«Из пламени на Луну»

ИЗ ИСТОРИИ СОВРЕМЕННОСТИ

Норман МЕЙЛЕР

Из пламени на Луну

Перевод Ларисы ОГУЛЬЧАНСКОЙ

На недавней московской встрече с президентом Р. РЕЙГАНОМ Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. ГОРБАЧЕВ выдвинул предложение о совместной советско-американскои экспедиции на Марс. Обе страны располагают уникальным опытом, который понадобится для осуществления этого проекта. Советский Союз - признанный лидер в области длительных пилотируемых полетов, на счету американцев - рейсы кораблей "Аполлон".

В будущем году исполнится 20 лет с того момента, когда человек впервые ступил на поверхность Луны. Предлагаем вашему вниманию фрагменты из художественно-публицистического романа известного американского писателя Нормана МЕЙЛЕРА. Полностью произведение будет опубликовано издательством "Прогресс" в сборнике "Звездное воинство Америки", выходящем в конце этого года.

Два часа подпирал Водолей плечами Флориду - сон, достойный скорее не простого смертного, но Атланта. С первого июля по это утро шестнадцатого июля он находился здесь, как корреспондент, обязанный сообщать обо всем, что имело отношение к полету трех астронавтов на Луну.

Все вокруг были недовольны тем, что подготовка к запуску "Аполлона-11" проходила довольно буднично, не в пример прежним предстартовым хлопотам. Близлежащий Кокоа-Бич заметно изменился. Сюда хлынул поток капиталов, возникли новые предприятия, в городе обосновались вместе с семьями специалисты НАСА, выросли супермаркеты, церкви, мотели, жилые дома и гостиницы. В ресторанах не умолкали селекторы, по которым то и дело вызывали к телефону чиновников по служебным делам. Бумажные салфетки под тарелками пестрели надписями: "КОСМИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА АМЕРИКИ ПРИНОСИТ ПОЛЬЗУ ВСЕМУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ - на память о полете "Аполлона-11". Цветные телевизоры повышенного качества. Очистка воды при меньших затратах средств. Новые красители и полимеры. Луноход для инвалидов. Лазерная хирургия. Солнечная энергия". И так далее и тому подобное. Всего лишь несколько дней назад, пока в Кокоа-Бич еще не съехались сотни, тысячи корреспондентов, время здесь тянулось медленно, и даже не верилось, что до фантастического полета на Луну оставалось менее недели.

Но шестнадцатого июля в четыре часа утра в тоскливой тягостной предрассветной темноте, когда воздух казался насквозь промокшим от влаги и вокруг мерещился черный лес, на Водолея напал панический страх. Нечто подобное чувствуешь, пробудившись средь морских волн и увидев, как надвигается отлогий берег, на который тебе спустя несколько часов предстоит высадиться с десантом; такое пробуждение в слепой ночи запоминается навсегда, ибо случается в человеческой жизни нечасто. Где-то не столь далеко просыпались и астронавты. Просыпались и духи древних индейцев.

Давным-давно, когда буйный ветер гулял в беспредельных прериях, здесь, под этой Луной, жили индейцы; они наблюдали за Луной, знали о Луне больше, чем любой европеец. Может быть, прошлой ночью в прериях и болотах проснулись духи древних индейцев? Может, это их клич уносил ветер к покинутым пусковым опорам на мысе Кеннеди и далее за две тысячи миль к стенам элеваторов, забитых зерном, к которому подходили железнодорожные пути, петляющие средь пустынных просторов Запада? Некогда эта страна была почти необитаемой, девственной землей, в ее горах росли лаванда и апельсиновые деревья, на равнинах в легкой голубой дымке густо зеленели леса, но все кануло в Лету; не прошло и четырех столетий, как исчезли вольнолюбивые индейцы, исчезли бизоны, болота были осушены, а некогда чистый воздух засмердел выхлопными газами и отходами человеческого бытия. А в это время, сочиняя песни о Луне, загоняя индейцев в резервации, мы готовились к полету на Луну, впрочем, не потому ли, что в глубине души сознавали, как иссушили живительный родник, питающий Землю жизнетворящими соками. А Луна, каждый день являвшая миру свой лик, знала о болезнях и их причинах больше, чем самый старый прокаженный на Земле. "О чем вы мечтаете? - как бы вопрошала она. - Ведь я и так вся разбита, зачем меня тревожить?"

Водолей вел машину в ночи, минуя стоянки семейных и одиноких туристов, которые ждали рассвета на обочинах дороги, пока не уткнулся в ворота; он показал часовому пропуск для прессы, и тот, пропуская его, молчаливо махнул рукой, да, оба они молчали, точно какие-то заговорщики, и Водолей вдруг ясно ощутил невидимый бег времени, несущегося где-то рядом, этого многоголосого свидетеля, устремившегося сейчас к точке своего пересечения с пространством в миг, который засвидетельствует прозорливое око нации. Такая таинственность сопутствует опыту по искусственному оплодотворению в пробирке.

"Сатурн-5" был виден как на ладони с трибуны для прессы, находившейся в трех с половиной милях от него. Это самое короткое расстояние, на которое в эту длинную ночь мог приблизиться к ракете Водолей, да и никому не довелось подойти к ней ближе, кроме разве что участников запуска и трех астронавтов. "Аполлон-Сатурн" возвышался над бетонной стартовой площадкой, отстоявшей, если смотреть вдоль лагуны, на шесть тысяч ярдов от скромной трибуны для прессы; корабль с его четко разграниченными ступенями и отсеками напоминал Водолею храм, а еще больше - гигантское привидение. Лучи прожекторов скользили по его металлической поверхности, и их отсветы, отражаясь в предрассветной дымке, веерами разбегались вокруг, спускаясь к самой поверхности лагуны.

За прожекторами в черной влажной ночи мерно сверкала молния, словно подавал сигналы невидимый маяк; где-то за горизонтом настойчиво, сурово рокотало Карибское море - возможно, назревал шторм. Звучали отдаленные, глухие раскаты грома.

