«Платон – герой Союза»

Платон – герой Союза (fb2) - Платон – герой Союза (Метастазы Афгана - 3) 8202K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Васильевич Архипов

Александр Архипов Платон — герой Союза

Пополнение

Ещё до завтрака замкомроты сообщил новость — сегодня прибывает пополнение. Сначала на них будет смотреть командир роты майор Чижов, а потом будут распределять по взводам. Второму разведвзводу обещали аж четверых. И не просто пацанят-спортсменов из карантина, от которых ещё мамкиными пирожками за версту несёт, а подготовленных в учебных отрядах по специальному курсу: «Армейская разведка». К тому же уже по полгода отслуживших и «мама, я хочу домой» во сне не шепчущих. Личный состав тоже готовился к приёму «карасей». Ну прямо как в древнем Риме ждали новой партии рабов.

Нет! Дедовщины не было… Боже упаси. Просто каждый молодой боец был как посланец из другого мира. Из мира, где девушки, танцы, портвейн и вкусно пахнет. Ну ладно, какие в учебке девушки и танцы? Ну хоть пахнуть должно по-другому? В их небольшую казарму, где размещались первый и второй взводы разведроты, занесли пять новых коек с матрасами и подушками. Они должны были стоять вторым ярусом. Одну койку забросили на половину первого взвода, а вот остальные четыре… Их перетасовали между койками «ветеранов». Чтоб, значит, теснее было вливание. На всякий случай поменяли новые матрасы и подушки на другие… старые, продавленные, но уютно обжитые. Когда ложишься на него, а он, как бы обнимает тебя, упирая нежный позвоночник в сетку кровати, и спрашивает нежно так: «Ну, что пацанчик? Влип? Привыкай, не дома.»

После завтрака взводный подозвал к себе Платона и сказал:

— После двух пойдём к Чижику. Молодых привезут, он их смотреть будет и по взводам распределять. Может, удастся кого получше перетянуть.

— Товарищ лейтенант, а как определишь — лучше или хуже? В первый день они все одинаковы. Да и не думаю, что мы сможем повлиять на решение майора Чижова, — ответил Платон, зная, что с Чижиком лучше не связываться.

Три «Урала» с молодыми бойцами в сопровождении двух БМП (боевая машина пехоты) к штабу базы подъехали практически ровно в час дня, подпортив настроение всем штабным работникам. Обед переносился, что выбивало из рабочей колеи и настраивало всех против прибывших, начиная от посыльного до начальника штаба бригады. На всякий случай — целого полковника. Обед тридцати четырёх молодых душ не касался. На штат их ещё не поставили, а значит, и жрать им было сегодня не положено. А то, что по дороге все свои сухпаи поклевали? А думать надо было! Головой думать, однако!

Вновь прибывших построили на плацу, возле здания штаба бригады, в одну длинную тридцати четырёхголовую шеренгу. Конечно же, первым со своим списком подошёл самый главный майор в бригаде — командир разведроты майор Чижов. Красуясь, он прошёлся перед строем пару раз, давая возможность молодёжи восторженно оценить орден Красной Звезды на правой стороне груди и орден Красного Знамени на левой стороне. Раньше, когда у него был всего один орден Красной Звезды, он как-то правым боком вперёд больше ходил. А теперь… А теперь он шёл ровно! Всей грудью вперёд, подставляя под восхищённые взгляды свои боевые награды! В рифму… надо бы запомнить.

Зачитав список из восьми человек, майор взбудоражил уши командой:

— Выйти из строя!

Народ, одетый в свежие афганки и ещё летние панамы, вышел из строя, и все названные дружно потопали в сторону ГАЗ-66, ждущего у начала плаца. Там же стояли лейтенант Сотников и рядовой Платонов. Чиж увидел своих подчинённых и подошёл со словами:

— Что надо, «неразлучники»? Сотников, чего молчим?

— Здравия желаю, товарищ майор. Да, вот думали, может отсюда и заберём людей! — как-то нескладно ответил взводный.

— Ага, щас! Платон, а ты чего? Боишься, что потеряется? — хохотнул командир роты. Он знал, что Платон всячески опекает и помогает освоиться молодому взводному.

— Тащ майор, а когда ждать-то? Мы на них и расход в столовой оставили, — по-хозяйски заявил Платон, хватаясь за дверь кабины «газона».

— Ну, если уже и расход оставили, — засмеялся ротный, — то прямо к вам сейчас и еду!

Повторять дважды разведчикам не надо было. На ходу поймав борта машины, оба перемахнули в кузов. В кузове сидели восемь молодых и с интересом смотрели на людей, которые так запросто разговаривали с героем. «Кто-то из них мои, — думал взводный, — потолковей бы кого…» «Интересно, откуда? — думал Платон. — Может, земляки есть?» Так они доехали к двум небольшим одноэтажным строениям, где и располагалась отдельная разведрота под командованием майора А.Г. Чижова.

Дёрнувшись и стрельнув выхлопной трубой, остановился, как вкопанный, ГАЗ-66. Первыми из кузова вывалились взводный и Потап, за ними, вполголоса переговариваясь, молодёжь. Хлопнула дверь кабины и, опережая движение красивого туловища, пронеслась команда:

— Становись!

Восемь пар берцев засуетились, поднимая пыль и настроение начальнику. Недалеко стояли и командиры всех трёх взводов со своими замами, с интересом поглядывая в сторону прибывших. Вперёд вышел Чиж и, широко улыбаясь, объявил:

— Товарищи солдаты! Поздравляю вас с прибытием в гордость нашей легендарной бригады, подразделение, слава о котором разнеслась далеко за пределы провинций: Баграм, Кундуз, Баглан и Тахар. Служите честно, беспрекословно подчиняйтесь своим командирам и прислушивайтесь к советам своих старших товарищей. Они вас научат, как нужно воевать и вернуться живыми домой. Я решил на этот раз не ломать себе и вам голову по поводу распределения. Читаю по списку:

Первый взвод. Первый по списку — рядовой Климов Владимир Иванович. Второй взвод. Второй по списку — рядовой…

Так майор и распределил всех, читая подряд фамилии и распределяя личный состав по взводам. Замкомвзвода забрали своих молодых и повели обживаться. Чижов подошёл к своим взводным и сказал:

— Не забудьте пацанов покормить. Кстати, а как так получилось, что во втором взводе расход в столовой молодым оставили?

— Так у них Платон пошёл…, — начал было командир третьего взвода.

— Извиняйте, господа, Платон у нас только один. Изыщите внутренние резервы, как у нас сатирики говорят, — подмигнул ротный.

Конечно, Чижов знал, что парни голодными не останутся. У каждого взвода была припрятана заначка на всякий случай. Караваны и склады отбивали у духов не только с оружием. Были и очень полезные, и питательные для молодых, растущих и тратящих много энергии организмов. Конечно, «честные трофеи» начальство не приветствовало, но за ящик американской тушёнки в каптёрке никто по шапке не давал. И поход в столовую — это так, для общего ознакомления вновь прибывших. Ну и хлебушка с собой прихватить!

Платон завёл четверых молодых солдат в казарму, показал каждому из них койку на «втором этаже». Тумбочек не хватало, поэтому «старичкам» пришлось потесниться. Тут же понеслись вопросы:

— Ты откуда? А ты? Из Тамбова кто есть, пацаны?

«Повезло» только Злому. Ну, почти. Сам-то он был родом из Николаева, до призыва на судостроительном работал. А «земеля» ему из Херсона попался — Витёк Романов. Морячок черноморский. Успел даже тюльку и дунайскую селёдку на сейнере половить. Между городами всего-то 50 км, я ж и говорю — земляки! Ему и позывной сразу приличный приклеился — «Ромашка».

— Ну что, вторая? К строевому смотру готовы? — проходя к своим, спросил старший лейтенант Иванов, командир первого взвода.

— А мы всегда готовы! — ответил Злой, подшивая воротничок.

— А где взводный ваш?

— Не видел. Платона спросите, должен знать.

А Платон знал. Слава Сотников со своим дружком из автобата сорвались в город. Вчера зарплата была, вот они и рванули её тратить. А Платон, как мог, прикрывал.

— Вот только-только тут был, наверное, ротный вызвал. Вы с ним разминулись, он мне указания дал по строевому смотру и в штаб побежал.

Строевой смотр

О том, что бригаде «грозит» строевой смотр, говорили уже неделю. Но, сохраняя интригу, точную дату не называли. Строевой смотр намечался «капитальный». С «наездом»! «Наехать» собирались на нашего «батю» — комбрига. Уж больно самостоятельным стал, независимым и инициативным. Не всем штабным такое нравилось. Вот и настучали. Что такое строевой смотр? Сейчас очень умную вещь скажу, а вы подумайте. Строевой смотр проводится… для строевого смотра! Именно! Больше он на хрен никому не нужен.

К ужину появился лейтенант Сотников. Из «самоволки». Чуть-чуть, ну, совсем чуть-чуть… Зато привёз огроменный арбуз и пол-мешка грецких орехов. Весь вечер казарма хрустела орехами, а ночью наперегонки бегали в туалет, не понимая — «Откуда?». А это арбуз, ребята! Арбузы — они такие!

Утром взводных собрал у себя командир разведроты и коротко обрисовал суть строевого смотра:

— Так, внимаем. Через два дня строевой смотр бригады. Комиссия в Москве уже на чемоданах сидит и «ножики точит». На моей памяти ещё ни один строевой смотр выше оценки «удовлетворительно» не получил. А память у меня, господа лейтенанты, хорошая. Как сказал начальник штаба — едут каратели. Главный — Герой Советского Союза генерал-майор Скатов Виктор Иванович. Фронтовик, ещё тот дедок. Злой, как… С ним кодла полковников, заточенных на поиск недостатков, недочётов, недоукомплектаций и остальных мыслимых и немыслимых «недо»! Наша задача: дать этой своре как можно меньше пищи и поводов полоскать честное имя нашего «Бати». План проведения проверки такой: построение роты повзводно с личным оружием и полной выкладкой. Проверять будут всё и наличие носовых платков тоже. Баталерам дать команду — пусть портянки, что ли, порежут. Прохождение строем обязательно будет. И песня! Песню все знают?

— А чё её знать? «Не плачь девчонку» проорём, как всегда, — хохотнул взводный Иванов.

— А я вот посмотрю, как твои споют! В прошлый раз такой позор… Все знают, что его уроды из первого взвода спели?

— Георгич, да они уволились уже весной! — пробовал оправдаться старлей.

— Молчи, гад! Они пели не «…не плачь девчонка…», а «не б…ь девчонка»! Полковники на трибуне переглядываются… о чём речь, мол? А эти козлы ногами топают, а морды серьёзные такие! Хорошо, на втором припеве плац закончился! Убил бы…

Громкий смех может перекричать только громкий мат. Он и перекричал. И майор спокойно продолжил:

— Прохождение будет поротное. Попробуйте только опозорить. Кстати, выборочно будут проверять знание статей Устава у офицерского состава. Ну, с этим то у нас проблем нет. А, офицеры? — ехидно так поинтересовался майор Чижов, вспомнив, как сам по молодости «бекал-мекал» на строевых смотрах.

— Да всё нормально будет, Георгич, не переживай. Дальше Афгана всё равно не зашлют, — пробовал успокоить ротного старший лейтенант Иванов.

— Так-то оно так, Ваня! Сотников, а ты чего сидишь, молчишь? И бледный какой-то. Не заболел случаем перед смотром-то? — с ироничной подковыркой поинтересовался майор.

— Да, живот что-то. С утра мутит, — ответил лейтенант.

— Ты давай угля поешь, марганцовочки попей. Ты мне здоровый нужен. Лечись. На этом всё, товарищи офицеры! Завтра хочу слышать жизнерадостный топот ног на плацу. С утра и до вечера! Сотников, всё понял?

— Так точно, — что-то булькнуло у летёхи в животе.

Как правило, именно в пятницу проводятся строевые смотры. Для чего? А потому, что впереди есть относительно «спокойные» дни: суббота и воскресенье. Именно в эти дни отрабатываются замечания после проведения строевых смотров. Личный состав пашет на плацу или потеет на политзанятиях, а у офицеров оргпериод — без права выхода за территорию части.

Строевой смотр был назначен на 10–00 местного времени. А уже к восьми утра на плацу начал собираться, доедая на ходу завтрак, ратный народ. Строились, перестраивались, выкладывали оружие и спецсредства, аптечки и н/з, пиротехнику и ещё много всякой военной всячины. Распотрошили ранцы — и в голову пришла мысль, что обратно уже так не сложить. А давайте попробуем? Попробовали. Влезло! Опять начали раскладку… Одели бронежилеты. Молодые быстро и умело, старослужащие медленно и с явной неохотой. Тяжело. Разрешили снять. Пока.

В 9-30 у штаба бригады заволновались. Волнение, будоража и набирая обороты, пошло по пока ещё не совсем ровным порядкам. Невидимой горячей волной качнуло ряды, одетые в восьми и двенадцатикилограммовые бронежилеты. По направлению от КПП побежал, почему-то пригибаясь, боец. Все поняли — едут! Были слышны двигатели БТРов (бронетранспортёр) и «Урала» сопровождения, но они так и не показались, остановившись за зданием штаба бригады. Ко входу в штаб подъехали два новеньких «УАЗ»-ика, из которых степенно вышли члены проверяющей комиссии, непривычно сверкая золотыми погонами. Встречал их «Батя» вместе с начальником штаба (которого все за глаза звали Тёща). У комбрига был сильный, зычный голос, но до конца плаца, где стояла разведрота, доносились только гласные и звонкие согласные. Типа:

— …ар… ёб… кал… су… аать!

Членов московской комиссии было семь человек, вместе с дедушкой генералом. После обязательных докладов и приветствий члены комиссии, сопровождаемые бригадными начальниками, разошлись по подразделениям. Донеслись первые команды «Смирно»! Взводный Иванов подошёл к Чижову и вполголоса сказал:

— Глядишь, Георгич, пока до нас дед доковыляет, устанет. Может обойтись ускоренной программой.

— Твоими бы устами, Ваня, плов кушать. А фиг, только перловку! — съязвил ротный.

Личный состав млел на сентябрьском, пока ещё по-летнему жарком солнце. «Броники» нагревались и тянули вниз. Хорошо, каски разрешили не одевать, а только предъявить. Недалеко, проверяющий полковник измывался над молоденьким лейтенантиком из автобата, другом Сотникова. Полковник что-то упорно показывал на брюки офицера. У летёхи было не лицо, а сплошное недоразумение. Он попытался искать сочувствия у стоящего недалеко командира автобата, но тот как-то боком-боком зашёл за строй и присел, зажимая рот от смеха. Вечером в курилке возле столовой летёха рассказал, что полкан докопался до его брюк. Оказывается, на брюках полевой формы должны быть стрелки! Стрелки! На полевой форме! Положено! Он, значит, в своём бэтэре целый день на карачках ползает, но брючки — со стрелочками. Бред.

Вдруг…

— К нам! Тащ майор, генерал к нам!

По краю плаца, заложив руки за спину, в сторону разведроты шёл генерал-майор в сопровождении подполковника, с папкой в руках, и Тёщи, в смысле — начальника штаба бригады. Командир роты заметил, что на груди у генерала, кроме золотой звезды Героя, наградные планки только боевых наград. «Скромные» три ряда по четыре планки. «Настоящий», — почему-то подумал Чижов, вспоминая мундир последнего советского генералиссимуса. На «деда» генерал явно не тянул. Среднего роста, поджарая спортивная фигура, умные, с хитринкой глаза. Слегка за шестьдесят, не больше. Генерал выслушал доклад Чижова, чётко развернулся перед строем роты и поздоровался:

— Здравствуйте, товарищи разведчики!

Разведчики два дня тренировались. Правда, что придётся здороваться с генералом, и в мысли не приходило. Но ответили со страху чётко. Подполковник со старшим лейтенантом пошли в начало строя, а генерал остался в центре с командиром роты и Тёщей. Генерал как-то спокойно и буднично задавал вопросы о службе, о последних операциях, в которых приходилось участвовать роте, о потерях. Есть ли замечания и свои предложения по улучшению выстраивания взаимодействия между родами войск, подразделений бригады? Чижов все эти вопросы, конечно, предполагал и отвечал, как по-писаному. Генерал отчего-то хмурился, видно, не очень нравились ему ответы под копирку. Тем временем проверяющий закончил осмотр первого взвода. На правом фланге второго взвода на шаг впереди от первой шеренги стоял рядовой Платонов.

— Товарищ подполковник, личный состав второго взвода отдельной разведроты для проведения строевого смотра построен. Заместитель командира взвода рядовой Платонов, — чётко без единой запинки доложил Платон, отдав честь товарищу подполковнику.

Подполковник замер, продолжая отдавать честь рядовому, переваривая услышанное: «…Рядовой… замкомвзвода… а сам-то?» — путалось в голове. Пауза явно затянулась.

— Вы замкомвзвода? Рядовой? А где ваш командир? — наконец пришёл в себя проверяющий.

Лёха тоже стоял всё это время, отдавая (из солидарности) честь товарищу подполковнику. Посмотрев в сторону командира роты, ответил:

— В настоящее время лейтенант Сотников находится в санчасти. Я временно принял командование взводом.

Этот диалог сразу привлёк внимание генерал-майора. Он смотрел, слушал, чему-то своему улыбался и всё ближе подходил к строю разведчиков второго взвода.

— А что со взводным-то? — вполголоса спросил командира роты генерал.

— Вчера в лазарет положили. Животом мается, товарищ генерал, — ответил Чижов.

— Понятно. Обосрался, — лаконично констатировал генерал.

«А генерал то… понимающий» — промелькнуло в голове у комроты. Он решил развить успех и обратился к генералу:

— Товарищ генерал, разрешите бойцам бронежилеты снять? Видно, что в наличии, зачем людей парить, — попросил ротный.

Генерал согласно кивнул. И вслед за разведротой облегчённо вздохнула вся бригада, сбрасывая с плеч обязательную нагрузку. Но смысл этой процедуры понятен стал генералу только после того, как двенадцатикилограммовые броники шумно упали на асфальт плаца. Под бронежилетом оказались боевые награды, одетые согласно приказу о подготовке к строевому смотру. Платону было что показать. На правой стороне груди у рядового был прикручен орден «Красной Звезды», а на левой приколота медаль «За Отвагу». Генерал подошёл к Платону, рассматривая его поближе, и спросил:

— А годков то тебе сколько, солдатик?

— Девятнадцать… будет, товарищ генерал, — немного смутившись, ответил Лёха.

— Я свою за «Отвагу» тоже в восемнадцать получил, — улыбаясь, ответил генерал, постучав пальцем по серой колодке на груди.

— Так у вас война была, товарищ генерал, — вдруг вступил в разговор Тёща.

— А сейчас что? — насупив брови, спросил генерал.

— Конфликт! — бойко, как на лекции в Академии генштаба, ответил Тёща.

Генерал досадливо поморщился и, отвернувшись к ротному, спросил:

— А почему такой герой при должности и без звания? А майор?

— Так товарищ генерал, приказ уже написан, после строевого смотра присвоим младшего сержанта, — без запинки отрапортовал майор, косясь на начальника штаба, мол, подтверди гад.

