«Чистый, неразбодяженный гламур»

Лана Капризная Чистый, неразбодяженный гламур рассказ

— Мой дорогой, если вы и дальше будете так дергаться, я кончу через пару метров.

Шофер вздрогнул и с ненавистью уставился на меня в зеркало заднего вида. Его губы уже сложились, чтобы бросить мне «ссссука!», но он с трудом, но сдержал себя.

Я удовлетворенно откинулась на сиденье, еще раз взглянула через лобовое стекло на «пробку» и рывками двигающиеся автомобили. Десять утра, Тверская, все спешат к своим кормушкам. И я тоже, потому что я сука. Модная сука. И я никому не дам об этом забыть.

Если я не буду сукой, то меня никто не будет уважать: ни этот шофер, еще оглушенный моим оскорблением, ни мой издатель-норвежец, такой же ненатуральный, как их семга, ни все эти сучонки, что находятся у меня в подчинении. Кстати, о сучонках: я покопалась в «Birkin», нашла мобильный и набрала свою ассистентку.

— Але! — испуганно пискнула трубка через пару гудков.

— Мила, ваше происхождение меня мало волнует, но если вы и дальше будете его столь явно демонстрировать, то нам придется расстаться.

Трубка ответила прерывистым дыханием. Я просто слышала, как забегали мысли в голове у этой амбициозной дурочки: «Что?! Что я сделала не так?! Чем я не угодила этой суке?!»

— Извините, Елизавета Генриховна, — наконец прошептали на том конце мобильных излучений.

— За что, Мила? — деланно удивилась я.

Дыхание в телефоне прекратилось совсем. Интересно, лениво подумала я, сколько мне нужно молчать, чтобы она грохнулась в обморок от страха? Ладно, пусть живет. Даже я иногда устаю от собеседований на должность ассистента.

— Мила, в следующий раз, когда будете отвечать по телефону, не говорите «Але!», говорите «Да».

— Извините, Елизавета Генриховна, — всхлипнула трубка.

— А теперь дышите глубже, Мила, и обзвоните редакцию. Сегодня утром я хочу собрать совещание. Присутствие ответсека, арт-директора и моего зама строго обязательно.

— Но… но никакого совещания не планировалось? — от изумления спросила у меня эта дура.

— Не планировалось, — любезно согласилась я, — но до вчерашнего вечера не планировался и мой сегодняшний обед с Магнусом Харальдовичем. Я хочу предварительно поговорить с редакцией.

На самом деле про обед с Мобильным Гнусом, — как за глаза зовут нашего издателя все, включая редакционную уборщицу, — я знала еще неделю назад. Но вчера вечером у этой выскочки Лейлы, моего заместителя, было двадцатипятилетие, и весь издательский дом рванул напиться и наесться за счет ее щедрого нефтеносного папы. Последствия чего несложно предугадать. Я сама заезжала осмотреть поле боя с шеф-поварами «Нахабино», пообщалась с луноликим папой, раскланялась с Мобильным Гнусом, который уже сально таращил свои белесые глазки на стайку несовершеннолетних нефтяных кузин.

Норвежцы до умопомрачения неравнодушны к экзотическим женщинам. Мне самой, как только я решила претендовать на должность главного редактора, пришлось к месту и не к месту упоминать алтайского дедушку, выкрасить волосы в радикально черный цвет, а автозагар и угольная подводка для глаз стали моими вечными спутниками. Теперь в редакции меня за глаза называют «царица Клеопатра». Только корректор Анна Сергеевна, которая когда-то закончила истфак, называет меня королевой Елизаветой. В лицо. Потому что она одна знает, как звали отца Елизаветы I. Я тоже знаю, хотя и закончила филфак. Кстати, у нас там просто рассадник модных сук. Возможно, если бы я учила не английский и французский, а прибилась к угро-финской группе, то мой путь к возвышению был бы короче и глаже. Ладно, не будем о грустном.

У редакции я была ровно в десять тридцать. Впрочем, как всегда. Шофер вышел, обошел машину и, пряча глаза, открыл мне дверь. Это было моим главным условием при приеме на работу. А иначе зачем мне машина с водителем, если я сама должна дергать за ручку и ломиться в дверь? А водилы считают это невероятным унижением. «Унижением чего? — уточнила я у менеджера по кадрам, пытавшейся увещевать меня. ― Их задницы, которую нужно поднять от нагретого кресла? Не нравится ― пусть идут в таксисты или содержанок возить!» На этом вопрос был исчерпан, потому что мотаться по городу кругами по прихоти каких-то шлюх никому не хочется. А со мной работать не так утомительно — по мере возможности я сижу в редакции. Мое место досталось мне после упорной борьбы и самых низких интриг, поэтому, пребывая на боевом посту, я получаю неимоверное удовольствие. Так сказать, подтверждение своих праведных трудов.

В редакции было тихо: все отлеживались после вчерашнего веселья. Только в отдалении маячили черные кудри Милы. В нашем издательском доме непропорционально много загорелых брюнеток. По сравнению с остальным городом, я имею в виду. А все из-за Мобильного Гнуса. Из-за его интимно-национальных пристрастий у любой смазливой журналисточки с дагестанскими, узбекскими, чеченскими или татарскими кровями шансы быть принятой на работу самые высокие. Но Гнус ― не похотливая скотина. Он ― предусмотрительная похотливая скотина. Шансы на трудоустройство есть только у журналисточек, кровь которых перемешана с нефтью, газом, золотом, алюминиевой промышленностью. Текстильная тоже сойдет. Также приветствуется, чтобы журналисточки были адаптированы Москвой, одевались модно, подчеркивали декольте, не углублялись в религию, а главное — не дичились дружеских объятий большого доброго Магнуса. То есть Мобильный Гнус — единственный, у кого получилось и рыбку съесть, и на велосипеде покататься. И глаз себе радует, и руки при деле, и счастливые родители, которые видят восторг Эльмиры, Шахри, Лейлы или Алсу («Я работаю в самом модном журнале!»), готовы помочь, чем Аллах послал. Таким макаром мне и перепала моя Лейла.