Водолей вглядывался в даль через воды лагуны. Казалось, корабль вплотную надвинулся на него, прижал окуляры бинокля к его глазам. Водолей и "Сатурн-5" точно слились воедино в страстном желании устремиться в полет, который в мгновение ока, возможно, изменит всю его жизнь. Каким чудом техники был "Аполлон-11"! Этот путешественник к иным планетам - огромный, будто эсминец, грациозный, будто серебряная стрела. При старте в ракете сгорит столько кислорода, сколько потребляют при вдохе полмиллиарда человек, то есть население двух Америк, нет, что я говорю, более чем двух Америк. Каким глубоким дыханием одарит ракету жидкий кислород, который сейчас заливали в ее чрево, отчего воздух дымился белым облаком, подступая к кислородным трубам, к которым, в свою очередь, примыкали другие трубы - в два фута толщиной, предназначенные для изоляции топливных баков. "Аполлон-11", эдакое пушечное ядро, которое скоро унесется в небо, был соединен с пусковым комплексом множеством пуповин - толстых, тонких, извилистых, которые узлами змей, сплетениями тросов и кабелей, констрикторами толщиной в три древесных ствола тянулись гроздьями от мачт питания и площадок ферм обслуживания к тонким стенкам ракеты - этой голове Медузы Горгоны, средоточию пуповин, питающих топливные баки, подзаряжающих батареи, контролирующих электроснабжение; однако в этой, казалось бы, чудовищно запутанной конструкции была некая глубоко продуманная стройность, благодаря чему "Аполлон-Сатурн" на своей стартовой площадке в окружении мачт питания и стрел-опор выглядел не безумным чудищем из кошмарного сна, а безмятежным серебристо-белым кораблем, прекрасным железным деревом из волшебной сказки с девятью горизонтальными ветвями.

Но вот журналисты поспешили к автобусам, чтобы в последний раз перед стартом увидеть астронавтов, которые одиннадцать дней провели в карантине.

Он последовал за своими коллегами и мучительно трясся в битком набитом автобусе пять миль по дорогам Космического центра под раздражающее жалобное завывание усталого мотора; они остановились у главного входа в Управление запусками пилотируемых космических кораблей (МСОБ), которое помещалось в холодном белом здании, безликом, как многоэтажный фабричный корпус длиной в сотни футов, одинаково бездушном, невыразительном и снаружи, и изнутри (благодаря своему архитектурному замыслу, который вполне соответствовал многомиллионной смете, отпущенной на строительство).

Журналистов, выгрузившихся из автобуса, провели по длинным узким коридорам, окрашенным в унылый учрежденческий цвет, с продуктовыми и питьевыми автоматами на поворотах, затем еще по каким-то коридорам, пока их колонна через анфиладу пустых комнат и галерей не вышла во внутренний двор. Прямо над их головами, на уровне второго этажа, навис крытый мост, соединяющий здание, из которого они только что показались, с другим, откуда должны были появиться астронавты.

Под мостом уже стоял небольшой белый автобус, поджидавший астронавтов. Они спустятся по лестнице из двадцати ступенек, охраняемой кордоном полиции, призванной сдерживать яростный натиск возбужденных журналистов, и проследуют в закрытый автобус, в котором проедут девять миль, отделяющих их от "Аполлона-11"; потом лифт пускового комплекса поднимет их на площадку девятого этажа, откуда они сойдут по железному трапу к своим техническим креслам. Там они будут находиться, когда начнется обратный отсчет времени. Там они будут находиться, когда корабль оторвется от Земли.

Генри К. ПИТЦ. Последняя проверка.

Этому скопищу журналистов - с учетом телевизионщиков с застывшими наготове камерами и кинооператоров, пожалуй, здесь собралось несколько сотен человек, которые тянулись на цыпочках, оттесняемые к углам здания, либо задыхались от напора коллег на своих сравнительно выгодных позициях, чтобы бросить напутственный взгляд на астронавтов, - этой толпе оставалось проторчать здесь еще более часа до того, как на одно мгновение, быстрое, точно прощальный взмах руки, она увидит астронавтов. В томительном ожидании таяло очарование долгой ночи. Неприятный серый рассвет охладил восторги журналистов задолго до появления астронавтов. Но никто не ушел. Все так жадно следили за выходом из здания, будто астронавты уже вернулись с Луны и покажут сейчас добытые ими сокровища. Казалось, от них ждали какого-то необычайного чуда, и когда желанный миг наступил, журналисты, напиравшие на ограждения, готовы были вцепиться друг в друга, чтобы прорваться вперед и услышать хоть одну остроумную реплику, любопытную цифру, сделать хоть одну фотографию, словно они попали на сенсационную встречу с людьми, которым вынесен смертный приговор. Астронавтов точно провожали к месту возможной казни в космосе, и поэтому, как и все обреченные, они приобрели в глазах окружающих особое значение, ведь на пороге смерти или хотя бы под ее угрозой в человеке зачастую открывается бесценное величие. Пути к важнейшим свершениям так или иначе сопряжены со смертельным риском, поэтому астронавты как бы излучали новое сияние. Лунное сияние. Эти люди прикоснутся к неведомой Луне. Вот почему во внутреннем дворике царило острое напряжение, как в тюрьме в ночь ожидания смертной казни.

И вот они появились в дверном проеме под шум аплодисментов. Журналисты, которые десятки раз обманывались, принимая неосторожное движение или случайный взмах руки какого-нибудь расположившегося на возвышении охранника, телережиссера или оператора за сигнал к началу встречи, наконец воспрянули духом. Астронавты все-таки вышли к ним, и толпа загудела. "Fenomenal! Fenomenal!" - повторяла, словно не в силах была остановиться, молодая итальянка с фотокамерой, а рабочий из МСОБ закричал: "Отправляйтесь и завоюйте ее, ребята!" - он по-своему определил цель путешествия: чужая Луна представлялась ему вражьей силой, старой соперницей Земли. Армстронг чуть задержался в проходе, чтобы помахать журналистам; он был в пластиковом гермошлеме, с системой жизнеобеспечения за плечами, которая соединялась шлангом с белым скафандром; лицо Армстронга под шлемом было слепым, как у только что народившегося котенка, еще не обсохшего от околоплодной жидкости. Армстронг выглядел лучше, чем когда-либо. Он первым зашел в автобус, Олдрин с Коллинзом, помахав на прощание толпе, последовали за ним, дверцы закрылись; полицейские - интересно, какими слухами о террористах обменивались они за завтраком нынче утром? - с прежним рвением оттесняли людей, будто те способны были задержать автобус, который уже отмеривал свои прощальные девять миль.

Вот и все, что увидели журналисты, которым еще предстояла утомительная обратная дорога. Было чуть больше половины седьмого, и до запуска корабля оставалось менее трех часов. Поднявшись рано утром, они еще застали пустынное шоссе, которое теперь, на протяжении последней мили до трибуны для прессы, было забито всевозможным транспортом. Журналисты и ночью страдали от жары, а к утру она стала вовсе невыносимой. Каравану автобусов потребовался час, чтобы преодолеть пять с половиной миль.

Несмотря на всю оказываемую им помощь, журналисты пребывали в унынии, ибо их репортажи о подготовке к полету были так же далеки от действительности, как помятый школьный автобус от "Сатурна-5".

