«Виктория»

1022


Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Эдуард Мезозойский и Эллон Синев Виктория

Безвременье

— Время солнечных дней,

— Время честной игры,

— Время ставить шатры

— И стреножить коней.

— Время петь у костров,

— Слушать зов старины,

— Время рвнней весны

— И загадочных снов.

— Время это — обман,

— В мире времени нет. -

— Есть обломки побед

— И развалины стран.

Девушке со звездными глазами посвящается

Абсурд. Непонятная мозаика, неразрешимая головоломка. Принципы бытия разрушаются на глазах. Гаснут звезды, солнечный ветер больше не раздувает хвосты комет. То, что произошло — нереально, невозможно. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Тем не менее… Тем не менее… Что «тем не менее»? Что происходит? С чего все началось? Видимо, с плохого настроения.

У него было плохое настроение как минимум уже полгода. Депрессия, самая настоящая депрессия. Ему ничего не светило в жизни, а то, что он имел раньше, — утратил. Ему было все равно в буквальном смысле слова. Наверное, поэтому он и решил ввязаться в драку. Почему бы и нет?

Двое пьяных мужиков приставали к девушке со звездными глазами. Грустила ночь, холодный ветер гнал по асфальту мокрые листья. Девушка сопротивлялась как-то вяло и без всякой надежды на успех. Тоже депрессия? Он не был героем-победителем драконов и принцем-освободителем принцесс. Времена эти давным-давно захлебнулись в реке Лете, утащив за собой любовь и надежду. Осталась только смутная вера во что-то или в кого-то там, наверху, определяющего человеческие судьбы. Он жил быстротечными мгновениями реальности, сиюсекундным настроением, жил по принципу «почему бы и нет?»

Вопреки ожиданиям пьяная драка не состоялась, мужики поворчали, поматерились, постучали кулаками себе в грудь и ушли. Лицо девушки ничего кроме усталости и растерянности не выражало. Звездочки в глазах померкли.

Он… Что же он сделал? Да, он взял ее под руку и сказал: «Давайте я доведу вас до дома.» «Где вы живете?» — затем спросил он. «Что же вы молчите? — проговорил он, не получив ответа. — Какая-то вы потерянная. Пойдемте.»

Девушка молча подчинилась. Ветер плакал и жаловался, лужи отражали холодный свет фонарей, в старом доме, в единственном тлеющем окне играл скучную песню маг. Они сделали несколько шагов и вошли в туман.

Клубы дыма над сгоревшей дотла избой, утренняя дымка над глубокой рекой. Болотные огни и зловонные испарения. Свежий туман над красно-зеленой равниной. С чем еще можно сравнить странное ощущение безвременья и беспространственности, когда не различаешь предметы в двух шагах впереди, когда потеряны стороны света, и земное притяжение вот-вот отпустит тебя в седую пустоту?

Что общего между подобным ощущением и иллюзорной видимостью сырой камеры (ТЮРЕМНОЙ?) с низким потолком и идеально каменными стенами? Что общего между утренней дымкой под солнцем и спертыми парами воздуха, обнимающими тусклую маленькую лампочку?

Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Человек не переносится в одно короткое мгновение из одного неуютного места в другое, еще хуже. Телепортация пока не изобретена.

Девушка очнулась и осматривается по сторонам. Испуг и недоверие написаны у нее на лице. Взгляд на мгновение потускнел, затем зеленые звездочки вспыхнули с новой силой. Интересно, смогут ли они полыхать ярче мерзкой двадцатипятиваттной лампочки? Или они сумеют прожечь дырку в стене, расплавить камень? Расплавить каменное сердце? Наверное, чудовищное ощущение, когда раскаленная лава жжет тебя изнутри, пытаясь пробиться в солнечный мир. То же самое, что выпить жидкое золото.

Мозг отказывается верить в происходящее. Мозг говорит: это сон. Рассудок твердит обратное. Глупо щипать себя за руку и хлопать по щекам. Человек в состоянии проснуться усилием воли… если он спит.