Я сразу же насторожилась. В отличие от землячек, которым было достаточно тусоваться в редакции и быть окруженными модными тряпками, она пришла стать главным редактором. У нее это было написано на лбу. И даже Мобильный Гнус это прочитал. И не сказать, чтобы он был против, окинув взглядом изгибы фигуры претендентки и прикинув, на каком месте «золотой сотни» журнала Forbes находится луноликий папа. Но при всем желании Лейлы быть хозяйкой, а Гнуса — поиметь инвестора, на мою должность она не тянула. И ее приставили ко мне заместителем, «чтобы девочка поучилась, а там посмотрим». Это тоже можно было прочитать на лбах Лейлы и Магнуса. Но интернациональные интриганы не учли, каким кровавым путем я пришла к своей должности. И расставаться с ней за просто так я не собираюсь. Но этого никто не мог прочитать по моему лбу. Хотя бы потому, что его закрывает густая черная челка.

Мила рванула ко мне через холл и отбарабанила, как стихотворение на уроке литературы в пятом классе провинциальной школы:

— Все соберутся не раньше одиннадцати тридцати! Арт-директор сомневается, что доберется раньше двенадцати! А у Лейлы мобильный отключен!

Я приподняла брови:

— А городской?

— Ее нет дома, — от усердия глаза Милы чуть не вылезли из орбит, — и ее домработница говорит, что она не ночевала.

«Ага! — улыбнулась я про себя. — Вот ты и попалась, дорогуша. Никогда не думай, что тебе все позволено, даже с таким папой. Например, среди недели устраивать пьянку на полночи, а затем считать, что ты можешь отсыпаться вволю. Гнус хоть и любитель экзотической свежатинки, но деньги любит больше».

— Мила, звоните ей на мобильный каждые пятнадцать минут, домой можно не набирать. Вряд ли она там появится раньше, чем включит мобильный, верно?

Мила с готовностью затрясла кудряшками.

— А если до прибытия арт-директора Лейла не найдется, то начнем совещание в узком кругу… Да, и сообщите мне, кто во сколько прибудет.

Мила снова тряхнула шевелюрой и отступила в сторону, освобождая мне путь к трону царицы Клеопатры местного разлива.

В моем кабинете можно спокойно играть в большой теннис, а при желании — и в баскетбол. Предыдущая, она же первая, главная редактрисса воспринимала свою должность как Олимп, Эверест и Джомолунгму одновременно. И сделала себе рабочее место по своим представлениям о том, как обитают небожители, сиречь главные редакторы модных журналов. Огромная комната, внушительный письменный стол, сбоку — не менее внушительный стол для совещаний, многометровые стеллажи, забитые всевозможным глянцем, а на стенах в рамочках развешаны обложки нашего журнала. Ах да, на полу белый ковер, на трех окнах белые портьеры, стулья мягкие, кресла огромные, кожаные, мебель деревянная, полированная. Вы еще не удивляетесь, что редакционная уборщица скрипит зубами только при воспоминаниях об этом кабинете?

Когда я въехала в эту обитель модных богов, то первым делом отправила ковер в чистку, а затем сплавила его в рекламный отдел — пусть пускают пыль в глаза рекламодателям. Туда же отправила портьеры и обрамленные обложки. Все остальное оставила без перемен, только попросила более практичный коврик в «мягкую» зону и розовые портьеры — черноволосой женщине в моем возрасте нужно заботиться о правильном освещении, да и менее маркие они. Но на Гнуса моя экономия произвела впечатление! Хотя расположились мы роскошно — в отреставрированном особнячке в самом центре Москвы с высокими лепными потолками, белыми двустворчатыми дверями, натертым паркетным полом.

Слава Провидению, что Мобильный Гнус — сноб. Он не захотел вслед за другими глянцевыми издательствами уезжать в бывшие заводские помещения, куда-то на рабочие окраины. Аренда там конечно ниже, а помещения — больше, но Гнус вырос на рабочих окраинах Осло, и поэтому для него важно обитать в историческом центре в солидном особняке прошлых веков, памятнике какой-нибудь там архитектуры. Хотя с другой стороны, аренда влетает в копеечку, для чего и нужны нефтяные и алюминиевые принцессы. А если взглянуть с третьей стороны, помещение у нас небольшое и штат редакции особо не увеличишь, так что количество претенденток на мое место невелико.

Также Гнус равнодушен к скандинавскому и прочему протестантскому минимализму, поэтому привечает антикварную мебель и правильную подделку под нее. У нас даже секретарь редакции сидит за массивным столом в стиле чиппендейл. Кстати, это производит неизгладимое впечатление на луноликих пап и мам, которые недавно с гор спустились. И на Гнуса они смотрят снизу вверх, принимая его за норвежского аристократа, что только благотворно сказывается на его инвестициях. Так что Гнус со всех сторон молодец!

