Алекс проснулась рано утром, одолеваемая одним желанием: работать. Продолжать работу над картинами, которые еще не завершены, которые она доделывала всегда в самую последнюю минуту, когда отправляла их на какую-нибудь выставку вместе с тремя сотнями других художников; работы развешивали в гигантских брошенных заводских корпусах, в надежде получить стипендию от художественной комиссии.
Два-три раза в неделю, когда не надо было ехать в Мельбурн, Энгликон или Гриндельвальд, чтобы сделать репортаж (причем он отказывался брать интервью у родственников какого-нибудь погибшего дальнобойщика, не хотел, чтобы телезрители видели, как они рыдают; отказывался он и провоцировать какого-нибудь оголтелого националиста, чтобы тот пугал расправой, грозя кулаком прямо в камеру), Рауль Либен осторожно, чтобы не разбудить детей, вечером, в половине десятого, переступал порог квартиры, в которой был слышен малейший звук. Потом они пили красное вино, из холодильника извлекалась литровая бутылка водки «Absolut Citron», которую Рауль неизменно привозил из всех дьюти-фри мира, поскольку там она была дешевле, и занимались любовью, робко мечтая об общем, наполовину еврейском ребенке, а чуть позже Алекс, прижавшись к Раулю, засыпала и ей снились его объятия, в которых она, собственно, и находилась.
Иногда детей на выходные забирал Филипп, тогда Рауль и Алекс в пятницу, сразу после обеда, отправлялись на стареньком «вольво», через всю Францию, в Париж, забирались под самую крышу – квартира в мансарде была буквально затоплена солнцем – и, взявшись за руки, смотрели вниз, на Рю Сен-Дени, на мужчин, которые только что вышли на улицу из оздоровительных центров; ненадолго забыв о своей сперме или об историях своей жизни, наполовину выдуманных, они на ходу оглядывались, взгляды их бездумно блуждали, скользя вверх, пока не добирались до фигурок двух людей на террасе мансарды, которые, тесно прижавшись друг к другу, смотрели на них с детской непосредственностью. Потом Рауль и Алекс с головой окунались в свою стремительную страсть, в мечты о жизни в Париже – когда-нибудь, вдвоем, – которые они в красках рисовали. А в воскресенье они возвращались назад в Цюрих; семичасовой путь, когда они оставались наедине с погодой, которая все время менялась, с зеленью, которая все время преображалась, оставаясь неизменной: все время один и тот же бегущий ландшафт, деревья и поля, и лишь на секунду в воде, брызнувшей из-под задних колес грузовика, вдруг возникала радуга.
Комментарии к книге «Закрыв глаза», Рут Швайкерт
Всего 0 комментариев