«Бог»

От скверных крепких папирос в комнате волокнами стоял синий дым, чай все желтел, желтел и наконец обратился в холодную воду, в которой плавали размокшие кусочки лимона, а Коцуры все не было.

Хозяин квартиры, Сергей Хижняков, крепкий плечистый семиклассник-гимназист, ругался, не стесняясь в выражениях, и приводил в краску шестиклассника Пушкарева, беленького, чистенького, как куколка, мальчика.

— Черт его знает, наверное, у него ничего и нет, а так только нахвастал, а теперь и сам не знает, как увильнуть.

— Конечно, нет, куда ему, долговязому… нахвастал!

Но в это время дверь отворилась, за косяк взялись чьи-то костлявые пальцы, и в темноте передней показалась снимавшая калоши длинная и нескладная фигура семинариста Коцуры.

— Где ты там, черт, застрял?.. ждем, ждем… иди скорее, — закричали ему все пять голосов.

Коцура ничего не ответил, снял калоши, повесил пальто на вешалку и вошел, длинный, белый, сухой, как мертвец.

— Ну, что ж?.. Будешь читать? — спросил Альбов.

Коцура повел мертвыми, неподвижными глазами и глухо произнес:

— Я затем и пришел.

— Ну и вали… нечего мямлить.

Коцура прошел к столу, сел, вынул из кармана листок бумаги и опять обвел всех тяжелым, неповоротливым взглядом.

Все четыре гимназиста и кадет Большаков придвинулись ближе, некоторые даже потушили папиросы.

— Слушайте, — раздался глухой, мертвый голос Конуры, — я хотел с вами поделиться мыслями о Боге.

— Ну, вали! — снисходительно махнул рукой Хижняков.

— Жарь! — отозвался Большаков.

— Перед каждым человеком. — заговорил Коцура, ни на кого не глядя, рано или поздно, неизбежно встает ужасный вопрос о том, что с ним будет после смерти… Человек живет, страдает, борется и умирает, и вес эти муки и усилия исчезают вместе с ним, как будто никогда ничего и не было… Это ужасно, и если люди, как кажется, мало думают об этом и все хлопочут о чем-то, то это только потому, что курица, которую несут резать, взявши за ноги, естественно должна больше думать о той боли, которую причиняют ей прилив крови к голове и руки кухарки, чем о смерти, которой она не понимает… Кх!..

Коцура закашлялся и сердито сказал:

— Что вы тут, черти полосатые, накурили до того, что дышать нельзя!

— Можно форточку отворить, — предложил Пушкарев.