Мила проскользнула в дверь, тенью прокралась по кабинету и поставила передо мною первую чашку кофе. Я всегда на нервах, да еще вздрючиваю себя огромным количеством кофеина. Цвету лица это не способствует, зато помогает работоспособности и карьере, что, в свою очередь, благотворно сказывается на зарплате. А за мою зарплату можно купить любой цвет лица.

Кофе сегодня понадобилось много. Мои соратники вползали в редакцию с побледневшими лицами и хриплыми голосами. У кофемашины образовался затор, сходный с утренней «пробкой» на Тверской. Модные специалисты приникали к живительному источнику, в голове на секунду прояснялось, и тут все вспоминали, по чьей милости вынуждены были мчаться на работу. Свистящим шепотом проклинали Мобильного Гнуса за то, что не предупредил о встрече в верхах, «а вчера пил за одним столом, сссскотина!» И меня — за то, что не могла своими силами подготовиться к встрече с этим поцом норвежским. Но сие было лишь сотрясание воздуха. Старейшие из сотрудников — арт-директор и редактор отдела моды — отлично помнили эпоху предыдущего главного редактора, при которой сотрудников могли обзвонить в восемь утра и известить: «К одиннадцати ноль-ноль чтобы все были у нее на планерке в Раздорах». А когда редакция, забившись в три машины, подруливала к особняку, то моя предшественница пускала на планерку только тех, кто по ее мнению, был достоин предстать пред ее очами. Остальные могли отправляться на все четыре стороны. В общем, Раздоры — они раздоры и есть. Я на этом фоне выгляжу просто невинной девственницей. Но зато мне еще есть над чем работать.

Мила проявилась в дверях:

— Елизавета Генриховна, арт-директор только что вошел. Все в сборе. Кроме Лейлы.

Я демонстративно взглянула на запястье:

— Одиннадцать пятьдесят шесть, неужели ее мобильный до сих пор отключен?!

Мила затрясла кудрями, подтверждая.

— Хорошо. Приглашайте всех в кабинет, и обеспечьте страждущих кофеином. Лейле звоните каждые полчаса, как дозвонитесь, известите ее, что она пропустила совещание, но мы, тем не менее, с нетерпением ждем ее появления.

Мила испарилась, и вскоре материализовались избранные сотрудники редакции. Мрачно поприветствовав меня, они упали на стулья и дружно припали к чашкам с кофе. Я любезно дала коллегам пару минут, чтобы прийти в себя, затем встала, четко отстучала каблуками шесть шагов ко главе стола, села и сразу же поставила всех раком:

— Господа, рабочий день в этой редакции начинается в одиннадцать ноль-ноль. Никто из вас не появился на рабочем месте раньше одиннадцати двадцати пяти. Объяснитесь.

Над столом повисла мертвая тишина. Наконец, Карина, редактор отдела красоты и одна из сучонок Мобильного Гнуса, открыла свой мерзкий рот:

— Елизавета Генриховна, вчера был день рождения Лейлы, и мы разошлись только в три ночи…

— Я тоже была на этом мероприятии, как вы помните, — перебила я ее, опуская, что удалилась задолго до полуночи, — но, тем не менее, вошла в редакцию в десять тридцать.

Тишина стала ощущаемой. Все сосредоточенно разглядывали полировку стола, лишь Тамара, ответственный секретарь, высоко приподняла подведенные брови и изогнула губы в усмешке. В редакцию она попала благодаря внешности и имени грузинской царицы, при этом была чистокровной хохлушкой. Но свой пост занимает исключительно за счет профессионализма. Впрочем, ее специализация исключает участие в скачках на гран-при, поэтому она держится в стороне «от интриг этих чернушек» (прямая цитата), зато многое видит, включая мое противоборство с Лейлой. Тамаре повод для сегодняшней нежданной-негаданной встречи объяснять было не надо. Интересно было только, каким способом я окуну Лейлу в грязь. Терпение, дорогая, ты все узнаешь.

— Господа, нас здесь семь человек. В редакции работают еще восемь, не считая секретаря и моего ассистента. В рекламном отделе — шестеро. В пиаре — трое. У Магнуса Харальдовича отдельный штат. Этажом ниже сидят еще две редакции. Есть еще охрана, водители, внештатные корреспонденты. И у всех есть дни рождения. И почти каждый их празднует.

Я обвела взглядом собрание. Дальнейшее даже эти похмельные мозги могли предугадать, поэтому уже вжали головы в плечи:

— И если мы после каждого дня рождения будем появляться на рабочем месте к обеду или вообще не появляться, то небольшие арифметические вычисления позволяют предположить, что редакция практически никогда не будет готова к работе. Магнусу Харальдовичу нужно закрывать лавочку, иначе он разорится.

Я еще раз обвела взглядом присутствующих. Ну что же, не сказать, чтобы им было стыдно. Зато почти все помянули недобрым словом эту сучонку Лейлу — за то, что она утроила свой юбилейный дебош посреди недели, цаца какая, а не дотерпела, как все приличные люди, до пятницы. И вот теперь она шляется неизвестно где, а им за ее разносолы отдуваться.

Дав коллегам время на бичевание отсутствующих, я, наконец, перешла к делу:

— Наше неожиданное совещание связано с тем, что Магнус Харальдович пригласил меня на встречу. Вопросы мы будем обсуждать самые разные, но не удивлюсь, что нашего издателя интересует, какие у нас планы на текущий номер.

Все подтянулись. И приготовились выложить козыри на стол. Ага, щаз!

