«Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido)»

Памяти моего отца.

— К тебе просочились… — сказал полицейский комиссар.

— Просочились? Есть у меня один — Матео, но он уже двадцать четыре года в муниципальном совете.

— Просочились, просочились. Потому, Игнасио, я и говорю тебе: убери его, иначе скандала не миновать.

— А кто станет скандалить? Я все-таки глава муниципалитета, алькальд, и ты меня хорошо знаешь. Кто осмелится?

— Тот, кто наводит порядок.

— Кто?

— Суприно. Он вернулся из Тандиля… привез распоряжение.

— Суприно — друг, будет он чепухой заниматься! Месяц назад я ему пикап продал, а деньги до сих пор не получил.

— Вот он и будет наводить порядок.

— Какой еще порядок? Похоже, тебя газеты оболванили.

— Этот Матео — коммунист-марксист.

— И кто тебе такое в голову вбил? Матео вместе с нами еще в школу ходил.

— Переметнулся.

— Но ведь у него только и дел что налоги собирать да бумаги в канцелярии подшивать.

— Предупреждаю тебя, Игнасио. Гони его.

— Да как я выгоню его, толстяк? Люди спуску мне не дадут.

— А я на что?

— Э, хватит, толстяк, болтать. Шел бы ты куда подальше.

— Я серьезно. Суприно сейчас в баре. Он сам зайдет к тебе и посоветует то же самое.

— Пусть сначала мне должок вернет. А не то выведу его на чистую воду.

Двое полицейских, стоявших под деревом у подъезда, отдали Игнасио честь, как только тот появился в дверях комиссариата. В раздумье о состоявшемся разговоре он сел на велосипед и не спеша отъехал. День обещал быть жарким. Утреннее солнце уже успело накалить воздух, вероятно, градусов до тридцати шести. У перекрестка Игнасио замедлил ход, чтобы пропустить грузовичок, развозивший сифоны. Затем, проехав по центру города еще с квартал, остановился у бара и, поставив велосипед в тень, направился к подъезду. Войдя в зал, он снял кепи и поднятой рукой приветствовал находившихся там посетителей. Ему ответили двое игравших в карты стариков.

Подойдя к стойке, Игнасио бросил:

— Привет, Вега. Суприно не видел?

— Он только что ушел. Какой-то дерганый весь. К Рейнальдо подался, в конфедерацию труда. Забастовка, что ли, будет?

— Где?

— Здесь. Суприно сказал.

— Ну и дела, дружище. Похоже, все рехнулись. Дай мне кока-колы. — Взяв бутылку, он жадно начал пить.

— Что еще нового, Игнасио?

— Откуда мне знать? Чего еще тебе Суприно наговорил?