«Обpыв»

А через мгновение все было кончено. Лишь уморительный хохот отзвучал протяжным эхом в скалах пару раз, да легкий шлепок тела об острые камни донесся снизу… Все. Отмучился Весельчак.

По толпе прокатился несмелый ропот. Все завидовали Весельчаку. Каждый мечтал быть на его месте.

— Видали, как гордо упал? — спросил Долговязый, поводя носом воздух и осторожно отступая от края обрыва. — Еще и анекдот на лету рассказал!

— Мне бы так, — вздохнул Прыщ озабоченно.

— Всем бы так, — задумчиво протянул Косой. — А то один скукожится весь от страха и так на небеса и попадает. А иной раз бежится слабо и прямо у скал ухнет. Несолидно-то как.

— Вот тебе и тренировки, и работа над собой, самосовершенствование, — заметил Долговязый.

— Да ну ее, эти тренировки, да работу над собой, — махнул рукой Косой. — Самоанализ… черт бы их побрал. Вся наша жизнь: прыгаешь с утра до вечера на одном месте, да разбегаться учишься. Надоело. Сколько можно?

— Сколько нужно, — пропыхтел Прыщ. — Полет — это ведь испытание божье. Каким ты перед богом предстанешь. На тренировке-то все молодцы, а как дело до жизни дойдет, до прыжка в натуре, так у каждого кишка тонка…

— А вы не кричите, не кричите, — прошептал Косой. — А то нас еще из очереди выкинут. Она во-о-о-н какая! Я, чтобы сюда попасть, например, от очереди на квартиру отказался.

— Ишь какой, — буркнул Долговязый. — От очереди на квартиру! Я от настоящей квартиры отказался, трехкомнатной…

— Да будет вам шуметь, — испуганно пробормотал Косой. — От одной, от двух… Нужны они нам будут после прыжка, эти квартиры. Я еще всех своих из общежития на улицу выселил, чтобы еще денег собрать и ближе к началу очереди продвинуться. Но потом жалко родных стало, так я денег одолжил и всех их тоже в очередь пристроил. Не в первых рядах, но все же… Теперь вот только успеть прыгнуть, пока кредиторы не нашли.

Воцарилась тишина. Каждый, вздыхая, вспоминал, что он отдал, от чего отказался…

Прошло несколько минут. Прыщ вздохнул и похлопал по плечу Косого.

— Ну, следующий ты, счастливчик. Давай, не тяни.

Косой стоял теперь первым, а за ним: Прыщ, Долговязый, Болтун, Хромой, а дальше… дальше стояли в очереди сотни людей. Кто стоял, кто сидел, кто лежал на траве, измучившись бесконечным ожиданием. У всех были уставшие красные глаза, в последней надежде устремленные вперед, только вперед, к заветной мечте.

— Рай-ски-е Вра-та, — медленно, по слогам прочитал Косой в последний раз на картонном муляже, изображавшем ворота. А дальше за ними — обрыв с трамплином и все. Да еще двое солдат по бокам, охранявших круглосуточно порядок и следивших за правильностью очереди.

Пока товарищи советовали Косому, как следует прыгнуть, Долговязый незаметно приблизился к трамплину.

— Всего лишь от очереди на квартиру отказался, — злобно прошептал он. — А раньше меня стоит. И всех своих пристроил… Сволочь! Что же сделать?.. Ага! Вот если этот камушек сунуть под пружину, то…

Долговязый незаметно вернулся.

— Ты того, это… разгонись посильнее, да руки, руки не складывай, — гнусавил Прыщ.

— И стопу не подворачивай, — выговаривал Болтун. — Сильнее оттолкнись и…

— И главное, главное… про билет не забудь! — сопел Хромой.

Возвратившись, Долговязый случайно встретился взглядом с Косым и, чтобы тот ничего не заподозрил, очень по-доброму улыбнулся ему на прощание. Косой улыбнулся в ответ, отошел на не сколько шагов и начал разгоняться. Быстрый разгон… но в самый последний момент Косой промазал и не попал на трамплин. Легкий вскрик, мельтешение рук и ног, еще одна секунда беспомощных кувырков и… Косой полетел смешно, завертевшись колесом и очень уныло хрюкнув на прощание.

Прыщ и Болтун, подскочив к краю обрыва, с сожалением на лицах посмотрели ему вслед. Но внутри каждый ликовал — что может быть приятней, чем когда твой товарищ так облажается в последний раз! Только Хромой сожалел по-настоящему: он не успел увидеть, как облажался Косой, и теперь ненавидел себя за это, чуть не плача от обиды. А Долговязый сожалел, что Косой облажался сам по себе.

