«В войну за такие вещи ставили к стенке. Я не пью»

В войну за такие вещи ставили к стенке

*

*

- Я однажды чуть не взорвал всю Полтаву, - так он рассказывает истинную быль о коротком замыкании на атомной бомбе.

В большом зале он делал свою обычную работу – проверку радиодатчика, установленного на бомбе. (Радиодатчик взрывает бомбу над землей, так погибает больше людей). Открыл нос бомбы – поворотную четверть сферы. Толовый шар бомбы находится за носовой частью, то есть прямо перед ним. Он подвез аккумулятор и стал подключать к радиодатчику кабели. Один кабель упал на аккумулятор, его разъем попал прямо на плюсовую клемму. В этом месте возникла мощная искровая дуга. В долю секунды он ударил ногой по кабелю и прекратил разряд.

*

До сих пор он считает несовершенной, мягко говоря, электрическую схему контроля. Авторы - нестерпимые гении Курчатов, Харитон и другие - немножко недоработали. Короткое замыкание в цепи произошло через корпус бомбы, никаких предохранительных, защитных элементов в схеме нет.

Конечно, насчет всей Полтавы можно еще подумать – дело в том, что центральная часть (ядерный заряд) в бомбе не стояла, это не допускается при проверках. Но если бы взорвался только шар с полтонной тола, то и это было бы интересно. На терактах от взрывчатки в 200 грамм погибают десятки людей. Его бомба уничтожила бы полностью здание, а также и соседние здания, начиненные заряженными бомбами…

Да уж, атомную базу предусмотрительно разместили в десятке километров от города.

*

Маршал авиации Судец, командующий дальней авиацией страны, приехал в часть очень удачно – на следующий же день (визит-эффект). Маленький, черненький, злобный, похожий на Гиммлера, он стоял перед шеренгой офицеров на месте происшествия. Слов было мало, врезалось только:

- В войну за такие вещи ставили к стенке.

*

Вечером он шел один по военному городку и переживал. «Происшедшее – случайность, не виноват я. За это лишать меня жизни?…» И в то же время было ясно, что в войну маршал сделал бы именно это. Таков порядок – наказать в острастку другим, если не виновного, то хотя бы причастного. Могильный ветерок, ужас неизбежности – мелькнуло и прошло. Осталось только гордиться быстрой реакцией – ударом ноги по аккумулятору.

Его вообще никак не наказали. Гауптвахта – слишком мягко. Депремировать – в армии нет премий. Начальству выгоднее было замолчать само событие – маршал знает, указаний не дал…

Я не пью

*

*

Старший лейтенант Селезнев – один из двух техников, пришедших в лабораторию Колесова с аэродрома, из самолетной обслуги. Оба старше начальника на десяток лет, семейные, с детьми, с большим жизненным опытом и четкой установкой – дослужить до военной пенсии, для чего – не попасть под сокращение. Работали старательно. Жили спокойно, без конфликтов.

Селезнев раньше, до женитьбы – жизнерадостный красавец, любимец женщин, попоек, гулянок, но – чтущий устав. Теперь он примерный семьянин, побаивается своей красавицы-жены, никаких пьянок, обильная и жирная пища против подозреваемого туберкулеза легких. Сильно растолстел, но лицо оставалось мужественно красивым. Откровенно подобострастен к начальству – мелкие услуги для дома, лесть. При подаче с хорошим юмором это сходило за широту души. Последняя – широта души – тоже имелась. От него Колесов набрался рецептов солдатской мудрости типа: «Нас толкнули, мы упали, нас подняли, мы пошли», «Не предлагай ничего нового, сам будешь исполнять» и т.п.

В установке «выжить» он все-таки не перестарывался. Его история с майором КГБ стала для Колесова классикой на всю жизнь.

Майор – сотрудник КГБ в их части - пригласил Селезнева для беседы в первый же день его прихода. Долго говорил о бдительности, об особом режиме и уже подбирался к главному – к нашей общей задаче по сохранению гостайны, выявлению опасных настроений. Тут Селезнев прервал его:

- Товарищ майор, я не пью.

