«Воспоминание об Англии»

Я онемел. Я понял ее - но не поверил. То есть я и поверил, потому что она, конечно же, не могла шутить подобным, но, и поверивши, поверить все равно было невозможно.

- Не может быть, - проговорил я в конце концов соответствующее своему состоянию.

- Да нет, все так, - сказала моя собеседница. - И Рейтер передало, и "Свобода" об этом только и говорит. Горбачев под арестом, введено чрезвычайное положение, создан комитет спасения, Янаев там, Пуго, Павлов, ну, в общем, все.

Я отнес трубку от уха, открыл дверь будки и выступил из нее наружу.

- В Москве переворот, Горбачев арестован, - сказал я.

Жена с сыном говорили мне потом, что я произнес это таким голосом, что, не разобрав из-за разделявшего нас расстояния слов, они испугались уже одной этой моей интонации.

То, о чем говорили последние полгода - невсерьез, допуская такую возможность скорее лишь гипотетически, чем реально, как о чем-то подобном теме загробной жизни или существовании жизни на Марсе, - это свершилось. Чили, Аргентина, Пиночет, Югославия... но где невозможно что-то схожее, так это у нас. Мы не Латинская Америка, у нас это точно невозможно!..

Оказывается, возможно. А если танки на улицах - значит, обязательно кровь, если чрезвычайное положение - значит, непременно случайно или неслучайно застреленные... и если это свершилось вопреки всякому здравому смыслу, вопреки всем надеждам, значит, опять туда, назад, в отжитое, казалось, уже навсегда, навечно, невосстановимо. Боже милостивый, Боже милосердный, нет, невозможно больше туда, назад, нет сил, жили в нем - и жили, приспособились, приноровились, даже научились дышать полной грудью, но начинать ту, прежнюю жизнь заново - невозможно, нет сил, грудная клетка больше не выдержит...

- Так что же делать? - спросил я свою редакторшу в Париже. Ближе ее, находившейся за несколько сот километров, никого у нас не было, не с кем больше было посоветоваться, некому открыться в своем ошеломлении.

- Ну, если просить политическое убежище, то это просто пойти в первый полицейский участок. И заявить там.

Решившая без малого двадцать лет назад свою судьбу почти подобным образом, прожившая годы и годы в полном отвержении, утратив, может быть, даже надежду вновь ходить по родной земле, она видела ситуацию со своей стороны, я вроде как попросил совета - и она без проволочек отозвалась им.

- Нет, какое политическое убежище, - пробормотал я.