Кошмарная нереальность, нереальная кошмарность. Ты же всегда гордился логическим складом своего ума. Человеком-компьютером называла тебя твоя бывшая жена. И восхищалась одновременно твоими стихами. Двуликий Янус, кто есть ты настоящий, какое из двух «я» глубже и искренней?

Стоп! Опять же стоп, не будем отвлекаться по пустякам. Что мы имеем? Имеем мало, почти ничего. Сон ли это? Теоретически — да. То, что произошло — чушь собачья, такого не бывает. С другой стороны, все когда-нибудь бывает в первый раз. Это не доказательство. Теоретически — сон. Практически, объективно, реально — нет. Я бы давно проснулся. Реальная духота, реально-сырые стены, нож в кармане…

Да. В кармане брюк — нож. Интересно, не правда ли? Ты всегда мечтал иметь выкидуху — с кровостоком, с лезвием из медицинской стали, настоящий скальпель — не нож. Увесистая игрушка, приятно укладывающаяся в руку. Но у тебя никогда не было столь желанной игрушки, ты не мог себе этого позволить. А сейчас она у тебя есть. В правом кармане брюк,

Сложенный. Пружина сжата. Пружина готова зазвенеть при одном-единственном тихом нажатии маленькой кнопочки. Пушку иметь, конечно, круче, Но нож… Он придает уверенности в себе, он делает тебя неким хладнокровным лесным богом,

И опять не туда. Почему она так пристально на меня смотрит? Почему она молчит? Впрочем, ты ведь тоже молчишь, не так ли? Дурная привычка — разговаривать с самим собой. Правильно, а кому еще поведаешь то, что у тебя в душе творится? Конечно, только своей душе, самому себе то есть.

Черт возьми, это же просто самообман, игра в прятки с собственным мозгом. Постоянные уходы в сторону, сложнейшие комбинации — большая куча мячей, забитых в ворота при помощи небезызвестного Хоттабыча. Двадцать два дурака один мячик пинают, мою голову пинают из стороны в сторону. Сосредоточься и воспари.

Это не сон — раз.

Нож в правом кармане. Настоящий, настоящее не бывает — два. Что касается цели, цель тоже дана (КЕМ?) — убить. Ее. Девку. Каким-то образом я знаю, что мне необходимо ее убить. Ну, не то что бы необходимо… Желательно весьма по крайней мере. Иначе… В противном случае… В общем, будет не очень хорошо, скорее плохо, а может быть, еще хуже. Кончай кувыркаться, ты прекрасно знаешь — ОТКУДА? — что конкретно произойдет: вас пришьют обоих. Причем пришивать будут ОЧЕНЬ медленно и ОЧЕНЬ болезненно,

Какой-то дурацкий сон, который сном не является. Или это сон длиной в жизнь, или это жизнь есть сон (КАЛЬДЕРОН) — непонятно.

Короче: мотив у песенки простой. В некий определенный момент времени ты находился вместе с девушкой, сидящей сейчас напротив тебя на скамейке, в определенной точке пространства. В некий последующий момент времени— хм, ясно, что не в nредыдущий — ты опять же вместе с этой девушкой каким-то не поддающимся объяснению образом был перенесен в иную точку пространства. Проще говоря, сюда, в эту… камеру смертников,

У тебя есть нож. Ты не помнишь, дали его тебе или он просто появился, возник из ниоткуда, но он у тебя есть. Ты это прекрасно знаешь. Так же ты в курсе — снова непонятным образом или способом — что конкретно от тебя хотят. Неважно, кто и зачем — это все равно не поддается разгадке. Сейчас важнее другое. Боже, как трудно заставить мозг работать в нужном направлении. А я-то всегда думал, что владею холодным и раосудительным — компьютерным — умом. Дважды два — четыре. Пятью пять — двадцать пять, не всегда, правда, иногда две с половиной тысячи, особенно когда крыша протекает, что именно сейчас с тобой и происходит нет надо взять свой серый шарик в руки отнять его у футболистов в тяжелых бутсах.