Одной из примет двадцатого века, подлинной трагедией журналистов, оказалась их неспособность угнаться за переменами. События развиваются так быстро и неожиданно, что комментировать их стало почти невозможно. Если репортер заранее изучал материал, чтобы успешно справиться с заданием, ему, образно говоря, приходилось снова садиться за парту, повторять забытую физику, разбираться в труднопроизносимых технических терминах, но он едва ли мог воспользоваться этим научным языком в статьях, рассчитанных на широкого читателя. Когда он пытался написать очерк о каком-нибудь известном специалисте, участвующем в разработке и осуществлении космической программы, то сталкивался с одной и той же трудностью: служащие НАСА, казалось, считали за честь не выделяться из общей массы и были одинаково безликими. В этих условиях репортерам, далеким от космической техники, которые поставляли ежедневную информацию для газет, оставалось только пользоваться выпущенными специально для них бюллетенями. Их работа свелась к переписыванию заявлений для печати. Если же репортер брал интервью у знаменитого конструктора или ученого, их ответы тоже почти не отличались от этих заявлений, разве что последние были более обстоятельными и стилистически гладкими, поскольку не содержали оговорок и языковых погрешностей, неизбежных при общении. Все пресс-релизы словно только что вышли из компьютера.

Этот процесс наблюдался повсюду. Это стало знамением времени. Скоро журналисты смогут самостоятельно писать только о моде, театре, убийствах, фильмах, свадьбах и разводах. Поэтому неудивительно, что они ради мимолетного взгляда на астронавтов тряслись в тесноте, не жалея своих репортерских тел, подточенных отвратительным питанием, изнурительной работой, чрезмерным употреблением виски и случайными интимными связями. Писать о людях, которых они видели лишь издалека, было все равно, что сочинять статью на материале телепередачи; они бы как-то слепили ее, но она оказалась бы высосанной из пальца и лишенной живого огонька, который высекается лишь при истинном сближении душ. Однако, решил Водолей, короткое свидание с астронавтами тоже вряд ли выручит журналистов. Беседа с этими чрезвычайно сложными людьми, которые прячут свои подлинные чувства под оболочкой профессиональной компетентности, едва ли получилась бы искренней. Водолей успокаивал себя тем, что, когда наступит время создавать книгу, он будет располагать необходимыми сведениями; точно дотошный детектив, он проникнет в глубину характеров своих героев, обращаясь к собственному глубокому опыту и крупицам откровенных признаний, которые проскользнули в скованных казенной броней выступлениях астронавтов на различных встречах. И тем не менее он все-таки устремился в путь, чтобы бросить прощальный взгляд на трех пилотов, и ему очень понравился Армстронг, лицо которого под гермошлемом было слепым, как у только что народившегося котенка, еще не обсохшего от околоплодной жидкости. Такой оказалась награда на разъедающее душу раздражение, которое копилось целый час, пока автобус преодолевал последнюю милю. Да, когда придет время писать об Армстронге, Водолей по крупицам соберет его образ, как ученый воссоздает облик динозавра по окаменелой кости.

Они вернулись на трибуну для прессы в семь тридцать утра. Солнце уже стояло довольно высоко и жарко светило сквозь легкую облачную дымку. "Сатурн-5" казался через бинокль серым, почти белым, эдакое осязаемое серое пятно на фоне прочих серых пятен. Все вдали было серым - стартовая площадка, фермы обслуживания, космический корабль, небо. Словно ракета уже на Луне. Только абрис "Сатурна-5", окруженного криогенным облаком, сиял благородной платиной в тусклом утреннем свете.

Продолжая размышлять об астронавтах, Водолей пришел к невеселому заключению, что, даже если бы вы постигли их характеры (то есть решили, кем же они были на самом деле - прекрасными, благородными людьми или коварными авантюристами), вы все равно не могли бы с уверенностью сказать, чему послужит космическая программа - во благо или во зло человечеству, ибо история использовала зачастую лучших его сынов для выполнения худших замыслов и забывала об этих личностях, как только ставила новые задачи.

* * *

В это утро, когда до начала лунной эпопеи оставалось всего два часа, ему не хотелось садиться в еще один автобус - хватит с него автобусов на сегодня! - который отбывал к тыльной стороне монтажно-строительного корпуса, где на обычных трибунах для зрителей соберутся особо важные гости. Он ведь приехал сюда для того, чтобы увидеть старт корабля, а не для того, чтобы стоять под жарким солнцем Флориды, смотреть на этих избранников судьбы и, жестоко потея, делать записи в блокноте. Им владело неясное желание поразмышлять, любуясь ракетой, объять ее всю взглядом снизу доверху и, конечно, желание побыть наедине с собой, к тому же ему не хотелось ударить в грязь лицом - ведь он не выспался и был неряшливо одет, словом, он решил остаться со своими собратьями, потными литературными поденщиками корреспондентами и фоторепортерами, которые сидели на трибуне подальше от почетных мест или рассеялись по лужайке перед лагуной, отделявшей их от стартовой площадки "Аполлона-11". Что греха таить, он не любит сильных мира сего, не любит большинства из них, каждого в отдельности, не любит эту шайку, эту мафию снобов, этот муравейник с его строгой иерархией. Он все еще в глубине души манихеец и верит, что, если "Сатурн-5" устремится во всем своем великолепии в небесную высь, то вовсе не благодаря сомнительным стараниям гостей. Разумеется, кое-кто из фигляров, подвизающихся на всемирных подмостках, кое-кто из приживал, лизоблюдов, отъявленных честолюбцев и негодяев попал на сановную трибуну. И если эта живая гора алчности, греха, порока, ворованных духовных богатств не сможет помешать успешному старту "Сатурна-5", что же, порок явит сегодня свое бессилие.

Вместо того, чтобы сесть в автобус и сновать потом с блокнотом в руках среди великих мира сего, он добрую половину часа простоял в очереди за охлажденной содовой водой. Позади трибуны для прессы в стройных рядах и шеренгах застыли более ста теле- и радиофургонов, напоминающих огромных белых жвачных животных - настоящие священные коровы американского технического прогресса. Среди них был всего один буфет на колесах. Из-за чрезмерной нагрузки автомат с прохладительными напитками часто портился. Пришлось пригласить двух механиков. И все же время тянулось томительно долго. Каждый бросал монету в щель машины, получал сдачу, и в стакан падал кусочек льда; потом туда стекал сироп и струйкой бежала содовая вода. Один автомат на все про все. Идиотизм по-американски. Претенциозные машины позорнейшие образцы американской претенциозности - заменили людей, но уступали им в работе. Такую же очередь из ста охваченных жаждой репортеров в ларьке бейсбольного парка обслужили бы два человека за три минуты, но в американцев словно вселился бес, подбивающий их заменить людей бестолковыми, несовершенными машинами, этими рядами стандартных уродцев; и уродливый пищевой фургон был добрым соседом чопорных самодовольных господ, расположившихся на трибунах в полумиле отсюда; вот этот торговый мир они и создали, а отнюдь не прекрасный космический корабль. Они не знали о корабле ничего, кроме его стоимости, - только это они и хотели знать.

