«Город у моря»

Владимир БЕЛЯЕВ Город у моря

Памяти моего дорогого наставника,

писателя-коммуниста,

погибшего на войне, -

Евгения Петровича Петрова

посвящается эта повесть…

НА КИШИНЕВСКУЮ

Был свободный от занятий вечер, и мы вышли погулять в город. Петька Маремуха важно шагал в своем коротком кожушке, от которого пахло овчиной. Саша Бобырь поверх старых, порванных ботинок надел блестящие калоши и плотно застегнул на все пуговицы длинное пальто желтоватого цвета, переделанное из английской шинели, а я напялил уже немного тесную в плечах серую чумарку, похожую на казакин. Она была коротка в рукавах, и крючки ее сходились кое-как: еще в позапрошлом году мне перешили чумарку из отцовского пальто, но я очень гордился ею, потому что в таких же чумарках ходили в нашем городе работники окружкома комсомола и многие активисты.

По случаю субботы в Старом городе было людно. Хотя не все магазины были открыты, но их ярко освещенные витрины бросали полосы света на узенькие, замощенные плитками тротуары. По этим узеньким тротуарам главной улицы нашего города – Почтовки – прохаживались гуляющие.

Какой-то подвыпивший, хорошо одетый тип с перебитым носом, никого не стесняясь, открыто напевал песенку контрабандистов:

На границе дождь обмоет, А солнце – обсушит. Лес от пули нас укроет, Шаги ветер заглушит… Спи, солдат, курка не трогай, Мы шуметь не будем. Мы идем своей дорогой, Тихие мы люди. Мы идем по краю смерти, По узкой тропинке. Чтобы барышни носили Чулки-паутинки. Эх ты, жизнь моя хмельная! А судьба – насмешка. Нынче жив, а там не знаю, Орел или решка?..

Можно было, конечно, и нам присоединиться к этому шумному потоку, но не хотелось. Кроме молодежи с Карвасар, Выдровки и других предместий города, тут сейчас, как всегда по субботним вечерам, прогуливались молодые нэпманы-спекулянты. За два года нашей учебы в фабзавуче ненависть к ним не утихла, а разгорелась еще больше. У комсомольцев и рабочей молодежи было другое место для гуляний – аллея возле комсомольского клуба.

Мы шли прямо по мостовой. Еще днем таяло, совсем по-весеннему грело солнце, а к вечеру снова подморозило. Лужи затянулись льдинками, на проржавевших водосточных трубах повисли прозрачные сосульки.

– Зря ты надел калоши, Бобырь! Видишь, как сухо, – сказал я Сашке и стукнул каблуком по замерзшей лужице, с треском проламывая лед.