«Обида»

Михаил Шолохов

Обида

По степи, приминая низкорослый, нерадостный хлеб, плыл с востока горячий суховей. Небо мертвенно чернело, горели травы, по шляхам поземкой текла седая пыль, трескалась выжженная солнцем земляная кора, и трещины, обугленные и глубокие, как на губах умирающего от жажды человека, кровоточили глубинными солеными запахами земли.

Железными копытами прошелся по хлебам шагавший с Черноморья неурожай.

В хуторе Дубровинском жили люди до нови. Ждали, томились, глядя на застекленную синь неба, на иглистое солнце, похожее на усатый колос пшеницы-гирьки в колючем ободе усиков-лучей.

Надежда выгорела вместе с хлебом.

В августе начали обдирать кору с караичей и дубов, мололи и ели, примешивая на лоток дубового теста пригоршню просяной муки.

Перед покровом Степан, падая от истощения, пригнал быков на свой участок земли, запряг их в плуг, в муке скаля зубы, кусая синюю кайму зачерствелых губ, молча взялся за чапиги[1].

Четыре десятины пахал неделю. Кривые и страшные выложились борозды, мелкие, с коричневыми шмотками огрехов, словно не лемехи резали затравевшую пашню, а чьи-то скрюченные, слабые пальцы...

Оттого Степан шел с поклоном к вероломной земле, что была, кроме старухи, семья - восемь ртов, оставшихся от сына, убитого в гражданскую войну, а работников - сам с пятью десятками лет, повиснувших на сутулой спине. Отпахался - продал вторую пару быков. Не продал, а подарил доброму человеку за сорок пудов сорного хлеба.

И вот тут-то вскоре после покрова объявил председатель хуторского Совета:

- Семенную ссуду выдадут. Заосеняет, подойдет с центра бумага - и на станцию. Кто не пахал - паши! Хучь зубами грызи, а подымай землю.

- Обман. Не дадут...- сопели казаки.

- Предписание есть. Все, как следовает, без хитростев.

- С нас тянут, а давать...- томился в тоске и радости Степан.

И верил и не верил.

Сошла осень. Засыпало хутор снегом. На обезлюдевших огородах легли заячьи стежки.

- Что же, cеменов дадут?..- надоедал Степан председателю.

Тот озлобленно махал рукой:

- Не вяжись, Степан Прокофич! Нету покеда распоряженья.

- И не будет! Не жди!.. Надо было народ от смерти отвесть обнадежили... Кинули, как собаке мосол. И люто тряс мослоковатыми кулаками: - Пропади они, сссу-у-укины сыны!.. Хлеб в городах жрут, мать ихня...

- Не выражайся, Прокофич. Пришкребу за слова!