— Значит так. Свой приказ отзовите, если уже ход дан. А на представление пойдёт мой приказ. Пётр Степанович, запишите. Исполнить всё в срочном порядке, — отдал указание подполковнику генерал-майор Скатов В.И.

Прохождение строем прошло без сучка и задоринки. Личный состав радовался, что всё заканчивается, и добросовестно топал по плацу, выбивая из асфальта красную афганскую пыль, и вызывая аллергический чих у московских полковников. Положительно отмечено комиссией прохождение со строевой песней. Особо обращено внимание на старание разведроты.

В ночь перед смотром Платон предложил не петь всех уже замучившую «Не плачь, девчонку». Дело в том, что они только что, перед отбоем, смотрели на открытой площадке фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Вот Платон и предложил спеть «Марусю». Сначала все посмеялись, а потом перекурили это дело и согласились. К тому же, у молодого Ромашки оказался удивительно сильный и звонкий голос. И вот пошла команда: «Песню запевай!». А начинать нужно было прямо перед трибуной с комиссией.

Ромашка как заголосит:

— Маруся!!!

А шестьдесят скрипучих военных глоток как рявкнут:

— От счастья слёзы льёт!!!

Генерал аж подпрыгнул от неожиданности! Да так, что первая шеренга услышала, как звякнула Звезда Героя на груди уважаемого председателя комиссии. А члены комиссии чуть с трибуны не посыпались, ошарашенные нетрадиционным подходом к строевой песне. А комбриг, говорят, за сердце схватился и на банкете, по случаю успешного окончания смотра, почти не пил (из легенд славного боевого пути бригады). Правда, тост сказал хоть и короткий, но по существу: «За Родину!»

«Батю» оставили в покое и при должности. Бригаде по итогам строевого смотра поставили оценку «Удовлетворительно» с особыми отметками в положительную сторону. Командир разведроты майор Чижов отмечен благодарностью командира бригады с занесением в личное дело. Командиров взводов отметили перед строем. Кроме Сотникова, конечно. С командиром второго взвода лейтенантом Сотниковым вышло грустно. Он и правда подцепил какую-то бациллу в «самоволке». Его дружка из автобата пронесло, а вот Сотникова «пронесло». И ровно три недели продержали бедного летёху в инфекционке. А через три недели рядовому Платонову Л.А. генеральским приказом по ускоренной форме было присвоено звание старшины.

Выручайте, братва

В 14 часа 15 минут по-местному, командиров первого и второго разведвзводов со стрелкового полигона вызвал посыльный из штаба бригады. У КПП стрельбища их ждал урчащий УАЗ начальника штаба. Взводные прикинули, что просто так Тёща свою машину за лейтенантами не пришлёт. Поэтому как были в измазанном глиной камуфляже с пыльными рожами, так в машину и сели. В кабинете начальника штаба сидели: сам хозяин кабинета, ротный Чижов и ещё какой-то незнакомый майор в камуфляже. Незнакомый майор представился — Хмелев, командир спецгруппы. Было видно, что правая рука майора была перевязана, он забывал об этом, резко жестикулировал и аж приседал от пронзительной боли.

— Осколок ещё не вытащили. Кость царапает, — объяснил он, чтобы больше к этому не возвращаться.

Суть появления этого спеца была в следующем. Шесть дней назад в соседнюю с нами провинцию была заброшена спецгруппа. Согласно оперативным данным, в этом районе духи организовали сеть складов различного назначения. Расположение этих складов было настолько засекреченным, что даже моджахеды, контролирующие горные переходы, ничего о них не знали. И языков брали, и агентуру тормошили, результата не было, хотя оружие поставлялось бесперебойно. Поиск начали небольшими группами, чтобы лишний раз не светиться. Так было и на этот раз. Группа спецназовцев переходила из квадрата в квадрат и на горном перевале наткнулась на разведчиков, превосходящей по численности группы душманов. Разведчиков уничтожили, а вот дальше пришлось «делать ноги». Принцип, как у всех спецгрупп, был простой. Засветился? Уходи! Наших парней было восемь человек, а духов около шестидесяти. Хорошо, столкновение произошло под вечер, и спецам удалось без потерь отойти и временно оторваться. Последняя связь с группой была два часа назад. Они спустились в кишлак и заняли брошенную старую мечеть. В бой пока не вступали, но если подойдут хорошо вооружённые духи, мало не покажется. Раздолбать глиняные постройки для десятка РПГ (ручной противотанковый гранатомёт) проблем вообще не составляет. Ребят нужно вытаскивать. Причём сегодня.

— Ночью духи если и сунутся, то получат по зубам и отойдут. Головорезы у них, конечно, есть, но и они понимают, что спецов ночью врасплох не застать, а зря рисковать они не будут. Подождут утра, а там война — план покажет. Тем более они знают, кто перед ними и в плен пытаться взять затея нереальная, — бережно баюкая раненую руку, добавил майор Хмелев.

Командир разведроты, тяжело посмотрев на своих разведчиков, объявил об уже продуманном плане операции:

— Предлагается следующий план действия. Выступаем двумя группами. По воздуху и на броне. Иванов, ты на броне. Выезжаете на двух БМП (боевая машина пехоты) и одном БТРе (бронетранспортёр) через час тридцать. В пути будете два с половиной часа, обязательно успей до темноты, чтобы по тёмному на душманский РПГ не напороться. Снайперов рядом с «бронёй» держи. Остальные инструкции получишь по ходу передвижения. Не задерживаю.

Старший лейтенант козырнул Тёще и рванул к выходу, молча шевеля губами, что-то про себя повторяя.

— Сотников, ты десантируешься на вертушках. Возле кишлака местность ровная, сложностей не вижу. Перед посадкой сделаете облёт. Ну, Михалыч знает, если потребуется, с воздуха духов причешет. Летят три машины, но одна пустая, для бойцов майора. Так что отбери из взвода человек 15–16. Иванов свяжет духов боем, подолбит их пушками, а ваша задача прикрыть отход спецов к вертушкам. Вопросы? Вопросов нет. Ваш вылет в 16–00, у кишлака будете к вечеру. Людей ваших с полигона уже забрали. Вперёд, — закончил постановку задачи командир разведроты.

То, что в операции принимает участие звено вертолётов МИ-8, которым командовал Михалыч, конечно, радовало и успокаивало. Михалыч и сделает всё, как надо, и рисковать зря не будет. Хмелев, осторожно придерживая раненную руку, повернулся к Чижову и сказал:

— Моя группа сейчас по трём квадратам разбросана, всё ищем эти долбанные склады. Уже иногда думаешь — может, деза? Может, шиза косит ряды наших начальников с этой темой? А нет! То тут, то там караваны прихватывают. Доставку из складов делают быстро, небольшими караванами. И идут не от Пакистанской границы, а даты на ящиках свежие. Значит, постоянный оборот существует. А тут на тебе… на прошлой неделе, да так глупо. У духа патроны кончились, я показываю, типа, иди сюда, джигит, а он побежал. Ну, и на растяжку. И мне вот прилетело. Пацанов нужно вытаскивать, хорошие пацаны. Помогайте, братцы!

— Васильич, ты давай-ка, возвращайся в госпиталь. На тебе вон лица нет, белый, как ватман. Не дай Бог заражение! Чижов, посади его в мою машину, пусть везут под капельницу. А мы тебя в курсе держать будем, не волнуйся. Правда, Чижов? — уговаривал, как маленького, Тёща, то есть начальник штаба бригады, натирая кулаками и без того красные от недосыпа глаза.

Раненый майор, чуть качнувшись, встал, аккуратно придвинул стул и, кивнув полковнику, вышел вслед за ротным.

Красный вечер

Ровно в 15–30 по-местному 16 бойцов из второго взвода не спеша прыгали из кузова тентованного «Урала» и строились в одну шеренгу.

— Жалобы, больные есть? — тихо, как бы про себя, спросил взводный, прохаживаясь вдоль строя.

— Товарищ командир, а рядовой Романов пукал всю дорогу, — серьёзным тоном сказал Бес.

— Пукал — не гадил. Пройдёт, — весело за взводного ответил Сандро, покровительственно похлопав Ромаху по плечу.

— Взвод, смирно! Слушай боевую задачу, — жёстко начал взводный. — Наши коллеги — спецы, попали в засаду. Вылетаем тремя бортами, третий борт для них. Спецы держат круговую оборону в заброшенной мечети. Туда уже движется броня с первым взводом, который должен связать духов боем, а мы обеспечить отход и эвакуацию спецов. Вопросы?

— Товарищ лейтенант, а сколько спецов? — спросил старшина Платонов.

— Восемь, старшина. Двое ранены, насколько серьёзно — не известно. Так что санитару быть готовым, работа будет.

— А когда её не было… — вполголоса ответил Яша, похлопав по сумке с красным крестом.

Провожать вертушки Чижов не приехал, был сеанс связи с первым взводом. МИ-8-е, с разрывом в минуту, поднялись в воздух и, соблюдая дистанцию и набирая максимальные обороты, двинули в обозначенный квадрат высадки.

— Сань, ты за Ромахой приглядывай. Первый бой у него, — сказал Платон прямо в ухо своему другу Сашке Дягелеву.

— Он у меня вторым номером будет, не сомневайся, — так же в ухо прокричал Сандро, похлопав по прикладу ПКМа (ручной пулемёт).

Обстрел с земли начался неожиданно. Вроде и населённых пунктов не было поблизости. Стреляли из редкой зелёнки у реки. Было слышно, как несколько пуль щёлкнули по обшивке вертолёта.

— Михалыч, летит, сука! — истошно заорал техник Колян, открывая дверь в кабину пилота.

Платон успел заметить, как от земли к вертолёту потянулся белёсый инверсионный след от реактивного снаряда. Стреляли из гранатомёта. Снаряд прошёл левее в семидесяти метрах от борта. Михалыч резко рванул машину вверх на недосягаемую для РПГ высоту.

— Саня, а были случаи, когда вот так… из РПГ? — вдруг спросил Ромаха, дремлющего Сандро.

— Были, — коротко ответил Сандро, не открывая глаз, — но… не в нашем районе.

— Не боись, Ромаха, у нас вертуха новая, бронированная, — уверенно сказал Злой, успокаивая молодого.

На кишлак вертушки вышли сразу. Что значит штурман! С ним Михалыч с самого начала. На безопасном расстоянии пролетели над кишлаком. Потом визуально определили, где эта самая мечеть. Нашли по полузавалившемуся минарету. Это круглая высокая башня такая, откуда мусульманский проповедник читает молитвы. Ребята в мечети тоже увидели вертушки и «подсветились» белой ракетой и дымами. Михалыч дал команду и «пустая» вертушка долбанула один залп из НУРСов (неуправляемые ракетные снаряды) по ближайшим к мечети постройкам кишлака. Пусть напрягутся!

Пока две вертушки высаживали разведчиков, третья периодически заходила в атаку на позиции духов, кроша в пыль своим крупнокалиберным пулемётом глиняные дувалы. Послышались короткие серии выстрелов скорострельных пушек БПМ (боевая машина пехоты), от дороги заработали пулемёты. Вовремя подошла «броня».

— Платон, бери двух пулемётчиков и расчёт АГС (автоматическая гранатомётная система), подойди на минимально возможное расстояние до первой линии огня духов, перекрой дорогу из кишлака, положи духов мордами в камни, головы им не дай поднять. Коридор для выхода спецов будем пробивать, — на ходу командовал взводный.

— Сашка, — закричал Платон Дягилеву, — забирай пулемётчика и своих вторых номеров, и поднимайтесь повыше метров на сто.

— Бес, берёшь двух бойцов, Араратика и Яшу-санитара. Мы ставим дымы, а ты пробиваешься в мечеть и выводишь спецов к вертушке. Дойдёшь, дай зелёную ракету. Застрянешь — красную. Всё понял? Давай, Бес! — крикнул взводный, быстро перемещаясь с оставшимися бойцами на левый фланг.

За два километра до кишлака из засады обстреляли взвод Иванова. Случилась интересная ситуация. Снайпер на броне успел вовремя увидеть в оптику высунувшегося духа с гранатомётом. Он крикнул об этом командиру, тот заорал благим матом механику-водителю:

— Гришка, стой! Стой, сволочь!

Механик, не расслышав команды, вместо тормоза с перепугу наступил на «газ», машина рванула, как сумасшедшая, снайпер выстрелил и, конечно, промахнулся. Выстрелил и гранатомётчик! Но то ли пролетевшая у виска пуля снайпера, то ли неожиданный рывок боевой машины не дали гранате попасть в цель. С других машин видели, как резко «прыгнула» вперёд БМП и пригнули головы бойцы, сидевшие на броне. Как что-то орёт взводный Иванов, широко открывая рот, показывая автоматом в сторону выстрела. И как еле заметной «Мухой», оставляя сизый след, летит смерть. Смерти не повезло в этот раз, она осталась голодной. Три метра — цена жизни!

Уже через десять секунд от засады душманов осталась гора щебня, перемолотая с человеческим мясом, ватными халатами, тюрбанами, чалмами и оторванными головами. Две скорострельные 30 мм пушки боевых машин, с дистанции всего 100 метров, сделали своё дело. Остановились осмотреться.

— Во расколбасили! — пиная пустую тубу из-под гранатомёта, сказал мальчишка-снайпер.

— Стрелять нужно лучше, — испуганно шмыгнув носом, чуть слышно сказал другой мальчишка — механик-водитель.

А старший лейтенант Иванов ничего не сказал, его подташнивало. Он отвернулся и прошептал командирским голосом:

— Чего вы тут не видели? По машинам!

За километр до позиций душманов Иванов ссадил взвод на землю. Боевые машины развернулись в цепь уступом вправо и начали движение в сторону кишлака. На броне, раскорячившись в неудобных позах, висели снайпера, сверля правыми глазами оптические прицелы. Иванов им сказал жёстко:

— Прозеваете РПГ — будет вам жопа!

Взвод «лёгкой трусцой» двигался под прикрытием брони. Внезапно на правом фланге разорвались две миномётные мины с недолётом метров сто пятьдесят. Башни БМП дружно развернулись вправо. Командир БТРа (бронетранспортёр) сообщил, что видит позиции миномётчиков. Вернее, видел отблеск от линз бинокуляров корректировщика. Перепахали, не останавливаясь этот участок и всё, что за ним на всякий случай. Больше не стреляли. В голове Иванова улыбаясь, пролетела мысль: «Так и запишем. Уничтожена засада духов, вооружённых РПГ и миномётная позиция с корректировщиком. Нет! И миномётная батарея!»

Патронов много не бывает, любил повторять чью-то умную мысль Бес. Они были у него везде. Почему патронов у Беса всегда было больше нормы, знал только он сам и прапорщик в оружейке. Бес был не жадный, делился. До мечети было метров 400, до ближайших духов метров 100. Конечно, басмачи видели передвижения русских и понимали, что ещё немного и сами окажутся в окружении. К тому же они не видели, но хорошо слышали пушки БМП и разрывы у себя за спиной. Через несколько минут пошли дымы, плотно накрывая позиции духов.

— Ну, пацаны, наша тема пошла! — крикнул Бес. — Яша, вперёд не выбегай, у меня за спиной будь.

Бежали быстро, налегке. Только у Беса, как всегда во всех карманах позвякивало. Первым, молча сопя и топая, как молодой носорог, бежал с ручным пулемётом в руках Араратик. Пробежали первые сто метров. Никого. Сбавили темп и пошли быстрым шагом. Дым был очень плотным, видно, Сотников дымовых шашек не пожалел. Неожиданно рядом раздалась короткая автоматная очередь. Бес резко повернулся и в дыму увидел, как падает дух с направленным на него ручным пулемётом, а рядом машет рукой Яша. Мол, всё нормально, идём дальше. «Ну вот, я же говорил — за мной иди», — подумал довольный собой Бес. Стало понятно, что моджахеды, воспользовавшись нашими же дымами, быстро отошли к кишлаку, а этого камикадзе оставили прикрывать. Прикрыл.

— Не стреляйте! Парни, мы свои! — начали кричать разведчики, приближаясь к невысокому забору мечети.

— Давай быстрей! — крикнули из-за забора.

Разведчики прибавили ходу и через несколько секунд уже перемахнули через дувал. Встречали их двое бойцов, одетых в камуфляжи, с жутко вымазанными чем-то чёрным рожами. Даже когда парни улыбались, казалось, что они просто хотят пить… твою кровь.

— Араратик, останешься, — сказал Бес, показывая Оганесяну на небольшой провал в стене.

Араратик тут же по-хозяйски осмотрелся, убрал мешающие ему обломки и, закрепив сошки пулемёта в провале стены, распластался, заняв позицию. С ним остался один из бойцов спецназа со снайперской винтовкой.

— Араратик, — представился, не поворачивая головы, боец.

— Красный, — ответил спец.

— Где красный, дорогой? — обернулся, глядя себе за спину, Араратик.

— Неважно, — отмахнулся спец, вглядываясь в уже почти освободившееся от дыма пространство.

Бес вошёл в какую-то пристройку, где увидел троих бойцов, из которых двое были явно ранеными.

— Здорова, парни, я — Бес. Со мной почти доктор, — представился Бес, показывая на Яшу-санитара, открывающего сумку с крестом. — Кто старший?

— Здорова, Бес, я старший. Старший лейтенант Шубин, можно Шуба. Как там обстановочка? Я… вот видишь? — как бы извиняясь, старший лейтенант показал на перевязанное левое плечо с проступившим пятном крови.

— Обстановка такая, — начал Бес, — дорогу мы расчистили, но что-то подсказывает, что ноги надо делать, товарищ старший лейтенант. Духи не знают, что нас тут не целая армия. Я пуляю сейчас «зелёную» ракету, взводный забрасывает дымы, и мы шустро отходим, ребята нас прикроют, — быстро выпалил Бес, понимая, что сейчас решают даже не минуты.

— Донец, бери со Звоном Кошку на автоматы, будете в середине. Боцман с Красным прикрываете отход. Бес, сколько вас?

— Пятеро вместе с Яшей, — ответил боец.

— Слышь, братишка. Ты на патроны не богат? — спросил Звон у одного из разведчиков.

— Иди, отсыплю! — звякнул карманом Бес, вываливая в кепку патроны из двух карманов.

— Яша, ты будь рядом с Кошкой, ему левое лёгкое пробило. Кашляет кровью. Бес со своими людьми идёт первым. С Богом, мужики, — отдал команду Шуба.

Боцман привязал ему левую руку к ремню, но мощному спецу хватало и правой руки. Он мог держать и стрелять из АКС, как из пистолета. А перезарядить магазин можно и одной рукой. Донец и Звон подложили под плечи и пятую точку раненого свои автоматы и боком начали движение на выход из мечети. Бес вытащил зелёную ракетницу и, направив её в сторону прохода, дёрнул за кольцо. Буквально через минуту, со стороны позиций Сотникова, пошли дымы, заволакивая часть мечети и начало прохода плотной дымовой завесой. Но и духи не дремали.

