«День чужой смерти»

Мы жили в помещении монастыря. Ещё год тому назад его занимали монахи, но теперь здесь был детский дом. В монастырской церкви ещё шла служба, и одно время мы ходили туда воровать свечки, но потом нас перестали туда пускать.

Сразу же за монастырём начиналось кладбище. Оно подступало к самым окнам заднего флигеля. Это было бедное кладбище захолустного городка, и памятников там было мало, а склепов и совсем не было.

Некоторые могилы были без крестов, потому что зимой на городок наступали белые, и не было подвоза дров, так что приходилось топить печи крестами. Одно время у нас даже были выделены дежурные по пилке и колке крестов, они так и назывались — дежурными по крестам.

Как я ни увиливал, но и мне раз пришлось быть дежурным, да ещё в паре с Колькой Ситниковым, который был ещё ленивее меня. Помню, как мы бродили, взяв топор и пилу, по кладбищу в поисках староверских крестов. Староверские кресты были лучше других — они были больше, суше, на них было много всяких перекладин, и кололись они легко.

Но когда мы нашли целую группу таких крестов, нам захотелось курить, мы сели на чью-то заснеженную могилу, закурили, и Колька сейчас же начал скулить, что он сбежит из этого детдома, потому что здесь хуже всего. Колька бывал во многих детдомах и всюду ему нравилось, а здесь не детдом, а приют. Даже заведующий какой-то допотопный, а уж про экономку и говорить нечего — в других детдомах давно и названия такого нет, а есть завхозы. Да и воспитатели здесь те же что до революции были. Вообще всё здесь по-старому. Кое-как мы всё-таки встали и принялись за работу. Мы быстро напилили и накололи дров, но потом чуть не подрались, потому что каждый хотел носить дрова в спальни — туда ближе. Тогда я содрал с какого-то креста круглый образок, и мы условились, что там, где святой, — орёл, а там, где пусто, — решка.

Мы разыграли, кому носить дрова в спальни, а кому — на кухню. Мне не повезло, и мне пришлось нести несколько вязанок на кухню, но там-то я и увидел в первый раз Лёлю Голубеву. Она совсем недавно попала в детдом, и это было её первое дежурство по кухне. Она ничего не умела, и все над ней смеялись. Ей ещё не выдали детдомовской одежды, и на Лёле было клетчатое фланелевое платье, рукава которого на локтях были здорово протёрты. Видно было, что она всего здесь смущается, и мне было жаль её. Но помочь я ничем не мог.