«Русачки»

Марии Иосифовне Татарченко, где бы она ни находилась.

И еще:

Анне, Ирине, Наде,

Клавдии-Большой, Надежде, Любе,

Шуре-Большой, Кате, Жене,

Шуре-Маленькой, Даше, Соне,

Оле, Вере, Галине,

Зое, Mapфe, Лидии,

Тане, Татьяне, Ванде,

Тамаре, Наташе-Маленькой, Агафье…

И еще:

Пьеру Ришару, Бюрже, Роже Лашезу,

Марселю Пья, Фернану Лореалю, Штими,

Поло Пикамилю, Раймону Лоне, Виктору,

Огюсту, Морису Луи, Ронсену,

Коше, Жаку Классу, Рене-Лентяю,

старому Александру, Бобу Лавиньону, Толстому Мими,

Ролану Сабатье, Дядюшке, Фатьме…

И еще:

всем тем, чье имя мною забыто, но не лицо, всем тем, кто приволок-таки домой свою шкуру, всем, кто ее там оставил,

и вообще, всем мудозвонам, которые не были ни героями, ни предателями, ни мучениками, ни палачами, а просто, как и я сам, несчастными мудозвонами.

И еще:

той старой немецкой даме, которая всплакнула в трамвае и дала мне хлебные карточки.

Это — машина. Огромная. Этажа два, не меньше. А перед ней я, прямо посередке. Пресс горячей штамповки, вот что это.

Жар от машины — адский! Засыпаешь в нее бакелитовый порошок, вкладываешь рожки из жести, маленькие и большие, маленькие в большие, бакелит плавится и заполняет пространство между двумя рожками; снимаешь форму, пуф — получаются заостренные головки снарядов из настоящей красной меди, как бы отлитые из цельного слитка, остается только покрыть их сверху, в цехе гальваники, неосязаемым слоем красной меди, — солдатики вермахта, те, что там где-то, на русском фронте, увидят, как подваливают полные вагоны сделанных дома упитанных немецких снарядов с надраенным до зеркального блеска острием из красной сверкающей меди, и поднимет это им дух почище, чем посылки с пряниками от невесты, и задумаются они, есть ведь еще в Великой Германии жилы: такая вот красная медь, не шутка, Иваны, когда получат таким по кумполу, должны, небось, затылки себе чесать, и вот уж они плюют в ладони, хватают свои стволы и чешут вслед за родными снарядами, Иваны ведь там, прямо, не ошибешься, полный вперед, вслед за блестящими медными головками добротных немецких снарядов, которые летят, насвистывая «Лили Марлен».