Внезапно из громкоговорителя, установленного посреди лужайки на специальной площадке перед трибуной, донесся голос начальника управления по связям с общественностью:

- Говорит центр управления запуском "Аполлона-Сатурна", Т минус 61 минута, отсчет времени продолжается... до старта "Аполлона-11" осталась 61 минута, все системы корабля приведены в готовность. Астронавт Нил Армстронг только что закончил проверку большого двигателя служебной эксплуатационной системы, который располагается под его техническим креслом. Мы проверяли, повинуется ли он командам из кабины космического корабля. Когда Нил Армстронг поворачивал руль или вращал ручку шарнирного механизма, двигатель реагировал исправно.

Водолею казалось, будто его разрубили на части. Чего он только сегодня не вытерпел: и длинную очередь у торгового фургона, и жару, от которой слепило глаза, и приступы еле сдерживаемого раздражения. А теперь ему навязывают настойчивый голос, приобщающий журналистов, съехавшихся с разных концов света, к некоему таинственному ритуалу отсчета времени в убывающем порядке. Где-то поблизости вот-вот должен появиться на свет гигантский миф, и заботливые акушеры старались сделать все возможное, чтобы роды прошли удачно.

- Мы также проверили световые сигналы в приборном отсеке, который служит системой ориентации "Сатурна-5" во время автоматической фазы полета. До старта осталось 59 минут 48 секунд. Отсчет времени продолжается.

Да, голова у него раскалывается на части, он чувствовал себя так, будто проснулся с похмелья (чего на самом деле не было и в помине) и целый день только и делал, что непрерывно курил и пил кофе, хотя он не прикасался к сигаретам вот уже много лет и лишь иногда по вечерам позволял себе чашечку кофе.

- Методист группы проверки систем космического корабля Билл Шик сообщил всем работникам Центра управления полетом и специалистам своей службы о том, что приблизительно через тридцать секунд большая заправочная мачта, до сих пор примыкавшая к кораблю в системе ферм обслуживания, отойдет на специально подготовленную позицию, расположенную примерно в пяти футах от корабля. Через пять секунд заправочная мачта начнет отдаляться. Внимание! Заправочная мачта отдаляется от корабля. Работа по запланированному графику идет удовлетворительно...

Нужно было напрягать слух, если вы хотели понять, о чем сообщал голос, доносившийся из громкоговорителя. Водолей попытался представить себе Центр управления полетом, где за сотнями разнообразных пультов и экранов компьютеров тщательно следили сотни людей, но эта затея его не увлекла. Он решил побродить по траве. Она устилала лужайку величиной с небольшое бейсбольное поле между площадкой для прессы и лагуной; у самой воды устроились фоторепортеры, которые установили на штативах свои камеры с телеобъективами, они напоминали команду военных топографов, изучающих на занятии теодолит. Жаркое мерцающее марево повисло над лагуной, отчего "Аполлон-Сатурн", на который были направлены телеобъективы, выглядел серым, а его контуры - расплывчатыми.

- Среднее техническое кресло занимает астронавт Баз Олдрин. Вместе с руководителем группы проверки он работал над сглаживанием регулировки герметизации системы контролирования реакции с целью подготовки ее включения. Имеется в виду запуск больших маневровых двигателей космического корабля, расположенных вокруг служебного отсека. Всего в четырех секторах служебного отсека размещается шестнадцать двигателей. Они используются для маневрирования корабля в космическом пространстве.

Справа от фотокорреспондентов зеленели густые заросли. Водолей вдруг вспомнил свой взвод, тропу в джунглях, мелькающие мачете в руках солдат. Какая-то чехарда воспоминаний. Он хотел поразмышлять о том, что сейчас происходит на стартовой площадке, в Центре управления полетом, в командном отсеке, он думал, что сможет сделать заметки о жизненно важных системах корабля, о том, как его сейчас заправляют горючим, но у него испортилось настроение и в довершение ко всему разболелась голова; поэтому он просто-напросто коротал время. Водолея, который с упоением ожидал этого полета, охватило разочарование. Все твердили вокруг, будто ракета взлетит ввысь с таким оглушительным ревом, что задрожит под ногами земля, ее старт явит собой небывалое зрелище. Эти разговоры рождали у Водолея чувство, какое возникает у человека, который вдруг узнает о чем-то таинственном, изначальном, подобное происходило с ним в юные годы, когда он услышал впервые о том, что где-то за пределами его жизни есть еще неизведанный мир отнюдь не платонической, плотской любви. А теперь Водолей был раздосадован как юноша, чьи красочные мечты о первом познании женщины оказались до смешного наивными, слишком пусто было у него на душе. Он даже не мог представить себе этих чертовых астронавтов. Кто знает, что ощущали эти напичканные знаниями люди в космическом корабле, возвышающемся на краю горизонта. Он видел лишь в отдалении его серый ствол.

- Скорый старт явится для создателей ракеты-носителя решающим испытанием камеры сгорания. Идет последняя проверка системы отделения трех ступеней "Сатурна-5". Если во время автоматического полета корабль отклонится от заданного курса, специалист Центра управления, отвечающий за безопасность экспедиции, может подать команду и уничтожить летательный аппарат, после того, конечно, как астронавты перейдут в отделяющийся отсек, покинув вышедший из повиновения корабль.

Он помнил вопросы, которые задавал в монтажно-строительном корпусе. Каким способом будет уничтожена ракета, если случится что-то непоправимое? Взрывчатые вещества расположены кольцом в "Сатурне-5" по его стенкам, точно шов на гигантской консервной банке, они и вспорют ступени, чрево ракеты раскроется, как живот роженицы при кесаревом сечении. Поток горящего топлива вырвется в небо.

- Говорит управление запуском "Аполлона-Сатурна". До старта "Аполлона" осталось 10 минут 54 секунды.

Водолей принялся подыскивать себе место, откуда было лучше всего наблюдать старт "Аполлона-Сатурна". Если он устроится под козырьком трибуны, то потеряет ракету из виду, как только она поднимется высоко в небо. Но внизу, на лужайке, он чувствовал себя каким-то потерянным. Наконец он занял удобное для обзора место в крыле для рядовых зрителей несколькими ступенями выше основания трибуны. Внутренне он был еще не готов к предстоящему старту. Да, человек будущего, размышлял Водолей, станет вести более здоровую жизнь, лишь изредка устраивая праздники, которые от этого станут более желанными. Возможно, он будет даже время от времени смотреть на фотографии голодающих чернокожих, дабы проникнуться их самыми сокровенными чувствами.

Он понял теперь, почему был столь вял и раздражителен. Его просто-напросто сжигала мужская зависть. Он сам хотел полететь на космическом корабле к Луне.