Так получилось, что после первых дымов, когда духи начали спешно отходить в сторону кишлака, они наткнулись на Сандро с двумя пулемётными расчётами, только начавшими устраивать огневые точки. Первыми ударили духи, ещё не понимая, с какими силами имеют дело. Сначала ответил пулемёт Дягилева, стреляя по силуэтам в дыму, короткими очередями. Ромашка быстро начал обкладывать огневую точку большими камнями. Через некоторое время из-за скального выступа начал свою работу второй пулемёт. Духи заметались и залегли, отстреливаясь. Понимая, что их группа фактически попала под перекрёстный обстрел, из кишлака вышел и растянулся двойной цепью большой отряд моджахедов. В бинокль были видны духи с уже заряженными гранатомётами, а это уже было серьёзно. Один, даже не совсем точный выстрел, и граната, увеличивая свою убойную силу за счёт осколков скалы, могла принести значительный урон. Но тут заработал автоматический гранатомёт с позиции Платона. 30 миллиметровые гранаты сериями по три — четыре выстрела быстро уложили цепь духов на землю. Пронизывая вечернее небо, полетела зелёная ракета Беса. Началась завершающая фаза операции.

— Братва, отходим! — крикнул Дягилев в сторону второго расчёта пулемётчиков.

Через три минуты, не дождавшись появления расчёта, Сандро сказал Ромашке, не отвлекаясь от перебегающих всё ближе духов:

— Ромаха, аккуратно выгляни. Идут, нет?

Не успел Ромаха. Пуля снайпера щёлкнула прямо в звёздочку на кепке. Ромашка резко сел, как будто кто-то снизу дёрнул его за невидимый рычаг.

— Ну что? Видел? — повернулся к нему Сандро.

Из-под козырька кепки по лбу, бровям и ресницам, затекая в открытые глаза, текла густая кровь. Внезапно, два раза моргнув, Ромашка на последнем выдохе тихо сказал, но Сандро услышал:

— Какой красный вечер.

Прыгая, как горные бараны с камня на камень, в яму Дягилева свалился второй расчёт пулемётчиков. Поняв, что случилось, они быстро взяли тело Ромашки на стволы и, толкнув Дягилева, начали отход. Надо было выйти из опасной зоны, пока группа Платона АГСом не давала духам и шага сделать без разрешения. А Сандро посылал и посылал короткие очереди в сторону духов, не давая тем шанса двинуться с места. Нужно было дать время парням дальше уйти от мечети. От долины поднимались БМП, ведя обстрел из своих пушек по окрестностям кишлака. Сандро понял, что пора уходить, тем более, что снаряды боевых машин рвались всё ближе и ближе, а расчёт АГС и пулемёт, что находились на верхней тропе, прекратили стрелять. Видно, Платон дал команду на отход. Он бежал, спотыкаясь о булыжники, время от времени оборачиваясь и стреляя в сторону уже начавших шевелиться духов. В его висках стучало, разрывая мозг: «Это я виноват! Это я Ромашку…»

Над головами на бреющем пролетел МИ-8, содрогаясь корпусом от пусков НУРСов (неуправляемые реактивные снаряды) и длинной очереди крупнокалиберного пулемёта. Развернувшись над кишлаком, борт набрал высоту, видно, оценивая обстановку, и сделал ещё один залп реактивными снарядами. Именно эта машина должна была забрать последних ребят, прикрывающих отход основной группы.

Первый борт забрал группу спецов с ранеными. Второй борт подобрал Платона с Бесом и остальных ребят, участвующих в обеспечении отхода спецов. Оба борта поднялись, и пока третий ждал группу прикрытия, прошлись над головами духов, разбивая пулемётами горную породу до мелких фрагментов. Сотникова и ещё четверых бойцов забрал БТР с бешеным механиком-водителем, который на полном ходу сбил и раздавил четырьмя колёсами неожиданно выскочившего из-за скалы духа с гранатомётом в руках. Он так и остался лежать… расплющенные тело… отдельно голова в тюрбане… и рука, сжимающая гранатомёт.

Всё это время по узлу связи метался с кружкой крепкого кофе в руке майор Чижов. Он клял себя за то, что по инструкции не мог принять участие в операции. Вернее, за то, что её не нарушил. Получив сообщение о том, что третий борт в воздухе, тут же дал команду взводному Иванову:

— Ваня, операция закончена, давай на базу. Завтра ими пехота займётся.

Потом попросил соединить его с санбатом, а там позвать майора Хмелева. Оказалось, Хмелев у телефона и лечится.

— Привет, Васильич, хотел порадовать тебя. Мои доложили, что спецов забрали, крайняя вертушка в воздухе. Твои все живы, двое вроде раненые. Через полтора часа я за тобой машину пришлю, поедем встречать своих, — отчитался Чижов.

— Спасибо Чиж, я уже знаю. Хорошо сработали. Жду машину, с меня причитается, — бодро ответил Хмелев.

— Не понял! А от куда ты… Узел связи заложил?

— Ох, Чиж! Ты даже не представляешь, что может сделать с сержантом в юбке внимательное отношение старшего офицера. Даже раненого, — рассмеялся спец.

— А я чувствую, ты выздоравливаешь. Пора отправлять вас по месту службы товарищ майор, чтобы не подрывали нам тут дисциплину, — в том же тоне поддержал разговор ротный.

Это были последние приятные новости и разговоры за сегодняшнюю ночь.

Чёрная ночь

Огонь открыли почему-то по третьей вертушке. Почему пропустили первые две, остаётся загадкой. Это был район той редкой зелёнки у неширокой быстрой реки, где буквально три с половиной часа назад духи пытались сбить вертолёт Михалыча «Мухой» (противотанковый ручной гранатомёт).

— Серёга, выше уходи! — крикнул Михалыч в микрофон.

— Михалыч, в меня попали, — ответил пилот третьего борта, — …в хвостовую часть… рулевой винт…

— Игнатенко, тяни сколько можешь. За тобой броня идёт, заберут вас. Как понял? — скрипел зубами Михалыч.

— Понял… тяну… — долетали с треском в наушниках обрывки фраз.

— Возле машины не оставайтесь, уходите, — кричал Михалыч уже без надежды, что его услышат.

Он хорошо понимал, что они со вторым бортом помочь ничем не смогут. Боезапас расстрелян под ноль. У десантников тоже пустые магазины, даже у Беса остался всего один полный карман. Да и в кого стрелять? Ночь! Снижать скорость и попробовать сопровождать подбитый борт — тоже не вариант, сам станешь удобной мишенью. К тому же двенадцать человек распихать по двум машинам просто нереально. Не поднимемся! Оставался один выход — попытаться где-то сесть, включить «маяк» и ждать, когда броня подойдёт. Но не тут-то было!

Иванов, чтобы не напороться на обратном пути на засаду (а сто процентов напоролся бы) в тёмное время, принял решение форсировать реку и перейти на правый берег. Резона было два. Первый — уйти от засад и не подвергать ненужному риску людей и технику. Второй — путь был короче на 8 километров, а это существенно. Свой маневр Иванов, естественно, согласовал с командиром роты. Поэтому когда через час невероятно сложного пути ему приказали опять форсировать реку и начать поиск третьей вертушки… выполнить этот маневр он уже не смог. Небольшой ширины, но глубокая река с сумасшедшим течением не давала ни единого шанса на форсирование. Один БМП попробовал заползти в реку, но его моментально развернуло, поджав к берегу, а вторая машина полчаса, кроша гусеницами окатыши, тащила её назад. Всё это время БТР (бронетранспортёр) освещал им дорогу своим прожектором. Все увидели противоположный берег, с трёхметровым обрывом, возвышающимся над бурными потоками. Стало ясно, что это не вариант. Всё это время старший лейтенант Иванов носился по берегу, орал благим матом на водителей-механиков, на духов, на эту долбанную реку, на эту ночь, на эти проклятые прожектора БТРа, полностью демаскировавшие продвижение колонны.

На базе из тех, кому положено, не спал никто! Быстро собрали совещание у начальника штаба бригады. Естественно, был и комбриг. Чижов вкратце доложил обстановку. Развазюкивать не стоило, все были в теме. Приблизительные координаты падения «тройки» Михалыч передал, что-то ещё наверняка добавит, когда прилетит сам. Иванову поставлена задача — двигаться по течению и искать приемлемое место для форсирования реки. Затем выдвигаться в место предполагаемой вынужденной посадки вертолёта по переданным координатам. После возвращения Михалыча с бойцами было принято решение готовить одну машину со штурмовой группой. Утром к месту посадки должен был выйти конвой, состоящий из усиленной группировки брони и роты мотострелков, а также заправщика.

О том, что упала «тройка», разведчики, летящие вторым бортом, узнали от техника вертушки. Первый порыв был развернуться и лететь на помощь. Но куда? Чем воевать? У каждого в лучшем случае по пол магазина. Взять на борт 12 человек и подняться нереально, даже голыми не улететь. Ночь. Чёрная ночь без единой звезды на небосклоне. Низкая облачность прижимала вертушки к земле, многократно увеличивая риск быть сбитыми. На базу шли по радиомаяку и благодаря зрительной памяти Михалыча, который ориентировался в этом районе, как в собственном селе под Каневым в Киевской области.

На взлётной площадке заработал дополнительный генератор, включили освещение и прожектора на вышке, подъехала пожарная машина. Через пару минут подъехали два УАЗа с офицерами штаба. Из-за горной гряды появились две приближающиеся жёлтые точки, потом проблесковые. Вертушки были на подлёте. Без лишних заходов и виражей, с разницей в полторы минуты, на площадку сели оба борта. Тут же подъехала «таблетка» из санчасти, выбежали врачи и санитары с носилками. Начали выносить раненых и убитых. Собственно, убитый был один. Витёк Романов из Херсона. Восемнадцать лет ему было. К Чижову подбежал Платон и сбивчиво, но упрямо начал докладывать:

— Товарищ майор, я должен… друг мой Дягилев Саня. Разрешите со штурмовой группой? Там и взводный наш…

— Ты не гони, Платонов! Вы ж только из боя! У нас люди свежие есть, всё нормально будет, отдыхай! — пытался успокоить старшину ротный.

Недалеко стояли начальник штаба и майор Хмелев. Они общались со спецами, выведенными из окружения. Парни многое пережили за эту неделю в районе, который контролировали банды моджахедов. Начштаба на минуту отошёл от спецов и, отведя ротного в сторону, обратился к нему:

— Слушай, Чижов, не отказывай этим парням. Боевая дружба многое значит. Это не за Сталина воевать. У них пара часов отдохнуть время есть, парни молодые, выдержат. Мотивировка железная.

— Наверное, вы правы, Иваныч, — согласился Чиж. — Платон, давай сюда.

— Слушаю, товарищ майор, — подбежал старшина.

— Знаешь Платон, давай-ка собери человек восемь — девять из своих. С Михалычем полетите. Два часа отдых, потом в оружейку, боеприпасы получите. Сбор в 5-00 на площадке. Вперёд.

Наблюдавший за происходящим Хмелев еле заметно кивнул Чижову и пошёл к своим. Платон бежал к ждавшим его парням и в мыслях уже прикидывал, кто полетит с ним выручать Сашку Дягилева с ребятами.

Ближе к утру взводный Иванов доложил, что благополучно форсировал реку и движется в сторону указанного квадрата. Начштаба лично приземлил кавалериста:

— Ваня, ты совсем страх потерял? Людей угробишь! Вас за полтора километра слышно. Духи, небось, уже всю дорогу минами расковыряли, тебя ждут. Немедленно остановись и жди рассвет. Как понял, сынок?

— Понял. Остановился. Выставляю дозоры, — моментально отреагировал Иванов.

Всю вторую половину ночи вокруг МИ-8-го Михалыча колдовали техники, оружейники и заправщики. За всем наблюдал и покрикивал бессменный член экипажа — авиационный техник первого класса (так он представлялся) Колян. Самого Михалыча не было. Он сначала пробовал вызвать «тройку» по радиостанции своего вертолёта. Не получилось. Потом пошёл на узел связи и мучал дежурного связиста, заставляя его вызывать и вызывать на связь свой молчавший борт. Закончилось тем, что начальник узла связи позвонил начальнику штаба, а тот прислал за лётчиком Чижова. Мощный ротный молча обнял Михалыча, вывел из помещения и просто уложил на заднее сидение УАЗа, укрыв плащ-палаткой. На удивление, через пару минут лётчик, сбитый сегодняшней нервотрёпкой, уже посапывал, иногда жутко скрипя зубами и пугая водителя.

В 4-45 у «пчёлки» Михалыча сидели кто на коробках пулемётных лент, кто на деревянных ящиках из-под реактивных снарядов, восемь разведчиков, отобранных лично Платоном. Вряд ли кому-то удалось закрыть хоть один глаз в эту чёрную ночь. Подъехал майор Чижов, внезапно сам проснулся Михалыч. Оглядев, построившихся в шеренгу разведчиков, Михалыч отдал честь и неожиданно, с серьёзным выражением лица, спросил:

— Билеты все купили?

Может быть, в другое время пацаны ржали бы над его шуткой минут пять, но тут никто даже не улыбнулся. Пилот понял, что парни уже настроились. Настроились найти, защитить, спасти и… убить! Чижов прошёл вдоль шеренги, заглядывая каждому в глаза. Молодых не было, все парни опытные, принимавшие участие не в одной смертельной драке.

— Слушай, Платон, а зачем вам четыре пулемёта? — удивился майор.

— Ми их кращить будим, товарищ майор, — ответил за Платона Араратик.

— Санитара вижу, радиста вижу. Сапёр есть?

— Сапёр есть, и двух снайперов взяли, — ответил старшина.

— Теперь вижу, что крошить будете, — сдержанно пошутил ротный. — Много слов говорить не буду. Каждый знает, зачем идёте. Знаю, что устали, вторые сутки искры из-под ног. Выручайте наших парней и трое суток отдыха от меня. Ни пуха, ни пера, разведка!

— К чёрту… — недружно ответила шеренга, поворачиваясь на посадку.

Над горной грядой появилась светлая полоса. Через полчаса рассвет. Именно туда и направилась, набирая высоту и скорость, до зубов вооружённая «пчёлка» Михалыча.

Неожиданно с базой связался старший лейтенант Иванов:

— Чиж, я Ваня! Вижу зарево пожара и приглушённые звуки взрывов. Дистанция примерно 5–7 километров. Прошу разрешение начать движение в этом направлении.

— Ваня, движение разрешаю, соблюдайте осторожность. На связи, — ответил Чижов и тут же о новости доложил начальнику штаба.

Платон мне друг!

«Троечка» упала. Пилот тянул её до последней возможности. Падали скорость, высота, но когда стрелка давления масла в гидравлике упала за «0», а в кабине появился едкий сизый дым горящей электропроводки, штурман рванул ручку двери кабины и заорал в грузовой отсек:

— Падаем! Держитесь, пацаны!

Удар о землю был очень сильный и неожиданный. Никто из сидящих в отсеке разведчиков и не ожидал, что земля так близко. Поэтому «раскорячиться» как следует успели немногие. Все дружно подпрыгнули к потолку, разбивая головы, ломая руки, шеи и рёбра об обшивку вертолёта, автоматы, железо АГС (автоматический гранатомёт со станиной), а потом также тяжело грохнулись вниз, доламывая не сломанное. Направляющие и амортизаторы шасси подломились, как пересушенные спагетти, а передние спаренные колёса от удара о землю, оторвались и улетели со звоном, подпрыгнув от земли аж за сто метров от места падения вертушки. Где-то наверху что-то громко хрустнуло и протяжно заскрипело. Лопасти продолжали вращаться и делить воздух ровно на пять частей, содрогая уже мёртвую машину последней агонией вибрации корпуса.

Первым очнулся Сандро. Он медленно поднял к голове руки, ощупал лицо, липкую шею. Зачем-то полез в нагрудный карман куртки… очки. Неужели целые? Что-то тяжёлое навалилось ему на ноги, он попробовал согнуть колени и протянул вниз руки. Неожиданно нащупал чьё-то лицо и инстинктивно зажал ему нос.

— Отпусти, Сань, — прогундосил наводчик гранатомёта Виталик.

— А ты откуда узнал, что это я? — с трудом шевеля сухим языком, спросил Сандро.

— А когда штурман заорал, я со страху, за тебя схватился, а тут хе…рак! — ответил Виталик, приподнимаясь с ног Дягилева.

— Мужики, есть кто живой? — чуть слышно спросил Сандро.

Громыхнула дверь в кабину, показалось окровавленное лицо командира экипажа. В серой дымке не было видно его левого глаза, который закрывала свисающая кожа со лба вместе с бровью. А правый глаз он усердно протирал рукавом лётной куртки, чтоб хоть что-то видеть. Его глаз заливала тонкими струйками кровь, стекающая из-под лётного шлема.

— Давайте все наружу. Проводка горит. У нас горючки половина бака, не дай Боже… — сказал пилот, пятясь из кабины назад, волоча под руки безжизненное тело штурмана.

Тёмная живая масса на полу грузового отсека зашевелилась, зашарила перебитыми пальцами по обшивке вертолёта в поисках двери наружу, кто-то нашёл и включил фонарик. Что-то щёлкнуло, громыхнуло — и дверь вывалилась, повиснув на одной петле. В отсек ворвался свежий воздух, смешанный с запахом вертолётного топлива, гидравлики и горящей проводки. Сразу стало светлее. Первым в дверь вывалился Виталик. Руки и ноги его ходили ходуном, парня периодически потряхивало, видно, контузило здорово. Оказалось, что из лежащего на брюхе вертолёта можно даже выползать.

— Сань, я на земле. Подавай мне ребят, а я их оттаскивать буду, а потом оружие, — предложил Дягилеву Виталик.

Так и попытались сделать. Первых вытащили пилота с мёртвым штурманом. Пилот был небольшого роста, щупловатый такой, но от помощи отказывался, прижимая к себе тело штурмана.

— Я сам! Серёга — мой штурман, — говорил он, шумно шмыгая носом и всхлипывая. Оттащив штурмана метров на пятьдесят от машины, сел, достал две сигареты и прикурил обе. Потом положил Серёгину голову себе на колени, вставил в его мёртвые губы сигарету «ТУ-154» и тихо сказал:

— Покури, братан, напоследок…

Сами выползли ещё двое, остальных выносили. Мёртвых было трое. Штурман, второй номер АГС, ему станиной гранатомета череп раскроило, и снайпер Лёха, этому позвоночник раскрошило. Спал парень, так ничего и не поняв. Из тяжёлых был Аркадий — классный парень, которому до дембеля всего-то ничего оставалось. Его шевелить вообще нельзя было. Перелом позвоночника. Но шевелили. Вкололи промедол и шевелили. Перевязывали себя сами, как могли. Ходячих было четверо. Относительно ходячих. Можно считать техника вертолёта с переломом ключицы и с дыркой в башке ходячим? Или Виталика, который сигаретой так и не попал себе в рот? Пока действовал укол промедола, жить можно было. Поэтому решили действовать. Девять человек «сползлись» на совет. Первым взял слово командир экипажа вертолёта:

— Мнение такое. Помощь к нам уже идёт. И на броне и по воздуху, я полагаю. Михалыч этот район хорошо знает и выйдет на нас быстро. Предлагаю оставаться здесь. Займём круговую оборону и продержимся, пока наши не подойдут.

— Парни, если будете уходить, гранату оставьте, — неожиданно попросил обездвиженный здоровяк Аркаша.

