«След голубого песца»

Солнце появилось над краем тундры, и всё живое обернулось к нему, восхищаясь и ликуя. Белый олень-менурей высоко вскинул гордую голову и протрубил призывно и громко. Куропатка, сверкнув на взлете розоватым крылом, поднялась в посветлевшее небо. Глупый песец удивленно высунул из снежной норки острую мордочку с черными бисеринками глаз и тоненько проскулил. Даже ветки тальника словно ожили под не греющими ещё солнечными лучами, стряхивая с себя седую изморозь зимы. А люди всё повылезали из чумов и завороженно смотрели, как оранжевый шар медленно-медленно катился по самой кромке тундры. И хотя он постепенно всё опускался и опускался куда-то вниз, под снег, наверно, всё-таки люди знали: зимняя ночь кончилась.

Зимняя ночь кончилась, и с появлением солнца возникли новые заботы у людей. Оленеводы заговорили о весенних перекочевках, пробивали лунки в твердом насте и упоенно нюхали землю. Резкий запах трав, бивший из лунок, кружил голову.

— Огей! Крепко, однако, — говорил Хосей, блаженно морща нос. Он пробивал одну лунку за другой и всё прикладывался, всё прикладывался к земле, будто хотел досыта нахлебаться пьянящего земного духу.

— Дай, отец, и мне.

Это Ясовей, сынишка, скуластый карапуз с непокрытой лохматой головой, подражая отцу, припадал к лункам. И так же блаженно морщился, и так же прищелкивал языком, говоря солидно:

— Огей! Крепко, однако...

Всё в эту предвесеннюю пору было так, как бывало и в прошлом году, и в позапрошлом, и всегда. Может, весна эта забылась бы, как многие такие же весны, а если и вспомнилась, так разве только тем, что пришлось забить старого ездового быка, потерявшего резвость, или тем, что удалось разорить около Семиголовой сопки волчье логово. Не богата событиями жизнь кочевника. Хоть и приходится ему непрестанно кружиться по необъятной тундре от студеного моря до глухих лесов (а это наберется, почитай, полтысячи верст), переходить реки и преодолевать болота, встречать на своем пути множество препятствий, часто хлебать горя, а иногда испытывать и радости, простые, грубоватые, житейские, да всё это привычное, от века заведенное, такое, что, кажется, никогда не изменится. Но эта весна оказалась не такой, как другие, хотя на первый взгляд ничего и не случилось.