— В принципе, такие специфические вещи, как мода и количество флаконов духов на полосах, Магнуса Харальдовича вряд ли заинтересуют. Зато герои, новости и сплетни — наверняка. Люди, которые украшают журнал, ассоциируются с нашим уважаемым издателем, как он не раз говорил. И тут, господа, мы ничем не можем порадовать Магнуса Халальдовича, увы! Из номера в номер у нас одни и те же лица. Лица, которые уже оскомину набили. Да и особой красотой и свежестью они не отличаются.

Все снова затаились, но на это раз это была заинтригованная тишина. Теперь не только до Тамары дошло, в кого я нацелилась этим совещанием и этими словами, в частности. Дело в том, что Лейла, конечно, любит моду и разные косметические баночки, но больше всего в нашем журнале ей нравится светская хроника. О, она готова часами обсуждать с редактором отдела светской жизни и его верным Санчо Пансой, фотографом, где что было, как прошло, кто был, в чем, с кем, и куда все поехали потом. Разумеется, дело доходило до настойчивых рекомендаций, куда направить нашу светскую бригаду и кого именно запечатлеть для вечности. Лейла даже хотела протащить на должность светского редактора своего знакомца и соплеменника, но тут я встала, как герои Сталинграда. Нет, нет и нет! Я, конечно, не расистка, но мы живем в Москве, и некоторое количество белокурых славянских лиц в светской хронике должно присутствовать, верно?

Но Лейла не успокоилась и разными способами стала протаскивать на светские страницы своих кузин, жен братьев, подружек, однокурсниц, и так до бесконечности. В принципе, публика это обеспеченная и вхожая на разные мероприятия, так что она имеет право присутствовать в светской хронике. Что не помешало мне за закрытыми дверьми побеседовать с редактором и фотографом, и пригрозить: если они хотят работать со мной и вообще работать в этом городе, то баланс блондинов и брюнетов должен быть фифти-фифти. Мне все равно, как они этого будут добиваться. «Причем чеченки, обесцвеченные в Aldo Coppola, за блондинок не считаются. Я все сказала».

Параллельно Лейла стала накладывать свою лапку на разные интервью, комментарии и фотосессии, где также требуется присутствие светских лиц. И туда тоже затесались ее подружки и родственницы. Периодически я волевым решением приказывала переделать рубрики, грозно спрашивая: «Кто все эти люди?!». Лейла вякала что-то в ответ, но я ей напоминала, что мы делаем журнал для читателей, а не для узкого круга Садового кольца и примкнувшего к ним Рублево-Успенского направления. Тут крыть ей было нечем, увы. Продажи нашего журнала не покрывают расходов, а живем мы, как и вся глянцевая пресса, на деньги от рекламы. Но Мобильный Гнус жаждет громкой славы. И популярность в среде клубных тусовщиков и шопоголичек его не удовлетворяет.

Но последние пару месяцев я ничего не предпринимала, и журнал стал несколько однообразен визуально, даже рекламный отдел заволновался. А наш корректор Анна Сергеевна во время последнего дедлайна пожаловалась бильд-редактору, что путает полосы, поскольку не может отличить одно лицо от другого. Плюс, я еще спустила вожжи с модой и красотой, и Лейла засунула туда все ею страстно любимые модели «вырвиглаз» от Cavalli, Versace, Galliano, а заодно — голубые тени, перламутровый автозагар и малиновый блеск для губ. А золотых украшений столько, что любой гарем обзавидуется! Иными словами, я наглядно продемонстрировала всем желающим, как будет выглядеть наше лицензионное издание знаменитого американского аналога, когда он попадет в руки нефтяной наследницы. Впрочем, до некоторых это не дошло. Карина, сама большая любительница голубых теней и блесток, снова подала голос:

— Круг модных людей ограничен, и неудивительно, что они повторяются.

Ну что, сучонка, сама напросилась, заметьте!..

— Модных? Кого вы называете модными, моя дорогая? Вот эту дочь диктатора одной из среднеазиатских республик? Да она в Versace выглядит, как шлюха из «GQ-бара»!

— Зато это подразумевает дружбу народов, — подал голос наш арт-директор Игорек, мнящий себя великим художником, но, по правде, тянущий лишь на иллюстратора детской классики. Но иронии в его голосе было хоть отбавляй: именно он мучался, выбирая из непотребной фотосессии диктаторской дочери самые приличные снимки для публикации.

Ах ты, мой пупсик! Я ласково я ему улыбнулась: как же ты удачно влез. И одобрительно кивнула:

— Дружит эта дочь степей с размахом, что и говорить. В следующем номере Vogue тоже выйдет ее пространное интервью и фотосессия.

— Да ты что! — чуть не выпрыгнула из-за стола старший редактор.

Маринка училась со мной еще на филфаке и в стрессовые моменты напрочь забывает о субординации. Хотя понять ее можно: именно она брала интервью у этой среднеазиатской принцессы, а затем переводила ее птичий лепет в читабельный текст.

Я снова кивнула:

— Информация пришла от фотографа, что снимал ее для конкурентов.

— Это наш фотограф? — уточнила Анфиса, бессменный и бессмертный редактор отдела моды.

— Нет, это не наш фотограф. Но снимал он ту же особу, что и наш. И, как я поняла, в тех же интерьерах.

