«На прибрежье Гитчи-Гюми»

Тама Яновиц На прибрежье Гитчи-Гюми

Посвящается Дэвиду Яновицу

Мы дома За ужином то вилки, то ножи – все валится из рук. Все как-то не с руки. В рыбе кости. В суфле скорлупа. В печенье песок. Мы жуем и жуем. И коль милосердие начинается с дома, то мы – на Луне, смотрим в калейдоскоп, но с обратной его стороны, как наша скрипучая мебель пошла ходуном. Пластинки скривились в подвале. На вертушку, как туша на вертел, насаженный, вальс стонет, покуда наш отпрыск мясистый орет. Пора обменять его в «Сирсе». Платили мы не за такого. Детали его проржавели. Мы завещаем себя для науки. Лондон иль Ларчмонт звонит, кто-то настойчиво ждет, когда мы отчалим. Кому-то нужен желудок, сердце и глаз. Добрых вестей ждать недолго. Придет человек с пылесосом высосать мертвые клетки из нашей кровати. Мир станет ужас внушать. Но никого не колышет. Над окосевшим нашим столом воздух даже не дрогнет. Из наших собранный деталей аноним будет палец сосать, уклоняясь от низколетящих столовых приборов. Филлис Яновиц[1] 1

Мама достала упаковку яиц.

– Только не это! – закричал Леопольд. Ему недавно исполнилось шесть. – Опять яйца? – Он взял коробку, отнес ее в кухонный закуток и принялся разбивать яйца в миску.

Через час он позвал нас ужинать. Когда мы уселись, он вышел из кухни, неся в руках нечто очень похожее на суфле, только формы для суфле у нас нет, поэтому он приготовил это в стеклянном противне для лазаньи.

– Леопольд! – воскликнула мамочка. – Чудо какое! Откуда ты знаешь, как это делается?

– По телевизору видел, – сказал он.

Суфле, или что это там было, оказалось чуть суховато, но мамочка сказала, что теперь будет искать на распродажах Армии спасения настоящий сотейник. Мы все были потрясены. Польщенный Леопольд скромно потупился. Такого огромного носа я не видела ни у одного ребенка. У него отец немец.

– Твой отец был шеф-поваром, Леопольд! – внезапно заявила мамочка. – Я разве не говорила? Или просто поваром – точно не помню.

– Кровяная колбаса, кислая капуста, – сказала Мариэтта, накручивая на палец прядь белокурых волос, – венский шницель и креплах.

– Кажется, ты говорила, что он был кинооператором, – сказал Пирс.

– Да ну, – махнула рукой мамочка, – какая разница.