Значит, так. Далее. Предоставленным оружием ты должен убить, уничтожить сидящие напротив ласковые искорки в зеленых глазах РАЗВЕ МОЖНО ТАК СКАЗАТЬ? глазах на тонком лице, обрамленном волнами кипящего золота. Ты должен убить девушку. Если ты не… прирежешь, если ты не прирежешь девушку, вас уничтожат обоих. Если же ты решишь самопожертвоваться, приставишь лезвие к запястью и попытаешься вскрыть себе вены… хм, девушку уничтожат все равно. Причем процесс этот будет долгим и мучительным. Все? Нет, еще информация: времени у тебя два часа, сорок минут из которых уже упали. Теперь все.

Детская арифметика, два минус один — остается один. Два не минус один — остается два. Два трупа. Два минус один, да не тот один — аналогично: трупы с отрезанными ногами, содранной кожей… ну и так далее, у кого как фантазия работает.

Что-то знакомое есть в этом странном взгляде, в этом движении головы, откдывающей со лба струи волос, в нервном подрагивании рук. Я даже не знаю ее имени. Надо бы спросить, конечно, неудобно сидеть и молчать, угрюмо поджав губы и уставившись куда-то в сторону. Неудобно? Ха! «Позвольте узнать, милая незнакомка, как вас зовут?» — «Юлия.» — «Извини, Юлия, я должен тебя убить. Так получилось. Не беспокойся, я тебя не больно зарежу.»

«Послушайте, может быть, мы все же познакомимся?»

Неужели я произнес это вслух? Изумленно-огорченный взгляд, полуоткрытый рот, неуверенная скользящая улыбка. «Что с тобой, Виктор? Зачем ты так?» Ага, ага, если бы это был сон, я бы просто восхитился. Совершенно незнакомая девочка знает тебя по имени и, судя по всему, намекает на какую-то связь в прошлом. Дружескую, конечно, не более того, слишком шикарное у нее тело… для меня. Снова смотрит — пристально, открыто, грустно, со скрытой болью и вызовом. Да она знает! Как пить дать, она знает все мои мысли, знает, какая участь ожидает ее.

Что получается — я уже решил окончательно и бесповоротно? Нет-нет, глупости, конечно! Это я к тому, что конец ее в любом случае предрешен, и он уже близко — через полтора часа. Девушка нервничает, девушка боится, хотя изо всех своих силенок старается не подать и виду. Руки, руки выдают ее. Порывистые движения, какая-то авторучка, которую она уже полчаса вертит и так, и эдак. Длинные нежные пальцы — кончики их подрагивают. Что я хочу этим сказать? А что я, собственно, вообще хочу сказать? «Послушай, ты, сука, заткнись и не сверли меня взглядом! Через полтора часа ты сдохнешь самым свинским образом, потому что я, Виктор-победитель, хочу жить!» Твои зеленые лучики не помогут тебе, девушка, ты в любом случае обречена, почему бы не совершить напоследок хорошее дело?

«У вас потрясающие глаза. В них чувствуется боль и тоска. Вы, наверное, много испытали в жизни?» «Что я тебе сделала, Виктор?» «Не называй меня Виктором, девочка. Я не Виктор, а Денис, и вообще не местный, а из дальних стран, где на небе два солнца, и лето круглый год.» «Но…» «Там цветут арбузы и пальмы, а люди умеют летать, но не пользуются даром своим по глупости. Я прибыл сюда, чтобы стать пророком, но вот не повезло — посчитали за белого брата.» «Больно, Виктор!»

Включают свою логику, ублюдок. Кончат молоть чепуху, кончай гнать. Кончай растекаться мыслью по древу. Самозащита мозга — упрямая штука, но должна же быть воля? Воля и разум. Ощути себя сверхчеловеком. И перед той, чей взор далек и призрачен, как снег, склонился я — не Полубог, но Богочеловек. Кто я — тварь дрожащая или право имею? А это уже не ты сказал, фраза Достоевскому Федору Михайловичу принадлежит. Хотя сути дела все равно не меняет.

Жалко девушку? Жалко, кстати, у пчелки, почему именно она? Такая беззащитная, наивная, непосредственная, такая печальная и прекрасная? Просто идеал. Почему не какой-нибудь мудила, обритый наголо, весь в наколках, каких много я встречал в жизни? Почему не один из тех, кого я ненавижу?

