«Б.О.Г.»

– Рад, рад нашему интеллигентному разговору, – от души, крупно жал ему на прощание руку Пуринштейн, душенька, старый друг и начальник-сослуживец. – Заходите почаще, Олег Гаврилович, будем чай пить-с! А структура, знаете ли, – он неожиданно очкасто подмигнул и погрозил пальчиком, – это и есть свойство жизни-с. Одинаковость, да-с, одинаковость сознаний и их неизменность как гарантия социального порядка. Рост и позиция, да-с, – вдохновенно продолжал он, – позиция некоего превосходства, в которую вы себя выгодно помещаете и с положения чего вступаете в коммуникацию-с!

Пуринштейн злорадно, по-дружески, захохотал и хотел было подарить Олегу Гавриловичу кремовый самопроизвольно включающийся и выключающийся звонок – последнее изобретение оккультной индустрии под названием «Подтверждатель Мыслей».

– Да ладно вам… – сконфузившись, отмахнулся Олег Гаврилович от подтверждателя и, вежливо попрощавшись, вышел.

Он долго опускался в лифте вниз, и вдруг поймал себя на том, что не отрывает взгляда от яркой красной кнопки. Олег Гаврилович помедлил еще и вдруг ни с того, ни с сего набросился на светлую полированную стенку кабины и стал грызть ее. А когда прогрыз, то увидел скользящий вверх, рядом с его влажным ртом, обнаженный серебристый кабель. «Ну-у же-е, лиз-ни-и меня-я!» – словно бы запел вдруг этот улетающий вверх кабель и засиял невинно и сладострастно, празднично и искристо, как мейстерзингерская какая-нибудь невеста.

Олег Гаврилович долго смотрел на это сияющее и серебристое, скользящее и улетающее, и – «Эх, была – не была!» – взял, да и лизнул…

Ядра яиц и четыре, нет, три копыта – красное, черное и изумрудно-голубое. А вместо четвертого? Олег Гаврилович посмотрел под себя. «О, Господи, неужели же я теперь…» Мучительное чувство, что он никогда больше не сможет залезть в машину, почему-то вдруг охватило его прежде всего.

Олег Гаврилович огляделся. Он стоял на каком-то перроне и, по-видимому, только что вышел из поезда.

– Серый, закурить не найдется? – спросил его перронный уборщик.

Олег Гаврилович покачал головой, ловя себя на необычном ощущении непропорционально длинной и крутой шеи. Жесткие запутанные волосы заколыхались, ему захотелось их почесать, смахнуть что-то невидимое, но, увы, рук не было, только плечи, округлые голые плечи.

– Как знаешь, – обиженно проговорил себе в усы уборщик и стал оглушительно расшаркивать с платформы снег огромной алюминиевой лопатой с короткой деревянной ручкой.