пароходстве и начала плавать то на одной, то на другой волжской посудине. К капитану или к штурману назначат помощницей, а чаще всего — чалку бросать и ловить; и вот она стоит, шестнадцатилетняя волжаночка, в сбитой набекрень капитанской фуражке, так что на солнце рыжие волосы горят.
Так бы ей и выплыть на широкий простор социалистической индустрии — с математикой, с техникой у Нины отлично ладилось, — но тут ее с берега усмотрел сын местного антрепренера красавец Димка Алексеев и чуть ли не в день знакомства объявил:
— Ты будешь моей женой.
— Ладно, — сказала Нина, недолго думая.
И они поженились.
Тут же замаячило расставание, так как Дима уезжал на два месяца в город Вольск, на актерскую практику.
Старший Алексеев, то бишь тесть ее и антрепренер, говорит:
— Нехорошо, Нина, молодым расставаться, не успев пожить. Вот что я тебе предложу. Съезди-ка на два месяца в Вольск с Димитрием, выйди на сцену разок-другой. Режиссер скажет, годишься ты в артистки или нет, он — товарищ мой, скажет правду, а там и решишь, кем тебе становиться…
— Ладно, — сказала Нина, недолго думая.
И они поехали в Вольск.
В первый вечер снарядили ее пятой княжной в «Горе от ума», ушив перед выходом чужое платье чуть ли не вполовину.
Рядом гримировались опытные актерки: они кладут румяна, и она. А румяней ее от природы никого рядом не найдешь, щеки сами горят.
Нина смотрит, актерки белила кладут, и она белила. Те поверх белил — опять румяна, и она. Пока ей гример не сказал:
— Ты, девушка, стирай все, тебе до грима еще далеко, милая.
Она все и стерла.
Комментарии к книге «Эта жизнь неисправима», Владимир Эммануилович Рецептер
Всего 0 комментариев