Загвоздка в том — кого именно. Успокойся. Проанализируй. Значит, так. Я убиваю того, кого ненавижу — совесть по боку. Да. Это было бы даже приятно… в какой-то мере. А того, кто мне нравится, кто мне небезразличен, я убить не в состоянии. Нет, нет, нет.

И все же: огромный шаг вперед, в стан сверхчелозеков. Как просто! Дело не в самом поступке, дело в том, на кого он направлен. А ты, оказывается, абсолютно аморальная личность. В таком случае что за творчестве муки? Мoрального барьера для тебя не существует, физического — тоже. Преград нет. Наказания не последует. Желание жить — раскаленное. Простейшая логика.

Э, опять не то!

Размышления на тему, какое право имеет человек распоряжаться судьбой другого человека, давным-давно устарели. Никакого, конечно, — суб специа этэрнитатис, — с точки зрения вечности, с точки зрения идеала, практически все обстоит иначе. Убивают на войне, убивают за кусок хлеба, убивают просто так. Маньяк и ангел, негодяй и алгол — каждый по-своему прав. Нет абсолютной истины, разве что только в вине.

Я — не исключение, Я должен убить. И я МОГУ убить, тем более что мотив солидный, причина вполне уважительная: убить, чтобы выжить.

Итак, мы пришли все к тому же, вернулись на круги своя. Насилие дозволено, насилие осуществляется повсеместно. Но над кем-то его совершить сложнее. Почему — совершенно ясно: многоступенчатость воли, поблажка собственному «я». Я могу уничтожить врага, и сделаю это без особых усилий. Гораздо труднее лишить жизни красивую девушку, потому что красивые девушки имеют свойство нравиться. Нравиться МНЕ. Железная логика; моральные принципы не играют здесь никакой роли, все зависит от личных пристрастий. Каждый человек — эгоист звезды класса G, у каждого идеально солнечное «я». И это справедливо: не будет солнца — не будет жизни.

«Виктор, я должна кое-что тебе сказать…» Очередная банальная фраза Молчи. Смысла отвечать нет. Не так. Будь честным с самим собой. Отвечать опасно. Ты ее не знаешь. Ни в коем случае нельзя сходиться с ней ближе. Знакомого человека, знакомого хотя бы чуть-чуть, труднее… труднее… труднее, в общем.

Смешно. Похоже, ты все уже обдумал. Твое подсознание решило проблему за тебя.

Но ты же не животное, над которым всецело довлеют инстинкты! Где воля, воля, воля твоя? Время тает, время чернеет, как снег под солнцем. Время становится рыхлым и превращается в воду, песочно-водяные часы по капле измеряют судьбу. Осталось сорок пять минут. Мне кажется, или лампочка тускнеет? Девушка, Юля, кажется; оставила все попытки заговорить и молча и напряженно вертит авторучку в руках. Нервы, нервы. Губы искусаны, капельки пота мерцают на висках. Самая нежная, самая восхитительная вещь на свете — запах женского разгоряченного тела. Мятые простыни, откинутое одеяло, рассыпанное по подушкам золото. Юлия. Барабанная дробь ливня по крыше беседки и молнии в небе. Юлия. Сон длиной в жизнь, Юлия, Юлия. Всегда и везде Юлия, Юлия, Юлия. Твой утраченный идеал, идеал, растерзанный, раскатанный, разбрызганный КАМАЗом по асфальту. Бесформенные очертания на столе в морге, заколоченный черный гроб, комок сырой земли в сжатой до боли руке. Все в мире — Юлия.

И эта стерва напротив — тоже Юлия. Украла имя и внешность. Украла глаза и голос, украла жизнь у той, другой. Теперь ты вспомнил. Теперь ты смело можешь сказать, что это не сон. И не реальность. Ты просто сходишь с ума. Сумасшедшие не в состоянии проснуться, как сильно не желали бы. Я сумасшедший, эх, мать твою, я сумасшедший! Давайте пить, курить и драться, судьбину водкой заливать, пусть будем пьяными валяться, не стоит, братцы, горевать. Шестьдесят минут два раза по. Полчаса. Плюс двадцать, пятьдесят итого. Успокойся. Остынь. В левом кармане брюк у тебя сигареты и зажигалка. (В ПРАВОМ — НОЖ). Закури. Так. Расслабься. Вспомни хорошенько: никакой Юлии не было. Ты ее придумал. Это персонаж нескольких твоих рассказов, не более того. Ты учился в университете. Работал. Был женат. Развелся. Все как у обычных людей. Сейчас ты здесь, немного странно, но против фактов не попрешь.