— Аркан, не борзей! — нахмурился Дягилев. — Итак, что имеем в сухом остатке? Это, Аркаша, по поводу лишних гранат. Станину АГС (гранатомёт) погнуло к хренам. Без инструментов не восстановим. Патронов к калашам — три полных магазина и пять по половине. У меня в пулемёте где-то патронов сорок в ленте. Граната одна. Зато РПГ (ручной противотанковый гранатомёт) есть и три выстрела к нему с пороховыми зарядами. Это всё, что я вытащил из вертушки.

— Ты про ножи забыл, Саня, — как-то нехорошо усмехнулся Виталик, дрожащей рукой похлопав по ножнам. — Их девять.

Неожиданно со стороны вертолёта послышался сначала какой-то скрежет, потом громкий хруст и все увидели, как вибрируя, словно живая, от редуктора вертолёта отламывается и падает лопасть. Вся! Целиком! Все невольно повернули головы в сторону лётчика.

— Чего так смотрите-то? Так и так не долетели бы. Я тоже, между прочим, это в первый раз в жизни вижу, — хмуро произнёс вертолётчик, осторожно промывая глаз из фляги.

— Сань, посмотри! Или я один это вижу? — крикнул техник, показывая в сторону дороги. — Это наши?

— Нет, Петруха, даже я вижу! Наши должны с другой стороны… — подтягивая поближе автомат, отозвался лётчик.

О том, что духи где-то рядом, никто не говорил. Это и так было понятно. В какую сторону летит подбитая «корова», душманам отследить труда не составляло. Это они были дома. Это им каждый камень, каждая травинка шептала, где враг. А расплющенные падением с высоты пятиэтажного дома русские мальчишки, в душе верили, что наши придут, прилетят, прибегут первыми. Конечно, первыми! Так должно быть! А как иначе? Русские своих не бросают!

Перевалили на спальный мешок Аркашу и волоком перетащили его за вертолёт. Всё-таки какое-никакое укрытие. Потом с Виталиком вдвоём, корчась от боли и злости, перетащили раненых на фланги, дали им автоматы и показали сектора обстрелов. Раненые стонали, харкали кровью и на ощупь считали патроны. Больше всех мороки было с техником. У него была перебита правая ключица, правая рука висела, а левой рукой ничего делать не получалось. Дали ему ТТ, две запасных обоймы и показали, как одной рукой поменять обойму в пистолете. Вроде понял. Пилот в звании капитана во всём подчинялся рядовым разведчикам. Попросил их разрешить ему остаться недалеко от сбитой машины.

— Я ж материально ответственное лицо, сами понимаете, — неожиданно улыбнулся пилот, — меня Серёгой зовут. Если что… машину им оставлять никак нельзя, ребята.

Виталик забрал гранатомёт со всеми выстрелами и остался в центре, а Сандро занял позицию на левом фланге, ближе к дороге. Уже через пять минут в серой дымке рассвета и пыли можно было различить три пикапа, мчащихся по грунтовке в их сторону. А ещё через три Виталик их посчитал и крикнул в сторону Дягилева:

— Саня, в каждой машине в кузове по четыре человека и по два в кабине. У первого пикапа пулемёт на крыше, я его накрою!

— Понял! Ты не спеши, Виталя, пусть на выстрел подъедут, — крикнул в ответ Дягилев и, наблюдая, как у того трясутся руки, добавил: — И лучше по стоячему!

Но то ли постоянный тремор в руках, то ли истощённая ожиданием неотвратимого нервная система дала сбой… Виталика в очередной раз тряхнуло, палец судорожно стиснул спусковой механизм, и реактивная граната пошла к цели… Подрыв произошёл метров за двести до первой машины. Пикапы остановились, из кузовов повыпрыгивали духи, они что-то возбуждённо обсуждали, тыкая «калашами» в сторону зелёнки. С крыши первого пикапа в сторону вертолёта ударил двумя короткими очередями пулемёт. Потом на крышу машины залез один из моджахедов с мощным биноклем в руках и начал медленно всматриваться в жидкую поросль зелёнки. Ярко-белые бинты были хорошо видны даже на большом расстоянии. Бабай с биноклем, по всей вероятности, был старшим, он что-то крикнул, и духи быстро разбежались по машинам. Две из них начали огибать позиции разведчиков по флангам, а та, которая с пулемётом, медленно шла в центре.

До первой машины оставалось метров пятьсот, когда Сандро ударил по ней двумя короткими очередями. Вторая двумя последними пулями щёлкнула по радиатору, пробив его и разбив вентилятор. Из-под капота повалил пар, машина остановилась. Душманы из кузова вытащили какой-то ящик и присели возле него. «Лёху жалко, он бы сейчас их, как куропаток…» — вспомнил о погибшем снайпере Дягелев. И СВД (снайперская винтовка) его жаль. Оптику «с мясом» вырвало и покурочило во время падения вертушки.

Неожиданно с корточек встали три душмана, у каждого на плече лежали НАШИ РПГ-7 (ручные гранатомёты). Отходить и прятаться было поздно, граната такое расстояние летит 3–4 секунды. Ориентиром стрельбы были белые бинты, пропитанные кровью. Три выстрела гранатомётов были почти не слышны, зато от разрывов толкнуло в живот. Сашка увидел, как, шатаясь, вскочил в полный рост Виталик с гранатомётом на плече.

— Не нада-а-а-а-а! — кричал Дягилев, но было поздно.

Снаряд унесло куда-то вверх и влево. Ещё два разрыва послышалось на правом фланге, где короткими очередями долбил из калаша капитан. Сашка схватил пулемёт и побежал в сторону позиции лётчика. У небольшой воронки лежал Сергей, его колени были поджаты к животу, окровавленными руками он держал изуродованный автомат. Горлом шла кровь, он захлёбывался и хрипло повторял одну и ту же фразу:

— Сожги «тро…ечку»… сожги «тро…ечку»…

«Виталик… Где ты, Виталик?» — пульсировало в голове у Сандро. Виталик вышел на него сам. Весь в крови, с трясущейся головой и бешеными глазами, он удивительно спокойным голосом сказал:

— Санёк, похоже, мы с тобой вдвоём… Пойду техника проверю, не стреляет чего-то.

— Виталик, где третий выстрел? Нужно вертушку сжечь!

Виталик мотнул головой и исчез за кустом шиповника. Буквально через минуту он появился с РПГ и выстрелом. Он стоял и сосредоточенно пытался трясущимися руками навернуть на выстрел пороховой заряд. Он сопел, рычал от злости, но у него ничего не получалось. Сашка подошёл сзади и легонько стукнул его прикладом по затылку. Этого было достаточно. Потом, обняв Виталика, аккуратно положил на землю и, как смог поглубже закатил его в какой-то колючий куст. Быстро зарядив РПГ, он уже хотел расстрелять МИ-8-ой, но тут услышал дикий крик, доносящийся из-за вертушки. «Аркаша», — вспомнил Сашка. Где-то слева громко хлестнули три выстрела из ТТ, но их перебила длинная автоматная очередь. Потом две короткие справа и опять длинная. Всё ближе были слышны звуки дизельных моторов «Тайот» и гундосые голоса душманов.

Аркашка полз… Он полз на спине, работая ладонями, как поломанными вёслами, обдирая в кровь свои непослушные, красивые, мускулистые руки. Он занимался акробатикой, а на приёмной комиссии сказал, что увлекается модными тогда восточными единоборствами. Очень Аркашке хотелось попасть в воздушный десант, и стать таким, как старший брательник. Вот и попал. Он полз не спасаясь, он полз навстречу. Туда, где стреляют. Увидев Сашку, он расплакался, как маленький и жалобно попросил, размазывая сопли и слёзы:

— Санёк, дай гранату! Гранату дай, сука!

Сашка встал на колени, сунул руку в подсумок, достал гранату и вложил её Аркаше в руку.

— Вот, держи, Аркаш. Я ж тебе её и нёс, дружочек, — успокаивая друга, сказал Дягилев и погладил Аркашу по густому ёжику волос, который тот отращивал на дембель.

— Сань, ты чеку выдерни… сам не смогу… а так я долго могу держать, — попросил Аркаша, успокоившись.

Сашка выдернул чеку и с зажатой скобой вложил гранату в большую руку Аркаши. Потом достал из кармана тюбик промедола, вытащенный за ненадобностью из аптечки погибшего штурмана, и вкатил его Аркаше.

— Не надо было, Сань. Мне уже не больно. Ты мне под голову подложи чего-нибудь, чтоб я бабаёв этих видел, и иди воюй, — улыбнулся Аркаша.

Дягилев подложил ему под голову чей-то ранец, ещё раз погладил густой ёжик Аркашкиных волос и побежал в сторону вертолёта. Созрел неплохой план. Дождаться, когда духи подойдут ближе к вертушке и садануть из гранатомёта по подвесным бакам. Со слов лётчиков, там оставалось около половины всей заправки. К тому же в пулемётной ленте оставалось около двадцати патронов. Время от времени были слышны одиночные и групповые возгласы:

— Аллах акбар!

Сашка не знал, что так кричат правоверные, прославляя Аллаха, в том числе и, когда режут горло своим врагам. Это был средневековый ритуал. Мало было убить, нужно было ещё и горло перерезать!

Сандро отбежал метров сто пятьдесят от вертолёта и спрятался за ствол старой дикой груши. Отсюда он не промахнётся! На земле под коленями хрустели жёлтые маленькие плоды. Сашка не удержался и попробовал. Сладковато-терпкий вкус вязал язык и щипал нёбо. «Совсем как у нас в Крыму», — вспомнились лесные осенние походы. Духи не спешили. Неожиданно он увидел одного, он, озираясь шёл к вертолёту, заглядывая под каждый куст, внимательно рассматривая следы на примятой, жёлтой траве. На его плече висели два АКС. «Трофеи собирает. Найдёт Виталика, гад!» — подумал Дягилев, беря душмана на мушку пулемёта. Громкий звук взорвавшейся ручной гранаты, изменил Сашкин план.

— Аркашка! — неожиданно для себя громко крикнул он.

На голос резко обернулся дух, срывая с плеча автомат. Две пули короткой очереди легли в центр полосатого халата. Огромная сила выстрелов практически в упор отбросила моджахеда назад, и он упал на густой, колючий куст, наполовину провалившись в него. Сашка, не теряя времени, прицелился и выстрелил из гранатомёта в низ корпуса вертушки. Рвануло так, что корпус машины подбросило метров на пять вверх, две лопасти и хвостовая часть разрушились, а горящее горючее десятками адских родников расползлись по зелёнке, сжигая всё, что могло гореть. Отбросив бесполезный теперь гранатомёт, Сашка поднял пулемёт и приготовился встречать сборщиков трофеев.

— Встыг такы, падло! — неожиданно услышал Сашка у себя за спиной, теряя сознание от страшного удара по голове.

Сознание медленно возвращалось. Оно возвращалось от нестерпимой боли. Руки болели. Очень болели руки. Дягилев медленно открыл глаза. Перед ним на коленях стоял дух… Или не дух? По одежде — дух. Старый серый халат, подпоясанный красной тряпкой. А по лицу… Молодое курносое лицо, с ямочками на розовых щеках и еле заметными веснушками. На нос одеты Сашкины любимые зеркальные очки. Спёр, сука! Видно, устал, на лбу и щеках проступил пот. Удивлённо-недовольное лицо. Афганский вязанный берет, паколь, сдвинут на затылок, открывая свежему ветру соломенного цвета волосы.

— Боль… но, — чуть слышно выдавил Сашка.

— Тю ты сволота! Я вже думав, ты помэр! — оживился парень, убирая в сторону окровавленный нож. — Виддай кулэмэт.

Сашка опустил глаза. Он лежал на спине, головой в луже собственной крови от расколотого черепа. В руках он держал свой РПК (ручной пулемёт). Вернее, держал он его только правой рукой. А левой кисти не было. Её отрезал и закинул в колючий куст вот этот афганский хохол, своим дурацким кривым ножом.

— Друже, ну виддай кулэмэт! Дуже прошу, друже! — плаксиво тянул парнишка, вытирая испачканные кровью руки и нож об камуфляж Сандро.

Внезапно Дягилев почувствовал, как от плеча до кончика мизинца правой руки побежала волна тепла, рука ожила, кисть отпустила деревянный приклад ПКМа и резким движением вцепилась в горло бендеры.

— Ты не друг… ты гнида! Платон мне друг! — выдохнул Сашка Дягилев, напоследок почувствовав, как что-то холодное и острое протискивается между его рёбер к уже остановившемуся сердцу.

От зелёнки в небо поднимался густой столб чёрного дыма. Утро выдалось безветренным, и издалека казалось, что это какой-то чёрный столб подпирает уже начавший голубеть небосвод. Духи собрали всё уцелевшее оружие и загрузили в один из пикапов. Потом бурно посокрушались, что не успели снять с вертолёта оба пулемёта, за что белобрысый дух получил несколько ощутимых ударов прикладом в живот. Тот ныл, что-то объяснял, на непонятно каком языке и зло пинал ногой уже бездыханное тело Сашки. Хотели побросать в огонь трупы русских, но жар от горящего вертолёта не подпускал ближе, чем на тридцать метров. Тогда собрали трупы своих и забросили в кузов пикапа прямо на стволы. Из колючего куста мёртвого духа так и не достали. Застрял. Потом, что-то наперебой крича и перебивая друг друга, набились в кузова двух машин, не обращая внимания, что топчутся по телам и головам убитых. Командир группы вышел из кабины с РПГ. Недолго целясь, выстрелил, и третий пикап, с пробитым радиатором, подлетев метра на три, упал на крышу и загорелся. «Тойоты» двинулись и, набирая скорость, понесли весь этот афганский табор в сторону кишлака. Хоронить мёртвых и оставить на лечение раненых.

Не успели

Первыми к месту падения прибыл взвод старшего лейтенанта Иванова. После того, как ещё в утренних сумерках удалось увидеть на горизонте чёрный столб дыма, а потом и приглушённые разрывы, сомнений не оставалось — наши там. Иванов пересел на головную машину, в центр конвоя поставил БТР с более слабой броневой защитой, и спросил Сотникова, сам уже зная на этот вопрос ответ:

— Как думаешь, Слава? Будем выполнять приказ начальника штаба или действовать по обстановке?

— Надо успеть! — ответил лейтенант.

Иванов подошёл к торчащей из люка голове механика-водителя и, постучав по шлему, сказал:

— А теперь Гриша, гони! Гони так, как в кино буржуи на ралли гоняют. И ничего не бойся, я рядом.

— Кого врали, товарищ старшлейтенант? — не понял Гриша.

— Гони, морда неумытая! — заорал старший лейтенант, цепляясь двумя руками за скобу.

Гришка знал своё дело. В колхозе на трактор сел в тринадцать лет. Пока батя после ночной смены спал, он успевал дневную сделать. Бате потом первую в колхозе стиральную машину подарили. Правда, она никогда ничего так и не постирала. Талантливый механизатор из неё самогонный аппарат сделал немыслимой производительности. Так что проводы в Армию у Гришки были весёлые. В магазин за водкой не ходили.

Чтобы не слепить глаза и не забивать пылью лёгкие сзади идущим, было принято решение двигаться строем — «уступом влево». То есть машины двигались со смещением. Последняя БМП неслась уже по обочине, хотя большой разницы в качестве дороги не было. Метров за семьсот до зелёнки скорость сбросили и спрятали БТР за более серьёзной бронёй БМП. По команде все три машины дали по паре неприцельных очередей из пулемётов чуть выше уровня зелёнки. Ответных выстрелов не последовало. Машины остановились, высаживая разведчиков. Развернули широкую цепь с интервалом в десять метров между бойцами и быстрым перебежками дошли до кромки зелёнки, не сделав ни одного выстрела. По цепи пошла команда:

— Подозрительные предметы не трогать и сообщать о них сапёрам. Тела убитых не трогать и не переворачивать. Сапёрам отмечать проверенную территорию. Флажки не брали, поэтому пришлось рвать на тонкие ленты всё, что есть белое..

От командирской машины в небо полетели две белые ракеты. Сотников, шедший в цепи, по рации спросил:

— Ваня, я Сотый. Что у тебя?

— Смотри на три часа. Летят. Наши летят, — ответил Иванов.

Со стороны восходящего солнца быстро приближалась, увеличиваясь в размерах, «ласточка» Михалыча.

— Сотый, я Ваня. Всем ждать. Сейчас наши подойдут, тогда и зайдём. Как понял?

— Понял, ждём.

Лейтенант подал знак, и цепь присела. Вертолёт Михалыча сел между боевых машин, дверь открылась, и на землю начали выпрыгивать разведчики из группы Платона. Михалыч с техником пошли вместе со всеми, оставив у вертушки штурмана.

— Платон, занимай место на левом фланге цепи. Растягивайтесь и заходим, — дал команду старший лейтенант Иванов.

Но Платон как будто ничего не слышал. Они как попрыгали на землю, так и бежали, почти строем, в сторону зелёнки.

— Платон, стоять! Сотый, останови их! — кричал Иванов.

Но было поздно что-либо предпринимать. Группа пробежала сквозь цепь и вошла в зелёнку. Сначала двигались небольшими перебежками, прикрывая друг друга. Потом, поняв, что никого кроме них в живых нет, собрались в круг.

— На борту было девять человек наших и три летуна. Найти всех и принести вон под тот куст шиповника, в тень. Первые работают сапёры, — командовал Платон.

— Старшина Платонов, почему не выполняете приказания? Вконец оборзел! — кричал, подходя к группе, старший лейтенант Иванов.

— Товарищ старший лейтенант, ваших приказов не слышал, к тому же вы не являетесь моим прямым начальником, — спокойно ответил Платон.

— Я здесь старший офицер и руковожу операцией по выводу из окружения…

— Я так понял, что выводить и спасать здесь уже некого. Значит, ваша операция закончена, не начавшись. Я действую по приказанию вышестоящего командира, — чуть повысив голос, перебил Иванова старшина.

— Каримов, — крикнул Иванов связисту, — вызови мне майора Чижова, сейчас мы…

— Вызывайте сразу начальника штаба бригады, я действую по его приказу, — опять перебил старлея Платон.

— Каримов, отставить! — махнул рукой Иванов. — Какой у вас приказ?

— Найти и уничтожить. Но сначала мы здесь разберёмся. А где наш лейтенант? — вспомнил о взводном Платон.

— Ты мимо него промчался, чуть не зашиб своего командира. Неужели не видел?

Всё говорило о том, что бой был скоротечным. Раненых разведчиков на открытой местности расстреливали из гранатомётов. Спрятаться было некуда. Пожухлая трава да редкие кусты барбариса, шиповника и невысокие деревья дикой груши и боярышника. Начали сносить в одно место тела убитых бойцов. Носилок не было, приходилось укладывать на плащ-палатки и спальные мешки. Парни несли своих убитых друзей, но на свою ношу не смотрели. Отворачивали головы, спотыкались. Кое-кто останавливался и откровенно плакал, размазывая слёзы по щекам. Матерились и несли дальше. С первого взгляда тела невозможно было опознать. Почти полностью обескровленное, белое, как лист чертёжного ватмана, лицо не было похоже ни на Петрова, ни на Сидорова. И глаза… Почему-то у всех убитых были открыты глаза. Они как бы смотрели на них, на живых, и спрашивали своим страшным перерезанным горлом: — «Какого хрена произошло, пацаны?» Яша-санитар бегал от тела к телу и закрывал глаза. Он знал, как это сделать, чтобы они опять не открылись. Потому, что это страшно пугало.

