Однажды в отпуск приехал брат, салага-первокурсник. Буквально на три дня выпустили — за «успехи» в учебе. Его, собственно, уже, никто и не ждал — думали «хвосты» сдает.
Отпущенное время брат использовал с небывалым рационализмом, похожим на размах. Посетил всех родственников. У деда вышиб слезу. И поток воспоминаний.
— Идем мы по Румынии, да… Командир впереди… Вот так двор, там колодец, да… Жарко, боже ж ты мой!.. Все, спрашивают воды. Воды, говорят… Нэштэ русишэ, отвечают, — не понимаем по-русски. Я тогда говорю… и т. д.
Вплоть до объяснения, откуда ему, Ефиму Божичу, известен румынский.
Думаю, дед не вспоминал об этом примерно со времен двадцатого съезда. Но форма, как говорится, располагает. Тем более брат привез с собой сапоги. Запах от них выветривался потом недели две. Я хамил:
— Хорошо еще, что ты не, кавалерист.
Мама смотрела на меня осуждающе. Отец улыбался в ожидании Сашкиных рассказов.
Из этих рассказов я запомнил в основном фамилии — Кузин, Горелов, Сушкевич, Скорохватов…Самое, удивительное, что через полтора года фамилии вдруг стали людьми. Такое не часто встречается.
Брат, не стесняясь, вводил в семейный обиход военную образность. Например, старший лейтенант Расходов в его эпосе командовал кому-то:
— Снимите, женский половой орган и наденьте пилотку!
Что означало: поправить головной убор. Мама всплескивала руками:
— Так и сказал: орган?
— Нет, — отвечал Сашка, — назвал, его… настоящее имя.
— Какой кошмар! — вздыхала мама. — Вы там ругаетесь как сапожники.
Позже, я понял: она преуменьшала. Впрочем, если сапожников поместить в казарму.
Культурная программа первокурсника — артиллериста, похоже, ограничивалась коллективным посещением кино и пением в хоре. Последнему никто не удивлялся — в семье жила легенда о музыкальных способностях брата. Тем более он проучился три года по классу фортепиано.
— Что же вы поете? — спросил хориста отец.
— Ясно что… «Несокрушимая и легендарная»…
Мама стирала и ушивала его робу. Сам он возился со вставками в погоны. Нужно было выбирать: толстый плексиглас или тонкая пружинка от фуражки. Обременительное дело пижонство, какое-то каждодневное. Наподобие, бритья.
Брат всегда был пижоном. Стимулом к тому служили женщины. Уж, капитаном, за бутылкой коньяка, он признавался, стуча по рюмке:
— Без этого — могу. Но бабы — ты меня извини!
Комментарии к книге «Пенза-5», Юрий Божич
Всего 0 комментариев