«Ради тебя»

Все это произошло в несколько секунд.

— Держись! — скомандовал Никольский.

— А-а-а! — коротко застонал Горохов.

Женька, стараясь удержать его, крикнул:

— Валера! Валера! Валера!

— Они пристрелялись! — тоже крикнул Игорь.

— Черт с ними! — хрипло ответил ему Батраков, а Песковой и Бадяга даже ничего не успели сказать, потому что второй снаряд попал между телом и башней танка.

Это был очень точный выстрел, но наводчик противотанковой пушки, конечно, не целился сюда; он целился просто в борт, взял чуть выше, и снаряд вошел под башню.

Танк шел километров двадцать в час, и когда его рвануло влево, оттого, что первый снаряд разорвал гусеницу и катки зарылись в землю, все, кроме Горохова, удержались. Горохов был убит. Он стоял на левой стороне у заднего колеса, и осколок величиной с ладонь срубил ему затылок. Горохов упал на след от гусеницы, на след, похожий на длинную гофрированную ленту.

Танк сделал еще почти полный разворот; он сделал его, может быть, потому, что убитый механик все давил на педаль газа, а может, и от разгона, но они не стали ждать, пока танк остановится, а спрыгнули на ходу, отбежали от него и легли.

Они видели, как башнер отбросил крышку верхнего люка: рука показалась до лямки, которой стягивают обшлаг комбинезона, но второй снаряд ударил под башню и взорвался внутри, рука исчезла, а люк остался открытым, и сначала из люка полыхнуло, словно в танке включился прожектор с розовым стеклом, а потом повалил дым. Они представляли, что там, внутри танка, наделал этот снаряд. Все семеро были не первый день на фронте, но минуту все-таки смотрели на люк: не покажется ли снова рука.

Раньше всех перебежал к танку Батраков, за ним перебежали и все остальные, и сгрудились за танком так, чтобы их не было видно из деревни. Батраков подошел почти вплотную к танку и, закрывая лицо от жара — просто удивительно, как горят танки, кто бы подумал, что железные танки могут так гореть, — крикнул несколько раз: «Эй, ребята! Жив кто?» — но никто ему не ответил.