«Камыши»

Между деревьями мелькнул рекламный щит, открылась небольшая, запруженная людьми площадь, и, значит, мы приехали. Кое-как еще можно было втиснуться на стоянке справа, но Оля повернула зеркало к себе, и лишь чудом я не царапнул чей-то новый «Москвич». Наконец, поставив машину, я протянул ключи Оле. Она словно только сейчас поверила, что перед нами в самом деле был аэропорт. Посмотрела на меня, потом на ключи и вместе с пудреницей швырнула их в сумку.

Я взял рюкзак и открыл ей дверцу. Да, ноги у нее были все же поразительной красоты, и она вполне имела право подпрыгнуть от радости, когда в моду вошли мини-юбки. Вместе с мини-юбками вошла в моду и Оля, ее спортивный тип.

— Постарайся не забывать про воду. Но лучше все же съезди на станцию.

— Бог ты мой! — усмехнулась она, с силой захлопнув дверцу. — До чего же трогательная забота о каком-то железном моторе.

Пожалуй, мы приехали чересчур рано. Оставалось еще минут сорок.

Я кинул рюкзак за плечо, и мы двинулись к невысокому и такому же, как эта площадь, ничем не примечательному зданию со шпилем. А ведь именно здесь наиболее ощутимо как раз и витал дух века, когда жизнь каждого была так наглядно поставлена в зависимость от труда многих, и человек с привычной уже доверчивостью, как само собой разумеющееся, вручал себя прогрессу. И все же печать какого-то особого напряжения лежала на этой снующей толпе, пестрой от южных букетов и сеток со спелыми уже яблоками. Во всяком случае, взглянув на эту толпу, я почувствовал физически, что улетаю действительно.

В громадном вестибюле, где иностранцы пасли стадо своих чемоданов, я купил газету, десяток кремней для зажигалки, и мы поднялись в ресторан.

Окинув зал цепким взглядом, Оля села и возненавидела меня снова.

— Почему я должна после бессонной ночи сидеть в этом дыму и видеть пьяные рожи? Я не могу слышать само это слово «коньяк». — Она посмотрела фужер на свет: — Они грязные. Нет, заказывать буду я. — И, отодвинув фужер, выхватила у меня карточку: — Здесь все грязное. Все.

Она замолчала, но глаза ее в это время говорили, и, пожалуй, еще красноречивее. Мужчины, как обычно, из всех углов уже пялились на Олю, готовые к любому бескорыстному подвигу назло неудавшейся жизни, которая лишь сейчас обнажила им свой истинный смысл.