Не перерезанным было горло только у Аркаши. Он так и полулежал, прислонившись к стволу небольшого дерева, с ранцем под головой, как его и оставил Дягилев. Нет, он не подорвался. Он кинул гранату в духа. Сил хватило на пятиметровый бросок. Рядом с воронкой была видна кровь, впитавшаяся в глину и окровавленные куски стёганного халата. На новенькой майке-тельнике десантника ярко-алыми маками расплылась автоматная очередь. А огорчённое лицо Аркаши как бы говорило: «Извините, парни. Поспешил. Надо было второго подождать…»

Платон нашёл друга сразу. Все тела наших парней были изуродованы и обезображены. Но так, как «поработали» над Сандро… Платон сидел на земле рядом с Сашкой и тупо смотрел на его левую руку без кисти. «Зачем?» — бился в голове вопрос.

— При определённых обстоятельствах мышцы и сухожилия могут конвульсивно сжиматься так, что обычными усилиями воздействовать на них невозможно, — пытался объяснить Яша. — Я думаю, у него забирали оружие, а Александр не отдавал, вот ему и…

— Ты хочешь сказать, что ему руки отрезали, чтобы пулемёт забрать? — бешено вращая зрачками, спросил Платон.

— Получается, что так, — тихо ответил Яша, закрывая глаза Дягилеву.

Сотников приказал вытащить из куста шиповника мёртвого духа. Бес срубил длинную ветку, обрубил лишнее, оставив на конце что-то типа зацепа. Потом зацепил этим крюком провалившегося в куст духа за тряпичный пояс и начал тащить. Неожиданно дух начал издавать какие-то непонятные звуки. Бес перестал тащить и бросил палку. Дух заткнулся! На шум подошёл Злой и, отдышавшись от быстрого бега, заявил:

— Пробежал по периметру. Крыла нигде нет. Убежать ему бы не дали. Некуда. Значит, духи с собой забрали. Следы видел чёткие от двух машин.

Попросили Злого помочь, рассказав о чертовщине с голосами с того света. Тот нашёл где-то толстый дрын и пробил им в кусте небольшой проход. Потом, цепляясь за колючие побеги, боком пролез ближе, ухватил духа за сапог и начал потихоньку тащить на себя. Вдруг, все снова услышали невнятное бормотанье и на этот раз гораздо громче. Злой от неожиданности вскрикнул и бросил ногу.

— Он, что, падла, живой ещё?

— Не может быть. У него вся грудная клетка раскурочена, — ответил Сотников, показывая на огромное кровавое пятно на груди у душмана.

Злой взял у Беса палку с крюком, зацепил им за тряпичный пояс «разговорчивого» трупа и что есть силы потянул его на себя. Вновь «включившийся» бред его не остановил, он продолжал вытаскивать духа из цепляющегося куста. Каково же было удивление, когда тело было вытащено и положено на землю, «разговоры» прекратились. Дотошный Яша на всякий случай поискал на шее трупа пульс… но мотнув головой, отошёл.

— Са… Сань… — прошипело что-то из куста.

Все переглянулись, а Злой быстро сообразив, что к чему, лёг на землю, подполз к самому краю куста и посветил фонариком.

— Он там, — тихо произнёс Злой, чувствуя, как начинает дрожать всё тело.

— Кто? — спросил Платон, тоже ложась на землю.

— Сашка-а-а-а, — захрипело из куста, — я живой, руку дай, Сашка!

Злой взял длинную палку с зацепом и стал осторожно просовывать её вглубь куста. Вскоре он почувствовал, что конец палки толкает что-то податливое. Злой попробовал потянуть палку на себя, не шла. «Зацепилась», — подумал он. Попытался подёргать, не отцеплялась и странно тряслась. Но тут услышали:

— Саня, тащи… тащи, сил нет…

Бес встал на колени, и они вместе со Злым стали вытаскивать палку, по очереди перехватывая её руками. Вскоре показались две руки, держащие её за самое окончание. Тут уже Сотников с Платоном, царапая руки и лица об острые колючки, втиснулись под самое основание куста и, вцепившись кто за что достал, потянули человека на себя.

— Крыло! — заорал Злой, — это же Крыло, пацаны!

— Виталик, ты слышишь меня? Виталик! — кричал ему прямо в лицо Бес.

— Ребята, пустите Яшу. Пусть санитар посмотрит, — отодвигая всех, просил Сотников.

Виталик лежал на спине с широко открытыми ничего не понимающими глазами. Его губы шевелились, силясь что-то сказать, но ничего кроме «Сашка», разобрать было невозможно. Яша долго копался с курткой афганки, никак не мог найти пуговицы из-за огромного сгустка крови на груди. Сначала Яша подумал, что Виталик ранен в грудь, но, когда ножом срезал в два пальца толщиной сгусток крови вместе с пуговицами, понял — кровь не Виталькина и в груди дырок нет. Тогда начал ощупывать остальные части тела, но кроме огромной шишки на затылке и глубоких, кровоточащих царапин на открытых участках, повреждений не нашёл. О чём недоумённо доложил Сотникову. Дали попить, парня вырвало кровью, а Яша глубокомысленно произнёс:

— У Крыла внутреннее кровотечение, срочно нужно в больничку.

— Подожди, — подвинул Яшу Платон, — от пары вопросов не загнётся.

— Крыло, ты нас слышишь? Крыло! — пытался докричаться Бес.

— Виталик, сколько их было? Это я, Платон.

Но Виталик повторял только два слова: «Сашка» и «пить». Пить давали часто, но понемногу. Его тело то дёргалось и дрожало, а то замирало и вытягивалось в судорогах. Потом он как будто бы пришёл в себя, даже попытался сесть. Крыло обвёл всех осмысленным взглядом и выдал:

— Сашка где? Я ему РПГ принёс… он просил… а пороховой не накручивается… сука. Сашка где?

Примерно через две недели, когда Виталика планировали перевезти на большую землю в центральный госпиталь, многое прояснилось. Пришли провожать, а может быть, и прощаться. Память догнала сознание, и Виталик всё вспомнил. Он вспомнил, что практически из прямоходящих из оставшихся в живых, были только они с Сандро. Вот только его «колбасило», а у Сашки были сломаны несколько рёбер и выбито колено. Он помнил всё до момента, когда принёс РПГ расстреливать вертолёт. Дальше парни додумали сами. Сандро решил «успокоить» Виталика, а тем самым спасти от смерти, откуда и появилась огромная шишка на весь затылок. Затем он каким-то образом смог затолкать бессознательное тело поглубже в колючий куст. Потом на него сверху свалился мёртвый дух, замаскировав его окончательно. Парни долго смеялись, когда Крыло рассказывал, что иногда, когда он приходил в себя, открывал глаза и видел перед собой мёртвую рожу духа с открытым ртом и глазами. Ему казалось, что он попал в ад! Что его закапывают в общей могиле с духами, и тогда он звал Сашку Дягилева. Хотел пожаловаться на несправедливость. Мол, ну ладно, в ад, так в ад! Но зачем же вместе с духами? Видно, его перепутали… Он слышал голоса, но думал, что это бесы и боялся привлечь внимание, захлёбываясь в чужой крови, лившейся из дырок духа сверху. Все смеялись и смотрели на своего, живого Беса, вспоминая, как он ковырял в кусте палкой, пытаясь спасти Виталика. Но Бес даже не улыбнулся.

Подошёл Иванов, сказал, что была связь с базой. Есть приказ Чижова, но надо бы обсудить. Сотников, Платон и Иванов пошли совещаться ближе к головному БМП, поближе к радиостанции. Настроение у всех было подавленное. Не успели! Иванов рассказал о последнем разговоре с командиром роты:

— Чижов рвёт и мечет. Сказал, что будет добиваться у командования решения о создании мобильного боевого кулака для ликвидации всех отрядов моджахедов в этом районе. А нам пока оставаться на месте и ждать решения вечернего совещания у комбрига.

— Пока будем ждать решения, от этих и след простынет. Надо сейчас их искать и уничтожать, — решительно заявил Сотников, — только есть одно «но».

— Что имеешь в виду, Сотня? — спросил Иванов.

— А то, что горючка на пределе, далеко не уедем, а без колёс и огневой поддержки тяжеловато. Эти басмачи на джипах гоняют, — ответил лейтенант.

— Есть предложение. Разрешите? — спросил Платон.

— Давай, — кивнул старший лейтенант.

— Майор Чижов не может отменить приказ начальника штаба бригады, который он подписал ещё вчера вечером. Я должен сделать то, что мне приказали. Найти и покарать!

Образовалась небольшая пауза. Платон ждал, а молодые командиры думали. Ну да, чем закончится совещание вечером, пока неизвестно. Приказ есть, и выполнять его надо. Первым нашёл решение Иванов:

— Делаем так! Сливаем всю горючку в эту машину. На 300 км хода должно хватить. Движок новый, боекомплект практически полный, командир БМП грамотный, а механик бешеный. Думаю, двигать нужно в сторону ближайшего кишлака. У них закон — после боестолкновения до заката похоронить погибших и пристроить раненых. Найдёшь раненых, найдёшь банду. Вопросы?

— Разрешите выполнять? — оживился Платон, жестикулируя механику-водителю, голова которого до сих пор молча торчала из люка. Слушала.

— Я с Платоном, — дёрнулся было Сотников.

— Ага, сиди! А то никто не видит! — остановил его Иванов.

Все знали, что лейтенант ранен. Правда, не сильно. Осколок гранаты порвал мышцы плеча. Вроде вовремя замазали, зашили, перевязали, но через сутки поднялась температура под сорок. Лейтенанта шатало, он делал вид, что ничего серьёзного, но было понятно, что Славу нужно в санчасть. Причём срочно. Иванов молча кивнул Платону, и работа началась.

Михалыч с техником Коляном нашли всех своих. Пока Михалыч матерно горевал, техник, попросив помощи у разведчиков, завернул тела экипажа «тройки» в плащ-палатки и перенёс их в вертолёт. Туда же переносили и остальные тела погибших. Виталик поднялся на ноги и попытался дойти сам, отталкивая руки помощи. Но через пять метров его дрожащее тело дёрнулось, потеряло равновесие и он, смешно размахивая руками, попятился назад и упал на руки ребят на месте старта.

Дизтопливо из первой машины слили почти всё, по этому поводу даже механики поцапались. Григорий считал себя главным и упорно тыкал щупом в пустые баки напарника, вызывая справедливый гнев экипажа «пустой» БМП. Подошёл Иванов и дал несколько практических советов:

— В кишлак зайдёшь, сразу старосту кишлака вытаскивай. Даже если он ничего не скажет, сможешь понять, врёт или нет. Раненых, как правило, он распределяет по семьям. И могилы копают люди из кишлака. В идеале, конечно, родственников найти этих раненых. Через них язык быстрей развяжется. Как-то так, Платон! Найдите этих гадов… Ребят береги.

Напоследок присели за картой, расстелив её на броне. Три чёрных указательных пальца с неизвестно чем под ногтями минуту елозили, спотыкаясь о складки плотной бумаги вдоль красных, синих и коричневых извилистых линий. В конце концов все три пальца остановились у кишлака Конья, а один нервно забарабанил.

— Начните с этого. Горы недалеко, — порекомендовал Иванов.

Прощались быстро. Без улыбок и напутствий. Только Сотников, тяжело облокотившись на плечо Платона и сдув с носа каплю пота, сказал:

— Пленных не бери…

Покажи дорогу, брат

Около часа Гриша гнал свою «бешку» по хорошо видимым колеям двух машин. На пикапах стояла вездеходовская резина с крупным протектором, который безжалостно перемалывала всё живое в степи. Потом колея ушла влево и исчезла с выездом на грунтовую дорогу. Дорога имела глинисто-каменное покрытие и была утрамбована до такой степени, что во время нечастых дождей её никогда не размывало. Естественно, что и следы пропали. Но дорога проходила где-то в километре от кишлака. Нужно было искать съезд с дороги двух машин с широкими колёсами. Григорий гнал БМП, как было приказано. Все сидели на броне, вглядываясь в следы на обочине. Иногда попадались участники дорожного движения. Оказалось, им по пути с небольшим караваном, состоящим из двух гружёных верблюдов и ишака. Обгоняли, не сбавляя скорости. Верблюды попытались встать на дыбы, а ишака вообще сдуло с дороги. Дед-погонщик ещё долго что-то кричал и махал клюкой им вслед. А навстречу, с разрывом в пять километров, попались два старых грузовичка «Форд», до неба нагруженных всякой деревенской рухлядью, с детьми на самом верху. Грузовики дёргались, хлопали газами, чадили, угрожая окружающей среде катаклизмами, но как-то двигались вперёд.

— Стоять! Стоять, Гриня! — заорал вдруг Злой.

Машина чуть съехала на обочину и остановилась. Злой спрыгнул с брони и побежал назад. Через минуту вернулся, залез на броню и протянул Платону скомканную голубую пачку из-под сигарет «ТУ-154» с самолётиком на этикетке.

— Во! Видел! — торжественно произнёс Злой.

— И что? — не понял Платон.

— А то, что такие сигареты только летуны курили. Им коллеги по заказу из Ташкента возят, — ответил за Злого догадливый Бес.

— Понял. Думаешь, сигареты из сгоревшей вертушки? — спросил Беса Платон.

— Да, только вот кто из моджахедов вдруг закурил? Непонятно! Поехали, разберёмся! — крикнул Оторбай, а именно так двадцать лет назад мама назвала своего узкоглазого сыночка, а не Бес.

Чем ближе к населённому пункту, тем чаще начали встречаться едущие и идущие навстречу дехкане. Съезда с дороги большого диаметра колёс никто не заметил. Невольно начали закрадываться сомнения. Больше всех мучился Платон. «Хоронить и лечить…» — вспоминал он разговор Иванова. А если не было ни раненых, ни убитых? Нет, не может быть! Наверняка Сашка просто так не ушёл… А подбитый пикап? Нет, всё правильно! Ищем раненых. Но сначала на кладбище.

Кладбище увидели издалека. Когда-то огороженное невысоким, а теперь и вовсе развалившимся забором, оно находилось на пологом склоне невысокого холма, в километре от первых домов кишлака. БМП остановилась у прохода на кладбище. В машине остался экипаж, а остальные, развернувшись в цепь, пошли между плит надгробий в поисках свежих могил. Вскоре Яша-санитар поднял автомат над головой и крикнул:

— Здесь! — потом подумал и добавил: — Кажется.

— Всё у вас, у евреев, не слава Богу! — кричал на бегу Злой, озираясь по сторонам., — Где?

Яша насупился и показал на три небольших бугорка свежей земли. Злой присел и запустил в землю свои руки-лопаты.

— О! Точно! Земля ещё нагреться не успела. Молоток, Яшка! — похвалил Злой, сделав вид, что не понял, почему у Яши надулись пухлые губки.

— Едем в кишлак. Если это не эпидемия в кишлаке свирепствует, значит, это те, кто нам нужен, — хрипло сказал Платон. — Едем!

Центральная улица кишлака позволяла воспользоваться бронированным транспортом. Они медленно ехали, сдувая выхлопной трубой с улицы сухие бараньи катышки. Открывались деревянные калитки в дувалах, высовывались бородатые лица мужчин или женские, закрытые платками под нижние ресницы. БМП останавливалась, Бес пытался вежливо спросить, где найти старосту. Но двери моментально закрывались, Бес переходил с пушту на матерный русский, и Гриша давил на газ. Вскоре всё это надоело. Гриша стал невнимателен на поворотах, завалил один забор, обрушил угол жилой постройки при повороте. А командир экипажа повернул башню и всадил три тридцатимиллиметровых снаряда в отдельно стоящую овчарню. Оставшиеся в живых овцы разбежались.

— Басмачи! Сегодня у вас незапланированный шашлык намечается! — зло крикнул Злой.

— Лёх, смотри! Нас услышали, — сказал Бес, показывая на конец улицы. В их сторону не спеша шли четверо мужчин в традиционной афганской одежде.

С брони спустились Платон и Бес. Они отошли метров двадцать от машины, показывая, что какое-то доверие ещё осталось. Мужчины были не молодыми, судя по седине в бородах, где-то за пятьдесят, то есть раза в три постарше второй стороны переговоров. На шаг вперёд вышел мужчина в более чистом халате и представился. Бес перевёл, но потом сказал, чтоб Платон не парился и называл деда просто — Нури. Когда Лёха сказал, что он — Платон, деды это как-то быстро усвоили и закивали головами.

— Уважаемый Нури, я хотел узнать, что за болезнь косит ваших жителей. И не нужна ли помощь? — спросил Платон, глядя себе под ноги.

— Уважаемый Платон может не беспокоиться, все жители кишлака здоровы, чего мы желаем и русским солдатам, — весело перевёл Бес.

— Не может быть. Нам сказали, что только сегодня на вашем кладбище похоронили трёх мужчин. Вы же знаете об этом! — пошёл в наступление Платон.

Пока старики в замешательстве обсуждали эту новость между собой, Платон подозвал Злого и объяснил план действий:

— Забирай всех и парами прочешите окрестности кишлака. Должны побежать тараканы. Эти старые барбосы пришли нам мозги компостировать и время тянуть. Давай бегом, как ты можешь! На связи, — подтолкнул в спину Злого Платон, придав нужное ускорение.

— Не может быть, уважаемый Платон, старейшины о похоронах знали бы, — ответил староста, чуть склонив голову.

— Конечно, я вам верю, уважаемый Нури. Сейчас все вместе идём на кладбище и откапываем свежие могилы. Если там ваши жители, о смерти которых вы не знали, мы уйдём. Если там мужчины с огнестрельными ранениями, я заберу из вашего кишлака всех мужчин возрастом от 14 до 50 лет. И сюда приедут много русских солдат. Так вас устроит? А? Старейшины или, как вас там? — заявил Платон и для острастки передёрнул затвор АКСа.

Бес перевёл, недружелюбно посматривая на старосту и, нервно щёлкая указательным пальцем по спусковому крючку. Старейшины опять начали толкаться, обсуждая нагрянувшую на кишлак, беду. Бес прислушивался к их разговорам и молча кивал Платону. Но ответа от стариков дождаться так и не пришлось. Зато в портативной рации раздался довольный голос Злого:

— Вот всегда удивлялся тебе… ну, ладно! Короче, поймали мы тут двух кавалеристов. К вам идём!

— Каких кавалеристов, Злой? — пытался выяснить Платон, но рация молчала.

Через пять минут в конце улицы появился смешенный отряд. Впереди шёл с пулемётом на плече и довольной физиономией Злой. А за ним конвой вёл под уздцы двух ишаков. На первом сидел улыбающийся Яша-санитар. Это Злой так извинялся перед ним. На втором ишаке сидел весь перебинтованный дух, на вид лет двадцати пяти. А замыкал шествие местный со связанными руками. Конец верёвки был намотан на руку Араратика. Платон задал только один вопрос старосте кишлака:

— Ваши люди?

Старики, ничего не сказав, опустили головы. Гриша запустил двигатель, заполнив улицу грохотом и сизо-чёрным дымом. Сначала попытался культурно выехать задним ходом, но потом плюнул, разрушил, разворачиваясь, чей-то дувал, и поехал малым ходом на выезд. Решили пройтись через кишлак пешком, тем более, что ишаки за Гришей не успевали. Допрос решили учинить не на глазах у всего «колхоза», а так… ближе к кладбищу. Нужно было торопиться, поэтому начали на ходу. Начали с раненого.

— Как тебя зовут?

— Мехмет.

— Это вы сожгли русский вертолёт?

— Нет.

— Где тебя ранили и когда?

— Плохой выстрел на охоте. Сегодня. С братом на горных козлов охотились.

— Здесь до ближайших гор и козлов полдня на машине ехать. У вас есть машина?

— Нет, только ишаки.

— Значит, говоришь, что брат тебя с козлом перепутал?

Мехмет неожиданно застонал, закатил глаза и чуть не упал с ишака. Араратик вовремя подставил плечо и дух удержался. Дёрнулся на помощь и брат Мехмета.

— А тебя как зовут?

— Далер.

— Мехмет твой брат, Далер?

— Да, младший.

— Почему ты хотел брата убить?

— Кто? Я? Он брат мой! Его русские…

— Где его русские ранили, Далер?

Далер понял, что сказал не то, что нужно было. Платон с Бесом пришли к выводу, что они на правильном пути. Доехав до кладбища, ишаков отпустили. Они далеко не ушли, тут же стали щипать пожухлую осеннюю траву. Довольный Яша подходил ко всем и пытался поделиться своими впечатлениями от верховой езды. Дело в том, что, со слов Яши, за двадцать лет он ещё ни на ком не ездил. Наоборот! Все ездили на нём. И как вам это нравится? Дольше всех его слушал, конечно, Злой.

Злой молча слушал этот допрос «на ходу», и ему не нравились ни вопросы, ни ответы. До заката времени оставалось не так много и, если не расколоть этих двоих, то банда просто уйдёт. Злой подошёл к Платону и угрюмым голосом сказал:

— Платон, что спрашивать, я знаю. Дай мне!

— Бес, переводи, — кивнул головой Платон, понимая, что шансов разговорить душманов у них мало.

Злой подошёл к Араратику и вполголоса сказал, обращаясь только к нему:

— Арарат, попридержи Платона, если что…

Тот молча кивнул головой, отдал свой пулемёт напарнику и подтянул ближе к себе за верёвку связанного старшего брата Далера. Злой подошёл к раненному Мехмету, достал свой трофейный нож из дамасской стали и стал медленно разрезать и снимать бинты с его груди.

— Меня интересует только один вопрос — где сейчас твой отряд? Расскажешь — и твой брат останется жить, — тихо говорил Злой, срезая ленты окровавленного бинта.

— Я не знаю, — отвечал душман, — наш командир Мансур никому не доверяет.

Далер рвался к брату, что-то кричал, просил. Бес сначала что-то начал переводить, типа «отпустите, он не знает», а потом они со Злым полностью переключились на Мехмета.

— Если тебя привезли раненого в твой родной кишлак, значит, и они все местные, из твоего, соседних кишлаков. Значит, и база у вас где-то рядом. И не в горах, в горы машины не затащишь, — логично размышлял Бес.

А в это время Злой, закончив срезать бинты, вставил два пальца в рану духу и чуть провернул.

Двигатель Гриша не глушил, но крик боли Мехмета заставил механика поглубже натянуть на голову шлем, спрятаться и закрыть люк. Далер упал на колени и отчаянно рыдал, пытаясь спрятать лицо и не смотреть на брата. Но рядом был Араратик. Он за волосы поднимал голову старшего брата и заставлял смотреть. Платон сначала нервно курил, спрятавшись за башней, потом залез через люк в десантный отсек и закрыл уши ладонями.

— Если ты, Мехмет, ничего нам сейчас не расскажешь, мы убьём твоего брата, вернёмся в твой кишлак и на твоих глазах убьём твою мать, жену твоего брата, детей… А знаешь почему, Мехмет?

Мехмет поднял голову и ненавидящим взглядом посмотрел на Злого. Бес вытащил из магазина автомата патрон и дико заорал:

— Потому, что ты, Мехмет, убил моего брата! Ты, шайтан, убил! — кричал он, проталкивая большим пальцем патрон, калибра 5, 45 в рану моджахеду.

От болевого шока Мехмет потерял сознание. Злой подошёл к старшему брату, присел на корточки и спросил, глядя в глаза:

— А скажи мне Далер, правду говорят, что если правоверного повесить, то он в свой правоверный рай не попадёт, а весь род его будет проклят? А?

Далер закрыл глаза и упал, скрутившись в позу эмбриона, громко завыл, выводя из психического равновесия даже самых стойких. Яша ушёл читать надписи на надгробных плитах. Ещё двое отошли «в дозор». Пришёл в себя Мехмет. Он смог даже встать на ноги и дико смотрел на торчащий из его раны патрон. Кровь уже не шла. Злой подошёл к БМП и громко постучал сапёрной лопаткой по броне. Открылись все люки.

— Командира своего зови, — сказал Злой наводчику.

А когда из люка показался командир БМП, Злой попросил развернуть башню так, чтобы ствол пушки был под 90 градусов к машине. Башню развернули, а ствол опустили. А потом все молча наблюдали, как Бес привязывает к стволу верёвку, а Злой внизу вяжет свою коронку — испанскую удавку. Подволокли орущего Мехмета, одели на него удавку, затянули, чуть приподняли ствол пушки, поставив духа на цыпочки, и ещё раз спросили:

— Мехмет, где сегодня будет ночевать твой командир Мансур?

По всему было видно, что, если ответа не будет, ствол пушки пойдёт вверх…

— Я всё скажу! Дайте карту, я покажу, где сейчас Мансур!

Нет! Это не Мехмет! Это орал, разрывая голосовые связки, его старший брат — Далер!

— Платон! Лёха, быстро сюда! Карту давай, — торопился Злой.

Из люка десантного отсека выскочил Платон, на ходу доставая из планшета карту.

— Показывай! Этого пока не снимать, пусть повялится, — крикнул Бес.

Далер щурился, недовольно цокал языком, не разобравшись сразу в русском варианте карты своего района. Потом, узнав рисунок очертания реки, нашёл свой кишлак и уверенно ткнул пальцем, что-то всхлипывая, объяснил Бесу. Бес терпеливо дождался, пока Далер закончит, и перевёл:

— Они ночуют сегодня здесь. Это заброшенная опиумная сушилка. Когда здесь выращивали мак, то сюда свозили сырец и тут сушили. Машины прячут под навесами, а сами спят в двух глинобитных сараюшках. Пока тепло, нормально. Есть пост. Там постоянно три человека и пулемёт. Вот здесь он.

— От нас 26–27 километров, до темноты не успеем, но и им спешить уже вроде некуда, — успокоившись, сказал Платон. — Не ожидал от тебя Злой, спасибо.

— Всегда пожалуйста, командир! Обращайся!

— Слушай, а ведь я только сейчас понял, что ты ответа ждал не от младшего Мехмета, а от старшего брата…

— Ну да! Старшие — они всегда слабее. Они же всю жизнь младших защищают. По себе знаю. Вот и сейчас…

Как Гриша не газовал, прогревая двигатель боевого коня, два одиночных выстрела всё равно были слышны. Потом из-за забора кладбища вышли Араратик и Бес с сапёрными лопатками. До заката успели.

Месть имеет право быть

Боевую машину пехоты оставили километра за два с половиной до предполагаемой ночёвки боевиков. Местность была холмистая, но достаточно открытая для наблюдения, а БМП цель приметная и громкая. С командиром экипажа машины договорились о том, что в случае форс-мажора, «кавалерия» сможет подскочить и прикрыть бронёй в течении максимум десяти минут по красной ракете. До блокпоста духов решили идти всей группой, а потом разделиться и обойти лагерь с двух сторон.

До блокпоста дошли быстро, воспользовавшись ночной тенью, падающей от горного массива. Лица и руки измазали американской чёрной и зелёной маскировочной мастикой, которую Бес со Злым выпросили у спецов. От неумения парни её чуть ли не втирали в кожу лица и рук, отчего физиономии потели и страшно чесались. Правда, от этого дискомфорта морды становились ещё страшней.

Блокпост обнаружили вовремя. Решили «в гости» пойти втроём. По очереди рассматривали его расположение и возможные подходы в ночной бинокль. Но почему-то над камнями, присыпанными землёй, появлялась одна и та же голова. Спят, что ли? Наконец и эта голова стала всё реже появляться над укрытием. Пошли, вернее, поползли: Платон, потому, что так надо было, Бес, потому, что только он мог спросить, а его могли понять, и Злой. Почему Злой? У него с ножом лучше всех получалось. «На хозяйстве» оставили Араратика.

Ползли медленно и бесшумно, как австралийские ленивцы. Метров за десять, Злой неожиданно, буквально носом, воткнулся в скуренный практически до фильтра, чинарик. Надпись прочитать было невозможно, но и переубедить Злого, что это не «ТУ-154», было невозможно тоже. Он сграбастал его вместе с землёй и сунул в боковой карман штанов. По подошве постучали… Платон показывал ему, чтобы уходил вправо. Почти одновременно, медленно приподнимаясь на локтях, заглянули за бруствер блокпоста. Двое душманов действительно лежали «валетом» на дне «гнезда» в обнимку с автоматами. Рядом стоял закопчённый чайник и большая глиняная тарелка с обглоданными бараньими рёбрами. «Не на голодный желудок помирать собрались», — подумал Злой. А под Платоном сидел третий дух, опустив голову в войлочном берете на руки, держащие автомат. Злой, жестикулируя указательным пальцем, распределил, кому кого брать. А теперь потихоньку…

«Потихоньку» не получилось… у Беса. От толчка его правая нога соскользнула с накрытого травой камня и Бес, как пловец в сухом бассейне, отчаянно пытаясь остановиться, начал сползать вниз. Злому пришлось работать за двоих, но тут говорить о том, чтобы взять языка, речи уже не шло. Первый дух проснуться не успел, а вот со вторым пришлось повозиться. Инстинктивно он успел отбить удар, и нож, пробив халат, оказался вместе с рукой Злого у него подмышкой. И если бы не короткий удар клинка Платона в шею басурманина, неизвестно, чем бы всё закончилось.

«Хоть одного захомутали», — удовлетворённо думал Платон, прижимая духа в берете к земле и отбрасывая чужой «калаш» в сторону. Через бруствер переполз злой, как чёрт, Бес. На втором духе верхом сидел Злой и, вытирая нож о полосатый халат, шёпотом спросил:

— Бес, ты чё? Поссать ходил?

— Да пошёл…

Платон быстро связал за спиной у духа руки и рывком посадил перед собой. От рывка голова пленного дёрнулась, войлочный берет слетел, обнажив соломенного цвета вихры, выделяющиеся даже ночью. Для того, чтобы разглядеть духа поближе, Платон взял его за отвороты халата и подтащил к себе. Типичное славянское лицо, наполненные нечеловеческим ужасом голубые глаза, трясущиеся губы, перекошенный рот, силящийся что-то сказать.

— Бес, иди сюда. Тут какой-то дух непонятно крашенный. Переводить будешь, — тихо сказал Платон.

Подползли на четвереньках Злой с Бесом и с интересом склонились над духом. Дух начал истерично дрыгать ногами и попытался в голос заорать:

— Чур мэнэ, чур мэнэ! Шайтаны…

Бес быстро заткнул ему рот его же беретом, легонько стукнул в грудь и вопросительно посмотрел на Платона. Тот ткнул пальцем в чёрную щёку Беса, типа шайтан, он и есть шайтан. Стало понятно, с чего этот урод обоссался.

— Я не ослышался? Это и правда хохол? — в недоумении спросил Бес, гримасничая и шкрябая свои чёрные щёки.

Все слышали, как во время удара под халатом у духа что-то хрустнуло. Платон полез за пазуху стёганного, непонятного цвета халата и вытащил зеркальные очки с одним разбитым стеклом.

— Не понял… это ж Сашкины. У них ещё перемычка на переносице треснута, — чуть ли не в голос сказал Бес.

— Вот и нашли мы любителя болгарских сигарет, — мрачно сказал Злой, доставая из кармана жёлтый фильтр с узкой полоской папиросной бумаги.

— Смотри, что-то сказать хочет, войлок жуёт, — прошептал Бес, вытаскивая у хохла кляп.

— Хлопци, я ж свий, я ж с Луцька, мэнэ Тарасыком звуть… — захрипел дух, еле ворочая сухим языком.

— Это ты Сашку? — сжимая в кулаке тоненькие дужки модных «зеркалок», сквозь зубы спросил Платон.

Предчувствуя неотвратимость кары, Злой попытался хотя бы временно её оттянуть:

— Платон! Лёха, ты хотел у него что-то спросить!

Услышав имя — Платон, лицо Тарасика скорчилось в дьявольской гримасе, он тоненько завыл, задёргался, пытаясь подальше отползти от этих страшных, постоянно чешущихся, чёрных лиц. Но Бес поймал его за ногу и рывком подволок ближе. Платон надавил ему коленом на грудь и повторил вопрос:

— Ты Сашку, гнида?

— Ты Платон? Платон, я Тарас…

— Ты — дух! И сдохнешь как дух! — не разжимая зубов, прошипел Платон, полоснув по горлу врага дамасским клинком.

Минуту молчали. Потом Бес легонько толкнул Платона в плечо и тихо спросил:

— Лёх, мы ж гада спросить хотели… Легче?

— Немного, — ответил Платон, вглядываясь в строения бывшей «опиумной фабрики» местного значения.

Сама «фабрика» состояла из двух одноэтажных строений, построенных, вернее даже, сляпанных из плетённых веток и прутьев, обмазанных местной красной глиной. Примерно из такого же материала были и плоские крыши. Между строениями стоял длинный, невысокий навес, под которым, по догадкам Платона, стояли машины. Там же была и кухня. Стоял мангал, большой котёл и тандыр для лепёшек. Видно, не совсем давно прикрыли опиумное производство. Чуть в стороне и ближе к блокпосту виднелся общий… вернее, общее отхожее место, определённое строго по запаху. Ну, и совсем на отшибе, находилось странное помещение без крыши, но зато с дверью под висячим замком. Посовещавшись, разведчики разработали план и тут же связались с Араратиком. Армянин оказался злым и голодным.

План был простой и без особого риска. Группа Араратика делится на две части. По два пулемёта в каждой, чтобы не обидно было, и по одному снайперу. Обе группы работают по «своему» строению, естественно по нижней его части. Пулемётчики отрабатывают по одному ящику патронов и ждут указаний. Снайпера «подбирают» бегущих и выбегающих. Войну начинают Бес и Злой, делая по одному выстрелу из гранатомётов по двум халупам. Потом они должны сместиться вправо и поинтересоваться, что же это за странное помещение без крыши? Общее руководство осуществляет Платон, находясь на блокпосте, а заодно прикрывая и тылы. Хороший план.

Началось с того, что когда гранатомётчики вышли на позицию и, глядя друг на друга, готовы были нажать на спусковые крючки, дверь правого домика открылась и на пороге появился дух. Он стоял и спокойно смотрел на Злого, лениво почёсывая причинное место. Потом махнул рукой и что-то спросил…

Злой саданул прямо в него, добавив выстрелом из подствольника. Шухер продолжался минут восемь. Попытались выйти ровно по одному человеку из каждого помещения. Один появился в полный рост… и так же упал назад, закрыв за собой дверь. Во второй двери дух, видно, спросонья, появился на четвереньках. В этой позе снайпер его и отработал. Пулемётчикам ещё на базе, дали команду при набивке пулемётных лент, делать вставки с трассирующими и бронебойно-зажигательными патронами на случай, если придётся работать в тёмное время суток. Жиденькие стены построек разлетались, как коробки спичек Гомельской спичечной фабрики. Высушенные годами прутья и ветки, освободившись от глиняной пыли, тлели и вспыхивали, раздуваемые утренним горным ветром. Лишившись опоры, крыша первой постройки упала, превращая свободное пространство в адскую духовку. Больше одного ящика патронов не тратили. В первое помещение Араратик так и не вошёл, горело дерево в стенах. А во втором побывали. Прошмонали духов, но только у одного нашли документы. Три паспорта на одно имя. Афганский, Пакистанский и… Правильно! Китайский. Ничего серьёзного и полезного больше не нашли. Только деньги… правда, красивые на вид. Английские фунты, французские франки и немножко одноцветных долларов.

Связались с «кавалерией», и через десять минут прожектор грохочущего БМП, сначала промахнулся, а потом выхватил из темноты раннего утра чёрные рожи довольных разведчиков, встречающих их на бруствере блокпоста. Злой и Бес обнаружили в помещении без крыши две почти полные двухсотлитровые бочки солярки и завёрнутые в полиэтилен два рюкзака с опиумом — сырцом. А под навесом, под импортной синтетической камуфляжной сеткой, стояли два, практически новых японских пикапа «Тайота». Но самое главное было в большом котле на треноге над ещё тёплыми углями. Под крышкой чугунного котла в жирном, насыщенном бульоне купались крупно порубленные куски баранины. Видно, готовили на утро. На двадцать человек. Некоторые пытались брезговать… ровно полторы минуты. Чуть позже Араратик начал было умничать и критиковать повара, да и самого барана. Армянина слушали и ели. Молча. Ну, конечно, оставили и танкистам.

Связались со старшим лейтенантом Ивановым, доложили об успешном завершении операции:

— Ликвидирована банда оппозиционеров в количестве 22 человек и лично полевой командир Мансур Шах. Потерь среди личного состава и раненых нет. Среди трофеев два новых пикапа «Тойота», а также один рюкзак опиума-сырца, а также личное оружие бандитов.

— Отлично, Платон. Ты на базу не докладывай, я сам доложу. Лейтенанта твоего прооперировали, оказывается, он с тремя осколками в плече бегал.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите пикапы не уничтожать сразу. Пацаны хотят прокатиться. И солярка есть, — попросил Платон.

— Добро. Прокатитесь. Конвой с заправщиком приходил. Заправили нас и вернулись на базу. Я вас жду.

Через пару минут Иванов связался с базой. Майора Чижова на месте не было, уехал на проверку оперативной информации с третьим взводом. Разговаривал с самим начальником штаба бригады.

— Товарищ полковник, ликвидирована банда оппозиционеров в количестве 22 человек и лично полевой командир Мансур Шах. Потерь среди личного состава нет. Среди трофеев два новых пикапа «Тайота» с запасом дизтоплива, а также личное оружие бандитов, — отчитался старший лейтенант.

— Молодец, Иванов! Прибудете на базу, доложишь лично. И отличившихся… Ну, и «Тойоты» эти свои покажешь.

— Есть, товарищ полковник.

«Домой» никто не хотел ехать на броне. Даже Гришка — механик БМП бухнулся на колени перед своим сержантом и вымолил свою мечту. Первый и последний раз в своей недолгой жизни он сидел за рулём такой роскошной машины, хоть и с правым рулём. Закончилось тем, что на броне никого не оказалось, в БМП за руль сел командир, а в башне на командирском месте разместился наводчик. Бойцы, отъевшиеся на моджахедовских харчах, расселись на свои ранцы и рюкзаки в кузовах пикапов. Они улыбались, что-то кричали друг другу и радостно глотали пыль, подставляя чёрные лица тёплому афганскому ветру. По прибытии под «крыло» старшего лейтенанта Иванова, Араратику пришлось из кабины пересесть в кузов. На его место, радуясь, как пацан, закончивший ПТУ, уселся сам старший лейтенант. Так и доехали.

С каждым докладом уменьшалось количество рюкзаков с опиумом сырцом. А про «красивые» деньги вообще базара не было. Но никто ни-ни! После Афгана Иванов купил себе «Жигули» новой модели. А дембеля привезли домой мамкам хорошие подарки. «Тойоты» через два дня с базы уехали. Куда-то.

После преследовавших бригаду и разведроту трагедий и утрат командование наградами и поощрениями личный состав не баловало. Но Иванову, Платонову, Оторбаеву и Еремееву по Красной Звезде к афганкам прикрутили! Ну и погибшим — в обязательном порядке.

Кладовщик

Все трое взводных, как и было велено, «сидели и не рыпались». И ещё — «боялись». Во всяком случае, так приказал им ротный командир, майор Чижов. А сам Чижов сейчас находился на экзекуции у товарища комбрига. Его сразу предупредили, чтобы с собой мыло прихватил и чистое бельишко. Надо полагать, что Батя, сам недавно вернувшийся из Кабула, совещания тоже проводил стоя. В штабе армии товарищи генералы умело «нафаршировали ему одно место огурцами». Причиной общеармейского надругательства были моджахедские перевалочные склады, находящиеся на территориях трёх провинций. Вернее, не их наличие, а наличие их вообще и до сих пор!

Объяснений и аргументаций никто не хотел слушать. Ни товарищи с золотыми эполетами, ни товарищи со звёздочками на погонах. Приказ должен быть выполнен! Склады найдены и уничтожены, линии поставок перекрыты и блокированы. Это так, вкратце.

Дверь медленно открылась. На пороге стоял майор Чижов, с лицом человека, отстоявшего очередь к стоматологу. Зло посмотрев каждому взводному в глаза, майор решительно подошёл к столу, схватил обеими руками графин с водой и под интеллигентные взгляды лейтенантов выглушил его до донышка. Сотников отвернулся, подрагивая плечами, Иванов нагло прыснул в кулак, якобы закашлялся. И только старший лейтенант Травкин участливо спросил, перехватив пустой графин:

— Может, ещё водички?

Что перевело добродушный смех в откровенное ржание молодое лейтенантское стадо.

— Посмейтесь, посмейтесь у меня, морды наглые! — приходя в себя, бубнил Чижов, — а водички принеси, конечно, Володя, принеси, дорогой.

Дождавшись, пока молодёжь успокоится, а Травкин пошлёт дежурного за водой, ротный невесело начал:

— Бате в штабе армии жопу на портянки порвали. И не ему одному. Склады, будь они неладны. Там, кому надо, подсчитали, что на сегодняшний день мы перехватываем всего пятнадцать процентов караванов. И не потому, что их количественно стало больше. Духи стали умнее воевать! Теперь караваны не идут сотни километров, рискуя потерять груз. Душманы организуют перевалочные базы. Плечо доставки короче, риска меньше.

— Согласись, Георгич, у нас провинция самая большая по площади, а ещё горы… Горной подготовки нет ни у кого, — попробовал как-то мотивировать отсутствие результатов по поискам Иванов.

— Да, тут даже у спецов результатов почти нет. Сводки читаем, — поддержал Иванова Травкин.

— Результатов не было, — повторил майор, — а у тебя были? Вот ты пошёл и через четыре дня вернулся. Почему? Результата то нет!

— Ну, так товарищ майор, у нас с собой сухой паёк на три дня был, мы сутки почти ничего не жрали, — оправдываясь, сказал Травкин.

— А вот Сотников больше недели по горам бегал, — повысил голос Чижов, — у него, что? Паёк другой? Или желудки у бойцов меньше? Слава, что вы там жрали-то?

— Ну, так приказ был работать скрытно, мы в кишлаки и не совались. А потом Потап с Бесом барана приволокли… Так что не голодали, — как бы даже с гордостью ответил Сотников.

— Понятно? Это называется разумная инициатива, — как бы даже похвалил ротный.

— Так я ж докладывал, Георгич. Они, когда за бараном ходили, ослиное пастбище видели. Десятков пять вислоухих. Пасутся такие, три пастуха при них. Платон доложил, а я сначала как-то…

— Мысль понял. И молодец, что Платон ишаков увидел и внимание обратил. У них там, что ферма по разведению? Ослиный рынок? А может, этот транспорт свой груз ждёт? Так-так! Мысль эту нужно разжевать как следует. Я сейчас пойду на узел связи, свяжусь с Васильичем. Помните раненого майора-спеца? — оживился Чижов.

Ещё бы его не помнить. Его парней из пекла вытянули, а своих… Чижов три дня «в люди» не выходил. Стонал и рычал, зверея за дверью своей каморки. Что он пил, догадывались. Но что он ел? Начальство злилось, хмурило брови и посылало гонцов. Посланные гонцы возвращались потому, что их посылали ещё раз. В конце концов Чиж устал, бросил пить и пошёл воевать.

Старший лейтенант Слава Сотников проснулся не от того, что выспался. Очень правое ухо чесалось. Именно на него пристально смотрел майор Чижов, сидя у изголовья взводного, слегка раскачиваясь на табурете. Сотников дёрнулся, сбросил одеяло и зашарил босыми ногами под кроватью в поисках кроссовок. Майор приложил указательный палец к губам, мол, тихо, парней не буди, и махнул рукой в сторону выхода из казармы. По красным глазам командира разведроты было видно, что ночь прошла не зря и решение принято. Все знали, если не спит майор Чижов, не спят и его начальники, и его подчинённые. Сотников быстро оделся, натянул на босые ноги кроссовки, плеснул на лицо пол-кружки воды, потом оказавшийся недопитым чаем, и вышел из казармы.

Чижов стоял, прислонившись к недавно побелённому стволу тополя, курил и смотрел на угасающие утренние звёзды. Молча протянул взводному пачку «Мальборо», и не спеша начал говорить:

— После обеда полетите в то место, где Платон пасущихся ишаков видел. Чуйка у меня. Это ишаки, только доставившие груз, и их отдохнуть отпустили. Или их пригнали для формирования каравана. Вот так я думаю. Ваша задача разнюхать, что и как. Майор… помнишь спеца? Говорил с ним. Он сказал, что в том районе активизировалось перемещение небольших отрядов духов. Говорит, наверняка охрану каравана собирают.

— Людей сколько брать, Георгич? — спросил Сотников, стряхивая чаинки с небритой щеки.

— По минимуму. Толпы не нужно. Платона обязательно возьми, он место изучил, пока барана воровал, — усмехнулся майор.

— Я понял, товарищ майор, пойдём в облегчённом варианте, чтобы быстрей перемещаться.

— Твоя основная задача Слава, найти склад. Я говорил с комбригом, уже начали формировать ударную группу с бронёй и артиллерией. Очень нужно накрыть этот чёртов склад со всеми его кладовщиками. Ждём твоего сигнала и результат. И смотри, Слава… напортачишь… я сам лично тебя в автобат на склад кладовщиком переведу шестерёнки перебирать, — жёстко закончил разговор майор.

И его белая от извёстки спина ещё долго маячила между тополей по пути в штаб бригады.

Операция «Кладовщик»

Уже во время утреннего кросса Сотников, стараясь дышать ровнее, начал компостировать мозги Платону, расспрашивая о стаде увиденных ишаков. Да! Для людей, по какой-то причине прогулявших этот урок зоологии, поясню: ишак и осёл, — одно и то же животное. Разницы нет. Так вот…

— Лёш, а их точно много было?

— До хренища, товарищ лейтенант. Я столько ослов в одном месте в жизни своей не видел, — отвечал Платон, стараясь не сбиваться с дыхания.

— А охрана там? А в каком… а куда двигалось стадо?

— Да фиг его знает! Паслось оно. Мы ж с этим бараном тащились, а он, сука, идти не хотел. А Бес, придурок, ещё самого здорового с голодухи выбрал. Замучались! А пасли их… три бабая стояли, о чём-то говорили. Оружия не было.

— После завтрака нигде не задерживайся, сразу ко мне. И эту… свою команду овцекрадов предупреди… пусть собираются, — уже кричал Сотников, отваливая от общего строя в сторону умывальников.

В 15–00 от вертолётной площадки военной базы отвалил борт с девятью разведчиками в десантном отсеке. База походила на встревоженный улей. Прогревались и глушились бензиновые и дизельные двигатели бортовых машин и заправщиков, БТРов и БМПешек. Чумазые прапорщики из автобата гоняли всклокоченных сержантов — командиров экипажей. УАЗы пылили по грунтовым дорогам, развозя приказы, поручения и… офицеров. Два батальона отдельной десантной бригады получали боезапас. Раскручивался маховик совершенной военной машины, предназначенной для уничтожения себе подобных. Для чего? Всё просто. Они думали и жили не так, как мы. А значит — неправильно.

Глядя сверху в иллюминатор вертушки на удаляющийся организованный хаос, лейтенант Сотников, вздрагивая от холодной струйки пота между лопатками, нервно подумал: «А всё из-за этих долбаных ишаков! Может, напрасно я тогда Чижову… И Платон ещё… столько ослов в одном месте…» Очень не хотелось взводному кладовщиком на автобатовские склады. О, вы не знаете Чижова!

— Слышь, Бес, а чё у тебя такие карманы растопыренные? Сказали же, идём налегке, — поинтересовался Злой, наперёд зная ответ запасливого Оторбая.

— Ага, налегке. В прошлый раз тоже на три дня выходили, а проболтались больше недели. Корми вас потом. Да, Платон? — засмеялся Бес.

— В следующий раз сам будешь барана тащить. От меня до сих пор шерстью несёт, как от пастуха, — ответил Платон.

— Теперь ишаками будешь вонять, дорогой, — поднял всем настроение Араратик.

Разведчики знали о поставленной задаче. И она не казалась им невыполнимой. «Ишак не кролик, в травке не спрячется!» — говорил Араратик, и все ему верили.

До места высадки долетели без приключений. Всю дорогу по очереди всматривались в иллюминаторы на мелькавший за бортом ландшафт. Видели всё. И населённые кишлаки, с бегающими на околицах мальчишками, буцающими мяч. И кишлаки мёртвые, с пустыми улицами и переулками, с разрушенными минаретами и мечетями. Видели большие и маленькие отары овец, медленно бредущими по склонам холмов. Даже видели поле с опиумным маком и удирающих в зелёнку перепуганных «колхозников». Ишаков… не видели ишаков.

Выбросили группу там, где забирали в прошлый раз. Вертушка сделала несколько облётов, поднявшись повыше. Ничего интересного не видели. Ишаков тоже. Собрались посовещаться. Почему-то смотрели на Платона. Ну да. Он возбудил эту ослиную тему. С полчаса возили пальцами по картам, вспоминая маршрут прошлого поиска. Интересен был тот факт, что по данным разведгрупп спецов, отрабатывающих этот район, здесь была выявлена активность в перемещении отрядов моджахедов. Армейские разведчики ходили после них и ничего не замечали. И их не замечали. Или замечали, но не трогали? Не хотели привлечения внимания? Может быть, поэтому так свободно здесь ходил третий разведвзвод. Они даже в кишлак заходили. А второй взвод… ползали по горам, спускались в долины и ущелья. Даже в реке купались. А барана спёрли…Тот орал, как потерпевший, и брыкался до самого котла. Обо всём этом думали все девять человек разведгруппы. Становилось неуютно. Возможно, их просто «пасут», но не трогают. Видно, не хотят поднимать шум в этом районе.

— Предлагаю разделиться на три группы. Чем мы меньше, тем больше шансов, что нас не заметят. Спецы давно так ходят, — предложил Платон.

— Рация одна. Как будем связь держать? — усомнился Бес.

— На самом деле раций три. Одна большая и две портативных, у меня и у Платона. Могу свою отдать в третью тройку. Правда, дальность действия её ограничена, но батареи новые, если подняться повыше, за километр брать будет, — прояснил Сотников.

Так и решили. Группу разбили на три тройки. Старшими пошли Сотня, Платон и Бес. Первый ушёл в горы, второй пошёл прочёсывать зелёнку, а Бесу досталось ущелье, самый неперспективный и опасный район. Договорились, что пока будет возможность, держать связь. Встречаться договорились в точке высадки через сутки.

Нельзя сказать, что сутки прошли «быстро и незаметно». Чего стоили только порвавшиеся шнурки на правом кроссовке Араратика. А это очень важное и негативное событие для армянина. Во-первых, при натуральном обмене ему сказали, что кроссовки почти новые. Во-вторых, альтернативы шнуркам ни у кого в карманах и ранцах не было. И в-третьих, ни о какой маскировке речи уже не было. И не оттого, что Араратик постоянно шаркал правой конечностью, поднимая пыль и создавая небольшие оползни, а от того, что расстроенный пулемётчик в голос ругался, не желая думать больше ни о чём.

— Я у ниво спрашиваль — красофка новый? Да! — говориль, — совсем не носил никто. Бандит, бл…

Мужики сначала ржали, но потом Сотников посуровел, порывшись в ЗИПе радиостанции, нашёл кусочек телефонного провода и завязал кроссовки Араратику намертво.

— Попробуй теперь пикни! — строго сказал взводный.

Араратик больше не «пикал», ругался тихо, но по-армянски. За сутки скачек с камня на камень ничего так и не удалось увидеть или услышать. Платон со своими бойцами истоптал зелёнку вдоль и поперёк тоже практически безрезультатно. Правда, глазастый Яша видел отблеск оптики в скальной расщелине, но всего раз. Видно, слишком явно потом все трое, задрав головы, смотрели в одном направлении. Повтора не было. Но отметку на карте поставили.

Бес со своими парнями сидели в неглубокой пещере и молча скребли по скользким стенкам «Каши гречневой с говядиной». Какая-то тётка на пищевом оборонном заводе, видно, влюбилась, как минимум в начальника цеха. Потому, что каша просто зверски была пересолена и в каждой банке торчал целый букет из лаврового листа. Но, так как вышли «налегке», альтернативы гречке не было. Но всем очень хотелось друг другу по секрету сказать: «Вот кончится война, поеду я на этот завод и познакомлюсь и с этой влюблённой дурой, и с этим…» Бес заметил, что во время еды Злой что-то про себя говорил и улыбался. Стихи сочиняет, что ли? Наконец Злой доел, выкопал в известняковой пыли ямку, зарыл туда пустую банку и, оглядев всех победоносным взглядом, торжественно полез в карман.

— А это видели? — произнёс Серёга, держа на вытянутой руке небольшую кучку… навоза.

— Вот ты сволочь! А я-то думаю — каша, сука, как рапа солёная, а тут ещё в говно наступил кто-то! — возмущённо заорал, вскакивая снайпер Костик Крот.

— Дубина, Крот! Ты присмотрись, чьё! — не сдавался Злой, на всякий случай вытряхнув всё из кармана.

— Бес, уйми говнюка! — наступая на Злого, бушевал снайпер.

— Костян, угомонись. И много там его? — начиная понимать, спросил Злого Бес.

— Да сколько хочешь! Завались там этого говна! — радостно начал рассказывать Злой. — Вы когда пещеру пошли проверять, я за скалу побежал присесть. Сижу и чувствую, что не моим, значит, пованивает. Огляделся… мать честная! Вся поляна в ослином дерьме. И свежак! Вот, думаю, нашим сюрприз…

— Пошли, прямо сейчас пошли! Посмотрим, куда твои засранцы потопали, — сказал Бес, поняв, что иногда ослиное дерьмо главней гречневой каши.

Пока не спустились обратно в ущелье, связались с взводным. Доложили радостную новость про кучу… Сотников новости обрадовался и поднял ею настроение Платона со товарищи. Решили всем двигаться в сторону радостной находки. Уж очень хотелось распутать замысловатые следы вислоухого транспортного средства. По пути случился ещё один казус с Яшиным орлиным зрением. Стоя у подножья практически отвесной скалы, задрав голову и щурясь на солнце, санитар в голос заорал, показывая рукой направление:

— Лёха, смотри! ДШК (крупнокалиберный пулемёт)!

Потап обернулся и долго, до слёз в глазах, смотрел в сторону, куда показывал Яша. Араратик тоже, сложив руки козырьком, пытался что-то увидеть.

— Где, Яша? Ты, наверное, перегрелься, дорогой! Какой ДШК — МШК? Это скала. Понимаишь? — объяснял санитару армянин.

— Вон, выступ видите? Метров семьсот выше нас. Там стоял ДШК на высокой станине и два духа. На нас смотрели. Потом взяли и укатили его, — волновался, что ему не поверят, Яша.

— Яков Моисеич, зачем ти так нервиничаешь? Мы верим. Да, Платоха? — успокаивал его, гладя по плечу, Араратик.

— Что, прямо взяли и укатили? — недоверчиво пробовал уточнить Платон.

— Так, всё! Давайте сядем и будем ждать, пока они его опять выкатят, — психанул Яков Моисеевич.

Платон ещё долго с разных ракурсов рассматривал этот выступ в скале, и похоже, что на нём была площадка. Но куда «укатили» Яшин ДШК было непонятно. Вернее, не видно снизу. Яша успокоился, только когда Платон развернул карту и поставил в нужном месте значок, а на поля сноску — «ДШК» и в скобках (на колёсиках). По идее, этот самый ДШК мог покрошить с дистанции семьсот метров, и тем более сверху, всех троих. Но не стал. Боятся, чтобы их не обнаружили?

Направление, куда погнали сначала собранных ишаков, определили сразу. Доложили на базу. Чижов, конечно, обрадовался, так как эти сведения подтвердили оперативную информацию, по которой уже работал первый взвод и должны были подключиться спецы. Немного сбивал с толку Яшин ДШК на колёсиках, но информацию приняли. А вдруг это не глюк и там такие сюрпризы ещё имеются? Сотников понял, что операция «Кладовщик» началась. Им было приказано выходить к зелёнке. Это примерно там, где Яша увидел блик оптики. Чижов с третьим разведвзводом и остальными бойцами второго прилетит туда же. А броня с артиллерией и два батальона ВДВ уже в пути.

Не умирать сюда пришли

Через пару часов три вертушки, содрогая тишину утра грохотом турбин, троекратно повторяясь эхом ущелья, оповестили всех ожидающих, от них прячущихся и их боящихся, что сегодня будет война. Майор Чижов один из первых вырвался из брюха МИ-8-го и, придерживая на голове кепку, побежал к разведчикам.

— Ну? Показывайте! — улыбаясь, прокричал ротный.

— Кого? — не понял старлей.

— Не кого, а что! Говно показывайте! — настаивал Чижов, не теряя оптимизма.

И тут Злой понял — настал его звёздный час. Он медленно полезь в карман и достал маленькую, специально припасённую для этого часа, ослиную какашечку.

— Вот, товарищ майор! Свежая! — протягивая начальнику подарок, гордо сказал Злой.

Тот, нисколько не смущаясь, взял фрагмент ослиного кала в руки, под восторженные взгляды поднёс его к лицу и протяжно потянул носом, потом тщательно размял и сказал одобрительно:

— И правда свежее. Значит, ушли недалеко. А, Сотников?