Все нахохлились. Ситуация, конечно, привычная. Сколько раз бывало: приезжает какая-нибудь западная фифа с рекламной миссией, а через пару месяцев во всем глянце выходят интервью с ней. Но тут дело понятное — рекламодателям нужно было сделать реверанс, а миссия была доступна для всех. Да и редакции знали, чего ожидать, когда на интервью тебе в затылок дышит коллега из конкурирующего журнала. Совсем другое дело ― эксклюзив, когда долго обхаживаешь знаменитость, чтобы подать ее на своих глянцевых страницах во всей красе, а тут — херак! — выходит конкурент с таким же эксклюзивом. Впрочем, такие пакости редки ― ни один пресс-агент не захочет ссориться с редакциями (а в таком случае будет не просто ссора, а мордобитие, причем со стороны двух разобиженных конкурентов). Что касается этой среднеазиатской принцессы, то нам ее впарила Лейла как эксклюзивнейший эксклюзив. У кого-нибудь есть вопросы, кому морду бить?

Маринка вздохнула. Еще бы! Три часа в обществе среднеазиатской принцессы в перегруженном роскошью особняке папиного посольства просто так со счетов не спишешь. Но, тем не менее, вид у нее был не слишком печальный.

— У нас есть что-нибудь на замену? — спросила я ее прямо.

— Есть, — подтвердила мою интуицию Маринка, — хотела приберечь для февральского номера, когда совсем тухло будет. Мои девочки взяли за яйца пресс-агента Скарлет Йоханссон. И вырвали у него интервью и фотосессию!

Я прикинула, стоит ли сейчас жертвовать таким подарком судьбы. Февральский номер ― самый тухлый: последний месяц сезона, писать не о чем. Такая же беда только с августовским, но там можно схалтурить за счет того, что никого в Москве нет, все отдыхают. А вот в феврале все рекламодатели в городе, а показать нечего. Конфетку Скарлет можно хорошо подать, плюс ее слава с каждым месяцем только увеличивается.

— А еще что-нибудь есть? — на всякий случай поинтересовалась я.

— У нашего прародителя в прошлом номере была фотосессия с Водяновой и ее аристократическим семейством, — проявил чудеса сообразительности Игорек. — Родовой особняк, английский газон, дети в шелковых рубашках, супруг в твиде, Водянова во всех коллекциях сезона — в общем, все в духе традиций… Если честно, ничего особенного, но наша Наташа еще раз пускает всем пыль в глаза удачным замужеством.

Я поморщилась. Терпеть не могу это дегенеративное лицо с печатью вырождения и поколениями голодающих алкоголиков за спиной. Но наш местечковый творец прав: Водянова вызывает у аборигенов жгучий интерес и может стать бомбой номера.

— Значит, наша Наташа против их Скарлет? — спросила я у редакции.

Все приготовились обсуждать, но Маринка снова не сдержалась:

— Да хоть конь в пальто, только бы не эта травленая сучка! — наш старший редактор явно до сих пор переживала за бессмысленно убитые три часа.

— Отлично! — кивнула я ей. — Запроси у этого кастрированного пресс-агента расписание его клиентки. — Я развернулась к арт-директору: — И пусть сбросят нам полосы с Водяновой. Все срочно! Магнус Харальдович наверняка захочет высказать свое мнение. А пока обсудим другие разделы. Подстава с президентской дочкой ― не единственная в этом номере.

Коллеги оживились. Такой прямой наезд на Лейлу раньше не наблюдался! И если я это делаю, то у меня явно есть шансы ее придушить. Если же я ошибаюсь, и придушат меня, то теплые рабочие места — увы! — придется очистить. И дегенерату понятно, что Лейла заполнит все редакционные вакансии своими землячками. Печальным был только наш светский редактор Мурик, он виноват со всех сторон — и Лейле пытался услужить, и мне, а вот теперь нужно определяться и заодно оправдываться за совершенные ошибки.

За сорок минут мозгового штурма перелопатили весь номер. Анфиса вспомнила, что в последнем номере журнала-прародителя была неплохая фотосессия последней коллекции Lanvin, коей было решено заменить совершенно непристойную съемку пестрых итальянских шмоток, вдохновителем которой была вездесущая Лейла.

Выпроводила всех на рабочие места, я задержала ответсека:

— Тамара, как будет что визуальное в руках подержать, прогуляйся до отдела рекламы — пусть порадуются.

Тамара понимающе улыбнулась и удалилась.

Я тщательно прошлась по лицу пудрой цвета загара, зачернила рост ресниц и подкрасила губы. Прищурившись, посмотрела на свое отражение: пусть боятся, лишь бы уважали. Бестселлер «Как стать модной сукой», глава первая. Когда-нибудь я действительно такой бестселлер напишу. Когда уйду на заслуженную пенсию. Но это будет не скоро, а пока, мои дорогие, вам придется самим учиться выживать в этом жестоком глянцевом мире.

При виде меня Мила, как пресловутый чертик, выпрыгнула из-за стола.

— Мила, вернусь не раньше, чем через пару часов. Лейла нашлась?

— Мобильный выключен, — почти со страданием в голосе отозвалась моя ассистентка.

— Позвоните ей домой.

Пока Мила набирала номер, я скрестила пальцы в кармане пальто. После двенадцатого гудка я перевела дух:

— Достаточно, Мила. Так крепко спать не может даже Спящая Красавица. Продолжайте звонить на мобильный. Как будут какие-то новости, свяжитесь со мной.

Мила вытянулась по стойке «смирно», а я отправилась преломить хлеб с Мобильным Гнусом.

