«Жизнь Клима Самгина (Часть 2)»

- Н-да-с, - вот! А недели две тому назад Дронов дал приличное стихотворение, мы его тиснули, оказалось - Бенедиктова! Разумеется - нас высмеяли. Спрашиваю Дронова: "Что же это значит?" - "Мне, говорит, знакомый семинарист дал". Гм... Должен сказать - не верю я в семинариста.

В кабинет вломился фельетонист, спросил:

- Опять меня зарезали?

И, пожимая руку Самгина, сообщил:

- Пятый фельетон в этом месяце.

Сел на подоконник и затрясся, закашлялся так сильно, что желтое лицо его вздулось, раскалилось докрасна, а тонкие ноги судорожно застучали пятками по стене; чесунчовый пиджак съезжал с его костлявых плеч, голова судорожно тряслась, на лицо осыпались пряди обесцвеченных и, должно быть, очень сухих волос. Откашлявшись, он вытер рот не очень свежим платком и объявил Климу:

- Простудился.

Затем он сказал, что за девять лет работы в газетах цензура уничтожила у него одиннадцать томов, считая по двадцать печатных листов в томе и по сорок тысяч знаков в листе. Самгин слышал, что Робинзон говорит это не с горечью, а с гордостью.

- Преувеличиваешь, - пробормотал редактор, читая одним глазом чью-то рукопись, а другим следя за новой надоедливой мухой.

Робинзон хотел сказать что-то, спрыгнул с подоконника, снова закашлялся и плюнул в корзину с рваной бумагой, - редактор покосился на корзину, отодвинул ее ногой и сказал с досадой, ткнув кнопку звонка:

- Опять забыли плевальницу поставить.

Вошел Дронов, редактор возвел глаза над очками.

- Я звонил не вас, сторожа.

- Хроника, - сказал Дронов.

- Что именно?

- Утопленник. Две мелких кражи. Драка на базаре. Увечье...

- Жизнь, а? - вскричал Робинзон, взяв Клима под руку. - Идемте пиво пить.

Дронов, стоя у косяка двери, глядя через голову редактора, говорил:

- Тюремный инспектор Топорков вчера, в управе, назвал членов управы Грачева - идиотом, а Тимофеева - вором...

- Но оба они не поверили ему, - закончил Робинзон и повел Клима за собой.

Самгин не хотел упустить случай познакомиться ближе с человеком, который считает себя вправе осуждать и поучать. На улице, шагая против ветра, жмурясь от пыли и покашливая, Робинзон оживленно говорил:

- Идем в Валгаллу, так называю я "Волгу", ибо кабак есть русская Валгалла, иде же упокояются наши герои, а также люди, изнуренные пагубными страстями. Вас, юноша, какие страсти обуревают?