«Онагр»

- А почему бы это так?

- Потому что я не люблю его и не могу любить.

- Вы еще сами, сударыня, не знаете, кого вам надо любить и кого не надо; об этом вы лучше бы спросили отца и мать: они поопытнее вас, подальновиднее и людей могут оценить повернее…

Полковник сердито повертывал кисти своей венгерки.

- Уж не пришел ли вам в голову опять этот щелкопер, который было повадился ходить к нам в Москве с книжками под мышкой?

Болезненное движение показалось на лице ее.

- Вы, кажется, забываете, что вы дочь заслуженного отца, дочь старого полковника, старого кавалериста, коренного русского дворянина, что вам неприлично и стыдно амуриться с семинаристами… что…

- Батюшка! - произнесла она умоляющим голосом. Полковник большими шагами стал измерять комнату.

- Вот тетушкино воспитание! спасибо покойнице, спасибо! есть чем помянуть…

Он потирал руки.

- Модная, умная, ученая женщина была, внушала покорность родителям!.. Что, по вашему, по нынешнему образованию, родители ничего не значат?

Полковник остановился перед дочерью и ожидал ответа.

Она молчала.

- Завтра после обеда Петр Александрыч приедет сюда. Он станет говорить с тобой, ты должна ему объявить свое согласие. Слышишь ли? Всю дурь из головы выкинь, помолись богу да подумай, он вразумит тебя… Слез чтоб я не видал; женские слезы - вода…

Полковник повернулся на каблуках и вышел из комнаты, поправляя усы носовым платком и ворча сквозь зубы:

- У меня целый полк по струнке ходил, я с целым полком справлялся, передо мною полслова никто не смел пикнуть, а теперь родная дочь… покорно прошу!..

Долго после ухода полковника мать и дочь не могли выговорить ни слова…

Полковница сидела не шевелясь, поддерживая рукою свой подбородок; потом банты на чепце ее пришли в движение, и она обернулась к дочери.

- Так он тебе не нравится, Оленька?

Девушка не отвечала.

- Оленька?

Она подняла голову и тихо отвела от лица волосы.

- Не дурно ли тебе, друг мой Оленька? Ты совсем побледнела.

Глаза девушки с минуту были недвижимо устремлены на мать; вдруг она залилась слезами и бросилась на грудь ее.

- Ведь он добрый, хороший человек, - говорила мать, глотая слезы, - его все хвалят…

Ты привыкнешь к нему.

Она покачала головой…

- А разве он вам нравится?

- Что ж, мой друг! в нем нет ничего дурного.