«Исповедь восточной женщины»

Стоило ли пересекать 3 границы, чтобы теперь, стоя на площадке сторожевой крепости (единственной достопримечательности в этом городе) задать себе вопрос:

— Зачем надо было, имея прекрасное московское образование, московскую прописку, все, что было со мной за 30 лет, сменить так неожиданно, стремительно и бесшабашно, на эту чужую страну, чужих людей, чужую религию?

Шорох сзади, оглядываюсь — никого, шорохи слева, справа — легкий ветерок.

Куда ни повернусь, всюду выжженные солнцем, бесцветные дома, чахлая редкая зелень. Только высокие минареты мечетей оживляют пейзаж.

— Куда ты попала, Наташа? Русская, христианка, как ты оказалась здесь?

— А, действительно, как?

Я на вечеринке по поводу Нового года. Подружки — Таня и Ленушка так зазывали, так суетились, обещали какое-то знакомство. А мне было лень! Лень встать с дивана, лень одеться, нанести макияж, лень даже подумать, что из теплой, уютной комнаты нужно выходить в сырой, промозглый вечерний воздух. Но уж очень старались подружки: щебетали-щебетали-уговорили. Ну, ждите!

Собираюсь, одеваюсь медленно. Я вообще копуша. Терпеливо ждут. Критически оглядываю себя в зеркало: среднего роста, скрытная, с распущенными каштановыми волосами я иногда нравлюсь себе. Нравлюсь и сейчас. Хороша!

И вот я в совершенно незнакомой компании — нарядная, красивая, веселая. С кем-то здороваюсь, с кем-то целуюсь, с кем-то знакомлюсь.

И чувствую на себе внимательный восторженный взгляд огромных черных глаз. Поворачиваюсь, как в замедленной съемке в кино, и … утопаю в них. Назойливо звучит песня Успенской «Пропадаю я».

Да нет, это я пропадаю. Это про меня песня, но пропадаю не одна, с ним вместе. Непривычное имя Валид. Очень созвучно с именем мамы. А может быть это символическая значимость?

И я пропала в течение недели: встречи, цветы, духи, улыбки, обжигающие поцелуи, влюбленные взгляды. Никогда за мной никто так не ухаживал, да и ухаживать-то было некому: мальчишки-сокурсники не умели ни руки подать, ни цветы подарить, ни комплимент из себя выжать. И никто никогда не шептал ласково и нежно: «хабиби» (любимая). И не распускал мои роскошные каштановые волосы, чтобы целовать их, целовать, целовать.

В моей душе поднималась горячая волна, захлестывала разум, сознание — пропадала я.