«Здесь никто не правит»

Алексей Грякалов

Здесь никто не правит

РАССКАЗ

А правит кто? Цари иль сам народ?

Они номады. Здесь никто не правит.

Еврипид. Киклоп.

Эписодий первый

Отсоветовали возвращаться....

Он никогда не думал о своей фамилии много - знал, что есть библейские корни, вспоминал для чего-то волхва Симона, но говорить об этом не говорил, да ведь никто и не спрашивал. Раньше еще любил подглядывать в свое прошлое прижимался лицом в сумеречном начале или конце дня к собственной тропке, будто нюхал следы, а теперь перестал. Думать - работа для дураков, что надумаешь, не исполнится, а то, чего не знаешь, накатит волной, собьет, объегорит или посмеется: понял, ты понял, умный?

Он и про это теперь не думал, и оно было в прошлом, и прошлое - было же оно, иначе откуда бы взялось настоящее, откуда бы вырастало бедное мыслимое будущее, - теперь стало пенкой на молоке,- следили за ним, пестовали, боялись, чтоб не сбежало, готовились кашку варить, а теперь пропало, стало чужим... и чужим, и своим сразу.

Куда гнать коней?

Вот о конях он любил говорить. Всадники, кочуи, номады... Говорил, что дед его командовал казачьим корпусом и будто бы когда внук приезжал в те места, где полуслепые старухи еще помнили генерала, они, пораженные, на голос внука вставали с лавочек, кланялись и тянулись погладить плечико.

Он знал точно, что дед был простым сабельником у красных, но раз придумав историю, говорил, чтоб говорить. Рассказывал, что дедов брат перебегал от белых к красным, а попал к Махно - и тот зазывал на тачанки, а в ответ на молчание полыхнул над головами из маузера. Так и легли! И Нестор Иваныч погнал всех... - засранцев таких мне тут не надо!

Смеялся в рассказе старый казак, смеялся внук, обнимал новопроизведенных сотников и подъесаулов, смеялись офицеры, будто бы смеялся и сам Махно, непонятый крестьянский вождь.

Наутро после хмельного вечера, стыдясь, вспоминал, что лег вчера внуком геройского красного генерала, а через день вновь называл себя наказным атаманом вольного казачьего войска на брегах Невы, грозил самозванцам и присваивал звания собутыльникам.

При встрече кричал:

- Есаул Григорьев! Как службица в двенадцатом линейном? Нет ли шпионов иль хитрованов? А то мы тут досидимся. А ну-к служивскую! - И первый начинал высоким голосом:

Не для меня весна придет,

Не для меня Дон разольется!