- Говорит управление запуском "Аполлона-Сатурна". Мы миновали шестиминутную отметку в обратном отсчете времени. Сейчас до старта корабля осталось 5 минут 52 секунды. Руководитель группы проверки систем космического корабля Кэп Човин только что закончил выслушивать доклады своих подчиненных о состоянии систем космического корабля. Все заявили, что корабль к полету готов. Руководитель стартовой группы Пол Доннелли докладывает о готовности к запуску. Руководитель запуска Рокко Петроун дает "добро". До старта осталось 5 минут 20 секунд, отсчет времени продолжается. Мы проверили "Орла", все системы работают исправно. Руководитель группы проверки лунного отсека сообщил, что "Орел" к запуску готов. Пока продолжается обратный отсчет времени, заправочная мачта отходит на свою заранее подготовленную позицию. Т минус 4 минуты 50 секунд, отсчет времени продолжается, Кэп Човин информирует астронавтов о том, что заправочная мачта начала отдаляться от корабля.

Леонард ДЕРМОТТ. "Аполлон-9" поднимают на борт.

На трибуне для прессы никто особенно не разговаривал. Все чувствовали себя так, словно они лично несут ответственность за каждую возможную неисправность в системах корабля. Кто знает, может быть, какая-то ошибка и закралась в расчеты огнедышащей машины, созданной космопромышленностью. Водолей записал эту мысль в блокнот. Горло у него пересохло от жары.

- До старта осталось 4 минуты 30 секунд, отсчет времени продолжается; все системы корабля по-прежнему находятся в готовности. 4 минуты 15 секунд - методист проверки только что сообщил руководителю группы проверки ракеты-носителя Норму Карлсону о том, что "Сатурн-5" к старту готов. До запуска остается четыре минуты. 4 минуты, отсчет времени продолжается. Мы готовы к запуску "Аполлона-11" и перейдем на автоматический режим управления за 3 минуты 7 секунд до старта. 3 минуты 45 секунд, отсчет времени продолжается. Когда проводили последние испытания системы аварийного прекращения полета, которые совместно с астронавтами осуществляли ведущие специалисты Центра управления полетом, руководитель стартовой группы Пол Доннелли пожелал экипажу космического корабля от имени своей команды: "Бог помощь, счастливого вам пути и успешного полета".

3 минуты 25 секунд, отсчет времени продолжается. Все системы корабля по-прежнему к полету готовы. Через 10 - 15 секунд мы задействуем автоматическую систему управления. Корабль к полету готов. Выслушав от Пола Доннелли доброе напутствие, Нил Армстронг ответил так: "Большое спасибо. Я верю, что полет пройдет удачно". Сейчас раздастся команда: включить двигатели. Мы перешли на автоматическое управление. Время приближается к трехминутной отметке. Т минус 3 минуты, отсчет времени продолжается. Т минус 3, все системы корабля к полету готовы.

Водолей поднес бинокль к глазам. Где-то в глубине души он чувствовал себя кающимся грешником, который провел в пустыне, предаваясь молитвам, шестнадцать дней и теперь ожидал знамения свыше. Предвестником какого же открытия явится это знамение - великого или ничтожно малого?

-...согласно нашим данным все системы корабля по-прежнему к полету готовы. До старта осталось две минуты 10 секунд, отсчет времени продолжается. Цель полета экипажа "Аполлон-11" - Луна. В момент запуска корабль будет находиться от нее на расстоянии 218 096 миль. Мы прошли двухминутную отметку в обратном отсчете времени. Т минус 1 минута 54 секунды, отсчет времени продолжается. Пульт управления показывает, что произошла герметизация баков с окислителем второй и третьей ступеней ракеты. В эту последнюю предстартовую минуту мы продолжаем повышать давление во всех трех ступенях. До запуска "Аполлона-11", с которого будет осуществлена высадка первого человека на Луну, осталась 1 минута 35 секунд. Данные, поступающие в Центр управления, свидетельствуют о готовности корабля к полету. До старта осталась минута 25 секунд, отсчет времени продолжается. Контрольный пульт показывает, что третья ступень полностью герметизировалась. До старта - 80 секунд. За 50 секунд до запуска "Аполлон-11" будет переведен на автономное управление. За 17 секунд до запуска на автономное управление переводится система наведения, после чего за 8 секунд до запуска произойдет самовоспламенение горючего в камере сгорания. Мы приближаемся к шестидесятисекундной отметке, отсчет времени продолжается. Т минус 60. Нил Армстронг только что доложил: "Отсчет времени идет точно по графику". Мы прошли 50-секундную отметку. До старта "Аполлона-11" осталось 40 секунд. Все баки второй ступени герметизированы. До старта осталось 35 секунд, отсчет времени продолжается... Все системы "Аполлона-11" к старту готовы. До старта осталось 30 секунд, отсчет времени продолжается. "Самочувствие хорошее", - доложили астронавты. Т минус 15 секунд, управление автономное, готовность 12, 11, 10, 9 секунд, происходит самовозгорание горючей смеси, готовность 6, 5, 4, 3, 2, 1, ноль секунд, работают все двигатели. ПУСК! Запуск "Аполлона-Сатурна" совершен, время час 32 минуты. Полет "Аполлона-11" начался.

Но никто на трибуне не услышал последние слова команды. Ибо за 8 - 9 секунд до старта в камерах сгорания "Аполлона-Сатурна" оглушительно воспламенилась горючая смесь, два хвоста оранжевого пламени вырвались, точно джинны, из сопел ракеты. Водолею больше не пришлось беспокоиться о том, будет ли зрелище полета столь грандиозным, как ожидалось. Из-за того, что корабль находился далеко от трибуны, шум двигателей донесся до нее только через пятнадцать секунд после начала их работы. Несмотря на команду "пуск", "Аполлон-Сатурн" еще десять секунд неподвижно стоял на стартовой площадке, пока двигатели не набрали полную мощность. И все равно их рев долетел до журналистов лишь спустя шесть секунд после того, как ракета оторвалась от Земли. Поэтому казалось, будто корабль чудом, а не под воздействием механических сил, вознесся в небо, будто огромный "Сатурн" сам по себе плыл в воздушной тишине, и лишь потом его догнало пламя.

Но вот по радио донесся голос Армстронга, который переговаривался с управлением запуском. Астронавт был необычайно спокоен.

- Первая ступень отделилась от корабля, - невозмутимо сообщил он.

