«На узкой лестнице»

На диване маялась дурью беременная Наталья. Лежала на спине, согнув ноги, и читала пособие для практического врача. К изголовью был придвинут журнальный столик, и на нем лежали наручные часы с большой секундной стрелкой. Время от времени Наталья по этим часам подсчитывала пульс.

Муж ее, Василий, чинил транзисторный приемник. В электронике он ровным счетом ничего не понимал, но был глубоко уверен: если каждый проводок пошевелить, подергать, проверить надежность контактов, то что-то выправится и приемник заговорит.

— Тоска зеленая, — произнесла Наталья, прочитав очередную страницу, и потянулась за часами.

Василий отвлекся от работы и, прищурившись, молча посмотрел на жену, на ее устрашающих размеров живот, на синее платье в белый горошек, от которого рябило в глазах.

«Да за что же такое невезение, господи, — подумал он. — У других все по-человечески. Подошел срок — айда в родилку. Раз-раз — и готово… А тут…»

А дело было вот в чем: все сроки давно прошли, еще тринадцать дней назад Наташа должна была стать матерью. Из этих сроков исходил Василий, когда брал очередной отпуск. Жена родит, и он тут же отправит ее к теще в деревню, а сам, не мешкая, не тратя драгоценного времени, уедет к товарищу в Горно-Алтайск. Давненько зовет товарищ, обещает охоту, рыбалку, шашлыки и бочонок выдержанного самодельного вина.

Но жена не могла разродиться, и, похоже, пропадали и утренние зори, и барашек на вертеле, и бочонок вина.

Василий отодвинул от края стола газету, на которой был разложен разобранный приемник, и вытряс из пачки сигарету. Еще совсем недавно Наташа составила бы ему компанию. Но сейчас она люто возненавидела табачный дым, и поэтому Василий каждый раз выходил на кухню и высовывался в окно.

Тротуар закрывали деревья, и летнее буйство тополей, обилие открытого неба успокаивали лучше валерьянки, умиротворяли и пробуждали в душе светлые мысли.

А еще из кухонного окна хорошо просматривались балконы соседей. Что ни балкон — то яркая индивидуальность: один выложен кафелем, другой превращен в спальню, а на некоторых просто стояли пустые бутылки и ведра с мусором. Опрятен был балкон у старушки, жившей под ними, — чистенький, не забитый хламом.