— А хвалился, хвалился… — фыркнул Долговязый, стараясь улучить момент и незаметно вынуть камушек. Хотя, — неожиданно подумал он, — стоп! Раз не получилось с Косым… Следующий-то Прыщ. Он тоже сволочь порядочная. Тогда только не забыть для себя вынуть.

Долговязый посмотрел вниз, вслед все еще летящему Косому. Жерло сверкающих на солнце утесов далеко внизу с переливами всех песчаных оттенков легко поглощало его маленькое, барахтающееся в воздухе тело. Издалека донесся чуть слышный шлепок… и вот уже и Косой стал одним из счастливчиков, добавившись новой точкой к сотням других на фоне ослепительно-желтых скал.

— Слушайте, — внезапно подал голос Болтун, зачарованно глядя вдаль на множества черных точек на камнях, — а вдруг все это обман?

— Что все это? — переспросил Долговязый, усиленно пытаясь выдумать очередную гадость кому-нибудь.

— Ну, вся эта обещанная райская жизнь.

— Небось, на мое место захотел? — усмехнулся Прыщ. Он уже прыгал на месте, смешно поднимая ноги. Левая, правая, левая, правая…

— Нет, вы только представьте, что нету там ничего, а один обрыв и только.

— Это ты сам представляй, раз такой умный, — хмыкнул Долговязый, — сам-то стоишь, небось, вместе с нами и зубы заговариваешь! Решил нам всем настроение испортить? Или вообще отговорить, а самому без очереди прыгнуть?

— Нет, но если чисто теоретически, — не сдавался Болтун, ведь существует же шанс, что…

— Вы только послушайте, что он говорит! — вскричал Долговязый. — Нас всех идиотами выставить захотел? Да за такие слова… да только за одно такое предположение я бы его из нашей партии исключил!

— Как, вообще? — радостно подхватил Хромой. Он стоял за Болтуном, и это ему было бы очень кстати.

— Вообще!

— Поддерживаю! — воскликнул Хромой. Он нервно дернулся, резко поднял руку, голосуя [за], и теперь с надеждой взирал на Прыща. Но тому было все равно, он готовился к прыжку.

— Итак, двое [за] при одном воздержавшемся, — задумчиво проговорил Долговязый.

— Нет, это я так, просто… — сразу прошептал Болтун, смущенно сникнув.

— Тогда надо было просто стоять в своей очереди и не вякать! — отрезал Долговязый. — Раз партия обещала рай, то рай! Никто еще не разочаровался, никто не в претензии…

[Но никто же и не вернулся] — хотел вставить Болтун, но промолчал.

— И никто и не вернулся, — закончил Долговязый. — Никто. Значит всех устроило.

— Да я же… — начал Болтун несмело.

— Исключен большинством голосов! — закончил Долговязый.

Хромой мигом подскочил к Болтуну.

— Давай билет!

— Да как же это… как же… — казалось, Болтун сейчас разрыдается. Он смотрел то на Долговязого, то на Хромого, но в их лицах сквозила решимость и не было и намека на жалость. В последней надежде Болтун посмотрел на Прыща. Но тому было все равно, он готовился к прыжку.

— Билет! — напомнил Долговязый.

— Я больше не буду, — прошептал Болтун. — Честное слово!

— Билет! — рявкнул Хромой, протягивая руку.

Болтун совершенно сник. Он полез в карман и протянул заветный билет.

Хромой выхватил его и стал рвать, а, порвав, швырнул клочки в лицо изменнику. Болтун вздрогнул, в его глазах были слезы, руки тряслись… он развернулся и медленно поплелся прочь. Долговязый и Хромой снова возликовали, но никто не подал и вида. Оба посмотрели на Прыща, но тому по-прежнему было все равно, он просто готовился к прыжку.

— Смотрите! — внезапно закричал Хромой.

Долговязый резко посмотрел, куда тот указывал. Болтун бежал к краю обрыва в сотне метрах от них.

— Его надо остановить, — пробормотал Хромой, — он же разобьется!

Долговязый пожал плечами.

Болтун подбежал к краю обрыва и с криком, расставив руки, полетел головой вниз.

— Тоже мне птица, — Долговязый презрительно сплюнул, провожая Болтуна взглядом, — развоображался тут, понимаешь! Говорил, что не верит, а сам… Даже без билета прыгнул. Кому ж он нужен теперь такой?! Теперь-то точно разобьется зазря.