Майор опешил:

- А при чем тут пью, не пью?

- Нет, серьезно, товарищ майор, не пью ни капли. Мне категорически нельзя пить.

Они покрутились несколько раз вокруг этих фраз, Селезнев однообразно повторял только то, что он не пьет. С этим майор и отпустил его.

Через некоторое время майор при встрече обиженно сказал Селезневу:

- Так ты считаешь, что в нашей работе нужно пить?

- Да нет, - обрадовался Селезнев, - я вам серьезно говорю, что я не пью, здоровье не позволяет. А когда люди секреты разбалтывают? По пьянке, когда выпьют. А я, товарищ майор, не пью, ни капли не употребляю.

Майор махнул рукой и отошел. Он все-таки завербовал кое-кого в сексоты. По глупости они проявлялись – вычислялись сослуживцами и высмеивались за глаза.

*

Селезнев действительно не пил. Выпивал. Когда обмывали капитанскую звездочку Колесова, обошли, как положено, все три главные полтавские рестораны.

Побег из армии

*

*

Его товарищи не тяготились своей армейской службой. Деньги есть, жилье есть, впереди, к 50 годам, светила хорошая пенсия, больше гражданской в три-четыре раза. Он в то время о пенсии не задумывался.

Он и друг Игорь частенько вспоминают актерскую находку Борисова - Счастливцева в «Лесе»: сначала полная фраза: «а не удавиться ли мне», потом бормотанье, потом только мелодия. Годится на многие случаи жизни. Так и у него вертелось в голове: только творческий труд, только это самое главное в жизни. Завертелось впервые в 17 лет, на углу Суворовского проспекта. Момент истины.

*

На работе творческий поиск сменился застоем: все методы освоены, изобретать нечего, работы мало. Внутренний голос забеспокоился насчет общего блага. Обращение к руководству типа «загрузите работой», естественно, не рассматривалось как явно фантастическое. Когда освободилась должность инженера, предложил ее сократить. Офицер из управления объяснил ему очень интересный армейский принцип – многие должности в армии так и задуманы: как резервные в мирное время, чтобы в случае войны использовать их для развертывания новых подразделений. Такова армейская селяви.

*

Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова…

Жизнь, которая дается один раз. Преследующий с детства ужас не отпускал, иногда хватал за душу и сжимал сердце: растак и разэтак, еще же и помирать надо.

На пятый год службы он твердо решил: из армии уйду. Пять лет службы за пять лет учебы - достаточно. На гражданке отрабатывают только три года обязаловки. О принятом тогда решении никогда не сожалел. Как говорится, искал приключений на свою попу (и нашел их). Немного рисуясь, он говорит: «Намеренно лишил себя ранней и высокой пенсии, чтобы остаться активным, поджарым и энергичным в том возрасте, когда у моих армейских товарищей наметилось благодушие и размягчение».

*

Ему повезло теперь уже на уровне всемирной истории. В 1960 году Хрущев решил значительно сократить армию – в целях упрочения мирного сосуществования, ну, и естественно, для улучшения жизни народа. Сокращать можно было еще больше – ядерного оружия хватало для сдерживания.

Понятно, что на атомные части сокращение не распространялось. Здесь разрешалось уволить только нерадивых и больных. По этому пути и пошли те, кем овладела охота к перемене мест.

*

Первопроходцем стал один из офицеров части. Он очень серьезно отнесся к делу: изучил медицинскую литературу, выбрал направление – психическая неполноценность, вошел в хороший контакт с врачом части. Выполнил кое-какие необычные действия, по направлению врача попал в окружной госпиталь, там повел себя еще более серьезно. Одна из его медицинских находок была весьма показательной. Он нашел напарника, вдвоем они изображали (симулировали) многосуточную бессонницу. Пока один спал, другой сидел рядом и с разговаривал с лежащим. Потом они менялись местами. В результате добились своего - из армии их уволили.

