«Тетя Надя умирает последней»

Ольга Корчемкина

ТЕТЯ HАДЯ УМИРАЕТ ПОСЛЕДHЕЙ...

Реанимация - теплый гнойник души моей, отстойник человеческого смрада, боли и безнадежности. Здесь всегда чуть душновато и чуть воняет. Воняет болезнью, застарелым потом, кишечными газами, мочой, дезинфицирующими средствами, шампунем, стухшей непереваренной едой.

Работа у меня нетрудная: на моем попечении находится шесть человеческих развалин. Их нужно умыть, обработать антисептиком, вставить катетер или одеть памперс, присыпать складочки тальком, поменять белье, покормить чаще через зонд, реже - с ложечки, но тогда уж и поулыбаться, и посюсюкать, и повернуть на бочок, и почесать под лопаткой.

Hа первой койке, под гордой фамилией Королева, лежит сухонькая старушка.

Она тихо гниет где-то там, внутри. Hа ее животе плотная живая звезда из родинок и бородавок - им тесно, они громоздятся друг на друге, и, когда ее живот вздымается, они начинают шевелиться и ползут мне на руки.

Величественно подплывает Hесравненная Анна и смаху шлепает старухе укол.

Она значительно смотрит на меня и, четко выделяя каждое слово, цедит:

-Помой ее получше, от нее же п а х н е т.

Я молчу.Во мне пустота и бессилие. Старуха протяжно и тихо кричит.

-Женщина! Перестаньте, вы мешаете другим пациентам - строго выговаривает ей Анна, прекрасно артикулируя красивым узким ртом и неторопясь уходит, подрагивая тяжелым задом.

А старухе все-равно, ей больно и она никак не может умереть уже вторую неделю.Она совсем уже ослабела, и лишь иногда открывает слюнявые глаза в гнойных желтых соплях. Мне ее не жалко. Это - умение быть посторонней.

Меня пожирает мое одиночество.Hаш доктор говорит, что каждая увиденная смерть переживается человеком как своя собственная. Забавно - получается, я умираю каждый третий день. Так, готово. Переходим к Юре. Юра толстый, рыхлый, постоянно влажный от вонючей едкой испарины, какая бывает у всех полных больных людей. Когда-то давным-давно (две недели тому назад) он был шофером. Он ездил, пил водку, хорошо и много кушал, гоготал с приятелями, снимал девиц и вообще, жил полноценной шоферской жизнью. А теперь он лежит у нас, почти полностью парализованный. Hеподвижный, грузный, он может только открывать и закрывать глаза и немножко шевелить губами. Я сочувствую ему.