— Ну, я пошел, — Прыщ в последний раз оглядел товарищей, кинул озабоченный взгляд на нескончаемую толпу позади, кивнул двум вооруженным солдатам в форме, один из которых заметно покосился и теперь торчал из земли под нелепым углом в сорок пять градусов.

Прыщ разогнался… Нога его коснулась трамплина, но трамплин не отпружинил, как ожидал Прыщ. А потом: нелепый взмах руками, головокружительное сальто и последний разочарованный "хряп"…

Долговязый с Хромым, подскочив к краю, снова изобразили на лицах сильное сожаление, улыбнувшись про себя. Долговязый, пользуясь моментом, незаметно приблизился к трамплину и быстро вынул камушек, потом резко оглянулся. Хромой быстро отвернулся, делая вид, что ничего не видел.

Долговязый вернулся к нему.

— Ну, вот и моя очередь пришла, — протянул он с улыбкой.

Хромой, не скрывая своей зависти, пожал ему руку, вежливо напоминая не забыть про билет, и желая Долговязому ухнуть как следует.

Долговязый отошел от обрыва метров на двадцать, потом для солидности отошел еще на пять, потом еще на три, ощущая на себе внимание тысячи завистливых глаз.

— Ну, с богом! — прокричал он и побежал.

Шаги давались легко, воздушно…

Яркие картинки неожиданно заполнили его сознание. Все, от чего он бежал…

Плачущая посреди ночи при свете красного ночника дочурка в колыбели со сломанной деревянной жердочкой… Сонные уставшие глаза жены, сердито говорящей ему что-то… Ее мятые локоны растрепаны и свисают, как уши у коккер-спаниеля, и такие же грустные, влажно-коричневые глаза… И так хочется проявить чуть-чуть жалости, потрепав нежно ее по загривку. Его начальник маленький, полный, рано полысевший, кричащий на него в своем кабинете, от одного взгляда на которого так и тянет к рвоте, и страшно хочется наблевать ему прямо на лысину и посмотреть, что будет дальше…

Трещина памяти была полна ярких, ненужных, пустых воспоминаний, как мусорная яма — выкинутых разноцветных этикеток, случайно брошенный взгляд на которые выхватывает то одну из них, то другую. Ярко. Разноцветно. Бессмысленно.

Шаг…

Еще…

Еще…

Еще картинки, еще видения, еще воспоминания…

И вот… трамплин мягко и приятно отпружинил, отбросив его вверх и довольно далеко. Долговязый расставил руки, секунду он парил в воздухе. Сзади сразу раздались завистливые вздохи. На мгновение, бесконечно прекрасное мгновение он завис над обрывом, а по том, стремительно набирая скорость, полетел вниз.

Хромой кинулся к краю, не желая пропустить, как шлепнется Долговязый.

А что, если Болтун все же оказался прав, — внезапно испуганно подумал Долговязый, видя, как стремительно приближается земля, — и нет там никакой райской жизни, ничего нет? Вся наша жизнь — все было ложью, обманом?!

Тут совсем уж неожиданно и некстати он вдруг понял, что же не давало ему все это время покоя. То, что раньше он только чувствовал, но не мог понять, что. Что-то неправильное, какой-то изъян в самой затее: никто из всей огромной очереди, стоявшей за ними, ни разу не проронил ни единого слова, ни разу не пошевелился…

Манекены! Обман! Всего лишь манекены! О, нет!

Он понял это только сейчас. Только сейчас! Слишком явно, слишком явно, чтобы сомневаться еще. Значит Болтун оказался прав! Прав! Вот и солдаты оказались картонными, как и Врата. Он понял это тогда почти сразу же, но ничего не сказал. Какая разница, что из картона, раз он получил это сокровенное место в партии?! В партии на самом высоком обрыве?! Какая разница из чего, раз в кармане был заветный билет?!

Обман? Нет, не может быть!

Долговязый вздрогнул. Из-за Болтуна он чуть не забыл о главном! Билет!!!

Он быстро выхватил из кармана его — маленький, красный, помятый, пустой листок, наспех неумело вырезанный клочок из детского альбома разноцветной бумаги — свой драгоценный пропуск в рай, за который отдал все, что у него было любовь, надежду, веру, жизнь… и держал его теперь двумя руками, вытянутыми перед собой.

Острые камни приближались все быстрее…

Долговязый зажмурился. Он падал абсолютно отвесно, вытя нувшись по стойке [смирно], робко протягивая в пустоту свой билетик. А сверху, так недосягаемо далеко сверху на него смотрели два завистливых глаза…