Колесов не решился на столь серьезный подход и ограничился проявлением недостатков своего характера – вспыльчивости, невыдержанности. Стал дерзить по поводу и без повода. Для подтверждения твердости своих намерений отпустил бороду. В то время борода у офицера была редкостью и даже вызовом.

Когда в часть приехал прославленный маршал Чуйков, командующий округом, он со своей нестриженой бородой был дежурным по части. Не собирался дерзить герою войны, просто доложил бы по уставу: «За время дежурства никаких происшествий не произошло». Командир части только перед самым приездом маршала заметил его и быстро принял решение – заменить.

*

Другие поводы не заставили ждать. Рем говорил об их товарище по атомной команде:

- Мы его вычислили – сексот. Причем по вполне безобидной информации, потом сами нарочно запускали для проверки.

- Как это его угораздило? Вроде приличный парень.

- А он как послушный отличник – попросили, выполняет.

Не сдерживая себя, Колесов громогласно разъяснял решения партии мрачному майору КГБ – особисту их части, нарочито переигрывая в демагогии, прозрачно намекал на аморальность вербовки сексотов для слежки друг за другом:

- Вы действуете неправильно, собирая непроверенные сплетни и слухи… Прежде всего партийные и комсомольские организации обязаны воспитывать и повышать бдительность… Партия осудила бериевских последышей, которые ставят себя вне и выше партии и общества.

Особист мрачно отбрыкивался:

- В органах таких людей давно нет….

Колесов был доволен: хорошо поругались, это тоже пойдет мне в копилку.

*

Комсомольский секретарь недовольно отозвался о выкрутасах Колесова и добавил:

- А почему он в партию не вступает?

Комсорг и другие офицеры недавно вступили в партию. В принципе он тоже был «за», но понимал, что в этом случае ему из армии не уйти.

*

Припомнил свои предыдущие нервные срывы: внутри всё начинает бурлить, в голове пронзительно холодеет, нервный столб проходит через грудь и живот. Мучения усиливаются, мысли скачут, отбрасываются все соображения об опасности – всем пренебрегу, но не допущу своего уничижения, пойду до последней черты. Он приучался сдерживаться внешне, но физиология срывов оставалась прежней. Об этих симптомах рассказывал врачу части и потом в госпитале.

*

Самым значительным эпизодом стало столкновение с капитаном из штаба части. Зануда и замухрышка сделал какое-то обидное замечание во время его дежурства по части. Он тут же впал в истерику (позволил себе впасть). Кричал на зануду несколько минут подряд, почувствовал дрожь в руках. Зануда вышел из комнаты. Он пошел за ним по коридору и продолжал кричать. Зануда вяло огрызался. Колесов почувствовал необходимость в решительном, окончательном действии – ударить его. И уже угрожал избить. Зануда замолчал, испугался. А он не смог ударить (интеллигент?).

Позднее командир части сказал по поводу «возмутительного факта»:

- Еще немного, и пришлось бы сразу двоих из армии увольнять.

Эпизод стал легендой, товарищи вспоминают о нем с удовольствием.

Хорошо помог врач части: направил его в окружной госпиталь, написал подходящую медицинскую характеристику, по которой Колесов стал немножко идиотом.

*

Осенью он поехал в Винницу, в госпиталь на обследование. Там вел себя нормально, ничего не изобретал, жаловался на неудержимую вспыльчивость, на пережитую блокаду, намекал на вредные для нервов специфические условия работы. Об атомных бомбах не говорил, нельзя, но врачи могли догадываться.

В декабре был уволен из армии по болезни и в связи с сокращением. Последнее давало надежду на главную льготу – предоставление жилья.

Диагноз по медицинской справке – психопатия с эмоционально-волевой неустойчивостью в фазе декомпенсации.

*

Под Новый год, на двадцать восьмом году жизни с женой и двухмесячным сыном он приехал домой, в Ленинград. Новый год встретил с родственниками. Вышел на прогулку с сыном в коляске, остановился у витрины на родном Суворовском проспекте и вдруг радостно осознал: «Вот оно, свершилось, я дома и навсегда».