Высоко-высоко в небе, на предельном для взгляда расстоянии Водолей различил полупрозрачную рыбу-ракету, которая вдруг распалась на голову и хвост - это первая, нижняя ступень "Сатурна-5" отошла от его корпуса, отошла и напоминала теперь человека в воздушном море, на удивление крохотного водолаза в океане неба. Ярко вспыхнул огонь нового взрыва двигателей, замерцало сияние вновь народившегося пламени, которое казалось издалека бледным, как пенные потоки воды. Отвалившаяся пустая ступень ракеты-носителя начала падать, она наклонилась, как легкоатлет, только что принявший эстафету, и заскользила, заскользила вниз. Затем она закувыркалась медленно, с какой-то печальной величавостью, постепенно уменьшаясь на глазах, точно тающий в воде, колеблющийся тонкий обмылок, плавно опускающийся на дно ванны. И вот за первой ступенью "Сатурна-5", некогда мощной, а теперь пустой, без капли топлива, которое полностью сгорело, разлился дымчатый след, и она, словно вздохнув на прощанье, слегка его втянула в себя перед тем, как окончательно скрыться за облаками. И ракета с "Аполлоном", и ее последние две ступени наконец исчезли из виду, продолжая свой путь к околоземной орбите. Водолей стоял вместе со всеми, прислушиваясь к переговорам между астронавтами и Центром управления полетом.

В отрывках из книги, опубликованных в № 8, рассказывалось о старте "Аполлона-11". В предлагаемой вниманию читателей главке речь идет о первом выходе астронавтов на поверхность Луны. На фото: Н. АРМСТРОНГ, М. КОЛЛИНЗ, Э. ОЛДРИН.

Астронавтам предстояло выйти впервые на поверхность Луны далеко за полночь. Поэтому все рассчитывали именно в это время собраться у телевизоров. Но астронавты, не удивив никого, отказались от сна, и торжественный момент был перенесен на восемь вечера. Как видите, на этот раз они нарушили установленный заранее распорядок.

Журналисты, ожидавшие передачу с Луны в кинотеатре, испытывали странное, смешанное чувство приподнятости и раздражения. Им было как-то не по себе. Ведь они - журналисты, а не кинокритики, но сегодня вечером им предстояло комментировать события, которые они увидят на телеэкране. Наконец наступит пик изнурительнейшей репортерской работы, продолжавшейся несколько дней, однако нервная система у всех настолько привыкла к быстрой смене событий, что казалось, будто основная встряска еще впереди.

Нелегко понять психологию журналистов, этих рыщущих всюду пеонов пера, самоуверенных, как господь бог. С годами у них вырабатывается удивительное профессиональное чутье, они знают, где их поджидает добыча. Если вокруг какого-нибудь участника пресс-конференции не вьются репортеры, это явный признак того, что плохи его дела. Посему журналисты уверовали в то, что они формируют общественное мнение, хотя в действительности они похожи на датчики в круговерти потоков маслобойной машины, на трубки Вентури, измеряющие ход событий истории. Однако человеку не дано объективно судить о себе. Даже если писатель растерял свой талант и годами плоско излагает голые факты в бойких газетных статьях, он по-прежнему высоко оценивает свое творчество: ведь от него зависит, как преподать то или иное событие. А теперь представьте себе пятьсот репортеров, собравшихся в одном зале, чтобы освещать кульминацию экспедиции на Луну, равной по своей важности тому этапу эволюции жизни на Земле, когда она из воды выплеснулась на сушу, и воздвигните силой воображения киноэкран, и спроецируйте на него одну из первых телепередач с поверхности спутника, находящегося в доброй четверти миллиона миль от кинотеатра: вы можете быть уверены, что получите весьма нечеткое изображение. Репортеры даже надевают очки, чтобы на экране ничего не пропустить, но расплывчатые картины раздражают этих и без того измученных людей.

Они словно впали в детство. Журналисты, рассматривавшие лунный пейзаж, напоминали учащихся колледжа, которые пришли в пятницу вечером в городской кинотеатр - нельзя было предугадать заранее, что в следующую минуту вызовет их смех, они быстро и бурно реагировали на любую нелепость.

Репортеры вели себя точно обманутые студенты, которые кричали от возмущения, ибо в колледже их учили тому, что они живут в разумно устроенном мире, которым правят интеллектуалы, а здесь они воочию убеждались, что в этом мире процветают и олухи, создавшие дрянной фильм; словом, журналисты воспринимали телепередачу с Луны как обычную кинокартину - удачные сцены им нравились, а посредственные вызывали насмешку.

Итак, давайте начнем с самого начала. За темным экраном лишь слышались голоса астронавтов, готовящихся вести передачу, которую все напряженно ждали; изображение отсутствовало несколько минут. А может быть, трансляция сорвалась, может быть, что-нибудь не в порядке?

Джек ПЕРЛМУТТЕР. Луна, цветы и горизонт.

Затем кто-то узнал от начальника управления по связям с общественностью, что астронавты подключились к портативным системам жизнеобеспечения - теперь с помощью белой коробки, укрепленной за спиной, через шланг-пуповину они могли понизить температуру в скафандрах, убрать влагу из шлемофонов, удалить углекислый газ и подать кислород для дыхания. За минутами бежали минуты. Экран был по-прежнему пуст. Астронавты расходовали драгоценный кислород. Системы жизнеобеспечения были рассчитаны лишь на несколько часов работы - а вдруг их запасы значительно истощатся, если возникнут трудности, когда астронавты начнут открывать люк? В зале слышались тревожные восклицания и неясный гул. Журналисты нервничали. Всеми овладело крайнее возбуждение, которое возникает исключительно редко от ощущения то ли абсурдности, то ли возможной трагичности происходящего. А что, если на Луне случилось сейчас нечто важное, и они этого не могут увидеть, а что, если Армстронг ступит на ее поверхность и исчезнет? Что тогда будет твориться здесь, в кинотеатре? Страшно оказаться свидетелем трагического события, но в то же время журналисты заскучают, если все пойдет точно по графику.

В 9.40 объявили о том, что люк лунного корабля открыт. Журналисты встретили сообщение радостными восклицаниями и насмешливыми шутками. Экран все еще был пуст. Одно за другим последовали длинные непонятные указания относительно стука окон и водяных клапанов, антенн с высоким коэффициентом усиления и гликолевых насосов. Наставительному голосу Армстронга вторили спокойные ответы Олдрина. Из переговоров следовало, что неуклюжий в своем скафандре Армстронг с переносной системой жизнеобеспечения на спине пытался протиснуться через открытый люк лунного корабля на маленькую металлическую площадку, которая вела к лестнице, спускавшейся на лунную поверхность. Несомненно, пробраться через люк стоило немалого труда. Разговор Армстронга с Олдрином, дававшим советы, напоминал диалог врача-акушера с роженицей накануне схваток.

Олдрин: Твоя спина уперлась... Хорошо, теперь она задевает DSKY. Продвинься вперед, чуть вверх, вот так, теперь на меня и вниз, сейчас передохни.

Армстронг: (помехи).

Олдрин: Нил, сейчас ты стоишь хорошо. Немного на меня, хорошо, теперь вниз, хорошо, все в порядке.

Армстронг: К какому краю?

Олдрин: Вперед. Здесь чуть поверни налево. Хорошо. Теперь стоишь правильно. Ты уже на площадке. Продвинь левую ногу чуть вправо. Вот так, теперь хорошо. Повернись направо.

