«Мираж»

Боба Ахмылина трясло от негодования. Он незаметно себя начинал подвывать тоненько и жалобно. Боб метался по лагерю, пинал попадавшиеся ему ведра и пустые ящики, в который раз лихорадочно перерывал кучу из драных фуфаек и сломанных раскладушек в палатке – фуражки не было. Вот-вот из-за далеких хребтов должен был показаться вертолет, а форменная фуражка гражданской авиации – символ возвращения в цивилизацию – вдруг исчезла из рюкзака. Товарищи Боба, веселые и пьяные от предчувствия «жилухи», подхватив полупустые рюкзачишки, давно ушли на вертолетную площадку и, наверное, сейчас покуривали, трепались, а фуражка Боба как в воду канула. На мгновение Боб замирал, оборвав на середине искусный мат, прислушивался, выставив кудлатую голову из палатки, хватал горсть талого снега, забрасывал в рот и снова начинал поиски.

Вконец отчаявшись, он выскочил на улицу и остановился, озираясь. На сосновой радиомачте, подпертой для крепости пасынком, метрах в трех от земли спокойно висела его пропажа. Боб подскочил к мачте и хотел допрыгнуть, но обнаружил, что из внутренней стороны фуражки торчат четыре гвоздя на «двести». Выругавшись так, что становилась понятна жизнь и судьба его товарищей, Боб схватил топор и в три маха с хрястом уложил тенькнувшую порванной антенной мачту на землю. С горем пополам выдрав гвозди, расправил затрепанную фуражку и прижал ею вольные лохмы на голове. Через минуту Боб спешил на площадку с клокочущей мыслью набить морду Семе Мыльникову за величайшую подлость.