Он, приподнявшись, повернул кресло так, чтобы видеть своё отражение в зеркале и, глядя на себя, затянулся незажжённой сигаретой.
— Не лицо, а биография страны: глаза зелёные, седина прямо из нервов лезет, морщины — гримасы печали и немножко радости, лоб выше среднего, жевательный аппарат слабо развит, впалые щёки выдают общую худобу тела. Всё остальное здесь, — Пикин постучал кулаком в грудь. — Я знал и ты знал, что мы это узнаем. Это слово-ключ всегда рядом с нами и в нас. Мы боялись произнести вполне произносимое.
Он погрозил пальцем зеркальному собеседнику, который, как показалось Пикину, уже был мало похож на него. Пикин в силу склада своего ума редко размышлял о банальном, его всегда тянуло к глобальным выводам. В свои тридцать семь лет он страстно пытался найти ответ на смысл прожитого и ещё больше на смысл своего будущего, которое он уже давно не видел дальше одного-двух месяцев. В философских терзаниях он открыл в себе хорошего собеседника.
— Ты только подумай, как я этого не видел раньше? Насколько можно быть слепым? На все неразрешённые и мучительные вопросы один ответ — Безумие! Да, именно с большой буквы, потому что это безумие всех, вцепившихся в шарик, ползающих по огрызку чего-то под названием Земля. Это мы её так назвали, а как назвал тот, кто её слепил, нам узнать не дано. Рылом-с не вышли. А всё норовим подержать Творца за космические яйца, в нутро природы залезть, поковыряться там своими лапами. Почему нам мало того, что уже есть? Может, чуем своё несовершенство? Я бы с удовольствием остался в девятнадцатом веке с его каретами, паровозом и телеграфом. Нет, нам надо всё быстрее и выше! Куда торопимся? Могильщика не объехать! Эх, люди-человеки! Кстати, как только речь идёт о кладбище, сразу же в памяти всплывает одно и то же стихотворение. В нём действительно есть магия потустороннего, согласись.
Пикин встал и, глядя в помутневшие глаза своего отражения, проникновенно, с выражением прочёл:
О, если правда, что в ночи,
Когда покоятся живые,
И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые,
О, если правда, что тогда
Пустеют тихие могилы, —
Я тень зову, я жду Леилы:
Ко мне, мой друг, сюда, сюда!
Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой,
Бледна, хладна, как зимний день,
Искажена последней мукой.
Приди, как дальняя звезда,
Как лёгкий звук иль дуновенье,
Иль как ужасное виденье,
Мне все равно: сюда! сюда!..
Комментарии к книге «Руна жизни», Роман Людвигович Перин
Всего 0 комментариев