Журналисты заулыбались. Клеймо лицемерия давно стояло на НАСА. Эта новая церковь возникла как высшая церковь. Она сурово повелевала своими приверженцами. Теперь два героя НАСА вели поневоле комический диалог казалось, один взрослый мужчина учил ходить другого. Журналисты посмеивались.

Внезапно раздался голос Армстронга:

- Все в порядке, Хьюстон. Я уже на площадке.

Его сообщение в зале встретили аплодисментами. Они прозвучали как-то насмешливо, будто весело простучали копыта коней под всадниками, галопом спустившимися с горы.

Прошло несколько минут. В зале разлилось нетерпение. Журналисты радостно закричали, когда на экране возникло изображение - перевернутое, слепяще контрастное и неразборчивое; вероятно, такое мелькание света и тени видит только что появившийся на свет ребенок, пока ему не промоют глаза слабым раствором нитрата серебра. Потом по экрану разбежались полосы, большое темное пятно заволновалось и превратилось в неясную фигуру, спускавшуюся по лестнице, изображение то и дело беспорядочно смещалось, затем на экране грубо отесанным камнем застыл какой-то троглодит с огромным горбом и раздались голоса Армстронга, Олдрина и кэпкома - командиру корабля давали указания, как спуститься по лестнице. Армстронг сошел с металлической площадки. Никто не расслышал, как он сказал:

- Это небольшой шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества.

Никто не смог разглядеть, и как он сделал этот шаг. Телеизображение на экране было ярким, но удивительно абстрактным, нечто вроде снимков голых ветвей дерева или рисунков Франца Клайна - черных лучей, разбежавшихся по белому полю. Но журналисты все равно оживились, у них возникло ощущение сопричастности великой тайне. Казалось, они внезапно стали свидетелями самопогребения и напряженно следили за человеком, который с затухающим сердцем, дюйм за дюймом комментируя каждый свой шаг, спускался в царство смерти. Все слушали в глубоком молчании. Раздражение прошло. Армстронг описывал порошкообразную пыль на поверхности Луны. "Я вижу следы своих башмаков, свои шаги на мелком песке". Каждое новое сообщение в эти несколько первых минут воспринималось как настоящее чудо. Конечно, все бы удивились, если бы Армстронг сказал, что на мягкой пыли Луны не остается отпечатков ног или что эта пыль фосфоресцирует, но не менее удивительно было и то, что лунная пыль обладала теми же свойствами, что и земная. Во всяком случае, на многие вопросы были получены ответы, и если ответ был исчерпывающим, то в необъятных кладовых пытливого человеческого ума становилось вопросом меньше. В какой-то миг взору Водолея открылось космическое пространство, разлившееся морем нерешенных вопросов. Может быть, некая могучая сила обеспечивала в этом веке триумф техники, или техника была сама той могучей силой, которая пыталась вырвать у природы ответы на бесчисленные вечные загадки.

Изображение становилось все более четким. Армстронг удалялся от лестницы нерешительной, неуклюжей походкой, напоминавшей первые шаги только что родившегося теленка. "Продвижение осуществляю легко", - доложил он Центру управления полетом и сразу, словно испугавшись, что его самонадеянное заявление обидит гордую Луну, столь же неуклюже заковылял обратно.

Астронавты не прекращали работу. По плану Армстронг прежде всего должен был поднять с поверхности Луны какой-нибудь камень и сунуть его в карман. Таким образом, если бы случилось нечто из ряда вон выходящее, то есть если бы из кратера выскочил чудовищный бык или снежный человек, если бы началось лунотрясение или если бы произошло еще что-то непредвиденное, отчего астронавтам пришлось бы искать спасения в лунном корабле и подобру-поздорову уносить ноги, по крайней мере они хоть с чем-то возвратились бы на Землю.

Первый лунный камень и первая горсть лунной пыли, которые предстояло взять астронавтам, назывались "образцом на непредвиденный случай", и Армстронг должен был, особо не мешкая, выполнить задание, но он, казалось, забыл о нем. Ему ненавязчиво напомнили об упущении Олдрин и кэпком.

- Нил, здесь Хьюстон, - опять обратился к Армстронгу кэпком, - вы взяли образец на непредвиденный случай? Перехожу на прием.

- Вас понял, - ответил Армстронг. - Я займусь этим, как только закончу съемку.

Олдрин, вероятно, не слышал их разговора.

- Послушай, Нил, - сказал он, - ты не думаешь, что пора взять образец на непредвиденный случай?

- Ладно, - буркнул Армстронг.

Журналисты в зале дружно захохотали - человека доняли придирками и, на Луне; мы всегда смеемся, когда подмечаем проявление простых естественных чувств, которые люди привыкли скрывать. Что же тут особенного? Ворчун остается ворчуном даже на Луне.

Телевизионное изображение улучшалось, но не намного, напоминая кадры самых ранних немых фильмов. В лунных пейзажах было что-то притягательное. Призраки на экране подзывали к себе кивком головы других призраков, поверхность Луны выглядела так, как выглядит ночью снежный склон холма с проложенной по нему лыжней. Поля слепяще-белого цвета убегали в черные каверны, и на их фоне продвигался призрак Армстронга. Порой создавалось впечатление, будто сквозь него можно смотреть, как сквозь стекло. Он казался прозрачным.

Вслед за Армстронгом по лестнице спустился Олдрин, но он тут же повернулся и прыгнул назад, на нижнюю ступеньку лестницы, проверяя, сможет ли снова подняться в лунный корабль. Его карикатурно резкие движения вызвали хохот в зале, гомерический хохот, которым всезнающие журналисты встречают зловещий поскрип стульев в фильмах ужасов. Два привидения гордо вышагивали вокруг корабля, трусили взад-вперед, подшучивая над своими непривычными скачками и непривычной прогулкой, они передвигались быстрее, чем люди ходят обычно по Земле, и напоминали при этом детей в подбитых ватой одеждах, только что научившихся стоять на ногах, или чересчур укутанных начинающих лыжников. Порой астронавты походили на двух задорно танцующих пожилых джентльменов, порой, когда Армстронг и Олдрин в башмаках и перчатках поворачивались спиной к телекамерам и наклонялись, устанавливая оборудование, или тянулись за образцами лунных пород, они выглядели, как человекообразные обезьяны, порой фигуры астронавтов в скафандрах приобретали отталкивающий вид, становились зловещими на фоне зловещей Луны, покрытой белыми впадинами, иногда на пилотов падал солнечный свет, делая их изображение одновременно и отталкивающим, и притягательным, и контрастным, и расплывчатым, отчего два силуэта словно колебались бесплотно, как одноклеточные под микроскопом; время от времени на заднем плане появлялся корабль - какой-то странный, прокопченный, точно татарский таган, брошенный где-то на сибирской равнине. Эти картины - необычные и трогательные, величественные и смешные - вызывали в памяти очень старые фотографии, привезенные из экспедиций на Северный полюс; подвиг астронавтов не знал примера в истории, но вместе с тем они выглядели нелепо, а их рабочие переговоры на далекой Луне звучали забавно.

- Что ты сказал, Баз?

- Я говорю, камни довольно гладкие.

Журналисты вновь разразились оглушительным хохотом. Все зааплодировали, когда астронавты установили американский флаг на Луне. Аплодисменты не утихали, они переросли в овацию, журналисты поднялись со своих мест и стоя приветствовали флаг. Возможно, это было своеобразное искупление вины за безудержные приступы смеха, которые, несомненно, повторятся снова, но скорее всего журналисты так горячо аплодировали потому, что само событие поражало грандиозностью. Общество, нуждающееся в исцелении, наблюдало самое целительное зрелище. Но техника передачи этого самого целительного зрелища было несовершенной. Вот почему смеялись журналисты, смеялись снова и снова. Порой Олдрина и Армстронга легко можно было принять за Лорела и Харди, переодетых в космические костюмы.

В зале раздался голос Коллинза. Он более часа путешествовал над невидимой стороной Луны вне сферы действия радиосвязи и поэтому не знал, как протекала высадка Армстронга и Олдрина. Связь с ним прервалась гораздо. раньше, чем Армстронг ступил на поверхность Луны.

- Как дела? - спросил Коллинз.

Кэпком: Вас понял. ЕВА идет превосходно. По-моему, сейчас они устанавливают флаг.

Коллинз: Отлично.

Все рассмеялись, почувствовав твердую горошину зависти, спрятанную под двадцатью матрацами, набитыми ханжеством НАСА.

Кэпком: Пожалуй, вы оказались среди немногих американцев, которые не видели телепередачи.

Коллинз: Не стоит из-за этого волноваться. Все в порядке. Тут уж ничего не поделаешь.

Журналисты вторили Коллинзу оглушительным хохотом.

Коллинз: Как изображение?

Кэпком: Качество прекрасное, Майк. Просто замечательное, ничего не скажешь.

Коллинз: Вот это да! Отлично!

Телепередача велась без перерыва, астронавты успели уже испробовать различные способы передвижения: ходьбу, бег трусцой, кенгуриные прыжки.

Лоуэлл НЕСБИТТ. Бухта МИК (монтажно-испытательный комплекс).

В скачках Армстронга и Олдрина было много невысказанной радости, и вместе с тем им словно передалось вдруг легкое чувство почти болезненной зависти, охватившей зрителей. Но в конце концов все поняли, что они созерцают чудо. На журналистов нахлынуло странное ощущение счастья, которое точно бродило по экрану в обличье астронавтов, напоминавших одетых по старой моде актеров, знакомых по расплывчатым кадрам давно забытых комедийных фильмов. Такое счастье приходит порой рука об руку с душевными ранами. Ведь ему сопутствует ощущение боли, ибо думать о Луне без боли нельзя - сколько недостижимых дерзновенных мечтаний поэтов связано с ней! и теперь нашу Луну завоевывали без нас астронавты, в этом таилось и счастье, и боль, ибо высадка на Луну принесла мучительные страдания каждому честолюбивому гордому сердцу. Однако мы еще не сознавали в тот час пьянящего счастья, как глубоки наши раны - излечимы они или смертельны. Перемены могут обладать живительной силой. И люди повсюду с таким же пристальным вниманием смотрели на экран, с каким они изучают свои раны, они наблюдали за передвижениями астронавтов в условиях небольшой силы тяжести скачкообразными, парящими, быстрыми. В тверди небесной что-то менялось.

Итак, Армстронг с Олдрином установили флаг. Заговорил кэпком. Он попросил астронавтов встать напротив телекамеры и объявил, что сейчас президент США обратится к ним с краткой речью.

Армстронг: Для нас это большая честь.

Кэпком: Господин президент, Хьюстон на проводе. Говорите, пожалуйста.

Было заранее известно, что президент обратится с речью к астронавтам, но либерально настроенные журналисты встретили слова кэпкома гулом неодобрения, на который истинные патриоты ответили неистовыми рукоплесканиями.

Президент Никсон: Нил и Баз, я говорю с вами по телефону из Овального кабинета Белого дома. Несомненно, это самый знаменательный телефонный разговор в истории человечества.

Журналисты сыпали язвительными насмешками. Это самый дорогой телефонный разговор в истории человечества, заметил кто-то. Зал разразился рукоплесканиями.

Президент Никсон: Я просто не могу выразить словами, как мы вами гордимся. Этот день станет самым великим днем в жизни американского народа. И людей всего мира. Я уверен, что они так же, как и американцы, преклоняются перед вашим подвигом. Благодаря вам небо стало частью мира, доступного человеку. Вы говорите с нами из Моря Спокойствия, и это вдохновляет нас удвоить усилия, направленные на установление на Земле мира и спокойствия. В этот исключительно важный момент в истории человечества все люди на Земле испытывают единые чувства. Они испытывают единое чувство гордости за ваши дела. Они возносят единые молитвы о том, чтобы вы благополучно вернулись на Землю.

В речи президента не было ни одного лишнего слова. Пожалуй, психология машин прививается быстрее в том обществе, где человек действует расчетливее машин, которые он использует.

- Спасибо, господин президент, - ответил Армстронг дрогнувшим голосом.

Что за сладостный миг для Ричарда Никсона, если первые слезы на Луне пролились после его речи.

- Нам оказали высокую честь и доверие, - продолжал Нил Армстронг, быть посланцами не только Соединенных Штатов, но и всего миролюбивого человечества.

Кончив говорить, он отдал честь. Снова послышались едкие замечания. Лицо Никсона исчезло с телеэкранов, его голос, звучавший в зале, умолк. Астронавты продолжали свою прогулку. По существу, она еще не была закончена наполовину, впрочем, возбуждение, вначале охватившее журналистов, смыла только что отшумевшая волна красноречия - теперь они размышляли над тем, не хочет ли Никсон нажить политический капитал на поддержке новой космической программы. Астронавты бродили по лунной поверхности, перелетали с места на место, перепрыгивали через впадины, проводили исследования и собирали образцы грунта; тем временем настроение журналистов изменилось. В зале сидели люди XX века, ловящие слова на лету, чуткие к малейшим изменениям моды. Астронавты уже полтора часа блуждали по Луне, и журналисты заскучали - некоторые из них предпочли улизнуть. Теперь собравшиеся чувствовали себя так, будто досматривали четвертый период бейсбольной встречи, заранее зная, какая команда победит. Телерепортаж походил на трансляцию игры новичков, которые бестолково бегали по полю в холодную погоду. Журналисты понемногу оставляли зал. Даже Водолей не досмотрел передачу до конца.