«Каменщик, каменщик»

Владимир Николаевич Корнилов (1928-2002).

"Каменщик, каменщик..."

Роман

На семьдесят втором году Челышев жалостно напоминал мальчишку. Тощий, невысокий, он даже обижался невзросло, от чего седой хохолок петушился на темени.

- Ты, Пашет, злиться не умеешь и не пробуй, - смеялась Женя, вторая жена старика. Она была много моложе Павла Родионовича, он ее обожал, но вбил себе в голову, что Женя непременно его бросит. Не сегодня-завтра заскочит к некоему удачливому сослуживцу и останется навечно. Женя очаровательна, Женя умница. Он же, Челышев, и раньше-то считался заурядсубъектом, а теперь и вовсе нуль пенсионер с Бог знает каким стажем.

Каждое утро, едва за женой захлопывалась дверь, старика душил страх неминуемого сиротства. Под вечер предчувствие обращалось в уверенность: все кончено, жена не вернется, жить незачем...

Проходил час, другой, третий. Старик, словно наказанный ребенок, упоенно воображал себя покинутым, тяжелобольным, даже мертвым, и Женя потом долго выволакивала его из этого печального запределья.

- Ну что ты?.. Ну, задержалась... Я ведь советская замотанная женщина. Москвичка. Утром не хочу идти на работу, а вечером - домой.

- Не смешно, - морщился Челышев, но как-то стихал до утра.

Сегодня была суббота. Женя осталась дома, но старик все равно ожидал подвоха. И впрямь - после завтрака она, раскрыв на секретере пишущую машинку и распухшие, неопрятного вида тетради, сказала, как отсекла:

- До двух не надоедай.

"Гришку перепечатывать будет", - догадался старик.

Гришка, Григорий Яковлевич Токарев, его зять, был писатель, точнее критик.

Но машинки и тетрадей Жене показалось мало. Бережно, словно хотела украсить комнату, она поставила на верх секретера стопку книг в мягких и жестких обложках.

"Их-то зачем?.." - помрачнел старик и побрел в кухню, надеясь отвлечься по хозяйству, но все - от мойки до белых полок сияло, как в день въезда. С домашней работой Женя расправлялась мгновенно.

- Пашет, займись чем-нибудь и не изображай страдальца, - сказала жена. Челышев притворился было, что не слышит, но, не выдержав одиночества, вернулся в комнату и спросил:

- Что, машинистки найти не мог твой Токарев?