Фамилия нашего драгоценного издателя — Эриксон, как у производителя разной бытовой техники, в том числе и мобильных телефонов. А «Гнус» он просто потому, что ― гнус: и гнусавый, и подленький, и подставить может, и обжулить. А как еще он мог здесь, у нас, зацепиться на заре становления капитализма, если бы был другим? Впрочем, у Гнуса есть и положительные стороны. Что он сноб, например. Поэтому он не ходит в наимоднейшие общепиты, где подкрепляются одни дорогие шлюхи, скучающие жены миллиардеров и понтанутые вице-президенты нефтяных компаний. Нет, Мобильный Гнус любит обжитые места, солидные и для солидных господ. Например, сегодня мы заседали в ресторане «Лубянский», что расположен на месте бывшей столовой привилегированного сталинского дома, прямо за офисом Железного Феликса. Магнуса такие аналогии невероятно возбуждают! Вот и сейчас мой работодатель гнусавил в мобильный без остановки. Явно обзванивал всех североморских корешей, чтобы в красках описать еще одну вершину, на которую он вскарабкался.

При виде меня Гнус быстро свернул зачитывание собственного пресс-релиза и расплылся в улыбке. При этом глаза у него оставались такими же бесцветными и холодными, как у мертвой норвежской семги. После затяжного французского поцелуя (не подумайте ничего такого, чисто рабочие отношения) Гнус заулыбался еще шире. Еще бы! Я его выкормыш. Это он дал мне шанс, назначил главным редактором, когда моя предшественница совсем сдвинулась на почве Высокого Гламура и ушла в нирвану. Могу подсказать точный адрес: остров Бали, SPA при отеле «Ritz-Carlton». Там моя предшественница теперь или медитирует под руководством высокооплачиваемого инструктора йоги, или доводит до блеска свой кишечник с помощью клизм, настоянных на целебных травах.

Я не любительница такого времяпрепровождения, но считаю, что это совсем неплохо для особы, которая сдуру стала изучать норвежский язык, не имея никаких связей в посольствах и представительствах страны фьордов. Понятное дело, что после получения диплома она осталась на бобах и оголодала так, что сердобольные знакомые, отправили ее в Норвегию на заработки, благо настали выездные времена. В Осло наша героиня смогла пристроиться лишь няней при отпрысках Магнуса Эриксона, редактора одного из местных издательств. А когда вышеупомянутый господин решил двинуть к славянам за длинным рублем, то он избрал свою личную Мэри Поппинс на роль Сусанина. То да се, и вскоре наша прекрасная няня занялась дизайном кабинета главного редактора. Кстати, побочный заработок моей предшественницы — самая скрываемая информация в нашем глянцевом мире. Так что я вам ничего не говорила.

Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять, вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет! Резко захлопнутое мною меню издало звук, очень похожий на выстрел. Ну что, Гнус, посчитаемся?

— Нет, Магнус, ты представляешь, какая сука?! — почти прокричала я.

— Сссууукааа? — ошарашено переспросил Мобильный Гнус со своим непередаваемым акцентом эстонца из анекдотов.

— Сссучка травленая! — с энтузиазмом уточнила я. — Эта среднеазиатская принцесса! Чтоб ее папашу свергла революция ромашек!

— Рррооо…? — Гнус изумленно моргал белесыми ресницами.

— Ромашек, или какие там лютики еще остались после всего этого бедлама, проплаченного американским империализмом?.. И чем скорее, тем лучше! Потому что тогда я точно буду знать, что существует на свете справедливость. И чтобы банковские счета обязательно арестовали, чтобы эта травленая сучка больше никогда не смогла никому пыль в глаза пускать!

— Счетаааа? — снова уцепился за знакомое слово Гнус.

— А ты думаешь, ее папаша-диктатор не наворовал у своих подданных? Да брось! Даже если он и был честным отцом народа, в чем я очень сомневаюсь, то после всех этих цветочных революций наверняка подумал о куске лепешки с икрой, которая скрасит ему годы изгнания!

Магнус наконец понял, что ничего не понимает, и прикусил язык. Ладно, объясняю для тупых, кого им нужно придушить с пристрастием.

— Извини, Магнус, но я до сих пор не могу прийти в себя от подставы, которую нам устроила эта дочь степей. Сегодня утром вся редакция пахала, как бригада гастарбайтеров! Пришлось переверстать весь номер, — ну, это я приврала, мы еще далеко не все сверстали, но Гнус должен знать имена героев.

— Чтооо случилооось? — наконец дошло до Гнуса.

— Да я об этом уже твержу целый час! Эта травленая сучка настолько помешалась на своем пиаре, что одновременно с нами отснялась для Vogue. И интервью дала. Развернутое. Слава Провидению, что у меня хорошие связи, и я вовремя узнала об этой параллельной публикации. В параллельном номере.

Вот и все. Ставки сделаны. Теперь твой ход, мой лепший друг Магнус.

— А Лейлаааа зналааа? — спросил Гнус.

Как говорится, не в бровь, а в глаз! Гнус может выглядеть хоть трижды дурачком, но находить виновных он всегда умеет.

— Лейла даже не появилась сегодня в редакции. И насчет того, что мы вместо нее переверстали номер, она, разумеется, не в курсе. А о том, знает ли она, что ее лучшая подруга подставила нас, несложно догадаться. Они же лучшие подружки, верно? Да и круг знакомых у них один, и довольно узкий. И вряд ли съемка для Vogue была большой тайной. Эта дочь степей о любой публикации о себе, любимой, молчать не станет! И если Лейла об этом не знала, то значит, последний месяц она ходила, заткнув уши и закрыв глаза. А лично я этого не заметила.

