Я воображал, что их деловая беседа будет похожа на игру шахматистов, что они немножко похитрят друг с другом, поспорят, порисуются остротой ума. Но всё вышло как-то слишком просто, быстро и не дало мне, литератору, ничего интересного. Сидели друг против друга двое резко различных людей, один среднего роста, плотный, с лицом благообразного татарина, с маленькими, невесёлыми и умными глазами, химик по специальности, фабрикант, влюблённый в поэзию Пушкина, читающий на память множество его стихов и почти всего "Евгения Онегина". Другой - тонкий, сухощавый, лицо, по первому взгляду, будто "суздальское", с хитрецой, но, всмотревшись, убеждаешься, что этот резко очерченный рот, хрящеватый нос, выпуклый лоб, разрезанный глубокой складкой, - всё это знаменует человека, по-русски обаятельного, но не по-русски энергичного.
Савва, из озорства, с незнакомыми людьми притворялся простаком, нарочно употребляя "слово-ер-с", но с Красиным он скоро оставил эту манеру. А Леонид говорил чётко, ясно, затрачивая на каждую фразу именно столько слов, сколько она требует для полной точности, но всё-таки речь его была красочна, исполнена неожиданных оборотов, умело взятых поговорок. Я заметил, что Савва, любивший русский язык, слушает речь Красина с наслаждением.
Сближение с Красиным весьма заметно повлияло на него, подняв его настроение, обычно невесёлое, скептическое, а часто и угрюмое. Месяца через три он говорил мне о Леониде:
- Хорош. Прежде всего - идеальный работник. Сам любит работу и других умеет заставить. И - умён. Во все стороны умён. Глазок хозяйский есть: сразу видит цену дела.
Другой раз он сказал:
- Если найдётся человек тридцать таких, как этот, они создадут партию покрепче немецкой.
- Одни? Без рабочих?
- Зачем? Рабочие с ними пойдут...
Он говорил:
- Хоть я и не народник, но очень верую в силу вождей.
И каламбурил:
- Без вожжей гоголевская тройка разнесёт экипаж вместе со всеми ненужными и нужными седоками.
Красин, в свою очередь, говорил о Савве тоже хвалебно.
- Европеец, - говорил он. - Рожица монгольская, а - европеец!
Усмехаясь, он прибавил:
- Европеец по-русски, так сказать. Я готов думать, что это - новый тип, и тип с хорошим будущим.
В 1905 году, когда, при помощи Саввы, в Петербурге организовывалась "Новая жизнь", а в Москве "Борьба", Красин восхищался:
Комментарии к книге «Леонид Красин», Максим Горький
Всего 0 комментариев