И разумеется, девушка напротив тебя — никакая не Юлия. Не забывай, что Юлии не существует, нет Юлии и не было. Девушка знает тебя; возможно, вы встречались где-то, ты просто не помнишь. Мало ли в жизни случайных знакомств? И уж, конечно, вовсе она не идеал. Обыкновенная шлюха. Да-да, именно так: обыкновенная шлюха. Порядочные девушки ночами сидят дома, читают книжки или смотрят цветные сны, и не пытаются их снять пьяные в драбадан мужики.

То, что происходит — реально. Тебе придется переступить через себя. Каждый человек — потенциальный убийца. Не давай воли жалости, жалость — всего лишь разновидность эгоизма, ублажение скучающего сознания, искусственное выдавливание печальной слезы. Жизнь — вот единственное, что имеет хоть малейшую ценность. Твоя жизнь. Не лживая арифметика типа «одна голова лучше, чем ни одной», а некоторое количество физических удовольствий, которые тебе еще представится возможность испытать. В конечном итоге все и всегда упирается в проблему смысла жизни. Для чего живет человек, с какой целью? Каждый на данный вопрос должен ответить самостоятельно. Ответы будут принимать самые различные формы, хотя, если хорошенько подумать, подразумевается всегда одно: удовольствия.

Следование какой-либо высшей идее — удовольствие. Аскетизм, отшельничество, служение Богу — удовольствие. Мазохизм — тоже удовольствие. Так уж устроен человек, что никогда и ни за что не сделает себе во вред, если только существует возможность выбора.

Девушку придется убить. Угрызения совести неизбежны — но и не вечны. Удовольствия компенсируют все. А, кроме того, разве мучения совести — не удовольствие? Самокопание и самобичевание свойственно поэтам. Да войдет в Рай твоя душа… Или ты не поэт, а логик? Холодный ум, человек — компьютер, человек — бит и так далее? В таком случае зачем волноваться? Дважды два — четыре в любом уголке космоса. Если дважды два — четыре в любом уголке твоего сознания — это здорово.

Гражданином быть лучше, чем быть поэтом. Компьютер живет сам и дает жить другим, совершая насилие лишь в случае жесткой необходимости. Поэт ежесекундно насилует себя и других, поэт — это зомби, воскресший труп, которому нет покоя даже после смерти.

Сорок минут. Еще чуть-чуть, и ее взгляд разрежет стены. Коленки крепко сдвинуты, серебристая авторучка вертится все быстрее в тонких пальцах, дыхание громкое и учащенное. Жаль. Красивая, красивая девушка.

Тебе предстоит суровое испытание. Те, кто это придумал, пошли до конца. Хитро и жестоко: нож. Не пистолет. Не автомат. Не топор. Нож. Вот он, в кармане. Ладонь удобно обхватывает длинную тяжелую рукоять, большой палец автоматически ложится на жесткую кнопку. Одно усилие — и, сверкнув, появится лезвие. Нож. Каково это — убить ножом? Зарезать? Алый порез на загорелой коже, еще один, пронзительные крики, липкая кровь. Ты не профессионал. Когда она умрет — с пятого удара, с двадцатого? Сколько это продлится — сплетение тел, отчаянные мольбы, просьбы, униженные обещания отдать, сделать все, что ни потребуешь; руки, судорожно закрывающие лицо — и полосы, тонкие, зигзагообразные, красные полосы на шее, на щеках, на лбу; и темные пятна, медленно проступающие сквозь одежду.

Тридцать пять минут. Да, мне не показалось: лампочка тускнеет. И как будто становится труднее дышать. В чем причина? Два человека за столь короткое время не могли использовать весь кислород, пусть даже в таком маленьком и непроветриваемом помещении. Тогда что? — Начало конца? Кто бы там ни был, за стенкой, он шутить не любит. Тридцать три минуты.