Подбежал радист, на связь вызывал комбриг:

— Чиж, как у тебя дела? Выгрузились? На месте?

— Так точно! Пять минут назад, разбираюсь в обстановке.

— Там спецы шуганули караван, и Ваня подошёл вовремя. Их задача завернуть духов в ущелье, а тут уже мы их отработаем. Главное, чтобы ребята выдержали.

— Вас понял. В ближайшее время доложу разведданные.

Суть была в том, что караван был просто огромный и при выходе из ущелья должен был делиться на четыре направления. Соответственно, и охрана его должна была делиться. А тут спецы напоролись на ещё не разделившийся караван с не разделившейся серьёзной охраной. Численное превосходство было на стороне духов, их было десять к одному нашему. И вооружение было серьёзным, включая миномёты. Задачей спецов и взвода Иванова было остановить караван и заставить его повернуть обратно в ущелье. А здесь его достать артиллерией бригады, а на выходе раскатать бронёй.

Задачей Чижова было провести разведку подходов и отходов, найти возможное расположение склада и провести корректировку артиллерии при заходе каравана обратно в ущелье.

— Сотников, бери двух ребят и радиста. Сходим с тобой вон на ту горку. Там сверху всё ущелье, как на ладони.

— Товарищ майор, а зачем вам идти-то? Давайте я схожу и всё посмотрю, — предложил взводный.

— Слава, вот ты звук боя слышишь? — спросил Чижов.

— Слышу.

— А вот он приближается или стоит на месте?

— Стоит… по-моему, — прислушавшись к выстрелам и разрывам, ответил взводный.

— Так вот пока бой стоит на месте, а он покатится в нашу сторону, обязательно покатится, Сотников, мы с тобой должны разведать, где и как наши пацаны воевать будут. Лично хочу всё проверить, — тоном, не терпящим возражений, ответил майор.

Взводный подозвал к себе Беса и спросил:

— Оторбаев, ты же у нас дублёр связиста?

— И связиста и снайпера, и сапёра, и пулемётчиком могу, если надо. А чё надо-то? — ответил Бес.

— Не «чё надо», а с нами пойдёшь. Бери у Крымова рацию и зови Злого с Платоном. Пойдём прогуляемся с товарищем майором, — ответил старший лейтенант.

Через пятнадцать минут, нагруженная только оружием с боеприпасами, группа из пяти человек начала подъём. Тропинка петляла, то появляясь, то исчезая под завалами и осыпью. Приходилось, балансируя, перелезать по колотым острым камням, стараясь не упустить общее направление движения. Чем выше поднимались, тем хуже были слышны отголоски боя. Часа через полтора вызвал командир вертолётного звена. Иванов запросил поддержки с воздуха, видно, моджахеды упёрлись и пытались вырваться из ущелья. Как пошли работать вертушки, не видели, зато хорошо слышали удаляющийся гул турбин.

Чем выше группа поднималась, тем труднее становилось идти по крутой тропе. Чижов, устало улыбнувшись, сказал, смахивая с носа пот:

— Давайте, соколики, привал сделаем. Мало хожу, много курю. Совсем старика не жалеете.

— Товарищ майор, так вам же ещё и тридцати нет, — выпалил Сотников.

— По бумагам нет, Сотников. А здесь, — постучал себя по лбу майор, — давно за пятьдесят.

Разведчики расселись на остывающие камни и стали доставать фляги с водой.

— Дай из твоей хлебнуть, — попросил Чижов у Платона.

— А у вас фляга пустая? — наивно спросил Платон.

— Нет, полная. Но не водой, — усмехнулся Чижов.

Первая пуля попала Злому в левый бок, через секунду вторая, порвав левое ухо, чиркнула по черепу и вошла в мелкий щебень тропы. Все моментально упали на землю. Проклятое горное эхо размазывало звук выстрела, и место, откуда стреляли, можно было предположить только по ранениям.

— Получается, они только Злого видели, — предположил Чижов. — Интересно, сколько их там? Если на тропе сидят, значит, немного. А если в обход идут и к нам в тыл метят, значит, духов много, и нам туговато будет. Вот бы за тот поворот отойти, а то они нас сверху всех перещёлкают.

Бес наложил повязку на голову Злого, а Платон осмотрел рану на боку. Пуля прошла на вылет, но неизвестно, задела она левую почку или нет? Наложил тугую повязку и вколол противошоковый промедол. Серёга был в сознании, крутил головой, видно, искал своё ухо, и матерился, понимая, что стал обузой.

— Делаем так. Платон с Бесом, берёте на автоматы раненого и по моей команде вон за тот поворот. Там ждёте, мы с Сотней прикрываем, — принял решение Чижов.

Платон с Бесом откинули на автоматах приклады и осторожно уложили Злого. Чижов показал место и направление стрельбы Сотникову, кивнул головой и заорал:

— Давай! — открыв огонь из автомата в сторону петляющей тропы.

Короткими очередями из-за камня начал стрелять по невидимой цели Сотников. Платон с Бесом взялись за стволы и приклады и, пригнувшись, начали спускаться в сторону горного выступа на повороте тропы. Духи ответили сразу, но и по ним было понятно, что цель они не видят. Понятно было одно — духов много. Сотников подтянул к себе рацию, оставленную Бесом, и попытался связаться с командиром третьего взвода. Рация молчала и не реагировала ни на одну манипуляцию. Чуть позже Чижов показал входное и выходное отверстие. Умерла. Портативные рации работали, но общаться можно было только между собой. Далековато.

Обдирая коленки и разбивая локти, парни добежали до выступа и упали за него. Пули ещё минуты три вдогонку щёлкали по камням.

— Ну, как ты? — тяжело дыша, коротко спросил Платон.

— Буду стараться, — бледными губами прошептал Злой.

— Злой, зараза, убью, если увижу, что в столовке за добавкой пошёл. Тяжёлый, как мешок с картошкой, — пробовал поднять настроение раненому Бес.

Прошло уже около пятнадцати минут, а ни Чижова, ни Сотникова видно не было. По-прежнему стреляли. Только казалось, что наши отвечают реже. Наверное, патроны экономят.

— Бес, ты сиди, а я пойду посмотрю, чего наши командиры не мычат, не телятся, — нервно сказал Платон.

Где ползком, где короткими перебежками, Платон добрался до офицеров. Чижов по-прежнему отстреливался короткими очередями, перебегая с места на место, чтобы создать видимость количества. А Сотников сидел, облокотившись на рацию. Голова была откинута назад, его острый, большой кадык, как айсберг, торчал на белой мальчишеской шее. Увидев Платона, Чижов повеселел и крикнул, не оборачиваясь:

— Славку ранили. В грудь. Отключился недавно. Перевяжи его и оттащи за выступ. Сможешь? Я прикрою!

Платон снял окровавленную афганку и разорвал полосатую майку на груди взводного. Чуть ниже правого соска пульсировало входное отверстие. Привалив лейтенанта к себе, увидел и рваное выходное. Из аптечки Сотникова достал шприц-тюбик и сделал противошоковый укол, затем быстро перевязал грудь. Взводный открыл глаза и начал шевелиться. Увидев на себе белые бинты с яркими пятнами крови и разорванный тельник, куски которого Платон использовал, как дополнительный тампон, Сотников обидчиво спросил:

— Лёх, ну на хрена? Тельник совсем новый был.

— Слав, я тебе свой отдам. У меня тоже новый, — попытался успокоить взводного Платон.

— Слушать меня! — присел к ним взмыленный Чижов. — Платон, берёшь своего взводного и двигаешь к своим. Я прикрываю. Потом я прибегаю к вам и повторяем всё сначала. Вы уходите, я прикрываю… вы уходите, я… Всё понятно, босяки? Тогда не сердите папу. Вперёд! — крикнул Чиж, высунувшись из-за камня. Моментально щёлкнула пуля. Снайпер сука!

Платон подлез под Сотню, взял его автомат, оставив один спаренный рожок Чижову, и пошёл вниз, стараясь идти зигзагом. А ротный продолжил бегать вдоль больших валунов и в каждую расщелину посылал по одной-две пули. Рана Сотникова тёрлась о ремни автоматов и страшно болела, даже промедол не перебивал эту боль. Сначала он терпел, но потом не выдержал… На крик навстречу выбежал с испуганным лицом Бес, подхватил взводного под левую руку, и они вдвоём вынесли раненого из-под обстрела.

— Сейчас ротный прибежит, — хрипло дыша, сказал Платон. — Слушай, а я и не знал, что наш майор такой вояка.

— Да, я слышал. Про него такие байки ходят, волосы дыбом, — ответил Бес, — рассказывают, накрыли их духи в засаде. Всех положили, а он притворился убитым. Дух подходит к нему горло резать, а ротный у него нож отобрал, четверых этим ножом порезал и к нашим ушёл.

Разрыв гранаты ощутимо нагрузил барабанные перепонки. Перестал стрелять автомат Чижова.

— Что-то не нравится мне эта тишина. Давай так, Бес. Ты бери Злого и потихоньку спускайся вниз к нашим. На всякий случай передай, что духов много, пусть конкретную засаду сделают и броню подтянут. А я к ротному сбегаю, помогу. Мы потом вместе взводного принесём. Слава, подождёшь нас с Чижовым?

Взводный посмотрел куда-то в сторону, обеими руками держась за грудь, но сказал внятно:

— Согласен. Только автомат мой отдай…

Чижов стоял на коленях, прижимая левую к туловищу, а в правой он держал автомат. Увидев Платона, криво улыбнулся и произнёс:

— Извини, братан, видно, не мой сегодня день. Гранатомётом пальнули шакалы. Не успел. Только рыпнулся, а они догнали… Кость на плече вдребезги. Но идти сам смогу. Вот тебя ждал.

— Георгич, я посмотрю, — тихо сказал Платон, пытаясь добраться до раны на плече, но в полевых условиях это было невозможно.

Он снял лямки со своего ранца и крепко примотал руку майора к его же торсу. Глаза майора повеселели, он привстал, прислушиваясь, и тихо сказал:

— Заткнулись. Что-то готовят. Или думают, что нам кирдык? Ошибаетесь, суки, мы сюда не умирать пришли! Вон в ту щель посмотри, — показал он Платону.

В узкую щель между валунами был виден небольшой участок тропы, на удалении 30–40 метров. По нему, низко пригибаясь шли два духа. У второго на плече, уже во взведённом состоянии, лежала туба гранатомёта. Медлить было нельзя, духи шли добивать. Платон сунул руку в подсумок и достал гранату. Тут же прикинул расстояние и, размахнувшись, бросил навесом, как мину. Откуда и как прилетело, они так и не узнали. Ничего, спросят у своего Аллаха.

— Нам пора, Платон, — перекрикивая сумасшедшую стрельбу, рванулся с места Чижов.

Как показал проведённый позже анализ, было «не пора». Надо было подождать, пока духи успокоятся и задумаются.

Пуля ударила в спину Чижова с такой силой, что он пролетел вперёд метров пять, размахивая единственной рукой. Получилось, что он, бегущий вторым, прикрыл собой Платона. Медлить было нельзя. Платон, взвалив майора себе на плечо, практически в полный рост побежал вниз. Свистели пули над головой, выбивая маленькие ямки в валунах, рванули две гранаты, но уже ни один кусочек горячего металла не догнал два окровавленных мужских тела. Повезло.

Рана оказалась серьёзной. Пуля вошла и застряла где-то в районе сопряжения позвоночника с тазом. Чижов сознания не терял, кровь из раны почти не текла. Видно, пуля сработала, как пробка. Но ноги уже не шевелились.

— Платон, где мой автомат? — ровным голосом спросил Чижов.

— Товарищ майор, так вы ж, когда падали, его выронили. Он побился весь и вниз улетел, — ответил Платон.

— Ну ты даёшь. Хочешь, чтобы меня под трибунал отдали за утерю? Иди ищи, — выдохнул Чижов.

— Георгич, ты охренел? — подал голос Сотников.

— Вы у меня ещё за рацию ответите, — закрывая глаза, сказал майор.

Сотников махнул рукой Платону, мол, бредит, не обращай внимания. Оставалось придумать, что делать дальше. А дальше нужно было что-то делать, так как темнело, и ночевать в горах рядом с духами как-то не грело. Было ясно, что с двумя ранеными уйти вниз по тропе не удастся. Догонят. Спускаться вниз? Логично, но в этом направлении и будут искать. А если наоборот? Вверх, то есть.

Первым Платон понёс Чижова. И не потому, что тот был майором, а потому, что был без сознания. Он прошёл с ним на плечах, постепенно поднимаясь вверх, метров пятьдесят. Затем спустился за Сотниковым.

— Слава, я тебя прошу, не ори! Терпи, Слава, — шептал он ему в ухо.

И Слава терпел. Он терпел так, что крошились зубы. От черепного давления полопались сосуды в глазах. От напряжения вылетели из своих суставов две фаланги на пальцах… Лейтенант Сотников простонал в голос только тогда, когда его положили на носилки санитары.

Третий переход Платон делал уже в темноте и боялся не найти оставленного без присмотра Чижова. Но нашёл. По не успевшему пропитаться кровью кусочку белого бинта. А вот через пять минут не нашёл бы. Решил до утра остаться в небольшом углублении между двумя валунами, чтобы в темноте не завалиться куда-нибудь со своей ношей. Чижов то приходил в сознание и искал свой автомат, то опять тихо уходил в свой мир, где нет материально ответственных и трибуналов. Попробовали ему подсунуть чужой автомат… Матерился и угрожал морды всем расквасить. Сотников сидел и свистел своим входным отверстием. По щекам взводного текли слёзы. Нет, он не плакал. Просто так текли. Тело лейтенанта сначала вздрагивало, а потом начало колотиться, как в лихорадке. Ночь была холодной, в горах в это время температура может быть и ниже ноля. Платон снял с себя куртку и укрыл ею взводного, а сам лёг между ранеными, согревая их. Но Сотникова так трясло, что эта дрожь волнами, через Платона, доходила до Чижова. И тот, постанывая, начинал заговариваться.

— Коньяку Славке дай… — цедил он сквозь зубы, не открывая глаз.

— Что? Товарищ майор, — вам лучше не разговаривать, — начинал стучать зубами от холода уже и сам Платон.

— Да что ж ты за человек такой! — открыл глаза и внятно произнес Чижов. — коньяк в моей фляге. Если Сотня загнётся, я тебе лично голову откручу, гад!

Коньяка из волшебной фляги Чижова хватило до 4-45 местного времени. Платон подносил флягу каждому раз в пятнадцать минут по одному глотку. Иногда казалось, что слышат чьи-то шаги и голоса, но это осыпался гравий и веселились какие-то горные грызуны. В 5-00 приняли решение двигаться вниз. Сотников после коньяка попросил не нести его, а дать опереться. Он, типа, сам попробует. Попробовал, пришлось Платону ему ещё и локоть перевязывать. Правда, крови почти не было, вся за ночь вытекла. Шли очень осторожно, иногда останавливались и слушали. Платон почувствовал, как трудно ему стало идти. Очень болели пальцы на ногах и ступни. Ран не было, но пальцами ног пошевелить он почему-то не мог.

Куда они идут, видно не было. Внизу шевелилось и перекатывалось от порывов ветра белое облако. А может, это был и туман, а значит, они уже не далеко от своих. От усталости и постоянного напряжения ноги у Платона налились свинцовой тяжестью, руки деревенели. Он боялся, что руки разожмутся, и он может уронить на камни раненого. Ему казалось — ещё шаг и всё… Теперь его переходы стали ещё короче, а время отдыха длиннее. Чижов в очередной раз затих, а Сотников иногда даже шутил:

— Везёт нам с тобой… Лёнька! Вот спустимся и… сразу в госпиталь! Вот тогда отоспимся, — бормотал он, вываливаясь из сознания.

Неожиданно «шикнула» портативная рация:

— Чиж, я Первый! На связь. Чиж, я Первый…

— Первый, я Платон! Первый…

— Платон, где вы находитесь? Сообщите координаты!

— В жопе мы находимся, товарищ Первый! Мы находимся там, куда вы нас послали! — орал в микрофон Платон.

— Платон, ты это… соблюдай. Чиж где?

— Чиж у меня на плече, раненый. А на втором плече Сотня. Тоже раненый. От духов уходим, — зло говорил Платон, — трое нас живых. Бес дошёл?

— Сообщите ваши координаты, мы артиллерией ударим.

— А хрен вам, а не координаты! Хотите нас накрыть, как моего прапора Мохера? — зверел Платон, допивая последние капли из фляги Чижова. — Бес дошёл, спрашиваю?

— Да, как ты… Жди, за вами вышла группа. Дошёл твой Бес. Вот мерзавец…

Через полтора часа их обнаружила поисковая группа. Вниз несли всех троих. Бес действительно дошёл, и он единственный, кто дошёл на своих двоих.

Платон — герой Союза?

Командир разведроты отдельной бригады ВДВ майор Чижов А.Г. умер на операционном столе в военном госпитале в городе Кабуле во время четвёртой операции. Не выдержало сердце. За проявленные мужество и героизм представлен к ордену «Боевого Красного Знамени». Посмертно.

Командир разведвзвода отдельной бригады ВДВ лейтенант Сотников В.И. проходил лечение в Центральном военном госпитале в городе Ташкент. За проявленные мужество и героизм представлен к ордену «Боевого Красного Знамени». Присвоено внеочередное воинское звание — капитан. Закончил Академию Генерального штаба. В настоящее время — генерал-лейтенант, служит в Генеральном штабе РФ.

Ефрейтор Нурбадиев Оторбай Юнусович. За проявленные мужество и героизм представлен к медали «За отвагу». После Афганистана уволился в запас. Живёт в Таджикистане. Работает учителем физкультуры в техническом колледже.

Ефрейтор Еремеев Сергей Георгиевич. За проявленные мужество и героизм представлен к медали «За отвагу». Уволился в запас. Живёт в городе Николаеве на Украине. Частный предприниматель.

Старшина Платонов Леонид Анатольевич. Проходил лечение в военном госпитале в городе Кабул по причине обморожения конечностей (снял с себя всё, укрывая раненых офицеров). За исключительные мужество и героизм представлен к высшей награде СССР — званию Героя Советского Союза. По неизвестным причинам представление было отклонено. Без объяснения причин. В настоящее время живёт в городе Севастополе. Работает фитнес-тренером. В 90-х и 2000-х делались запросы по поводу представления в архивы и другие государственные органы. Конкретных ответов нет.

В начале 90-х в тупике железнодорожной развязки города Ташкента стояли два опечатанных вагона Министерства обороны СССР. Стояли они около двух лет. Потом пропали. Кто говорит, что их отправили по назначению (какому?). Кто говорит, что их просто отогнали на пустырь и сожгли. Что там было? Архивы. В том числе 40-й Армии, воевавшей в Афганистане.

Вопрос о том — является ли для меня Платонов Леонид Анатольевич — героем Союза? — не стоит!

Он герой! Настоящий герой и мой друг.

Оглавление

Пополнение

Строевой смотр

Выручайте, братва

Красный вечер

Чёрная ночь

Платон мне друг!

Не успели

Покажи дорогу, брат

Месть имеет право быть

Кладовщик

Не умирать сюда пришли

Платон — герой Союза? Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg