«Спокойствие»

ПОХОРОНЫ назначили на субботу, сказали, в первой половине дня в одиннадцать, сначала я думал, стоит подождать несколько дней, возможно, Эстер уже вернется, но замораживание не стали продлевать даже за доплату, женщина в бюро ссылалась на какой-то новый порядок и еще спросила, почему я не хочу кремацию — это и дешевле, и гораздо практичнее, к тому же я смогу выбрать дату, которая подходит всем членам семьи, — я ответил, я не могу сжечь свою маму, тогда уж лучше в субботу, и заранее заплатил за трехдневное хранение, она оформила счет и записала в книгу доставки: семьсот четыре-с-гробом-суббота-Керепеши, затем положила передо мной какие-то бумаги и показала шариковой ручкой, где я должен расписаться.

Когда женщина в бюро предложила кремацию, я невольно вздрогнул, потому что вспомнил мамины судорожные гимнастические упражнения — смотри, вот так они садятся, говорила она и, цепляясь за спинку металлического стула, стоявшего рядом с ее кроватью, показывала, как садятся мертвые в печи, по-

тому что пару месяцев назад она смотрела на эту тему научно-популярную передачу. С тех пор почти каждое утро она демонстрировала мне, как садятся мертвые, а я говорил, успокойтесь, мама, никто вас не сожжет, и осторожно, у вас опрокинется чай, но через несколько дней она снова заводила об этом речь, сынок, кремация — это безбожно, и я знал, она боится, что тот, кого сожгут, уже не воскреснет, и мне это даже нравилось, потому что никогда в этой долбаной жизни ей не было дела до Бога. В итоге она стала требовать от меня, чтобы я поклялся, что она не попадет в крематорий, она запрещает сжигать себя, на что я ответил, что не собираюсь ни в чем клясться, к счастью, она ведь не лежачая больная и вполне может дойти до нотариальной конторы и там получить бумагу, что ее нельзя сжигать, и только тогда она перестала об этом говорить, потому что последние пятнадцать лет она панически боялась выходить из квартиры.