Они были одни. Митя разложил на коленке ученическую тетрадь с ностальгически знакомыми страницами в мелкую клеточку. Такая мальчишеская поза была привычна для него и удобна. Когда тетрадь заполнялась фактами и деталями, он доставал другую такую же из помятого, слегка даже потрепанного портфеля. Портфель явно не соответствовал убранству и стилю государственной дачи. Им не соответствовали и Митина куртка, столь очевидно поношенная, и заплатка на брюках, столь искусно вмонтированная, словно так было задумано модой, демонстрирующей аккуратную непритязательность, а вовсе не бедность. Если б не седина, Митя напоминал бы подростка, который в длину перерос свой возраст и стеснялся этого.
Следователь продолжал записывать… Но было в Алексея Борисовича нечто, заставлявшее его то и дело отрывать глаза от тетради и поднимать их на Машу. Поднимать без надобности и помимо его затаенной, но не привыкшей отступать воли, которая неожиданно отступала.
Не замечая этого, Маша уставилась в большой паркетный квадрат — в тот, последний земной квадрат, будто в насмешку зеркально отлакированный, который первым ощутил, что ноги мужа ее ослабли и перестали искать опору. А пространство пустой столовой обнаружило внезапно свою чрезмерность, когда вскрик, не удержанный тогда Машей, вырвался и отозвался эхом где-то возле дальних окон и столиков… Паркет же — вновь заметила она — был с предельной старательностью отполирован. Чтобы ему легче было упасть?..
Ужин начался около одиннадцати вечера, дабы все дотянули до Старого Нового года. В центре каждого столика возвышалась бутылка шампанского.
Медицинские звезды первой величины явились разодетыми — в парадных костюмах, в модных галстуках, броскость которых не всегда сочеталась с возрастом звезд. Платки пикантно выглядывали из верхних кармашков. Жены тоже принарядились, но ни одна из них, кроме Маши, претендовать на ранг звезды не могла.
Алексей Борисович, пребывая до Маши во вдовцах, навострился ценить и оценивать женщин. Он часто озадачивал свою любознательность вопросом: почему, исходя из чего его коллега, или приятель, или просто знакомый связал судьбу именно с той, с которой связал? Какими критериями он пользовался? Что его притянуло? Даже микромагнита в тех подругах и спутницах он чаще всего обнаружить не мог. И вопрос оставался открытым… для дальнейших недоумений. «Дело вкуса, — объяснял привередливый вдовец самому себе. — Хотя вкус бывает безвкусным».
Комментарии к книге «Не родись красивой...», Анатолий Георгиевич Алексин
Всего 0 комментариев