«Королёв»

Почему-то думают, что Королев не мог быть слабым.

Мог. И бывал. И это прекрасно.

Парадокс, но сила ГИРД была в ее слабости.

Звонок в дверь раздался, когда они еще чаю не попили: на белой скатерти — синие чашки, желтое масло, варенье клубничное грозит перелиться через край хрустальной вазочки, мурлычет патефон, сверкающий чайник пускает солнечных зайчиков, белый хлеб в плетеной корзинке разложен аккуратно, красиво; разрушая симметрию, он взял ломтик хлеба, будто лепесток с ромашки оборвал. За миг до того, как случиться звонку, он ей начал рассказывать свой сон, она удивилась, он никогда снов не рассказывал, не мужское дело; он был в прекрасном настроении, жмурился на солнце как кот, рубашка белая, в одной руке лепесток хлеба, нож в другой — весело было смотреть на него, и все бывшие меж ними раздоры, всех его женщин помнить не хотелось.

— Это за тобой, — сказала она, и углы рта поехали вниз, как у маленькой обиженной девочки, — я думала, хоть сегодня дома побудешь.

— Нет, — сказал он, — это, наверное, какая-нибудь телеграмма.

— Я открою, — сказала она.

— Сиди, сиди. — Ах, такой он был уютный в этот день, такой домашний, даже не верится. — Я сам.

А потом она услышала их голоса в передней и сразу все поняла, не нужно было даже называть его гражданином вместо товарища и произносить страшное слово «ордер», одних голосов достаточно, чтобы понять, он-то знал давно, знал с того самого дня, когда взяли Клейменова и Лангедока, и она знала тоже.

Она бросилась к нему; она думала, что руки его уже скованы, но этого не было, те двое его не держали, просто стояли на пороге, один в пальто кожаном — в июньскую-то жару, другой в костюме; вроде бы такие же люди, как мы, но что-то неуловимое в них сразу выдает пришельцев из иного мира — мира, где нет солнца и варенья на белой скатерти нет, а есть — столы, заваленные бумагами, черные телефоны, кровь, ночь, безжалостная лампа освещает портрет усатого человека на стене.

— Сережа…

Он топтался растерянно, плечи опустились, он как будто вмиг сделался меньше ростом. Никогда она не видела его таким беззащитным. Сережа, ах, Сережа, зачем были псе эти ссоры, зачем все… Сейчас дверь захлопнется, отрежет его от нее точно ножом, а они самого-то нужного друг другу так и не сказали, уж столько лет вместе, дочка, а сказать, как любишь, вечно недосуг.