По ущелью катилась речка Ирмень. Русло ее разделялось островом, черным утесом, похожим на броненосец.
Утес расщепил поток на два рукава и левый был сух, потому что старатель Чуев еще осенью перегородил его плотиной.
Над безлюдной тайгой и базальтами скал реял снежок, — в весеннюю теплоту вклинился серый холодный день.
Пустыня подглядывала за Чуевым невидимыми глазами и смущала его решимость.
Изменившись в лице, он сейчас походил на вора. Тревога рождала в нем злость, а злоба усиливала упрямство. Он с натугой отваливал камень от плотины и отталкивал его в сторону. Камень хрустел, а Чуев оглядывался.
Свидетелем преступления оставалась тайга. Плотина делалась ниже и ниже, и все чаще с тоской и боязнью Чуев смотрел на реку.
Впереди, против острова, каменным выступом над протокой висел утес. На утесе лепилась чуевская избенка, как гнездо орла-рыболова над Ирменью. Казалось, что эта скала вот-вот отломится от берега.
Чуев взглянул на свои разрытые под утесом канавы и губы его задрожали. Не будь этих ям, красневших глиной, рука бы не поднялась на такое дело...
— Эх, люди, люди! — горько сказал он и ударил кайлой последнюю перемычку.
В прорванную плотину потекла вода. Сперва нехотя, а потом, словно вспомнив старую дорогу, стремительно начала заполнять возвращенное русло.
Чуев стал на берегу угрюмый и сразу постаревший. Поток набирал силу, разливался все шире, все дальше. Подкатился к нависшей скале и затопил разведочные канавы. Чуев сел на камень и закрыл лицо морщинистыми большими ладонями...
* * *Год назад этот прииск считался брошенным. От хозяйских времен на нем уцелели отвалы и обветшалые домишки, а гора всегда стояла посередине.
Чуев и одноглазый Кузьма пришли тогда на оставленное пепелище и поселились, как на необитаемом острове.
Избушку, висевшую над Ирменью, Чуев выбрал себе, а Кузьма устроился по ручью — возле старой орты[1].
Места они знали до тонкости — во всем округе славились опытом! Находили нетронутый столбик породы в прежних выработках, какой-нибудь незамеченный целичек — и жили своими знаниями — по-стариковски копали золото.
Комментарии к книге «Обида», Максимилиан Алексеевич Кравков
Всего 0 комментариев