Нет. Не могу. Философствуй — не философствуй, человеком все равно останешься, в бездушную машину не превратишься. Эмоции не поддаются математическому анализу. Я не сделаю этого просто потому, что не сделаю. Такое даже представить невозможно.

Хотя, почему? Представить-то как раз не составляет особого труда. Девушка будет…

«Виктор, послушай меня. Я должна…» Замолчала. Ни одной фразы не договаривает до конца. Странная. Странно и дико все это: монолог в никуда, поиск пустых глазниц, заискивающий тон. Знает. Разумеется, знает. И боится. Она будет кричать и сопротивляться. Она заведет тебя. Сучка заведет тебя, разве не так? Прекрати заниматься самообманом. В душе ты — садист. Подумай об этом. Подумай об этом хорошенько. Загляни в темные, пыльные, завешанные паутиной закоулки сознания. Ты всегда знал о существовании грязного мозгового подвала; время от времени оттуда доносились странные запахи и приглушенные крики, что-то могучее и бесформенное пыталось выломать дверь, запоры трещали и прыгали, но не поддавались. Твоя воля удерживала их. Она была вынуждена удерживать их, ибо ты прекрасно понимал: открыть эту зеленую дверь — значит выпустить джинна из бутылки, значит сойти с ума.

Двадцать восемь.

Сейчас же ничего иного не остается, выбора нет. Альтернатива сумасшествию — смерть. Ха! 0пять ненужная загрузка, максимализм поэтического сознания. Любовь и смерть, могу ли я? хочу ли я? — а! магнолия!

К чему комплексы? От единственной сигареты не становятся заядлыми курильщиками, один раз уколоться еще не значит сесть на иглу. В жизни нужно испытать все. Жизнь, она один раз дается. Великолепная философия «почему бы и нет?»

Будь панком, будь скинхэдом, будь садистом, наполняемость твоего «я» не изменится ни на йоту. Смысла в жизни нет, смысл есть в удовольствиях. Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет. Много на свете удовольствий, но самое высшее наслаждение — преступить. Преступить закон. Плюнуть на моральные устои. Послать к чертям нравственность. Выпустить из подвала сознания запертое веками цивилизации подлинное «я» — и дать ему волю. Изнасиловать самое себя.

Тупой ублюдок. Подобная возможность представляется лишь раз в жизни или вообще не представляется никогда. Делать все, что ни пожелаешь, очистить свой мозг от шлаков морали. Абсолютная свобода. Абсолютная безнаказанность.

Двадцать четыре. Двадцать четыре. Душно, товарищи, душно. Эх, упущенное время! Полтора часа упущенного времени. Фактически все уже решено. Нет смысла сидеть без дела. Волосы, мокрые от пота. Есть смысл получать удовольствие. Коленки боязливо сжаты. Мы — панки. С Джойсом не имеем ничего общего. Не надо прятаться за словами. У каждой вещи есть имя. Звездные глаза подернулись голубой дымкой. И есть имя, которое я повторяю. Становится темнее.

Зверь, выползай! Ты долго мечтал. Тебе было плохо. Ты едва не умер от вечного холода, холода, холода подземелья. Появись, зверь! Аленький цветочек напротив предназначен тебе в жертву. Дышать становится просто невозможно. Называй вещи своими именами. Придумай названия тем вещам, у которых нет названий. Машина не умеет изворачиваться и лгать.

Ты хочешь ее. Ты можешь ее получить. Ты можешь сделать с ней все, абсолютно все, что придет тебе в голову. Ударь ее, ударь сильно, чтобы она упала на пол. Намотай мягкие волосы на руку и дерни изо всех сил, заставь подняться на колени. Она будет кричать. Она будет ползать на коленях и униженно молить тебя не причинять ей боли. Она будет искать твои руки и гладить их, и целовать, прижимать их к себе и обещать сделать все, что ни пожелаешь — сделать добровольно. Она даже попытается ласкать тебя.