Магнус задумчиво смотрел на меня, и я почти слышала, как в его голове ритмично щелкают клавиши калькулятора. Насколько дорога ему Лейла? А ее луноликий папа? А я? Я-то не обольщаюсь, мой статус дисконтный, но зато на меня можно положиться, как на хороший матрас. А вот какие еще сюрпризы принесет Лейла, когда займет мое место, — это вопрос. Учитывая, что собственный статус в глазах подружек ей ценнее акций издательского дома Магнуса Эриксона.

Я решила подбросить на свой счет пару копеечек:

— Когда вернемся в редакцию, тебя не затруднит, Магнус, спуститься к нам? Посмотреть два интервью, которыми я предлагаю спасти номер. У нас есть готовая Водянова с семейством и английским ландшафтом. И договоренность со Скарлет Йоханссон. Водянова — от прародителя. Скарлет — наши связи.

— Ооооо! — Магнус оживился.

— Тебе, наверно, ближе к сердцу мисс Йоханссон, — понимающе улыбнулась я, — все-таки землячка. Но Наташа хороша! Вылитая леди. Все рублевские домохозяйки сдохнут от зависти.

Магнус заглотил крючок:

— Да-дааа….

— А Скарлет оставим на февраль, да? Сам знаешь, какая печальная с ним ситуация. Рекламный отдел будет счастлив, — я просто лучилась из-за улучшения финансового состояния Гнуса. Мой личный счет также утяжелялся на глазах.

— Знаааачит, Лейлааа не знаааает, чтооо друууг так поступиииил? — внезапно сменил тему старый интриган Магнус.

Я внутренне подобралась — теперь контрольный выстрел:

— Мой ассистент разыскивала ее с десяти утра, и когда я уезжала к тебе, ее мобильный все еще был отключен. Домработница говорит, что дома она не ночевала.

Бинго! Магнус Шаловливые Ручки был оскорблен в лучших чувствах. Его гарем должен быть чист и невинен (или хотя бы удачно скрывать подробности интимной жизни).

— Ты разрешишь мне связаться с ассистенткой? — несколько подобострастно спросила я Гнуса, — Хочу узнать, какие новости.

Получив царственный кивок, я набрала Милу и узнала свежие новости.

— Лейла нашлась, — я прикрыла трубку рукой. — Она едет в редакцию, Магнус.

Гнус мельком взглянул на часы. Я скосила глаза. Пятнадцать ноль-ноль, между прочим.

— Мила, мы с Магнусом Харальдовичем скоро будем. Собери всех, кто присутствовал на утреннем совещании, вместе со старыми и новыми полосами. Магнус Харальдович хочет сам утвердить материалы. Так что пусть все подготовят.

А заодно будут под присмотром друг друга. И никакой доброжелатель не сообщит Лейле, как она лажанулась. Разделяй редакцию и властвуй над ней. Бестселлер «Как стать модной сукой», глава пятая.

Гнус каменел с каждым метром, приближающим его к редакции. Начальственную маску надевал, пупсик. Я, со своей стороны, кратко пересказала и утреннее совещание, и что еще в журнале потребовало моего экстренного вмешательства, чтобы спасти его, Магнуса Харальдовича, реноме. Понятное дело, я не выпускала Гнуса из-под контроля и любезно разрешила своему водителю покататься в одиночестве.

Мила побледнела, увидев высокое начальство. Теперь он выглядел, как наемный убийца, склонный к излишней жестокости. Я в свое время тоже бледнела под автозагаром, когда видела такого Гнуса, пока не догадалась, что это специально выработанное выражение лица для критических ситуаций. Так скромный рабочий паренек Магнус Эриксон общался с этим жестоким миром. К своей профессиональной гордости, могу добавить, что я на роль жертвы не попадала ни разу. Но и свидетелем преступления быть — удовольствие так себе. Если не считать ситуаций, подобных сегодняшней.

Избранные сотрудники редакции, лениво сплетничающие за переговорным столом, при виде Гнуса вспомнили все плохое, что сделали в жизни. И вот она — расплата за это.

— Лейлаааа?.. — Гнус развернул свое монстроподобное лицо к Миле.

Бедняжка попятилась и прошептала:

— Подъезжает…

— Пристуууупим! — решительно сказал Гнус и направился к главе стола.

Не пошевелив не единым мускулом, наш драгоценный издатель выслушал отчет арт-директора, ответсека, старшего редактора и редактора отдела моды. Молча просмотрел полосы «до» и полосы «после». Как говорится, расклад был ясен. Не хватало только рекламного отдела в роли хора для этой древнегреческой трагедии. Впрочем, Тамара передала их респекты и реверансы «столь прекрасно проделанной работе». Осталось только выслушать предсмертный монолог жертвы бессердечных модных богов. А вот и она!

Лейла влетела в мой кабинет и сразу споткнулась о рыбий взгляд Мобильного Гнуса. Да, дорогая, лучше бы ты приехала позже, но сделала себе пару холодных примочек.

Лицо Лейлы отекло, глаза и веки распухли, а волосы так и не сдались расческе. На взгляд независимого наблюдателя, мой заместитель выглядела, как особа, которая не просто не ночевала дома, а ночевала не одна. Во всяком случае, так эта мысль отразилась на лбу Мобильного Гнуса. Я-то знала, что такой вид — совершенно обычный после вчерашнего перепоя, во всяком случае, я выгляжу соответствующе. Но кто меня упрекнет в том, что я не сказала об этом вслух?

Каменный гость в образе нашего издателя поднялся из-за стола и жестом пригласил Лейлу следовать за ним. Пару минут редакция ошарашено молчала. Карина не поднимала глаза и грызла накладной ноготь. Игорек внимательно рассматривал портрет Водяновой с дочерью на руках (обе — в Dior). Анфиса расслабилась: снова пронесло! Мурик пытался прикинуться ветошью. Тамара язвительно улыбалась. Маринка — злорадно. Никому не нужно было объяснять дважды, что в интриге «сука Елизавета vs. сучонка Лейла» проиграла последняя.

— Господа, Магнус Харальдович высказал свои пожелания, и мы можем работать дальше, ориентируясь на его указания, — сказала я, как ни в чем не бывало, и указала на разбросанные по столу полосы, — вы знаете, что вам делать.

Все уставились на меня, как будто в первый раз увидели. «Вот ссссука!» — читалось на лицах моих подчиненных, у кого — с ненавистью, у кого — с восхищением. Что ж, мне еще есть над чем работать. Я имею в виду излишнее восхищение.

— Есть вопросы? — холодно уточнила я.

У галерных рабов вопросов не бывает, у моих подчиненных — тоже. Гуськом они покинули мой кабинет, унося под мышками составляющее того, ради чего все мы живем и умираем — модный журнал.

Но это было еще не все. Я села за стол, сверила свое лицо с отражением в зеркале пудреницы, внесла кое-какие коррективы в оригинал и склонилась планом следующего номера. Я ждала Лейлу. Она не покинет стены нашей глянцевой обители, пока не выскажет мне все. Все, что она считает важным.

Минут через десять за дверью послышался шум, сдавленный шепот Милы и истеричный крик Лейлы:

— А мне плевать, что тебе за это будет!

Даже так?! Терроризировать ассистента главного редактора может только главный редактор. Бестселлер «Как стать модной сукой», глава восемнадцатая.

Я распахнула дверь кабинета и узрела Милу, изо всех сил вцепившуюся в рукав Лейлы. Бедной девочке приходилось нелегко. Я имею в виду Лейлу. У Милы оказалась хватка бультерьера. Надо же, буду иметь в виду.

― Мила, отпустите рукав. Это Cavalli, а он в последнюю очередь задумывается о качестве швов, — я равнодушно смотрела на зареванное лицо Лейлы. Все-таки Гнус — редкостная скотина. Это мне тоже нужно иметь в виду.

Мила расстыковалась с Лейлой, и та подскочила ко мне:

— ТЫЫЫЫ!.. — буквально провыла она.

— Лейла, тебе еще нужно успеть собрать вещи. Магнус Харальдович дает лишь полчаса на сборы и прощание.

— Ненавижу! — наконец выдохнула Лейла.

— Лейла, Магнус Харальдович так много для тебя сделал, и я просто не могу поверить, что ты можешь быть такой неблагодарной.

— Ненавижу! Ненавижу! — забилась в истерике Лейла.

Из кабинетов стали высовываться любопытные лица. Как сладко увидеть падение вчерашней фаворитки! Вот только жаль, что этого не произошло позавчера, тогда не пришлось бы тратиться на подарки к ее дню рождения.

— Лейла, Магнусу Харальдовичу будет неприятно узнать, что ты к нему так относишься, тем более в стенах его издательского дома, — продолжала я увещевать рыдающую Лейлу.

— Ненавижу-ненавижу-ненавижу! — раздавалось уже на весь этаж.

Публика наслаждалась!

— Мила, — я развернулась к затаившейся ассистентке.

— Уже идут, — кивнула она. И действительно, из-за угла появилась охрана.

Дальнейшее войдет в анналы нашего издательского дома и, кстати, отобьет желание у кого-либо и когда-либо претендовать на мой трон Клеопатры. Упирающуюся и рыдающую Лейлу дотащили до лестницы, аккуратно спустили вниз и передали редакционному водителю. Я посчитала небезопасным, чтобы бедная девочка сама садилась за руль, о чем и сообщила во всеуслышание.

Между редакцией и багажником автомобиля челноком сновала Мила, постепенно очищающая кабинет Лейлы. Да, основательно она обустроилась: коробки с обувью, платья в чехлах и пакеты, пакеты, пакеты со всякой всячиной.

Через полчаса я отпустила Милу перекусить. Именно в это время наш добрый Магнус дает своей личной секретарше время на подкрепление сил. Через пятнадцать минут после возвращения Милы — можно было засекать время — позвонил Гнус и дал мне карт-бланш на поиски нового заместителя. Я так понимаю, карт-бланш — это значит, что я могу взять блондинку?

Я осчастливила своим открытием Тамару с Маринкой, и попросила прошерстить наш старый добрый филфак — и, в частности, угро-финское отделение — в поисках подходящей кандидатуры. Знание норвежского языка перевесит все недостатки, включая отсутствие амбиций и нефтеносного папы.

— Ну, ты довольна? — спросила меня ответсек, когда наивная Маринка, бурно выразив свой восторг неожиданным переменам вкуса Магнуса Харальдовича, ускакала в направлении своей телефонной книжки.

— Это работа, Тамара. Ничего личного, — ответила я.

Свой личный интерес я выразила, когда через знакомых слила в Vogue координаты этой среднеазиатской принцессы.