Оттолкни. Ударь кулаком в лицо. Сорви одежду, сорви все до последней нитки, получи удовольствие, рассматривая прекрасное девственное тело. У тебя есть нож. Нарисуй быстрыми багровыми линиями картину на обнаженном животе. Изнасилуй. Изнасилуй ее сладко и жестоко, сделай так, чтобы она кричала, стонала, хрипела одновременно от боли и от наслаждения. От наслаждения болью. В наивысший момент последней судороги выдави к дьяволу проклятые звездные глаза!

И это будет только началом.

И это будет только началом.

Душно, Боже, как душно! Семь минут. Неужели всего семь минут? Где остальные? Куда испарились остальные? Ощущения рыбы, вытащенной из воды. Лампочка почти погасла. Или это темнеет в глазах? Зато яркие круги, круги, круги по воде. Юлии плохо. Она умирает снова и снова. Расширенные зрачки. Ужас отражается. Она отбросила в сторону. Резко. ЧТО? Отбросила в сторону ручку.

Знаешь, смешно. Только смеяться нет сил. Едва ли это можно назвать канцелярским товаром. Хотя — да, АВТОручка. Некогда секретное оружие КГБ. Авторучка с одним патроном в стволе.

Милая Юлия! Благородная, родная, любимая! Я просто обязан избавить тебя. Тебя от страданий. Тебя. Три. Встать трудно, очень и очень. Шаг. И еще один. Кровавые слезы на щеках, линии огня. Красные полосы сюрреалистической конфигурации, лохмотья вместо одежды, — странно. Но звезды не погасли, светят звезды по-прежнему, мерцают из глубины веков. Шаг. Отражается ужас. Инстинктивное движение в сторону канцелярского предмета. Учащенное дыхание. Родная моя! Поздно, слишком поздно! Рыбка золотая! Шепот ветра и запах ветра. Стук дождя по свежевскопанной земле — там, вдали, за рекой и полем. Медная ночь слез. Юлия. Моя жизнь и моя смерть. Юлия! Возьми мои любовь…

Вот это да! В принципе, следовало ожидать чего-то подобного. Зеленые тона. Шторы, обои. Зеленая дверь. (КУДА?) Тумбочка красива квадратной красотой. Мягкая постель. Горизонтальное положение меня. Сон, ужасный сон. Человек, безусловно, способен проснуться усилием воли — если он пытается это сделать.

Я не пытался. Я поверил. Что за прелесть эти сны! Руки до сих пор красные. Слишком реально. Впрочем, забыли. Восемь часов утра. За окном — зима, за окном — темнота, холод и голод. Сплетение снежных линий на стекле просто бесит. Другое дело — тумбочка. Строгая тумбочка в точной палате.

Спокойствие — приятная штука. Чайник работает четко, быстро, без перебоев. Лишний пар выпускается.

Итак, что мы имеем? Прошлое: нервный срыв на почве жизненной трагедии. Моральное истощение, депрессия. Легкие головные боли. Если подумать, не так уж страшно — всего месяц полноценного отдыха в растительной комнате.

Настоящее: ровно восемь часов утра. Какое-то там января. День выписки. Моральная полнота, духовный подъем. Уверенность в собственных силах. Тянет на хи-хи.

И будущее, мое будущее: долгая эпопея удовольствий. Жизнь по панку. Я сбуду свои желания — главное, отмыть руки. Смыть с них боль. Последовательпость прямолинейно ясна. Принять вертикальное положение. Подойти к двери. Выглянуть в коридор. Крикнуть сестру. Послать за халатом. Ушла. Сегодня день выписки. Сегодня Виктория. Проблем не возникнет. Мои мысли белее снега, мой рассудок тверже камня. Не возникнет проблем — если отмыть руки. Чувствую, как кровь въедается в кожу. Медлить нельзя как я буду жить с красными руками с красными руками с красными? Въедается в кожу. Больно! Скорее и сильнее! Похоже я опоздал бесполезно сейчас придет длинный белый халат в очках перчатки? время ровно восемь утра не странно ли может в карманах держать их спрятанными как нож Юлия!!! Эх, если бы отмыть руки…

  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Виктория», Эдуард Мезозойский

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства